I always remember this moment (джен)

В покоях и коридорах Храма джедаев царила тишина. Обычно ее не нарушало ничто, но в последний неполный год порой случалось всякое. И не сказать, что редко.

— А-а-а-а-а-а!

Десятилетний Энакин Скайуокер проснулся и подскочил в кровати. Пропитанные потом волосы стояли дыбом, сердце в груди колотилось так, словно пыталось пробить себе выход наружу. Энакин выдохнул, провел рукой по мокрому лбу. «Фу-ух, это всего лишь сон! Как же приятно проснуться!»

— Энакин, что с тобой?

Рядом прошуршала дверь в комнату учителя, потом послышались едва различимые шаги и легкий шелест ткани. Три луны Корусанта ярко светили в окно маленькой комнаты Энакина, и в этом свете он разглядел склонившегося над ним Оби-Вана в наспех наброшенном плаще.

— Опять видение? — спросил учитель.

— Нет, — помотал головой Энакин. — Это было… не будущее. Просто сон о прошлом. Но такой ужасный!

— Расскажи. — Оби-Ван опустился на пол, скрестил ноги.

— Мне снились гонки на Татуине… ну, те самые. Я почти дошел до финиша, и тут Себульба подрезал меня, а потом кто-то врезался сзади… Мой кар бросило вперед — прямо в камни… а потом взрыв… так горячо и больно… А потом мама… она так плакала… Это было ужасно, учитель!

Энакина трясло, он сам чуть не плакал — и наконец не сдержался. Слезы лились по щекам, принося хоть малое, но облегчение.

— Успокойся. — Оби-Ван вытер ему слезы рукавом плаща, легонько пожал руку. — Это просто сон. Такое бывает у всех, и у меня тоже. Ты, наверное, опять забыл вчера помедитировать перед сном.

Ну да, если честно, то забыл, мог бы сказать Энакин. Но как объяснить учителю, что чем больше он медитирует, тем чаще они к нему приходят? Нет, не обычные кошмары, а то, чего он боится больше всего. Видения будущего. Они всегда были страшными и непонятными. А еще он знал, что все они обязательно сбудутся.

— Угу, — признался Энакин, повесив голову. — Но я буду стараться, учитель! Если бы только это помогло…

Казалось, Оби-Ван не сразу нашелся с ответом.

— Энакин… — Он глубоко вздохнул. — Я тоже буду стараться понять тебя. Мы вместе будем искать наш путь, наш общий путь. Только прошу тебя: ничего не таи от меня, рассказывай все как есть — что ты чувствуешь, о чем думаешь, о чем тревожишься. Я же знаю, что ты скучаешь по маме.

— Скучаю… — Слезы едва не полились вновь, но Энакин сумел сдержаться: джедай он или нет, в конце концов? — Учитель, я тут подумал: то, что мне приснилось, могло случиться на самом деле?

— Наверное, могло. И в том, что этого не случилось, твоя заслуга как пилота. — Оби-Ван ободряюще улыбнулся.

— Просто… — Энакин старался подобрать нужные слова. — Если бы так случилось, Квай-Гон был бы жив?

Улыбка Оби-Вана исчезла мгновенно, словно песчаный нанос под первыми дуновениями близящейся бури.

— Я не знаю, Энакин, — сказал он наконец. — Знаю только, что думать о прошлом — это не путь джедая. Прошлое — прошло, и его не изменить, хотя порой очень хочется. У нас есть только настоящее…

— От которого зависит будущее, — подхватил Энакин, начиная потихоньку успокаиваться. — И еще надо думать о том, что здесь и сейчас.

— Верно. — Улыбка вернулась на лицо учителя. — А здесь и сейчас у нас ночь, когда нужно отдыхать. Поэтому спи и не думай больше ни о чем плохом.

— Вы только не уходите, учитель, ладно? — попросил Энакин. — А то мне как-то неуютно.

— Хорошо, не уйду.

Оби-Ван так и продолжил сидеть рядом с кроватью Энакина. А сам он поворочался минуту-другую, сперва укрылся с головой, потом лег на живот, потом снова на спину. Но сон никак не шел.

— Учитель… — Энакин вылез из-под одеяла. — Я не могу уснуть. Не получается.

— Ну, советовать тебе считать убитых ситхов, как делали в детстве мы с друзьями, я не стану. Даже не знаю, что же здесь можно придумать…

Он замолчал, и Энакин слегка устыдился: учитель, поди, тоже хочет спать, а он не дает. Нехорошо как-то выходит… И вдруг до него донеслись едва различимые слова:

Спать пора, уж за окошком

Ночь раскинула ладошки…

Незамысловатая мелодия несла их, как ветер несет песчинки — или, скорее, как вода несет брошенный на нее лист. Энакину нравилось это зрелище: он любил так развлекаться, когда никто в Храме его не видел.

Но песня… Откуда она взялась? Энакин открыл глаза — и понял, что это поет Оби-Ван. Он сидел, чуть прикрыв глаза, с легкой улыбкой на лице, а с губ срывались те самые звуки.

— Учитель, это вы поете? — брякнул Энакин, нарушив тихое очарование. — Что это за песня? Откуда вы ее знаете?

— Да так… вспомнил. — Оби-Ван слегка покраснел и отчего-то разом сделался моложе, несмотря на недавно отпущенную бороду. — Когда-то мы с Квай-Гоном побывали на одной планете. Там я и услышал эту песню — колыбельную, которую какая-то мать пела своим детям. Эта колыбельная очень понравилась мне… может быть, потому, что мне самому было тогда всего тринадцать. Ну, а дальше сработала привычка запоминать.

— Очень красиво, — искренне похвалил Энакин. — Спойте мне ее всю, пожалуйста!

— Ну… даже не знаю, стоит ли… — Казалось, Оби-Ван смутился.

— Пожалуйста, спойте! Мне мама тоже пела, хотя такую песню я никогда не слышал. Но очень хочу послушать! Она поможет мне уснуть.

— Разве что так… — Оби-Ван придвинулся ближе, взял Энакина за руку. — Правда, мне говорили, что у меня на ушах дружно сплясали гандарк с ранкором, но я попробую.

— А мастер Йода говорит, что не надо пробовать — надо делать или не делать, — ввернул Энакин с хитрой улыбкой.

— Тоже верно, — ответил учитель. — И я рад, что ты не ловишь нетопырок на уроках мастера Йоды, а слушаешь и запоминаешь. А теперь закрывай глаза и спи.

— Угу… Спокойной ночи, учитель…

Энакин улегся поуютнее, не отпуская руки Оби-Вана. А тот тихонько запел:

Спать пора, уж за окошком

Ночь раскинула ладошки,

И блестящий бледный месяц

Шепчет: «Глазки закрывай».

Звезды на небе мерцают,

Путь твой детский освещают,

Забирают боль, тревогу,

Шепчут тихо: «Засыпай».

Сон тебе приснится ясный,

Не грозит тебе опасность.

Спи, мой милый, мой хороший,

Засыпай.

Мягкий голос с едва различимыми глубокими горловыми нотками убаюкивал и успокаивал, удивительно сочетаясь с простыми словами колыбельной. Светлая, теплая волна Силы, текущая вместе с голосом Оби-Вана, окутала Энакина, унесла прочь все кошмары и мрачные мысли. «Спасибо, учитель», — подумал Энакин в дремоте, прежде чем уснуть окончательно.

Оби-Ван умолк. Слегка потянул затекшую руку, и она легко выскользнула из сонных пальцев падавана. Молодой учитель улыбнулся сам себе, тихо поднялся и ушел, не разрывая незримую связь в Силе.

С каждым днем, с каждой такой ночью она делалась крепче.