Мой любимый враг (джен)

− Вы сегодня очень довольны собой, господин Фуке, − Кольбер говорил в своей обычной манере, такой раздражающей для того, к кому он обратился. Подобный тон, как всегда, сбросил с небес на землю и чересчур быстро напомнил всесильному министру финансов о том, что когда-то он был всего лишь лакеем Ришелье и занимался больше наполнением бронзовой шкатулки любимыми конфетами кардинала, чем политическими интригами и разорением государственной казны. В обоих этих занятиях Фуке преуспел сейчас. Но несмотря на то, что выше подняться уже было невозможно, министр все равно ощущал себя рядом с Кольбером в прежнем и весьма унизительном положении. Отчего это было именно так, никто не мог объяснить. И никакая власть над королем, никакая самая удачная сделка с совестью во благо финансового благополучия не давала чувствовать себя настоящим королем Франции, если рядом появлялся Кольбер.

Иногда Фуке просто не узнавал сам себя. Да, его забавляла игра в кошки-мышки с человеком, которого он никак не мог свалить с его пьедестала и не только потому, что они владели одной тайной на двоих. Впрочем, Кольбер был точно уверен, что он и не поднимался выше, чем ему было предназначено судьбой. Он просто твердо стоял на ногах, тогда как Фуке шатался на своем постаменте, хотя и всячески укреплял его всеми доступными для него способами.

Кольбер его даже не ненавидел. Чаще всего абсолютно не замечал. И подобное поведение было ненавистнее всего. Безразлично относиться к Фуке никто не смел. Его могли ненавидеть, как та глупая чернь за окном. Или завидовать, как все при дворе. Или опасаться, как делал это король, иногда бросая нарочито высокомерные взгляды на человека, который каждый день водил пером по бумаге его рукой, изобретая все более изощренные способы довести Францию до полного краха во славу самого себя. Но король сбегал от Фуке к Лавальер, тогда как Фуке некуда было бежать от своего вечного соперника.

Порой, наблюдая вместе с Людовиком XIV за очередным повешением какого-нибудь глупого ничтожества из крестьян, Фуке представлял на его месте Кольбера. Как бы было славно увидеть, как веревочная петля охватит шею единственного честного человека в стране и будет медленно стягиваться, повинуясь взгляду Фуке. Все сильнее и сильнее. И вот облик Кольбера изменился до невозможности: посиневшее лицо, вытаращенные глаза, рот, открывшийся в крике, что так быстро бы перешел в хрипы. Судорожно дергающееся во все стороны тело в изящном камзоле с кружевами. Скрюченные в конвульсиях руки, с пальца одной из которых, возможно, хотя бы тогда слетел бы изящный перстень с чистейшим алмазом, подаренным когда-то Кольберу Людовиком XIII. Этот камень порой даже снился Фуке: кто-то подвешивал перстень на веревочку и заставлял министра финансов прыгать за ним, а потом падать и обдирать колени, лезть по деревьям, цепляясь и обламывая ногти об кору, разбивать каменные стены, в которые алмаз был замурован, раздирая в кровь руки. Даже вариться в кипятке в котле, на дно которого проклятый Кольбер с хохотом кидал чертов королевский подарок. Сколько раз Фуке просыпался в ужасе после того, как чувствовал, как сваривается заживо его тело, как мясо отваливается от костей, а глаза выжигаются непереносимым жаром. Просыпался от собственных криков, перебудив весь дом и до сих пор слыша где-то совсем рядом издевательский хохот Кольбера.

Сколько раз Фуке клялся самому себе, что избавится раз и навсегда от человека, который мешал ему жить и испытывать все радости по-настоящему. Ведь только тогда, когда не станет Кольбера, министр финансов смог бы дышать полной грудью. Фуке продумывал тысячи планов, не упуская ни одной детали и ни единой мелочи. Даже нанимал людей… Но в последний момент всегда все отменял. Ведь зачем тратить собственные деньги, когда рано или поздно Кольбер надоест своими морализаторствами королю. Но Людовик, посылая проклятия на этого любимца черни, тем не менее не собирался избавляться от его присутствия. А когда однажды все же заговорил о подобном, именно Фуке отвел опасность от головы Кольбера, весьма изумив редко удивлявшегося короля. Но никто, и тем более Людовик, не имел права решать за Фуке, как поступить со своим любимым врагом. А рано или поздно такое время все же настанет. Вот тогда, наконец, и выяснится, кто из них по-настоящему всемогущ. А пока… Пока любимая и в то же время ненавистная игра в кошки-мышки и только улыбка и вежливый изящный поклон:

− Просто сегодня чудесный день, господин Кольбер. Просто чудесный. Вы ведь со мной согласны?