Пять минут (джен)

— Потерпите немного, я постараюсь что-нибудь найти, чтобы помочь, — Ун Чхоль оглядывался по сторонам, одновременно зажимая рану на ноге Ту Квана. Но кровь все равно лилась между пальцами и противно пахла. Ун Чхоль с детства ненавидел этот запах. Слишком о многом он напоминал. — Нашел! — Ун Чхоль ногой подтащил к себе дощечку.

— Я смогу удержать, — Ту Кван давил на рану все то время, что Ун Чхоль рвал свою футболку и перетягивал его ногу. И только потом отпустил, разглядывая окровавленные ладони. Ун Чхоль вытер Ту Квану пот со лба и промокнул виски.

— Сильно болит? — Ун Чхоль критически рассматривал затянутую жгутом ногу. — Простите, я не силен во всем этом.

— Бывало и хуже, — Ту Кван резко дышал и сильно побледнел, но по-прежнему улыбался почти белыми губами. — А ты молодец, не растерялся. Вот только Джун Кана жаль, отличный парень был.

— Может, он еще живой?

— Нет. Даже не думай, что он выжил. Ты же видел, что произошло.

Ун Чхоль вздрогнул, вспомнив, как горела машина, которую Джун Кан направил на автомобиль, который их преследовал: взрыв был как в замедленной съемке в каком-то дурацком боевике. Да и в целом весь последний день напоминал низкопробный фильм с отвратными декорациями и тупым сюжетом. Как с утра начался кувырком, так и закончился... Еще не закончился.

Ун Чхоль смотрел на Ту Квана и жутко боялся за него, хотя сам не мог себе до конца объяснить почему. С одной стороны, понятно — Ли Ту Кван босс, он приютил Ун Чхоля, дал ему возможность жить не так, как он привык, а так, как он всегда мечтал. После первой же зарплаты у Ун Чхоля появилось столько денег, что он не знал, куда их девать. Отложил половину денег для сестёр, купил себе пару новых штанов, офигенные кроссовки, которые не натирали ноги, а еще несколько футболок. И отпраздновал произошедшее, поев в дорогущем ресторане. Больше ничего интересного он придумать не сумел. И долго недоумевал, почему всегда сдержанный Ту Кван вдруг улыбнулся, когда Ун Чхоль гордо продемонстрировал ему свои приобретения.

Но уже через несколько минут парни запихали Ун Чхоля в машину к боссу и при этом ржали как ненормальные. Ту Кван тоже всю дорогу усмехался, так и не оторвав взгляда от вида за окном. Ун Чхоль, обложившись свертками, смотрел на свои руки, даже не пытаясь поднять голову. Он никак не мог понять, что происходит и где он умудрился напортачить. Задумавшись, он даже не сразу услышал, что его зовут. А когда очухался, то оказался в магазине, о существовании которого даже не догадывался.

В полном шоке Ун Чхоль пробыл все то время, пока вокруг него бегала куча девушек на шпильках, которые крутили его как куклу. Все это время Ту Кван сидел и пил чай, лишь одобрительно кивая головой время от времени. После часовых мытарств Ун Чхолю в руки сунули три бумажных пакета на атласных ручках и одну полосатую коробку, открыть которую он так и не решился.

Всю обратную дорогу Ун Чхоль сидел молча, заговорив только тогда, когда вслед за Ту Кваном вылез из машины, и тут же чуть не растерял покупки.

— Зачем все это? — Ун Чхоль прижал к себе пакеты из дорогого магазина и свои свертки, вещи в которых ему по-прежнему нравились больше. Наверное, потому, что он сам их выбрал, в отличие от дорогих покупок, взять которые его заставили.

— Через неделю у меня важная встреча, все мои люди должны прилично выглядеть. Нет, — Ту Кван перехватил недоумевающий взгляд Ун Чхоля, — я не говорю, что то, что ты купил, ты не можешь носить, но иногда нужно выглядеть как дорогая кукла и прятать то, что на самом деле чувствуешь. Одежда поможет это сделать, но тебе нужно научиться управлять своими эмоциями. Однажды подобная способность может спасти тебе жизнь.

— Как какие-то тряпки могут спасти? — так в своей жизни Ун Чхоль еще никогда не был удивлен. Его обычно спасали крепкие кулаки и отличная реакция. Впрочем, ему было все равно: он будет носить тесный пиджак, лишь бы Ту Квану не было за него стыдно. А еще Ун Чхоль так и не привык разбираться в хитросплетениях и интригах, в которых сам Ту Кван чувствовал себя как рыба в воде. Но Ун Чхоль об этом совершенно не жалел. Ему было достаточно знать, что своими действиями он не наносит репутации Ту Квана ущерба.

Сам Ту Кван был всегда одет с иголочки. Особенно Ун Чхолю нравились его галстуки. Сам он ни за что на свете бы не смог ходить с болтающейся на шее удавкой, но Ту Квану они действительно шли, особенно в сочетании с подобранным в тон галстуку платком в кармане.

Когда Ун Чхоль впервые увидел Ту Квана на своей улице, на нем был галстук такого же цвета, каким бывает предгрозовое небо. А еще от него веяло одновременно опасностью и спокойствием. Отец тогда быстро загнал Ун Чхоля в дом, запрещая еще минут двадцать высовывать нос даже в окно. Ун Чхоль тогда второй раз в жизни отца не послушался: рассматривал Ту Квана через стеклянную дверь так внимательно, что тот даже несколько раз смотрел в сторону их прачечной. По крайней мере, тогда Ун Чхолю, пятнадцатилетнему пацану, нравилось так думать. Сейчас многое изменилось. Ун Чхоль теперь знал, что внимание ко всему окружающему тогда было из-за того, что Ту Кван и его семья только что отобрали несколько улиц себе и вместо уже знакомых сборщиков стали появляться новые: всегда вежливые, они даже отказы выслушивали с улыбками на лицах. Правда, уже через пару недель стало ясно, что отказов «новая власть» не потерпит. Но насколько по-иному действовали люди Ту Квана: никаких трупов посреди улиц, никаких избитых или покалеченных... Люди просто исчезали, словно их никогда и не было. Впрочем, Ту Кван быстро шел по карьерной лестнице вверх, контролировать мелких торговцев и владельцев небольших магазинчиков уже через полгода ему было не по статусу.

Все это Ун Чхолю по секрету рассказывал брат бывшего одноклассника, появлявшийся у родителей раз в месяц. Отец Ун Чхоля запрещал сыну встречаться хоть с кем-то из той семьи, но Ун Чхолю было слишком интересно. Слишком был непохож мир, про который рассказывал Пак Ин, на мир Ун Чхоля. Каждый раз после приезда Пак Ина его родители и младшие братья щеголяли в обновках, катались на новых велосипедах, а в конце концов переехали в новый дом, гораздо больше того, где они всегда жили. Сейчас Ун Чхоль знал, что Пак Ина убили вскоре после того, как его семья переехала, но тогда все казалось сказкой. Ун Чхолю тоже хотелось помочь своей семье, особенно младшим сестрам, но стоило ему однажды только заговорить на подобную тему с отцом, как в ответ он получил такую оплеуху, что выплюнул вместе с кровью зуб.

Именно та оплеуха и стала последней каплей. Отношения между Ун Чхолем и его отцом уже давно даже с натяжкой назвать нормальными было нельзя. После смерти мамы отец окончательно забил на воспитание детей. Да и при жизни мамы не слишком то ими занимался, считая это обязанностью женщины. В тот день, вытирая кровь и морщась от ненавистного запаха, Ун Чхоль раз и навсегда решил, что он будет делать дальше, как жить и кем станет. Он рассказал о своем решении только Ун Хё — старшей из сестер, вечно уставшей и так похожей на маму. Ей было нелегко: самая младшая сестра всегда болела, врачи говорили напрямую, что она не доживет и до пяти лет. На шестой день рождения Исыль Ун Чхоль дал себе слово, что еще погуляет на ее пятнадцатилетии. Только с каждым днем это слово сдерживать оказывалось все труднее. И не последнюю роль в этом играло упрямство отца. Когда-то из-за его нежелания принимать всерьез состояние мамы, дети лишились единственного человека, который пытался понять их горести и радости. Ун Чхоль ненавидел запах крови именно из-за смерти мамы. В последние дни жизни она часто кашляла кровью. А еще кровавая рвота... Ее Ун Чхоль отмывал с пола больше месяца. Отец так ничего и не сделал, чтобы помочь, хотя его друзья и родственники предлагали деньги. И от чистого сердца. Но отец так ни разу и не согласился. В итоге Ун Хё сама взяла у братьев матери денег на похороны. Отец же даже на один день не закрыл прачечную.

Ун Хё только спросила, уверен ли Ун Чхоль в том, что решил все правильно. Этот вопрос заставил Ун Чхоля все еще несколько раз взвесить. Но когда отец привел в дом новую жену, думать стало не о чем. Эту женщину нельзя было назвать плохой. Она вела себя с детьми хорошо, да и искренне привязалась к ним. Только Ун Чхоль и Ун Хё так и не приняли ее по-настоящему. Ун Чхоль слишком любил мать, а его сестра слишком быстро научилась никому, кроме брата, не доверять. К тому времени Ун Чхоль уже почти год возглавлял школьную банду и в драке на ближайших территориях ему и в подметки никто не годился. Он всегда шел напролом, от удара его кулака отлетали и ровесники, и парни постарше. Часто он заявлялся домой с раскрашенной всеми цветами радуги физиономией, выслушивал очередную отповедь отца, ел и заваливался спать, напрочь забывая, о чем с ним вообще говорили. На деньги, которые он порой отбирал у побежденных или просто тех, кто косо посмотрел на их компанию, он покупал Исыль лекарства или отдавал их Ун Хё, та все равно распоряжалась деньгами с гораздо большим умом, чем сам Ун Чхоль.

А когда ему исполнилось двадцать, он собрал свои немногочисленные вещи и ушел из дома. Неделю перекантовался у друзей, потом еще пару дней жил на улице, благо было лето и было тепло. Даже жарко. Все время хотелось пить.

Все это время Ун Чхоль думал. Да, решение он принял, отступать от него не собирался, но все равно что-то мешало сделать ему следующий шаг. Пусть дом был не самым любимым местом на земле, но ведь в нем жили самые любимые люди. Исыль плакала, когда он уходил. И даже Ун Хё выглядела бледной и несчастной, хотя сама же начала упаковывать его вещи, даже не дожидаясь просьбы. Она хорошо помнила крайний срок, который он себе установил. Ун Чхоль до сих пор был рад, что Ун Хё ни разу не попросила его остаться. Ведь от ее просьбы он отмахнуться бы не смог. Даже с поведением отца можно было смириться, терпел же Ун Чхоль столько времени. Почему бы просто не потерпеть еще? Хотя отец и отличался отменным здоровьем, но он все равно не был бессмертным. Рано или поздно он отправился бы на тот свет. А так получается, что он бросает сестер и даже мачеху на волю самодурства отца. Но ведь мачехе ничего не стоило уйти, если бы ее не устраивала такая семейная жизнь. Значит, все не так уж и плохо?

Ун Чхоль курил сигарету за сигаретой, пока не затошнило. Табачная горечь еще долго не давала заснуть в кустах в парке. Ун Чхоль то жалел, что ушел из дома, то радовался своей свободе. Голова трещала, а звезды на небе вот только язык не показывали, обвиняя его в трусости и неспоспобности раз и навсегда принять всего одно решение. Верное или неверное? Будущее должно было показать.

Когда Ун Чхоль явился в дом Ли Ту Квана, его даже пускать не стали. Вид у Ун Чхоля действительно оставлял желать лучшего. Но отступать он больше был не намерен. Торчал рядом с воротами несколько часов. А потом вернулся Ли Ту Кван. Тогда он задал только один вопрос. Ун Чхоль в ответ сказал правду: устал быть нищим, хотел пожить, как человек, помочь сестрам выйти замуж за достойных людей. Но без денег все это оставалось лишь мечтой.

— Почему ты посчитал тогда, что больше никак не сможешь заработать денег, чтобы обеспечить себя и сестер?

Голос Ту Квана выдернул из марева воспоминаний, а Ун Чхоль вздрогнул от неожиданности, слишком срывающимся голосом был задан вопрос.

— Вам не хуже? — Ун Чхоль обеспоено оглядел Ту Квана с ног до головы и еще внимательнее осмотрел повязку. Кровь почти не текла, но Ту Кван точно был бледнее, чем пару минут назад. — Вам надо поспать.

— На холодном полу — этот тот еще экстрим, — Ту Кван усмехнулся уголком рта. — Куда ты затащил нас вообще?

— Здесь полно заброшенных зданий, эта фабрика давно уже не работает, — Ун Чхоль выдохнул. — Похоже на склад. Тут всегда много всего было. Но это просто удача, что мы смогли сюда добраться.

— Ты хорошо знаешь здешние места?

— Когда-то мне принадлежала вся эта территория. Мне и моей банде, — Ун Чхоль улыбнулся. — Многие мои одноклассники сейчас уважаемые люди. Один врач, еще один — управляющий большим магазином. Даже военный офицер есть.

— А ты?

— Я занимаюсь тем, чем занимаюсь. Меня все устраивает, — Ун Чхоль поднялся, потянулся и подошел к куче барахла, которое было свалено в углу. — Но я должен быть готов к тому, что сюда кто-нибудь заглянет.

— Надеюсь, что Джун Кан уменьшил их количество. Я сейчас не в лучшей форме, а ты не сможешь выстоять перед целой армией.

— Я сумею, если надо будет, — Ун Чхоль с довольным возгласом вытащил из кучи рваный плед и пару диванных подушек. — Надо же, здесь мало что изменилось. Наверняка какие-нибудь школьники по-прежнему тут зависают и пьют пиво втихаря после хорошей драки.

— Я рад, что наша встреча с этими ублюдками состоялась в месте, которое тебе настолько хорошо знакомо.

— Если бы вторую машину не отсекли на переезде, ничего бы и не было. — Ун Чхоль свернул плед вдвое и положил на пол рядом с Ту Кваном. — Сможете перебраться? Я помогу.

Ту Кван попытался подняться, но тут же, сжав зубы, застонал.

— Давайте, аккуратно, — Ун Чхоль весь взмок от напряжения, боясь сделать Ту Квану больно. — Осторожно, вот так.

Ту Кван со вздохом облегчения оперся о подушки.

— Вам бы поспать надо.

— Я же говорил, что это самое глупое предложение, что я от тебя слышал. Хотя сегодня мне надо было тебя слушать лучше. Ты ведь сразу понял, что что-то не так. А я был слишком самонадеян, слишком привык, что никто не смеет на меня даже смотреть без уважения. Вот и поплатился, — Ту Кван провел по повязке. — Хотя давно пора привыкнуть, что мне с ногами вечно не везет. Если так будет продолжаться, то однажды я начну ходить с тростью. Или вообще перестану ходить.

— Не смейте даже думать о таком! — Ун Чхоль почти выкрикнул эти слова и тут же стушевался под ироничным взглядом Ту Квана. — Простите. Я не имел права так забываться.

— Я не могу тебя понять, Ун Чхоль, — Ту Кван заговорил негромко, словно размышляя. — В моем окружении никогда не было никого похожего на тебя. Ты сделаешь то, что я скажу, но при этом мне будет совершенно ясно, делаешь ты все потому, что я тебе приказал, или потому, что считаешь, что это нужно сделать. Ты уже несколько человек отправил на тот свет, но все равно не ожесточился. Все равно продолжаешь чувствовать по-настоящему. Боль, радость, ненависть, любовь... Ты когда-нибудь любил, Ун Чхоль?

— Я люблю сестер, — Ун Чхоль улыбнулся. В памяти тут же выстроилась картина свадьбы Ун Хё. Настоящая свадьба. С белым платьем и кучей цветов. Когда сестра только заговорила о том, что повстречала хорошего человека, Ун Чхоль уже обрадовался. Молодой инженер, умный, красивый, всего добился сам упорным трудом. Таким описала своего будущего мужа Ун Хё. Но Ун Чхоль все равно сам узнал об этом человеке все, что только мог. Помогли ребята из семьи. Уже через пару дней Ун Чхоль мог спокойно рассказать Ун Хё любую мелочь, которую она точно не знала.

Избранник сестры оказался именно тем, за кого себя выдавал. Но Ун Чхоля больше интересовал даже не он, а его семья. Особенно мать. Отдавать сестру в дом к какой-нибудь злыдне Ун Чхоль точно не хотел. Один раз они с Джун Каном сняли с парапета моста зареванную девчонку. Из ее всхлипываний быстро стало ясно, что ее довела свекровь. А муж оказался тряпкой, не способной защитить жену. Девчонка хотела развестись, но свекровь, хоть и поливала ее грязью с ног до головы каждый день, от одной только мысли о возможном позоре пришла в ужас. Несколько недель она вела себя приемлимо, а потом снова взялась за старое. Да так, что Джун Кан схватил девчонку в самый последний момент. Ун Чхоль тогда никак не мог понять: одно дело разборки между мужчинами, но ведь совсем другое, когда настолько ненавидит женщина. Джун Кан, усмехнувшись, щелкнул Ун Чхоля по носу и ушел вместе с девчонкой. А через пару дней Ун Чхоль узнал, что она вернулась к своим родителям.

После всего, на что нагляделся в связи с этим и другими случаями, Ун Чхоль, он рассматривал будущую свекровь сестры чуть ли не под лупой. Был готов на все, даже прийти и предупредить, что случится, если Ун Хё хотя бы раз обидят. Тогда остановил Ту Кван. Да и Ун Хё тоже внесла свою лепту, сказав, что непременно обратится к брату, если что-то будет не так.

Ун Чхоль до сих пор был рад, что ему не дали наделать глупостей. Ун Хё жила хорошо. Мало того, Исыль жила вместе с нею. На свадьбе младшая сестренка выглядела такой здоровой, что мечта отпраздновать ее пятнадцатилетие снова стала реальностью. Ун Чхоль бывал у сестер, но никогда не злоупотреблял встречами. В конце концов, в его нынешней жизни было полно дел и даже был человек, о котором он теперь тоже заботился.

Ту Кван притягивал Ун Чхоля как магнит. В его присутствии Ун Чхоль был счастлив. По крайней мере, именно так для себя Ун Чхоль определил то, что он чувствует. Рядом с Ту Кваном все получалось. И даже самое страшное в жизни можно было пережить. И переживалось.

Ун Чхоль до сих пор помнил, как он убил в первый раз. Он точно не стремился к этому, но когда встал вопрос, кому оставаться в живых, Ун Чхоль не колебался ни секунды. У него было слишком много незавершённым дел, чтобы сдохнуть в каком-то захламленном сарае таким молодым. В конце концов, много и не понадобилось: точный удар кулаком в висок — и вот уже соперник валяется на каменном полу и не шевелится. Короткая вспышка радости, а потом осознание того, что натворил.

Ун Чхоль всегда старался заботиться о сестрах. Любил и оберегал их. Был готов на всё, ради их счастья и спокойной жизни. А теперь сам отобрал жизнь. Ведь тот мёртвый парень тоже был чьим-то братом. И сыном. Может быть, ему даже повезло, и у него до сих пор жива любящая мать. А именно он, Пак Ун Чхоль, отобрал у женщины её счастье. Какую же боль он научился причинять. Да ещё так легко, на автомате и даже не особо задумываясь.

В ту ночь Ун Чхоль напился, подрался в баре и загремел в полицейский участок, где проспал до утра. Днём за ним пришёл адвокат, и уже через час Ун Чхоль стоял перед Ту Кваном, не смея оторвать взгляд от пола. Руки дрожали, было жутко холодно. Только непонятно от чего: из-за открытого окна или ледяного взгляда Ту Квана.

— Тебе повезло, что ты сошёл за пьянчужку и тебя не связали с убийством, — перед Ун Чхолем на столе оказалась чашка с горячим кофе.

— Простите меня, — Ун Чхоль говорил еле слышно. Ему точно было не по себе.

— Я знаю, в первый раз всегда нелегко. По крайней мере, для большей части людей. А тебе и подавно. Но ты поступил крайне неразумно, позволив эмоциям настолько сильно завладеть собой. Так нельзя, Ун Чхоль.

— Я причинил вред, который не могу исправить. И не смогу никогда.

— И что ты собираешься с этим делать? — Ту Кван откинулся в кресле. — Молиться, просить прощения у родственников или пойти и сдаться в первый попавшийся полицейский участок? Ты ещё можешь вернуться туда, откуда адвокат тебя вытащил. Даже странно, что ты смолчал и упустил такой шанс сознаться. Судьба сделала тебе подарок, а ты так и не сумел им воспользоваться. Вдруг бы это решило все твои проблемы.

— Не смейтесь надо мной, пожалуйста, — Ун Чхоль дрожал всем телом. — Я не знаю, что нужно делать. Я не думал, что вообще сумею так просто убить. Никак не пойму, как так вообще получилось.

— Но получилось. Ни ты, ни я не можем этот факт изменить. Пойми, Ун Чхоль, мир, в котором ты пытаешься научиться жить, никогда не был сказкой и никогда ею не станет. Здесь все по-настоящему, а ты уже не мальчишка, чтобы верить в выдуманную романтику и находить оправдания любым своим поступкам. Это опасная работа со стабильным и очень неплохим заработком. Но на многие вещи стоит закрыть глаза или к ним привыкнуть. Принять их существование. В противном случае тебе просто нечего тут делать. Может, тебе действительно стоит хорошо ещё раз обо всем подумать?

Ун Чхоль огляделся, словно в поисках подсказки. Он любил бывать в кабинете Ту Квана. Ему нравился запах дерева и дорогого коньяка, он любил смотреть на корешки, наверное, очень дорогих книг, которые блистели золотым тиснением названий сквозь стекло шкафа. Ун Чхолю казалось, что он знает местоположение любой мелочи: от остронаточенных карандашей — обязательно черного цвета — до начищенного револьвера, всегда лежащего в верхнем ящике стола. Но сейчас он словно оказался в незнакомой комнате, где нет и никогда не было покоя и лёгкой монотонности. Напротив, даже воздух давил, а краски стали блеклыми и скучными.

— Я не хочу уходить.

— Тебя никто не выгоняет. Я могу подобрать тебе другую работу. У меня теперь есть клуб, ты можешь стать в нем управляющим. Думаю, ты справишься.

— И как часто я буду видеть вас? — Ун Чхоль сам не понял, как у него вырвались эти слова.

— Раз недели в две, если повезёт.

— Нет! — Ун Чхоль до сих пор помнил тот ужас, что захватил его почти целиком. — Я останусь здесь. Я привыкну. Я сумею. Только не выгоняйте меня. Я пришёл сам и не могу вас больше подводить. Я хочу быть полезен.

— Можно быть полезным и не находясь рядом со мной. Ты не похож на того, кто будет лебезить и прогибаться под босса, каким бы он шикарным ни был. Из этого следует, что тебе нравится быть рядом со мной. Это так?

— Да! — Ун Чхоль нахмурился и стиснул ладони в кулаки. — Пожалуйста, не отсылайте меня!

— Ты должен понять, что чужую смерть и чужие страдания ты не должен считать чем-то личным. В мире много неприятных и жестоких вещей, некоторые из них будешь делать ты, потому что не сумеешь по-другому. Если все же останешься здесь. Скорее всего, ты еще не раз убьешь. Все люди будут чьими-то детьми, мужьями или братьями. Ты готов взвалить на себя такую ношу? Подумай хорошо, Ун Чхоль. Ты еще можешь вернуться и начать все с чистого листа. Не рассматривай свой уход как предательство, в конце концов, люди всегда ищут возможности жить счастливо с минимальным уроном для своих принципов, даже если эти самые принципы в корне неверны. Людям свойственно цепляться за свои иллюзии. Они даже умудряются выстроить из них свою жизнь.

— Я не верю в иллюзии. Только в мечты, — проговорил Ун Чхоль и опустил голову. — Мои исполнили вы.

— А ты не считаешь, что я беру с тебя непомерную плату за их исполнение?

— Что? — Ун Чхоль упустил момент, когда Ту Кван оказался рядом с ним.

— Ты разрушаешь чужие жизни, забираешь чужое имущество, вредишь как обычным людям, так и таким же, как ты, — Ту Кван вел пальцами по щеке Ун Чхоля, улыбаясь тому, как заполыхали его щеки. — Я могу сделать из тебя чудовище. Если ты останешься рядом. Но хочешь ли ты этого?

— Я не понимаю половины из того, что вы мне говорите, — Ун Чхоль дышал через раз, вместо холода теперь его обдавало такой горячей волной, словно он находился посреди пустынного смерча, который разбушевался под обжигающим солнцем. — Я не слишком умен для этого. Но я знаю одно — сейчас, здесь я по своей воле. Меня никто не принуждает и не заставляет. Но я хочу попросить вас об одном.

— Слушаю тебя, — Ту Кван уселся на стол и внимательно смотрел на Ун Чхоля.

— Никогда не отпускайте меня по своей воле.

— Ты действительно странный парень, — усмехнулся Ту Кван. — Но я обещаю, что бы ты не натворил, я сделаю всё, чтобы ты оставался рядом.

— Я больше вас не подведу, — Ун Чхоль склонился в поклоне.

— Договорились. Кстати, тот парень, которого ты убил: не расстраивайся из-за этого. Ублюдок был еще тот. Убил нескольких моих людей вместе с их семьями. Так что первый раз убив, ты сделал доброе дело. Но запомни — так будет не всегда. Точнее, это счастливое исключение, не думаю, что тебе еще раз так повезет. Хотя, — Ту Кван усмехнулся, — неизвестно, чего от тебя можно ждать в будущем.

Ун Чхоль вздрогнул, услышав резкий стон. Как можно было настолько затеряться в дурацком прошлом, когда здесь и сейчас бьющее по голове настоящее?

Ту Кван вцепился в ногу, пот лился по бледному лицу. Ун Чхоль чувствовал себя совершенно беспомощным и уже всерьез разозлся из-за этого.

— Нам нужно выбираться отсюда! Я ничем помочь здесь не смогу. Надо найти телефоны.

— Мой остался у Джун Кана, — Ту Квану точно не хватало воздуха.

— Я свой потерял где-то по дороге, когда мы шли сюда.

— Иди.

— Нет! Мы пойдем вместе, — Ун Чхоль рывком поднял Ту Квана, на мгновение зажмурившись, когда Ту Кван зашипел от боли и стиснул его плечо.

— Дурак!

— Я не знаю, может быть, я его и не найду. А выбираться надо.

— И попасть в руки полиции, если нас сейчас не пристрелят люди Юн Кан Сока. Хороший у тебя план! — голос Ту Квана был тихим, но количество иронии в нем это не уменьшало.

— Я разберусь с этими уродами. А если полиция... главное, что вам окажут нормальную помощь.

— Если я не сдохну по дороге! — Ту Кван сжимал зубы, чтобы не закричать, когда приходилось наступать на поврежденную ногу.

— Босс! Ун Чхоль! — уже у самого выхода со склада на них налетел Хо Джин с пистолетом в руках. — Мы надеялись, что успеем. Пришлось ждать пока пройдет этот чертов поезд! Я думал, он никогда не закончится. Надо убираться! И Бин слушает полицейскую волну. О взрыве уже известно, скоро тут будет до хрена полицейских! — Хо Джин подхватил Ту Квана с другой стороны. — Там сразу три машины догорают! Взрыв что надо, нам от переезда зарево было видно, чуть не оглохли. Потом ехать пришлось медленно. И Бин смотрел по сторонам и увидел кровавый след. Вот я пришел проверить. А Джун Кан где?

— В одной из тех машин! — Ун Чхоль усадил Ту Квана в автомобиль, дверцу которого распахнул вмиг испугавшийся при виде босса И Бин. — Хватит зависать.

— Ладно, потом расскажешь, что и как! — И Бин уселся на сиденье рядом с водителем и хлопнул того по плечу. — Надо быстро гнать к врачу, лучше к Инь Чон Хо.

Ун Чхоль облегченно выдохнул, откинувшись на спинку сиденья и вытер пот. Потом посмотрел на Ту Квана и сжал кулаки: Ту Кван все же потерял сознание.

— Не волнуйся так, — Хо Джин осторожно поддерживал Ту Квана с другой стороны. — Для него сейчас это лучше всего. Хоть не будет чувствовать, как на поворотах трясет. Успеем. Да, крови он потерял многовато, но мы быстро вас нашли.

— Быстро? — Ун Чхоль недоуменно нахмурился. — Мы там проторчали чертову кучу времени.

— Ун Чхоль, ты чего? — Хо Джин тоже нахмурился. — Тебя тоже надо врачу показать, пусть посмотрит. Тебе тоже наверняка досталось по первое число.

— Мне казалось, что я всю свою жизнь на том складе заново прожил, — Ун Чхоль судорожно выдохнул.

— Ун Чхоль, — Хо Джин посмотрел на часы, — с момента, когда нас отрезало на переезде, прошло минут пять, не больше.

— Пять минут? — Ун Чхоль рассмеялся и поправил галстук на Ту Кване. А затем и платок в кармане. Если не смотреть вниз, то можно было подумать, что Ту Кван просто заснул в машине от усталости. Такое пару раз бывало.

— Знаешь, — Хо Джин осторожно дотронулся до плеча Ун Чхоля и улыбнулся, когда тот вдохнул всей грудью. — Порой, чтобы вспомнить жизнь или начать все с начала, пяти минут более, чем достаточно.