Тени летнего времени (джен)

Лето на Прайвет-Драйв было как всегда тягучим и мрачным. Гарри проводил дни в своем шкафоподобном укрытии, будто снова стал тем маленьким мальчиком, который боялся шуметь или быть замеченным. После смерти Сириуса пустота в груди стала слишком громкой. Он чувствовал себя потерянным, беззащитным и бесконечно одиноким. Единственная ниточка к семье, к настоящему дому, исчезла. Теперь всё казалось бессмысленным, о будущем думать не получалось, да и не хотелось в целом.

Дни тянулись бесконечной вереницей. Тётя Петуния и дядя Вернон, напуганные недавними угрозами ордена, больше не трогали Гарри. Но их молчаливое презрение висело в воздухе, как гнетущий запах. Они делали вид, что его не существует. Никто не звал его к столу, не замечал, как он исчезал из дома по ночам. Казалось, будто он стал тенью, существующей на грани реальности.

Первые прогулки ночью были случайными. Гарри просто бродил по улицам Литтл Уингинга, стараясь уйти подальше от гнетущей тишины дома. Его манили темные переулки, места, где никто не смотрел на него как на «Мальчика-Который-Выжил». Впервые за долгое время он чувствовал себя свободным — хотя бы от пристального внимания. Это время наедине с собой он тратил на размышления о том, чтобы случилось, если бы Сириус остался жив, тем самым погружая себя все глубже и глубже в депрессию.

Однажды, сидя на ступеньках у заднего двора пустого магазина, он увидел компанию подростков. Они громко смеялись, передавая друг другу сигареты. Гарри смотрел на них издалека, но один из парней заметил его.

— Эй, ты чего тут прячешься? Иди сюда, — крикнул он, улыбаясь криво, но не угрожающе. Этих парней он не знал, они явно были постарше, но так было даже лучше — значит они не слышали рассказов Дадли о его ненормальном двоюродном брате.

Гарри подошел. Он чувствовал себя неловко, но никто не задал ему ни единого вопроса. Никто не спрашивал, кто он и откуда. Вместо этого ему протянули сигарету. Он замялся, но затем взял её, думая, что хуже уже не будет. Первый затяг вызвал кашель, который вызвал смех у окружающих, но никто не насмехался всерьез. Наоборот, по-доброму усмехнувшись, один из парней хлопнул его по плечу и объяснил как курить в затяжку.

Эти ребята стали чем-то вроде временного укрытия для Гарри. Он мог быть с ними, не чувствуя давления. Ему не нужно было быть героем, спасителем или даже просто «Гарри Поттером». В их компании было легко — не думать о Сириусе, о войне, о его предназначении. Вместо этого он втягивался в их образ жизни: мелкие кражи в магазинах, сигареты, иногда алкоголь. Это стало его способом бежать от реальности.

Вскоре он уже умел проворно вытаскивать кошельки из чужих карманов или брать товары с полок, оставаясь незамеченным. Всё это давало странное чувство контроля — как будто он снова может что-то решать в своей жизни. Каждый успех в воровстве был маленькой победой, которая отвлекала от боли. Каждый удачный поход — прилив энергии и дофамина, которого хватало на несколько часов, а иногда и дней, в зависимости от сложности «дела».

Но однажды это «увлечение» обернулось против него.

Той ночью всё казалось обычным. Поттер, ссутулившись, шел вдоль пустых витрин. Темный капюшон его серой куртки скрывал лицо, а шаги почти не были слышны. Ветер шевелил вывески и бросал в лицо запах дождя. Впереди виднелась цель — небольшой круглосуточный магазин. Он не планировал заходить туда, но вспомнил, что их с уличной компанией «запасы» почти закончились, они негласно договорились пополнять их по-очереди.

Зайдя внутрь, Гарри быстро оценил обстановку. Кассир — мужчина лет пятидесяти, устало ковыряющийся в газетах. Камеры, которых, на первый взгляд, было всего две, покрывали лишь половину помещения. Но Гарри знал, как двигаться между ними, оставаясь невидимым. Это стало привычкой.

Он взял в руку пластиковую корзину и сделал вид, будто просто покупатель. Пробежавшись взглядом по полкам, выбрал самые ценные для их компании вещи: упаковку сигарет, бутылку дешевого сидра, немного еды. На секунду остановился у кассы, делая вид, что ищет что-то мелкое. Всё было почти безупречно.

Но когда он, аккуратно спрятав пару пачек в карман куртки, повернулся к выходу, перед ним возникла фигура в черной мантии. Гарри застыл.

— Поттер, — раздался низкий, ледяной голос. — Конечно, это должен быть ты.

В первые секунды Гарри не мог даже дышать. Снейп стоял перед ним, почти сливаясь с тенью. Его черные глаза пронзали Гарри насквозь. Магия, казалось, гудела вокруг него, хотя его палочка была опущена.

— Что вы… — начал было Гарри, но Снейп уже шагнул вперед, взяв его за руку, так что корзина выпала с глухим звуком.

— Полагаю, ты думал, что тебя здесь никто не заметит? Скажи, Поттер, это твой способ «оплакивать» смерть Блэка? Превращаясь в жалкого уличного вора?

Гарри сделал попытку вырваться, но Снейп крепко держал его за запястье, и, несмотря на небольшую разницу в росте, Гарри почувствовал себя совсем маленьким.

— Отпустите меня! Вы ничего не понимаете! — выкрикнул он, снова пытаясь вырваться.

Снейп холодно взглянул на него.

— Полагаю, ты прав. Я действительно не понимаю, почему «Избранный» стал жалким, — он помедлил, — как же это сказать? Маглом?

Это задело что-то глубоко внутри, Гарри почувствовал, как в нем закипает гнев.

— Вы не имеете права так говорить! Вы вообще не знаете, что я чувствую!

Снейп не изменился в лице, но в его взгляде появилось что-то странное.

— Ошибаешься, Поттер, — сказал он тихо. — Я слишком хорошо знаю, что значит терять. Но у тебя есть выбор — либо дать своему горю раздавить тебя, либо сделать с ним что-то полезное.

Прежде чем Гарри успел ответить, раздался голос кассира.

— Эй, что тут происходит? Парень, ты собирался заплатить за это?

Гарри побледнел, но Снейп, даже не взглянув на мужчину, вытащил из кармана несколько монет.

— Он просто рассеян, — сказал Снейп, бросая деньги на прилавок. — Надеюсь, этого достаточно.

Кассир недовольно буркнул что-то, но отступил. Снейп схватил Гарри за плечо и вывел его из магазина в темный переулок.

— А теперь, Поттер, мы с тобой поговорим. Тщательно.

Гарри ничего не ответил, просто смотрел вниз, чувствуя, как чувство стыда захлёстывает его, но и гнев не утихал внутри.

Снейп появился с Гарри на пороге своего дома в Спиннерс-Энде с внезапным хлопком аппарации. Переулок был пуст, как всегда, лишь свет фонаря слабо освещал старые кирпичные стены. Дом Снейпа выглядел так же уныло, как и вся улица: облупившаяся краска, грязные окна и покосившаяся дверь.

Когда Северус открыл дверь своего дома, он почувствовал странное напряжение. Этот дом всегда был его убежищем — тесным, угрюмым, но полностью подчиненным его одиночеству. Теперь же он собирался пустить сюда человека, которого он не мог игнорировать, но и терпеть мог с трудом.

— Входи, Поттер, — бросил Снейп, отпирая дверь.

Гарри шагнул внутрь, оглядываясь. В помещении было темно, холодно, и в воздухе стоял слабый запах сырости, смешанный с чем-то резким — скорее всего, остатки какого-то зелья. Узкая гостиная была захламлена: полки ломились от книг, старый диван выглядел так, будто вот-вот рассыплется, а на полу валялись свитки пергамента.

Снейп щелкнул пальцами, и в комнате зажглись лампы.

— Садись, — приказал он, указав на диван.

Гарри медленно сел, скрестив руки на груди. Он уже не выглядел таким разозленным, как в магазине, но из его взгляда не исчезла настороженность.

Северус бросил мантию на спинку стула, а затем молча направился к шкафу, откуда достал чайник. Его движения были точными, почти механическими. Всё в этом человеке — от его строгой осанки до жесткого взгляда — говорило о человеке, который привык к одиночеству, который жил в мире, где для чувств не осталось места.

Но именно это одиночество, казалось, делало его тем, кто он есть. Снейп чувствовал себя комфортно только в своем замкнутом мире, где не нужно было ничего объяснять. В мире, где его боль и прошлое оставались за закрытой дверью.

— Чай? — сухо спросил он, не поворачиваясь.

Гарри лишь пожал плечами.

Через пару минут на столе перед ним появилась чашка. Снейп сел напротив, скрестив руки на груди. Некоторое время они сидели молча. Гарри пытался сосредоточиться на чашке, избегая тяжелого взгляда, который пронзал его насквозь.

— Вы хотите читать мне лекции? — наконец пробормотал Гарри, не выдержав тишины.

Снейп посмотрел на него. Его взгляд был тяжелым, но не таким ядовитым, как обычно.

— Лекции, Поттер, это то, что должны читать разумным людям, способным извлекать из них уроки. С тобой же, очевидно, нужен другой подход.

Гарри нахмурился, но промолчал.

— Ты думаешь, я вытащил тебя из той грязной дыры просто так? Ты думаешь, я не знаю, что с тобой происходит, Поттер? — наконец заговорил Снейп. — Думаешь, я не вижу, как ты разрушаешь себя?

Он резко замолчал, будто сдерживая эмоции. Гарри был ошеломлен.

— Вы за мной следили? — прошептал он.

Снейп усмехнулся.

— Не преувеличивай. Следить за тобой — последнее, чем я хотел бы заниматься. Но, учитывая твою склонность к катастрофам, кто-то должен был убедиться, что ты не покончишь с собой, впутавшись в очередную глупость.

Он бросил взгляд на рамку с фотографией, стоящей на столе. Гарри заметил фотографию внутри. Молодая Лили Эванс улыбалась, стоя на фоне школьного двора.

— Я был другом твоей матери, — произнес Снейп после паузы, его голос стал чуть тише. — Мы выросли вместе. Она была… лучше, чем кто-либо из тех, кого я знал. Умная, добрая, искренняя. И она видела во мне что-то, что никто другой не замечал.

Его голос стал тише.

— Лили была моим другом, Поттер. Единственным другом. А я… я разрушил это. По собственной глупости, гордости. И я потерял её.

Гарри смотрел на него, затаив дыхание. Он никогда не видел Снейпа таким. Это было… странно.

— Я дал себе слово, — продолжил Снейп. — Что сделаю всё, чтобы защитить её сына. Чтобы хоть как-то исправить то, что сделал.

Гарри поднял взгляд. Он впервые слышал, чтобы Снейп говорил о ком-то таким тоном.

— Пусть даже я ненавижу твоего отца… но ты — её часть. И, к сожалению, сейчас я единственный, кто может тебя удержать от полного падения.

Гарри почувствовал комок в горле. Ему хотелось сказать что-то колкое, чтобы защититься, но вместо этого он сдавленно выдохнул:

— Почему вам вообще не всё равно? Вы ненавидели меня с первого дня в школе.

Снейп посмотрел на него с той же смесью презрения и… чего-то, что Гарри не мог понять.

— Я ненавидел твоего отца, Поттер. Его высокомерие, его вечные шутки, его способность унижать других ради развлечения. Ты напоминаешь мне его — но только отчасти. Когда я смотрю на тебя, я вижу не только Джеймса, но и Лили. А ты… ты теряешь её часть в себе. Ты позволяешь своему горю разрушать тебя, и это недопустимо.

Гарри резко встал.

— Вы не понимаете, каково это! — выкрикнул он. — Вы думаете, я хочу таким быть? Вы вообще знаете, каково это — потерять всех, кто хоть немного заботился обо мне? Я… я не могу, — выдавил Гарри, пряча лицо в ладонях. — Я не знаю, как это всё пережить.

Снейп наклонился вперед, и его голос стал почти шепотом.

— Ты не обязан справляться один, Поттер. Я знаю, ты привык, что все ждут от тебя чудес. Что ты сам должен быть этим чудом. Но это ложь. Ты человек. И если никто другой не скажет тебе это, то скажу я: ты не обязан быть идеальным.

Его голос стал почти шепотом, но в нем слышалась боль.

— В свое время, вместо того чтобы уничтожать себя, я нашел способ сделать что-то полезное. И тебе придется сделать то же самое, Поттер. Потому что иначе ты не выживешь.

Гарри смотрел на него, чувствуя, как что-то внутри сдвигается. Это был не страх и не злость. Это было понимание.

Снейп вздохнул, немного смягчившись.

— Ты остаешься здесь. Будешь под моим присмотром. — продолжил Снейп, поднимаясь. — Ты будешь работать. Чистить. Читать. Учиться. Я не буду с тобой нянчиться, Поттер, но я не позволю тебе разрушить себя. Не только ради Лили. Ты больше не ребенок, Поттер, но до взрослого тебе ещё далеко.

Гарри посмотрел на него. Впервые за долгое время в его глазах была не злость, а… благодарность.

Жизнь у Снейпа оказалась для Гарри определенным испытанием. Непривычным было все: начиная с самого дома (узкие комнаты, обставленные тяжелой, старомодной мебелью, стены, увешанные полками с книгами), и заканчивая отношением к нему хозяина жилища.

Гарри сначала ощущал себя чужим в этом месте. Всё напоминало тюремную камеру, особенно после относительной свободы, которую он имел в Хогвартсе. Но по мере того, как дни складывались в недели, он начал замечать разницу. Здесь, в отличие от дома Дурслей, никто не требовал от него быть невидимым. Никто не упрекал его за “лишний кусок хлеба” или оставленную кружку на столе. Снейп был холодным и требовательным, но никогда несправедливым.

Тем не менее, это не означало, что жизнь стала легче.

Одним утром, на второй неделе их совместного проживания, Гарри проснулся от резкого запаха горелой травы. Он спустился в подвал, где Снейп варил очередное зелье.

— Ты собираешься стоять здесь весь день, Поттер, или всё-таки сделаешь что-то полезное? — не оборачиваясь бросил Снейп, заметив его присутствие.

Гарри сжал кулаки.

— Что именно? Вы даже не объяснили, чем я могу помочь.

Снейп наконец взглянул на него.

— Ты стоишь перед полками, полными ингредиентов. И ты, Поттер, настолько невежественен, что не можешь даже догадаться, с чего начать.

Это была типичная манера Снейпа — уколоть язвительным замечанием. Но Гарри, на удивление, не разозлился. Вместо этого он вздохнул и спросил:

— И с чего начать?

Снейп приподнял бровь, слегка удивленный его тоном.

— Удивительно. Ты всё же способен задавать вопросы. Возьми медный нож на второй полке слева и начни нарезать корень валерианы. Не думай, что я буду повторять дважды.

Так начались их утренние занятия по зельеварению. Гарри быстро понял, что Снейп не собирается терпеть ни небрежности, ни лени. Если он резал корни слишком толстыми ломтями или неправильно смешивал ингредиенты, Снейп молча забирал у него всё и заставлял начать заново.

— Ты думаешь, что можешь полагаться на свою “славу”? — язвительно бросил Снейп однажды, когда Гарри сделал очередную ошибку. — Это, Поттер, не магия, это работа. Твоя слава не сварит зелье вместо тебя, не закроет твои раны и уж точно не спасёт твою жизнь, если ты не начнёшь думать.

Эти слова засели у Гарри в голове. Он вспомнил, как часто в прошлом полагался на удачу, на помощь друзей, и решительно настроился отныне полагаться на себя и свои способности.

Жить под одной крышей оказалось не легче и для Снейпа. Гарри видел это, хотя он и старался, но Снейпу, привыкшему к одинокой жизни это давалось непросто.

Ночью, лежа в своей постели, Гарри часто вспоминал свой прежний дом. Дурсли никогда не разговаривали с ним, разве что для того, чтобы наорать или дать очередное задание. Здесь же, у Снейпа, всё было иначе. Хоть и суровый, он обращался с Гарри как с человеком, который может и должен учиться, делать выводы, становиться сильнее.

Постепенно Гарри начал испытывать что-то странное, какую-то необъяснимую вначале благодарность. Не за суровость, не за постоянные лекции, а за то, что он здесь был важен. Пусть даже для одного человека, но важен.

Снейп, со своей стороны, тоже замечал перемены. Раньте он всегда видел в Гарри тень Джеймса Поттера — дерзкого, высокомерного и невыносимого. Но по мере того, как проходили дни, он всё чаще замечал в мальчике другую сторону — ту, что напоминала ему о Лили: упрямой, доброй, готовой учиться, даже если это требовало усилий.

В последние дни августа Гарри лежал в кровати, анализируя время, проведенное под одной крышей с самым нелюдимым профессором Хогвартса. Неожиданно для себя парень понял, что это были лучшие недели в его жизни. Он впервые в жизни чувствовал себя значимым, не нахлебником, не Мальчиком-который-выжил, а Гарри — магом-подростком, у которого впервые в жизни начала появляться опора под ногами.