Индульгенция (джен)

Деревня Старый камень, что находилась на территории владений лорда Гавейна Трокри, являла собой тихое место, окружённое густым лесом и небольшими озёрами. Редкий путник забредал сюда в своих странствиях. Разве что не шёл намеренно, чтобы послушать широко известные в узких кругах легенды о Камнях и поглазеть на один из них. Да, в далёкие времена места эти были священны, когда первые люди ещё поклонялись духам природы и верили, что жизнь зависит от правильно поднесённых даров и совершённых ритуалов. Сегодня это называется пережитками прошлого. Цивилизация шагнула далеко вперёд и теперь каждый в королевстве знал, что духи не более, чем просто вымысел необразованных дикарей, потому что на самом деле — на всё воля Божья.

Таким образом, сегодня легенды о Камнях — давно забытые сказки о древних временах, и современных людей совершенно не интересовало почему какие-то люди поклонялись каким-то булыжникам, ведь с их точки зрения подобные вещи представляли собой абсолютную глупость. Разумеется, если данный современный человек не является историком или кандидатом в инквизиторы, потому что этим ребятам знать об этом нужно было больше всех, чтобы не позволить последующим поколениям скатиться в древность и примитивность. Такие уж тенденции пошли в цивилизованном мире.

Но деревню Старый камень, как и все подобные ей отдалённые населённые пункты, едва ли можно назвать оплотом цивилизации, и вера в более тонкие материи в виде духов не казалась здесь чем-то из ряда вон выходящим. Это была сама суть мироздания. Даже несмотря на то, что актуальные тенденции в эти края всё же залетали и были известны местным жителям. Другой момент, что своего применения в должном виде они не нашли, а то, что прижилось, существовало в адаптированной к локальным реалиям версии.

Так, например, вместо церквей в Старом камне возводили небольшие алтари во славу Святого духа, и чтобы он оберегал их, окуривали дома специальными травами и приносили к алтарю воду и вино в качестве даров.

А за более материальной помощью обращались к ведьмам.

В землях лорда Трокри проживало порядка двадцати с небольшим ведьм, и у каждой из них имелись свои наделы, где они вели активную работу по помощи населению.

Периодически их ряды пополнялись молодыми девушками, у которых в какой-то момент проявлялись способности к этому нелёгкому ремеслу. Тогда старшие ведьмы брали над ней шефство, выделяя одну из множества деревень как область для закрепления практического опыта, и следили за тем, как юная ученица справляется, и после завершения обучения и достижения возраста двадцати двух лет (потому что два плюс два равно четыре, а четыре — волшебное число) принимали решение о том, продолжит ли она свой путь в качестве ведьмы либо же забудет весь этот опыт и начнёт познавать мир заново в качестве простой смертной. И самый важный момент в обучении сводился к запрету покидать свой небольшой надел, ибо нет ничего опаснее неопытной девчонки, которая представляет собой маяк для всего необычного, а справляться с этим не умеет.

Одной из таких учениц была Эмили Траббл.

Свой ведьмопуть Эмили Траббл начала в тринадцать лет, получив в качестве первого надела деревню Старый камень. А пару месяцев назад ей исполнился ровно двадцать один год, что означало одно — обучение скоро кончится, а потом её жизнь разделится на до и после. И, конечно, Эмили искренне надеялась, что это «после» для неё начнётся в амплуа полноценной ведьмы.

За восемь лет Эмили удалось зарекомендовать себя с лучшей стороны: люди говорили, что она умница, что она ответственная, что она добрая и в целом самая лучшая. Только каждый раз, когда Эмили возвращалась в свою хижину, располагавшуюся на краю деревни, после очередного дня труда, ей хотелось устроить сильнейшую бурю, которая сметёт всё на своём пути. При этом она прекрасно понимала, что подобное поведение ни к чему хорошему не приведёт, поэтому просто давала себе ровно пять минут на негодование, а затем шла ставить на огонь котелок с водой, чтобы выжечь в себе усталость кружкой горячего чая. Со временем это превратилось в своеобразный ритуал, который Эмили называла «Переход». Переход из состояния «Я умница и всем должна» в состояние «Я должна только себе и вот прямо сейчас я буду делать то, что захочу и меня никто не остановит».

После чаепития Эмили, как правило, шла листать большую колдовскую книгу, которую должна была знать как свои пять пальцев и впоследствии сдавать все полученные из неё знания на своеобразном экзамене от старших ведьм, как только ей исполнится двадцать два года.

Книгу она, конечно, знала вдоль и поперёк, но каждый раз удавалось найти что-то необычное, интересное, что хотелось сразу же попробовать, но в основном это были просто глупости из серии лягушачьего дождя.

Далее в процессе листания книги Эмили обычно и засыпала. И так незаметно начинался следующий день, который мало чем отличался от предыдущего.

Однако несмотря на всю эту однообразность, Эмили ни в коем случае не жалела о том, кто она есть. Она чётко знала — это её место, это её дело. И ни за что бы Эмили не променяла ведовство на обычную жизнь, где, возможно, было бы чуть проще. А иногда ей хотелось чего-то большего, чтобы прям с приключениями и сражениями, где она смогла бы применить полученные знания. В деревне Эмили их, конечно, тоже применяла, но не в той мере, в которой хотелось бы.

И вот, однажды утром, в жизни Старого камня что-то начало меняться...

«Ещё хоть один свиток с цифрами и я точно сойду с ума», — думал Гавейн Трокри, глядя на кучу книг и пергамента, которые ему надлежало изучить, а после — сделать какие-то выводы и принять ответственное решение.

В детстве ему казалось, что быть лордом — это лучшее, что может произойти с мужчиной. Эта прекрасная взрослая жизнь, полная самостоятельности и приключений... А теперь, когда он в тридцать лет унаследовал титул после смерти отца, мнение об этой прекрасной взрослой жизни изменилось в обратную сторону.

На сегодняшний день лорд Трокри хотел бы стать менестрелем и ни за что не отвечать, кроме своей головы и волынки. Однако в этом вопросе судьба решила не рисковать и оставить всё как есть.

— Ладно, Гавейн, возьми себя в руки, ты знаешь, что нужно делать, — в попытках успокоить душевные терзания, произнёс лорд, обращаясь к себе и своему мятежному духу. — Сейчас ты просто всё посчитаешь и пойдёшь по своим делам.

Он обмакнул перо в чернильницу, придвинул к себе чистый пергамент, и в этот момент к нему в кабинет постучались. Лорд вздрогнул. Чёрная капля с пера расползалась по пергаменту. «Проклятье!» — мысленно воскликнул Трокри.

— Войдите!

И в кабинет зашёл обеспокоенный слуга по имени Малькольм.

— Господин, прошу прощения за беспокойство, но к вам посетитель из столицы. Требует вашей аудиенции. Немедленно.

— И кто на этот раз?

— Кирран де Сильва, сэр. Инквизитор, — последнее слово Малькольм произнёс почти шёпотом. — Он очень зол, но никак это не объясняет. Как и цель своего визита.

Гавейн закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Этого ему ещё не хватало.

— Ну так пригласите его, Малькольм. Не будем заставлять ждать.

Поклонившись, Малькольм стремительно покинул кабинет лорда. Однако вскоре вернулся, и вместе с ним в кабинет вошёл лысоватый пожилой мужчина пятидесяти лет, маленького роста и отнюдь не маленькой комплекции. Одеяние его представляло простую чёрную рясу, и на первый взгляд казалось, что он обычный стареющий монах. И лишь глаза выдавали его сущность — человек, привыкший требовать и получать. В его лице не было ни жалости, ни смирения. Одна лишь решимость и непреклонность.

— Кирран де Сильва, господин, — представил гостя Малькольм.

— К вашим услугам, — улыбнулся гость. Голос у него был довольно высокий и не очень приятный. — Полагаю, я могу пройти?

— О да, да, конечно, — закивал лорд. И жестом приказал слуге оставить их с гостем вдвоём.

И как только Малькольм закрыл двери за спиной де Сильвы, последний, без тени стеснения и не дожидаясь приглашения, сел напротив Гавейна Трокри и заговорил.

— Думаю, обойдёмся без обмена любезностями и перейдём сразу к делу, — проговорил инквизитор. — Вы знаете, кто я такой, а я знаю всё о вас. Полагаю, вы получили указ короля о некоторых новшествах в плане охраны правопорядка?

— Вы имеете в виду тот, который обязывает нас найти и представить перед короной каждого, кто будет замечен в попытках колдовать? — уточнил лорд. Инквизитор кивнул. — Да, я получал его. Но понимаете, наши края весьма дикие и суеверные, если мы будем тащить в темницу каждого, кто жжёт в своём доме полынь для очищения жилища от зла, у меня совершенно не останется подданных. Мои стражники ежедневно делают обходы владений, чтобы выявить тех, кто действительно пытается изменить задуманный Господом порядок, но пока таковых не нашлось.

— И именно по этой причине мы решили взять всё в свои руки, господин, — вновь улыбнулся де Сильва. Улыбка его не предвещала ничего хорошего. — Мы посчитали, что в глубинках и так не очень много людей для поддержания порядка, а эти новые требования и вовсе увеличивают нагрузку. Поэтому Его Величество лично приказал мне явиться сюда к вам и открыть небольшое представительство инквизиции, чтобы непосредственно осуществлять задачи, которые возложены на нас, чтобы вы могли спокойно заниматься своими делами. Сами посмотрите, если не верите.

После этого инквизитор протянул Гавейну свиток, на котором стояла королевская печать. Трокри не стал его принимать.

— Нет нужды убеждать меня в том, что вы можете здесь быть с какими-то иными намерениями. Я верю, что вы здесь по приказу короля. Скажите, что вам требуется, и мы это организуем, — холодно ответил лорд. Происходящее ему совершенно не нравилось, но идти поперёк королевского указа, отказывая инквизиции в удовлетворении их «просьбы», являлось верхом неразумности, которая в дальнейшем могла значительно ухудшить его положение.

— Благодарю за вашу благосклонность, — кивнул де Сильва. — Сейчас я бы хотел отдохнуть после дороги, а чуть позже мы с моими коллегами дадим вам знать о наших нуждах.

— Как скажете, — в ответ кивнул ему лорд Трокри. — Надеюсь на плодотворное сотрудничество.

* * *

День Эмили Траббл не задался с самого утра.

Впервые за долгое время она проснулась в прекрасном расположении духа и обнаружила в себе силы приготовить завтрак и даже испечь печенье, с которым вечерние переходы смогли бы приобрести дополнительную эффективность. Правда, в её планы не входил мелкий противный гоблин, который решил покинуть свою пещеру в лесу и позариться на сладкую выпечку в доме молодой, но грозной ведьмы. Эта наглость настолько вывела Эмили из колеи, ведь она столько сил и времени приложила к приготовлению еды, что крепко-накрепко решила: гоблин не избежит кары.

Именно по этой причине она бегала за ним с метлой по округе, крича проклятья и угрозы убийством. А гоблину... Гоблину хоть бы хны. В перерывах между ударами метлой он даже успевал жевать украденное печенье.

Вся деревня повыскакивала из своих домов, чтобы поглядеть на происходящее — не часто ведь увидишь эпические сражения на метле и наглости.

И так бы это всё и продолжалось, если бы из замка лорда, располагавшегося неподалёку от Старого камня, не послышался звук колокола — его звон призывал всех явиться ко двору. И это не на шутку обеспокоило всех, ведь для оповещения о какие-то хороших новостях в местных краях не требовалось собраний: эти вести разносились по владениям Трокри быстрее, чем его звонарь успевал добраться до колокола.

Так что о воре-сладкоежке сразу забыли все, в том числе и Эмили Траббл. Гоблин этим, естественно, воспользовался и смог улизнуть.

* * *

Лорд Гавейн ходил кругами по своему кабинету, напряжённо почёсывая подбородок. Ему искренне не нравилось, что в его владениях появилась инквизиция, которая уж точно не даст ему поддерживать тот порядок жизни, который его семья устанавливала в этих краях много веков.

А учитывая, что трудилась инквизиция без устали, о чём он мог сделать вывод по тому, сколько времени понадобилось де Сильве и его псам отдохнуть от дороги прежде, чем начать выставлять требования, а это менее часа, можно было предположить, что житья не будет никому.

Первое требование Киррана де Сильвы заключалось в созыве местного населения: он хотел объявить об открытии представительства инквизиции. Ну и ещё поглядеть на целевую аудиторию, познакомиться с ними и обозначить смену их жизненного уклада на более... правильный.

Выглянув в окно, лорд увидел, как заполняется площадь перед его замком. Увидел страх и недоумение на лицах людей. Он прекрасно понимал их, но ни сам лорд, ни его подданные даже и подумать не могли, что ждёт их в дальнейшем.

Затем лорд вздохнул, окинул взглядом свой кабинет и вышел из него, впервые за всю свою карьеру закрыв двери на ключ. А затем направился к месту сбора. Он не знал, что именно будет говорить инквизитор, но что-то подсказывало, что оно навсегда изменит его жизнь.

— О, господин Трокри! — воскликнул де Сильва, который уже находился на площади. — Позвольте вам представить моих верных спутников, с которыми мы будем вершить правое дело в этих землях.

Инквизитор взял лорда за рукав и потянул за собой в сторону дюжины суровых мужчин, одетых в такие же рясы, как и он.

— Это вот наши следопыты — Айвори, Стоун и Даггер, от них не скроется никто и ничто. Могут буквально из-под земли достать. Далее у нас казначей Уизери и мой личный помощник — Картрайт, — произнёс де Сильва, показывая на самых приятных по виду людей из его команды. Затем он показал на оставшихся семерых, чьи лица были скрыты капюшонами. — А эти являются нашими исполнителями. Но их настоящие имена держатся в секрете, поэтому обращаемся к ним как получится, а они и не против. Лично я их зову своими псами.

— Оч-чень, кхм, приятно, — проговорил лорд Трокри. — Замечательная у вас команда. Я абсолютно уверен, что вы добьётесь успехов.

— О, не сомневайтесь, господин! — с улыбкой произнёс Кирран де Сильва. — Успех гарантирован. Особенно после того, как мы продемонстрируем народу, на что мы способны.

— Ну, тогда мы с нетерпением ждём, — усмехнулся Гавейн, а про себя подумал: «Господи, помоги! Срочно нужно придумать, как выпроводить их отсюда».

Наконец инквизитор решил, что людей собралось достаточно, чтобы он смог произвести необходимое впечатление. И, хлопнув в ладоши, он вышел на середину площади, где располагалось небольшое возвышение, а следом за ним и все его верные спутники. Лорд же отошёл к воротам, где стояли его стражники. В этот момент ему хотелось быть от всего происходящего подальше.

— Приветствую вас, о жители Хайстоунских лесов! Меня зовут Кирран де Сильва, и прибыл я в ваши края с благой вестью и по приказу самого короля! — начал свою речь инквизитор. Его высокий голос словно нож по стеклу резал слух всех присутствующих. — С этого дня в ваших землях будет действовать представительство королевской инквизиции, и вместе с вами мы избавим эти чудесные места от скверны! Долой всех бесов и их приспешников, которые пытаются своими злыми помыслами исказить замысел Божий!

К своему удовольствию, лорд отметил, что его подданных ни в коей мере не трогают речи де Сильвы, даже наоборот — он чётко видел в их лицах непонимание того, по какой чёртовой причине этот пузатый коротышка оторвал их от более важных дел.

Инквизитора, вместе с тем, это нисколько не смущало и он продолжал своё пламенное выступление.

— С недавних пор Хайстоунские леса попали в немилость короля, а всё потому, что скверна здесь распространяется, несмотря на все попытки вашего владыки спасти вас от Геенны Огненной! И поэтому мы пришли, чтобы помочь вам всем найти правильный путь. Но, к сожалению, как известно, рыба гниёт с головы, и проведя небольшое расследование, мы выяснили, что все ваши страдания от того, что местная власть не в состоянии сделать вас счастливыми, а даже наоборот — поощряет распространение скверны в ваших землях!

Гавейн встрепенулся. «Что он только что сказал?!» — пронеслось у него в голове.

Стражники рядом с ним замерли, среди народа пошёл неодобрительный гул, а из взгляды были направлен в сторону лорда.

— Тише, тише! Я понимаю, что вы взбудоражены и не одобряете моих слов, но это только потому, что вы привыкли к этому неправедному укладу, — пытаясь изменить настроение толпы, произнёс де Сильва. — Но со временем всё изменится! И в ознаменование грядущих изменений я приказываю взять под арест лорда Хайстоунских лесов — Гавейна Трокри!

Сердце Гавейна пропустило удар. Он видел страх на лицах своих подданных, а ещё он видел, как псы де Сильвы направляются в его сторону с кандалами.

Стражники Гавейна скрестили перед ним свои алебарды, думая, что смогут таким образом остановить происходящее. Однако Гавейн внезапно для себя решил не сопротивляться, надеясь, что это учтут в дальнейшем. Он жестом приказал стражникам убрать оружие и с гордо поднятой головой вышел на встречу псам.

— Ещё увидим, за кем правда! — воскликнул он, и псы защёлкнули кандалы на запястьях лорда, накинули на голову мешок, а затем вывели его на середину площади.

— Как вы видите, ваш лорд подаёт вам хороший пример, — говоря это, де Сильва просто светился от счастья. — У каждого из вас есть возможность сознаться в своих грехах и без лишних проблем сдаться нам, чтобы пройти процедуру искупления. Ну а те, кто решил сокрыть от нас свою связь с бесами, знайте — мы всё равно всё узнаем. И лучше, если каждый, кому что-то известно, тоже придёт к нам поделиться ценными сведениями. Только вместе мы избавим этот мир от греха!

На этом инквизитор закончил свою речь и спустился с постамента. Затем он приказал псам разогнать толпу, а сам подошёл к Гавейну и с усмешкой произнёс:

— Зря вы не взяли свиток, господин. Я пытался изменить вашу учесть, но вы, к сожалению, решили пойти против воли короля. И да поможет вам Бог, сир Гавейн. Потому что ни ваша хвалёная стража, ни народ, абсолютно никто не попытался помешать вашему аресту. Это свидетельствует о том, что вы запустили свои владения и не имеете права называть себя лордом.

И затем Кирран де Сильва, новый самопровозглашённый владыка Хайстоунских лесов, приказал псам увести Гавейна Трокри в темницу.

* * *

«И что это только что сейчас было?!» — мысленно недоумевала Эмили Траббл, замерев посреди толпы, разгоняемой инквизицией. Постепенно к ней приходило осознание, что вот и начались те интересные времена, о которых она так мечтала. Только радости от этого она не испытывала абсолютно.

— Эй, чего встала? — крикнул ей один из инквизиторов, чьё лицо было скрыто капюшоном. — Проваливай восвояси!

И всё от этого тона внутри Эмили взбунтовалось, и хотелось ответить ещё более грубо и, возможно, кинуть в этого поганца булыжником, но разум подсказывал — не лучшая идея. Во всяком случае, не сейчас.

— Ухожу, ухожу, — протараторила ведьма и повернулась в сторону дороги к Старому камню.

«Ну я вам покажу праведный путь, варвары хреновы!» — с этой мысль Эмили удалилась с площади перед замком. А в голове у неё начал формироваться свой план по спасению людей от зла.

Неделя минула с тех пор, как власть в Хайстоунских лесах захватила инквизиция. И за столь небольшой, казалось бы, срок жизнь в этих краях изменилась кардинально. В том числе, и от слова «Кардинал».

Ранее приветливый друг с другом народ начал с опаской озираться по сторонам, с прищуром поглядывая на каждого, кто пытается с кем-то заговорить. Общий жизнелюбивый настрой сменился на грусть и злость, ведь никто не думал, что после приезда одного пузатого коротышки, каждый второй в Лесах проявит себя предателем, готовым донести на своих соседей и близких за обыденные в этих краях дела и привычки, лишь бы самому не попасть в темницу.

Умнее было бы, думали некоторые, вообще ничего ни о ком никому не говорить, просто выведать у инквизиции критерии, по которым они хватают людей, и следовать их понятиям о порядочности, пока эти блюстители чистоты не придут к выводу, что им в Хайстоунских лесах делать нечего. Однако население в общей массе оказалось значительно быстрее умных мыслей, которые их таки преследовали.

И вот, спустя неделю, темницы замка лорда были переполнены. В связи с этим инквизиция решила, что помимо выдерживания подозреваемых в сырости и мраке, их ещё можно привлекать к общественно полезному труду в виде строительства новых темниц. Данная инициатива ни у кого, кроме, естественно, инициаторов, особого восторга не вызывала, ибо свидетельствовала о том, что всё это мракобесие вряд ли кончится раньше, чем население Хайстоунских лесов в полном составе окажется в кандалах.

Иные из местных всерьёз подумывали о побеге, однако решались на это совсем немногие, и в итоге их попытки оказывались тщетными, поскольку псы инквизиции представляли собой самых натуральных гончих. Казалось, что человеческий облик им дан в связи с чьей-то ошибкой либо в качестве весьма несмешной шутки для тех, кто пытался от них бежать.

В конце концов попытка побега рассматривалась как признание вины без права на смягчающий пункт в виде «Раскаиваюсь в содеянном», чем сокращало и без того короткий срок следствия средней продолжительностью один день, но с оговоркой, что с утра до вечера.

Таким образом, чуть менее, чем за сутки дела формировались в отношении минимум трёх человек. Из расчёта, что на каждого человека приходился один следопыт, который мог в перерывах заниматься кем-то ещё.

Сразу после предъявления окончательного обвинения и оформления всех положенных документов, дело передавалось главному судье этого абсолютно непонятного процесса — Киррану де Сильве. Последний приговоры выносил быстро и без альтернатив.

А после этого люди куда-то исчезали. Ходили слухи, что их увозят в столицу, где приговоры пересматривает король и глава инквизиции страны, а потому есть возможность вернуться обратно. Но, ясное дело, пока подтверждений этому не нашлось.

И на фоне всего этого, с учётом всех доносов, ни один человек в Старом камне не донёс на Эмили Траббл — все знали, что она настоящая. И, в случае чего, проблем не оберёшься.

Данный факт делал происходящую ситуацию ещё более странной, потому что в каждой деревне имелся лишь один человек, который занимался колдовством и, соответственно, был именно тем, кого искала инквизиция, но ни одного из этих людей не сдал никто.

В целом, население придерживалось мнения, что лучше уж с ведьмами, чем без них.

Фактически, народ воспринял доносы как способ решения своих межличностных конфликтов, а то, во что это выливалось, оправдывали возможностью королевского помилования. Которая, однако, и как уже упоминалось, ничем не подтверждалась.

* * *

— ...А может, мы их, того, бахнем?.. — с надеждой спросила Амелия Спаркл, ведьма деревни Красный ручей. — Буквально пару секунд и нет никаких больше проблем.

Эмили поджала губы и посмотрела на самый большой из своих кристаллов, где отражалось лицо наиболее авторитетной ведьмы Лесов — Арабеллы Регнейд. Последняя явно не оценила предложение Амелии.

Уже второй раз за неделю после наступления сумерек они собирались на обсуждение возникшей проблемы. С учётом событий, правда, не выходя из дома, а посредством магических кристаллов, которые у многих вызывали сущие неудобства. Впрочем, в основном из-за этой причины решение в первый раз принято и не было: у одной кот мешает обзору, у другой в кристаллах трещины и ничего не слышно, не видно...

— Милая, бахнуть мы можем всегда, но давайте лучше сделаем это все вместе, когда всё кончится и мы сможем увидеться друг с другом лично, — ответила на предложение Амелии Брижита Окгориш, ещё одна из старейших ведьм Лесов, чьё мнение тоже имело большое значение, но не так, как мнение госпожи Регнейд. — Но не в плане взрывов, конечно. Хотя кто ж его знает, чем оно...

— Прекратите пороть чушь! — прервала Брижиту госпожа Регнейд. — Вы предлагаете варианты, которые лишь привлекут к нам большое количество внимания, а оно нам ни в коем случае не нужно. В первую очередь, не следует забывать о том, кто мы такие и для чего живём в этих землях — наша задача помогать местному населению...

— ... Которое само себя сейчас топит и в данный момент не занимается ничем, кроме сплетен и доносов, — перебила Регнейд Брижита. — То есть у них нет никаких проблем, кроме этих злобных...

— Молчать! — прикрикнула Регнейд. А затем более спокойным голосом добавила, — я говорю. Итак. Сейчас мы продолжим заниматься тем, чем всегда занимались, но аккуратно, пытаясь выведать всё, что возможно об этих столичных оккупантах. Через неделю соберёмся опять и обсудим полученные сведения. И ни одна — ни шагу за пределы своего надела. Это наша работа. Мы не имеем права бросать людей и свои земли. К тому же, я абсолютно уверена в лояльности населения к нам, поэтому нужно всего лишь пережить эти крохотные неудобства. Всем всё ясно?

А потом все разошлись.

— Да пока мы всё выведаем, тут и людей-то не останется, которым мы должны помогать, — проговорила вслух сама себе Эмили Траббл. Она встала из-за стола и пошла на кухню ставить чайник. Ей нестерпимо хотелось выпить чашку чая.

Но стоило ей только выйти из своего импровизированного кабинета, где она хранила и прятала все орудия своего необычного ремесла, как во входную дверь настойчиво постучали.

Эмили замерла, ожидая, что будет дальше. Стук усилился.

— Эмили, это я, Томас, — послышалось из-за двери. — Мне очень нужна твоя помощь. Открой, прошу!

Но Эмили не торопилась открывать, даже когда выглянула наружу через небольшую щёлочку и убедилась, что это действительно Томас. Томас Калландер. Местный прекрасный рыцарь и её друг детства, с которым они уже много лет не общались. Ровно с тех пор, как он превратился из обычного крестьянского парня в придворного со всеми вытекающими.

— Ну пожалуйста, умоляю, Эмили, — жалобно проскулил прекрасный рыцарь. — Меня могут заметить здесь, и тогда нам обоим крышка. Открой дверь.

И тут Эмили сдалась, осознав, что он так и будет там рыдать под дверью, пока она не откроет.

«Ох и пожалею же я об этом» — подумала она, отпирая дверь.

Томас предстал перед ней в плачевном состоянии: лицо залито слезами, волосы растрепались и из них торчали ветки, одежда в некоторых местах покрыта грязью. Видимо, несколько раз упал, пока добирался до хижины мисс Траббл.

— Спасибо, — прошептал он и зашёл в дом Эмили. — Спасибо.

Эмили закрыла дверь.

— Ну и чего тебе? — спросила она.

— Помнишь эту даму из замка лорда, ну, большая такая, Галатея зовут? — шёпотом задал вопрос Томас. Его потряхивало. — Помнишь её?

— Помню, — в ответ прошептала Эмили. — Но, может, мы пройдём в гостиную и ты нормальным голосом всё расскажешь?

Томас пару мгновений смотрел на неё стеклянным взглядом, а затем кивнул. И они проследовали в гостиную.

— Рассказывай.

— Эта громадина донесла на Люсию! — воскликнул Томас. — На мою Люсию!

— О, господи, — проговорила Эмили и закатила глаза. — Как же так?

— Представляешь? Она сказала де Сильве, что Люсия ведьма, которая приворожила меня с помощью зелья, — со злостью произнёс Томас. — Якобы, я всю жизнь влюблён в эту Галатею и, мол, мы даже собирались жениться, но «мерзкая ведьма Люсия Пикирк» забрала меня у неё. Представляешь?!

— О, да, — рассмеялась Эмили. — Представляю тебя мужем Галатеи.

— Не смешно! — возмутился рыцарь. — Они забрали и Люсию, и её отца. А я даже не смог ничего сделать, потому что меня с самого утра отправили патрулировать другой конец Лесов, а когда вернулся, то узнал, что де Сильва уже и приговор вынес. Через несколько часов их повезут в столицу.

— Хорошо. Каких действий ты ожидаешь от меня? Что я подожгу тюремщиков, сломаю клетки, в которых содержатся твои дорогие и любимые, а потом помогу им бежать?

— Ну, в целом, да, — кивнул Томас.

— Нет, — ответила Эмили. — Если я так сделаю, то меня либо саму схватят, либо, если вдруг я останусь жива и на свободе, меня уничтожит госпожа Регнейд. Но и в том, и другом случае, я буду в полной заднице. Как и другие ведьмы, которых я подставлю ради твоей Люсии, которая вряд ли далеко убежит.

— Но, Эмили... Мы же друзья...

— Друзья?! — возмутилась Эмили. — Ты уничтожил нашу дружбу, как только тебя взяли на службу лорду! Задрал нос и начал делать вид, что якшаться с крестьянами не твой уровень! А теперь приходишь ко мне и, прикрываясь какой-то дружбой, просишь пожертвовать собой и всем, чего я достигла, а также другими людьми, ради твоей глупой невесты?!

Глаза Эмили горели гневом. Видя это, Томас начал пятиться назад.

— Но ты же должна помогать людям, — осторожно проговорил Томас, надеясь, что Эмили всё же согласится. — Ты же ведьма.

Однако его слова разозлили Эмили ещё больше.

— Убирайся, — Эмили указала Томасу на дверь. — И больше никогда не приближайся ни ко мне, ни к моему дому.

— Но...

— Я всё сказала.

Ещё какое-то время Томас удивлённо смотрел на Эмили, думая, что бы ей ещё такого сказать, но в конце концов решил, что умнее будет сделать так, как требует ведьма. Он резко развернулся и стремительно покинул её хижину, хлопнув дверью.

Эмили осталась наедине со своим гневом. Ей хотелось снять свой тяжёлый башмак и запульнуть его в голову тупого Калландера со всей силы, но она понимала, что это ничем не поможет. Их пути давно разошлись. Он — просто зазанавшийся дурак, а она готовится стать полноценной ведьмой, и опускаться до мирских разборок из-за когда-то оскорблённых чувств больше ей непозволительно.

Спустя несколько мгновений до Эмили дошёл звук кипящего чайника.

— Вот зараза! — воскликнула она и побежала на кухню. — Час от часу не легче.

И пока Эмили разбиралась с чаем, она даже и не заметила, как дрогнули кусты под окнами, и затем от её дома в сторону деревни крадучись направилась сгорбленная тёмная фигура.

Гавейн Трокри был близок к тому, чтобы сбиться со счёта дней, которые он провёл в сыром подземелье своего замка. Весь этот холод, мрак и смрад наталкивали его на мысль, что, возможно, надо было заниматься благоустройством мест лишения свободы, однако, в то же время, другая часть его сознания задавала вопросы о случаях заключения всяких убийц и растлителей — разве они достойны комфорта?.. Ещё одна часть чертогов его разума формировала мысль, что если за столько времени не приходилось заниматься вопросом обустройства темниц, то, скорее всего, и преступность в его землях далеко не в почёте. А это уже достаточно неплохо.

Хотя, размышлял он, видимо, это зависит от того, кто у власти. Ибо сейчас ему доводилось наблюдать, как в тесных узилищах вокруг него ютились в среднем по десять человек на камеру.

Сегодня утром темница пополнилась ещё на пару человек — пожилой мужчина и молодая девушка. Псы инквизиции тащили их практически волоком, закованных в кандалах. Было видно, что мужчину подвергли ужасным пыткам: в его опухшем окровавленном лице Гавейн Трокри с большим трудом узнал хозяина старокаменской таверны Альберта Пикирка. «Стало быть, — пришёл к выводу свергнутый лорд, — эта девушка его дочь Люсия».

Он помнил Люсию милой белокурой девчушкой, которая помогала отцу принимать посетителей. Сейчас же в ней от этого образа не осталось ничего — инкивизиция остригла её локоны, а красивое платье было изорвано и испачкано в грязи. Если бы Гавейн не знал Люсию, то решил бы, что перед ним пьяница и попрошайка, которую в очередной раз выбросили на улицу, как только в её «услугах» перестали нуждаться.

«Где же я просчитался? — размышлял Гавейн Трокри, наблюдая за тем, как псы тащят Альберта и Люсию мимо его камеры. — В какой момент всё пошло наперекосяк? Я ведь так старался соответствовать...»

В последнее время он часто вспоминал своё детство, где его обучали разным наукам, охоте, танцам, музыке, живописи, этикету, требуя невероятных результатов, поскольку без этих навыков, как любила неустанно повторять его матушка, он не сможет быть полноценным лордом, каким являлся его отец.

В конце концов, ничего из этого Гавейну не пригодилось, поскольку с момента получения титула и до сего дня ему понадобилось лишь умение читать, писать, считать, а также тот факт, что ему позволяли играть с деревенскими детьми, что в итоге помогло ему понимать местный уклад жизни.

Он день и ночь думал о том, как исправить сложившуюся ситуацию, но найти подходящего варианта никак не мог. Всё сводилось к тому, что инквизиция здесь находится по королевской указке, и если король одобряет подобные меры, добиться справедливости и торжества разума практически не представляется возможным.

Альберта и Люсию псы заперли в соседней камере.

— Мерзкая ведьма, — прорычал один из псов, защёлкивая замок на решётке, и сплюнул на пол. — Ты заслужила быть здесь, вступив в греховную связь с Дьяволом. Не смей жалеть себя. Покаяние близко. Молись об индульгенции.

Как только псы ушли, во мраке подземелья раздался противный писклявый голос.

— Сколько скверны в этих землях! — воскликнул Кирран де Сильва, медленно проходя по коридору в сторону камеры Гавейна Трокри. — Только посмотрите, господин лорд, насколько вы распустили свой народ — ни в одном регионе нашего прекрасного королевства Эйр-Гленшир, да славится король Алвин Благочестивый и королева Пернелла, нет такого количества грешников. А самое ужасное — никто не хочет каяться. Вам очень повезло, господин лорд, что я оказался здесь. Я очищу эту землю от зла, я помогу этим людям спасти их души. И вам я тоже помогу встать на праведный путь.

— И каким же образом вы собираетесь это сделать, сэр? — полубопытствовал Трокри. — Огнём и мечом?

— Вы, я смотрю, остры на язык, — недовольно пропищал инквизитор. — Ну ничего, моей доброты и на вас хватит, я помогу вам, как и...

— ... как и всем остальным, на чьих лицах намертво отпечаталась ваша доброта? — перебил его Трокри. — Думаю, мне не нужна ваша помощь. И никому из этих людей — тоже. Вас никто не просил «помогать».

— Ну, это мы ещё посмотрим, — усмехнулся де Сильва. Затем он повернулся к камере, куда поместили Пикирков. — Сегодня ночью вы отправитесь искать прощения у Господа. И советую пересмотреть свою позицию и покаяться, пока есть время. Признайте грехи, и вас, возможно, помилуют.

Затем инквизитор развернулся и стремительно покинул подземелье.

Вскоре его стены заполнились плачем.

* * *

— Как там зовут этого несчастного? А, Даггер? — обратился к своему следопыту де Сильва, вальяжно расположившись в одном из кресел кабинета лорда Трокри. — Ну тот, кого опоила эта девка из таверны?

— Томас Калландер, ваше преосвященство, — прохрипел в ответ Даггер. — Один из рыцарей этого замка.

— Неплохой, кажется, парень, а? Только глупый, — заключил инквизитор. — Проследи за ним сегодня. Но не посылай псов — сделай всё сам. Он слабый духом, раз пал под чарами этой бесовско́й подстилки. А поскольку все эти чары быстро не проходят, он побежит к кому-то, кого считает достаточно сильным для помощи. Узнай всё, мы должны найти источник, который питает то зло, которым кишат эти земли. Я думаю, мы сможем найти здесь... то, что нужно найти.

* * *

Эмили находила своё ремесло прекрасным способом забыть о тех мирских проблемах, которые ей периодически подкидывала жизнь. Достаточно было лишь несколько часов потратить на осмотр болячек вдовы Лит, скучающей старушки, жившей в самом начале деревни, и конфликт с Томасом Калландером, с момента которого минуло два дня, напрочь вылетел из её мыслей.

Вдова Лит, пожилая дама с мощными формами, ни мгновения не могла провести без внимания и разговоров. Её бескостный язык мог за несколько минут перемыть кости всех соседей и выдвинуть с десяток теорий о причинах каждого их телодвижения. Ещё она очень любила лечиться.

— А вот недавно заходил очень интересный молодой человек, — тараторила вдова Лит уже второй час кряду. — Весь такой высокий, в чёрном. Разговаривает любезно, но прям неприятный у него типаж. Такой, знаешь, дорогая, как когда тебе чаю предлагают, и он весь такой горячий да ароматный, но яду тебе туда плеснули, что будь здоров. Как эта мерзкая Арабелла Клибрек, которая коз разводит. Пришла, значит, на днях, говорит, мол, гостиницы тебе принесла, бабушка... А там... В общем, спасибо тебе за твои снадобья, милая. Я так тому молодому человеку и сказала — Эмили Траббл, которая живёт в хижине на краю деревни, всех на ноги поставит, с того света своими снадобьями вернёт!

— Что за молодой человек, госпожа Лит? — насторожились Эмили. — Не из тех ли...

— Миротворцев столичных? Из них, да, — кивнула пожилая вдова. — Ходят тут по домам, истории рассказывают интересные. Обещают всех простить. Ну а мы что? Мы народ простой, их тоже прощаем. Они ж не виноваты, что в этих столицах сейчас мода такая — ходить в чёрном, бить себя плетью... Извращения, одним словом.

— Госпожа Лит, а что ещё вы про меня сказали? — осторожно задала вопрос Эмили, с трудом сдерживая раздражение от болтливости вдовы и её неразборчивости в связях.

— Да ничего, дорогуша, только описала, как тебя тебя найти и всё. Вдруг им тоже понадобится твоя помощь.

— Как это мило с вашей стороны, — криво улыбнулась Эмили, делая большой шаг в сторону выхода из дома вдовы. — Ну а теперь мне пора бежать, работа сама себя не сделает.

— Всегда пожалуйста, заходи чаще! — воскликнула на прощание вдова Лит, но Эмили, даже не дослушав все эти пожелания, стремглав понеслась прочь из её дома в сторону своей хижины. Ей срочно нужно было связаться с Регнейд.

Эмили бежала дворами, стараясь избегать основных дорог, чтобы не привлекать внимание.

Она кипела от злости, но понимала, что уже ничего не сможет с этим сделать. Она прекрасно знала, что рано или поздно её бы всё равно нашли, как бы она не пыталась быть осторожной. Всё тайное всегда становится явным, а с помощью болтунов и подавно.

Эмили понимала, что вдова Лит разболтала о ней не со зла. Просто старая больная женщина, сходящая с ума от одиночества. Но она всё равно на неё злилась. И злилась на себя за то, что не может повернуть время вспять и всё исправить. Просто потому, что Время — субъект самодостаточный и гордый и никому не подвластный.

К хижине Эмили решила подойти со стороны леса, сделав небольшой крюк, уйдя в сторону от деревни.

К счастью, на пути ей никто не встретился, кроме птиц и пары зайцев.

Дойдя до своего дома, Эмили, согнувшись почти до земли, стала пробираться меж зарослей малины, которые заполонили её небольшой огород, к чёрному входу. Колючки растрепали её каштановые волосы, расцарапали раскрасневшееся от бега лицо, но ведьма смиренно приняла эти препятствия.

Наконец она оказалась у чёрного входа и, медленно открыв дверь, чтобы та не скрипела, юркнула внутрь дома. Прислонившись к стене, Эмили закрыла глаза и внутренним взором обследовала помещение. Пусто.

Затем она поднялась в спальню, достала из сундука дорожную сумку, наспех покидала в неё некоторую одежду, затем спустилась в свой ведовской кабинет и забрала колдовскую книгу. Далее Эмили Траббл прошла на кухню, и не успела она закинуть в сумку и пары буханок хлеба, как в главную дверь настойчиво постучали.

Холод пробежал по спине Эмили, и стараясь не шуметь, она выскользнула из дома через чёрный вход, нырнув обратно в заросли малины, надеясь, что её никто не заметит.

Но стоило ей затаиться в кустах, главную дверь с треском выбили, и в хижину Эмили вошли в количестве двух человек столичные «миротворцы», как их чуть ранее назвала вдова Лит.

— Ушла! — взревел один из «миротворцев», и Эмили услышала, как в доме что-то разбилось. — Упустили!

— Ничего, далеко не убежит, — проговорил второй. — Пошли отсюда. Нам здесь больше нечего делать.

— Но надо собрать улики!

— Это совершенно ни к чему, мой друг. Мы знаем достаточно. Уходим!

Скрытая кустами малины Эмили, услышав, как незваные гости покидают дом, вздохнула с облегчением. Наконец-то она сможет собраться до конца и, возможно, даже успеет связаться с Регнейд. Уж она-то точно знает, как следует поступить.

А затем до неё донеслось:

— Эй, Айвори! Поджигай!

Впервые королевство Эйр-Гленшир упоминалось в рукописях самого первого в мире путешественника — Уилена Гведди. Или как его ещё называли современники — Бездомный Уилен.

Вышеупомянутые рукописи, согласно последним исследованиям, относились примерно к 743 году текущей эры, и содержали в себе информацию о первых поселениях на территории современного королевства, каждое из которых существовало автономно друг от друга. В частности, упоминалась столица королевства — тогда ещё небольшая деревушка — Бейлмор, центр рыбной ловли, а также ныне несуществующие города-крепости Ифин-Ор, Дэйрнин и Коллкерт, представлявшие собой объединённые поселения с намёком на более развитую государственность, нежели все остальные, где господствовал родоплеменной уровень власти. Именно эти три города Уилен называл в своих работах Эйр-Гленширом, что в переводе означало «Графство в долине реки Эйр», и в целом давало представление о географических особенностях и точном местоположении древних поселений.

Далее название Эйр-Гленшир в рукописях Уилена постепенно стало охватывать всю территорию современного королевства, так как путешественнику в какой-то момент стало надоедать постоянно писать «Земли, в которых расположены города Эйр-Гленшира». В том числе даже после того, как в долине реки Эйр произошёл обвал горных пород, и три города оказались безвозвратно разрушены.

Сегодня, спустя чуть более тысячу лет после первых упоминаний в истории, королевство Эйр-Гленшир занимало не особенно грандиозную по площади территорию, но имело весьма выгодное географическое расположение — полуостров на северо-западе Материка, окружённый морем. А не столь протяжённые сухопутные границы королевства и вовсе проходили ровно посреди бурной реки Ар-Руид.

Эти особенности делали королевство не только трудно покоримым в военном плане, но и одним из главных центров торговли на Материке: огромные порты, куда ежедневно прибывало по несколько десятков кораблей со всех земель, невысокие пошлины, а также неплохие условия для развития предпринимательства. По этой причине многие заморские купцы охотно открывали свои лавки и мануфактуры на территории королевства, обеспечивая себе весьма регулярный источник заработка.

Благодаря лояльности к торговле и иным видам предпринимательства, в том числе и со стороны иноземцев, казна королевства пополнялась с завидной частотой и в больших объёмах, поскольку охотников за невысокими налогами имелось предостаточно.

Бейлмор же со временем стал столицей, заработав титул самого космополитичного города с великолепной и неоднородной архитектурой и колоритной кухней, в которой смешались все традиции мира.

Сам город состоял из четырёх районов: Тэйг-о-Кеннард -центральный, где сосредоточилась вся знать и, соответственно, королевский дворец и прочие государственные органы, расположенный в устье реки Бейл и фактически представляющий собой некий остров, соединённый с остальной частью столицы четырьмя мостами; Обрах-Ри-Гуиллен — район на правом берегу реки, центр ремёсел, где проживали в основном рабочие сословия; Айт-о-Рейкен — территория торговцев, расположенная на левом берегу реки; Айт-Гу-Бохд — периферия, окружающая город, где селились те, кому не нашлось иного места.

Всем этим великолепием цивилизации уже десятый год правил король Алвин, старший из двух сыновей Донала I Мудрейшего. За большой интерес к духовному развитию, поддержке религиозных общин (а если точнее, то в основном одной конкретной) короля в народе именовали «Благочестивый».

На престол Алвин взошёл в возрасте четырнадцати лет после безвременной и внезапной кончины отца: тот подавился яблоком. И оно даже не было отравлено.

Коронация прошла практически незамедлительно после похорон, и Алвин, он же Первый, он же в дальнейшем Благочестивый, стал правителем Эйр-Гленшира при регентстве своей матери Эйлы Кроткой. Последняя до совершеннолетия сына в пух и прах развенчала своё прозвище, пустившись во все тяжкие, а также сослав сына набираться уму разуму в Медиокрит — город-государство, откуда часто по миру ездили всевозможные миссионеры, прославляя Единого Бога.

Когда Алвин достиг совершеннолетия и вернулся в Эйр-Гленшир, он заручился поддержкой высших сословий, уставших от выходок королевы-регента, и свергнул мать с престола прямиком в королевскую усыпальницу, предварительно устроив ей широкие проводы на эшафоте.

Все пережитые события не могли не сказаться на мировосприятии Алвина. В частности, при правлении Донала I Мудрейшего, в королевстве господствовал более светский подход к организации жизнедеятельности, поддерживалось многообразие культур во всех сферах, общедоступность образования для всех слоёв общества. Алвин же стремился привести всё к одному порядку согласно превалирующему религиозному течению: яркие стены окрашивались в светлые оттенки, запрещались национальные росписи и элементы декора, а там, где ранее размещались те или иные места поклонения, стали строиться церкви Единого Бога. На центральном острове, рядом с королевским дворцом была построена цитадель инквизиции, представляющая собой ужасающую смесь готики и ампира.

Жизнь граждан была взята под контроль, регулярно проводились проповеди, призывающие население соблюдать каноны церкви Единого Бога (быть скромными, слушать старших и властвующих, вовремя платить десятину на нужды церкви, регулярно молиться и посещать службы в храмах), а с несогласными разбирались быстро и беспощадно. Некогда шумные улицы наполнились настороженным шёпотом из подворотен...

* * *

Эйдан О’Блири, первый советник короля Алвина, медленно шёл по дворцовому саду, разглядывая начинающие желтеть листья деревьев. По пути ему то и дело встречались стражники и придворные дамы. И если первые лишь молча кивали в знак приветствия, то последние же начинали хихикать и шептаться: всё же он был молод, хорош собой, не женат и в силу своего положения являлся неплохой партией. Однако сам О’Блири к браку не стремился: его ум занимали глобальные вопросы мироустройства и потребность в познании скрытых истин, а подобные интересы, как он полагал, ни одна женщина не способна постичь, а, значит, едва ли им будет комфортно друг с другом. Оттого дамское внимание вызывало у советника лёгкое раздражение и желание как можно быстрее скрыться из поля зрения потенциальных невест. Так и сейчас, едва завидев группу прекрасных девиц, Эйдан сменил траекторию своего движения, направившись в сторону конюшен — туда за ним уж точно никто не увяжется, ведь запах там стоял отвратительный, а шлейфы богатых платьев неизменно покрывались комьями навоза. Не самая приятная обстановка для флирта, если говорить короче.

Эйдан был человеком, чьё имя вызывало уважение при дворе. Его острый ум и внимание к мелочам делали его незаменимым для короля, а вежливость, нейтральность в отношении статусов и равнодушие к тем или иным интригам — приятным в общении человеком, которому действительно доверяли. Он прекрасно понимал это, но никогда даже не пытался использовать в своих целях. В частности, его амбиции сводились лишь к обеспечению себе доступа к любой информации, способной утолить его любопытство, возможности путешествовать и при этом не беспокоиться о материальных составляющих жизни, таких как кров и пища.

Этому способствовало то, что во времена своей учёбы в Медиокрите (куда он попал в совсем юном возрасте, оставшись сиротой в результате имевших тогда место многочисленных войн), сумел подружиться с молодым ссыльным монархом Алвином. Специально Эйдан для этого ничего не делал и действительно считал Алвина своим другом. Однако от поступившего спустя годы предложения занять место самого близкого к королю чиновника не отказался, посчитав это наградой за все свои старания. Дружба в данном случае шла дополнительным бонусом.

Зайдя на конюшни, Эйдан увидел около одного из стойл Фергуса — младшего брата короля. Молодой, жизнерадостный и полный энергии он никогда не интересовался политикой, предпочитая проводить время на свежем воздухе, наслаждаясь просторами Эйр-Гленшира и общением с прислугой и солдатами, тем более, что и сам проходил службу в армии, участвовал в некоторых из битв. Лошади же были его страстью, и он знал каждую из них лучше, чем кто-либо другой при дворе.

Фергус был полной противоположностью Эйдану и Алвину. Если советник всегда выглядел строго и собранно, а король часто хмурился и много молился, то принц казался воплощением свободы и лёгкости. Его глаза искрились радостью жизни, а улыбка была такой искренней, что невозможно было устоять перед её обаянием. Впрочем, никто и не пытался.

— Надо же, сам господин советник! — воскликнул Фергус, увидев направляющегося к нему Эйдана. — Какими судьбами в этой мрачной обители?

— Ваше Высочество, — поклонился Эйдан. Встреча с Фергусом вызвала в нём ощущение неловкости: всё же он хотел просто укрыться от посторонних глаз, а теперь свидетелем его слабости стал принц. — Не ожидал вас здесь встретить.

— Более неожиданным здесь кажется скорее ваше появление, господин советник, — ухмыльнулся принц. — Я всегда был убеждён, что вас можно встретить исключительно в покоях моего братца либо библиотеке… Во всяком случае, никогда не видел вас здесь раньше.

— Иногда я прихожу сюда, чтобы побыть в тишине, — ответил Эйдан.

— Разве библиотеки сейчас так популярны? — рассмеялся Фергус. — Я думал, тише места не найти.

— О, нет, Ваше Высочество, — улыбнулся Эйдан. — Просто библиотеки вряд ли остановят благородных дам, желающих… завести со мной диалог. А вот конюшни напротив.

Фергус вновь рассмеялся.

— О, прекрасно понимаю вас, господин советник. Эти охотницы за знатными мужами мало перед чем останавливаются. Пустить бы эту их прыть да в нужное русло…

— Как раз не так давно рекомендовал Его Величеству предоставить дамам возможность для трудоустройства в инквизицию в качестве следопытов. Разумеется, в шутку, однако Его Величество это позабавило.

— Интересно, как бы отреагировал на такое предложение Гораций? — комично изображая задумчивость, спросил Фергус.

— Он не оценил, — коротко ответил Эйдан.

— Наш дражайший глава инквизиции, как мне кажется, не способен оценить ничего, кроме денег, — произнёс принц. — А уж женщину в качестве самостоятельной личности…

— Полагаю, Ваше Высочество, если бы вы были простолюдином, господин Гораций Мойад с вами за такие комментарии не церемонился, — заметил Эйдан.

— К счастью, могу себе это позволить, — улыбнулся Фергус. — Не представляю резонных оснований для того, чтобы этот идиот занимал своё место.

— Видимо, он не настолько идиот, как вы думаете, — осторожно произнёс Эйдан.

— Ну, хитрости ему не занимать, — ответил Фергус. — Но не буду больше занимать вас своими бессовестными речами, господин советник. Мне необходимо идти по своим еретичным делам.

Далее принц отвесил шутливый поклон и стремительно удалился прочь из конюшен. Эйдан остался один.

— Если бы ты знал, насколько этот идиот действительно хитёр… — прошептал Эйдан, смотря в сторону, куда ушёл Фергус.

* * *

С тех пор, как Эйдан появился при дворе, Фергусу казалось, что тот явно находится не на своём месте и попусту тратит своё время. Он полагал, что советнику необходимо заниматься более глобальными вопросами, нежели помогать Алвину принимать решения, учитывая, что последний всё равно больше прислушивался к церковникам и чёртову Мойаду.

Сам же Фергус давно оставил попытки достучаться до брата, обращая внимание, что нововведения никак не улучшают жизнь народа, а лишь наоборот усиливают недовольства и создают основания для вражды среди населения. Фактически, реформы Алвина лишь создали видимость порядка после бесчинств, устроенных их матушкой. На деле же государство разваливалось, превращаясь в лёгкую добычу для врагов. И хотя в столице это было не так заметно, на единственной сухопутной границе на юге царил сущий кошмар: непрекращающиеся бои с савийскими отрядами, которые то и дело совершали набеги, будто проверяя, насколько далеко смогут зайти. При этом бОльшую часть солдат, служивших в тех краях, Алвин приказал направить в столицу для службы на нужды инквизиции, полагая, что королевство достаточно сильно, чтобы тратить время и средства на содержание и без того «неприступных» границ.

Для каких именно целей Горацию Мойду было нужно столько солдат, Фергус не понимал, учитывая, что основная суть данного ведомства сводилась к поддержанию идеологического порядка. А уж причины, по которым в разные уголки Эйр-Гленшира в качестве миссионеров направлялись не церковники, а небольшие вооружённые отряды под руководством инквизиторов, и вовсе иногда лишали принца сна.

Всё в совокупности заставляло Фергуса больше вникать в государственные дела, задумываться над попытками остановить этот беспредел.

Его с детства устраивало, что он всего лишь младший принц, которому не светит престол, а, значит, относительно волен в выборе своей судьбы и не будет нести ответственность за судьбы огромного количества людей. Поэтому Фергус никогда не пытался понимать управленческие процессы, политические нюансы и исторические аспекты, отдавая предпочтение фехтованию, верховой езде и военному делу. Сейчас он об этом искренне жалел.

Время от времени Фергус переодевался в простолюдина и гулял по улицам Обрах-Ри-Гуиллена и Айт-Гу-Бохда, пытаясь понимать настроения народа да и в целом отдохнуть от лицемерия придворных.

Так и сейчас, оставив Эйдана в конюшне, Фергус через подземные коридоры, предназначенные для слуг (чтобы те перемещались по дворцу, чаще минуя «приличное» сообщество, чтобы не смущать их своим видом), выбрался за пределы дворца. Переодевшись в заранее подготовленные им одежды и проверив насколько сильно от него пахнет конюшней, принц отправился в центр ремесленников.

Неузнаваемый никем, Фергус спокойно шёл по улице, думая о том, что его жизнь, возможно, была бы немножко более счастливой, будь он простым кузнецом или сапожником. Во всяком случае, он находил определённую прелесть в том, чтобы тяжело трудиться ради собственного благополучия, а не иметь с самого рождения всё, чего душа пожелает, так как в последнем случае ты просто перестаёшь ценить то, что есть.

Погружённый в мысли, Фергус дошёл до таверны «Жёванный гвоздь». Толкнув тяжёлую дверь, он оказался внутри. В приглушённом свете, за массивными деревянными столами сидело огромное количество людей.

Когда Фергус зашёл, примерно половина из них практически одновременно повернулись к нему.

— Здорова, Калеб! — воскликнул хозяин таверны и подошёл к Фергусу. — Тебе как обычно?

Фергус расплылся в улыбке и утвердительно кивнул.

— Ещё спрашиваешь!