Байки у костра (джен)

Долина Пирамид, утонувшая в сумраке позднего осеннего вечера, вызывала в душе какое-то гнетущее чувство. Тоскливый вой неизвестного животного, который доносился издали, бодрости тоже не добавлял.

Основание стен древних построек скрывал слой тумана, что поднимался от сырой после недавнего дождя, стылой земли. Кто может прятаться в нём, кроме покрытых непонятными символами резных камней, лучше даже не думать.

Мне оставалось лишь испуганно озираться, стискивая окоченевшими от холода и напряжения пальцами рукоять кинжала. Одежда сделалась сырой и холодной. Она стесняла движения, но не грела. Мне никак не удавалось унять дрожь.

И какой демон занёс меня сюда в такое время? Это всё старый алхимик Константино! Это он расклеил по всему Хоринису объявления о том, что готов хорошо платить за собранные грибы. Должно быть, они нужны ему для всяких дурацких опытов.

Обещанная награда и толкнула меня, как и некоторых других жителей острова, на походы в самые глухие и опасные места в пору, когда все разумные люди, орки и гоблины стараются далеко не отходить от своих домов, меховых шатров и пещер. В их очагах сейчас весело потрескивают дрова, кладовые ломятся от припасов на зиму, а меня темнота застала в этом жутком, наполненном древними злыми тайнами месте. В сумке вместо припасов — только горсть проклятых грибов, которые обязательно нужно донести до лавки алхимика и получить обещанную награду. Да и неизвестно, можно ли их вообще есть.

Что же делать? Попытаться выбраться в неглубокое ущелье, по дну которого вьётся дорога к таверне «Мёртвая гарпия»? Сейчас заведение, расположенное на перекрёстке в самой середине этой части острова, представлялось мне лучшим местом на свете — гостеприимным, тёплым и безопасным.

Но дойти до таверны получится разве что к рассвету. И то при условии, что очень сильно повезёт. На обочинах дороги, что змеится сквозь леса и скалы, белеет немало костей беспечных путников, обглоданных диким зверьём и безжалостным временем.

Может быть, лучше попытаться отыскать место для ночлега в этой долине? Но где? Здесь сейчас даже дров для костра не найти.

Вдруг мой взгляд, блуждавший по заполненному густой тьмой и туманом пространству, привлёк красноватый отблеск, который пробился откуда-то с вершины самой большой пирамиды. Что это? Неужели здесь может быть кто-то живой? Разбойники? Творящие чёрный обряд некроманты? Или кто похуже?

Обточенные за многие века ветрами и ливнями древние ступени оказались неровными и сырыми. Подниматься по ним, стараясь при этом не выдать своего присутствия случайным шумом, было непросто. Но прямоугольник тусклого света становился ближе с каждым шагом. И с каждым шагом всё громче колотилось сердце, всё крепче цеплялись за рукоять оружия занемевшие пальцы.

Вот и площадка на самой вершине пирамиды. Древнее сооружение венчает постройка, похожая на каменный ящик с плоской крышей. В одной из её стен — ничем не украшенный дверной проём. Именно из него брезжит свет и, что стало заметно лишь вблизи, струится пахнущий горящим деревом дымок.

Так, теперь нужно быстро и бесшумно заглянуть внутрь. Если там кто-то опасный, разумнее оставить себе возможность для незаметного отступления. Сейчас я не в лучшем состоянии для любой драки.

Делаю осторожный шаг, заглядываю в освещённый проём и замираю... Прямо мне в переносицу смотрит наконечник болта, который уверенно покоится в жёлобе на ложе взведённого арбалета. Перевожу взгляд на лицо держащего оружие стрелка и облегчённо перевожу дух.

— Драгомир!

— А, это ты! Привет! Далеко же тебя занесло, — с не меньшим облегчением отвечает этот известный на Хоринисе охотник и опускает оружие. — Здесь, в горах, нечасто можно встретить живого человека. Садись к огню, ночи становятся холодными.

Убираю оружие, с трудом заставив разжаться одеревеневшую ладонь, и делаю шаг внутрь — к теплу и свету умело разведённого посередине помещения костра.

— Драгомир, что ты здесь делаешь?

— Ты же знаешь, что я охотник. Большую часть времени провожу где-нибудь в дикой глуши со своим арбалетом. Но в такую погоду, как в последние дни, хочется иметь хоть какую-то крышу над головой.

Киваю в ответ и устраиваюсь около весело полыхающих поленьев, на охапке покрытых багряными листьями веток. Расстёгиваю застёжки на пропитанной влагой куртке, стаскиваю раскисшую обувь и с облегчением вытягиваю ноги. Блаженное тепло охватывает всё моё усталое и продрогшее тело.

— Есть хочешь? — спрашивает Драгомир и, не дожидаясь ответа, протягивает изрядный кусок жареного мяса, уложенный на пожелтевшую розетку листьев серафиса.

Впиваюсь в угощение зубами и некоторое время просто утоляю голод, не обращая внимания ни на что другое. Драгомир посматривает на меня с сочувственной улыбкой, а его жилистые руки тем временем живут своей жизнью — сдвигают горящие поленья в одну сторону и пристраивают над угольями небольшой горшок, который вскоре начинает побулькивать и распространять вокруг медово-травяной аромат.

— Кружка с собой? — сняв горшок с огня, уточняет охотник.

Молча протягиваю отполированный ладонями деревянный сосуд, а когда он наполняется, подношу к губам. Вдыхаю вкусно пахнущий пар и осторожно, стараясь не обжечься, отхлёбываю незнакомый напиток.

— Что это?

— Особое зелье по моему тайному рецепту, — смеётся Драгомир. — Травы, ягоды и немножко мёда. Пей, сейчас живо согреешься и взбодришься. Что же всё-таки заставило тебя бродить ночью в такой глуши?

Отхлёбывая горячий напиток, коротко рассказываю охотнику об обещанной Константино награде за грибы.

— Нет уж, собирать грибы — это не по мне, — мотает украшенной седой прядью головой Драгомир. — Моё дело — охота. Вот продам Босперу добытые за осень шкуры, получу больше, чем за все грибы Хориниса. Я одних мракорисов уже три штуки добыл, а сезон только недавно начался.

— Трёх мракорисов? Ну, ты ловок! — искренне восхищаюсь я.

— А что такого? Звери как звери. Если знать их повадки и действовать правильно, то это не так уж опасно, — небрежно отмахивается он и отпивает из своей кружки исходящий паром отвар. — Тут и пострашнее твари обитают. Например, если поднимешься к пустоши над горным озером, то наткнёшься на огромного тролля. Эта громадина быстро превратит тебя в отбивную. Правда, не заметить его трудно — ростом с дерево, а ревёт и воняет так, что слышно издали.

Смеёмся.

— Ещё не советую соваться в пещеры, — добавляет охотник. — В темноте можно неожиданно наткнуться на выводок ползунов, а то и на кого похуже...

— Имеешь в виду нежить?

При упоминании умертвий Драгомира передёргивает так, что часть напитка из его кружки с шипением выплёскивается на уголья. Охотник испуганно оглядывается на тёмный провал входа.

— Не произноси этого слова, не то накличешь на нашу голову...

— Ты так боишься неупокоенных?

— Я могу один выйти против любого зверя или шайки разбойников. Мне приходилось по тонкому бревну перебираться через ущелье с бушующим на дне водопадом, недели напролёт скитаться в одиночку по самым глухим дебрям и спасаться от лесного пожара. Но ожившие мертвяки вызывают у меня такой ужас, что я готов уносить ноги при одном упоминании об этих проклятых тварях! — произносит он побледневшими губами. — Давай лучше поговорим о чём-нибудь другом. Я слышал множество рассказов о разных зверях и других существах, обитающих на далёких островах Миртанского моря и материке. В правдивости некоторых из этих историй я сомневаюсь, в истинности других когда-то довелось убедиться лично.

— О, это любопытно! Осенние ночи длинные, а твой напиток прогоняет сон. Так что я с удовольствием послушаю какие-нибудь истории.

— Хорошо, тогда слушай...

— Эту историю мне однажды рассказал старый Джек — смотритель хоринисского маяка. По правде говоря, он большой любитель вспоминать разные события своей бурной моряцкой молодости. Повторяет их помногу раз каждому желающему и нежелающему тоже.

Но то, что я хочу тебе сейчас рассказать, слышал от него лишь однажды. А когда спустя какое-то время решил расспросить старика поподробнее, он сделал вид, будто не понимает, о чём, речь, — напустив на себя таинственный вид, говорит Драгомир. — Джек рассказывал, что за судном, на котором он тогда ходил, однажды увязались пираты. Уходя от них, капитан отклонился далеко от обычных морских путей, долго лавировал между скалами и мелями, и в итоге сумел оторваться от преследования.

Правда, судно оказалось в водах, где ни капитан, ни кто-то ещё из команды не бывал ни разу. На имевшихся у них картах те места тоже не были обозначены. Морякам здорово повезло, что они прошли невредимыми в опасных водах и вскоре увидели берега неизвестного острова.

По приказу капитана они бросили якорь у незнакомого скалистого побережья. Продовольствия на борту хватало, а вот пресной воды оставалось в обрез — стараясь как можно сильнее облегчить судно для лавирования между мелями, моряки опорожнили большую часть бочек за борт. Поэтому нужно было срочно пополнить запасы воды.

Капитан отрядил десять человек во главе со своим молодым помощником на двух шлюпках на берег. Среди этих людей оказался и Джек. Они погрузили пустые бочонки в шлюпки и погребли вдоль скал, подыскивая подходящее место для высадки. Свернули за высокий мыс и обнаружили небольшой песчаный пляж, поросший редкими деревьями. Помощник капитана приказал высаживаться.

Берег кишел шныгами, варанами и шершнями, но моряки были вооружены арбалетами, саблями и абордажными топорами, а потому быстро справились с хищниками. За деревьями между скал обнаружилась тропа, уходившая вглубь острова. Помощник капитана оставил возле шлюпок четверых матросов, а остальным, в том числе и Джеку, велел взять по бочонку и идти за ним.

Вскоре они углубились в лес, нашли ручей с чистой водой, наполнили бочонки и отнесли их на берег. Потом вернулись к источнику ещё раз. Пока матросы набирали воду, помощник капитана углубился в заросли, чтобы взглянуть, что там дальше. Вскоре парни услышали его крик и, похватав оружие, кинулись на голос.

Как выяснилось, кричал помощник капитана не от страха или боли, а скорее от удивления. Как только он миновал полосу леса и вновь вышел к скалам, то увидел вдалеке какие-то развалины. Выглядели они мрачно — стены и башни из тёмного камня, местами обвалившиеся, поросшие кустами и густо оплетённые плющом.

Бывалые матросы советовали держаться от этого места подальше, поскорее заполнить оставшиеся бочки и вернуться на судно. Однако молодой помощник решил обследовать руины.

«Если мы отыщем там что-то ценное, то капитан будет очень доволен и все получат прибавку к жалованию», — сказал он. Этот довод подействовал, и матросы направились вслед за смельчаком в сторону развалин.

Руины оказались дальше, чем представлялось вначале. Перевалив каменистый гребень, моряки снова углубились в лес. Здесь он был куда гуще, чем у берега. Толстые, увитые лианами, стволы деревьев тонули в тумане, со всех сторон слышалась какая-то возня и голоса хищных зверей.

Моряки шли с опаской, однако когда один из них вдруг запнулся и упал, остальные сначала не поняли, что произошло. Лишь после того, как он не поднялся на ноги, а всё так же лежал на покрытой лишайниками земле, не отвечая на оклики, стало ясно, что дело нечисто. Упавшего попытались поднять, и тут обнаружилось, что он мёртв. О причине смерти гадать не приходилось — в боку бедняги торчала длинная стрела с ярким оперением.

Все схватились за оружие. Вокруг затрещали ветки и со всех сторон на хоринисских моряков набросились люди, одетые в шкуры и вооружённые луками, копьями и дубинами. Лица их сплошь покрывали причудливые узоры татуировок. Матросы дали дружный залп из арбалетов, а потом схватились за сабли и топоры. Несколько воинственных туземцев погибли сразу, но и двое моряков упали на землю, исколотые копьями. Такому оружию они мало что могли противопоставить, и будь нападавших больше, все бы там и полегли. А так, отбив первый натиск, выжившие моряки бросились в сторону руин.

Вырвавшись из леса, помощник капитана, Джек и ещё один матрос, задыхаясь, помчались вверх по склону — к спасительным, как им казалось, развалинам. Вслед им полетели стрелы. Когда уже до заветной стены оставалось несколько шагов, сразу две стрелы сразили помощника капитана...

— Поделом! Этот дурак и завёл своих людей в засаду, — вставляю я.

— Не спорю. Однако он был ещё совсем молодым человеком. В таком возрасте каждого тянет на подвиги и приключения, а думать наперёд не очень хочется, по себе знаю, — ухмыляется в ответ охотник. — Но вернёмся к тем давним событиям. Джек говорил, что когда он и его товарищ — последний из выживших — укрылись за полуразрушенной стеной, туземцы за ними дальше не пошли. Остановились на расстоянии, будто опасаясь пересечь некую незримую границу, что-то покричали, посмеялись, помахали копьями, выпустили в направлении развалин несколько стрел и скрылись в лесу.

Моряки с облегчением перевели дух и огляделись. Вокруг, кроме увитого плющом камня и пробившегося сквозь него кустарника никого и ничего не было. Переглянувшись, матросы направились вглубь развалин, ведь путь назад для них был отрезан. Но стоило обогнуть какое-то большое здание, как из пролома в стене высыпали ожившие скелеты. Хрустя пожелтевшими костями и размахивая оружием, они набросились на людей, — произнося это, Драгомир заметно бледнеет. — Товарищ Джека погиб сразу, а сам он с трудом отбил несколько первых ударов и вновь вынужден был спасаться бегством.

Поначалу Джеку удалось кое-как оторваться от умертвий. Но потом он забежал в тупик, и они его почти настигли. Спасся он лишь за счёт того, что быстро взобрался на крышу какой-то постройки. Скелеты вскарабкались вслед за ним, прогнившие балки ветхой кровли не выдержали, и вся нежить вместе с черепицей рухнула внутрь здания. А Джек как раз успел добежать до фронтона и спрыгнуть вниз. Впереди он заметил арку ворот и, обнаружив путь к спасению, припустил к ним что было мочи.

Когда Джек выскочил за ворота, то первое, что он увидел, было чудовище, похожее на длинноногого варана или приземистого глорха. Тело его сплошь покрывала чешуя, а голова вместо пасти оканчивалась чем-то вроде толстого клюва. Тварь подняла голову, и Джек понял, что глаз у неё нет вовсе. Но при этом она мгновенно почуяла присутствие человека и ринулась в атаку.

Между тем проклятые порождения Белиара уже выбрались из-под обломков и снова устремились в погоню. Джек оказался между смертью от их ржавых мечей и гибелью от челюстей чудовища. Он заметался, отчаянно ища выход. И выход нашёлся — в стене рядом с аркой торчала толстая бронзовая скоба. Она вся позеленела и была сильно изъедена временем, но смогла выдержать вес человека.

Джек подтянулся на руках, ухватился за уступ на месте выпавшего из кладки камня и в следующий миг оказался на стене. Оттуда он с ужасом наблюдал, как в воротах столкнулись две погони. Чудовище подняло морду навстречу скелетам, разинуло клюв и полыхнуло огнём. Старые кости сразу же вспыхнули, однако нежить успела навалиться всей толпой на нового врага и порубить его мечами. Правда, монстр, прежде чем издохнуть, ещё пару раз плюнул огнём.

В итоге на ногах остались только два скелета. У одного не было правой руки, которая отвалилась вместе с оружием, а второй весь почернел от пламени из пасти чудовища и был готов вот-вот рассыпаться. В этом Джек ему охотно помог, спрыгнув со стены прямо на обугленный череп. А последнего из преследователей он добил топором.

Довольный одержанной победой, Джек огляделся по сторонам и вскрикнул от радости. Из глубины развалин к воротам приближались две шатающиеся, залитые кровью фигуры. Это были помощник капитана и тот моряк, которого порубила нежить. Выходит, они были просто ранены!

Джек бросился им навстречу, но в нескольких шагах почуял неладное и остановился. Это не были живые, пусть и сильно израненные люди. Остекленевшие глаза, перекошенные посиневшие лица, судорожно скрюченные пальцы рук... — Драгомир с трудом выдавливает эти слова, его передёргивает от отвращения. — Словом, товарищи Джека тоже превратились в умертвия. Взвыв от ужаса, он кинулся прочь — благо, после смерти чешуйчатого чудовища путь был открыт.

Джек рассказывал, что и сам не помнит, как и куда он бежал, а потом брёл в наступившей ночной темноте. Карабкался по каким-то склонам, переходил по пояс в воде быстрый ледяной поток, ломился сквозь чащу, шарахался от каких-то зверей... Единственное, что у него осталось в памяти после той ночи — это вырубленный в скале гигантский череп. Высотой он, если верить Джеку, казался не меньше его маяка, а в огромной клыкастой пасти чернел вход в какое-то подземелье.

Джек поспешил прочь от этого жуткого места и едва не столкнулся с отрядом туземцев, вереницей бежавших по узкой тропе. Он спрятался под ствол поваленного дерева и в темноте кровожадные убийцы в капюшонах из шкур его не заметили.

Только к рассвету Джек сумел выбраться на пляж, где возле шлюпок оставались четверо моряков с его корабля. Те были встревожены исчезновением помощника капитана и остальных, но не вернулись на судно, а решили подождать до утра. Они сторожили по очереди, поэтому дозорный сразу заметил выскочившего из-за деревьев Джека и разбудил остальных. Выслушав сбивчивый рассказ чудом спасшегося товарища, они сразу же спустили на воду одну из шлюпок, покидали в неё те бочонки, которые успели наполнить водой, и погребли в сторону корабля.

Капитан, узнав, в чём дело, приказал немедленно ставить паруса и сниматься с якоря. Больше Джек того острова ни разу в жизни не видел и не встречал никого из тех, кому тоже довелось на нём побывать.

— А что это было за огнедышащее чудовище? — спрашиваю я.

— Маг Воды, которому Джек описал ту тварь, называл его крауром. Он говорил, что это животное очень редкое и живёт лишь на нескольких дальних островах Миртанского моря. Краур сродни огненным ящерам и драконам, которые будто бы в древние времени приходили на землю и чинили зло людям. Но о драконах можно услышать лишь в древних легендах, а крауры живы и сейчас. Во всяком случае, во времена молодости старого Джека один из них точно бегал по неизвестному острову.

— Это случилось ещё во время первой войны с Варантом. Заставы королевских воинов, оберегавшие южные рубежи Миртаны, не выдержали натиска свирепых пустынных головорезов, были частью перебиты, а частью разбежались. Варантцы растеклись по приграничным провинциям, сея повсюду смерть и разрушения.

В то время один молодой паладин был послан на юг с каким-то поручением. Он мирно дремал после долгого пути, устроив привал возле какого-то ручья, когда на него набрёл отряд варантских убийц. Они схватили паладина, забрали его оружие и доспехи, и отвезли в пленника Бакареш. Там парня, избитого и закованного в цепи, продали на невольничьем рынке.

Один торговец, видя, что паладин силён и вынослив, купил его и приковал к веслу на своём корабле вместе с несколькими рыбаками с Южных островов и парочкой диких кочевников из пустыни. Потом он нагрузил корабль разными товарами и отправился вдоль побережья на юг.

Прикованные к вёслам рабы гребли до тех пор, пока не пригнали купеческий корабль в Патару. Всю дорогу слуги торговца подбадривали их плетьми, чтобы судно двигалось поскорее. Плохая еда и нестерпимый зной радости тоже не прибавляли. Но если большинство невольников впали в тупое уныние, то наш паладин мириться с такой судьбой не собирался. Как только выдавалась свободная минута, он незаметно расшатывал кольцо, которым его цепь крепилась к борту.

На следующую же ночь после того, как корабль встал у причала, паладин вырвал цепь, удавил ею охранника и сбежал. Какое-то время его искали люди торговца и портовые стражники, но он спрятался в пещерах, которыми изрыты прибрежные скалы близ Патары. А одна местная женщина из числа тайных приверженцев Аданоса носила ему по ночам еду и воду.

В конце концов, корабль торговца покинул патарскую пристань, стражникам тоже наскучили бесплодные поиски, а спасительница молодого паладина указала ему подземный проход, по которому можно было пробраться вглубь земель Юго-Западного Варанта.

Целую ночь паладин уходил прочь от берега, где у него не было шанса встретить какой-то корабль кроме варантских работорговцев или пиратов. Он понимал, что в пустыне его тоже ждало мало хорошего, но был твёрдо намерен добраться до Иштарского перевала, пересечь Срединный Варант и рано или поздно выйти к миртанским пределам. При этом для путешествия у него не было ничего, кроме старой рыбацкой одежды, кинжала, пары вяленых рыбин и меха с водой, которыми его снабдила добрая женщина из Патары.

Утром, когда взошло солнце, паладин устроил себе убежище в виде вырытой в песке, у подножия большого кактуса, ямы, которую он прикрыл сухой травой и ветками. Там беглец проспал до заката, а потом снова двинулся в путь, стараясь избегать встреч со стаями койотов и песчаных ползунов.

На третий день пути вода и пища у молодого паладина кончились, силы тоже стали иссякать. Между тем вокруг по-прежнему не было ничего, кроме песка, ядовитых кактусов, раскалённых скал, иссечённых ветрами древних развалин и выбеленных солнцем костей. Дотерпев до заката в тени большой глыбы песчаника, паладин с трудом поднялся на ноги и направился в том направлении, где, как ему казалось, должен был начаться подъём на перевал. Но силы вскоре ему изменили, часа через два трудного пути он рухнул на песок и лишился чувств.

В себя паладин пришёл от того, что кто-то осторожно трогал его ухо, шею и щёку. Испуг придал ему сил, и беглец резко откатился в сторону, выхватывая кинжал. Тот, кто заставил его очнутся, тоже отскочил на несколько шагов. Это оказалось всего лишь животное. Коза. Паладин прежде видел лишь овец и коров, но сразу понял, что этот зверь им сродни и опасности для него не представляет.

Вокруг уже разливался рассвет. Нестерпимо хотелось пить. Паладин решил убить козу и выпить её кровь. Он, держа кинжал наготове, стал тихо подзывать животное растрескавшимися губами. Стиснутое жаждой горло издавало лишь хрип, но коза доверчиво приблизилась к человеку. Он занёс руку для удара, но тут его взгляд упал на набухшее козье вымя.

«Зачем убивать это животное, когда его можно подоить?» — подумал паладин.

Козье молоко придало ему сил. Их хватило, чтобы приготовить убежище на день. Идти дальше он всё равно не мог и забылся тяжёлым беспокойным сном. А на закате снова пришла коза и напоила паладина своим молоком. Вернулась она и на рассвете.

Через два дня паладин окреп настолько, чтобы можно было подумать о продолжении пути. Вот только воды у него не было, а запасти козьего молока впрок он не мог — его и так едва хватало, чтобы утолять голод и жажду, пока он оставался на месте.

«Получается, сбежав из рабства у торговца, я стал пленником козы», — подумал паладин и тихо рассмеялся.

«О, ты весел, сын мой! Это хорошо. Значит, к тебе вернулись силы и вера в себя», — раздался позади него чей-то голос.

Паладин подскочил, словно его ужалил кровавый шершень, и выхватил кинжал. Но человек, так тихо подобравшийся к нему сзади, оказался всего лишь ветхим старцем, облачённым в выцветшую от времени и беспощадного солнца мантию мага Воды. Лицо его было тёмным и сморщенным, словно перепечённая репа.

«Кто ты?» — спросил паладин.

«Я отшельник, смиренный служитель Аданоса, — ответил старик. — Два дня назад я искал свою сбежавшую козу и увидел тебя. Знаешь, а ведь ты едва не лишился жизни от моего заклинания, когда собрался полоснуть мою Лани кинжалом».

«Так твою козу зовут Лани? — спросил паладин. — Что ж, буду знать, как зовут хотя бы эту мою спасительницу. Та добрая женщина, которая помогла мне скрыться с побережья, так и не назвала своего имени».

«Вот оно что! Так, значит, ты сбежал с корабля работорговцев? Тогда тебе нужно было идти в сторону Иштарского перевала, а ты оказался неподалёку от Уджара. Тебя снова могли схватить и посадить на цепь... Ну что ж, эти негодяи такие же враги моего народа, как и твоего. Мы, кочевники пустыни, для живущих в каменных городах почитателей Белиара всего лишь добыча и рабочий скот. Правда, добыча умеет показывать зубы и помогать врагам своих врагов!» — рассмеялся старец.

«Так, значит, ты мне поможешь?»

«Конечно. Ты ведь из Миртаны, верно? Я покажу тебе, как вернуться домой».

Следующей ночью маг снабдил паладина припасами и отвёл в какие-то развалины, под которыми оказалось просторное подземелье. Там посверкивала магическими искрами шестигранная плита телепорта. Старец велел встать на неё и прочёл какое-то заклинание. Яркая вспышка на миг ослепила беглеца, а когда он вернул себе способность видеть, то узрел воды залива, далеко вдающегося в сушу там, где проходит граница между Варантом и Миртаной.

Вскоре паладин благополучно добрался до Кап-Дуна, с которого королевские воины уже сняли осаду, отогнав варантские отряды. Он принял участие во многих битвах, заслужил милость повелителя Миртаны, а на своём фамильном гербе начертал изображение козы.

— И у какого из знатных родов королевства коза на гербе? — недоверчиво спрашиваю я.

— Откуда я знаю? Думаешь, сидя в лесу у костра или напиваясь с друзьями в таверне, я между делом изучаю геральдику? — рассмеялся Драгомир. — Что слышал от людей, то и рассказал. Хочешь — верь, а не хочешь — выкинь эту историю из головы.

— Много лет назад, когда в Долине Рудников ещё не устроили каторгу, в одной из шахт работала артель рудокопов, — начинает очередную байку Драгомир, в зрачках которого таинственно сверкает отражение пламени костра. — Они добывали магическую руду, часть её отдавали графу Бергмару, который жил в Горном замке в отдалённом углу долины, а остальное продавали в Хоринисе.

Среди рудокопов был один по имени Граймс. В те времена он был совсем ещё молодым парнем, а теперь, если каким-то чудом до сих пор жив, уже должен быть стариком.

Однажды этот самый Граймс и ещё два молодых рудокопа забрались на самые глубокие уровни шахты. Была она очень древняя — неизвестно, кто и в какие времена первым начал добывать там руду. Поэтому обо всех её штреках и штольнях никому не было известно. Вот парни и решили провести разведку в кромешной тьме.

Рудокопа под землёй подстерегает множество опасностей. Он может погибнуть под обвалом, отравиться рудничными испарениями, сорваться с подгнившей лестницы, оказаться в затопленной подземными водами выработке или просто заблудиться в темноте, израсходовав все факелы, и умереть от голода и жажды. Однако чаще всего рудокопы гибнут в жвалах ползунов, которыми иные подземелья просто кишат...

— Про ползунов ты говоришь совершенно спокойно, не как про нежить, — отмечаю я.

— Разве можно сравнивать ползунов с порождениями Белиара?! Ползуны — просто опасные животные. Мне не раз приходилось убивать их в пещерах Хориниса. Да, они сильны, свирепы и покрыты крепкими панцирями, но если знать как, справиться с ними не так уж трудно... Впрочем, мы отвлеклись.

Так вот, Граймс и два его товарища натерпелись от ползунов, пока пробирались вглубь шахты. Некоторых из этих тварей они забили кирками, но чаще всего предпочитали обойти их стороной или переждать, забравшись в какое-нибудь укромное место и погасив факелы. Порой они нарочно убивали крыс или мясных жуков и выманивали на их мясо ползунов с того места, где собирались пройти.

Наконец, трое рудокопов оказались в каком-то длинном тоннеле, стены которого носили следы многочисленные следы добычи руды. Но нетронутых жил там не оставалось. Парни пошли дальше, пока не упёрлись в завал.

«Давайте попробуем его разобрать», — предложил Граймс.

Один из его спутников начал возражать, напоминая, насколько опасно трогать завал, не имея с собой свежих брёвен и досок для укрепления расчищенного тоннеля. Но третий рудокоп поддержал Граймса, и их осторожному товарищу оставалось лишь подчиниться. Не мог же он оставить друзей в опасности.

Они принялись за работу и вскоре смогли расчистить узкий лаз, который позволял пробраться дальше. То, что они там увидели, разом заставило позабыть все страхи и усталость. Со стен и потолка подземелья, разбрасывая в темноте яркие голубые искры, свешивались крупные желваки магической руды. Местами они располагались так часто, что вся стена казалась покрытой сплошным рудным панцирем!

Добыв столько руды, сколько могли унести, парни поспешили в обратный путь. Сколько они шли — неизвестно, время под землёй течёт иначе, чем при свете Ока Инноса. Но, в конце концов, добрались до верхних забоев, где трудились остальные члены артели. Рудокопы уже начали беспокоиться о разведчиках и собирались, подождав ещё немного, отправляться на поиски. К счастью, этого не потребовалось. Перемазанная в каменной пыли и крови ползунов, гордая собой троица предстала перед товарищами и предъявила богатую добычу.

Некоторые горячие головы сразу же хотели отправляться вниз для разработки обильного рудой места. Но вперёд вышел старый рудокоп и, покачав седой головой, сказал: «Мы уже добыли много руды. Нужно отдать графскую долю, а остальное продать кузнецам и магам. Закупить на вырученные монеты припасов, снаряжения и оружия, а уже после этого лезть в самую глотку Белиара. Иначе многие могут оттуда не возвратиться — не все ведь такие везучие, как эта троица».

Против таких мудрых слов возразить было нечего, рудокопы собрались и отправились на поверхность.

Путь в город, продажа руды и закупка припасов, как обычно, отняли у старателей немало времени. К тому же, некоторые из них слишком плотно засели в «Одноногом разбойнике» или «Красном фонаре», так что друзья не сразу смогли их оттуда вытащить. В итоге в шахту рудокопы вернулись лишь недели две или три спустя.

Не мешкая, они всей артелью направились вниз. Теперь у них с собой, кроме кирок, были боевые топоры на длинных древках и парочка арбалетов. Поэтому ползуны им были не так страшны. Ещё рудокопы тащили с собой древесину для крепи. Как только спустились в найденный Граймсом и его спутниками тоннель и добрались до завала, старательно укрепили стены и потолок.

Правда, рудокопам показалось странным, что завал оказался расчищен полностью. А ведь разведчики уверяли, что проделали в нём только узкий лаз. Но когда старатели, закончив установку крепи, прошли в богатую рудой выработку, то были просто ошарашены. Нигде не было видно ни куска руды!

Конечно же, все сразу накинулись на троих разведчиков, заподозрив их в обмане. Но те были потрясены не меньше, чем остальные. К тому же, Граймс напомнил об отличных рудных самородках, которые они в прошлый раз принесли из этого места. Другие начали было ему возражать, но спор столпившихся в не слишком широком проходе людей был прерван рёвом и скрежетом, раздавшимся из глубины подземелья.

Все разом умолкли и обернулись на звук. Руки сами потянулись к оружию. А из темноты прохода на свет выбралось чудовище, похожее на огромного, ярко окрашенного паука, вооружённого мощными клешнями.

«Рудогрыз! Так вот кто сожрал всю нашу руду!» — закричал самый старый из рудокопов.

В ответ тварь взвыла ещё громче и, задрав щупальца, бросилась вперёд.

Арбалетные болты отскочили от панциря чудовища, покрытого слоем магической руды. Боевые топоры тоже не смогли его пробить. Лишь острия кирок кусок за куском крошили броню рудогрыза. Но прежде, чем тварь свалилась замертво, многие рудокопы погибли, а остальные были изранены и с большим трудом выбрались на поверхность, — с печалью в голосе завершает рассказ Драгомир.

— Но что это за рудогрыз такой? Мне никогда прежде не рассказывали о таком чудовище! — не могу я скрыть своего удивления.

— К счастью, мне приходилось о них лишь слышать. Говорят, прежде они нередко встречались в шахтах Хориниса и других островов Миртанского моря. Но в большинстве мест их, к счастью, давно истребили. Они будто бы ещё попадаются на паре-тройке отдалённых островов, но на каких именно, я точно не знаю. На Хоринисе же рудогрыз, убитый Граймсом и его друзьями, судя по всему, был последним, — поясняет охотник. — Как-то раз я расспрашивал об этих чудовищах мага Ватраса. Он ответил, что они остались со времён какой-то древней магической войны. Якобы тёмные маги создали рудогрызов, чтобы помешать сторонникам Инноса добывать руду для изготовления оружия и доспехов. Но, как ты понимаешь, это всего лишь легенда.

— А Граймс? Что сталось с ним и почему ты не знаешь, жив ли он или умер?

— Граймс... Он со своими друзьями и рудокопами из других артелей ещё какое-то время зарабатывали себе на хлеб в Долине Рудников. А потом король повелел создать там каторгу и установить монополию на торговлю магической рудой. Вольные рудокопы были изгнаны из долины, Граймс ушёл оттуда в числе последних, — грустно качает головой Драгомир. — Многие из рудокопов покинули Хоринис, иные устроились батраками на фермы или грузчиками в порт. А Граймс упорно продолжал искать руду.

В итоге он отыскал заброшенную шахту в горах недалеко от двора Онара и стал приносить в город руду на продажу. Но это продлилось недолго, Граймс был схвачен стражей, осуждён за незаконную добычу и контрабанду руды, после чего его отправили на каторгу. Его расставание с Долиной Рудников оказалось недолгим — оно продлилось всего лишь несколько месяцев. Не думаю, что он до сих пор жив. С тех пор прошло очень много лет.

Мы переглядываемся с Драгомиром и, словно сговорившись, горько усмехаемся.

— Драгомир, до рассвета далеко, расскажи ещё какую-нибудь историю, — прошу я.

Охотник задумчиво ворошит уголья палкой, поднимает на меня взгляд, улыбается и спрашивает:

— Тебе когда-нибудь доводилось видеть зайца?

— Нет. А что это?

— Не что, а кто. Это такой зверёк. Он вроде крысы, только хвост у него очень короткий, а уши, наоборот, длинные. И, в отличие от гигантских крыс, на людей он не набрасывается, а сразу убегает. На Хоринисе эти существа не водятся, но в некоторых других местах их полно. Они ведь плодятся как мясные жуки, а, может, ещё быстрее, — улыбается Драгомир. — Водились они и на одном северном острове, на берегу которого миртанский король велел выстроить крепость и отправил туда дюжину арбалетчиков во главе со старым паладином, которого назначил комендантом. Им было приказано охранять границы королевства от любых врагов, которые пожелают напасть с севера.

Никакие враги с севера не приходили, только льды, снега и зимние морозы. Воинов сменяли редко, припасы им подвозили немногим чаще. Старый комендант крепости надолго запирался в своих покоях, которые размещались на нижнем ярусе донжона. Там он молился перед статуэткой Инноса или читал книги его служителей, а воинов оставлял на попечение двух десятников. Те назначали кого-нибудь в караул — больше для вида, чтобы паладин не ругался, а прочих посылали в лес за дровами и дичью.

Чаще всего в окрестностях крепости можно было встретить зайцев. Они обычно и попадали в солдатский котёл. Вкус похлёбки из зерна и старой репы при этом становился куда лучше. К тому же, за неимением врагов стрелки оттачивали на шустрых зверьках свои навыки.

Однажды воин по имени Гюнтер ранил из арбалета зайчонка. Болт его едва зацепил, иначе зверёнышу сразу бы пришёл конец. Он и так свалился как подкошенный. Вот только добить его Гюнтер не смог — жалко стало, не поднялась рука. Но и просто оставить раненого зайца на месте было нельзя, его непременно сожрали бы падальщики или волки, которых на острове тоже хватало.

Поэтому Гюнтер перевязал зайчонку рану и спрятал его в небольшой пещере, куда натаскал свежей травы. Он стал навещать его каждый день, пока зверёк не поправился. А потом отнёс его подальше от крепости и выпустил на волю.

Каково же было удивление Гюнтера, когда несколько дней спустя, собирая в лесу хворост, он встретил своего ушастого приятеля, который радостно выскочил навстречу человеку.

Гюнтер испугался, что заяц так же доверчиво прибежит и к другим солдатам, которые его непременно убьют. Поэтому он решил отнести его на другой конец острова, куда охотники из крепости добирались редко. Утром стрелок отпросился у десятника, взял арбалет, поймал и посадил в мешок своего зайца, после чего отправился в путь.

Остров был невелик, и уже к вечеру Гюнтер оказался на его северном берегу. Он выпустил зайца в лес, а сам развёл в ложбинке костёр и стал устраиваться на ночлег.

Утром стрелку нужно было отправляться обратно в крепость. Зайца нигде поблизости видно не было, а Гюнтеру хотелось увидеть зверька напоследок. Он очень скрасил его серые гарнизонные будни, и стрелок к нему привязался. Поэтому, собравшись в дорогу, Гюнтер сначала решил разыскать своего приятеля.

Пройдя немного вдоль берега, стрелок услышал чьи-то голоса. Они доносились из-за прибрежных скал. Спрятавшись в зарослях, Гюнтер стал тихо подбираться к источнику звука. Взобравшись на невысокий лесистый утёс, он взглянул вниз и увидел окружённый скалами песчаный берег маленькой бухты. Там горел костёр, вокруг которого собралась толпа из пары десятков типов самого пиратского вида. А в море неподалёку стоял на якоре старый корабль под чёрным флагом.

Ветер донёс до Гюнтера запах мяса, которое жарили на костре пираты. Судя по всему, это была зайчатина. Так вот куда пропал его длинноухий приятель! Заскрежетав зубами от ярости, стрелок вскинул арбалет... но стрелять передумал. Что он может сделать один против целой шайки?

Тихо покинув свой наблюдательный пункт, Гюнтер бросился в сторону крепости. Где бегом, где скорым шагом, он отмерял милю за милей и уже после полудня предстал перед комендантом с докладом.

Старый паладин внимательно выслушал запыхавшегося воина, а потом велел подать свои доспехи и освящённый двуручный меч из магического металла. Одного из десятников и стрелка он оставил охранять крепость, а остальных воинов повёл к стоянке пиратов. Гюнтер, забыв об усталости, показывал дорогу.

Они обрушились на пиратский лагерь перед рассветом. Надравшиеся рома головорезы даже не успели понять, что происходит, как были перебиты арбалетными болтами и мечами. Комендант сам зарубил четверых.

Затем он указал на вытащенные на берег шлюпки. Арбалетчики стащили их в воду, запрыгнули внутрь и принялись грести, стараясь не издавать вёслами громкого плеска. Заметили их, только когда первые трое воинов оказались на палубе. Оставшиеся на борту пираты подняли крик и схватились за сабли, но было поздно. Старый паладин, которого арбалетчики не без труда подняли на палубу, врубился в их строй, как серп работников фермера Секоба в гущу спелых колосьев.

Несколько минут спустя всё было кончено. Комендант велел осмотреть пиратскую посудину, забрать с неё все более-менее ценное, а потом сжечь.

Когда нагруженный добычей отряд уже удалился от берега и углубился в лес, навстречу ему выскочил заяц и бросился к Гюнтеру. Тот, радостно вскрикнув, отшвырнул поклажу, схватил ушастого друга и прижал к груди. Остальные воина с недоумением взирали на эту сцену.

«Что это за животное и почему ты с ним обнимаешься?» — удивлённо вскинул седые брови комендант.

«Благодаря этому зайцу я и заметил пиратов», — ответил Гюнтер и рассказал, как было дело.

«Что ж, выходит, этот зверь был послан тебе самим Инносом, — сказал старый паладин. — Можешь взять его с собой в крепость. Негоже пренебрегать даром Владыки Света».

С тех пор заяц жил в крепости и вскоре стал всеобщим любимцем. Он хорошо прожил свою заячью жизнь и умер в окружении внуков и правнуков. Гюнтер очень горевал о нём, когда смотрел с палубы уходящего королевского корабля на суровые, поросшие седыми елями скалы острова и тёмные камни крепости, где отслужил несколько трудных и счастливых лет...

— Где-то в горах — не то на материке, не то на одном из Южных островов — находятся руины какого-то гигантского дворца или храма. Они настолько древние, что почти полностью вросли в землю, а сверху покрылись большими деревьями и прочей растительностью, — начинает очередную историю Драгомир. — Как-то раз дорогу туда нашёл один молодой разбойник. Его за какую-то провинность выгнали из шайки, грабившей купцов на дорогах. Кажется, он пожалел одного из носильщиков — не стал его убивать, после чего грабителям долго пришлось скрываться от стражи.

— Носильщик донёс на них?

— Конечно, ведь эти мерзавцы перебили его товарищей. Так вот, другие бандиты требовали прирезать своего слишком жалостливого подельника, но главарь просто дал ему пинка и посоветовал заняться честным трудом, раз уж не может справиться с кровавым ремеслом, за которое взялся. Большего унижения для этой братии и придумать нельзя.

Работать молодому грабителю не хотелось, и он решил заняться поисками сокровищ в древних развалинах. Он справедливо рассудил, что поблизости как раз должны быть такие. Скрываясь от стражи, шайка забралась в самую глухомань, где не побывал ещё ни один расхититель гробниц, а по пути им не раз попадались каменные круги и остатки древних стен.

Пробродив по горам несколько дней, бандит отыскал развалины и нашёл ход внутрь, откопанный каким-то животным. Он боялся, что это мракорис, и старался быть как можно осторожнее.

Запасшись факелами, бандит спустился под землю. К своему облегчению, мракориса он там не обнаружил, но и сокровищ тоже не нашёл. Правда, некоторое время спустя вышел к стене, кладка которой сильно отличалась от всех остальных в этом подземелье. Было видно, что она была сделана спустя немалое время после возведения всего здания. Стало ясно, что за стеной скрывается тайник или нечто подобное.

Стена была сложена из больших камней, плотно пригнанных друг к другу, а кирки у разбойника не было. Он долго пытался расшатать хотя бы один камень, но не смог. Он уже порядком ослаб от голода — ведь выгоняя из шайки, припасами его бывшие товарищи снабжать, разумеется, не собирались. Вода у него во фляге тоже закончилась, и неудачливый расхититель древних сокровищ решил вернуться назад.

Но, пытаясь расшатать кладку, он так увлёкся, что не заметил, как в подземелье проник крупный зверь. А в единственном тоннеле, который вёл к выходу, рычал и скрежетал когтями ещё один такой же. Выход оказался перекрыт, отступать было некуда и разбойнику оставалось лишь уклоняться от ударов огромных лап.

Разъярившись, зверь прыгнул на строптивую добычу, но парень успел откатиться в сторону. Тяжёлая туша врезалась в стену, та не выдержала и рухнула. За стеной оказался зал с колоннадой, а за ним — широкий провал с подземным ручьём на дне. Через провал была переброшена упавшая колонна, испещрённая какими-то непонятными знаками.

Не долго думая, разбойник перебежал провал по колонне, а под тяжестью зверя она перевернулась, тот рухнул в провал и погиб. Колонна упала следом. Путь назад оказался отрезан окончательно.

Парень стал обследовать место, где очутился. Выяснилось, что за помещением с колоннами и узким коридором находится зал, сплошь заставленный стеллажами с какими-то свитками и статуями с глазами из драгоценных камней.

Разбойник вернулся к провалу, внимательно осмотрел его и выяснил, что в одном месте можно без особого риска спуститься на дно и вернуться обратно. А вот перебраться на противоположную сторону — не получится. Выхода не было, да ещё по другую сторону от провала показался второй зверь. Он выглядел точно так же, как первый — ростом чуть меньше мракориса, с тёмной шкурой, небольшой головой, короткими задними лапами и очень длинными и мощными передними.

Убедившись, что зверь до него не доберётся, молодой бандит спустился в провал. Набрал в ручье воды, которая оказалась холодной, прозрачной, но имела привкус железа. Затем принялся разделывать тушу чудовища — содрал с неё шкуру и вырезал несколько кусков мяса. Завершив работу, наш искатель сокровищ снова выбрался наверх

Разбойник притащил из дальнего зала свитки, сложил из них костёр и принялся жарить мясо. Полуистлевшие свитки, сплошь покрытые какими-то непонятными письменами и картинками, жара давали мало, так что пришлось спалить их почти все, пока мясо как следует прожарилось.

Поев, разбойник бросил в огонь последние свитки и стал думать, как быть дальше. Вдруг он заметил, что дым клубится под потолком, а потом втягивается в зал со статуями. Он бросился туда и нашёл за опустевшими стеллажами достаточно широкое отверстие, сквозь которое были видны звёзды.

Покидая подземелье, бандит выковырял глаза у древних статуй, а после попытался продать их в ближайшем городке. Но те оказались простыми стекляшками, и он выручил за них всего лишь несколько монет. Зато за шкуру животного, оказавшегося легендарным булмогом, ему предложили несколько сотен золотых.

А один старенький маг, расспросив его и узнав про сожжённые свитки, рассмеялся и сказал, что если бы этот глупец доставил их в ближайший монастырь Инноса, то мог бы получить целый сундук золота и не знать нужды до конца жизни.

Впрочем, даже вырученные за шкуру булмога деньги впрок бандиту не пошли. Он сел пить вино и играть в кости с какими-то бродягами в местной таверне, продул всё до монеты, затеял ссору и ударил одного из собутыльников ножом. Его схватили, судили и отправили в Долину Рудников. Вот такая история.

— Откуда это всё это узнал? — спрашиваю я.

— По дороге на Хоринис незадачливый искатель сокровищ поведал свою историю одному из стражников. А тот, в свою очередь, рассказал её мне, когда мы с ним коротали вечер в «Мёртвой гарпии».

— А не помнишь, случайно, как звали того бандита?

— Хм... Как же его звали? Ведь мой знакомый стражник упоминал имя... Кажется, Слай. Точно, того бандита звали Слай!

— Тебе приходилось слышать о полуострове Ремва? Нет? Ничего удивительного. Более глухих мест не сыскать во всей Миртане. Это самый отдалённый, дикий и малолюдный угол королевства, — подбросив в костёр несколько сучьев, заводит новое повествование Драгомир. — Народ там живёт в основном за счёт рыболовства, охоты и работы на тощих полях, расчищенных на горных склонах. Лишь немногие занимаются ремёслами, торговлей или служат в страже.

Самое крупное поселение на полуострове — городок, который тоже называется Ремва. Как-то раз я побывал в тех местах, где и услышал историю, которую хочу сейчас рассказать.

Однажды в том городке объявился совсем ещё молодой человек по имени Бонор. Занялся он ростовщичеством — стал ссужать сначала мелкие, а потом всё более крупные суммы всем, кто в этом нуждался. Вскоре смог позволить себе нанять нескольких головорезов, которые выколачивали для него проценты из забывчивых должников. Словом, не прошло и года, как половина жителей оказалась у Бонора в долгу, а сам он выкупил пустырь рядом с портом и принялся строить там огромный особняк.

В числе должников Бонора был один местный парень, промышлявший ловлей и продажей рыбы. Имени его я не помню, а потому буду называть просто рыбаком.

Началось всё с того, что рыбак занял у Бонора денег и купил несколько новых сетей. Он рассчитывал, что уловы теперь станут намного обильнее, и он легко расплатится с долгом.

Рыбак поставил сети в заливе, но наутро обнаружил, что они во многих местах порваны, а рыбы в них почти нет. Но кто это сотворил, оставалось только гадать. Выругавшись, рыбак снял сети и принялся их чинить. А на следующий день снова забросил в море. Однако снасти опять кто-то порвал во многих местах, рыба из них или уплыла, или была съедена неизвестным грабителем.

Так продолжалось некоторое время, рыбак едва сводил концы с концами, а денег на выплату долга у него не было. Ростовщик сначала просил по-хорошему, потом прислал своих мордоворотов, которые избили рыбака и пообещали искалечить, если не вернёт деньги в ближайшие три дня.

Утром рыбак снова обнаружил сети порванными. В отчаянии он решил бежать и города, но стража, подкупленная ростовщиком, отказалась выпускать его за ворота.

Тогда рыбак сел в лодку и решил уходить вдоль скалистого побережья. Проклиная безжалостного Бонора и проклятую тварь, которая рвёт сети, он грёб и грёб, оставляя Ремву всё дальше за спиной. А когда удалился от прибрежных скал на достаточное расстояние, поставил парус.

Однако вечером, когда стемнело, ему снова пришлось приблизиться к берегу. Не скажу, был ли это берег самого полуострова или одного из лежащих неподалёку островов — их немало в тех водах.

Рыбак стал присматривать подходящую для ночлега укромную бухточку, но заметил, что в паре-тройке саженей от воды среди скал что-то светится. Это оказался вход в небольшую пещеру...

— Прямо как я сегодня, — не удаётся мне удержаться от того, чтобы не вставить замечание.

— Что ты имеешь в виду? — вскидывает брови Драгомир.

— Твоё убежище. Мне удалось заметить его только по отблескам костра.

— Вот как? — ворчит охотник и в очередной раз оглядывается на тёмный прямоугольник входа. — Нужно будет завесить дверь шкурой.

— А в той пещере, которую заметил рыбак, тоже остановился на ночь какой-нибудь любитель бродить в диких местах?

— Нет, там жил отшельник — маг воды. В его пещеру вели деревянные ступени, устроенные между каменными выступами. Рыбак поднялся по ним и увидел почтенного старца в синей мантии, который читал какую-то толстую книгу.

Заметив гостя, хозяин пещеры пригласил его войти внутрь и разделить с ним скромный ужин. За столом рыбак и маг разговорились, и бедняга поведал о своём горе. Тогда маг посоветовал рыбаку не превращать жизнь в вечное бегство, а вернуться назад и разобраться во всём до конца. Он дал ему зелье подводного дыхания, руну магического огонька и объяснил, как ими правильно пользоваться.

На следующий день рыбак вернулся в бухту Ремвы и вечером оправился к тому месту, где стояли его сети. Он выпил зелье подводного дыхания, взял тяжёлый топор, чтобы он тянул его на дно и не давал всплывать, и засел в засаду.

Ночью рыбаку показалось, что возле сети кто-то возится. Он засветил магический огонёк и увидел членистоногую тварь со щупальцами на морде. Всё тело чудовища было покрыто прочным красноватым панцирем. Оно жрало рыбу из сети, а саму снасть рвало в клочья.

Не думая об опасности, рыбак набросился на тварь и ударил её топором по тонкой шее, которая ничем не была защищена. Потом он обвязал тушу канатом и выволок в лодку.

На рассвете рыбак вытащил свою добычу на причал и стал разделывать. Вокруг собралась толпа портовых бездельников, и, как это обычно бывает, все наперебой подавали глупые советы и несли разную чушь. Но рыбак не обращал на них внимания, продолжая свою работу.

В брюхе у твари, в которой бывалые люди опознали берегового хищника, обнаружилась большая чёрная жемчужина, которой, вместе с выручкой от продажи панциря и мяса животного, с лихвой хватило на покрытие долга.

Вскоре дела рыбака пошли в гору. Он купил хижину возле порта и женился на девушке по имени Карина. У них родился сын, которого назвали Фергусом.

— Имя героя этой истории ты забыл, а как зовут его жену и новорождённого сына — помнишь?

— Видишь ли, мне с тем рыбаком лично встретиться не довелось, а его семью я видел своими глазами. Вот и запомнил их имена, — развеивает моё недоумение Драгомир.

— И какова мораль твоей истории?

— Мораль? Да, в общем, нет в ней никакой морали. Рассказал тебе то, что слышал от других.

Языки пламени жадно лижут дрова, а те в ответ сердито потрескивают, выбрасывая вверх красные искры. Драгомир задумчиво глядит в огонь.

— Не знаю точно, приключилась ли эта история на полуострове Ремва или одном из лежащих неподалёку от него островов. Местный алхимик нанял какого-то охотника, чтобы тот добыл для него несколько жал кровавых шершней. Должно быть, они потребовались ему для восстанавливающих магическую силу зелий. А, может, он задумал кого-нибудь отравить.

Охотник счёл, что это довольно лёгкий заработок, и отправился в места, где шершни водились в изобилии. Кажется, это было возле какой-то реки или озера. Он пробирался сквозь прибрежные заросли и, когда находил шершней, сбивал их из лука и вырезал жала.

Когда охотнику оставалось добыть всего лишь пару жал, он через болото вышел к поляне, над которой кружились несколько шершней. Для точного выстрела всегда желательно твёрдо опереться о землю, но под ногами было лишь топкое болото, и охотник поставил ногу на лежавшее у края поляны замшелое бревно.

Как только он это сделал, бревно зашевелилось, сбило охотника с ног, разинуло пасть и вцепилось ему в голень страшными зубами. Бедняга закричал от боли и ужаса, но не растерялся, выхватил нож и стал отбиваться от чудовища.

— Так это был аллигатор? — приходит мне на ум догадка.

— Нет. Не перебивай, — хмурится Драгомир. — В конце концов, охотнику удалось убить проклятую тварь, но она успела отгрызть ему ногу ниже колена, которая держалась теперь на обрывках штанины и клочке кожи.

Воя от боли, охотник перерезал обрывки ткани и кожи, и поскорее перетянул культю полоской из шкуры убитого чудовища. Однако кровь из страшной раны продолжала течь, а от боли у него темнело в глазах. Тогда охотник взял одно из жал убитых шершней и вколол себе в ногу. Та распухла, а боль притупилась.

Говорят, те часы, когда он полз на брюхе по мокрой земле через густые заросли, стали самыми тяжёлыми и страшными в его жизни. И в это легко поверить. Но всё же к вечеру охотник выполз на одиноко стоящую ферму, где жил какой-то старик. Тот втащил его в дом и ухаживал до тех пор, пока бедолага не поправился. А когда он начал пытаться вставать с постели, фермер выстругал ему деревянную ногу.

— И что было дальше?

— Да, в общем, ничего. Охотиться тот человек уже не мог и решил заняться торговлей шкурами, как наш Боспер. Толк в шкурах он знал, а потому вскоре дело у него пошло неплохо и он прожил тихую безбедную жизнь то ли в Гинтуране, то ли на Кирусе, а, может, в Тарине или самой Ремве. Я так толком и не понял, где именно.

— Но что это была за тварь, которая отгрызла охотнику ногу?

— А я разве не сказал? Это был болотный бегун. Иногда его ещё называют болотным или гигантским эублефаром. Хотя я не знаю, есть ли что-то общее у этого страшилища с маленькими безобидными рептилиями, — пожимает плечами Драгомир. — Тварь эта размером примерно с аллигатора и покрыта такой же чешуёй. Но телосложение у неё на редкость уродливое, а голова так и вовсе кошмарная. Мне как-то показывали череп бегуна с зубами — неприятное зрелище, скажу я тебе. Хорошо, что у нас на Хоринисе такие не водятся.

— Да уж... — соглашаюсь я.

— Гляжу, тебе хватило выдержки не уснуть и отложить на вторую половину ночи самые интересные из моих историй, — улыбается мой собеседник. — Или ты уже хочешь спать?

— Рассказывай дальше! — отвечаю я.

— Был когда-то пиратский капитан по прозвищу Шершавая Нога. Он со своей шайкой головорезов наводил ужас на восточную часть Миртанского моря — от Южных островов до Хориниса, — вылив в кружку остатки травяного отвара и сделав большой глоток, говорит Драгомир. — Пираты грабили и топили купеческие корабли, нападали на прибрежные селения. Терпеть такое больше было нельзя, и король послал в погоню за мерзавцами сразу три боевых корабля.

Миртанцы настигли пиратов неподалёку от Южных островов. Зайдя с наветренной стороны и не дав Шершавой Ноге оторваться от преследования, они начали обстреливать его корабль из пушек.

Это было лет сто назад, в те времена пушки ещё только входили в обращение, стреляли они каменными ядрами, редко и неточно. Поэтому в цель миртанцы попадали не часто, но когда удавалось точно угодить в пиратскую посудину, разрушения там случались немалые. Пираты тоже стреляли в ответ, но их старые орудия не могли тягаться с вооружением лучших кораблей королевского флота.

Тут бы Шершавой Ноге и настал конец, но опустились вечерние сумерки и начался шторм, ядра всё чаще летели мимо цели и с громким плеском падали в воду. Однако в трюме пиратского корабля открылась течь, снасти были повреждены, и уже мало кто из морских разбойников верил, что им удастся уйти живыми.

После того, как очередное ядро с оглушительным треском проломило борт, один из пиратов не выдержал и прыгнул в море. Он не знал, что это был последний точный выстрел миртанцев. Вскоре королевские корабли отстали, и Шершавой Ноге удалось уйти. А прыжка того пирата в свисте ветра, шуме волн, наступившей темноте и суматохе боя никто не заметил.

Беглый пират, в отличие от большинства подельников, прекрасно умел плавать и долго держался на воде. Штормовые волны то возносили его на свои гребни, то накрывали с головой. В конце концов, пират выбился из сил и стал тонуть.

Но когда уже мысленно простился с жизнью, то почувствовал, как что-то толкнуло его снизу. Потом ещё и ещё раз. И вот пират оказался на спине большой черепахи, которая вынесла его на поверхность. Он вцепился руками в передний край её панциря и молил Аданоса лишь о том, чтобы морской бестии не взбрело в голову нырнуть поглубже.

То ли пират щедро делился своей добычей с водными магами и те усердно молились за него повелителю морской стихии, то ли черепахе больше нравилось плыть у самой поверхности, но нырять она явно не собиралась. Уже к рассвету животное выплыло к песчаному пляжу, за которым виднелись высокие стволы и широкие листья пальм.

Пират не без труда оторвал свои занемевшие пальцы от черепашьего панциря, выполз на берег, вознёс короткую молитву Аданосу и лишился чувств.

Когда рассвело, пират пришёл в себя и сразу же ощутил сильный голод и ещё более сильную жажду. Утолить и то, и другое помогли большие орехи, найденные под ближайшей пальмой.

После этого пират отправился обследовать место, где оказался. Выяснилось, что это небольшой песчаный остров с пальмовой рощей посередине. Со всех сторон, докуда хватало взгляда, расстилалась водная гладь. После ночного шторма море совершенно успокоилось, утренняя дымка над ним рассеялась и видно было далеко. Пират понял, что ему волей-неволей придётся провести на этом острове немалое время.

Он выстроил себе хижину из веток и пальмовых листьев, собрал сколько смог орехов и стал коротать дни в праздности. Человеком он был невежественным, угрюмым, а потому от одиночества не страдал и душевным терзаниям не предавался. Только вот однообразная пища, состоявшая из одних орехов и устриц, тяготила его с каждым днём всё сильнее. Но дичи на острове не водилось, а ловить рыбу пират не умел, поэтому по-прежнему вынужден был ограничивать свой стол этими двумя блюдами.

По прошествии двух месяцев наш невольный отшельник уже смотреть не мог на орехи и ракушки, запихивая в себя еду через силу, просто чтобы не умереть от голода. По ночам ему снились засохший сыр, покрытые плесенью сухари, солонина и прокисшее вино, которыми во время долгих плаваний Шершавая Нога обычно потчевал свою команду. Головорезы ворчали и с нетерпением ждали дня, когда смогут кого-нибудь ограбить и поживиться чужими припасами. Но теперь эти сомнительных качеств блюда представлялись попавшему на необитаемый остров пирату кушаньями, достойными богов.

Однажды утром пират проснулся, вылез из своей хижины и не поверил глазам — весь берег сплошь кишел молодыми черепахами. Возблагодарив Аданоса, с радостным воплем изголодавшийся бедолага кинулся на пляж и принялся лупить несчастных рептилий дубиной. Он не останавливался, пока не убил всех животных, не успевших скрыться в море.

Пират навалил целую груду убитых черепах. Он жарил их мясо на прутьях. Запекал их целиком прямо в панцирях. Варил из них суп, кидая раскалённые камни в самодельный сосуд из древесной коры. Живот его раздулся так, что на нём трещали и расходились по швам лохмотья, в которые за время отшельничества превратилась его некогда щегольская одежда. Но сожрать всю добычу он не мог.

Полежав на жаре, уже на исходе второго дня мясо стало припахивать тухлятиной. А на третий день воняло так, что воротило даже привыкшего ко всякому пирата. Вскоре ему пришлось вырыть в песке большую яму и закопать там оставшуюся часть добычи, так как смрад стоял уже над всем островом. После чего оставалось лишь вернуться к прежнему рациону из ненавистных орехов и устриц.

Впрочем, долго страдать пирату не пришлось. Одним недобрым вечером, несколько дней спустя, к острову причалила большая лодка, грубо выдолбленная из целого ствола огромного дерева. С неё сошли не меньше десятка здоровенных волосатых орков и принялись рыскать по берегу. Пират понял, что ему конец. Его ждала смерть под орочьими топорами или жестокое рабство.

Он попытался спрятаться в пальмовой роще, но прекрасно понимал, что как только орки прочешут остров, он будет найден. К счастью, волосатые наткнулись на его яму с тухлым черепашьим мясом. Они разбросали песок, развели костёр и принялись с аппетитом пожирать наскоро обугленные куски тухлятины, довольно при этом ворча. Пират понял, что расправа над ним откладывается до утра.

Стараясь не шуметь, он стал собирать обломки сухих пальмовых стволов и листья, какие попадались под руку. Делать он это мог, понятно, только в дальней от орочьей стоянки части острова. Из этого хлама он связал лианами что-то вроде плота, закинул на него несколько орехов и, не дожидаясь рассвета, вышел в море.

Сделанный на скорую руку плот на следующий день развалился, его остатки и попавшие в воду орехи разметало волнами. Пират, невесть в который раз за свою неспокойную жизнь, стал готовиться к встрече с Белиаром в его подземных чертогах.

Но вдруг неподалёку он увидел блеснувшую на солнце мокрую черепашью спину! Радостно закричав, погрёб к ней что было сил и вскоре вцепился обеими руками в знакомый до последнего изгиба край панциря. Черепаха вновь решила его спасти! Верно, она была послана самим Аданосом.

Однако на этот раз всё закончилось не так, как хотелось бы пирату. Спустя какое-то время он увидел на горизонте парус, а черепаха будто нарочно поплыла навстречу кораблю. Вскоре сильные руки моряков уже втаскивали бедолагу на палубу, хлопали по плечам и спине, подносили к губам кружку с грогом...

Одежды на пирате почти не оставалось, оружия или ещё чего-то, что могло выдать его принадлежность к морским разбойникам, тоже не имелось. Потому он назвался моряком с потерпевшего крушение китобойного судна и уже считал себя в полной безопасности. Забыл только об одном — татуировках с черепом и костями, которые сделали себе все члены команды Шершавой Ноги. Кто-то из моряков со спасшего пирата корабля уже видел такие, и вместо долгожданного портового трактира любитель черепашьего мяса оказался в тюрьме Хориниса. Там он просидел несколько месяцев до суда, а после окончил свои дни на виселице, установленной на площади Правосудия напротив городских казарм.

— Думаешь, черепаха отомстила ему за гибель своих детёнышей?

— Не знаю. Может, и отомстила. Или всё случайно вышло.

— А что с Шершавой Ногой и остальными? Долго они ещё пиратствовали? — спрашиваю я.

— Они тоже кончили плохо. Подробностей я не знаю. До меня лишь доходили смутные легенды о каком-то проклятии, из-за которого вся пиратская команда превратилась... — прежде чем произнести следующее слово, Драгомир на мгновение запинается, — в нежить. А корабль Шершавой Ноги будто бы до сих пор стоит в одной из укромных бухт у западного побережья Хориниса. Но я, конечно, в такую чушь не верю.

— У меня остались ещё две истории — про кочевника и работорговцев и трёх пастухов с Юрана. Какую из них рассказать напоследок? Ведь час очень поздний — будь сейчас лето, уже занимался бы рассвет, — говорит Драгомир.

— Я хочу услышать обе, — решительно заявляю я. Байки охотники оказались столь увлекательны, что напрочь прогнали усталость и сон.

Мой собеседник не спорит, лишь с улыбкой пожимает плечами.

— Тогда с какой начать? — спрашивает он.

— Начни с той, которую ты предложил первой, — отвечаю я.

— Однажды случилось так, что варантские работорговцы взяли след одинокого кочевника, — заводит Драгомир свой рассказ. — Парень был не то послан куда-то с поручением, не то искал отбившееся от стада животное — не знаю точно. Картограф Брахим, когда рассказывал нам с Гримбальдом эту историю, не уточнял. Главное, что кочевник оказался посреди пустыни один против пятерых охотников на людей.

Они гнали его на запад, растянувшись широкой цепью, но не приближаясь слишком близко. Поэтому стрелы, которые время от времени кочевник выпускал по преследователям, не достигали цели.

Ночью, забившись в расселину между скал, житель пустыни видел целую дюжину костров и не знал, возле каких из них ночуют его враги, а какие зажжены, чтобы ввести его в заблуждение. Сделав вылазку перед рассветом, он едва не попал к ним в руки и едва сумел убежать. Зато ему удалось, наконец, ранить одного из работорговцев. Однако остальные по-прежнему шли по его следу упорно и неотступно, как почуявшие кровь орочьи гончие.

Кочевник, привыкший к зною пустыни и долгой ходьбе, неустанно двигался вперёд, временя от времени делая попытки сбить врагов со следа. Но те были столь же неутомимы, что и он сам, но куда более опытны и хитры. Они каждый раз легко разгадывали его уловки и снова оказывались за спиной. Они всё так же держались на расстоянии, не подставляясь под стрелы и ожидая, когда их жертва допустит ошибку.

Наконец, они своего добились. Кочевник ошибся. Он был уже очень утомлён, наступали сумерки и камень, торчащий из склона бархана, заметил, лишь когда тот подвернулся ему под ногу. Беглец скатился по склону вниз, в сухую лощину. А когда попытался вскочить на ноги, ощутил острую боль в голени и снова рухнул на песок.

Не желая сдаваться, он ползком взобрался на следующий бархан, залёг там и встретил работорговцев стрелами, когда они приблизились. Стрел у него почти не осталось, но они об этом не знали и не стали рисковать. Продержав их на расстоянии до темноты, кочевник перетянул ногу обрывком одежды и пополз дальше.

Ему удалось изрядно оторваться от преследователей, и он уже снова начал надеяться на спасение, как вдруг он почувствовал, как бывший таким надёжным песок утекает из-под него куда-то вниз. Он попытался отползти назад, но не успел и полетел в темноту.

Утром четверо работорговцев громко смеялись, сгрудившись вокруг квадратной ямы, оставшейся на месте подвала в основании разрушенной башни. Именно туда провалился кочевник, а вылезти обратно не смог.

«Это ты сюда так упорно стремился все эти дни, презренный? В эту яму?» — потешаясь, спросил предводитель охотников за людьми.

«Конечно, сюда, — оскалился в ответ кочевник. — Я не хотел, чтобы ваши зловонные туши оскверняли мир Аданоса, потому и привёл вас к этой яме. Здесь вас и убью».

Работорговцы расхохотались ещё громче.

«Саид, Гонсало, Кир, спускайтесь вниз и притащите сюда этого ужасного убийцу! Хочу поглядеть на него поближе. Клянусь Белиаром, он меня развеселил», — велел предводитель.

Трое работорговцев положили луки на землю, оставив только сабли и кинжалы, сбросили вниз верёвки и соскользнули по ним на дно полузасыпанного песком подвала. Ухмыляясь, они двинулись к своей жертве, готовясь сбить кочевника с ног и связать ему руки. Но когда им осталось до него всего два шага, тот вдруг выхватил из-под одежды клубок длинных извивающихся тел, покрытых зелёной узорчатой кожей, и швырнул его во врагов.

Работорговцы с визгом метались по яме, пытаясь сбросить с себя жалящих змей, но те были неумолимы. Предводитель, как заворожённый, смотрел сверху на гибель своих подручных. На кочевника, натянувшего лук, он обратил внимание слишком поздно. Последняя из остававшихся у не захотевшего стать рабом человека стрел попала работорговцу в шею. Он захрипел, схватился за древко руками и рухнул в яму, в самую гущу копошившихся там человечьих и змеиных тел...

Драгомир замолкает, задумчиво следя за игрой языков пламени в костре. Я тоже молчу какое-то время. Потом не выдерживаю:

— А что стало с тем кочевником? Он выбрался из ямы?

— Нет.

— Почему?

— Умер.

— Умер?

— Конечно. Думаешь, змеи его не кусали, пока он прятал их под одеждой? Его сердце остановилось куда раньше, чем перестал биться в судорогах последний из его преследователей.

— Зато он умер свободным, — помолчав, вздыхаю я.

— Вот именно, — серьёзно соглашается со мной Драгомир.

— Ну, хорошо, тогда слушай... Южнее морского пути, по которому корабли следуют с Хориниса в Миртану, находится остров Юран. Вернее, это даже не остров, а целый архипелаг мелких скалистых островков, разделенных узкими фиордами, — устроившись поудобнее, продолжает свои байки Драгомир. — На некоторых из этих островов есть фермы, охотничьи избушки, шахты или лагеря лесорубов, есть даже небольшой портовый город. На других — только скалы, луга, леса и хищные звери.

Один из самых известных хищников Юрана называется морах. Размером он не слишком велик — ростом примерно с варга, но зато очень силён и свиреп. Двигается морах неуклюже, но когда дело доходит до драки, становится очень проворным, а своими челюстями легко перекусывает ногу глорху!

Поскольку острова небольшие и очень скалистые, то пашен и пастбищ на каждом из них мало. Чтобы обеспечить овец кормом, юранские пастухи гоняют их по шатким подвесным мостам или перевозят на лодках со своих клочков суши на соседние, если они никем не заняты. Там они устраивают временные хижины и пасут стада на протяжении всего лета, лишь изредка возвращаясь в населённые места для продажи шерсти, сыра и закупки необходимых припасов.

Однажды трое пастухов отправились со своим стадом на горные пастбища, располагавшиеся на одном из диких островков архипелага. Не помню уже, как их там звали. Назовём их, чтобы не путаться, Тони, Сид и Марк. Марк был самым старым и опытным пастухом. Сид — мужчиной в самом расцвете сил, но ленивым и большим любителем выпить. А Тони едва исполнилось шестнадцать лет, он впервые отправился пасти овец на летних пастбищах, удивлялся и радовался всему новому, что попадалось на их пути.

Поначалу у пастухов всё шло неплохо. Стадо перегнали благополучно. Подправили старую хижину, очистили от зарослей источник, чтобы удобнее было добывать питьевую воду, и распределились, кому в какую очередь охранять и доить овец.

Животные целыми днями паслись на тучных травах, размеренная жизнь пастухов шла своим чередом.

Но вот как-то раз Марк, пересчитывая стадо, обнаружил исчезновение одной овцы. Поиски ни к чему не привели. Пропажа случилась, когда стадо охранял Сид. Сам он уверял, что за весь вечер не сомкнул глаз, но Марку показалось, что от бездельника смердит вчерашним шнапсом.

Через несколько дней история повторилась. Опять пропало животное — на этот раз крупный баран. И снова была очередь Сида. На этот раз он уверял, будто видел неподалёку следы какого-то хищника. Правда, ночью прошёл сильный дождь, и проверить слова Сида стало невозможно.

Подумав, Марк решил, что овец крадёт старый волк-одиночка или молодой варг. Он предложил своим подручным вырыть несколько ловчих ям на ведущих к пастбищу тропах. Тони, разумеется, с восторгом согласился. Сид ворчал, что это напрасный труд, но всё же не мог ослушаться Марка, а потому нехотя взялся за кирку и лопату... Вырытые ямы пастухи прикрыли ветками и присыпали землёй.

Следующие сутки прошли спокойно, а на третью ночь стеречь овец выпало Тони. Он старательно гнал от себя сон, но всё же перед рассветом задремал, привалившись спиной к жердям загона. Проснулся от непонятного шума и треска, доносившегося от края пастбища. Вскочив на ноги, Тони зажёг факел и бросился в направлении шума.

Молодой пастух сразу же обнаружил, что в одну из ям попал какой-то зверь — настил из веток оказался проломлен, а снизу доносилось сиплое дыхание и шумная возня. Склонившись над ямой, Тони посветил факелом и разглядел светло-серую шерсть и круто завёрнутые рога угодившего в западню животного.

«Да это же наш пропавший баран!» — сообразил Тони. — «Вот Марк обрадуется!»

Он быстро сбегал за верёвкой, один её конец привязал к ближайшему дереву, а на втором сделал петлю, набросил на рога животного и стал вытягивать его наверх.

Правда, когда пастуху удалось выволочь свою добычу на свет факела, вместо кроткой бараньей морды он увидел полную острейших зубов красную пасть. Тони вскрикнул от неожиданности и выпустил верёвку. Но было поздно, чудовище уже зацепилось передними лапами за край ямы, и были на них отнюдь не копыта, а острые кривые когти...

— Погоди, так это и был морах? — догадываюсь я. — Но откуда у хищного зверя бараньи рога на голове?

— Ну, тебя же не удивляет, к примеру, носорожий рог на голове мракориса? Просто ещё одна причуда Аданоса, сотворившего всё живое.

Так вот, морах выбрался из ямы и бросился на Тони. Испуганный парень отскочил назад, споткнулся обо что-то и упал на спину. Челюсти зверя напрасно щёлкнули там, где он только что находился, и отдёрнулись назад — длины привязанной к рогам верёвки дальше не хватило.

На крик Тони прибежали проснувшиеся Марк и Сид. Кое-как они втроём забили чудовище топором и длинными пастушескими посохами. Правда, зверь успел зацепить ногу Сида когтями. Рана была неглубокой, но бездельник выл и стонал до самого утра.

На следующую ночь Сид наотрез отказался охранять овец, отговорившись тем, что его рана воспалилась и доставляет невыносимые страдания. Марк в досаде плюнул, взял посох и сам отправился к загону, куда с наступлением сумерек пастухи запирали стадо.

Старый пастух не спал. Он тихо сидел возле изгороди, кутаясь в потёртый плащ и чутко прислушиваясь к звукам ночи. И вот после полуночи его терпение было вознаграждено. Марк услышал треск ветвей и звук падения тяжёлого тела. Только на этот раз добыча угодила в яму, вырытую с другой стороны, неподалёку от тропы, по которой пастухи в начале сезона гнали овец с фермы.

«Ага!» — подумал Марк. — «Выходит, вчерашний морах был не один!»

Он запалил факел, осторожно приблизился к яме и заглянул в неё. Оттуда вместо звериной морды на него глядело человеческое лицо украшенное свежими царапинами и всклокоченной бородёнкой.

Марк сразу же узнал Херека — известного жулика и проходимца, то нанимавшегося на фермы чинить мельничные колёса и попутно тянувшего всё что плохо лежит, то отиравшегося возле шахт, то невесть чем промышлявшего в порту.

«А, Херек! Ты как здесь оказался?» — сурово спросил Марк.

Тот сначала отпирался и нёс какую-то чушь, но после того, как пастух пообещал оставить его в яме до утра, признался во всём. Оказалось, что в пропаже овцы и барана был виноват не морах. Их украл Херек и продал рудокопам из ближайшей шахты. А Сид ему помогал, беря плату выпивкой.

Марк вытащил Херека из ловушки и велел убираться подобру-поздорову. А утром с позором выгнал Сида. После чего они с Тони благополучно пасли овец вдвоём, пока им не прислали с фермы нового помощника.

Вернувшись осенью домой, пастухи повесили шкуру и рога мораха над камином...

Голос Драгомира доносится до меня сквозь дремоту.

— Эй, да ты уже спишь! — со смехом восклицает охотник. — Давай укладываться, а то не успеем отдохнуть до рассвета...

Утомившись от разговоров, мы уснули около догоравшего костра, а утром разошлись каждый по своим делам. Но воспоминания об этой встрече остались со мной надолго.

Напоследок, когда мне оставалось лишь спуститься с пирамиды и покинуть неприветливую долину, охотник окликает меня:

— Эй, Руперт!

— Да?

— Удачи в поиске грибов для Константино! Желаю тебе выиграть этот конкурс.

— Знаешь, а это, пожалуй, не самое главное.

— Что же в таком случае для тебя важнее? — удивляется Драгомир.

— Вот это всё... — моя рука описывает широкую дугу в холодном утреннем воздухе. — Наш Хоринис, такой тихий и уютный именно сейчас, накануне больших потрясений, приближение которых ощущает каждый житель острова. Этот осенний лес, покрытый золотистой и багряной листвой. Новые приключения. Опасности, которых удалось счастливо избежать. И такие неожиданные и приятные встречи, как наша с тобой.

— О, да у тебя душа поэта! — улыбается охотник. — Будешь в таверне «Мёртвая гарпия», обязательно послушай музыканта по имени Дэннис*. Эта его мелодия... Она тебе точно понравится.