Осенний цветок (джен)

Арабелла расчесывала перед зеркалом длинные, только что покрашенные в приятный пепельно-каштановый цвет волосы. Все-таки очень удачный оттенок — и седину скрывает, и даже молодит. Красавицей она никогда не была, а вот волосами, пожалуй, можно было гордиться — правда, от природы они были черными, но когда тебе уже почти шестьдесят (увы!), черный цвет подчеркивает возраст... Все-таки осень жизни, что ни говори — правда, у Арабеллы осень выдалась золотая... То, что называют "индейское лето".

Она впервые задумалась — почему именно индейское? — но, так и не найдя ответа, завязала волосы в хвост и приступила к нанесению маски. Французская маска, как было написано на упаковке, разглаживала морщины и придавала лицу сияние молодости. Сегодня Арабелле хотелось хорошо выглядеть.

Коты-полукниззлы, наевшись, мирно спали кто где — Мистер Лапка в кресле, Мистер Тибблс и Снежок, обнявшись, устроились на диване, а Хохолок улегся на подоконнике. Арабелла улыбнулась — котики были ее радостью и отрадой, никогда она не чувствовала себя такой счастливой и умиротворенной, как в окружении мурлыкающих питомцев. "Даже с Аластором, — признавалась она себе. — Потому что с ним всегда тревога, как он говорит — постоянная бдительность... Всегда настороже, всегда готов к бою, никогда не знаешь, когда он уйдет и когда вернется..." Особенно теперь, когда Дамблдор убит, а Тот-Кого-Нельзя-Называть набрал силу, неизвестность стала еще более пугающей — вот и сейчас она вздрогнула от одной только мысли о недавних событиях.

Но котики — всегда, даже в самое тяжелое время — это чистая нежность, уютное, родное тепло, тишина — и при том тишина живая, дышащая.

Нанеся маску, которая оказалась светло-зеленого цвета и пахла водорослями, Арабелла села в кресло и закрыла глаза. Двадцать минут — пока чудо парижской косметики подействует. Ах, да, надо еще выключить плиту — бигос уже готов.

Гарри Поттер, за которым она присматривала, когда он был маленьким мальчиком и постоянно жил у Дурслей, всегда морщился и говорил, что у нее в доме ужасно пахнет капустой. А что такого ужасного в этом запахе, да и бигос на самом деле очень вкусное блюдо. Любимое блюдо Аластора — потому Арабелла и готовила его так часто... Кстати, сам Аластор ее и научил готовить бигос по всем правилам. А еще варить кофе по-ирландски — с коричневым сахаром, виски и взбитыми сливками...

Конечно, Гарри было с ней скучно, наверняка он считал ее просто полусумасшедшей старухой-кошатницей, и к котикам, к немалому огорчению Арабеллы, Гарри был равнодушен. Но правду о себе и о нем, да и о многом другом Арабелла ему до поры до времени рассказать не могла.

А завтра ее миссия закончится — завтра Гарри станет совершеннолетним...

"Боже, неужели столько лет уже прошло? Как быстро..."

* * *

Арабелла была единственной дочерью супругов-волшебников по фамилии Стоун, мать происходила по прямой линии от одной из дочерей великой Хельги Хаффлпафф, отец тоже был из старого магического рода. Они держали небольшое кафе в магическом квартале Эдинбурга, но, когда выяснилось, что их дочь лишена волшебного дара, приняли решение переехать в маггловскую часть города — родителям не хотелось, чтобы она чувствовала себя неполноценной. Правда, и среди магглов Арабелла не очень-то прижилась — она многим казалась странной — тихая, задумчивая, молчаливая девочка, которая выходила из себя, только если кто-то обижал животное, тут она могла и подраться.

После школы она работала машинисткой в банке, а замуж вышла в двадцать два года — за маггла. Альберт Фигг был старше нее на десять лет, жил поблизости, работал в том же самом банке и был во всех отношениях приличным, положительным человеком. Рыжеватый, невысокого роста, скромный и тихий, поначалу он Арабелле не слишком нравился, хотя она и не отвергала его робкие ухаживания, но когда у нее заболела кошка, а родители были в отъезде, Альберт отвез их к ветеринару на своей машине, поздно вечером, и вместе с Арабеллой сидел в клинике и ждал, пока кошке делали операцию. И следующие несколько дней, пока любимица Арабеллы не выздоровела, Альберт возил их к врачу. Такая заботливость расположила Арабеллу к нему, и когда он наконец сделал предложение, она, посоветовавшись еще для верности с портретом бабушки Кэролайн, ответила согласием. Хороший человек и надежный друг, и животных любит — а что еще нужно? Конечно, это не та любовь, о которой пишут в романах и снимают кино, не та, о какой мечтала иногда сама Арабелла — но может быть, такой в жизни и вовсе не бывает? Бабушка сказала:

— Надо твердо стоять ногами на земле и не гнаться за несбыточным. Тем более, если ты родилась сквибом, да и не сказать, что красавица...

— Альберт говорит, что у меня чудесные глаза, — возразила Арабелла.

— Ну вот, видишь... Если человек тебя любит, ты можешь сделать его счастливым, тогда и сама будешь счастлива. А глаза у тебя действительно хороши, — заключила бабушка.

Ее портрет Арабелла взяла с собой, когда переехала к мужу. Если Альберт был дома, бабушка сидела тихо и чинно, ничем не выдавая, что она не просто изображение на холсте. Зато, когда Альберт уходил на работу, они с внучкой подолгу болтали о том, о сем.

Семейная жизнь Арабеллы и Альберта протекала тихо и спокойно, детей, правда, не было, но в кошке оба души не чаяли, а когда та, уже в глубокой старости, скончалась, они взяли нового котенка. Часто бывая в гостях у родителей, Арабелла, конечно, слышала, что в волшебном мире идет настоящая война, что Лорд Волдеморт, темный волшебник, даже имя которого все боятся произносить, рвется к власти, и что жертвами этой войны зачастую становятся случайные люди — и магглы тоже. Альберту, разумеется, ничего не рассказывали, но мистер Стоун навел на дом, где жили дочь с зятем, защитные чары.

Арабеллу же известия о войне не столько пугали, сколько снова будили несбыточные мечты — но уже не о любви — за годы брака она искренне привязалась к Альберту, уважала его, ценила его доброе сердце и прощала то, что он был немного скуповат (пожалуй, единственный его недостаток). Нет, ей хотелось сражаться со злыми колдунами, размахивать палочкой, чтобы летели красные и зеленые лучи, нестись на метле, преследуя врагов. И чтобы ветер в лицо! Арабелла читала в "Пророке" о борьбе доблестных авроров с приспешниками Того-Кого-Нельзя-Называть — и сердце ее замирало от восхищения и зависти. О, если бы судьба не обделила ее волшебным даром! Она непременно пошла бы в авроры, как эта совсем юная Алиса Лонгботтом! И обязательно вступила бы в Орден Феникса — организацию, созданную директором Хогвартса специально для борьбы с темными магами и их предводителем.

Однажды Арабелла вместе с матерью отправились в магический квартал — матери нужно было купить кое-какие ингредиенты для зелий от ревматизма и от мигрени. Уже закончив свои дела, они увидели ужасную картину — на месте их бывшего кафе дымились развалины, кругом суетились люди, авроры в алых форменных мантиях пытались навести хоть какой-то порядок, а в небе парила зеленая змея, выползающая из черепа — Темная Метка. Похоже, мистер Гартунг — тот, кто купил кафе у Стоунов — чем-то вызвал неудовольствие Того-Кого-Нельзя-Называть...

Арабелла видела, как авроры выносили из разрушенного здания тела, накрытые черным — и вновь ощутила гнев и досаду на свое бессилие. Но в следующую минуту заметила пушистого бело-рыжего книззла, который сидел посреди всего этого хаоса с совершенно потерянным видом и горестно мяукал.

— Котик! Иди ко мне, кис-кис! Иди ко мне, мой маленький, бедняжка! — позвала Арабелла, присев на корточки. — Иди ко мне, малыш!

— Мя-а-у! Мурр-мурр-мяу! — протяжно ответил книззл, подойдя к ней. Арабелла отчетливо поняла, что хотел сказать волшебный зверь: что он не знает, куда идти, теперь, когда хозяев больше нет, и если добрые люди его приютят, он будет хорошим домашним котом.

Что ж, пусть она всего лишь сквиб и не в силах сражаться с Пожирателями Смерти, как авроры, но по крайней мере, она может спасти бедное животное, дать ему уютный дом, тепло и заботу.

— Мама, я возьму его к себе! — обратилась она к матери.

— А что ты скажешь Альберту? Он ведь не похож на обычного кота. А еще, чтобы держать книззла, нужна лицензия.

— С лицензией потом разберемся. А Альберту скажу, что это мейнкун. Хотя он и на мейнкуна не очень похож... Ой... мама, а может быть, ты наложишь на Альберта Конфундус? Ну, просто, чтобы не было лишних вопросов? Альберт любит животных, он не будет против, но все-таки...

— Хорошо, — вздохнула мать. — В конце концов, так проще, чем что-то объяснять и придумывать.

Дома Арабелла рассказала мужу, что кот попался ей на глаза на автобусной остановке, что он, судя по всему, домашний, но, видимо, потерялся или хозяева от него избавились.

— Он так смотрел на меня... Я не могла его там оставить, — смущенно улыбнулась Арабелла.

Альберт, как и ожидала Арабелла, согласился взять кота.

А вскоре у их кошки родились четыре котенка: Мистер Лапка, Мистер Тибблс, Снежок и Хохолок.

* * *

Альберт Фигг умер скоропостижно, внезапно — в кресле, с газетой в руках, после пятичасового чая. Неделю назад ему исполнилось всего лишь пятьдесят два года. Арабелле было сорок два. Врачи сказали, что у Альберта было больное сердце — хотя он никогда не жаловался. Он оставил жене довольно крупную сумму на счете в банке, благодаря которой Арабелла могла жить, ни в чем не нуждаясь — и она раскаялась, что в свое время считала мужа скупым. А ведь Альберт всегда думал о ней, о ее будущем...

Похоронив мужа, Арабелла тихо жила в своем доме с шестью кошками. А в волшебном мире война тем временем продолжалась — и когда казалось, что победа Лорда Волдеморта дело решенное — вдруг случилось нечто необъяснимое. Он исчез при попытке убить полуторагодовалого ребенка, Гарри Поттера. Гарри остался жив, а великий темный маг исчез бесследно — и вся Магическая Британия праздновала победу и благословляла Мальчика-Который-Выжил. И Арабелла, конечно, тоже — вместе с родителями.

А спустя пару месяцев ее жизнь круто изменилась.

Альбус Дамблдор появился в доме Стоунов зимним вечером. Арабелла помнила его с тех времен, когда была маленькой девочкой — Дамблдор иногда заходил в их кафе выпить чаю и съесть пирожное, и мама говорила: "Смотри, дочка, это самый великий волшебник, профессор Дамблдор. Он преподает в Хогвартсе!" Тогда еще оставалась надежда, что Арабелла все-таки не сквиб, что ее магия однажды проснется...

Разговор все время возвращался к исчезнувшему Лорду Волдеморту и Гарри Поттеру.

— Кто же взял Гарри на воспитание? Он ведь еще совсем маленький, бедняжка, и круглый сирота... — спросила миссис Стоун.

— Я решил, что Гарри должен жить у родственников по материнской линии, у сестры Лили Поттер, — ответил Дамблдор. — Но тут есть небольшая проблема...

— Какая? — полюбопытствовал мистер Стоун.

— Дело в том, что сестра Лили — маггла, как и ее муж.

— Маггла? — ахнула миссис Стоун. — Но как же... Ведь некоторые Пожиратели смерти остались на свободе... Что, если кто-то захочет отомстить?..

— Гарри Поттер должен жить у родственников, так будет лучше для него, — повторил Дамблдор. — Буду с вами откровенен — я полагаю, что однажды Волдеморт вернется.

При упоминании имени темного волшебника мистер и миссис Стоун вздрогнули. А Дамблдор продолжал:

— Я уверен, что Гарри еще предстоит битва с ним, где он должен окончательно его победить. Поэтому нужно, чтобы кто-то из волшебного мира жил рядом и присматривал за Гарри. И в случае каких-либо непредвиденных обстоятельств немедленно сообщал мне. — Он помолчал и добавил: — Не хотите ли вы взять на себя эту миссию?

Стоуны нерешительно переглянулись.

— Боюсь, мы уже старые для этого... и недостаточно искусны... для такого дела, которое может быть опасным, — кашлянув, сказал мистер Стоун.

Арабелла, неожиданно для самой себя, вскочила.

— Профессор Дамблдор, доверьте это мне! Пусть я сквиб, но приглядеть за мальчиком и сову отправить я сумею! — воскликнула она и тут же смутилась. И добавила почти шепотом: — Я очень хочу помочь...

Родители смотрели испуганно и укоризненно, да она и сама уже почти жалела, что высказалась. "Чем я могу быть полезна, на самом деле? Никакого толку от меня... Глупо..." Она вспыхнула, на глаза навернулись слезы. Однако Дамблдор взглянул на нее пристально, как будто только что увидел, и улыбнулся так по-доброму, что Арабелла не смогла удержаться от улыбки в ответ.

— А почему бы и нет? — сказал он. — Действительно, ведь многого от вас и не потребуется. Значит, решено. Правда, для этого вам придется переехать из Эдинбурга в Литтл-Уингинг, пригород Лондона. Согласны?

Арабелла кивнула. А Дамблдор обратился к родителям:

— Не волнуйтесь, Орден Феникса берет вашу дочь под свою защиту. На доме будут надежные чары, и я сам — или кто-то из моих ближайших друзей, тех, кому я доверяю, как себе — будем проверять, все ли в порядке. И кстати, — добавил он, повернувшись к Арабелле, — не беспокойтесь насчет лицензии на содержание книззла и полукниззлов, я сам все улажу. Вы ведь забыли ее оформить, я понимаю. И кое-кто уже донес о нарушении. Но не зря же я председатель Визенгамота.

Он снова улыбнулся, лукаво блеснули голубые глаза за очками-половинками, а Арабелла и мать с отцом рассыпались в благодарностях.

* * *

Вскоре был куплен уютный домик в Литтл-Уингинге, на Тисовой улице, а дом в Эдинбурге продан. Дурсли — родственники Гарри Поттера — жили как раз напротив. В первый день Арабелла увидела лишь высокую худую блондинку, которая что-то делала в саду — и догадалась, что это и есть сестра Лили Поттер.

С переездом Арабелле помогали Дамблдор и Аластор Грюм из Ордена Феникса — аврор, коренастый человек со светлыми, уже наполовину седыми волосами, немного постарше Арабеллы, похожий скорее на пирата, чем на служителя закона — испещренное шрамами лицо, на котором от носа осталась половина, и черная повязка, скрывающая выбитый глаз. Арабелла глядела на него со страхом и почтением — она, конечно, много слышала о нем и даже читала в газете.

Дамблдор и Грюм установили защитные чары, еще раз прошлись по дому, потом Грюм брал каждого из котов на руки и долго смотрел им в глаза со словами "А ну-ка, проверим, кто ты на самом деле!" Коты мяукали в ответ, а Грюм, видимо, удовлетворившись увиденным и услышанным, отпускал их.

— Мне пора, — наконец сказал Дамблдор. — В Хогвартсе скоро ужин, сегодня дети возвращаются с рождественских каникул.

— Я, Альбус, пожалуй, немного задержусь, — отозвался Грюм. — Хочу еще кое-что проверить. Постоянная бдительность!

Дамблдор аппарировал, а Грюм остался. Но ничего проверять и никаких чар наводить больше не стал, зато починил текущий кран в ванной и забил на кухне гвоздь, превратив его в крючок, чтобы можно было вешать полотенце на него, а не на спинку стула.

— Спасибо вам большое! — Арабелла покраснела от смущения и благодарности, что такой прославленный аврор так заботлив и предупредителен к ней, ничем не примечательной немолодой женщине. — Может быть, выпьете со мной чаю?

— Не откажусь, — Грюм улыбнулся, и, хотя его улыбка выглядела устрашающе, Арабелла снова покраснела, на этот раз от удовольствия. Ей определенно нравился этот мужчина, несмотря на его увечья — а может быть, как раз благодаря им — ведь они свидетельствовали о мужестве и отваге их обладателя.

Она засуетилась, заваривая чай и накрывая на стол — сливок, конечно же, в холодильнике не оказалось, надо будет завтра купить — зато у нее был кекс с апельсиновыми цукатами, покрытый шоколадной глазурью. Еще нашлась бутылка "Бейлиса" — Альберт любил кофе с ликером, и Арабелла многие годы покупала его, сохранив эту привычку и после смерти мужа.

Отпивая маленькими глотками "Бейлис", смакуя нежный сливочно-кофейный вкус, Арабелла старалась не смотреть на Грюма в упор, то опуская глаза, то глядя в сторону, но его лицо и отпугивало, и в то же время чем-то притягивало взгляд. Ей казалось, что надо что-то сказать, поддержать светскую беседу, но ее охватила робость, она никак не могла придумать подходящую тему для разговора. Он же, казалось, не чувствовал никакой неловкости, лишь, не отрываясь, смотрел на нее своим единственным светло-карим глазом, еще больше смущая. Арабелла откашлялась.

— Расскажите что-нибудь... — попросила она и тут же подумала, как глупо это прозвучало.

— Что же вам рассказать? — отозвался он и, вынув из кармана трубку, спросил: — Вы позволите, мадам?

— Конечно, — кивнула Арабелла.

Грюм закурил трубку, окутавшись табачным дымом — терпким и сладковатым, и, гладя Мистера Лапку, забравшегося к нему на колени, неторопливо заговорил:

— Хотите знать, как я лишился глаза? — он жестко усмехнулся. — Или половины носа? Это сделал младший Розье, Эван, я напал на его след после убийства Эдгара Боунса... Всю ночь я гнался за ним, он пытался оторваться, но не мог, и наконец, я его догнал. Он отказался отдать мне палочку и следовать за мной — и принял бой. Совсем еще молодой парень... был.

Арабелла опустила голову. Ей подумалось, что у Грюма не только лицо, но и душа в шрамах — такие вещи не проходят бесследно. А он неожиданно накрыл ее ладонь своей большой и жесткой рукой. Она не отняла руку.

Он поднялся из кресла, бережно переложив Мистера Лапку со своих колен, Арабелла тоже встала — ее ладонь по-прежнему в его руке. Он спросил:

— Тебя не пугает это все? — непонятно было, что он имеет в виду — то, о чем он рассказывал Арабелле, или свою внешность.

— Нет, — прошептала она и помотала головой.

Он притянул ее к себе и впился в губы поцелуем — грубо и дерзко. Никто никогда не целовал Арабеллу так — Альберт был совсем другой, он всегда обращался с ней нежно и бережно, даже осторожно. А сейчас у нее перехватило дыхание, и она позволила Аластору делать все, что он захочет, позволила раздеть себя и увлечь к дивану. У нее кружилась голова и горели щеки, колени подгибались, и, чувствуя себя совершенно бессильной перед его натиском, она обхватила руками его плечи, обвилась вокруг него, словно плющ вокруг могучего дуба... Сбывались ее девичьи грезы — именно о такой любви, о такой страсти она когда-то мечтала, еще даже не вполне осознанно. Потом, став женой добропорядочного, мирного, уравновешенного Альберта, она заперла эти мечты в глубине сердца, как драгоценности в шкатулке — и ключ потеряла.

Он на руках отнес ее в спальню, где все повторилось снова. Арабелла сама не знала, как она истосковалась по ласке за время вдовства, и лишь теперь остро ощутила это — она была как иссушенная солнцем земля, на которую наконец пролился дождь. И она шептала: "Да, да... Еще..."

Ночью Арабелла долго не спала — Аластор громко храпел (наверное, из-за поврежденного носа), да и у нее самой в голове беспокойно роились мысли, не дающие забыться. Все, что с ней произошло за последнее время, было крайне неожиданно — когда умер Альберт, она думала, что ей теперь остается, тихо и мирно старея, доживать свой век. Заботиться о котиках, может быть, заняться выращиванием цветов, навещать родителей (папа за полгода очень сдал, надо бы убедить его пойти в Мунго, вдруг что-то серьезное?), иногда пить чай с соседкой — тоже вдовой, с которой у Арабеллы завязалось что-то вроде дружбы... И вдруг в ее жизни появилось важное дело, важное для всего волшебного мира — у нее, у сквиба! И тайна, которую она обязана хранить — ведь никто не должен догадаться, что Гарри Поттер не просто обыкновенный маленький мальчик, оставшийся сиротой...

А случившееся сегодня и вовсе перевернуло привычный мир Арабеллы. Она не помышляла о других мужчинах — ни когда была женой Альберта, ни после того, как овдовела. И тем более, не ждала от судьбы никаких сюрпризов в виде страстных увлечений.

Вдруг молнией пронзила мысль — ведь получается, что она изменила Альберту, предала его память? Конечно, Арабелла понимала, что вдовы и замуж снова выходят, сплошь и рядом, да и заводят себе любовников — это все бывает, это все в порядке вещей, и она, разумеется, не святая... Однако измена, как ей казалось, заключалась не в самом факте, что она переспала с другим, а в сравнении Альберта с Аластором, в потаенном чувстве, что именно сейчас она по-настоящему счастлива, именно Аластор дал ей то, что ей всегда было нужно, что он, а вовсе не тихий, мягкосердечный Альберт — ее мужчина, для которого она была создана. Ее судьба...

Стало до слез жаль Альберта — доброго, честного, заботливого, которого она, как ей сейчас подумалось, и вовсе никогда не любила — хотя он того заслуживал. Арабелла тихо поднялась с кровати и на цыпочках подошла к портрету бабушки Кэролайн — как делала всегда, когда ей бывало не по себе. Осторожно сняв портрет со стены, она вышла в гостиную, чтобы не разбудить Аластора, включила тусклый настенный светильник и сразу увидела, что старушка не спит — бабушка хитро улыбнулась и подмигнула.

— Бабушка... — шепотом сказала Арабелла. — Ты все видела и слышала, да? Боже, как стыдно...

— Вот еще глупости, — с притворной строгостью — в глазах вспыхнули веселые искорки — проворчала бабушка. — Я и не видела ничего, я как раз задремала и только что проснулась. А если бы и видела — подумаешь! Как будто меня можно чем-то удивить... Что я, монашка или старая дева? Но чем ты недовольна, хотела бы я знать?

— Бабушка, как же так? Как же Альберт?.. — с запинкой проговорила Арабелла, чувствуя, что не может яснее выразить то, что чувствует.

— Дурочка, — ласково усмехнулась бабушка. — Кто сказал, что ты тоже должна была себя похоронить? Это жизнь.

— Ох, бабушка... Но получается, что я Альберта не любила никогда?

— Почему? — бабушка сдвинула очки на лоб. — Все мужчины разные. И любовь с каждым из них разная. Подумай сама, нужны ли были Альберту сумасшедшие страсти? Вовсе нет, ты прекрасно знаешь, что он ценил покой и налаженную, размеренную жизнь. И ты была ему хорошей женой. А теперь у тебя другой мужчина, с ним все по-другому, это совершенно естественно. Ложись спать и не занимайся глупостями.

Она снова подмигнула внучке, потом, опять надев очки и пристально вглядевшись в ее лицо, добавила:

— Ты так хорошо выглядишь. Почти красавица! Вот в чем дело — ты просто не весенний и не летний, а именно осенний цветок. И сейчас у тебя наступил расцвет.

Арабелла подошла к зеркалу и убедилась, что бабушка права — лицо, обычно бледное, разрумянилось, карие глаза блестели, и наметившиеся морщинки около губ и глаз словно таили в себе улыбку. Успокоенная, она вернулась в спальню и заснула, и даже храп Аластора уже не мешал ей.

Утром, уходя, он сказал:

— Приду через неделю. Проверю, все ли в порядке, и, кстати, принесу тебе сову. Буду уже ближе к ночи — чтобы не попасться на глаза магглам, — с этими словами он поцеловал ее и аппарировал.

И действительно появился ровно через неделю — с обещанной совой, которая поселилась в клетке на шкафу в спальне. Вообще, Аластор всегда был на редкость точен, поэтому, когда он однажды не пришел, Арабелла поняла — с ним что-то случилось. Вне себя от тревоги, которую даже котикам не под силу было унять, она ждала вестей, но потом не выдержала и написала Дамблдору. Альбус лично явился и рассказал, что в схватке с разбойниками Аластор потерял ногу и лежит в Мунго. Арабелла не смогла сдержать слез, ей было все равно, что подумает директор — но даже если у Дамблдора и возникли какие-то догадки, он держал их при себе, а Арабеллу успокоил, что жизни Аластора ничего не угрожает. Правда, нога у него теперь будет деревянная — раны, нанесенные темной магией, не излечиваются, и даже Костерост в данном случае не поможет.

Впрочем, на темпераменте Аластора потеря ноги ничуть не сказалась, в чем Арабелла убедилась, когда он снова пришел к ней. Зато он сделался более подозрительным и теперь при каждой встрече сначала скрупулезно обновлял защиту, потом пристально рассматривал котов, спрашивал каждого, как его зовут, те мяукали в ответ, а он их гладил и чесал за ушами. Вообще, коты Аластора не боялись, даже когда искусный мастер сделал ему волшебный глаз взамен выбитого — он был большой, круглый как монета и ярко-голубой, к тому же беспрестанно вращался и мог видеть позади себя, а также сквозь стены и предметы. Арабелла и та первое время пугалась, когда Аластор останавливал на ней волшебный глаз, и особенно, когда глаз поворачивался внутрь — это было на самом деле довольно жуткое зрелище.

Арабеллу он тоже проверял, для нее были заготовлены контрольные вопросы при каждой встрече — проверка на Оборотное зелье.

"С кем я пришел к тебе в первый раз?"

"С профессором Дамблдором".

"Что он сказал, когда ушел?"

"Что ему пора в школу, дети приезжают с рождественских каникул".

Арабелла его понимала и ничуть не обижалась. Потому что он — воин, привыкший сражаться с врагами, а враги бывают исключительно коварны и могут маскироваться под кого угодно. Отсюда и девиз — "постоянная бдительность". Да, Аластор — воин, а Арабелла — его верная подруга, и к подозрительности Грюма, порой, что греха таить, граничащей с паранойей, она относилась с таким же уважением, как к его шрамам.

В годовщину смерти Альберта Арабелла съездила в Эдинбург, на его могилу. Там она долго плакала, но когда слезы закончились, она чувствовала лишь нежность и благодарность к покойному мужу за спокойные и, в общем, счастливые годы, прожитые вместе. И светлую грусть.

* * *

Арабелла жила от встречи до встречи. Наблюдение за домом Дурслей и Гарри Поттером пока не требовало от нее много времени и сил — она видела, как Петуния Дурсль вывозит в коляске мальчиков на прогулку в парк или идет с ними в магазин, как Вернон Дурсль каждое утро уезжает на работу, а вечером возвращается. Никто подозрительный не крутился возле дома, никаких происшествий не было. С Дурслями у Арабеллы установились вполне добрососедские отношения, как и с другими обитателями Тисовой улицы. Правда, Арабелла подозревала, что ее считают "немного не в себе" — потому ли, что она держала шесть кошек и говорила о них, как другие женщины о детях; или потому, что она не следила за собой и могла выйти в магазин в пальто, накинутом на домашний халат, ненакрашенная, со стянутыми в небрежный узел волосами.

А Арабелле было все равно, что подумают магглы — впервые в жизни их мнение для нее совсем ничего не значило. Пусть она сквиб, но все равно она принадлежит к потаенному, запретному для них волшебному миру, и теперь, когда на нее возложена обязанность — охранять Мальчика-Который-Выжил — она даже играет важную роль. И разве сравнится самый красивый, самый богатый маггл с Аластором, с великим волшебником и настоящим героем?

Только для Аластора хотела она быть красивой и часто вздыхала, жалея, что ее молодость уже позади. Когда она ждала его — а он всегда приходил поздним вечером — то надевала лучшие платья, туфли, красилась и тщательно причесывалась. Соседи, наверное, не узнали бы ее, если бы увидели.

Они нигде не бывали вместе — Грюм держал их связь в тайне. Он, как и Дамблдор, был убежден, что Волдеморт вернется и им снова предстоит борьба не на жизнь, а на смерть. И тогда Арабелла, если врагам станет известно об их отношениях, окажется в неминуемой опасности.

Хотя однажды Дамблдор все же представил Арабеллу Ордену Феникса — вернее, тому, что от него осталось. А осталось совсем немного: говорливый и восторженный человек очень маленького роста по имени Дедалус Дингл, ровесник Дамблдора Элфиас Дож, Стерджис Подмор из Министерства магии, аврор Эммелина Вэнс и школьный лесничий Рубеус Хагрид — огромный мужчина в кротовом жилете с длинной густой бородой. В кармане у Хагрида, как оказалось, сидели мыши, что сразу привлекло к нему беспокойное внимание котов Арабеллы.

Еще был Мундунгус Флетчер, который Арабелле не понравился — уж очень вороватый у него был вид. Он так и шнырял глазами по сторонам, пока Грюм не подошел к нему и не шепнул что-то на ухо. Позднее, когда гости разошлись, Грюм сказал:

— Этот Флетчер — мелкий воришка и мошенник, лучше с ним никаких дел не иметь. Я был против того, чтобы принимать его в Орден, но Дамблдор считает, что и такие люди могут быть полезны.

* * *

Тем временем Гарри Поттер подрастал, и менялось отношение к нему со стороны Дурслей. Если раньше, когда мальчики были маленькими, Петуния одинаково заботилась о своем сыне и о племяннике — ну, по крайней мере, так казалось со стороны — то теперь Арабелла видела, что Гарри постоянно занят работой по дому, а его кузен проводит время со своими друзьями — довольно хулиганистыми мальчишками, кстати — и что их компания часто обижает Гарри.

Иногда мальчика оставляли с ней на весь день — когда Дурсли уезжали в Лондон. И однажды Арабелла, осторожно расспросив, как ему живется, пришла в ужас — оказывается, Гарри жил в чулане под лестницей, там даже окна нет! В тот же вечер она написала Дамблдору:

"Профессор, с этим нужно что-то делать! Я уже писала Вам, что тетка и дядя относятся к Гарри совсем не так, как к родному сыну — к слову, мальчишка избалован до безобразия, и я не раз видела, как он со своими дружками гоняется за Гарри. На мои замечания они только смеялись, к тому же миссис Дурсль при встрече сказала мне, чтобы я не вмешивалась в воспитание чужих детей, тем более, что своих у меня нет. Мне пришлось извиниться, поскольку ссориться с Дурслями я не должна. Но чулан под лестницей — это уже ни в какие рамки не укладывается! Профессор Дамблдор, может быть, Вы что-нибудь с этим сделаете?"

Дамблдор после этого письма лично навестил Арабеллу и долго объяснял, что, к сожалению, пока сделать ничего нельзя. Пока Гарри не исполнилось одиннадцати лет и он не получил письмо из Хогвартса, он не должен ничего знать о волшебном мире. А Дурсли, судя по всему, боятся проснувшейся стихийной магии мальчика. Арабелла же должна по-прежнему наблюдать и обо всем сообщать Дамблдору.

Арабеллу эти речи не убедили, но что она могла сделать? Покачав головой, она вздохнула:

— Хорошо, профессор. Наверное, вам виднее.

Грюм, с которым она поделилась своим возмущением, сказал:

— Мне тоже все это не особенно нравится, но Дамблдор считает, что мы сейчас не должны вмешиваться, что так будет лучше для Поттера. И для его будущего предназначения.

Арабелле ничего не оставалось, кроме как согласиться скрепя сердце.

И все же в целом это были довольно спокойные годы — правда, из шести кошек у нее осталось четверо, а потом у Арабеллы умер отец — но ничего неожиданного, из ряда вон выходящего не происходило. Хотя работа Аластора по-прежнему была опасной, пока он, к радости Арабеллы, не ушел в конце концов преподавателем в школу авроров.

В событиях, которые предшествовали отъезду Гарри в Хогвартс, Арабелла никакого участия не принимала. Незадолго до его дня рождения она сломала ногу, и, хоть Грюм и привел к ней целителя из Мунго, который дал Арабелле выпить Костерост (ужасающая гадость, между прочим! Зато нога срослась за несколько часов), но, поскольку все окрестные магглы знали о переломе и видели ее в гипсе и с костылями, ей пришлось почти два месяца изображать калеку. И за происходящим в доме Дурслей она могла лишь наблюдать из окна.

Она видела нашествие сов, видела, как Дурсли с Гарри спешно уехали куда-то на машине, а потом вернулись — сначала Вернон и Петуния с Дадли, а потом Гарри — с большим сундуком и белоснежной совой в клетке.

Арабелла умилилась и растрогалась, даже заплакала — мальчик поедет в Хогвартс, туда, где его все знают и любят, туда, где его настоящий дом и его мир... Когда-то и она с надеждой ждала письмо из Хогвартса, и мечтала, что ей купят учебники, школьную мантию и сову... Не случилось. Что ж, пусть у Гарри наконец-то все будет хорошо. Ведь может быть, что Дамблдор и Грюм ошибаются, и Тот-Кого-Нельзя-Называть не вернется больше?

Увы, они не ошибались, с первого же года учебы Гарри в Хогвартсе происходили страшные события. В "Пророке" о них если и писали, то не очень понятно, но Арабелле кое-что рассказывали Грюм и Дамблдор — тоже, впрочем, довольно скупо — о преподавателе, одержимом духом Того-Кого-Нельзя-Называть, о древнем ужасе из Тайной комнаты Слизерина... А на третий год из Азкабана бежал Сириус Блэк — о нем говорили даже по телевизору, его искали и Аврорат, и маггловская полиция.

Но самым мучительным для Арабеллы был год, когда в Хогвартсе проходили состязания за Кубок Огня. Сначала у Аластора случились какие-то неприятности — он попался на колдовстве в присутствии магглов, как писали в газете, его подвела паранойя (то есть постоянная бдительность). А потом он принял предложение Дамблдора преподавать в Хогвартсе Защиту от Темных Искусств — причем Арабелла узнала обо всем этом опять же из газеты, сам Аластор сообщить ей или хотя бы написать не удосужился. Он вообще не появлялся.

Арабелла не знала, что и думать — она знала, что Аластор жив и здоров, что он работает в Хогвартсе, но к ней не приходит и даже не пишет ей. Она хотела сама написать, но что-то ее останавливало — казалось унизительным напоминать о себе человеку, который, судя по всему, забыл о ней и знать ее не хочет. Написать Дамблдору? А что писать? "Дорогой профессор Дамблдор, не знаете ли, почему мистер Грюм ко мне больше не приходит?" Стыдно и глупо.

Возможно, у Аластора роман с какой-нибудь преподавательницей. Или с этой мадам Максим из Шармбатона — красивая, эффектная женщина, гораздо красивее Арабеллы, хотя и слишком крупная и высокая, ей больше подошел бы Хагрид...

И портрет бабушки говорил, что надо сохранять достоинство. Арабелла и сохраняла, хотя было невыносимо больно. В тот год она действительно поставила на себе крест — не обращала никакого внимания на свою одежду, порой даже не причесывалась. А косметику просто выбросила — чтобы ничто не напоминало. Старуха — ну и пусть. Единственной радостью, тем, что держало, не позволяло окончательно впасть в отчаяние, были котики.

— Хотя бы вы меня никогда не покинете, золотые мои, пушистые малыши... Как же я вас люблю... — говорила Арабелла, раскладывая по тарелочкам кошачий корм и гладя котов, вьющихся возле ее ног, когда за спиной послышался хлопок аппарации. Она недоуменно обернулась — Дамблдор или другие члены Ордены Феникса, когда изредка посещали ее, входили через дверь. Перед ней стоял Грюм — очень похудевший, коротко остриженный и какой-то поблекший.

— Ты?! — вскрикнула она.

— Арабелла... Родная... — проговорил он странным голосом, как будто с трудом. Или как будто его душили слезы.

— Что?.. Что с тобой? Почему?.. Что случилось? — бессвязно забормотала она и разрыдалась, уткнувшись в его плечо. А он гладил ее по спине с непривычной теплотой и лаской.

Потом, когда она перестала плакать и налила обоим чаю (и по рюмке медовухи, принесенной как-то Дамблдором — надо же успокоиться), Грюм рассказал:

— Это Барти Крауч. Младший. Он, оказывается, не умер в Азкабане, отец его вытащил и держал дома под Империусом. Барти напал на меня, а я его недооценил. В общем, он посадил меня в мой же сундук, принял Оборотное зелье с моим волосом и поехал вместо меня в Хогвартс. Я был ему нужен для Оборотного, и еще он все время пытался влезть в мои мысли. Но я держался — и особенно, чтобы он ничего не узнал о тебе. Потому что он сумасшедший, этот Барти — кто знает, что бы он сделал с тобой? Судя по всему, он и отца своего убил. Но теперь он больше никому не опасен. Однако его хозяин вернулся, Арабелла. В "Пророке" пишут чушь.

Грюм говорил о страшных вещах — о том, что Тот-Кого-Нельзя-Называть возродился, что он чуть не убил Гарри и убил другого мальчика, Седрика Диггори, что он снова собирает вокруг себя Пожирателей смерти, а Министерство магии предпочитает закрыть на все глаза и обвиняет Дамблдора и Гарри во лжи... Над Магической Британией сгущались грозовые тучи — но Арабелла в этот вечер была счастлива и не могла с этим ничего поделать.

Когда Грюм притянул ее к себе и поцеловал в губы, она смутилась, только сейчас вспомнив, что он застал ее неприбранной и непричесанной, и сделала попытку отстраниться:

— Я постарела за этот год...

— Так ведь и я не помолодел, — усмехнулся он. — Ты — моя женщина, моя Арабелла, вот и все. И кто знает, сколько нам еще осталось? Теперь, когда Волдеморт возродился.

С этого дня в их отношениях появилось что-то новое — может быть, меньше страсти, но больше нежности и заботы, они стали как пожилые супруги, прожившие вместе долгие годы.

А еще Арабелла совсем перестала чего-либо бояться. И когда Флетчер, тот самый воришка из Ордена, ненадежный человек, отлучился со своего дежурства возле дома Дурслей, о чем доложил Мистер Лапка — Арабелла, ни секунды не раздумывая, бросилась на помощь Гарри. А ведь на него напали дементоры!

Она видела дементоров — огромные черные фигуры в плащах, они как будто плыли над землей и всасывали воздух с леденящим душу тихим заунывным свистом, летняя ночь стала мрачной и промозглой, звезды погасли, и Арабелла ощутила тяжесть на сердце и безнадежную тоску. Она никчемная старая сквибка, нелепая и некрасивая, никому не нужная... Аластора рано или поздно убьют, и котики умрут — для чего ей вообще жить? И все же на подгибающихся от страха и бессилия ногах, она торопилась к Гарри, сама не зная, чем может помочь.

К счастью, Гарри вызвал Патронуса, и она тут же воспряла духом, помогла ему дойти до дома и дотащить на себе упавшего в обморок Дадли, да еще и отлупила наконец-то появившегося — ага, когда все уже закончилось — Флетчера.

Узнав об этой истории, Аластор выругался, а потом крепко прижал ее к себе и долго смотрел ей в глаза, качая головой, словно не веря, что все обошлось.

— Вот ведь какая ты храбрая, — сказал он. — Тебе бы аврором быть.

Ее щеки вспыхнули, словно он сделал ей самый лучший комплимент. И еще Арабелла поняла, что он тоже боится ее потерять.

* * *

Арабелла сидела в кресле, погрузившись в свои мысли — почему-то сегодня на нее нахлынули воспоминания.

— Мур-р! — послышалось рядом.

Она открыла глаза — возле нее стоял на задних лапках рыжий пушистый Хохолок, опершись передними о подлокотник кресла, и льстиво глядел на нее золотисто-желтыми глазами.

— Мой малыш! Что, лапочка, ты хочешь? — Арабелла наклонилась к коту, и тот лизнул ее в нос. — Ой, у меня же маска... Не надо меня лизать, может быть, тебе вредно. Что, колбаски хочешь? Пойдем, мой маленький, пойдем, котик.

Она прошла на кухню, отрезала коту колбасы — прибежали и остальные, их тоже пришлось угостить. Потом умылась — лицо после маски действительно посвежело и порозовело — нанесла крем, пудру, румяна, подкрасила ресницы, намазала губы блеском. Переоделась в серое с серебристым отливом платье.

— Аластор скоро придет, — сказала она котам. Те дружно взмахнули роскошными хвостами.

Вскоре Грюм действительно появился. В этот вечер он был непривычно задумчив, гладил котов, которые сегодня почему-то особенно ластились к нему. А Арабелле сказал:

— Завтра заканчивается твоя работа на Орден. Поттер станет совершеннолетним. Мы увезем его из дома. Сначала Дурслей, потом его. Куда — не скажу, это для тебя лишнее. И тебе тоже надо уехать. Здесь может быть опасно, Пожиратели станут его искать.

— Куда же мне уехать? К маме?

— Да, — кивнул Грюм. — Сделаем так — завтра встанем рано, и я увезу тебя в Эдинбург. Собери вещи, сложи в сундук, я его зачарую, и мы переместимся туда. Вместе с котами и совой.

— Хорошо, — кивнула Арабелла, и сердце у нее почему-то защемило. То ли какое-то предчувствие, а может быть, ей было жаль, что она больше не может ничего сделать для Ордена...

Ночью она не могла уснуть и смотрела на спящего Аластора — и сердце по-прежнему ныло от какой-то неведомой печали, и хотелось плакать. Она осторожно проводила ладонью по его уже почти совсем седым волосам, по плечам, по руке. И не заметила, как наступил рассвет.

Когда на часах было пять, Аластор проснулся — бодрый и деятельный, словно и не спал вовсе. Вещи уже были сложены в зачарованный сундук (конечно, Арабелла не забыла и про бабушкин портрет), котов и сову он обездвижил и уложил в большую сумку, а клетку взял в руки. Другую руку протянул Арабелле:

— Держись за меня крепко.

Арабелле никогда не доводилось ни передвигаться с помощью портала, ни аппарировать — и она с ужасом ощутила, как пространство вокруг сжалось, едва не раздавив ее, как их затянуло словно в какую-то трубу без воздуха. Но через мгновение все закончилось — и, открыв глаза, она увидела двор дома Стоунов. Но она ощущала дурноту, голова кружилась, перед глазами все плыло — она едва не упала, но Грюм поддержал ее и снова усадил на сундук:

— Посиди, подожди, пока голова перестанет кружиться.

Выбежавшей на крыльцо миссис Стоун Грюм объяснил, что Арабелла честно и достойно выполнила свои обязательства перед Орденом, сделала все, что могла, для борьбы с Волдемортом (при упоминании этого имени миссис Стоун вскрикнула, а Арабелла и бровью не повела), и теперь ей лучше быть здесь, с матерью.

Когда Арабелла смогла встать, он перенес вещи в дом, снял заклятие неподвижности с котов и совы, после чего навел на дом дополнительные защитные чары, попутно также прикрыв дома соседей-магглов, отказался от кофе, предложенного миссис Стоун, и сказал:

— Все, мне пора. Прощай, дорогая, — с этими словами он обнял Арабеллу. — Если буду жив, то приду сюда. Но когда — не могу сказать. Обстановка сейчас такова, что я не берусь предсказывать, что будет завтра. А вы будьте очень осторожны. Помни — постоянная бдительность!

И аппарировал прямо из дома. Арабелла стояла посреди гостиной, закрыв лицо руками. Мать о чем-то ее расспрашивала — она не понимала, что та говорит, лишь отмахнулась:

— Мама, ради Бога, потом...

Она не могла знать, что больше не увидит Аластора — ни живым, ни мертвым. Но все же откуда-то знала.

* * *

Год спустя пожилые мужчина и женщина — она в маггловском костюме, он в мантии — аппарировали в Хогсмид. В Хогвартсе еще шли восстановительные работы, а в деревне поставили стелу с именами всех погибших защитников школы. И имя Аластора Грюма там тоже было, хотя он погиб раньше. Когда-нибудь здесь будет красивый памятник.

Женщина — это была Арабелла Фигг — положила к подножию стелы темно-красные розы, купленные в маггловском магазине в Эдинбурге.

— У него даже могилы нет, — она скорбно покачала головой.

— Видно, Пожиратели уничтожили его тело, — отозвался мужчина, очень старый, седой и сморщенный — Элфиас Дож. — Они его и мертвого боялись.

Именно Дожу Арабелла написала спустя некоторое время после прощания с Аластором, и он сообщил ей о его гибели все, что знал. И теперь Дож аппарировал вместе с ней в Хогсмид — сама она в волшебную деревню попасть не смогла бы.

— Что ж, спасибо вам, Элфиас, — повернулась Арабелла к своему спутнику, постояв несколько минут в молчании. — Пора домой.

— Хотите, зайдем в "Кабанью голову", к Аберфорту? — предложил Дож. — Выпьем по рюмке Огденского. В память Аластора. И Альбуса, конечно — он ведь был моим другом юности, знаете ли. И в память всех, кто отдал жизнь...

— Пойдемте, — кивнула Арабелла.

И они медленно направились к трактиру.