Травяной коктейль (джен)

— Хаус, тебе не кажется, что стоять и бездумно смотреть на пустое поле второй час, перебор даже для тебя? — голос Уилсона ворвался в мысли и напрочь распугал всю тишину, которой Хаус действительно наслаждался последние два часа. Когда закончился матч по лакроссу, в голове стоял только гул и крики болельщиков, которых было гораздо больше, чем диагност мог себе вообразить.

На самом деле Хаус не мог сам себе членораздельно объяснить, какого черта он вообще пришел смотреть на зеленую траву, по которой бегало несколько полоумных молодых людей в разноцветной форме и этими пародиями на клюшки и баскетбольные сетки одновременно таскали дурацкий мячик. А зрители орали и без особых усилий можно было оглохнуть от этих воплей.

Но, несмотря ни на что, Хаус не мог оторвать взгляд от легких движений игроков, которые без малейших усилий бегали по полю. Они передвигались с разной скоростью, радовались и веселились стоило какой-то команде выйти вперед. И даже проигравшие не кидали свои баскетбольные клюшки на землю, а только еще больше разгорячившись, бросались в сражение, не думая о поражении. Все они словно проживали на поле целую жизнь, забывая о реальности, что накрывала стоило только выйти с яркой зеленой травы.

Отчего-то это зрелище одновременно отталкивало и завораживало. Притягивало помимо воли настолько, что даже через два часа, несколько раз туда-сюда прогулявшись по полю для игры, нельзя было никак выпихнуть самого себя прочь с зеленой травы. И забыть, как зависть ко всем, кто без толку бегал по этой самой траве, на мгновение ослепила и заставила ненавидеть всех вокруг.

— Как твоя нога? — голос Уилсона так надоел, даже если сам онколог произнес от силы пару фраз. — Пошли. Я отвезу тебя домой.

— А если я скажу тебе, чтобы ты шел к черту?

— Хаус!

— Ну да, подобный номер не пройдет, — диагност тяжело оперся о трость и наконец-то посмотрел на Уилсона, — к черту ты, разумеется, сходишь, но потом вы притащитесь уже вдвоем уговаривать меня ехать домой. И ты своим занудством испортишь мне поездку на огненной адской колеснице.

— Поехали, — Уилсон потянул Хауса за рукав, — я не хочу, чтобы ты потом закинулся тройной дозой своего любимого лакомства, натрудив ногу так, что закон притяжения перестанет действовать, когда ты полезешь на стену.

— Уилсон! Это моя нога, и будет моя стенка. Так и быть, ради тебя я наряжусь в альпинистский пояс.

— Оттого, что ты поселишься на поле, тебе не удастся забыть про твою трость.

— За что тебя люблю, Уилсон, так это за то, что ты в любой момент можешь испортить мне настроение.

— Да? А я то думал за мою красоту.

— Ты скоро перетаскаешь все мои любимые фразы, — на лице Хауса впервые за последние часы появилась улыбка. — И мне надоело здесь торчать.

— Почему же не уходишь?

— Мне нравится запах травы — такая идея не приходила тебе в голову?

— Ты любишь другую траву, Хаус. А для сельского хозяйства ты пустое место. Впрочем, как и для тебя любой огород. Вот если бы ты мог выращивать викодин, тогда другое дело.

— И как тебя терпит твоя жена? Как выносят эти глупые медсестрички в твоем отделении?

— Спросишь их как-нибудь при личной встрече.

— Не выйдет, — Хаус покрутил тростью и стукнул ею по земле, — меня обольют презрением, а я не люблю ходить в мокром.

— Хаус, уже темнеет. Я устал и хочу есть, — Уилсон еще раз дернул за рукав друга, — если я пообещаю тебя накормить, ты сдвинешься, наконец-то, с места?

— Только ресторан выбираю я, — диагност еще раз оглядел травяное поле. — И кстати, в том, чем ты меня будешь кормить, не должно быть травы. Ну разве только викодиновые листочки с викодиновых деревьев на десерт.