Не помню (джен)

— Шевелитесь, парни, скоро отдохнем!

Ноги уже не держали их. Спины и плечи ломило от тяжести мешков, пускай и приятной. Жаль, что не догадались заодно свести у купчишек лошадей с телегой! Тогда не били бы сейчас ноги, да погоня была бы не страшна.

— Ты говорил это два рега⁽¹⁾ назад, — проворчал Уруваз, утирая пот с щедро татуированного лица.

Его брат Адав, самый юный в шайке, вновь споткнулся — и упал бы, не подхвати его Киррул, признанный предводитель.

— Да вы сами гляньте! Вон там, за тем пригорком, вроде поселение. А у нас, — он тряхнул мешком за спиной, — довольно добра, чтобы раздобыть лучшие харчи и ночлег. Да и с девками, глядишь, повезет.

Приободренные товарищи затопали быстрее и вскоре перевалили пригорок. Впереди раскинулась обширная деревня под сенью пышно разросшихся дубов.

— Странная деревня, — заметил на бегу кривой темнолицый Мозо, поправляя повязку, что закрывала пустую глазницу. — Не похоже, что в ней кто-нибудь живет.

До деревни оставалось сотни две шагов. Теперь все беглецы убедились, что их товарищ прав: на некогда ухоженных, а теперь заросших травой улицах не мелькнуло ни одного человека. Деревня молчала — ни собак, ни скотины домашней. Лишь в ветвях огромного дуба гулко каркнула ворона.

— Тем лучше для нас, — сказал Киррул, напрочь позабыв свои недавние мечты о еде и ночлеге. — Хватит уже скакать, здесь нас точно никто не найдет. Припасов у нас, хвала небесам, довольно, и расспрашивать никто не станет.

Не дойдя до почерневшей, кое-где рухнувшей ограды шагов пятьдесят, юный Адав повалился на землю вместе с мешком.

— Все, не могу больше!

Уруваз молча забросил себе на плечо его ношу и поднял брата на ноги.

— Давай, пошли скорее. Чуток-то всего осталось.

Остаток пути они уже не бежали. Мешки за плечами вмиг потяжелели, но мысль о скором отдыхе придавала сил. Солнце спустилось ниже, почти к далекому Анратулу — большому торговому городу к западу отсюда. Вскоре беглецы нырнули в густую тень ограды и проскользнули в пролом.

— Ну и жуть!

Кто из них сказал это первым? Но подумали так все дружно: вид у деревни впрямь был такой, что заставил бы заледенеть от ужаса самое храброе сердце. Казалось, время здесь застыло, как и сама жизнь. Пустота и тишина пугали, а в криках настырной вороны на дубу чудилось что-то зловещее.

— Не нравится мне тут, — шепнул Адав, едва шевеля зелеными от татуировок губами. — Кто знает, какая нечисть водится…

— Тьфу на тебя, огради нас небеса от беды! — Киррул приподнял обе руки пальцами вверх, отгоняя напасть.

— Да какая нечисть? — сказал Мозо, хотя его смуглое лицо слегка посерело. — Наслушался бабкиных сказочек. А вот засаду здесь можно укрыть где угодно. Вот чего бояться надо, а не всяких там…

— Надо бы проверить, — предложил Уруваз. — Ты, братишка, раз устал, посиди-ка здесь да постереги добро, а мы поглядим.

Не без тайного страха Адав уселся в тени подгнившего колодезного сруба, плюхнув на жесткую траву мешки с добычей. Мысль о ней слегка утешила: с таким богатством можно будет позабыть и о голоде, и о всех страхах, настоящих и мнимых. Он встряхнулся и мысленно посмеялся над собой. Коли уж подался в разбойники, так будь храбрым и не позорься перед товарищами.

Киррул и прочие тем временем обошли дома. Нигде не было ни души, внутри не осталось даже самой завалящей соринки. Видимо, хозяева забрали все — а может, потом кто растащил остатки добра. Голые половицы поскрипывали под ногами, в углах и на потолках копошились в своих сетях пауки — вот и вся живность, не считая ворон на деревьях. Хоть дома и казались крепкими, ночевать в них не хотелось.

— Давайте-ка вон под тем дубом, — сказал Киррул. — И от дождя прикроет, если что, и поуютнее будет.

Адав живо натаскал жердей для костра — благо, старых плетней вокруг было полно. Ворот колодца скрипел, но крутился, и цепь с ведром не прохудились, и вода не испортилась. Когда от кипящего котелка повалил пар, Киррул с товарищами как раз закончили прятать мешки с награбленным в наспех вырытой по ту сторону дуба яме. Сверху они набросали веток и желудей и разровняли примятую траву, так, что ничего не было заметно.

Уруваз кинул в кипяток последний кусок солонины, срезал подгнившие места с луковицы, высыпал остатки дробленого ячменя. Вдыхая запах незатейливого ужина, товарищи со смешками переглянулись: скоро все эти жалкие харчи останутся в прошлом. А на смену им придет свежая жареная дичь, пироги, тонкие ларокские вина да фрукты.

— Может, зря купчишек не убили? — подал голос Мозо. — До Анратула отсюда рукой подать. А этот Скугга — непростой мужик. Нажалуется страже — и нас станут искать на всех дорогах.

— Не нажалуется, — отмахнулся Киррул, тряхнув лохматой рыжей гривой. — Стража бесплатно не работает, а у Скугги, как и у прочих наших торгашей, теперь в кошеле вошь повесилась. Да и кто сунется искать нас в таком месте? Тут и при свете дня-то жутко. А среди стражей храбрецы, сами знаете, редко попадаются. Они только пить да драться горазды.

Все дружно усмехнулись. Непонятно почему страхи остались позади, и будущее казалось ясным и беззаботным — еще бы, с такой-то грудой золота, что лежит там, сзади. Ради этакого богатства стоило сорвать спину.

Уруваз потыкал ножом солонину в котелке и кивнул товарищам. Котелок сняли с огня, и, когда варево чуток остыло, треск сухих жердей в костре заглушили дружный стук деревянных ложек, хлюпанье и чавканье. Кое-как ополоснув опустевший котелок водой из колодца, разомлевшие приятели вытянулись под дубом. И, как водится, тепло и сытная еда мигом развязала им языки.

— А все ж любопытно, — заговорил Адав, — отчего здешние жители ушли? Вряд ли их выгнали отсюда.

— Это ты верно сказал, — поддержал Мозо. — Битвы здесь точно не было, нет следов. Может, напасть какая? Слыхал я в Броассаре одно предание — про чародея, что наложил заклятье на целую деревню…

— А ну давай, рассказывай, — подтолкнул его Киррул. — У нас тут, в Расте, тоже много чего болтают, и про чародеев в том числе. Может, это одно и то же предание?

— Ну, слушайте, а там уж глядите, одно или не одно. — Мозо подкинул в костер охапку жердей, отблески пламени отразились в его единственном черном глазу. — Рассказывают, что пришел как-то в одну деревню чародей под видом простого странника. Остановился он в одном доме, и приметил хозяин, что у него с собой кошель с серебром. Взял, недолго думая, да и украл тот кошель ночью, когда гость уснул. А наутро, когда странник хватился пропажи, хозяин наговорил на соседа — мол, тот пришел ночью и ограбил. Соседа того, понятно, расспросили, тот клялся, что ничего не брал — а сам-то пожалел, что не догадался позвать гостя к себе да ограбить. В общем, чародей мигом понял правду — что народ в деревне жадный и охочий до чужого добра. Вот и наложил он на ту деревню заклятье: каждым утром люди там забывают, что с ними вчера было. Имя свое помнят, а все прочее забывают…

— Да-да, и у нас так же сказывают! — перебил Уруваз. — Только хозяин тот не грабил чародея, а взял у него в долг. А долгов в той деревне отродясь никто никому не отдавал. И заклятье было такое, что они забывали, кто кому сколько должен.

— А я слышал, что он убить его попытался, — сказал Киррул. — Из-за денег. Только не вышло ничего. А чародей и говорит: «Я зла не помню — и вы не помните».

— Да шуф их знает, как оно было и было ли вообще, — пожал плечами Мозо. — Только люди вскоре бросили свою деревню и ушли, чтоб спастись от проклятья. А уж спаслись или нет, то одни боги ведают.

— Слушайте, — Адав поневоле содрогнулся. — А если это она и есть — ну, та деревня, проклятая? Что с нами тут будет?

— Да какая проклятая? — фыркнул Киррул. — Может, здесь поветрие какое приключилось. Или голод, бескормица — да что угодно. Нашли о чем болтать на ночь глядя — сами точно бабки старые.

— Так ты ж вроде сам предложил… — начал Мозо, но Киррул оборвал:

— Все, хватит. Костер почти прогорел — да и пусть, нечего нам тут светить да выдавать себя. Давайте-ка спать. Но стеречь станем по очереди — и ради нашей удачи я буду первым.

Рдяные угольки в костре вскоре потускнели, а потом и погасли, дымясь. Прежде чем дым растаял в прохладном мраке ночи, послышалось тихое похрапывание. Под дубом лежали четыре спящие фигуры.

* * *

— Вот они!

После безумной ночной погони Пунаш, десятник городской стражи Анратула, готов был благодарить небо и всех богов. Преступники, все четверо, мирно спали вповалку под огромным дубом, рядом серели угольки прогоревшего костра. Правда, украденных ценностей Пунаш не заметил, но это не беда. Скоро и они найдутся.

— Взять их!

Отряд стражи вихрем промчался по пустынным улицам. Всадников было шестеро, не считая Пунаша, — не каждый раз господин Аккут, начальник стражи, отправлял столько народу в погоню за ворами. Но ведь и пропажа не пустячная, и жалобу подал не абы кто. С купцами в торговом городе не спорь — себе дороже. А ежели с ними приключилась беда, лучше помоги и особо не торгуйся.

Разбойники под дубом спали как убитые. Когда стражи растолкали их и тут же принялись вязать, они вытаращились, будто новорожденные телки. Один из них, одноглазый броассарец-полукровка, попытался было сопротивляться, но получил рукоятью по затылку и обмяк в руках стражей.

— За что? — закричал рыжий коренастый молодец. — Мы ничего дурного не сделали!

Крик подхватили другие двое, разрисованные по старому обычаю зеленью по самые уши. Буян-полукровка очнулся и загудел, точно охрипший рог, громче всех товарищей.

— Ничего дурного? — Пунаш едва не лишился дара речи от такой наглости. — Хидегова пасть! А кто нанялся в охранники к почтенному Скугге и его спутникам, а потом завел их в глушь и ограбил? Думали, что запугали их до смерти? Напрасно. В Расте законы сильны. Вот теперь и ответите по закону.

— Какие купцы? — Рыжий вырвался из рук стражей, передернул плечами. — Кого ограбили? Да мы пальцем никого не трогали!

— Довольно! — Пунаш щелкнул в воздухе кнутом, едва сдержавшись, чтобы не огреть наглеца. — Хватит запираться, ваша вина доказана. Теперь говорите, куда вы спрятали награбленное.

Если разбойники и притворялись, то до них было далеко самым ловким скоморохам. Вытаращенные глаза, разинутые рты говорили яснее любых слов.

— Мы ничего не прятали! — нестройно загомонили разбойники, а самый младший, лет шестнадцати, звонко прибавил, так, что аж голос сорвался: — И не грабили!

— Ну да, — ухмыльнулся один из стражей. — Еще скажи, что честные люди. Рожи-то у вас самые разбойничьи. Да и что за место вы себе выбрали для ночлега! Добрые люди его стороной обходят, а вы…

— Может, выпороть их как следует, а, Пунаш? — перебил другой стражник. — Тогда живо все скажут.

Десятник, недолго думая, кивнул. Но сколько ни старались его воины, ответом им были только крики, брань, клятвы и уверения в невиновности. Мальчишка разрыдался в голос, твердя, что они отродясь никому не делали зла, а просто шли, куда глаза глядят.

— И куда же вы шли? — спросил стражник, опустив кнут.

Мальчишка нахмурился, словно крепко задумался. Лицо его побелело на глазах, зеленые рисунки сделались ярче, словно чародейские письмена.

— Не помню… — только и выдавил он. Испуганный взгляд его устремился на товарищей. — Парни, а куда мы правда шли-то?

Те недоуменно захмыкали в ответ. Рыжий, который выглядел побойчее прочих, раскрыл было рот, чтобы выдать какую-нибудь байку. Но терпение Пунаша уже подошло к концу.

— Хватит! — прогремел он на всю деревню, так что взлетели с дуба вспугнутые вороны. — Скоморошничать вздумали? Ничего, в темнице вы мигом все вспомните, уж господин Аккут об этом позаботится. — Знаком он велел привязать всех пленников к седлам, чтоб бежали следом. — А пока думайте. Сознаетесь, где купеческое добро, — глядишь, и пощадят. А так не миновать вам петли.

Когда горластые вороны, покружив над вновь опустевшим поселением, вернулись в гнезда, отряд стражи со своими пленниками уже скрывался вдали.

* * *

Серая дорога перед глазами помутнела, но слез уже не было. Весь мир кругом сделался маленьким, унылым и пустым, и в нем не оставалось больше места несчастному беглецу, жалкому оборванцу, жертве гнусного обмана и людской подлости.

Впрочем, жалость к себе тоже осталась далеко позади, в родной Нишани. Тейг не знал и не считал, сколько дней бежал и шел — и зачем вообще шел. Сколько речных мостов осталось за его спиной — и любой мог подарить ему вечное успокоение и лучший, счастливейший мир. Воистину, на горе себе и другим он пришел в необъятную Дейну, где и без того полно горя и слез.

Само рождение его стоило жизни матери. Потом погиб на охоте отец. Из милости его, совсем мальчишку, взял в услужение богатый мельник, но и доброго слуги из него не вышло. Так уж получилось, что любой норовил обмануть и облапошить его, словно у него на лбу написано: «Простак». Видно, и впрямь написано. Хозяин терпел-терпел, да и выгнал прочь. А потом, на горе себе, Тейг впервые увидел прекрасную Дарру, дочку воеводы.

Когда тебе шестнадцать и ты впервые влюблен, твоя зазноба кажется тебе добрейшей и милосерднейшей, как сама золотоликая Анава, богиня-солнце, жена Кармира-неба. Много ли знал Тейг о женском коварстве? Красавица с черной душой улыбалась ему много дней и даже подарила перстень. А потом зазвала его под вечер в сад, да и подняла крик: «Держи вора!» Тут и слуги подоспели — будто заранее знали. Задержали, обыскали, нашли проклятое кольцо — и повесили бы тут же на воротах, когда бы не Кушто, верный пес. Единственное во всей Дейне живое существо, что любило его, — бросился, отвлек, помог вырваться и бежать. Последнее, что слышал Тейг, убегая, — рычание Кушто, перешедшее вскоре в жалобный визг. Предсмертный.

О том, что было дальше, не хотелось вспоминать. Как прятался в куче отбросов, как попрошайничал и получал в ответ тумаки. Почему, почему он сразу не кинулся с первого же моста в реку? Может, еще не поздно? Да только нет здесь реки.

Тейг оглянулся. Реки в самом деле не было, зато вдали виднелось обширное поселение, как будто заброшенное. Тем лучше: людей он видеть не хотел. С трудом переставляя сбитые до кровавых мозолей ноги, он зашагал вперед — и сам не знал, почему так спешит.

Уютная дубрава на краю пустой деревни принесла отдых телу, но не душе. Устало привалившись к стволу громадного дуба, сквозь подступающую дрему Тейг подумал: не лучшее ли это место, чтобы раз и навсегда покончить со своими страданиями? Разве нет у этого дуба чудесных крепких сучьев, а у него — веревки вместо пояса? Кто во всей Дейне станет плакать о нем? Уж точно не вороны, что галдят наверху среди пышной листвы. А если и они побрезгают, то, видно, он совсем уж пропащий.

Кряхтя, обливаясь потом и обдирая руки о жесткую кору, Тейг взобрался на первую же ветку. Она показалась ему достаточно крепкой. Размотав пояс, он соорудил петлю, привязал другой конец веревки к суку. Шершавое прикосновение к шее заставило его сжаться, но он стиснул зубы и глубоко вздохнул. «Простите меня, пресветлые небесные супруги, я ухожу от вас в царство бледной луны Санеины. Вы не послали мне удачи в этой жизни — пусть она будет милосердна ко мне в смерти». Зажмурившись и утерев рукавом с лица липкий пот, Тейг соскользнул с ветки.

Последним, что он помнил, был громоподобный треск, тяжелый удар о землю и что-то рухнувшее ему на затылок. А потом наступила ночь.

…Когда Тейг открыл глаза, кругом было серо — то ли сумерки, то ли раннее утро. Он попытался встать, но не смог: что-то давило на спину. С трудом шевеля одеревеневшей шеей, он понял, что лежит ничком на усыпанной желудями и ветками земле, у подножия большого дуба. Что-то запуталось в волосах и кололо затылок — должно быть, листья и ветки. От боли ломило все тело, а в голове царила пустота.

С ужасом понял Тейг, что не помнит ничего, кроме своего имени. Как он оказался здесь? Почему валяется под деревом, да еще с веревкой на шее? Его что, хотели казнить? Или это он сам?

Отчаянно всхлипывая, Тейг завозился на земле. Она была странно мягкой, словно ее недавно рыли. Наконец, грязный и исцарапанный, он кое-как выполз из-под огромного сука, что придавил его. Разглядывая сук, он невольно содрогнулся: такое дубье могло запросто раздробить ему хребет. Видно, счастливый он, что уцелел.

Тейг с отвращением сорвал с шеи петлю, отбросил прочь и собирался уже подняться на ноги. Но что-то странное заставило его приглядеться: там, под суком, то место, где он только что лежал. Выбираясь, он изрядно разворошил рыхлую землю, раскидал сухие сучья и желуди. Среди них, едва присыпанное землей, виднелось нечто похожее на мешок.

«Клад…» — шевельнулось в голове с робкой надеждой. Поборов оцепенение, Тейг с трудом оттолкнул проклятый сук и принялся копать. Долго трудиться не пришлось, и труды были не напрасны: в неглубокой яме отыскался не один, а целых четыре мешка, тяжелые и твердые на ощупь.

С безумным воплем Тейг рванул завязки первого мешка. В нем оказались золотые украшения: кольца, ожерелья, браслеты. Под ними он нащупал что-то жесткое, похожее на богатую ткань. Прочие мешки, которые он так и не смог сдвинуть с места, были полны золотой и серебряной посуды, кое-где украшенной самоцветными каменьями.

Тейг вытащил руку из мешка, вновь отирая с лица пот. Думы о том, что же с ним приключилось и почему он ничего не помнит о себе, давно убежали прочь. Их сменила другая, звонкая и неистовая: «Золото! Теперь я богат!» Он судорожно хватал ртом воздух, резкий крик вороны в ветвях дуба заставил его подскочить на месте. «Пропади ты!» — бросил он птице и зачем-то погрозил кулаком. И тут же забыл о ней.

Сердце по-прежнему бешено неслось вприпрыжку. Что теперь делать, куда идти с таким богатством? Правда, с ним и не уйдешь далеко — мешки-то тяжелые. Ответ оказался прост: возьми с собой столько, сколько унесешь, а остальное зарой получше здесь же, никуда оно отсюда не денется. А потом разживешься лошадью или телегой и заберешь.

Подумав, Тейг полез на дуб. Весь мокрый и исцарапанный, он кое-как устроился на ветке, рядом с вороньим гнездом, и огляделся. Места кругом были уютные — леса да равнины, и это отчего-то пришлось ему по душе, он даже заулыбался. Неподалеку виднелась светлая лента дороги, и вела она, похоже, к большому городу. Его стены угадывались вдали: если выйти прямо сейчас, к полудню можно дойти.

С дуба Тейг спускался осторожно, вновь обдираясь и обламывая ногти. Едва он ступил на землю, его рубаха и штаны, которые и так-то светили прорехами, свалились с него никчемными лохмотьями. Смущение продлилось недолго, стоило лишь вспомнить о содержимом мешка. Там нашлись богатые наряды из расшитых золотом тканей: кафтаны, рубахи, штаны и даже красивые башмаки из мягкой кожи. Тейг не был точно уверен, но знал, что подобных вещей ему не доводилось не то что держать в руках — даже видеть прежде.

Стыдливо прикрываясь лохмотьями неизвестно от кого, Тейг зашагал к колодцу, который заметил с дуба. Похоже, колодцем недавно пользовались: ведро было влажно, как и земля у сруба. Он тщательно вымылся, оттирая присохшую грязь своими тряпками, и бросил их здесь же. Мельком он заметил, что у подножия дуба, с другой стороны, лежит что-то вроде котелка и дорожной котомки, но приглядываться не стал. Вместо этого он поспешил одеться.

Одежда явно предназначалась для человека повыше, покрупнее и посытее. Пришлось подвернуть рукава и штанины. Тейг оставил в мешке ровно столько золота, сколько мог унести, но, подумав, сунул туда же небольшую чашу с красными камнями — очень уж она ему приглянулась. Прочие сокровища он вновь зарыл в землю и завалил сухими сучьями.

Солнце уже всходило, пустой живот громко напомнил о себе. Тейг сообразил порыться в брошенном по ту сторону дуба мешке и отыскал подгнившую луковку и несколько сухарей. «Ничего, — думал он, запивая нехитрый завтрак водой из колодца, — с моим золотом я раздобуду в городе самой лучшей еды. И никогда больше не буду голодать». Он не знал, сильно ли голодал в прошлом, но отчего-то радовался, что не помнит этого. Да и зачем такое помнить? Впереди у него — новая, сытая и роскошная жизнь.

* * *

Город ошеломил Тейга. Стены светлого камня казались огромными горами, а валом валящая по широкой дороге толпа людей — бурной рекой. В толпе он чувствовал себя неуютно: люди косились на него, хмурились, о чем-то перешептывались. Не миновал он и сурового взора стражей у ворот — воины в чешуйчатой броне, на две головы выше его и втрое шире, сами походили на створки ворот, которые стерегли. Но никто, по счастью, не сказал ему ни слова.

Город, казалось, готовился к празднику. Дома украшали охапки разноцветных лент и цветов. Толпа сверкала пестрыми нарядами, хотя и не такими, как у Тейга. На улицах там и тут звенели броней стражники, и вид их слегка тревожил. Многочисленные харчевни были битком набиты, из дверей и окон летел дух хмельного и обильной еды.

После скудного завтрака в брошенной деревне Тейг уже изрядно проголодался. Мешок с золотом за плечами приободрил его, заставив позабыть о недавних страхах. Уверенным шагом он вошел в первую же харчевню и заказал жареного ягненка, свежий хлеб, пирог и кувшин пива. При виде золотых монет глаза округлились не только у хозяина и слуг. Люди в таверне зашептались, поглядывая на Тейга, но он мысленно отмахнулся: «Пусть себе завидуют!» Крепкое вино богатства ударило ему в голову и не спешило отпускать. Поэтому он спокойно ел и пил, не обращая ни на кого внимания.

Умяв все до крошки, Тейг вышел из харчевни на солнечную улицу. Там его подхватила веселая, шумная толпа, и он не стал противиться. Вскоре показался городской рынок, от вида которого у него еще пуще зарябило в глазах. Над прилавками и лотками, продавцами и покупателями, зеваками и уличными воришками, зазывными криками, клятвами, смехом и бранью возвышалась огромная медная статуя. Изображала она усатого мужчину, держащего на ладонях пригоршню монет и весы, — должно быть, бог-покровитель торговли. Имени его Тейг не знал, но поневоле зажмурился от слепящего сияния начищенной меди.

Тейг шел, крепко прижимая к груди мешок, в сторону сверкающих золотом и серебром прилавков. Там было не протолкнуться от молодых женщин и девиц, и нечто заставило его со вздохом отвести глаза. Подумав, он зашагал к прилавку, где было поменьше народу. Хозяин его, добродушный и честный на вид, беседовал с неким толстяком, одетым по-купечески, с зелеными извивами на бритых щеках — подобные рисунки Тейг заметил у многих в толпе.

— Доброго тебе дня, почтенный, — обратился он к хозяину лавки. — Не желаешь ли купить…

Не успел Тейг вынуть из мешка золотую чашу, как толстый купец уставился на него во все глаза, которые, казалось, сейчас выскочат из глазниц.

— Вор! — дико завопил он и вцепился Тейгу в ворот. — Это мои вещи! Квиннийская парча, ларокский шелк — все мое! — Купец тряс его так, словно хотел вытрясти из одежды. — Говори, где ты это взял! Ты заодно с теми проклятыми ворами?

Ошеломленный Тейг застыл на месте, в голове сделалось пусто и мутно. Купец продолжал вопить, заодно пустив в ход тяжелые кулаки. Люди сгрудились вокруг, привлеченные зрелищем. Сзади послышались твердые шаги и звон брони.

— Что за шум? — раздался суровый голос стражника.

— Глядите сами, люди добрые, — заговорил купец, обернувшись к стражам и зевакам, но не выпуская ворота Тейга. — Два дня назад меня и моих товарищей ограбили подлые воры — нанялись к нам в охранники, а сами завели в глушь, связали да забрали все. Хвала богам, что живыми оставили. Воры те сейчас в городской темнице, ждут казни, их вчера схватили, да только добра нашего так и не нашли. А оно — вот, на этом пройдохе, я свой товар всегда узнаю.

— Это правда? — шагнул стражник к Тейгу. Ответить он не успел — его перебил купец:

— Да вы обыщите его, храбрые воины, наверняка много чего найдете.

— Точно-точно! — подал голос кто-то из толпы. — Я этого парня еще в харчевне приметил: разряженный, точно уличная девка, и золотом швыряет направо и налево. Обед он слопал — впору четверым наесться. Вон, мешок у него…

Стражники тотчас вырвали мешок из рук Тейга. Едва мешок раскрыли, как купец снова закричал:

— Моя чаша, мои рубины! И золото мое! Ах ты, ворюга! — Он готов был опять кинуться на Тейга с кулаками, но его остановили стражники.

— Погоди, почтенный Скугга. Сперва скажи: кто еще может опознать твою пропажу?

Купец мигом, несмотря на полноту, умчался за товарищами. Пока он ходил, стражники насели на Тейга с расспросами:

— Кто ты такой? Откуда пришел — и откуда взял эту одежду и это золото?

Что мог Тейг ответить, кроме жалкого: «Нашел»? Он залепетал что-то про дуб и закопанные мешки. Когда же его спросили, где этот дуб и что он там делал, он лишь замотал головой, в которой вновь сделалось пусто.

Подоспевшие купцы, приятели толстяка Скугги, охотно подтвердили его правоту. На их слова Тейг тоже мог только качать головой, пока торговцы и стражники решали его судьбу.

— Нет, среди тех воров его не было, — заявил один из купцов. — Там был один юнец, но тот по виду — коренной растиец, с меченым по старому обычаю лицом, а этот похож на чужестранца.

Вновь Тейга принялись расспрашивать, кто он и откуда, — и вновь получили недоуменное молчание. Его нарушил один из подошедших стражников.

— Должно быть, и впрямь сообщник, господа, — сказал он. — Те воры, что сейчас в темнице, тоже запирались и делали вид, что ничего не знают, даже на допросе. Вот и этот изображает здесь дурачка. Ничего: посидит под замком — сознается. По виду-то вроде не похож на воришку.

Под шум и гам толпы Тейга куда-то повели — очевидно, в темницу. Он шел, еле переставляя ноги, не думая сопротивляться или бежать. Почему-то его не удивило приключившееся с ним несчастье — наоборот, он словно решил, что так и должно быть.

* * *

— Вспомнил!

Взлохмаченный Адав подскочил на гнилой соломе, перебудив товарищей. Уруваз и Мозо едва не отвесили ему спросонья тумаков, но он увернулся и кинулся к продирающему глаза Киррулу.

— Я все вспомнил! Вы же сами, под тем дубом…

— Сам ты дуб, балда стоеросовая! — треснул его по затылку Киррул. — Ты еще громче завопи, чтоб все стражи сюда сбежались. Или ты думаешь, простачок этакий, что тебя помилуют, если признаешься?

— А что, нет? — Адав захлопал глазами.

— Размечтался, братец, — отозвался угрюмо Уруваз. — В этом проклятом городишке у купцов вся сила. Захотят, чтоб воров вздернули, — и вздернут. — Он со вздохом поглядел на Киррула. — А кто-то нам расписывал, что все гладко выйдет…

— Что, опять все на меня будешь валить? — мигом взъярился тот. — Я, что ли, стонал, как дите малое: «Ох, устали, нет сил, давайте передохнем»? Шли бы дальше — и никто бы нас не догнал.

— А кто вызвался стеречь, а сам захрапел?

— Да полно вам, — вмешался Мозо, — после драки-то кулаками махать. Скажите спасибо, что мы еще живы, а не сохнем на солнышке там, на площади.

— А, — отмахнулся Киррул. — Сегодня, завтра, послезавтра — все равно будем сохнуть. Чтоб их всех Хидег сожрал со всеми их праздниками! Хотя кто его знает. За день-два может случиться что угодно.

Обнадеженные приятели уселись на холодный пол в кружок, поближе к предводителю. Но продолжить Киррул не успел — снаружи послышались тяжелые шаги стражи, скрип засова и несмазанных дверных петель.

— Может, они вспомнили про обед? — предположил Адав шепотом.

Но вместо обеда они получили товарища по несчастью. В темницу влетел, словно от хорошего пинка, тощий белобрысый юнец чуть постарше Адава и зарылся головой в кучу соломы. Одет парень был только в старые, едва не падающие с него штаны, в которые спокойно поместились бы еще трое таких же юнцов.

Приятели переглянулись. Киррул пожал плечами, слегка морщась, — они еще болели после вчерашнего допроса. В единственном глазу смуглого Мозо мелькнуло сострадание. Он подошел к лежащему в вонючей соломе парню и слегка встряхнул его.

— Эй, малой, ты как?

Парень медленно поднял голову, не трудясь вытряхивать сор из волос. Один глаз у него заплыл от темно-лилового синяка, под распухшим носом запеклась кровь, на спине вздулись багровые рубцы от кнута. Их, впрочем, было всего с дюжину: видно, стражи поняли, что больше истощенный парень может не выдержать.

— За что тебя? — с участием спросил Мозо. Он стянул с плеч потертую безрукавку, которую носил поверх рубахи, и набросил на парня: в темнице было вовсе не жарко.

— Н-не знаю… — Глаза парня казались пустыми. — Я не виноват… Я случайно нашел…

— Что ты нашел, мы уж видим, — невесело хохотнул Киррул. — Неприятности. Знаешь, приятель, воровать надо умеючи.

— Я не вор! — крикнул парень и резко приподнялся, хотя тут же охнул от боли. — Говорю же, я случайно нашел клад под дубом, а они мне не верят… — Он осекся, пересчитал всех взглядом. — А вы что, и есть те разбойники, которые ограбили здешних купцов?

— Вроде того, — сказал Киррул. — Вставай давай и иди к нам, раз уж сидишь вместе с нами. Как тебя зовут?

— Тейг, — ответил он, усаживаясь между Адавом и Мозо. — Только не спрашивайте меня больше ни о чем, я все равно ничего не помню. Видно, со мной беда приключилась, а какая — не знаю…

— Не помнишь? — выпалили все четверо. — Как не помнишь, совсем?

Несколько мгновений они недоуменно глядели друг на друга. И тут Киррула осенило.

— Постой-постой, что ты там говорил про клад под дубом, а? Где ты нашел тот дуб? В пустой деревне?

— Не помню… — пробормотал Тейг, нахмурившись, но почти сразу заговорил живее: — Я пришел в себя нынче утром, еще темно было. Лежу, значит, под дубом, на шее петля, а спину придавило веткой. Я выбрался, гляжу — земля вроде мягкая, будто ее копали недавно. Начал рыть, а там мешки. А в мешках…

— Золото? Украшения, посуда, деньги, одежда?

Тейг кивнул, разинув рот. Приятели вновь переглянулись — и дружно покатились со смеху.

— Это ж выходит, что он наше добро нашел! — выговорил наконец Уруваз. — Что ж тебя, парень, никто не учил, что чужое брать нехорошо?

— Да ладно тебе, он же не знал… — перебил Адав. Тейг вновь кивнул.

— Я думал, правда клад… Думал, повезло. Я и взял-то совсем чуть-чуть — немного денег, одежду и чашу такую красивую, с красными камешками. А все прочее оставил, где лежало, и присыпал хорошенько, чтоб потом, значит, вернуться…

— Погоди, — прервал Киррул. — Выходит, почти все добро на месте, так? И стража с купчишками тебя не расспрашивали, где ты нашел свой клад?

— Да расспрашивали, и еще как, — хмыкнул Мозо. — Вон как ему спину с рожей расписали. А ты, стало быть, не сказал, Тейг?

— Да что я мог сказать-то? — как будто искренне изумился парень. — У меня со страху все в голове помутилось. Я, наверное, и не найду теперь туда дорогу.

Приятели долго молчали. Тейг глядел на них, сжавшись под безрукавкой Мозо, словно боялся чего-то. Молчание нарушил Уруваз.

— Вот вам и бабкины сказочки, друзья, — буркнул он. — Выходит, деревня та и впрямь проклята: кто там побывает, тому отшибает память на день-два. Мы вон только нынче все вспомнили.

— А ведь стражники вроде говорили, что, мол, дурное место, люди от него держатся подальше, — сказал Адав.

— Сколько ты там пробыл, Тейг? — спросил Киррул. — Ночь? Раз очнулся под утро, стало быть, так и есть. — Он оглядел товарищей. — Вот, вольно вам было катить на меня бочку: почему уснул? Потому и уснул, что чары подействовали. Видно, память отшибает у тех, кто там заночует.

— Но сейчас-то мы все вспомнили, — сказал Мозо. — А золото по-прежнему там, под дубом.

— А мы здесь, Хидегова преисподняя! — Киррул хватил кулаком по ладони. — Хотя… — Он почесал затылок. — Ну-ка, Уруваз, возьми на плечи своего малого, пускай глянет в окно: что там делается?

Адав живо влез на плечи брату и кое-как дотянулся до узкого оконца под потолком.

— Плохо видать, но на улицах, кажись, шум-гам стоит, — сказал он, обернувшись. — На дворе стражи немного, с дюжину… — Адав потянул носом, сглотнул слюну. — Костер разводят, телка волокут на веревке — не иначе, жарить будут. О, и бочонок пузатый выкатили…

— Гуляют, шуфовы дети, — пробурчал Мозо. — Чтоб их всех придавило этим медным истуканом. Да чтоб им подавиться да животом месяц маяться.

— Тем лучше, — оживился Киррул. — Пусть гуляют, пусть напиваются, Медный Торгаш им в помощь. А заявится к нам кто пьяный… — Он подмигнул товарищам. — Ну, сами понимаете. Мне вот неохота в петлю. А вам?

Сгрудившись все впятером, они повели тихий разговор. Впрочем, вряд ли их кто-то услышал бы: сколько они порой ни прислушивались, за дверью было тихо. Стражников же сейчас больше занимали празднество и пир, чем какие-то там пленники.

…Ждать пришлось до самого вечера. За окошком стемнело, в небе замигали звезды, а крики, пение и топот усилились так, словно все горожане гуляли прямо здесь, на темничном дворе. Уруваз и Мозо стояли по обе стороны двери, готовые нанести удар, как только войдет кто-то из стражи.

И дождались. Снаружи послышались шаги, что-то гулко стукнуло, словно поставили на пол деревянное ведро, проскрежетал засов. В темницу нетвердо вошел стражник с ведром в одной руке и светильником в другой. Каким чудом он сам не вспыхнул, непонятно, ибо хмельным от него разило, как из старой бочки.

— Эй, вы! — крикнул он, ставя свою ношу на пол. — Берите жратву, чтоб вас самих шуфы сожрали!

Не успел он распрямиться, как тут же повалился ничком от крепкого удара по затылку — лицом прямо в ведро, полное помоев, в которых плавало сверху нечто вроде требухи. Тейг и Адав с радостными криками кинулись к двери — в которой показался второй стражник, видимо, поумнее и потрезвее первого. Он тотчас развернулся и бросился прочь.

— Бегом, парни, он сейчас всех переполошит! — прошипел Киррул.

Мозо и Урувазу незачем было указывать. Молча они кинулись в погоню и вскоре вернулись, таща бесчувственное тело стражника, которое бросили рядом с первым.

На всякий случай приятели прихватили оружие оглушенных стражей — впрочем, у тех нашлись только кинжалы. Прежде чем выйти вслед за прочими, Адав окатил обоих стражников остатками помоев из ведра и плюхнул требуху на лицо одному из них — тому самому, который предложил выпороть их там, в проклятой деревне. «Подавись», — тихо бросил Адав и вышел.

Киррул осторожно закрыл скрипучую дверь, не позабыв запереть на засов.

— А выбираться-то как? — вытаращился Тейг. — Это ж город, у него стена, ворота…

— Да, — кивнул предводитель. — А еще у него есть сточная канава. Через нее и выберемся. Ты плавать умеешь, парень?

Мотание головой можно было понять и как «Нет», и как «Не помню». Велев Мозо на всякий случай приглядывать за Тейгом, Киррул повел товарищей узкими проходами к выходу. Попетлять пришлось изрядно, зато никого из стражи или слуг они не повстречали. Видно, Дез-Капену, медному богу Анратула, чей праздник сейчас бурно справляли горожане, не слишком-то хотелось получить в дар пятерых висельников.

Сточный колодец отыскался там, где Киррул и рассчитывал: рядом с нужниками. Городской шум и гам по-прежнему перекрывал все звуки. Беглецы едва не споткнулись о тело перебравшего стражника, лежащего в луже собственной блевотины, — видно, не добежал. Перескочив через него, они как можно тише спустились в вонючий колодец. Уруваз придерживал брата, Мозо — Тейга. Впрочем, едва они очутились в грязной воде, парень ловко заработал руками и ногами, уверенно держась без всякой помощи.

Как было принято в растийских городах, нечистоты сливались в ближайшую реку. Близ Анратула протекала мелкая речушка Немда, в которой после немалых трудов и страхов очутились беглецы. Едва они выбрались на пологий берег, как тотчас пустились бежать, не оглядываясь на громадину городских стен. Приглушенный шум празднества казался им звуками погони, и они не останавливались на отдых, пока он совсем не стих позади.

* * *

Когда проклятая деревня показалась вдали, уже светало. Киррул не торопил товарищей: утомленные бегством, ничуть не отдохнувшие после короткого сна, они еле держались на ногах. Но разговоры вели промеж себя самые бодрые, благословляя свою удачу и оставшееся в тайнике золото. К Тейгу полностью вернулась утраченная память, и он тихо рассказывал о своей печальной судьбе Адаву и Мозо.

— Да не хнычь ты, — сказал подошедший Уруваз. — Зато и от петли спасся, и друзей нашел. А что — был у меня один меньшой брат, теперь два будет.

— И впредь держи ухо востро, парень, — прибавил Киррул. — Девки да бабы, они все такие — подлые, нельзя им верить. О, а вот и наш дубок! Ты гляди, даже котелок да котомка целы!

— Я, э-э… — Тейг ковырнул пальцем ноги землю. — Я там поел кой-чего… ну, что внутри было, сухари да луковку… Вы уж не взыщите.

Товарищи лишь отмахнулись, уже огибая дуб. После недолгой возни они вытащили из ямы оставшиеся три мешка: те сделались ненамного легче. Кольца, деньги и посуда были на месте.

— Да Хидегов хвост Скугге в штаны, пусть подавится своими тряпками, — сказал Киррул. — Не беда: главное, что золото здесь.

— Давайте-ка уходить, парни, — предложил Мозо, поглядывая то на небо, то на дорогу — пока пустую. — А то, не приведи боги, нас опять шибанет заклятьем каким.

Уруваз и Адав кивнули, но Тейг вдруг сказал:

— Послушайте… — Он чуть помялся, робея перед новыми друзьями. — А если те, что жили здесь прежде, тоже позарывали в своих дворах что-нибудь ценное — ну, серебро там или еще что? Вдруг оно по сию пору тут лежит?

— А ведь верно. — Киррул хлопнул его по плечу, едва не свалив с ног. — Молодец, хорошо соображаешь, парень. Поискать-то стоит. Прячут обычно под печами да в саду под деревьями. Даже если не найдем ничего — не беда, у нас и так добра полно. А повезет, будет еще больше. Главное — уйти отсюда засветло.

Приятели живо поотрывали от заборов доски пошире и разбрелись по деревне, не забывая поглядывать на дорогу. Тех, кого они боялись там увидеть, они не увидели — видно, анратульские стражи еще не проспались после вчерашней гулянки и не хватились беглецов. Или же не сообразили, где их можно поискать.

Не увидели они и неизвестного странника, что стоял на пригорке неподалеку и глядел на проклятое поселение. Закутанный в серый дорожный плащ, странник был высок и казался пожилым. Он опирался на корявый посох, но телом был крепче любого молодого воина, хотя мало кто заметил бы это. Странник смотрел на суетящихся среди домов Киррула и его товарищей — и тихо усмехался в длинные седые усы.

— Надо же, — шепнул он с той же усмешкой. — Сколько лет прошло, а все еще работает. Ничему-то вы не учитесь, людишки. И не научитесь никогда.

Он развернулся и серой тенью сошел с пригорка.

---

1) Рег — мера длины в северной и срединной Дейне, ок.1.2 км

Вернуться к тексту