Тетива (гет)

В бамбуковой роще — тихо. Не слышно пение птиц, шороха зверей, журчание горного ручья, только слабый ветер свистит, просачиваясь между зелеными стволами спицами, зловещий рокот эхом проносится и глохнет в белой пелене. По белоснежной глади бесшумно скользит мужчина с ребёнком, оставляя ровный след от снегоступов. За плечами у них большой лук и кожаный колчан со стрелами. В безмолвии раздаётся хриплый крик белой цапли, от неожиданности мальчик пугается и чуть не падает, отец ловит его за ворот меховой накидки, возвращает на место и прикладывает палец к потрескавшимся от морозного ветра губам. Мужчина не стар не молод, в холодных серых глазах отражается несгибаемая воля, горечь утрат и мудрость. Складки на лбу разглаживаются, жёсткий взгляд сменяется восхищением. Из рощи, величественно с горделивою осанкой выходит олень. Рога у него огромные, как мшистые ветви столетнего дуба, глаза влажные — понимающие. Он бьёт по насту копытами и тычет носом в снег. Рука тянется за луком. Тетива натянутая до предела, дребезжит. Стрела c глухим свистом в мгновение пронзает мощную шею оленя. Зверь не кричит, безмолвно заваливается набок и в последний раз всматривается в холодную синеву зимнего неба, встречая смерть.

— Так умирают благородные, Неджи, — говорит отец сыну, доставая нож из холщовой сумки.

Хрустальная кромка озера медленно заливается рубиновой кровью.

Некогда мальчик, теперь юноша вспоминает бамбуковую рощу, первую в своей жизни охоту и слова отца. Склоняет голову перед победителем. По ногам пробегает дрожь, ожидание смерти, оказывается страшнее, чем сама смерть.

— Подними голову, — слышит он властный голос, над самым ухом. — Есть ли смысл в твоей смерти, и в смерти твоих людей?

Неджи взирает на победителя непонимающим взглядом, кровь с рассечённого лба заливает глаза, но он не смеет прикрыть их. Перед ним стоит достойный воин, выигравший много сражений, забравший много жизней. Лицо его когда-то красивое, покрыто мелкими порезами и окроплено кровью его людей, с длинных волос стекает багряная грязь. Тело его заковано в доспехи; на металлических пластинах навеки отпечатаны следы катаны и копий его врагов.

— Когда-то и я был молод. Считал, что умереть на поле боя или склонить голову перед победителем, принять гибель с благородством и честью — правильно. Есть ли в этом смысл? Не лучше ли просить о милосердии?

— Достойный воин падёт в бою, а не склонит колено, прося о пощаде.

— Как тебя звать?

— Неджи.

— Ты мне нравишься Неджи, — лёгкая тень улыбки скользнула по лицу. — Но ты так молод и не знаешь цену жизни. Взгляни, Неджи. Посмотри на всех этих людей, — вздёрнув выдвинутый подбородок и окинув стальным взглядом, сказал мужчина. — Это твои люди. Стоят склонив головы, ожидая твоего решения. Как ты думаешь, все ли согласны с тобой? Все ли желают умереть сегодня? Или если предоставить им выбор, они выберут жизнь?

Юноша оглядел толпу. Побитые, уставшие воины покорно ждут своей участи. Он знал многих из них; с некоторыми вместе рос, играл, охотился. Все они ринулись за ним на поле боя, защищать честь клана.

— Я уверен в своих людях.

— Правда? А если я дам им выбор? И если они выберут второе, ты в них разочаруешься?

— Жить с позором страшнее и они это знают. Я не прошу пощады, но если вы им предложите и если их выбор отличается от моего, то жить с этим клеймом им, а не мне. Я своё решение принял.

—Я отнял не одну жизнь,— спокойным тоном проговаривает воин и поднимает руку в чешуйчатых перчатках к его глазам, бронзовые пластины измазаны кровью. — Мои ноги никогда не склонялись ни перед кем, и я не знаю, каково — проиграть. Я бы отсёк тебе голову прямо сейчас, в одно мгновение. Без сожаления. Я всегда так делал. Но, однажды, после очередного сражения, занеся катану над головой, откуда ни возьмись, бросилась к ногам, моя покорная дочь. Она стояла на коленях и не смея смотреть мне в глаза, заливаясь слезами, просила: «Отец, прошу, пощади их. Прояви милосердие». Я тогда задумался, что ни разу мысль о пощаде не приходила ко мне в голову. Я сказал ей тогда, что для воина лучше умереть с честью, чем стать рабом. Но, она упорно продолжала говорить о милосердии и тогда, я ради интереса предложил им выбор. Хотел показать дочери, что она неправа. И каково было моё удивление, когда половина выбрала жизнь.

— Я свой выбор сделал, — ответил твёрдо Неджи.

— Тогда я предложил каждому. Сейчас же, только от твоего решения будут зависеть их жизни, — словно не слыша ответ, произнёс полководец и положил тяжёлую руку на плечо парня. — Подумай, у каждого есть семья, любимые, кто-то из них хотел бы вернуться домой. Посмотри на них внимательно, неужели твоя гордыня оборвёт их жизни.

— Зачем вы так поступаете?

—  Я видел тебя в битве. Хотел бы, чтобы ты сражался на моей стороне. Такой талант жалко гробить.

Неджи стоял не двигаясь, казалось, ноги его приросли к земле, а на плечи навалились валуны и последний раз, взглянув на своих людей, он проглотив вставший в горле ком, преклонил колено.

Самодовольная ухмылка растекается по лицу Хиаши, внутри всё затрепетало и расползлось приятным теплом, от победы над этим юношей. Ему по нраву своевольные и гордые вояки, но больше всего ему нравилось их ломать.

— Это неприятно, — бесстрастно говорит Хиаши, держа над огнём тонкий прутик с причудливой символикой на конце. — Прежде, я так никогда не поступал. Однако, людям присуще предавать своих господ. Я как-никак оставляю на тебя земли и должен быть уверен, что ты не заключишь с кем-нибудь союз и не восстанешь против меня. Клеймо на видном месте не даст это сделать и к тому же будет напоминанием — кому ты служишь. Если память начнёт подводить, — оранжевые язычки пламени в последний раз поцеловали раскалённое докрасна железо. Хиаши метнул взгляд в сторону своих людей, давая тем самым команду, чтобы крепче держали и запихнул в рот кляп, — Некоторые прокусывают себе язык. Не хочу иметь дело с немым, — железо зашипело, соприкасаясь с кожей. — Не придавай меня Неджи и тогда твои люди не будут знать, что такое голод.

Острая боль пронзила лоб. Слёзы в первый раз прыснули из глаз, стиснув со всей силы деревянный брусок, он упал на землю и заскулил как раненый волк, закрывая руками свой позор.

Он нёсся по тёмному густому лесу, не осознавая, куда и зачем. Падая словно слепой и поднимаясь, он обдирал руки и колени об острые камни и ветки колючих кустов. Внутри него клокотала ненависть и жаждала вырваться наружу. Одинокий серп луны проскальзывал сквозь тёмные тучи и освещал холодным светом неспокойный лес. Сухая ветка полоснула и без того ноющий от боли лоб. Неджи вскрикнул упав на колени и вцепившись руками в рыхлую землю, неистово закричал. Деревья зловеще зашелестели от резкого порыва ветра и стихли, повеяло замогильным холодом, по спине прошёлся холодок. Молочный туман окутал всё вокруг, послышался тихий хруст веток и из-за зарослей появилась женщина в ослепительно белом одеянии, седыми волосами и мертвенно бледной кожей, губы её тонкие были неестественно алыми.

— Я чувствую твою боль, — сказала незнакомка и провела по щеке холодными длинными пальцами. Острые ногти оцарапали грубую кожу. — О, какая боль, — с восхищением проговорила она и глубоко вдохнув, слизала языком кровь.

— Кто ты? — спросил Неджи, с интересом разглядывая женщину, было в ней что-то завораживающее и опасное.

— Твой спаситель.

— Спаситель?

— Я исполню твоё желание. Хочешь, я накажу того, кто сделал это с тобой, — мягко, как мать прошептала женщина.

— Желание?

— Да, только одно желание. Так чего ты хочешь?

— Что ты возьмёшь взамен? —  спросил юноша с подозрением.

— Ничего. Желание можно загадать только раз и изменить его нельзя, поэтому подумай, чего ты действительно хочешь.

Неджи болезненно морщился, закусил губу и, устремив на неё решительный взгляд, сказал:

— Хочу одержать победу над кланом Хьюга.

— Хм, — разочарованно вздохнул лесной дух и коварно улыбнувшись, коснулся губами его губ, — будет исполнено.

Едва заслышав на рассвете звонкую трель птицы, Хината скидывала тонкое одеяло, потянувшись на футоне, быстро надевала поверх ночной рубашки шёлковый длинный халат с вышитыми жёлтыми хризантемами на рукавах. Небрежно повязавала васильковый пояс, аккуратно раздвигала сёдзи и проскальзывала на энгаву. Немного мокрые после дождливой ночи гладкие доски приятно холодили босые ноги. Обойти покои отца было страшнее всего, казалось, еле слышный скрип половиц мог разбудить его. Посему она задерживала дыхание и на цыпочках, перебирая крохотными ножками, словно мышка, пробегала мимо.

Пока все спали, маленькая госпожа позволяла себе небольшую шалость, как непослушный ребёнок, выйти в сад без дозволения и вскарабкаться на персиковое дерево, ветки которого были выше каменного забора. Взобравшись, Хината окидывала взглядом всё вокруг и с замиранием смотрела как круглое подобное апельсину, который чистила Нацу, солнце, выплывало из-за гор и окрашивало небо ярко-оранжевым. Замок был расположен на холме, а город находился в низине и был виден как на ладони. Вот первые лучи играют разнообразными цветами на черепичных крышах; блестят и шелестят зелёные кроны деревьев; собака, завидев кошку, бежит вверх по узким мощёным переулкам; человек, запряжённый в тележку, лениво тащится к главной площади. Хината закусывает большой палец в предвкушении, ей очень хочется побывать там. Судя по рассказам Нацу, там полно диковинных вещей и детей, бегающих босиком и распевающих песни. Ей безумно хотелось заговорить с кем-то из «оборванцев», как их называла Нацу. Она всё время находилась в окружении взрослых, которые постоянно от неё что-то хотели; правильно говорить, петь, играть на биве и ходить маленькими шажками, не отрывая пятки от пола, а не как отец и господин Ко, размашисто.

Как-то подслушав болтовню слуг, она узнала, что в скором времени у неё будет братик или сестрёнка. Хината улыбнулась, порадовавшись, что в доме появится ребёнок с кем можно будет поиграться и через мгновение расстроилась. Вторая жена отца, была из очень знатного рода и не собиралась переезжать в их «захолустье» и что отец, если появится на свет мальчик, скорее всего, переедет и будет заезжать к ним один или два раза в год. Эта новость её опечалила несмотря на то, что отец внушал страх, его приезда она ждала больше всего. Бывало, вернётся он весь в пыли, уставший и в царапинах, посадит к себе на колени, проведёт крупной рукой по волосам, раскрыв мозолистые ладони, подарит какую-нибудь интересную вещицу. В сердцах она желала, чтобы родилась сестрёнка. В её маленькой голове поселилась навязчивая мысль, если она станет примерной дочерью, тогда отец не покинет её. Поэтому с особым рвением девочка учила песни, выводила иероглифы тушью на рисовой бумаге и играла на биве, пока ноги не отекали от постоянного сидения на коленях и пальцы не сводило судорогой. Чем больше она себя изводила, тем больше делала ошибок от усталости и напряжения, из-за чего неизменно ловила на себе разочарованный взгляд отца.

Петухи наперебой начали кричать и разочарованно вздохнув, маленькая госпожа переступила с ветки на ветку и хотела было спуститься, но обнаружила на расстоянии вытянутой руки два спелых розоватых персика, потянувшись к ним, ветка под ней хрустнула и она полетела вниз. Хината не помнила, сколько там пролежала, но судя по тому, что открыв глаза, обнаружила у ног лекаря и отца, расхаживающего по комнате заведя руки за спину, довольно долго.

— Перелом, господин, — сказал старик, коснувшись сухими морщинистыми пальцами до седой бороды. — Я наложу шину, походит месяц-другой. В их возрасте всё заживает быстро. Упала удачно, сами небеса уберегли её, а ведь легко могла разбить голову и переломать ноги, а так, отделалась сломанной рукой и парой царапин.

— Что ты там делала? — спросил Хиаши, как только лекарь покинул покои.

Голос его немного подрагивал, он рассеянно смотрел на дочь с противоположного конца комнаты. Внутри его шла борьба: с одной стороны, его одолевала радость, что его послушная и кроткая дочь осмелилась выйти в неподобающем виде, как-то незаметно проскочить мимо его покоев и охраны, взобраться на дерево, как мальчишка-сорванец; с другой стороны — разочарование, не пристало девочке так себя вести.

— Хотела сорвать персики.

— Персики значит, — с подозрением ответил отец.

— Да, — вторила Хината, прикусывая изнутри щёку и возвела глаза к деревянному потолку, избегая испытывающего взгляда отца.

— Ты же знаешь, Хината — врать нехорошо.

Дыхание у неё спёрло от слов отца, длинные пушистые ресницы дрогнули. В тот день, любимое дерево хозяина поместья было срублено. Дочь до сих пор не могла понять; вырубил ли он его в назидание или из-за страха, что она снова на него взберётся и на этот раз расшибётся насмерть.

У Хиаши родилась вторая дочь, судя по слухам — это его не радовало. Он стал раздражительным, подолгу уходил в военные походы, а когда возвращался, сидел в своих покоях ни с кем не разговаривал. Ему казалось небеса смеются над ним, даруя бесполезных дочерей. Кому он оставит завоёванные земли, кто будет гордо носить имя клана и сражаться до последней капли крови за честь.

За десять лет, отец ни разу не привёз сестру, хоть Хината настойчиво просила о встрече. Он отмахивался, говоря, что слишком опасное время для далёких путешествий и что вторая жена, не особо будет рада «таким» гостям. Если она продолжала настаивать, то ставил на колени на горох и надолго уходил. Со временем дочь перестала интересоваться и бесцельно слонялась по поместью сочиняя незамысловатые стихи и напевала мелодии, как-то услышанные по дороге в храм.

Один раз, отец взял её в поход, желая показать их величие, но и там она успела натворить делов, осмелясь помешать расправе над побеждёнными. Хоть тогда перед толпой, он и виду не подал, что его разозлило такое дерзкое поведение, однако по возвращении, всыпал пять ударов розгами по спине, чтобы больше не смела подвергать сомнению его решения.

Хиаши никогда не кричал, он лишь смотрел холодно с укором, от чего у неё в жилах кровь стыла. Казалось, стоять на горохе было намного проще, чем выдержать на себе его взгляд.

— О чём ты думала?

— Я сама не заметила, как отошла от слуг.

— А ты куда смотрел? Я тебе велел не сводить с неё глаз, — спросил отец, грозно взирая на Ко.

Приспешник стоял на коленях, опустив голову, не смел шелохнуться. Сегодня он совершил ошибку, упустил госпожу из виду, из-за чего подверг опасности. Несомненно, он совершил ошибку и должен принять наказание, каким бы оно ни было.

— Отец, — проглотив слюну, боязливо продолжила Хината, — это я виновата. Не наказывай его. Я...на правах госпожи приказала ему изменить маршрут и свернуть на третьем переулке. Он всего лишь слуга, а слугам нельзя перечить своим господам, а затем воспользовалась ситуацией, когда он решил помочь споткнувшейся бабушке, убежала. Я хотела побывать на базарной площади, но вскоре поняла, что совсем не знаю город и заплутала. Если и есть кого наказывать, так только меня. Ты сам всегда говоришь, что за ошибки должны платить только те, кто их совершил, — закончила говорить Хината и быстро бросила решительный взгляд на Ко, который в недоумении слегка приподнял голову и с опаской смотрел на свою госпожу.

— Что ж...порой ты меня удивляешь, Хината, — проговорил Хиаши, подходя к ней. Приподнял лицо за подбородок двумя пальцами, заставив смотреть её прямо в глаза. — Как считаешь, не должен ли он наказать тебя, за то, что воспользовалась им в своих корыстных целях и подставила.

— Господин...

— Молчать. Слова не давал. Сколько ударов плетью она заслужила?

— Господин. Не надо. Госпожа...— взмолился Ко, приподнимаясь с колен.

— Я вроде понятно задал вопрос. Сколько ударов по-твоему она заслужила?— продолжая смотреть в глаза дочери, жёстко спрашивал Хиаши.

— Один.

— О, Ко. Ты слишком добр к ней, — лёгкая улыбка заиграла на губах, — я бы сек тебя до кости, чтобы навсегда запомнил, как нужно исполнять мои приказы.

— А ты Хината, как думаешь, сколько заслужила?

— Я...я...не знаю,— растерялась дочь и губы её задрожали, сжав их в тонкую полоску и сомкнув руки в кулачки, она собрала всю свою волю и ответила, — сколько считаете нужным, отец.

— Прекрасно. Тридцать пять ударов будет достаточно.

Хиаши с интересом наблюдал, как дочь сильнее сжимала гладкую ткань кимоно, терпела удары, кусая губы до крови, но не издавала и звука. Даже слёзы не текли по её щекам. Достойно, подумал он и хотел было прервать наказание, но быстро ворвавшийся слуга, что-то шепнул ему на ухо и Хиаши растерявшись выбежал из комнаты.

— Зачем вы солгали, госпожа, — сглатывая подступившийся ком, проговорил Ко и бросил плеть на татами. — Это же я решил Вам показать площадь и это моя ошибка, что я Вас потерял.

— Тебя бы он не пощадил, — ответила Хината, поднимаясь. Спина её дико болела, но она не подавала виду. Она подошла к нему и нежно коснулась его дрожащих рук и мягкая улыбка осветила её лицо, — Всё хорошо, Ко. Не вини себя.

Утреннее солнце прорезало горизонт ярко-оранжевыми сполохами света, из-за гор медленно выплывал жёлтый диск. Неджи любил с рассветом, пока солнце не прогрело землю, пройтись босиком по свежей траве и взобраться на ближайший холм, на вершине которого росло старое дерево эноки. Длинные ветви его простирались до самого неба, а корни узлами въедались в землю, словно пытались удержать. В детстве он укрывался здесь от жары, облокотившись спиной о необъятный гладкий ствол, пока отец давал указания слугам и осматривал посевы. Кто-то из деревенских, как-то сказал, что под деревом похоронена ведьма, чей возлюбленный бросил её. В отместку она превратила его в эноки, тем самым навсегда привязав к себе. Поговаривали, что иногда по ночам можно услышать всхлипы, крики мужчины и дикий зловещий смех женщины. Из-за старых баек, мало кто поднимался на вершину холма, все старались обходить это место стороной, чтобы не навлечь на себя проклятье. Неджи было всё равно на глупые сказки. Отсюда открывался прекрасный вид на владения:с южной части располагались рисовые террасы, которые в начале лета тонули в воде и в зеркальной глади отражалось бирюзовый небо с перистыми облаками, блестели играючи солнечные лучи, а в июле они утопали в сочно-зелёных побегах; на северо-востоке покачивалась и издавала зловещий скрежет голубовато-зелёная бамбуковая роща и небольшое тихое озеро, временами покрывалось мелкой рябью, возле него толпился скот и слетали дикие чёрные утки, а дальше расстилались бархатные, изумрудные бескрайние пшеничные поля, сливаясь с небосводом; вдоль северной стороны тянулась цепь горных хребтов, с острыми серыми пиками, а внизу узкой лентой бурлила и пенилась горная река.

Нога скользнула по влажной траве, серебряная роса мелкими бусинками упала на землю. Неджи окинул взглядом просторы, прерывисто дыша. Кожа под повязкой болезненно зазудела, словно напоминая, что это больше не его. Несколько чёрных стрекоз шелестя крыльями пролетели низко над землёй, предсказывая скорый дождь. Амбары были почти пусты, после того как Хиаши увёз большую часть запасов. Неджи надеялся, что лето в этом году будет в меру дождливым и тёплым, в противном случае их ожидал голод. Спустившись, он надел дзори и зашагал к поместью. Жители просыпались, широко зевая выползали из домов и завидев его кланялись. Он хотел как можно быстрее добраться до дома и скрыться в темноте пустых, бесконечных комнат. Ему казалось, что люди видят уродливое клеймо под грубой тканью, осуждают и смотрят на него с презрением. Хиаши оставил его за главного, ничего не поменяв: не посадив на место своих людей, не оставив своих солдат. Было в этих решениях жестокая извращённость. Неджи представлял, как лицо Хьюга расползётся в мерзкой самодовольной усмешке, как загорятся серые глаза, когда он собственноручно обокрадёт своих людей и передаст дань, преклонив колено. Как сомкнутся пальцы на его плече, когда придётся наказать первого провинившегося человека, как он поднимет подбородок и посмотрит на него свысока, наслаждаясь, что окончательно сломил его. Если разобраться, для его людей ничего не изменилось, он всё так же оставался их хозяином, поэтому они относились к нему с должным почтением. Неджи был уверен, что за глаза, они хотели плюнуть ему в лицо, сказав, как низко пал сын великого и гордого Хизаши. Чувство стыда, беспомощности перед судьбой и отвращение к самому себе грызли его изнутри и распаляли пылающий огонь ненависти в сердце день ото дня.

Он точил наконечники для стрел, сидя на энгаве, когда завидел вдалеке поднявшиеся клубы пыли. Отбросив всё в стороны, быстро поднялся, приказав своим людям спрятаться в доме, заткнул катану за пазуху и вышел. Когда Неджи открыл ворота, один из всадников спустился с вороного коня и протянул свиток с печатью герба клана Хьюга. По простому крою косоде, он предположил, что тот занимает не самое высокое положение в клане, однако, дорогая шёлковая ткань и нефритовый браслет, выдавали в нём человека приближённого к господину. Развернув свиток, Неджи быстро прошёлся по сообщению, явно написанному на скорую руку, буквы скакали и кое-где были замазаны тушью, оставив некрасивые тёмные кляксы. Нахмурившись, без особого желания, он впустил их внутрь. Хиаши ссылаясь на подорванное здоровье старшей дочери, из-за постоянно сырой погоды, просил приютить её на некоторое время, так как климат в их краях более мягкий. Истинная причина была скрыта от него, он предполагал, что госпожа скорее всего опорочила свою честь и носила под сердцем нежеланного ребёнка и пока не пошли по округе слухи, её сослали под предлогом болезни. Однако, то как одеты были путники, и что госпожа прибыла без свиты, не в паланкине с минимумом вещей, настораживало. Собирались они явно впопыхах, словно от чего-то бежали. Человека в белом косоде звали Ко, ему было лет тридцать не больше, был вежлив и не отходил от госпожи ни на шаг, в то время как та скрывалась под тёмно-бордовым парчовым плащом. Он не знал где её разместить, чтобы не обидеть. Бросая быстрые взгляды на комнаты, он продолжал идти по длинному коридору, остановившись лишь тогда, когда услышал бархатный голос.

— Я могу разместиться в любой комнате. Мне неважно где, главное — постелите футон и пришлите кого-нибудь из слуг, чтобы помочь мне разместиться. Насчёт еды не беспокойтесь, я и мои люди будем есть то же, что и вы. Мы явились без предупреждения, было бы несправедливо просить от Вас большего.

Он повернулся, капюшон был спущен и тёмные пряди шёлком струились по ткани, большие серые глаза лучились светом. Она не была похожа на отца, во взгляде не было высокомерия, черты лица были мягкими, приятными, а кожа, словно драгоценные камни сверкала изнутри.

— Вам здесь не рады, — сказал он, заметив, как девушка, которую он приставил, зажала рукой окровавленный палец и в слезах выбежала из комнаты, оттолкнув госпожу.

— Я знаю... — помедлев ответила она, аккуратно собирая осколки разбитой чашки, — Я…я...хотела помочь. Меня здесь либо бояться, либо ненавидят...Я не мой отец и за разбитую посуду никого наказывать не собираюсь. Вы можете ей передать, чтобы она не волновалась, — с мольбой в голосе, Хината посмотрела на него и поставив осколки на стол-такатсуки, тяжело вздохнула, сложив руки на коленях, — Если бы Вы мне поручили какое-нибудь дело, может быть тогда, люди воспринимали бы меня по-другому, — Неджи ухмыльнулся, сложив руки перед собой, прошёл в комнату. Фурин подвешенный под карнизом тихо зазвенел от лёгкого ветра, — не смотрите на меня так, словно я бесполезное создание, умеющее только вышивать, играть на биве и вести скучные беседы.

— Заметьте, я ничего такого не говорил, — невозмутимо сказал он. Уши её покраснели под пристальным взором, лицо покрылось лёгким румянцем и смутившись, она отвела взгляд, комкая ткань кимоно.

— Я много чего умею, — пробубнила она себе под нос, как маленький обиженный ребёнок.

— Что именно? — спросил он, загоняя в тупик, — должен же я знать, чтобы поручить Вам важное дело или Вы уже передумали?

— Почти всё, — серьёзно взглянув на него, жёстко произнесла она.

— Женщина, которая следит за курами, слегла с простудой. Нужно накормить кур, собрать яйца и прибраться, — ровным голосом говорил Неджи, внимательно смотря на лицо госпожи, глаза которой постепенно расширялись. Он ждал, когда она вспыхнет и скажет, что для неё это слишком грязная работа и тогда, он раз и навсегда заткнёт её, указав, что ей лучше играть на биве и расшивать платки, — Правда, я не думаю, что Вы сможе...

— Хорошо, — резко ответила она, перебив, — Я...часто делала это у себя дома.

Она бегала по курятнику в дорогом кимоно, кричала и смеялась, отгоняя кур, складывала в плетёную корзину хрупкие яйца. Он смотрел на неё из-за угла и тихо смеялся, как глупый мальчишка. Женщина заметив её, вскрикнула и едва не побежала к ней на помощь, он схватил прислугу за локоть останавливая.

— Что же это такое господин?! Не пристало госпоже ...

— Тише, тише, Нана...Госпожа сама захотела, разве мы смеем перечить...

— Как бы чего не случилось...

Хината споткнулась и упала в куриный помёт. Несколько яиц выкатились из корзины и разбились, растекаясь по земле вязкой жёлтой слизью. Ко выбежал откуда ни возьмись и бросив злой взгляд на него, помчался к госпоже. Помогая встать и отряхивая запачканную сверху до низу одежду, верный слуга то и дело метал неодобрительный взгляд. Неджи думал, что она расплачется, топнет ногой и укажет на него, обвинив во всём, но она лишь убрала с лица тёмную грязную прядь и захохотала. Хината повернулась и посмотрела на него, отчего в животе у него всё скрутило. Она сияла от счастья.

— Кем бы ни был её отец и, что бы он с тобой не сделал, не отыгрывайся на ней, — пригрозил Ко, входя в его покои. — Она хороший человек.

— Все мы хорошие, до поры до времени, — зло прошипел Неджи, тщательно вырисовывая иероглиф на рисовой бумаге.

— Она...другая...не такая, как мы.

— Ты влюблён в свою госпожу? — подметил парень, и положил кисть на фарфоровую подставку.

— Если и влюблён, то что с того. Я никогда не причиню ей вреда...В тебе кипит ненависть, я это вижу...и ты вправе ненавидеть господина Хиаши, но не её...

Стоило солнцу выскользнуть из-за гор, как приятная прохлада вскоре сменялась невыносимой духотой. Проснувшись ранним утром, можно было увидеть, как с земли поднимается пар и вскоре испаряется, оставляя после себя едва заметную прохладу. Палило нещадно, с равнин дул обжигающий суховей и на некогда зелёных холмах пожухла трава, образовав соломенного цвета проплешины. Спелые плоды персиков и абрикосов трескались прямо на ветках, сладкий, липкий сок стекал, впитывался в грубую медно-красную покрытую янтарными слезами кору. Большие осы с жирными жёлтыми брюшками жужжа слетались на фруктово-древесный запах. Со всех сторон доносился оглушительный стрекот цикад и лишь ближе к реке, откуда дуло прохладой, где-то из-за травы раздавались ленивые кваканье лягушек.

Навьюченные водой лошади тяжело плелись по пыльной дороге к посевам, поднимая под собой сгустки золотой пыли. Жители непрестанно молились в красном храме и разливали саке по сакадзуки ⁽¹⁾, чтобы сдобрить богов. Кое-где были слышны звонкие голоса девиц призывающие дождь.

В тусклых пустых комнатах, разлёгшись на татами и отворив настежь сёдзи выходящие в сад, Хината спасалась от жары. Кроме молодой служанки в её покои в это время никто не заходил, поэтому она могла позволить себе лежать в одном лишь дзюбан⁽²⁾, сквозь тонкую ткань которого виднелись розоватые ореолы и тёмный волнующий треугольник. Случайно залетевшая муха назойливо загудела нарушая благоговейную тишину, описав несколько кругов, вылетела. Девушка приподнялась и потянулась за утива ⁽³⁾, полукруг которого был обтянут голубым шёлком с изображёнными бело-красными карпами кои. Она обмахнула лицо веером и широко зевнула, прикрывая рот ладошкой. За дверью послышались тихие шаги, отчего она вся напряглась.

— Госпожа, я принёс арбуз.

— Входи, — быстро юркнула за фусума Хината, накинула тонкую льняную юкату и небрежно повязала пояс, за что позднее получила неодобрительный взгляд от Ко, — поешь со мной, — поймав у самого порога, произнесла юная госпожа.

Взяв керамическую тарелку с аккуратно нарезанным арбузом, девушка вышла на энгаву. Поставив блюдце на раскалённые от солнца доски, Хината села на колени выпрямив спину, с особым изяществом взяла дольку арбуза, мякоть которого была словно красный бисер с белыми будто нити — прожилками. Ко на мгновение задержал взгляд на шелковистых волосах, которые при свете дня отливали синевой и подумал, как быстро госпожа из нескладной девочки, превратилась в настоящую красавицу.

Он уселся рядом, скрестив ноги. Одетый в простое самуэ синего цвета и с коротко остриженными волосами, он выглядел моложе своих лет и напоминал серьёзного паренька из детства. Раньше Хината не подмечала, что он был довольно красив; у него были правильные черты лица, немного широкий нос и слегка загорелая кожа, отчего светлые глаза казались особенно яркими. Взгляд её упал на мускулистые предплечья покрытые вздутыми зеленоватыми венами и на исцарапанные, мозолистые ладони. Если не служение ей и её семье, которая предполагала полный отказ семейной жизни, он мог бы взять в жёны очаровательную девушку и стать хорошим отцом. Неприятное чувство засвербело в груди от осознания его судьбы. Она почувствовала вину за все доставленные в детстве хлопоты, когда из-за её маленьких побегов на улицу, все шишки доставались ему. Он был к ней добр и несмотря на то, что был намного старше, всегда относился к ней с глубоким почтением и порой позволял ей быть беспечным ребёнком, свободным от норм приличия.

— Прям как в детстве, — надкусив арбуз, мягко произнесла Хината. Освежающий, водянисто сладкий вкус растёкся по горлу. Внезапно поднявшийся горячий лёгкий ветер опалил кожу и спутал волосы, небольшой пруд покрылся мелкой рябью. — Ты всегда выковыривал арбузные косточки, прежде чем дать его мне. Помню, меня это ужасно злило.

— Правда? Я не замечал за Вами.

— Я ничего не говорила, но мне очень хотелось поплеваться чёрными семечками.

— В следующий раз принесу Вам с косточками, — засмеялся Ко, посмотрев на госпожу. Пухлые губы её были влажными от сока и ему пришла непристойная мысль: «Какие они на вкус? Слаще арбуза?». Краска стыда расползлась по лицу, поспешно отвернувшись, он впился глазами в бутон белого лотоса с нежно-розовыми разводами по краям, который со дня на день обещал раскрыться. Жгучая горечь затопила сердце, госпожа подобна одинокому лотосу посреди искусственного пруда, безгранично далека от него. Он может лишь любоваться украдкой, без права прикоснуться, без права узнать мягкость её губ и гладкость её кожи. Когда острые лепестки раскроются в своём великолепии, привлекая внимание, ему остаётся только созерцать олицетворение чистоты и совершенной красоты и надеяться, что никто, никогда не осмелиться обрезать тонкий зелёный стебель. Хинате было двадцать и в этом возрасте, девушки из знатных семей имели уже ребёнка. Однако, господин Хиаши не спешил выдавать её замуж, каждый месяц отвергая выгодные предложения, считая всех претендентов на роль главы недостойными, и это вселяло призрачную надежду, что он навсегда останется в поместье, рядом с ней.

— От отца нет вестей? — поинтересовалась Хината, слегка наклонив голову набок.

— Нет. Я бы сообщил.

—Я надеюсь, что скоро всё утрясётся, найдутся заговорщики, и мы сможем вернуться домой. Когда я думаю, что на вторую семью отца было устроено покушение, всё во мне переворачивается. Как можно напасть на беззащитных женщин. Хорошо, что никто не погиб.

— Вам здесь не нравится?

— Мне здесь не рады, — пожав плечами ответила Хината, — особенно господин Неджи. Мне кажется, он меня ненавидит, считает никчёмной. Хотя, наверное, он прав. Я ничего не умею, всё делаю неправильно… Но я…стараюсь…правда стараюсь быть хоть в чём-то полезной…но всё словно специально валиться из рук и тем самым я ещё больше доставляю хлопот. Я не понимаю, почему отец отправил нас сюда?

— Здесь Вас точно не будут искать и господин Неджи человек слова и раз он преклонил колено вашему отцу, значит, защитит Вас, если заговорщики доберутся сюда раньше, чем их поймают.

— Тогда почему, он не сказал, что мы скрываемся? К чему ложь о моём здоровье. Не лучше ли предупредить об опасности, если он ему доверяет.

— Стало быть, на то есть причины. Господин Хиаши мудрый человек и если наказал молчать об истинной причине, значит нам стоит держать рот на замке. В одном я уверен точно, он никогда не стал бы подвергать Вас опасности, каким бы строгим отцом он ни был, он Вас любит. Порой, правда, мне трудно понять его любовь.

Огненный шар сел за горизонт, и багровые блики потухли в бездонной синеве, на бархатном небе рассыпались крупные звёзды, создавая созвездия, сверкая, как драгоценные камни. Большая, круглая луна с огромными тёмными вмятинами казалась раскалённой и освещала всё вокруг лимонным светом. Когда в поместье всё стихло и был потушен последний фонарь, Хината поднялась и с осторожностью обогнула сад, двинулась вниз к озеру. Она несколько раз уже купалась в темноте, наслаждаясь безмятежностью: прохладным ночным ветром, мягким шелестом высокой травы, слабым шуршанием зверьков в зарослях леса, треском бамбука. Порой заходя в тёплую воду, Хината приглушённо смеялась, оттого что небольшие любопытные рыбки щекотали ноги.

С каждым шагом светлячки, мирно ютившиеся под листочками, просыпались и медленно взлетали, освещая дорогу морем светло-зелёных огоньков. Услышав тихий плеск воды, юная госпожа спряталась за кустом и замерла. Неджи стоял к ней спиной по пояс в воде и наклонив голову, отжимал воду с мокрых волос. Ей бы сейчас отвернуться и направиться в поместье, не подобает девушке смотреть, как купается мужчина. Но то ли из любопытства, то ли из-за непонятного ей желания, ноги словно приросли к земле, а широкая, в меру мускулистая спина, на бледной коже которой круглыми бусинами застыла вода, приковала взгляд. Когда парень двинулся вперёд, разрезая плотную чёрную гладь, оголяя узкие бёдра, упругие ягодицы и сильные ноги; в горле пересохло и она с трудом проглотила вязкую слюну. Воздух внезапно стал густым, тяжёлым, дыхание участилось и выходило с тихим хрипом; непонятно откуда взявшийся жар разлился по телу невыносимой истомой, ноги подкосились, стали ватными. Тонкая ветка под ней хрустнула. Неджи обернулся натянув штаны на мокрое тело и ей показалось, он видит её сквозь пелену ночи. Страх вперемешку со стыдом отрезвил её, и резко сорвавшись с места, Хината побежала не разбирая дороги. Сердце выпрыгивало из груди, хаотично колотилось о ребра, подступало к горлу, когда чувствовала, что дышат в затылок. « Что я скажу?», крутилось в её голове и подстёгивало ускоряться. Споткнувшись то ли о камень, то ли об оголённый корень дерева, кубарем покатилась вниз. В глазах потемнело, завертелось, ткань цепляясь о ветки, рвалась и вскоре больно ударившись о ствол сосны, она наконец-то остановилась, не в силах встать.

— Это Вы? — с удивлением, запыхавшись от бега спросил Неджи, переворачивая её. Трудно было узнать молодую госпожу: лицо было в пыли, одежда испачкана и порвана. Лишь испуганный взгляд светло серых глаз выдавал её. Он слабо улыбнулся и попытался приподнять, но девушка застонала от боли и схватилась за бок. Юката задралась и он увидел разодранные в кровь колени, исцарапанную голень. К его удивлению, она не плакала, лишь протёрла лицо грязным рукавом, громко чихнув. — Болит ребро?

— Немного, и левая нога, — промычала Хината, вытянув ноги.

Он легонько приподнял стопу и мягко прошёлся по коже, подушечки его пальцев были шершавыми и тёплыми. От прикосновения приятное тепло разлилось внизу живота, защекотало.

— Надеюсь не перелом. Что Вы делали так поздно в лесу?

Серые, как чищенное серебро глаза, смотрели на неё исподлобья. В них не было прежней надменности, но искрилось что-то похожее на озорство.

— Гуляла.

— Или подсматривали? Неужели, то что Вы увидели, настолько сильно испугало Вас, что Вы бежали, как будто призрак гонится за вами.

— Я не... я не подглядывала...Я ничего не видела... — поперхнувшись и заикаясь, проговорила Хината, пряча взгляд.

— Это...вышло случайно. Я испугалась, что Вы меня не так поймёте.

— Нам нужно вернуться домой, иначе весь двор не так поймёт, — сказал он наклонившись.

Он был без привычной повязки на лбу и она застыла в немом ужасе, увидев, что скрывалось под ней. Уродливое, выжженное раскалённым железом клеймо — символ клана. Рваная по краям, в некоторых местах покрытое коричневой коркой, а где-то уже немного вздутое, обваренное, розовое. Она коснулась тонкими пальцами, почувствовав холод, он дёрнулся и схватил её руку.

— Не смейте.

— Мой отец сделал это?

Он ничего не ответил, лишь нахмурился и во взгляде осел пепел. Увидев его уязвлённого, с оголённой, израненной душой, она наклонилась к нему, приподняла свободной рукой за подбородок и коснулась губами уродливого клейма.

— Прости, — прошептала она, прежде чем он с силой её оттолкнул.

Рана обычно зудящая, наконец-то успокоилась.

1) сосуд для питья саке

Вернуться к тексту

2) нижняя одежда для кимоно

Вернуться к тексту

3) традиционный японский веер круглой формы

Вернуться к тексту

Множество крупных тёмно-синих стрекоз, крылья которых переливались золотисто-лиловым цветом, хаотично, треща, летали над водоёмом, сбиваясь в стайки. Водомерки активно заскользили, создавая небольшие вмятины, на водной глади. Упругие листья деревьев скукожились будто в испуге, заглохли крикливые цикады и птицы. Коровы, разлёгшиеся на пожухлой траве, ленно моргая, неожиданно быстро поднялись, и, хлестая себя хвостом, собравшись в кучу, молчаливо поплелись к загону. Лошади нервно фыркая мчались галопом по склону, развевая по ветру тёмную гриву.

Воздух, нагретый дневным солнцем, взволновался от сильного дуновения ветра, переменился на влажный, тягучий, наполнился сладким цветочным ароматом луговых трав. Бельё, развешанное поутру, тревожно захлопало и плетёные из молодого бамбука корзины, упали с энгавы на землю. Фурины подвешенные под карнизом, беспокойно, наперебой зазвенели и тонкие язычки прямоугольной узкой бумаги затрепетали в предвкушении дождя. Прислуга засеменила по татами, поспешно закрывая распахнутые настежь сёдзи и, пыталась докричаться до молодого господина, который битый час отбивал молотом по раскалённой стали на заднем дворе.

Неджи в последнее время то и дело прятался по всем углам от госпожи, как нашкодивший мальчишка. Хината играючи вторгалась в его границы с улыбкой на лице и глазами, полными понимания. Словно произошедшее между ними той лунной ночью, что-то значило. Словно она могла прочувствовать ту ноющую боль в его сердце и подарить покой. Безмолвно, одним лишь взмахом длинных пушистых ресниц, сбрасывала с плеч тяжёлый груз: вины, ненависти, обид. Со злостью бросив молот на землю, Неджи прислонил руку ко лбу и посмотрел вдаль, туда где брюхастые бурые тучи стремительно мчались по удивительно синему небу, съедая хлопковые облака. Выскочивший откуда ни возьмись чёрно-белый пёс с налипшим репейником по бокам, прижав пушистые уши и жалобно поджав хвост, скуля, метался из стороны в сторону в поисках укрытия. Надвигалась гроза. Быстро занеся инструменты в амбар, он поспешно направился к дому, отряхивая с себя пыль. Оглушительный грохот, будто треск сотни поваленных деревьев, раздался, сотрясая воздух и встряхивая землю. Он замер, и на долю секунды всё погрузилось в пугающую тишину, повернувшись, он увидел её — Хинату, на холме возле старого дерева эноки. Волосы её развевались по ветру, и подол лилового кимоно робко подёргивал ветер. Он рванул вперёд, яростно махая руками и крича. Раскатистый грохот грома раздался вновь и всё потонуло в ослепительно-белом свете. Зажмурившись, он упал на сухую потрескавшуюся землю, и чья-то рука коснулась его плеча.

— Куда Вы бежите?

— Вы? Как…как Вы оказались здесь? — оборачиваясь, озадаченно спросил он, не веря своим глазам, — Вы были там… — указав пальцем на холм, Неджи повернулся и замолчал. Ветер пронзительно шелестел в кроне одинокого дерева.

— Там? — посмотрев на холм и сведя брови к переносице недоумённо переспросила девушка, хватаясь за шёлковый рукав кимоно, — Я была дома и закрывала сёдзи, когда увидела, что Вы куда-то бежите. Я побежала за Вами, подумав, что что-то могло случиться.

— Но я точно видел…

— Если Вы бежали за мной, то я здесь, — Хината взглянула на небо и посмотрела в сторону дома, кусая нижнюю губу, — и нам нужно поторапливаться.

Вмиг всё погрузилось во мрак, и тучные тучи зашлись стрекочущим треском, прорезая свои животы о зубчатые пики. Ветвистые молнии засверкали повсюду, освещая всё вокруг холодным сине-фиолетовым светом. Крупные капли упали, покрывая крапинками раскалённую едким солнцем землю и прибивая пыль. Подхватив её, Неджи со всех ног побежал и, запрыгнув на энгаву, он аккуратно опустил её. Всё потонуло в шуме дождя, растрескавшаяся земля жадно глотала воду, повеяло освободительной прохладой, свежестью травы, навозом и сырой древесиной. Хината глубоко вдохнула и вытянула руку, капля размером с горошину разбилась о кожу, рассыпалась мелкими бусинами.

— Тёплый, — мягко прошептала девушка.

Неджи взглянул на неё, глупо улыбнулся и, повторив движения, тихо сказал:

— Тёплый.

Они стояли рядом и тишина, что пролегла между ними нежным бархатом, была наполнена пониманием.

Жители снова молились в красном храме, разливая саке по сакадзуки, чтобы задобрить богов. Только теперь не о дожде, который седьмой день лил стеной, топя посевы — о знойном солнце, совсем недавно выжигающем поля. Дождь стих, то ли благодаря молитвам, то ли у богов закончилась вода. Серебряная влажная пыль заискрилась в воздухе яркими цветами радуги.

Неджи сидел на энгаве свесив ноги и наслаждался мягкой прохладой, которая со дня на день растает, как тонкая дымка над пиалой с зелёным чаем, что держал он в руке. Наблюдая, как паук осторожно вытягивает длинные лапки, передвигаясь по шёлковым нитям, нанизанные капли дождя, будто жемчужное ожерелье, подрагивают при каждом движении, не заметил, что госпожа, переминаясь с ноги на ногу, стоит за спиной, не решаясь начать разговор.

— Кхм... — прокашляла Хината, привлекая внимание. Неджи обернулся в удивлении приподняв красивые брови, вернул пиалу на поднос. — Мой отец... — глаза его схожие с тёплой предрассветной дымкой, тут же сменились на холодный осенний туман, — прислал письмо. Он прибудет к концу осени.

Маленькая зелёная лягушка на плавающем лотосовом листе, раздув щёки квакнула и плюхнулась в воду. Хрустальные капли сорвались с черепичной крыши и со звоном разбились о камни.

— Стало быть, Ваше здоровье поправится к концу осени?

— Стало быть — да.

— Хорошо, — слова прорезали горло рыбьей костью.

Плавно заскользив по доскам, Хината уселась подле него в непозволительной близости, сложив руки на коленях, задумчиво посмотрела вдаль. Он уловил едва заметный сладковатый аромат её тела и немного склонив голову, не поднимая взгляда, наблюдал, как на тонкой шее, под почти прозрачной кожей билась бледно-фиолетовая вена. Его обдало лёгким жаром и взволновавшись, он упёр взгляд в раскрытую  мозолистою ладонь.

— Я...— начала она и тут же смолкла, нервно водя по шёлковой ткани вырисовывая невидимые узоры. Она уже давно хотела сказать, но не осмеливалась, боясь обидеть и уязвить его. Хината видела, как он страдал пряча клеймо под повязкой, видела как оно его сжирало. Ей хотелось искренне помочь ему, сказать, что не видит в его выборе ничего постыдного. Неджи бросил взгляд на неё украдкой. — Это, — она коснулась своего лба, — моя вина. Это не отец сделал с вами, а я, — чистая, одинокая слеза покатилась по щеке, быстро смахнув, она развернулась и посмотрела прямо ему в глаза, где серым морем плескалось замешательство. — Я смела рассуждать, что жизнь дороже чести. Я влезла в жестокий мир мужчин со своими наивными убеждениями, не понимая, чем это может обернуться. Мне никогда не понять, как может быть благом смерть на поле боя, хоть и с гордо поднятой головой. Разве принесёт это счастье его близким? Ко сказал мне, какой выбор предложил Вам отец. Если Вы спросите меня, считаю ли я ваш поступок постыдным, я скажу Вам — нет. То, что вы прячете за повязкой не позор вовсе, а благородство. Вы переломали свои идеалы, ради своих людей. Взвалили на себя всю ответственность. Если Вам кажется, что Вас презирают, то ошибаетесь. Они благодарны Вам за то, что освободили их от сложного выбора.

Он застыл и лишь брови взволнованно подрагивали на его красивом лице. Её большие глаза светились нежным светом, окутывали теплом матери и невольно он почувствовал влагу на своих щеках. Деревья, травы и цветы, обласканные лёгким свежим ветром, сбросили с себя последние прозрачные капли дождя. Коснувшись тонкими пальцами его лица, Хината смахнула солёные слёзы и аккуратно перехватив её руку, он нежно поцеловал ребро ладони.

Последние дни лета были пропитаны осенним холодным ветром и запахом потушенных костров. Воздух стал кристально чистым, что можно было заметить, как витала в нём золотая пыль и тонкие нити серебряной паутины; небо пронзительно голубым, далёким, с редкими перистыми облаками. Жёлтые шаровые хризантемы на холме, мерно покачивались из стороны в сторону, навевая тоску.

Хината вышедшая на прогулку, наслаждаясь мягкой погодой, не заметила, как заблудилась в бамбуковой роще. Казалось, дорога до этого знакомая, изменила все тропы и загнала в тупик. Охваченная смятением, она ускорила шаг, цепляясь за тонкие немного пожелтевшие стволы. Шаг, шаг, шаг и она снова возвращалась к большому валуну, что неподвижно лежал посередине, и злорадно заливался смехом. Словно загнанный маленький зверёк она в отчаянье села на землю, облокотившись о камень, посмотрела вверх. Бамбук колыхался, кренился, издавал зловещий треск, и закрывал небо.

— Что Вы тут делаете? — раздалось над головой, когда она собралась в отчаянье залиться слезами.

— Неджи! — радостно вскрикнув, Хината кинулась к нему на шею обхватив рукой и уткнулась лицом в грудь. Он чувствовал, как сердце крохотной птичкой, тревожно билось в её груди. Бросив подстреленных уток на землю, провёл по спине рукой, успокаивая. — Я так рада...так рада, что Вы здесь. Я потерялась и уже отчаялась вернуться домой.

Лёгкая улыбка заиграла на лице. Глупая, подумал он, разве можно заблудиться в бамбуковой роще. Он провёл по длинным гладким волосам, которые сегодня не были собраны, запутался пальцами в шёлковых нитях, и отпрянул, едва не задохнувшись от растекающейся в груди нежности. Хината взглянула на него растерянно, очаровательно хлопая мокрыми бархатными ресницами и губы пухлые, сочно розовые, волнующе приоткрылись, что он кое-как сдержал порыв к ним прикоснуться. Торопливо наклонившись за дичью, пытаясь скрыть своё возбуждённое лицо, он приглушённо сказал:

— Идёмте. Я Вас выведу.

Хината семенила за ним, не отрываясь смотря; на широкие плечи, ровную спину, на покачивающийся колчан со стрелами за спиной, на оголённые сильные жилистые предплечья, длинные мозолистые пальцы, к которым до одури хотелось прикоснуться, или чтобы они коснулись её. Вспомнив оголённые упругие ягодицы, спину с застывшими каплями, она вспыхнула, испугавшись жара скопившегося внизу живота, ускорила шаг. Она не знала, что это. Почему стоит к нему приблизиться становиться томительно жарко, а отойдя — мучительно. Запутавшись в подоле кимоно, девушка упала, распластавшись по земле, стоило им выйти из бамбуковой рощи.

— Вы в порядке? — озадаченно спросил он, пытаясь её поднять.

Солнечные блики играли на его лице, сглаживая его серьёзный взгляд. Чётко очерченные губы манили прикоснуться к ним, а запах пыли, пота, крови — дурманил. Дрожащими пальцами она провела по грубой щеке, отчего ощутила на кончиках лёгкое покалывание. Резко дёрнувшись, толкнув на землю, коснулась его губ.

Всё в этот миг потеряло какой-то смысл. Словно в мире осталась лишь безграничная пустота. Ослеплённые дымкой желания, они вздрагивали, стоило им мазнуть влажными губами по коже. В шорохе сброшенных одежд, они зарыли стыд. Прильнув друг к другу плотнее, кожа к коже, будто дикие звери, тонули в сладком грехе, как пчёлы в вязком мёде. Тяжёлое дыхание и бешеный стук сердец вперемешку с гортанными стонами, глушил треск бамбука, шелест высокой сухой травы и стрекот кузнечиков. Сплетаясь до боли, они не в силах были отстраниться. Обессилено упав, они заснули. Ласковый ветер обдувал потные тела.

Над ухом зажужжала назойливая муха, разлепив веки и с трудом приподнявшись немного на локтях, Неджи повернул голову. Рядом, нагая, безмятежно спала Хината, подложив руку под щёку. «Это был не сон», мысленно сказал он себе и коснулся невесомо её плеча, словно убеждаясь, не соткана ли она из утреннего тумана. Кожа у неё была настолько нежной и тонкой, что, казалось, его загрубевшие пальцы могли оцарапать. Взгляд его прошёлся по округлому телу и задержался на божьей коровке, которая стремительно ползала по ноге, взбираясь выше и выше. Он ахнул, заметив на белоснежной коже размазанную кровь. Только сейчас он понял, что натворил. Накрыв её одеждой, он сел, ожидая её пробуждения.

Солнце клонило к закату и мягкий, золотистый свет осветил поместье, кода они, расцепив руки, к нему подошли. Никто не заметил их отсутствия, кроме Ко, который стоял у ворот, ожидая свою госпожу. Бровь его дёрнулась вверх, тело напряглось, заметив, как мизинец госпожи коснулся руки господина Неджи.

— Теперь ты доволен?— прошипел Ко, врываясь в покои без предупреждения. Лунный рассеянный свет освещал его разъярённое лицо.

— Тише, — шепнул Неджи, одёрнув его за локоть, толкнул вглубь комнаты, выйдя в коридор посмотрел по сторонам, нет ли поблизости слуг.

— Как...как далеко вы зашли?— Неджи стыдливо отвернул лицо и сев на расстеленный футон, согнул левую ногу в колене и уронил голову, словно на плаху, — Боги!

— Это не месть. Я люблю её. Люблю,— и не было ничего, для него, прекрасней этого слова.

— Если об этом узнает господин Хиаши, он ...

— Никто не узнает. Мы будем осторожны...

— Будем осторожны? — серые глаза его округлились в ужасе и быстро зашагав по комнате, он запустил руки в волосы, — Ты безумен... Нет, вы безумны! Она наивна и не осознаёт, чем всё может закончиться. Но... Ты должен понимать. Господин убьёт твоих людей на твоих глазах и нас с тобой, а не её. Ты хочешь, чтобы она сошла с ума?

— Мы уже сумасшедшие... — тяжело выдохнул Неджи, приподнимаясь. — Мы будем осторожны, Ко.

— От таких встреч часто появляются «нежеланные» дети. Как вы собираетесь скрывать, если я заметил перемену в первый же день?! И что будет с вами, когда придёт пора расстаться. Вы просто так друг друга отпустите? Вам следует прекратить всё сейчас, пока не стало слишком поздно.

— Ты заметил, потому что влюблён, — прошептал нежно Неджи, положив руку на его плечо, посмотрел на него обречённо. Серые глаза заблестели и он сдавлено, глотая комья в горле продолжил говорить, — когда она смотрит на меня...всё теряет смысл...когда она касается меня...мне...я...не в силах её оттолкнуть. До начала зимы — три месяца. За это время, мы найдём решение.

Ко покинул покои, костяшки на пальцах белели от злости. А зависть и обида, противной горечью булькала в горле. Это был не он. У него никогда не было смелости  — признаться в своих чувствах; у него никогда не было смелости — умереть.

Пожухлую листву упрямо гнал по промозглой земле колючий разъярённый ветер. Одинокий лист на вершине эноки, покрывшись инеем, трепетал. Ясное небо сменилось — хмурым. Нависло, как предвестник большой беды. Певчие птицы улетели и теперь над пустыми полями летали чёрные вороны и со всех сторон доносилось жуткое «кар». Туманы стали тяжёлыми, непроглядными, рассеивались к середине дня.

Неджи поцеловал сонную Хинату и убрав налипшие на лицо пряди, разбудил. Светало, пока не проснулась прислуга, ей нужно было вернуться в свои покои. Она прильнула к нему сильнее, положив голову на грудь, и обняла, согревая его своим телом. Поцеловав её в макушку, он приподнялся. Девушка нехотя выскользнула из-под одеяла и поёжившись от холода, быстро накинула на себя юкату, последний раз с болью посмотрела на него, раздвинула бесшумно сёдзи и нырнула в утренний холодный туман. Сейчас, когда со дня на день им предстояло расстаться, они всё больше молчали. Их дороги вели в никуда, и прекрасно понимая это, они хотели урвать для себя то последнее, что у них оставалось, прежде чем сорваться в пропасть. Свирепо, почти дико, двигались бёдрами навстречу друг другу, кусали руки заглушая стоны, царапали спину и сжимали бёдра до синяков. В их близости было что-то правильное и неправильное; чистое и порочное; убивающее и возрождающее.

— Господин, я видел у озера оленя, — сообщил радостно слуга, завидев своего хозяина.

— Так рано в наши края они не приходят. Да и уже несколько лет, как они обходят стороной наши края, — слабо улыбаясь отмахнулся Неджи, продолжая проверять тетиву.

— Честное слово, это был олень. Огромный с большущими рогами.

— Странно... — прикусив щёку изнутри, пристально посмотрел на слугу. — У озера говоришь? Может, сегодня и подстрелю кого-то крупнее уток и зайцев.

Подойдя к кромке озера, Неджи присел на корточки и изучающе оглядел берег, в метрах десяти от него было несколько следов от копыт. Проведя рукой по вмятине и понюхав глину, он с восторгом улыбнулся. Выпрямившись и стряхнув с рук грязь, он решил подстрелить оленя с холма, если тот выйдет к водопою.

Слушая, как мелодично завывает ветер в голых ветках дерева и наблюдая, как по неподвижному серому небу летают вороны и дикие утки, он вспомнил первую в своей жизни охоту с отцом. Из рощи, величественно с горделивою осанкой вышел олень. Напрягшись, с осторожностью, Неджи натянул тетиву до предела, услышав дребезжание, разомкнул пальцы. Стрела стремительно полетела вперёд, c глухим свистом, рассекая воздух. Олень в мгновенье отскочил, открывая того, кто его напугал.

— Хи...на...та — тихим шёпотом произнёс он, а затем срываясь со склона, диким воплем закричал, — Хината! — зловещее эхо подхватилоего крик, разнесло по округе гогоча, смешиваясь с криками встревоженных ворон.

Холодный ветер наотмашь бил в лицо. Спотыкаясь, падая в грязь, поднимаясь, он бежал. Бежал настолько быстро, насколько мог. Он бежал, чтобы поймать её, прежде чем она упадёт. Он бежал, чтобы сказать последние слова. Он бежал, чтобы...

Не добежал.

Кровь хлестала ручьём из простреленного горла, булькала вязко в гортани, брызгала в глаза. Хината опускаясь на колени, остекленевшим взглядом посмотрела в даль — туда где в туманной дымке медленно исчезал Неджи. Её Неджи. Раз и навсегда. Неслышно, как первая снежинка, она упала на промозглую землю.

— Не... умирай... — выдавливая слова, глотая слёзы, удерживая плачь, шептал он, укладывая голову на колени и стирая с застывшего лица грязь и алую кровь. — Пожалуйста, не умирай, — плечи его вздрагивали и он заходился надрывным плачем. Закрыв веки и поцеловав в последний раз губы, вкус которых теперь отдавал металлом, накинул на неё тёмное хаори, прижал к себе и почувствовав теплоту её тела сделал шаг на дрожащих ногах.

Хиаши , внезапным визитом, застал врасплох Ко. Несколько дней назад, посреди ночи, странное, нехорошее предчувствие прокралось в голову Хиаши, и он решил немедля отправиться к дочери. Приспешник ожидал, что господин известит о своём приезде, отчего растерялся, увидев его на пороге. Нервно сжимая пиалу с чаем сидя на энгаве, он отвлекал господина разговорами: о прекрасном лете, природе и урожае. И, тем временем, в надежде уповал на богов, чтобы Неджи с Хинатой не явились вместе. Хиаши напрягся, когда увидел издали человека. Он встал и направился к нему навстречу, чем ближе он становился, тем сильнее ныло его сердце. Из-под тёмной хакамы, свесившись, болталась тонкая рука, по белой коже стекала струйкой кровь, окропляя землю. Хиаши остановился, схватившись за грудь, тяжело сглотнул. Эту руку он узнал бы из тысячи рук. Эти руки когда-то тянулись к нему из колыбели, тонули в его больших ладонях, протягивали спелые персики. Эти руки принадлежали его дочери — Хинате. Что-то в груди у него разорвалось, склонив голову, он упал на колени перед Неджи, а затем ничком на землю. Где-то в горах, обоз с последними членами Хьюга сорвался с серпантинной узкой дороги. Одинокий листок наконец-то сорвался с дерева на холме и сильный ветер, подхватив его, закружил в воздухе. Бамбуковый лес недобро затрещал.

— Твоё, — слова, шипя, чёрными змеями поползли по сырой земле. Закопошились мерзкими белыми личинками у ног Неджи. — Желание, — взобрались трупными червями под кожу, поедая плоть, щекотя кости, поднимались выше, к голове, — Исполнено, — запульсировали раскалённой сталью в висках.

Его тело била сильная дрожь, падая на колени, Неджи прижал сильнее тело своей любимой, и закричал, изрыгая из себя, когда-то по глупости загаданное желание.

Примечания:

Наконец-то я закончила эту историю. Несмотря на маленький объем и простой сюжет, провозилась я с ней очень долго. Здесь очень много природы, в отличие от героев, но мне хотелось историю на фоне природы.

Огромная благодарность Виридиан за то, что делились впечатлениями. Это помогало писать дальше.

Спасибо всем, кто читал и ждал)

Если кому-то понравилось или не понравилась эта странная вещь, буду рада узнать ваши впечатления. *)

P.S. Я, почему-то, расплакалась в конце и наверное сделала кучу ошибок.