Загадка (гет)

Примечания:

Действия происходят в 16 главе книги «Рассвет».

— Однажды, королева красоты, тебе надоест просто угрожать мне. Жду с нетерпением.

Я подавил стон, даже не потрудившись поднять глаза. Я не мог позволить себе отвести взгляд от лица Беллы — осунувшегося, бледного и слишком худого. Казалось, она упадёт в обморок, если я хоть на секунду отвернусь. Я нежно погладил её по щеке, обращаясь с ней ещё осторожнее, чем тогда, когда мы только познакомились. Какими далёкими казались те дни! И каким тогда было всё простым.

Но Белла не смотрела на меня.

— Хватит, Джейкоб, — проворчала она, её голос немного окреп. По крайней мере, кровь, похоже, помогала… немного. Она продолжала избегать моего взгляда, глядя на пса.

— Хочешь, чтобы я ушёл?

Да. Прошу, скажи «да». Я хотел, чтобы он ушел — подальше отсюда. Как он мог быть таким спокойным, таким беззаботным, когда жизнь Беллы рушилась на моих глазах? Я с тревогой поглаживал её по лицу. Мне хотелось возненавидеть пса ещё больше — возненавидеть его за то, что он игнорировал всю тяжесть ситуации, — но не мог.

Я слишком сильно ненавидел себя.

Это всё моя вина.

Белла внезапно перестала хмуриться, и её глаза расширились.

— Нет! Конечно, нет.

Я тихо вздохнул, стараясь не обращаться внимания на шавку. Конечно, я мог бы заставить его уйти — мог бы вышвырнуть прямиком в Китай и ничуть не пожалеть об этом. Но он делал Беллу счастливой. По какой-то необъяснимой, непостижимой причине моя Белла всё ещё хотела, чтобы он был рядом… и я смирился. Я ни в чем не мог ей отказать, только не тогда, когда наблюдал, как она слабеет и угасает.

Я пропустил большую часть разговора мимо ушей, слишком погрузившись в свои мысли.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как мы праздновали наш медовый месяц на острове Эсме, блаженно довольные и ничего не подозревающие. И всё же всё изменилось так быстро… Я вспомнил тихий день, проведённый нами на острове. Белла была в восторге, обнаружив среди тысяч DVD-дисков версию «Ромео и Джульетты», которую она ещё не видела. Мы развалились на диване, наблюдая за происходящим на экране, мой подбородок покоился у неё на плече, руки легко лежали на её животе, не обращая внимания на то, что росло прямо под моими пальцами…

Сколько раз Белла пыталась убедить меня посмотреть на это с её стороны? Она снова и снова делилась со мной своим видением крошечного зеленоглазого мальчика со светлой кожей и тёмными волосами…

Я мысленно покачал головой, отгоняя этот образ. Моя Белла никогда не переставала удивлять меня, но как она могла и дальше любить эту тварь, пока она разрушала её изнутри… это было выше моего понимания. Я мог лишь пытаться образумить её, но, верная своей натуре, она отказывалась понимать, какую опасность это представляет для неё. Она добровольно шла навстречу смерти, готовая отдать всё, только бы защитить это… Моё горло болезненно сжалось, как будто кто-то впился в него стальными гвоздями.

Это существо никак не могло быть тем прекрасным младенцем, которого описала мне Белла. Вероятно, оно даже отдаленно не походило на человека. Да и кому знать, если ничего подобного раньше не случалось? Возможно, покончив с этим, мы окажем ему милость. Это было противоестественно, мерзко; оно не должно было существовать.

Как и меня.

Значит, у него было что-то общее с его отцом. Что-то, что шло вразрез с природой. Что-то совершенно неправильное.

Чудовище.

Я не обращал внимания на слова, произносимые вокруг меня, но теперь настроился на мысли остальных, всё ещё с тревогой поглаживая лицо Беллы. Она говорила с Розали, прося у неё ещё крови.

«По крайней мере, я на несколько минут избавлюсь от дворняжки. В доме будет вонять ещё пару месяцев! Даже Эсме не сможет вывести эту вонь».

«Сейчас очень тихо… можно и вздремнуть. Эти дозоры выматывают меня…».

«Тепло… тихо… счастливо… безопасно…».

Я нахмурился, склонив голову набок. Последнее было другим… не из тех обычных голосов, которые я привык слышать. Скорее, это был поток смутных чувств и ощущений, обрывистых и несвязных, которые, казалось, облекались в слова в моей голове. Ощущения окружили голову, повторяясь в туманном круговороте, и я прислушался внимательнее. «Голос», казалось, стал чуть более четким.

Это казалось ближе, чем мысли Джейкоба, и уж точно ближе, чем мысли Розали… но в комнате больше никого не было.

Никого, кроме Беллы.

— Ты что-то сказала? — мягко спросил я. Возможно, она что-то и говорила… но я слышал не настоящие слова. В этом я был уверен.

«Счастье… безопасность… дом…».

Белла подняла голову с подушки, и её брови сошлись на переносице, когда её глаза встретились с моими. Она выглядела такой же растерянной, как и я.

— Я? — пробормотала она. — Я ничего не говорила.

Что же тогда?..

В голове возникла идея, быстро вытеснившая другие мысли, и я опустился на колени, склонившись над ней. Внезапное, иррациональное возбуждение охватило мой разум, отгоняя мрачные мысли.

— О чем ты сейчас думаешь?

Я чувствовал на нас двоих пристальный взгляд шавки, но не обращал на него внимания.

Её брови сошлись ещё ближе.

— Ни о чём. Что происходит?

«Приятно. Приятный звук».

— О чём ты думала минуту назад? — спросил я, сосредоточившись на невнятном голосе. С каждой секундой он становился всё отчетливее. Если я действительно слышал голос Беллы, то, возможно, поначалу он был нечетким. Возможно, пройдёт время и я смогу по-настоящему услышать, о чем она думает… но я готов ждать. Перспектива того, что я, наконец, смогу проникнуть в её мысли, потрясла меня и обрадовала. Я понятия не имел, почему именно сейчас наступило это время, но я был слишком сосредоточен, чтобы беспокоиться об этом.

— Думала о… Острове Эсме. И перьях. — слабый румянец окрасил её щеки.

«Приятный звук. Приятный звук. Приятный».

Не прошло и секунды, как меня охватило разочарование. Я сразу понял, что странный «голос», который я слышал, был чем-то другим… Он по-прежнему был сосредоточен на «приятном звуке», а не тропическом острове… или перьях.

И тут меня осенила идея. Невозможная, ещё более невозможная, чем мои предыдущие мысли. Шок пробежал по моим венам, и я сосредоточился ещё сильнее, чем раньше, вглядываясь в прекрасное лицо Беллы и старясь, чтобы мой голос звучал ровно.

— Скажи что-нибудь ещё, — настаивал я, понизив голос.

Казалось, будто в комнате больше никого не было — только я и она.

— Что, например? Эдвард, что происходит?

«Моё».

Это единственное слово звучало яснее, чем всё, что я слышал до сих пор. Настолько ясно, что, каким бы нечетким оно ни было, я смог уловить истинный смысл, истинное намерение, стоящее за ним.

В этой одинокой мысли не было ничего собственнического. Кто бы это ни был, он не думал «моё» в смысле «это принадлежит мне»… Скорее, это напомнило мне образ мыслей маленького ребёнка. То, как ребёнок соотносит слово «моё» с чем-то, чего он хочет… с чем-то, чего он желает, с чем-то, что ему нравится… С чем-то, что он любит.

Ребёнок.

«Приятный звук. Моё. Мой звук».

Я был уверен, что изумление отражалось на каждом сантиметре моего лица. Благоговейный трепет охватил меня, вытеснив шок, и, не успев осознать, что я делаю, я протянул руки.

Очень осторожно я положил руки на округлившийся живот Беллы… на младенца… на ребёнка.

— Пло… — я запнулся, тяжело сглотнув. В голове всё перевернулось; я не мог связать безличное слово «плод» с ясными, разумными мыслями, которые только что услышал.

— Оно… — опять не то слово. — …малышу нравится звук твоего голоса.

Единственным звуком в комнате был стук двух сильно бьющихся сердец. Белла сделала глубокий вдох, её глаза расширились. И затем…

— Чёрт возьми, ты его слышишь! — закричала она, возбуждение прогнало все следы смущения.

«ГРОМКО!».

Малыш рефлекторно дёрнулся.

Моя рука всё ещё лежала на животе Беллы, и я почувствовал, как ножка младенца дёрнулась вверх. На меня это движение никак не повлияло, но Белла вздрогнула.

— Чш-ш-ш…

Я сразу вспомнил, насколько она хрупкая — гораздо более хрупкая, чем когда-либо прежде. Однако на этот раз осознание этого не вернуло меня в адское состояние. Я почувствовал, как нежность поднимается в своей груди, и провёл рукой выше по её животу, осторожно поглаживая.

— Ты напугала… его.

«Плохо, плохо», — подумал голос, внезапно занервничав. Удивительно, но он, казалось, осознавал боль Беллы.

«Только не снова. Нет, нет, нет».

И снова я почувствовал легкое движение, когда ребёнок отстранился, свернувшись калачиком.

«Прости».

Глаза Беллы расширились ещё больше, и она положила свою руку рядом с моей, поглаживая свой живот.

— Прости, маленький.

Я долго смотрел на её лицо, но она была слишком поглощена ребёнком, полностью сосредоточившись на выпуклости своего живота. Я тоже невольно опустил глаза. Мысли всё ещё не были облечены в слова, но они вернулись к тому же циклу удовлетворенных чувств. Те же смутные ощущения повторялись снова и снова: счастье, тепло, безопасность… дом.

— О чем он теперь думает? — прошептала мне Белла, в её голосе слышалось нетерпение.

Я снова встретился с ней взглядом и отметил, что её голос звучал сильнее, чем утром… Её щеки сияли более здоровым румянцем, а на губах, казалось, играла постоянная улыбка. Я попытался справиться со всем этим трепетом, чтобы прорваться и разделить с ней ту же радость.

— Это… Он или она… — мой голос звучал неуверенно; мой разум отказывался смириться с тем фактом, что это существо убивало мою Беллу. Но ненависть ускользала, не находя опоры. — Он счастлив, — прошептал я.

Невозможно. Абсолютно, неоспоримо невозможно. И всё же, вот оно — доказательство того, что этот ребёнок действительно существовал. Он был живым и… хорошим. Мысли, которые я уловил, не были мыслями чудовища. Да и не могли быть. От абсолютной беззащитности и простой радости этих чувств у меня перехватило дыхание.

Ребёнок.

Мой ребёнок.

Из уголков глаз Беллы потекли слёзы, стекая каскадами по щекам и сверкая на подбородке. Она снова опустила глаза и обхватила руками живот.

— Ну разумеется, ты счастлив, милый малыш, конечно же счастлив. — пробормотала она. — Как же тебе не быть счастливым, когда ты в безопасности, тепле и любви? Я так сильно люблю тебя, маленький Э-Джей, конечно, ты счастлив.

«Приятный звук. Приятный звук. Мой приятный звук. Моё».

Я склонил голову набок, на мгновение отвлекшись.

— Как ты его назвала?

Кровь снова прилила к её щекам, хотя улыбка не сходила с лица. Этот румянец был сильнее первого.

— Я вроде как дала ему имя. Подумала, что ты не захочешь… Ну, ты понимаешь.

Почему меня вдруг озаботило, что мне бы это не понравилось? Что ещё несколько часов назад я бы возмутился тем, что Белла дала ребёнку имя?

— Э-Джей? — спросил я, пытаясь отвлечься.

«Очень приятный. Очень приятный звук».

— Твоего отца тоже звали Эдвард, — напомнила она мне, всё ещё немного смущённая.

— Да, звали. Как…? — начал я спрашивать, но снова отвлёкся на туманные мысли.

«Очень приятный звук. Очень. Приятный. Мой приятный. Мой звук».

— Хмм…

Белла попыталась сесть, оторвавшись от подушек.

— Что?

Я автоматически переместился, положив одну руку ей на грудь, мягко опуская её обратно на диван. Другой рукой я погладил её по щеке.

— Ему и мой голос нравится, — пробормотал я.

— Ну разумеется, ему нравится, — голос Беллы звучал самодовольно, как будто она ожидала это с самого начала. Я всё ещё не мог прийти в себя. — У тебя самый красивый голос на свете. Как он может ему не нравиться?

Я уже собирался возразить ей, когда Розали перегнулась через спинку дивана и вмешалась в разговор. Я был немного сбит с толку — забыл, что в комнате были и другие.

«Моё… моё… Мой приятный звук, мой приятный звук».

Я вполуха слушал Беллу и Розали, обсуждавших пол будущего ребёнка. Крошечные мысли снова закрутились в голове.

Существо… ребёнок… слушал голос Беллы, повторяя её слова, хотя он — он! — казалось, не понимал их смысла. Он просто слушал их, полностью погрузившись в слова, обволакивая их вокруг себя, как кокон.

«Моё».

Это слово снова изменилось, приобретая совершенно новое значение… Казалось, ребёнок внезапно осознал, что за этим голосом стоит нечто большее, чем просто голос… что за этим голосом стоит человек. Осознание, что кто-то несёт его, хранит; осознание кого-то, кто поддерживает в нём жизнь и крепко держит его. Возникло внезапное, ошеломляющее желание; внезапная потребность увидеть обладателя этого приятного звука. Отчаянное желание оказаться в его объятиях, прикоснуться к нему… узнать его.

Любить его.

Её.

И с этими словами вся моя обида улетучилась.

У моей ненависти больше не было оснований. Она больше не могла существовать. Это творение — этот невероятный, невозможный ребёнок, — уже понимало гораздо больше, чем положено ещё нерожденному младенцу… и оно любило Беллу. Это был поворотный момент. Так сказать, последний гвоздь в крышку гроба. Этот ребёнок — мой ребёнок! — был реальным человеком, а не тем извращённым, больным созданием, которое я себе представлял. Я понял, что он никак не мог знать о том, какой вред оно — то есть, он — причинял своей матери… По крайней мере, до этого момента. Но он любил её. Он любил её! Он думал, он понимал, и он любил свою мать.

Я больше не мог видеть в нём чудовище, ни в коем случае. Он был ребёнком.

Ребёнком.

Моим ребёнком.

— Но я всё-таки думаю, что родится Эдвард.

Слова Беллы сбили меня с толку, и, застигнутый врасплох внезапным поворотом, я был не в состоянии ответить. Я уставился в пространство, слушая, как малыш продолжает впитывать слова Беллы, крепко за них цепляясь.

— Что? — спросила Белла сдавленным от волнения голосом. — Что он сейчас думает?

В этот момент смутные чувства, питавшие мысли малыша, были невероятно ясными.

«Я люблю тебя».

Так просто, как будто он произнёс это вслух. Без слов, даже без связной мысли…

Не в силах остановиться, я снова наклонился… прижавшись к выпуклости живота Беллы. Она ахнула, потрясенная не меньше меня.

— Он любит тебя, — ошеломленно прошептал я. — Он просто обожает тебя.

Под теплой кожей Беллы, малыш пошевелился, вероятно реагируя на мой голос. Интересно, понимает ли он вообще мои слова.

Невозможно.

Мой ребёнок.

В уголках глаз Беллы снова заблестели слёзы, а её улыбка стала такой широкой, что казалась болезненной. Я положил одну руку ей на живот, совсем рядом с её рукой, а другую протянул вверх и запустил пальцы в её волосы, намереваясь поцеловать.

Псина испортила момент.

«Нет!».

Он закричал, и его мысли впервые проникли в мой разум. Я совсем забыл о его присутствии, но в этот момент он решил дать о себе знать.

«Нет! Нет! НЕТ! Что… как? Нет! Он должен был страдать! Он должен был ненавидеть это! А он… что? Теперь он это любит? Не может быть! Это чудовище! Оно убивает её, черт возьми! НЕТ!».

Через секунду он уже был на ногах, вибрируя, как камертон.

Я вскинул голову, как и Белла. Я понял, что это значит — он не слышит ребёнка. Он не поймёт… не поймёт того, что теперь понял я. Он не поймёт, что оно — он — настоящий человек.

— А-а, — ахнул я.

Ему здесь не место. Он всё портил — портил для Беллы, портил для меня… для ребёнка. Он не принадлежал этому моменту. Никогда не принадлежал.

Я подскочил к столу, чуть не опрокинув лампу, в спешке, чтобы увести его отсюда. В ящике лежал ключ, я схватил его и, не глядя, швырнул в шавку.

— Иди, Джейкоб. Уходи отсюда. — я старался говорить спокойно. Это было сделано как ради него, так и ради меня; он не заслуживал такой боли, которую испытывал, находясь здесь. Я хотел, чтобы он ушёл, чтобы мы все могли оставить боль позади… чтобы всё вернулось к радостному моменту.

Джейкоб, не глядя, схватил ключи и в следующую секунду исчез в дверях. Его мысли всё ещё вихрились в панике, когда он рванул к гаражу, быстро увеличивая дистанцию между нами.

В течение нескольких ударов сердца стояла полная тишина. Первым звуком, который я услышал, были тихие, невнятные мысли малыша.

«Звук?».

Он был встревожен тишиной, задаваясь вопросом, куда делся приятный звук.

Я медленно вернулся к Белле, двигаясь в человеческом темпе. Её широко раскрытые глаза по-прежнему были устремлены на дверь. Я опустился на колени рядом с ней, одной рукой коснулся её лица, а другую снова опустил на живот.

— С тобой всё в порядке? — прошептал я.

Она медленно кивнула, обхватив рукой живот. Я накрыл её пальцы своими и нежно поцеловал… В данный момент она была слишком хрупкой для чего-то большего.

— Джейкоб… — начала она.

— С Джейкобом… всё будет в порядке, — заверил я её. — Ему просто нужно найти… кого-нибудь.

Она по-прежнему смотрела на дверь, прикусив нижнюю губу. Я улыбнулся, прижавшись головой к её груди. Её сердцебиение всё ещё было слабым, но сильнее, чем раньше.

— Э-Джей всё так же счастлив, — честно сообщил я ей. Это был не просто отвлекающий маневр; я был почти так же поглощен этим новым, невозможным человечком, как и она.

Ухмылка снова распылилась по лицу Беллы, и она переплела свои пальцы с моими.

— О чем он сейчас думает?

Мне даже не нужно было заглядывать в сознание малыша, чтобы понять это.

— Он любит тебя.

В глубине души я искренне надеялся, что Джейкоб найдёт для себя… что бы то там ни было. У него было своё место в этом мире. Однако в данный момент это место не здесь. Я смутно осознавал, что Розали исчезла. Остались только мы с Беллой… так и должно быть.

Только мы с Беллой… и совсем маленький ребёнок.

Невозможно, но это правда.

Ребёнок.

Мой ребёнок.

Я держал наши пальцы переплетёнными на животе Беллы, когда наклонился вперед, снова нежно целуя её.