Змеиная сказка (гет)

Пыль от цирковой арены оседала на коже Нагини, словно второй её слой, — пропитанный запахами пота, зверей, смесью восхищения и отвращения зрителей. Одетая в яркий наряд, который не мог до конца передать её экзотическую красоту, она глубоко вздохнула, готовясь к очередному выступлению.

Голос конферансье разнесся под куполом шатра, подчёркнуто тягучий и напевный, поставленный так, чтобы пленять и завораживать публику.

— Дамы и господа! Приготовьтесь к невероятному, мистическому, удивительному зрелищу: перед вами женщина-змея Нагини!

Занавес поднялся, и она скользнула на арену. За ней последовала целая вереница змей. Её взгляд встретился с толпой — морем лиц, среди которых читались восторг, скепсис и предвкушение. Зазвучала завораживающая мелодия, и Нагини начала танец. Её движения были плавными, извивающимися, идеально синхронизированными с её чешуйчатыми спутниками. Казалось, змеи слушали её, зачарованные каждым её шагом, каждым словом, произнесённом Нагини на парселтанге.

— Медленнее... медленнее... а теперь резко! — тихо прошипела она, и змеи подчинились, заставив публику ахнуть. Пока зрители были поглощены чудом, Нагини высчитывала каждый шаг, каждый взгляд, следя, чтобы никто не заметил оков, связывающих её в этой жизни...

После представления, когда аплодисменты утихли, она скрылась в своей импровизированной гримерке — уголке шатра, отгороженном занавесками с дырами, проеденными молью. Тяжело вздохнув, Нагини почувствовала, как мечты о свободе вновь сдавили её грудь.

— О, если бы я могла вырваться из этой клетки, — прошептала она, глядя на своё отражение в треснувшем зеркале. Её глаза, полные тоски, хранили отпечатки несбывшихся мечтаний. — Путешествовать по миру, найти способ излечиться от моего... проклятия.

Потому что Нагини была проклята. Рождённая Маледиктусом, она несла в себе проклятие крови, которое однажды навсегда превратит её в змею. Цирк был её тюрьмой, но он же был и убежищем, скрывающим её от мира, который не смог бы понять её. Но каждую ночь, лёжа на жесткой койке, она мечтала вырваться, найти нечто большее, чем аплодисменты незнакомцев… Она мечтала жить.

Тем временем в мрачном лондонском приюте другая душа ощущала на себе тяжесть несбывшихся желаний. Том Риддл, младенец, которому едва исполнилось несколько месяцев, смотрел на мир глазами, казавшимися слишком проницательными для его возраста. Оставленный в приюте Вула своей матерью Меропой Гонт, умершей вскоре после его рождения, Том был загадкой для воспитателей.

Лёжа в своей кроватке, он смотрел на облупившуюся краску на потолке, не ведая о своём наследии, о волшебной крови, текущей в его жилах. Приют был местом, лишённым любви, наполненным лишь эхом от плача детей, раздражением воспитателей и жизнью, сулившей лишь трудности.

Том был необычно тихим младенцем, будто понимал, что его голос останется неуслышанным среди какофонии невоплощённых мечтаний. Но по мере того, как он рос, его необычные способности начали проявляться. Игрушки взлетали в воздух, когда он радовался, а особенно злобная воспитательница спотыкалась снова и снова, хотя причин для этого не было.

Глубоко внутри Том Риддл знал, что ему суждено нечто большее, даже если он не мог пока это выразить словами. И, как и Нагини, за много миль от него, но связанный с ней ниточкой схожих стремлений, он лежал в своей постели, мечтая о жизни необычной. О жизни, в которой он мог бы подняться над своим жалким началом и стать кем-то...чем-то великим.

Ни один из них ещё не знал, что судьба готовит планы, которые соединят их жизни таким образом, что последствия будут ощущаться годами. Пока Нагини танцевала, чтобы сбежать от настоящего, а Том мечтал о будущем, которое он пока не мог понять, мир продолжал вращаться, не замечая присутствие двух необычных душ, живущих в нём.

Каждую ночь их мечты вытягивались, как тонкие побеги растений, отчаянно пытаясь ухватиться за что-то реальное. Нагини мечтала о мире, далёком от узкого круга цирка, — месте, где её проклятие могли бы понять или, возможно, излечить. Том мечтал о мире, где он больше не был бы сиротой. О мире, где он обладал бы властью над теми, кто смотрел на него свысока.

Они ещё не знали, что их мечты — это скорее пророчества, чем фантазии. Они предрекали особую связь двух волшебников, которая определит судьбу волшебного мира на долгие годы.

Косой переулок, Лондон, 1942 год

Нагини прогуливалась по мощёным улицам волшебного Косого переулка. Её взгляд жадно ловил каждую искру света и каждое мерцание в витринах магических магазинов. Её шёлковое платье идеально облегало фигуру, — словно вторая кожа, украшенное вышивкой с узорами, навевающими воспоминания о её родной земле. Прошло уже несколько лет с тех пор, как она сбежала из цирка, пережив бурный период странствий по разным странам в поисках знаний, способных подарить ей исцеление от проклятия крови.

Она слышала слухи о редких книгах в магазине «Флориш и Блоттс», о необычных зельях в лавке «Слагг и Джиггерс» и о совсем уж странных вещах в глубинах Лютного переулка. Но больше всего её сегодня привлекла лавка сов — «Совятня Эйлопса». Совы всегда вызывали у неё особый интерес: в их мудрых глазах и свободных крыльях таилась обещанная свобода. Они ничем не напоминали пленённых змей, с которыми Нагини когда-то выступала. Совы были вольными созданиями небес.

Любуясь величественной белой полярной совой, Нагини вдруг услышала приглушённое шипение из витринной клетки в дальнем углу магазина. Заинтригованная, она подошла ближе и заговорила на языке змееустов, мастерству которого отточила до совершенства за прошедшие годы.

— Грус-с-стно тебе, правда? — мягко произнесла она.

Змея подняла голову, её глаза встретились с глазами Нагини.

— Д-да, я взаперти, — прошипела она в ответ.

— Я знаю, каково это, — прошептала Нагини. — Если бы ты могла сбежать, куда бы ты отправилась?

— Куда-нибудь далеко... возможно, в Албанию. Там, говорят, змеи с-свободны.

Албания. Это слово отозвалось в её сердце, словно звон колокола. Её собственные исследования тоже привели к упоминаниям этой страны — земле, пропитанной древними легендами и магическими тайнами. Возможно, именно там находится лекарство, которое она так отчаянно искала.

Тем временем Том Риддл зашёл в Косой переулок с видом человека, который чувствовал себя здесь абсолютно на своём месте, но всё равно предпочёл бы оказаться где-то ещё. Ему было шестнадцать. Учёба в Хогвартсе сделала его не только выдающимся учеником, но и лидером на факультете Слизерин, хотя под этой маской уже проглядывал амбициозный будущий тёмный маг.

Сегодня он посетил магазин с вполне утилитарной целью — подобрать себе новую сову, желательно более надёжную, чем предыдущая. Однако, войдя в лавку, он вдруг уловил знакомый звук — язык змей. Его сердце заколотилось быстрее: до сих пор он считал себя единственным носителем этой способности.

Его взгляд сосредоточился на женщине в элегантном платье восточного кроя, которая говорила с заключённой в клетку змеёй. Её глаза, полные любопытства и скрытой печали, притягивали. Заинтригованный Том осторожно подошёл ближе. Он заговорил с ноткой ранимости, которую редко демонстрировал прежде:

— Вы говорите на парселтанге.

Нагини резко обернулась, её глаза расширились от удивления, но вскоре в них появилась настороженность.

— А кто вы такой, чтобы распознать такой редкий дар, позвольте узнать?

— Том Риддл, — представился он, протягивая руку. — Это редкий талант, который мне ещё не доводилось видеть у других.

Нагини внимательно оглядела его: молодой человек с пронзительным взглядом, тщательно ухоженным внешним видом и ощутимой жаждой к величию, которая окутывала его ауру.

— Нагини, — наконец произнесла она, пожимая его руку.

— Интригующее имя для столь интригующей женщины, — заметил Том.

— Взаимно. Кажется, вы тоже не лишены интриги, — ответила она с осторожностью. — И что же привело вас в лавку Эйлопса, Том Риддл?

— Сова, — лаконично отозвался он. — А вас?

— Возможно, побег, — сказала она задумчиво. — Мы как раз обсуждали Албанию.

— Албания? — его брови приподнялись, а в глазах заиграл интерес. — Далеко. Собрались бежать?

— Скорее ищу, — поправила она. — Что-то... что могло бы изменить всю мою жизнь.

Между ними повисло мгновение взаимопонимания — связь, которую ни один из них пока не мог объяснить. Две души, стремящиеся к чему-то большему. К тому, что пока ускользало из их рук.

— Тогда я желаю вам удачи в поисках, — сказал Том. — Хотя, полагаю, удача здесь мало чем поможет.

В следующем году Том Риддл сделал свой первый необратимый шаг на путь тьмы. В подземельях Хогвартса он выпустил василиска, что привело к гибели Миртл Уоррен и созданию его первого крестража — дневника. Летом он нашёл Марволо Гонта и создал второй крестраж. Каждый раз, раскалывая свою душу, он вспоминал женщину из лавки сов. Её слова преследовали его: «Что-то, что могло бы изменить всю мою жизнь». Для него крестражи становились этим чем-то.

Для Нагини Албания превратилась в главную цель. Она с головой погрузилась в изучение древних текстов, мифов и слухов, готовясь к путешествию, которое могло либо разрушить её проклятие, либо навсегда запереть её в нём.

Ни Том, ни Нагини не могли забыть случайную встречу в Косом переулке — мгновение, казавшееся ничтожным в большом полотне их судеб. Но судьбы, как известно, умеют сплетаться неожиданно, объединяя события, чувства и выбор в сложный узор.

И потому, незаметно для них обоих, их пути были предначертаны пересечься вновь — неожиданным образом, способным изменить не только их жизни, но и весь волшебный мир.

Том Риддл, ныне молодой мужчина двадцати семи лет, шагал по дикой албанской глуши с чувством цели и настойчивостью, которая была бы ощутима любому, кто оказался бы рядом. Но рядом никого не было — густой полог деревьев и непроходимые заросли гарантировали его уединение. Это одиночество было выбрано им сознательно: одна часть его натуры всегда находила утешение в уединении, другая же — просто считала удобным проводить определённые... дела вдали от любопытных глаз.

До мистера Бэркеса, его начальника в лавке «Горбин и Бэркес», дошли слухи об артефакте невероятной магической ценности — потерянной диадеме Кандиды Котгевран. В отдалённых албанских деревнях шептались о таинственной диадеме, которая якобы мелькала у загадочных торговцев, описывающих её сверкающий блеск и драгоценные камни, сияющие, будто звёзды на ночном небе. Считалось, что Диадема дарует мудрость, и Бэркес готов был заплатить за неё целое состояние.

Но Тома она интересовала по совсем иной причине: это была часть магической истории, реликвия одного из Основателей Хогвартса. Более того, эта реликвия — идеальный объект для создания крестража. Возможность использовать её магию в своих целях была слишком заманчивой, чтобы отказаться.

Его палочка была наготове, пока он продвигался глубже в лес. Тёмные глаза тщательно осматривали растительность в поисках хоть какого-нибудь зацепки для поиска магического предмета. Воздух был насыщен древней магией — Том это чувствовал. Наконец он вышел на небольшую поляну, где в столбе лунного света возвышался пьедестал. На нём лежало то, что он искал — диадема, нетронутая веками.

Протянув руку, чтобы забрать её, Том услышал голос, разорвавший тишину.

— На вашем месте я бы не стала этого делать.

На краю поляны стояла женщина. Нагини, облачённая в одеяния, которые, казалось, перекликались с самой природой окружающего её ландшафта. Она пристально смотрела на него пронзительным взглядом своих обсидиановых тёмных глаз. В них отражался груз прожитых лет. Её голос, подобный шороху листьев, звучал с предостережением.

— Это вы? — Том прищурился, анализируя её неожиданное появление в этой дикой глуши. — Что вы здесь делаете?

— То же самое, что и вы, полагаю, — ответила она загадочно, с туманным намёком.

— В поисках чего-то, что может изменить всё? — в его голосе прозвучала нотка любопытства, смешанная с подозрением.

— Или, возможно, — её голос зазвучал с оттенком печали, — чего-то, что на мгновение отсрочит неизбежную судьбу.

Том вглядывался в неё, изучая эту загадочную женщину.

— И диадема значит для вас именно это?

Она колебалась, её мысли, словно тени, мелькали в её глазах.

— Возможно, — наконец ответила она, её слова были пропитаны тоской. — Ведь она даёт знание, не так ли? А знание, дорогой Том, это сила.

Его пальцы сжали палочку крепче, напряжение повисло в воздухе леса.

— Значит, мы оказались в тупике, — заметил он, его голос звучал твёрдо. — Тупике, который можно разрешить только в поединке.

Нагини тяжело вздохнула, но огонь в её глазах не угас.

— Пусть будет так.

Их палочки встретились, и вспышки света и звука озарили поляну, словно небесная битва разыгралась на земле. Оба двигались с грацией опытных дуэлянтов, рисуя в воздухе сложные узоры заклятий. Лес замер, как будто сами деревья и листья наблюдали за этим магическим сражением.

Нагини, чьи глаза горели решимостью, оказалась грозным противником. Она умело отражала заклятия Тома. Её движения говорили о глубоком знании магии, накопленном за долгие годы. Но, несмотря на её мастерство, перед ней стоял противник с необузданной мощью — силой, рождённой из ненасытной жажды власти и безжалостного стремления к победе.

В пылающем вихре заклятий, взрывающих воздух вокруг, Том заметил слабину в её защите. Словно опытный хищник, он воспользовался этим мгновением, ловко обезоружив Нагини. Её палочка, описав дугу, упала в его руку.

Тишина окутала поляну. Лес, недавно потрясённый их магической бурей, снова замер.

— Впечатляет, мистер Риддл, — признала Нагини. — Но что вы будете делать теперь? У вас есть преимущество.

— Расскажите мне свою тайну, — произнёс он, его голос звучал сдержанно и опасно. — Что за проклятие вас терзает?

— Вы предлагаете сделку? — в её глазах вспыхнуло сомнение.

— Знание за знание. Честный обмен.

Нагини на мгновение задумалась, но затем покачала головой.

— Я не могу.

Раздражённый Том попытался проникнуть в её разум с помощью легилименции, но обнаружил, что её ментальная защита была непреодолимой. Удивившись, он отступил, его взгляд задержался на ведьме, стоящей перед ним.

— Вы способны блокировать меня, — пробормотал он. — Это дано не каждому.

— У меня много умений, — ответила она. — Но узнать их вам не удастся.

Том перевёл взгляд на диадему, которая словно пульсировала собственной энергией. Его пальцы скользнули по её орнаментам, пока он обдумывал следующий шаг. Затем его холодный взгляд вновь впился в Нагини.

— Тогда этот предмет останется у меня, — сказал он твёрдо. — Он значим для нас обоих.

Она удерживала его взгляд, и воздух между ними искрился от напряжения.

— Что же бывает, — спросила она, её голос слегка дрожал, — когда Том Риддл проявляет интерес к чему-либо?

Его улыбка, медленная и хищная, заставила её невольно содрогнуться.

— Он не делится этим ни с кем, — ответил он, его слова звучали угрожающе.

Они разошлись — Том с диадемой в руках, а Нагини с чувством, что их пути ещё пересекутся.

1955

В самом сердце Лютного переулка, в его тенистых закоулках находилась квартира Тома Риддла — крепость для уединения среди хаоса волшебного мира. Его скудно обставленное жилище было оазисом безупречной чистоты, убежищем, где он мог погрузиться в древние тексты и запретные знания, не отвлекаясь на посторонние мысли.

В этот вечер он сосредоточенно изучал множество текстов, скрупулёзно разложенных на столе. Мягкий свет свечей окутывал комнату, зловещие тени скользили по потрёпанному пергаменту и ветхим страницам. Атмосфера соответствовала тем тайнам, которые он стремился разгадать.

Внезапно резкий, настойчивый стук в дверь нарушил спокойствие его одиночества. Том раздражённо нахмурил брови. Кто мог потревожить его в такой час? Взмахнув палочкой, он сотворил чары, способные раскрыть личность посетителя. Его глаза расширились от удивления: перед ним стояла Нагини.

Он открыл дверь и непонимающе посмотрел на нежданную гостью.

— Что привело тебя сюда? — спросил он, в его голосе слышался слабый оттенок любопытства.

Нагини вошла в квартиру, её взгляд скользнул по аскетичной обстановке.

— Уверяю, дело не терпит отлагательств, — ответила она серьёзным тоном.

Закрыв за ней дверь, Том жестом указал на диван, без слов приглашая её присесть. Оба устроились на противоположных концах видавшего виды, но всё ещё величественного дивана. Между ними повисло напряжённое молчание, насыщенное невысказанными словами и скрытыми намерениями.

Наконец Том нарушил молчание, его голос не выдавал ни малейшей интриги, которая таилась внутри.

—Ты нашла то, что искала? — спросил он, имея ввиду их последнюю встречу в лесах Албании.

Нагини поникла, словно на неё навалилась видимая усталость.

— Нет, — со вздохом признала она, опустив взгляд. — Времени у меня в обрез, и, боюсь, я мало чем могу похвастаться.

Её слова застыли в воздухе, напоминая о неумолимом течении времени и неизбежной хрупкости жизни, об их общей уязвимости в мире, который требовал власти и знаний превыше всего.

— Итак, — спросил Том размеренным тоном, — почему ты здесь?..

— Я предлагаю обмен, — заявила она, встретив его взгляд с решимостью, которая не соответствовала её отчаянию.

— Обмен, — повторил он, его интерес явно разгорелся. — Ты сумела заинтриговать меня, Нагини.

Тонкие пальцы Нагини, украшенные кольцами в виде змей, потянулись к мешочку, закрепленному на поясе. С тщательной осторожностью она извлекла предмет, завёрнутый в зачарованную ткань, и его скрытое содержимое, казалось, пульсировало загадочной энергией. Когда ткань отлетела в сторону, показалась чаша Хельги Пуффендуй — сверкающая реликвия ушедшей эпохи, золотая поверхность которой слабо светилась в тусклом свете жилища Тома Риддла.

Глаза Тома, обычно холодные и расчетливые, сузились, когда они устремились на желанный артефакт Основателей.

— Реликвия Основателя, — заметил он, и в его голосе прозвучала интрига. — Где ты приобрела такое сокровище?

— Это не твоя забота, — ответила Нагини с деловым видом, не сводя глаз со сверкающего кубка. — Тебя должно волновать моё предложение.

Его первоначальный шок от её дерзости быстро сменился спокойствием.

— И с чего ты взяла, что я соглашусь на такую сделку? — спросил он, не выдавая своих мыслей.

Уголки губ Нагини тронула слабая улыбка, а в её нестареющих глазах заплясала искорка насмешки.

— Ты — человек с неутолимым любопытством, — её слова звучали с несокрушимой уверенностью. — Ты хочешь знать, как я смогла раздобыть ещё одну реликвию основателей. Тебе любопытно, какую ценность она может тебе принести. Но что более важно, — добавила она, понизив голос почти до шёпота, — я знаю, что ты не доверил диадему никому другому.

Том нахмурил брови, услышав её утверждение.

— Откуда ты можешь это знать? — спросил он с явным скептицизмом.

— Потому что, — ответила Нагини более мягко, когда она наклонилась ближе, — человек твоего уровня, волшебник с грандиозными планами, не расстаётся с предметами огромной силы. Ты не просто собираешь их — ты используешь их, манипулируешь ими, чтобы формировать свою судьбу. Они — неотъемлемые части большего, более сложного плана, не так ли?

В тускло освещенной комнате на стенах плясали тени, их движения повторяли замысловатый танец интриги, который разворачивался между ними. Глаза Тома, тёмные и полные тайн, встретились с её взглядом. На мгновение в них промелькнуло удивление от её проницательности. В атмосфере вокруг пары царило напряжение, словно сам воздух застыл, ожидая следующего хода в этой загадочной игре.

Наконец он нарушил молчание, в его голосе прозвучали нотки неохотного восхищения.

— Хорошо, — медленно произнёс Том, соглашаясь. — Я принимаю сделку. Но, — добавил он, его голос стал твёрже, — я настаиваю, чтобы диадема вернулась ко мне.

Нагини встретила его взгляд с непоколебимой решимостью, её глаза в тусклом свете напоминали мерцающие изумруды.

— Она нужна мне только для того, чтобы найти способ продлить мою человечность. Ты получишь реликвию обратно, клянусь.

Взгляд Риддла задержался на Нагини, и между ними возникло молчаливое понимание.

— Тогда, — предложил он, — поклянись в этом магической клятвой.

Она кивнула в знак согласия и протянула руку, дрожа от предвкушения. Их пальцы переплелись, и магия, исходившая от их прикосновения, вспыхнула между ними. Они вместе произнесли заклинание Нерушимого обета, слова которого наполнили комнату древней силой. Три обещания скрепились магией, объединив их судьбы.

После произнесения клятвы атмосфера в комнате изменилась, в воздухе повисло напряжение. Том приблизился, их лица оказались всего в нескольких дюймах друг от друга. Между ними висела неразгаданная тайна.

— А это... Чтобы скрепить нашу сделку, — прошептал он низким, соблазнительным и чарующим голосом.

Комната, залитая мягким светом тусклых свечей, словно замерла, когда он сократил расстояние между ними. Казалось, время замедлилось, когда его губы встретились с её губами в поцелуе, который противоречил самому понятию договорного соглашения. Это был поцелуй со вкусом секретов и желаний, медленное погружение в неизведанные глубины их взаимного притяжения.

Когда их губы слились воедино, окружающий мир померк. Сердцебиение Нагини участилось, чувства обострились под воздействием электрического заряда их связи. Каждое прикосновение его губ вызывало дрожь по позвоночнику, разжигая огонь, который до сих пор дремал внутри неё.

Наконец, они неохотно отстранились друг от друга. Их дыхание смешалось в воздухе, а комната, казалось, пульсировала энергией, которая была одновременно знакомой и чужой. Между ними произошло нечто более глубокое. Негласный договор, заключенный в пылу их поцелуя, связал их узами, которые они едва ли могли постичь.

Когда Нагини поднялась, собираясь уходить, голос Тома прорезал затянувшуюся волшебную атмосферу их единения.

— Я буду ждать возвращения моей диадемы, Нагини, — с нетерпением произнес он, глядя на неё, — Не разочаровывай меня.

— Я и не собираюсь, — ответила она, в её голосе прозвучали нотки предвкушения и трепета.

Она развернулась и ушла. Дверь за ней закрылась, а магическая энергия рассеялась, оставив после себя комнату, пропитанную секретами, обещаниями и связью, которая была сильнее их тёмных намерений.

Том остался сидеть, обдумывая любопытный поворот событий. Загадочная Нагини притягивала его сильнее с каждой встречей. Диадема и чаша были всего лишь шахматными фигурами в игре, которая длилась годами и даже десятилетиями. Когда он размышлял об их клятве и о том, как долго длился их поцелуй, одна вещь стала предельно ясной: Нагини больше не была просто мимолетным любопытством. Она стала неотъемлемой частью его планов, к лучшему или к худшему.

Когда чаша Пуффендуй оказался на его столе, а диадема Когтевран на время исчезла из его владений, он ощутил одновременно и потерю, и приобретение. Но что ещё важнее, в нем зашевелились странные, не поддающиеся определению эмоции, которые он никак не мог объяснить.

Для Нагини эта ночь была битвой умов и желаний. Поцелуй, клятва и диадема — символы сложных и запутанных отношений, которые она не могла до конца понять. Нагини чувствовала противоречивую смесь облегчения и опасения, когда уходила, неся в руках заветную диадему.

Резиденция Хепзибы Смит, 1956 год

С каждым шагом к роскошному дому Хепзибы Смит Том Риддл, ныне более известный под своим новым именем — лорд Волдеморт, ощущал чувство приближения к цели, которое одновременно воодушевляло и леденило душу.

Он тщательно продумал план: очаровать старую ведьму, получить доступ к её сокровищам и, самое главное — завладеть медальоном Салазара Слизерина. Медальон не был простой безделушкой — он являлся символом его наследия, знаком превосходства чистокровных. Он станет идеальным вместилищем для осколка его души. Но другой предмет, который он нёс с собой, был не менее значимым — чаша Хельги Пуффендуй, напоминающая о его сложных отношениях с Нагини. Если медальон символизировал его идеологию, то чаша олицетворяла нечто иное — его загадочную связь с этой женщиной. Связь, которая не поддавалась пониманию Риддла.

В этот мрачный вечер, скрываясь за тщательно продуманной маской обаяния и харизмы, Том Риддл вынашивал тёмный замысел — создать ещё один крестраж. Очередной мерзкий шаг на пути к бессмертию и власти. Роскошь резиденции Хепзибы Смит резко контрастировала с той зловещей целью, ради которой он здесь оказался, скрывая её под вуалью светских любезностей.

Когда Том вошёл в роскошную гостиную, его окутал сильный аромат духов — густой и навязчивый шлейф, задержавшийся в воздухе. Хепзиба Смит, вычурно одетая хозяйка этого поместья, встретила его с неприкрытой радостью. Её глаза, сверкающие, как драгоценные камни, заблестели от предвкушения при виде уважаемого гостя.

— Ах, Том! Вы пришли! — воскликнула Хепзиба с фальшивым восторгом и указала изящный позолоченный диван, приглашая его сесть.

Заметив роскошный чайный сервиз и идеально разложенное печенье на столике, Том решил проигнорировать любезности гостеприимства, предпочитая сразу перейти к сути их встречи.

— Вы упоминали в письме о чём-то важном? — спросил он, его голос звучал холодно, как у хищника, готового к прыжку.

Улыбка Хепзибы стала шире, удовлетворение заиграло в её глазах — она наслаждалась вниманием собеседника. С напускной важностью она достала маленькую неприметную шкатулку из укромного места, изящными пальцами осторожно взявшись за неё. Когда шкатулка открылась, перед ними предстал медальон — массивный золотой артефакт, украшенный безошибочно узнаваемой змеевидной буквой «S» Салазара Слизерина, символом власти и дурной славы.

— Сам медальон Слизерина, — прошептала она с благоговением.

Взгляд алых глаз Волдеморта остался прикованными к медальону, объекту его неутолимого желания. Именно ради этой драгоценности он задумал столь коварный план, и теперь она находилась на расстоянии вытянутой руки.

— Но это ещё не всё, — начала Хепзиба, едва сдерживая волнение и потянувшись за другой спрятанной шкатулкой.

Однако Волдеморт уже принял своё судьбоносное решение. Обратного пути не существовало. Скрывая за маской вежливого любопытства свои тёмные намерения, он поднял палочку, поверхность которой зловеще поблескивала в тусклом свете комнаты. Пока не подозревающая о нависшей опасности Хепзиба в предвкушении продолжала поиски, он произнёс заклинание с ледяным равнодушием:

— Авада Кедавра.

Зелёный луч вырвался из его палочки, поразив Хепзибу прямо в грудь. Она умерла, так и не осознав, что произошло.

Он быстро схватил медальон, оставив другие сокровища нетронутыми. Ему нужно было действовать быстро. Пройдёт совсем немного времени, и кто-нибудь обнаружит её тело.

Вернувшись в свою квартиру, Волдеморт осторожно положил медальон на стол рядом с чашей Пуффендуй. Вот они: два невероятно ценных артефакта, представляющих две стороны его жизни — его прошлое и туманное будущее...

Глубоко вздохнув, он собрался с мыслями перед заклинанием, которое разорвёт ещё одну частичку его души и заключит её в предмете. Но когда его взгляд переместился с медальона на чашу, он замер. Перед глазами промелькнуло лицо Нагини, — их разговоры, дуэль в Албании, сделка, клятва и тот необъяснимый момент, когда их губы встретились.

Он сентиментален? Нет, он не мог позволить себе такой роскоши. Но Нагини отдала ему чашу, и это стало частью негласного соглашения, связывающей их клятву. Клятву людей, которые не совсем понимали, кем они являются друг для друга.

И в этот момент, который имел последствия на годы вперёд, он выбрал именно чашу вместо медальона для своего следующего крестража. Он произнёс заклинание, чувствуя жгучую боль, когда частичка его души отделилась и вселилась в чашу.

Глядя на реликвию, ставшую сосудом для его бессмертия, он понял, что она стала вдвойне ценным предметом. Да, это был крестраж. Но это был и символ его запутанной связи с Нагини. Его важность удвоилась, а значение возросло.

Закрыв тайный отсек, где он спрятал чашу, лорд Волдеморт невольно задумался о женщине, которая вручила её ему. Нагини оставалась загадкой, которую он ещё не разгадал, уравнением с постоянно меняющимися переменными.

Чаша Пуффендуй стала частью его великого замысла, элементом головоломки, предназначенной для того, чтобы одолеть смерть. Но, закрывая тайник, он позволил себе задуматься над другой головоломкой, — головоломкой не бессмертия, а чего-то гораздо более неуловимого.

Впервые он допустил мысль, что путь к вечной жизни может включать в себя не только артефакты и заклинания, но и непостижимые тонкости человеческих привязанностей.

1960

Балканские горы возвышались, похожие на грубые зазубренные ветви древних существ, внушительные очертания которых были окутаны ночной тьмой. Луна, казавшаяся незначительной на чёрном небе, отбрасывала жуткие тени на пустынный пейзаж.

Для многих волшебников Албания была неизведанной территорией, но для загадочного лорда Волдеморта это было знакомое место. Сегодня вечером он был здесь по определённой причине, которая не давала ему покоя, — чтобы вернуть утраченную диадему Кандиды Когтевран. Эта реликвия необычайной силы была доверена подруге много лет назад. Пришло время вернуть её.

Его шаги, тихие в ночи, не оставляли следов на лесной земле, когда он приближался к скрытому жилищу Нагини. Путь к её святилищу был скрыт завесой заклинаний и чар, грозной крепостью, которую мог разглядеть только мастер Тёмных искусств, не говоря уже о том, чтобы проникнуть в неё. Однако для Тёмного Лорда такие барьеры были не более чем мимолётным неудобством.

Когда он приблизился к двери в её тайное жилище, она, казалось, открылась сама по себе, безмолвно приглашая его в святая святых её мира. Он шагнул внутрь, и мрак рассеялся, открывая загадочную фигуру, которую он искал. Нагини, как всегда таинственная, стояла перед ним, искусно сочетая в себе изящество и опасность.

Комната, в которой она находилась, была тускло освещена, и слабое свечение загадочных текстов и артефактов отбрасывало на стены мрачные танцующие тени. Но что по-настоящему привлекло внимание Волдеморта, так это диадема, сверкающая на величественном пьедестале в дальнем конце комнаты, которая казалась ему маяком во тьме.

— Нагини, — поприветствовал он низким голосом, в котором слышались нотки угрозы. — Я пришёл забрать то, что принадлежит мне.

Нагини, пристально глядя на незваного гостя, ответила со спокойствием, граничащим с безразличием:

— Я ждала тебя гораздо раньше, Том. Ты нашёл то, что искал в своём стремлении к бессмертию?

Тёмно-красные глаза Волдеморта не отрывались от диадемы, его мысли были окутаны предвкушением:

— Я всё ближе к бессмертию с каждым днём, — ответил он с насмешкой. — А ты? Ты нашла ответы на свои вопросы?

Глубокий вздох сорвался с её губ. Вздох, который, казалось, нёс в себе тяжесть бесчисленных испытаний и несбывшихся желаний.

— Мои поиски так и остались незавершёнными, — призналась она смиренно. — Моё проклятие так же неумолимо, как и всегда.

Признание в том, что её страдания продолжаются, вызвало у Волдеморта любопытство. Он полностью переключил свое внимание на Нагини, глядя на неё с холодным восхищением.

— Чего ты желаешь, Нагини? — спросил он, и в его голосе прозвучало едва уловимое обольщение.

— Жить как можно дольше, — прошептала она. Это были слова, которые отзывались эхом её сокровенных желаний.

Кривая улыбка заиграла на его губах — леденящее душу отражение его злорадного восторга:

— А ты похожа на меня больше, чем хочешь признать, — задумчиво произнёс он с нотками веселья.

— Нет, — возразила она, и её голос окреп по мере того, как она отстаивала свою правоту, — я не имею в виду просто существовать. Я хочу жить, дышать, наслаждаться человеческим существованием.

Ухмылка Волдеморта расширилась, а в глазах появился хищный блеск.

— Ты стремишься к меньшему, а я — к великому. Я планирую вернуться в Хогвартс, — заявил он с расчётливой уверенностью, не оставляющей места для сомнений. — Я собираюсь завладеть ещё одной реликвией Основателей, реликвией неизмеримой силы — мечом Гриффиндора.

Нагини смотрела на Волдеморта со смесью любопытства и осторожности. Её глаза изучали его с напряжённостью, выдававшей интерес.

— Почему? — спросила она тихим, но настойчивым голосом, который эхом разнесся по комнате. — Почему ты коллекционируешь эти предметы?

Волдеморт мрачно усмехнулся.

— Я покажу тебе, — пробормотал он, и в его голосе прозвучала угроза, повисшая между ними.

Не говоря больше ни слова, Волдеморт жестом пригласил Нагини следовать за ним и повел её вглубь тёмного леса. Их шаги были беззвучны, пока они шли по неровной местности. Лунный свет, пробивавшийся сквозь листья древних деревьев, отбрасывал призрачные тени на лесную подстилку.

Они двигались с плавной, почти сверхъестественной синхронностью, их связь ощущалась в воздухе. Казалось, ночь затаила дыхание в ожидании следующего их шага.

Пара остановилась на заброшенной поляне, где мир за её пределами казался лишь далёким воспоминанием. Здесь они нашли то, что искали, — одинокого пастуха, всего лишь марионетку в театре запутанной судьбы. Этот человек, бедный крестьянин-маггл, смотрел на нежданных гостей глазами, в которых отражалось глубокое недоумение.

Палочка Волдеморта уже была наготове. Бледные пальцы сжимали её с безжалостной непоколебимостью.

— Авада Кедавра, — произнёс он так спокойно, словно разбрасываться тёмными заклинаниями было для него обыденностью.

В одно мгновение жизнь мужчины оборвалась. Его тело тяжело рухнуло на землю, а в глазах застыло жуткое выражение шока и недоумения.

Покончив с этим, Волдеморт достал диадему, бережно держа древнюю реликвию в руке. Благоговейным шёпотом он произносил заклинания, его голос сплетался в зловещую паутину тёмной магии. Ритуал разворачивался с потрясающей интенсивностью, словно сама ткань вселенной содрогалась в ответ.

Нагини с молчаливым восхищением наблюдала за тем, как душа Волдеморта вновь разрывается на части. Агония и боль от этого процесса запечатлелась на его лице. И всё же в его глазах появился отблеск торжества, когда он почувствовал, как ещё одна часть его расколотой души обрела пристанище в диадеме.

— Теперь я ещё ближе к вечной жизни, — решительно и высокомерно провозгласил он, обращая свой багровый взгляд на Нагини. Диадема сверкнула в его руках, как зловещий трофей.

Нагини смотрела на него со смесью ужаса и восхищения, в её глазах отражалось жуткое сияние лунного света. Когда она наконец заговорила, в её голосе прозвучали нотки благоговения:

— И какую цену ты заплатил за это?

— Часть моей души, — признался он. Ответ был леденящим душу напоминанием о глубине его одержимости. Казалось, он смаковал это ощущение, как будто сам акт разрыва души был для него величайшим наслаждением.

Нагини медленно кивнула. На её лице отразилась смесь эмоций: между страхом и восхищением.

— Это ужасающая сила, — признала она с трепетом в голосе. — Но ты владеешь ею как маэстро, дирижирующий симфонией тьмы.

После её фразы в воздухе повисла тяжёлая тишина. Их взгляды встретились. Они понимали друг друга без слов. Деревья, казалось, сомкнулись вокруг них, создавая ощутимое напряжение. И в этот напряжённый момент непреодолимое влечение невидимой рукой подтолкнуло их друг к другу. Последовавший поцелуй стал кульминацией эмоций — наполненный настойчивостью, отчаянием и странной смесью понимания и сомнения. Он снова скрепил негласный договор, укрепив связь, которая не поддавалась простому объяснению.

Когда их губы разомкнулись, Волдеморт обнаружил, что его обуревают противоречивые эмоции, а мысли превратились в шторм желаний и стремлений.

— Я должен поехать в Хогвартс, — сказал он, и в его голосе звучала целеустремлённость, которая неустанно двигала им. Его красные глаза изучали её, ища что-то, чему он не мог дать определения.

Нагини, таинственное воплощение его тёмных амбиций, кивнула в знак согласия.

— Конечно, — сказала она.

Из глубины своей мантии Волдеморт достал медальон Слизерина — реликвию невиданной силы и значения. Он бережно вложил его в руку Нагини, задержав прикосновение на мгновение дольше, чем нужно.

— Однажды все эти предметы станут хранилищем моей жизненной силы и даруют мне огромную власть и бессмертие, — сказал он. — Пока храни их в безопасности. Я чувствую, что наши пути скоро снова пересекутся.

Нагини приняла медальон, их пальцы соприкоснулись, а глаза по-прежнему смотрели друг на друга. Их сближала молчаливая связь.

— Я чувствую то же самое, Том, — ответила она. — Иди и прими свою судьбу, но помни, что в жизни есть нечто большее, чем вечная жизнь.

В этом пристальном взгляде было глубокое понимание, осознание сложностей, которые переплели их судьбы. Он бросил последний долгий взгляд на Нагини, крепко сжимая диадему в руке. Исчезнув в обсидиановой ночи, он оставил множество вопросов, на которые нет ответов, и связь, которая выходит за рамки времени и судьбы.

1962 год, Хогвартс

Волдеморт стоял в комнате, хранившей груз его прошлого, настоящего и того, что он надеялся превратить в будущее. Перед ним сидел Альбус Дамблдор,— волшебник, которого он когда-то уважал и презирал одновременно, теперь был его потенциальным работодателем. Глаза Дамблдора, те самые глаза, что всегда казались всезнающими, смотрели на него с сочетанием любопытства и настороженности.

— Том, — начал Дамблдор, в его голос звучала мудрость, которая присуща тем, кто видел всё на свете, — необычно видеть, как бывшие ученики возвращаются в школу в поисках работы. Особенно те, чьи достижения оставили неизгладимый след в магическом мире.

Волдеморт сохранял самообладание. Его поведение оставалось безупречно контролируемым.

— Мне есть что предложить, директор, — ответил он ровным, тщательно выверенным тоном. — Я больше не тот мальчик, который ходил по этим коридорам.

Ответ Дамблдора был предсказуем, но всё же задел его.

— Это верно, ты уже не мальчик, — произнёс профессор с тяжестью в голосе, которая, казалось, проникала в сам воздух. — И именно из-за того, каким человеком ты стал, я не могу предложить тебе должность профессора по Защите от тёмных искусств.

Слова Дамблдора вызвали в нём волну горького разочарования. Кабинет будто сжался вокруг них, а величие Хогвартса словно само становилось свидетелем их идеологического противостояния. Волдеморт пришёл сюда не просто за работой. У него был грандиозный план. Он хотел формировать умы молодёжи, лепить из них преданных последователей, которые помогут ему построить новый порядок волшебного мира. Хогвартс с его впечатлительными учениками был идеальной базой для его замысла. Но Дамблдор оставался непреклонным препятствием, стоявшим на пути его амбиций.

В ту минуту он осознал, что их пути неизбежно будут пересекаться снова и снова. Борьба между светом и тьмой, их противоположными философиями будет длительной. Дамблдор, его вечный противник, преграждал ему путь, но Волдеморт был полон решимости найти способ его одолеть.

Он скрывал своё разочарование за маской вежливости. Поблагодарив за уделённое время, он добавил:

— Директор, разрешите ли мне прогуляться по коридорам? Хотелось бы вспомнить старые времена.

Дамблдор кивнул, всё так же оценивающе глядя на него.

— Конечно, Том. Замок всегда рад своим бывшим ученикам.

Шагая по знакомым коридорам, Волдеморт был охвачен одной-единственной мыслью — найти меч Гриффиндора. Он пришёл в Хогвартс именно за этим и не собирался уходить с пустыми руками. Меч был могущественным артефактом, который, как он верил, послужит его стремлению к бессмертию.

Поиски привели его в Выручай-комнату — место, которое он открыл ещё в свои школьные годы. Он вошёл внутрь, надеясь, что меч явится ему. Но к его разочарованию, комната оказалась пуста.

Раздражение росло, пока он нервно мерил комнату шагами. В его мыслях снова и снова возникал образ меча в его руках, но реальность не оправдывала ожиданий.

— Я не уйду ни с чем, — пробормотал он себе под нос.

И тут в его сознании начал зарождаться зловещий план. Если он не сможет заполучить меч, он оставит в Хогвартсе иной след — такой, что принесёт школе страдания и потрясения на долгие годы.

С твёрдой решимостью он извлёк из своих одежд диадему Когтевран. Это был один из его самых ценных крестражей, олицетворяющий привязанность к Нагини. Теперь он собирался использовать её для наложения проклятия на должность, которой его лишили.

Со злобой, сверкающей в его глазах, Том осторожно положил диадему в центр комнаты. Он начал творить тёмные заклинания, создавая чары, которые навсегда осквернят должность профессора по Защите от тёмных искусств. Любой, кто станет преподавателем этой дисциплины в школе, будет обречён на неудачи и страдания.

Его мысли были поглощены жаждой мести. Он не мог изменить прошлое, но мог повлиять на будущее. Хогвартс станет его наследием — местом тьмы и страданий, отражением той силы, которую он стремился обрести.

Когда он закончил, то отступил на шаг, удовлетворённый проделанной работой. Теперь диадема содержала не только фрагмент его души, но и проклятие, которое будет преследовать Хогвартс целые поколения. Покидая комнату, он улыбнулся, представляя те бедствия, которые он только что посеял. Его маленькая победа в бесконечной битве против света.

* * *

Волдеморт вышел из скрытого прохода, соединяющего «Дырявый котёл» с шумным Косым переулком.

Вымощенная камнем улица вокруг него кипела жизнью: слышались разговоры и шаги волшебников и волшебниц, занятых своими повседневными делами. Они прогуливались вдоль лавок, где продавались перья и пергаменты, котлы и ингредиенты для зелий, а также зачарованные артефакты всех форм и размеров.

Волдеморт чувствовал, что вид этих суетливых людей, так поглощённых своей беспечной жизнью, вызывает в его душе тупую боль. Все они — лишь муравьи, снующие под ногами, не подозревающие о буре, которая вскоре охватит их мир.

Его размышления прервал голос, в котором прозвучали нотки аристократического презрения, но с оттенком благоговейного трепета:

— Так это он, отец? Тот, кто очистил Хогвартс от грязнокровок?

Уловив знакомый тон, Волдеморт повернулся и увидел Абраксаса Малфоя — светловолосого, утончённого, одетого в мантию, которая наверняка стоила больше, чем большинство волшебников зарабатывали за год. Абраксас, казалось, давал уроки элитарности своему юному сыну Люциусу. Глаза мальчика были устремлены на Волдеморта, в них блестела смесью почтения и юношеского любопытства.

— Абраксас, — заговорил Волдеморт, прерывая тишину. — Давно не виделись.

Самодовольная улыбка заиграла на губах Абраксаса.

— Ваши подвиги, мой лорд, привлекли к вам много внимания. Вы вернули нам, чистокровным, гордость за наше происхождение.

— Ваши комплименты уместны, — спокойно отозвался Волдеморт, его голос оставался зловеще-невозмутимым. — А это, видимо, будущее рода Малфоев?

— Мой сын. Люциус, — представил Абраксас. — Он поступит в Хогвартс будущей осенью.

Волдеморт ощутил в себе прилив тонкого чувства открывающейся возможности. Отказ Дамблдора, всё ещё болезненно тлеющий в его мыслях, эхом отзывался в его сознании.

— Слушай внимательно, Люциус. Хогвартс — это кладезь тайн, источник силы. Всё, что требуется — это уметь взять то, что он предлагает.

Люциус кивнул, впитывая слова Волдеморта с той жадностью иссушённого растения, которое пьёт дождь.

— Ваша неприязнь к Дамблдору отражает мою, — продолжил Волдеморт, снова обращаясь к Абраксасу, словно заглядывая в самую суть его души.

— Этот старый дурак, — с презрением бросил Абраксас голосом, источающим яд, — он мнит себя лидером, но его идеалы пропитаны ложными заблуждениями о справедливости и равенстве.

Во взгляде Волдеморта зажглась искра злобного удовлетворения.

— Что бы вы сказали, Абраксас, если бы я предложил вам роль в одном моём начинании? Дамблдор скрыл от меня от меня то, что я желаю. И я намерен начать прямое противостояние, чтобы это получить.

Абраксас склонился в лёгком поклоне, демонстрируя готовность к подчинению.

— Мой лорд, считайте поместье Малфоев, наше влияние и наши богатства в вашем полном распоряжении.

— Прекрасно, — произнёс Волдеморт, его змеиная улыбка заиграла на губах. — Вы станете моим посланником среди элиты, моей видимой рукой, пока я буду управлять судьбой нашего мира из тени.

Так создавались союзы и укреплялась вражда. Булыжные мостовые Косого переулка вновь стали ареной, на которой судьбы волшебников и волшебниц, — известных и безымянных — незаметно, но неотвратимо изменились.

Покидая Косой переулок, Волдеморт обдумывал свои планы и стратегии. Абраксас будет незаменим в создании сети союзников, способных обеспечить финансовую и политическую поддержку. Люциус будет воспитан как преданный последователь, готовый насаждать его идеологию в самом сердце Хогвартса.

Ему нужно было только время. Время, чтобы собрать армию, усилить ресурсы и разрушить иллюзорное убежище Дамблдора.

Он был лишён рабочего места в Хогвартсе, но диадема уже находилась в стенах замка — как бомба замедленного действия, вечное свидетельство его силы. Он проклял должность профессора по Защите от тёмных искусств. Дамблдор пожалеет о том дне, когда недооценил Тома Риддла.

С этими мыслями он исчез, растворившись в ночи, оставив за собой тень надвигающегося хаоса. По его следам были посеяны семена восстания и войны, направленные прямо на крепость, которая отвергла его. Дамблдор совершил роковую ошибку, которая дорого ему обойдётся.

Когда тени трансгрессии поглотили его, Волдеморт не мог не ощутить поэтической справедливости. Хогвартс снова пытался изгнать Тома, но мало кто знал, что он уже проник в его самые потаённые уголки, так же, как он будет проникать в самое сердце мира волшебников, пока он либо не склонится перед ним, либо не распадётся на части.

Оба исхода вполне его устраивали.

1975

Лорд Волдеморт, фигура зловещего величия в волшебном мире, стоял у занавешенного окна, размышляя о будущем, которое ожидало его впереди. Его мысли, как всегда, были сосредоточены на власти, на неустанном стремлении к бессмертию. Это была движущая сила, которая определяла его жизнь, его выбор и саму его сущность. Но в эту ночь его уединённую задумчивость прервал мягкий, почти нерешительный стук в дверь.

Волдеморт повернулся, его алые глаза блеснули в тусклом свете. Он не ждал гостей, и всё же там стояла она — Нагини. Загадочная женщина, имевшая высокое значение в его жизни. Сегодня её вид был иным, резко контрастирующим с её обычно сдержанным обликом. Она выглядела уставшей. Некогда сверкающие глаза ведьмы потускнели, словно тяжесть мира давила на её плечи.

— Можно войти? — спросила она голосом, полным ранимости, которая была редкостью в её обычно стоическом облике.

Он молча кивнул и отступил в сторону, позволяя ей войти в тёмную комнату. Дверь тихо закрылась за ней, отрезая их от внешнего мира.

Нагини, самообладание которой на мгновение пошатнулось, принялась беспокойно расхаживать по комнате. Её пальцы нервно переплетались, выдавая волнение, что резко отличалось от её обычной уверенности в себе. Казалось, воздух в комнате потяжелел от невысказанного напряжения, пока она пыталась найти нужные слова.

— Мне кажется, я теряю время, Том, — наконец призналась она. Её голос дрожал от скрытого страха.

Использование его настоящего имени, от которого он давно отказался, стало ярким напоминанием об их уникальной связи. Волдеморт внимательно наблюдал за ней, его пронзительный взгляд прощупывал глубины её эмоций.

— Время для чего? — спросил он с тонким оттенком любопытства в голосе.

— Чтобы… жить, — она вцепилась в его руки, словно он мог удержать не только её хрупкое тело, но и ускользающее время.

Секреты Нагини оставались окутанными тайнами. Она всегда была женщиной-загадкой. Её истинная природа и способности были известны немногим, даже ему.

Том сократил расстояние между ними. Их губы встретились в поцелуе, полном отчаяния, тоски и меланхолии. Это был поцелуй, полный истины и невыразимых страхов; поцелуй, превосходивший слова и выражавший сложную паутину эмоций, которые связывали их вместе.

В этот момент внешний мир исчез. Вселенная ничтожно сузилась, оставив место лишь для них двоих. Казалось, даже время остановилось, позволяя им насладиться глубиной их связи без помех.

— Можно остаться с тобой этой ночью? — спросила она, и её глаза, отражающие одновременно уязвимость и тоску, заглянули ему в душу, ища подтверждения в их общей близости. Её вопрос, произнесённый шепотом, повис в воздухе, как хрупкая надежда, мольба об утешении в объятиях единственного человека, который мог его дать.

— Останься, — ответил он необычайно мягко. Это было простое слово, но именно сейчас оно несло в себе вес невысказанных обещаний и молчаливого понимания того, что они ищут утешения в обществе друг друга.

Спальня, их убежище от внешнего мира, казалось, пульсировала от напряжения сдерживаемых эмоций. Они прижимались друг к другу, их тела переплетались, словно ища связь, выходящую за пределы физической. Для Нагини его объятия стали опорой, укрытием от суровой реальности. Для него её присутствие было напоминанием о давно забытом фрагменте его собственной души, недостающем кусочке, который вновь обрёл целостность.

Пока тьма ночи сгущалась вокруг Тома и Нагини, их объединяла не только страсть, но и глубокая потребность. Потребность в связи, в понимании и в кратких мгновениях передышки, которые могло дать только присутствие друг друга.

Когда они, наконец, стали единым целым, это казалось прощанием, молчаливым признанием неизбежного конца, который оба не хотели признавать.

Первые лучи утреннего солнца пробрались сквозь щели в шторах, заливая комнату мягким золотым светом. Нагини проснулась первой. Она открыла глаза, чтобы увидеть его, всё ещё спящего рядом. Она смотрела на его лицо — такое безмятежное во сне, столь отличное от маски непроницаемости, которую он носил днём.

Нагини осторожно высвободилась из его объятий Тома, боясь разбудить его. Одеваясь в тусклом утреннем свете, она сняла с шеи мерцающий кулон. Она бережно положила медальон Слизерина на прикроватную тумбочку, молча извиняясь за неразделённые тайны и за то, что время ушло.

Бесшумно направившись к двери, Нагини бросила последний взгляд на мужчину, всё ещё спящего в постели. Она хотела что-то сказать, возможно, попрощаться, но слова не шли... Вместо этого она скользнула за дверь, уходя так же тихо, как пришла.

Проснувшись, Том обнаружил, что постель рядом с ним пуста. На мгновение он ощутил незнакомое чувство одиночества. Затем его взгляд упал на медальон. Взяв его в руки, он понял, что он означает: Нагини ушла, а ему оставила это. Прощальный знак, который имел значение окончательного решения.

Он не мог понять её мотивов, как и не мог до конца разгадать её тайну. Но, держа в руках медальон, он почувствовал внутри себя бурю эмоций, сложных и не поддающихся объяснению. Казалось, Нагини оставила ему часть головоломки, загадку без ответа, которая теперь навсегда останется с ним.

Теперь медальон был не просто реликвией, а символом чего-то невысказанного, чего-то незавершённого. Лорд Волдеморт остался один в тишине комнаты, размышляя о времени, жизни и тайнах женщины, что оставалась для него неразгаданной загадкой.

1979

Зал заседаний, расположенный в скрытой пещере глубоко под заброшенным особняком, был тускло освещён волшебными огнями. Багровый свет отбрасывал жутковатые отблески на лица людей, собравшихся за длинным тёмным столом. Члены Внутреннего Круга ждали в напряжённой тишине, их взгляды были устремлены на высокий трон во главе стола.

Волдеморт скользнул алыми глазами по комнате, задерживаясь на каждом члене Внутреннего Круга — мужчинах и женщинах, связанных с ним узами преданности, страха и тёмных обещаний. Их глаза встретились с его глазами, молчаливо подтверждая глубокие узы, связывающие их. За их спинами сидели дети — молодые ведьмы и волшебники, которые ждали своей очереди, чтобы принять Тёмную Метку.

— Благодарю всех за то, что вы пришли, — начал Волдеморт, его голос звучал завораживающе и холодно. — Сегодняшняя ночь знаменует собой переломный момент в нашей борьбе против недостойных, грязнокровок и их приспешников. Но прежде чем мы продолжим, должны быть даны клятвы, обеты, которые навсегда закрепят вашу преданность мне и нашему делу.

Молодые ведьмы и волшебники поднялись со своих мест и подошли к Волдеморту, который вытащил свою палочку. В воздухе повисло напряжение, когда они приготовились дать Тёмный Обет — сакральную и опасную магическую клятву. Их палочки соединились, и огненный магический язык пламени окутал их руки, пока они произносили слова клятвы, обещая свою преданность Волдеморту и его великому замыслу.

На лице Волдеморта появилась зловещая удовлетворённая улыбка, когда магический огонь погас, оставив на их коже отпечаток Тёмной Метки.

— Великолепно, — произнёс он.

— Я могу предложить вам силу, могущество, которое невозможно измерить, — продолжил он, его голос звучал низко и убедительно. — Поклянитесь в верности мне, и вместе мы уничтожим грязь, которая оскверняет магический мир. Мы очистим его.

В комнате стояла напряжённая тишина, насыщенная тёмной магией и ещё более тёмными обещаниями. Взгляд Волдеморта переместился на Люциуса Малфоя.

— Малфой, — произнёс он, левитируя к нему свой потёртый дневник — крестраж. — Сохрани этот предмет. Его значение для меня огромно, и он станет символом моей веры в твою преданность.

Люциус Малфой дрожащей рукой взял дневник, вес которого оказался куда больше, чем можно было предположить по его размеру.

— А ты, Беллатрикс, — продолжил Волдеморт, обращаясь к ведьме, — я доверяю тебе другой предмет невероятной важности.

Ещё один взмах палочки — и золотой кубок плавно поплыл в сторону Беллатрикс Блэк. Она осторожно взяла его, узнав знаменитую чашу Пуффендуй, не подозревая, что перед ней — крестраж.

— Блэк, — обратился Волдеморт к Регулусу Блэку, — мне понадобится помощь домовика, верного и надёжного, чтобы обеспечить сохранность ещё одного ценного объекта.

Регулус на мгновение замешкался, прежде чем кивнуть:

— Конечно, мой лорд, вы можете воспользоваться Кикимером, домовиком семьи Блэк. Он выполнит все ваши приказы.

— Отлично, — сказал Волдеморт, его глаза сузились от удовлетворения. — Таким образом, мы приближаемся к нашей цели — к миру, где властвуют чистокровные волшебники, а недостойные исчезнут.

Когда собрание подошло к концу, Волдеморт обвёл взглядом своих Пожирателей Смерти — этих волшебников и ведьм, которые поклялись в верности его тёмным идеалам. Это была грозная группа, теперь связанная клятвами и соблазнительной перспективой небывалого могущества.

Один за другим они покидали пещеру, но Волдеморт остался, размышляя о проложенном пути и о механизмах, которые он запустил. Это были шаги на пути к миру, созданному по его образу, — миру, где Лорд Волдеморт будет царствовать вечно.

Но, стоя там, погружённый в свои мысли, он вдруг вспомнил Нагини, её глазах, наполненных непостижимой смесью непокорности и уязвимости, о медальоне, оставленном в знак молчаливого обещания или прощания. На мгновение он задумался: где она, что делает и пересекутся ли их пути, как бы мрачно они ни были переплетены, снова.

Отмахнувшись от этих мыслей, Волдеморт отвернулся, сосредоточившись на предстоящих задачах. Магическая война была в разгаре, а путь к бессмертию не позволял промедления. Однако образ Нагини упорно не отпускал его, как тень неразгаданной тайны, вплетённой в его жизнь, где всё больше царили холодный расчёт и определённость. Она оставалась единственной загадкой, ответ на которую он так и не нашёл…