Подруга (джен)

— Привет, Меттея!

Встрепенувшись, Меттея Ниб оборачивается на голос, на слегка подкрашенных губах сама собой расцветает улыбка. Быстрый взгляд украдкой в зеркальце на стене: прическа в порядке, круги под глазами не слишком видны, верхние пуговки рубашки расстегнуты ровно настолько, насколько позволяют приличия. Следы времени на шее пока незаметны, хотя лицо уже предательски выдает возраст. Впрочем, визитер тоже немолод — чего ей стесняться?

— Привет, Бен.

Этого чудака, местную знаменитость от Анкорхеда и Дюнного моря до самого Мос-Айсли, Меттея знает почти три года. Вернее сказать, не знает, а знакома с ним: о себе он никогда не распространяется, да и вообще не любит говорить на эту тему. Странный он человек, этот Бен Кеноби: живет совсем один, неизвестно чем зарабатывает на жизнь, водится с джавами-мусорщиками, зато в том же Мос-Айсли бывает редко. И все-таки каждый его приезд для Меттеи — словно восход солнц.

— Заскучал один, домосед? Проходи-проходи, ты как раз вовремя, работы что-то почти нет. Видно, никого за последние пару недель не пристукнули, чтобы мне возиться с их шалопаями.

Меттея любит поговорить и встречает потоком слов любого посетителя — хоть соседа, забежавшего одолжить кредитов, хоть делового клиента. Последние в самом деле приходят все реже — не иначе, все сироты Татуина уже нашли себе новое пристанище.

Но, если уж говорить о посетителях вообще и о Бене Кеноби в частности, то не сыщется на Татуине человека, которому бы Меттея радовалась больше. С тех самых пор, как он три года тому назад выручил ее, прихворнувшую от жары, на улице, она не знает никого ближе и роднее. Пусть он заезжает нечасто — то пару раз в месяц, то пропадет на несколько недель, — ей всегда приятно поговорить с ним. Хотя говорят они в основном о ней самой, о жизни на Татуине и порой о галактических новостях.

И все-таки он странный, несмотря на любезность, забавный юмор и умение сделать любой разговор преинтересным. На вид не старше нее самой, чуть за сорок, а волосы и борода почти полностью седые. Не иначе, ему пришлось немало пережить — да что тут, в галактике только-только закончилась война; видно, и его зацепило. И такая тоска в глазах — когда он думает, что она не замечает. Меттея долго гадала, что же могло с ним приключиться и что заставило приехать жить на этот комок песка. Ответ вышел страшным: Бен похож на человека, который потерял в жизни все — и даже больше.

Но сейчас он таким не кажется — улыбается, а от улыбки он сразу выглядит моложе. Меттея вдруг замечает: сегодня он не один. Поневоле она удивляется: как эти двое вообще дошли сюда и не привели с собой хвост из толпы зевак в парсек длиной? Сам по себе Бен — та еще картина для любопытных глаз, а уж с таким спутником…

Да, более нелепого зрелища не придумаешь: высокий, мрачного вида мужчина в потрепанном плаще — и маленькая девочка, одетая по-мальчишечьи. Девчушке года четыре, волосы у нее — белые-белые, как слепящее сияние солнц, да и кожа довольно светлая для коренной татуинки. Но лицо странное — застывшее, будто неживое; у детей таких не бывает. Вернее сказать, не бывает у нормальных детей.

— Звезды и планеты! — всплескивает Меттея руками. — Где ты взял это чудо?

Девчушка и впрямь чудесная, иначе не скажешь. К тому же красивая, а как вырастет, еще краше станет. Но ведет себя не как прочие дети — не бежит разглядывать игрушки в углу и не жмется, стесняясь, у порога. Просто держится за плащ Бена, а пальчики-то аж побелели.

— Ты ее ко мне? — продолжает Меттея, не дождавшись ответа. — Сирота? — Поневоле она чувствует, как щемящая жалость сменяется профессиональным интересом.

Меттея — давняя и единственная служащая «Космического приюта», вернее, его скромного филиала на Татуине. Если она и любит кого-то больше всего на свете, так это детей, но с собственным ребенком, как и с его отцом, ей не повезло. Обоих давно уже нет в живых, и с тех пор она отдала почти двадцать лет своей жизни чужим детям, помогая им обретать новые семьи. С радостью она откликнулась на призыв сенатора Панхиты с планеты Корулаг: сенатор давно занималась благотворительностью по всей галактике, не гнушаясь даже захолустьями вроде Татуина, которые и в Республику-то не входили. Впоследствии Панхита имела неосторожность подписать «Петицию двух тысяч», но отозвала свою подпись, чтобы по-прежнему заниматься любимым делом. Меттея же была далека от политики, зато всем своим существом увлеклась идеей — подарить маленьким сиротам новый дом и новых родителей.

Ее задача проста: сообщать в службу «Космического приюта» о каждом новом ребенке и оформлять на него документы. Ну, и приютить каждого нового ребенка у себя до тех пор, пока за ним не прилетит челнок и не увезет навстречу новой жизни. Работа вроде несложная, но своеобразная. Порой ее дом, по совместительству офис, пустует, а порой превращается в настоящий детский сад. Спасибо, наскребла кредитов на пару дроидов-нянь — хоть какая, да помощь.

Бен кивает, так грустно, будто покойные родители девочки были его любимыми родственниками.

— Увы, да. Тускены разорили их ферму и убили всех, она одна выжила. Я случайно наткнулся на это место и успел спасти ее. Она молодец, быстро поправилась, только все время молчит. Вот я и пришел к тебе. Сама понимаешь… — Он отводит глаза, краснеет — Меттея обожает наблюдать за ним в такие минуты. — Не могу же я воспитывать девочку.

Пока Бен рассказывает, Меттея протягивает девочке спелое палли. Изумленные глаза малышки становятся величиной чуть ли не с сам фрукт, но она берет его и тут же начинает есть. Капельки сока летят на грубую рубашку, и от этого зрелища у Меттеи теплеет в груди. Но она замечает, сколько всего скрыто в последней фразе Бена, и спешит подхватить:

— А почему нет? — решительно берет она банту за рога. — И девочек, и мальчиков. Ты еще не старый мужчина, крепкий, а главное, вон какой заботливый, добрый. Тебе сами солнца велели завести семью, детей…

— Шутишь? — усмехается в бороду Бен, да так, что невозможно не улыбнуться в ответ. — Какая мне семья? Да и какая, прости за грубость, не слишком умная женщина станет иметь дело с таким, как я?

Он глядит на девочку, и она поднимает взгляд на него. Уголки ее губ, перепачканных соком палли, чуть-чуть дрожат.

— Ей нужны настоящие родители, — ловко возвращает Бен разговор на прежнюю дорогу. — Которые станут любить ее и вырастят хорошим человеком.

— А разве ты бы вырастил плохим?

Меттея поневоле умолкает, замечая, как меняется в лице Бен. Как же она забыла: он не любит говорить о воспитании детей, сразу мрачнеет пуще обычного и замолкает. Видно, это у него больная мозоль; Меттея так и не вызнала подробностей, но с собственными детьми, если они у него есть, ему явно не повезло.

— Неважно. — Усилием воли Бен продолжает разговор. — Она должна расти в безопасности, а на Татуине, сама знаешь, ее не найти. Помоги устроить девочку в «Космический приют».

— Что ж, ты обратился вовремя. — Меттея умело скрывает свое разочарование: опять не удалось его разговорить! — Челнок прилетает через два дня. Хасти, пилот, звякнул мне буквально вчера, говорит, они набрали достаточно во Внешнем Кольце и полетят в центральные системы. Вроде начнут с Алдераана.

— Вот и отлично! — Бен тотчас оживляется, но почти сразу сникает — то есть становится прежним, спокойным и собранным. И мрачным. — Это был бы лучший вариант. На Алдераане много благотворительных миссий, многие из них курирует королевский дом. — Он отчего-то улыбается и вновь молодеет, голубые глаза его сияют. — Думаю, девочка попадет в хорошую семью.

— Как ее зовут хоть? — Меттея смотрит на девчушку, та отводит глаза, но уже не вцепляется отчаянно в плащ Бена.

— Не знаю, она же не говорит — вот и не представилась. Да и с памятью у нее явно проблемы. Может быть, она забыла даже свое имя.

— Так давай сами назовем, а? — оживляется Меттея. — Надо же мне что-то вбить в метрику. Сейчас придумаем. Она такая… непохожая на других девчонок, вот и имечко ей нужно особенное. Эти ее волосы…

— Как снег, — подхватывает Бен. Его рука мягко ложится на беловолосое темя, девочка не отдергивается, лишь поднимает головку и смотрит ему в глаза.

— Как что?

Меттея ненавидит казаться перед ним дурой, но из него то и дело сыплются всякие непонятные словечки. Хотя Бен никогда не попрекает ее невежеством, а всегда поясняет. Вот и сейчас спешит пояснить:

— Снег, замерзшая вода. На некоторых планетах бывает так холодно, что вода замерзает и превращается в белые крупинки. Они падают на землю, как песок во время бури, и покрывают ее сплошным ковром. — Бен задумывается ненадолго, на его лице появляется мечтательное выражение, которое сменяет добрая улыбка — прямо отцовская. — Винтер.

— Как? — переспрашивает Меттея. — Винтер… Красиво звучит. И что это значит?

— На одном из галактических наречий это означает «зима» — время года, когда землю покрывает снег. Пусть это имя принесет ей удачу и счастье.

Меттея протягивает девочке еще одно палли, та вновь берет, но есть уже не торопится.

— Ничего, мы и так будем счастливы. — Меттея берет девочку на руки, та идет и, кажется, слегка улыбается. Прозрачно-голубые глаза оживают. — Правда, Винтер? Вот видишь, ей нравится имя. Ну-ка, повтори: меня зовут Винтер!

— Вин…тер… — после почти минутного молчания неуклюже произносит девочка.

Голос у нее глуховатый и хриплый, будто в горле полно песка, но это пройдет: молчала-то сколько, да и страху натерпелась! Главное, что заговорила, а дальше пойдет быстрее.

Меттея видит, как потрясен Бен. Ей даже кажется, что в глубине его глаз, таких же голубых, как у Винтер, блестят слезы. Губы его чуть шевелятся, а потом раздвигаются в доброй усмешке.

— Вот видишь: ей нужна мама, — говорит он, — а я не слишком-то похож на нее. Настоящая мама, такая же милая и добрая, как ты, Меттея.

При этих словах Винтер едва не летит на пол. Меттея успевает собраться, но сердце ее замирает, ноги подкашиваются, а душа ждет… ждет тех самых слов — от этого самого человека.

Но он их не говорит. И, наверное, не скажет никому и никогда.

— Да, ты прав… Иди-ка на ножки, милая.

Меттея ставит Винтер на пол, и девочка уже не спешит вернуться к Бену. Ее привлекает вышивка на юбке Меттеи, и она задумчиво ковыряет пестрые цветочные узоры, потихоньку жуя палли.

— Ты не переживай, Бен, я уж за нею пригляжу, — продолжает Меттея как ни в чем не бывало. — И в «Приют» отошлю, а там с этим делом всегда порядок, за каждого из ребят отчитываются — кого кому и когда пристроили. Я тебе сразу позвоню и… Ах ты ж, у тебя комлинка нет! Ну, тогда загляни через недельку или дней через десять, тогда уж точно будет известно.

— Хорошо. Спасибо, Меттея, — улыбается Бен. — Не знаю, что бы я без тебя делал.

«Кто ж тебе, хаттову упрямцу, мешает это изменить?» — думает в сердцах Меттея, но не подает виду. И вправду, странный человек: женщин сторонится, будто бандюг Джаббиных, детей опасается. «Видно, тут и впрямь не обошлось без семейной неурядицы. Может, с женой не повезло или дети от рук отбились да покатились по кривой дорожке. Хотя нет, не похож он ни на женатого, ни на отца. Даже не верится: он и сейчас-то мужчина видный, хотя почти седой весь, а в молодости-то, поди, отбою от девок не было. Неужто ни разу не влюбился? Может, в этом-то и дело все?»

За такими думами Меттея привычно провожает гостя. Винтер им не мешает: наглядевшись на узоры, она обнаруживает игрушки в углу и вскоре крепко обнимает мягкую плюшевую банту. Взгляд Бена падает на девочку, в глазах его светится тепло. Эх, а все-таки славным он был бы ей отцом! Да и не только ей.

— Может, передумаешь, пока не поздно? — шепчет ему Меттея. — Зря отказываешься, хорошая девчушка.

— Знаю, — вздыхает Бен и прибавляет одну из своих непонятностей: — Потому и отказываюсь.

Стоя в дверном проеме, Меттея глядит, как Бен взбирается на свою эопи, накидывает на голову капюшон. Теперь, сгорбленный в седле, он вправду кажется стариком. Интересно, сколько ему на самом деле? Бен чуть оборачивается, кивает ей, из-под капюшона сверкает знакомая добрая улыбка.

Как бы то ни было, как бы ни были пусты тайные надежды Меттеи, она знает одно: Бену радостно приезжать сюда и говорить с нею. А это не так уж мало.

* * *

И все же Меттея не знает многого. Не знает, как долго размышлял человек, известный ей как Бен Кеноби, прежде чем завести с нею более тесные дружеские отношения. Не знает, как он страшился невольно подать ей напрасную надежду на то, чего никогда не может быть. Потому что не для этого он живет на Татуине.

Это не наказание и не бремя судьбы, это его жизнь. Он должен быть одинок, потому что это непременное условие для двух вещей: его служения и его обучения. Но он не слепец и понимает, что происходит в душе одинокой женщины, посвятившей себя нелегкому и благородному делу помощи сиротам. Сердце его сжимается от горечи и жалости к ней, ибо он видит искренность и глубину ее чувств к нему — но не может на них ответить. И порой признается себе: не только важная миссия по охране маленького Люка тому причиной.

Причиной тому ясные голубые глаза с отблеском фиолетового клинка в них, которые он порой видит во сне — и не желает просыпаться, потому что там эти глаза вновь живые. Причиной тому синий камень, который до сих пор согревает ему грудь и душу. Причиной тому упрямое сердце, которое не может вместить в себя двух женщин и не разорваться.

И все же Меттея нужна ему, он понимает и чувствует это. И он ей тоже нужен, хотя не так, как она воображает себе. Удивительное единство душ без излишней романтической окраски — кажется, это называют дружбой. А почему женщина не может быть мужчине просто другом? Он знал подобное с той, которая приходит к нему во снах, но с ней он мечтал о большем. С Меттеей же он сам вынужден держать дистанцию, хотя она достаточно деликатна, чтобы не навязываться ему. Как бы тоскливо и одиноко ему было без ее доброго голоса, милой улыбки, ставшей уже привычной и уютной говорливости, умения поддержать одним лишь взглядом или пожатием руки. Наверное, если бы Сила вздумала вдруг воплотиться в обличье смертного, она бы сделалась кем-то вроде Меттеи. Потому что в ней — жизнь.

Его же долг — сберечь другую жизнь, и дело это, как он убедился за четыре года, нелегкое. Татуин суров к своим обитателям. Сила и давние навыки помогают избежать многих опасностей, но не защитят всех. Или семья, или Люк — это ясно. И все же сомнения приходят — как в тот миг, когда он впервые взял на руки девочку, которой впоследствии дал имя Винтер.

Поистине, сама Сила привела его к разоренной ферме, из дверного проема которой еще валил дым. Нечастным хозяевам помощь уже не требовалась, их изувеченные тела высыхали на песке. Жестокость расправы и цепочка следов, уводящая к дальним дюнам, указали виновников. Дел здесь больше не оставалось, кроме как позаботиться о погибших. Но сквозь треск погребального костра послышались вдруг иные звуки — стук и осторожный шорох.

Тогда и обнаружилась маленькая Винтер. Судя по ее состоянию, она видела гибель родителей; как ей удалось спастись, так и осталось тайной. Она не говорила ни слова, несмотря на расспросы, а в Силе оказалась необычайно стойкой, хотя и не обладала чувствительностью. Проблему одежды и питания удалось разрешить поездкой в Анкорхед, но неизбежным оставался вопрос: как быть с девочкой?

Песчаной бурей налетели сомнения: оставить себе, вырастить, как дочь. Но что он знает о воспитании девочек? С мальчиком и то прокололся… нет, неважно. Дочери нужна мать. А чтобы у нее появилась мать, придется…

Сомнения исчезли столь же внезапно, как и появились. «Или семья, или Люк», — прозвучал в сердце суровый приговор. А на ум пришла Меттея и ее нелегкий труд — вместе с думами о другой маленькой девочке, которую отделяют от ее брата сотни световых лет.

И радостно было человеку, именующему себя Беном Кеноби, узнать, что маленькая Винтер благополучно добралась до Алдераана и очутилась не где-нибудь, а в королевской семье. «В подружках у тамошней принцессы теперь наша белоголовая», — сказала Меттея в своей неподражаемой теплой манере и улыбнулась, украдкой смахнув слезу. Она не ждала ответа — довольно было такой же улыбки и крепкого пожатия руки.

Примечание к части

Да, мне хорошо известно происхождение Винтер Селчу в РВ. Но почему бы не пофантазировать?