Дочь графа (джен)

Сегодня утром я снова поднялась на одну из башен своего замка и опять, как делаю это достаточно часто, осмотрела окрестности. Мне все еще не верится, что теперь и замок Вержи, и вся округа являются моей собственностью, ведь всего несколько месяцев назад я была самой обычной служанкой в этом замке и меня называли Николь-Птичкой, поскольку я очень любила петь… Мой день начинался с разжигания огня на кухне, а затем я до позднего вечера прислуживала дочерям графа Гуго де Вержи, Элен и Беатрис. Я не представляла себе никакой иной жизни, хотя молодые хозяйки, в особенности мадемуазель Элен, постоянно мною помыкали, но я считала это совершенно естественным, ведь я была девчонкой без роду и без племени, сиротой, из милости воспитанной своим дядюшкой, старшим конюхом замка Гастоном Огюстеном — и так я думала о себе на протяжении всех 14 лет своего существования, до того места, как начались буквально невероятные события, ежеминутно угрожавшие мне смертью. Я до сих пор не знаю, как мне посчастливилось выжить и спастись от преследований маркиза де Мортемара и графа де Вержи, видимо, сам Господь был на моей стороне…

И, конечно, еще лекарь Венсан Бонне — если бы он не выходил меня от смертельной, как мне сначала казалось, раны, я бы давно лежала в могиле на кладбище Левен. Однако я не только осталась в живых, но и Гастон почему-то рассказал мне правду о моем происхождении, перевернувшую все мои представления о себе, о жизни, о людях — оказывается, в действительности я прихожусь дочерью покойному графу Симону де Вержи, старшему брату графа Гуго, а моя мать Арлетт до последнего времени проживала в лачуге в лесной чаще, считаясь среди местных обитателей настоящей ведьмой, хотя на самом деле она всего лишь выучилась лечить с помощью трав и заговоров. У нее просто не было другого выхода, ведь она считала, что я, ее новорожденная дочь, погибла при пожаре, которым был охвачен замок сразу после моего появления на свет, а самой Арлетт пришлось спасаться бегством и в течение многих лет скрываться в лесу…

Я узнала и о том, кто уничтожил всю мою семью — это сделал брат отца и мой дядя Гуго, разбойничавший в те времена в окрестностях под кличкой Головореза. Но теперь все мертвы — и сам граф, и его жена Алиса, и его дочери Элен и Беатрис, и замок Вержи перешел ко мне.

То, как я доказала истину о моем рождении и о праве наследования всего, что осталось от семейства Вержи, также является совершенно отдельной и необычной историей, как и вся моя судьба, ведь где же видано, чтобы девчонка-служанка в одночасье стала графиней…

В течение нескольких месяцев после обрушившихся на замок Вержи трагедий мы с лекарем Венсаном Бонне прятались от людей в глубине леса, я понемногу восстанавливала здоровье, и он учил меня чтению и письму, ведь прежде я не знала ни одной буквы, как и все крестьяне близлежащих деревень или слуги в замке. Одновременно я старательно разбиралась в лесных травах, запоминая, какая из них может оказаться целебной, а какая, напротив, смертельно ядовитой, впрочем, я и раньше живо интересовалась такими вопросами, и господин Бонне успел кое-что мне рассказать и показать из своего врачебного искусства еще в те времена, когда я была Николь-Птичкой.

Но наступил момент, когда я решила, что мы не можем более жить уединенно и скрываться от людей. Венсан полагал, что нас арестуют сразу же, как только мы покажемся кому-либо на глаза, но я убедила его в том, что нельзя прятаться до конца дней, и мы должны наконец использовать наши знания для того, чтобы помочь местным жителям, ведь теперь на много миль вокруг нет не только лекаря, но даже знахарки, моя мать Арлетт также покинула этот мир, не успев узнать о том, что ее дочь жива и выросла…

Прокравшись в Вержи под покровом ночи, я и господин Бонне убедили Гастона Огюстена подтвердить историю моего происхождения перед самим королем, обещая щедрую награду в случае успеха. Хотя он считал меня давно погибшей и просто не поверил своим глазам, снова увидев Птичку, мы сумели его уговорить, хотя это и было крайне нелегко. Однако в Вержи теперь не осталось хозяев, и, по мнению Гастона, такая ситуация не могла сохраняться долго, он все же согласился, как он говорил, восстановить порядок…

Наконец мы втроем прибыли к воротам дворца Его Величества Людовика ХI. Разумеется, стражники не хотели пропускать девчонку, простолюдина и монаха, за которого они приняли Венсана, но лекарь сообщил им о том, что мы привезли из далеких краев редкое и чрезвычайно ценное лекарство, которое наверняка заинтересует нашего короля.

Теперь я даже не могу в подробностях вспомнить того, как именно Гастон рассказал Его Величеству о том, что случилось более 14 лет назад и о том, кем я являюсь на самом деле. Но наш властитель, благородный и великодушный человек, действительно поверил в мое право называться графиней де Вержи и выдал нам грамоту, доказывающую, что отныне законной хозяйкой замка и прилегающих к нему окрестностей становлюсь я…

Мне трудно и описать изумление всей прислуги, среди которой я выросла, когда им сообщили о том, что Николь-Птичка теперь зовется мадемуазель де Вержи. Быстрее остальных пришла в себя одноглазая ключница Бернадетта.

— Вот как, значит, — проворчала она. — Наша служаночка Николь, оказывается, графиня, и мы, выходит, должны ей туфельки чистить…

Но я нисколько не рассердилась. Я прекрасно помню, что и я, и Венсан фактически обязаны ей жизнью, знаю и о том, что она пережила ранее, до того, как попала к нам в Вержи, и ничуть не обижаюсь на ее злой язык, ведь мне известно, какой она на самом деле человек…

Поселившись в замке, я и господин Бонне занялись тем, чем и стремились заниматься, то есть врачеванием. Слава о нашем лекарском искусстве вскоре разнеслась по всей округе, каждый день у нас бывало множество больных — и серьезных, и не слишком, и мы всем искренне старались помочь.

— Устроили здесь лечебницу, — фыркала Бернадетта, но добродушно, и я понимала, что ей по душе наша с Венсаном работа.

— Ты быстро учишься, Птичка, я прямо тебе удивляюсь, — хвалил меня лекарь, и его слова заставляли меня трудиться еще усерднее…

Однажды после обеда все находящиеся в замке услыхали топот копыт. К воротам подъехали несколько всадников.

— Нам нужна молодая графиня де Вержи, за ней послала сама королева, — крикнул один из них, не слезая с лошади.

— Это я, но для чего я могла понадобиться Ее Величеству? — удивилась я, делая реверанс перед гостями. Ведь Венсан не забывал учить меня и благородным манерам, и в этом отношении я также по-настоящему старалась, понимая, что мое происхождение не только дает немало привилегий, но и ко многому обязывает.

— Ее Величество страдает от жестоких мигреней, и она наслышана о том, что вы умеете лечить этот недуг, — отозвался предводитель посланцев королевы.

Я сразу же подумала об элесии синелистной, снадобье, которое помогало от такой же болезни покойной Алисе де Вержи, супругу графа Гуго, и мне немедленно пришло в голову, что у господина Бонне еще остается, по крайней мере, один флакон этого чудодейственного средства.

— Разумеется, Птичка, бери элесию и езжай во дворец, — немедленно ответил Венсан на мой невысказанный вопрос.

Лекарство и в этом случае подействовало едва ли не мгновенно. Почувствовав облегчение, королева призвала меня в свои покои.

— Мадемуазель де Вержи, я не знаю, как вас и благодарить, вы меня просто спасли, — начала Ее Величество Шарлотта Савойская.

— Право, Ваше Величество, для меня является огромным счастьем облегчить ваши страдания, ни о какой благодарности не может быть и речи, — поклонилась я. Еще несколько месяцев назад Николь-Птичка не могла бы произнести ничего подобного, но за последнее время я прочла немало книг и еще больше беседовала о самых разных вещах с Венсаном, поэтому теперь я понимала, как мне следует себя вести.

— Я знаю вашу историю, дитя мое, — неожиданно тепло и дружелюбно проговорила королева. — Знаю, что вам довелось много страдать, прежде чем была восстановлена справедливость, и вы вернули себе имя своих предков…

— На то была Божья воля, — я снова сделала глубокий реверанс.

— Верно, но теперь я предлагаю вам служить при моем дворе и вступить в число фрейлин, приближенных к моей особе, — изрекла Ее Величество, по-прежнему приветливо глядя на меня.

Я ошеломленно замолчала. Париж, королевский двор, самые знатные вельможи в стране, роскошные платья — неужели все это может стать доступным для Николь-Птички?

Но тут же перед моими глазами встал наш замок. Ведь люди в округе нуждаются в помощи лекаря, а одному Венсану со всем никогда не справиться… Я люблю свой дом, люблю с детства, в этих краях так много пережито… Нет, я просто не могу…

— Ваше Величество, нижайше благодарю вас за оказанное мне доверие, но я не могу оставить Вержи, — твердо произнесла я. — Ведь местному населению нужны врачеватели, а там никого нет, кроме меня и господина Бонне.

— Подумайте как следует, дитя мое, — так же спокойно и дружески ответила королева. — Ведь скоро вы станете совсем взрослой, и при дворе я лично подберу вам достойного супруга…

И эти слова заставили меня принять окончательное и бесповоротное решение. В глубине души я давно знала, что выйду замуж только за Венсана. Пусть пока мне всего 15, я и не спешу под венец прямо сегодня, вполне могу подождать еще годик-другой, но мне нужен лишь этот человек, с которым мы вместе столько выстрадали и прошли через такие испытания, и я согласна быть только его женой…

— Ваше Величество, благодарю вас от всего сердца, но я уже помолвлена, — вновь сделала я реверанс. Это не совсем правда, однако я не видела другого способа отказаться от предложения королевы, не обидев ее.

Шарлотта Савойская не удивилась, ведь нередко девушки — и крестьянки, и аристократки — выходят замуж и в более молодом возрасте, чем мои теперешние годы, почему бы и мне не быть чьей-то невестой…

— Что ж, мадемуазель де Вержи, в таком случае я вас более не задерживаю, — кивнула она. — Возвращайтесь к себе домой, к вашему избраннику, при необходимости я снова вас приглашу…

— Безусловно, Ваше Величество, для меня всегда будет огромной честью оказать вам хотя бы самую незначительную помощь, — ответила я, уже думая о том, как снова окажусь в Вержи, рядом с людьми, которым я необходима, и увижу того, кто мне безумно дорог и с кем я никогда не намереваюсь расставаться…