Переплетённые разумы (гет)

Нагини читала книгу в своей клетке в глубине цирка, когда в запретную зону, доступ к которой имели лишь хозяин и несколько избранных работников, вошёл незнакомец с тёмными волосами. Она резко поднялась с кресла, словно её поймали за каким-то запрещённым занятием, но немного расслабилась, осознав, что на этот раз наказание грозило не ей, а чужаку. Всё, что ей оставалось — это стоять неподвижно и спокойно ждать, пока Скендер придёт и выпроводит нарушителя.

В этот момент незнакомец заговорил, и её глаза расширились от удивления.

— Почему ты терпишь это жестокое обращение, когда ты гораздо выше их? — произнёс он, и Нагини не могла понять, было ли это утешением или же язвительной насмешкой, напоминанием о том, что она — всего лишь человекоподобное чудовище. Ещё до того, как она успела осознать свои действия, её ноги сами собой сделали шаг к прутьям клетки.

— Кто ты? — прошептала она. — Тебе нельзя здесь находиться. Если он тебя поймает, он накажет тебя.

Почему она предупредила его вместо того, чтобы дождаться, пока Скендер разберётся с ним, Нагини не знала. Но его слова задели её за живое, заставив задуматься о том, о чём она никогда не решилась бы спросить вслух.

— Но что ты имеешь в виду под "выше их"? Я — Маледиктус. Как я могу быть кем-то, кроме низшего существа?

Незнакомец улыбнулся, обнажив безупречно ровные зубы, и сделал шаг к клетке. Они оказались лицом к лицу. Только теперь Нагини заметила, насколько он красив.

— Ты ошибаешься, — прошептал незнакомец проникновенным тоном. — Разве ты не понимаешь, что они боятся тебя? Эти прутья... их цель — не просто помешать тебе сбежать, но и защитить твоих тюремщиков.

— Я знаю, зачем нужны эти прутья, — сказала она с горечью. — В конце концов, я — зверь. Чудовище. Естественно, что меня держат в клетке.

— Ты — хищница, — мягко поправил её молодой человек. — А перед твоими клыками, перед твоим ядом они всего лишь беспомощная добыча. Поэтому они делают всё возможное, чтобы скрыть от тебя эту важную истину.

— Хищница... — повторила Нагини, пробуя это слово на вкус и находя его завораживающим.

— Именно так. Как тебя зовут?

— Меня зовут Нагини.

— Рад наконец встретиться с тобой, Нагини, — произнёс незнакомец, и его голос был бархатным и мелодичным. — Меня зовут Том Риддл. Если ты примешь мои условия и будешь им следовать, я освобожу тебя из этого места.

Ты доверяешь мне? — спросил её Том, и Нагини, не раздумывая, ответила «Да». Так уверенно, что в её словах не оставалось места для сомнений. Однако теперь, лёжа на спине, когда Том наклонился над ней, а металлический запах крови бил ей в ноздри, она не могла сдержать учащённого сердцебиения и дыхания.

— Тшш, всё в порядке, — мягко успокоил её Том, обхватывая ладонями её лицо и нежно поглаживая щёки большими пальцами. У Нагини перехватило дыхание от той нежности, которую он проявлял только с ней.

— Скоро боль превратится лишь в воспоминание.

— Тогда можно мне поцелуй? — спросила она смущённо. — Поцелуй, прежде чем ты...

Договаривать не пришлось. Том тихо вздохнул, и Нагини закрыла глаза, позволяя себе утонуть в его поцелуе, раствориться в нём полностью.

Нагини тоже была мягкой и уступчивой — но лишь для Тома.

Когда начался ритуал, ни единого крика боли не сорвалось с её губ. Она спокойно смотрела в тёмные глаза Тома даже тогда, когда что-то словно разрывало её изнутри, пронзая, будто самый острый нож, который безжалостно поворачивали и скручивали в её теле. Узкая струйка крови стекла из уголка её рта, но она ожидала этого, ведь сама просила, чтобы её не погружали в Сонное Заклятие. И вдруг она начала гореть.

Неужели именно это чувствовал Икар, когда подлетел слишком близко к солнцу?

Неужели именно этот огонь охватил его в последние мгновения — божественное пламя, которое наказало его за дерзость и гордыню, за само желание превзойти пределы своей смертной оболочки?

Однако ни на секунду Нагини не поверила, что её ждёт та же участь. Её поддерживало нечто более мощное, чем крылья, скреплённые простым воском. А действовали они с Томом вовсе не из гордыни, а из настоящего превосходства.

Вопрос был лишь во времени — времени до того момента, когда они займут своё законное место на вершине мира, став Королём и Королевой, уничтожив любого, кто посмеет усомниться в их праве на трон.

Нагини давно потеряла ощущение времени, когда боль вдруг прекратилась, уступив место чему-то новому: единству — чувству, будто их разумы, их души переплелись воедино.

До встречи с Томом Нагини всегда ненавидела зиму — ненавидела за то, что количество шоу, в которых её заставляли выступать, увеличивалось, за то, что её откровенные костюмы совершенно не защищали от холода, и за разительный контраст между восторженной радостью в глазах зрителей и тем, что чувствовала она сама.

Оказавшись в теле змеи, она возненавидела эту пору года ещё сильнее: её движения и мысли становились вялыми, потому что тело не могло вырабатывать тепло, а именно зимой её поймал маггл, чтобы выставить на экзотической ярмарке рептилий — ярмарке для будущих владельцев змей и любителей змеиной кожи. В тот день она надеялась умереть от холода, но проклятые инстинкты заставили её вопреки всему вырваться на свободу, оставив за собой след из мёртвых маггловских тел.

И в тот же самый зимний день она встретила Тома.

С тех пор Нагини полюбила зиму. Полюбила за их долгие прогулки по сказочным пейзажам, где деревья укрыты сверкающим снежным покрывалом, за их длинные разговоры обо всём и ни о чём, за то, как её пальцы так идеально переплетались с пальцами Тома. Даже холод больше не мог лишить её радости, ведь её согревало тёплое пальто, которое подарил ей Том.

Только руки иногда мёрзли, потому что Нагини отказывалась надевать перчатки, желая чувствовать тёплую кожу ладоней Тома на своей, но он неизменно подносил её пальцы к своим губам и, произнося безмолвное согревающее заклинание, заставлял её сердце трепетать и замирать в груди, заставлял её чувствовать себя хрупкой, несмотря на то, что её истинная природа была природой безжалостного хищника.

Безошибочно Нагини таяла от искренней улыбки, которую Том дарил только ей — улыбки человека, давшего ей цель и дом, вернувшего ей способность принимать облик молодой женщины, научившего её понимать свою истинную ценность, убедившего Нагини требовать и возвращать всё, что всегда предназначалось ей.

И больше, чем зиму, Нагини любила Тома.

Когда Том вернулся домой после долгого рабочего дня в «Горбин и Беркс», Нагини уже ждала его с домашним ужином. Её искренняя улыбка, когда она смотрела на него с неподдельным обожанием, была настоящим подарком для усталых глаз. Когда он обнял её и приветствовал нежным поцелуем, Том был доволен тем, как покорно она отдалась его объятиям. Даже тоскливый вздох, сорвавшийся с её губ, когда он отстранился, был музыкой для его ушей.

Они не говорили много во время ужина, ведь Нагини знала, что Том ценит тишину после целого дня работы с клиентами и их безумной болтовни. Хотя он всегда находил время, чтобы похвалить её кулинарные таланты, зная, сколько усилий она вложила в приготовление блюд, подходящих для его утончённого вкуса.

Самым приятным моментом их вечернего ритуала, однако, было следующее:

После того, как они оба приняли душ, Том устраивался в своём кресле с книгой в одной руке и Нагини на коленях. Он тихонько читал ей, зная, что она с жадностью впитывает каждый слог из его уст, и временами делал паузы, чтобы полюбоваться на её довольное выражение лица, когда она позволяла его мелодичному голосу окутывать её, лаская разум и слух; на слабый румянец, который не переставал окрашивать её щеки от такой близости к нему.

— О чём ты думаешь, Нагини? — спросил Том, закрыв книгу и положив её на маленький столик рядом с креслом.

Нагини на мгновение замолчала, прикусив губу, как будто глубоко задумавшись. Тот факт, что она всегда говорила тщательно обдуманные вещи, был чертой, которую Том весьма ценил в ней, потому что её слова всегда были достойны того, чтобы быть услышанными им.

— Думаю, что хотя автор явно склоняется к Светлой магии, его мысли о альтернативных измерениях и возможных методах путешествия во времени действительно увлекательны, — в конце концов сказала Нагини. — Меня особенно привлекла его теория о рисках путешествий во времени. Я считаю, что если когда-нибудь станет возможным для волшебников путешествовать во времени, должно быть введено строгое регулирование. Никакому обычному волшебнику не следует предоставлять доступ к устройствам, способным сделать это возможным.

— Очень проницательно, — похвалил её Том, поглаживая её щёку, так как он сам пришёл к аналогичному заключению и был с ней согласен. — Значит, ты согласна с выводами автора?

Часы пролетели незаметно, пока они беседовали, совершенно забыв о времени. Потому что оба наслаждались тем, что их мысли были в постоянном движении. Том и Нагини получали удовольствие от того, что могли делиться соображениями друг с другом и получать вдогонку вдумчивые ответы. Они погружались в разговоры настолько, что теряли себя в этом.