Вальсирующие (гет)

Маша вальсирует с Николаем Петровичем на выпускном балу. Она ощущает небывалое облегчение от того, что уже завтра она перестанет быть ученицей 12Д-2 и сможет встречаться с Колей без опаски.

* * *

С Колей, то есть с Николаем Петровичем, конечно, она познакомилась два года назад, когда он только начал преподавать в Колдовстворце. Он любил перьевые ручки, она, по странному совпадению, тоже, и именно перьевую ручку получила от него на день рождения в подарок. Он подошел к ней после урока и протянул подарок.

— Это тебе. С днем рожденья.

А она отвечала с деланным испанским акцентом:

— Спасибо.

Испанцы у нее в роду действительно были и вся семья имела характерную южную внешность, разве что кожа посветлела с годами пребывания в другой стране. Все было просто: ее прадед Хосе, убежденный коммунист, приехал в СССР вместе с женой Луисой и сыном Мигелем после 1936. Мама часто говорила, что у Маши глаза, как у bisabuela Луисы, и сама Мария была готова с этим согласиться — после того, как в 1949 abuelo Мигель женился на машинистке Клаве Пономаревой (у нее были светлые-светлые голубые глаза), кареглазых в семье Оргуэльо не водилось.

* * *

На школьных маскарадах, проводившихся раз в два года, Маша была либо Кармен, либо испанской аристократкой, умудряясь оставаться неузнанной — испанская диаспора была, конечно, поменьше польской, но точно так же всячески подчеркивала себя.

В одиннадцатом классе Маша вдруг отошла от привычных образов: долго искала по барахолкам Медного шелковую белую ленту, завивала волосы (хотя куда уж дальше — кудри у нее были и так), пришивала к белому платью-рубашке до колен белую же бахрому.

На балу она встала возле мраморной колонны и с интересом принялась рассматривать остальных. Николай Петрович тоже был там — в полумаске и дурацком камзоле, который был ему невозможно мал. Не узнать его было трудно, не засмеяться над костюмом — еще труднее, но Маша держалась изо всех сил, когда Николай Петрович пригласил ее на танец.

Маша плохо танцевала вальс и боялась споткнуться, а Николай Петрович держал ее за плечи и кружил — кружил так сильно, что ей казалось, что ноги отрываются от зеркала паркета. На них с восхищением смотрели остальные — дескать, «во дают». Вальс звучал в их ушах единственно возможным ритмом, а потом смолк.

Тишина показалась им громом. Они замерли, тяжело дыша и смотря друг другу в глаза, а потом случилось непоправимое, перевернувшее их жизни: на глазах у всех присутствующих на балу учитель географии маг.сообществ Николай Петрович Резанов поцеловал ученице 11Д-2 Машеньке Оргуэльо руку. А она замерла, не решаясь отстраниться.

"Зачем он это сделал?" — стучала в голове лишь одна мысль. Потом, уже у себя в комнате, Маша ворочалась до полуночи, пытаясь одновременно уснуть и решить эту странную головоломку. Наконец у нее получилось найти достойное объяснение: волшебники часто бывали старомодными — видимо, и Николай Петрович не был тому исключением. Этот поцелуй просто старомодная благодарность за танец. Вот и все. Теперь можно уснуть.

За завтраком все только и говорили, о странной незнакомке в белом и Николае Петровиче, и Маша порадовалась, тому, что в этот раз предпочла маску, а не полумаску. Ей только новой сплетни не хватало. И, разумеется, ей было нужно новое платье на следующий бал — это будет слишком заметно и может вызвать кривотолки. Лучше всего будет мятное в белый мелкий горох, с выраженной талией, пышной юбкой и, разумеется, без рукавов — для ощущения хрупкости.

А Николай Петрович на уроках был особенно резок. Еще бы, пострадала его репутация! Маша его понимала — если бы ее узнали, рядом с ним была бы еще она. На полях предметной тетради появлялись тысячи закорючек, в которых скрывались его профили. Между двумя из них в просвете чистого листа алела приписка «Похож» и короткое «Рез.», такое же, как и на следующей странице рядом с пятеркой за домашнее задание. Тогда, увидев эту «оценку», Маша залилась румянцем и мысленно зареклась рисовать на полях, хотя иногда кое-какие силуэты все-таки появлялись. Николай Петрович только хмыкал при их виде.

* * *

Они сблизились — нет, не подумайте дурно, не было ничего такого. А просто Маша иногда сидела за уроками не в кабинете своего класса, а в его (Николаю Петровичу не дали классного руководства); а еще рвалась помочь с проверкой тетрадей других классов — тогда они лишь изредка перешучивались между собой, а больше молчали. А однажды поспорили — тогда Маша сверкала глазами от, как ей казалось, удачно приведенного аргумента, как вдруг наткнулась на смеющийся его взгляд и замерла от какого-то дрожащего чувства и обиды. Но чувство было новым, неизученным и непонятным, в отличие от обиды, которой было меньше. Поэтому Маша выбрала обиду.

— Да ну вас, Николай Петрович! — бросила она и склонилась над тетрадями, так и не заметив, как изо всех сил давил совсем еще озорную, мальчишескую, улыбку учитель.

* * *

Маша была красавицей, и Николай Петрович удивлялся, что влюбился в нее один лишь Андрюшка Лопез, каждый раз упорно рвущийся провожать ее до общежития и нести ее портфель. Маша принимала это как должное, а Николай Петрович совершенно непедагогично язвил, неизменно вгоняя юношу в краску.

А потом, когда в Колдовстворце проходил субботник, Машу и еще двух ее одноклассниц отрядили протирать пыль в кабинетах. Мария взялась мыть окно, солнце из которого заливало светом весь кабинет, и за работой напевала какую-то песенку. В общем, вошедший в кабинет Николай Петрович услышал песенку, увидел солнечный ореол вокруг Машиного умиротворенного лица и почему-то подумал: "Неземная".

Вслух он сказал с трудом:

— Это фальш-окно. Его можно не мыть.

— Тогда нужно мыть только свод общежития Ярила! — фыркнула Мария.

* * *

После этого она впервые ему приснилась. Они шли по полю, залитому солнцем и держались за руки. Она снова что-то напевала себе под нос, а солнце пряталось в ее волосах…

Его разбудил будильник. Николай — за несколько часов до начала учебного дня можно позволить себе быть простым человеком, — по привычке взъерошил волосы и только тут осознал, что ему приснилось. Он обругал себя всеми словами и решил, что, если видение повторится, он начнет пить зелье сна без сновидений.

Во время занятий ему было неловко смотреть Маше в глаза, словно она могла догадаться о том, какой сон ему приснился. Николай Петрович хмурился.

— Что-то случилось, Николай Петрович? — спросила Мария. Он только глянул на нее хмуро. Потом решил что-то для себя и сказал:

— Сон странный приснился. И голова болит. Ничего, пройдет: в мире есть две болезни — пустяк и ужасстрашный⁽¹⁾…

— Первый сам проходит, второй вообще не лечится, — усмехнулась Маша. — Я в курсе.

И тогда Николай Петрович расхохотался. На следующую ночь Машенька Оргуэльо ему не снилась.

* * *

Потом они встретились на Медном бульваре. Маша шла одна с сумкой, под завязку набитой книгами. Еще два пыльных фолианта она бережно несла в руках. Николай Петрович с минуту взирал на эту картину, но потом подошел и предложил помощь.

— Я не хрустальная, не сломаюсь, — буркнула Маша и, словно в насмешку, отдала ему не сумку, а те книги, которые несла в руках. Потом продолжила: — Что бы там некоторые не думали.

"Ее обидели", — догадался Николай Петрович и мысленно сделал себе пометку узнать, кто это сделал. Случай ему представился вечером в учительской.

— А я ей говорю, — услышал он голос историка Петра Александровича, — не возьму, мол, тебя в экспедицию — ты, Маша, хрупкая, хвостом будешь!

О экспедиции и раскопках (рядом с горами нашли захоронения представителей одного из древних уральских племен) говорили много с самого начала года, и хотя, конечно, кроме Оргуэльо, в школе было несколько Марий, Николай Петрович встрял:

— А я думаю, что Маша хвостом не будет. Она искренне интересуется уральскими племенами, книги читает!

— Читает! — несколько пренебрежительно откликнулся Петр Александрович. — У нас все читают! Экспедиции нужны люди, которые могут копать, среди прочего.

— Тогда возьмите с собой могильщиков, среди прочего! — съязвил Николай Петрович. Историк, который был на двадцать лет старше, побагровел.

— Р-резанов, я попрошу!

— Еще чего! — с каким-то мальчишеским злорадством откликнулся Николай Петрович. — Вы взяли с собой всех парней до распоследнего двоечника, а Маша — круглая отличница!

— Девушке не место в раскопе! — воскликнул Петр Александрович.

— Ну и сексист же вы! — тихо сказала молоденькая учительница астрономии.

— А, черт с вами! Она поедет! — сдался историк. — Я скажу ей об этом.

На следующий день Николай Петрович увидел, как историк остановил Машу в коридоре и сообщил:

— Вы едете в экспедицию.

А Маша… Маша выпрямила спину, вскинула подбородок и ответила:

— Я уже не хочу.

— Что? — вытаращил он глаза.

— Я уже не хочу, Петр Александрович, — повторила Маша. — Спасибо, но нет.

Петр Александрович смерил Николая Петровича многозначительным взглядом.

— Раньше надо было, — заметил Николай Петрович. Его визави неопределенно хмыкнул.

А Маша проницательно посмотрела учителю в глаза, будто догадывалась о том, как он еще прошлым вечером защищал ее. Она улыбнулась и пошла дальше.

* * *

Эта ее улыбка потом очень часто вспоминалась Николаем Петровичем. Он осознал, что влюбился в Машеньку Оргуэльо, и дал себе слово, что она никогда не узнает об этом.

Маша тоже была влюблена, но ей это давалось много легче — ну подумаешь, влюбилась в учителя! Все влюбляются, это не ново.

Они ходили вокруг да около всю оставшуюся часть этого учебного года и добрую половину следующего. Но потом все разрешилось очень быстро. Просто однажды Николай Петрович признался ей в любви, а Маша ответила ему взаимностью.

Они поцеловались только три раза — под Новый год, на ее день рожденья и еще в апреле. Они любили друг друга.

* * *

Маша вальсирует с Николаем Петровичем. На ней то самое белое платье-рубашка. Его теперь можно носить, ведь сплетни по поводу Николая Петровича и незнакомки в белом давно улеглись. Когда Николай Петрович (теперь, наверно, уже можно называть его Колей) увидел ее, то был очень удивлен.

— Так это была ты? Машенька…

Она смеется, пока Коля снова, как и почти год назад, кружит ее в вальсе.

1) Николай Петрович переиначивает поговорку про фигню и пипец.

Вернуться к тексту