Их убежище (гет)

Мне всегда казалось, что я одна, бывая в компаниях, часто оглядывалась, теряя суть разговора. Я смогла окружить себя людьми, но как с ними взаимодействовать — не понимала. В школе нормиков мне было весьма сложно, особенно, когда мои способности вырывались. После очередного всплеска сил пострадали мои «друзья», так что тёте пришлось забрать меня и перевести в Невермор. Директор Уимс приняла весьма радушно, что не могло не льстить. Тут было место для таких, как я. Тут было моё место.

Но прошла половина семестра, а я так ни с кем и не сблизилась. Ко мне подходили девочки, мальчики, я не особо могла с ними говорить, просто не понимала о чем. Приветливая, дружелюбная, готовая помочь, с кучей знакомых, но все еще одна. Уединявшись в каком-нибудь темном углу, я придавалась своим мыслям, читала или просто наблюдала за тем, как у всех всё хорошо. А потом случилось так, что Ксавьер Торп расстался со своей вездесущей Бьянкой. И популярный мальчик стал прятаться, скрываться от друзей, учителей, в общем, от всех. Как-то случайно, в попытке скрыться от шумной толпы, набрел на меня, сидящей в углу полупустого кабинета.

— Ты приведение этой комнаты?

Это было первое, что он сказал.

— Ну почти.

Мне показалось это забавным.

— Я могу побыть тут некоторое время?

Я кивнула.

— Славно.

Он убрал волосы назад, достал из сумки скетчбук и принялся рисовать. Точно видно не было, да и было не особо важно. Ксавьер сидел совсем недалеко. Тишина прерывалась перелистыванием страниц — то его, то моих. Мы провели так еще какое-то время, пока звон не прервал нас. Пора идти на ужин.

— Спасибо. — шепнул мне парень напоследок. — За всё.

Я недоумевала, но он уже оставил меня, так что спросить не представлялось возможным.

Мы стали видится в той комнате постоянно. Сделали её своим своеобразным убежищем. Торп приходил, когда хотел отдохнуть, ну а я приходила всегда. Однажды в один из пасмурных дней он притащил в наш уголок где-то найденный граммофон.

— Не против потанцевать?

Для меня это было странно. Первый раз кто-то предложил подобное. Пластинка заиграла, заполняя пространство музыкой.

— Я-я не умею.

— Ничего страшного, ты просто вставай. Вытяни руку, а голову поверни вправо.

Он был необычайно возбужден и весел. Пришлось подняться. Ксавьер подхватил, прижимая к себе, начиная кружиться в такт песне. Я засмеялась. Танцевала, ведомая им, всё равно наступая на ноги. Немного кривился от неприятной боли, но молчал.

— Ксавьер что на тебя нашло?

— Увидел тебя и захотелось танцевать.

Мы смотрели в глаза, иногда опаляя дыханием друг друга. Что-то было в этих долгих пронзительных взглядах. Он оступился и я, державшаяся за него, рухнула следом. Комнату наполнил смех.

— Давай оставим тут граммофон.

Улыбнулся и кивнул.

— Тогда в следующий раз принесу новую песню.

И ушел, оставив её взбудораженную новыми эмоциями. Теперь они почти всегда слушали музыку, ставя на фон, занимаясь своими делами.

В следующий день он был темнее тучи, совершенно отказываясь что-либо обсуждать. Но случайный порез при точении карандаша заставил его эмоции показаться.

— Мне все осточертело! — крикнул, разбрасывая все свои полотна.

— Эй, послушай, всё хорошо.

Я кинулась к нему в надежде остановить бушевавший гнев.

— Нет, ты вряд ли хочешь знать.

— Ксавьер. Всё, что было в этой комнате, остается в этой комнате. Мне-то ты точно можешь доверять, — шептала, обхватив его лицо, заставляя смотреть в глаза.

Шторм утих.

— Я всё равно не хочу об этом говорить.

— Но тебе станет легче.

Сомнение отражалось в нём. Улыбнувшись, я, видимо, дала ему толчок к действиям.

— Мне страшно. Безумно страшно быть тенью своего отца.

Он отстранился, присел и начал собирать свои работы.

— Что за бред? Мы все разные. И ты точно никогда не будешь тенью отца, ещё и с таким чудесным даром. Возможно, будешь следующей статуей, которую поставят в школе как По. У твоего-то отца точно статуи нет.

Он все еще сидел отвернувшись. Я присела рядом, помогая собирать.

— Знаешь, — я держала одну из картин. — Это удивительно невероятное чудо. Вряд ли кто-то другой на такое способен. Ксавьер, ты самый лучший художник. По крайней мере среди Изгоев уж точно.

Ксавьер замер, его спина затряслась, а после он крепко обнял меня. Я не видела его лица, но что-то капало мне на плечо. Всё, что оставалось — погладить его по спине, давая ему время.

«Все, что было в этой комнате, остается в этой комнате».

В следующий раз мы встретились через неделю, когда он радостно сообщил.

— Кажется, я снова смог полюбить.

Щеки загорелись. Чтобы успокоиться, пришлось открыть окно.

— Ч-что это значит?

Он продолжал улыбаться, не обращая внимание на легкий мороз. Бросился к холсту и принялся писать.

— Помнишь несколько дней назад к нам перешла новенькая?

Тут холодно стало мне. Сердце упало и разбилось со звоном.

— Она! В ней что-то есть. Кажется, она мне нравится!

Под его рукой уже проявлялись характерные черты этой девушки.

— Мне... — я осмотрелась, — Мне кажется пора, соседка хотела еще сходить куда-то.

— А, хорошо. Иди.

Даже не посмотрел. Выбежав из убежища, я отправилась в туалет, смыть отчаяние и боль.

«А казалось, что я только поверила. В людей, себя и него».

Я знала о его кошмарах, аллергиях, страхах, радостях. Видимо, всего этого было недостаточно.

Я снова стала сидеть в той комнате одна, пока он обхаживал новенькую, бегая за ней.

Примечания:

Не знаю насколько справилась с Ксавьером. Хотя мы и незнаем его до....

Конца?