Лисье убежище (гет)

— Василиса Пантелеевна, это вас.

Леля отошла, уступая место у зеркала госпоже. Вася неприязненно скривилась. Голос, раздававшийся по ту сторону магической материи, она слышала чаще, чем своих родителей.

— Доброго здравия, дедушка, — постаралась улыбнуться Громова, надевая выражение как можно более искреннего довольства. — Какими судьбами?

— Когда ты собираешься вернуться домой?

«Как обычно. Ни привета, ни ответа», — насмешливо подумала Вася, но вслух сказала:

— Я уже говорила, дедушка. У меня свой путь. И в поместье я не вернусь.

Зеркало, покрывшись лёгкой рябью, отразило искажённое гневом мужское лицо. Ратибор крепко сжал массивные челюсти, отчего сквозь обожжённую солнцем кожу ещё больше выступили очертания его нескладного черепа, и с желчью выплюнул:

— Ты втоптала в грязь всё, что наш род вложил в тебя! И всё ради этого пустоголового неведа! Василиса, это абсолютное безрассудство!

— Я не просила выбирать меня наследницей, — приторно ответила Громова, сдерживая нарастающий гнев. — Да и братец с радостью готов занять это место, если потребуется. Поэтому не утруждайте себя лишними разговорами. Вашему Превосходительству негоже с плебеями якшаться.

Завершив сеанс связи лёгким мановением руки, Вася со вздохом занавесила зеркало покрывалом. Стоило предупредить Лелю, чтобы больше не поддерживала канал с их родовым гнездом. Ещё один разговор с дедом — и общение с семьёй окончательно сойдёт на нет.

— Мне жаль.

Молодой мужчина, застывший у дверного косяка, с видимым напряжением скрестил руки на груди. Громова качнула головой.

— Перестань. Это был мой выбор. И я бы сделала его в любом случае. Но… почему ты здесь? — Василиса тревожно нахмурилась. — Я ведь просила Лелю никого сюда не впускать.

— Только не ругайся, — мягко улыбнулся Александр и, подойдя ближе, уткнулся носом в копну рыжих волос. — Она предупредила, что у тебя важный разговор, но я не смог удержаться. Твоя семья…

— Плевать, — выдохнула Громова. — Я устала быть пленницей фамилии. Жизнь с тобой намного лучше этого глупого спектакля.

Тонкие бледные руки сцепились в кольцо вокруг его талии. Каждый раз находясь так близко к Корнилову, Василиса чувствовала невероятное умиротворение, будто оказывалась в другом мире — там, где им ничего не могло помешать быть вместе. Аромат морозного воздуха, пропитавший ворот Сашиной рубашки, осел в лёгких приятной свежестью.

— Я устала от городской суеты, — вдруг пробормотала Громова, пряча лицо в ямке между его ключицами. — Как было бы здорово уехать куда-нибудь подальше отсюда…

— Я уже присмотрел отличное место возле одной деревеньки. — Александр с нежностью провёл ладонью по хрупкой женской спине, прикрытой хлопком простого голубого платья. — Как только поженимся, переедем туда и начнём жить заново. Обещаю.

— Теперь не отвертишься. Память у меня хорошая.

Рассмеявшись, пара направилась в столовую, где распереживавшаяся Леля уже активно накрывала на стол. В воздухе повис аромат свежеиспечённых пирогов и щей, а на тарелках с дорогой золотистой росписью дымились только что приготовленные голубцы. Плюхнувшись на деревянный стул, Вася со счастливой улыбкой потянулась за выпечкой.

— И всё же нет ничего лучше еды, созданной своими руками, — невнятно пробормотала она, откусывая от пирожка. — Магией такую не приготовишь.

Леля, густо покраснев, что-то залепетала, очевидно, рассыпаясь в благодарностях и неуместных извинениях. Рядом довольно захохотал Александр.

— Всё ещё не могу привыкнуть, как легко ты об этом говоришь.

— Не переживай. Пройдёт немного времени — и колдовство станет для тебя обычной рутиной, — весело отметила Громова, облизав пальцы.

Чистокровная дворянка и сын простых мещан — их и без магии мало что связывало по жизни. Но вот уже почти год они ютились в снятой Корниловым небольшой квартирке на проспекте Ломоносова и мечтали о свадьбе, чтобы навсегда соединить свои непростые судьбы.

Василисе только стукнуло двадцать, когда жизнь, до того рутинная и невыносимо однообразная, вдруг сошла с выложенных семьёй рельс. Летом 1924-го она привычно гостила у отцовых родителей, с усердным прилежанием доводя строгую бабушку до состояния, близкого к крайней степени истерии. Бажена Весемировна, да простят её все высокородные предки, кляла внучку на чём свет стоит, пока молодая, но уже в меру отпетая колдунья лёгкой рысью носилась по ближайшей чаще. Будущая наследница рода никогда не желала свалившейся на плечи ответственности. И никогда не забывала всем видом это показывать.

— Избалованная девка, — шипела бабушка каждый раз, когда Вася снова сбегала через окно своей спальни. — Это всё Мстислава, говорю тебе! Треклятая, совсем не блюдёт за своим дитятей! Всё на нас свесила!

— Полно тебе. — Ратибор, хмуря брови, закуривал любимые сигары. — Израстётся ещё. Чудней было б, останься она тихой и послушной. Таких отродясь среди Громовых не водилось.

А Василиса была самой настоящей Громовой. Дерзкая, свободолюбивая и невероятно талантливая — она стала для рода обещанием будущих славы и величия. Но надежды, возлагаемые на старшую дочь Пантелея, с самого начала были абсолютно тщетны. И в один день треснули, словно тонкая корка весеннего льда.

Тем летом было до невозможности жарко и душно. Даже саранча, вечно стрекочущая в полях пшеницы, вымученно притихла, скрывшись от жгучего солнца среди колосьев. Василиса тоже пряталась в тени. Гуляя по густой чаще, где даже в полдень пахло сыростью и прелым мхом, она прислушивалась к природе, кожей ощущая витавшую в воздухе могущественную энергию. Бабка Бажена, пытавшаяся сделать из внучки настоящую дворянку, едва ли одобрила бы её испачканные в земле босые ноги и светлое платье. Но Васе было всё равно. Куда важнее — узнать, разведать, познакомиться и наполниться силой, которую предлагал чародеям Хозяин леса.

Единственная тропа, затерявшаяся в низких кустиках ягод, вела к большому лесному озеру. Тихий плеск воды слабо доносился до слуха, раззадоривая воображение. Василиса сделала глубокий вдох. Она общалась с местными духами уже две недели, но так и не смогла встретиться с Хозяином. Древнее существо, хранившее в себе тайные знания о мире, пряталось в глуши и не желало идти на контакт с наглой девчонкой.

— Старый хрыч, — обиженно выплюнула она сквозь зубы, подчерпнув ногой ком влажной чёрной земли. — У меня ведь и так мало времени осталось! Если не успею в этот раз, опять целый год ждать придётся…

В ответ гулко зашумели верхушки деревьев. Порыв ветра, всколыхнув могучие ветви, устремился ввысь — рассеивать последние остатки редких перистых облаков. Оживший лес снова погрузился в мирный сон. И только убаюкивающий шелест воды не умалял своего звучания.

Ноги сами вывели Громову к берегу. Сиявшая в полуденных лучах гладь легко рябилась, вспыхивая мириадами крошечных солнц, качавшихся на волнах. От озера тянуло прохладой и свежестью, и Василиса на мгновение замерла, нерешительно протянув пальцы к манящей поверхности. Собственное отражение, задумчивое, почти мечтательное, смотрело на неё в ожидании. Тело же требовало сделать выбор.

Пара движений — и тонкое платье осталось лежать на траве, скинутое в порыве жадного отчаяния. Вода, словно нежная вуаль, любовно обняла кожу, заставляя Васю блаженно вздрогнуть и прикрыть глаза.

— Как же хорошо… — Громова подставила лицо небу и улыбнулась. На веках солнечными зайчиками забегали блики.

Лесное озеро приняло её радушно, по-дружески тепло, поддерживая на поверхности слабыми покачиваниями волн. Позволив расслабленному телу поддаться воде, Вася легла на её поверхность, словно упавший с дерева лист. Жар солнца, прежде опалявший макушку, теперь вмиг затухал под влиянием приятной прохлады. Вокруг замерла беззаботная тишина.

Голос, лёгкая трель, заполнил пространство нежной мелодией. Василиса запела любимый романс — знакомую с детства песнь, которую часто играла на пианино её мать. Красавица Мстислава, дочь другого знатного рода, оказалась замужем насильно, выданная за Пантелея ради выгоды обеих семей. И её любовь, которой уже не суждено было расцвести, выражалась лишь в музыке, печальной и лиричной, льющейся по их поместью спокойной рекой. Для Васи же эта музыка была последними звуками умирающего в клетке соловья:

Любви огни во мне уже не светят,

Погасли все они давным-давно.

Мечтам о нашем трепетном дуэте

В реалях этих быть не суждено.

Ищу твоё лицо в зеркальной глади,

Ищу в себе, всё в памяти храня.

Не выковано сердце из булати.

Пускай умрёт в агони, но любя.

Прости, мой милый, что не получилось,

Что не спасла наш хрупкий юный мир.

Твоя любовь ко мне тебе приснилась,

Так позабудь её, оставь как сувенир.

Я колыбелью тихой упокоюсь,

Тебя согрев в объятиях своих.

Прощай. Навек теперь в забвеньи скроюсь,

От встреч сбегая и от мечт любых.

А что любовь? Она со мною сгинет.

Со мной и с честью канет в небытье.

Пусть лучше этот мир сама покинет,

Чем от чужих касаний мается в огне.

Последняя нота повисла в воздухе трепетным жужжанием. Василиса вздохнула. Повторит ли она судьбу матери? Или же у наследницы рода есть куда больше свободы выбора? На пухлых губах разлилась едкая усмешка. Самообман и надежда — худшие из зол. Пусть Ратибор пока не начинает этот разговор, он наверняка нашёл для внучки подходящую партию. Брак был делом времени. В её семье нет места исключениям. Или же…

Плавание в прохладной воде успокаивало, хоть на короткие мгновения, но всё же прогоняя рой навязчивых мыслей. Жара и зреющее внутри беспокойство выматывали Громову с самого приезда в область. Если бы не найденное однажды озеро, она бы давно измучила себя и других.

Но любое мгновение рано или поздно настигает свой конец. И мирное купание Васи прервал взволнованный щебет птиц.

— Кто здесь? — Василиса вся подобралась и, перевернув кольцо камнем к ладони, крепко сжала руку в кулак. Зачарованный перстень мягко завибрировал, готовый исполнять приказы хозяйки. — Выходи, а не то пожалеешь!

Лес замер, будто боясь выплюнуть из своих недр незваного гостя. А затем кусты зашелестели, и из густой чащи на берег вышел незнакомец. Светлые волосы, вспыхнув на солнце золотом, качнулись вслед движению головы.

— Кто ты? — строго спросила Громова, хмуря брови. Молодой человек смущённо почесал затылок.

— Я из деревни неподалёку. Александром звать. У нас тут, — махнул он рукой в сторону леса, — редко гостей встретишь. Не знал, что об этом месте ещё кто выведал. Прошу простить, если нарушил ваш покой.

Вася прищурилась. Ничего выдающегося в парне не было. Обычный неведующий, каких легко можно повстречать у входа в чащу, где Громова в былые времена часто игралась с потерчатами. Местные часто сновали меж деревьев, выискивая кусты диких ягод или охотясь на дичь. Но увидеть неведа в такой глуши…

— Чего по лесу шляешься, Александр? Приключений ищешь? Или, — Василиса усмехнулась, — смерти сыскать вздумал?

Парень едва заметно напрягся. В голубых, словно озёрная вода, глазах заплескалась тревога.

— Отнюдь, госпожа, — серьёзно ответил Саша, шагнув назад. — В этих краях редко бывают крупные хищники. А против мелких, — он похлопал по висевшему на поясе топорику, — у меня найдётся управа.

— В лесу хозяйничать — беду на себя кликать.

Василиса погладила крупный изумруд на перстне. Приятное тепло знакомо разлилось по телу. Магия, будто часть её самой, взметнулась по сосудам, выполняя приказанное, и уже через миг к коже прильнуло ещё недавно лежавшее на земле платье. Избавившись от наготы, Громова медленно двинулась к берегу. Александр неловко пошатнулся.

— Неужели русалок не боишься? — Коснувшись ногами дна, Вася выпрямилась и тряхнула влажными волосами. — Вдруг я тебя в озере утоплю?

— Не утопите, — выдохнул Александр, не сводя глаз с Громовой.

— С чего это ты так решил?

— Нет в вас желания убийства.

Василиса замерла. Он сказал это так уверенно, что не было и сомнения: с подобным парень сталкивался, и не раз. О том же говорили и грубоватые полосы шрамов, которые Громова лишь вблизи разглядела на его предплечьях. Где-то внутри ёкнуло жгучее, неведомое прежде чувство.

— Значит, не боишься?

Она подошла почти вплотную, не отводя взгляда от серьёзных льдистых глаз. Александр не сдвинулся с места. Волнение, тщательно скрываемое за его равнодушным лицом, выдавала лишь вздымавшаяся в учащённом дыхании крепкая грудь. Вася улыбнулась. Теперь, смотря на него столь близко, она понимала, о чём говорили все прошлые видения. Способность к прорицаниям, передававшаяся в роду Громовых из поколения в поколение, не единожды подкидывала ей странные образы будущего. Но сегодня Василисе как никогда стало всё ясно.

— Вам стоило бы прикрыться, — заметил Александр, несмело бросив взгляд на обнимавшую хрупкую фигуру влажную ткань.

Тонкое белое платье, пропитавшееся озёрной водой, прилегало к телу второй кожей и игриво просвечивало. Громова пожала плечами. Она могла бы высушить его прямо сейчас, достаточно и одного движения окольцованного перстнем пальца. Но колдовать перед неведом было строго запрещено. А запретов, которые Вася нарушила только этим летом, могло хватить уже и на брата с сестрой.

— Не соблаговолите ли проводить девушку к деревне? — беззаботно бросила Громова, двинувшись к зарослям кустарников. — Никогда не знаешь, в какую секунду потребуется спасти её от беды.

За спиной раздался тихий вымученный вздох, и Василиса позволила себе весело рассмеяться. Значит, вот по какому пути решила вести её судьба. Что ж, в таком случае Громова обязательно дойдёт до конца.

В голове ярким калейдоскопом завертелись старые видения, навязчивые и беспокойные, но в то же время наполненные теплом и бесконечной любовью. Побег из дома, скромная свадебка в деревенской церкви, построенный своими силами большой красивый дом на лесной опушке, а ещё…

— Я бы хотела назвать дочь Мирославой. Не против?

Александр округлил глаза, сбитый с толку неожиданным вопросом. Кроны деревьев, шумя в порыве безмятежного летнего ветра, заиграли на его растерянном лице странными тенями.

— Нет, не против…

— Вот и славно.

Их малышка, их драгоценное и безмерно любимое дитя обязательно должно родиться и явиться миру. «Потерять одну власть, но обрести другую — это тоже неплохая сделка», — подумала Василиса, вглядевшись сквозь листву в чистое голубое небо. — «А власть над тьмой всегда ценнее примерного послушания света».

И пусть её саму однажды встретит трагичный конец, она примет эту жертву с честью. От судьбы не убежишь, сколько ни пытайся. Но доверившись ей, вверив её неспокойному течению свою жизнь и будущее, можно познать совершенно новые грани собственного бытия. И Громова будет пытаться. И тогда однажды…

— Однажды мы увидим новый, ещё более чудесный мир.