Преступление без наказания (джен)

Могло быть и хуже, но некуда.

Предрассветные сумерки ещё плотным куполом накрывали спящий мирным сном город, когда в одном из переулков мелькнула темная тень, скрывшись за мусорным баком. Двор снова погрузился в тишину, даже листья не шелестели от лёгкого ветра, словно все вымерли.

— Бегемот застрял! — отчаянный крик топором разрубил городское безмолвие, эхом разнёсся по пустынным улочкам, спугнув голубей бомбардировавших машины у подъездов и какую-то «принцессу» в квартире на первом этаже, где некстати было настежь распахнуто окно. Та подавилась собственным храпом, дав, наконец, своему супругу возможность забыться долгожданным сном.

— Не ори! — гневно прошипела одна тень, пулей выскочив из укрытия и влепив затрещину второй тени, замершей у небольшой оградки.

— Бегемот застрял, — уже тише повторил парень, указав на пушистую задницу, торчавшую меж прутьев и нервно дергавшую хвостом.

Говорят, что коты жидкость, и если пролезет голова, то и остальное тело тоже. Но в случае Бегемота система дала сбой, и крошечная в соотношении с оставшейся тушкой голова просунулась между прутьев, а пушистая задница осталась торчать с другой стороны ограды. И после этого ещё будут говорить, что дворовые коты несчастны? Вон их как откормили, как свиней, хоть сейчас бери да суп готовь.

— Серёж, я не слепой, — огрызнулся Дима, смерив кота вымученным взглядом.

Животинку, которая так и рвалась выбраться из крепких оков, он понимал, как никто другой. Дима тоже с удовольствием бы выбрался из плена, в который его с Антоном взял Сережа, когда случайно спёр классный журнал. Но в этом был весь Матвиенко. Если он, что придумает, то не только черта с луны достанет, но ещё и работать на себя заставит, а после продаст в зоопарк, как экзотического козла, нагло соврав, что сам вывел на уроке биологии, скрестив ДНК парнокопытного и Шастуна.

Димка некстати подумал о том, что как-то быстро они опять согласились, и начал судорожно вспоминать, что же им такого пообещал Серёга, раз он вместо того, чтобы наслаждаться прекрасным небытием под теплым одеялом, как чокнутый носился по двору, отлавливая гребаных котов. Спасибо хоть, что не снова голубей, а иначе он бы точно послал друга на три волшебные буквы или сам бы его продал в рабство классному руководителю.

Кажется, Матвиенко обещал им незабываемое зрелище, которое просто взорвет их мозг и весь интернет, когда они выложат ролик с розыгрышем в сеть. В столь ранний час Диме эта перспектива казалась какой-то сомнительной, а значит, Сережа должен был предложить что-то более стоящее.

Химия. Матвиенко обещал, что они исправят оценки по химии, а Антона за помощь он обязался прятать от Арсения Сергеевича так долго, как только сможет, и у Позова рука зачесалась дать другу второй подзатыльник именно в этот момент, что он собственно и исполнил. Шаста они должны были прятать в любом случае: независимо от того примет ли он роль одного из всадников апокалипсиса или нет, потому что на это их обязывал дружеский долг. Но Димка, видимо, был так сильно обрадован перспективой исправить плачевное состояние своего табеля успеваемости, что пропустил момент, когда Сережа принялся нагло манипулировать бесхитростным Антоном. Павлу Алексеевичу пожаловаться что ли?

А, нет, Павлу Алексеевичу нельзя. Не теперь, когда на днях они умудрились уронить на завуча горшок с кактусом, напугать до полусмерти учительницу музыки, спрятавшись в рояле, и случайно украсть классный журнал с ключом от кабинета. Ему на глаза сейчас лучше вообще не попадаться.

— Дим, харе лупить меня, помоги Бегемота вытащить.

Дима показательно вздохнул. Одарил Серёжу недовольным взглядом, но подошёл и немного разжал прутья, дав другу возможность высвободить кота. Это был второй. Первого — Веника — они одолжили у доброй соседки. Оставался только третий — Уголек. Дима перевел измученный взгляд на дерево, где среди листьев угадывались очертания черного пятна, потом на Сережу, который осторожно сажал кота в переноску, параллельно щедро скармливая ему корм, и в конце остановился на лестнице, которую они «одолжили» у местного электрика, что беспробудно спал в обнимку с бутылкой. Позов мысленно прикинул сколько костей можно сломать, упав с такой высоты, и могут ли быть от этого хоть какие-то плюсы.

Он все ещё не понимал, как докатился до жизни такой. Но табель успеваемости очень вовремя всплыл в мыслях, и вопросы разом отпали. Окрылённый, подросток чуть ли не вприпрыжку направился к лестнице, полностью готовый к внеплановой спасательной операции.

Знания нынче дорого стоили.

* * *

Медленно занимался рассвет. Небосвод озарили яркие всполохи огненного-оранжевого, жёлтого и кроваво-красного. Горизонт полыхал, как парта в кабинете ОБЖ, когда они проходили устройство огнетушителя.

Образ Матвиеновской зажигалки теперь отказывался выходить из головы Антона. Тот прожигал белый лист перед собой таким пристальным взглядом, что он грозился съежиться от страха или вовсе воспламениться без помощи всяких подручных средств, лишь бы сбежать от этого убийственного внимания. Взгляд вновь невольно пробежался по тексту, содержание которого Шастун уже знал лучше, чем таблицу умножения. Его ночью подними, так он слово в слово повторит, проанализирует и прокомментирует документ так, что уши в трубочку свернутся. Только об этом никто не узнает, потому что будить Антона решится разве что самоубийца, да и тот прежде подумает, если не мазохист и не желает себе долгой и мучительной смерти. Ещё Матвиенко частенько названивал среди ночи, но тот и стыд, и совесть на тройку по алгебре ещё в пятом классе променял, а здравый смысл, кажется, не имел вовсе. Или просто выгодно сдал в аренду, потому что временами он все же мелькал.

Где-то за окном начали утренние трели птицы и ещё не протрезвевший с ночи бомж, явно не попадавший в ноты, но точно попавший пустой бутылкой по чьей-то машине. Сигнализация выступила в качестве аранжировки, и ударная звуковая волна, прошедшаяся по двору, сбила с дерева кота и разбудила глухую собаку у подъезда, которая поспешила добавить изюминку в музыкальную композицию, оглушив уже жильцов, своим хриплым лаем.

Концерт на любителя. И хозяину оравшей машины он явно пришелся не по вкусу и не по слуху, потому что тот в ответ зачитал содержательный рэп, пополнивший словарный запас Антона. Глубокий смысл, который стильно одетый (в семейники и помятую футболку) рэпер вложил в свое музыкальное творение, понял, кажется, только Антон, да глухая собака. Но выразить свои чувства музыканту та не успела, заинтересовавшись слушателем с верхних рядов — котом — который в спешном порядке покидал концерт, явно опаздывая на деловую встречу с чердачными крысами.

Антон вернулся взглядом к согласию. Бомж, пославший мужика, натолкнул на мысль. Идея подтереться этой бумажкой как-то сама собой родилась и укоренилась в сознании, прикидываясь верным решением в сложившейся ситуации.

Шастун тяжело вздохнул и откинулся на кровать, борясь с желанием прикинуться трупом и никуда не идти. Останавливал тот факт, что Арсений Сергеевич все равно его выловит и сделает эту реакцию Манту, при упоминании которой у Антона по спине бежали мурашки, а в голове рождались рифмы не самого приличного содержания. Лучше, конечно, чтобы он выловил его попозже или вообще никогда. Но это уже было из ряда мистики, которой у них в последнее время было в избытке. У химички с краской для волос последние мозги вымылись, и она ударилась то ли в колдуньи, то ли в гадалки, то ли головой. Третье было самым вероятным.

Время, словно дорожный каток, неумолимо шло вперёд, хороня под собой очень многое, но некоторые вещи оставались неизменными со времён динозавров. Антон бегал от Арсения Сергеевича, Джабба Хатт на уроках пила детскую кровушку, Дима с Серёжей жили, будто каждый день последний. Павел Алексеевич серьезно считал каждый последним, потому что ему не посчастливилось быть их классным руководителем.

Химичка разве что окончательно тронулась умом. Она уже месяц была уверена, что у нее в кабинете кто-то поселился, жаловалась на голоса, звучавшие, видимо, только у нее в голове, и пыталась изгонять темную энергию. Ученики, поняв, что та совсем плоха, ситуацию не облегчали. Сережа с Димой, чьи табели успеваемости были безбожно испорчены двойками по химии, под девизом: «Мстить удел слабых, мы будем уничтожать», принялись подливать масла в огонь. Не ленились каждый день по утрам рисовать на доске пентаграмму, таскать с собой на уроки черный череп, всякий раз приводивший Джаббу Хатт в неописуемый ужас. Серёга один раз даже Анфису захватил, но, когда химичка заверещала, как резаная, а с потолка посыпалась побелка, Матвиенко оставил крысу в покое, опасаясь за ее душевное здоровье.

Стоило вспомнить… лучик, вот и он. Антон дотянулся до ожившего телефона, громко оповестившего о пришедшем сообщении, и, мысленно собравшись, открыл мессенджер.

Сообщение от: Серж

«Тох, утречка! У нас все готово, ждём в школе)»

Антон потворствовать выходкам друзей не собирался, но Сережа так трагично описывал, как его за кражу журнала выгонят из школы, что Антон просто не мог отказаться от участия. При подготовке кое-что пошло не по плану, поэтому, выходя на улицу, пришлось надеть кепку, но белый ему даже шел. Мама оценила. А то, что кудри отстричь пришлось, потому что подвыпившие они не заметили, как жвачка оккупировала территорию Шастуновских волос, а утром совать голову в морозилку было уже поздно, знать ей не стоило. Учитывая, что к основному их плану у друзей родилась ещё какая-то идейка, день заранее приказал долго жить.

О ненавистной бумажке он вспомнил, уже покинув квартиру и, поломавшись пару мгновений, решил вернуться. Плохая примета. День точно пойдет по одному месту. Антон мысленно отругал себя за излишнюю суеверность, которую он, как какую-то мерзкую болячку, подцепил от химички. Но перед выходом все равно покривлялся перед зеркалом в прихожей. (Дольше, чем было необходимо, словно ждал, что отражение сейчас не высунет язык за ним, а продемонстрирует сальто мортале.) Для профилактики. Словно после этого Вселенная не могла нарушить какой-то закон, обладающий высшей юридической силой.

Отдавать согласие Арсению Сергеевичу Антон естественно не собирался. Надеялся использовать как защитный талисман от обезумевшей Джаббы Хатт. Мало ли, может это в нее кто вселился (хотя едва ли темные силы поднимут руку на своего босса), а согласие на какую-то неведомую Манту, вполне способно напугать какое-нибудь неведомое нечто. Антон, если что подсобит и в красках расскажет, что этот Манту за зверь и с чем ест свою добычу. На первоклашек в прошлый раз подействовало. Они Арсению Сергеевичу такой спектакль без лишних репетиций и дополнительных декораций закатили, Антон даже прослезился, правда, не от великолепия детского таланта, но главное, что медбрата проняло. Тот, пока мелюзгу успокаивал, вспотел даже сильнее, чем, когда за Антоном бегал. На душе от этого потеплело.

Входная дверь зажевала край простыни, высунувшийся из портфеля, поэтому Антону пришлось вернуться во второй раз, чтобы освободить незадачливую ткань. Во второй раз перед зеркалом он не кривлялся, что дало Вселенной шанс испортить всю малину без каких-либо дальнейших для нее проблем.

* * *

То, что день пойдет по одному месту, Павел Алексеевич понял еще с утра, начавшегося с третьей попытки. Соседи у него были не просто редкими, а редкостными животными, и вскоре обещали стать занесёнными в Красную книгу, если не прекратят мучить по утрам ни в чем неповинную дрель, грозясь просверлить дыру к нему в квартиру. А те, которые сверху, не закончат бал Сатаны, ибо нечисть, стабильно стекавшаяся в квартиру номер 13, этажом выше его, грозилась довести до инфаркта глухую старушку, методично стучавшую по батареям из-за нечеловеческих криков, называемых музыкой.

Как итог, невыспавшийся Павел Алексеевич, вставший не с той ноги, потому что ударился ей о тумбочку. Закончившийся в доме кофе и невменяемые соседи, к которым нельзя зайти за ним. Казалось, хуже уже некуда, но Воля забыл, что говорить и думать об этом плохая примета, потому что для Вселенной это как спусковой крючок. Она обязательно устроит день так, чтобы он вообще пожалел, что проснулся этим утром.

Звонок завуча застиг его врасплох на диване. Желания выходить из квартиры, когда он взял отгул, у него не было. А после этого элементарно захотелось забиться в шкаф в прихожей и не вылезать оттуда, но оглушающие крики завуча не давали ему такого права. А повод для крика был весомый. Пропал классный журнал. И если он — Павел Алексеевич — не найдет его до конца дня, то искать надо будет уже его. Где-то за лесопосадкой. Последней каплей стало спустившее у машины колесо, которое Воля, хорошенько обматерив, вместе со старушками у подъезда, пытавшимися сделать ему замечание, все ещё в отвратительном настроении отправился на работу на общественном транспорте. Единственным плюсом во всей этой ситуации было то, что он успеет зайти в кофейню, потому что без утренней дозы кофеина Воля грозился ненароком прибить парочку учеников.

Весь в поту и мыле, пропахший в автобусе какой-то затхлостью, словно он уже покрывался плесенью от старости, Павел Алексеевич добрался до школы. Входить на ее территорию нужно было, как на поле боя, потому что неизвестно, что, где и когда рванет, упадет или обвалится. Воля, как бывалый педагог, уже ничего не боялся, но бдительности не терял, потому что и палка раз в год стреляет, а у учеников стреляло все и каждый день. Казалось, оказаться запертым в клетке с тиграми не так страшно, как остаться один на один в кабинете с тридцатью первоклашками. Они могли не только тигров, но и крокодилов замучить, что уж говорить про простых смертных учителей. Те хоть и отрастили себе клыки не меньше, чем у хищников, и рычали также грозно, детям было кристально фиолетово.

Беспокойство назойливо сосало под ложечкой, заставляя то и дело нервно озираться по сторонам. Поднимаясь на порог, преподаватель на мгновение замер, осмотрев окна верхних этажей, с которых временами вылетали не только канцелярские принадлежности, но цветы, портфели и даже стулья. Павел Алексеевич крепче сжал стаканчик с живительным кофе, маниакально прижав ближе к груди, как мать младенца. Вокруг стояла подозрительная тишина, усилившая тревогу. Все органы чувств напряглись, словно у животного на охоте. Периферийным зрением Воля пытался максимально охватить угол обзора, чтобы вовремя заметить и предотвратить любую угрозу жизни его и его кофе.

Уроки давно шли, поэтому коридор безмолвствовал. Охранник, следивший за камерами, привычно разгадывал кроссворд, коротко поприветствовав Волю, на автомате чуть не потребовав предъявить сменку. Уборщица, выставив швабру перед собой на манер автомата, кралась вдоль стены к туалету, откуда доносился приглушённый смех. Женщина, заметив его приближение, приложила палец, обтянутый жёлтой резиновой перчаткой, к губам, призывая к тишине, и решительно двинулась вперёд. Павел Алексеевич позволил себе расслабиться.

Школа — место непредсказуемое, поэтому даже во время уроков нельзя забывать об осторожности, ведь не предугадать, в какой момент в голову может прилететь топор. Но когда все бандерлоги под чутким присмотром учителей заперты в кабинетах, эта вероятность значительно снижалась. Воля, крадучись, преодолел учительскую, чтобы ненароком не встретиться с завучем, и твердо ступил на второй этаж, глотнув из стаканчика.

Дорогу ему внезапно перебежала черная кошка с номером один на боку. Павел Алексеевич, не отрываясь от напитка, проводил животное, стремительно скрывшееся за углом, ошалелым взглядом. Учитывая, что крыса у них уже была, кошка особого впечатления не произвела. Но насторожила. Особенно цифра, которой она была награждена. Черная кошка, перебежавшая дорогу, не к добру.

Воля потряс головой, отгоняя непрошенные мысли. В суеверия он не верил, но сказывалось влияние ударившейся в мистику учительницы химии. Та на прошлой неделе утверждала, что у нее в кабинете завелось приведение, которое она видела лично. Возражать ей никто из коллег не спешил, веря не столько во встречу с чем-то потусторонним, сколько в детскую изобретательность. Неясная тревога, терзавшая душу, попыталась было заставить развернуться и зайти с другой лестницы, но Павел Алексеевич мысленно себя одернул. Ему только мистики не хватало.

Он шагнул глубже в коридор, сделав очередной глоток, и резко подавился кофе. Мимо него, по стеночке, осторожно так, будто ничего необычного не происходило, кралось приведение. А точнее Шастун, обернутый в простыню и почему-то с белыми волосами. Заприметив преподавателя, Антон испуганным кроликом замер напротив классного руководителя. Несмело кивнул, в знак приветствия, приложил палец к губам, как и уборщица ранее, прося о молчании. Павел Алексеевич в этот момент и так лишился дара речи. Пользуясь тем, что Воля переживавший первый шок, замер на месте, выпученными глазами бестолково таращась на ученика, Антон поспешно прикрыл голову тканью и приударил за угол вслед за кошкой, пока учитель не осмыслил ситуацию и не кинулся в погоню.

Проследив за скрывшимся учеником, литератор прокашлялся и снова потряс головой, пытаясь понять не померещилось ли ему. Черная кошка — ерунда. Антон в простыне — истинное суеверие в действии. Вот он точно предвестник неприятностей, даже сомневаться не стоило. В любом случае, ловить его было уже поздно. Рождённый бегать по шее не получит, а бегал Шастун первоклассно. Арсений Сергеевич, который теперь мог в марафонах участвовать, соврать не даст. Журнал. Воля поспешил в свой кабинет.

Первая ошибка: не посмотрел по сторонам. Школьный коридор то же, что и дорожная трасса, только со своими правилами движения. Пешеходам, которыми невольно становились учителя, всегда нужно было притормаживать и смотреть по сторонам, прежде чем вливаться в одну из полос движения, потому что тротуаров коридор не предусматривал.

Резкий удар в бок выбил из руки стаканчик с кофе, отлетевший куда-то в сторону Африки, а Павел Алексеевич на манер майского жука завалился на спину, задрыгав руками и ногами, отчаянно пытаясь подняться. Черный кот с цифрой четыре вцепился когтями в одежду, вопя так, словно его резали. Что-то, напоминавшее по меньшей мере лося, на полной скорости влетело в него, придавив тюленьей тушкой. И только выработанные за годы в школе рефлексы не позволили коту стать лепёшкой для супа, а самому литератору убиться головой об пол. Тело, уже привыкшее к тому, что его в любой момент могли не только сбить, но подвесить, подбросить, утопить и похоронить автоматически сгруппировалось для падения, которое должно было принести наименьший урон организму. В этой игре, к сожалению, нельзя было сохраниться, и проигрыш означал в лучшем случае разбитый нос, в худшем разбитую душу. Животными разбрасывался кто-то, кто пронесся мимо так стремительно, что Воля даже не успел толком рассмотреть, зато услышал глухой удар чьей-то тушки о стену и знакомые ругательства, принадлежавшие Матвиенко.

— Не бегать по школе! — на одних инстинктах выкрикнул Воля, пытаясь собрать с пола разлетевшиеся конечности, и наконец отодрать от себя несчастного хвостатого.

— Так он и не бежал, он ехал, — заметил кряхтевший рядом «лось» в лице педиатра Арсения Сергеевича, в которого и бросил кота Воля.

Павел Алексеевич не понял, кто вскрикнул громче: друг или ушастый, но брат меньший оказался умнее и, отпружинив от педиатра метра на два вверх, пулей умчался вслед за Серёжей.

— Значит средство передвижения отобрать, на обязательные работы отправить, — в неравной схватке победив силу притяжения, вынес вердикт Воля, подняв свое бренное тело в вертикальное положение.

— Ты его сначала догони, — спустил его с небес на землю Попов, хрустнув коленями, но тоже поднявшись на ноги. — Ты чего вообще припёрся? Я, конечно, ценю, что ты хочешь помочь мне с твоими оболтусами, но неужели ты настолько не уверен во мне?

— Много на себя берешь! У меня ЧП. Классный журнал пропал, и завуч грозится оторвать мне голову. Поэтому Антона в этот раз ловишь сам.

Арсений Сергеевич как-то резко побелел лицом, но возражать не стал. Все же именно классный журнал возглавлял список проблем на нынешний день.

Вторая ошибка, совершенная Павлом Алексеевичем: не придал значения приметам, откровенно кричавшим о том, что неприятности ждут его за каждым углом с топором в руках.

Димка Позов, с пустым ведром прошмыгнувший на лестницу мимо них, был воспринят как очевидный знак Вселенной, предупреждающий о приходе звездеца. Черная кошка под номером два, продефилировавшая следом, вообще отрезала все пути к отступлению. Попов с Волей одновременно глухо сглотнув, переглянулись и напряглись, всем своим существом почувствовав пришествие апокалипсиса, который уже стоял с ножом у них за спинами. Если эти трое встретятся, реальность схлопнется.

Павел Алексеевич нахмурился.

— Разделимся, — предложил он, и Арсений Сергеевич, наконец в полной мере осознав все серьезность ситуации, согласно кивнул.

* * *

План у Серёжи был надёжен, как швейцарские часы, произведенные в Китае. Суть его заключалась в том, чтобы, воспользовавшись помешательством преподавательницы на мистике, незаметно подбросить ей классный журнал, по неосторожности оказавшийся у Матвиенко. Точнее, Сережа был серьезно настроен поднять их успеваемость, а по итогу уронил ее ниже плинтуса. Буквально. Заприметив журнал в кабинете классного руководителя, он задержался, отрыл в свалке под шкафом красную ручку и уже занёс ее над бумагой, как в класс резко, словно почуяв неладное, зашёл Павел Алексеевич. Рефлексами Матвиенко жизнь не обделила, в отличие от мозга, поэтому в эту же минуту журнал отправился в свободный полет из окна, пришибив по голове Димку. Одолженная у кого-то совесть (его собственная уехала вместе с крышей) не позволяла Сергею покаяться, признавшись в своей несвершившейся афере, и просто вернуть журнал. Поэтому пришлось идти на некоторые изощрения.

Химичка Джабба Хатт, кличку свою получившая из-за поразительного сходства с огромным слизоподобным инопланетянином из киносаги «Звездные войны», относительно спокойно провела урок, то и дело подозрительно поглядывая на Позова с Матвиенко. Она как и любой учитель нутром чувствовала подвох, но уличить учеников в заговоре не могла.Те мастерски прикидывались белыми и пушистыми, каким-то чудом умудряясь прятать ролики у Серёжи на ногах и поразительно тихого Уголька в портфеле. Шастун не отставал, сумев со своим ростом не хуже хамелеона замаскироваться на задних партах и не светить новым имиджем, который мог привлечь ненужное внимание к их персонам.

— Антон, ты там жив вообще? — обернулся к непривычно тихому другу Димка.

— Не уверен, — глухо отозвался Шастун, прикрыв голову руками, косясь на окна коридора, где виднелся силуэт Арсения Сергеевича, двигавшегося в сторону их крыла.

Сейчас он для Антона был сродни смерти, потерявшей косу, но обещавшей в скором времени достать из своего халата шприц. Страх с самого утра душил его своими стальными щупальцами.

— Серёж, харе ногой дрыгать, парта ходуном ходит, — отвлекся Дима на соседа.

Смотря на двоих своих друзей, Позов думал, что остался единственным вменяемым человеком, которому судьбой предначертано спасти их неугомонную троицу от кары преподавательской.

— Я не могу, — проныл Сережа, спрятав голову под учебником, подражая страусу. — Я нервничаю. Вдруг не получится? Думаете, меня только из школы выгонят или сразу посадят.

Матвиенко сам придумал, сам испугался.

— Никто тебя не посадит, — с тяжёлым вздохом попытался успокоить его Дима, опустив руку на плечо. — Ты ж по сути ничего не крал, а…

— Уронил. По неосторожности. — нашелся Антон.

— Да, по неосторожности, — подтвердил Дима. — Поэтому нам без лишних заморочек надо вернуть его Павлу Алексеевичу.

— За явку с повинной вроде срок скашивают, — словно невзначай протянул Антон.

— Да идите вы!

Джабба Хатт обернулась так резко, что был слышен хруст ее шеи, а парик на голове заметно съехал. Она какое-то время сканировала пространство через съехавшие на нос очки, но не распознав угрозы срыва урока, вернулась к формулам на доске. Дима чуть не испустил дух.

— Ещё раз голос повысишь, я тебя этим журналом, — пригрозил Позов, а Шастун для верности влепил затрещину.

— Вообще не понимаю, чего ты паникуешь.

Это же не за тобой бегает маньяк Арсений Сергеевич, — понуро заметил Антон.

— Согласен, ты меня переплюнул, — усмехнувшись, согласился Сережа.

Уловив иронию в голосе друга, Шастун надулся и пнул ножку стула Матвиенко. Тот клюнул носом и с громким хлопком поцеловался с партой. Антон, пытаясь подавить рвущийся наружу кобылиный ржач, чуть не пробил лбом свою парту. Дима беззвучно смеялся над ними обоими, снимая все на телефон. Пока Сережа не пошел в атаку с канцелярским ножом без лезвия, а Антон не достал безопасные ножницы для детей. Они и бумагу то не всегда резали. Но Позов поспешил их разнять, потому что химички снова наставила на них свои локаторы.

— Так, не ссать, — Сережа мгновенно успокоился, призывая к боевой готовности.

Эта фраза должна была стать сигналом к началу действий, но она, по мнению Антона, запустила конец света. Ибо это было последним, что он услышал, прежде чем его переехало колесо фортуны. Все, что произошло после, Шастун помнит отдельными, не совсем связными кадрами.

Звонок с урока. Опустевший кабинет. Он в коридоре помогает Димке забраться Серёже на плечи и облачает их в простыню. Позов напяливает на лицо жуткую маску не то вурдалака, не то зомби. Огромные глазницы на мертвенно-белом пластмассовом лице уже смотрелись устрашающе, а зубастая пасть с редкими красными полосами завершала образ. Сама по себе она выглядела нелепо, но в момент неожиданности могла и до икоты довести. Особенно их впечатлительную учительницу. Антон судорожно оглядывается по сторонам, одной рукой прижимая к себе Уголька под номером два, а другой журнал. Шастун резко распахивает дверь. Первым запускают очумевшего по жизни своей Уголька, следом заезжают ребята. Диму они внезапно посчитали самым ответственным, поэтому честь подкинуть журнал была доверена ему. Антон захлопывает за друзьями дверь, оставив мариноваться в кабинете.

То, что все пошло не по плану, Шастун понял, когда вместо ожидаемых истошных воплей химички он услышал металлический звон и последовавший за ним крик ужаса друзей. Дверь, которую он подпирал спиной, распахнулась резко настолько, что ударной волной его отбросило на несколько метров. Вылетел, ударившись о стену многострадальный журнал. Первым, с округлившимися и безумными глазами выскочил Уголек. Антон не знал, что такого должен был увидеть кот, чтобы глаза его расширились так, будто ему срочно нужно было в туалет. Хвостатый, долго не раздумывая, кинулся к подростку, забравшись на руки. Следом с криком выкатился, путаясь в простыне Сережа, а за ним выпал слегка ошалевший Димка. Шастун не сразу сообразил, что его насторожило во внешнем виде друга, пока он не увидел скрытую за ведром на его голове пышную шевелюру. Парик Джаббы Хатт Позову определенно шел.

Антон не успел начать ржать над другом, тоже закричав, когда из кабинета, ревя на манер дикого кабанчика, выбежало приведение, размахивая шваброй. Шастун от страха смог бы открыть кирпичную фабрику прямо в коридоре. Видимо, зайдя в кабинет, парни споткнулись о ведро, оставленное уборщицей. Маска их каким-то образом оказалась на химичке, а парик ее временно присвоил Дима. Но эту простую истину Антон понял уже потом, а завидев чудище, он, криком поддержав друзей, бросился наутёк, сбив за углом Арсения Сергеевича.

— Да что ж такое! — в сердцах выкрикнул педиатр, с трудом удержавшись на ногах. — Не бегать по школе! И не ездить!

В следующую минуту он, наплевав на это правило, сам с криком бросился за учениками, завидев нечто. Здесь бы пригодился опытный экзорцист или на худой конец Павел Алексеевич, и не с такой нечистью справлявшийся. На грузную и страшную саму по себе химичку маска села, как влитая, а издаваемые нечеловеческие вопли заставляли кровь стыть в жилах даже видавшего виды Арсения Сергеевича. Джабба Хатт преследовала их с такой несвойственной для ее комплекции скоростью, что Сережа, которого толкали со спины Димка с Антоном, начал серьезно беспокоиться за сохранность их жизней и школы в целом. Пол под ногами опасно дрожал, как во время землетрясения, а по стенам бежали все новые и новые трещины. Ещё один такой розыгрыш и здание точно сложится карточным домиком, и только Джабба Хатт будет стоять на обломках подобно Годзилле.

Антон некстати подумал о том, что запнись они сейчас, то об украденном журнале можно будет не волноваться, потому что химичка просто сделает из них лепешку.

Со страху Матвиенко даже не понял, как они умудрились оказаться на втором этаже, где наконец смогли перевести дыхание. Антон утирал пот простыней, в которую завернулся чисто автоматически, Сережа гладил Уголька, похоже испытавшего за день не один сердечный приступ, а Димка пытался снять с головы ведро. Запыхавшиеся ребята даже не заметили, что подобрали себе хвост в виде Арсения Сергеевича, которого Шастун так отчаянно избегал.

— Серёж, — глубоко вздохнув, раздражённо начал Антон, — если ты сейчас же не отдашь этот журнал…

— Павел Алексеевич идёт, — прервал его Сережа, выглянув из-за угла. — Подержи, — передал он Диме кота.

— Подержи, — сбагрил животное Антону, парень, от греха и Павла Алексеевича подальше.

— Подержи, — по инерции впихнул Шастун Уголька стоявшему у него за спиной.

Арсений Сергеевич удивился, брови его, зажили своей жизнью, взметнувшись вверх, обозначая искреннюю эмоцию, но он промолчал, послушно приняв предложенную ношу. Попов ещё не понял радоваться ему, что нашел всадников апокалипсиса или плакать, потому что остановить конец света он не успел.

Воцарилась тишина. Мальчики стояли, напряжённо наблюдая за тем, как классный руководитель, оглядевшись по сторонам, малодушно полез разрывать землю в фикусе. С противоположного угла за этим действом наблюдала уборщица, оторопевшая от такой наглости и замершая на месте без привычного ведра и швабры, которые они временно позаимствовали. Арсений Сергеевич, заинтересованный, вытянул шею, пытаясь понять, чем же таким занимается его друг. Он вроде должен был искать потерявшийся, как и журнал, ключ от кабинета.

Не ведавший о слежке Павел Алексеевич с энтузиазмом продолжал рыть яму, рассыпая вокруг землю, словно первоклашка, которому наврали, что там закопан клад — ответы на контрольную по математике. Точнее, он помнил, что Сёрежа заныкал запасной ключ в цветке у кабинета, а потом растение кто-то спёр.

Идти к завучу каяться, что он прошляпил ключ от класса и не нашел журнал, Павел Алексеевич был не намерен, поэтому просто решил проверить все фикусы в школе.

Никто не решался прервать классного руководителя: ученики, потому что прятались от него, а Арсений, потому что скрывал свое присутствие от учеников. Уборщица же просто продолжала пребывать в глубоком шоке, не веря, что цветы весь день уничтожали не дети, а учитель.

В какой-то момент литератор нащупал что-то в земле и уже было обрадовался, но завуч с химичкой, возмущённо вышагивавшей рядом, не дали время на радости или огорчения. Преподаватель, не дожидаясь, когда его обнаружат, молодой ланью подскочил на ноги, своей резкостью спугнув уборщицу.

— Бежим! — крикнул Павел Алексеевич, завернув за угол, где прятались ученики, и все дружно бросились в противоположную сторону.

Вслед им вместе с угрозами и предупреждениями на манер копья была запущена швабра, просвистевшая у самого уха Воли.

Классный руководитель, сжимая в руках пачку сигарет, оказавшуюся совершенно не ключом, прибавил скорости и обогнал Арсения Сергеевича, бежавшего первым и прижимавшего к себе попрощавшегося с жизнью Уголька. За ним, задрав полы простыни, спешил Антон, катя зацепившегося за него Серёжу, а Димка с париком, съехавшим на глаза, и ведром на голове, ручка которого громко билась о металлические стенки, оповещая всю школу о приближении конца, толкал друга со спины.

Их процессия без потерь успешно пересекла коридор, доведя до инфаркта только учительницу музыки, ещё не оправившуюся после черта в табакерке, а точнее Серёжи в рояле, и оказалась на третьем этаже, где было принято решение устроить стоянку.

— Поймал, — тяжело дыша, попытался ухватить за руку Антона педиатр, но только тяжело облокотился на ученика.

— Поздравляю, — вяло отозвался Шастун, позабыв о том, что ему вообще-то стоит опасаться Попова.

Сердце загнанной птицей билось в грудной клетке. Лёгкие горели, грозясь вывалиться наружу, и Антон был полностью сосредоточен на том, чтобы восстановить дыхание и удержать все органы внутри, а не на страхе.

— Вы что натворить планируете, гаврики, — облокотившись на стену, поинтересовался Воля, огорчённо рассматривая в руках пачку сигарет.

Он планировал провести свой выходной совершенно иначе. Мужчина грезил о том, как встанет к обеду, закажет вредной еды, развалится на диване перед телевизором до позднего вечера. Противная горечь разлилась в груди. Удача явно повернулась к нему одним известным местом. До отпуска было как до луны, а силы уже кончились, и Павел Алексеевич чувствовал, как отчаянье каждый день отрывает от него по огромному куску, оставляя в душе пугающую пустоту. Ничего не хотелось делать, даже подниматься с утра с кровати. Выгорание приветливо махало ему ручкой, а совесть лупила кувалдой по башке, не позволяя ему бросить учеников. Выходной. Один. Ему нужен был всего лишь один выходной, но жизнь его била ключом. Гаечным. По лицу. Со всей силы.

— Уже, — отозвался Димка, не обратив внимания на прожигающий взгляд Матвиенко.

Павел Алексеевич вынырнул из пучины безрадостных всепоглощающих мыслей, обратив взор на ученика. Дима виновато опустил брови. Он видел, что классный руководитель вымотался и физически, и морально. Совесть металась между друзьями и преподавателем, в итоге решив, что проблемы литератора были напрямую связаны с их собственными, поэтому избавившись от них, они убьют разом несколько зайцев. Бедные зайцы, но жизнь увы несправедлива.

— Не говори, — зашипел на него Сережа.

Позов стоически проигнорировал его несчастный вид, стукнул неизвестно откуда вытащенным журналом, и протянул учителю. У Матвиенко вся жизнь перед глазами пролетела, а будущее, представлявшееся почему-то за тюремной решеткой, замаячило на горизонте. Кровь отхлынула от лица, делая его похожим на мертвеца, и неожиданно подкосились ноги, поэтому Арсению Сергеевичу пришлось поддержать его одной рукой. Второй он не отпускал от себя Антона.

— Арсений Сергеевич, извините, мы случайно взяли журнал и хотели незаметно подбросить его Джаббе, ой, то есть… — Дима волновался, путаясь в словах.

Запаниковав, он понял, что имени и отчества химички он не просто не помнит, а не знает вовсе, все время обращаясь на «извините».

— Учительнице химии, — нашелся Антон, блиставший знаниями в этой области ничуть не лучше.

— Извините, — выдавил из себя Сережа, стыдливо опустив голову, — я хотел исправить оценки по химии, но журнал случайно выпал из окна. Я больше так не буду, честно.

Павел Алексеевич схватился за сердце. Подростки стояли, понурив головы, изображая искреннее раскаяние. Актерами они были первоклассными, поэтому только взглянув на несчастные мордашки литератор растаял и растерял всю злость. Ругать он их не собирался, просто радуясь тому, что пропажа нашлась, но совесть здраво заметила, что хотя бы попросить так больше не делать стоило. И от первого, и от второго толка, как от козла молока, только нервов тратиться по-разному.

Воля показательно нахмурился, поближе прижал к себе журнал, готовый защищать как свой диплом, с топором до последней капли крови. Вспомнил про пачку сигарет в своей руке, недоуменно покрутил ее и бросил Попову, которую тот точным броском отправил в урну. Антон, воспользовавшись моментом, ловко вывернулся из цепкой хватки, попытавшись занять наиболее удобное для побега положение. Серёжа, помня о своем обещании, вцепился в халат педиатра, но Антон был мышью в мышеловке. Выдрессированный классный руководитель ухватил ученика за руку и привычным движением прижал его к своему боку, приобняв за плечи и отрезав все пути к отступлению.

— Значит так, бандерлоги. Я же вроде просил, чтобы больше ни-ни. Сейчас за чистосердечное прощаю, но в следующий раз вы у меня в наказание школу драить будете. Поняли?

— Да, — с готовностью отозвались подростки, обрадованные тем, что так легко отделались, а Дима, несколько нерешительно протянул учителю ключ от кабинета, стащенный у охранника, чтобы пропажа была обнаружена не сразу.

У всех с плеч упал тяжёлый камень, и Дима с Серёжей сразу выпрямились, как цветочки на солнышке, радостно заулыбавшись. Антона начало мутить. Попов издал какой-то задушенный писк, попытавшись скрыть смех. Воля только тяжело вздохнул, удобнее перехватив Антона, змеёй извивавшегося рядом с ним, в попытке высвободиться и незаметно скрыться. Он все его трюки, как стихотворения, выучил наизусть.

— А ты чего снова с ними поперся? — обратился к нему Павел Алексеевич. — Чего тебе там наобещали? А? Дай угадаю: от Арса прятать, да?

Антон насупился, ближе прижавшись к учителю и машинально ухватив того за подол пиджака, чтобы Арсений Сергеевич, решив тащить его в пыточную, не смог отцепить от классного руководителя и тот пошел с ними. Надо же было выжать из этой ситуации хоть что-то для себя. Но его план был нагло прерван настигшими их химичкой и завучем, послушными цепными псами, следовавшими по следу. Серёжа среагировал первым, выпустив Уголька, перебежавшего женщинам дорогу. Джабба Хатт, истошно завопив что-то про плохую примету, так что по стене пошла ещё одна трещина, на буксире потащила завуча по другой лестнице. Павел Алексеевич облегчённо выдохнул.

— Думаю, они до нас не скоро доберутся, — заметил Попов, вспомнив про еще четырех черных котов (если верить цифрам на их боках), бессовестно разгуливавших по школе.

Серёжа с Димой, как по команде, на всякий случай спрятались у Павла Алексеевича за спиной. Если Джабба Хатт начнет стрелять на поражение, классный руководитель был их бронежилетом от пуль и других снарядов. Воля, сам прекрасно это понимавший, учеников в обиду отдавать не собирался, несмотря ни на что. Переглянувшись с педиатром, он резко завязал края простыни в узел, ограничивая движения подростка, и бессовестно передал его в загребущие паучьи лапы педиатра, как какую-то беззащитную мушку, позволив утащить в свое логово — медицинский кабинет. Сам Павел Алексеевич схватил за руки двоих из ларца, одинаковых с лица, и поспешил схорониться до поры до времени в классе, чтобы разъяренные женщины за время их поиска немного успокоились и не стерли их с лица земли.

* * *

Антон, пусть и ожидавший такого исхода, все равно растерялся, стоило двери за его спиной захлопнуться, а дверному замку громко щёлкнуть в гробовой тишине медкабинета. Ритмичный звук подошвы ботинок Арсения Сергеевича, прошедшего в процедурный кабинет, неприятно бил по ушам. Так же противно, как бешеный стук собственного сердца, колотившего по барабанным перепонкам.

Педиатр хотя бы был достаточно милосерден, чтобы развязать простынь и освободить его из плена. Антон в надежде подёргал дверь за ручку, в отчаянье посмотрел на окно, но вовремя прервал глупые мысли. Лезть по водосточной трубе с третьего этажа Шастун все же боялся больше, чем Попова. По крайней мере пока не увидит шприц в его руках. В этом случае велика вероятность, что он как в боевике разобьёт телом стекло и выпрыгнет из окна, не думая о расстоянии до земли. Антон все же был школьником, поэтому ему не были чужды некоторые каскадерские трюки, а иначе не объяснить, как они умудрялись раз за разом красть из закрытого кабинета ответы на контрольные или одевать скелет в директорские пальто.

Несмотря на жаркий май, Антон зябко поежился, крепче закутавшись в простыню и засев на кушетку, как курочка на жердочку. Накрыл голову все той же белой простыней, словно та была мантией-невидимкой, но даже будь это так, от Арсения Сергеевича она все равно бы не спасла. Даже если его нюх подведёт, на помощь всегда придет Павел Алексеевич со своей незаменимой чуйкой, способной не просто выследить их неугомонную троицу в любой точке вселенной, но и заранее предугадать и предотвратить план по захвату мира на этапе его зарождения в голове Матвиенко.

Страх темной, густой тенью сильнее окутывал сознание. Тревога прокачалась и, жестоко убив остальные эмоции, установила тоталитарный режим, а иначе Антон не понимал, почему испытывал только зудящую щекотку в сердце, ожидая чего-то неприятного. Ладони нещадно потели, грозясь затопить пол. Шастун протер их о жёсткую ткань черных джинс, случайно нащупав что-то в кармане. Нахмурившись, Антон вытащил помятое, словно из жопы полярной совы, согласие. Страх, прятавшийся в кустах с пистолетом, застрелил тревогу, заняв место во главе эмоций.

Тело прошибла нервная дрожь. Шастун одарил бумажку презрительным взглядом и, подавив порыв съесть ее, дрожащей рукой положил на край стола. Сильнее завернулся в простыню, сжав края мокрыми ладонями. Он думал, что выглядит как тоскливая шаурма.

Антон невольно затаил дыхание, прислушавшись к копошению в соседний комнате. Он вслушивался так пристально, что точно мог описать действия Арсения Сергеевича. Противный скрип — натянул перчатки, обязательно напоминая какого-нибудь безумного ученого в пыточной. Едва различимое шуршание — не мыши — порванная упаковка шприца. Глухой стук, а после звон стекла о металл — вскрытая ампула.

Шастун зажал уши руками. Время слёз и истерик давно прошло, а страх иголок остался. Плакать не хотелось, только глухо выть от бессилия. Мозгом Антон понимал абсурдность собственно страха, но сердце было влиятельнее. Стоило ему лишь немного ускорить собственный ритм, как мозг, словно работник, увидевший директора, судорожно принимался генерировать всевозможные опасности и неприятности, способные напасть на них. Больной на всю голову мозг работал отменно, со всех ракурсов демонстрируя широченную иглу, безжалостно протыкающую тонкую, как луковая шелуха кожу. Причем, ни разу не повторяясь в своих сюжетах. Сердце смотрело все это и будто ловило жёсткий кайф, запугивая само себя.

Антон пытался проститься со страхом, но у разума как назло перегорала лампочка, не позволяя осветить нелогичность его существования.

— Антон, ты в порядке?

Шастун от неожиданности подорвался с места, запутался в простыне, с матом шлепнулся на пол, некоторое время барахтался там перевернувшимся майским жуком, да так и затих, печально взирая на Арсения Сергеевича снизу вверх. Антон морально выдохся. Переживания выжгли в нем черную дыру размером с душу — Дыру, поглощающую любую радость, удовольствие и красоту. Плитка на полу приятно холодила затылок, остужая пыл разбушевавшихся панических мыслей.

— Арсений Сергеевич, добейте меня, чтоб я не мучился, — строя из себя умирающего, утомленно протянул Антон, прикрыв глаза.

— За что же? — усмехнулся Попов. — Ты вон, какой молодец, согласие принес.

— Удачное стечение обстоятельств, я не успел выкинуть его, — пробурчал Антон, пытаясь невзначай закатиться под кушетку, но его не пустили, придавив край простыни ботинком.

— Антон, вставай в школу опоздаешь, — по-доброму усмехнулся Арсений, заглянув подростку в глаза.

— Мне ко второму.

Попов вздохнул.

Он тоже устал. Эти извечные догонялки, длившиеся какой год кряду утомляли. Будь на его месте любая медсестра, она бы так не церемонилась. Но Арсений не был медсестрой, поэтому и занимался тем, что вылавливал в этом омуте Шастуна. Никому не был чужд страх. Он это понимал и не осуждал. Попов пытался, если не помочь избавиться от страха, то хотя бы лишний раз не усиливать его. И прогресс был. Антон все ещё паниковал, но в руках себя держать умел. Арсений предполагал, что подростку просто нравиться дурачиться. Они ведь ещё школьники, а у них у всех детство в одном месте играет.

Антон признаков жизни не подавал. Видимо вспомнил уроки биологии и прикинулся мертвым, чтобы хищник не тронул, посчитав падалью. Попов подавил смешинку и опустился рядом, не побоявшись замарать брюки, но руки в стерильных перчатках и шприц держал как можно выше.

Шастун удивился, приподнявшись и посмотрев на педиатра. Тот выглядел как обычно: спокойно и невозмутимо, словно не происходило ничего из ряда вон выходящего. Арсений встретил взгляд подростка, улыбнулся одними краешками губ и красноречиво посмотрел на руку Антона. Искра. Буря. Шастун с лёгкой улыбкой упал обратно на пол, смиренно приняв поражение. Неуверенно, но опустил дрожащую руку преподавателю на колено. Все лучше, чем грязная плитка, с которой он отказался подниматься.

Попов одобрительно кивнул. Ватка опалила холодом широкий участок запястья. Запах спирта противно ударил в нос, вызвав непроизвольную дрожь. Едва слышно щёлкнул снятый с шприца колпачок, явив миру блестевшую на свету иглу. Антон глухо сглотнул, неосознанно потянув руку к себе, но Арсений ненавязчиво пригвоздил ее к месту, обхватив тонкое запястье пальцами. Подросток шумно набрал в лёгкие воздух, неотрывно следя за опускающейся иглой.

— Хочешь шарик?

Антон удивлённо моргнул, обратив внимание на сосредоточенное лицо педиатра. Вгляделся в расслабленные несколько аристократичные черты, скользнул взглядом по короткой щетине. Это было что-то новое. Игла с лёгким покалыванием вошла под кожу, заставив поморщиться. Страх стальными пальцами сжал горло.

— Эй, смотри, а вот и шарик появляется, — протянул Попов, бросив на подростка короткий взгляд и успокаивающе погладил большим пальцем по запястью. Антон перевел взгляд на свою руку, где немного вздулась от введённого раствора кожа.

Его потянуло нервно рассмеяться.

— Арсений Сергеевич! — возмущённо воскликнул Шастун.

— Что?! — состроил непонимание на лице мужчина, прижав к проколу ватку. — Неплохой шарик, сдуется, правда, быстро. Но ты не расстраивайся.

Антон закрыл ладонями лицо и беззвучно рассмеялся.

— Рад, что тебе понравился шарик.

Антон все же закатился под кушетку.

* * *

Солнце неторопливо скатывалось за горизонт. Последние лучи цеплялись за крыши домов, кривлялись в окнах, прыгали солнечными зайчиками. Школьные коридоры тонули в несколько пугающей, но одновременно с тем успокаивающей тишине. Портреты поэтов, казалось, облегчённо вздыхали, радуясь, что смогли пережить этот день. Уборщица, чуть ли не с собаками отыскавшая украденные швабру с ведром, отчитала воров и, убрав свои сокровища в подсобку, надёжно закрыла на ключ. Охранник дремавший под мерное тиканье настенных часов, испуганно вздрогнул от грохота.

— Арс, на тебя! Лови! Лови! — мимо ураганом пронесся Воля, поскользнувшись на вымытом полу и на всей скорости врезавшись лбом в Попова, выбежавшего ему навстречу. Черный кот с номером четыре сел чуть поодаль, словно насмехаясь над ними.— Я этим гаврикам устрою! — грозился Павел Алексеевич.

Арсений, пихнув друга, всем телом подался вперёд, резко хватая животное. Скорости его и крепкой хватке могла позавидовать венерина мухоловка.

— Есть! — воскликнул он, прижимая к себе кота.

— Отлично! — обрадовался Воля. — Один, два, четыре, — перечислил он выловленных в школе животных. — Остался третий и домой.

— Напомни, почему я тебе помогаю? Завуч же вроде сказала, что раз твои кашу заварили, то ее и расхлебывай. Причем здесь я?!

— Потому что ты, Арсений, мой лучший друг, который никогда не оставит меня в беде. К тому же, когда закончим, я угощу тебя чаем с тортом.

Лучший друг — повод так себе, а вот чай с тортом звучало уже заманчивее. Попов помог другу подняться и с удвоенным энтузиазмом принялся искать последнего кота.

Но ни этим вечером, ни следующим днём, ни через неделю найти кота под номером три они так и не смогли. Едва ли можно найти то, чего нет.

Антон с Димой и Серёжей ещё долго над ними смеялись.