Клетки против Стивена Кинга (джен)

— Да не переживай так, и на новом месте хорошо устроимся. Подумаешь, провинция… — дендроцит улыбнулся, обращаясь к своей питомице, лактобактерии по кличке Ню. Он ласково потрепал ее по макушке и вновь уставился на дорогу.

Его веселость была малость напускной, не то чтобы подбодрить себя самого, не то чтобы не огорчать любимицу. Да, на этот раз он допрыгался. Переборщил с каверзными фотками Т-хелпера и… И был сослан в самую глушь — капиллярную сеть в районе мизинца левой ноги. Ничего, и там клетки нормально себе живут.

Дендроцит остановил свое старенькое авто с прикрученным к багажнику таким же стареньким и разбитым велосипедом в живописном маленьком городке, утопающем в зелени. Он арендовал там симпатичный домик на дереве, дешево и сердито. К тому же от его дерева шла канатная дорога, по которой можно было перейти прямиком в контору, где ему теперь предстояло работать. Можно было сэкономить кучу времени и чаще навещать любимицу Ню, которую он благоразумно прятал от других клеток. Бактерия все же, еще поймут что не так.

— Ну, что скажешь? — спросил он Ню, оглядывая великолепное дерево и домик на нем. — Нравится?

— Ню-ю! — запищала бактерия и запрыгала на месте от радости.

— По-моему, тоже отлично, — согласился с ней дендроцит.

Они тут же заселились, закинув в домик немногочисленный скарб, и стали осматриваться с балкона. Кругом простирались зеленые просторы, не столь многочисленные жилые и технические постройки вдоль тянущейся во все стороны капиллярной сети, по самой средине которой носились как угорелые эритроциты.

С балкона можно было разглядеть всех соседей. Их было немного. Напротив жил старик из клеток Лангерганса, был он на пенсии и уже в глубоком маразме. Покамест не лизирован за выслугу лет. Справа находились: пара пустых домов, кафетерий «У макрофага», старая гостиница «Капиллярная», перевалочный пункт эритроцитов, прачечная и бани с ней по соседству, ремонтная мастерская, еще пару жилых домов и складские помещения. Канатная дорога тянулась над ними между площадками на вершинах деревьев, самых высоких и толстых. От дерева дендроцита она отходила в глубь к башне информбюро.

— А мне здесь уже нравится, — сказал дендроцит, с удовольствием вдыхая воздух, который был несравнимо чище, нежели в центре, где он жил.

— Ню! — соглашалась лактобактерия.

— Ну что, выпьем чайку с печеньками и прогуляемся? — предложил дендроцит.

— Ню! — одобрила Ню.

* * *

Они вышли на просторный двор, заросший давно не стриженым кустарником, и собрались пройтись вдоль дороги. Внезапно их окликнули. Дребезжащий старческий голос с легким акцентом сказал:

— Добро пожаловать в наше захолустье.

Дендроцит и Ню резко обернулись. Это был сосед, живший напротив, старик из клеток Лангерганса.

— Добрый день, — поздоровался дендроцит.

— Увидел, что вы приехали, и решил зайти, познакомиться, — старик протянул руку.

— Рад знакомству, — искренне ответил дендроцит, пожимая ее.

— А это у нас кто? — спросил старик, склоняясь над засмущавшейся Ню.

— А это… ну… — денроцит от неожиданности не знал, что сказать.

— Неужели бактерия? — подозрительно прищурился старик, пытаясь ее пощупать.

— Она ручная! — заверил дендроцит, совершенно не уверенный в том, что старик их не выдаст. Ню спряталась за его спину.

— Ах, вот как… — пробормотал сосед. — Ну что ж…

Они поболтали еще немного, и старик пригласил их как-нибудь зайти в гости на чашечку чая с печеньками, хитро подмигнул Ню и сказал на прощание:

— Ты уж смотри за ней хорошенько. Тут эритроциты гоняют, как бешеные, особенно те, что на самокатах и мотороллерах. А то задавят еще мопедом или тележкой… — он крякнул и, слегка прихрамывая, направился к своему дому.

Словно в подтверждение его слов, тут же вылетел эритроцит на мопеде, к которому крепился прицеп, полный ящиков с кислородными баллонами. Он едва не сшиб старика и, лихо вырулив, понесся прочь, подгоняемый отборной руганью соседа.

— Однако… — задумчиво протянул дендроцит. Еще до вечера ему предстояло не раз убедиться в том, что сосед предупреждал их не зря, когда его самого чуть не сшибли раз эдак десять по пути в магазин и обратно. Это был лишний повод порадоваться наличию чудесной канатной дороги от дома прямо до места службы.

* * *

Заступив на службу, дендроцит познакомился с парочкой славных ребят: В-лимфоцитом и клеткой памяти. В-лимфоцит был горазд петь песни и травить анекдоты, а клетка памяти знал кучу баек, мифов и легенд. С такими скучать не придется.

— Не подумай, что мы такие бездельники, — сказал ему В-лимфоцит, просто сегодня выдался денек, когда совершенно нечего делать. Ну никаких происшествий, — добавил он и накаркал.

Тут же в дверь что-то глухо стукнуло. Стоило ее отворить, через порог ввалился раненный наивный Т-лимфоцит, недавно поступивший на службу вместе с другими срочниками в местное подразделение быстрого реагирования.

— Помогите… — простонал он и отдал концы прямо на руках у дендроцита.

Так трагично закончился первый рабочий день на новом месте.

* * *

Весь вечер дендроцит был не в своей тарелке. Есть совершенно не хотелось. Он пытался попить чаю, чтобы успокоиться, но что-то не помогало. Он сидел, помешивая ложечкой в стакане, подносил тот ко рту, забывал отхлебнуть, ставил стакан обратно на стол и снова помешивал, не обращая внимания на крутящуюся рядом с ним Ню.

В сотый раз он перебрал в голове произошедшее, думая о том, точно ли он все правильно сделал. А что, собственно, тут можно было сделать? Парень умер, едва ввалившись в контору. Оставалось лишь уложить бренное тело и сообщить начальству, что он и сделал. Т-хелпер по телефону заверил, что прибудет завтра с утра и сразу начнет расследование. Просил без него ничего не трогать, только сделать снимки погибшего.

Ночью дендроцит сперва никак не мог уснуть, а потом погрузился в кошмары. В какой-то момент ему привиделся погибший парень, которому он тщетно оказывал первую помощь, напрасно надеясь на то, что тот выживет. Тот грустно улыбался и звал его за собой, указывая куда-то за окраину их капиллярного городка.

Они вышли из домика на дереве, прошли по канатной дороге до конторы, и двинули дальше в сторону леса. Там имелась вышка, видимо, предназначенная для лесничего. Призрак сказал, что дальше идти нельзя, и он покажет все отсюда. С трудом забравшись по лестнице, казавшейся бесконечной, дендроцит перевел дух и, взяв неведомо откуда появившийся в руке бинокль, стал всматриваться вдаль, на торчащие позади горы.

— Смотри внимательнее, — говорил призрак. Дендроцит подкручивал увеличение и начинал видеть детали, которых при любой, хоть самой мощной оптике, увидеть бы все равно не получилось. Несомненно, это была магия.

Наконец его взор уперся в каменистые вершины холмов, которые были выложены диковинным узором из камней, складывавшихся то в горки, то в какие-то странные символы.

— Это тайное место на кончике мизинца левой ноги. Видишь ту расщелину у краешка ногтя? Ты никогда не должен туда ходить.

— Но… почему?

— Земля там прокисла из-за грибка стопы. Это очень проклятое место! В стародавние времена там упокаивались отмершие клетки эпидермиса, мирно образуя роговой слой, но теперь там поселилось зло, — сказав это, призрачный наивный посмотрел на дендроцита своими жутковатыми белесыми глазами и растворился в воздухе.

* * *

На следующий день у дендроцита был такой видок, что новые приятели тут же начали сочувствовать и интересоваться, как он. Слово за слово, и пришлось рассказать про сон.

— Ну после такого и не такое еще приснится, — покивал В-лимфоцит. — Жалко парня, но что делать. Надеюсь, он не станет призраком на самом деле и не поселится у нас в конторе, — попытался пошутить он, но никто и не думал смеяться. Все-таки над смертью не шутят.

— А я помню ту легенду про древнее кладбище на проклятой земле, — сказал клетка памяти.

— Помнишь? — скептически уточнил В-лимфоцит.

— Ну… почти… — клетка памяти стушевался. — Там было что-то про оживающих мертвецов и про то, что они уже не будут прежними и… э-э…

— Разумеется. Наверняка потом пришел герой и всех спас, уничтожив злых мертвецов, — зевнул В-лимфоцит. — Баечка-то бородатая, во-о-от такая длиннющая борода, — он показал руками, какая.

— Насчет героя не знаю, — честно ответил клетка памяти, — но вот зло, говорят, обитает там и поныне.

— Вот как!

— Но это можно проверить.

— Проверить зло? — не понял дендроцит.

— Да нет, — рассмеялся В-лимфоцит. — Проверить факт наличия грибка стопы.

Дендроцит предпочел бы туда не лезть, а если что и проверять, то не вылезая из офиса.

Его желание, вернее, нежелание куда-либо лезть, исполнилось. В архиве, куда зарылся клетка памяти, нашлись нужные сведения. Там говорилось о том, что грибок стопы имел место быть, причем неоднократно. С проблемой удалось справиться, но не до конца: у ногтя мизинца левой стопы участок кожи оказался безнадежно испорченным, а ноготь потемнел и начал слоиться. Сам грибок предположительно был уничтожен, по крайней мере, его более обнаружить не удалось.

— Ну вот, — пожал плечами В-лимфоцит, выслушав зачитанное клеткой памяти, — проблема вроде как исчерпана.

— Полагаю, — добавил от себя клетка памяти, — испорченный участок со временем отслоится и придет в норму.

— Возможно… — пробормотал под нос дендроцит, который почему-то не был в этом уверен.

От увлекательных разговоров о грибке стопы их оторвали сообщением о том, что наивного, погибшего прямо у них на пороге, убила бактерия. Необходимо дождаться Т-хелпера и ждать дальнейших распоряжений по обстоятельствам. В случае, если нападение повториться, принять срочные меры по оцеплению района силами местной полиции нейтрофилов и, опять же, дожидаться прибытия начальства. Так же следовало принять все необходимые меры, чтобы не допустить паники среди населения.

Последнее как-то даже удивило, ведь паниковать никто и не собирался, хотя новость об убийстве разлетелась уже по всему городку. Даже поговаривали, что это может стать началом эпидемии серийных убийств. Правда, такое предположение было уже чересчур.

Тем временем начальство не торопилось почтить своим присутствием захудалый городок на каком-то там кончике мизинца левой ноги, а слухи ползли себе и ползли, один красочнее другого.

— Говорят, скоро бактерии захватят власть в организме. Сразу, как только осуществят свой тайный заговор по подрыву деятельности иммунной системы и прочистки мозгов добропорядочных клеток, — с иронией сказал дендроцит, потягивая чаек вместе с соседом. Того, казалось бы, уже невозможно было хоть чем-то удивить, и он только пожал плечами, дожевал крекер и махнул рукой. Дендроцит, ожидавший от него ответа, приподнял бровь.

— Лихорадку Денге пережили и это переживем, — философски заметил старик.

* * *

Однажды, когда дендроцит был на работе, к ним в дом постучали. Сперва постучали, потом, убедившись, что никого нет, тихонько щелкнули отмычкой. Были это вовсе не грабители, а местные ребятишки, прослышавшие, что новый сосед держит у себя дома живую бактерию!

Ню в это время мирно дремала в кресле, юркнув под плед. Услышав, что кто-то крадется, вскочила и, не понимая, что происходит, захлопала глазками. Тут нарушители, весело смеясь, подскочили к ней и попытались накинуть на нее мешок. Ню в панике заметалась и ринулась наверх. Взломщики побежали за ней. Ню спряталась на балконе и нервно поглядывала на канатную дорогу, куда могла перебраться и побежать к хозяину, но не решалась, боясь не столько высоты, сколько качающейся во все стороны дорожки с разъезжающимися прямо под тобой досками. Дендроцит ее легко преодолевал, а вот Ню очень боялась упасть.

Когда злобные ребятишки настигли ее и на балконе, она проскочила у них под ногами и помчалась обратно вниз. В распахнутую дверь Ню выскочила из дома и кинулась к хозяину. Жаль, что ей не нравилась канатная дорога, жаль, что раскачивающийся веревочный мостик вселял в нее ужас. Она бежала без оглядки и вскоре оказалась у дороги. На противоположной стороне показался сосед. Он быстро поковылял к ней. Ню, полагая, что лучше поискать защиты у него, рванула навстречу через дорогу. Тут выскочил эритроцит, который несся на всех парах на мопеде. Он не успел затормозить и, хотя и пытался резко свернуть в сторону, наехал прямо на Ню.

Старик, добравшийся до дороги, встал как вкопанный и, выпучив глаза, смотрел на раздавленную бактерию. Эритроцит был в полном шоке, он даже не обратил внимания на вывалившиеся и раскатившиеся во все стороны из прицепа баллоны. Взяв себя в руки, старик подбежал к Ню. В не всяких сомнений, она была мертва. Мертвее некуда. Он сбегал домой за валявшейся в сарае плотной тканью и завернув в нее Ню. Эритроцит, вспомнив, что очень спешит, ловко смылся с места трагедии. В конце концов, он наехал не на нормальную клетку, а всего лишь на бактерию. Кого это волнует?

Тот, кого это волновало, пока еще ни о чем не догадывался. Он мирно работал в своей конторе, занимаясь рутинной работой и между делом слушая шуточки В-лимфоцита и байки от клетки памяти. День у него выдался во всех отношениях замечательный, а завтра еще и ожидал выходной. Дендроцит сделал себе чаю, с удовольствием отхлебнул, зажмурился и неожиданно на секундочку отключился. Ему померещилось, что он снова видит призрак наивного. В ушах ветерком прошелестело: «Не ходи туда», он потряс головой, и все пропало.

Вернувшись домой поверху и не найдя Ню, он добрался до открытой входной двери внизу и забеспокоился. Возможно, она выбралась погулять?

Не успел он выйти наружу, как раздался телефонный звонок. Было в нем что-то такое тревожное. Не известно как, но, снимая трубку, дендроцит уже знал, что случилась беда. Звонил сосед. Узнав, что дендроцит дома, попросил срочно зайти к нему.

К некоторому удивлению дендроцита, старик повел его не в дом, а в сарай. Там он просил подождать у входа и вынес довольно увесистый сверток плотной ткани. При виде его у дендроцита засосало под ложечкой. Скорбное лицо старика и очень нехорошее предчувствие открыли внутри его целую канонаду с разрывающимися ядрами страха. Ему не хотелось об этом думать, но он уже знал, что внутри. «Нет, не разворачивай этот сверток…»

— Не знаю, как тебе и сказать, — вздохнул старик, опуская тот перед ним и разворачивая. — Вот такие дела, приятель…

«Нет, не надо!»

Глаза дендроцита округлились от ужаса. Как в замедленной съемке откинулась ткань, обнажая безжизненное тельце бактерии, смятое и перекошенное, с застывшим выражением удивления на некогда симпатичной мордочке, ныне исковерканной предсмертной гримасой и какой-то смявшейся. Дендроцит ощутил, как кружится голова, как тошнота подкатывает к горлу, и просится наружу недавний обед. Он схватился за голову, потом шлепнулся на колени и, издав крик полного отчаяния, заголосил, переходя на надрывный вой.

Старик подозревал, что тот будет убиваться по своей любимице, но не думал что так сильно. Вопли дендроцита становились все более бессвязны. Старик закрыл погибшую бактерию и утащил дендроцита в дом. Там он отпаивал его суперпротеиновым коктейлем своего приготовления и напрасно пытался утешить.

— Это нечестно… — сказал дендроцит, глядя в одну точку. Он еще не пришел в себя. — Это моя лактобактерия. Пускай клеточный бог, или как его там, заведет свою.

Старик долго и внимательно смотрел на него, о чем-то напряженно размышляя.

— Знаешь, я тоже в эту загробную чушь про лучший мир не верю, — он помедлил, — ну да ничего не попишешь.

— Я… — всхлипнул дендроцит, — я бы все отдал, чтобы ее вернуть. Ах, если бы только это было возможно!

Тут старик как-то странно на него посмотрел, а после заозирался по сторонам, хотя кроме них в доме никого не было и, перейдя на заговорщический шепот, сказал:

— Есть один вариант. Ну… насчет похорон. Знаю, что тороплю тебя, но этого не избежать. Есть тут одно местечко, прозванное кладбищем домашних бактерий. Вот такое вот совпадение. Там достойно и похороним твою Ню.

— Да, конечно… — пробормотал дендроцит, повесив голову.

* * *

Взяв лопату и бренные останки Ню, они направились на окраину города. Дендроциту это место почему-то казалось смутно знакомым, только он не мог взять в толк почему. Он хотел расспросить старика, но тот шел молча, глубоко погрузившись в свои мысли. Атмосфера была гнетущая.

Вскоре они вошли в лес, минуя сторожевую вышку лесничего, направились вглубь. Там на небольшом пятачке виднелось практически миниатюрное кладбище с криво приделанной полуграмотной вывеской «КлаТбище дАмашних бакТерый». При ближайшем рассмотрении оказалось, что оно организовано по спирали. В его центре могилки были самыми старыми, надписи на них давно стерлись, а по краям лепились те, что поновее. Дендроцит рассеянно взирал на них и, не удержавшись, стал читать надписи на надгробьях. Там покоились некие Ру, Лю-Лю, Гыя и Тыгыдык. Далее шли полустертые надписи с именами, подозрительно оканчивающимися на -кокк. «Какой-нибудь стафилококк, что ли?» — удивленно подумал дендроцит. Те, что оканчивались на -ела и -идия тоже не вносили особой ясности.

— Так тут правда похоронены бактерии? — спросил дендроцит все еще молчавшего старика.

— Ну не все, конечно, — как-то загадочно ответил тот. — Есть, к примеру, чуток грибков. Помню, один кандиду дрессированную у себя держал… — начал он, но дендроцит, округлив глаза, перебил его:

— Ничего себе! Их же положено фагоцитировать.

— Ну положено, — пожал сосед плечами.

— Они держали их у себя?

— А сам-то?

— Но Ню — хорошая бактерия… была… А это… эти… Они же патогенами могли быть.

— Ой ли, — ответил старик, — глядя скептически. Казалось, ему все до синеньких базофилов.

Дендроциту не хотелось спорить, ему сейчас ничего не хотелось. Понимая, что не стоит оттягивать неизбежное, он взял у старика лопату и переменил тему:

— Будем копать могилу с краю? — он высмотрел подходящее место и направился к нему. Но только он занес лопату, как старик остановил его. Пару мгновений он внимательно всматривался в убитое горем лицо дендроцита и сказал:

— Здесь есть еще одно место, получше. Там, на горе, — он кивнул за спину дендроцита.

— А что там? — заинтересовался тот.

— Там расщелина у кончика ногтя, а над ней гора. На горе — древнее захоронение отживших свое клеток эпидермиса.

— Вот как, — дендроцит удивленно на него посмотрел.

— Оно давно не используется, но место знатное. Достойное твоей Ню.

— О, — сказал дендроцит, тут же загоревшийся идеей найти лучшее место для любимой Ню.

— Что скажешь? Тут не особенно далеко, но ногами поработать придется.

— Чего же мы ждем? Идем!

Старик вел его по одной ему известной тропе. Дендроцит готов был поклясться, что никакой тропы там вообще не было. Темнело очень быстро, в сгущающихся сумерках тени казались угрожающими, запахи удушливыми, а звуки странными, не похожими ни на что из того, что могло водиться в лесу. Когда же они минули непроходимую лесную чащу и стали карабкаться в гору, возвышаясь над расщелиной у кончика ногтя, их взорам открылся просто неописуемо прекрасный вид. Внизу, в лесу, уже почти стемнело, а здесь над горами пылал закат. Это было красиво и торжественно, как раз для прощания с Ню.

На самой вершине, обветренной и выгоревшей, красовались какие-то символы и пирамидки, выложенные из безжизненных белесых камней, замкнутых в большой общий круг. Старик указал ему копать внутри этого самого круга и присел на самый большой камень, пояснив, что дендроцит должен сделать все сам. Тот согласно кивнул и принялся за работу. Почва была такой твердой и неподатливой, что он быстро натер мозоли. Могилка получилась неглубокая, но вполне пригодная. Сосед заметил, что сойдет, и дендроцит скрепя сердце уложил в нее тело Ню.

Когда они закончили, была уже ночь. В лунном сиянии все выглядело так, как во сне. Дендроцит, потерявший счет времени, встрепенулся и потер глаза, желая убедиться, что не спит.

— Ну, пора по домам, — сказал старик. Дендроцит кивнул и нехотя поплелся за ним, даже не задав вопроса, как они найдут дорогу назад сквозь чащу в полной темноте. Напоследок он обернулся, окинул взглядом печальную макушку лысой горы и аккуратно сложенную пирамидку над могилкой Ню. В этот момент ему стало не по себе, и он поспешил за соседом, думая только о том, как один вернется в пустой дом.

* * *

После похорон Ню дендроцит чувствовал себя так, словно из него высосали всю жизненную энергию. Он сказался больным, что было весьма близко к истине, и отпросился на пару дней после выходного. Все это время он был крайне вялым, сидел в кресле-качалке, перебирая фотографии, и почти ничего не ел и даже не пил. По большей части он спал, забывшись беспокойным сном, сквозь который ему мерещилось, что он слышит лепетание Ню, топот ее маленьких ножек… И что смерть Ню была ненастоящей, а лишь ему приснилась в кошмаре. Он уже начинал умиляться, тянул руку, чтобы погладить ее по макушке, но его останавливал жуткий блеск ее глаз, а в нос ударял отвратительный запах тлена. После дендроцит просыпался в холодном поту и твердил себе как заклинание, что это был всего лишь сон.

С большим трудом очнувшись от очередного такого же кошмара, он кое-как поборол себя, встал с постели и поплелся сделать чаю и перекусить. Выйдя на кухню, он обнаружил грязные следы. Тут его всего как встряхнуло. Не совсем понимая, наяву это или как, он начал разглядывать, откуда и куда ведут следы. Может, ему все-таки не удалось проснуться ото сна, и тот продолжается? А может… в дом забрался воришка?

Все еще продолжая гадать, но уже предчувствуя что-то необыкновенное, он завернул в кладовку и обомлел: у раскрытой двери кладовой была Ню. Она возилась, пытаясь достать оттуда что-нибудь съестное. Несомненно, это была Ню. Даже вид у нее был такой же помятый как в день похорон, хотя ран не было видно.

— Ты вернулась, Ню! — воскликнул он, не веря своим глазам.

* * *

Негодники, двойняшки эпителиоциты, ставшие причиной гибели Ню, успешно смылись с места преступления. Ни старик, ни тем более эритроцит, их не видели. Однако они все равно боялись, что об их проделке узнают и накажут. В ту же ночь, когда опечаленный дендроцит вернулся с похорон своей любимицы, в их дворе раздался непонятный шум. Это было ни на что не похоже. Что-то шлепало, ползло и шуршало одновременно. Странное бульканье сопровождало их, оно то клокотало, то сменялось невнятным лепетом. Двойняшки накинули рубахи поверх пижам и выскользнули во двор посмотреть. Поначалу ничего не было, да и звуки вроде бы прекратились. Они подождали немного и уже собирались идти обратно в дом, как вдруг кусты зашевелились, и из них вылезла давешняя бактерия. Глаза ее горели в темноте, морда и тело были все искорежены, а изо рта вырывалось утробное «НЮ!» Звучало оно столь зловеще, что обоих мороз продрал до самого ядра. Даже издалека чувствовалось, как от нее воняет.

Напуганные сорванцы попытались отступить к двери, роняя от страха фонарики, но не успели. Жаждущая возмездия бактерия кинулась на них.

Наутро двойняшек нашли мертвыми с жестоко разорванными мембранами. Поднялась суета, но дендроцит ничего не слышал. Он спал как убитый. Хорошо, что был выходной. Очень хорошо… Он пробыл в глубокой отключке до самого вечера. До самой ночи пил чай один и тихонько плакал. Не придумав ничего лучше, бросил посуду в раковину и снова решил лечь. Делать ничего не хотелось. Злость на несправедливость мира сменялась апатией, апатия — мыслями о том, чтобы самому наложить на себя руки. И не только это. Самые странные и темные мысли лезли ему в голову до тех пор, пока он не задремал. Снова ему виделся призрак наивного лимфоцита.

— А я тебя предупреждал, — грустно сказал он.

* * *

Дендроцит был счастлив, что Ню чудесным образом воскресла, хотя она и совершенно изменилась. Выглядела она какой-то… не совсем живой. Ее движения потеряли былую плавность и проворство. Она двигалась медленно и неуклюже, едва ли не падая, если не на каждом шагу, то через шаг-другой это точно. Ела она, отвратительно чавкая, чего дендроцит за ней раньше не припоминал, и от нее постоянно воняло. Мытье и дезодоранты не помогали. А еще ее обычное «ню» из милого попискивания превратилось в утробное, довольно-таки устрашающе звучащее «НЮ!» Иногда при ее появлении дендроцит ловил себя на мысли, что ему делается не по себе. «Но это же Ню! Моя милая Ню!» — думал он. Он снова и снова внимательно присматривался к ней, думая о том, насколько ее могло изменить чудесное воскрешение, не больно ли ей вообще, но не мог толком ничего понять, разве что не замечал, чтобы она сильно страдала. Ей вообще как будто бы было не только ничего не страшно, но и не больно, даже когда она по неловкости роняла на себя разные предметы.

По ночам Ню теперь не спала, она уходила гулять, даже если дендроцит запирал двери, а утром он находил ее, свернувшейся калачиком в кресле, часто совершенно перемазавшуюся в грязи. Со вздохом каждый раз он ее купал, и каждый раз испытывал не самое приятное ощущение, что моет не Ню, а неживой кусок мяса.

Тем временем в округе стали происходить странные нападения. Кроме двойняшек еще несколько вполне уважаемых клеток были убиты или ранены. Выжившие клялись, что видели жуткого монстра, а еще нашлись свидетели, утверждавшие, что это была какая-то ненормальная бактерия. Дендроцит, как и все остальные, с интересом слушал эти все новости и даже не подозревал, что это как-то связано с ночными прогулками Ню. На работе его ждало сообщение о том, что бешеную бактерию, или как ее там, приказано срочно изловить. Сотрудникам бюро следует оказать всяческое содействие спецназовцам Т-лимфоцитам, которые вот-вот прибудут. По ходу обсуждения дендроцит предложил устроить засаду и сфотографировать объект. Идея была одобрена, и он отправился устраивать засаду там, где в последний раз видели монстра.

— Если в округе бегает бешеная бактерия, то не стоит ждать прихода подкрепления, мы и сами с ней быстро управимся, — заявил В-лимфоцит, беря наизготовку иммуноглобулиновую пушку.

— Но инструкция предписывает сперва дождаться подкрепления, — возразил клетка памяти.

— Да брось ты, это всего лишь бактерия. Если хочешь, позови нейтрофилов, а я пока заопсонизирую ее антителами, чтоб уж точно никуда не делась.

Клетка памяти коротко кивнул, соглашаясь, и они рванули. Дендроцит в это время уже выцеливал в объектив фотокамеры преступника.

Поначалу все было безрезультатно. В-клетки, так же не найдя возмутителя спокойствия, направились к нему. Вместе они стали прочесывать окрестности, пока не стало смеркаться. Вскоре они услышали крики и визг. Троица кинулась на шум и засекла монстра. Дендроцит успел щелкнуть того со вспышкой, ослепленный ею монстр замешкался, на него были нацелены фонарики… и… дендроцит с ужасом увидел, что это была Ню. Она словно бы очнулась, издала свое «НЮ!» и неожиданно прытко рванула в сторону реки.

— За ней! — крикнул В-лимфоцит, запрыгивая в мотоцикл. Клетка памяти едва успел загрузиться в коляску.

Дендроцит понял, что ничего сказать уже не успеет. Он хотел их остановить, крикнуть, что не надо ее ловить, но было поздно. В-лимфоцит и клетка памяти уже неслись по направлению к реке, куда убежала Ню. Дендроцит кинулся следом. Он побежал к реке напрямую, в то время, как его коллеги петляли, пытаясь не упустить зловредную бактерию. По дороге его подхватил на своем драндулете сосед. Изловчившись, он сел на хвост В-клеткам.

Они въехали на мост. Ню вскочила на перила и, неуклюже пошатываясь, пыталась сползти вниз с внешней стороны, видимо, намереваясь спустится на опору моста, съехать по ней и улизнуть, пользуясь тем, что течение несильное. В-клетки не успели затормозить посередине моста, как неожиданно с противоположной стороны вылетел шальной эритроцит. Пытаясь в него не врезаться, В-лимфоцит резко вывернул руль, и мотоцикл, потеряв управление, полетел прямо на перила, завалился на бок и распрощался со своими пассажирами. Клетка памяти вывалился на мостовую, выкатившись из коляски кубарем, а В-лимфоцит улетел с моста.

Старик и дендроцит ошалело взирали на эту аварию. Эритроцит умчался, так и не остановившись; повезло же дурню, клетка памяти валялся в обмороке, Ню и В-лимфоцит исчезли. Старик взялся оказывать клетке памяти помощь, дендроцит помчался к спуску с моста. В подступающей панике он озирался вокруг, ища взглядом в воде под мостом и далее, но тщетно. Он уже раздумывал, не нырнуть ли, как вдруг краем глаза засек у самого берега нечто, напоминающее кучу тряпья. Страшная догадка как током ударила его насквозь. Подбежав поближе, он убедился, что, к сожалению, не ошибся: это был В-лимфоцит. В не всяких сомнений, он был мертв. Падая с моста, он разбил голову сперва об опору, затем о торчавший из воды камень. Рядом плавал слетевший во время падения мотоциклетный шлем.

— Ну что там?! — крикнул старик.

— Пока ничего, — соврал дендроцит, сам не зная, почему. — Наверное, он к другому берегу выплыл.

— Я в больницу, — кинул дед, загружая в свой драндулет клетку памяти.

Дендроцит и сам не мог толком сказать, что на него нашло. Видимо, это было какое-то затмение. «Ничего, мы все исправим, — подумал он. — С Ню вышло не очень, но она же бактерия, что с нее взять. А с клеткой… с клеткой точно все выйдет как надо. К тому же он ведь только что умер, тело еще не остыло… Чем скорее, тем лучше выйдет, это же очевидно». И он взвалил на себя тело товарища и потащил к лесу. Почему-то его совершенно не волновало, что его могут увидеть с трупом средь бела дня, точнее, пока еще не самого темного вечера. Дендроцит был худой, зато рослый и не такой уж хиленький, но тело тащил с трудом, оно казалось ему тяжелым как камень. Но ничего, он справится.

* * *

Как дендроцит дотащил тело коллеги до секретного кладбища на горе, он не помнил. Не помнил и как закапывал того, и где вообще брал кирку и лопату. Все, что происходило после инцидента на мосту, было как в тумане и казалось дурным сном. Очнулся он только у себя утром, весь грязный, помятый, только наполовину добравшийся до дивана.

Понадобилось три чашки чая и горячий душ, чтобы прийти в себя. Все тело болело, а натруженные руки были все ободраны и в кровавых мозолях. С невероятным усилием он привел себя в порядок и пополз в контору, где оставил на столе записку, что направляется в больницу к клетке памяти. По дороге туда его никто из знакомых не встретил, оно и к лучшему. Все равно он сейчас был не в состоянии общаться. По дороге, как и всегда, гоняли сломя голову эритроциты. «Лихачи», — подумал он и заторопился, стараясь все же посматривать, следя краем глаза за этими ненормальными, собьют еще.

В больнице царила атмосфера спокойствия. Сейчас пациентов было немного, тяжелых каким-то чудом не было вовсе. Клетка памяти оказался на первом этаже в двуместной палате, где пока кроме него никого не разместили. Дендроцит поприветствовал его и извинился, что не захватил ничего с собой, он ведь даже не знал, в каком тот состоянии. Клетка памяти заверил, что ничего страшного, ему ничего не нужно, и на расспросы коротко ответил, что ничего с ним особенно страшного не приключилось: парочка переломов, куча ушибов и ссадин и сильное сотрясение ядра. Последнее было самым неприятным, так как из-за него было ужасно плохо: все время болела голова, тошнило, вертелось и двоилось перед глазами, и совершенно лишало возможности как-то соображать. Однако ему сейчас уже лучше. Спасибо тому старику, который вовремя привез его в больницу.

После клетка памяти все расспрашивал про приятеля В-лимфоцита. Дендроцит, чувствуя, как по спине начинает струиться холодный пот, к своему собственному удивлению, совершенно спокойно и бессовестно наврал ему, рассказав байку, про то, как тот совершив невероятное сальто-мортале с моста, был унесен течением (не таким уж и сильным на самом деле), и, устроив мощный заплыв, выплыл буквально уже за городом. Клетка памяти слушал с удивлением, но вроде бы поверил. После, когда тот хотел поинтересоваться, в состоянии ли приятель навестить его, дендроцит снова наплел какую-то чушь, а после и вовсе сменил тему.

Они поговорили еще немного, и дендроцит, пообещав в следующий раз принести ему что-нибудь вкусненькое, пожелал скорейшего выздоровления и оставил его, понимая, что тому нужен покой. Клетка памяти проводил его грустным задумчивым взглядом, подождал, пока закроется дверь, посмотрел в потолок, отметил, что тот снова начинает раскачиваться, и прикрыл глаза, пытаясь отвлечься на свои мысли.

Он лежал, думая о том, почему все же В-лимфоцит не зашел его навестить, если с ним все в порядке. Может, дендроцит просто не хотел его расстраивать, и тот лежит по соседству с ним или вообще в реанимации. А то и… Он помотал головой, то есть хотел это сделать и застонал от боли. Все же сильное у него сотрясение. Думать больше не было сил, но не давало покоя ощущение того, что дендроцит наврал ему.

Попытавшись еще подумать чуток, клетка памяти снова прикрыл глаза и не заметил, как отключился. Проснулся он оттого, что вроде как услышал знакомый голос. Ему сразу же подумалось, что это приятель, наконец-то, пришел его навестить. Открыв глаза, он обнаружил, что в палате царит сумрак, даже дежурные лампочки не горят. Глаза быстро стали привыкать к темноте. Тут раздался скрип двери, послышались неровные шаги, и на фоне окна он различил чей-то силуэт. Клетка памяти дотянулся до выключателя прикроватной лампочки, щелкнул, на мгновение зажмурился от света, и увидел стоящего В-лимфоцита. Свет на него не попадал, но и без того было видно, что он выглядит как-то странно. Он подался чуть вперед, голова его кренилась на бок и болталась, застывшая кривая улыбка была неестественной, в свете лампы показалась одежда, грязная и изодранная, как будто он в земле копался.

— А я уж думал, с тобой что случилось, — начал клетка памяти, морщась от боли. — Дендроцит сказал, что ты в речку плюхнулся и выплыл чуть ли не в пригороде.

В-лимфоцит на это ничего не ответил, он только стоял и так же криво улыбался, нет, скорее, скалился.

— Я думал, ты не придешь, — продолжал клетка памяти. — С тобой точно все в порядке?

В-лимфоцит подошел ближе, шаткой тяжелой походкой, как будто был сильно пьян, и клетка памяти с ужасом увидел его мутные, тускло светящиеся глаза и ужасные раны на всю голову, успевшие уже засохнуть.

— Ч-что с т-тобой? — спросил он, почти заикаясь.

— Га-а-а… — прохрипел тот в ответ и шагнул еще ближе.

Клетка памяти пытался открыть рот и что-то еще спросить, но на него накатила невыносимая дурнота. Он практически беспомощно наблюдал, как приятель нетвердой рукой берет со столика один из увесистых медицинских приборов и заносит над ним.

«Идем со мной», — послышалось ему, и В-лимфоцит опустил прибор ему на голову с невероятной силой. После он бил снова и снова, издавая демонический хохот, пока клетка памяти не испустил дух.

Закончив свое страшное дело, В-лимфоцит завернул безжизненное тело приятеля в простынь, как в тюк, и потащил туда, откуда только что сам вернулся.

* * *

Старик-сосед наведался вечерком к дендроциту, чтобы узнать, как у него дела и поговорить о Ню. За чашечкой чая он поведал ему грустную и очень давнюю историю о том, как у него самого была ручная бактерия, и как он пытался ее воскресить. Да, она уже не была прежней, не такой живой и веселой, но ничего плохого никому не делала. Поэтому, глядя на то, как дендроцит убивается, решил ему помочь. Но ведь кто знает, кто и каким может вернуться… В общем, он настоятельно советовал подумать о том, не будет ли смерть для Ню все-таки лучше, о том, что есть в этом мире вещи похуже смерти и о том, что, возможно, с Ню придется разобраться, если она причинит кому-то вред.

Дендроцит заверил его, что Ню никогда, в каком бы ни была состоянии, не причинит никому и никакого вреда. На самом деле он не был в этом уверен. В прежней Ню, да, но нынешняя пугала его самого. Возможно, ему надо только привыкнуть…

А сам все же подумал: «Не стоило мне с ней так поступать. Может быть, смерть была бы для нее лучше».

— И вот что я тебе еще скажу, — добавил сосед напоследок, — тебе лучше не только сохранить все в секрете, но и забыть про это место. И уж тем более не думай, что там можно похоронить кого-то еще… Я имею в виду…

— Клетку, подобную нам? — выдохнул дендроцит.

— Вот именно. Одно дело возвращать тупую бактерию, и совсем другое — разумную клетку, — он замолчал, подозрительно глядя на дендроцита, и словно бы припечатал того прямо к стулу: — Тем паче специализированную.

«Да уж мертвый специалист В-лимфоцит не сможет ничего сделать, не говоря уже про антитела».

— Ты ведь ничего такого не натворил? — добил старик его вопросом.

— Нет, что вы… Мне бы и в голову не пришло, — замахал дендроцит руками.

«А ведь пришло же как-то».

Старик в ответ покивал и засобирался домой, сказав, мол, гроза приближается, ревматизм разыгрался.

* * *

В эту ночь дендроциту было особенно тревожно. В душном мареве ему мерещилось, что за ним идет сама смерть. И это было настоящее знание неизбежного. До этого мысли о смерти его так не пугали. Она казалась далекой, и он говорил себе, что с ним такое случится нескоро. Даже тот факт, что в его обязанности входила одна из самых рискованных операций: взятие образца антигена, не пугал его так сильно. Да его с рождения приучили к тому, что он должен пожертвовать собой при первой же необходимости, ради блага всего организма. Даже будучи заражен вирусом или иным патогеном, он должен доставить его лимфоцитам, после чего те же его и лизируют. Кому-то такое могло показаться дикостью, но для него это являлось нормой и почему-то ничуть не пугало. Но сейчас… Сейчас это был страх, первобытный и мощный, от которого хотелось заорать и броситься бежать без оглядки. Разум затоплял мрак, а на сердце словно когти скребли.

Скряб-скряб!

Сквозь тяжкую пелену сна донеслись звуки: кто-то скребся в дверь. «Может, это Ню?» А он про нее и забыл. Странно, как же он мог про нее забыть? Не в силах до конца вырваться из цепкой хватки сна, он кое-как поднялся и поплелся к входной двери.

Из-за распахнутой двери дыхнуло свежим, прохладным воздухом, сгоняя прилипчивые остатки сна. Но дендроциту показалось, что это могильный холод, а воздух не свежий, а пропитанный мерзким запахом тлена.

За дверью была Ню. Дендроцит не сразу заметил ее внизу.

— Ню, ты вернулась, — сказал он с облегчением и одновременно со страхом.

— НЮ! — прогудела в ответ та, утробно и жутко.

— А… — дендроцит хотел сказать еще что-то, но осекся.

Из темноты позади Ню появились еще две фигуры. Шли они медленно, как бы шатаясь. Тревожный зябкий ветер гнал по верху тучи, а понизу пытался пробраться под одежду и укусить за голое тело. На какое-то мгновение тучи сдуло совсем, и луна осветила стоявшие у двери фигуры. Это были В-лимфоцит и клетка памяти, страшные, обезображенные, невыносимо грязные и смердящие, с неживыми ужасными глазами, тускло мерцающими в темноте. Этого мига хватило, чтобы рассмотреть их и обнаружить, что оба держат в руке оружие: молоток и топор. Дендроцит хотел закричать, но крик застрял в горле.

— Идем с нами, — прохрипели они. — Мертвым быть хорошо.

— НЮ! — согласилась с ними Ню.

Дендроцит не успел опомниться, как мертвые руки схватили его, так крепко, что вырваться не было сил.

«Не-е-е-ет!»

* * *

P. S.

Т-хелпер, устроивший расследование гибели наивного, взял на себя заодно и это дело. Странное дело! Округу беспокоили живые мертвецы. Они пугали, калечили, убивали и утаскивали за собой куда-то в лес и далее, на кончик мизинца левой ноги или к ущелью в уголке ногтя. Пора было положить конец этому беспределу.

На мертвецов бравые лимфоциты устроили знатную облаву. Некоторые были обнаружены в конторе, где работали дендроцит и В-клетки, и та была уничтожена отрядом Т-лимфоцитов вместе с живыми мертвецами. Некоторые бродили вдоль реки или по лесу, их тоже отловили всех до единого, по крайней мере, Т-хелперу так хотелось думать. Разумеется, во всякого рода мистическое возвращение с того света и прочие подобные байки он не верил. Не поверил даже тогда, когда увидел зловещих мертвецов собственными глазами. Согласно отчету, клетки были заражены неизвестным вирусом. Практика также показала, что ходячие мертвецы умирают окончательно, если их убить еще разок. Т-киллеры прекрасно с этим справились.

В-лимфоцит и клетка памяти были уничтожены с мертвецами в конторе. Ну или это были клетки, очень похожие на них, кто теперь разберет. Дендроцит пропал без вести. Старик сосед потом долго рассказывал всем страшные истории про то, как того утащили мертвые, пока не попал в сумасшедший дом. Тропа на древнее проклятое кладбище была завалена лесом, чтобы больше никто туда не ходил. А на старой вышке лесничего иногда ночью стал загораться огонек. Местные говорят, что это призрак наивного присматривает за запретной для живых дорогой.

— Здорово, — поприветствовал В-лимфоцит знакомую.

— Привет! — мисс-эритроцит АЕ-3803 притормозила.

— Далеко собралась? — спросил он, глядя на то, что сегодня она одета по-походному.

— В один отдаленный городок на кончике мизинца левой ноги, — пояснила она.

— Это в который?

— Клеткосалем.

— О… — только и сказал В-лимфоцит. Потом поспешил собраться с мыслями, видя, что она торопиться, и сказал, понизив голос: — Знаешь, говорят, в этом городке небезопасно. Сотрудники иммунной системы получили оттуда тревожные сигналы. Если ты подождешь пару часов, мы с клеткой памяти тебя проводим.

— Не беспокойтесь, — помотала головой АЕ, — все будет в порядке. К тому же я спешу, — она кивнула на свой прицеп, забитый до отказа баллонами с кислородом.

— Хорошо, тогда будь осторожнее.

— Обязательно, — кивнула она и дала по газам.

— Удачи…

Он поспешил в мастерскую и крикнул наверх:

— Эй, клетка памяти, давай сюда, дело есть.

* * *

АЕ-3803 гнала как угорелая. В Клеткосалеме ждали кислород. Это был маленький отдаленный городок на самом кончике мизинца левой ноги. У эритроцитов доставки в такую «дыру» считались хуже любого наказания. АЕ же находила, что поездка туда может превратиться в интересное приключение. Знала бы она, насколько!

Уже на подъезде к Клеткосалему ее старенький, перегруженный мотороллер «Эри-007» затарахтел, предупреждая, что еще немного, и он не выдержит. До пункта сдачи она едва дотянула: буквально за пару шагов мотор заглох. Приемщик вышел, поздоровался и помог перетащить ящики. Затем он дал ей адрес автомастерской и даже предложил одолжить велосипед.

Осмотрев «Эри-007», мастер сказал, что ремонт займет больше времени, нежели нужно, из-за нехватки подходящих запчастей. Так бы они с помощником и к утру бы управились, но с доставкой запчастей из соседнего Клеткодерри придется подождать пару дней. АЕ попросила его сделать все, что нужно, и отправилась звонить на работу.

— Может, мне съездить на автобусе домой, а потом вернуться и забрать мотороллер? — предложила она.

— Нет, что ты, — ответила на том конце провода госпожа менеджер, — «Эри-007» — казенное имущество, ты не можешь его бросить… Да-да… Понимаю, что этой развалюхе пора на свалку…

— Но как же работа? У меня еще доставки в Коленковилль и Локтесити.

— Считай, что завтра у тебя выходной. Только позвони, сообщи, как и что, завтра вечером.

— Ладно, — ответила АЕ, не ожидавшая такого поворота.

— Надеюсь, у тебя есть деньги на номер в гостинице? Если нет, возьми в кредит, мы потом все оплатим.

— Не волнуйся, я что-нибудь придумаю.

Повесив трубку, АЕ села на одолженный велосипед и отправилась искать гостиницу. Она даже подумать не могла, что это окажется не самым простым делом, это в городке, где практически нет приезжих. Главная гостиница оказалась закрыта на ремонт, один пансион разорился, и его хозяева собирались уезжать, другой пансион был заполнен до отказа строителями, в третьем правила были такие строгие, что вселиться туда было довольно проблематично. За неимением лучшего АЕ попыталась вселиться именно туда.

Хозяйка придирчиво осмотрела ее с головы до ног, сказала, что берет только наличные и обрадовала тем, что есть маленькая свободная комната в мансарде, которая будет свободна всю неделю. К счастью, у АЕ при себе имелись денежки. Она заплатила за два дня, начиная с сегодняшнего, тут же подписала какие-то нужные бумажки и выслушала длиннющий список правил, от которых голова пошла кругом.

— Но главное, — продолжала хозяйка, — не вздумай водить парней.

— Ну что вы, я тут одна.

— И быть в пансионе до десяти вечера, иначе закрою дверь и не пущу, — подытожила хозяйка тоном строгой учительницы.

— Хорошо.

* * *

Расположившись в комнате, АЕ вытянулась на старенькой кровати с пружинным матрасом, который пружинил очень приятно, очень убаюкивающе. Она прикрыла глаза и в полудреме у нее перед глазами мелькала сегодняшняя дорога, долгая, утомительная. Она так устала! Еще бы, мало того, что до Клеткосалема ехать полдня, так она еще и заблудилась, свернув не туда. Пропустив поворот, она почти оказалась у Складкаландлоу, а потом едва не улетела в Клеткодерри.

Она погасила стоявшую на маленькой тумбочке у кровати лампу, дотянувшись до выключателя рукой и, кажется, отключилась. АЕ даже успела увидеть какой-то сон, состоявший из хаотичных мельканий, обрывков фраз и видений. Ничего из этого запомнить было невозможно, только в конце выплыла физиономия В-лимфоцита, напоминавшего ей: «Будь осторожна, Клеткосалем — опасное место!»

Она проснулась внезапно оттого, что в окно кто-то стучал. Она села на кровати и уставилась в окно. Там никого не было. «Показалось», — подумала она и уже собиралась снова плюхнуться на подушку, как стук повторился. Это было странно, тем более странно, что даже дерево никакое под окном не росло, а, следовательно, нечему было стучать по стеклу веткой. АЕ протерла глаза, встала, кое-как нащупав ногами гостиничные тапочки, медленно стала приближаться к окну. Как только она подошла совсем близко, за окном внезапно возникло бледное лицо, и чей-то голос тихо прошелестел: «Впусти меня». От неожиданности АЕ сделала шаг назад, запнулась о складку на старом ковре и упала, неуклюже сев. Бледное лицо за окном, таинственно освещенное луной, улыбалось ей. На мгновение АЕ даже почудилось, что изо рта у того показались клыки.

«Впусти меня», — повторил голос уже громче.

АЕ собралась с мыслями, поднялась с пола, подошла к окну и распахнула створку, слегка высунувшись наружу. За окном, балансируя на старой шаткой лестнице, стоял парень. Это был нейтрофил U-4989.

— Привет, — сказал он. — Прости за беспокойство, но я тут припозднился, а старая грымза не хочет меня впускать.

— А…

— Можно я пройду через твою комнату?

— Да, конечно, — АЕ поморгала глазками.

— Славно, — сказал нейтрофил, перелезая через подоконник. — Я тут этажом ниже, зови, если что.

Нейтрофил выскользнул в дверь и испарился, она кивнула ему вслед, пролепетав «ага», а сама подумала: «Что? Если что?»

* * *

На следующее утро он заявился в гости и предложил устроить ей экскурсию, откуда-то узнав, что она здесь застряла на время починки. АЕ согласилась, про себя отметив, что и при солнечном свете нейтрофил такой же бледный. Хотя, не зря же их называют белыми кровяными тельцами.

Они позавтракали в кафетерии неподалеку от пансиона; не следовало начинать экскурсию, не подкрепившись. U-4989 так лихо уплетал горячие бутерброды с сыром и яичницу, что АЕ только диву давалась. А как он вонзал в бутерброды свои клыки! «Клыки!»

— А… вот… — начала она.

— А?

— У тебя такие большие зубы.

— А, ты заметила? — отозвался он не без гордости.

— Угу.

— Специально отрастил, для фагоцитоза.

— Ах, вон оно что.

— А ты что подумала? Ха, ты что, веришь в эти сказочки про вампиров?

— Ну… раньше я думала, что они существуют, призналась АЕ, краснея.

— Не, ну… мм… ням… Теоретически это возможно, хотя научно и не доказано, — он дожевал бутерброд и поднял кверху указательный палец.

— Наверное, все же это всего лишь страшилки. Ну я в своей жизни ничего такого не встречала, — сказала она и на мгновение застыла на месте. В ее памяти смутным пятном промелькнуло нечто ужасное. Она убегала от чего-то очень и очень страшного, но бежать было дальше некуда. Оно схватило ее, а АЕ, маленькая и беззащитная, вырывалась и плакала…

— Эй, — окликнул ее нейтрофил, — так куда пойдем?

— Ой, — сказала, АЕ, выходя из ступора.

— Есть отличная идея. Тут на холме стоит старый заброшенный особняк, вот это настоящий дом с привидениями. Тебе понравится.

АЕ вовсе не была уверена, что хочет лазать по заброшенным пыльным домам, да еще и с приведениями, но машинально кивнула. Они допили чай и двинули навстречу приключениям, беззаботно болтая. Лишь краем глаза АЕ заметила, что повсюду многовато объявлений о пропавших клетках, но тут же отвлеклась на разговор и забыла.

Они шли по нешироким улицам, вдоль которых тянулись торговые ряды. Многие из магазинчиков почему-то оказались закрыты. Прохожих встречалось мало, некоторые с явным подозрением выглядывали из окон и спешили убраться внутрь, словно бы прятались.

— Я тут в командировке, тоже немного застрял, — сказал U-4989. — Нас с ребятами послали разузнать, в чем тут дело. Мы прочесали все вдоль и поперек, но ничего подозрительного не нашли.

— А в чем тут дело? — спохватилась АЕ.

— Согласно полученной информации, тут пропадают клетки. Ни тел, ничего при этом не обнаруживается.

— И что же?

— Ну как что, мы свою работу сделали, теперь пускай лимфоциты этим занимаются, они специалисты, видишь ли. Ну а мы, — он подмигнул АЕ, — в оставшееся время не скучаем. Вчера на бильярде резались до самой ночи.

— Вот ты почему опоздал.

— Ну так.

За разговорами они не заметили, как дошли до самого крупного капилляра, где располагался особняк. Под ним был холм, почти целая гора, позволявшая тому гордо и презрительно взирать на весь город свысока. Даже не взирать, даже довлеть над ним. Было во всем его виде нечто величественное и угрожающее.

— Ух, аж мурашки во всю мембрану! — весело воскликнул U-4989.

АЕ уставилась с открытым ртом, ей сделалось не по себе и очень, очень не хотелось туда идти.

— Представляешь, а у меня его из окна комнаты видно, — U-4989 поежился. — Иногда так и хочется задернуть занавески, особенно когда смеркаться начинает.

АЕ ничего не сказала. Дом и при дневном свете казался мрачным и каким-то неуютным. Было ощущение, что всякому, кто дерзнет туда войти, тут же и настанет конец.

Проникнуть внутрь не составило никакого труда: входная дверь оказалась не заперта. В доме пахло тленом и сыростью. Запахи некроза неприятно драли носы. Нейтрофилу не терпелось удовлетворить любопытство, а АЕ старалась от него не отставать, боясь заблудиться.

— Говорят, в этом доме происходили убийства и самоубийства, — пояснил U-4989. — А также ритуальные жертвоприношения, — добавил он чересчур весело. — Еще здесь был притон бродячих бацилл, склад отработанных газонокосилок, и намечался молодежный клуб. Газонокосилки успели стащить на свалку и начать ремонт, но произошла целая серия несчастных случаев, закончившаяся грандиозным пожаром и напрочь отбившая желание что-либо еще тут устраивать.

— Вот это да! — удивилась АЕ.

— В обгоревшую часть дома, то есть его западное крыло, с которого пожар перекинулся дальше на соседей, мы не пойдем. Не удивлюсь, если там можно провалиться и убиться, едва сделав шаг через порог.

— Угу.

— Мы пойдем в восточное крыло, — сказал U-4989, беря АЕ за руку. — Не волнуйся, мы с ребятами туда уже наведывались, там все нормуль. Раньше ведь как здания строили? На века! — он повернулся к АЕ и подмигнул ей. — Там, конечно, местами грязновато, и черноты этой, вроде как копоти, хватает, но полы, лестницы, стены… — все вполне надежно, — успокоил он АЕ, не дав ей и слова вставить. — Ой, а какой я тебе там подвальчик покажу, закачаешься!

АЕ мысленно простонала. Ну вот подвальчика только не хватало для пущей радости. Ну почему они как все нормальные клетки не могли сходить в кино или хотя бы в музей? Ну и пускай бы это походило на свидание. Когда же они посетили комнаты наверху, где происходили те самые убийства, самоубийства, жертвоприношения и прочие непотребства, они спустились на первый этаж и завернули за угол, где обнаружилась дверь в подвал.

Нейтрофил светил своим карманным фонариком и шел по-прежнему впереди, АЕ робко семенила за ним. В подвале было страшновато, но не то чтобы слишком. Самой большой опасностью там было споткнуться об кучу хлама в темноте и навернуться. Хлама там хватало, особенно на полу и стеллажах вдоль стен. Но в целом, это был самый обычный подвал. Пока АЕ размышляла, отчего же должна тут «закачаться», U-4989 с хитреньким личиком, которого та не видела, подошел к одному из дальних стеллажей, отпихнул ногой стоявший рядом ящик и принялся отодвигать стеллаж от стены.

АЕ с интересом взирала на процесс. Когда нейтрофил отодвинул стеллаж, уронив с него большую часть барахла, он сорвал со стены висевшие сзади драпировки, и АЕ, светившая ему фонариком, увидела за ними дверь. Та была заперта на висячий замок внушительного вида. Нейтрофил, улыбаясь еще хитрее, достал из кармана складной нож и чуток поковырялся кончиком лезвия в замке, заставляя тот издать ржавый такой звук «чпыньк». После нога нейтрофила помогла несговорчивой двери открыться, и АЕ увидела за ней лишь полную темноту и краешек верхней ступени лестницы, ведущей во второй, нижний, подвал.

U-4989 начал спускаться первым, АЕ боязливо двинулась за ним. Ступеньки, уходившие во тьму, в утробу нижнего подвала, хотя и являлись очень старыми, на ощупь были достаточно крепки. Однако АЕ старалась ступать как можно осторожнее, также с недоверием пробуя рукою на прочность перила. И чем больше она думала об осторожности, чем больше старалась идти аккуратно и по возможности не шуметь, тем хуже у нее выходило. В итоге, она пару раз чуть не навернулась сама и не столкнула случайно своего спутника.

— Кажется, еще немного осталось, — хотел подбодрить ее U-4989, который, хоть убейте, не помнил, сколько тут было ступенек. Пока он говорил это, обращаясь к АЕ, та внезапно оступилась и полетела вперед, увлекая его за собой. Они вместе летели в кромешную тьму, готовясь к тому, что переломают себе все, что только возможно, а то и свернут шеи, бесславно окончив свои дни в этом убогом и пыльном, всеми забытом подвале.

Падение кончилось еще более неожиданно, чем началось. Оказалось, что до пола оставалась буквально одна ступенька. Просто пола не было видно, ибо он был черен, как и окружавшая его тьма. U-4989 повел ее дальше, радуясь чему-то своему, АЕ с грустью думала о том, что если она здесь все-таки погибнет в цвете лет и не выйдет в положенный срок на работу, не говоря уже о брошенном казенном мопеде, то госпожа менеджер ее убьет. Хотя это и было нелогично.

Они прошли шагов двадцать от лестницы, свернули налево, миновали узкий коридор и оказались в помещении попросторнее. Воздух здесь был прохладным, спертым и каким-то мертвенным. Создавалось ощущение, что находишься в склепе.

Ощущение это, в общем-то, оказалось небеспочвенным. Свет от фонарика, поблуждав по стенам помещения, метнулся на середину и выхватил из темноты каменный саркофаг.

— Как тебе? — задорно спросил U-4989.

— Ого! — только и могла ответить АЕ.

— Самое интересное внутри.

— Ты что, собираешься открывать чей-то гроб? — ужаснулась АЕ.

— Это не совсем гроб, это саркофаг.

— А разве это не одно и то же?

— Ну… — нейтрофил задумался, а потом махнул рукой и начал отодвигать крышку. — Тут вообще дело не в этом. Тут дело в другом, — не очень понятно объяснил он и жестом показал АЕ посветить.

Та, ожидая увидеть внутри скелет или нечто не менее ужасное, с опаской подошла, посветила и…

— Как тебе такое «захоронение»?

АЕ удивленно уставилась на пустой, чернеющий зев колодца. Там имелась металлическая вертикальная лестница, уходящая в никуда.

— А что там? — спросила она.

— Без понятия, — признался нейтрофил. — Мы туда в прошлый раз не полезли.

— Думаешь, там третий уровень подвала?

— Возможно, там целое подземелье. Видела же, на каком высоком холме стоит дом. В его недрах может уместиться… Да много чего.

— Хочешь туда лезть? — АЕ не спрашивала, она обреченно утверждала. Вся эта экскурсия в дом с привидениями была ради того, чтобы любопытный парень слазил туда, куда отказались лезть его приятели, и ему для этого нужна была компания, да хотя бы и для того, чтобы веселее было.

— А ты не хочешь? — удивленно переспросил U-4989. — Ну можешь подождать меня здесь. Жаль, что фонарик у нас один… — как бы невзначай заметил он.

«И его придется отдать U-4989, ему без фонарика там никак… А я, я останусь здесь одна, в темноте, постою рядом с этим гробиком, то есть саркофагом…» — подумала АЕ, бледнея.

Уже в следующую минуту она погружалась в проклятый саркофаг-колодец вслед за U-4989, желая при случае это ему припомнить хотя бы каким-нибудь дурацким дружеским розыгрышем. Если они отсюда выберутся.

Внизу действительно оказалось настоящее подземелье. «Ну все, мы здесь заблудимся на веки вечные», — обреченно подумала АЕ. Спустившись до конца, она обернулась к приятелю и едва не закричала от ужаса: на нее из темноты смотрело безумное лицо с горящими глазами и оскаленными острыми зубами, прорезанное черными тенями, ужасное и зловещее. Лицо вращало глазами и клацало челюстями, а его загробный голос вопросил:

— Боишься?

АЕ от неожиданности зажмурилась и врезала ему прямо в нос, сама от себя такого не ожидая.

— Ой! Чего дерешься? — услышала она знакомый голос U-4989.

Тут только до нее дошло, что этот негодник подсветил фонариком свое лицо снизу и сделал гримасу пострашнее, чтобы ее напугать. Можно подумать, это смешно!

— Извини, — пискнула она. — И… и не делай так больше. Ты меня напугал!

— Да ладно тебе, весело же!

— Ничего себе, весело! Вот менеджер в таком случае точно бы сказала, что засунет тебе этот фонарик по самое не балуйся.

— А где находится это самое не балуйся? — хохотнул нейтрофил.

— Ну… — АЕ рассеянно похлопала глазками. — Ну… я сама не знаю, — призналась она.

— Ладно, выберемся, потом у нее спросим, — задорно предложил U-4989 и бодро потопал вперед по проходу.

Они миновали первый проход и обнаружили несколько разветвляющихся коридоров, решив выбрать левый, прошли и его до конца, дальше начинались пещеры, явно искусственного происхождения: уж больно ровные у них были полы, стены и потолки, а дальше снова шли коридоры, галереи, пещеры с выдолбленными в стенах нишами.

— Да тут катакомбы какие-то! — воскликнул U-4989.

— Давай повернем обратно? — умоляюще попросила АЕ. — Мы же заблудимся здесь.

— Ничего, сделаем пометки, — ответил U-4989 и достал из кармана мел. — Как знал, что пригодится.

Он вернулся к первой пещере и начал рисовать оттуда стрелки. Вскоре они дошли до второй пещеры, а потом и до третьей, откуда пол, бывший до сих пор горизонтальным, начал уходить под наклоном вниз, все круче и круче. При этом не было никаких ступенек. Под конец U-4989 и АЕ едва ли не съезжали там, как с горки. Вскоре они оказались в комнате, стены которой были отгорожены широкими деревянными досками, а двери — толстыми балками наподобие тех, что устанавливают в шахтах. Из комнаты вело две двери. Выбрав правую, они снова начали спуск по наклонному полу, но вскоре обнаружили, что коридор прерывается вертикальной шахтой, в которую они оба чудом не свалились.

— Н-да, — тут надо быть осторожнее, — заметил U-4989, и они повернули обратно.

Коридор от другой двери оказался спиральным, подобно гигантскому сверлу, он лихо ввинчивался в недра холма все дальше и дальше. Радовало одно: он не разветвлялся. Спиральный коридор привел их в овальную комнату или пещеру из стен которой торчали деревянные колья остриями к гостям.

— Странно как, — сказала АЕ.

— Да уж, — согласился U-4989. — Кто так строит?

За овальным помещением было три наклонных коридора, потом четыре, потом пять. АЕ уже мысленно хоронила их обоих, когда они, пройдя по центральному коридору, вышли на ровную площадку, за которой неожиданно оказалась чья-то прихожая. Там висели старые потертые и выгоревшие куртки, стояли тапки и ботинки разных размеров. В углу прислонился весьма драный зонтик, а на крючке висела не менее истрепанная шляпа.

— Неужели здесь кто-то живет? — удивилась АЕ.

— Я ж говорил, что мы найдем что-то интересное, — обрадовался U-4989.

Они миновали прихожую, вошли в неизвестно чье жилище и обомлели: на выстланном все теми же досками полу рядком стояли гробы, на вид очень старые и потемневшие. Было их около дюжины. Заглянув в другие комнаты, они обнаружили гробы и там. Насчитав десятка три или четыре, сбились со счета, попытались пересчитать, но тут U-4989, привалившийся к стене, случайно открыл дверь, которую они не заметили, за которой было еще целое кладбище.

— Это наверное древнее захоронение, — предположила АЕ.

— Или тайное кладбище тех, кто совершал жертвоприношения и всякое такое в этом особняке, — воодушевился U-4989.

Они переглянулись.

— Посмотрим, что там? — предложил U-4989.

— Ты что, хочешь открыть эти гробы? — ужаснулась АЕ. Уж в них-то точно покойники!

— Всего один гробик, — умоляюще посмотрел на нее U-4989. — Ну, пожалуйста!

Он сунул фонарик ей в руку и принялся открывать ближайший к нему гроб. Крышка поддалась на удивление легко, и вскоре любопытному взору нейтрофила и испуганному АЕ предстал лежащий там и мирно спящий вечным сном клеточный гражданин. Как ни странно, но запаха тлена, который следовало бы здесь ожидать, не было. Но они об этом подумать не успели. U-4989 повернулся к АЕ:

— Вот видишь, это не древнее захоронение, этот покойник вполне себе свежий. Надо бы личность установить, наверняка это кто-то из недавно пропавших и… — он не успел договорить. Резко повернувшись обратно в сторону покойного, он с ужасом увидел, как тот открыл глаза, сел в гробу и спросил:

— Что, уже полночь?

Дружный крик огласил пещеру. Тут крышки гробов начали открываться сами собой, а проснувшиеся мертвецы стали вылезать из своих домовин. Фонарик упал и выключился, при мысли о том, что они находятся в полной темноте с ожившими мертвецами, АЕ готова была хлопнуться в обморок.

Внезапно зажглись свечи, и прижавшиеся со страха друг к дружке U-4989 и АЕ увидели, что окружены ходячими мертвецами. В мерцании свечей их лица и волосы казались белы, а глазницы черны. Кроваво-красные губы растягивались в бессмысленных улыбках, обнажая острые клыки, а в глазах горел явно нездоровый интерес к живым, то есть пока еще живым посетителям. Они окружили их плотным кольцом, которое все сжималось и сжималось до тех пор, пока зловонное дыхание мертвецов не обдало несчастных искателей приключений.

— Эй, вы чего?! — заорал U-4989, в которого вцепились бескровные пальцы с острыми, как когти, ногтями.

— Ой, мамочка стволовая клеточка… — пропищала АЕ и упала таки в обморок.

* * *

Очнулись они связанные спиной к спине. Тело уже затекло, было неудобно. Попробовали подвигаться, чтобы ослабить веревки, но сделали только хуже. Когда же АЕ потянула особенно сильно, веревка врезалась нейтрофилу… В общем, в самое неудачное из всех мест, куда она только могла врезаться.

— Ай!.. — простонал он, — Полегче! Давай лучше я попробую, — он потянул плечом веревку.

— Ай! — сказала АЕ.

— Ясно, надо как-то поаккуратнее.

Но аккуратнее никак не получалось, получалось только больнее и хуже. Пытаясь высвободиться, они одновременно размышляли не только о том, как бы отсюда выбраться, но и о том, зачем их вообще взяли в плен. Уж не собирались ли сделать из них припасы на черный день? Почему-то никто из них не сомневался в каннибалистических наклонностях этих живых мертвецов. Мертвецов ли? На живых они были явно не очень похожи, но все-таки…

— Когда мы освободимся, я отвлеку их, а ты побежишь со всех ног и позовешь помощь, — сказал U-4989 шепотом.

— Но как же я отсюда выберусь? — ужаснулась АЕ.

— По стрелкам, которые я оставил.

— А если они сотрут их?

— Это, конечно, все усложнит, — согласился нейтрофил. — Но ты справишься. Главное, идти таким образом, чтобы все время подниматься наверх.

АЕ вовсе не была уверена, что справится и что со страху вообще не перепутает верх и низ. «Только бы стрелки остались», — думала она, собираясь с духом.

Все произошло неожиданно. Веревка, связывавшая их вместе, вдруг упала, U-4989 крикнул: «Беги!», а из темных углов, в которые не доставал свет от свечей, полезли мертвые клетки. Они тянули к ней белесые костлявые руки и кровожадно улыбались. U-4989 кинул ей фонарик, который успел подобрать, и принял огонь на себя. АЕ попыталась выйти из ступора и, представив, что спешит с доставкой срочного заказа, рванула с места.

АЕ неслась по коридорам, в панике соображая, что да как, стрелок на стене, как она и опасалась, не было. Наверняка эти страшилища стерли их! Она слышала звуки битвы позади себя и не знала, что ей делать. Внезапно, о чудо, она углядела спасительную стрелку. Слегка размазанную, но вполне пригодную в качестве ориентира. Вслед за ней обнаружилась другая, и еще, и еще… Оказалось, что АЕ просто не на той стене искала, ведь на обратном пути стена, на которой U-4989 чертил стрелки, была с другой стороны. Надо было смотреть не слева, а справа.

«Возможно, чудища просто не обратили на них внимания или не придали значения, или поленились…»

Додумать АЕ не успела. Она влетела в овальную комнату с торчащими кольями и… АЕ запнулась об порог и навернулась, упав ничком. В тот же миг колья внезапно выстрелили из стен! Некоторые столкнулись друг с другом, некоторые, долетев до противоположной стены с гулким стуком попадали вниз, одно едва не шмякнулась лежащей АЕ на голову. Она попыталась приподняться и на четвереньках поползла к выходу. Впереди маячила знакомая спираль.

Долго ли АЕ выбиралась из логова мертвецов, она не помнила. Когда же вертикальная лестница кончилась, и она вылезла из саркофага, сама удивляясь тому, как смогла выбраться, она перевела дух и понеслась, как угорелая. На выходе в верхний подвал снова спотнкулась, разбрасывая вокруг себя хлам, опрокинула парочку стеллажей и стала судорожно соображать, как выбраться из дома: тут-то стрелок не было. Потыкавшись туда-сюда, она вывалилась на улицу и только по наличию свежего воздуха смогла понять, что выбралась. Было темно, как в подземелье, даже луна не светила. АЕ ринулась прочь с холма, туда вниз, в город. Ей все время мерещилось, что за ней гонятся и вот-вот настигнут. Просто удивительно, что ее еще никто не схватил.

Уже у подножия холма, когда дыхание полностью сперло, она притормозила в полном недоумении. По ее разумению, в городе должен был быть хоть какой-то свет, должны были гореть огни. Их должно было отлично видно еще с холма, но почему-то ничего не было видно.

Спустившись в кромешной темноте, АЕ миновала указатель на особняк и двинула в темный, безмолвный город. Временами ей казалось, что порывы ветра доносят до нее запахи тлена и еще что-то жуткое. Возможно, это всего лишь была игра воображения, но кто знает. Впереди показались городские здания. В окнах первого этажа одного из них горел свет, но не электрический. Это были свечи. «Наверное электричество отключилось», — поняла АЕ. Ей надо было позвать помощь, надо было отыскать друзей нейтрофила или еще кого-нибудь. Но кого? Она тут одна в такой глуши, в маленьком городке на кончике мизинца левой ноги, оставшегося ночью без электричества…

Внезапно чья-то рука плюхнулась ей на плечо, и ее резко и бесцеремонно развернули. На нее смотрели два мертвенно-бледных лица с недобрым оскалом. На миг ей показалось, что они вот-вот обнажат свои острые клыки и вонзятся в нее. Она завизжала от страха, но ей зажали рот и немилосердно встряхнули.

— Тсс! Тише ты, — сказал один голос.

— Гуляет тут одна среди ночи, — фыркнул другой.

Ей в лицо засветили фонариками, прямо как на допросе.

— И где этот болван? — спросили голоса дружно.

— К-как-к-кой?.. — заикалась от страха АЕ.

— U-4989, он ведь с тобой ушел еще утром, — ответили ей и, наконец, догадались посветить на себя. Перед ней стояли нейтрофилы U-2626 и U-2048, друзья U-4989.

— Помогите! — заорала в ответ АЕ. — Его похитили вампиры!

* * *

Рассвет наступил необычайно быстро. В городе, действительно, еще с вечера вырубилось электричество, после чего начали происходить странные вещи. Это все, что АЕ успела узнать от нейтрофилов, пока бежала с ними обратно к особняку. Ей хотелось как можно быстрее бежать… в обратном направлении и больше никогда туда не возвращаться, но мысль об U-4989 не давала ей покоя. Жив ли он еще?

Тут начались сюрпризы. Не успели они добраться до указателя, как их тормознули. В-лимфоцит и клетка памяти встретили их на перекрестке дороги к особняку и дороги на старую ферму, от которой мало что осталось после того самого пожара.

— Мы бежим спасать U-4989, его держат в плену вампиры! — вместо приветствия крикнула АЕ.

— Вот так и знал, что нельзя тебя отпускать одну, — философски заметил В-лимфоцит, поворачиваясь при этом к клетке памяти.

— Вы с нами? — спросил U-2048.

— А то, — кивнул В-лимфоцит, и троица кое-как забралась в его мотоцикл с коляской: АЕ — позади водителя, нейтрофилы — в коляску к клетке памяти, стиснув того с двух сторон.

Они остановились прямо у входа в особняк и велели АЕ показывать дорогу. Та вообще не помнила, как оттуда выбралась, но смогла объяснить, что им надо в подвал. Сперва в верхний подвал, потом в нижний, потом уже в подземелье. Парни переглянулись и рванули в дом, АЕ семенила сзади.

Не успели они войти, как на них напали. С криком: «Руки вверх! Сдавайтесь уроды, и я убью вас быстро и даже пытать не буду. Честно-честно!» кто-то начал их немилосердно дубасить, всех четверых, АЕ прижалась к стенке и чудом избежала ударов.

Внезапно все стихло, а утренний свет из сорванной с петель двери осветил поле боя. Взору перепуганной АЕ предстала спортивного вида женщина в коротких шортах и маечке, вооруженная здоровенной дубиной. На поясе у нее висели сабля и пистолет, через плечо была перекинута лента с боеприпасами, а за спиной угадывался ствол покрупнее. Высокие армейские ботинки ее попирали головы нейтрофилов и В-лимфоцита, чуть поодаль валялся связанный клетка памяти.

Нейтрофилы пришли в себя первыми и заорали:

— Совсем сдурела?!

Это была NK-клетка, сиречь натуральная киллерша, женщина боевая, вздорная и задорная. Она, не нуждаясь ни в чьих указаниях, всегда прибывала на разборку первой. Чутье ее никогда не подводило, так что там, где она появлялась, неизменно выходила отменная драка. Ее появление, однозначно, не сулило ничего хорошего.

— Ой, ну надо же, я вас с врагами спутала, — сказала она насмешливо.

— Ничего ты не спутала, ты это нарочно! — пробурчал В-лимфоцит из-под ее сапога.

— Ты что здесь делаешь? — охая, спросил клетка памяти.

— Сами как думаете? — ответила она вопросом на вопрос и посмотрела при этом на АЕ.

— Ты пришла сразиться с вампирами! — догадалась та.

— Вампирами? — удивилась киллерша.

— У них U-4989! — АЕ уже не пыталась что-либо связно объяснить. Ей почему-то казалось, что та не только понимает о чем речь, но и в курсе событий.

К счастью, NK отличалась завидной сообразительностью.

— Вампиры! — расхохоталась она. — Вы верите в эти детские сказки?

— Но…

— Ну вы не одни здесь такие, — махнула рукой киллерша, вытирая выступившие от смеха слезы. Глядя на недоуменные лица АЕ и ее спутников, пояснила: — Местные тоже верят в эту чушь. Точнее, верили, пока сами не обратились… в вампиров!

NK продолжала смеяться, а потом выдохнула, успокоилась и сказала:

— Ладно, пойдем, побьем ваших вампиров и спасем вашего приятеля, если он еще жив, конечно.

Она уверенной походкой направилась ко входу в подвал, остальные встали, отряхнулись и уже собрались следовать за ней, как вдруг услышали:

— Отставить!

В проеме выломанной двери стоял Т-хелпер, с торца особняка гуськом, стараясь не шуметь, один за другим выныривали Т-лимфоциты, позади с дороги слышался гул: это подъезжала военная техника.

У всех шестерых пронеслось в голове: «Влипли».

— Похоже, охота на вампиров приобретает все больший размах, — иронично заметил В-лимфоцит.

Отряд Т-киллеров выстроился позади Т-хелпера, а командир сообщил, что они к штурму готовы. После развернулся и с явным неудовольствием уставился на NK.

— И чего вы сюда приперлись? Я бы и одна справилась.

Не успел командир ей ответить, как вмешался Т-хелпер:

— Боюсь, ситуация серьезнее, чем вы предполагаете. Сейчас бойцы прочесывают город. По уже имеющимся сведениям, в городе не осталось нормальных клеток.

— Они все стали вампирами?! — ужаснулась АЕ.

— Какими вампирами? — не понял Т-хелпер и даже на всякий случай снял очки, протер их платком и водрузил обратно на нос, как будто это могло помочь ему лучше разобраться в ситуации.

— Ну такими… — АЕ пыталась изобразить, размахивая руками. — Бледными, кровожадными и бессмертными! Страшными!

— Ну что ж, — согласился вдруг Т-хелпер, — по описанию вполне подходит.

— Ага, они еще, небось, и в гробиках спят, — добавила от себя NK и снова рассмеялась.

АЕ удивленно на нее посмотрела. Откуда она знает? Из сказок или тоже уже видела то, что они с U-4989?

— Я чего-то не понимаю, — сказал В-лимфоцит, глядя на Т-хелпера.

— Мы тоже, — хором сказали нейтрофилы, а клетка памяти просто пожал плечами.

— А чего тут понимать? Любители сказочек, — объясняла очевидное киллерша, — этот городишко захватили раковые клетки.

— Раковые клетки? — переспросили АЕ и ее приятели.

— Ага, бледные, кровожадные и фактически бессмертные — это про них.

— А здесь, судя по всему, их главное логово, источник зла, так сказать, — добавил от себя Т-хелпер. — Видимо, под этим особняком уже формируется опухоль.

— Раковые клетки… — пыталась переварить услышанное АЕ.

— Это многое объясняет, — кивнул В-лимфоцит.

— Но они же в гробах лежали…

— У раковых клеток полно различных уловок, которые они применяют, чтобы их не трогали, — пояснил Т-хелпер.

— Прикинуться вампирами — довольно забавная идея, даже нелепая, но отлично помогает держать на расстоянии суеверных провинциалов, — говорила NK и припомнила еще парочку забавных выкрутас раковых клеток, с которыми сталкивалась лично.

За всеми этими разговорами они позабыли о U-4989. Внезапно из подвала раздался шум, и U-4989 выскочил оттуда вполне живой и на вид целый, с кастрюлей на голове, вооруженный половником. Как оказалось, он, дав время для отступления АЕ, успешно сбежал от «вампиров». По дороге он бежал как раз через их кухню, где и вооружился соответствующим образом. Он отбивался от преследовавших его страшил, бил их по головам половником и пытался закрыть дверь в подвал, через которую те ломили.

— Да уж, его тоже вот ни на минуту нельзя отставить, — переглянулись нейтрофилы и рванули ему помогать.

Втроем они захлопнули дверь в подвал, забаррикадировали ее для надежности стеллажами, коробками и прочим хламом, после чего перевели дух. Тут Т-хелпер обрадовал всех тем, что подоспели макрофаги с бочками ФНО. На вопрос АЕ, что это такое, ей объяснили, что это фактор некроза опухоли, так сказать, местная химиотерапия, и уж с ней-то они точно побьют раковые клетки.

Нейтрофилам поручили вывести в безопасное место всех выживших, остальные начали штурм.

Поскольку кроме АЕ других выживших не обнаружилось, U-4989 сказал друзьям, чтобы те не беспокоились, и сам взялся ее провожать. Они забрали мотороллер АЕ из ремонта и плелись вместе с ним по шоссе, идущим в гору. Они остановились и оглянулись назад: с горы открывался вид на Клеткосалем, пылающий от напалма. Небо над ним окрасилось в кровавые цвета, дома в ужасе корчились, и им казалось, что даже отсюда слышны стоны уничтожаемых «вампиров».

— Знаешь, а я что-то проголодался, — сказал вдруг U-4989. — Вернемся домой, пообедаем в ресторанчике «У макрофага»? — предложил он.

— Почему бы и нет, — рассеянно отозвалась АЕ, отрываясь от жуткого зрелища.

— Я бы съел маринованных стрептококков и жаренную клостридию в протеиновом соусе, — мечтательно произнес он, АЕ скривилась.

— Не, — помотала она головой.

— Или восковую бактерию, запеченную в кляре, — U-4989 пустил слюнки. — Или кандиду с восточными пряностями!

— Ой…

— Или синегнойную палочку в вишневом ликере!

— Ой!..

U-4989 посмотрел на перекошенную физиономию АЕ и растянулся в улыбке.

— Тогда, может быть, тортик с чайком? — предложил он.

АЕ издала вздох облегчения и закивала. На тортик она была согласна. После они оба рассмеялись и двинули дальше. За их спинами догорал Клеткосалем, такова была его участь.

В одном маленьком клеточном городке было большое кукурузное поле. Не спрашивайте меня, откуда в организме взялась кукуруза. И происходили на том поле весьма странные вещи, если не считать того, что оно вообще там было. Поговаривали, будто бы это место не то проклятое, не то просто нехорошее, не то еще что.

Ехали мимо этого самого поля как-то В-лимфоцит и его подружка тучная клетка. Они как обычно поссорились и ехали молча. Ровно до тех пор, пока кого-то не сбили. Тут уж тучная клетка устроила отменную истерику. В-лимфоцит же отправился посмотреть, кого это и какого базофила вынесло к ним под колеса.

На дороге вниз лицом валялся безжизненный тромбоцит. В-лимфоцит перевернул его и поморщился: тромбоцит был жестоко искромсан, а горло его было перерезано. Взяв из багажника иммуноглобулиновую пушку, В-лимфоцит пошел осмотреться. Тучная клетка верещала дурным голосом:

— Давай скорее уедем отсюда!

— Тсс! — цыкнул на нее В-лимфоцит.

— Давай уеде-е-ем!

— Да ты хоть знаешь, кто мог так уделать тромбоцита? — спросил он в ответ раздраженно.

— Да все равно кто, уе-е-еде-е-ем!

— Сдается мне, это герпес мог вылезти, это он самый большой любитель тромбоциты убивать. Бывало у нас такое, — рассудил он, скорее, сам с собою.

— Уе…

— Да заткнись ты, это моя работа! Если тут вирус озорует, знаешь, что может случиться? — задал он риторический вопрос.

Далее он к ужасу тучной клетки завернул трупик тромбоцита в брезент и запихал в багажник.

— Ты что делаешь? — негодовала она.

— Отправим на экспертизу. Надо же точно знать, что за дрянь его убила.

— И где ты собираешься эту экспертизу искать? В этой глуши? — саркастически процедила тучная клетка.

— Да ладно тебе, даже в таком захолустье найдется… ну… что-нибудь.

— А я говорю, надо уезжать отсюда и как можно скорее!

— Это почему?

— У меня нехорошее предчувствие!

— А, ну это многое объясняет.

Так они пикировались, пока не въехали в городок. Там их встретили мертвая тишина и полное запустение. Ни одной живой клетки в нем не было.

— Вот те раз!.. — протянул В-лимфоцит и заозирался, пытаясь сообразить, где тут можно отыскать ну хоть кого-нибудь.

— Это клеточный город-призрак! — голосила тучная клетка. — Уедем скорее отсюда!

— Давай сперва проверим в местной забегаловке и поищем телефон? — предложил он.

— Нет-нет, давай сразу уедем!

В-лимфоцит рассердился, и решил сделать по-своему, а хотя бы и назло тучной клетке, которая его уже порядком достала. И как он только жил с ней все это время?

В забегаловке царил полный бардак. Особенно живописно смотрелась разбросанная по всему полу битая посуда, покрытая толстым слоем пыли. В витрине стояли кушанья, стухшие лет десять назад, не меньше. От телефона, если он там когда-то и был, осталась только розетка с торчащей из нее вилкой с обрубком провода. Атмосфера была удручающая в целом, душная, затхлая и вонючая.

В-лимфоцит решил не сдаваться и посмотреть в полицейском участке, но там картина была ничуть не лучше: весь участок был перевернут вверх дном и покрыт пылью. Под аккомпанемент из шуршания разбросанных по всему полу бумаг и язвительных замечаний тучной клетки, которая таскалась за ним, не желая оставаться одна, он предпринял последнюю попытку обнаружения горожан и потопал к церкви, стоявшей неподалеку на живописном холме. Может, сегодня все на какой-нибудь праздничной службе? Хотя в это как-то не очень верилось, но все же…

В церкви все было еще веселее или печальнее, как посмотреть. Кругом все было утыкано кукурузой. Кукурузные подстилки устилали лавочки, кукурузные икебаны торчали из ваз по углам, кукурузные венки украшали стены, а на самом видном месте над алтарем красовалось гигантское кукурузное распятие. Также обнаружилась стопка кукурузных библий, руководство фермера, книга с записями о рождениях, смертях и бракосочетаниях, а также дневник с записями, явно накорябанными детской рукой печатными буквами. Полистав эту книгу и дневник, В-лимфоцит пришел в ужас. Согласно написанному там, выходило, что местные детишки-тромбоциты обосновали собственный «кукурузный» культ, убили всех взрослых, включая свою родительницу мегакариоцита и… И что тучная клетка была права: мотать отсюда надо было сразу же, а лучше свернуть еще до того, как этот проклятый городишко приблизится.

Тут В-лимфоциту показалось, что он слышит детский смех. По церкви прошел какой-то шорох, появилось ощущение, что между скамьями кто-то прячется. Но не успел В-лимфоцит проверить, кто или что это могло быть, как на улице раздался шум, сквозь разбитое оконное стекло ворвался и разнесся эхом истерично заливающийся клаксон. Он выскочил наружу и увидел, что тучная летка подогнала транспорт к церкви и отчаянно сигналит. Он, предчувствуя недоброе, побежал к ней, в глубине души жалея, что смеялся из-за ее нехороших предчувствий, и тут их окружили тромбоциты, вооруженные серпами, ножами, вилами и другими колюще-режущими предметами. Мило и одновременно безумно улыбаясь, они атаковали гостей своего городка. В-лимфоцит еле вырвался и вырубил своей пушкой парочку особенно настырных тромбоцитов, сам был ранен и вынужден отступить. Тучную клетку эти негодники схватили, связали фибриновой сетью и куда-то уволокли.

— Ни фига себе! — бормотал под нос В-лимфоцит, уворачиваясь от летящих в него ножей, вил и топоров. — Это вообще что такое?! Вирус ли? Или какое-то очень странное аутоиммунное заболевание? Тромбоциты поубивали жителей города, включая свою родительницу мегакариоцита… Это слишком все стремно!

Продолжать рассуждения ему приходилось на бегу, что было явно не очень удобно. Он нырнул в кукурузное поле и удирал без оглядки. Там можно было спрятаться от тромбоцитов-маньяков или даже устроить засаду. Идея эта казалась ему сейчас наилучшей. И он бежал к самой середине, ориентируясь на торчавшее вдалеке пугало.

Когда же он приблизился к пугалу, он сперва заметил на нем до боли знакомый синий плащ, а потом и смог разглядеть его обладателя. То, что он принял за пугало, было базофилом, вернее, тем, что от него осталось. Рядом валялся его зонтик, уже практически истлевший.

— Ой, ну ничего себе поездочка вышла! — икнул В-лимфоцит и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Поле всколыхнулось и начало поглощать его. В ужасе, он вцепился в палку, на которой болтался высохший базофил, но земля продолжала засасывать его, как живая, кукурузные стебли склонились над ним и хлестали, словно желая поскорее загнать под землю. На миг В-лимфоцитом овладело странное спокойствие и безразличие. Последним, что он видел, прежде чем погрузиться целиком под землю, было торжественное шествие тромбоцитов, ставящих рядом с базофилом еще одно «пугало». Это была тучная клетка, выпотрошенная и набитая сушеными листьями кукурузы. Она торчала из пустых глазниц, перекошенного в ужасе рта, ушей и ото всюду, откуда могла торчать.

«Ну и хрень…» — подумал В-лимфоцит и умер.

Так В-лимфоцит и тучная клетка были принесены в жертву кукурузно-клеточному богу. Вскоре они разложились и превратились из иммунных клеток в клетки кукурузы.

— А-а-а! — заорали дружно эритробласты, прячась с головой под одеяло, а некоторые еще и под подушку.

— Все, конец, — сказала госпожа макрофаг, закрывая книгу с надписью: «Страшные клеточные сказки».

— И все же, — шепнула из-под одеяла с подушкой АЕ, — откуда в организме кукурузное поле?

В-лимфоцит мчался на мотоцикле по извилистой горной дороге. Начиналась метель. Снег все сильнее хлестал в лицо, залепляя глаза. На повороте резкий порыв ослепил, руль дернулся, переднее колесо повело, и В-лимфоцит вместе со своим мотоциклом, совершив невероятный кульбит, улетел с дороги в сугроб. Придавленный в сугробе машиной, выбраться он не мог. «Это конец», — подумал он и, кажется, отключился. Дальнейшее он помнил смутно. Сознание и способность мыслить вернулись к нему далеко не сразу. Он находился в какой-то мутной дымке забытья, где его окружали боль и звуки. Иногда они складывались в песню, которую В-лимфоцит никак не мог разобрать. Когда же ему казалось, что он вот-вот разберет слова, он проваливался вновь в полную темноту, пытаясь забыть про боль. Уж не она ли своим нытьем создавала эту диковинную музыку? Это продолжалось бесконечно долго, до тех пор, пока он не изловчился вынырнуть к свету и обнаружил, что лежит в тепле, на довольно удобной мягкой кровати. Ему хотелось повернуться на бок и досмотреть сон, но он неожиданно понял, что не может двинуться. Голова ужасно болела, в глазах двоилось, тошнило и одновременно ломило все тело. После ему резко сделалось хуже, и он снова уплыл в небытие.

Во сне ему снилось, как будто он целовался. Но это было отвратительно и переходило в непередаваемую горечь. Чьи-то руки были у него на груди, чье-то горячее дыхание обдавало лицо и шею. Хотелось крикнуть «помогите», но голоса не было. Ощущение же было таково, словно тебя поймал гигантский паук и заматывает в свою паутину. Беспомощность и отчаяние затопили его целиком. «Не надо! Не надо, не наааадооо!»

— Никто тебя здесь не найдет, — сказал ему женский голос, и рука его обладательницы ласково потрепала его по макушке. «Должно быть, это такой садистский способ убийства», — подумал он. Неужели он попал в плен какой-то коварной бактерии, которая будет его медленно поедать? А зачем тогда мягкая, удобная кровать? Ерунда какая-то…

* * *

Закатное солнце било в окно, доставая до щеки бедного В-лимфоцита. Ему мерещилось, что все, что с ним происходит, неправда, что за ним действительно гналась гигантская очень страшная бактерия, причем в нелепом клоунском парике и с красным воздушным шариком в лапке, кричавшая вдогонку, что хочет с ним поиграть, но он успел сбежать от нее в лимфатический узел, где той было его не достать. Но солнце развеяло это видение, и он теперь не мог понять, где он находится, и что вообще происходит. И вдруг он увидел ее. Ту, что очевидно спасла его, вытащив из-под придавившего его мотоцикла, который придавил его… потому… Воспоминание об аварии тут же вспыхнуло в памяти, по телу прошел озноб. Он понимал, что надо что-то сказать, поблагодарить за спасение, но язык отказывался ворочаться, а взгляд беспомощно остановился на ней. Она нависала над ним подобно грозовой туче. И сама казалась какой-то тучной. Он даже представить себе не мог, насколько был близок к истине.

Тучная клетка — хозяйка частного пансиона «Клетколук», маленького и ныне пустующего, спасла его после аварии, вытащив из-под мотоцикла и дотащив всего перебитого на себе в пансион, где позаботилась о нем должным образом. К счастью, у нее оказались припасены все необходимые на случай подобного несчастья медикаменты и были навыки правильно их использовать. Все же пансион находится средь глухого леса в горах, где всякое может случиться.

В-лимфоцит слушал ее, пытаясь сосредоточиться, хотя ему мешала дикая боль во всем теле, а голова совершенно отказывалась что-либо соображать. В целом рассказ тучной клетки был довольно складным, но было в нем что-то такое, что не давало ему покоя, что-то, что интуитивно кричало ему об опасности. Но он никак не мог понять, что именно ему кажется странным.

— Опасность еще не миновала, — сказала тучная клетка, глядя на него с вселенской заботой. — В таком состоянии вас опасно перевозить в больницу. В любом случае, это невозможно.

«Почему?» — спросил он жалобным взглядом.

— Нас засыпало снегом, пансион отрезан ото всего мира, на ближайшую неделю это точно, — пояснила она, а В-лимфоцит почувствовал, как ему снова становится очень, очень дурно.

Потянулись безрадостные дни постельного плена. В-лимфоцит лежал весь разбитый, неспособный двигаться настолько, что даже его лицо не меняло выражение. Тучная клетка исправно ухаживала за ним. Кормила с ложечки, обтирала влажным полотенцем, выносила за ним туалет. Она была сама доброта и милосердие. Однако были у нее и свои изъяны. Одним из них, самым заметным и неприятным была ее вспыльчивость. Это было не похоже на обычную вспыльчивость тех, кто заводится с пол-оборота и начинает по всякому поводу спорить и доказывать свою правоту, постепенно распаляясь все больше и больше. Это была внезапная смена настроения, которая могла случиться с ней на, казалось бы, совсем ровном месте и мгновенно превратить в бешеную фурию, начинавшую рвать и метать все, что попадалось ей под руку. В-лимфоцит не сомневался, что в таком состоянии она может убить. Вновь обретя способность говорить, он старался при ней молчать и со всем соглашаться, да базофил с ней, жить-то хочется!

Когда же прошло больше недели, ему стало ясно, что ни в какую больницу его везти не собираются. На вопрос касательно снежного завала ему ответили, мол, техника поломалась, никак до нас не докопаются. Пришедшему в себя и вернувшему способность более-менее ясно мыслить В-лимфоциту все сказанное тучной клеткой раз за разом стало казаться все менее убедительным. Более того, она говорила то одно, то другое, иногда забывая и путаясь в том, что утверждала до этого. Ясно было одно: надо как-то аккуратно выяснить, что ей надо.

* * *

— Ну как же! — всплеснула руками тучная клетка. — Я же уже говорила, что я — ваша самая большая поклонница!

— Да?

— Вы же известный поэт-песенник, автор хитов «Чудесный денек в организме» и «Ты моя милая клеточка», — пояснила она, глядя на него с восхищением.

— Ну так, баловался в молодости, — не стал отрицать В-лимфоцит. — Но я бы не сказал, что я известный…

— Ах, не скромничайте!

— Ну что вы…

— Скромность вам не к лицу, — она посмотрела на него строго и даже как-то угрожающе, и ему тут же пришлось согласиться с тем, что скромность, действительно, не к лицу не только ему, а вообще никому.

— Ну я рад, что вам нравится, — ответил он чисто из вежливости, желая либо поскорее закончить этот разговор, либо сдвинуть его хоть в какую-то сторону с мертвой точки. Гадая, что же ей все-таки нужно, он ждал, пока она сама продолжит тему, дабы не ступать наугад по зыбучему песку общения с этой неуравновешенной особой.

— Очень! — выдохнула та, сияя улыбкой. Почему-то ее улыбка показалась ему еще более зловещей, чем ее же физиономия в гневе. Мало ли что могло скрываться за ней или последовать.

— Рад, рад, — повторял В-лимфоцит, предчувствуя, что сейчас-то она перейдет к главному. Возможно, даже объяснит, почему он оказался именно здесь, а не в больнице и не на кладбище.

— Ах! — вздохнула она и уставилась на него, не мигая, заставляя по его спине побежать суетливые мурашки. — Я была бы так счастлива, если бы вы написали песню, посвященную мне!

— А…

— Я ведь хорошо за вами ухаживала?

— Да…

— Я ведь спасла вам жизнь!

— Я за это очень благодарен, — выдавил В-лимфоцит через силу, чувствуя, что уже не отвертится.

— Так отблагодарите же меня, как полагается, напишите посвященную мне песню!

— А… ну… — В-лимфоцит, ожидавший чего угодно, только не этого, изумленно хлопал глазами. — Хорошо, — сдался он.

— И вот еще что, — она плюхнула перед ним синюю папку, — вы должны согласиться, что это не достойно вашего уровня мастерства, — она раскрыла ее, и В-лимфоцит с ужасом узнал свои рукописи с готовыми вариантами песен для нового альбома. Он как раз после славного уик-энда, проведенного на горнолыжном курорте, хотел по пути на работу заскочить в редакцию, сдать тексты в печать, что требовалось сделать задолго до выпуска звуковой версии, если хочешь получить сборник к моменту выхода аудио: уж больно у них была длинная очередь. Там же находился единственный демо-диск, с которым еще предстояло поработать на звукозаписывающей студии, прежде отдав его на суд продюсеру. Так что было время записать и обкатать чистовой вариант звукозаписи перед выходом нотного сборника с текстами песен. И все это он прекрасно успевал в свободное от основной работы время. Надо только было подсуетиться заранее…

Не успел В-лимфоцит толком сообразить, что папка оказалась у нее, когда она вытаскивала его из сугроба, не успел поинтересоваться, почему это новые песни не достойны его уровня мастерства, ведь там же такие клевые темы про мотоциклетные гонки, как тучная клетка, отобрав у него папку, куда-то ушла. Вскоре она вернулась с огромным противнем с высокими бортами, банкой керосина и спичками. То, что дело пахнет керосином, В-лимфоцит почуял прежде, чем увидел ту самую банку. Когда же бумажные записи вместе с диском полетели из папки на противень, а тучная клетка открыла банку и начала поливать их керосином, дикая догадка прострелила его насквозь своим убийственным выстрелом.

— Я подумала, что вы не будете против, и послушала ваши новые песни. И вот что я вам скажу, они ужасны!

— Но… Это же черновой вариант, они же нуждаются в доделке, в хорошей аранжировке, в качественной записи… — пытался оправдаться он. — Это не то же самое… В таком виде никто и не будет слушать…

Но тучная клетка продолжала свое, совершенно его не замечая:

— Вы писали о чудесных временах, о любви, о поэзии. Это были светлые песни, которые несли радость, которым хотелось подпевать. А эти новые, — она брезгливо поморщилась, — про какие-то гонки, про риск… Мне от них так неуютно, так тревожно, что хочется скорее выключить.

— Но вы же не понимаете, это не окончательный вариант!

— Да какой бы ни был, — тучная клетка смотрела на него с упреком. — Содержание просто отвратительно. Я не узнаю вас.

— Да вы… что… — В-лимфоцит пошел пятнами и начал задыхаться от такой наглости. Да что она понимает? Он что, не имеет права на свободу творчества? Он что, не может поэкспериментировать, попробовать что-нибудь новое? Не все же сопли про любовь-морковь жевать!

— Считайте, что нам всем очень повезло, и никто еще кроме меня этого не услышал. Не волнуйтесь, мы все исправим, — она протянула ему спички и жестом указала на политую керосином кучку, бывшую его последним творчеством.

В-лимфоцит выкатил на нее глаза в диком испуге. Тучная клетка кивнула. Да, она хотела, чтобы он сам, собственными руками уничтожил результат двухлетнего труда, полного бессонных ночей, страданий, поиска идей, рифм и подбора мелодий.

— Нет! — выкрикнул он, шалея.

— Что ж, — тучная клетка ответила на удивление спокойно, — вам нужно время подумать. Но, надеюсь, вы примете правильное решение и будете мне благодарны. Я ведь спасла вам жизнь, забочусь о вас, кормлю за свой счет.

Он что-то еще пытался возразить, но безуспешно. Закончив отповедь, тучная клетка забрала поддон с его творчеством и ушла, оставив его одного в гробовой тишине.

Поначалу В-лимфоцит не собирался идти у нее на поводу и исполнять этот во всех смыслах чудовищный каприз, но когда тучная клетка не появлялась сперва один день, потом второй… Когда он начал испытывать голод и жажду, становившиеся все более невыносимыми, когда без лекарств, которые она ему давала, его начали терзать нестерпимые боли… Вот тогда он стал все яснее понимать, что для сохранения его жизни жертва будет неизбежна. Кричать и плакать было бесполезно, умолять тучную клетку, если она вернется, пощадить его детища, тоже.

Вся трагедия заключалась в том, что это были единственные экземпляры. Диск он еще не успел раскопировать, а бумажные записи если и переписывал на чистовую, то черновики сразу уничтожал, чтоб не мешались. Просто ему неслыханно все это время везло, и его творчество, как рукописи с текстами, так и диски никогда нигде не терялись. В издательстве сразу делали копии, а оригинал возвращали. Делов-то, в конце концов, это не книга. Понравившиеся демо-версии песен продюсер сразу брал в разработку и сохранял у себя. А до этого… До этого, ему, однозначно, везло. И вот теперь… Да уж, о копиях надо было бы самому позаботиться, так, на всякий. Мысленно он ругал себя последними словами за такое разгильдяйство.

На третий день, без еды, воды и лекарств, без возможности встать с постели и даже приподнять голову от изничтожающей его слабости (не говоря уже про туалет и все остальное), В-лимфоцит понял, что умирает. Никто не знает о том, что он здесь, никто не придет спасти его. Единственный шанс выжить — это принести в жертву свои творения. Мысль эта была кощунственна, но вскоре она уступила место инстинкту самосохранения, который вопил из последних сил: «Сделай, как хочет эта стерва, но выживи!» В самом деле, он ведь может написать новые песни, гораздо лучше. Да и эти… они же все у него в голове, но вот беда: он никогда не отличался хорошей памятью. Мог насочинять и тут же забыть, если сеюсекундно не записывал. Он тщетно пытался сконцентрироваться и припомнить хоть один текст, хоть один мотивчик, но в голове воцарилась полная каша.

Когда тучная клетка появилась вновь, он уже был без сознания. Она поднесла к его губам стакан воды и попыталась напоить, но без толку. Тогда она набрала воды в свой рот и влила ему. От живительной влаги и чудовищного поцелуя В-лимфоцит очнулся. Придя в себя, он обнаружил, что рядом на столике, на подносе, стоит кувшин аппетитного морса, там же тарелка ароматнейшего супа, а рядом с ними — лекарство на салфеточке. Напротив — все тот же противень с приготовленными для кострища шедеврами.

— Вы уже выбрали? — тучная клетка была сама любезность, подкатывая к нему столик. — И что же?

«Жить!» — мысленно крикнул В-лимфоцит, не в силах сказать это вслух.

— Ну что же, — тучная клетка, коварно улыбаясь, протянула ему спички. Он взял их не слушающейся, дрожащей рукой, выронил, попытался поднять коробок, снова выронил, кое-как открыл, рассыпав все спички по одеялу… Ухватить пальцами отдельную спичку, а тем более зажечь ее, оказалось почти непосильной задачей. Слабость и невозможность поднять руку на дорогое сердцу творчество лишали его пальцы элементарной ловкости, словно бы и не пальцы это были вовсе, а бревна, огромные и неповоротливые. Он уже почти рыдал от бессилия, не желая брать эту чертову спичку, но и понимая, что если он ее не зажжет, то может попрощаться не только с творчеством, но и с жизнью.

Тучная клетка сжалилась и зажгла спичку сама, видя, что он никак не может этого сделать. Она аккуратно вложила горящую спичку ему в пальцы и придержала их, не давая ее выронить и устроить пожар.

— Вы готовы? — спросила она, подводя его руку к противню.

— Да, — прохрипел В-лимфоцит, и она отпустила. Вслед за этим разжались его пальцы, и горящая спичка дала жизнь жертвенному костру, на котором горели его силы, его душа, его скромные радости.

— Вам это только пойдет на пользу, вот увидите, — уверенно сказала она, убирая противень и вынося его во двор, где было удобнее догорать содержимому.

В-лимфоцит был совершенно раздавлен. Он уже не был до конца уверен, что ему хочется жить. После принесенного тучной клеткой угощения и лекарств стало легче, но необходимого для выздоровления душевного подъема не было и быть не могло. Если он и выживет, то не благодаря ей, а вопреки. «Все, что меня не убивает, делает меня сильнее», — твердил он себе, повторяя раз за разом как заклинание.

* * *

Работа над песней в честь спасительницы должна была быть начата. Видя, что он не в состоянии играть вообще и сочинять в частности, тучная клетка сообразила пойти на уступки и создать необходимые ему условия. В рацион В-лимфоцита добавились витамины и пищевые добавки, а блюда стали вкусными и разнообразными. Теперь ему даже позволялось бывать на холодной веранде, куда тучная клетка выводила его ненадолго гулять, при этом не спуская с него глаза. Вскоре он начал чувствовать себя лучше и обнаружил, что, по крайней мере, руки у него в порядке. О ногах говорить не приходилось, он по-прежнему едва их таскал, цепляясь деревянными колодками, служившими шиной. Однако за каждую услугу, съеденный им витамин и так далее тучная клетка требовала немедленного отчета о продвижении работы. Забраковав кучу текстов и мелодий, она, наконец, осталась довольна, но «чтобы было еще лучше» предложила ему свой текст. Прочитав его В-лимфоцит был удивлен, сконфужен и насторожен одновременно. Очень было сомнительно, что она могла такое написать, да и стиль казался ему как будто, смутно так, знакомым. Он даже не сомневался, что это плагиат, хотя никак не мог вспомнить, где видел похожие стихи. Однако те были хоть и несколько вычурны, но отнюдь не плохи, и В-лимфоцит полагал, что сможет сделать из этого приличную песню.

* * *

Однажды, пользуясь долгим отсутствием тучной клетки (которая собиралась на весь день в город, чтобы закупиться продуктами, всякими нужными мелочами, а также присмотреть ему подержанную, но непременно в хорошем состоянии гитару, из чего собиралась сделать ему сюрприз), он сумел подняться с постели и, едва не рыдая от боли на каждом шагу, жутко шатаясь от слабости, пополз к двери, опираясь на стул, который толкал перед собой. Голова невозможно кружилась, в ушах шумело, в глазах плясали искры и темные пятна одновременно. Падая на ходу и практически повисая на спинке стула, за которую держался, он кое-как добрался до двери и подергал ручку, убедившись, что она заперта. Что ж, он это предвидел. Он достал спрятанную в волосах шпильку, позаимствованную ранее в ящике прикроватной тумбочки, где завалялась коробка со всяким барахлом, про которую хозяйка, видать, давно забыла. Кроме столь удачно подвернувшейся шпильки там были заколки, серьги и довольно безвкусные бусы из пластмассовых шариков, крашенных перламутровой краской, свернутая в рулон шелковая лента красного цвета да пара разновеликих пуговиц. Не абы какое богатство, но при должном использовании и такое могло на что-то сгодиться.

С маленьким замком, встроенным прямо в ручку двери он провозился изрядно. Самая большая проблема, опять же, была в том, что снова плохо слушались пальцы. Но он не мог упускать такого шанса… Не мог… Как не мог открыть эту чертову дверь. Молясь всем клеточным богам, в которых никогда особенно и не верил, почти ломая пополам шпильку, он повторял как заклинание: «Откройся… откройся… откройся…» Ну должно же получиться! Он столько раз проделывал этот трюк с разными замками. Чтобы залезть в почту начальства, чтобы утащить со склада нужные детали, чтобы помочь клетке памяти открыть архив, от которого тот потерял ключ… Да мало ли еще когда и где! И всегда все прекрасно получалось. Правда, тогда от этого не зависела его жизнь, а максимум, что угрожало — получить строгий выговор или наряд вне очереди, самое большее — штраф. Потому он и не волновался, потому чувствовал себя так уверено, вел себя нагло и наслаждался «приключением». А вот нынешнее приключение было ему совсем не по нутру, оно могло кончиться очень и очень печально. «Пожалуйста, пожалуйста, откройся!» — умолял он про себя, стараясь не думать о тучной клетке и возмездии, которое та непременно устроит ему за попытку побега. В последнем он ничуть не сомневался. Сейчас надо было взять себя в руки и максимально сосредоточиться. Замок что-то никак не поддавался, он был старым и плохо смазанным. Тучная клетка открывала его со скрипом, не без труда поворачивая ключ, и это очень осложняло дело. «Ну будь хорошей дверкой, откройся… Ну…» — мысленно просил он, все же надеясь на чудо.

Внезапно внутри что-то противно проскрипело, и дверь, приветливо щелкнув замком, открылась. Не веря своему счастью, В-лимфоцит выполз наружу со своим стулом и, почувствовав, как земля уходит из-под ног, сполз на него и ненадолго отключился. Он не слышал, как вернулась тучная клетка, как она открыла входную дверь, как прошла по коридору и как обнаружила его. Когда В-лимфоцит очнулся и с трудом разлепил глаза, он с ужасом увидел, как тучная клетка нависает над ним.

— Так вот какова твоя «благодарность»?! — взревела она и, выхватив из-за спины топор, замахнулась, чтобы убить его.

— Не-е-ет! — не своим голосом заорал В-лимфоцит и проснулся. Он был весь мокрый, в холодном поту и, кажется, обмочил штаны. Тут он услышал за окнами коридора шум и понял, что вылазку пора заканчивать.

Он успел как раз вовремя. Кажется, тучная клетка не слышала, как он захлопывал дверь. Пока она раздевалась, придя с улицы, и занималась своими делами, он успешно успел доползти до кровати, подгоняемый страхом с нужной скоростью.

Когда тучная клетка зашла его навестить, она подозрительно уставилась на него, на стоящий не там стул, оглядела комнату и спросила:

— Вы пытались вставать?

— Да, я пытался, — решил не отпираться В-лимфоцит, понимая, что целиком и полностью соврать убедительно не сможет. — Но у меня не вышло, — поспешно добавил он, соображая, что незачем тучной клетке знать, что он уже способен самостоятельно передвигаться.

— Вот как, — сказала она с явно нехорошим прищуром и посмотрела на пол. В-лимфоцит похолодел: неужели от стула остались полосы?

— Я же не могу все время просить вашей помощи, — словно оправдывался он, пытаясь отвлечь ее внимание от пола.

— А мне не трудно, — в ее голосе отчетливо звучала угроза.

— И не могу все время лежать, — В-лимфоцит покрывался холодным потом, судорожно соображая, что ляпни сейчас что-то не то, и в доме наверняка будет звучать музыка, но он ее уже не услышит. — Я хочу поскорее продолжить работу над песней, которую вам обещал. Нет, я сочиню для вас две песни, нет, три! — врал он почти вдохновенно.

Тучная клетка смягчилась. Перспектива получить вместо одной песни в свою четь целых три казалась ей очень заманчивой. Она даже раскраснелась и сказала:

— А у меня для вас подарок.

Прежде, чем он успел спросить, какой, она умчалась в гостиную, где сложила покупки, кроме съестного, и прибежала назад с гитарой. Та выглядела настолько подержанной, что В-лимфоцит боялся, что на ней вообще невозможно будет играть. Однако при ближайшем рассмотрении корпус оказался целым, гриф относительно ровным, порожки не совсем стершимися. Потрескавшийся местами лак и царапины — ерунда. Даже колки работали вполне прилично. Строй гитара условно держала, вот только струны — старые и ржавые — никуда не годились.

— Их положено менять время от времени, — пояснил он тучной клетке, которая тут же помрачнела, поняв, что не все идеально. К счастью, за заявление, что струны не те, она его не убила.

— Хорошо, — сказала она, — я брошу все дела и снова отправлюсь в город за новыми струнами.

— Это не срочно, — замахал В-лимфоцит руками. — Я пока поработаю с текстом.

— Что значит, не срочно? — на лице тучной клетки застыло каменное выражение, вернее, отсутствие выражения как такового. — Песня в мою честь должна быть написана как следует.

— Да, разумеется, но…

— Вы же согласны с тем, что она должна быть написана как следует? — вопрос был явно риторическим, а тучная клетка — не допускающей никаких возражений.

— К-конечно… — выдавил из себя В-лимфоцит.

Однако поездку за струнами пришлось отложить: у тучной клетки прорвало трубопровод. Для В-лимфоцита это событие ознаменовалось тем, что тучная клетка пришла, сделала ему укол, засунула в рот кляп и для большей надежности привязала к кровати. Остальное было как в тумане, сквозь который он смутно различал какие-то голоса. Кажется, она вызывала мастера. То, что они не отрезаны ото всего мира, что это наглое вранье, он понял еще до ее отъезда в город за покупками, во время которого попытался выбраться. И мастер, видимо, добрался до них без особых помех… Тучная клетка уезжала с утра и вернулась примерно к обеду, значит, не такая уж тут и глушь… Думая обо всем этом, он полностью вырубился.

* * *

— Какие струны вам нужны? — спросила тучная клетка. — Вчера у меня возникли срочные дела, так что выберусь в город сегодня.

Похоже, она уже не считала нужным что-то скрывать, полагая, что он никуда не денется.

В-лимфоцит, у которого предыдущий день по большей части прошел как в тумане, осоловело уставился на нее, потом сообразил, что от него хотят, и что она снова собирается отлучиться.

— Я напишу, — сказал он.

— Думаете, я настолько беспамятная, что не запомню какие-то там струны? — сказала она, поджимая губы и сверля его недобрым взглядом.

— Нет, что вы, — спохватился В-лимфоцит, — просто выбор обычно очень большой, всего не упомнишь. Я напишу записку для продавца, и он сразу найдет то, что нужно. Это сэкономит время, — пояснил он, а сам подумал, что, пожалуй, было бы лучше, если бы она задержалась в магазине подольше. С другой стороны, если она в итоге притащит не те струны, мучиться с ними придется ему… Ладно, в любом случае, в этот раз ему надо успеть добраться до телефона, если он здесь вообще есть. А если нет? Как минимум, надо разведать обстановку, может быть, раздобыть оружие.

Тучная клетка подала ему листок бумаги и карандаш, подождала, пока он старательно выведет буквы поразборчивее, а после взяла у него обратно вместе с обещанием вести себя хорошо и быть паинькой. Разумеется, он обещал, мысленно скрещивая за спиной пальцы. Тучная клетка смотрела на него при этом так, что он невольно забеспокоился, а не читает ли та его мысли.

* * *

В этот раз передвигаться было уже легче, с замком тоже все получилось быстрее, и он, стараясь не возить сильно ножками стула по полу, выполз в коридор, похожий на коридор в гостиницах, только не такой длинный. Рядом с его комнатой было еще несколько дверей. Одна из них вела в ванную и была не заперта, две других оказались кладовками, еще одна — пустующей спальней, а одна, непосредственно соседствующая с дверью его комнаты, была заперта на такой же замок, как у него, и еще на задвижку.

В-лимфоцит прислушался. За дверью, возможно, кто-то и был, но едва ли что-то было слышно. Отложив затею направиться в гостиную в конце коридора, он не сдержал любопытства, отодвинул щеколду и принялся открывать дверь проверенной в бою шпилькой, которая до сих пор каким-то чудом не сломалась.

Когда же замок щелкнул, и он отворил дверь, он едва не уронил челюсть от удивления: на широкой кровати, стоявшей посреди более чем скромной обстановки, валялся забинтованный базофил и от нечего делать, писал стихи. В-лимфоцит только и сказал: «Здрасьте» и направился прямиком к нему. Базофил отложил свое занятие, аккуратно сложив бумажки правой рукой — единственной конечностью, которая у него уцелела, и уставился на В-лимфоцита.

После непродолжительного разговора с базофилом выяснилось, что тучная клетка хотела использовать его стихи для песен В-лимфоцита, у которого стихи, по ее мнению, получались не очень, и, как предполагал базофил, возможно, продать это за большие деньги.

— Да она просто сумасшедшая! — говорил, размахивая руками В-лимфоцит, до которого, наконец, дошло, почему ему знаком стихотворный стиль, подсунутых ею текстов.

Базофил молча согласился. После они поведали друг другу, как уже пытались сбежать, оба безрезультатно. Базофил, которого угораздило неудачно съехать с горы на лыжах (и который недоумевал, как вообще мог навернуться на практически пологом склоне для новичков), вообще пока не мог передвигаться, он только обдумывал план побега или возможность убедить хозяйку отпустить его.

— Ничего, уж вдвоем мы что-нибудь придумаем, — сказал В-лимфоцит, у которого дико кружилась голова. Хотелось лечь, свернуться калачиком и ничего не делать. Они договорились с базофилом перестукиваться через стену азбукой Клеткоморзе, после чего В-лимфоцит едва успел доползти обратно к себе и закрыться. Следующие пару дней он провалялся почти без памяти. Урывками приходя в себя, он пытался придумать план, но что-то ничего не получалось. Вскоре из-за стены раздался стук: базофил вышел на связь. Из его неровного стука В-лимфоцит понял, что тот тоже в ужасном состоянии и тоже никак не придумает хоть что-либо стоящее.

Услышав стук, тучная клетка прибежала, грозно сверкая глазами и проверяя каждого по отдельности; им едва удалось убедить ее в том, что это ей все послышалось. Она поверила, вроде как, но после этого стала еще подозрительнее, и перестукиваться стало весьма проблематично. Приходилось ждать, пока она куда-нибудь отлучится.

* * *

В следующую вылазку В-лимфоцит все же добрался до гостиной и обнаружил, что телефона там нет, то есть аппарат есть, но не работает. Было это совпадением или происками тучной клетки он не знал, но дело было скверно. Подходящего оружия ему так же не удалось найти, и они с базофилом не придумали ничего лучше, как заняться работой над песнями, обещанными хлебосольной хозяйке дома за спасение.

Первую пару песен она забраковала, ко второй отнеслась снисходительно и прохладно, а третья ей даже понравилась. Так, что после ее исполнения вся зарделась, заулыбалась и послала В-лимфоциту воздушный поцелуй, отчего его внутренне всего передернуло.

Вскоре он привык к сменам ее настроения и все чаще погружался в работу, чтобы отвлечься. Он работал так, как не работал еще никогда. Это было здорово, если не считать того, что он оказался в плену у сумасшедшей. Она могла вспылить на самом ровном месте, и тогда от нее исходила угроза не только для здоровья, но и для жизни. Будучи не в настроении, она могла плеснуть в лицо горячим супом или долбануть кулаком по больной ноге, а то и чем потяжелее. Пару раз она едва не прибила его, собираясь опустить на башку тумбочку, пару раз едва не вышвырнула в окно: силушки ей было не занимать. А один раз даже пообещала оттяпать ему ногу или что-нибудь еще, как она выразилась, не слишком нужное, если ох хотя бы попытается убежать!

Надо было быть осторожнее. А еще, приступая к работе над очередной песней, В-лимфоцит невольно вспоминал про свое уничтоженное творчество, и у него снова и снова вставал перед глазами жертвенный костер, и просто опускались руки. Это было невыносимо. Как оказалось, базофила постигла та же участь, но он отделался несколькими неудавшимися, по ее мнению, стихами, написанными совсем недавно. Базофил не страдал так сильно, хотя и жалел, ведь там были, как он полагал, вполне удачные рифмы.

* * *

В один из бесконечно мучительных дней заточения В-лимфоцит и базофил снова перестукивались морзянкой через стену. Когда тучная клетка в очередной раз отлучилась по своим делам, они тихонько выползли из комнат — В-лимфоцит с любимым стулом, базофил — на притащенном тучной клеткой инвалидном кресле — и обнаружили сюрприз: в пустовавшей доселе комнате, располагавшейся рядом с той, где находился базофил, оказался клетка памяти. Избитый до полусмерти, он лежал не шевелясь и тихо постанывал.

— Как ты здесь оказался?! — воскликнул В-лимфоцит.

Клетка памяти с трудом приоткрыл глаза, узнал его и выдал:

— Когда ты пропал, я отправился искать тебя.

— Но как ты сюда попал?

— Я нашел место аварии. Стал изучать перевернутый мотоцикл и… — он тяжело вдохнул воздух. — Меня ударили сзади по голове, а после я очутился тут.

— Вот стерва! Она и тебя приложила! — завозмущался В-лимфоцит.

— Знойная женщина, не знающая пощады, — пробормотал базофил.

— Надо бежать, — решил В-лимфоцит. — Не знаю как, но бежать и срочно. С тучной клеткой мы втроем справимся.

— Вы были на машине? — обратился базофил к клетке памяти.

— Да, я оставил ее у дороги и прошел немного пешком.

— Отлично, нам надо только до нее добраться и…

Договорить он не успел. С грохотом распахнулась дверь, на пороге стояла тучная клетка с дробовиком наперевес.

— Я приняла решение, — сказала она. — Я убью вас всех.

— С ума сошла?! — заорал В-лимфоцит, констатируя очевидное.

— Это плохое решение, — согласился клетка памяти.

— Не дано вершить судьбы тем, кто не является вершителем судеб, — изрек базофил.

На ее лицо набежала черная туча. На это было страшно смотреть.

— Надо было вас сразу прикончить.

Базофил привлек ее внимание и пустил в ход свои заумные речи. Тучная клетка на какое-то мгновение зависла, глядя на него безумным непонимающим взглядом. В-лимфоцит собрался с силами и накинулся на нее, отбирая оружие. В процессе борьбы они повалились на кровать, где лежал побитый клетка памяти. Тот заорал от боли и вцепился руками в тучную клетку, помогая приятелю. Базофил присоединился к борьбе, довершая кучу-малу. Однако напрасно эти трое надеялись на перевес численности. Тучная клетка не только раскидала всех троих, но и впала в настоящую ярость, выпуская гистамин, атака которым заставила их безудержно зачесаться. Далее тучная клетка схватила торшер и пустила его в дело, используя как дубинку. Вскоре все трое были основательно избиты, растащены по своим комнатам, привязаны к кроватям веревками и пристегнуты ремнями.

Тучная клетка собиралась прикончить их по одному, желательно самым жестоким способом, но В-лимфоцит проявил находчивость и, сам не веря своему красноречию, каким-то чудом убедил ее не трогать никого из них, если она хочет, чтобы они с базофилом досочиняли для нее песню, все песни.

— И не вздумай ничего сделать клетке памяти, — предупредил он, или ничего не получишь. Эти жалкие черновики тебе погоды не сделают, тут нужен окончательный вариант, — припечатал он растерянно моргающую тучную клетку и даже коварно улыбнулся.

Так они выиграли отсрочку до завтра. Разумеется, тучная клетка собиралась с ними расправиться в любом случае. Но как только та отправилась спать, закрыв всех по комнатам, В-лимфоцит настучал базофилу, а тот — далее — клетке памяти, что у него есть план.

* * *

Пока тучная клетка с утра пораньше варила всем кофе, они с базофилом, разумеется, с ее разрешения, расположились у него в комнате и закончили последнюю песню еще до обеда. Вскоре все было готово для демонстрации плодов совместного творчества ненормальной хозяйке. Та, услышав, что все готово, так обрадовалась, что побежала принаряжаться. Однако она даже не подозревала, что ее ожидает.

Первые несколько песен были вполне ничего, то есть из одобренных ею, но вот потом последовал сюрприз, который авторы наотрез отказывались ей показывать, пока тот не будет закончен. То была песня, в которой В-лимфоцит и его соавтор откровенно над ней издевались! Это ей явно не понравилась. Тучная клетка начала вскипать. И тут В-лимфоцит решил ее добить:

— А у меня для тебя еще один сюрприз, — хитро подмигнул он. — Наклонись, я тебе покажу.

Тучная клетка заподозрила неладное, но все-таки наклонилась. В-лимфоцит ее от души поцеловал, так страстно, так внезапно! Она вспыхнула, резко отпрянула, заорав не своим голосом, и разразилась гистаминовым потоком, который на сей раз не могла остановить. В этот момент В-лимфоцит целовал базофила, тот явно не возражал и даже прижался плотнее. Клетка памяти зажмурился, его тонкая душевная организация и так уже изрядно пострадала от последних событий.

Базофил с явной неохотой оторвался от губ коллеги и обернулся к тучной клетке, добавляя еще от себя выброс.

— Ты ведь помнишь, что мы с тобой родственники? — напомнил он, обдавая тучную клетку вызывающим зуд веществом.

— Ну да, — кивнул В-лимфоцит, — я тут оклемался чуток и сообразил немного иммуноглобулина Е, который заставляет вас такое вытворять. — Он усмехнулся: — Конечно, мы потом все чесаться будем, мама стволовая клетка не горюй, но оно того стоит, не правда ли?

— Да как вы посмели?! — орала тучная клетка, у которой случился мощный припадок.

Несмотря на припадок, тучная клетка все же попыталась напасть и укокошить их всех одним махом, но была остановлена мастерски нанесенным В-лимфоцитом ударом гитарой по голове. Инструмент такого обращения не выдержал и с трагическим дзыньканьем сломался пополам, оставляя вырванный с мясом гриф по одну сторону от ее головы и развалившийся корпус — по другую, напоследок щелкнув ее порвавшимися струнами по лбу и по носу.

Бешеная тучная клетка, контуженная гитарой, с кровавыми полосами от струн на лице, с горящими жаждой убийства глазами была поистине страшна. Она взревела дурным голосом, снова кинулась, навернулась, нанеся себе ущерб при падении, встала, наскочила на базофила… В-лимфоцит и базофил поднатужились, добавили еще мощи и…

Такого эффекта приятели не ожидали. В процессе усилившегося припадка она заметалась, стала кричать и рычать, каталась по полу, раскидывая все вокруг себя, а после врезалась и без того пострадавшей головой в батарею, внезапно запустила апоптоз и скончалась.

Убивать ее они не хотели, так уж вышло. Все трое чувствовали себя погано. Пока они приходили в себя и размышляли, как выбраться из возможно занесенного снегом домика, находящегося средь возможно дремучего леса, да еще в их-то состоянии, за окном послышался шум. К дому приближался патруль Т-лимфоцитов, обнаруживший брошенную машину клетки памяти. Похоже, они были спасены.

* * *

P. S.

В-лимфоцит, клетка памяти и базофил сидели в ресторанчике «У макрофага» и праздновали не только чудесное избавление, но и новый творческий союз. В-лимфоцит, честно и сам признававший, что его тексты не очень, так здорово сработался с базофилом, что в кратчайшие сроки они выпустили целый альбом хитов (среди которых, разумеется, были и те, что писались по велению тучной клетки) и неплохо на этом подзаработали.

Клетка памяти подтверждал, что на его памяти это лучшие из слышанных им ранее песен, на что В-лимфоцит и базофил охотно соглашались, памятуя о том, что ложная скромность совершенно никому не к лицу. Они пили суперпротеиновый коктейль и смеялись. Внезапно подошел Т-хелпер и представил им новую сотрудницу лаборатории. Все трое обернулись и вздрогнули: это была тучная клетка! После потрясли головами, отгоняя видение, и извинились перед новой сотрудницей. Ничего не поделаешь, видимо, эта ненормальная еще долго будет им всем мерещиться.

Эритроцит NT-4201 была переведена в общую школу почти перед самым выпуском, поскольку в церковном приюте, где она жила и воспитывалась с самого своего рождения, случился пожар, из-за которого полностью сгорели помещения школы и почти все жилые корпуса. Здания были старыми, местами ветхими, так что это никого не удивило. Правда, никто так толком и не смог понять, отчего случился пожар, но все грешили на неисправную проводку или подозревали, что детишки играли с огнем. Наставница макрофаг же утверждала, что это все происки Клеткодъявола.

NT-4201 в Клеткодъявола не верила, хотя и допускала его существование. Иногда ей даже снились страшные сны, где тот гонялся за ней, желая сделать что-то нехорошее. Иногда ей виделись и другие чудовища, казавшееся более реальными, чем какой-то мифический Клеткодъявол, и некоторые из них могли сделать нечто пострашнее того, что мог явно выдуманный религиозно-фанатичными клетками персонаж. Самым страшным из всех кошмаров был сон, в котором эти монстры ловили ее, распарывали когтями все тело от горла до промежности, вырывали из нее все внутренности и заползали в нее, застегивая выпотрошенное тело, словно комбинезон на молнии. После этого она еще оставалась в сознании, но уже не владела собой: ею управляло сидевшее внутри чудище. Она просыпалась в холодном поту и даже не сразу решалась ощупать себя, убеждаясь, что ей это только приснилось. Иногда ей даже казалось, что она действительно не управляет собой, и от этого делалось не по себе.

Атмосфера общей школы ее изрядно шокировала: здесь мальчики учились вместе с девочками, а нравы были более, чем свободными. Учащиеся весело болтали, швырялись друг в друга, списывали, жевали чипсы и жвачку, причем даже на уроках, и делали многие вещи, которые в приюте строго-настрого запрещались. К примеру, одну из учениц за списывание лупили по рукам так, что едва не сломали все пальцы, а еще одну, проспавшую и не успевшую как следует заплести косицы перед занятием, обрили наголо, чтобы она уж точно все успевала. Самой NT-4201 не раз и не два доводилось сидеть в темном чулане без еды, воды и туалета, усердно молясь о том, чтобы все это поскорее закончилось. Она была любимицей наставницы макрофага, а потому та спасала ее душу особенно усердно. Потому ей чаще других доводилось сидеть в проклятом чулане, стоять коленями на горохе и даже сидеть на стуле с утыканной гвоздями спинкой, поскольку хорошую осанку наставница считала одной из главных добродетелей. NT-4201 же все время сутулилась, ощущая на своих плечах тяжесть всего мира. В своих ощущениях она была такой маленькой, такой беззащитной! Часто ей хотелось съежиться и превратиться в крохотную точку, а лучше вообще исчезнуть.

Другие девочки из приюта прекрасно понимали, что быть любимицей госпожи макрофага — такого и врагу не пожелаешь, но все равно злобно шушукались и завидовали. Хотя они и сами находились не в лучшем положении, вместо сочувствия злорадствовали тому, что кому-то приходится еще хуже, чем им, и считали, что этой подлизе NT-4201 так и надо. Нередко они сами подстраивали ей гадости, лишь бы подставить ее. Пачкали и рвали одежду, подсовывали анонимки с бранными словами, за само наличие которых ее тут же отправляли в темный чулан, прятали ее тетрадки с выполненными заданиями, портили книжки. На фоне таких «преступлений» их собственные провинности уже не так бросались в глаза. Снова и снова NT-4201бывала наказана за то, что и так была жертвой.

Наставницу макрофага она все же любила. Любила и боялась. Иногда, когда NT-4201 самой казалось, что она совершает дурной поступок, та прощала ее, а иногда даже баловала, угощая тайком от других куском пирога или конфетами. Последнее, разумеется, не укрывалось от глаз других учениц и только добавляло ненависти с их стороны.

После пожара сирот из приюта расселили, кого где смогли. Некоторым даже повезло найти вполне нормальные приемные семьи. NT-4201 забрала к себе сама госпожа макрофаг, имевшая небольшой ветхий дом на отшибе. В глубине души NT-4201 была ей бесконечно признательна, но иногда грешным делом думала о том, что лучше бы она попала в какую-нибудь похожую на сумасшедший дом большую клеточную семью или вовсе осталась на улице.

В доме госпожи макрофага царили порядки куда более строгие, нежели в самом приюте. Тут вся ее воспитательная мощь обрушивалась на одну-единственную NT-4201. Темный чулан тут, само собой, тоже был. Были и стояния в углу на коленях, и стул с торчащими из спинки гвоздями и кое-что еще похуже. Такое, о чем NT-4201 предпочла бы не вспоминать.

Наставница учила ее всему сама, но для получения аттестата зрелости ей требовалось посещать школу хотя бы в последний год обучения и сдать все соответствующие экзамены. Макрофаг долго сопротивлялась, уверяя комитет по опеке, что в этом нет необходимости, что ее воспитанница и так прекрасно все сдаст, но те настояли на необходимости очного обучения, и той пришлось отступить. Так что хоть один неполный учебный год NT-4201 предстояло учиться, как всем нормальным клеточкам ее возраста, в общеобразовательной клеточной школе кончика мизинца левой ноги, чему та тайно радовалась, хотя и ужасно боялась, ведь в детстве ее обижали другие ученики, наверняка так и сейчас будет.

А еще она боялась наставницы. Той явно было не по душе отпускать ее в общеобразовательную школу, в эту юдоль распутства молодежи, как она выразилась. Как и ожидала NT-4201, та натянет вожжи максимально сильно, еще до того, как та отправится в школу. Так и случилось.

Еще до этого, когда NT-4201 начала подрастать, превращаясь в юную особу, макрофаг ужесточила профилактические меры против возможного греха. Она очень сожалела о том, что NT-4201 не удалось запихнуть в школу для девочек (где было ограниченное количество мест, высокие требования к ученицам, которым NT-4201, увы, не удовлетворяла, а так же непомерно высокая плата за обучение), дабы бедняжку не смущали помыслы о мальчиках и греховные желания. Так что она взяла на себя труд и дальше обучать NT-4201 сама и усилила воспитательные меры с помощью профилактической порки, включая битье по самым интимным и чувствительным местам. Пару раз уличив NT-4201 во лжи и тайной похоти, она выдрала ее розгами сперва по заднице, а затем и по передку так, что та долго не могла сидеть и даже в туалет ходила с трудом. NT-4201 понимала, что это все ради ее же собственного блага, и не жаловалась. А жаловаться, собственно, и некому было: никто не интересовался судьбой сиротки, а важные клетки из числа чиновников были убеждены, что ей несказанно повезло жить у такой благонравной и во всех отношениях безупречной наставницы.

Оставаясь ночью одна на неудобной жесткой кровати, лежа на грубой простыне под едва согревающим одеялом, без подушки, которую ей иметь не полагалось (ибо это все портило добродетель в целом и осанку в частности), она закрывала глаза и представляла, что тоже гуляет с парнем, а потом целуется с ним, а потом позволяет ему кое-что еще. Правда, это кое-что она представляла весьма смутно, но, не смотря на все свое строгое воспитание и приютскую изоляцию, каким-то образом знала, что бывает, когда парень с девушкой остаются одни. А чему тут удивляться? Госпожа макрофаг сказала бы, что все оттого, что грех заложен в каждом с рождения (после чего неминуемо начала бы свои любимые страшные россказни про Клеткодьявола и Клеткогеенну Огненную, которые утомляли NT-4201 особенно сильно). Наставница постоянно грозила ей этой самой Клеткогеенной и наказаниями, говорила о том, что даже помыслы о грехе уже являются грехом, и уверяла, что все равно обо всем узнает.

Иногда у NT-4201 создавалось впечатление, что госпожа макрофаг действительно читает ее мысли. Ах, ей даже думать про мальчиков запрещалось! В школе же многие гуляли парами и целовались, никого не стесняясь. При этом никого не пороли прилюдно, то есть вообще не пороли, не заставляли стоять коленями на горохе и без конца молиться. NT-4201 ходила, потупив очи долу, со стыдом и интересом поглядывая исподтишка на парочки, и завидовала. (Узнала бы наставница, что она подвержена страшному греху зависти, порола бы ради ее спасения до потери сознания!)

Она не хотела привлекать к себе внимания, но по сравнению с остальными уж очень выделялась. Одноклассникам понадобилось всего пару минут, чтобы сообразить, что кроткую, забитую излишним воспитанием девушку будет легко загнобить. А издеваться над новенькими, да еще над такими беспомощными, они любили. Не все, правда, относились к ней одинаково плохо, многим она вообще была безразлична, но некоторые, желая выместить злость за все свои жизненные неудачи на том, кто слабее, ни в чем себе не отказывали. Ее щипали, толкали, ставили подножки, особенно радуясь, когда она растягивалась на полу, а уж если удавалось довести ее до слез — это был особенный праздник!

NT-4201, и раньше сомневавшаяся в справедливом мироустройстве, переставала вообще что-либо понимать. Ей говорили гадости, кричали, что она ненормальная, и что было бы лучше, если бы она сдохла еще при рождении. Она понимала, что это неправда, но раз за разом повторяющиеся слова, да еще и звучащие от разных клеток, невольно заставляли ее сомневаться и задумываться о том, что, возможно, это все правда, что такой как она не место среди нормальных клеток, что ей действительно лучше подохнуть. Практически все, чему ее учила наставница макрофаг, раз за разом основательно подвергалось сомнению, оказывалось непригодным для реальной жизни, переворачивалось с ног на голову: все, как она полагала, лучшее выставлялось в наихудшем свете, а все грязное и порочное — как некое достоинство, которым она не обладает.

Возможно, все это она бы пережила не так тяжело, если был хоть кто-то, кто бы ее поддержал, но вместо поддержки она находила лишь порицание. Самая близкая и дорогая ей клетка, фактически вырастившая ее, не знала пощады. Как уже было сказано, за каждый малейший проступок, даже, казалось, за каждую неправильную мысль она безжалостно порицалась и наказывалась, считая, что так и должно быть, что она этого заслужила.

* * *

Местный двоечник и разгильдяй U-4989 прозвал ее Эрри и тоже часто над ней подшучивал, но по сравнению с остальными вовсе незлобно, так что она не обижалась. Иногда он пытался с ней разговаривать, но она лишь смущенно молчала и отворачивалась. Местная заводила AА-5100 по кличке Менеджер только смеялась над ними и говорила, что не стоит ему заговаривать с этой чокнутой девкой. U-4989 в ответ показывал ей язык, смеялся и интересовался, не ревнует ли она часом. AА-5100 в свою очередь делала неприличный жест и сквернословила, заставляя Эрри краснеть, что еще больше потешало окружающих.

Все бы ничего, но однажды очередная шутка над Эрри зашла слишком далеко: ей прямо на уроке подожгли ее мешковатое платье, в котором она постоянно ходила. Загоревшаяся Эрри с визгом выскочила из класса, не слыша учителя, кричавшего ей вслед, чтобы она остановилась, не раздувала огонь и дала себя затушить. К счастью, в коридоре она налетела прямо на уборщика, ловко накинувшего мокрую тряпку на горящее платье, и спасшего ее от серьезных ожогов. На шум прибежал директор, и началось…

Менеджер, которой до сих пор все сходило с рук, вынуждена была держать ответ перед директором и, хотя ее подружки, вившиеся за ней хвостом, как обычно, покрывали ее, а остальные боялись сказать что-то против, зная, с какими бандюганами та водится, была наказана по полной программе. Еще и U-4989, понимавший лучше других, что всякой шутке должен быть разумный предел, подтвердил, как видел, что она поджигала платье одноклассницы.

Директор же, давно точивший свой клеточный зуб на дерзкую школьницу, был рад без памяти, получив возможность ее приструнить. Он быстро поднял старые дела и проступки, нашел нужных свидетелей и пообещал лишить ее права присутствия на торжественной церемонии в честь окончания школы и праздничных мероприятиях, выдать ей справку об окончании досрочно и отправить в исправительный трудовой лагерь, куда отправлялись незрелые, не способные к обучению клетки. Там-то ее научат дисциплине, если надо, выбьют всю дурь, принудят к работе из-под палки. После такого чудесного обучения она сможет до конца своих дней славно работать курьером с самой низкой зарплатой. По мнению директора, и то было для нее слишком хорошо.

Менеджер была в бешенстве! Ее блестящие планы на будущее накрылись медным клеточным тазиком, а виновата в этом эта паршивая тварь Эрри! А все потому, что эта тупая идиотка даже шуток не понимает. Подумаешь, платье чуток подожгли. Да она спасибо должна сказать за то, что теперь будет повод выбросить этот уродливый мешок. Кто же виноват, что она так ужасно одевается? Из-за такого пустяка лишить ее прекрасной карьеры управленца в компании по доставке кислорода, куда ее уже готовы были брать стажером, и куда теперь никогда не возьмут ни на одну приличную должность со штампом трудового лагеря.

* * *

После этого случая U-4989 и Эрри, теперь это было ее официальное прозвище, сблизились. U-4989 волновался за нее и после поджога проводил в лазарет. Школьная медсестра куда-то запропастилась, и он, самовольно покопавшись у той в шкафчике, нашел мазь от ожогов. После он, несмотря на вялое сопротивление Эрри, смазывал ей обожженные коленки, а она млела от его прикосновений, не чувствуя никакой боли.

— Спасибо, — только и сказала она, очень тихо.

— Прости, — ответил U-4989, — я такой болван! Надо было сразу этой стерве врезать, как только увидел, что она протягивает к тебе зажигалку.

— Ничего, — Эрри опустила голову, стараясь спрятать под распустившиеся, свисающие на лицо, волосы горящие от смущения щеки. На самом деле ей ужасно хотелось, чтобы он еще потрогал ее за колени, а еще лучше — поднялся выше, к месту, в котором сходились ноги… Чтобы он ласкал ее не только там, но и везде… О, Великий Клеткобоженька, ее одолевал грех похоти, ее непременно надо за это наказать! Ну и пускай ее высекут, пускай запрут в чулане, но ей совершенно не хотелось этому сопротивляться. Ее так захлестнули чувства, что она практически не слышала того, что U-4989 говорил ей.

— …Я просто не поверил, что она это сделает, — продолжал он. — У каждой шутки должен быть предел. Нельзя же вот так вот взять и кого-то поджечь! — он взволнованно посмотрел на Эрри. — К тому же это вообще не смешно, — добавил он явно не к месту.

Эрри лишь молча кивнула, пряча от него взгляд.

— Еще где-нибудь болит? — уточнил он, начиная чувствовать неловкость.

Эрри внезапно застыла, как каменная, казалось бы, даже дышать перестала. U-4989 глядел на нее, удивленно моргая и гадая, не случился ли у той шок. И тут Эрри неожиданно для самой себя снова кивнула и указала на места выше колен, приподняв обгоревший подол и слегка разведя бедра. Покраснение на них было едва заметным, но U-4989 понял все правильно и с явным удовольствием продолжил оказание помощи. Определенно, это был лучший «несчастный случай» в ее жизни.

Домой Эрри вернулась взволнованная. К счастью, наставница, которой сообщили об инциденте, приняла это насчет волнения из-за того, что та едва не сгорела заживо. Она лишь посетовала, что придется покупать новое платье, Эрри пискнула что-то в ответ и поспешила к себе. На самом деле ее волновали совсем иные чувства, а так же божественно приятная влажность между ног.

Этой ночью ей снились очень греховные сны. То, что раньше ей представлялось смутным и размытым в плане интимных отношений, теперь приобретало более конкретные очертания. Она грезила о том, как U-4989 трогает ее за коленки и поднимается выше и выше, и выше… а потом ласкает ее… там… Наутро ее простыня была такой же мокрой, как и ее трусики, когда она вернулась со школы домой и отправилась в ванную, чтобы привести себя в порядок. О, если наставница узнает об этом, возможно, она просто прикончит ее.

* * *

Среди последствий поджога для Эрри случилась еще одна неожиданность. Директор школы, желавший улучшить дисциплину (и возжелавший этого еще более страстно после случая с загоревшейся девочкой), радостно объявил новость: в школе вводится школьная форма. Учителя только разводили руками, мол, лучше поздно, чем никогда.

Эрри сперва даже не осознала свалившегося на нее счастья, а ведь в форме все были равны! Теперь она ничем не будет выделяться среди прочих хотя бы своим внешним видом. Многие ученики встретили новость с возмущением: их хотят заковать в форму, сделать их клоненками, лишить индивидуальности и возможности носить, что нравится. Это было нечестно! А уж когда все увидели саму форму, выбранную администрацией школы, и вовсе приуныли.

— Да уж, в этом мы все будем выглядеть как чучела! — едва не рыдали подружки Менеджера. — Будем такие же безобразные, как и эта Эрри, фи!

И тут Эрри осенило. Она же сама может сшить себе форму, да так, что та будет просто идеально сидеть на ней. Неважно, насколько дорогая на тебе одежда, главное, чтобы было хорошо по фигуре. Да она может стать настоящей королевой среди одинаково одетых девочек! Не будет ни висящего мешком верха, ни ужасно неудобных юбок до пят, которые заставляла ее носить наставница. Ведь школьная форма — это закон, а с законом даже она не поспорит. Да она сделает лиф чуть повыше, талию — уже, подол — чуть пышнее, совсем немного и незаметно, но этого будет достаточно, чтобы стать самой элегантной среди таких же учениц и сможет… Тут у нее перехватило дыхание. Сможет понравится ему, U-4989. И, осененная прекрасной идеей и чувством подступающей любви, она необычайно смело направилась к наставнице, чтобы поставить ту перед фактом. Но сперва заглянула в кабинет труда и выпросила у преподавательницы выкройку. К счастью, у той нашлась подходящая, прямо точь-в-точь.

— А ты справишься? — с сомнением спросила преподавательница. — Тут и юбка, и жилетка, и жакет.

— Ничего, я смогу, — заверила Эрри, хотя полной уверенности у нее не было.

— Если будут затруднения, приходи, я тебе помогу.

— Большое спасибо, — Эрри прижала драгоценную выкройку к груди и поспешила домой.

* * *

Эрри научили рукоделию в приюте. Как оказалось, она была прекрасной портнихой. Позже стала подрабатывать шитьем на карманные расходы. Наставница макрофаг не одобряла фривольных фасонов современных платьев, которые ей заказывали, но относилась к шитью в целом положительно, считая, что труд облагораживает клетку. Узнав, что подопечная собирается сама шить себе школьную форму, отнеслась к этому равнодушно, хотя внутренне грешным делом порадовалась, что не придется тратить лишние средства на покупку, тем более, что материал та купила на свои сбережения. Она, взглянув на картинку рядом с выкройкой поворчала, что юбка слишком короткая, но Эрри ответила (сама удивляясь своей твердости и бесстрашию), что это стандартная длина для всех. Так положено носить в школе, так надо.

— Раз надо, значит надо, — вздохнула наставница и уселась в кресло со своим вязанием.

Эрри же внутренне ликовала: это был ее первый серьезный шаг, чтобы выбиться в нормальные клетки. Она разложила купленную в магазине ткань, которая только на первый взгляд была серой и невзрачной, а на самом деле была из самых дорогих и качественных, не грубая и шершавая, как у форм, продававшихся в магазине, а бархатистая, нежная и легкая, и на ощупь была просто восхитительна.

Из таких тканей шьют модельные вещи, которые носят потом богачи. Ей очень повезло найти такую, еще и уцененную, видимо, из-за того, что никто не хотел брать на платье ткань серого цвета. И заработанных ранее денег хватило. К счастью, госпожа макрофаг никогда не интересовалась ее доходами, считая это неприличным. Она была уверена, что ее подопечная не станет тратить деньги на греховные удовольствия, а Эрри в свою очередь заверила ее, что откладывает на будущее, а остальное тратит на обеды, после чего та не задавала больше никаких вопросов.

* * *

Школьная форма, сделанная своими руками, сидела просто великолепно. Когда Эрри появилась в ней в школе, другие девочки неожиданно стали смотреть на нее с завистью: на них-то форма сидела как мешок на картошке. Некоторые тут же смекнули разницу и в материале и принялись восхищенно щупать форму Эрри, досадуя, что их собственные юбки и жакеты не такие мягкие, легкие, приятные. Одна девочка грустно сообщила ей, что от этой новой формы у нее все чешется.

Уже к концу дня за Эрри вилась стайка новых подружек, обрадованных ее сообщением, что ей не составит труда помочь им подогнать их одежку по фигуре. А уже через пару дней все восхищались тем, как ловко она подправила эти серые мешки двум одноклассницам, и строились в очередь на подгонку. Среди страждущих были и бывшие подружки Менеджера. Последняя отбывала наказание и готовила план страшной мести этой сучке Эрри, пока та радовалась переменам в жизни и вдыхала свой глоток свежего воздуха.

U-4989 впервые увидел ее не в безобразном нечто, а в подчеркивающей стройность, пускай не самой идеальной, фигуры форме… и весь растаял. А еще Эрри привела в должный порядок свои волосы и вместо нелепых «детских» косичек с лентами уложила их в строгий пучок, как деловая леди, объяснив макрофагу, что такие «взрослые» прически теперь одобрены в школе, ибо учителя и директор не желают видеть учениц растрепанными, к чему макрофаг отнеслась с одобрением. U-4989 даже не подозревал, что на самом деле она такая красивая. А еще Эрри улыбалась и не прятала взгляд, не сутулилась, как обычно. Улыбалась светло и загадочно тайком накрашенными губами.

* * *

U-4989 и Эрри сидели на скамейке под навесом, полдничали и обсуждали школьную жизнь. Она узнала, что U-4989 увлекается техникой, а он — что она без пяти минут профессиональная портниха и интересуется наукой, особенно изучением всяких сверхъестественных вещей. U-4989 отнесся к этому с явным уважением: он-то в науке ничего не смыслил.

Они не то чтобы встречались, а просто начали проводить время вместе. Вышло это как-то само собой, и Эрри в тайне была счастлива оттого, что все так удачно случилось, и что U-4989 первый к ней подошел, то есть подсел однажды во время обеда, и беседа завязалась как-то сама собой, и день был прекрасен. В такое счастье ей до сих пор не верилось.

Они болтали обо всем на свете, вернее, U-4989 болтал, а Эрри его слушала. Внезапно разговор как-то зашел о наставнице, и Эрри нехотя рассказала ему, как с ней нелегко и про запугивание Клеткодьяволом и Клеткогеенной огненной, и про некоторые другие вещи, впрочем, умолчав о наказаниях.

— Знаю, — вдруг сказал U-4989, — Клеткогеена — это в селезенке. Насчет огненной не уверен, но по существу похоже. — Клетки крови кончают там свои дни. Не все, конечно, именно там… — он почесал в затылке, пытаясь это сам представить. — Но место, видать, жуткое.

Эрри вынуждена была с ним согласиться и поежилась: в отличие от Клеткогеены селезенка была реальной.

Тут U-4989 прямо посреди разговора вспомнил, что выпускной уже не за горами и пригласил ее на бал. Эрри не могла в такое поверить! На самом деле балом это называлось чисто условно. После официальной церемонии по случаю окончания школы планировались кое-какие праздничные мероприятия, на которые идти было вовсе необязательно, и практически все выпускники собирались отправиться в бар печени, чтобы оттянуться там по-взрослому. Владельцы бара каждый год сдавали под это дело зал со скидкой для выпускников, прекрасно зная, что те и после будут туда заглядывать, и вся эта кампания с лихвой окупится. Это было что-то вроде не совсем закрытой вечеринки, на которую продавали билеты-приглашения — небольшие золотые карточки с логотипом бара.

U-4989 заверил, что купит билеты заранее, так что волноваться не о чем, а Эрри грустно вздохнула и сказала, что наставница ее не отпустит. На церемонию за аттестатом и сразу домой, на домашнее чаепитие по случаю окончания. Она бы и его пригласила, но даже представить себе не могла, как к такому отнесется наставница. Ей и подруг домой водить не доводилось ни разу, хотя это потому, что с ней никто не дружил. Впрочем, смысла в этом все равно никакого не было: дома им спокойно не дадут пообщаться, да и под суровыми взглядами наставницы никакой чай в рот не полезет…

Видя ее сомнения и словно бы читая ее мысли, U-4989 подмигнул и сказал:

— Да мы недолго. Выпьем по паре коктейлей, потанцуем, и я тебя провожу домой, в целости и сохранности.

— Хорошо, — согласилась Эрри, и глаза ее засияли счастьем. Все вдруг сделалось не столь важным, как поход с U-4989 на танцы. Даже гнев госпожи макрофаг ее почему-то совсем не пугал.

* * *

До самой церемонии все шло хорошо. Эрри помогала U-4989 готовиться к экзаменам, и тот в итоге даже умудрился их не завалить. Одна из клиенток, шивших у нее блузку, узнав, что та подыскивает ткань для платья на выпускной, совершенно даром отдала ей завалявшийся у нее без дела рулон шелковой ткани, нежно-розовой, цвета расцветающей зари. Ничего подобного Эрри нигде не видела. Должно быть, сейчас такие ткани не выпускали. Сохранилась она прекрасно и была практически столь же прочной, как и в день поступления в продажу с фабрики.

— Надеюсь, твой выпускной будет так же прекрасен, как и мой, — мечтательно закатила глаза старушка.

Дома макрофаг сперва не обратила внимания на то, что та шьет, думая, что это очередной заказ. Когда же она узнала, что платье для выпускного, тут же заявила, что оно вульгарно и этот цвет…

— Это розовый, — возразила ей Эрри, — ничего вульгарного в нем нету. К тому же ткань для платья мне дали в подарок за хорошую работу, и некрасиво было отказываться.

Это была чистая правда, и придраться наставнице было не к чему.

— Надеюсь, у тебя хватит ткани, чтобы сделать юбку приличествующей леди длины, — только и сказала она, сурово зыркнув на подопечную.

— Разумеется, — ответила та, не уточняя ничего конкретного.

О том, что собралась гулять с выпускниками в баре, Эрри так же тактично умолчала. В конце концов, виноват не тот, кто врет, а тот, кто вынуждает. Да она и не врет вовсе, а просто недоговаривает. Она бы и не скрывала ничего от наставницы, если бы та не наказывала ее почем зря из-за каждой мелочи, если бы хоть раз пошла ей навстречу, если бы ей, Эрри, не приходилось хитрить, чтобы выцарапать себе хоть немного свободы. Все будет хорошо, если наставница не узнает. А если даже и узнает, это будет после.

* * *

Разумеется, наставница все узнала, прежде чем прозвенел последний звонок в школе Эрри. Макрофаг зашла к директору чтобы предложить распространить в школе листовки, призывающие неокрепшие умы обратиться к великой мудрости вмемилостивейшего Клеточного Божества, которому лично она истово поклонялась, ну вот прямо аж с колыбели, а заодно узнать предстоящую церемонию и сроки ее завершения. От первого директор елико вежливо отказался, на второе ответил, что закончат еще до обеда, после чего будут праздничные мероприятия, такие как совместное фотографирование, караоке, игра в шарады, танцы и небольшое угощение, включающее в себя легкие закуски и безалкогольные напитки.

Макрофаг кивнула и согласилась, что звучит пристойно, и можно отпустить Эрри повеселиться, а домашнее чаепитие подождет и до вечера. Но только она, к несказанной радости директора, собралась уходить, как в кабинет вошли учителя и поинтересовались, надо ли будет устраивать все эти шарады и караоке, если молодежь все равно собирается праздновать в баре. Макрофаг тут же насторожилась и начала негодовать тому, как они позволяют ученикам гулять в подобных местах.

На директора было жалко смотреть. Ему только сейчас нотаций от чокнутой фанатички не хватало. При попытке учителей ей возразить, сказав, ну что вы, они же уже взрослые ребята, и попытке объяснить, что там будут все одноклассники, что волноваться не о чем, стало еще хуже. Тут макрофаг поняла, что под словом «все» имеются в виду все, в том числе Эрри.

— Но разве вы не разрешили ей пойти на танцы вместе со всеми? — добила ее одна учительница, удивленно на нее глядя.

— Не-е-ет! — взревела макрофаг и понеслась домой.

* * *

Эрри не было дома. Она, сдав последний экзамен, гуляла с U-4989. Они весело смеялись, шутили и даже легонько поцеловались пару раз, прячась за деревом. Там же не обладавшая особой ловкостью Эрри, зацепилась ногой за корень и навернулась в траву. U-4989 попытался ее поймать и повалился следом, оказавший сверху на ней. В процессе падения Эрри ухватилась за него, обняв руками за шею. Они прижимались друг к другу, чувствуя, насколько приземление вышло волнительным. Оба вспыхнули, и Эрри подумала о том, о чем раньше даже боялась думать, о том, как же ей хочется близости. С ее губ внезапно сорвалось повергшее ее саму в ужас:

— А ты бы хотел?..

— То, что парни делают с девчонками в машинах? — уточнил U-4989, явно воодушевляясь.

— Да… — тихо подтвердила Эрри, уже начиная сгорать со стыда, и отвернулась.

— Спрашиваешь!

На любовные подвиги U-4989 готов был прямо сейчас, он несказанно обрадовался такому повороту событий, а его шустрые пальцы уже тянулись к застежкам на ее жилетке, как их самым беспардонным образом прервали. Их обступили приятели U-4989 и стали над ними потешаться. Эрри закрыла лицо руками, а U-4989 жестами показывал приятелям, какие они болваны, и что они ему все испортили. Дальше, как назло притащился замученный духотой своего кабинета директор и погнал всех убирать актовый зал перед предстоящим праздничным действом. Во время уборки U-4989 хитро подмигнул Эрри, шепнув, что они могут продолжить позже.

Но позже в школу, не найдя Эрри дома и обегав всю округу, снова заявилась беспокойная макрофаг и утащила ту домой для серьезного разговора. Эрри обернулась на прощание, U-4989, пока не видела макрофаг, послал ей воздушный поцелуй. Сейчас они оба знали, что думают об одном и том же: они попробуют снова после посиделок в баре.

Бросая на него прощальный взгляд, Эрри чувствовала, что это больше, чем симпатия, она ощущала в своем клеточном сердце самую настоящую любовь. Теперь она уже была уверена, что встретила парня, с которым желает согрешить, и ничуть в этом не раскаивалась.

* * *

Дома ей предстояло совершить невозможное: убедить наставницу разрешить ей отметить выпускной в баре, раз уж скрыть ничего не удалось. Но желание быть любимой и счастливой пробудило в ней такие неведомые силы, что она, сама себя не узнавая, была готова пойти на все, лишь бы вырваться к своему счастью.

Едва переступив порог дома, взбешенная макрофаг устроила ей столь смачную тираду, что, пожалуй, превзошла саму себя за все предыдущие годы. Эрри заявила, что уже не маленькая, чтобы за нее все решали, и упрямо стояла на своем, выводя наставницу из себя еще больше. За скандалом не замедлило последовать и телесное наказание. Привычная к побоям Эрри решила выдержать его из чистого упрямства, а когда макрофаг выдохнется, устав колотить ее, все равно настоит на своем. Лучшей идеи у нее все равно сейчас не было. В любом случае, Эрри понимала, что за право поступить по-своему должна понести наказание. Это даже казалось ей справедливым, вроде как дань, чтобы выкупить себе свободу. Макрофаг, фанатично сверкавшая глазами, перестала расточать громкие угрозы, поджала губы и указала ей на подлокотник старого дивана, на котором часто хлестала ее. Эрри покорно подошла к дивану, задрала подол, спустила трусы и перегнулась.

Госпожа макрофаг взяла свою самую увесистую плетку и принялась пороть ее изо всех сил, не давая той даже выдохнуть после каждого удара. Она лупила ее что есть мочи, крича: «Я не позволю сделать из тебя шлюху! Хорошая эритроциточка не должна ходить в бар печени после церемонии посвящения!»

Кровь приливала к голове Эрри со страшной силой, она искренне надеялась на то, что сможет потом сидеть хотя бы через полгода, если вообще будет на чем: если наставница продолжит в том же духе, от ее тощей задницы так вообще ничего не останется. Под конец макрофаг с неимоверной силой вздернула ее с подлокотника, сорвала с нее всю одежду и кинула на диван, продолжив лупить по всему беззащитному нежному телу. Эрри, пытавшаяся сперва терпеть, начала кричать, переходя на визг. Ее живот, маленькие груди, бедра и все остальное покрылись красными полосами. Макрофаг, не дав ей опомниться, схватила ее за ноги, развела их в стороны и врезала промеж них так, что Эрри показалось, что она потеряла невинность от порки. Сейчас как никогда она боялась, что вошедшая в раж наставница искалечит ее.

— Я не дам тебе сотворить греха! — кричала та. — Я выбью из тебя эту дурь! Я сделаю так, чтобы ты не смогла совершить плохого.

Эрри, метавшаяся среди звезд, вызванных вспышками боли, с ужасом думала о том, что ее искалечат. Так, чтобы она никогда-никогда не смогла… сотворить греха? Нет, заниматься любовью! Теперь ее точно никто и никогда не полюбит, такой изуродованной, такой жалкой. И Эрри возненавидела наставницу всем сердцем. Инстинкт самосохранения взыграл в ней с неведомой ей самой доселе силой, и она, сделав невероятным усилием рывок, вскочила с дивана, презрев пронзившую ее боль из распухшей промежности, и набросилась на наставницу.

Эрри выхватила у нее плетку и отчаянно принялась колотить везде, где доставала. Не ожидавшая такого макрофаг оторопела. От удивления она даже особенно не сопротивлялась, не заметила, как получила по голове и хлопнулась в обморок.

Поняв, что натворила, Эрри выронила орудие наказания, и кинулась на колени рядом с обморочной наставницей. Она рыдала и просила прощения, только бы та очнулась. Макрофаг очнулась. При падении она ударилась затылком и, возможно, получила небольшое сотрясение ядра. На слезы Эрри она ничего не ответила, только смотрела на нее с досадой и некоторым прискорбием. После медленно поднялась, отряхнула платье и, скривив, рот, буркнула:

— Поступай, как знаешь.

Поняла ли она, что перегнула палку? Была поражена тем, что Эрри смогла дать отпор? Эрри не знала. Она сомневалась, что это так, но шанс упускать не собиралась. После выпускной церемонии она впервые в жизни отправится отмечать это событие в бар, как взрослая, самостоятельная клетка. И не одна, а в компании новых друзей и ставшего ей небезразличным U-4989. А после… после она отправится с ним куда угодно, хоть на край света и не вернется в дом, где с ней так жестоко обращались.

* * *

Настал день выпускного. Эрри в новом платье цвета юной зари была королевой. U-4989 в белом выходном костюме взял ее под руку, он весь сиял. Церемонии вручения аттестатов они не заметили, глядя только друг на друга и предвкушая чудесный вечер. Не замечали они и того, что далеко не все присутствующие смотрят на них доброжелательно.

Помимо одноклассников, их родных и знакомых, были там и некоторые другие личности. К примеру, девушки из приюта. Эрри едва их узнала, так они выросли. Выглядели они кто чуть лучше, кто чуть хуже: одни одеты были вполне прилично, другие — в обносках детей из приемных семей. Увидев счастливую замухрыжку Эрри в столь шикарном платье и под руку с галантным кавалером, неприкрыто завидовали, смотрели недобрыми взглядами и неприятно улыбались. Эрри даже представить себе не могла, что где-то там, за кадром ее нынешней жизни, те не забыли радости от издевательств над ней, не бросили своих подлых привычек и успели спеться с ее обидчиками, прежде всего, с Менеджером. Они вместе с остальными собирались сегодня отметить церемонию посвящения во взрослую жизнь и подходили к Эрри, предлагая примириться, ведь всем им теперь предстояло работать в одной упряжке.

Эрри чувствовала себя неловко, говорила, что ни на кого не держит зла. Сегодня она готова была стать открытой всему миру, дружить со всеми без исключения и всех обожать. Сегодня у нее начиналась новая жизнь. Сегодня она была счастлива, как никогда. Огорчало только одно: наставница наотрез отказалась прийти на выпускную церемонию. От этого было грустно, обидно, но одновременно с этим Эрри испытывала и некоторое облегчение, словно бы исчезла державшая ее привязь.

* * *

Не успели взрослые и глазом моргнуть, как молодежь, нафотографировавшись в свое удовольствие, похватала приготовленное угощение и умчалась на гулянку. Приятели U-4989 прикрывали отход, утащив директора петь в караоке. Классные дамы потягивали пунш и сплетничали, физрук с трудовичкой вспомнили молодость и принялись отплясывать буги. Преподаватель истории по-тихому пил из фляжки коньяк с валерьянкой и с облегчением бормотал: «Вот и еще один учебный год кончился…»

Молодежь тем временем дружно погрузилась в одолженные у старших тачки и покатила к пристани. Оказалось, что перед вечеринкой в баре печени их ожидала прогулка на теплоходе, который и должен был доставить их прямо туда. Эрри была в восторге от такого сюрприза.

U-4989 и Эрри катались с остальными на теплоходе и любовались наступающим вечером, ели прихваченные пирожные и пили дешевое шампанское местного розлива, от которого у Эрри кружилась голова. Они держались за руки, а U-4989 еще и норовил обхватить ее за талию, говоря, что так она точно не упадет за борт от головокружения. Эрри в ответ глупенько хихикала и с удовольствием краснела, чувствуя, как U-4989 пытается заглянуть ей в вырез платья или полапать за попку. Ее опьяняли дешевое вино и счастье, и не было никакого дела до того, что на них косо поглядывали недавние однокашники. U-4989 тоже был счастлив. И никто из них не мог подумать, что этот вечер станет для них роковым.

Когда начало темнеть, теплоход причалил к длинной пристани, за которой мерцали огни увеселительных заведений. Бар печени возвышался над ними во всей красе. С радостными криками «ура!» молодняк высыпал с теплохода и повалил веселой толпой на вечеринку в бар. Там их встретили громкая музыка, яркие огни и сонмы зеркальных снежинок. Стоявший на входе гепатоцит-швейцар едва успевал проверять билеты и раздавать жетоны для получения бесплатных коктейлей — по одному на каждый билет. Безалкогольные напитки и некоторые нехитрые закуски были за счет заведения, остальное — за отдельную плату. Многие парни отдавали свой жетончик на сладкий коктейль девчонкам, а сами покупали что покрепче. U-4989 тоже отдал свой Эрри.

— Ой, мне сегодня уже хватит! — замахала она руками. — Я же никогда раньше не пила.

— Да ладно тебе, — смеялся U-4989. — Там и пить-то нечего — всего пара глотков.

— Я так упаду!

— А я тебя поймаю.

Эррри снова засмеялась, а он утащил ее танцевать. Она не умела, но ей нравилось все, что они делали вместе с U-4989.

После танцев выбирали короля и королеву бала. Отвечавшие за мероприятие подружки Менеджера согласились подстроить все так, чтобы результаты голосования были в пользу U-4989 и его спутницы. На него Менеджер тоже была зла, за то что заложил, и радовалась тому, что проучит двоих по цене одного. Однако она посвятила не всех и не во все части своего плана, так было надежнее. Подружкам сказала, что надо выбрать в королевы Эрри и ее парня, а дальше их ждет сюрприз, а какой, не сказала.

Сюрприз, который ей удалось подстроить благодаря знакомым официантам, пустившим ее с дружками во время подготовки зала к вечеринке, был не из приятных: огромное ведро наполненное бактериальной слизью, которую сперли со склада отходов у местных блюстителей чистоты. По задумке Менеджера, Эрри и этот U-4989 должны победить и выйти на подиум для торжественного вручения букета, и тут-то ведерко и полетит на них, обдавая мерзкой, вонючей слизью. Вот будет потеха! А на случай промаха у нее имелось еще кое-что. Такое, что этой выскочке мало не покажется!

Эрри все еще не верила своему счастью. Она кружила в медленном танце с U-4989 и чуть слышно перебрасывалась с ним словами. Он, не то видя, не то чувствуя, что она еще в чем-то сомневается, сказал:

— Все же хорошо, что тебя отпустили.

Эрри покачала головой. Ей пришлось поругаться с наставницей.

— На самом деле она те такая уж и плохая, — словно бы оправдываясь, сказала она. — Просто… просто… ну…

— Просто с этими взрослыми всегда не просто, — улыбнулся U-4989 и кивнул, соглашаясь.

Эрри кивнула в ответ, и тут на нее стали наплывать воспоминания о ее совместной жизни с наставницей и все, как на подбор, только хорошие. Тут Эрри стало стыдно, зря она, наверное, была столь груба с ней, да еще и подняла руку. Но она просто не знала, как еще можно было бы вырваться, как решить этот вопрос мирным путем. И поступила так… как смогла… И чувствовала себя такой неблагодарной!

Макрофаг же хотела как лучше, она же о ее безопасности пеклась и столько хорошего для нее сделала. К примеру, однажды ей облили волосы клеем. Отмыть его полностью не удалось, и Эрри боялась, что наставница может на нее рассердиться, а то и обрить ее налысо, как ту непрчесанную клеточку из приюта. Когда же макрофаг критично на нее посмотрела и взяла в руки ножницы, она подумала, что теперь-то уж точно пора попрощаться с любимыми длинными волосами, но та лишь аккуратно выстригла проблемное место и усадила ее с головой, погруженной в тазик с отваром, чтобы убрать остатки. Когда волосы высохли, она с удивлением обнаружила, что те целы, и ничего незаметно.

Кажется, она сказала это вслух. U-4989 рассмеялся и рассказал в ответ историю о том, как однажды знатно вывалился в грязи, а заодно изорвал новую одежду, за что был примерно наказан домашним арестом. «Хоть не в темном чулане», — подумала Эрри. Они не успели договорить, как танец кончился и настала пора объявлять короля и королеву.

Эрри не могла в это поверить, U-4989 только и сказал «ого!», как их схватили под белы рученьки и потащили на подиум. Тут же на головы им были надеты короны, а Эрри вручен огромный букет цветов. Вокруг звучали поздравления и мелькали вспышки фотоаппаратов.

Тут-то заговорщики и привели в действие план мести. Вспыхнул фейерверк. «Шутка!» — закричали подружки Менеджера и захлопали. Сзади кто-то (возможно, сама Менеджер, тайно проникшая на вечеринку) дернул за веревку, и орудие возмездия — ведро полетело вниз.

Однако любители злых розыгрышей просчитались. Бактериальная слизь быстро застыла, прилипнув к стенкам ведра. Когда вся эта масса сверзлась вниз, она не разбрызгалась в стороны, а, подобно снаряду, нанесла сокрушительный удар U-4989 в голову. Он умер практически мгновенно. Шокированная Эрри выронила букет и, зажав рот руками, ошалело таращилась на безжизненное тело того, с кем еще недавно связывала свои надежды.

В толпе вокруг нее смеялись: заговорщики, не понимая еще, что убили несчастного парня, радовались тому, что ее удалось хотя бы напугать. Она же пришла в себя от ужаса, истошно закричала и бросилась бежать так, как будто за ней гнался сам Клеткодьявол. Ощущение было такое, что она снова оказалась в одном из своих кошмаров. Мысли перепутались в голове, она даже не проверила, как U-4989, потому что, сама не зная откуда, знала, что он мертв. Все плыло и пылало, ночной воздух обжег ее своею прохладой, но она не ощущала этого, ей хотелось одного: убежать в поскорее отсюда туда, где безопасно, где привычно, где какой ни есть дом. Пускай ее снова выпорют, запрут в чулане, да хоть что с ней сделают, но все лучше, чем тот ужас.

Но убежать далеко ей не удалось. За углом бара ее уже поджидал дружок Менеджера со своей бандой. Вопящую истошным голосом Эрри схватили и потащили в какой-то сарай на самой окраине капиллярной сети, где швырнули в кучу грязного хлама, сорвали сшитое ею платье, и все по очереди надругались над ней. Такой боли и унижения Эрри еще не знала. Ей казалось, что ее разорвали в клочья. Когда бандиты, наигравшись, бросили ее голую, рыдающую, всю в крови и грязи, ей хотелось лишь одного — умереть. Но еще лучше бы было не просто умереть, а унести этих тварей с собой!

И тут ее желание исполнилось. К ползущей из последних сил к выходу из проклятого сарая девушке пришло нечто. И напоминало оно одного из монстров тех самых страшных кошмаров, когда ее потрошили заживо. Эрри и не подозревала, что случившееся с нею — еще не самое страшное, что могло быть. Что познанная ею боль — пустяк в сравнении с тем, что ее ожидает. Она не видела того, что творилось снаружи, не знала о напасти, постигшей место, где они хотели отметить переход во взрослую и, как они напрасно надеялись, счастливую жизнь, не видела и мертвой официантки-гепатоцита, распластавшейся на заднем дворе, и того, что ее убило…

Мерозоит было имя чудовищу. Было оно невелико, тоще и вытянуто, с бессмысленно мигающими красными подслеповатыми глазенками и маленьким слюнявым ртом. Видимо, оно нашло девушку по запаху крови или по звуку, так как хорошим зрением не обладало, как и всякий паразит. Мерозоит приблизился к Эрри и, пользуясь ее замешательством и растерзанным состоянием, неожиданно быстро накинулся на нее. Эрри не сопротивлялась. Ее любимый погиб, а она была осквернена и растерзана. Ей незачем было больше жить. Она пыталась бороться за свое счастье, но ей уготованы были лишь горе и позор.

Чудовище принялось ощупывать ее, пробуя все отверстия, до которых могло дотянуться, совало щупальца в рот, в нос, уши, оценивало окровавленную промежность. После, словно бы передумав туда втискиваться, стремительно взметнулось вверх и ринулось, прогрызая дыру в животе. Все было как в самом кошмарном сне, в нее залезали, разрывая ее внутренности, и надевали как костюм на себя.

Несчастная, безнадежная Эрри, ее жизнь была кончена. После нескончаемой адской боли она умерла и возродилась чудовищем, и призвала других чудовищ, и стала их ушами, глазами и разумом.

— И сказал Он: «В Судный день я приду за вами и спрошу с каждого из вас, и те, кто замышлял зло против меня, будут повержены!» — произнесла она не своим голосом и двинулась туда, где были ее обидчики.

Надругавшаяся над ней банда не успела далеко уйти. Их облепили такие же мерозоиты и совершили акт эндоцитоза, разорвав кому-то брюхо, а кому и зад. Главарю оторвали голову. Эрри демонически хохотала над поверженными насильниками и пинала голову главаря, аки мяч. После они направились к бару печени.

У входа в бар обнаружилась Менеджер. Она курила на крылечке, поджидая дружков с красочными рассказами о том, как они порезвились с этой сучкой. Она бы и сама хотела на это посмотреть, но вынуждена была заметать следы, переодеваться и выныривать через черный ход, так что опоздала к веселью. Однако, увидев сперва голую, окровавленную, с горящими глазами и зияющей дырой в животе Эрри, она обалдела, а потом, когда вслед за той из темноты показались ее подручные паразиты вместе с парочкой захваченных ими бандитских тел, Менеджер издала дикий визг и бросилась бежать, но не успела. Бывшие дружки, с такими же горящими безумием глазами и такими же страшными ранами на телах, схватили ее и начали рвать на ней всю одежду. Они повалили ее наземь и принялись хватать за все места. Менеджер истошно верещала и звала на помощь.

— Ты что, шуток не понимаешь? — издевательски спросила Эрри. — А говорила, что любишь веселые розыгрыши, — она зловеще расхохоталась. — Сейчас мы тебя разыграем!

Она подала сигнал, и одержимые паразитами верзилы набросились на нее с новой силой. Ее начали щипать и кусать, царапали ногтями, оставляя глубокие кровоточащие следы, и облизывали, пробуя на вкус. Один так увлекся, что вырвал ей клок волос.

— Нет! Не надо! — кричала та из последних сил. — Прости меня! Я не хотела! Я же просто пошутила!... А-а-а!..

— Ну так и я пошучу, — широкая улыбка маньяка, такая неестественная и ужасающая, играла на лице Эрри, ставшей монстром. — Это будет даже смешнее, чем изнасилование всей бандой, — пообещала она.

Громилы схватили визжащую от страха бывшую подельницу и развели ей ноги в стороны, едва не сломав их. Эрри стояла над ней, поигрывая позаимствованным у одного из бандитов ножом и очень, очень нехорошо усмехалась. Когда же Менеджер увидела промеж своих разведенных и почти вывихнутых ног паразита, она не выдержала и обмочилась. Паразита это, судя по всему, лишь обрадовало, и он устремился вперед, желая опробовать это тело, желая проникнуть в него.

— Ничего, — прокомментировала Эрри, видя, как тот примеряется к ее отверстию, — будет маловато, мы его расширим, — она помахала ножом.

Менеджер издала последний вопль и отключилась, навсегда.

Когда же Эрри появилась в зале, где буквально только что царила атмосфера веселья, и где погиб ее возлюбленный U-4989, там уже начиналась паника. Сперва суматоха поднялась из-за U-4989, которого безуспешно пытались реанимировать сразу после побега Эрри, а затем официанты-гепатоциты начали вести себя как-то странно: шатались, как пьяные, роняли все подряд, некоторые принялись кататься по полу. У одного из них пошла кровавая рвота, а после началось…

Зараженные еще не созревшим плазмодием гепатоциты падали, чудовища вырывались наружу и стали кидаться на гостей, пока еще разрозненно и неуверенно. Атакуемым ими клеткам сперва удавалось отбиваться, но с появлением Эрри ситуация изменилась, и в зале воцарился хаос. Под ее предводительством паразиты захватывали живых и пожирали павших. Сама Эрри двигалась неспешно прямиком к подиуму, где все еще лежало бездыханное тело U-4989. Она опустилась перед ним на колени, наклонилась, чтобы поцеловать, гладила по голове, а после широко разинула рот, ставший похожим на пасть. Вместе навечно…

Хаос нарастал. Выжившие пытались вырваться, но все ходы были перекрыты. Нарождающийся малярийный плазмодий заражал эритроциты один за другим, и правила этим балом безумия Эрри. Подчиненная своему паразиту, она была главой их коллективного разума, добровольно отдавая остатки своего сознания, она не сопротивлялась, она жаждала лишь убивать. Зараженные наступали, окружали «живых» и после акта эндоцитоза те присоединялись к вражеской армии. Их становилось все больше и больше. Даже еще не созревшие вторженцы были очень и очень опасны. А главное, коварны: спрятавшись внутри эритроцитов, они впоследствии становились невидимы для иммунных клеток.

В тот день в организме случилась настоящая катастрофа. Наставница макрофаг, прибывшая на место нападения вместе с другими иммунными клетками, встретилась с Эрри лицом к лицу.

— Я молилась о спасении твоей души, моя девочка, — сказала она скорбно. — Я пыталась уберечь тебя от греха, но ты ослушалась, и вот результат. — Она достала из-за спины здоровенный топор. — Но ничего, мы все исправим. Я убью тебя, чтобы спасти от зла.

— А шла бы ты?.. — оскалилась в ответ Эрри и засмеялась не своим голосом. Она была похожа на одержимую всеми клеточными демонами разом.

Они рванули навстречу друг другу и столкнулись одновременно. Макрофаг взмахнула топором и оттяпала Эрри руку, взмахнула снова, чтобы снести голову и тут увидела, как из ее распоротого живота вываливаются внутренности, оказалось, у Эрри был нож… Но это никого из них не остановило, и следующим ударом Эрри перерезала ей глотку, а топор макрофага вошел ей посреди головы от темечка до переносицы.

Они упали одновременно.

— Прости, — пробулькала макрофаг и умерла.

— Я люблю тебя… мама… — прошептала Эрри, у которой за миг перед концом прояснились остатки сознания, и тоже отдала концы, жалея о том, что все так вышло.

А битва тем временем продолжалась, и продолжаться ей еще очень и очень долго, почти бесконечно, неизлечимо… хронически…

«Бойся, клетка, ведь в ночи клетконнокер в дверь стучит! За тобою он придет, твою душу заберет!»

Моноцит проснулся весь в холодном поту. Снова ему снился странный сон, содержания которого он не помнил, только голос, который куда-то звал за собой, манил, гипнотизировал. Не пойти за ним было нельзя, но и пойти тоже — там должно было случиться что-то плохое.

Словно бы в полудреме он брел по местности, которая вроде бы была ему знакома, а вроде бы и нет. Он отходил от дома все дальше и дальше, пока не забрел в самую глушь. Кругом возвышались старые сосны и ели, лес быстро густел, и только тонкая просека вилась под ногами. Долго ли коротко ли брел он, уходя в чащу, он не помнил. Очнулся моноцит только тогда, когда споткнулся и полетел кубарем.

Придя в себя после падения и потирая ушибленные места, он осмотрелся, пытаясь понять, за что же он зацепился. В голове почему-то вертелась мысль о том, что ему сделали подножку. Но ведь никого тут не было. Наверняка это был торчащий из земли корень или что-то такое. Однако ни корня, ни камня, чтобы зацепиться, не обнаружилось. Зато взору моноцита предстал торчащий из земли край чего-то… Непонятно чего. На вид вроде как металлический. Любопытство взяло верх, и моноцит попытался раскопать его носком сапога, но не тут-то было: судя по всему, это нечто было намного больше, чем он себе представлял.

Поначалу моноцит решил, что эта штуковина его не волнует, и направился домой, но любопытство принялось терзать его и терзало все с новой и новой силой. Чем больше он думал об этой штуковине, тем больше уверялся в том, что в ней что-то есть. В конце концов он пришел к выводу, что было бы неплохо ее раскопать.

Какое-то время он еще раздумывал, стоит ли тратить время на не пойми что, но ноги сами так и несли его на то место.

День или два спустя он проснулся весь в грязи и обнаружил, что спал в обнимку с лопатой. Тогда он понял, что ходил во сне. И не только ходил, но и хорошенько поработал. Он не знал, что и подумать и как поступить, но от мыслей его отвлек звонок. Это были приятели, решившие заехать к нему в гости. Он обрадовался и даже представить себе не мог, что уже к вечеру они всей компанией пойдут смотреть на ту странную торчащую из земли штуку, которую он начал раскапывать, сам не помня как.

* * *

— Да-а-а, приятель! — сказал один.

— Занятная штуковина! — согласился второй.

— Вот, решил раскопать, а что-то непохоже, что… ну…

— Не похоже, что осилишь такую болванку в одиночку.

— Так мы поможем.

— Почему бы и нет.

Они принялись с энтузиазмом копать, но вскоре поняли, что тут нужно гораздо больше народа, а еще нужна техника, без нее ну никак. Моноцит согласился и постарался улыбнуться. Он чувствовал себя неважно, но не хотел беспокоить друзей. Те нехотя оторвались от раскопок и потащили его ужинать, заметив, что он похудел, и что ему ни в коем случае нельзя пропускать ужин.

* * *

Эритроцит АЕ-3803 и лейкоцит U-4989, сдружившиеся еще во время той жуткой истории в Клеткосалеме, ехали вместе на автобусе, так как драндулет АЕ все же приказал долго жить, и ни какой ремонт не смог его уже реанимировать. АЕ везла кислород, U-4989 направлялся по своим делам, но решил составить ей компанию, раз уж все равно им было по пути.

Они вышли на остановке у Клеткохейвена и осмотрелись. В городе было пусто.

— Ой, неужели и тут происходит то же, что случилось в Клеткосалеме? — хлопала глазками АЕ.

— Не обязательно, — почесал в затылке U-4989 и заозирался. — Может, все заняты, — предположил он.

— Чем?

— Ну-у… чем-нибудь.

Они направились по тому адресу, который был записан у АЕ в блокноте, но никого не нашли, только странное устройство, собранное из подручного материала поприветствовало их, весело звякнув при входе в лавочку. Дверь была не закрыта, а хозяев не наблюдалось. Они хотели подождать немного, но тут увидели на прилавке записку, гласившую: «Ушли на раскопки». Какие раскопки? U-4989 и АЕ озадаченно переглянулись. АЕ была в недоумении, U-4989, честно говоря, тоже.

Они вышли обратно на улицу и стали думать, не зайти ли в полицейский участок или на почту, которая была ближе, и расспросить, куда это делись хозяева, может быть, даже оставить посылку там в крайнем случае, попросив расписаться кого-то из служащих.

Но везде оказалось так же пусто, как и в лавочке. Растерянно глядя вокруг, U-4989 и АЕ стояли посреди площади и размышляли как быть дальше. Вдруг издалека послышалась веселая песня, и на площади появились тромбоциты. Они бодро шагали в ряд и распевали «Славный денек». Они подошли к стоящим посреди площади АЕ и U-4989 и поздоровались. Те поприветствовали их, и тромбоциты на вопрос куда все подевались, поведали им, что жители города ушли на раскопки. А потом наперебой стали рассказывать о чудесной находке в лесу, которую все раскапывают-раскапывают и никак не раскопают: во-о-от такая огромная там штуковина! Хозяин лавочки наверняка тоже там.

U-4989 и АЕ решили пойти на раскопки и полюбопытствовать. Не то чтобы они никуда не торопились… Только взглянут одним глазком на то, что же там такое откапывают дружно всем городом, и обратно. Они даже представить себе не могли, чем это обернется.

На раскопках трудился весь город! Они откапывали огромную блестящую штуковину. АЕ стало вдруг очень интересно, что там внутри. Она точно знала: внутри что-то есть. «Тук-тук!» — услышала она у себя в голове.

Вдруг клетки вокруг них начали раскачиваться и повторять: «Клетконнокеры, тук-тук!»

И АЕ с ее другом внезапно очень захотелось их увидеть. Они тут же решили помочь копать местным и так увлеклись, что потеряли счет времени.

Когда ни тот, ни другая не вышли на работу, друзья и коллеги забеспокоились и отправились их искать. Нейтрофилы U-1146, U-2048 и U-2626 узнали адреса, по которым должна была доставлять кислород АЕ-3803, сверили с предполагаемым маршрутом приятеля и прочесали все возможные места, где эти двое могли оказаться, особенно вместе. И таким местом оказался Клеткохейвен — маленький городок к востоку от Клеткодерри.

Разумеется, их тоже поразила странная обстановка в городе. Они точно так же безрезультатно потыкались туда-сюда, пока не наткнулись на стайку веселых тромбоцитов, рассказавших им про раскопки и во-о-от такую штуковину. Они также отправились на раскопки, обнаружили там искомых товарищей и несказанно обрадовались. После, под неодобрительными взглядами копателей, силком вытащили их из котлована, образовавшегося вокруг странной железной штуковины, и откантовали подальше. На все расспросы ни U-4989, ни АЕ не смогли дать вразумительного ответа. Вместо этого они несли какую-то чушь.

— Они говорят с нами, — говорила АЕ восторженно. — Как же хочется поскорее увидеть их!

— Кто они?

— Клетконнокеры, — пояснил U-4989.

— Ты прикалываешься? — переспросил U-2626.

— Кто это? — спросил U-1146.

— Это же детская страшилка, — сказал U-2048, а остальные посмотрели на него с интересом.

— Что за страшилка? — U-1146, который совершенно не припоминал ничего хоть сколько-то похожего.

— Ну помните, нас еще в детском саду старшие ребята пугали: «Бойся, клетка, ведь в ночи клетконнокер в дверь стучит! За тобою он придет, твою душу заберет!» Их еще иногда барабашками называли. Некоторые их боялись даже больше, чем Бабайку!

— А, — кивнул U-2626, U-1146 наморщился, пытаясь представить, как эти барабашки с бабайками могли выглядеть, и силясь вспомнить, почему их вообще надо было бояться, но воображение рисовало лишь нечто похожее на виданные им ранее бактерии: уродливые мохнатые палочки с жгутиками.

— Клеткобайку про Бабайку, расскажи мне, расскажи, — веселился U-4989, который явно был не в себе.

— Ага, — покивала головой АЕ, выглядевшая ничуть не лучше, чем U-4989, — это точно они, клетконнокеры.

Нейтрофилы переглянулись и решительно взяли горе-копателей под белы рученьки.

— Короче, вы идете с нами и обо всем нам подробно расскажете.

— Нет! Нам надо копать! — возразила АЕ.

— Много копать! — подхватил U-4989.

Но друзья их не слушали. Они уже тащили их в местное кафе, где, по их разумению, можно было спокойно посидеть, перекусить и подумать.

* * *

Нейтрофилы, которые невероятными усилиями вытащили друзей с раскопок, после обеда задремали. Кажется, их усыпил игравший в кафетерии музыкальный автомат, к которому были прикручены миксер, кофеварка и еще какие-то непонятные штуковины. Когда они проснулись, U-4989 и АЕ уже след простыл.

В последующие пару дней они всеми способами пытались вытащить их с проклятых раскопок, но все было без толку. U-4989 и АЕ каждый раз ловко сбегали обратно, и никакими силами невозможно их было выманить, а тем более убедить, что они, вообще-то, прогуливают работу, и им давно надо быть дома.

Вместе с этим начали происходить все боле и более странные вещи. Клетки, контактировавшие со странным торчавшим предметом, стали или сходить с ума или трансформироваться, превращаясь в уродливые подобия себя. Моноциты облепили плотной живой изгородью странный объект и начали срастаться в огромные многоядерные клетки. Друзья не знали, что тут вообще происходит, но было похоже, что странная штуковина распространяла вокруг себя какой-то патоген, вероятно, токсин или что-то подобное, но они в этом совершенно не разбирались.

Сами нейтрофилы с каждым проведенным здесь часом чувствовали себя все хуже, еще и в голове появилось нечто похожее на стук и какой-то шум, напоминающий помехи радио, от чего начинала болеть голова. Местные же уверяли, что не стоит сопротивляться шуму: это с ними пытаются говорить клетконнокеры, которые рассказывают удивительные вещи и объясняют, как собрать любое изобретение, какое захочешь. К примеру, один местный базофил сделал такую штуку, которая позволяла ему сочинять во сне стихи и записывать, пока он спит. Нейтрофилы отвечали, что очень рады за них всех и особенно за того базофила, дивились некоторым изобретениям, но желания вступать в контакт с этими ноккерами не изъявляли.

— Вот что я вам скажу, — начал U-2048, когда приятели остались одни, — я не трус и готов сразиться с кем-то вроде бактерий, врагами очевидными и понятными, но я не могу и не собираюсь противостоять непойми чему.

Его товарищи не могли с этим не согласиться.

— Здесь нужны специалисты, — сказал U-1146 и беспокойно посмотрел на АЕ, Красненькую, как он ее про себя называл. Она и U-4989 выглядели как блаженные идиоты и все время повторяли: «Копать, копать, копать…»

— Да уж, показать бы их клеточному психиатру, — задумчиво протянул U-2626.

— Предлагаю следующее, — U-2048 заговорщически понизил голос, словно опасаясь, что за ними наблюдают, — хватаем этих двоих и мотаем отсюда в базофиловой бабушке. Затем сообщаем дендритным клеткам в ближайшем информбюро о том, что здесь творится какая-то клеткоересь, пускай высылают экспертов и разбираются.

— По-моему, это лучший вариант, — согласился U-2626, которого терзало непонятное беспокойство с момента появления в Клеткохейвене.

— Так и сделаем, — подтвердил U-1146.

Они развернулись и внезапно вырубили U-4989 и АЕ, искренне надеясь, что тем было не очень больно, затем покрепче связали, погрузили в одолженное на местной стоянке авто и погнали так, как будто за ними гонятся клеточные черти или даже сам Клеткодъявол. Однако никто их не преследовал, только в голове все настойчивее стучало. Как ни странно, сперва все шло хорошо, но на границе Клеткохейвена внезапно забарахлил мотор и спустили задние колеса, из-за чего друзья едва смогли избежать серьезной аварии. Отделавшись ушибами и ссадинами, они взвалили связанных на плечи и поплелись дальше пешком, чувствуя, как неприятный шум в голове, перемежающийся стуком чертовых барабашек, затихает.

* * *

Несколько дней спустя они узнали о том, что ситуация в Клеткохейвене была критической, в городе был объявлен карантин, а сам город оцеплен лимфоцитами. Некоторых деффектных пришлось уничтожить, остальные были под наблюдением. К тому времени, как подоспели специалисты, странный объект был раскопан полностью и, по утверждению местных, в нем оказались пришельцы, которых те называли клетконнокеры, как тех персонажей из детских страшилок. Никто не мог объяснить, почему. Специалисты, приступившие к изучению, объекта также пострадали. Некоторые из них уверяли, что это были токсины, исходившие от объекта, другие спорили, утверждая, что там находились споры неизвестного вируса.

Выяснить правду так и не удалось. На месте раскопок начался сильнейший воспалительный процесс, под неопознанным объектом скапливался экссудат, ткани вокруг кровоточили. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы внезапно над головами клеток не разверзлось небо, и неопознанный объект, ожил и внезапно взмыл ввысь, уходя за пределы видимости, навсегда покидая организм, где неизвестно сколько времени находился в плену. Тромбоциты, как самые глазастые, рассказывали после, что объект улетел не сам, а к нему протянулись огромные металлические когти прямо из-под купола вселенной и с силой вырвали его, унося в космос.

Одно радовало: U-4989 и АЕ-3803 пришли в себя и чувствовали себя нормально. Оба благополучно вернулись на работу, ведя себя вполне обыденно. Они почти ничего не помнили ни про раскопки, ни про то, что вообще побывали в Клетхохейвене.

* * *

P. S.

АЕ направлялась по своим делам, толкая тяжелую и весьма неудобную тележку с ящиками. Она думала о том, как было бы славно перевозить их на более подходящем транспорте и не тратить лишних усилий. И тут ее осенило. Она оставила тележку у склада, где хранилось разное оборудование, открыла шпилькой замок и вошла внутрь. Там она быстро отыскала свой старый списанный драндулет — мотороллер «Эри-007», а также кучу полезных деталей и ящик с инструментами. Раскрутив ту часть, где покоился отслуживший свое мотор, она улыбнулась и принялась за дело. Теперь-то она знала, как сделать из него настоящий супертранспорт, способный загружать ящики без чьей-либо помощи. Стоило только услышать: «Тук-тук!» в голове и мысленно ответить: «Не заперто».