Ужасные истории, рассказанные в порту Хориниса (джен)

Эрнан скучал. Поначалу он ещё старательно выводил руны на куске пергамента, но вскоре отложил перо и стал смотреть сквозь узкое оконце на море. Помещение в порту, где Диего обычно вёл дела, располагалось на втором этаже большого склада. Так что вид из окна, через которое доносились крики чаек, открывался отличный.

Отец, споривший с седовласым охотником о ценах на шкуры и других не слишком увлекательных вещах, не обращал на сына внимания.

— Ну и жук ты, Диего! Парни каждый день жизнью рискуют на охоте, а тебе лишнюю пару монет накинуть жалко, — ворчал между тем старый охотник.

— Послушай, Драгомир, я всё прекрасно понимаю, сам в молодости немало побродил с луком по лесам и горам. Но и ты меня пойми. Куда я, по-твоему, потом дену эту уйму кабаньих шкур? Да ещё если куплю их дороже, чем другие торговцы. Хочешь, чтобы я в убыток себе торговал?

— Но в прошлом году цена была выше, а ты не жаловался!

— Так в прошлом году наш молодой король перевооружал свою лёгкую пехоту. На сапоги и кожаные доспехи шкуры брали, не торгуясь. Теперь всё, казна больше их не скупает. А кому они ещё нужны в таких количествах? Так что или отдавайте по моей цене, или...

Драгомир, не дослушав торговца, выругался, а потом махнул рукой.

— Ладно, старый кусач, забирай! — в сердцах буркнул он.

— Вот так бы и сразу, — довольно потёр руки Диего, ничуть не обидевшись на «старого кусача».

Только после этого он перевёл взгляд на сына.

— Эрнан! Я тебе велел заниматься письмом или шершней за окном считать?

— Шершней? — встрепенулся мальчишка. — Где?!

Он высунулся в окно и с любопытством завертел головой. Однако кроме отражения клонящегося к горизонту солнца на морской глади, скал у выхода из гавани, куска пристани с парой рыбаков и рабочими с верфи, ничего не увидел.

Диего и Драгомир засмеялись.

— Это выражение такое. Его применяют к людям, которые попусту глазеют по сторонам, вместо того чтобы заниматься делом, — снисходительно пояснил Диего. — Тебе уже скоро десять лет, а ты руны пишешь, как пьяный гоблин задней лапой. Так и собираешься оставаться неучем?

Эрнан вздохнул, нехотя окунул перо в чернила и вновь начал перерисовывать руны из непонятной книги под названием «Божественная сила звёзд».

— А вот за шкуры и рога мракорисов тебе придётся заплатить сполна, дорогой Диего, — вернулся к предмету торга Драгомир.

— Почему это? — насторожился купец. В отличие от кабаньих или волчьих шкур, мех и другие трофеи с мракориса всегда высоко ценились ремесленниками и торговцами из заморских стран.

— Мало их в этом году. И у нашей гильдии, и у охотников-одиночек, и даже у орков. Дешевле нигде не найдёшь. А не хочешь, так я могу Босперу с Бартоком их предложить или заезжим торговцам... — с равнодушным видом сообщил седовласый.

— Погоди, не суетись! — остановил его Диего. — Давай обсудим всё по порядку.

Он откинул крышку сундука, стоявшего возле стены, и извлёк оттуда широкую бутыль с белым варантским вином, хлеб, сыр, копчёный окорок и яблоки.

— Давай лучше перекусим немного, а заодно и поговорим без лишней спешки, — предложил хитрый купец и разлил вино по серебряным кубкам.

Драгомир сделал глоток, довольно крякнул, а потом достал широкий нож и принялся нарезать закуску крупными ломтями.

— Эй, малец, иди, перекуси с нами, — позвал он Эрнана.

Тот, дождавшись одобрительного кивка отца, живо оставил пергамент и подсел к старшим. Драгомир протянул ему ломоть окорока с куском хлеба.

— Так отчего, говоришь, мракорисов так мало нынче? — напомнил Диего.

— Никто точно не знает, куда они подевались. Хотя один молодой охотник, из наших, поведал презабавную историю... Правда, не знаю, верить этому или нет.

— Что он там рассказывал? — вновь разлив вино по кубкам, спросил Диего.

— Да, я тоже хочу послушать, дядя Драгомир! — навострил уши Эрнан.

— Ну что ж... — пододвинув к себе наполненный кубок, на миг задумался охотник. А потом стал рассказывать...

Куда исчезли мракорисы

— Началось всё с того, что года два или три тому назад одна старая самка маркориса ненастной зимней ночью принесла потомство, — начал Драгомир. — Уж не знаю, почему, но у мракорисов заведено приносить потомство в самую холодную и глухую пору. Обычно у этих зверей рождается по одному детёнышу, реже по два, но у этой самки их родилось сразу три. Два были обычной тёмно-серой масти, а третий уродился светлее остальных, и вдоль всей спины у него тянулась широкая чёрная полоса.

Самка была хитрая, она всегда старалась избегать ненужных опасностей и больше всего ценила свою шкуру, покрытую густым тёмным мехом. Вероятно, поэтому она и дожила до преклонных лет, а то потомство должно было стать для неё последним. Может быть, такой осторожной она стала потому, что едва не погибла ещё в щенячьем возрасте. Уж не знаю, что именно тогда произошло, но от того события у самки осталась метка — напрочь отгрызенное или отрубленное ухо.

Для логова Одноухая выбрала старые руины высоко в горах, где-то между Верхними пастбищами и Рудниковой долиной, чуть в стороне от Горного прохода. Там в основании разрушенной башни нашлось подходящее помещение — не слишком большое, так что его можно было обогреть теплом своего тела, но в то же время достаточно просторное, чтобы хватало места повернуться. В этом логове на куче веток, старых костей и обрывков шкур и оставляла Одноухая своё потомство, когда отправлялась на охоту. Ей нужно было хорошо питаться, чтобы выкармливать всех трёх детёнышей.

Как-то раз, вернувшись с охоты, Одноухая обнаружила, что один из детёнышей исчез, а от логова шли следы, похожие на человеческие. Но пахло от них не дымом, овечьим навозом и дублёной кожей, как обычно пахнет след человека, а смертью и тленом. И хоть запах этот нагонял ужас, но всё же Одноухой было жаль детёныша, и она пошла по следу. Он привёл её ко входу в подземелье на другом конце развалин. Возле этой щели между камнями и лежал её детёныш. Он был мёртв...

— Кто же его убил? — не выдержал Эрнан.

— Нежить, — сказал, словно выплюнул ненавистное слово, Драгомир. — В том подземелье прятался неупокоенный. Он и украл детёныша. Еда покойникам не нужна, но они любят убивать людей, животных и забирать их жизненную силу, чтобы подольше продлить своё противоестественное существование.

Самка не могла протиснуться в узкую щель вслед за умертвием, да и слишком осторожна она была, чтобы лезть в такое опасное место. А потому лишь горестно взревела, взяла зубами погубленного детёныша и зарыла его среди снега и камней.

Потом Одноухая по очереди перенесла двух оставшихся отпрысков подальше от опасных руин, обустроив новое пристанище среди корней поваленного бурей дерева. Первые дни она не отходила от логова, охраняя потомство. Но, в конце концов, голод заставил её пойти на охоту.

Назад самка спешила, не чуя под собой ног, даже несмотря на переполненное мясом добытого падальщика брюхо. К несказанному облегчению Одноухой, в логове всё оказалось в порядке — два тёплых пушистых комка возились на подстилке и попискивали.

С того дня она стала смелее отлучаться для охоты, уверившись, что нынешнее место вполне безопасно. Однако как-то раз, утром, после очередного возвращения Одноухая обнаружила, что в яме под корнями упавшего дерева остался лишь один детёныш — тот, что с полоской на спине. Ещё одного нигде не видно было, а от логова в сторону руин тянулась цепочка следов, вонявших нежитью.

Второй детёныш нашёлся там же, где и первый. И он тоже был мёртв. Одноухая пришла в неистовство от горя и ярости. Но всё же она была опытной и хитрой, а потому не стала протискиваться в щель между камнями, обдирая бока, а решила подкараулить проклятого неупокоенного по пути к логову.

Две ночи подряд Одноухая сидела в засаде возле тропы, укрывшись на вершине огромного валуна. Она часами сохраняла полную неподвижность. Падавшие с неба снежинки оседали на её шкуру и превращали самку мракориса в настоящий сугроб. Лишь лёгкий пар из ноздрей и два горящих ледяной ненавистью глаза выдавали в этой куче снега живое существо.

Только на третью ночь нежить вновь решила полакомиться жизненной силой детёныша маркориса и, когда как следует стемнело, заковыляла к логову. Этого Одноухая и дожидалась. Она бесшумно свалилась с валуна на голову умертвия и одним ударом могучей лапы перебила ему хребет. Любое живое существо погибло бы на месте в тот же самый миг от такого удара. Но это существо было неживым. И прежде чем окончательно издохнуть, оно вцепилось в подбрюшье Одноухой остатками гнилых зубов.

Самка с омерзением стряхнула с себя дохлую тварь и возвратилась к детёнышу. Чёрная Полоска спал, свернувшись клубочком, и сердце Одноухой сжалось от умиления. Она ласково заурчала и улеглась рядом, согревая детёныша своим телом.

Утром самка почувствовала неладное. Свет показавшегося в седловине между гор солнца нестерпимо резал глаза, а от пустяковой раны, оставленной зубами нежити, от хвоста до кончика носа расползался мертвящий холод. Но хуже всего то, что запах детёныша вызывал у Одноухой нестерпимое желание вцепиться клыками в его маленькое горячее тельце.

Одноухая не без усилия справилась с наваждением, выскочила из логова и помчалась по заснеженному склону, не разбирая дороги. Лишь в густой тени скал она остановилась и попыталась разобраться, что с ней происходит. Не знаю, что она там себе думала и способны ли мракорисы вообще думать, но к детёнышу с того мгновения она старалась не приближаться. Её ума хватило, чтобы понять — рано или поздно она может не совладать с собой и загрызёт своего последнего детёныша.

Чёрная Полоска между тем громко пищал, зовя мать и требуя молока. Однако Одноухая побежала в другую сторону. Побродив некоторое время по горам, она нашла зимнюю нору кротокрысов и выкопала из неё тёплую сонную тушу одного из них. Зверь умер, даже не успев проснуться.

Самка принесла добычу в логово и положила рядом со скулящим от голода детёнышем. Тот потыкался носом в бок кротокрыса и, не найдя соска с молоком, принялся слизывать ещё стекавшую из раны кровь. А Одноухая уже мчалась прочь, мучительно борясь с желанием вернуться и сомкнуть клыки на шее Чёрной Полоски.

С того дня самка старалась держаться от логова как можно дальше. Вид она прибрела страшный и отвратительный. Густая шерсть слезала с неё большими клочьями. Ставшая непрочной кожа, местами порванная об острые камни и сучья, обнажала синюшные мышцы и сухожилия. В глазницах с обеих сторон от острого рога недобро клубилось тёмное магическое пламя. Но Одноухая всё так же, мучительно борясь с собой, по ночам возвращалась к покинутому логову, чтобы принести для детёныша очередную добычу. А днём старалась забиться в какое-нибудь тёмное место.

Чёрная Полоска вскоре научился не только слизывать кровь, но и грызть мясо. Он подрос, окреп, но очень скучал по матери. То страшное, отвратительно пахнущее существо, которое приносило ему еду, матерью не было...

— Ну вот, перепугал мальца, — проворчал Диего, который успокаивающе гладил по голове разрыдавшегося Эрнана.

— Кхм... — смущённо прокашлялся Драгомир. — Тогда, пожалуй, я дальше рассказывать не буду.

— Нет-нет, рассказывай, дядя Драгомир! — сквозь всхлипы потребовал Эрнан. — Что дальше стало с Чёрной Полоской?

Старый охотник взглянул на Диего и, дождавшись согласного кивка, продолжил рассказ:

— Однажды — это было уже в конце зимы — Одноухая вернулась к своему покинутому обиталищу, но увидела, что Чёрная Полоска исчез, как и два предыдущих детёныша, а от логова змеится по снегу цепочка следов. Правда, пахли следы вовсе не нежитью, а живым человеком. Это она почуяла даже своим ослабшим из-за смёрзшихся мёртвых ноздрей нюхом.

Одноухая бросилась в погоню, но начиналась метель, с неба повалили густые хлопья снега, и вскоре она сбилась со следа.

Живая самка мракориса после такого стала бы кружить возле человеческого жилья в надежде отыскать детёныша и прикончить его похитителя. Но Одноухая была давно мертва, двигаться и действовать её заставляла тёмная магия Белиара, а не дарованная Аданасом жизненная сила. Поэтому она повела себя странно — стала разыскивать Чёрную Полоску среди других мракорисов.

Отыскав очередное логово и убедившись, что её детёныша там нет, она приканчивала чужое потомство. Если взрослые мракорисы пытались ей помешать, она убивала и их тоже. Так она и металась по всему Хоринису, не ведая усталости и боли, пока однажды не наткнулась на молодого охотника. Он её и упокоил.

Правда, мракорисов на острове после зверств Одноухой осталось мало, теперь они редки. Пройдёт не один год, пока они снова не расплодятся. Поэтому шкуры этих зверей нынче дороги и не скоро ещё подешевеют.

— А что с Чёрной Полоской? — нетерпеливо напомнил Эрнан.

— Его выкрал из логова тот самый молодой охотник, который потом утихомирил Одноухую. Он притащил его в наш лагерь и сказал, что вырастит до взрослого состояния и будет с ним охотиться. Ручные мракорисы иногда бывали в прошлом... Однако к весне Чёрной Полоске надоело, что его заставляют приносить брошенную палку и кормят ячменной кашей с костями, а не свежим мясом. Как-то ночью он перегрыз верёвку и убежал. Мы проследили отпечатки его лап до ближайшего ручья, а потом потеряли. Не знаю, где он теперь. Наверное, вырос в сильного молодого зверя и бродит в горах.

— Занятная история... — задумчиво потеребив ус, проговорил Диего. Потом, хитро прищурившись, взглянул на Драгомира и спросил: — А откуда этот твой парень знает такие подробности про Одноухую, нежить и прочее? Наверняка ведь всё выдумал?

— Ему Сагитта рассказала, когда он пришёл к ней раненый. Я забыл сказать, что Одноухая напоследок изрядно порвала его когтями, и бедолага едва смог добраться до пещеры травяной ведьмы, — пояснил Драгомир.

— А Сагитта откуда узнала? — вновь подал голос Эрнан.

Диего и Драгомир переглянулись.

— Да разве ж она станет объяснять, — протянул старый охотник. — С тех пор, как Сагитта лет десять назад вернулась откуда-то из-за моря, она стала ещё нелюдимее, чем прежде. Крестьяне с ферм вовсе перестали ходить в её пещеру. Даже мы побаиваемся лишний раз к ней обратиться. Разве что когда совсем уж деваться некуда. Как вот, к примеру, Раху после встречи с Одноухой.

— Того парня зовут Рах? Что за странное имя? — удивился Диего.

Драгомир только плечами пожал.

— Откуда я знаю? Отец так назвал. Старый Том вообще был странноватым типом, хотя охотников таких как он ещё поискать...

— Это который Том? Которого за пиратство повесили? Или тот, что в страже служил? — уточнил Диего.

— Нет, другой. Его какой-то корабль снял с одинокой скалы в море, где он погибал от голода, и высадил на Хоринисе. Не то пираты его судно потопили, не то орки — я уж не знаю толком.

— Что-то не припомню такого случая.

— Где ж тебе помнить! Ты в те времена на материке был, — ответил Драгомир.

Диего задумчиво кивнул.

Вдруг громко хлопнула входная дверь, так что охотник и купец вздрогнули, а Эрнан и вовсе испуганно подскочил на месте.

— Кто здесь? — проворчал Диего, берясь за рукоять кинжала.

— Вы бы хоть свет зажгли, почтенные. А то сидите тут как кротокрысы в норе. Я, конечно, извиняюсь за такое сравнение... — ответил от входа весёлый молодой голос.

— И впрямь не заметили, как солнце закатилось, — хмыкнул Драгомир.

Диего зажёг висевшую на стене масляную лампу. Её свет вырвал из полумрака возле двери крепкую фигуру молодого моряка.

— У тебя ко мне какое-то дело? — строго спросил Диего.

— Если ты — торговец Диего, тогда я должен передать тебе письмо.

— Письмо? От кого?

— От нашего капитана. Его зовут Лерой. Он сказал, что вы с ним знакомы, — ответил моряк.

— Ещё бы нам не быть знакомыми! — встопорщил усы Диего и требовательно протянул руку. — Что в письме?

Моряк шагнул вперёд и подал купцу свёрнутое в трубку послание.

— Откуда мне знать? Я читать не умею. Но капитан велел принести ответ.

— А сам Лерой где сейчас?

— Наш «Скат» бросил якорь напротив рыбацкой деревни, что к северу от Хориниса. Капитан сказал, что дня через два будем в порту, а пока он там ждёт кого-то, — пояснил моряк. — Ответ будет? Капитан строго-настрого велел дождаться ответного письма.

— Будет ответ. Но сначала мне надо письмо почитать, подумать... — протянул Диего.

— вот и хорошо, я тогда в «Одноногом разбойнике» подожду, — обрадовался моряк и шагнул к выходу.

Диего развернул свиток и поднёс его поближе к лампе — почерк Лероя, известного искателя сокровищ и приключений, разборчивостью не отличался.

— Что там? — с любопытством сунулся к отцу Эрнан.

— Да ничего особенного, обычное деловое письмо... Спрашивает, смогу ли я через три дня продать ему всё необходимое по списку. Хм... Зачем ему такое количество верёвочных лестниц? — задумчиво проговорил Диего.

— Опять затевает что-то, — проворчал молчавший всё это время Драгомир. — Как бы не влез в какое-нибудь нехорошее место да не разворошил обитающую там нечисть. А то потом хоть в лес не ходи. Ох уж эти мне любители шарить в древних развалинах...

Диего оторвался от чтения и бросил на охотника быстрый взгляд.

— Бывает такое. Мне в своё время рассказывали об одном рудном бароне, который сунулся как раз в такое вот проклятое место, — сказал Диего.

— Это когда ты был за... — начал Драгомир и осёкся, заметив, как предостерегающе нахмурился купец. Кинул быстрый взгляд на Эрнана и поправился: — В смысле, когда ты путешествовал, а над Долиной Рудников ещё стоял магический барьер?

— Да, как раз примерно в это время. Даже раньше, — с одобрением кивнул охотнику Диего.

— Отец, расскажи про барона! — потребовал Эрнан.

— Ты же видишь, мне нужно написать ответ, — попытался отказаться Диего.

— И в самом деле, Диего, расскажи. Мне тоже любопытно послушать. А с письмом не торопись, дай морячку в таверне посидеть, — поддержал Эрнана Драгомир.

— Сговорились, да? — ухмыльнулся торговец. — Ну ладно, что с вами делать, слушайте...

Проклятье рудного барона

— Это случилось вскоре после того, как служители Инноса и Аданоса накрыли каторгу в Долине Рудников магическим куполом, — завёл рассказ Диего. — Заключённые сразу же взбунтовались, как только поняли, что теперь они отрезаны от мира. Каторжники перебили охрану и установили в долине свои порядки. В те времена главными у них были двое — Гомез и Роландо. Ворон и прочие оставались на подхвате, а разбойника и убийцу по имени Арто, который потом тоже стал важным человеком в колонии, вроде бы ещё и к каторге тогда не приговорили.

Предводители восставших заключённых провозгласили себя рудными баронами и, как водится, принялись делить власть. Самым старшим по возрасту и уважаемым среди них был Роландо, он и занял главенствующее положение. Но Гомезу с этим не позволяли смириться честолюбие и алчность, а потому он немедленно начал плести интриги и настраивать против Роландо других заключённых. Благо жестокий и вздорный барон давал немало поводов для недовольства.

Я уж не знаю, случайно так вышло или сработали козни Гомеза, но Роландо в очередной раз отправился на охоту и больше его никто не видел. Живым, во всяком случае. Охоту Роландо любил. Обожал выслеживать волков, стрелял глорхов и штеков, не раз выходил против мракориса. Но самой желанной добычей для него были орки — они тогда населяли дальнюю часть долины и тоже оказались под магическим куполом.

Вот на орков Роландо в тот раз и отправился поохотиться, прихватив с собой нескольких верных людей. Они долго бродили по горам, пока не напали на след орочьего семейства. Пошли по оставленной волосатыми тропе и к вечеру вышли к стоянке. В узкой долине стояли два или три кожаных шатра, между ними горел костёр, вокруг которого сидели несколько взрослых орков-охотников, их жён и маленьких орчат. Они ужинали и не подозревали, что вокруг сжимается кольцо загонщиков. Поняли это, только когда встревожились пасшиеся неподалёку вьючные кусачи, а в воздухе запели стрелы.

Орки схватились за топоры, но было поздно. Тех из них, кого не настигла стрела, люди приняли на мечи и копья. В живых остался только молодой орчонок. Его придавил своим телом сражённый стрелой шаман, и он лежал ни жив ни мёртв пока не закончилась резня. А когда Роландо со своими людьми принялись собирать трофеи, орчонок вскочил и со всех ног бросился наутёк. В руке он сжимал древний амулет в виде заострённой каменной пластинки, который сорвал с шеи шамана. Не хотел, чтобы ценная вещь досталась убийцам его сородичей.

Роландо заметил, что добыча ускользает, и приказал догнать орчонка во что бы то ни стало. Он опасался, что беглец приведёт других орков и они отомстят за убитых. Охотники устремились в погоню.

Орчонок понял, что путь к селению орков для него отрезан преследователями, и побежал в другую сторону — в том направлении, где впоследствии был построен Новый лагерь. Люди гнались за ним по пятам, стреляя вдогонку, и только наступавшая темнота не давала им как следует прицелиться.

Выбиваясь из сил, орчонок добежал до древнего каменного круга. Он огляделся вокруг в поисках какого-нибудь укрытия и увидел лаз, который вёл куда-то вниз, под землю. В надежде, что люди, которые хуже видят в темноте, его не заметят, он нырнул в лаз и начал спускаться по узкой неровной лестнице.

Под землёй оказалось округлое помещение, нечто вроде склепа, выложенное каменными плитами с какими-то символами. Посередине стоял постамент, на котором тускло светился голубыми лучами полупрозрачный кристалл. Это был один из юниторов — магических камней, при помощи которых посланные королём Робаром Вторым маги и создали купол над долиной.

Не успел орчонок перевести дух, как в подземелье вломились люди во главе с самим Роландо. Увидев, что дичь попала в ловушку и деваться ей некуда, рудный барон расхохотался.

Оружия у орчонка не было, но он решил дорого продать свою жизнь. Встал позади постамента и выставил перед собой острый конец шаманского амулета. Это ещё больше развеселило преследователей. Тогда в отчаянии орчонок призвал проклятие Белиара на их головы.

Он и сам не ожидал, что амулет в его руке начнёт испускать багровое свечение, которое слилось с голубым сиянием юнитора. И как только это произошло, склеп наполнился серым туманом, откуда-то раздалось глухое рычание и хлопанье крыльев, а Роландо и все его люди упали замертво. Орчонок испуганно отшвырнул амулет и кинулся к выходу. Он уже не видел, как трупы зашевелились и стали один за другим неуклюже подниматься на ноги...

* * *

— Ты так рассказываешь, словно сам там побывал, — прервав затянувшееся молчание, проговорил Драгомир. Лицо его побледнело и выглядело немногим темнее седых волос.

Эрнан тоже смотрел на отца расширенными глазами.

— Нет, самому мне там побывать не довелось. О том, что находилось в склепе, рассказал Мильтен, который теперь возглавляет Круг Огня на материке, и ещё один... наш общий друг. Так вышло, что именно им пришлось очищать то подземелье от последствий орочьего проклятия, — пояснил Диего.

— А про то, что барона и его людей маленький орк проклял, твоим друзьям сами мертвяки рассказали? — задал резонный вопрос Эрнан.

— Не-ет, — рассмеялся купец. — Это орк рассказал.

— Орк? Тот самый? — не отставал мальчишка.

— Тот самый. Он потом вырос, прошёл испытание, как водится у орков, и получил имя Тарок. А после, во время какой-то стычки с наёмниками из Нового лагеря, он был ранен, попал в плен и некоторое время находился в рабстве в Свободной шахте. Тарок сумел ускользнуть на свободу, когда на шахту напали стражники из Старого лагеря...

— Как это — если шахта свободная, то разве там могут быть рабы? — удивился Эрнан.

Драгомир хмыкнул.

— Понимаешь, тут всё дело в том, что свободной шахта была от власти рудных баронов. А о свободе для орков там речь не шла. Да и участь простых рудокопов не так уж сильно отличалась от рабской, — сказал Диего.

— Это неправильно, — уверенно заявил Эрнан. — Если шахта свободная, то в ней все должны быть свободными. А если там рабы, то и называли бы её рабской.

Диего и Драгомир невесело рассмеялись.

— Если бы всё было так просто, малыш... — вздохнул Драгомир.

— Однажды я слышал историю о том, как человек едва не стал рабом демона, — вставил Диего.

— Да? Как это? — сразу же встрепенулся Эранан. — Расскажешь?

— И рад бы, но не знаю всех подробностей. Мне известно только, что это случилось много лет назад с человеком по имени Кавалорн. Он ведь из ваших, да, Драгомир?

— Конечно! Старик Кавалорн — один из самых уважаемых членов гильдии охотников. Сейчас, конечно, глаза у него не такие зоркие, а рука не настолько тверда, как прежде. А вот когда он был помоложе, то считался одним из лучших охотников в Долине рудников, а потом на всём Хоринисе, Топасе, Ремве и ещё некоторых местах. Но подробности того давнего случая, когда душу Кавалорна едва не поработил демон, знают лишь он сам да его лучший друг Гаан. Только они не любят об этом рассказывать, — задумчиво глядя на отражение света лампы в серебре кубка, сказал Драгомир. — Но зато я знаю одну историю, когда человек всё-таки впустил демона в свою душу.

— Расскажешь? — выдохнул Эрнан.

Диего тоже смотрел на старого охотника с ожиданием.

— Хорошо. За правдивость этой истории не ручаюсь, но мне говорили, будто дело было так...

Дровосек и демон

— Жил на Хоринисе один бедный дровосек. На хлеб себе он зарабатывал тем, что каждый день приносил несколько вязанок дров из леса и продавал на рынке. Золота ему едва хватало на то, чтобы не протянуть ноги. Да ещё часть выручки нужно было отдавать в городскую казну в виде налогов. Так что порой ему по нескольку дней кряду приходилось питаться собранными в лесу грибами и ягодами. А день, когда удавалось поймать хотя бы мясного жука или купить кусок сыра, становился настоящим праздником.

Дома у дровосека не было, жил он на краю леса в хижине из веток. Во время дождя вода лилась ему прямо на голову сквозь ненадёжную кровлю, а зимой он отчаянно мёрз и кашлял от дыма из самодельного очага.

Такая жизнь дровосеку порядком надоела, и он решил сходить в монастырь Инноса, чтобы испросить у магов совета. Верно, мудрые служители светлого бога смогут объяснить ему, чем он провинился, почему вынужден так бедствовать, подумал дровосек.

Он знал, что без пожертвования к магам лучше не подходить, а потому несколько дней подряд трудился особенно рьяно и отказывал себе во всём, чтобы скопить хотя бы десяток-другой монет. В тот день, когда дровосек решил отправиться в путь, он тоже с утра принёс в город несколько вязанок дров. И лишь к вечеру заткнул за пояс свой старый топор и вышел на дорогу.

Когда наш паломник миновал ферму Акила и взошёл на каменный мост, навстречу ему попался послушник, который спешил в город с большой корзиной за плечами. В корзине позвякивали бутылки с красным монастырским вином, которое маги делают из диких ягод и продают во славу Инноса.

— Скажи, почтенный, смогу ли я сегодня попасть в монастырь? — вежливо обратился к нему дровосек.

Послушник устало опустил с плеч корзину и с сочувствием взглянул на паломника.

— Нет, сегодня тебя туда не пустят. И в ближайшие два-три дня тоже. Высшие маги готовят один важный ритуал, который требует от них полной сосредоточенности. Поэтому посетителей пока велели оставлять за воротами, — отвечал он.

— Эх, даже в этом мне не повезло! Что я за несчастный человек? — воскликнул дровосек. — Придётся возвращаться и ждать другого подходящего случая. А мне-то всего и надо было, что попросить совета и благословения кого-нибудь из магов.

— Тогда тебе не обязательно идти в сам монастырь. Один маг каждый вечер допоздна молится у придорожного алтаря. Если поторопишься, ты как раз застанешь его и сможешь попросить благословения, — обрадовал незадачливого паломника будущий служитель Инноса.

Дровосек поблагодарил его и заспешил дальше по мосту. А послушник с тяжким вздохом вновь взвалил на спину тяжёлую корзину и потащил в противоположном направлении.

Мага дровосек увидел ещё прежде, чем добрался до таверны «У мёртвой гарпии», что выстроена на перекрёстке дорог, ведущих в монастырь, к полям Онара и горному проходу в Долину Рудников. Маг, одетый в красную долгополую мантию, стоял на коленях неподалёку дороги и тихо шептал молитву. Слов её дровосек разобрать не смог. Но его удивило, что он встретил мага так далеко от монастыря, а ещё то, что маг молился не возле алтаря, а перед старым, поросшим грибами пнём.

— Приветствуя тебя, почтенный! — вежливо обратился к служителю Инноса дровосек.

— И я рад тебя видеть, сын мой. Чем могу помочь? — отозвался маг.

— Почему ты молишься пню, а не свящённому изваянию светлого бога? — не сумел скрыть своего удивления дровосек.

— Что изваяния? Всего лишь мёртвый камень. Боги слышат нас, где бы мы ни находились, и незримо присутствуют во всём, что есть в этом мире, — отозвался служитель Инноса.

Потом он поднялся с колен, стряхнул с мантии прилипший к ней листок и приблизился к дровосеку. Тот протянул ему своё пожертвование.

— Прими во имя Инноса, почтенный. И дай мне совет... — смиренно склонил голову дровосек.

Маг принял подношение, взвесил его на ладони и хмыкнул.

— Какой же совет тебе нужен за столь... щедрую жертву, сын мой?

— Я всю жизнь усердно работаю, но не могу свести концы с концами. Верно, я чем-то прогневил Инноса и он в наказание назначил мне пребывать в нищете, одиночестве и терпеть насмешки горожан. Если я чём-то провинился, то как мне искупить свою вину? — спросил дровосек дрожащим от волнения голосом.

Маг надолго задумался, склонив голову и спрятав ладони в широкие рукава мантии.

— Не знаю, чем ты вызвал гнев Инноса — боги не посвящают в свои замыслы даже самых приближённых к ним смертных. Но как угодить ему и получить прощение, подсказать могу. Только это будет непросто... — проговорил, наконец, он.

— Укажи мне путь! Я всё сделаю, — с надеждой воскликнул дровосек.

— Ты должен обойти все алтари Инноса, какие есть на острове, и вознести молитву у каждого из них. Последним посетишь тот алтарь, который находится в монастыре. Пока ты разыщешь остальные жертвенники, монастырские ворота как раз вновь распахнут для паломников.

— И моя жизнь станет лучше, если я это сделаю?

— Конечно! Ни разу не слышал, чтобы кто-то из тех, на кого снизошло благословение Инноса, жаловался на свою судьбу, — уверенно ответил маг.

Дровосек поблагодарил его и отправился восвояси. В хижину он возвратился уже ночью, а утром взял топор, собрал в котомку те немногие вещи, что у него имелись, и отправился в новое паломничество, назначенное магом.

Первым делом дровосек обошёл все алтари, которые стоят близ крестьянских ферм и полей. На это ушло два дня. Затем он посетил алтарь неподалёку от таверны «У мёртвой гарпии» — всего лишь в полусотне шагов от того места, где встретил подарившего ему надежду мага. В таверне он расспросил у бывалых людей о местах, где находятся остальные жертвенники. Оказалось, что путь его лежит в места дикие и опасные, где немудрено лишиться жизни. Но делать было нечего, начатое паломничество требовало завершения.

Денег на ночлег в таверне у дровосека не было, поэтому он дождался утра у костра на опушке леса, а с рассветом отправился по узкой дороге, которая петляла между горами и быстрой порожистой речкой. Один из алтарей он нашёл в самом начале этой тропы и вознёс молитву Инносу. Затем он добрался ещё до одного жертвенника, а к ночи — до следующего. Тот стоял у поворота в Долину Пирамид, и наш паломник натерпелся страха, пока дожидался утра в зарослях неподалёку.

Зато утром дровосеку улыбнулась удача — он заметил спавшего в траве падальщика, осторожно подкрался к нему и прикончил одним ударом топора. Живот у бедняги сводило от голода, ведь кроме недозрелых ягод и грибов он ничего не ел уже несколько дней. А потому дровосек сделал остановку на полдня. Выпотрошил добытую птицу, развёл большой костёр и принялся жарить добычу.

— Видно, Иннос уже заметил мои старания и решил проявить свою милость. Как же он тогда вознаградит меня, когда я завершу паломничество? — вслух размышлял дровосек, когда отдыхал у костра, до отвала наевшись сочного мяса.

После полудня он намеревался продолжить путь, но от непривычно обильной пищи у него разболелся живот. Пришлось остаться в этом мрачном месте ещё на одну ночь. А когда стемнело, к стоянке дровосека вышла стая волков, которых привлёк запах его добычи. Бедняга до рассвета просидел на дереве, а наутро от почти целой туши падальщика не осталось даже костей.

— Оказывается, дар Инноса может повернуться и тёмной стороной. Не зря же огненные маги в своих проповедях призывают к умеренности, — проворчал невыспавшийся дровосек и, потирая всё ещё бурчащий живот, отправился в путь.

Когда незадачливый паломник достиг берегов озера, светило вновь перевалило за середину своего дневного пути. А дровосеку предстояло ещё отыскать самый далёкий от обжитых мест алтарь Инноса, который находился где-то в окрестностях озера.

Сначала дровосек свернул вдоль берега налево, забрёл в какое-то поросшее лесом ущелье и едва не погиб, наткнувшись на стаю глорхов. Спасло то, что двуногие рептилии не умели так ловко карабкаться по уступам, как смертельно напуганный человек.

Лишь после захода солнца, обогнув озеро справа, дровосек вышел на нужное место. Это оказалась мрачная котловина, со всех сторон окружённая отвесными скалами и заросшая дикой растительностью. Именно там и нашёлся жертвенник светлого бога. Правда, когда паломник приблизился к нему, его неприятно поразило, что этот алтарь и установленное на нём изваяние Инноса совершенно чёрного цвета. Вокруг стояла гнетущая тишина, которую нарушали только пронзительные крики какой-то ночной птицы.

Однако не зря же дровосек проделал такой путь. Он опустился на колени перед алтарём и зашептал слова затверженной с детства молитвы. Обычно в ответ на молитву на душе у него делалось легче, а всё вокруг словно озарялось тёплым солнечным светом. Но в этот раз оказалось наоборот — тьма в котловине сгустилась ещё сильнее, сердце сжал ледяной ужас, а глаза на чёрном лице статуи полыхнули пунцовым огнём. Дровосек зажмурился, но продолжал шептать молитву.

Легче не стало. Священные слова будто вязли в тёмном густом воздухе. Потом дровосек услышал какой-то шорох, в лицо пахнуло смрадом горелой серы, а воздух вокруг заколебался от ударов широких крыльев.

— Какой смешной человечек! — глухо прорычал чей-то голос прямо над ухом дровосека.

Он распахнул глаза и отшатнулся. Между ним и осквернённым алтарём висел огромный демон. Его перепончатые крылья лениво месили воздух, клыкастая пасть ухмылялась, а хвост мерзко извивался. По чешуйчатой шкуре порождения Белиара бегали всполохи багрового пламени.

Дровосек попытался закричать, но горло так сжало от ужаса, что он смог выдавить из себя лишь жалкий хрип. Демон расхохотался.

— Не бойся, глупый человечек! Если бы я хотел твой смерти, то уже разорвал бы напополам твоё жалкое тело. Твоя смерть мне не нужна, — проревел он.

— А чего тебе надо? — просипел дровосек.

— Даровать тебе то, за чем ты сюда явился. Именем Белиара, разумеется, — сложив на раздутом, словно орочий барабан, брюхе когтистые лапы, сообщил демон.

— Не-ет! — замотал головой дровосек, а голос его прозвучал словно овечье блеяние.

Это вызвало у демона новый приступ хохота. Он задрал вверх клыкастую пасть, ржал, пускал дым из ноздрей и всё никак не мог остановиться. Но, в конце концов, всё же успокоился, отдышался, сплюнул в сторону клуб тёмного пламени и заговорил снова.

— Подумай, чего ты желаешь в жизни? Богатства, почёта, власти? Ведь так? Или ты хочешь до конца своих дней ходить в лохмотьях, голодать, терпеть насмешки? А потом какой-нибудь холодной зимней ночью загнуться от мороза и остаться валяться скрюченным возле остывшего очага в своей хибаре? Да тебя даже хоронить никто не станет! Звери или мясные жуки обгложут твои кости, и они навечно останутся гнить под развалинами хижины. Ты ведь знаешь, что так оно и будет! — пророкотал демон, и в голосе чудовища дровосеку почудилось сочувствие.

Он так живо представил нарисованную демоном картину своей бесславной смерти, что горло сжалось уже не от страха, а от жалости к самому себе. На глаза навернулись слёзы.

— Но Иннос уже даровал мне свою милость! Он послал мне жирного падальщика! — не слишком уверенно возразил дровосек.

— В самом деле? Тогда почему твой живот ввалился, а сквозь лохмотья видны рёбра? И почему я не чувствую запаха копчёного мяса из твоей сумки? — спросил демон.

— Ну, я просто съел слишком много и мне стало худо. А потом набежали волки и...

Демон прервал объяснения дровосека новым приступом хохота.

— Как это похоже на Инноса! — отсмеявшись, заявил он. — Скажи, друг мой, у толстосумов из Верхнего квартала волки, случайно, куски изо рта не вырывают? А у магов нигде не колет, когда они хлещут красное монастырское и закусывают его дорогим сыром? Нет? Я почему-то так и думал!

Дровосек неожиданно почувствовал, что в словах исчадия Белиара есть своя правда.

— Таков уж он — Порядок, установленный Инносом. Одним всё, а другим ничего. В нищете родился, нищим и сдохнешь, — продолжал напирать демон. — Пойми, человечек, свободу и успех может даровать лишь Хаос. Когда нет заранее установленного жёсткого порядка, судьба твоя не предопределена и ты можешь стать тем, кем захочешь. Мечтаешь жить в самом лучшем особняке города? Хочешь, чтобы богатеи из Верхнего квартала на коленях умоляли тебя отсрочить им долги? Желаешь, чтобы самые прекрасные женщины Хориниса были твоими? Мечтаешь о здоровье, свободе, преклонении людей? Служи Белиару! И всё твои мечты исполнятся!

Дровосек облизал пересохшие губы. Перед его мысленным взором вставали картины одна соблазнительнее другой.

— Что я должен сделать? — прохрипел он.

— Вот, это уже другой разговор! Работа несложная, а щедрость Белиара границ не имеет. Только давай сначала запишем условия сделки в Альманах одержимого — Хаос Хаосом, а правила правилами, знаешь ли... — довольно потёр ладони демон.

Несколько дней спустя дровосек с самым смиренным видом постучался в ворота монастыря Инноса. Привратник, когда увидел, что у одетого в лохмотья пришельца нет ни тяжёлого мешка с тысячей золотых, ни овцы для вступительного взноса, наотрез отказался его впускать. Дровосеку пришлось снова долго колотить в ворота, а потом объяснять вышедшему на шум молодому магу, что он паломник и мечтает всего лишь помолиться Инносу. Наконец, его нехотя впустили.

Едва оказавшись перед жертвенником, дровосек прочёл короткое заклинание, и несший в часовне неусыпный дозор послушник свалился без чувств. А «смиренный паломник», радостно полыхнув из зрачков белиаровым пламенем, начал обряд осквернения алтаря.

На его беду или счастье — тут уж как посмотреть — в часовню как раз в это время решили заглянуть двое высших магов. Поначалу они остолбенели от неожиданности, замерев на пороге часовни. Но потом один направил навершие посоха в сторону дровосека и произнёс несколько слов. Из посоха ударил сноп яркого света, и одержимый рухнул как подкошенный рядом с усыплённым им послушником. А там, где он только что стоял, распахнул кожистые крылья демон.

— Так вот оно что! — закричал старший из магов. — Бей его!

Маги дружно ударили мощными заклинаниями, и демона охватило чистое пламя Инноса. Он визжал, корчился и пытался дотянуться до обидчиков когтями. Но маги продолжали читать заклинания, рунные камни в их руках раскалились словно железные заготовки в кузнечном горне. Но жар слугам Повелителя Огня был нипочём, а вот демону приходилось совсем худо. Вскоре он лишился остатков сил и ссыпался на пол часовни кучкой безвредного пепла.

— Давно я так не развлекался! — довольно сказал один из магов.

— И не говори, брат. Жаль, что он был всего один, — согласился другой. Затем он обернулся и с гордым видом оглядел столпившихся за спиной послушников и молодых магов, которые прибежали, заслышав грохот магического поединка.

— А с этим что делать будем? — брезгливо спросил первый маг, ткнув носком дорогой обуви в бок дровосека.

— Ну, от одержимости мы его избавили. Пожалуй, стоит отправить его в город и отдать под суд, за то что продался тёмным силам... — с сомнением проворчал второй.

— А стоит ли тратить на него время? Пусть убирается в те грязные трущобы, из которых выполз. Это будет для него лучшим наказанием.

— Ты прав, брат. Эй, кто-нибудь! Отнесите этого недостойного за ворота и бросьте возле дороги! — обернулся маг к послушникам.

Дровосека подхватили за руки и за ноги, выволокли за пределы монастырских стен, протащили по мосту и бросили на землю...

* * *

— И что с ним потом стало? Он умер? — прервал затянувшееся молчание дрожащий голос Эрнана.

— Кто? Дровосек? — переспросил вырванный из задумчивости Драгомир.

— Да.

— Едва не умер. Но на него, валявшегося на обочине, наткнулись водные маги. Служители Аданоса подобрали беднягу, отпоили целебными зельями, накормили и взяли с собой. Сначала дровосек таскал их вещи, разбивал лагерь и рубил дрова. Потом один из магов стал учить его читать и писать. Со временем он начал изучать слово Аданоса и заклинания. А на старости лет, незадолго до своей смерти, даже вошёл в высший круг водных магов. Проживи бывший дровосек чуть дольше, он мог бы поучаствовать в создании магического купола над Долиной Рудников, — сказал старый охотник.

— Значит, он всё-таки умер... — вздохнул Эрнан.

— Так ведь не сразу. Прежде прожил долгую и интересную жизнь, — утешил его Диего. — А я тут между делом письмо капитану Лерою написал. Отнесёшь его в таверну, сынок?

Не дожидаясь согласия, купец высунулся в окно. На пристани уже зажгли масляные фонари, под одним из которых стояли двое стражников. Диего узнал одного из них.

— Привет, Тиль! Как служба? — крикнул он. — Не проводишь моего сына в портовую таверну и обратно?

— С детства его к торговым делам решил приучать, почтенный Диего? — весело откликнулся стражник — невысокий широкоплечий мужчина средних лет, одетый в добротные, ладно сидящие на нём доспехи.

— Придёт время, и я ему дело своё оставлю, — усмехнулся Диего.

— Ладно, пусть выходит. Проводим. Всё равно делать нечего, а сменят нас только под утро, — согласился Тиль.

Диего передал Эрнану свёрнутое в трубку письмо и велел долго не задерживаться. Тот согласно кивнул, с важным видом проверил висевший на поясе маленький кинжал и стал осторожно спускаться по лестнице, на которую сверху едва пробивался свет.

— А знаешь, Драгомир, накину я, пожалуй, вашим ребятам по паре монет за каждую шкуру. Что я, в самом деле, будто сам не охотился, в горах от орков не прятался и в лесу зимой не мёрз? — услышал Эрнан за спиной голос отца.

Мальчишка преодолел первый пролёт, а на втором ему пришлось замедлить шаги — здесь оказалось ещё темнее. А когда ему оставалось пройти последние ступени, Эрнан и вовсе замер. И было отчего! Впереди, загородив треть едва видимого в темноте проёма, колыхалось нечто.

«Нежить!» — молнией пронеслось в голове Эранана.

Он замер в нерешительности, сердце испуганно билось где-то у самого горла. Что делать? Бежать назад, к отцу? Но порождение Тьмы непременно настигнет его на лестнице и навалится сзади. Попытаться прошмыгнуть мимо и броситься под защиту стражников? Но справятся ли они с исчадием Белиара?

Эрнан глубоко вздохнул, выхватил из ножен кинжал и ринулся в атаку...

— Эй, малыш, сколько можно тебя ждать? — проворчал Тиль, когда Эрнан приблизился к стражникам.

— На лестнице темно, дядя Тиль, спускался долго, — небрежно ответил он.

О своём сражении с мотком каната, висевшем на гвозде возле лестницы, Эрнан предпочёл не распространяться.

— Осторожный, значит? Это хорошо, — засмеялся второй стражник, имени которого сын Диего не знал. — Осторожность тебе в портовой таверне пригодится.

Они миновали склады, постройки верфи, небольшой дом, где прежде жил старый картограф, и остановились неподалёку от входа в заведение под названием «У одноногого разбойника».

— Внутрь мы не пойдём. Нас всего двое, а местные оборванцы стражу не жалуют. Драки с пьяным сбродом нам только не хватало... Так что ты и в самом деле поосторожнее там, — напутствовал Эрнана Тиль.

Тот кивнул с независимым видом и торопливой походкой направился к дверям таверны.

— Стой! Куда это ты собрался, маленький человек? Кто тебя отпустил сюда одного после заката, да ещё такого нарядного? — навис над Эрнаном верзила-привратник, как только его отделил от стражников угол таверны.

— Матрос с корабля капитана Лероя ещё здесь? — проигнорировав насмешливый тон вышибалы, спросил Эрнан.

— Может, и здесь. А тебе что за дело?

— У меня для него письмо.

— Письмо? Давай сюда, я сам передам твоё письмо тому моряку, — с ухмылкой протянул огромную лапищу привратник.

— Нет, лучше позови его сюда. Отец велел передать письмо лично в руки, — отступил Эрнан на шаг назад и спрятал послание за спину.

— Оте-ец? — протянул вышибала. — И кто же у нас отец?

— Торговец Диего.

— Диего? Чего ж ты сразу не сказал, что сынок Диего? — привратника словно подменили. — Проходи, не стесняйся. Если кто-то будет приставать, зови меня или пожалуйся Мо. Он там внутри, возле стойки.

Эрнан, незаметно выдохнув, благодарно кивнул и вошёл в таверну.

Клубы дыма табака и болотника, сквозь которые с трудом пробивался тусклый свет ламп, гул грубых голосов, бренчание лютни и звон пивных кружек создавали мрачноватую атмосферу этого места. Эрнан остановился возле стойки и оглядел зал, ища глазами моряка с корабля Лероя.

— Малыш, ты не заблудился? — проворчал стоявший за стойкой хозяин заведения — грузный человек с рассекавшим лицо старым шрамом.

— Нет, я по делу, — ответил Эрнан. Он уже заметил матроса, которого искал, и устремился к его столу.

Моряк развлекался в компании двоих портовых жителей. На столе грудились бутылки, часть которых уже опустела, недоеденные закуски и всякий хлам из бездонной матросской сумки. Возле стола, кажется, намечалась ссора.

— А я говорю, врёшь ты всё! — орал на моряка рыжебородый мужик самого разбойного вида. Он так врезал кулаком по столу, что бутылки подпрыгнули, а одна скатилась на пол.

— Захлопни пасть, я сам это видел! Своими глазами, вот как тебя сейчас. Хотя тебя мне лучше бы и не видеть, отродье каракатицы! — рявкнул тот в ответ.

— Да ты знаешь, что я с тобой сейчас сделаю?! — потрясая кулачищами, вскочил бородач.

— Эй, приятель, ты бы поосторожнее с ним. Не забывай, он из команды «Ската», — негромко произнёс чернобородый щёголь с тонкими усиками, который с самым спокойным видом сидел между спорщиками.

— И что? — опустив кулаки, озадаченно спросил рыжебородый.

— Ты что, не знаешь, кто такой капитан Лерой? Во-первых, кого попало он на борт «Ската» не берёт. Хочешь припугнуть этого парня — будь готов драться с ним на смерть. Во-вторых, за своих людей Лерой всем демонам Белиара рога пообломает. Это всем известно. Так что если собрался драться, то лучше тебе проиграть, — лениво сообщил щёголь.

Бородач, набычившись, по очереди прожёг собутыльников неистовым взглядом, выругался, смачно сплюнул на пол и плюхнулся обратно на своё место, так что скамейка под ним жалобно взвизгнула.

Щёголь тем временем обратил внимание на наблюдавшего за ними Эрнана.

— Тебе чего, малец?

— О, это ко мне! — обрадовался моряк. — Это ж сынок купца Диего! Садись с нами, малыш, угощайся!

— Я только должен отдать письмо... — замялся Эрнан и протянул свёрнутое в трубку послание.

Моряк, не глядя, сунул свиток за пазуху. Потом протянул руку и пододвинул для Эрнана скамейку.

— Садись! Ты же не хочешь обидеть уважаемых людей? — сказал он.

Эрнан никого обижать не хотел, а потому осторожно пристроился на скамейке.

— Вино, пиво, шнапс? — с ухмылкой предложил рыжебородый.

— Нет, отец не позволяет мне пить крепкие напитки, — помотал головой мальчишка.

— Выходит, ты всё-таки хочешь нас обидеть! — насупился бородач.

— Сдаётся, приятель, ты твёрдо решил сегодня заработать себе неприятностей на всю оставшуюся жизнь. Да, Огр? — ухмыльнулся щёголь. — Это же Эрнан, сын Диего. Или Диего ты тоже не знаешь? Так Ночная гильдия тебе напомнит, кто он такой.

— И вообще, это я его пригласил за стол. Он мой гость. Собрался обидеть моего гостя, будешь сначала иметь дело со мной, — вмешался моряк и ободряюще подмигнул Эрнану.

— Ну, не хочет, пусть не пьёт, — стушевался бородач, схватил со стола кусок окорока и свирепо вгрызся в него крупными жёлтыми зубами.

— Вот это правильно, Огр. Когда твоя пасть занята жратвой, то она не изрыгает всякий бред, — одобрил его действия щёголь.

— Угощайся, — пододвинул моряк поближе к Эрнану корзинку с фруктами.

Тот улыбнулся, выбрал самое большое и спелое яблоко и принялся его с аппетитом грызть, то и дело бросая осторожные взгляды на собутыльников моряка.

— Так ты и в самом деле видел целую толпу нежити? — обратился к матросу щёголь, возобновляя беседу, которая была прервана выходкой рыжебородого и появлением Эрнана.

— Клянусь Аданосом! Вот как тебя сейчас, — стукнул себя кулаком в грудь моряк.

— Нежить? Ты видел нежить? — оторвавшись от яблока, с любопытством воскликнул Эрнан.

— Да врёт он все, — пробубнил с набитым ртом Огр, но заткнулся под яростным взглядом щёголя.

— Расскажи! — попросил Эрнан.

Щёголь тоже воззрился на него с ожиданием во взгляде.

— Это можно, — приосанился моряк, довольный вниманием к своей персоне.

Сокровища острова скелетов

— Как вы, наверно, знаете, наш капитан — самый знаменитый в этой части света искатель сокровищ, — начал моряк. — С ним никто не может сравниться в этом деле, даже сам капитан Рен по прозвищу Морской Дракон. Так что большую часть времени мы мотаемся от одного забытого всеми богами острова к другому, обшариваем всякие пыльные подземелья, кишащие гарпиями развалины и тому подобные места. Не могу сказать, чтобы такая жизнь была мне не по душе — скучно с Лероем не бывает, да и платит он щедро.

Весной, всего через пару месяцев после моего вступления в команду «Ската», бросили мы якорь у берегов острова Тамора. Порта там никакого нет, только небольшая рыбацкая деревушка на берегу мелководной бухты. Поэтому мы встали на якорь в отдалении от берега и высадились на шлюпке. С собой капитан взял второго помощника по имени Элард, меня и ещё одного матроса, которого звали Сид. А остальные парни под началом первого помощника Клифа остались на палубе.

Рыбаки указали нам дорогу к городу, который находится посередине острова. Когда мы пришли в город, Лерой и Элард отправились в замок местного правителя — у них к нему было какое-то важное дело, а нам с Сидом велели подождать их на рыночной площади.

Просто сидеть и ждать было скучно. Мы сходили в местную таверну — она небольшая, устроена в подвале, и потому даже в летнюю жару там прохладно. Вино, правда, паршивое, ни в какое сравнение не идёт с хоринисским и тем более варантским. Музыкантов и девок там тоже не оказалось, поэтому мы с Сидом пропустили по кружке и отправились бродить по рынку и разглядывать товары.

Ферм на Таморе нет, поэтому жратва там в основном привозная и стоит недёшево. Разве что рыбы и дичи из местных лесов хватает. А вот оружия, горняцкого и плотницкого инструмента там полно. Но до него нам дела не было, хотя клинки, доспехи и арбалеты мы, конечно, посмотрели просто из любопытства. Потом стали выискивать всякие диковины вроде огромной чёрной жемчужины, белого как снег панциря соляного ползуна и книжек с картинками. Золота, чтобы купить что-то из этого барахла, у нас не было, да и не нужно оно нам. Мы просто убивали время, пока ждали капитана и Эларда.

Сид по складам читал названия на обложках названия, а я только рассматривал картинки. Я взял одну книгу и спросил Сида, что на ней написано. Но он сказал, что руны какие-то непонятные и вообще это, наверно, какой-то другой язык. Мы спросили у торговца, как называется книга, но он и сам не знал. Сказал только, что она очень древняя. Но это и так было видно по облезлой обложке и потрёпанным листкам внутри.

Потом к продавцу подошёл какой-то человек в кожаном фартуке и они принялись торговаться из-за свитков. А я от нечего делать стал листать ту книгу с непонятным названием. Картинок в ней не оказалось, только какие-то мелкие закорючки. Я положил её на место, но из книги выпал один листок. Сид поднял его, повертел и так и сяк, а потом подмигнул мне и спрятал листок за пояс. Я понятия не имел, зачем он ему потребовался, но выдавать товарища по команде торговцу, конечно, не стал. Да и велика важность — какой-то листок. Не кошель же он у него подрезал.

Вскоре вернулись Лерой и Элард. Оба хмурые и недовольные. Велели нам идти следом и покинули город. Капитан всю дорогу до берега ругался, а Элард всё больше молчал, а иногда хмыкал и качал головой, словно чему-то удивлялся.

Когда мы сели в шлюпку и отчалили от рыбацкой пристани, капитан вроде немного успокоился и повеселел. Тогда Сид достал из-за пояса выпавший из книги листок и показал капитану. У того аж глаза вспыхнули.

— Ты где это взял? — спрашивает.

— Из книги на рынке выпала, — говорит Сид. — Торговец её не стал подбирать, вот я и поднял.

— Или просто спёр? — хмуро глянул на него капитан.

— Нет-нет, капитан! Он правду говорит, — вступился я за товарища, а сам украдкой показал Сиду кулак.

— Глянь, Элард. Что ты об этом думаешь? — протягивает капитан листок второму помощнику.

Тот повертел листок и так, и сяк, и говорит:

— Карта какая-то.

— Вот именно! Карта. Причём крайне любопытная. Я не я буду, если не разберусь, что на ней изображено.

Три дня мы дрейфовали в виду Таморы. Всё это время капитан сидел в своей каюте — один или с Элардом и Клифом. А на четвёртый день вышел на палубу и велел ставить паруса. Курс он проложил круто к ветру, и нам часто приходилось менять галс. И так недели две, не меньше. Намучились мы, ладони в кровь стёрли о снасти! Потом ветер переменился и «Скат» ещё неделю шёл куда-то на северо-восток под всеми парусами. Вахты стали полегче, парни смогли немного перевести дух.

Плавание продолжалось, пока на горизонте не показались какие-то мелкие острова, покрытые чёрными скалами и хвойными деревьями. Когда вошли в пролив между ними, капитан велел бросать якорь и готовиться к высадке. На этот раз с Клифом остались только двое, а остальные отправились с капитаном на берег. Лерой прихватил длиннющую шпагу, Элард повесил за спину свой любимый двуручный меч, а остальным раздали абордажные сабли, топоры и арбалеты.

— Нас сюда привела старинная карта, которую добыл Сид. Наверняка на этих островах мы найдём что-нибудь ценное. Если дело выгорит, половину золота от продажи добычи я разделю между матросами. Так что глядите в оба, кто первым найдёт что-то стоящее, получит дополнительную награду, — сказал Лерой, когда мы высадились на узком пляже одного из островов.

Все радостно закричали: «Да здравствует капитан!» и принялись обшаривать остров.

Вскоре кто-то из парней наткнулся на толстую каменную плиту с непонятными закорючками. Сразу же позвали капитана Лероя. Он долго осматривал плиту, сверялся с записями в своей карманной книжке и картой Сида. Потом нажал какие-то выступы на поверхности плиты, внутри скалы что-то заскрипело и открылся проход в подземелье.

Мы зажгли факелы и спустились вниз. Капитан шёл первым, остальные старались не отставать. Местечко оказалось мрачное — под ногами то и дело хрустели старые кости, со стен свисали ржавые цепи, откуда-то доносился плеск воды и какие-то странные звуки. По пути пришлось открыть ещё пару каменных дверей, а один раз из пола прямо перед нами выскочили острые ржавые шипы. Никто не погиб только благодаря опыту капитана. Лерой словно почуял опасность и приказал всем остановиться в самый последний миг.

А потом мы добрались до просторного подземного зала. Когда свет факелов немного рассеял темноту, мы обомлели. Весь зал оказался наполнен скелетами! Они стояли ровными рядами при оружии и в остатках доспехов. Мы замерли. Они поначалу тоже не двигались. Потом один скелет повернул голову в сторону капитана и выхватил меч. Остальные тоже схватились за оружие. Звук был такой, что мы едва не оглохли!

Как мы оттуда удирали! Толкали друг друга, наступали на пятки. А за нами, за спиной у капитана, который бежал последним, ломилась по подземному проходу толпа нежити. Клянусь Аданосом, такого страха я в жизни не видывал!

Когда мы растрёпанной толпой выкатились из подземелья, нежить отстала. Каждому было стыдно, что спраздновал труса. Но что нам оставалось делать? Десятка полтора человек против доброй сотни оживших скелетов — не лучший расклад...

— Нужно было повернуться лицом к опасности и принять бой, — убеждённо заявил Эрнан.

Рыжебородый Огр насмешливо фыркнул и выразительно постучал себя пальцем по лбу. Чернявый щёголь, наоборот, усмехнулся с одобрением.

— Элард сказал то же самое, — кивнул Эрнану моряк. — Он вместе с Сидом и ещё одним матросом обследовал дальнюю часть острова, поэтому не участвовал в нашем походе под землю и позорном бегстве. Он снял со спины свой меч и пошёл в подземелье. Лерой бросился следом. Никакого приказа он не отдал, но не нашлось никого, кто остался бы снаружи.

Вскоре впереди раздались звон оружие и треск костей. Мы прошли ещё несколько шагов, и вот тогда-то я понял, зачем второй помощник капитана постоянно таскает с собой эту длинную железяку. Взмахами клинка Элард полностью перекрыл весь проход и крошил скелетов одного за другим. Работал без суеты, размеренно, как рыбак, который тянет сети, или крестьянин, когда косит пшеницу или что там у них растёт на полях. А нежить валилась ему под ноги и пятилась назад!

Так продолжалось до тех пор, пока проход не расширился. К тому времени Элард успел в одиночку положить не меньше дюжины скелетов. Потом длины его клинка не стало хватать на всю ширину подземелья, и нам тоже пришлось принять участие в забаве.

Это, скажу я вам, был славный бой! В итоге мы все были изранены, но не опасно. Только Сида какой-то не в меру прыткий костяк проткнул ржавой саблей, и бедняга умер на месте. А когда нежить, наконец, закончилась, мы смогли перевязать свои раны и осмотреть подземный зал...

— И что, нашли вы сокровища? — скривился в скептической ухмылке Огр.

— Нашли. Не так много, как рассчитывали, но на долю каждого матроса пришлось по нескольку сотен звонких монет.

— Врёшь ты всё! — хмыкнул рыжебородый.

— А на что я вас сейчас угощаю, как не на остатки той добычи? — оскалился моряк в широкой улыбке.

* * *

Равномерный гул голосов, наполнявший портовую таверну, неожиданно смолк. Коротко звякнув струнами, прервала свой напев лютня. Все головы повернулись в сторону входа, который перекрыла широкими плечами фигура в красных доспехах стражи.

— Эй, служивый, ты дверью не ошибся? — проворчал из-за прилавка Мо, скривив изуродованное шрамом лицо. — Или опять облава?

— Нет-нет, мне только нужно препроводить вон того юношу к его отцу, — ответил стражник. — Эран, ты почему так долго?

— Ой, дядя Тиль, я засиделся что-то!

И, попрощавшись с моряком, рыжебородым Огром и щёголем, Эрнан заспешил к выходу.