Сумрачное наваждение (гет)

Меня, в общем-то, всегда устраивало то, чем я занимаюсь. Не нужно кривить душой; я хотел известности и шёл к ней с раннего детства. Однако при этом у меня совсем не осталось личного времени. Я был ошеломлён давлением, вызванным популярностью, и пристальными взглядами, которые непрерывно следили за мной. Я до сих пор нахожусь под сильным впечатлением от этого давления и не могу избавиться от него. До определённого момента мне негде было укрыться от этой тяжести.

Промелькнуло лето. Приползла звенящая осень, пахнущая смертью опавших листьев, промозглым холодом, корицей и одиночеством в толпе. Летом это почему-то не так чувствуется. Лето всегда наполнено жизнью, летом вода кажется особенно голубой, небо — бескрайним, а трава окрашена моим любимым зелёным цветом.

Я никогда раньше не видел, как медленно восходит солнце. Но в этот летний сезон стал одним из счастливчиков, кому довелось увидеть восход в пустыне. В своём небольшом документальном проекте, который мы делали совместно с Дискавери, я многое переосмыслил и оставил в прошлом. Думаю, уже нет смысла заклеивать трещины на старой чашке. Для меня пришло время находить новые чувства и смотреть далеко за горизонт.

Лето осталось в прошлом. И сейчас водяная взвесь растворяла в лиловом сумраке остроконечные надписи ночных заведений и светящиеся квадраты окон. Я ехал в машине один, не считая водителя. Остаться наедине со своими мыслями, томительной тоской, стать одиноким ночным странником для меня теперь являлось роскошью. Я удивительно хорошо помню обстановку, когда всё случилось.

Как затрещина в салон ворвался резкий запах из промелькнувшей мимо забегаловки, и я закрыл маленькую щелочку окна. А потом опустил перегородку между мной и водителем и задремал, плавая в искристом полузабытье.

Тогда-то и появились бабочки… Словно кто-то сдул с краешка балкона сигаретный пепел. Знаете, такие пушистые ночные мотыльки. Я поёжился, думая, что всё ещё сплю, и тут увидел её. Несколько долгих секунд я смотрел, как незваная гостья усаживается рядом и закидывает ногу на ногу, как расправляет складки на широком старинном платье. Я вглядывался в матово-бледное женское лицо, которое сливалось с мелкими кудряшками лунных волос, в огромные кошачьи глаза и губы, искривлённые штормовой улыбкой.

Мне мучительно хотелось заговорить, но я чувствовал себя мухой, которая застряла в густом киселе. Глубина её глаз, подобно драгоценному камню, раскрывала удивительное сочетание уязвимости и желания.

— Кто вы? — наконец выдавил я из себя. — Как оказались в моей машине?

— Так будет быстрее, — она улыбнулась краешком губ и поправила прядь молочных волос, наполняя салон машины сладкими духами и брызгами вечернего холода. — Вы же знаете, это как на метро: раз — и вот уже нужная остановка.

«Всего лишь сон, — с нотками грусти подумал я. — На нашем метро до места не так-то быстро добраться, да и внешность у неё другая — странно красивая. Но какой всё же реальный и яркий сон!»

— А вы довольно отважны, если подсаживаетесь к незнакомцам, — несмотря на абсурдность, я решил продолжить разговор.

— Чего мне бояться? — пожала она плечами, с неописуемым выражением лёгкой насмешки. — Ты больше похож на дерзкую льдинку, чем на маньяка.

— Как мило, — сказал я, откинувшись на спинку сиденья и скривив губы. — Давайте тогда познакомимся. Меня зовут Ван Ибо, хотя, полагаю, вы и так меня узнали.

— О, а вы довольно высокомерны, Ибо, — с тонким налётом сожаления произнесла она. — Мне уже нужно выходить. Было приятно вас увидеть.

Радужка её глаз на восемьдесят процентов состояла из весенней травы и на двадцать из июльского неба. Колкий ответ внезапно застрял в зубах, я вжался пальцами в её запястье, желая почувствовать жизнь. Чувствовал себя так, будто взглядом распят и препарирован.

Волосы взлетели лунным ветром, винтажный шёлк мелькнул за стеклом, тая в лиловой прохладе ночных теней. Она ушла, оставив нимб из водной пыли и промозглый холод, пробирающий до костей. Меня же впереди ждала пропахшая людьми вечеринка Шанель и прочие атрибуты жизни айдола.

Возможно, когда я попросил у Вселенной немного личного пространства и новых ощущений, она восприняла это по-своему. Иначе я не мог бы объяснить свою странную суетливость. Меня одолевали глупые мысли, я отчаянно желал вновь испытать то чувство, которое охватило меня в машине. Это желание было подобно мучительному зуду, словно под кожей поселился паразит.

Хотя я приближался к тридцатилетию, по определенным причинам у меня было не так много отношений с женщинами. Теперь же я испытывал болезненное чувство щенячьей влюблённости и полного душевного раздрая. Я постоянно смотрел в свой телефон, словно ожидая сообщения из другой реальности. На вечеринке метался, как тигр в тесной клетке, привлекая к себе странные взгляды коллег. А ночью я фотографировал луну, потому что она напоминала мне её волосы. Несколько раз следовал по той же дороге, объясняя это стремлением к уединению. Сдувал в звенящий воздух пепел, слепо надеясь, что он превратится в пушистых мотыльков.

В конце концов мне стало стыдно. Миллионы фанатов ожидают от меня… Чего? Что я буду жить по их задумке?

Однако всё оказалось ещё хуже. Я, до сего момента разумный человек, возжелал женщину из сна. На душе было мерзко, и, что хуже всего, это чувство не отпускало.

Она появилась внезапно из холодного сумрака гостиничного балкона. Я затаил дыхание, боясь спугнуть осенних пепельных бабочек.

— Я думал, что ты уже не придёшь, — едва смог выдохнуть я.

— Неужели ждал?

— Ты ведь так и не сказала мне своё имя.

Она забавно наморщила носик и изящным жестом убрала снежную кудряшку, упавшую на глаза.

— Это совершенно неважно, Ибо. Можешь звать меня так, как тебе больше нравится.

— Ты куда-нибудь торопишься? Может быть, зайдешь? — Я чувствовал себя абсолютным идиотом. — Выпьем вина…

Она оперлась на мою руку, и я поплыл от ощущения холодных пальцев. Я читал, что восприятие в пограничье совершенно другое, однако не ожидал, что настолько острое.

Я сам не понял, как мои пальцы сомкнулись на тонкой талии. Её глаза мерцали вечерней росой луговых полей. Хотелось нырнуть туда, примять свежую траву обнаженным телом…

Губы ужалили меня холодным теплом. Поцелуй был мучительно быстрым и вызвал просто нечеловеческое вожделение. Головокружение стало таким сильным, что я прислонился к шершавой стене балкона. Я смотрел в окно, где в пересечении теней от гостиничной люстры и уличного банера не было её отражения.

— Значит, ты всего лишь моя фантазия, — я перевел взгляд на женщину, созданную из щемяще прекрасного осеннего морока.

— Вовсе нет, — рассмеялась она, поправляя волосы.

— Тогда позволь мне прийти к тебе! — крикнул я, удивляясь собственному умоляющему тону. — Чтобы убедить меня, покажи то, что я никогда не видел!

— Зачем тебе это? — она тяжело опустила ресницы. — Я живу совсем не в том месте, где бы тебе хотелось оказаться.

— Я просто хочу понять, что происходит. Ты что, живёшь в склепе? — нахмурился я, поражённый ещё одной нелепостью.

— Нет… Конечно, нет.

Я оказался там, где тяжелое небо хмурилось, готовясь пролиться трехсотлетним дождём на укоризненно глядящих сфинксов, и мгновенно промёрз до костей от штормового ветра, примчавшегося с залива. Мы взлетели по темной лестнице, где одиноко мигала лампочка, пахло кошками, жареным луком и давно позабытой эпохой.

Она остановилась у деревянной двери с потёртой номерной табличкой и повернулась ко мне.

— Всё ещё не передумал? Боюсь, здесь ты увидишь совсем не то, к чему привык.

Я отрицательно покачал головой и переступил порог крошечной квартирки. Первое что мне бросилось в глаза — это широкая кровать, на которую я толкнул её, едва она вошла в комнату.

— Я буду звать тебя Син Ай*, — прошептал я, с лёгкостью разрывая плотную ткань. Мои губы жадно поймали её низкий стон. Мною овладело какое-то чудовищное тёмное желание, страсть демона в человеческом облике. Моя Син Ай упала на чёрный атлас покрывала, разметав паутиной свои лунные кудри…

Только потом я обратил внимание на незамысловатый интерьер, на свои снимки, с нежностью расставленные по полкам, и на кукол, невероятно похожих на меня.

— Каким образом тебе это удаётся? — поинтересовался я, с интересом рассматривая свою маленькую копию. — Попадать ко мне.

— Это всё куклы. Через них появилась связь с твоим духовным полем и привела меня туда. Считай, что я случайно к тебе забрела. Однако, если ты не желаешь, я больше не буду приходить, — она накинула халат и начала приводить в порядок волосы. — К тому же это требует больших усилий. Да и ты, думаю, разочарован: ни тебе загадки, ни волшебства.

— Загадок как раз таки предостаточно. Ты реальный человек, как и я, но что это за место? Сон, кривое зеркало, искусственный кусок пространства? Почему здесь я чувствую всё иначе? Совершенно другая энергетика. Это как испытывать оргазм без прикосновений. Твоя кожа… Такой не существует в реальности, она словно нефрит июльской ночью. Почему опять хочу к ней прикоснуться?

На её плече горела отметина, оставленная мной, и я, смутившись, отвёл взгляд.

— Ты заблуждаешься, полагая, что я могу дать тебе ответы. Я испытываю те же чувства. Однако, думаю, тебе следует хорошо обо всём подумать. Ты уже повстречал меня. Ты не можешь просто провести черту после того, как уже переступил её. Если захочешь вернуться сюда, подай мне знак, и я заберу тебя. До тех пор мы будем жить своей жизнью, — Её глаза скрывались за тенью от ресниц, из-за чего было трудно понять выражение лица.

* * *

Ещё один бесконечно долгий день остался позади. Кружиться среди толпы блистательных людей, посещать светские мероприятия и уходить только с наступлением полуночи. Мир роскоши и гламура, где неразрывно связаны слава, достаток и наслаждение. Опьянение этим стирает границы морали.

Я мужественно выдержал его и захлопнув дверь гостиничного номера, привалился к ней спиной. Завтра предстоит перелёт. А сейчас я скучаю так, словно не чувствовал тебя много лет. Мне хочется забыться в звуках твоего мелодичного смеха, тающего во рту, как тёплая карамель. Ты и наш общий сон слились для меня с понятиями «жизнь» и «дом». Кажется, что без тебя моя память становится пустой.

Я сверяю время, чтобы попасть в твой ритм. На запястье я повязываю красную тонкую нить, чтобы твои бабочки не заблудились. И, наконец, укрываюсь одеялом. У меня есть несколько часов отдыха.

Иногда я ловлю себя на том, что мои руки словно сами тянутся к определённым предметам одежды или украшениям. В такие моменты я понимаю, что она создала для меня что-то особенное. Я с замиранием сердца жду, когда Син Ай возьмет в руки мою копию и мы пойдем слушать, как мяукают сфинксы, смотреть, как солнечные зайчики прыгают по Неве, кушать щедро посыпанные сахарной пудрой пончики и шутливо перескакивать через поребрики. Я помню, что было написано на моей фотографии, стоящей на её столе.

«Дорогой Господь,

когда я попаду на Небеса,

пожалуйста, позволь мне привести с собой моего мужчину».**

Самое страшное, чего я боюсь — это забыть, как видеть сны.

Примечания:

*В разных контекстах слово «син» может иметь значение «сердце», «разум» или «душа».

Ай — символизирует любовь и гармонию. Таким образом, сочетание этих двух слов можно перевести как «сердечная, душевная любовь».

**Источник цитаты — интернет.