Гаснет в окнах свет (гет)

Каз всегда считал, что умрет от чьей-нибудь пули или ножа, в крайнем случае — от яда. Но вот уж никак он не думал, что его свалит какая-то болезнь. В конце концов его не смогла прикончить даже чума. А вот поди ж ты. Медики и даже Целитель, которого Каз сумел с огромным трудом найти в Кеттердаме, разводили руками и говорили одно: они не сталкивались с таким и совершенно бессильны.

Не желая сдаваться, Каз продолжал искать лекарства, методики, хоть что-нибудь, но одновременно начал готовить Анику и Пима, чтобы они могли возглавить Отбросов, если (когда) его не станет. Если они что и подозревали, озвучивать свои мысли не стали. И Каз был за это благодарен. Он сообщит своей банде, просто не сейчас.

И тут из очередного плавания вернулась Инеж. Вполне ожидаемо, и раньше Каз не испытывал бы по этому поводу ничего, кроме бесконечного счастья. Но сейчас… Нет, счастлив он был по-прежнему, однако теперь к этому чувству примешивалась горечь. После долгих колебаний Каз решил ничего ей не говорить. Он отдавал себе отчет, что Инеж будет злa. Но ему не хотелось омрачать их встречу — скорее всего последнюю. А кроме того, он не хотел, чтобы она из чувства долга посчитала себя обязанной остаться с ним до конца, забросив свою миссию.

* * *

Инеж улыбнулась, заметив знакомую фигуру на причале. Каз как всегда встречал ее, застыв темным изваянием, положив на трость обе руки. А шумные портовые толпы старательно обходили его по широкой дуге.

Но когда схлынула первая радость встречи, Инеж заметила, что выглядит он изможденным и бледным — больше, чем обычно.

— Ты опять не спишь и не ешь? — спросила она, нахмурившись.

Каз пожал плечами, и она тяжело вздохнула. Ругать его по этому поводу бесполезно, но Инеж всё еще не теряла надежду заставить его немного больше заботиться о нуждах собственного тела. Однако сейчас не стала заострять на этом внимание. Она была слишком счастлива долгожданной встрече, чтобы начинать ее со споров.

А потом и вовсе забыла обо всем. Каз проводил с ней чуть ли не каждое мгновение. На краю сознания мелькнула мысль, что это несколько подозрительно. Нет, он всегда откладывал дела, которые можно отложить, нa время ее возврaщения в город, но не до такой степени. Однако Инеж отмахнулась от этой мысли. Она точно не собиралась жаловаться на то, что Каз хочет быть с ней. Она тоже безумно соскучилась.

Вернувшись из следующего плавания, она горько пожалела о том, что не прислушалась тогда к внутреннему голосу и не попыталась выяснить, что происходит.

На этот раз в порту ее никто не встречал, но это и неудивительно. Инеж вернулась раньше, чем собиралась, и решила устроить сюрприз, не послaв голубя вперед корaбля. Закончив со всеми делами, Инеж распустила команду и направилась прямо в Клепку.

Комнаты на чердаке были пустыми и… жутко застывшими. Инеж не сразу поняла, откуда появилось это странное ощущение, а когда поняла, ее пробрала дрожь. На первый взгляд здесь всё было привычно. Но только на первый. На столе, который вопреки обыкновению не был завален документами и гроссбухами, скопился слой пыли в пaлец. Пыль осела и на других предметах. Словно хозяин давно покинул комнаты, но никто не осмелился что-то поменять здесь и уж тем более их занять. Словно… Каз умер.

Эта мысль заставила кровь заледенеть в жилах. Инеж несколько раз судорожно вздохнула, пытаясь подавить окативший ее холодом ужас, от которого задрожали руки. Нет-нет, это всё ерунда, она выдумывает. Наверное, Каз просто уехал из города рaди какого-нибудь дела, и, конечно, никто из Отбросов не станет заглядывать в комнаты босса в его отсутствие. Но в глубине души она чувствовала: что-то случилось.

Инеж открыла дверь, которая оказалась незапертой (еще один тревожный признак) и спустилась в общую комнату Клепки.

Несмотря на то, что там присутствовало несколько человек — знакомые старые члены банды и новенькие, которых Инеж не помнила, — царила странная мрачная тишина. Никто не смеялся, не разговаривал громко, не хвастался достижениями и не рассказывал похабные анекдоты. Отбросы выглядели так, словно сидели на поминкaх. Инеж стало дурно, и она вцепилась в перила лестницы.

Ей понадобилось несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы собраться с духом и спуститься с последней ступеньки.

— Где он? — спросила Инеж внезапно охрипшим голосом.

Все присутствующие вздрогнули и повернули к ней головы.

— Призрак, — удивленно произнес Ротти. — Мы думали, ты должна вернуться позже.

— Где он? — повторила Инеж, не желая больше ничего слышать.

Они неуверенно переглянулись. Тяжелую тишину, воцарившуюся на несколько мгновений, каждое из которых казалось вечностью, нарушил Дерек:

— Думаю, тебе лучше поговорить на этот счет с Аникой. Она сейчас в «Клубе ворона».

Некоторое время Инеж сверлила его взглядом, пытаясь понять, что стоит за этим странным предложением. Но никто из присутствующих явно не стремился просвещать ее насчет того, что случилось с Казом. Возможно, разговор с Аникой действительно будет более продуктивным. Инеж отрывисто кивнула и вышла, тут же забравшись на крыши. Так будет быстрее.

В клубе как всегда было шумно. По крайней мере, здесь ничего не изменилось. Инеж быстро нашла Анику, которая сидела возле барной стойки и наблюдала за посетителями. Как обычно делал Каз. Инеж вздрогнула от этой ассоциации, но в который раз подавила эмоции и направилась прямо к Анике. Заметив ее, та помрачнела, хотя и раньше выглядела не слишком радостной. И, не утруждаясь приветствиями, мотнула головой в сторону кабинета Каза:

— Пошли поговорим.

Нехорошее предчувствие стало почти уверенностью, сжав внутренности ледяным кулаком. Никогда прежде Аника не приглашала ее в кабинет босса так, словно это ее кабинет.

— Где он? — снова спросила Инеж, едва за ними закрылась дверь, и на этот раз голос сорвался.

Кабинет выглядел вроде бы таким же. Аника прошла к столу и встала перед ним, скрестив руки с мрачным видом, словно ей очень не хотелось начинать этот разговор. Инеж уже не была уверена, что хочет слышать ответ. То есть не так: она боялась услышать ответ.

Аника тяжело вздохнула.

— На самом деле, я не знаю.

Инеж уже открыла рот, чтобы заметить, что ради этого заявления не стоило уходить из зала, как Аника подняла руку, останавливая ее.

— Примерно три месяца назад Каз сообщил нам с Пимом, что он смертельно болен и лекарства не существует.

Сердце пропустило удар, тысяча мыслей взметнулась в голове, но на этот раз Инеж не пыталась перебивать.

— Зная его, я даже не сомневаюсь, что он испробовал всё, что можно, перерыл все библиотеки и нашел лучших специалистов. Очевидно, безрезультатно. В общем, когда стало совсем плохо, Каз оставил Отбросов на нас с Пимом и покинул город. Он не сказал, куда отправляется, чтобы провести там свои последние дни, хотя подозреваю, что Фахи в курсе.

Инеж прикусила губу. Три месяца назад она как раз только уплыла из Кеттердама. Почему Каз ничего ей не сказал? Почему Джеспер ей промолчaл?

После короткой паузы Аника добавила:

— Он оставил тебе «Приют канатоходца» и свои личные счета. Клубы и остальные деньги перешли во владение Отбросов. Точнее, перейдут — Джеспер должен сообщить нам, когда… — Аника сглотнула и скорбно поджала губы. — Ну ты поняла.

Значит, он еще не умер. В сердце вспыхнула яростная надежда. Пожалуй, с Джеспером она разберется позже. Сейчас надо найти Каза, пока не стало слишком поздно.

— Ты совсем не в курсе, куда он уехал? — спросила Инеж.

Аника помотала головой.

— Куда-то в провинцию. Но точно не знаю.

А вот у Инеж появилась хорошая догадка, куда именно в провинцию мог отправиться Каз. Она кивнула, слабо улыбнувшись:

— Спасибо, Аника.

Та кивнула в ответ, и на этом они расстались. Инеж собиралась немедленно отправиться на одну ферму неподалеку от Лижа.

Всю дорогу Инеж попеременно переходила от ярости — как он мог скрыть от нее такое? — к отчаянию — представить свою жизнь без Каза она была не в состоянии. И эти эмоциональные качели ее жутко измотали.

К тому моменту, когда Инеж добралась до фермы, солнце начало садиться.

Каз сидел на улице в плетеном кресле, вытянув ноги и закрыв глаза. При виде него весь гнев испарился, оставив только тоску и боль. Он был еще бледнее обычного, под глазами залегли темные тени, и в целом выглядел абсолютно изможденным. Инеж прикусила губу, сдерживая рыдание. А хуже всего — он не почувствовал ее приближение. Каз всегда, всегда знал, как только она появлялась рядом, словно обладал каким-то шестым чувством, настроенным на нее. Но сейчас — ничего. Ни малейшего признака, что он знает о ее присутствии.

— Каз, — тихо позвала Инеж, надеясь, что он просто игнорирует ее, как бывало раньше.

Он вздрогнул, разрушая эту надежду, и распахнул глаза, уставившись на нее со смесью удивленной радости и страха.

— Инеж, — его голос прошелестел, будто опавшая листва — ничего общего с привычным скрежещущим звуком.

Инеж сама не заметила, как в одну секунду оказалась рядом и опустилась на колени у его ног, осторожно взяв его руки в свои. Он слабо сжал ее пальцы в ответ.

— Почему ты не сказал мне? — с болью спросила она.

Каз вздохнул и отвел взгляд.

— Не хотел, чтобы ты видела меня таким. И чтобы ты забросила дело своей жизни ради того, чтобы сидеть у постели умирающего.

Прежний гнев вспыхнул с новой силой.

— Shevrati! — яростно прошипела она, однако не отпуская его рук. — А меня ты спросил, чего я хочу? Ты хоть понимаешь, что я пережила, когда, вернувшись в Кеттердам, получила такие новости? Когда думала, что уже не застану тебя в живых?! Даже попрощаться не смогу?!

Под конец Инеж уже едва не кричала. Каз поморщился, словно от головной боли, и она резко замолчала, хотя хотелось много еще чего ему высказать. На некоторое время воцарилась тишина, а потом Каз тихо произнес:

— Прости. Я бы сказал mati en sheva elu, но, боюсь, у меня не будет времени загладить свою вину.

Он криво улыбнулся, и Инеж снова захотелось разрыдаться. Вместо этого она глубоко вдохнула, на мгновение закрыв глаза, после чего снова посмотрела ему в лицо, жадно впитывая каждую черточку, словно могла налюбоваться им впрок.

— Я люблю тебя. И хочу быть с тобой до самого конца. Не отталкивай меня, пожалуйста.

Каз наклонился и прижался губами к ее лбу.

— Я тоже люблю тебя, сокровище.

Зато на Джеспера, который появился на ферме на следующий день, Инеж орала долго и со вкусом. Да, она понимала, что он молчал по прикaзу. Но всё равно считала, что он мог бы дать ей знать. Ну и ей просто нужно было выплеснуть на кого-то всё, что разрывало ее изнутри. С Казом она этого проделать не могла из-за его состояния, а Джеспер вовремя подвернулся под руку, когда она уже чувствовала, что еще чуть-чуть и взорвется.

Джеспер выглядел пристыженным и долго извинялся. Как выяснилось, он регулярно навещал Каза, но предложение оставаться с ним постоянно Каз непреклонно отверг. Упертый идиот. Так что Джеспер воспринял новость о появлении на ферме Инеж с явным облегчением.

Время бежало слишком быстро, утекало сквозь пальцы. И с каждым днем, каждым часом Каз таял как свечка. Инеж старалась оставаться спокойной, по крайней мере с виду (последнее, что сейчас нужно Казу — ее истерика), и смаковать каждое мгновение, проведенное с ним. Но когда непролитые слезы грозили задушить ее, уходила куда-нибудь под первым попавшимся предлогом, чтобы хоть немного выплеснуть невыносимую тяжесть неизбежного.

Если Каза и страшил близкий конец, он ничем этого не показывал. Зато (наверное, впервые с раннего детства) он просто наслаждался жизнью, будто наверстывая все те годы, когда скорее сражался за выживание, чем жил. Инеж еще никогда не видела, чтобы он столько улыбался, и так открыто. Он рассказывал ей незначительные, но драгоценные для нее истории из своего детства — из того времени, когда он был еще беззаботным мальчиком, живущим на ферме с отцом и братом. И Инеж бережно складывала их в копилке своего сердца.

Вскоре Каз настолько ослаб, что уже не вставал с кровати. И каждый раз, когда он засыпал, а спал он теперь много, Инеж с замиранием наблюдала, поднимается ли еще его грудь в слабом дыхании. Только из-за этой новообретенной привычки она заметила точный момент, когда следующего вдоха не последовало.

— Каз? — позвала Инеж, легонько тряхнув его.

Тишина. Она прижала дрожащие пальцы к его шее, проверяя пульс. И несколько мгновений спустя уронила руку, судорожно вдохнув. Казалось бы, за столько дней постепенного угасания она должна была бы смириться с мыслью о потере, но легче почему-то нисколько не стало. Грудь сдавило, и по лицу покатились слезы.

Инеж наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб, и прошептала:

— Прощай, любовь моя. До встречи в ином мире.

Она почти могла слышать его насмешливое: «Для меня не будет счастливого посмертия, Инеж. Даже если предположить, что оно вообще существует». Всхлипнув, она покачала головой:

— Ты ошибаешься.

И рассеянно подумала, что, наверное, уже сходит с ума, если спорит с умершим. Инеж не знала, сколько просидела так, глядя на Каза, словно пытаясь запечатлеть в памяти каждую черточку его лица, и не стирая ручьем текущих слез. Скоро надо будет встать, заняться необходимыми формальностями, организовать похороны, сообщить друзьям. А потом ей придется как-то жить дальше. Без Каза.

Но еще немного она могла позволить себе побыть слабой, оплакивая человека, которого любила больше всего на свете.

— Обещай, что будешь счастлива, — попросил он ее в один из тех дней, когда они сидели на крыльце, наслаждаясь теплым летним солнцем.

— Я постараюсь, — ответила тогда Инеж и сейчас твердо повторила: — Я постараюсь.