Сознание как источник магии (гет)

«Легилименция позволяет не только считывать образы и мысли, но и управлять разумом. Она может изменить его, подчинить себе или, наоборот, освободить. Зародить сомнения или вселить уверенность. Вылечить или убить».

Из текста «Сочинения о магии разума» неизвестного автора времён Основателей Хогвартса.

На Косой аллее наступал вечер. Сырость и лондонский туман окутывали все вокруг, создавая давящую атмосферу. Людей на улице почти не было; свет нигде не горел, лишь витрины аптеки светились, словно маяк для заблудших кораблей.

Я открыла дверь и вошла внутрь. Несмотря на яркий свет, в магазине никого не было, и ощущение тревоги не покидало меня. Я знала, что должна быть здесь, и одновременно нечто внутри подсказывало: что-то не так, надо как можно быстрее бежать прочь.

С верхнего этажа доносились голоса и смех, но они не давали утешения — напротив, лишь усиливали моё беспокойство. Я чувствовала, как напряжение нарастает, голоса становятся тише, и вдруг послышался едва слышный звук, похожий на плач. Мои инстинкты начали подавать сигналы тревоги, и я ощутила, как холод пробирается в самую душу.

Я вынула палочку и, поднявшись на второй этаж, направилась к двери склада. В этот момент всё вокруг потемнело, пространство заполнил истошный, полный ужаса крик, и я вдруг с удивлением поняла, что это я кричу — от невыносимой боли, страха и отчаяния. Тёмная магия обвивала меня, затягивая в бездну безысходности. Я чувствовала, как сердце колотится в груди, а дыхание перехватывает от паники.

«Что происходит? Почему я здесь?» — метались мысли в голове.

Я попыталась укрепить свои ментальные щиты, но либо мне это не удалось, либо они не могли оградить меня от страха, боли и темноты, которые заполнили все вокруг. Каждая клеточка моего тела кричала о помощи, но меня никто не слышал. Я была одна, запертая в этом кошмаре, и ощущение безысходности сжимало меня, как железные тиски. Я старалась сосредоточиться, найти в себе силы, но тьма лишь углублялась, поглощая весь свет, всю радость, все надежды.

Вечернее солнце, устало скользя по крышам старых фабрик, окрашивало небосвод в багряно-красные оттенки, безуспешно пытаясь оживить серый, невыразительный пейзаж, а тени длинных труб, выбрасывающих черный дым, тянулись по асфальту, словно призраки забытых надежд. Коукворт, с его угрюмой архитектурой и бесконечными рядами однообразных кирпичных зданий, напоминал корабль, потерпевший крушение на рифах бескрайнего океана времени. В воздухе витали запахи машинного масла и угля, смешиваясь с кислым привкусом ржавого металла, который обвивал улицы, как старая шаль.

Окна домов, покрытые пылью и запотевшие от сырости, стали немыми свидетелями того, как на одной из улиц города с легким хлопком материализовался из густого воздуха высокий человек. Он был облачен во все черное, как будто сам был частью этого безжизненного пейзажа. Поднимаясь по каменным ступеням крыльца, он перемещался со спокойной грацией хищника на охоте, но в поступи его чувствовалась усталость. Незаметным движением Северус Снейп снял с входной двери своего дома защитные заклинания, которые сохранял и обновлял даже сейчас, спустя пять лет со времени Последней битвы, и опустил руку в карман мантии, чтобы достать ключи.

Кисть свела судорога, и проклятая связка упала с характерным тихим шумом, однако Снейпу показалось, что раздался перезвон Биг Бена. Поминая про себя Мерлина и всех рыцарей Камелота, он нагнулся, поднял ключи с крыльца и вставил один из них в замочную скважину. Снейп всегда запирал дверь на ключ, но скорее для соблюдения традиции, чем ради безопасности: его защитные заклинания не смог бы пробить и весь аврорат в полном составе.

На этот раз открыть замок получилось без проблем, и он вошёл в прихожую. Еще одна привычка, приобретенная во время Второй Магической войны, — проверять помещение на зловредные заклятья или чье-либо присутствие — в этот раз осуществилась лишь с третьей попытки.

Снейп снял теплую мантию (первая учебная неделя в этом году выдалась прохладной) и повесил её на единственный целый крючок старой настенной вешалки. К нему никто не приходил, поэтому он не устранял повреждения, не видя смысла в ремонте. А вешалка, даже в её нынешнем виде, приемлемо выполняла свои функции. Снейп наклонился и вновь вспомнил о родственниках Мерлина. Эффектные полуботинки с заостренными носами прекрасно гармонировали с его одеждой, но как же было неудобно снимать их вечером, особенно когда он находился в таком состоянии, как сегодня. Тем не менее, спустя пару минут сопротивление обуви было побеждено, и Снейп неспешно направился по коридору вглубь дома.

Маленькую кухню освещали закатное солнце и газовые уличные фонари, и было достаточно светло, поэтому Снейп не стал зажигать лампы. Обойдя небольшой круглый обеденный стол, он наощупь зажёг плиту, налил воды в чайник и поставил его кипятиться. Он немного постоял, прислушиваясь к сразу же слабо зашумевшей воде, и подошел к окну. Почему-то вдруг стало невыносимо душно; к тому же его начало подташнивать из-за головной боли, и он открыл узкую форточку. Промозглый, не самый чистый в мире, но прохладный воздух Коукворта не слишком-то «проветривал» помещение, однако Снейпу стало легче. Сквозь окно на кухню проникали звуки — шум фабрик, глухой плеск воды в грязной реке, отголоски разговоров, и, кажется, вдали кто-то смеялся. Снейп стоял, опираясь руками о подоконник, и внимал этой симфонии, которая не имела к нему отношения, но, тем не менее, заполняла пространство вокруг, как старый мотив, давно забытый, но все еще знакомый. Бледное лицо его не выражало эмоций, только глаза были наполнены печалью, но Снейп привычно отмел и стер в своем сознании все лишние эмоции. Одиночество давно было его утешением, как шерстяной плед в холодную ночь, как и сам Коукворт — неприветливый, но знакомый дом. Тут взгляд Снейпа остановился на пустом стеклянном графине, и он вспомнил, как сильно заболел этой весной, а обычные зелья ему впервые не помогли. Он не мог встать с кровати, гордость не позволила ему просить кого-либо о помощи. И вот, в одну из ночей, когда ему — казалось бы простое желание! — просто захотелось пить, выяснилось, что совершенно некого попросить принести стакан воды, а колдовать он не мог: сознание и мысли путались, как в бреду. Но он справился тогда, справлялся во время войны, справлялся ранее, а значит, справится и дальше. В конце концов, жить — это уже само по себе неплохо, не так ли?

На улице начался мелкий дождь, который принёс с собой хоть какое-то подобие свежести. Снейп взял с подоконника почти пустую склянку с зельем и вытащил пробку. По привычке понюхав фиал, он опрокинул его содержимое в себя. Уже через несколько секунд головная боль и тошнота постепенно стали отступать, и Снейп открыл небольшой шкафчик в углу, чтобы присоединить пустой фиал к десятку таких же (раз в месяц он относил их обратно в аптеку), но выронил из-за новой судороги.

«Какого Мерлина!»

Он поднял стекляшку, которая не разбилась, а лишь с укоризненным звоном прокатилась по полу до шкафа.

«Было бы понятно, если бы я был пьян, но я ведь трезв, как стеклышко», — с досадой подумал Северус, аккуратно пристраивая фиал в компанию его собратьев.

Самое неприятное, что подобное происходило с ним уже довольно давно. «Хотя нет, — поправил себя Снейп, — это просто неприятное. А вот самое... паршивое — да, такая формулировка лучше, — это то, что с начала лета я не в состоянии сам сварить более-менее сложное зелье».

Прижавшись горячим лбом к прохладной поверхности шкафа, он продолжил размышлять. «Вот и Минерва сегодня опять заметила мое состояние, даже заставила пойти к Поппи. Я, видите ли, плохо выгляжу! Да я плохо выгляжу последние лет... двадцать!» — вдруг разозлился он, но быстро взял себя в руки. Сейчас, когда война была давно закончена, и не нужно было больше шпионить, притворяться перед «своими» и «чужими», он стал мягче. Конечно, Северус по-прежнему не мог бы считать себя душой компании, и все же он изменился; вот только та тьма, которую он тщился скрыть даже от самого себя, все еще порой давала о себе знать.

Чайник на плите зашумел громче, словно напоминая о времени, которое, как и мысли Северуса, текло медленно, но неумолимо. Снейп открыл шкаф и вынул из него чашку, подаренную ему студентами его самого первого выпуска Слизерина в Хогвартсе. Если бы кому-то пришло в голову заявить, что это любимая кружка профессора, он бы презрительно скривился в ответ и ядовито пошутил о «любимых вещах». Однако чай пил только из неё. После того, как он оправился от укуса Нагайны, он почти ни с кем не общался вне работы, замкнулся в себе и просто жил, занимаясь преподаванием и собственными исследованиями. Часто сотрудничал с отделом Тайн, который продолжал разбирать и изучать темномагические артефакты, оставшиеся или найденные сразу после Второй Магической войны в результате аврорских рейдов, в первую очередь, в Лютном переулке. Вот только теперь, когда необходимость ежеминутно рисковать жизнью отпала, и в холодной отстраненности уже не было нужды, выяснилось, что без простой человеческой заботы, без возможности быть понятым, жизнь Снейпа стала декорацией, на фоне которой он шёл вперед, не в силах остановиться и оглянуться, хотя сам себе он в этом не признавался до конца.

Когда чайник засвистел, Северус погасил плиту, закрыл глаза и потер руки, которые легко подрагивали. Когда дрожь утихла, Снейп аккуратно высыпал немного улуна из баночки в серебряное ситечко, опустил его в кружку и залил горячей водой. Ещё немного постояв на кухне, он прошёл в гостиную. Здесь окно всегда было задернуто тяжелыми портьерами, и свет с улицы сюда не проникал. Однако света с кухни было все еще достаточно, чтобы Снейп и тут не стал зажигать лампы. Тем более, что он прекрасно ориентировался в своем доме, так как все вещи в нем всегда лежали и стояли на одних и тех же местах.

У стены гостиной, под занавешенным темно-зелеными портьерами окном располагался массивный рабочий стол с лежащими на нём пергаментами с работами студентов, несколько стопок книг, чернильница и небольшой глиняный котел с перьями. На старом диване, обитом темно-зеленой тканью, виднелись следы времени — потертости и мелкие пятна, свидетельствующие о проведенных на нем долгих часах размышлений и чтения с кружкой чая, а иногда и чего-то покрепче. Рядом с диваном располагалось кресло, в котором он вечерами читал или просто следил за огнем в камине. Пара стульев, одиноко стоящих у стены, выглядела так, как будто хозяин не хотел приглашать никого в свой уединенный мир. Оба они были покрыты пылью, а на одном вообще уже много лет стоял подсвечник с огарком свечи. Несколько книжных шкафов, заставленных книгами и древними манускриптами, заполняли остальное пространство, создавая впечатление, что это скорее не гостиная, а рабочий кабинет хозяина дома.

В таком состоянии своего жилища Снейпу было некого винить. Все время после первой войны и до Последней битвы он жил, в основном, в Хогвартсе, оказываясь в своем мрачном доме лишь изредка. Да и то чаще всего эти визиты заканчивались тем, что он, сотрясаясь от откатов после «круциатуса», доползал до гостиной, принимал нужные зелья и забывался тревожным сном прямо на старом темно-красном ковре, единственным достоинством которого было то, что на нем не было видно крови.

Снейп поставил кружку на журнальный столик и принялся разжигать камин. Он никогда не использовал для этого процесса магию, но дрова были сырыми и отказывались гореть. Северус вздохнул, кинул в них согревающее заклинание, после чего поленья разгорелись от одной спички. Отряхнув брюки от золы, он опустился в кресло и, помассировав переносицу, взял кружку. Устремив немигающий взгляд на разгорающееся пламя, Снейп стал пить чай. Настроение начинало портиться, и ему захотелось выпить огневиски, но было нельзя. Целители до сих пор не знали, что творится с его организмом, поэтому он проходил всевозможные обследования и пил разнообразные зелья, которые нельзя было смешивать с алкоголем.

Снейп помешал кочергой поленья в камине; старый дом начал прогреваться. Сырость, которую не смогло победить даже жаркое лето, стала отступать. Он прикрыл веки и вернулся к своим мыслям. После его болезни весной, ближе к началу лета, ему стало казаться, что он ощущает в голове чье-то присутствие. Так, как если бы он смотрел при помощи легилименции поверхностные образы в чужом сознании. Вот только они были мимолетные, еле уловимые. Само собой, первым делом Снейп подумал, что это последствия болезни. Но время шло, ощущения не проходили. Позже он начал ощущать в своем сознании... мысли, которые казались ему знакомыми, похожими на его собственные. Они были полны печали и тоски, и он — даже зная, что это невозможно, — был готов поклясться, что слышит, будто чей-то чужой голос умоляет помочь. И в этом нужно было разобраться, тем более, что именно тогда Снейп начал замечать периодически появляющиеся дрожь и судороги в руках. Контролировать их он не мог; происходило это внезапно, но чаще всего по вечерам. Врачи в Мунго говорили, что это точно не проклятье и не последствия отравления ядом Нагайны, ведь весь яд был выведен из его организма сразу после окончания битвы. Причем давали абсолютную гарантию того, что выполненное лечение полностью стабилизировало его состояние как на физическом, так и на магическом уровнях. Наконец, в июне его начал одолевать ночной кошмар. Он плохо помнил его детали, когда просыпался, но сон однозначно был один и тот же. Снейп помнил его начало, но не то, чем сон кончался; он мог припомнить какие-то образы, даже начал вести своего рода лабораторный дневник, и описывать то, что удалось запомнить — так он поступал всегда, когда работал с новым зельем. Но информации было мало, а его собственное состояние начало уже не на шутку беспокоить и злить Снейпа.

Северус открыл глаза и окинул взглядом гостиную, освещенную жарко горящим камином, и его взгляд остановился на нескольких стопках книг, которые высились на рабочем столе. Да, именно тогда он начал изучать всю доступную ему литературу. Библиотеку Хогвартса, библиотеку министерства Магии. Ему даже пришлось разобрать старые книги и манускрипты, сложенные в комнате, которая должна была бы быть гостевой спальней, однако — за неимением гостей у хозяина дома — превращенная им в книжный склад. Книг было много, среди них были довольно редкие издания — некоторые вообще существовали в единственном экземпляре; Снейп методично перебрал их все, но не нашел ответа. Тогда, пользуясь своим положением в министерстве, он получил доступ в библиотеку отдела Тайн. Она была почти безгранична, однако то ли в ней не было нужной ему книги, то ли он искал ее как-то не так, но ответов на свои вопросы Снейп не мог получить уже три месяца.

Само собой, на работе он ни о чем не говорил. Коллеги сразу начали бы его жалеть и «проявлять участие». А жалости к себе он не трепел. Поппи так и вовсе будет обследовать его по два раза в день. Ему ещё повезёт, если она не заставит его вести занятия из больничного крыла. После своего возвращения в Хогвартс он преподавал только у старших курсов. Деканство и младшие курсы взял на себя Слагхорн, чему Снейп был очень рад. Пожилой зельевар, правда, постоянно жаловался, что устает и хочет окончательно уйти на заслуженную пенсию, но заменить его пока было некем, и он продолжал работать. Поэтому Снейпу не нужно было думать обо всём факультете сразу, по крайней мере, пока Слагхорн ещё не оставил должность. Сейчас Северус обучал только тех, кому зельеварение было крайне необходимо — для будущей работы или продолжения обучения в магическом университете. Поэтому на занятиях у него всегда был порядок, стопроцентная отдача от студентов и настоящая работа! Все, кого Снейп успел обучить после возвращения в Хогвартс, уже работали в Министерстве магии, занимались исследовательской работой или учились на магическом факультете Кэмбриджа. И делали это «на отлично», в полном соответствии со своими выпускными оценками. Таким образом, Снейп уверял себя, что на работе у него всё было хорошо, да и в личной жизни тоже.

«И придет же такое в голову» — горько усмехнулся Северус. Не было у него никакой «личной» жизни. Днём он преподавал, а вечером либо работал в домашней лаборатории, либо проверял работы студентов. Вот и всё. Жизнь текла по накатанной. Он почти никуда не выбирался, игнорировал любые торжества в Хогвартсе или министерстве, не интересовался новостями, виделся только с коллегами. Снейпу не нужна была жизнь магического мира Британии — да и миру этому он был не нужен. После десятка статей в «Пророке» о его подвигах и лечении в Мунго про Северуса просто забыли, что его абсолютно устраивало.

Снейп вновь сделал несколько глотков из кружки и поставил ее на стол, после чего вынул из внутреннего кармана небольшую записную книжку, и стал делать пометки на завтра. «Сейчас я проверю первую практическую работу седьмого курса; далее нужно будет подготовить рецепт для шестого курса на следующую неделю. Завтра суббота, а значит, нужно будет выбраться в Косую аллею, купить ещё мазь от судорог. Узнать о средстве против дрожи в руках, которое мне обещал Ричард. Пополнить запас средства от головной боли. И нужно отдать Ричарду обещанные глаза летучих мышей». Сам Северус их не использовал — те зелья, где они применялись, Снейп в данный момент не варил и вполне мог поделиться недешевым ингредиентом с владельцем аптеки. А Ричард о них спрашивал: его собственные запасы закончились, достать их в это время года сложно, а аптекарю они были очень нужны.

Ричард Фаррес был его давним другом и никогда не задавал никаких вопросов. Например, почему Снейп, вместо того, чтобы сбывать через него свои зелья, вдруг стал покупать чужие.

«Затем нужно будет купить продукты на выходные и забрать у мадам Малкин новые рубашки. — Северус закрыл записную книжку и откинулся на спинку кресла, продолжая размышлять: — А днём можно будет, наконец, поработать над той книгой».

Первого сентября он, с разрешения Минервы, взял из личной библиотеки Альбуса увесистый том по ментальной магии — подозревал, что в нём могут найтись хоть какие-то ответы на столь важные сейчас для него вопросы. В бытность свою директором Снейп смог весьма подробно исследовать уникальную коллекцию литературы, которую собрал за долгую жизнь старый интриган, и наткнулся там на этот редкий трактат, но тогда лишь обратил на него внимание, но не стал изучать — это не было актуально. Однако, когда Северус не смог отыскать нужную ему информацию даже в министерской тайной библиотеке, он вспомнил об этой книге, и едва дождался возвращения МакГонагалл из отпуска, чтобы наконец изучить сей древний труд, но с понедельника так и не открыл его, разбирая летние задания студентов, проверяя практические работы и эссе по теории приготовления продвинутых зелий.

Снейп еще немного посидел в полумраке гостиной, наблюдая, как последние языки пламени медленно угасали в камине. Пересев за рабочий стол, он зажег настольную лампу, и взмахом палочки вынул из портфеля с расширенным пространством — подарком Флитвика к его первому после войны рабочему дню в Хогвартсе — работы студентов. Снейп всегда поддерживал ровные и спокойные отношения с большинством коллег в Хогвартсе, но, когда он вернулся к преподаванию, больше всех этому факту обрадовался именно Флитвик. Филиус долго благодарил его за участие в судьбе Хогвартса. «Да уж, поучаствовал на славу», — подумал тогда бывший директор. Но был рад такому вниманию со стороны старого друга, замечательного преподавателя и лучшего знатока чар во всей Великобритании.

Снейп методично разбирал каждую работу, его брови слегка приподнимались, когда он наталкивался на удачные решения, или неодобрительно хмурились, когда он находил ошибки. «Неуместное использование ингредиентов», — сделал он пометку на полях очередной работы. Даже в хороших работах он отмечал малейшие недочеты, комментируя их с той же строгостью, что и в случае явных провалов. «В следующем эксперименте вам следует лучше изучить взаимодействие выбранных компонентов, если только Вашей целью не является приготовление супа», — писал он. Его комментарии были резки, но справедливы. Каждая запись являлась не просто критикой ради критики, как считали многие, но попыткой научить, направить, заставить студентов задуматься о том, что они могли бы сделать лучше.

Время близилось к двум часам ночи, когда он закончил проверять задания студентов. Камин давно погас, и теперь лишь настольная лампа освещала комнату своим теплым светом. Снейп встал, сложил работы студентов в стопку и, взяв кружку со столика у камина, прошел на кухню. Там он ополоснул её под сильной струей холодной воды и вернул на полку в шкафу — точно на то место, где она всегда стояла.

Закрыв окно на кухне, Северус поднялся на второй этаж. Его шаги были тихими и осторожными, как будто он боялся разбудить собственные мысли, которые, подобно поседевшим поленьям в камине, всё ещё тлели в его сознании. Уже через пятнадцать минут Снейп, обернувшись в белоснежное полотенце, вышел из душа и, пройдя десяток шагов по темному коридору, оказался в своей спальне. Эта комната была обставлена сдержанно и со вкусом. Добротная мебель из темного, тщательно отполированного дерева придавала помещению солидный, почти аристократический вид. Большая кровать была накрыта клетчатым пледом в зеленых тонах — подарком Минервы на прошлое Рождество, а у окна громоздился неуклюжий письменный стол на двух тумбах, заваленный свитками и книгами, которые Северус читал и разбирал до начала учебного года. Рядом со столом стояло кресло, на котором также лежало несколько книг. Снейп открыл окно, впуская в комнату прохладный ночной воздух. Затем он переоделся в пижаму и сел на кровать, скинув плед на кресло. Быстрым взглядом убедился, что графин с водой и стакан стоят на тумбочке у кровати, лег, укрылся одеялом и почти сразу заснул.

* * *

Рано утром, когда первые лучи солнца еще только робко пробивались сквозь тяжелые занавески, Снейп уже открыл глаза. Внутри него не было никаких эмоций — лишь ставшее уже обыденным ощущение усталости от того, что этой ночью он, как это часто бывало, мало спал и, само собой, не выспался. Он привычно поднялся с постели, снял пижаму, повесил ее на спинку кресла, взял чистое полотенце, и направился в ванную комнату. Холодный душ обжигал его кожу, пробуждая сознание, и вместе с водой, что струилась по его волосам и телу, утекали остатки сна.

После душа он ненадолго зашел в спальню, где все еще царил полумрак, и оделся. Взгляд его быстро скользнул по комнате: Снейп убедился в том, что взял с собой записную книжку и обычный запас зелий, с которым никогда не расставался, а затем он взмахом палочки застелил постель и спустился на первый этаж.

Тишина, царившая в доме, казалась почти осязаемой. Снейп остановился на мгновение в коридоре, прислушиваясь к этому безмолвию, затем вышел на улицу, закрыл дверь на ключ и бросил взгляд на окружающие дома и улицу, проверяя, нет ли поблизости незваных гостей или подозрительных прохожих, запоминая и отмечая малейшие детали. Снейп усмехнулся про себя: «Война вот уже пять лет, как закончилась, а я все никак не брошу привычку контролировать каждый свой шаг». Он установил защитные заклинания на доме и, лишь убедившись, что чары действуют, и его никто не видит, трансгрессировал на Косую аллею.

Мир вокруг него тут же наполнился звуками и движением. Аллея была ярко освещена утренним солнцем и, несмотря на ранний час, заполнена прохожими. Солнечный свет весело играл на витринах магазинов, придавая им поистине волшебный вид. Осень еще не вступила в свои права, и, хотя было прохладно, в воздухе все еще чувствовалось лето. Волшебники и волшебницы, одетые в яркие мантии, неспешно прогуливались, обсуждая последние новости и закупая товары. Жизнь вокруг Снейпа шла своим размеренным и спокойным ходом. На Косой аллее уже ничто не напоминало о войне, но зельевар все еще помнил эту улицу другой: темной, с разрушенными магазинами, выбитыми окнами и телами убитых — тех, кто посмел сопротивляться или же просто нечаянно подвернулся под горячую руку Пожирателям. В его памяти всплыли образы, которые он старался загнать подальше — крики, смятение, страх. Настроение, которое и так было неважным из-за короткого сна, совсем испортилось, и он, сжимая в кармане палочку, неспеша огляделся по сторонам.

В первый год после его выписки из Мунго к нему постоянно подходили люди: волшебники стремились пожать руку, ведьмы разных возрастов пытались кокетничать или присылали сов с письмами, содержащими предложения самых разных свойств. Сначала он пытался читать эти письма, считая, что ему пишут о чем-то важном, а потом стал уничтожать их, не открывая, старательно игнорируя такое внимание к себе. Постепенно все это как-то само собой утихло. Сейчас прохожие просто шли по своим делам, лишь изредка бросая взгляды на его весьма заметную фигуру в черном. Слегка вздрогнув от внутреннего холода, рожденного невольными воспоминаниями о войне, Снейп снова ощутил смутное тревожное чувство, но, не имея ни малейшего шанса его как-либо идентифицировать, решительно прогнал его прочь, и стремительно преодолел расстояние, отделяющее его от аптеки.

Войдя в светлый зал, наполненный запахом трав и целебных средств, он сразу почувствовал, как его почти сразу успокоила привычная ему по лабораториям атмосфера чистоты и спокойствия. Стены были окрашены в нежные пастельные тона, отражая рассеянный свет, который мягко струился сквозь большие окна, обрамленные белыми занавесками. Полки, аккуратно выстроенные вдоль стен, были уставлены стеклянными и металлическими баночками, в которых содержались зелья и редкие ингредиенты. Каждый предмет блестел и переливался, словно сам по себе был волшебным, а аромат свежих трав, смешиваясь с нотами камфоры, жасмина и лаванды, создавал тот самый, столь любимый Снейпом, успокаивающий фон.

Северус медленно прошел вдоль полок, где его внимание привлекли медные весы, стоящие на одном из столиков, и он задумался о том, что каждое зелье, как и каждое принятое в жизни решение, требует точности и взвешенности. Размышляя над этим, он продолжил свой путь к прилавку, где, склонившись над чем-то, сидел Фаррес. В зале царила тишина, лишь изредка слышались звуки, доносящиеся с улицы.

Снейп подошел ближе:

— Ричард!

— Северус, как ты себя чувствуешь? — приветствовал его аптекарь.

Он поднял взгляд от содержимого небольшой картонной коробки, и, наклонившись через прилавок, протянул Снейпу руку.

— Также паршиво, как и обычно. Спасибо, что спросил, — усмехнулся Снейп, пожимая сухую ладонь пожилого аптекаря.

— Ты снова здесь? Я думал, ты решил провести выходные в своей темной башне, — широко улыбнулся Ричард, и отложил в сторону свои коробочки. — Никак не пойму — с твоими талантами и известностью ты давно мог бы найти себе компанию, — чуть озадаченно добавил он.

— Я предпочитаю одиночество. Оно хотя бы не задает вопросов. — Снейп многозначительно заломил бровь и скрестил руки на груди.

— О, конечно, одиночество — это твой лучший друг, — с напускной серьезностью проговорил Ричард, барабаня пальцами по столешнице, но глаза его таили улыбку. — Но иногда оно может быть слишком мрачным. Может, стоит добавить немного света? Или я могу предложить тебе зелье «Ясного сознания»?

— Зачем мне свет, когда у меня есть ты, чтобы поднимать настроение? — Теперь и Снейп улыбнулся, опуская руки и немного расслабляясь. — Хотя, возможно, ты прав. Я мог бы завести друзей… или кошку.

— Кошка? Это отличная идея! Она будет сидеть рядом с тобой, пока ты варишь зелья, и с недоумением смотреть на происходящее, — поддразнил Ричард, степенно поглаживая короткую седую бороду.

— Наоборот, уверен, что она сможет мне помочь с зельеварением — всяко лучше, чем ты, — ответил Снейп, позволив себе еще одну сдержанную улыбку.

— То, что я скромный владелец простой аптеки на Косой аллее, еще не значит, что я не умею варить зелья, — отшутился Ричард. — Значит, договорились: если ты решишь завести кошку, я буду первым, кто придет к вам в гости!

— Хорошо, только не забудь принести зелье против аллергии, — поднял бровь Снейп, — на твой бесконечный оптимизм.

— Сделаю все возможное! — добродушно засмеялся Ричард. — Но учти, если ты заведешь кошку, МакГонагалл может не оценить конкуренцию.

Снейп хотел сказать еще что-нибудь колкое и язвительное в ответ — подобные пикировки между ними были делом обычным, — но вдруг почувствовал, как снова задрожали пальцы, и передумал.

— Ричард, на самом деле, у меня еще дела на аллее, — перешел на серьезный тон Северус. — Так что я к тебе с просьбой и ненадолго. Мне опять нужна та мазь и зелье от головной боли. Кроме того, в прошлый раз ты говорил, что тебе должны привезти средство от тремора. А это, как обещал, глаза летучих мышей, — с этими словами он поставил банку из темно-синего стекла на прилавок.

— Ты бесценный человек, Северус! — Ричард с воодушевлением схватил банку и посмотрел ее на свет, а потом вдруг вернул ее на место, и лицо его приняло виноватый вид. — Что касается зелий... Боюсь, мне нечем тебя порадовать, — вздохнул Ричард. Если он и удивился тому, что у Снейпа менее, чем за неделю, кончился запас зелий, которого обычно хватало на три-четыре недели приема, то никак этого не показал. — Они закончились, и новые пока не поступили.

Снейп, пытаясь не поддаваться вдруг охватившей его тревоге и еще умудряясь сохранять ровный тон, спросил:

— Но почему была такая маленькая поставка? Кто изготовитель зелий? Я могу заказать у него напрямую?

— Извини, я не могу сказать, — осторожно отозвался Ричард, — и не потому, что хочу свой процент, а просто не могу афишировать наше знакомство. Меня просили никому не рассказывать о нашем сотрудничестве, и я держу слово.

Снейп ненадолго задумался, а потом вдруг посуровел лицом. Воздух в аптеке похолодел градусов на десять, когда он осведомился вкрадчивым, опасно тихим голосом:

— Правильно ли я понимаю, что ты продал мне зелья от незарегистрированного зельевара? — Тут Северус почувствовал, как усилилась дрожь в руках, и вдруг обнаружил, что владеть собой он уже почти не способен. — Если бы мне были нужны такие составы, я бы пошел в Лютный! — разъяренно воскликнул он

— Да тише ты! — всполошился Ричард и оглядел аптеку — нет ли других посетителей. — Это очень надежный, профессиональный и трудолюбивый зельевар, я давно с ним работаю. Ведь его составы тебе помогают? — Дождавшись утвердительного кивка Снейпа, лицо которого все еще горело гневом, Ричард продолжил: — Вот видишь. Это замечательный и талантливый человек! Некоторые зелья, что я получаю от… него, — эта небольшая заминка в речи Ричарда не укрылась от Снейпа, и он сделал об этом мысленную пометку, на будущее, — превосходят все те, что поставляют обычные зельеварни. Извини, но более я ничего не могу сказать.

Снейп немного посверлил Ричарда своим фирменным взглядом, пытаясь успокоиться. Конечно же, применять легилименцию к одному из своих — крайне малочисленных — друзей он не собирался, но соблазн был велик: руки, которые он спрятал в карманы мантии, все еще противно подрагивали. И тем не менее, влезать в голову к Ричарду было бы страшно невежливо, да и чревато последствиями в нынешних реалиях, так что Северусу оставалось только ждать, когда зелья появятся. Просить того же Слагхорна он не хотел. Прежде всего из чувства гордости, но еще и потому, что зелья нынешнего декана Слизерина не обладали нужным качеством. Да и попросить его о чем-то по секрету было равносильно тому, что Снейп во время обеда в Большом зале встал и рассказал бы всей школе о своем недуге.

— Когда зелья поступят? — после паузы спросил Северус, немного отодвинувшись от прилавка.

— Мне обещали в понедельник, крайний срок — во вторник, — сочувственно вздохнул аптекарь. — Прости Северус, но я в самом деле больше ничем не могу помочь.

Снейп усилием воли подавил новый порыв гнева, но голос его остался холодным:

— Хорошо, Ричард, я подожду. Увидимся в среду.

— Увидимся, — виновато улыбнулся Фаррес. — Надеюсь, к этому времени ты уже научишься готовить их сам. Иначе я буду вынужден выделить для этих зелий отдельную полку и повесить там табличку: «Только для Северуса Снейпа!»

— Лучше не продолжай, — отрезал Снейп, пытаясь изобразить улыбку, чем, кажется, только ухудшил дело. — Я работаю над этим. До свидания!

Снейп не мог пожать руку Ричарду — друг непременно почувствовал бы дрожь — поэтому только кивнул в знак прощания и, взмахнув полами мантии, быстрым шагом вышел из аптеки, бесконечно раздосадованный тем, что так и не смог купить нужные ему зелья. Если бы он мог сварить их сам! Теперь придется терпеть и справляться обычными средствами, от которых практически не было никакого толку. Снейп пересек аллею, направляясь в следующий магазин, и вдруг, привычно обводя настороженным взглядом окружающее пространство, он увидел знакомую фигуру, движущуюся по улице.

От того выхода, что вел из «Дырявого котла» на Косую аллею, шла Гермиона Грейнджер. Увиденному Снейп крайне удивился — его брови сошлись на переносице, а губы сжались в тонкую линию. И поразил Снейпа, в первую очередь, внешний вид волшебницы. Гермиона выглядела неважно: усталое и осунувшееся, но строгое и открытое лицо почти не выражало эмоций. На ней была старая, поношенная одежда, которая, казалось, осталась у нее со времен Последней битвы или даже с той поры, когда она с друзьями охотилась за крестражами. Полупальто с обветшалыми краями явно не могло согреть в холодную погоду, но сегодня было достаточно тепло, и Грейнджер не стала его застегивать. Пуговицы у пальто были разные, а огромный шарф в цветах Гриффиндора потерял свою яркость и живость, словно пережил не одну холодную зиму. Безрадостную картину дополняли серый свитер, который ей был явно велик, вытертые джинсы и высокие сапоги. В левой руке девушка несла небольшой, потертый коричневый саквояж.

Снейп отступил в тень ближайшего навеса и, для верности, наложил на себя дезиллюминационное заклинание. Он не питал большого желания быть замеченным и общаться с Грейнджер, да и вообще с кем бы то ни было из «Золотого трио», жизнью которого принципиально не интересовался после выздоровления. Свои долги Снейп раздал и не хотел вновь в своей новой жизни как-то пересекаться с гриффиндорской троицей. Однако внешний вид Грейнджер озадачил его, и он принялся анализировать увиденное: его острый ум работал на максимальной скорости, как хорошо смазанный механизм. Каждая деталь, каждый жест Грейнджер стали предметом его пристального внимания.

«Грейнджер всегда безупречно владела трансфигурацией, ей ничего не стоило привести одежду в порядок, но сейчас она не обращает никакого внимания на свой внешний вид, — размышлял он. — Похоже, она слишком часто применяла портняжные чары к одежде, и они перестали работать», — отметил Снейп, заметив, что на локте правого рукава ее пальто красуется заплатка, пришитая, совершенно очевидно, маггловским способом.

Обратив внимание на то, как бережно она сжимает в руках магический, явно медицинский, саквояж, Снейп сделал еще один вывод: «Она оберегает его, значит, внутри что-то ценное: компоненты, ингредиенты, инструменты целителя. Хотя вероятнее всего — там готовые зелья», — решил Снейп, разглядев на тыльной стороне левой ладони волшебницы небольшой характерный ожог, который можно получить, разливая готовые зелья по фиалам. Кроме того, на безымянном пальце он не увидел кольца. «Странно, а куда делся младший Уизли? — отстраненно подумал Снейп, продолжая наблюдать и анализировать. — Она словно не замечает окружающих. Смотрит на них, но как будто не видит. Что бы это могло означать?.. Глубокий внутренний конфликт? Грейнджер явно погружена в себя, — заключил Снейп. — Что могло произойти? Возможно, сейчас кто-то из её близких в опасности. Или же она испытывает чувство вины из-за чего-то, что уже произошло. Судя по её виду, это не просто временные трудности — это что-то более серьезное», — продолжал рассуждать Северус.

Его мысли строго и четко выстраивали картину увиденного. Так он не поступал давно, с тех пор, как был шпионом во время войны, но его чутье подсказывало: то, что он видит, окажется впоследствии очень важным. Поэтому Снейп фотографически точно запоминал детали внешнего вида и состояния Грейнджер. Увидев, как девушка старательно обходит прохожих и ни на ком надолго не задерживает взгляд, он сделал еще один вывод: «Она остерегается всех встречных!». Ему самому эта мысль показалась невозможной, бредовой, но его разум мгновенно подсказал: «Но и опровергнуть это ты не можешь». На улице, тем временем, царила идиллия: прохожие неспешно шли мимо, беседовали, обменивались улыбками и смеялись. Дети радостно играли, а пары, держась за руки, улыбались друг другу. Эта картина безмятежности резко контрастировала с внутренними мыслями Снейпа и внешним видом заинтересовавшей его девушки. По всем действиям, походке, мимолетным жестам, становилось очевидно, что Грейнджер была крайне насторожена, словно шла не по яркой и беззаботной улице, а пробиралась к своей цели через враждебное и крайне опасное окружение. И тут Северус сделал еще один вывод, который показался ему очень грустным: «А ведь для нее, как и для меня, война еще не закончилась».

А дальше произошло то, чего Снейп никак не мог ожидать. Грейнджер неожиданно остановилась и посмотрела в его сторону, причем точно ему в глаза, словно могла видеть его. Снейп ощутил холодок, и знакомое с весны ощущение чужого присутствия ярко проявилось в его сознании. Он рефлекторно закрылся щитами. «Как она могла почувствовать меня? Это невозможно!», — мысленно воскликнул он, будучи полностью уверенным в надежности своего укрытия и заклинания. Тут Грейнджер повела плечами, будто от озноба, огляделась, словно пытаясь кого-то обнаружить на улице, переложила саквояж в другую руку, сжала и разжала пальцы на освободившейся руке и пошла дальше, продолжая внимательно смотреть по сторонам.

«Возможно ли, что её способности к магии и интуиции развились до такой степени, что она может ощущать присутствие незримого? Или, — поразила его новая мысль, — она изучила легиллименцию?.. Но даже в этом случае ей нужен был зрительный контакт со мной! Стоп. Мои ощущения. Что если именно ее присутствие в своем сознании я чувствовал все это время?.. На расстоянии! Как это вообще возможно?!» На эти вопросы у Снейпа ответов не было.

До этого момента он был твердо уверен, что легилименция не дает овладевшему ею волшебнику мифической передачи мыслей на расстоянии. Все встреченные им описания опытов в этой области кончались сумасшествием. Или смертью экспериментатора. На этом Снейп поставил мысленную точку и твердо решил во всем разобраться. Рассудив так, он снял с себя дезиллюминационные чары и уже собирался пойти навстречу Грейнджер, как вдруг услышал:

— О, профессор Снейп! Какая неожиданная встреча! Я, признаться, собирался написать вам... Не найдется ли у вас для меня минутка?

К Снейпу подошел неприметный, невысокий волшебник в мышиного цвета мантии. Это был мистер Фрост — один из начальников группы по работе с темномагическими артефактами Министерства Магии. Северус отвлекся буквально на секунду — смерить подошедшего сотрудника отдела Тайн недовольным взглядом, — но когда его внимание снова вернулось к девушке, ее уже нигде не было. На улице было множество людей: они шли, стояли, говорили или смеялись, но ни один из них не был похож на Грейнджер.

— Мерлин! — вырвалось у Снейпа, когда он осознал, что потерял её из виду.

— Я не вовремя? — спросил подошедший невыразимец, протянув руку для рукопожатия.

Снейп раздосадовано покачал головой.

— Появись вы на минуту позже… — проговорил он, пожимая руку мистеру Фросту — дрожь необъяснимым образом прошла.

* * *

На Косой аллее уже наступил вечер. Сырость и густой осенний туман, словно тяжелый покров из тоски и печали, окутывали всё вокруг, не способствуя улучшению ни погоды, ни настроения. Снейп плотнее запахнул мантию, но даже это не могло защитить его от пронизывающего холода, который проникал, казалось, в самую душу. Он озадаченно осмотрелся, словно только что понял, где находится.

Со всеми своими делами он разобрался еще днем. После продолжительной беседы с Фростом Снейп зашел в запланированные магазины, купил еду, забрал готовую одежду, а потом немного погулял по аллее, надеясь вновь встретить Грейнджер и поговорить с ней, но вернулся домой ни с чем. Аппетит у него пропал, и он не стал ужинать: сложил все купленные продукты в шкаф, под «стазис», вскипятил чайник, заварил чай, а потом долго сидел у камина, смотрел на огонь и думал о том, чем и почему его так взволновала сегодняшняя встреча.

Но вот он снова здесь, на Косой аллее; что привело его сюда? Этого он почему-то не мог вспомнить. Быстрым шагом Снейп двинулся вдоль улицы, внимательно рассматривая окружающие его здания, а в его сознании нарастало чувство тревоги, в то время, как одна деталь заставила Снейпа остановиться и осмотреться: улица, обычно оживленная даже вечером, теперь выглядела пустой и заброшенной. Все магазины были закрыты, свет нигде не горел, уличные фонари почти погасли. Прохожих было мало, а те немногие люди, которые встречались Снейпу на пути, настороженно смотрели на него и, уступая дорогу, спешили пройти мимо.

У Снейпа начала болеть голова, и он ускорил шаг, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей и того самого чужого присутствия в своей голове, но они лишь крепче укоренялись в его сознании. Каждый шаг отзывался в его душе тоскливым эхом этой пустой улицы, которая, как и его жизнь, было окутана темным туманом.

Здание, в котором располагалась аптека, было одним из последних на улице, и в окнах горел свет. Снейп толкнул дверь, и колокольчик печально звякнул, когда он вошёл внутрь. В ярко освещённом зале было чисто и так тихо, словно время здесь остановилось. Ричарда не было видно, но со второго этажа доносились разговоры и смех. Пожав плечами, Снейп начал подниматься по винтовой лестнице.

«Очевидно, Ричард с помощницей разбирают товар, поэтому его нет в зале», — подумал он.

Поднявшись по лестнице на площадку второго этажа, он направился в сторону склада. Пока он шёл, разговоры и смех стихли, а вскоре он уловил какой-то едва слышимый звук, похожий на плач. Развитое за время борьбы с Волдемортом шпионское чутьё вдруг начало подавать сигналы смертельной опасности — чувства, которого он не испытывал уже очень давно. Нахмурившись и вынув палочку, он сделал последний бесшумный шаг к двери, взялся за ручку... и вдруг всё пространство заполнил истошный, полный ужаса женский крик.

И… Снейп проснулся.

Вот только это не был обычный сон. Снейп ощутил, как спальня стала ещё более холодной, сырой и безжизненной. Крик, ещё звенящий в его голове, наполнял его душу беспокойством. Внезапно он осознал, что именно этот сон снился ему в последние несколько месяцев, но только сегодня он запомнил его в мельчайших подробностях. Тьма, сжимающая его сердце, давила на него, вытравливая из души всё светлое, что там ещё оставалось. Такое отчаяние, такая боль и страх, как в услышанном сегодня крике, не терзали его давно — с тех пор, как навсегда закончились «вечеринки» Пожирателей Смерти, куда часто приводили бледных как мел девушек и женщин, которые ползали по мраморному полу поместья от одной черной фигуры к другой, на коленях умоляя о пощаде, а в ответ слышали лишь смех и грубые шутки. Затем раздавались звуки рвущейся одежды. А потом, неотвратимо, как острый нож — масло, ночь разрезали те самые крики… Снейпа передернуло. Он рывком сел на кровати, его сердце колотилось, как будто пытаясь вырваться из груди. Методично укрепляя ментальные щиты, он очищал сознание, запечатывая свои самые черные воспоминания, разбуженные сном. Снейп никогда не принимал участия в том, что происходило после собраний Пожирателей Смерти. Но и покинуть их раньше, не вызывая подозрений, не мог, поэтому стоял и… слушал. А сегодня... опять крик, и опять его чувство опасности подает громкие сигналы тревоги. Северус отбросил в сторону одеяло и, решительно встав с кровати, направился к письменному столу. Он зажег лампу, и её свет разогнал тени не только в спальне, но и в его сознании. Вынув из верхнего ящика тетрадь и поспешно сдвинув наваленные на столе книги и свитки в сторону, он начал тщательно записывать увиденный сон.

Творилось что-то зловещее и опасное, а значит, он был обязан всё выяснить. Проанализировав записанное, сопоставив свои дневные наблюдения и мысли, он пришел к однозначному выводу: всё происходящее в его сознании каким-то немыслимым образом связано с Грейнджер. Чужие эмоции, что он чувствовал с весны, почти полностью совпадали с теми, что он ощутил сегодня во время прямого зрительного контакта с волшебницей. Только сегодня эти ощущения были сильнее и ярче, чем обычно. А если они стали тем спусковым механизмом, что дал ему возможность, наконец, запомнить свой ночной кошмар, то и сон был как-то с ней связан. А ещё очевидно, что Грейнджер находится в большой беде, и хорошо, если ничто не угрожает непосредственно её жизни.

Снейп развернул кресло к открытому на ночь окну и, провожая сосредоточенным взглядом низкие, серые облака, медленно ползущие, казалось, по самым крышам домов Коукворта, погрузился в раздумья, слегка растирая кисти рук, которые опять начали мелко дрожать. Больше этой ночью он так и не уснул. Зелье «сна-без-сновидений», даже с его усовершенствованиями, вызывало привыкание и уже несколько лет плохо ему помогало. А без этого зелья — стоило ему сомкнуть веки, как перед глазами появлялась бледная, в синяках и шрамах, худая, изломанная женская фигура со спутанными каштановыми волосами, одетая в один только грязный, рваный, серый свитер, лежащая ничком на мраморном полу в медленно расширяющейся луже крови.

Рассвет воскресенья застал Северуса Снейпа в той же позе — в кресле у окна, листающего свои записи о сне. Его длинные пальцы медленно перебирали страницы тетради, время от времени задерживаясь на отдельных строчках, словно подчеркивая их. За прошедшую ночь в тетради появились новые комментарии и наблюдения об изменениях в его здоровье. Сейчас, при более глубоком анализе, когда он связал события последних месяцев, они выстроились в четкую и логичную картину. Северус с некоторой досадой поморщился. Он мысленно корил себя за то, что не сделал подобных выводов раньше. Как оказалось, визиты в его сознание и проявления недуга часто совпадали с тем, насколько часто он видел сон, как долго тот длился и удавалось ли ему заснуть после.

Многие записи о сне были совсем короткими — особенно в начале, — он почти не помнил деталей; вероятно, это и не давало ему составить полную картину происходящего раньше. Снейп угрюмо посмотрел на неспешно поднимающееся над матовыми крышами Коукворта солнце, его черные глаза сузились, словно он винил светило во всем, что произошло этой ночью, да и в его жизни вообще.

Голова болела, но пока терпимо, поэтому он принял обычное зелье, и боль отступила, хотя он и понимал, что уже вечером зелье придется принимать повторно. Положив тетрадь на стол, он размял пальцы: руки пока не дрожали, но это действие стало входить в привычку. Закрыв глаза, он на мгновение позволил себе расслабиться. Видения, терзавшие его ночью, больше не беспокоили израненное сознание, но и спать не хотелось.

Он поднялся и, как обычно, при помощи палочки застелил кровать. Северус снял пижаму с привычной педантичностью, аккуратно повесил ее на спинку кресла и подошел к зеркалу. Шрамы от укуса Нагайны поблекли и были слабо заметны на его бледной коже, но из-за свойств яда этой твари, скорее всего, полностью не исчезли бы уже никогда. Конечно, можно было бы заняться разработкой модифицированного зелья от шрамов, бросить этой задачкой вызов и себе, и той змеюке, вот только Снейпу все эти пять лет было все равно. Ведь на внутренней части предплечья его левой руки красовалась еще одна отметина, которая тоже стала тусклой, как старая, некачественная татуировка, и вот этот знак гарантированно сохранится с ним до самой смерти; но этим утром, сейчас, в этот самый миг, Северусу захотелось сделать что угодно, лишь бы избавиться от этих следов. Он ожесточенно потер предплечье, провел ладонью по шее и резко отвернулся от зеркала.

У Снейпа было достаточно воспоминаний, чтобы никогда не забывать о принятых решениях и их последствиях. Они были частью его жизни, и он должен был помнить обо всем, что сделал, и признавать это. Вот только именно сегодня ему почему-то остро захотелось избавиться от этих внешних напоминаний. В конце концов, всех, кого мог, он уже достаточно напугал и знаком Мрака, и своими шрамами.

— Достаточно, — устало прошептал он.

Снейп открыл дверь шкафа, скрытого в стене, и окинул взглядом свой «богатый» гардероб, состоящий из черной верхней одежды, белья того же цвета и белых рубашек. Его губы слегка искривились в саркастической усмешке. «Какой роскошный выбор, — подумал он. — Черное и... черное. — Он взял полотенце и, бросив еще один взгляд на шкаф, добавил про себя: — Зато стирка — одно удовольствие. Никаких сложных решений и никаких сомнений».

Спустя полчаса Снейп, все еще погруженный в свои мрачные мысли, доедал глазунью с тостами и пил чай. Во время завтрака он обдумывал то, что запланировал ночью — отправиться на Косую аллею и попытаться вновь встретиться с Грейнджер. При этом он в первую очередь убедил сам себя, что делает это исключительно ради того, чтобы разобраться с проблемами в своем здоровье и избавиться от ненавистного сна, а вовсе не потому, что девушка была в опасности. А он — что за глупости! — решил ей помочь. «Какое мне до нее дело!» — мысленно отчитал Северус сам себя за излишние эмоции, и на этом первая часть его размышлений закончилась. Но была и вторая. За все время, что он посещал Косую аллею, Хогсмид, или… тут мысли Северуса опять споткнулись. «А где еще я бывал вне Хогвартса и Министерства после выписки из Мунго? Получается, что нигде… — Он вздохнул и подумал с иронией: — Если, конечно, не принимать в расчет Запретный лес, но даже там я ни разу не встретил Грейнджер. Так с чего я решил, что второй день подряд смогу ее увидеть?» На этот вопрос у Северуса ответа не было.

Он вдруг понял, что затея караулить Грейнджер на Косой аллее — совершенно идиотская, и что лучше остаться дома, подготовить задания для студентов на понедельник, изучить книгу из библиотеки Дамблдора... Однако, дойдя до гостиной, Снейп покачал головой, резко развернулся и прошел в прихожую, где накинул мантию. Его пальцы слегка дрожали, пока он застегивал пуговицы; постояв немного у входной двери, Северус подождал, пока тремор пройдет, и вышел из дома. Там он привычно проверил улицу, защитные чары и, собравшись с мыслями, трансгрессировал на Косую аллею.

* * *

Сегодня Северус переместился в ту точку Косой аллеи, где начинался его сон, и неспешно пошел по улице, которая этим ранним утром ничем не напоминала его ночной кошмар. Сентябрьское солнце мягко пробивалось сквозь легкую утреннюю дымку, окутывая улицу золотистым светом. Воздух был свежим и прохладным, а листья деревьев, еще не потерявшие свою зелень, о чем-то шептались на ветру. Дома на Косой аллее, с их причудливой архитектурой, выглядели особенно живописно в утреннем свете. Окна, украшенные цветочными горшками, отражали мягкие лучи солнца, на аллее царила тишина, но она была не угнетающей, как в его сне, а умиротворяющей, наполненной спокойствием и надеждой.

Снейп шел медленно, его черная мантия слегка развевалась на ветру. Он внимательно осматривался, острый взгляд подмечал каждую деталь, но выражение лица оставалось непроницаемым. В отличие от его сна, где люди больше напоминали тени, а воздух был тяжелым и густым, здесь все дышало жизнью. Редкие прохожие, встречавшиеся на пути, приветливо кивали друг другу, словно делясь утренним настроением. Продавщица магазина котлов, зевая, вышла из распахнутой входной двери, чтобы вынести новую табличку с объявлениями. Увидев Снейпа, она приветливо улыбнулась, но, встретив его ледяной взгляд, поспешно опустила глаза и занялась своим делом. Он прошел мимо, не обращая на нее внимания, но в глубине души отметил, как сильно отличалась эта сцена от его ночного видения. Во сне она была лишь тенью, безликой и напуганной, а здесь — обычной женщиной с теплой улыбкой. Косая аллея, просыпающаяся от ночного сна, была полна света и тепла.

Северус дошёл до аптеки, которая ещё не открылась, и, немного постояв рядом, развернулся, направившись к уже работающему кафе в угловом здании рядом с банком Гринготтс. Маленькая летняя веранда выглядела уютно и по-утреннему сонно: внутри кафе царила тишина, а на улице несколько пустых столиков, накрытых белоснежными скатертями, украшали миниатюрные горшки с волшебными цветами, меняющими оттенки в зависимости от окружения. Северус никогда раньше не заходил сюда, предпочитая более уединённые места, но сегодня расположение заведения делало его идеальным наблюдательным пунктом.

Снейп выбрал дальний столик, откуда открывался отличный обзор на всю аллею, а его самого с улицы не было видно. Он заказал себе чашку чая, и официант — молодой человек немного заспанного вида — быстро принес заказ, предложив свежий выпуск «Ежедневного пророка».

Снейп взял газету, чувствуя привычную антипатию к этому изданию, но, понимая, что нужно как-то оправдать свое присутствие в кафе, все же открыл ее. Его пальцы слегка смяли край газеты, когда он бросил взгляд на передовицу. Почти всю шапку занимал набранный огромными буквами заголовок: «Скандал в Министерстве: интервью Риты Скитер».

Северус приподнял бровь. «Как оригинально, — подумал он. — «Ежедневный пророк» снова радует нас глубоким анализом и непредвзятым взглядом на события».

Он сделал небольшой глоток чая, отметив про себя, что тот оказался вполне приемлемым, и отложил газету в сторону. Его черные глаза скользнули по улице, наблюдая за редкими прохожими, но мысли все еще возвращались к заголовку. «Интересно, сколько правды в этой статье? — подумал он с легкой иронией. — Наверное, столько же, сколько в моем желании продолжать чтение».

Тут мысли Снейпа вновь вернулись к Грейнджер. Что-то в этой девушке удивляло Северуса — и одновременно пугало. Он снова и снова прокручивал в голове события вчерашнего дня, но ответа на свои вопросы не находил. Когда он допил первую кружку чая и заказал вторую, то заметил, что цветок на его столе из бледно-желтого, в тон обстановке, стал темным, почти черным. Снейп усмехнулся, подумав, что его мрачная фигура оказалась для цветка более весомым оттенком, перекрывшим и белую скатерть, и светлую мебель вокруг.

«Не бывает теней без света, но и свет без тени невозможен», — подумал Северус и нахмурился, резко углубив и без того сильно выделяющуюся морщину меж тяжелых бровей. Он наклонил голову чуть вбок, как будто прислушиваясь к своим мыслям, и вдруг понял, что его удивило и насторожило в Грейнджер: то, что она опасалась всех окружающих, то, как она контролировала каждый свой шаг, — для Снейпа было нормой. Он жил так уже двадцать лет. Но была одна деталь, осознав которую, он вдруг понял, что Гермиона в куда большей беде, чем он мог подумать.

Когда девушка вчера коснулась его сознания, когда он четко и ярко осознал её присутствие в своём разуме, мысли, проникшие в его мозг, были темными и холодными. Северус, взяв чуть дрожащими руками чайную ложечку, продолжил раздумывать над новым открытием и четко осознал, что не ощутил никаких светлых эмоций в Гермионе, ничего, что могло бы соответствовать его, хоть и очень упрощенному, определению «счастливых мыслей». Только мрак и холод. Это настолько поразило Снейпа, что он на несколько десятков минут замер в кресле, сцепив руки на столе, и думал, анализировал те эмоции, что чувствовал в своем сознании с начала лета. Теперь Северуса не удивляло, почему они ему показались так похожи на его собственные. Сам он постоянно боролся с подобной тьмой внутри себя, однако его мысли, хоть и не были светлыми и радостными, нечасто (особенно в последние пять лет) аккумулировали в себе столько отчаяния, сколько он почувствовал вчера.

Когда Снейп очнулся от размышлений, чай давно остыл, а ложечка, которую он сжимал в руках, слегка погнулась. Он с раздражением взглянул на этот изогнутый предмет, сжал губы в тонкую линию и положил ложку на блюдце, восстановив её прежнюю форму, а затем откинулся на спинку стула. Взгляд его стал хмурым, а в глазах появилось недовольство, когда он снова покосился на темно-фиолетовый, чуть увядший цветок на своём столике, который, казалось, страдал от угрюмого настроения раннего посетителя. Северус окинул улицу недовольным взглядом и приготовился ждать Гермиону.

В его мыслях вновь проявились знакомые эмоции Грейнджер, и он ощутил её крайнюю печаль. Снейп несколько раз осмотрел аллею, применил беспалочковое невербальное заклинание, проявляющее сокрытое, но Гермионы пока нигде не было. Конечно, была ещё знаменитая мантия Поттера, но Снейп надеялся, что девушка не подозревает об их вчерашней встрече, и не станет прятаться персонально от него. Тем более, что такое поведение было совсем не в её характере.

Убедившись, что девушки нигде нет, он не стал прогонять чужие и холодные мысли, а попытался дотянуться до них и хоть немного согреть собственным теплом. Снейп постарался вызвать в её сознании образы, которые вызвали бы у неё положительные эмоции: то, как она радовалась своим высоким оценкам на экзаменах, как смеялась над шутками о том, что книги — её самые лучшие друзья. Как сварила сложнейшее зелье на втором курсе. Тут в его сознании всплыли его собственные воспоминания о том, как она блистала на балу во время Турнира. Поскольку он не имел возможности напрямую видеть Гермиону, взаимодействовать с её сознанием было крайне сложно. Чтобы поправить течение её мыслей, ему был необходим зрительный контакт, поэтому он максимально сконцентрировался на этой тонкой, но ощутимой связи, применял все свои познания в легилименции, всё своё мастерство.

Вдруг мысли Гермионы изменились, они стали светлее, чище, так, как если бы её сознание почувствовало транслируемые Снейпом светлые и добрые эмоции. Северус буквально услышал, как тихий голос в его голове сказал: «Спасибо». А ещё через несколько минут её присутствие исчезло. Снейп, словно очнувшись от глубокого сна, ощутил, как свет вокруг него стал слишком ярким, а на лбу выступила испарина. Дыхание сбилось.

«Итак, мисс Грейнджер, поздравляю, — подумал он с иронией, — каким-то непостижимым образом вы овладели телепатией, или как там это называют магглы?»

При этом, вчера девушка не выглядела как сумасшедшая, явно была жива, да и сам он не чувствовал острой потребности устроить автограф-сессию под плакатом «самая мрачная улыбка в магическом мире», а значит, подобная связь сознаний могла быть возможна без постоянной прописки в одной из палат Святого Мунго.

Северус чуть слышно хмыкнул, а его губы сложились в легкую, едва уловимую улыбку. Он вынул записную книжку и начал делать в ней пометки, не забывая время от времени посматривать на улицу. Его привычка всегда оставаться в тени стала сдавать позиции любопытству, ведь чем больше Снейп узнавал о Грейнджер, тем более он хотел выяснить обстоятельства её жизни и изучить грани её необычных и, как оказалось, невостребованных талантов. В глубине души он ощущал, как его привычная настороженность и недоверие начинают ослабевать, и это вызывало у него некоторый дискомфорт, как если бы он шагал по тонкому льду.

Когда время подошло к обеду, терпение Снейпа, наконец, было вознаграждено. Грейнджер вышла из тенистого перехода на аллею из «Дырявого котла», как и вчера, огляделась, словно искала среди прохожих скрытых или явных врагов, и направилась по тому же маршруту, что и Северус утром. Помня о событиях субботы, Снейп окутал себя мощными ментальными щитами, которые не использовал с тех пор, как закончилась война, и наложил сильнейшие чары отвлечения внимания. Его проницательный взгляд не мог не заметить, что девушка была одета в ту же одежду, что и вчера, в ее руке был прежний потертый саквояж — но что-то неуловимо изменилось в её поведении. Если бы Снейп не наблюдал за ней с такой внимательностью и не имел бы с чем сравнить, он мог бы и не уловить этих тонких перемен. Походка Гермионы стала менее уверенной, словно каждый шаг требовал от неё усилий, а движения стали резкими и порывистыми. Северусу она вдруг напомнила птицу, запертую в клетке, отчаянно пытающуюся выбраться на свободу. При этом она иногда улыбалась своим мыслям, оглядывалась, словно ожидая увидеть кого-то, но буквально через секунду снова мрачнела.

Снейп, который ничего не слышал, да и не стремился узнать что-либо о Грейнджер с тех пор, как его выписали из Мунго, почувствовал неприятное удивление от такого состояния одной из самых ярких студенток за все время своего преподавания в Хогвартсе. А учитывая те утренние эмоции, которые он однозначно идентифицировал, как исходящие от Гермионы, всё происходящее казалось ему странным и пугающим. Пока он размышлял, Грейнджер подошла к аптеке, и в этот миг он заметил, как её руки, сжимающие саквояж, слегка дрожат. «Что с ней происходит? Почему она выглядит так, словно этот мир её раздавил? — озадаченно размышлял он, и вдруг его сознание зацепилось за некую странность. — Почему я назвал её яркой?» Он нахмурился, недоумевая, но решил отложить анализ этого необычного для себя слова на более позднее время.

Грейнджер немного постояла у входа в аптеку, затем решительно вошла внутрь. Мозг Снейпа мгновенно выдал однозначное и очевидное заключение, которое стало последним кусочком мозаики событий вчерашнего дня: медицинский саквояж в руках девушки, уникальные и неординарные доработки стандартных зелий, для которых нужно было не обычное следование рецептам, но стремление экспериментировать, творить и изобретать новые составы... небольшие объемы поставляемых препаратов… Всё сложилось в единую, стройную картину.

Для Снейпа стали очевидны три вывода, следовавшие из всех его наблюдений. Первый: Ричард не просто так запнулся, когда говорил о своём поставщике: это был не «он», а «она». И это была Гермиона Грейнджер, очевидным талантом которой было зельеварение, причем на таком уровне, на котором другие волшебники либо уже становились Мастерами, либо, как минимум, заканчивали своё обучение в университете. Второе: Грейнджер, безусловно, владела легилименцией, но учила её самостоятельно, очевидно, по учебнику, и плохо знала, как на практике применять свой второй талант. Поэтому, когда Снейп вдруг ощутил воздействие на свою ментальную защиту, он не без труда, но все же замаскировал своё присутствие на аллее. Северус отметил, что сделать это было непросто, и если бы он заранее не знал, как выглядит и насколько сильна ментальная магия Гермионы, он мог бы выдать себя.

Его руки снова начали мелко подрагивать, но он справился с дрожью, бросил деньги на газету рядом с чашкой и, не сводя глаз со входа в аптеку, поднялся. Краем глаза он заметил, как начал светлеть цветок за его столиком, и, укрывшись в тени навеса, под которым стоял еще вчера, принялся пристально наблюдать. Здесь в его голове окончательно сформировалась следующая мысль, от которой, к его удивлению, снова разболелась голова.

«И, наконец, третье. Ричард не рассказал мне о Грейнджер. Значит, я был прав в своей вчерашней догадке — она не зарегистрирована, как зельевар. Но почему? Ведь она окончила Хогвартс. Она не какой-нибудь шарлатан, ее зелья отменного качества, — думая так, Северус слегка вздернул бровь, словно собственные мысли его немало удивили, — а значит могла без проблем получить патент. Но она работает явно нелегально». Это новое наблюдение заняло в его сознании освободившееся место в списке загадок под общим заголовком «Гермиона Грейнджер». Снейп слегка потер висок, в котором, откуда ни возьмись, засела тупая, ноющая боль, и поморщился. Скорее всего, его организм привык к зельям… Грейнджер — да, теперь в этом выводе Северус был абсолютно уверен, — поэтому обычного препарата хватало теперь менее чем на половину дня.

Гермиона вышла из аптеки через час с четвертью. Она остановилась на мгновение у дверей, как будто собиралась с мыслями, прежде чем сделать первый шаг в сторону улицы. Саквояж, который она держала в руках, казался легче, но её пальцы сжимали его так сильно, что суставы побелели. Девушка глубоко вздохнула и пошла обратно, к выходу с Косой аллеи.

Снейп, стоявший немного сбоку и впереди по ходу её движения, мог легко рассмотреть усталое, бледное и осунувшееся, но строгое и даже ожесточённое лицо Гермионы. Она сделала несколько шагов, а затем остановилась, поправила волосы, убирая несколько упавших ей на глаза прядей за ухо. Сейчас эта девушка, которая всегда была столь сильной и умной, казалась Снейпу уязвимой и одинокой, стремящейся затеряться в окружающем её мире. А главное, находясь довольно близко от неё, Снейп явственно ощутил то самое, уже привычное присутствие её сознания в своём, и обновил ментальные щиты. Не желая пугать Грейнджер своим резким появлением у неё из-за спины, он, скрываясь в тени, легко обогнал Гермиону: в этот воскресный день прохожих на аллее было совсем немного. Северус снял все маскировочные чары и пересёк улицу так, чтобы она его увидела до того, как он с ней заговорит.

Когда Снейп приблизился, Гермиона вдруг остановилась, заметив его. В её глазах мелькнуло удивление и… паника — эмоция, которую Северус не хотел бы видеть в ней по отношению к себе, хотя прекрасно понимал, чем она вызвана. В этот момент он ощутил на щитах в своём сознании сильнейшее давление и вновь удивился мощи магии, скрытой в этой хрупкой, но отважной волшебнице. Однако он никогда и никого не впускал в своё сознание!

Снейп почувствовал, как вопреки его собственной воле ярость и мрак из закоулков его души заполняют его; он с трудом контролировал себя, дышать стало тяжело, словно вокруг него неожиданно исчез весь кислород. Испепеляющим взглядом он уставился на Гермиону и уже собирался высказать ей всё, что подсказывало ему его тёмное «я», как вдруг увидел в её голове, что девушка применяет легилименцию совершенно неосознанно. В её сознании не было никаких намерений прочесть его мысли или вторгнуться в его мир. Его вдруг осенило, что Грейнджер проводит, в своём роде, диагностику, пытаясь оценить его состояние: так иногда делали целители, да и он сам, чтобы понять, что случилось с пациентом, который не может по тем или иным причинам им ответить.

Гермиона увидела, как изменилось лицо Северуса, и сделала два шага назад. Её глаза расширились, а губы слегка приоткрылись, словно она хотела что-то сказать, но не могла найти слов. Снейп заставил себя успокоиться, глубоко вдохнув, чтобы вернуть контроль над собой. Он расслабился, сосредоточился и загнал ярость в самую отдалённую часть сознания. Чтобы наладить контакт с Гермионой, сегодня всё должно было быть иначе, чем тогда, когда из-за его гнева много лет назад сорвались занятия с Поттером. Если он хочет добиться от этой встречи положительного исхода, а не, в лучшем случае, «ступефая» в лицо и нового врага в лице Грейнджер, то нельзя использовать его обычную тактику безудержной злобы, ненависти и презрения ко всему и вся.

Он попытался расслабить плечи, хотя это далось ему с трудом, и даже визуально изобразил подобие добрых намерений, как мог. Снейп снял часть щитов со своего сознания и, вытолкнув на поверхность мысль «я вам не враг», подошёл к Гермионе на расстояние в несколько шагов. Спокойно и уверенно, стараясь вложить в свой голос всё тепло, на которое он был способен, Снейп произнёс:

— Добрый день, мисс Грейнджер.

— Добрый день, профессор Снейп, — недоверчиво, настороженно и как будто автоматически ответила девушка, внимательно смотря Северусу в глаза.

Он почувствовал, что давление на его щиты ослабло, а робкие касания ее сознания считывали лишь поверхностные образы. Однако он ясно увидел, что девушка уже держит в руке свою волшебную палочку, спрятанную в кармане пальто.

— Мисс Грейнджер, я не желаю вам зла. Я специально искал сегодня встречи с вами, — с этими словами Снейп провел эксперимент: создав в ряду своих щитов маленький промежуток, он оставил за ним воспоминания об их вчерашней встрече.

Ментальный сканер девушки заметил эту брешь, но она не поспешила внедриться глубже в его мысли, лишь считала образы, которые остались в его сознании, и присутствие Гермионы в его голове постепенно ослабло. По тому, как действовало сейчас сознание Грейнджер, Снейп еще больше убедился в том, что девушка не имеет большого опыта в легилименции, и многое делает «по учебнику». Северус даже вспомнил об одной рукописи, что хранилась у него дома, и решил, что непременно найдет ее вечером и еще раз просмотрит перед сном. Гермиона перевела взгляд на свой саквояж и, по-видимому захотела переложить его в правую руку, но та все еще сжимала палочку в кармане пальто, поэтому девушка снова посмотрела на Снейпа и сказала:

— Извините меня, сэр, но как я могу вам верить? Почему и... зачем? — эти слова не удивили Северуса. А вот следующие заставили его замереть, словно «ступефай» в него все же попал: — Я хорошо помню… как вы… Как мне доверять вам? Откуда я знаю, что все это не уловка, не очередное ваше намерение посмеяться надо мной? Или сделать мне больно?

На этих её словах Снейп внутренне похолодел; внешне он ничем не проявил своих эмоций, но в душе и сознании словно пронёсся небольшой ледяной вихрь. Теперь, находясь вблизи, он явственно видел, что девушка выглядела измождённой. Её карие глаза, когда-то полные жизни и уверенности, потускнели, а взгляд, обычно живой и интересующийся, теперь был настороженным и цепким, как будто она искала что-то, что потеряла навсегда. Её губы, обычно озарённые яркой, уверенной улыбкой, теперь были сжаты в тонкую линию. Бледное лицо создавало впечатление, что она не спала несколько ночей подряд, а под глазами темнели круги. Волосы, всегда живые и непослушные, поблекли и безвольно свисали по плечам, а щёки были слегка впалыми, будто она мало или плохо питалась, а может, сильно болела. Девушка, что сейчас стояла перед ним, казалось, забыла, что такое радость. Однако её поза не оставляла сомнений в том, что любое неосторожное слово или действие Снейпа — и она будет защищаться всеми доступными ей способами. Северус ясно понял, что эта Гермиона — не та, что когда-то гордо шла по коридорам Хогвартса с книгой в руках и блеском в глазах. Эта Гермиона была одинока, и вдруг Снейп сравнил её состояние со своим.

«Для неё война не закончилась», — напомнил себе своё вчерашнее наблюдение Северус и ещё больше убедился в том, что переживания и боль Грейнджер связаны не с тем, что случилось в её прошлом, а с тем, что происходит в её жизни именно сейчас.

Словно в доказательство её слов небольшое облако закрыло солнце, и на улице стало темнее и ощутимо прохладнее. В этот миг его левую руку свела сильная судорога, он рефлекторно сжал её в кулак. Гермиона, увидев это, сделала шаг назад, её правая рука чуть поднялась над карманом — Снейп даже увидел краешек древка из виноградной лозы — и сжалась, как взведённая пружина. Со стороны это было незаметно, но Северус понял, что девушка готова сразиться с ним, во взгляде Грейнджер блеснула сталь. Снейп невольно вспомнил своё столкновение с Минервой в Большом зале перед Последней битвой и понял, что сам довёл сегодняшний разговор до этой точки. Он сделал над собой усилие, снова стараясь успокоиться, и проговорил:

— Мисс Грейнджер, я и вправду не желаю вам зла. Я лишь хочу поговорить с вами, вот и все.

Но Гермиона покачала головой:

— Простите, профессор, у меня масса дел, и мне нужно идти, иначе я ничего не успею. Я была… рада увидеть вас, всего вам хорошего. А сейчас мне пора. До свидания.

Тут Снейп моментально разозлился на её слова и уже собирался объяснить этой всезнайке, что думает о подобном отношении к своей персоне, о пустой трате его драгоценного времени в воскресенье, как вдруг...

— Грязнокровка! — одно слово — и всё, чем он дорожил, пропало. Будущее исчезло, оставив лишь метку на руке и холодный голос Волдеморта:

— Встань, мой новый слуга. — И это не был просто приказ; это была цепь, лишившая его свободы выбора. В тот момент он осознал, что потерял все.

Гермиона уже начала обходить его, не выпуская из поля зрения, как у Снейпа сильно начали трястись руки, а голову пронзила такая боль, что в глазах потемнело, и он пошатнулся. Аллея словно уплыла куда-то в сторону, во рту появился кислый привкус металла, голова закружилась. Он закрыл глаза и попытался взять себя в руки, но куда там… Воспоминание, которое «услужливо» подкинуло ему сознание, вдруг дало понять: никакой помощи не будет. «Поздравляю тебя, — подумал Северус с горькой иронией, — вот ядовитые плоды тех деревьев, что ты сам посадил и вырастил. Наслаждайся!» Снейп ощутил острое разочарование в своём сегодняшнем поведении: он сам искал встречи с Гермионой, хотел выяснить, что творится с его снами, как они связаны с ней. Хотел, при необходимости, помочь и сам нуждался в помощи, но в то же время был не в состоянии её принять. Его гордость, как всегда, возводила неприступный барьер между ним и остальным миром, и он вновь оказался один, запертый среди этих стен. «Почему я не могу позволить себе хоть на пять минут забыть про ярость и недоверие, общаясь с людьми?» — мелькнула мысль.

Северус осознал, что всё испортил своим характером, своей бесконечной подозрительностью и неконтролируемой злобой. Пальцы свела судорога, а его собственные эмоции, словно ядовитые змеи, обвили душу, не давая дышать. Снейп попытался сделать глубокий вдох, но воздух словно не хотел заполнять его лёгкие. Он чувствовал, как его сердце бьётся с бешеной скоростью, а в голове пульсирует боль, которая, казалось, вот-вот разорвёт её на части.

Вдруг он почувствовал знакомое касание своего разума. Каким-то непостижимым образом Гермиона снова оказалась в его голове, хотя глаза Северуса были закрыты. На этот раз девушка не пыталась его прочитать или оценить состояние. Она легко коснулась его мыслей, словно мягкая и тёплая ладонь успокаивающе провела по его волосам. В тот же миг сознание Снейпа осветилось ярким белым светом, и тьма, ярость, боль, что бурлили внутри него, рассеялись, растаяли, не в силах сопротивляться этому сиянию. Судороги моментально прекратились, и Северус моргнул, увидев перед собой взволнованные, расширенные карие глаза Гермионы. А спустя секунду услышал её тихий вопрос:

— Вам плохо, профессор?

— Нет, мисс Грейнджер, со мной всё отлично, — скривил губы в подобии улыбки Снейп. Жалости от гриффиндорки он бы не потерпел. — Оставьте меня, я не хотел напугать вас неожиданной встречей.

— Неужели так сложно хоть раз в жизни сказать правду? — резко спросила девушка, порывисто вздохнула и, чуть успокоившись, заговорила более мягко, но всё так же быстро. — Я же вижу, что вам нехорошо. Ну что за несчастье! Вот всегда так: вы сами ко мне подошли, сказали, что у вас ко мне разговор, потом закрылись от меня наглухо, накрутили себя… А теперь я вижу, что вы нездоровы.

Она сделала паузу, её глаза смотрели на него с неподдельным беспокойством, но в них читалась решимость. Гермиона всегда была такой — даже если сама едва держалась на ногах, она готова была броситься на помощь любому, кто в ней нуждался.

— Я работаю… ну, как работаю — от случая к случаю… целителем, — продолжила она, слегка смутившись, но не отводя взгляда. — Вам посоветовал обратиться ко мне Ричард? Странно, что он не упомянул об этом, ну да ладно, забыл, наверное. Мы долго провозились с его заказом…

Она замолчала, словно давая ему время осмыслить её слова.

— Вам нужна моя помощь? — наконец спросила она, её голос был тихим, но твёрдым.

Снейп смотрел на неё, его чёрные глаза, обычно холодные и непроницаемые, теперь выражали смесь удивления и беспокойства. Он не привык к такому — чтобы кто-то так искренне предлагал ему помощь.

— Мисс Грейнджер, — хрипло начал он, — ваше… участие не требуется. Я справлюсь сам.

Но Гермиона не отступила. Карие глаза сузились, и девушка сделала шаг вперёд, словно бросая вызов его привычной отстранённости.

— Профессор, — сказала она, и теперь в её голосе звучала не только настойчивость, но и что-то вроде мягкого упрёка, — вы всегда так говорите. Но я вижу, что вам плохо. И если я могу помочь, то почему бы не позволить мне это сделать?

Она замолчала, словно давая ему время осмыслить её слова, но глаза Гермионы не отрывались от его лица. В них читалась не только решимость, но и что-то вроде… понимания. «Мисс Грейнджер и ее стремление позаботиться обо всем мире, когда ей самой плохо и больно», — подумал Северус и отметил, что в ее голосе не было даже намека на жалость к нему, а лишь искреннее беспокойство. Кроме того, еще одна светлая и теплая эмоция, которую не удалось с ходу опознать, как будто заполнила пространство вокруг Снейпа. Он вздохнул и сказал:

— Мы можем поговорить без свидетелей? — и тут заметил, что стоит под куполом отвлечения внимания. Гермиона скрыла их от лишних взглядов немногочисленных прохожих и одновременно помогла ему с обострением его состояния. Северус вновь удивился силе волшебницы и вдруг произнес то, что на протяжении многих лет слышали от него лишь немногочисленные друзья — и то не часто: — пожалуйста.

* * *

С Косой аллеи Снейп и Грейнджер свернули в маленький переулок, что вёл влево от банка Гринготтс. Пройдя десяток метров, они оказались у одного из немногих ресторанов, в которые Северус иногда выбирался в выходные или летом. Он любил это место, хотя сейчас уже и сам не помнил, почему, но был рад, что во время войны этот скромный паб не пострадал. «Сапфировая Симфония» — гласила изящная вывеска над дверью, на которую указал Снейп, и Гермиона вдруг остановилась, как вкопанная. Северус, который шёл слева и чуть позади девушки, едва не врезался в нее, но его реакция не дала этому случиться. И всё же он слегка задел её плечом, а его мантия закружилась в вихре и, словно огромные чёрные крылья, мягко обняла Гермиону. В этот момент Северус неожиданно увидел самого себя в мыслях девушки, которые стали очень яркими и невольно заполнили его сознание. Он почувствовал, как ее окружила тяжёлая ткань, и то, как Гермиона вдохнула ее аромат. Ей показалось, что мантия пахнет старыми книгами, травами, зельями и чем-то ещё, что показалось девушке удивительно знакомым. Мысли Гермионы мелькнули в сознании Северуса с невероятной скоростью и сразу исчезли, когда он повернулся к ней, поднял бровь и спросил:

— Что случилось, мисс Грейнджер?

— Это… ресторан? — спросила Гермиона, нащупывая что-то в кармане пальто.

— Поразительная наблюдательность, — съязвил Снейп и тут же пожалел о выбранном тоне и о сказанном. — Вы ведь согласились поговорить наедине?

Гермиона не обиделась на реплику Северуса, словно не заметила слов, а что-то подсчитывала в голове. Такой он видел ее на уроках, когда она решала какую-то сложную задачу, и это, в свою очередь, озадачило уже самого Снейпа. В самом деле, что такого может быть в обычном ресторане? Девушка вдруг посмотрела ему в глаза:

— Да, но я не голодна, и потом, там сейчас наверняка много народу. Давайте лучше пойдем в…

— Библиотеку? — не удержался Снейп и опять пожалел о вырвавшемся комментарии.

Грейнджер, тем временем, вся подобралась и резко продолжила:

— Да, в библиотеку, что в этом такого! Как будто во всем мире я одна хожу в библиотеки!

Снейп очень удивился такой реакции Гермионы и сказал мягко, но уверенно:

— Ничего, мисс Грейнджер, но, во-первых, в этом ресторане уважают частные разговоры посетителей, — Снейп скрестил руки на груди, — а во-вторых, я долго вас ждал и проголодался.

— Можно подумать, это я заставила вас ждать меня все утро, — с вызовом и еле уловимой грустью отозвалась Грейнджер.

Мысленно Снейп уже подсчитывал то количество котлов, которые пришлось бы мыть Грейнджер, будь они в Хогвартсе, и сдвинул брови. Однако резко передумал сердиться, когда понял, что, скорее всего, девушка считает его предложение двусмысленным или, что еще хуже, сделанным с далеко идущими намерениями; успокоился, сделал глубокий вздох и сказал:

— Мисс Грейнджер, вы ведь сами предложили мне помощь, не так ли? Давайте будем считать, что это консультация, если вас как-то смущает то, что я привел вас сюда. Поверьте, это обычный деловой обед.

С этими словами, Северус открыл перед Грейнджер тяжелую, окованную тускло блестящим металлом дверь. Небольшой ресторан, в который они вошли, выглядел настоящим укрытием от суеты окружающего мира; его стены были окутаны мягким полумраком. Потертые деревянные панели из темно-коричневого дерева выглядели старыми, но создавали атмосферу уюта и покоя, а низкие потолки, украшенные узорами, напоминавшими руны, придавали помещению облик старинного библиотечного зала. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь приглушенными голосами посетителей, которые, как и Снейп с Грейнджер, искали уединения. Столы, обитые темно-синей тканью, были расположены в отдельных нишах, создавая обособленные пространства, где можно было пообедать или обсудить что-то наедине, будучи уверенным, что тебя никто не услышит. Свет, исходящий от изящных газовых ламп, мягко освещал пространство. В интерьере ресторана не было помпезности или показной дороговизны, только строгость и изящество. Официант, узнав Снейпа, без лишних вопросов направился к одному из отгороженных от остального зала столиков, где два небольших кожаных дивана ожидали своих гостей.

Гермиона с легким смущением, которое не скрылось от Северуса, сняла своё старенькое пальто и аккуратно повесила его на вешалку рядом с мантией Снейпа, при этом вынув из кармана небольшую блестящую сумочку. Северус подождал, пока девушка сядет на диван, занял свое место напротив нее, а его привычная уверенность и восстановленное спокойствие создавали вокруг него ауру, которая немного успокаивала Гермиону. Вскоре к ним подошел официант, вежливо склонил голову и с готовностью спросил:

— Добрый вечер, мисс… — еще один почтительный полупоклон, — и мистер Снейп! Что желаете заказать?

Снейп посмотрел на Гермиону, его голос звучал ровно и словно успокаивающе:

— Что вы будете на обед?

Она задумалась, глядя в меню. А Снейп аккуратно, словно до нежного лепестка, дотронулся до сознания девушки. И замер, потому что понял: Грейнджер переживала вовсе не по поводу его якобы далеко идущих планов насчет этого обеда, как он решил. Все было куда хуже. Внутри Гермионы вели борьбу сразу несколько ощущений: голод, отсутствие денег даже на этот недорогой ресторан из-за долга и отсутствия заказов в августе, нежелание обременять Снейпа из опасения, что он попросит нечто для нее невыполнимое или неприемлемое, когда она окажется ему должна. Впрочем, ему, шпиону со стажем, вовсе не нужно было просматривать образы в голове девушки. По одним только взглядам и жестам Грейнджер ему многое стало понятно. Вот ее взгляд пробегает по странице с первыми блюдами, она бросает взгляд на маленькую, расшитую бисером сумочку, лежащую рядом с ней на столе, и что-то прикидывает в уме. Вот она смотрит на рисунки и описания салатов и непроизвольно сглатывает. Вот бросает на официанта короткий взгляд и начинает быстрее листать меню… Все это начало не на шутку беспокоить Снейпа. Тут он почему-то вспомнил, как защищал троицу от Люпина на их третьем курсе. Кто бы что ни говорил о нем, но забота о тех, кто попал в беду, всегда была одним из его приоритетов. И вот сейчас перед ним сидела и тоскливо листала меню лучшая ученица Хогвартса за последние десятилетия, а в его голову никак не хотело укладываться то, что у нее нет — или крайне мало — денег. У нее, с ее талантами! «Неужели они оказались настолько не нужны? Но ведь это невозможно, — рассуждал Снейп. — Еще этот долг... кому и почему она должна?». Решив непременно выяснить, что вообще происходит, он сделал себе очередную мысленную пометку и откинулся на спинку диванчика. Тут Грейнджер быстро взглянула на него, отложила меню и тихо пробормотала:

— Я… не знаю, что выбрать. Но я и в самом деле не очень голодна. Вы можете пообедать, а я пока подожду, сделаю кое-какие заметки.

С этими словами Гермиона вынула из сумочки небольшой блокнот и простую маггловскую шариковую ручку. От Снейпа, однако, не укрылись ни замешательство девушки, ни легкая дрожь в её голосе, и, понимая, что она не хочет затруднять его, вздохнул. Он посмотрел на официанта, его голос звучал все так же уверенно и спокойно:

— Я возьму, как обычно, суп, запеченную утку и картофельное пюре. А для мисс Грейнджер, — Северус изобразил легкий поклон в знак почтения, — что-то легкое, но сытное. Что вы можете предложить?

Официант, услышав имя спутницы Снейпа, широко распахнул глаза, бросил быстрый взгляд на Гермиону, которая так и не открыла свой блокнот и теперь не отрываясь смотрела в стол перед собой. Официант уже через долю секунды вернулся к своему невозмутимому виду, мягко улыбнулся и обратился к девушке:

— Для вас, мисс Грейнджер, я бы рекомендовал салат с киноа и авокадо. Этот салат сочетает в себе легкость киноа, обладающего ореховым вкусом, и кремовость спелого авокадо. Он готовится с добавлением свежих огурцов и томатов. Также, возможно, вам понравится ароматный куриный бульон, который медленно томился на огне с овощами, зеленью и пряностями.

Снейп, слегка наклонившись к Гермионе, добавил:

— Вы согласны с этим выбором, мисс Грейнджер?

— Да, это... звучит прекрасно, — ответила она, отложив блокнот и ручку, и теперь смотрела в глаза Северусу. Он почувстовал ее присутствие у себя в голове и изобразил для нее безмятежное спокойствие — такое, какое бывает только на небольшом озере в абсолютный штиль. А из той гранитной уверенности, что увидела девушка в его сознании, можно было высечь еще одну Тайную комнату.

Снейп кивнул, удовлетворенный её ответом, и обратился к официанту:

— На этом пока все. Принесите нам также ваш фирменный чай с жасмином. Запишите блюда на мой счет, десерт мы выберем позже.

Официант, кивая, записал заказ, повторил его и, забрав меню, неслышно ушел. Гермиона снова открыла сумочку:

— Профессор Снейп, все же скажите, сколько…

— Мисс Грейнджер, я уже сказал вам, что это того не стоит, — мягко перебил девушку Снейп. — Как я уже сказал, я успел проголодаться. Думаю, что вы тоже не против пообедать. Поэтому мы здесь.

Снейп обвел ресторан коротким жестом, а, увидев, что Гермиона хочет что-то сказать, продолжил все так же мягко:

— Мисс Грейнджер, мы ведь договорились с вами, что это консультация. Вы все еще хотите предложить мне свою помощь?

Девушка кивнула, и Северус закончил безапелляционно:

— В таком случае, сейчас вы очень поможете мне тем, что мы пообедаем, а потом поговорим. Приятного аппетита, мисс Грейнджер.

— Приятного аппетита, профессор Снейп, — отозвалась Гермиона и слегка покраснела.

* * *

Когда пришло время десерта, Снейп обратил внимание, что Грейнджер выбрала самое дешевое и самое маленькое пирожное. Его бровь слегка приподнялась, но он не стал комментировать её выбор. Вместо этого Северус заказал себе вишневый пирог — хотя он и не любил сладкое, но знал, что этот десерт всегда хвалили в этом ресторане. Учитывая состояние девушки он понимал, что сейчас ей необходимы углеводы.

Съев небольшую часть пирога, Северус посмотрел на Гермиону, его губы чуть приподнялись в сдержанной улыбке, и он предложил ей попробовать десерт, отметив, что он исключительно вкусный. Гермиона поблагодарила Снейпа за предложение, протянула руку и взяла с тарелки один кусочек. Северус молчал, с удовлетворением наблюдая, как она наслаждается десертом, и проследил, чтобы Гермиона съела всё до последней крошки.

Когда официант убрал со стола оставшиеся приборы и тарелки, а им принесли еще один чайничек, от которого изумительно пахло жасмином, Снейп соединил кончики пальцев и, наклонившись чуть вперед, произнес:

— Мисс Грейнджер, признаться, у меня накопилось к вам много вопросов. Но среди них есть один, наиболее важный. С него мне бы и хотелось начать нашу беседу.

Гермиона ненадолго задумалась, а затем тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, и посмотрела на Снейпа. Девушка немного смутилась, но выдержала взгляд Северуса и заговорила:

— Профессор Снейп, — Гермиона сделала маленький глоток чая, — я понимаю. Однако, чтобы провести диагностику вашего здоровья и заняться вашим лечением, мне понадобится время. Само собой, я обещаю полную конфиденциальность — можете не беспокоиться. Но для начала мне необходимо будет кое-что прикинуть и подсчитать... Для это мне нужно будет подробное описание вашего нынешнего состояния, профессор. Кроме того, мне надо составить историю болезни — когда она началась, как протекала. Ваши симптомы я, похоже, уже видела на Косой аллее… — Она на мгновение задумалась, прищурив глаза, и продолжила: — Такие симптомы мне уже встречались. Если я все правильно прикинула, то лечение займет не менее десяти сеансов, и это с учетом положительной динамики. Я также должна учесть ваши индивидуальные реакции на зелья, сэр. — Гермиона слегка наклонила голову, её голос стал более мягким, и Снейпу даже показалось, что в ее тоне прозвучали заботливые интонации: — Некоторые зелья мне нужно будет для вас сварить, но для них нужны ингредиенты. Часть у меня имеется, а вот некоторые придется поискать — насколько я знаю, у Ричарда нужных компонентов нет, я еле смогла получить от него один нужный мне, и то — позже, чем рассчитывала. Я могу составить список необходимых ингредиентов, если вы не против, возможно, они есть в ваших запасах, профессор.

Услышав о «своих запасах», Северус чуть заметно улыбнулся, но ничего не сказал. Гермиона этого не заметила и продолжала говорить:

— Я уверена, что с правильным подходом и тщательным наблюдением мы сможем добиться улучшения вашего здоровья, сэр. Пожалуйста, очень вас прошу, не закрывайтесь от меня и делитесь любыми дополнительными симптомами или изменениями в вашем состоянии, профессор. Это очень важно для точной диагностики и лечения.

— Мисс Грейнджер, — наконец произнес Северус, слегка удивившись такому напору девушки. Он заломил бровь и сухо заметил: — Прошу вас умерить свой пыл, иначе я не доживу до конца лечения.

Щеки Гермионы тронул румянец, а Снейп, скрестив руки на груди, сказал:

— Мисс Грейнджер, на самом деле мои главные вопросы связаны не столько с моим состоянием, сколько с некоторыми непонятными мне деталями. Я убежден, что они помогут вам в… лечении. Вы просили меня делиться с вами своими наблюдениями. Могу ли я ожидать ответной любезности?

Гермиона чуть склонила голову и ответила:

— Если честно, то я не понимаю, при чем тут я, сэр. Ведь мы собрались здесь, чтобы обсудить ваше лечение, — тут Гермиона заметила, как Северус нахмурился, и мягко добавила, — поэтому не обещаю, что отвечу на все ваши вопросы. Но если вам кажется, что некоторые из них помогут в предстоящем лечении… Надеюсь, что вы не будете строго судить мои ответы и выводы, профессор.

Снейп сделал глоток жасминового чая, поставил чашку на блюдце и произнес с легкой иронией:

— Строгость — это лишь одна из моих многочисленных добродетелей, мисс Грейнджер. Наравне с безграничным терпением. Однако…

Гермиона не удержалась и чуть слышно хихикнула. Снейп вскинул бровь, его темные глаза сверкнули, а девушка покраснела еще сильнее, но не отвела взгляда. Северус почувствовал в ее сознании нарастающую тревогу, вздохнул, словно успокаиваясь, и продолжил:

— Итак, мисс Грейнджер, мой главный вопрос: верно ли я понимаю, что тем зельям, что я покупаю в аптеке Фарреса, я обязан вам?

Нельзя сказать, что реакция Гермионы удивила Снейпа. Скорее, он окончательно убедился в своей правоте. Она замерла, её лицо побледнело, а глаза расширились от неожиданности. На мгновение ему показалось, что девушка готова бежать прочь от него и его проницательности.

— Я… я просто… — начала она, но слова словно застряли у нее в горле.

— Мисс Грейнджер, — произнес он, сводя брови к переносице, — не стоит так нервничать. Я начал нашу встречу с заверения, что не хочу причинить вам вред. Куда подевалась ваша знаменитая память?

Снейп начинал злиться, ему всё сложнее было держать себя в спокойном состоянии. Если Гермиона продолжит так себя вести, ничем хорошим это не кончится. Впрочем, Северус понимал, что недоверием и страхом, который испытывала к нему девушка, он обязан сам себе. Он перевел дыхание и постарался очистить сознание от негативных мыслей.

— Я экспериментировала, профессор, — произнесла она, её голос задрожал, но она старалась говорить уверенно, сжав ладони в кулаки. — Я уверена, что мои зелья не могут вызвать такие последствия. Мои зелья всегда всем помогали, никто ни разу не жаловался, я все проверяла и перепроверяла…

Гермиона совершенно явно расстроилась, ее плечи опустились, и тут Снейп понял, что Грейнджер испугалась не того, что он собирается сдать её министерству. Она подумала, что его здоровье было подорвано вследствие приёма её зелий. Северус осознал, что Гермиону нужно успокоить, пока она не выдумала себе невесть чего. Он чуть наклонился к ней, его голос стал мягче, он вложил в свои слова всю теплоту, которую смог найти в себе:

— Мисс Грейнджер. Вы невнимательно меня слушаете. Я не сказал ни слова о качестве ваших зелий. Более того, на данный момент они единственные, которые мне помогают.

Тут Гермиона опять изменилась в лице. Теперь она выглядела так, словно встретила Волдеморта верхом на единороге. Снейп фактически признал качество приготовленных ею зелий! Гермиона посмотрела на Северуса и встретила изучающий и почему-то успокаивающий взгляд внимательных черных глаз. В этот миг Северус вновь почувствовал ее сознание в своем, но не стал закрываться, дал возможность девушке увидеть искренность его слов и почти сразу почувствовал, как напряжение между ними, что он чувствовал с того мгновения, когда впервые заговорил с Грейнджер сегодня, ослабло, словно эти его простые слова проложили первую тропинку взаимопонимания. Снейп читал мысли и образы, что проносились в голове Гермионы, видел эмоции, написанные на ее лице, и понял, что, оказывается, ничего плохого в том, что он первый раз в жизни похвалил зелья Грейнджер, нет. Он немного посидел, сделал еще глоток чая и спросил:

— Теперь, когда мы выяснили авторство зелий, я хотел бы спросить, где и как вы их готовите?

Гермиона, которая уже успела взять себя в руки, выпрямилась и ответила, как на уроке — четко и с гордостью:

— Профессор, у меня своя лаборатория. Она, правда, совсем небольшая, — тут Грейнджер немного сникла, но тряхнула головой и продолжила: — зато у меня есть всё необходимое, чтобы варить даже некоторые сложные лечебные зелья. Ингредиенты мне поставляет Ричард, и с его же помощью я продаю всё то, что готовлю. — Гермиона сделала паузу, её глаза загорелись, когда она вспомнила о своей зельеварне. Однако, когда девушка вновь заговорила, Северус услышал в ее голосе легкую грусть: — Это маленькое, но очень уютное помещение, — добавила она, — я постаралась сделать его максимально функциональным. У меня есть компактный рабочий стол, я даже раздобыла на распродаже в Хогсмиде самопомешивающий котел, который бывает очень полезен. А еще у меня большой запас ингредиентов — там у меня есть всё: от мандрагоры и чешуек дракона до сушеного перца чили и сока алоэ.

Снейп склонил голову, его интерес явно возрос.

— И как же вы справляетесь с ограниченным пространством? — спросил он, приподняв бровь. — Неужели вам не мешает отсутствие подходящих условий?

Гермиона пожала плечами:

— Конечно, бывает сложно, — призналась она. — Но я научилась работать в этих... обстоятельствах.

От Снейпа не скрылось, что девушка сказала вместо слова «условиях», и он снова вспомнил то смятение, что увидел в ней в начале обеда. Смутное и очень невеселое подозрение острой занозой засело в его сознании, и он никак не мог определиться, что ему так не нравится в рассказе Грейнджер.

— Иногда я даже шучу про себя, что моя лаборатория — это как заклинание "Экспекто Патронум": чем больше я в неё вкладываю, тем больше она начинает работать на меня. — Она улыбнулась, но в её глазах читалась печаль. — Правда, в размерах есть свои минусы. Я не могу выполнять много заказов сразу. Просто нет места для размещения котлов и готовых зелий. Да и запасы оборудования у меня ограничены, так что за самые сложные и редкие составы я не берусь. — Гермиона вздохнула, и её взгляд стал задумчивым, как будто она пыталась вспомнить то, что давно от нее ускользало. — Но это не так уж важно, — добавила она и, гордо вскинув подбородок, посмотрела на него почти с вызовом, — главное, что у меня получается заниматься тонкой и интересной наукой приготовления волшебных зелий и снадобий.

Снейп никак не показал удивления от того, как Гермиона, слово в слово, повторила его собственную речь на их первом курсе. Наблюдая за девушкой, он почувствовал, как глубоко она погружена в себя, несмотря на воинственный вид, и не пытался прервать ход ее мыслей. Он допил свой чай и, приняв важное решение, откинулся на спинку дивана.

Грейнджер подняла на него глаза спустя несколько минут молчания:

— Но я не понимаю, профессор, какое отношение к вашему здоровью имеет моя лаборатория?

— Очень существенное, мисс Грейнджер, — ровным, безэмоциональным тоном ответил Снейп. — Дело в том, что для моего лечения вам понадобится готовить много зелий…

— Я понимаю, сэр, и будьте уверены в том, что я приложу все усилия, и зелья будут очень высокого качества.

— Мисс Грейнджер, — обманчиво спокойно произнес Северус и нахмурился, — вас не учили не перебивать? — Он опять чувствовал, как гнев и раздражение закипают в нем, но погасил эти ненужные сейчас эмоции, в очередной раз напомнив себе, что, сорвавшись на Гермионе, он никому не сделает лучше. — Итак, мисс Грейнджер. Учитывая обстоятельства и то, что вам придется готовить много зелий, я хочу предложить вам работу. Вы будете готовить зелья в моей личной домашней лаборатории — как для ваших заказчиков, так и необходимые для меня. Поверьте, моя лаборатория обставлена не хуже вашей и содержит большой запас ингредиентов. В этом случае мы оба окажемся в выигрыше — я получу необходимое лечение, а вы сможете выполнять заказы и продолжать свои эксперименты. К тому же, это снимет часть вопросов о законности вашей деятельности.

— Вы хотите предложить мне работу? — словно не веря своим ушам, переспросила Гермиона, даже забыв добавить привычное «сэр» или «профессор».

— Совершено верно, — отозвался Северус. — Дело в том, что в настоящее время я сам не могу…

Тут Снейп посмотрел на свои руки с таким выражением, словно увидел их в первый раз в жизни. Его брови взлетели вверх, и он замер, осознавая, что с момента, когда Грейнджер осветила его сознание неведомой ему магией, дрожь и судороги его больше не беспокоили.

— Профессор? — напомнила о себе Гермиона, когда прошло уже почти полминуты; её голос звучал мягко, но настойчиво.

— Да… каким же будет ваш ответ, мисс Грейнджер? — Северус отвлекся наконец от созерцания своих рук и посмотрел на девушку. В её глазах он заметил, как недоверие сражается с желанием принять предложение, которое могло бы ей существенно помочь хотя бы в ближайшее время. Она колебалась, и ему не нужно было заглядывать в ее сознание, так как внутренний конфликт отражался на её лице.

— Извините, профессор, но я вам не верю, — произнесла Гермиона явно через силу, и Северус отметил, что хоть она и старалась сохранить голос спокойным и уверенным, но тонкие руки девушки нервно сжали край свитера.

Снейп, ощущая, что его запас доброго расположения духа на сегодняшний день исчерпан, несколько резко ответил:

— Я не прошу вас доверять мне, мисс Грейнджер. Я лишь предлагаю вам работу. К тому же, так вам будет проще разобраться с моим здоровьем и провести необходимое лечение. Как я понял, вы обычно приходите к своим пациентам домой?

Гермиона утвердительно кивнула, опустив глаза, её губы слегка дрогнули.

— В таком случае, я не вижу никаких препятствий для того, чтобы мы договорились, — произнес Снейп, стараясь придать своему голосу ноты тепла и спокойствия.

— Но профессор, — заняла последнюю линию обороны Гермиона, и её голос стал чуть более уверенным, — вы же понимаете, что я не могу работать официально? Что будет, если о нашей совместной работе станет известно? Я боюсь, что это может навредить вам и вашей репутации.

Северус еле удержался от улыбки. Он наклонил голову, поднял правую бровь и произнес:

— Мисс Грейнджер, вы работаете нелегально, варите незарегистрированные зелья и думаете о том, как это отразится на моей репутации?

Гермиона кивнула почти с горячностью, и Снейп уже открыто усмехнулся.

— Уверен, что такое пятно на своем благородном имени я переживу, — сказал он с веской иронией. — Детали сотрудничества мы сможем обсудить позже, сейчас важна принципиальная договоренность. Итак?

— Я согласна, профессор, — ответила Гермиона после секундного колебания, которое, тем не менее, не укрылось от Северуса.

* * *

Когда Снейп открыл дверь перед Грейнджер, в переулке уже витала легкая прохлада, предвещающая наступление вечера. Редкие солнечные лучи, прорывающиеся между крышами домов, слабо освещали улицу. Ветер, налетевший с неожиданной силой, заставил Гермиону поежиться: она поставила саквояж на скамеечку у входа и застегнула своё пальто, а её волосы слегка развевались, как будто жили собственной жизнью. Мантия Снейпа взметнулась, когда он шагнул за пределы теплоты и уюта ресторана. Прохожих, как и раньше этим днем, было мало, а тихий шум улицы, прерываемый лишь шёпотом листвы и далёким звоном колокольчиков из магазинчиков, создавал ощущение, что он все еще сидит за столом и ведет диалог с Гермионой, которая, к его удивлению, оказалась вполне сносной собеседницей. А все те эмоции и перепады настроения, что он испытывал, касались только его собственного характера. «Возможно, из всей этой затеи получится толк», — подумал Северус, привычно осматривая цепким взглядом близлежащие дома и редких прохожих.

— Мисс Грейнджер, — сказал он, наблюдая, как девушка плотнее кутается в шарф, — мы договорились, что завтра, ровно в семь вечера, я жду вас по означенному адресу?

— Да, профессор Снейп, но… — тут девушка замялась, смахнула невидимую пылинку с рукава, подыскивая нужные слова, а затем твердым голосом продолжила: — Сколько я всё же должна вам за обед?

Снейп глубоко вздохнул, его губы сжались в тонкую линию, но он взял себя в руки и ответил, стараясь сохранить невозмутимость в голосе:

— Мисс Грейнджер, если это так принципиально, давайте сойдемся на том, что его стоимость я вычту из вашего жалованья. — Он слегка наклонил голову, как бы подчеркивая серьёзность своих слов.

— Договорились, сэр! — неожиданно обрадовалась девушка; её глаза заблестели, и она подхватила свой саквояж, как будто это решение освободило её от некоего бремени.

Снейп, который, само собой, не собирался ничего ни откуда вычитать, кивнул, а его чёрная мантия слегка взметнулась, когда он сделал шаг назад.

— До свидания, мисс Грейнджер, — сдержанно попрощался он. — До встречи.

— До встречи, профессор! — Голос Гермионы звучал уверенно и, можно было сказать, радостно, если бы не печаль в ее глазах.

Снейп трансгрессировал, и в воздухе остался только лёгкий шелест его мантии.

Вот только Северус перенесся не домой. Он вернулся к той точке на аллее, где начиналось это неординарное воскресенье, и применил чары, которые ранее использовал, чтобы скрыть свое присутствие даже от таких опытных легилиментов, как Белла или Волдеморт. Наглухо закрыв свое сознание, так, что он перестал ощущать свои собственные эмоции, Снейп наложил на себя сложнейшие дезиллюминационные чары и скрылся в небольшой нише между магазином спортивной экипировки и аркой, что вела в «Дырявый котел».

Солнце удачно спряталось за одной из крыш, и Снейп стоял в густой тени, внимательно наблюдая за улицей. Ветер слегка колыхал вывеску магазина, на которой красовалась надпись «Все для квиддича». Кирпичная арка, ведущая в «Дырявый котел», была обвита плющом, дополнительно скрывая Северуса. Мысли и сделанные им предположения, что беспокоили его с момента, когда Грейнджер упомянула о маленькой лаборатории, как и другие её переживания требовали объяснения.

Северус увидел Гермиону через полчаса. Путь от того места, где он её оставил, до видимого участка улицы занимал не более десяти минут, максимум — пятнадцать. Однако, чем дольше он ждал, тем сильнее его охватывало странное беспокойство о том, что могло задержать Грейнджер. Гермиона шла медленно, не оглядываясь, но уже знакомым Северусу настороженным взглядом осматривала окружающих и здания на улице. Когда девушка проходила мимо него, Снейп отодвинулся вглубь скрывавшей его тени и чуть прикрыл глаза. Грейнджер уверенно направилась к арке, ведущей в «Дырявый котел», а спустя несколько секунд, когда девушка исчезла из поля его зрения, Северус последовал за ней.

Когда Снейп вошел в «Дырявый котел», его чуткое обоняние резанул плотный, спертый воздух, наполненный густым ароматом спиртного, переплетенного с резким запахом дрянного кофе и подгоревшей говядины. Северус сразу же ощутил, как было шумно в зале бара, и порадовался этой дополнительной маскировке. Посетителей было множество; громкие разговоры, смех, звон разномастной посуды и больших глиняных кружек звучали для Снейпа, со всеми его чарами, как будто через толщу воды. Он бесшумно скользнул к камину, расположившемуся рядом со входом. Его взгляд неотрывно следил за Гермионой, которая подошла к стойке из потемневшего от времени дерева со стоящими на ней несколькими пустыми стаканами и кружками и начала о чем-то говорить с барменом Томом.

Внимательные глаза Северуса пристально следили за Гермионой, когда она, слегка смутившись, выложила на стойку небольшой холщовый мешочек. Бармен Том, высокий и крепкий, с короткой стрижкой и обманчиво добродушным лицом, выглядел как всегда — его усталые глаза ничего не выражали, но внимательно следили за баром. Он неспеша взвесил мешочек в руке, затем пожал плечами, спрятал его под прилавок и произнес что-то, от чего плечи Гермионы поникли, и она, переложив саквояж в другую руку, начала быстро объяснять что-то бармену. Снейп, оставаясь в тени, не желал подходить ближе, чтобы не выдать себя. Он сожалел, что не мог воспользоваться чарами, чтобы услышать их разговор, но, зная о возможностях волшебницы, не рисковал снять хотя бы часть своей маскировки.

Спустя несколько минут их разговор закончился, и девушка, распрямив спину в отчаянной попытке сохранить достоинство, направилась не к выходу, что вел в маггловский Лондон, а к лестнице в глубине зала, ведущей на второй этаж, и поднялась по ней — к номерам гостиницы для волшебников, расположенной над «Дырявым котлом». Снейп нахмурился, осознавая, что увидел всё, что ему было нужно. Он понимал, что его выводы оказались верны, хотя в этот раз он был бы рад ошибиться.

Вернувшись к проходу на Косую аллею, он отменил все свои чары, и шум бара резанул по его ушам. Снеп поморщился, сделал вид, что только что вошел, и направился к барной стойке. Внутри него нарастал гнев, но внешне он оставался невозмутимым и легко скользил сквозь суету бара.

Снейп всегда несколько недолюбливал это место и самого Тома. Но сегодня, когда он подошел к стойке и обратился к бармену, который в этот момент стоял спиной к залу и наливал пиво, голос Северуса прозвучал так холодно, что от его тона замерз бы и «Адский огонь»:

— Том, у меня к тебе есть несколько вопросов.

Бармен вздрогнул и резко развернулся, отчего пиво расплескалось по полу, а капли и пена попали на фартук.

— Д-добрый день, п-профессор Снейп! — заикаясь, поприветствовал он Снейпа и, поставив кружку на бочку, принялся палочкой чистить фартук.

— Не думал, что заикание профессора Квиррелла заразно, — без тени улыбки произнес Снейп. — У меня короткое и срочное дело. Нам нужно поговорить без свидетелей. Немедленно.

Глаза Тома забегали, но он взял себя в руки, махнул кому-то в зале и указал на небольшую дверь слева от стойки.

В маленькой комнатке, где расположилась небольшая конторка, два стула и пустая книжная полка, Том предложил Снейпу стул, но Северус остался стоять. Он скрестил руки на груди и процедил:

— Вопросы, которые я задам являются строго конфиденциальными и не должны покинуть пределов этой комнаты. Если у тебя есть с этим проблемы, то я нахожусь здесь в статусе преподавателя Хогвартса, — тут Снейп чуть повел палочкой, накладывая на помещение заглушающее заклинание и запирая дверь.

— Что случилось? — паникуя, спросил Том дрожащим голосом, как будто он ожидал, что сейчас на него обрушится буря.

— Пока ничего. Первый вопрос. Что тебе известно о мисс Грейнджер? — произнес Снейп холодно и бесстрастно.

— Мало что, я её давно не встречал, но… — начал Том, но Снейп перебил его:

— Я видел её в баре одиннадцать минут назад.

— А, ну да... — Том сделал вид, будто что-то припоминает, и нахмурил брови. — Она проходила мимо, хотела пропустить стаканчик…

Снейп чуть приподнял правую бровь. Том не умел врать, но Северуса заинтересовал тот факт, что бармен пытается скрыть факт проживания Грейнджер в "Дырявом котле". Кинув невербальный беспалочковый "конфундус", Снейп взмахнул палочкой:

— Легиллименс!

Находясь в сознании Тома, Северус направил его мысли в сторону нужных воспоминаний. В этот миг в черных глазах Снейпа зажглось холодное пламя. Северус отчетливо увидел Грейнджер: она стояла перед стойкой, в том самом пальто. В воспоминании оно выглядело новым, правда было сильно испачкано в земле, так, как будто девушка ползла куда-то, или ее кто-то тащил. Волосы Гермионы были спутаны, в буйных каштановых кудрях запуталось несколько сухих листьев. Сжав кулаки и не выпуская из рук волшебную палочку, девушка то и дело оглядывалась и с тревогой смотрела на бармена. Северус услышал, как она умоляет Тома: «Пожалуйста, никому не говорите о том, что я живу здесь. Кто бы ни спрашивал…» Снейп запомнил эти слова и вынырнул из воспоминаний Тома, бегло просматривая другие образы, относящиеся к Гермионе.

— Второй вопрос: как давно она живет в гостинице? — отходя к двери, спросил Северус.

— Почти четыре года, — ровным голосом ответил Том.

— Третий вопрос: как много она тебе должна? — Снейп задал этот вопрос, в душе надеясь, что все же ошибся в своих выводах. Но ответ бармена снял все его последние сомнения.

— Двести двенадцать галлеонов, — произнес Том безжизненно.

Северус кивнул, заблокировал воспоминания бармена о своем визите, снял чары с комнаты и покинул ее, оставив Тома гадать, как он мог оказаться здесь в самый разгар торговли.

* * *

К тому времени, когда Снейп закончил составлять план занятий на понедельник и грядущую неделю, камин совсем прогорел, но в гостиной было тепло. Вечером он лишь пару раз ощущал сознание Гермионы, но её присутствие почти сразу исчезало. И если раньше Северуса раздражали эти чужие эмоции, то сегодня, особенно после того, как ему удалось самому дотянуться до сознания девушки и смягчить её переживания, ему почему-то их не хватало. Впрочем, эту связь ещё предстояло изучить, и его глаза скользнули по комнате, задерживаясь на некоторых книгах в шкафах.

Несколько часов назад его руки опять начали подрагивать, но не так сильно, как это бывало вечерами, а голова не болела совсем. Это однозначно говорило Северусу о том, что сегодняшний визит Гермионы в его голову оказал поразительный лечебный эффект. Снейп откинулся на спинку кресла, его длинные пальцы выбивали легкую дробь на подлокотнике, пока он размышлял. Затем он развернул манускрипт, который перед ужином разыскал на своём «книжном складе». Выцветшими от времени чернилами в заголовке хрупкого небольшого пергамента было написано: «Сознание как источник магии».

Снейп хорошо помнил этот текст и относился к нему очень скептически. Произведение неизвестного автора напоминало хвалебную статью о себе любимом, наполненную громкими заявлениями и отсутствием конкретики. Северус даже сравнивал его с опусами Локхарта, хотя хвастун, по крайней мере, умел писать с юмором и хоть как-то развлекать читателя. Здесь же не было ни описаний, ни доказательств, только перечисление возможностей, которые открыл в себе автор текста, изучая легилименцию. Среди них числились чтение и передача мыслей на расстоянии, лечение физических недугов, управление чужим сознанием без «империо» и так далее в том же духе.

«Если верить этому тексту, — подумал Снейп, — автор был способен заставить даже чайник варить зелья без посторонней помощи одной лишь силой мысли. Жаль, что он не оставил инструкций, как это сделать».

В статье говорилось, что описание всех этих возможностей есть в какой-то книге, но сколько бы Снейп ни искал, ему так и не удалось её найти. Его глаза снова пробежались по строчкам, словно он надеялся обнаружить хоть какую-то зацепку, но текст оставался таким же туманным и бесполезным, как и раньше. Несмотря на свой скептицизм, сегодня Северус не мог полностью отбросить идею, что в этом тексте может содержаться доля истины. Но пока что это оставалось лишь догадкой, а догадки, как он хорошо знал, редко приводят к чему-то полезному. С этими мыслями он погасил лампу и встал из-за стола.

«Описания описаниями, но сегодня я видел, что может Грейнджер, не это ли доказательство слов того волшебника?» — подумал он. Тут Снейп подумал, что книга, возможно, на самом деле существует, и она каким-то образом попала к Гермионе. Но даже если это было так, то ничуть не отменяло несомненного таланта девушки к ментальной магии. Вот только задавать ей вопросы на эту тему Северус был пока не готов.

Несколько секунд он даже раздумывал над тем, не могла ли волшебница управлять его сознанием, но сразу отмел эту мысль. Его блоки и щиты не смог пробить и Волдеморт, да Грейнджер никогда и не стала бы применять такую магию. «В противном случае, с её талантами и уровнем владения магией, у нас давным-давно был бы новый тёмный властелин… Тёмная Леди Грейнджер… в принципе, звучит!» — кривовато улыбнулся Северус, а затем вышел из гостиной и, на ходу расстегивая рубашку, поднялся наверх.

Черное озеро лениво отражало первые лучи солнца; его поверхность мерцала, словно шелковая мантия, брошенная на темные воды. Где-то у берега плеснула рыба, оставив после себя расходящиеся круги — единственное нарушение утреннего спокойствия. Запретный лес стоял, окутанный легкой дымкой, будто не решаясь до конца расстаться с ночной прохладой. А над всем этим возвышался Хогвартс — вечный, невозмутимый; его башни спокойно устремлялись в светлеющее небо, а окна, подобно тысячам глаз, как много столетий до этого, наблюдали за пробуждением нового дня.

Утренний свет мягко лился через высокие окна Большого зала, освещая столы, ломящиеся от яичницы с хрустящим беконом, душистых булочек и сочных фруктов. Но привычного волшебства не хватало: потолок, некогда отражавший причудливые узоры небес, теперь оставался пустым, а вместо парящих свечей зал освещали обычные канделябры. Эти немые свидетельства Битвы за Хогвартс напоминали о тех событиях, однако в глазах собравшихся читалась непоколебимая уверенность, что когда-нибудь зал вновь наполнится тем особым светом, что превращал каждую трапезу в маленькое чудо.

Небольшая деревянная дверь, что вела из комнаты для преподавателей в Большой зал, беззвучно распахнулась, и Северус Снейп стремительно вошел внутрь. Свежий утренний ветер на мгновение ворвался в зал, заставив пламя свечей дрогнуть, и тут же стих, словно испугавшись присутствия профессора. Его появление, как всегда, не осталось незамеченным. Несколько первокурсников невольно притихли, а старшекурсники лишь украдкой бросили взгляды в его сторону — привычка, от которой не так-то просто избавиться, даже спустя годы.

Черные глаза мельком скользнули по столу, оценивая содержимое тарелок, но выражение лица не изменилось — оно оставалось таким же холодным и отстраненным. Тем не менее, зацепившись взглядом за стоящий на столе пирог с вишней, он на мгновение замер, и в его глазах промелькнуло что-то похожее на недовольство — словно он внезапно обнаружил, что кто-то посмел заменить его любимый крепкий чай на сладкий кофе. Минерва, заметив его замешательство, слегка поправила свои очки.

— Доброе утро, Северус, — раздался четкий, как удар шахматной фигуры по доске, голос Минервы.

Профессор слегка повернул голову, и встретил взгляд МакГонагалл. Ее строгие, но теплые глаза смотрели на него с привычной смесью уважения и легкого укора, будто она хотела напомнить ему, что он опоздал, но не считала нужным делать из этого проблему.

— Доброе утро, Минерва, — произнес он, слегка склонив голову. Его голос был низким и ровным, без тени эмоций, но в нем чувствовалось что-то, что могло бы быть намеком на уважение, если бы кто-то решился его искать.

Северус отвел взгляд, вновь сосредоточившись на столе, а в его глазах промелькнула благодарность за такую ненавязчивую заботу со стороны директрисы. Завтрак продолжился в тишине, лишь изредка нарушаемой тихим гулом голосов учеников. По поведению профессора всем было понятно, что сегодня он явно не в духе. Северус, чье присутствие в Хогвартсе было таким же привычным, как волшебные колбы, отсчитывающие баллы факультетов, размеренный ход огромного маятника часовой башни и сырость подземелий, спокойно принялся за яичницу с беконом, не обращая внимания на окружающих. Лишь изредка его черные глаза возвращались к пирогу, который невольно напоминал о недавних событиях, когда Гермиона, сдерживая улыбку, наслаждалась угощением в «Сапфировой Симфонии». Он знал ее лучше, чем сам себе признавался, и ощущал тонкие волны ее смущения, едва заметные за невозмутимым лицом, и ту радость, которую она испытывала, пробуя сладкое лакомство.

Северус не любил всяческие кондитерские изыски, но вдруг, при очередном взгляде на пирог, вновь почувствовал в своем сознании ее присутствие, словно она сидела рядом и, чуть улыбаясь, говорила с ним. Это воспоминание согрело его изнутри, а рука сама по себе потянулась к десерту. С показной неохотой он отрезал небольшой кусочек, который оказался неожиданно вкусным, и Северус съел его до последней крошки.

* * *

Утреннее солнце все еще освещало Переходную комнату Хогвартса, когда Снейп и МакГонагалл вошли в помещение после завтрака. Сквозь узкие высокие окна лучи света нежно касались старинных каменных стен, создавая игру теней, которые добавляли этой небольшой комнате загадочности. В воздухе все еще ощущался аромат свежезаваренного чая и сдобных булочек, доносившийся из Большого зала вместе с приглушенным гулом голосов — словно шум далекого моря.

МакГонагалл, облаченная в свое привычное строгое платье темно-зеленого цвета с высоким белым воротником, выглядела величественно, уверенно и строго. Мантия из плотной шерсти идеально сидела на ее фигуре и скрывала почтенный возраст Минервы, вместе с тем подчеркивая статус преподавателя трансфигурации и директора Хогвартса. Ее седые волосы были собраны в аккуратный пучок, а в глазах, скрытых за очками в тонкой оправе, светились мудрость и любопытство.

Снейп остановился у стены и буквально растворился в тени, отбрасываемой пустым узким шкафом. Взгляд черных глаз был проницательным, но холодным, и ей казалось, что он видит ее насквозь. Сухим и официальным тоном Северус спросил:

— Что вы намерены делать с результатами опроса студентов, профессор МакГонагалл?

Как всегда, когда дело касалось учебного процесса, Снейп не позволял никому ни на йоту отступить от выработанных правил и норм. С прошлого года в Хогвартсе ввели обязательную вступительную аттестацию первокурсников, чтобы определить их сильные и слабые стороны и, если это необходимо, составить для них особую программу обучения на следующих курсах и назначить наставника из старших учеников. «Некоторые из них, как обычно, не знают, где искать безоар, если он вдруг понадобится. Какая радость, что никому из них не нужно спасать мир в ближайшее время!» — подумал он, сдерживая ядовитую усмешку и стараясь ничем не выдать своих мыслей.

МакГонагалл слегка наклонила голову, ее лицо стало более серьезным:

— Я предлагаю обсудить результаты с остальными преподавателями, Северус, — произнесла она мягким, но уверенным голосом. — Думаю, это стоит сделать после занятий, скажем, в среду?

Снейп покачал головой, на его губах появилась слабая улыбка, которая, однако, не затронула его глаза.

— Обсуждение не всегда приводит к результатам, директор, — произнес он тихо и отрывисто. — Тем более, что отныне по вечерам я буду занят новым проектом на неопределенное время.

Минерва в удивлении вскинула брови, но Северус продолжал:

— Считаю необходимым установить единые стандарты для проверки первокурсников после летних экзаменов, и создать для них несколько программ обучения, общих, для всех факультетов. А учеников с выдающимися способностями необходимо обучать особенно тщательно уже со второго года. Не стоит разбрасываться талантами.

На последнем слове Северус сделал акцент, и хотя его лицо оставалось бесстрастным, а фигура неподвижной, в Минерве зародилось иррациональное, непонятное и гнетущее ощущение. Ей вдруг показалось, что Снейп что-то не договаривает, но она не могла понять, с чем связано ее подозрение. Следом ее мысли посетило странное чувство, будто она что-то забыла. И забытые ею события крайне важны и напрямую связаны с этим диалогом.

Снейп едва заметно шелохнулся, а его лицо вдруг смягчилось. Так, как если бы в этот миг он вспомнил о чем-то хорошем. Понятие «хорошего воспоминания» и привычный образ Снейпа настолько сильно не связывались воедино, что Минерве весь этот разговор показался крайне странным и... тревожным.

— Северус, не скажу, что я согласна со столь категорическими суждениями, но ты прав: подобные правила позволят сэкономить массу времени. — Она внимательно посмотрела на Снейпа поверх очков. — Мне почему-то кажется, что ты не договариваешь. И это что-то важное, хоть я пока не могу сказать что именно, и мне это не нравится. Ты пользуешься моим полным доверием, и мне бы хотелось хоть немного твоего в ответ.

Тут Северус испытал что-то вроде дежавю и не задумываясь ответил:

— Минерва, я не просил тебя доверять мне.

МакГонагалл, изобразив на лице выражение «невозможный человек», оставила до поры свои мысли и поправила край мантии:

— Что ты предлагаешь?

— Я считаю, что нам нужно собраться в субботу, а к этому времени у всех преподавателей должно, — тут Северус чуть улыбнулся, — выработаться представление о первокурсниках, и мы сможем составить грамотные критерии по всем предметам первого курса.

— Хорошо. В этом я с тобой согласна. Я переговорю с другими преподавателями, но не думаю, что кто-то будет против этой идеи. — Минерва посмотрела на Северуса и уточнила: — Ты хотел спросить что-то еще?

— Минерва, — Снейп привычным жестом запахнул полы мантии, скрестив руки на груди, — как твой заместитель, я намерен провести аудит выпускных работ. — Пауза. Его голос, ровный и методичный, звучал так, словно он разбирал состав сложного зелья — без эмоций, только факты. — Легко увидеть, что в последнее время уровень работ падает, и они зачастую копируют друг друга. — Он слегка наклонился вперед, тень скользнула по его лицу. — Когда я увижу, в чем дело — в логических построениях или фундаментальных пробелах по другим предметам — это позволит мне сделать более существенные комментарии на совещании. До того, как невежество студентов станет неприемлемым. — Его взгляд скользнул по флагам факультетов и вернулся к Минерве. — И да, мне потребуется уединение. Шумные обсуждения лишь помешают системному анализу.

Макгонаггалл снова почувствовала, что у Снейпа есть важный не заданный вопрос, несколько секунд колебалась, но все же решила остаться в рамках начатого разговора:

— Северус, требования, задания и методика преподавания не менялись последние лет сто, если не больше.

Но этой фразе левую кисть Северуса свела сильная судорога. Однако на его лице ни дрогнул ни один мускул, внешне он больше напоминал статую, чем живого человека. Со стороны казалось, что Снейп просто стоял, погруженный в свои мысли.

— Значит, пришло время пересмотреть наши методы, — произнес Снейп, и голос его был холоден и решителен. — Хватит всем писать одно и то же, как будто это учебное заведение — фабрика по копированию пергаментов. Студентам не хватает оригинальности; они берут чужие идеи и думают, что это искусство. Нужно показать им, что получение и применение знаний — это не просто набор заученных текстов или выполненных домашних заданий, а нечто гораздо более глубокое и ответственное.

МакГонагалл внимательно слушала, обдумывая сказанное Мастером зельеварения, и на мгновение ее мысли унеслись к собственным ученикам. Она знала, что Снейп прав, но в то же время его слова вызывали у нее легкое беспокойство. Сложив руки на груди, она слегка наклонила голову, а после нескольких секунд молчания, словно согласившись с внутренним монологом, кивнула:

— Хорошо, Северус. Я согласна, — произнесла она с легким вздохом, ее голос стал мягче. — Тем более, что с новым магическим факультетом в университете и тем развитием изучаемых дисциплин, что произошло после войны, мне кажется, твое начинание оправдано. — Ее взгляд встретился с черными глазами Северуса, и в этот миг тревоги и переживания, что были в ней, ушли, уступив место уверенности в правоте своего собеседника. МакГонагалл знала, что перемены могут быть как благом, так и испытанием, но в этот момент она была готова принять вызов. — Документы хранятся в архиве рядом с моим кабинетом. Пароль от комнаты — "кошки гуляют сами по себе".

Северус слегка приподнял бровь:

— Я начну этот анализ немедленно. У меня есть два с половиной часа перед первым занятием.

С этими словами Снейп вышел из помещения, и его силуэт за несколько секунд растворился в полумраке коридора.

* * *

Северус бесшумно скользил по коридорам Хогвартса, а его длинная черная мантия развевалась за ним. Лестницы подстраивались под него, выбирая кратчайший маршрут к башне директора Хогвартса, и казалось, что они сами указывают ему дорогу.

В его сознании мелькало множество мыслей. С одной стороны, он действительно хотел разнообразить выпускные работы студентов, стремясь вернуть им искру творчества, которая, казалось, угасла под тяжестью рутинных заданий и бездушных формальностей. С другой стороны, ему нужно было просмотреть оценки и сведения о выпускниках, ведь там хранилась информация о Грейнджер. Почему она работает нелегально? Что с ней случилось после окончания Хогвартса? Он отлично помнил, что ее результаты превзошли всех на курсе, а ее работы — будь то эссе или практические задания — всегда были безупречны. Да, не дотянула до рекорда Барти Крауча-младшего, но кто еще мог похвастаться тем, что профессора цитировали её ответы как эталонные? И тем не менее, она не смогла получить официальную работу. Тут Северус вдруг подумал, что его собственные ошибки могли как-то повлиять на учеников. Что если именно он, как преподаватель, тоже стал частью системы, которая загоняет талантливых студентов в эти рамки?

В одном из коридоров он заметил небольшую группу пуффендуйцев, которые непринужденно болтали, не обращая внимания на то, что урок по гербологии уже пять минут как проходит в противоположной стороне замка. Снейп остановился и, склонив голову чуть вбок, вкрадчиво произнес:

— Приятно видеть, как вы усердно трудитесь над своим образованием. Или, возможно, вы решили, что уроки — это просто скучные мелочи, которые можно игнорировать? Уверен, профессор Спраут найдет вам дополнительную работу после уроков.

Северус вздернул бровь, когда притихшие ученики, сжавшиеся и побледневшие, потупили взоры, стараясь не встретиться с его проницательным взглядом. Не дожидаясь ответа, он привычно снял баллы, проследил, что студенты отправились в нужном направлении, и продолжил свой путь.

Когда Северус поднялся по последней лестнице, поющие доспехи, не заметившие его приближения, закашлялись и изобразили внезапный насморк. Смерив их взглядом, Снейп прошел в ярко освещенный коридор. На стенах висели великолепные гобелены, бережно восстановленные после битвы за Хогвартс. Мастерам удалось не просто вернуть их к жизни — они раскрыли первоначальную красоту древних тканей, так что теперь каждый стежок сиял свежими, но аутентичными красками. Сцены древних сражений и легенд оживали в насыщенных тонах, будто время отступило перед искусством реставраторов. Эти изображения напоминали, что даже после самых разрушительных битв возможно возрождение. Пол был вычищен до зеркального блеска, отражая свет огня, который мягко горел в небольших чашах, расположенных на резных каменных полуколоннах, поддерживающих потолок.

В той части коридора, что была слева от Снейпа, в своей нише стояла горгулья, которая, казалось, охраняла не только вход в кабинет директора, но и все те тайны, что хранились за винтовой лестницей и тяжелой дверью наверху. Снейп потер чуть дрожащие руки, развернулся и пошел направо, а его мысли были заняты Гермионой. Сегодня он несколько раз чувствовал ее присутствие в своем разуме, девушка очень нервничала и из-за этого не могла сосредоточиться, поэтому у Северуса не получалось дотянуться до ее сознания — связь разрывалась, а сам он установить ее не мог, просто не знал, как.

Когда Снейп с еле заметной, но искренней улыбкой назвал пароль и открыл дверь, его встретила комната, полная света, но с нехарактерной для архива пылью и легким хаосом. Стены были уставлены стеллажами, забитыми свитками, стопками пергаментов и даже несколькими маггловскими картонными папками — явное наследие одного прогрессивного директора. В углу теснились старомодные картотечные шкафы, в одном из которых отсутствовал ящик.

В центре комнаты стояло массивное кресло, обитое потертой, но добротной кожей, а рядом — чистый, будто нарочито пустой стол с чернильницей и тем самым картотечным ящиком, в котором лежали старые перья. Пустая стеклянная ваза, притворявшаяся украшением, лишь подчеркивала запустение — когда-то здесь кто-то пытался создать уют, но энтузиазма хватило ненадолго.

Северус едва сдержал саркастический вздох, обнаружив на кресле позорно знакомые таблички с указаниями Амбридж. Даже спустя годы этот розовый призрак продолжал преследовать Хогвартс. Не удостоив мусор и секунды сожалений, он резким движением палочки уничтожил пыль вместе с табличками невербальным «Эванеско» и с легким чувством удовлетворения опустился в кресло. Пальцы щелчком призвали из шкафа потрепанный том записей ЖАБА и первую стопку выпускных работ.

Следующие два часа прошли в почти медитативном ритме. Длинные пальцы Северуса перебирали пергаменты так, словно он сортировал ингредиенты. Иногда он резко подносил страницу к свету, затем, щелкнув языком, вносил в записную книжку пометки. Работы летели в стопки: «бездарность» — влево, «сносно» — вправо.

Когда последний свиток исполнил свою роль, опустившись в правильную сторону, Снейп откинулся на спинку кресла, и кожаная обивка скрипнула. Легенда для Макгонагалл была соблюдена, но настоящее открытие ждало его в книге. Тут на его лице вновь появилось выражение удивления и тревоги. Он понял, почему Грейнджер не могла найти официальную работу. Каким-то непостижимым образом она так и не сдала выпускные экзамены. И более того, вообще не училась на вновь собранном после Битвы седьмом курсе.

* * *

Кабинет зельеварения погружал студентов в знакомый полумрак, где свет факелов отражался в стеклянных колбах, создавая причудливые тени на каменных стенах. Воздух был насыщен терпким ароматом сушеного шалфея, лаванды, ромашки и мяты, с едва уловимыми нотами горячего металла и медного купороса — свидетельствами тысяч проведенных здесь экспериментов. На полках в строгом порядке стояли банки со скользкими черными пиявками, сушеными змеиными клыками и мерцающими крыльями златоглазок.

Снейп стоял у своего стола, его длинные пальцы методично перебирали флаконы с ингредиентами, будто он выбирал оружие перед боем.

— Сегодня, — его голос скользнул по комнате, как лезвие ножа, — мы будем варить Оборотное зелье. Не смейтесь, мисс Фоули, — он даже не посмотрел в ту сторону, но девушка с Гриффиндора тут же закусила губу, — вы ошибаетесь, если думаете, что это простой, «базовый» рецепт. В ваших руках он превратится либо в шедевр, либо в повод для моего вечного разочарования. Основу для зелья вы найдете в своих котлах.

Что-то еще говорить было не нужно. Студенты сразу разошлись по своим рабочим местам, и принялись за работу, без привычного страха — скорее с энтузиазмом и вызовом перед новой задачей. За годы они научились читать его язвительные комментарии как обратную сторону заботы: если Снейп тратит время на сарказм, значит, вы еще не безнадежны.

Работа закипела. Звук перетираемых в ступках ингредиентов, металлический звон ложек о медные котлы и сдержанные перешептывания создавали своеобразную симфонию зельеварения.

— Мистер Уиллоу, — внезапно раздался голос Снейпа, — если вы и дальше продолжите помешивать зелье по часовой стрелке, результат будет напоминать не столько Оборотное зелье, сколько похлебку для гиппогрифов.

Ближе к концу занятия Эдгар Боунс со Слизерина и Луиза Кирк с Гриффиндора — редкая для их факультетов пара, работавшая вместе — допустили критическую ошибку. Вместо рога двурога Луиза по рассеянности бросила в зелье корень асфоделя. Котел мгновенно вспенился кроваво-красной массой, издавая тревожное шипение. Снейп оказался за их спинами быстрее, чем успели моргнуть окружающие.

— Поздравляю, — прошипел Снейп, выхватывая палочку, но не торопясь применять магию. Голос его звучал почти сладостно, отчего в классе стало еще тише. — Вы только что воссоздали рецепт, который в средневековье называли "Поцелуем саламандры". — Черные глаза Северуса, обычно холодные как лед, вспыхнули опасным блеском, когда он медленно обвел взглядом пару учеников. — Желаете лично убедиться, почему ваше творение стоило одному зельевару XIV века обеих рук, а потом и жизни?

Луиза резко втянула воздух, ее пальцы судорожно сжали край стола, оставляя на дереве бледные отпечатки. Эдгар стоял неподвижно, будто его приковали к месту, а его и так бледное лицо приобрело сероватый оттенок, словно он уже почувствовал на себе жар зелья. В задних рядах кто-то нервно кашлянул, за соседним столом студенты незаметно отодвинулись подальше от котла. Остальные студенты замерли, будто пораженные Петрификусом. Обычно профессор просто уничтожал неудавшиеся зелья с ледяным презрением, но сегодня в его поведении появилась нехарактерная эмоциональность. А теперь он с леденящим спокойствием стоял рядом с бурлящим котлом, направив на него свою палочку — и ничего не делал! Повисла опасная пауза, теперь все смотрели только на шипящее зелье.

"Идиотизм чистой воды", — пронеслось в голове Снейпа, когда сладковато-горький запах заполнил кабинет. Его память, всегда безупречная в таких вещах, мгновенно воспроизвела тот же аромат много лет назад — когда юная Гермиона Грейнджер едва не отравилась из-за ошибки Нотта.

Окинув взглядом класс, Северус понял, что достиг нужного эффекта. Молниеносным движением он заключил, ставшую бурой, массу в непрозрачную черную сферу, его пальцы сжали палочку так крепко, что костяшки побелели. Через пару минут шар содрогнулся и раздулся, как легкие неведомого существа, но сдерживаемый чарами, не разорвался.

— Десять баллов с Гриффиндора за безграмотность, — сквозь зубы процедил Снейп, — и пять со Слизерина за невнимательность.

Его взгляд скользнул по лицам студентов, задержавшись на Луизе дольше обычного.

"Та же манера морщить лоб, когда нервничает..."

Он резко развернулся, и его мантия взметнулась, как крылья исполинской летучей мыши. Но только он один знал, что его внезапная резкость вызвана не столько ошибкой студентов, сколько внезапным осознанием — он помнил каждую деталь того давнего урока с Грейнджер. Каждый ее вздох, каждое движение, каждый испуганный взгляд. И это воспоминание почему-то невероятно встревожило и одновременно согрело его, словно глоток крепкого красного чая.

— Фините Инкантатем, — бросил Снейп, и чуть пульсирующий шар резко уменьшился в размерах и с хлопком исчез, оставив после себя запах озона и легкое дрожание воздуха.

Вернувшись к своему столу, Северус обвел холодным взглядом учеников, на мгновение задержавшись на дрожащих руках Луизы, и ровным голосом заметил:

— Разница между рогом двурога и корнем асфоделя огромна. Первый можно использовать, чтобы приготовить зелье, которое убивает тело. Второй — может уничтожить разум. — Северус хищно усмехнулся, заметив, как Луиза невольно прикусила губу. — Выбирайте, какая именно глупость для вас приемлема.

В классе царила полная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием пламени под котлами, поэтому последние его слова, произнесенные очень тихо, будто Снейп обращался к самому себе, услышали все:

— Всегда смотрите, что берете в руки. Даже если уверены, что правы.

Когда урок закончился, и студенты покидали класс, оставив сваренное зелье настаиваться положенные часы, Луиза задержалась у двери. Ее пальцы нервно перебирали край мантии, когда она, уже стоя в дверях, робко спросила:

— Профессор Снейп, а что если... если бы ошибку заметили слишком поздно?

Снейп медленно скрестил руки на груди, и тень промелькнула в его глазах — не гнев, а что-то более сложное.

— Тогда, мисс Кирк, вам пришлось бы искать противоядие. И очень быстро. — Его голос звучал сухо, но без обычной язвительности. — Запомните: этикетки существуют не для украшения.

Луиза побледнела еще сильнее, ее глаза расширились, но она кивнула и быстро вышла в коридор. Северус опустился в кресло и на мгновение прикрыл глаза, слыша, как его собственное сердце бьется чуть быстрее обычного.

"Грейнджер нашла бы противоядие. Она всегда находила".

Оставался еще один урок и еще одна партия Оборотного зелья. Снейп резко встал, привычно размял чуть подрагивающие кисти рук, поправил мантию и направился к шкафу с ингредиентами. У него не было времени на сантименты — только на работу.

* * *

Когда Снейп переступил порог Хогвартса, вечер уже раскинул над Хогвартсом свое прохладное покрывало. Тропинка, ведущая к границе антиаппарационного барьера, извивалась меж древних дубов, чьи листья потемнели, предвещая скорый приход осени. Воздух был свеж и прозрачен, словно кристаллический эликсир, наполненный ароматами влажного мха, прелой листвы и далекого дыма из труб Хогсмида. Нагретые за день стены замка теперь отдавали накопленное тепло.

Северус шел неторопливо, его черные одежды сливались с наступающими сумерками, становясь частью вечернего пейзажа. Ветер играл полами его мантии, словно пытаясь утащить за собой в темнеющий лес. Он попытался отмахнуться от навязчивых воспоминаний, но они всплывали в сознании упрямее, чем пузыри в злополучном котле. Каждый шаг по тропинке, каждый шорох листьев под ногами будто возвращал его в прошлое.

Странное тепло, разлившееся по груди при виде ошибки мисс Кирк, теперь пульсировало где-то под ребрами, как забытое зелье, внезапно проявившее свои свойства. Он помнил каждый урок с Грейнджер с пугающей четкостью — как ее пальцы, иногда чуть дрожащие от волнения, но никогда — от неуверенности, аккуратно измельчали ингредиенты. Как она никогда не бросалась что-то делать, не проверив трижды в разных источниках. Как ее глаза, обычно такие уверенные, расширились от ужаса, когда зелье в котле Нотта начало пузыриться...

Снейп резко сжал кулаки, чувствуя, как что-то сжимается у него внутри, пытаясь защититься от этой нелепой слабости. Это было... непривычно. Неприятно. Опасно.

"Она была всего лишь ученицей, — яростно напомнил он себе, с силой сжимая кулаки, — одна из многих. Не лучше и не хуже остальных. Не без талантов и ума, конечно... а еще она всегда была настойчивее других".

Но почему тогда он помнил, что, проходя мимо ее стола, всегда чувствовал запах жасмина? Почему он до сих пор помнил эти три крошечных морщинки у нее на лбу, неизменно появлявшихся, когда она сосредоточенно помешивала зелье? Почему помнил точный оттенок ее голоса, когда она спрашивала: "Профессор, а если мы добавим щепотку порошка рубина, как в "Тысяче необычных магических ингредиентов"?"

"Сентиментальность — слабость", — прошипел он сквозь зубы, ускоряя шаг. Ветер, будто не соглашаясь с таким выводом, резко ударил ему в лицо, заставив прищуриться.

У самых ворот, украшенных выцветшими гербами четырех факультетов, он остановился. Каменные столбы, покрытые вековым плющом, стояли как немые стражи, пропуская его за пределы школьной территории. Переступив границу барьера, он почувствовал, как защитные чары Хогвартса отпустили его, оставив наедине с холодным вечерним воздухом.

Но даже когда последние лучи солнца пронзили своими лучами темные тучи, это странное чувство не исчезло. Оно просто... отступило. Спряталось. Глубоко. В ту потаенную часть сознания, куда он сбрасывал все, что не мог позволить себе чувствовать — воспоминания прошлого, свои ошибки, тот единственный момент слабости, когда он просил Дамблдора спасти их всех.

"Неважно, — подумал он, выравнивая дыхание, — у меня есть работа. Поиск лекарства от судорог и тремора. Необходимость разобраться, почему мисс Грейнджер не сдала выпускные и работает тайно. Ее познания в легиллименции, в конце концов! Эмоции противоположны чистому и холодному рассудку, так что обойдемся без них".

Резко качнув головой, будто отгоняя назойливую муху, Северус привычным движением возвел ментальные щиты — прочные, как стены Азкабана. Затем, не оглядываясь на темнеющие очертания замка, крутанулся на месте и с глухим хлопком аппарировал прямо к самым ступеням своего дома.

* * *

Гостиную заполнял приглушенный свет, в котором мерцали отблески каминного пламени. По стенам скользили живые тени, будто вторящие какому-то таинственному танцу. Неяркое, но постоянное тепло наполняло комнату, словно тихое дыхание, которое согревало не только тело, но и сознание, и душу. Северус сидел в кресле у очага, слегка откинувшись на спинку, со свежим томом «Современные достижения в зельеварении: теория и практика», раскрытым на коленях. Вписать её магическую подпись в защитные чары дома оказалось удивительно просто — их ментальная связь создала естественный резонанс, позволивший обойти обычные сложности доступа. Его пальцы лениво перебирали страницы, но взгляд время от времени отрывался и скользил к старинным часам на каминной полке, где стрелки медленно приближались к семи часам, словно отмеряя не время, а едва уловимую неловкость предстоящей встречи. Сигнальные чары пока молчали — она ещё не пересекала их границу.

Чай в чашке остыл, но Северус не обращал на это внимания. В его холодных глазах не было ни нетерпения, ни надежды — лишь тонкая, едва заметная тень размышления и напряженной сосредоточенности.

Он не ждал ее. Нет, это была не та эмоция, которую он мог себе позволить. Вместо этого в его уме выстраивался тщательно продуманный план — линии разговора, паузы, тон и даже жесты. Гермиона Грейнджер нуждалась в помощи, хотя сама вряд ли была готова в этом признаться. Он уже знал, что девушка не пошла на седьмой курс и не сдавала выпускные экзамены, именно поэтому не могла найти официальную работу и оказалась в том затруднительном положении, в котором он ее встретил. Эта информация была для него неоспоримой, словно тщательно приготовленное зелье, в котором каждый ингредиент на своем месте. Она согласилась работать с ним — с тем, кто никогда не скрывал своего скептицизма к ее способностям, ни разу не проявил ни капли доверия. Между ними не было взаимопонимания, и Северус прекрасно это осознавал.

«Она придет с подозрением, — думал он, перелистывая очередную страницу, — будет ждать подвоха, готовая к сарказму, холодности, ядовитым замечаниям… но не к помощи».

Он чувствовал эмоции Грейнджер, считывал их, когда ее мысли оказывались в его сознании. Именно поэтому он должен был быть иным. Не мягче, нет, это было невозможно. Северус не знал, как быть мягким. Но предупредительнее. Вежливее. Не позволяя себе ни единой излишней эмоции, но и не пряча за маской равнодушия того, что в глубине души он… хотел, чтобы все получилось.

Скопированные документы он аккуратно убрал в ящик письменного стола — записи о ее успеваемости, экзаменационные работы по СОВ, рекомендации бывших преподавателей (которые так и не были отправлены); время этих бумаг еще не пришло. Рабочий стол перед ним был очищен до минимализма: только чернильный набор с аккуратно заточенными перьями, несколько чистых пергаментов, графин с водой и стакан.

«Она умна, — думал Северус, сжимая пальцы в напряжении, — но уже слишком долго не ждет ни от кого помощи, чтобы поверить в искреннее бескорыстие... от меня. Мне нужно убедить ее в том, что это она мне помогает. И мои аргументы должны быть максимально весомы».

Его взгляд скользнул по строгим линиям гостиной — темное дерево стола, холодный блеск чернильницы, аккуратно сложенные пергаменты. Все вокруг казалось выдержанным, контролируемым, словно отражая его внутреннее состояние. Он искал в себе это объяснение, словно при составлении нового рецепта: пытаясь извлечь из сложной смеси противоречий чистую истину.

И нашел: профессиональный интерес.

Он мог сказать, что изучает влияние войны на магическое образование, что ее случай — уникальный пробел в системе. Что он, как преподаватель, заинтересован в восстановлении справедливости. И, наконец, что ему нужно лечение, а она сама предложила помощь.

Это звучало правдоподобно.

Но хватит ли этого?

Северус глубоко вдохнул, ощущая, как холодок сомнения пробегает по спине — призрак, который не хочет отступать. В душе мелькнула тревога не от страха, а от осознания, что никакие слова не смогут стереть ту пропасть недоверия, что выросла между ними за время ее учебы в Хогвартсе. Одновременно с этим он помнил, с каким уважением она относилась к нему, как вечно поправляла, вероятно, уже бывших друзей: «профессор Снейп, Гарри».

В этот момент тишина кабинета стала почти ощутимой — лишь потрескивание дров в камине и легкое постукивание часов на стене нарушали ее. Он поднял глаза к двери, за которой вот-вот должна была появиться она. В предвкушении и тревоге, смешанных в едином клубке эмоций, он понял: настоящее испытание только начинается.

Ровно в назначенный час раздался четкий, но негромкий стук — три ровных, уверенных удара, не слишком настойчивых, но и без малейшей робости. Северус, который уже знал о ее приближении, плавно поднялся из кресла. «Все та же педантичность», — мелькнуло у него в голове, когда он направился к двери. Его движения были выверены и точны, лишены всякой суеты — он никогда не позволял себе ничего, что могло бы выдать нетерпение или волнение, даже когда оставался один.

Подойдя к двери, он открыл ее и сделал едва заметный шаг назад, соблюдая дистанцию, но держа створку так, чтобы гостье не пришлось самой ее придерживать. Его черные глаза мгновенно оценили ее фигуру; все та же простая, но аккуратная одежда: джинсы и пальто, застегнутое на все пуговицы, волосы, собранные в аккуратный пучок под темным беретом. Взгляд Гермионы был настороженным, словно она пыталась предугадать каждый его шаг, но одновременно в нем читалась твердая уверенность — внешняя броня, скрывающая бурю эмоций внутри. Легкий налет усталости вокруг глаз выдавал бессонные ночи и переживания, которые она тщательно прятала за спокойствием. В руках она крепко сжимала небольшую сумочку, расшитую бисером, словно держась за последнюю нить опоры в этом напряженном моменте.

«Приготовилась к ловушке, — подумал Северус, — даже немного жаль, что придется ее разочаровать».

— Мисс Грейнджер, — произнес он ровным, спокойным голосом, — вы пунктуальны. Это упрощает дело. — Его тон был сдержанным, без привычной язвительности, но и без излишней любезности — деловой, четкий, отражающий серьезность предстоящего разговора. — Проходите, — он жестом указал в прихожую.

Предложение прозвучало сухо, но не холодно — приглашение к сотрудничеству, а не к битве. Северус не ожидал улыбки в ответ, но и не собирался создавать атмосферу враждебности. В этот момент он был больше ученым, чем профессором с неоднозначным прошлым; больше человеком, чем маской.

Гермиона тихо кивнула в ответ на приветствие, ее голос прозвучал сдержанно, но в нем угадывалась благодарность:

— Добрый вечер, профессор Снейп.

Она бесшумно вошла, слегка опустив взгляд, словно стараясь не нарушить уединения этого старого дома и его хозяина, но в ее походке читалась устойчивая решимость, присущая ей даже в самые непростые моменты. Северус, не теряя ни секунды, последовал за ней и мягко, но уверенно помог ей снять пальто. Сегодня, придя с работы, он специально починил свою старую вешалку — чтобы ей было где оставить верхнюю одежду.

Гермиона медленно освободила руки из рукавов пальто, под которым была надета открытая джинсовая куртка и клетчатая рубашка. Затем сняла с головы берет, аккуратно сжав его в руках, словно опасаясь помять, и передала Северусу. Он бережно положил берет на верхнюю полку. В этот момент, девушка, наконец, встретилась с его взглядом.

Северус легко прочел ее поверхностные мысли и эмоции, ощутив тонкую пелену тревоги, скрытую за маской спокойствия. Он знал, как трудно ей довериться, как тщательно она охраняет свои чувства — как охраняют самый ценный и уязвимый секрет. Внутри него разгорелось желание защитить ее от невидимых угроз, но вместе с тем он ощущал и собственную неуверенность — как далеко он может зайти, не нарушив ее личных границ.

Он помнил, как тяжело Поттеру давались уроки легилименции и окклюменции, и как Гермиона, напротив, быстро овладела ими сама, хотя все еще плохо контролировала этот дар. Это знание придавало Северусу уверенность в своих поступках — он мог читать ее настроения и страхи, даже когда она тщательно скрывала их словами и жестами. А это было важно, если он хотел добиться ее доверия, которое было необходимо для реализации его желания помочь Грейнджер, даже если он и маскировал их сам для себя под собственный расчет. Северус не хотел, чтобы она не доверяла ему или, хуже того, боялась. Так у них ничего не получится.

Северус жестом пригласил девушку в гостиную и, пропустив Гермиону вперед, последовал за ней, внимательно наблюдая за каждым ее движением. Она села на предложенный ей диван, стараясь сохранить дистанцию и не позволить себе расслабиться, выпрямилась, как будто оказалась вновь за партой в школе, готовая к уроку. В ее позе читалась привычная независимость и нежелание показывать хоть малейшую слабость.

Снейп, заметив это, слегка улыбнулся, что было редким для него проявлением эмоций по отношению к бывшим ученикам, и сказал:

— Итак, мисс Грейнджер, прежде чем мы приступим, я хотел бы обговорить с вами некоторые детали. Но вначале, не хотите ли вы чаю?

Гермиона слегка покраснела, но быстро взяла себя в руки и ответила:

— Спасибо, профессор, но я...

— Мисс Грейнджер, — мягко перебил ее Северус, не давая ей возможности отказаться, — мы договорились, что если я предлагаю вам что-то, то отказываться из вежливости не нужно. На улице заметно похолодало, а чай у меня давно готов.

Она чуть вздохнула, в ее взгляде мелькнула тень усталости, но гордость не позволяла ей расслабиться.

— Хорошо, спасибо. Давайте я помогу вам его принести? — предложила она, пытаясь сохранить контроль над ситуацией.

— Мисс Грейнджер, — его голос прозвучал сухо, но в уголке губ мелькнуло что-то, что могло бы быть улыбкой, — ваше рвение к чайной церемонии трогательно, но вряд ли стоит тратить остатки энергии на то, что я могу сделать сам. Присядьте. Или вам так не терпится доказать, что даже один замерзающий гриффиндорец выносливее стада гиппогрифов? Посидите у камина, я вернусь через минуту.

Гермиона не смогла сдержать легкую улыбку — редкий момент, когда сарказм Северуса звучал не как укол, а как обычное проявление юмора.

На кухне Северус обновил свои ментальные щиты, тщательно скрывая внутренние волнения, и, чуть нахмурившись в такт своим мыслям, разлил по чашкам свежезаваренный красный чай с лепестками мелиссы, который специально приготовил перед ее приходом. В каждом движении чувствовались его привычная аккуратность и неведомо откуда взявшееся желание заботиться.

«Не признак слабости», — мысленно оправдался он перед собой. — «Всего лишь… тактический ход». Его взгляд на секунду потускнел, но в глубине души он надеялся, что Гермиона почувствует эту поддержку, даже если не скажет об этом вслух.

Когда Северус вернулся с чайным подносом, его взгляд скользнул по комнате, задержавшись на Гермионе. Девушка стояла у массивного дубового шкафа, слегка запрокинув голову и закусив нижнюю губу, с неподдельным интересом изучая корешки фолиантов. Ее пальцы нервно перебирали воздух в нескольких сантиметрах от полок, словно боясь нарушить строгий порядок без разрешения.

Осторожно коснувшись ее сознания, он убедился, что буря эмоций утихла, оставив после себя лишь спокойную сосредоточенность. Сейчас ее занимал единственный вопрос: как бы тактично попросить у него пару книг "для легкого чтения", не показавшись навязчивой.

— Возможность пользоваться моей личной библиотекой, мисс Грейнджер, мы обсудим позже, — произнес он, ставя чашку на низкий столик перед диваном.

Гермиона вздрогнула, будто пойманная на чем-то запретном, но тут же расслабилась, встретив его взгляд.

— Спасибо, — прошептала она и вернулась к дивану.

Северус, в свою очередь, занял место в кресле напротив, устроив руки на подлокотниках, он сложил пальцы домиком и начал без лишних предисловий:

— Итак, мне необходимо уточнить несколько моментов относительно вашей... текущей ситуации. Вы не против?

Его голос звучал нейтрально, но в глубине черных глаз теплился острый, аналитический блеск — тот самый, что появлялся, когда он сталкивался с особенно сложной задачей.

«Так, Северус», — пронеслось у него в голове. — «Главное — не напугать. Но и не дать усомниться в серьезности намерений». Дождавшись, когда девушка уверенно кивнет, он продолжил:

— Хорошо, — кивнул Северус. — Учитывая, что с утра я занят в Хогвартсе, предлагаю встречаться в лаборатории в семь вечера. Работать будем каждый день, кроме выходных. Но есть одно условие: с утра вы должны отдыхать. Не хочу, чтобы вы приходили сюда измученной.

Гермиона вновь слегка улыбнулась, оценивая его заботу, замаскированную под суровость.

— Допоздна, значит? — поинтересовалась она. — Надеюсь, у меня хватит сил.

Снейп иронично усмехнулся:

— Если не хватит — я всегда могу предложить вам Укрепляющее зелье. Впрочем, вспоминая вашу учебу в Хогвартсе, сомневаюсь, что это понадобится.

Гермиона улыбнулась и, чуть наклонив голову, перешла к делу:

— А как насчет оплаты?

— Оплата будет фиксированной и своевременной, — ответил он. — Кроме того, разрешаю варить зелья на продажу, но только с моего одобрения и под моим контролем. Не хочу, чтобы мои и ваши рецепты гуляли по всей магической Англии. В настоящее время меня устраивает ваша... анонимность.

Северус предложил гостье пересесть за стол, достал из кармана сюртука аккуратно свернутый пергамент и разложил его перед Гермионой.

— Вот, — сказал он, — стандартный контракт. Мы будем работать вместе. Вы станете моей ученицей и подмастерьем в моей личной лаборатории. Оплата еженедельная, прибыль от сваренных вами зелий делим пополам. — Он указал на строки с подробным описанием обязанностей и условий. — Ознакомьтесь внимательно. Если согласны, подпишите его, и мы приступим к делу, — добавил он, выдержав небольшую паузу.

Гермиона внимательно прочитала документ. Когда взгляд ее уперся в строку с суммой оплаты, ее глаза округлились. На мгновение внутренние щиты Гермионы ослабли — Северус уловил в ее сознании замешательство, недоверие и легкое ожидание приближающейся опасности.

Девушка подняла голову и, встретившись с его глазами, твердо сказала:

— Это очень большая сумма. Учитывая, что у меня нет диплома и официального статуса, я не уверена, что такая оплата справедлива.

Снейп без тени видимых эмоций ответил:

— Мисс Грейнджер, дипломы — всего лишь бумажки, а талант и усердие — то, что действительно стоит денег. Не сомневаюсь: вы быстро докажете, что достойны каждого галлеона.

Северус видел, как внутри Гермионы бушевал вихрь эмоций. Желание принять предложение и начать работу переплеталось с осторожностью и недоверием. Он ясно ощущал, как девушка ценила свою независимость и привыкла полагаться только на себя, как не хотела вновь доверять кому-либо после того, как... На лице Гермионы мелькнула гримаса боли — этот момент не ускользнул от Северуса. Он не успел разглядеть, какое воспоминание вызвало перемену, лишь увидел темный лес, ощущение погони и животный страх. Эти сильные эмоции вспыхнули на секунду и тут же исчезли, а сознание девушки вернулось к предложению «Ужаса подземелий». Северус вновь прочел ее мысли: необходимость в деньгах и стремление избавиться от нависающих проблем толкали ее на риск. Ее разум метался между желанием довериться и страхом перед возможными последствиями нелегальной работы — ведь официального трудоустройства не предусматривалось, и это могло обернуться неприятностями.

Все это время Северус стоял неподвижно, вдруг поймав себя на том, что рассматривает черты ее лица, вновь сравнивая с той мисс Грейнджер, что он помнил из Хогвартса.

Наконец девушка тряхнула головой, от чего несколько пружинящих прядок выскользнули из пучка, ее ментальные щиты укрепились, и она твердо произнесла:

— Я согласна работать с вами как ученица и подмастерье. Но еще раз вынуждена напомнить, что официально трудоустроиться не могу — слишком много бюрократии и формальностей.

Снейп второй раз за вечер усмехнулся, сложив руки на груди:

— К этому мы вернемся позже. Сейчас я — Мастер зельеварения и имею право брать на работу кого угодно, хоть полных бездарей. Но, судя по моим наблюдениям, вы не из их числа.

Гермиона поняла, что это был комплимент, и ее глаза заблестели. Не желая показывать девушке, что видит ее слабость, Северус потянулся за черным пером, обмакнул его в чернила и поставил на пергаменте свою подпись. Пергамент едва заметно засветился зеленым.

Гермиона выбрала пепельно-серое перо и аккуратно провела им по пергаменту, ставя свою подпись. В тот же миг свечение бумаги изменилось: мягкое изумрудное мерцание сменилось глубоким бордовым светом, словно проникающим в саму ткань пергамента. Свет погас, а по краю документа возник сложный узор из древних рун — изящное переплетение золота и серебра, мерцающее и переливающееся в свете ламп.

Снейп посмотрел на пергамент и произнес:

— Магия приняла контракт.

Гермиона эхом отозвалась:

— Магия приняла контракт.

Она сразу же испугалась, что опять демонстрирует ему "невыносимую всезнайку", но Северус лишь слегка кивнул, не подав признаков раздражения.

— Хорошо, — сказал он, — тогда предлагаю вам осмотреть лабораторию. Пора познакомиться с вашим новым рабочим местом.

— Благодарю за доверие, профессор. Обещаю не подвести.

Снейп не ответил, но в его груди вновь разлилось то тепло, которое он уже не раз ощущал с момента первой встречи с этой юной волшебницей на Косой Аллее.

* * *

Северус остановился у подножия лестницы, ведущей в подвал, дожидаясь, пока Гермиона не поравняется с ним, затем указал на массивную дверь, украшенную изящной резьбой и рунами, излучавшими приглушённое магическое свечение.

— Не торопитесь, — сухо произнес он. — За этой дверью — не просто лаборатория, а крепость. Сложнейшая система защитных чар, чтобы ни один любопытный нос не влез без разрешения. Я не могу просто так открыть дверь и впустить вас — это было бы слишком просто.

Он достал из внутреннего кармана сюртука свернутую шкурку бумсланга — тонкую, почти прозрачную, с едва заметным блеском. Северус поднял бровь и, слегка улыбнувшись, сказал:

— Вот, возьмите это, — сказал Северус, протягивая ей предмет. — Не сомневаюсь, что этот ингредиент вам знаком — помните, как вы однажды... позаимствовали у меня похожую шкурку для оборотного зелья? На эту я капну немного вашей крови и вплету ее в защиту лаборатории, и она будет служить частью охраны. Украсть ее уже не получится, а вы сможете свободно проходить через защитные чары. Обещаю не причинять вреда, — добавил он.

Гермиона, мгновенно покрасневшая, словно зрелый помидор, попыталась улыбнуться, но в ее глазах мелькнуло легкое смущение и одновременно удивление, а Северус прочел в ее разуме, как ее удивило осознание того, что он пошутил.

— Спасибо, — тихо ответила она, принимая шкурку.

Снейп кивнул и, сосредоточившись, провел ладонью по рунам, которые одна за другой потухали, словно гасли свечи в ночи. Когда последняя защита исчезла, дверь плавно отворилась с легким скрипом.

— Входите, — сказал он, отступая в сторону.

Гермиона сделала шаг вперед и оказалась в сердце всего дома — личной лаборатории Северуса Снейпа — месте, где магия и наука сплелись в неразрывный союз.

Перед Гермионой раскинулся просторный зал, залитый мягким, теплым светом газовых ламп, которые висели на прочных деревянных балках низкого потолка. Лучи света играли на полированных поверхностях, создавая причудливые тени и подчеркивая каждую деталь интерьера. В самом центре комнаты величественно возвышался огромный котел из черного чугуна, покрытый изящными серебряными узорами. Эти узоры казались живыми — они плавно текли и переливались, словно струились по металлу, отражая магическую энергию, заключенную внутри.

Воздух был насыщен сложным и многогранным ароматом: тонкие ноты редких трав и смол переплетались с едва уловимым запахом слегка обожженных корней и свежесобранных цветов, создавая атмосферу загадочности и очарования.

Вдоль стен тянулись высокие деревянные полки и массивные шкафы, аккуратно заставленные множеством банок и флаконов с ингредиентами. Здесь можно было увидеть все — от измельченных корней мандрагоры с их характерным запахом до тончайшего порошка из пера феникса, сверкающего словно звездная пыль. Некоторые сосуды были запечатаны сургучом с гербом Гильдии Зельеваров, другие украшены таинственными символами и рунами, понятными лишь настоящему мастеру своего дела.

На одном из рабочих столов стояли весы с золотыми чашечками, тщательно отполированные и готовые к работе. Рядом были аккуратно расставлены пестики и ступки из белого и черного мрамора, каждая со своей историей и предназначением. Неподалеку лежали древние свитки, покрытые мелким, едва разборчивым почерком Северуса, хранящие рецепты и заметки, которые он собирал годами, оттачивая свое мастерство.

Гермиона медленно и с трепетом обошла помещение, ее глаза горели от восхищения и глубокого профессионального интереса. Она осторожно прикоснулась к одному из котлов, почувствовав тепло и едва уловимую вибрацию магии, исходящей от него. В ее взгляде читалась глубокая признательность и уважение к этому месту — к храму зельеварения. А в ее мыслях Северус отчетливо видел желание погрузиться в изучение ингредиентов, сложных составов, раскрыть их тайны и совершать открытия, которые, без сомнений, перевернули бы устаревшие догмы этой точной и тонкой науки. В этом она очень походила на него самого.

Северус внимательно наблюдал за ней, ловя каждую мельчайшую эмоцию и движение. Он видел, как ее сердце наполняется радостью и удивлением, как искреннее восхищение постепенно превращается в твердую уверенность. Перед ним стояла не просто ученица, а будущий Мастер, чья страсть к зельеварению была неподдельной и глубокой.

— Видите, — сказал Северус, наконец прерывая тишину, — это не просто лаборатория. Это мой мир, моя крепость и школа. Здесь вы научитесь не только варить зелья, но и понимать их душу.

Гермиона кивнула, ее лицо светилось решимостью и благодарностью.

— Я готова учиться и работать, профессор. Спасибо за доверие.

Снейп молча искренне улыбнулся — редкое проявление теплоты, которое он позволял себе лишь в присутствии тех, кто действительно достоин.

— За это вы меня уже благодарили, мисс Грейнджер, — тихо сказал он и прошел к одному из столов. Его взгляд стал серьезным и непреклонным. — Но теперь, согласно условиям нашего контракта, вы должны называть меня мастером.

Гермиона слегка вздрогнула, но быстро собралась и ответила с уважением:

— Конечно, мастер.

Снейп достал из ящика небольшой кинжал с тонким лезвием и внимательно посмотрел на Гермиону.

— Теперь — следующий шаг, — сказал он, — проколите палец. Капля вашей крови понадобится мне для создания защиты этой лаборатории. Магия, которую я собираюсь сотворить, сложна и темна, но необходима. Она вплетет вашу кровь и этот ингредиент в защитный барьер, который не позволит никому проникнуть сюда без вашего ведома.

Гермиона с легким волнением, но без колебаний, проколола кончик пальца и капнула кровью на тонкую шкурку, которую Снейп аккуратно взял в руку.

— Помните, — продолжил он, — вы не сможете привести сюда чужих. Я делаю так не из-за недоверия, а из соображений безопасности. В этой лаборатории много опасных предметов и ингредиентов, которые не должны попасть в чужие руки. Вы получаете доступ как моя ученица.

Гермиона глубоко вдохнула, чувствуя всю серьезность момента.

— Я понимаю.

Снейп кивнул, удовлетворенный ее ответом, и медленно поднял руки. В воздухе вокруг них заклубился вихрь, окрасившийся оттенками изумрудного и лазурного, заиграли тонкие серебристые нити магии, словно живые, извивающиеся змеи. Он начал тихо произносить сложные заклинания на древнем языке, каждое слово звучало с неизменной четкостью и силой, вызывая в лаборатории вибрации, которые казались почти ощутимыми. В его пальцах мерцали искры зеленого и почти черного пламени, переплетаясь в танце, похожем на вихрь тьмы и света. Шкурка с каплей крови Гермионы, лежащая на ладони, начала светиться тусклым красным светом, постепенно превращаясь в пульсирующий узор, который вплетался в невидимую сеть магии, охватывающую все помещение.

Снейп погружался в процесс, словно растворяясь в самой стихии заклинаний: его дыхание становилось ровным и глубоким, а мысли — сосредоточенными до предела. Он чувствовал, как магия течет по его венам, наполняя каждую клетку тела энергией, которую невозможно описать словами. В этот момент Северус был не просто мастером зелий, но повелителем темных и светлых сил, соединяющих материю и дух, защиту и разрушение.

В глубине сознания он уловил тихое восхищение Гермионы, которое она не могла скрыть. Это чувство придавало ему силы и спокойствия, подтверждая, что он не ошибся, доверив ей эту тайну. Он видел, как ее глаза расширились от удивления и уважения, и сейчас это было для него важнее всяких похвал. Он почувствовал, как магия волшебницы соединилась с его, усиливая и дополняя его. Эта почти осязаемая энергия обновила и укрепила защиту лаборатории.

Последние серебристые нити заклинания растворились в воздухе, вплетаясь в старые камни. Стены на мгновение излучили тусклый, почти невидимый свет, затем вернулись к своему обычному виду — лишь едва заметное мерцание у дверного проема выдавало новую защиту.

Северус медленно опустил руки, пальцы его, на удивление, не дрожали. Он ждал этого после примененной им сильнейшей магии — так было раньше, но ни тремор, ни судороги не появились. Его голос прозвучал глубже обычного, словно сама магия, только что призванная, оставила в нем след:

— Защита установлена.

Гермиона стояла неподвижно, словно завороженная. Ее глаза были широко раскрыты, отражая мерцающий свет, а губы чуть приоткрылись, не в силах скрыть удивления и восторга. В воздухе витал сладковатый запах паленой шкурки бумсланга, смешанный с резким металлическим оттенком — явное свидетельство только что завершенного ритуала.

— Это... невероятно, — прошептала она, осторожно проводя пальцами по воздуху, где еще секунду назад искрящиеся нити магии плясали, словно живые существа, играющие в прятки.

Северус резко кивнул, его черные глаза блестели в ярком свете газовых ламп, наполненные скрытым удовлетворением и легкой иронией.

— На сегодня достаточно, — сказал он, медленно поворачиваясь к Гермионе. В его сознании мелькнула какая-то непонятная эмоция, когда он увидел свое отражение в ее изумленных глазах. — Идемте, мисс Грейнджер.

Он сделал едва заметный жест в сторону выхода. Гермиона, все еще под впечатлением, медленно направилась к двери, словно боясь нарушить хрупкую магическую тишину.

— Мастер, — остановилась она на пороге, обернувшись, — этот ритуал... он действительно древний, да? Я читала о подобных, но...

— Завтра, мисс Грейнджер, — прервал ее Северус, и в его голосе не было привычной резкости. — Сегодня вы получили достаточно новой информации, чтобы осмыслить все это, кроме того, приняли участие в сложном ритуале. Завтра начнем работу. А пока — вам нужно отправиться домой и отдохнуть.

Гермиона кивнула, ее профессиональное любопытство сражалось с нарастающей усталостью. Внезапно она нахмурилась, словно вспомнив что-то важное:

— Мастер, у меня есть один вопрос...

Снейп нахмурился, его взгляд стал чуть холоднее.

— Нет, это не касается работы, — поспешила она добавить, заметив перемену в его настроении. — Просто... я сегодня так обрадовалась, когда узнала, что некоторые из моих житейских вопросов разрешились сами собой... То есть, сначала я действительно обрадовалась...

«Так вот, чему она была так рада днем», — подумал Северус и внутри улыбнулся сам себе, отлично зная, о чем заговорила Гермиона.

— А потом подумала, что кто-то узнал... про меня. Вдруг это Министерство?

— Мисс Грейнджер, — с напускной усталостью проговорил он, — вы говорите загадками, а для них у меня сегодня нет ни времени, ни желания. Оставим этот разговор на потом. Я лишь уверен, что это не Министерство. Я сотрудничаю с отделом Тайн, и если бы появился незарегистрированный зельевар, меня бы обязательно поставили в известность. — Увидев, что девушка хочет продолжить, он чуть резче, чем намеревался, сказал: — На сегодня хватит вопросов. Не заставляйте меня пожалеть о нашем сотрудничестве.

Несмотря на тон, Гермиона не расстроилась. Ее теплая улыбка была словно тихая победа над мрачным настроением наставника. Она вышла из лаборатории, а Северус последовал за ней, закрыв дверь, которая мгновенно запечаталась новой защитой.

В лаборатории, где магия двух волшебников переплелась в единое целое, по-прежнему царило теплое, живое сияние — напоминание о том, что даже в самых мрачных местах может пробиться свет знаний, творчества и надежды.

И, конечно, Северус подумал про себя, что если бы Гермиона знала, сколько еще загадок скрывает этот мир, она, возможно, была бы еще настойчивее. Но это — завтра. А сегодня достаточно и того, что они сделали.

* * *

Они поднялись по холодной, чуть шероховатой каменной лестнице, ведущей в прихожую. Стены здесь были выложены серым камнем, местами украшенным тонкими ниточками паутины, которые едва заметно мерцали в мягком свете из гостиной. Тишину нарушало лишь редкое потрескивание прогоревшего камина, доносящееся из гостиной. Напротив лестницы тянулся короткий коридор, упирающийся в тяжелую дверь черного хода. Рядом располагался проход на кухню, откуда доносился слабый аромат мелиссы.

Подойдя к вешалке, Северус взял пальто Гермионы — ткань была плотной и теплой, но грубой и шероховатой — развернул его в воздухе, и сделал небольшой шаг вперед, стараясь незаметно направить руки девушки в рукава. Но она уже сама потянулась к ним, движения её были резковаты, словно она забыла, что кто-то может помочь с такой мелочью. Он задержал пальто на мгновение, давая Гермионе справиться самой, а в голове мелькнуло: "Отвыкла. Или не ждёт?"

Когда пуговицы были застёгнуты, Северус снял с верхней полки берет — мягкий, с тонкой текстурой, которую можно было ощутить, лишь проведя пальцами по его поверхности, и протянул ее головной убор, не отводя взгляда.

— Ваш берет, — мягко сказал Северус.

Гермиона взяла его и как-то устроила на голове, чуть поправив непослушный пучок.

Снейп открыл дверь, и в прихожую ворвался прохладный ночной воздух с запахом осенней листвы и фабричного дыма.

— До завтра, мисс Грейнджер, — произнес он с привычной сдержанностью.

— До завтра, проф... мастер, — ответила она, слегка улыбнувшись, сделала шаг за порог и исчезла с тихим хлопком аппарации.

Снейп еще мгновение стоял, опираясь на косяк двери, вдыхая знакомый воздух Коукворта, прежде чем медленно закрыть дверь и направиться обратно в гостиную. Огонь в камине уже превратился в тлеющие угли, и в комнате стало ощутимо прохладнее.

И тогда он почувствовал — едва уловимый, но совершенно отчетливый аромат жасмина, витающий в воздухе. Нежный, но настойчивый, словно тот же запах из его воспоминаний.

Северус замер, чуть приподнял голову и убедился, что аромат настоящий, после чего подошел к столу, на котором лежал лист пергамента и стояла небольшая чашка. Он осторожно взял пергамент в руки, ощущая легкое покалывание магии, исходящее от документа. Контракт Ученичества был скреплен и подтвержден самой магией — в этом не было ни малейших сомнений.

Открыв верхний ящик письменного стола — тот самый, где хранились копии документов Гермионы из архивов Хогвартса, — он аккуратно поместил туда контракт. Дубовая фанера мягко щелкнула, но запах жасмина не исчез, продолжая висеть в воздухе, словно незримое напоминание.

Он повернулся к оставленной чашке. Фарфор, казалось, все еще сохранял тепло, но теперь Северус понимал — аромат исходил не от посуды. Он наполнял всю комнату, пропитывая воздух, мебель, даже тяжелые портьеры.

В груди что-то сжалось. Те самые чувства, что он так тщательно заточал в глубине души, внезапно вырвались на свободу. Тепло растекалось по грудной клетке, разъедая привычную броню холодности. Он закрыл глаза, позволив себе на мгновение утонуть в этом ощущении, но тут же сжал чашку крепче, так что побелели костяшки пальцев.

«На сентиментальности далеко не уедешь», — мысленно бросил он себе, отгоняя слабость.

«А что, если однажды ты не сможешь достать свои чувства из этих глубин?» — нашептало подсознание.

Резким движением он развернулся и направился на кухню. Вода в раковине зажурчала, смывая остатки чая. Каждое движение Северуса было отточенным, методичным — он мыл посуду с той же педантичностью, с какой варил сложнейшие зелья.

Подойдя к окну, он уставился сквозь запыленное стекло на начавшийся дождь. Капли стучали по поверхности, размывая очертания мрачных улиц Коукворта. Прохладный воздух, просочившийся сквозь открытую форточку, остужал кожу, возвращая ясность мыслей.

Глубокий вдох. Выдох.

Как всегда в моменты внутреннего смятения, он методично привел мысли в порядок, возвращаясь к привычному строгому, аналитическому рассудку — холодному и бесстрастному, словно тщательно отточенный инструмент, на который можно положиться в любой ситуации. Факты. Логика. Расчет. Никаких эмоциональных помех.

Но даже когда ледяной контроль был восстановлен, где-то в глубине оставалось осознание: эта необъяснимая нить, связавшая его с Гермионой, была чем-то не просто удивительным, возможно — уникальным или, по крайней мере, никому неизвестным и неизученным. Северус понимал, что это тайна, которую он пока не готов разгадывать.

* * *

Плотный туман сгустился над Косой аллеей, густой и вязкий, как живой организм, который медленно охватывал все вокруг, поглощая звуки и свет. Северус шагал вперед, каждый его шаг отдавался эхом в липкой, осязаемой тишине. Сейчас он знал — это сон, но от этого гнетущая атмосфера и безысходность, которые навевало это место, никуда не исчезли.

Северус шел медленно, внимательно наблюдая за каждым движением, каждым лицом. На этот раз сон немного изменился. Теперь некоторые прохожие кивали ему, но незаметно, словно боялись. Их взгляды — смесь тревоги и осторожности — вновь напомнили ему времена войны.

И вот он остановился перед дверью аптеки. В отличие от улицы здесь свет бил ярко и резко — белые лампы, стерильные полки, блеск стекла и металла. Это было как взрыв в ночи, вспышка чистоты и порядка посреди хаоса. Северус шагнул внутрь, и мрак улицы остался позади, словно он пересек границу между двумя мирами, но он знал, что это спокойствие — обман.

Он не стал подниматься по лестнице и тратить время на коридор. Палочка в руке, почему-то тяжелая и холодная, была его единственным союзником. Окружив себя дезиллюминационными чарами и возведя ментальные щиты, он применил чары левитации: те самые, что оставляют во рту вкус пепла и крови, а в жилах — ледяное жжение темной магии. Мгновение — и черный, маслянистый, клубящийся дым пронесся сквозь пространство, и вот он уже стоит перед дверью, и его пальцы сжимают холодную металлическую ручку.

Дверь подалась с тихим скрипом, являя его взору не тесную подсобку, а полумрак огромного зала. Мраморный пол, отполированный до зеркального блеска, отражал лунный свет, льющийся из высоких стрельчатых окон. И в центре этого леденящего пространства, в метре над полом, как марионетка с оборванными нитями, парила девушка. Рваная одежда не могла до конца скрыть исхудавшее тело. Кожа — почти прозрачная, с синеватыми прожилками вен. Синяки цветущего желто-фиолетового спектра. Следы от веревок на запястьях. Тонкие, аккуратные порезы — словно хирург проводил методичную работу.

Вспышка зеленого света ослепила Северуса, и он проснулся, хватаясь за простыни, мокрые от пота. В его горящем разуме неистово бились только две мысли, и он не понимал, какая из них хуже: то, что эта девушка — Гермиона, или то, что он узнал рисунок на мраморных плитах.

Северус Снейп возник на гравийной дорожке поместья Малфоев в тот неопределённый час, когда ночь уже сдаёт свои позиции, но утро ещё не вступило в свои права. Предрассветный воздух висел неподвижной, сырой пеленой — погода, в общем-то, обычная для графства Уилтшир в сентябре, но для него эта ледяная влажность навсегда стала отголоском того рокового вечера. Она цеплялась за полу его плаща, как и много лет назад, когда он приземлился здесь под гнетущим покровом темноты, до боли сжимая рукоять волшебной палочки и ощущая холодный груз серебряной маски в глубине кармана.

Медленно приближаясь к ажурным чёрным воротам, чьи витые прутья, щедро украшенные потускневшим гербом Малфоев, отливали свинцовым блеском в унылом свете зари, Северус резким, отточенным движением взмахнул палочкой. Мгновение — и массивная преграда распалась, превратившись в струящийся дымчатый туман. Холодная пелена, знакомая до оскомины, обвила его, просочилась сквозь шерсть мантии; он отчётливо ощутил, как древние, въедливые чары скользнули по самому нутру его магического ядра, выискивая следы чужих заклятий. Это было похоже на прикосновение ледяных щупалец, бесцеремонно исследующих душу на предмет измены. «Все те же параноидальные меры предосторожности», — мысленно усмехнулся он, кожей чувствуя давящий вес чужой подозрительности и вспоминая, как Люциус, упиваясь собственной значимостью, хвастался этой системой перед своими «друзьями».

Туман рассеялся, стоило ему сделать три шага, и особняк предстал перед ним во всей своей увядающей мощи — холодный, надменный, дышащий почти осязаемой враждебностью. Те же голые серые стены, сложенные из грубого камня, отсыревшие и покрытые пятнами лишайника. Обширный парк, некогда безупречно подстриженный, ныне буйно зарастал сорняками и крапивой; где-то там, в глубине, валялось на боку позолоченное кольцо от сломанной павлиньей жердочки — немое свидетельство былой роскоши. Даже острые шпили крыш, всегда бывшие символом надменной мощи Малфоев, теперь казались истончившимися и потемневшими, и их угрожающая грация походила на оскал дряхлеющего хищника. Привычный фоновый шум ужаса смолк: не было тревожного гула заклинаний-ловушек, не доносилось приглушённых перешёптываний Пожирателей, застывших, как изваяния, во дворе, не оглашали пространство надменные крики белоснежных павлинов. Лишь пронизывающий насквозь ветер гудел в лабиринтах из стриженых тисов, шевеля их тёмную, почти чёрную листву, да блеклый рассвет слепо бликовал в запылённых окнах-глазницах, напоминая о том, как когда-то в этих самых окнах мелькали зловещие зелёные вспышки Смертельного проклятия.

Во вторник у Северуса не было уроков. День предполагалось потратить на проверку эссе шестого курса, а пока он направлялся к новому хозяину этого дома. Солнце, пробиваясь сквозь облака, высвечивало трещины на фасаде, которых раньше он не замечал. «Или их просто не было до того, как из этого места исчез страх?» — мелькнуло у него в голове. Шаг за шагом он приближался к дверям, и с каждым движением воспоминания становились всё ярче: вот здесь, у каменного василиска, он когда-то замедлил шаг, услышав крик Нарциссы; этот фонарь никогда не горел, чтобы не привлекать внимания к тайному ходу...

Теперь же ему не нужно было никого бояться. Но почему-то пальцы сами сжались в кулаки, отчего кожаная ручка небольшого саквояжа — того самого, что утром прислал ему с совой мистер Фрост, — жалобно скрипнула.

Северус поднялся по потрескавшимся ступеням и только потянулся к серебряному дверному молотку, как дверь приоткрылась. На пороге стоял домовик. Существо было до неприличия худым, с кожей серого оттенка, напоминавшей старый пергамент, а его огромные, выпученные глаза смотрели на гостя с немой настороженностью.

— Профессор Снейп, — проскрежетал домовик, низко склонив голову, но не опуская взгляда. Его длинные, узловатые пальцы нервно перебирали бахрому грязной наволочки — той, что когда-то блистала серебряной вышивкой, а теперь была лишь серым тряпьём с потускневшими, колючими нитями.

— Добби? — имя сорвалось с губ Северуса помимо воли, но тут же он осознал ошибку. Нет, этот домовик был другим — старше, сгорбленнее, и в его огромных глазах не было и следа того строптивого огня, что горел в взгляде вольного эльфа.

— Меня зовут Тизли, сэр, — ответил домовик, и в его скрипучем голосе прозвучала едва уловимая, но застарелая обида. — Добби… Добби больше не служит Дому Малфоев.

Снейп почувствовал, как что-то холодное и тяжёлое сжалось у него в груди. "Конечно. Он погиб тогда, спасая Поттера, Грейнджер и остальных. Погиб как герой. А этот… этот просто выжил".

— Я здесь, чтобы увидеться с Драко, — отчеканил он, намеренно и демонстративно опуская титул.

Тизли замер на секунду, будто взвешивая, стоит ли напомнить гостю о формальностях, но затем лишь кивнул, и его большие уши жалобно полоскнулись:

— Лорд Малфой ожидает вас в восточном кабинете, сэр. Если вы проследуете за мной…

Дверь со скрипом, похожим на стон, широко распахнулась, пропуская Снейпа внутрь. Холл поместья был всё так же величественен и бездушен — ледяные мраморные плиты под ногами, высокие потолки, украшенные потускневшими фресками, где застыли в вечной погоне за добычей предки Малфоев. Но теперь между колоннами висели портреты не только их, но и… других. Нарцисса — её гордый профиль Снейп узнал сразу. А рядом — Люциус, но не надменный властитель, каким он запомнился, а… усталый, с потухшим взором и резкими складками у рта.

Тизли семенил впереди, его босые ступни шлёпали по полированному камню, и этот звук эхом отдавался в тишине зала.

— Хозяин приказал подать чай, сэр. С бергамотом — как вы предпочитаете.

Снейп едва заметно дрогнул. "Он помнит".

— Не нуждаюсь в ваших услугах, — резко, почти грубо оборвал он. — Я знаю дорогу.

Домовик замер, затем поклонился так низко, что его длинный нос чуть не коснулся пола.

— Как прикажете, сэр.

И растворился в сгущающемся полумраке коридора, оставив Снейпа наедине с тяжёлым, спёртым воздухом поместья — воздухом, который пах воском для древней мебели, пылью со старых фолиантов, дорогим деревом… и чем-то ещё. Сладковатым и горьким одновременно. Чем-то, похожим на напоминание: даже спустя годы некоторые двери лучше не открывать. Ни в коридорах особняка, ни в собственной памяти.

* * *

Путь до восточного кабинета оказался долгим. Снейп шёл по бесконечным коридорам, где его шаги глухо отдавались в гробовой тишине пустого поместья. Всё вокруг блестело стерильной чистотой, достигнутой магией, от которой веяло ледяным бездушием. Безупречно отполированные поверхности и вычищенные ковры лишь подчёркивали неестественную тишину. Взгляды портретов на стенах казались не осуждающими и презрительными, а усталыми и равнодушными. Он миновал бальный зал с зачехлённой мебелью, похожий на склеп былых удовольствий, и наконец поднялся по узкой винтовой лестнице в восточное крыло.

И здесь, за тяжёлой дубовой дверью, его ждала иная реальность. Переступив порог, Снейп почти физически ощутил перемену. После леденящего мрака остального дома здесь царила иная атмосфера — не тёплая и уютная, но всё же более живая.

Драко стоял у высокого окна, спиной ко входу, его силуэт вырисовывался на фоне разгорающегося рассвета. Он услышал шаги, но не обернулся сразу. Лишь через мгновение его голова чуть склонилась, и он коротко кивнул в сторону кресла у стола — безмолвное, но недвусмысленное приглашение.

Снейп молча принял его. Он опустился в кресло, и его пальцы автоматически нашли ручку фарфоровой чашки, уже ожидавшей его. Пар вился над ней тонкой дымкой, унося в воздух терпкий, знакомый аромат бергамота — единственный намёк на гостеприимство в этом суровом месте.

Рассвет, уже набравший силу, заливал комнату сизо-золотым светом, выхватывая из полумрака контуры массивной дубовой мебели. В камине, пусть и потухшем, не витала ледяная сырость, а от поленьев ещё исходил едва уловимый запах дыма, смешиваясь с ароматом воска и старой бумаги.

Тишину нарушил лишь мягкий скрип кожи, когда Драко, наконец, оторвался от окна и медленно, с почти уставшей грацией, пересек комнату. Он опустился в кресло напротив Снейпа, и это движение было лишено какой бы то ни было театральности — лишь глубокая, въевшаяся в кости усталость. Двое мужчин сидели друг напротив друга, разделенные столом, но объединенные тяжелым молчанием, которое было красноречивее любых слов.

И в этой тишине взгляд Снейпа наконец скользнул на Драко, невольно отмечая, как годы и груз прошлого переплавили избалованного мальчишку в замкнутого мужчину. Длинные, белоснежные волосы, когда-то свободно ниспадавшие на плечи, были теперь туго стянуты у затылка в низкий хвост, открывая бледный, высокий лоб и заострённые черты лица, лишённые былой надменности. Его бледно-серые глаза, некогда полные насмешливого высокомерия, теперь хранили усталую тяжесть знания. Он был худым — не спортивной худобой юности, а той, что проступает в резких линиях скул и заостряет плечи. Его одежда была немым вызовом тени Люциуса. Вместо изысканных парчовых мантий — простой, но безупречно сидящий камзол из тёмной шерсти, подчёркивавший аскетичную худобу фигуры. На руках, лежавших на столе, тускло блестели несколько строгих перстней из серебра. Кожаный ремень с простой пряжкой и туфли — идеально чистые, но без единого украшения — всё говорило о сознательном, педантичном отказе от былой помпезности. Лишь на мизинце левой руки поблёскивал фамильный салициловый перстень с изумрудом — единственная вымученная уступка традициям рода, якорь, не дающий ему окончательно утратить связь с прошлым.

Снейп скользнул взглядом по его ссутулившейся фигуре, отмечая, насколько чуждой была эта новая осанка тому, кого он помнил. «Не пытается быть отцом», — констатировал он про себя. Взгляд Северуса опустился на тонкие пальцы Драко, нервно перебирающие край салфетки — эти руки, когда-то знавшие лишь изящные жесты, теперь казались просто усталыми и... невыразимо обыкновенными.

— Твой бизнес процветает? — осведомился Северус, отлично зная ответ. «Любопытно, как он себя подаст», — подумал он.

Драко откинулся на спинку стула, его пальцы принялись бесшумно барабанить по полированному дубу.

— Запрет на выезд — не лучшая реклама, но клиенты есть. Кстати, Фаррес за последний год заказал столько редких компонентов, что хватило бы на полдюжины нелегальных лабораторий. — Он сделал паузу, взгляд его на миг задержался на портрете Нарциссы, висевшем на стене. Она улыбалась, но не так как раньше, а печально, задумчиво, виновато. — Моя осторожность — единственная валюта, что не обесценилась в этом доме, профессор.

«Недурно. Держится с холодным достоинством», — отметил про себя Северус. Его взгляд скользнул по столу, где между ними лежали не только столовые приборы, но и годы молчания, потерь, невысказанных упреков. Он видел, как дрогнули ресницы Драко, как пальцы непроизвольно сжались в кулак, сминая салфетку. «Она умерла в муках. Судороги. Ни одно зелье не помогло», — прочел в мыслях наследника Северус. Он намеренно сделал небольшую паузу, а затем поднял чашку.

— Ты стал заваривать крепче, — заметил он, голос звучал низко и ровно, без интонации, будто констатируя научный факт. — Или это попытка скрыть дешевизну сырья?

Драко фыркнул, уголок его рта дрогнул в подобии улыбки, но глаза оставались холодными и печальными:

— А ты стал язвительнее, крёстный. Или это попытка скрыть, что ты до сих пор не покупаешь у меня ингредиенты?

Снейп медленно поднял бровь:

— Ты становишься любопытным, Драко. Это опасная привычка.

Молодой Малфой сжал губы, но не стал настаивать. В воздухе повисло напряженное молчание, нарушаемое только тиканьем старинных напольных часов в углу.

— Беллатриса использовала что-то особенное, — сказал Северус, резко меняя тему. Его голос стал жестче, будто лезвие. — Шрамы мисс Грейнджер... они не от простого ножа.

Драко замер. Его лицо побледнело еще сильнее, пальцы впились в темный дуб столешницы.

— Причем тут Грейнджер? — Голос Драко звучал неестественно высоко. — Ты из-за нее пришел в такую рань? Или она сама не могла...

— Ты видел её? — перебил Северус, черные глаза сверкнули.

— Нет. После суда она будто сквозь землю провалилась. Хотя, — Драко криво усмехнулся, — учитывая её таланты, возможно, и буквально.

Снейп не удостоил шутку даже взглядом. Его пальцы медленно постукивали по краю чашки.

— Кинжал, Драко, — повторил он ледяным тоном.

— Фамильный кинжал Лестрейнджей, — прошептал молодой Малфой, отводя взгляд. — С черепом на рукояти. Ты должен помнить — тётя Белла любила его демонстрировать.

— И где он сейчас?

— Понятия не имею. — Голос Драко дрогнул, и Снейп отметил, как напряглись его плечи под темной тканью камзола. — После... всего... многие вещи исчезли. Как и многие люди.

Снейп медленно кивнул. В его черных глазах вспыхнуло что-то — расчет, догадка, — но тут же погасло.

— Жаль, что ты не торгуешь бергамотом, — произнес он неожиданно, отставляя чашку. — У тебя бы вышло неплохо.

Драко рассмеялся — сухо, беззвучно, лишь плечи слегка вздрогнули. В его позе читалась странная смесь надломленности и гордости, как будто он все еще пытался держаться, хотя давно уже не было никого, перед кем нужно было казаться холодным лордом Малфоем.

Его взгляд скользнул к темному кожаному саквояжу, стоявшему у ног Снейпа.

— А это что? — спросил он, нарочито небрежно указывая подбородком, но Снейп уловил мимолетное напряжение на его лице. — Неужели крестный решил заночевать? Или в Малфой-мэнор водят экскурсии по местам былой славы?

Снейп медленно повернул голову, его черные глаза сузились.

— По поручению Отдела Тайн, — произнес он ледяным тоном, — мне необходимо осмотреть зал без свидетелей.

Драко замер. Снейп видел, как кровь отхлынула от его лица, оставив кожу мертвенно-бледной, а зрачки резко сузились, выдавая животный ужас.

— Ты хочешь пойти туда.

— Я не спрашиваю разрешения, — отрезал Снейп.

Молодой Малфой резко встал, отчего его стул с грохотом отъехал назад. Длинные пальцы впились в столешницу, костяшки побелели.

— Ты думаешь, я храню там пыточные инструменты, как семейные реликвии?! — Голос его сорвался на высокой ноте, но тут же с видимым усилием он взял себя в руки, и следующая фраза прозвучала уже с ледяным, вымученным спокойствием: — Осматривай, если тебе так хочется. Только предупреждаю — привидения там не самые приветливые.

Снейп встал. Его тень, длинная и острая, легла на пол, перерезая солнечный луч. Он холодно посмотрел на собеседника, отметив мелкую дрожь в сжатых кулаках Драко, и подвел черту под их беседой:

— Не беспокойся, Драко, — сказал он, подбирая саквояж. — Привидения меня никогда не беспокоили. Провожать не надо, я помню маршрут.

На этих словах молодой лорд вздрогнул, будто от удара, губы его сжались, но он ничего не сказал, позволив Снейпу выйти в коридор в оглушительной тишине.

* * *

Резная дубовая дверь бесшумно поддалась, впуская его в гробовую прохладу. Снейп переступил порог, и его чувствительный нос, привыкший разлагать сложные ароматы на составляющие, мгновенно проанализировал тяжёлый, затхлый воздух. Пыль веков, сладковатая затхлость забвения, и под этим — едва уловимая, но упрямая нота. «Не просто железо, — отсек он про себя. — Окислившаяся кровь, въевшаяся в самые поры каменных плит. Любопытно. Даже магия домовиков не в силах изгнать эту молекулярную память».

Он замер на пороге, дав глазам привыкнуть к полумраку, а сознанию — построить первичную, безжалостно логичную схему. Пустота. Полная, оглушительная. Ни одного предмета мебели, способного скрыть улику или исказить акустику. «Сознательная расчистка поля. Интересный ход». Его взгляд, холодный и методичный, начал движение по периметру, как стрелка компаса, выискивая магнитные аномалии в этом море мрамора и теней.

Плавным, почти ленивым движением он обвел зал палочкой, запустив веер обнаруживающих чар. «Ничего. Как и предполагал. Следы не магические, они — физические, врезанные в саму материю». Его черные глаза, привыкшие к полумраку, медленно скользили по опустошенному пространству, выхватывая детали. Пол был испещрён глубокими, беспорядочными царапинами. «Волокли что-то тяжелое… или кого-то. Направление борозд указывает на центр зала». У основания стен, в пыльных углах, темнели сколы и потёртости. «Отчаянные попытки найти опору, подняться, бежать. Бежать? Отсюда? Наивные дураки».

Он сделал шаг вперёд. Гулкое, предательское эхо его шагов разлетелось по залу. «Как иронично, — пронеслось в голове. — Столько лет избегал этого места, проклиная каждый камень, а теперь пришёл добровольно. Ищу призраки в уже остывшей могиле».

Он двинулся вдоль стен неторопливой, размеренной походкой знатока. Его длинные, бледные пальцы скользили в воздухе, едва не касаясь камня. «Не магия, а боль. Страх. Они оставляют иной, более стойкий осадок». Порой он замирал, чуть склонив голову набок. «Тишина… но не немая. Звенящая». Порой его губы шептали заклинания, призванные проявить эхо сильнейших эмоций. Один раз у него снова начались судороги, и ему пришлось остановиться, растереть пальцы и продолжить обследование помещения в поисках тайников, в которых он мог найти зацепки или ответы. Он двигался бесшумно, как тень, методично сканируя каждый дюйм. У камина, обрамленного резными, извивающимися змеями, он замер как вкопанный. Его взгляд изучал замысловатые узоры. «Змеи… Слишком буквально для истинного символизма. Но идеальные аккумуляторы для… чего?»

— Так... — едва слышно вырвалось у него, когда он обнаружил едва заметную неровность в орнаменте. «Элементарно. Параноидальная страсть к тайникам — семейная черта».

Палочка в его руке совершила несколько стремительных, отточенных движений, сопровождаемых тихим бормотанием заклинаний, которые рассекали тишину, как лезвие. Камень с глухим скрежетом поддался, открыв потайную нишу. Но вместо ожидаемых улик или подсказок, оттуда лишь выпорхнуло облачко вековой пыли, заставившее его моргнуть. «Пусто. Значит, боялись не материальных доказательств, а чего-то иного». Снейп закрыл дверцу, вновь потер подрагивающие руки, покачал головой и пошел обратно ко входу в зал. Заранее подозревая, что обычные методы ничего не дадут, он запросил из хранилища отдела Тайн один редкий и очень ценный артефакт. Пришло время им воспользоваться.

Северус опустился на одно колено и открыл саквояж. Из его глубин появился предмет, от которого воздух в зале словно загустел и задрожал, наполнившись статическим напряжением. Это была сфера — идеально прозрачная, словно выточенная из самого чистого горного хрусталя, но в ее глубине клубился странный, зыбкий туман, поглощавший свет. Она была заключена в обод из тусклой кости, покрытой тончайшими рунами, которые светились тусклым, неровным светом, будто дышали в такт незримому пульсу самого помещения. Северус держал ее в ладонях бережно, почти с почтением, его длинные пальцы слегка сжимали костяной обод. Губы его шевельнулись, произнося слова заклинания на древнем наречии, которое даже эти стены, повидавшие столько темных ритуалов, не слышали веками. Воздух запел в унисон, завибрировав на низкой, почти неслышной ноте.

С каждым словом сфера оживала. Туман внутри заклубился быстрее, превратившись в свинцовый вихрь, затем вспыхнул — неярко, но достаточно, чтобы отблески света заплясали по стенам, как призрачные огоньки, отбрасывая искаженные тени. Руны на ободе вспыхнули багровым, затем перешли в мертвенно-синий, и наконец, застыли в зловещем зелёном свечении, от которого зал наполнился призрачным, подводным сиянием. Северус наклонился и поставил сферу на пол. Сначала она просто стояла на месте, пульсируя, затем медленно, почти нехотя, покатилась. Но это не было обычным движением. Она двигалась не по прямой, не подчиняясь ни гравитации, ни логике, а следуя невидимым течениям застывших в этом помещении магии и боли. То резко дергалась в сторону, то замирала, будто натыкаясь на невидимую преграду, то вдруг устремлялась вперед с неестественной скоростью, оставляя за собой слабый светящийся след, похожий на след падающей звезды в искаженной реальности.

Северус наблюдал за этим, не двигаясь, его черные глаза сузились до щелочек, впитывая каждый изгиб траектории. «Движется по эпицентрам. Игнорирует физическое пространство, следует за эхом...»

Внезапно сфера остановилась. В том месте пола, где над ней могла бы висеть исчезнувшая люстра. На секунду воцарилась тишина, густая и звенящая; вдруг сфера дрогнула — и из нее хлынул свет. Не ослепляющий, а молочно-белый, призрачный, он растекся по полу, заполняя каждую трещину, каждую царапину, и словно впитался в него, заставляя мрамор светиться изнутри. На плитах, там, где замер шар, проступили пятна. Сначала размытые, как акварель, они быстро наливались цветом, густея в алые, почти черные потеки, повторяющие контуры давно исчезнувших тел. Воздух наполнился металлическим запахом, свежим и ярким, будто все произошло только что.

Северус достал из кармана платок и плавным, почти небрежным движением палочки трансфигурировал его в высокое кресло с темной кожей и призрачными очертаниями. Поставив его в трех метрах от пульсирующей сферы, он опустился в мягкую глубину сиденья. Его пальцы, бледные и узловатые, сложились перед лицом в подобие готического шпиля, локти уперлись в подлокотники. Он закрыл глаза, отрезав себя от реального мира, чтобы увидеть иной, скрытый все эти годы в камне.

Сначала — просто темнота под веками. Но постепенно мрак начал меняться. Он становился плотнее, тяжелее, обволакивал сознание, как черный бархат, цеплялся за края его «я» холодными пальцами и тянул вглубь. Снейп не сопротивлялся. Он позволил темноте увлечь себя, погрузиться в эту бездну, зная, что на дне ее ждет не покой, а отголосок чужого ада.

И тогда из ничего начали проявляться очертания. Сначала как тени на периферии зрения — смутные, неоформленные. Потом они набрали плотность, обрели грани. Мраморный пол, стрельчатые окна, громада тяжелой люстры, чьи хрустальные подвески начинали слабо позванивать в такт его собственному сердцебиению. Резкость нарастала болезненно-чётко, будто невидимый колдофотограф неспешно наводил фокус, выхватывая из тьмы каждую деталь, каждый отблеск на полированном камне.

И тогда он увидел её.

Она лежала на полу, скрючившись, искалеченная, застывшая, в одежде, ставшей саваном. Синие джинсы, когда-то аккуратные и обыденные, теперь были порваны в коленях, пропахшие землей и страхом. Простая серая кофта с закатанными рукавами обнажала худые, перепачканные предплечья, а на одном из них уже проступали кровавые, уродливые буквы, выведенные не чернилами, но болью. Белая футболка под кофтой, некогда безупречная, теперь была пропитана потом, пылью и кровью, прилипшей к телу мертвенной пеленой. Её волосы, всегда такие яркие и непослушные, теперь безжизненным ореолом темной пены раскинулись по холодному мрамору.

Мисс Грейнджер.

Но не та, что проводила часы в библиотеке или оспаривала его лекции с вызывающей уверенностью. Эта Гермиона была сломлена, разбита, стерта в порошок. Её тонкие пальцы судорожно цеплялись за полированный пол, будто ища спасения в его ледяной глади, а в широко распахнутых глазах, всегда таких живых, умных, жаждущих знаний, теперь жили только боль и бездонный, животный ужас. И всё же, присмотревшись, можно было увидеть — сквозь эту пелену страдания, в самой глубине карих зрачков — тлеющую искру. Непоколебимые стойкость и решимость, которые даже тут, на дне, отказывались угаснуть.

И Беллатриса наслаждалась этим, кружа вокруг своей жертвы в мерзком, почти ритуальном танце. Её собственные чёрные изящные кружева шелестели при каждом движении, контрастируя с простой, измятой одеждой Гермионы.

Границы воспоминания плыли и колебались, как чернила, расплывающиеся в воде. Пол под лежащей на нем Гермионой то казался ледяным, неумолимым камнем, то расплывался в кровавой, пульсирующей дымке. Теперь Северус был уверен: этот зал в самом деле хранил в своих порах произошедшее. То, что он видел, было не просто отголоском в Омуте Памяти. Это было живое эхо, застрявшее в самом воздухе, в стенах, в самой ткани пространства этого проклятого места. Он даже мог чувствовать запах — жасмин и резкие духи Беллатрисы, смешанные с медным душком крови и едкой, неподдельной вонью страха.

— Грязнокровка...

Голос Беллатрисы то нарастал, пронзая сознание, то стихал, будто доносился из-под толщи ледяной воды.

На глазах у Северуса Гермиона сжалась в комок, пытаясь унять боль, но заклятие Круциатус вытягивало её тело в неестественную, жуткую дугу, заставляя мышцы рваться изнутри с тихим, похрустывающим звуком.

— Ты думала, что достойна прикасаться к тому, что принадлежит нам?

Нож.

Вспышка серебра — и кровь, тёмная, почти чёрная в этом сюрреалистичном видении, текла по предплечью, сливаясь с только что вырезанными буквами.

Снейп не хотел смотреть. Но не мог отвести глаз. Ему нужно было запомнить каждую деталь, каждую тень, чтобы понять, как это воспоминание смогло просочиться в его собственный сон и почему то, что он видел сейчас, расходилось с ночным кошмаром.

Картинка дрожала и прыгала, как старая, испорченная киноплёнка. Края видения то чернели и проваливались в небытие, то сжимались, оставляя в фокусе лишь самое ужасное — лицо Гермионы, искажённое болью, её искусанные в кровь губы, скрюченные, побелевшие пальцы, царапающие камень в тщетной, отчаянной попытке за что-то ухватиться.

А потом Северус услышал смех. Беллатриса смеялась, запрокинув голову, и её фигура на мгновение расплылась, а тьма зала дрогнула, будто кто-то провёл ладонью по поверхности воды. И в этот миг Северус почувствовал не просто эхо — он почувствовал её. Мысли Гермионы, острые и обречённые, ворвались в его сознание, как лезвие. Это была не чистая Легиллименция, а что-то иное, хаотичное и опасное. «Не сейчас, — пронеслось в его голове. — Не здесь». Он попытался возвести ментальные щиты, вытолкнуть чужое присутствие, но перед глазами поплыли разноцветные, ядовитые блики. Словно он видел сразу два наложенных друг на друга изображения: зал с мраморным полом, залитый кровью, и... что-то ещё. Узкую комнату. Деревянный стол, заставленный котлами и фиалами. Груды книг. И странно нелепый букет полевых цветов в жестяной банке из-под консервов...

Как вдруг — образы с треском раскололись, рассыпались, словно стеклянный калейдоскоп, разбитый о камень. А когда зрение снова смогло сфокусироваться, перед ним был уже другой зал. Воспоминание искажалось на глазах — границы реальности расплывались, сама ткань мироздания в этом месте рвалась и трещала по швам. Цвета стали неестественно ядовитыми, а тени — густыми, как чернила. Это был уже не отзвук прошлого, не память, запечатлённая в камне. Это был настоящий кошмар — тот самый, усиленный, перекрученный галлюцинаторный ужас, что явился ему прошлой ночью.

Гермиона лежала на полу, её одежда висела клочьями. Синие джинсы были изорваны до бёдер, обнажая окровавленные колени и глубокие царапины на мертвенно-бледной коже. Некогда аккуратная серая кофта превратилась в жалкие лоскуты, сквозь которые проступали сине-багровые синяки и свежие, сочащиеся раны. Футболка под ней порвалась у горла, обнажив хрупкие ключицы с алыми следами укусов. Над ней, как хищная птица, склонилась Лестрейндж, её тонкие, изящные пальцы сжимали рукоять серебряного кинжала, которым она с болезненной медлительностью выводила на коже девушки замысловатые, бессмысленные узоры. Каждый новый порез оставлял после себя тонкую, пламенеющую линию, медленно сочащуюся кровью.

— Ох, ну разве не прелесть? — Беллатриса откинулась назад, любуясь своей работой с видом истинного ценителя, затем резко распрямилась и закружила вокруг жертвы, как ворон над падалью. Её чёрная юбка касалась свежих ран, заставляя Гермиону вздрагивать и скулить. — Грязнокровка, а кожа-то какая нежная... Думала, твоя книжная мудрость спасёт тебя?

Она резко, с размаху пнула девушку в бок, и та сдавленно, безнадежно застонала, сжимаясь в комок, стараясь защитить изрезанный живот.

— Ну-ка, покажи нам своё умное личико! — Беллатриса с силой впилась пальцами в её волосы и дёрнула голову вверх, обнажая шею, покрытую сеточкой тонких кровавых штрихов.

Гермиона закричала, когда солёные слезы хлынули по её щекам, щипля свежие порезы.

— Тише, милая... — Лестрейндж притворно нахмурилась, прижимая окровавленный клинок к её дрожащим губам. — А то Фенрир разозлится. Он не любит, когда его игрушки слишком громко визжат.

От густых, неестественно глубоких теней отделилась массивная, знакомо уродливая фигура. Грейбэк. Его жёлтые, лишённые души глаза блестели мокрым блеском, а толстые грязные пальцы судорожно сжимались и разжимались, будто уже ощупывая плоть.

— Можно? — прохрипел он, обнажая ряд гнилых, торчащих зубов.

Беллатриса рассмеялась — тонко, звонко, словно сбросив с себя все годы и став вновь той беззаботной девчонкой, какой её уже никто не помнил.

— Ну конечно, дорогой! Только не испорть её совсем... пока.

Гермиона попыталась отползти, слабо забилась, но оборотень с рычанием схватил её за лодыжку и грубо дёрнул к себе, к своей пропахшей потом и смертью плоти.

Снейп почувствовал, как его собственное сердце зашлось в яростном, бесполезном протесте. Он хотел отвернуться, закрыть глаза, но видение, как тиски, удерживало его взгляд.

Грейбэк с лёгкостью перевернул её на спину. Гермиона слабо, почти рефлекторно сопротивлялась, но заклятия и долгие пытки сделали своё дело, высосав из неё последние силы.

— Ну вот, теперь ты выглядишь как настоящая шлюха! — Беллатриса склонилась над ними, наблюдая, как Сивый своим телом прижимает девушку к холодному полу, и вдруг... её безумный, горящий взгляд устремился прямо через время и пространство. Прямо на Снейпа. — Как думаешь, Северус, она ещё девственница? Или уже отдала себя всем, кто пообещал защитить её грязную кровь?

Северус осознал, что перед ним не просто воспоминание. Это была ловушка — искажённое видение вытягивало из него эмоции, наслаждаясь его ужасом, подпитываясь им. Теперь он противостоял не призракам прошлого, а самому дому, пропитанному тёмной магией многих поколений Малфоев, помнившему Блэков и Лестрейнджей. Он усиливал ментальные щиты до боли, ставил блоки на собственных воспоминаниях и эмоциях, закрывался всеми доступными ему способами, как отчаявшиеся матросы затыкают своими телами дыры в тонущем корабле. Но присутствие Грейнджер не уходило — он чувствовал её боль и страх, как будто они просачивались сквозь самые стены. И, как ни старался, не мог закрыть глаза или заткнуть уши — видел распластанное на холодном мраморе худое тело, истязаемое осатаневшим от похоти оборотнем; слышал торжествующий рык, с которым Сивый вонзался в нежную истерзанную плоть, и тонкие, исполненные боли вскрики, источаемые воспалённым горлом Грейнджер.

Его сознание, привыкшее к порядку и анализу, корёжило от царящих в этой сцене контрастов. Мощное, покрытое жёсткой щетиной тело оборотня пребывало в лихорадочном, яростном движении; он наращивал темп, дурея от жестокого наслаждения, то и дело облизывая омерзительно длинным языком окровавленное девичье лицо, впиваясь когтями и зубами в тонкую кожу. А хрупкая, почти прозрачная на его фоне Гермиона была безучастна и неподвижна, даже слёзы больше не текли из её остекленевших глаз. Сивый рычал, кряхтел и осыпал жертву гнусными непристойностями, а она не издавала ни звука — лишь едва уловимый сип вырывался из её груди при каждом новом толчке. Оборотень поглядывал на Северуса, и в его опьяневших от похоти жёлтых глазах плясали торжество и безумие; взгляд Грейнджер был остановившимся, неживым, и лишь в самой глубине плескалась мучительная мольба о смерти.

Когда оборотень, насаживая на себя тело девушки со звериной силой, наконец излил своё семя, то с отвращением отшвырнул от себя истерзанное тело. Беллатриса вздохнула с преувеличенной театральностью.

— Ну что ж... Мы достаточно продемонстрировали своё гостеприимство. Для того, чтобы узнать, как вы взломали древнюю защиту, у нас есть другие пленники. В тебе больше нет нужды, дорогуша.

Она взмахнула палочкой, и тело Гермионы дёрнулось, поднявшись в воздух. Кровь сочилась из многочисленных рваных ран и порезов, капая на мрамор. Последние алые капли выступили из страшного узора, вырезанного Беллатрисой.

— Прощай, грязнокровка.

Зелёный свет ударил в темноту. Худое, сломанное тело обмякло, и наступила полная тишина.

Северус очнулся с резким, рвущим горло вздохом. Пальцы судорожно впились в обивку подлокотников, его лоб покрылся ледяным потом, а в груди колотилось сердце, словно пытаясь вырваться из клетки рёбер. Физический ужас медленно отступал, уступая место ледяному, почти безжалостному анализу. Он провёл рукой по лицу, стирая влагу, и его чёрные глаза, ещё полные отражённого кошмара, зажглись холодным огнём понимания.

«Так вот в чём дело», — пронеслось в его сознании с кристальной ясностью, будто он наконец нашёл недостающий ингредиент в сложнейшем зелье. Этот кошмар был не просто воспоминанием, и не только порождением его подсознания. Это был гибрид — чудовищный симбиоз. Поместье Малфоев, особенно этот зал, было пропитано болью и тёмной магией, как губка. Оно впитывало и хранило отголоски страданий, словно фонограф. Но для их воспроизведения требовался катализатор. Таким катализатором стал его собственный разум, вернее, его связь с Гермионой.

Их ментальная связь, их контракт — всё это создало канал. Поместье подпитывалось его эмоциями, его страхом за неё, его чувством вины, и в ответ проецировало усиленные, искажённые версии её прошлых мучений, смешанные с его собственными, самыми тёмными опасениями. Беллатриса, даже будучи эхом, в своём обычном стиле сказала куда больше, чем следовало. Её злобные намёки о «древней защите», о «других пленниках» — это были не просто слова из прошлого. Это были ключи. Магия этого места была интерактивной, отзывчивой. Она атаковала его через самое уязвимое — через образ той, чьё благополучие теперь было с ним магически связано.

Он медленно выпрямился, сцепив дрожащие пальцы так, что побелели костяшки, сильнейшая судорога свела руки. Ему пришлось призвать на помощь всю силу воли, все свои умения и беспалочковую магию, чтобы успокоить идущий вразнос организм. Спустя десять минут он наконец выдохнул и расслабился. Разум, уже оправившись от первого шока, начал выстраивать логическую цепь. Факты: видение было слишком ярким, слишком личным, слишком направленным на его слабые места. Гипотеза: магия поместья, усиленная его собственной связью с Гермионой, создала адаптивную иллюзию, цель которой — вывести его из равновесия, возможно, даже разорвать хрупкую связь, которая их объединяла. Решение: требовался не просто щит, а контрзаклинание. Что-то, что сможет не только блокировать эти атаки, но и очистить саму магическую среду, разорвать петлю обратной связи.

И для этого ему была нужна она. Живая Гермиона Грейнджер. Лишь их общие познания в древней магии, её острый ум и его опыт в оккультизме могли создать необходимый противовес. Они должны были работать вместе, чтобы не только защититься, но и, возможно, обратить эту тёмную магию вспять, использовать её же собственную силу против неё.

Снейп поднялся с кресла, его движения вновь обрели привычную грацию. Он подошёл к сфере, которая теперь лежала на полу, лишь слабо мерцая. Подняв её, он ощутил под пальцами прохладу костяного обода.

«Игра только начинается», — подумал он, и в уголке его губ дрогнуло подобие улыбки, в которой не было ни капли веселья — лишь холодная решимость и предвкушение сложной интеллектуальной дуэли. Он знал своего противника — не призраков, а саму природу этого места. И теперь у него был план.

* * *

Перо скрипело по пергаменту, оставляя красные пометки на эссе мистера Уиллоу. «Зелье из листьев бамбука не вызывает бесплодие, оно лечит его. Тролль». Северус резко оборвал мысль, когда чернильная клякса расплылась на пергаменте. Его пальцы дрогнули — но не привычной уже дрожью, а той, что появлялась после собраний Пожирателей в особняке Малфоев.

Камин потрескивал, отбрасывая дрожащие тени на стены. Северус откинулся в кресле, закрыв глаза, но тут же снова увидел это: мрамор, кровь, эти жёлтые глаза, полные животного торжества. Его собственные пальцы впились в подлокотники: «Контроль. Нужен контроль».

На столе лежало следующее эссе — мисс Кирк. «Аконит действительно может...» Его мысли снова уплывали. Почему именно это видение? Почему оно изменилось так... подробно? Он видел пытки и раньше, но никогда... никогда не чувствовал этого омерзительного сжатия в животе, этого желания вмешаться, хотя знал, что это всего лишь морок. Северус потёр переносицу. Он чувствовал её боль до сих пор — не как чужое воспоминание, а как эхо в собственных нервах. Это было невыносимо... нет, неприемлемо.

«И где же её знаменитые защитники?» — ядовито пронеслось в его голове, пока он пытался вернуть себе самообладание. «Где Поттер, вечный герой? Где Уизли, чья семья так любила её принимать?» — Северус с удивлением осознал, что с окончания войны не слышал о них практически ничего. Разумеется, он не следил за их похождениями — его это занимало чуть более, чем нисколько. Но он существовал не в безвоздушном пространстве: Министерство, преподавательская, сам воздух Хогвартса — всё было пропитано слухами и сплетнями. И на этом фоне полное, оглушительное молчание вокруг имён, что ещё недавно не сходили со страниц «Пророка», было более чем красноречивым. Ни громких подвигов, ни скандалов, ни появления в светской хронике. Будто их стёрли с карты реальности. А Грейнджер, мозг "золотого трио", теперь работала в его лаборатории, ни разу с момента их встречи не произнеся их имён. Что-то здесь было фундаментально не так, и это осознание засело в сознании занозой, острой и тревожной.

Он швырнул перо на стол, призвал из шкафа бутылку, бокал и налил себе немного огненного виски. Напиток обжёг горло, но не смог сжечь образы.

— Мисс Грейнджер, почему именно вы... — Его голос прозвучал странно хрипло даже для него самого.

Камин потрещал, будто в ответ. Снейп сжал кулаки: «завтра». Завтра он не только найдёт способ уничтожить воспоминание, но и выяснит, куда подевались её знаменитые друзья. Возможно, именно в этом кроется ключ к её нынешнему состоянию.

Чернила в слове "Тролль" на последнем проверенном эссе еще не высохли, когда он встал, да так резко, что задел чернильницу. Красные брызги испачкали манжету — как та кровь на мраморе. Он застыл, глядя на пятна, затем резко дёрнул рукой, активируя чистящее заклинание: «Соберись, что с тобой! Ты не первокурсник, чтобы трястись от воспоминаний».

Коридоры встретили его гулким эхом шагов. Воздух звенел той особой, напряженной тишиной, что всегда предшествует неприятностям. И конечно — за поворотом послышался тот самый смех. Громкий. Напыщенный. Самодовольный.

Трое рейвенкловцев окружили свою однокурсницу. Двое прижимали её к холодной каменной стене, сумка девушки бесформенной грудой валялась на полу, каменный пол усеивали выпавшие учебники, а маленькое, жалкое яблоко катилось прямиком к ногам Снейпа. Третий обидчик, долговязый брюнет с глуповатым самодовольством на вытянутом лице, размахивал её палочкой, словно флагом завоёванной территории:

— Ну что, мисс «лучшая на курсе»? Где твои блистательные аргументы теперь? Или без своих книжек ты и двух слов связать не можешь?

Снейп возник за их спинами так бесшумно, что, казалось, он материализовался из самой густой тени в коридоре. Его голос прозвучал низким, ледяным шёпотом, от которого у троицы разом подкосились колени и кровь отхлынула от лиц:

— Потрясающее зрелище. Три светоча разума с Рейвенкло, объединившие свои и без того скудные интеллектуальные ресурсы, чтобы с превеликим трудом одолеть в словесной перепалке одну-единственную девочку. Видимо, это и есть апофеоз ваших познаний? Профессор Флитвик, несомненно, прольёт слезу умиления, узнав, как вы применяете на практике преподанные им знания.

Брюнет обернулся так резко, что чуть не потерял равновесие. Палочка с оглушительно-жалким звоном выскользнула из его онемевших пальцев и упала на камень.

— Про-профессор Снейп! Мы просто... об-обсуждали домашнее задание... — выдавил он, глядя куда-то в район мантии Снейпа.

— Обсуждали? — Снейп медленно, со смертоносной театральностью обвёл каждого из них взглядом, который, казалось, сдирал с них тонкий слой притворства, обнажая подлинную, жалкую сущность. — Как трогательно. Столь пылкое стремление к знаниям в неурочный час заслуживает высочайшей оценки. В таком случае, вы, разумеется, не против немедленно продемонстрировать глубину ваших познаний на практике?

Не дожидаясь ответа, он резко взмахнул рукой — и стены коридора мгновенно густо покрылись сложнейшими, мерцающими древними рунами, от которых рябило в глазах.

— Каждый, кто ошибётся, — его голос прозвучал сладко и ядовито, — удостоится чести провести ближайший месяц, наводя лоск в подземельях. Вручную. Без единого заклинания. Начнём с чего-нибудь простого, дабы не перегрузить ваши и без того перетруждённые умы. Расшифруйте-ка вот эту элементарную символику.

Толстяк в очках, похожий на испуганного ежа, заёрзал и, тыча пальцем в одну из рун, пролепетал:

— Э-э... это вроде... перевёрнутый полумесяц, сэр...

— Браво! — Снейп зловеще улыбнулся, и его улыбка была острее лезвия. — Всего лишь на две сотни лет и одну алхимическую революцию ошиблись. Это индикатор Фламеля, обозначающий фазу первичного распада философского камня. Отработка начнётся для вас завтра. Продолжим.

Красивый блондин, чьё лицо теперь напоминало творожный мусс, пару раз открыл и закрыл рот, но в итоге, издал лишь нечленораздельное, мычащее «М-м-м...».

— За-ме-ча-тель-но, — протянул Снейп с притворным восхищением, растягивая каждый слог. — Вижу, вы не только читать древние символы не в состоянии, но и утратили дар связной речи. Возможно, мне стоит немедленно поставить вопрос перед директором о вашем исключении и, дабы обезопасить окружающих, о временном блокировании магии? Всё-таки для применения даже самого простого заклинания требуется твёрдая дикция — боюсь, с вашим мычанием вы ненароком поранитесь, произнеся что-нибудь не то.

Блондин захлопал глазами, и по его идеально симметричным щекам ручьями потекли слёзы, оставляя блестящие следы на побелевшей коже.

— Но начнём мы с подземелий. Отработка начинается завтра. Мистер Коул? — Снейп обратился к брюнету с видом человека, предлагающего чашку чая.

— Но это же... распад Эйвиндссона?! — голос Коула сорвался на писклявой ноте. — Мы это не проходили!

— Вы абсолютно правы. — Снейп с нарочитым, почти сладострастным удовлетворением склонил голову. — Это формула Эйвиндссона, и вы её ещё не изучали в рамках столь любезно предоставленной вам школьной программы. — Он сделал театральную паузу, наблюдая, как на лице Коула проступает слабая надежда. — Наконец-то один адекватный, соответствующий действительности ответ в этом курятнике, претендующем на звание интеллектуального факультета. — Когда брюнет неосмотрительно расслабился, профессор добавил с лёгкостью, перерезающей горло: — Вот только... эта конкретная формула была блестяще, я бы сказал, исчерпывающе описана в прошлогодней экзаменационной работе мисс Ниссон, которую вы, если мне не изменяет память, должны были прочитать в рамках подготовки к семинару. Кажется, вы пропустили этот шедевр. Отработка начнётся завтра. Вон отсюда. — Он закончил фразу, даже не повысив голоса, но последние слова повисли в воздухе, словно приговор.

Когда студенты, спотыкаясь и толкая друг друга, направились к лестнице, Северус их окликнул, и они замерли, как кролики перед удавом:

— Ах да, видимо, увиденное настолько поразило мою бедную, впечатлительную душу, — Северус скорбно покачал головой, — что я забыл одну незначительную мелочь. Пятьдесят баллов... — Тут взгляд Снейпа скользнул по лицу девушки и задержался на свежих, багровых синяках, проступающих на её бледной коже. Его губы искривились в мрачной, безрадостной улыбке, и он продолжил: — С каждого. И, разумеется, моё подробное письмо вашим родителям, в котором я опишу, как их отпрыски прославляют свой факультет.

Когда они с позором ретировались, девушка, опираясь о стену, дрожащим, сорванным шёпотом пролепетала:

— Спасибо, профессор...

Снейп не удостоил её слов ответом. Он молча, одним лишь едва заметным движением запястья взмахнул палочкой. Книги послушно взлетели с пола и аккуратно сложились обратно в сумку, яблоко подпрыгнуло и мягко опустилось в её карман, а из складок его собственной мантии Северус извлёк небольшой фиал с дымчатым, переливающимся успокаивающим зельем.

— Пейте. Медленно, — отрезал он сухо, протягивая флакон так, будто предлагал яд. — Если вы выпьете это залпом, единственным результатом будет двенадцатичасовой сон посреди коридора, что, несомненно, добавит вам популярности.

Девушка беззвучно кивнула, её пальцы так дрожали, что она с трудом ухватила флакон. Она не проронила больше ни слова — ни новой благодарности, ни жалоб, ни оправданий. Лишь сконцентрированно, с видом человека, выполняющего важнейшую задачу, медленно потягивала зелье, и постепенно дрожь в её руках утихла, а дыхание выровнялось.

Снейп проводил её в больничное крыло в гробовом молчании. Воздух здесь, как и всегда, пах антисептиком и сушёной мятой, а ряд аккуратных кроватей с безупречно белым бельём стоял в строгом порядке, готовый принять новых пациентов. Только когда мадам Помфри встретила их у дверей, а Северус отдал ей сумку ученицы с непривычной резкостью, он нарушил тишину, говоря сквозь стиснутые зубы:

— Осмотрите её. Особенно синяки.

Он сделал резкую паузу, его чёрные глаза сверкнули: «Что, чёрт возьми, заставляет меня это говорить?» — пронеслось у него в голове с яростным раздражением. Но прежде чем он успел завершить мысль, в сознании всплыл другой образ: искажённое болью лицо Грейнджер в том проклятом зале. И его собственный, холодный и отстраненный, анализ её мучений. Гнев, внезапный и жгучий, заставил его добавить:

— И... удостоверьтесь, что не было попыток чего-то... более отвратительного.

Помфри нахмурилась, изучающе взглянув на него, но кивнула с профессиональной сдержанностью.

— Конечно, Северус. Я всё проверю. — Её взгляд скользнул к перепуганной ученице, и её тон на мгновение смягчился. — Пойдёмте, мисс Ниссон, ваша кровать в конце зала.

Девушка молча поплелась в указанном направлении. Взгляд Снейпа на миг задержался на её ссутулившейся спине, и что-то словно шевельнулось в его груди — короткий, непривычный спазм. В голове тут же назойливо заплясали образы — мрамор, кровь, беззвучные крики. И это оглушающее молчание ученицы...

«Легиллименция», — проскрежетала мысль.

Не дав себе возможности одуматься, он шагнул вперёд, преградив ей путь, и встретился с ней взглядом. Его чёрные глаза впились в её, тонким, осторожным щупом проникая в сознание. Он ожидал найти там смятение, следы унижения, детский ужас. Но вместо этого наткнулся лишь на клубящуюся, чистую растерянность. Обрывки мыслей путались, как испуганные птицы: «...странно... ведь он никогда... это же Снейп...»

И главное — психически девушка была абсолютно цела. Не было ни следов ментального воздействия, ни последствий сцены, свидетелем которой он стал, ни тени того глубинного страха, что он привык читать в учениках. Только шок. Шок от незаслуженного отношения однокурсников и глубокий, непреложный шок от того, что это именно он заступился за неё. Уголок его рта дёрнулся в непроизвольной, едва уловимой улыбке, которую он тут же подавил. И тут же поймал на себе удивлённый, чуть более внимательный взгляд медиковедьмы и немедленно отступил к своему обычному тону:

— Мне не нужны истеричные студенты на моих уроках. Они и так едва способны отличить корень мандрагоры от пастернака.

Помфри лишь молча покачала головой, направляясь к своему кабинету, заставленному склянками с зельями.

— И... Поппи, — добавил он, когда девушка скрылась из виду. Его голос прозвучал настолько тихо и мягко, что было так же неестественно, как если бы по коридору проскакал единорог. — Убедитесь, что она хорошо отдохнет, и ей не помешают.

С этими словами, Северус отошел в сторону окна и замер, разминая чуть дрожащие пальцы.

Когда Помфри вышла из-за ширмы, он уже стоял к ней спиной, у самой двери, его поза была воплощением ледяного безразличия.

— Она цела? — бросил он через плечо, отсекая любые пространные объяснения.

— Физически — да. Но эмоционально...

— Достаточно, — отрезал Северус, и в его голосе прозвучала сталь. Эмоции были бесполезным шумом, балластом. Он получил нужный минимум информации.

Снейп вышел, не оборачиваясь и не дожидаясь продолжения, оставив за спиной тихий, обеспокоенный шёпот мадам Помфри и всё так же безмолвную девушку. Дверь лазарета закрылась за ним с тихим щелчком.

* * *

Вечером Северус с легким, почти незаметным хлопком аппарации возник на узкой улице Коукворта. Он оказался дома, в привычной для себя тишине, столь отличной от вечной суеты Хогвартса, но покой не приходил. «Ирония: бежал от школьного шума к уединению, а нашёл лишь простор для собственных демонов», — мелькнула в голове едкая мысль.

Остановившись у крыльца, он снял защитные заклинания привычным движением палочки, вставил ключ в замочную скважину и на мгновение закрыл глаза. Воспоминания вновь нахлынули, не спрашивая разрешения — наглые, неотступные.

Распластанное тело на мраморе. Когти, рвущие ткань, алые капли на бледной коже. Эти образы врезались в сознание острее любого заклятия. Он видел всё снова: жёлтые глаза, полные животной похоти, и стеклянный взгляд, молящий о смерти. «После битвы ты думал, что видел худшее. Наивный дурак. Настоящие монстры рождаются не в бою, а в тишине и одиночестве. А потом медленно пожирают тебя изнутри».

Северус повернулся, открыл глаза и осмотрел улицу, поднял взгляд к затянутому свинцовыми облаками небу. Видения смешались с сегодняшними: руны на стенах, дрожащие руки студентки, её безмолвный шок, когда он протянул ей зелье. «Снейп-защитник. Какая прелесть. Дамблдор рыдал бы от умиления».

Первая капля дождя упала ему на переносицу, холодная и тяжёлая. Затем вторая — на губы, солоноватая на вкус. Он не шелохнулся, позволяя воде стекать по лицу, смывая то, что не поддавалось заклинаниям. Когда капли начали стекать за воротник, Северус резко дёрнул головой и толкнул дверь.

Тёплый воздух дома пропитался сушёными травами и старыми книгами; этот умиротворяющий аромат был ему когда-то лучшим утешением. Сегодня они казались чужими. Мантия соскользнула с плеч тяжёлой волной, и он на мгновение задержал взгляд на вешалке — на том самом крючке, где вчера висело пальто Гермионы. Дубовая перекладина, которую он починил накануне, всё ещё хранила следы магического вмешательства, блестя неестественно гладкой поверхностью. Его пальцы непроизвольно дотронулись до дерева, будто проверяя прочность заклинания, затем резко отдёрнулись. «Бессмысленно. Никакое заклинание не починит того, что сломалось внутри».

И тут он уловил его — едва уловимый, но упрямый шлейф жасмина, принесённый вчерашним визитом Грейнджер. Аромат висел в воздухе тонкой нитью, вплетаясь в знакомые запахи дома. К его собственному удивлению, именно этот чужеродный элемент почему-то успокоил взбудораженные нервы. Северус провёл рукой по лицу, смахивая усталость, и, привычно оставив ботинки под вешалкой, надел удобные туфли и прошел через прихожую на кухню. Его руки автоматически нашли жестяную банку с мелиссой — пальцы, привыкшие к точным движениям при варке зелий, теперь отмеряли щепотку сушеных листьев с той же педантичностью. Чайник зашипел на плите, когда он ставил его на огонь, и пар, поднимаясь к потолку, напомнил ему о кипящем котле, что несколько успокоило Северуса. «Хотя бы это осталось неизменным. Физика жидкостей не подводит, в отличие от людских душ».

Тени гостиной встретили его молчанием — только тиканье старых часов нарушало тишину. Как всегда, он опустился перед камином и принялся разжигать огонь, одновременно с этим перебирая воспоминания и скрывая их в сознании, пряча за блоками и ментальными щитами. Как вдруг он выпрямился, забыв о камине.

Не Лили.

Во сне, в аптеке, за той дверью — не Лили.

Гермиона.

И это осознание ударило с силой, сравнимой разве что с той Древней магией, что таилась в Запретном лесу. Прошлое, которое он таскал за собой, как вериги, вдруг отступило, заслонённое живой, измученной, но не сломленной девушкой с карими глазами. И в этой тишине своего дома, в окружении привычных вещей, Северус Снейп наконец позволил себе понять: человек, выживший после битвы, и человек, живущий сейчас — это два разных существа. И, возможно, второму предстоит сделать выбор, который был не под силу первому.

«Холодный рассудок — единственный верный компас», — привычно отсек он нахлынувшую волну чувств, заставив ум работать с безжалостной ясностью. — «Эмоции — это хаос, клубящийся туман, застилающий зрение. Факты. Только факты».

Он широко открыл глаза, будто пытаясь поймать ускользающую мысль, как ищут улику на месте преступления. «Да, этот сон снился мне и раньше — Косая аллея, аптека, полки с зельями. Но лишь после встречи с Гермионой я смог запомнить детали, смог войти в ту дверь. Смог увидеть её там. Факт». Как вдруг...

«Почему не Лили?» — Вопрос словно бы повис в воздухе, не находя ответа. — «Бесполезный вопрос. Он не ведёт к решению задачи».

За окном дождь усиливался, стуча по стеклу, как пальцы непрошеных гостей. А он стоял перед камином и думал о зелёных глазах, которых не было в том сне, и о каштановых волосах, которые почему-то оказались важнее. «Нужен иной подход, — аналитически отметил он. — С Грейнджер... следует быть мягче. Сухая логика не работает там, где рациональность сожжена на костре чужих страданий. Это просто тактика, не более».

И самое странное — он не чувствовал привычной боли. Только лёгкое, почти неуловимое щемление где-то в районе сердца. Как будто старый шрам вдруг напомнил о себе не болью, а просто... тем, что он... есть.

«Эмоции — слабость. Они разрушают стройность мысли, как кислота — пергамент», — отчеканил он про себя, и тут же эту мысль сменила другая: — «Но иногда яд в малых дозах становится противоядием».

Северус провёл рукой по лицу, смахивая несуществующую пыль, вновь опустился на колено и чиркнул спичкой. «Сегодня же, — пообещал он себе, наблюдая, как вспыхивает огонь. — Сегодня начнём с чистого листа. Строго по плану».

* * *

Ровно в назначенное время раздался стук. Открыв дверь, Северус увидел всё ту же фигуру в том же стареньком пальто, под которым угадывались знакомые джинсы и серая холщовая рубашка. На голове — вчерашний берет.

— Мисс Грейнджер, — произнес он, пропуская её внутрь. — Ваша пунктуальность продолжает поражать. По вам действительно можно сверять часы.

Девушка смущенно улыбнулась — короткая, почти неуловимая вспышка, погасшая быстрее, чем успела коснуться глаз, — и переступила порог. Ее пальцы с привычной осторожностью сняли берет, и в неподвижном воздухе прихожей вновь заструился тот самый, уже знакомый аромат. Северус замер на мгновение, позволив себе глубже вдохнуть эту смесь жасмина, дешевого мыла и чего-то неуловимого, что принадлежало только ей — теплого, живого, уязвимого. «Жасмин... С оттенком ванили? Нет... Сладковатой горчинки, как у высушенных лепестков шафрана...» — Его ум, как идеально отлаженный механизм, против воли анализировал запах, раскладывая его на составляющие, как если бы это было новое сложное зелье.

Он резко оборвал себя, ощущая почти физический укол раздражения. Эта слабость была непозволительной.

— Пальто, — прозвучало резко, отрывисто, словно щелчок бича. Он тут же ощутил во рту привкус собственной грубости и внутренне поморщился: «Блестяще, именно так и создается атмосфера доверия».

Аккуратно повесив пальто и уложив берет на полку, он повернулся к ней. В воздухе между ними повисло невысказанное понимание, и он вдруг поймал крошечный, почти неуловимый ментальный импульс — мимолетное ощущение тепла и спокойствия, исходящее от нее. Она чувствовала себя здесь в безопасности. Этому старому, пахнущему книгами и травами дому она доверяла. И что самое необъяснимое — ему было приятно это осознавать.

— Проходите, — сказал он, стараясь смягчить тон, но получилось еще суше, чем обычно. «Проклятье, Снейп, ты хотел вести себя иначе».

Он прошел за ней в гостиную, и его сознание невольно отмечало, как аромат жасмина с ее кожи вплетается в знакомую атмосферу дома, создавая новое, странное, но на удивление гармоничное сочетание. «Он не мешает, — констатировал про себя Северус. — Он... подходит». И тут же с привычной яростью отогнал эту мысль, не позволив ей развиться.

— Мисс Грейнджер, чай будет через пять минут, — сообщил он, уже отступая к кухне. «Мелисса, — твердил он себе, как мантру, сосредотачиваясь на практической стороне дела. — Седативный эффект без когнитивных нарушений. Рациональный выбор. Ничего более». Но даже убеждая себя в этом, он краем сознания чувствовал, как ее тихое, почти неуловимое удовлетворение от его слов касается его разума, словно легкий бриз. И это было куда приятнее, чем он готов был признать.

Когда он вернулся с подносом, Гермиона сидела на краю дивана, выпрямив спину с тем же напряженным видом, что и вчера. Ее пальцы перебирали складки рубашки, а взгляд был прикован к собственным коленям. Когда Северус протянул ей чашку, ее руки с благодарностью приняли тепло фарфора. Постепенно, по мере того, как согревались ее озябшие пальцы, Северус заметил перемены: плечи ее мягко опустились, а ладони расслабились, с любопытством изучая нежный рельеф чашки.

Ее взгляд, скользящий по полкам с книгами, задержался на корешках томов по древней магии, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на голод — тот самый, что он помнил у себя в молодости, когда сталкивался с недоступными знаниями. На мгновение она даже забыла о чае, ее поза стала естественнее, почти непринужденной, открытой. Казалось, сама атмосфера этого дома, пропитанная магией и тайной, наконец коснулась ее, и в ответ что-то в ней отозвалось — тоска по знанию, по месту, где можно быть собой.

— Спасибо. — Голос Гермионы прозвучал тише, чем обычно, но в нем появились новые, мягкие нотки. Она сделала небольшой глоток, и её брови чуть приподнялись. — Это... странно.

Северус, поставил кочергу в стойку и медленно повернул голову. В этот момент он позволил себе сделать то, что становилось для него опасной привычкой — тончайшим, почти неосязаемым щупом коснуться поверхности ее сознания, тщательно маскируя свое присутствие, чтобы узнать, о чем думает девушка.

— Что именно, мисс Грейнджер? — Его тон был нейтральным, но в глубине чёрных глаз вспыхнул острый интерес.

То, что он обнаружил, заставило его внутренне замереть. Под слоем усталости и благодарности за чай пульсировал свежий, еще не заживший шрам — следы недавнего сильного нервного потрясения. Что-то случилось сегодня, что-то, что оставило в ее психике след, похожий на ожог от темной магии, но при этом знакомый... слишком знакомый.

— Мелисса, — прошептала она, глядя на чашку, ее пальцы нежно обнимали теплый фарфор. — С лимоном... Это... мой любимый.

Наступила короткая, густая пауза. Северус прочел в сознании Гермионы подлинную растерянность и... удовольствие?.. Он почувствовал, как мускулы на его лице напряглись, готовые выстроить привычную насмешливую маску, которая бы скрыла его замешательство и внезапную тревогу. «Любимый», — эхом пронеслось у него в голове, в то время как другая часть его сознания разматывала клубок ее недавних переживаний, пытаясь понять источник этого ментального шрама.

— Не придавайте этому значения, — отрезал он, и его голос вновь приобрёл обычные металлические нотки, но на этот раз они звучали немного принужденно. — Это всего лишь логичный выбор для вечернего времени. Кофеин был бы неуместен, а ромашка — банальна. Мелисса демонстрирует адекватные седативные свойства без побочных эффектов. — Он сделал небольшую паузу, дав словам повиснуть в воздухе, в то время как его сознание продолжало анализировать полученную информацию. — Ваши личные предпочтения здесь ни при чём. Это просто совпадение.

Но даже произнося эти слова, он ощущал эхо её мыслей — такое же смятенное, как и его собственное. Перед его внутренним взором проносились обрывки: тепло чашки в её ладонях, удивление от неожиданной заботы, внезапно всплывшие строчки из «Справочника магических трав и грибов Хадсона» о свойствах мелиссы, запах свежего пергамента и чернил... И сквозь это всё — его собственный образ, отражённый в её сознании, но лишённый привычной язвительности, каким-то странным образом ставший... безопасным. Северусу вдруг показалось, да и что говорить, отчасти это было правдой, что девушка видит его лучшие стороны. Те, что он сам себе давно не позволял отмечать.

Гермиона искренне улыбнулась, и на несколько долгих минут её лицо полностью преобразилось, напряжение растворилось, оставив после себя лишь мягкую, почти беззащитную умиротворённость. В эти минуты Северус вновь видел в ней ту самую мисс Грейнджер. Она обхватила чашку обеими руками, как будто пила из неё не просто чай, а долгожданное спокойствие. Её взгляд, блуждавший по книжным полкам и затенённым углам гостиной, был тёплым и заинтересованным.

Северус покинул её разум в тот самый момент, когда мысли девушки пришли в порядок и вернулись к книгам на полках, забытому подсвечнику на стуле... Эта крошечная брешь в её обороне, вызванная простой чашкой чая, показалась ему внезапно куда ценнее любой выигранной словесной дуэли.

Но затишье не могло длиться вечно. Как только чашка опустела, Гермиона словно спохватилась. Она поставила её на поднос, поза девушки вновь вернула свою твёрдость, а на лицо опустилась привычная маска собранности.

— Благодарю вас, профессор, — произнесла она, и её голос вновь приобрёл чёткие, отмеренные интонации. — Чай был действительно превосходным. — Она сделала маленькую, почти формальную паузу, прежде чем добавить, как того требовали условия их контракта: — Мастер. Я готова приступить к работе, когда будете готовы вы.

Уголок губ Северуса дрогнул в непроизвольной, короткой, но на удивление мягкой усмешке. В его чёрных глазах на мгновение вспыхнула тёплая искорка, прежде чем он ответил, и в его голосе прозвучала суховатая интонация, но на этот раз лишённая всякой язвительности:

— Всегда и при любых обстоятельствах готовы к работе, мисс Грейнджер. Даже ценой допитой впопыхах чашки прекрасного чая. Это одновременно и восхищает, и вызывает лёгкую тревогу. — Он сделал элегантный жест в сторону выхода из гостиной. — Не будем терять времени. Лаборатория ждёт.

* * *

С усилием сдерживая улыбку, Северус строго заметил:

— Мисс Грейнджер, для полноты образа вам не хватает только школьной формы, парты и высоко поднятой вверх руки. Спрашивайте.

Гермиона на мгновение застыла с серебряным ножом для измельчения корней в руке, затем её губы дрогнули в сдержанной улыбке.

— Простите, профессор. Просто не каждый день вижу, как вы стоите у котла, не касаясь ни одного предмета. Напоминает лекцию, а не практическое занятие. — Она аккуратно наклонила ступку, высыпая тончайший порошок из корня мандрагоры в мерный стакан. — И если уж на то пошло, в школе я не всегда поднимала руку. Иногда просто... начинала говорить.

«Помню, — промелькнуло у него в голове с неожиданной ясностью. — Помню, как Грейнджер на третьем курсе, не дожидаясь разрешения, поправила Поттера при варке зелья Эдурус. С точностью до миллиграмма». Северус наблюдал, как её пальцы, уверенные и точные, отмеряли три капли настойки полыни. «Все та же педантичная аккуратность, что и на школьных уроках. Только теперь без моих язвительных замечаний — и, что удивительно, результат от этого только выигрывает». Его собственные руки, спрятанные в складках мантии, непроизвольно сжались, предательская дрожь пробежала по предплечью. Он с усилием перевёл дух, маскируя спазм под смену позы.

— В этом, — отозвался он сухо, но без привычной едкости, — я имел сомнительное удовольствие убедиться лично. Хотя должен признать, ваша манера «начинать говорить» обычно подкреплялась безупречным знанием предмета. Теперь сосредоточьтесь. Вы доводите жидкость до состояния «поющей ряби», но не даёте ей закипеть. Помните, что пар должен быть не белым, а с сизым отливом — признак правильного выделения эфирных масел из полыни.

Гермиона кивнула, её взгляд приковался к поверхности зелья, которая начала покрываться мелкой, звенящей рябью. Она медленно вращала палочкой против часовой стрелки, шепча слова стабилизирующего заклинания. Северус с удовлетворением отметил, что её движения были выверены и точны. Она не суетилась, не мешкала, просто работала — совсем не так, как те неумехи, что обычно толпились в его подземелье.

— Цвет меняется на медовый, — прокомментировала она, не отрывая взгляда. — Как и указано в манускрипте. Но текстура... Она должна быть гуще. Как расплавленный янтарь. Сейчас она ближе к жидкому мёду.

— Верно, — одобрил Северус, и в его голосе прозвучали нотки неподдельного профессионального удовлетворения, которые он даже не пытался скрыть. «Наконец-то ученик — простите, коллега — который не только слушает, но и видит». — Добавьте четыре драхмы толчёного безоара, и не забудьте, точность здесь должна быть абсолютной.

Уголки губ Гермионы дрогнули в лёгкой улыбке.

— Мастер, я припоминаю, что тогда это был Уизли, а не Поттер. Хотя... — Она внезапно замолчала, её рука потянулась к бисерной сумочке, что лежала на соседнем столе. Вместо ожидаемых весов она извлекла длинный, изящный предмет, сверкавший в свете лаборатории. — ...признаю, разница была невелика.

Северус сдержанно поднял бровь, наблюдая, как её пальцы раскрыли старинный складной веер. На первый взгляд он казался безупречным — перламутровые пластины переливались ровным светом, а тончайшие деления были нанесены с математической точностью. Но внимательному взгляду открывались следы многократного ремонта: едва заметные линии склейки между сегментами, тончайшая серебряная проволока, укрепляющая ось, микроскопические заплатки на шёлковом полотне.

— О, — произнёс Северус, и в его голосе впервые за вечер прозвучало неподдельное любопытство. — Вы сохранили в памяти не только учебный материал...

Не услышав последнего замечания, Гермиона аккуратно насыпала порошок на раскрытую поверхность веера, следя за делениями. Её запястье совершило лёгкое, почти невесомое движение — и серебристая пыль безоара, подхваченная искусственным воздушным потоком, тончайшей вуалью опустилась на поверхность зелья. Идеально равномерным слоем, словно утренний иней.

— Теперь наблюдайте за реакцией, — Северус, скрывая охватившее его изумление под обычной маской равнодушия, подошел ближе к котлу. — Кристаллизация должна распространиться от краёв к центру равномерно.

Поверхность зелья мгновенно покрылась мерцающей паутиной кристаллов, застывших в геометрически безупречных узорах. Снейп замер, его критичный взгляд скользил по совершенной структуре.

— Получилось! — воскликнула она, и в её голосе прозвучал тот самый восторг открытия, что когда-то заставлял её первой тянуть руку на уроках. Она невольно повернулась к Снейпу, и её взгляд, сияющий от торжества, встретился с его пристальным, аналитическим взором. — Видите?! Я же говорила, что безоар...

Она вдруг замолчала, осознав фамильярность тона. Щёки её покрыл лёгкий румянец, и она потупила взгляд, снова уставившись в котёл. «Проклятье, думай что говоришь, прежде чем сказать, а не после! Это же Снейп!» — прочел в ее сознании Северус и неожиданно ощутил что-то похожее на огорчение.

— Да, — произнес он, и его голос прозвучал непривычно ровно, без следа насмешки или сарказма. — Вы говорили. И, как обычно, оказались правы. — Он сделал паузу, глядя на то, как зелье обретает идеальную консистенцию, игнорируя расширенные от удивления глаза девушки рядом. — Возможно, если бы в школьные годы я реже обращал внимание на ваше «невыносимое всезнание», а чаще — на безупречную технику, вы могли бы достичь подобных результатов значительно раньше.

С этими словами он посмотрел на Гермиону, и их взгляды встретились. Смущение в карих глазах сменилось сложным выражением — смесью удивления, горьковатой иронии и гордости. Северус склонил голову, и в его глазах мелькнула тень чего-то, что можно было принять за сожаление.

— Перейдем к завершающему этапу, — произнес Снейп, и в его голосе зазвучали новые, более глубокие нотки. — Структура сформирована. Теперь магии лунного света предстоит не просто лечь поверх узора, а вплестись в него. Для этого... — Он сделал паузу, наблюдая, как ее взгляд переходит с котла на него, полный сосредоточенности. — ...вам нужно будет провести палочкой внутри самого узора, не касаясь поверхности. Руна Инея. Она должна повторить спиралевидную структуру кристаллов, но в обратном направлении.

— Поняла, — ее голос был тише, но тверже. Исчезла не только смущенная улыбка, но и деловая окраска. Осталась чистая концентрация.

Она подняла палочку, и ее рука — та самая, что он незадолго до этого мысленно назвал инструментом виртуоза — замерла над самым горлом котла. Северус наблюдал, сам того не замечая, затаив дыхание. «Не точность... Чутье. Она не вычисляет траекторию — она ее чувствует».

Кончик палочки начал движение. Он не чертил в воздухе, а словно плыл внутри самого перламутрового сияния, уже исходящего от зелья. Она вела его по невидимым каналам, проложенным кристаллами безоара, и там, где проходила палочка, магия пробуждалась сама собой. Лунный свет не падал сверху, а рождался изнутри узора, вплетаясь в него, как нить в драгоценную парчу.

Кристаллическая структура на поверхности зелья ожила. Она не просто светилась — она пульсировала в такт движению ее палочки, спирали узора закручивались туже, их свечение становилось глубже, насыщеннее, почти осязаемым.

— Идеально, — вырвалось у Северуса на этот раз как выдох, лишенный какой бы то ни было критики или сдержанности. Он смотрел на рождающуюся в котле магию — не просто зелье, а живое, дышащее произведение искусства. — Стабилизация займет двенадцать часов. Руна будет поддерживать процесс, пока матрица не закрепится окончательно. — Он перевел взгляд с котла на Гермиону, и в его черных глазах, обычно таких нечитаемых, стояло нечто новое — безмолвное, но безоговорочное признание.

Он почувствовал редкое чувство удовлетворения — возможно, даже легкую эйфорию от успешно завершенной сложной работы. В этот момент его сознание, расслабленное гордостью за ученицу, на мгновение приоткрылось.

И тут же его накрыло волной.

Не его воспоминаний. Ее.

Темный зал. Холодный мрамор под босыми ногами. Чужой ужас, смешанный с ее собственным. Его голос, доносящийся откуда-то издалека... и внезапная, сокрушительная волна боли, заставившая ее потерять сознание. А перед этим — крошечная комнатка, заваленная книгами, стол с котлами и фиалами, и скромный букет полевых цветов в жестяной банке...

Он резко отступил, разрывая ментальный контакт, его профессиональная удовлетворенность мгновенно испарилась, сменившись ужасным пониманием увиденного и прочувствованного.

Гермиона, ничего не подозревая, с тихим восхищением смотрела на готовое зелье. Его поверхность, успокоившись после последнего этапа, переливалась глубоким янтарным цветом с перламутровыми бликами — верный признак успешного завершения сложнейшего процесса.

— Значит, до завтра, — произнесла она, и в ее голосе звучала неподдельная радость, смешанная с гордостью и уверенностью. Ее пальцы, еще помнившие точный вес каждого ингредиента, пробежались по разложенным на столе ножам, ложкам и остановились на гранитной ступке. — Стабилизация в течение двенадцати часов позволит кристаллической решетке полностью сформироваться... — Она замолчала, словно поймала себя на том, что снова уходит в теорию, и ее взгляд стал задумчивым. — Профессор... простите, Мастер, если можно спросить, зачем вам понадобилось именно модифицированное Фокусирующее зелье? Оно значительно мощнее стандартного. Его концентрационные свойства почти граничат с ментальным усилением, что... довольно рискованно.

Северус заставил себя сохранять спокойствие, хотя его разум все еще был потрясен увиденным. Он наблюдал, как последние блики магии играют в глубине зелья, и этот безупречный результат сейчас казался ему горькой иронией.

— Вечно вы с вашими вопросами, мисс Грейнджер, — произнес он, и в его голосе прозвучала привычная сухость, стоившая ему немалых усилий. Он скрестил руки на груди, пряча ладони, которые предательски похолодели. — Невыносимая всезнайка. Иногда стандартных решений недостаточно, когда имеешь дело с... устойчивыми ментальными помехами. Обычное фокусирующее зелье здесь бессильно, как детская погремушка против грозы.

Она улыбнулась его словам, приняв их за обычную профессорскую колкость, и повернулась к котлу, чтобы еще раз полюбоваться их совместным творением. Она не заметила, как его пальцы сжали складки мантии — не от раздражения, а чтобы скрыть внезапную дрожь, пробежавшую по рукам. Ее собственная рука легла на обложку простой магловской тетради с записями, и этот простой жест уверенности резанул его острее любого ножа.

«Она не знает. Не знает, что я видел тот стол в ее воспоминаниях. Заваленный книгами, заставленный фиалами... и крошечный, но трогательный букет». Теперь он понимал. Их связь была не просто договором между волшебниками. Она была живой, дышащей тканью, сотканной из боли и необходимости. И та комната с полевыми цветами... это было ее убежище. Тот самый номер в «Дырявом Котле». А он, против ее воли, стал незваным гостем в нем. То, как она потеряла сознание — его боль стала мостом, по которому к ней пришло страдание.

— Кажется, на сегодня мы закончили, — произнес он, тщательно контролируя каждый звук, выравнивая дыхание. Его голос прозвучал глуховато, будто из глубокого колодца. — Зелье должно настаиваться в полном покое. Любая вибрация, даже магическая, может нарушить процесс кристаллизации.

Северус подождал, пока она не сложит свои тетради, блокнот, ручки и карандаши в бисерную сумочку, проводил ее до двери, вежливо и отстраненно, пока его сознание лихорадочно работало, анализируя каждый оброненный ею взгляд, каждый оттенок интонации. Радость от успешно созданного зелья — сложного, безупречного, одного из лучших в его практике — теперь тонула в тяжелом, свинцовом осознании. Их ментальная связь была не инструментом, а ловушкой. Теперь у него не было сомнений в том, что его сон был сном Гермионы Грейнджер. Но сегодня та боль, тот свежий шок, что он увидел в ее воспоминаниях, были прямым эхом его собственного кошмара. Сегодня он сам, того не желая, привел ее в тот проклятый зал.

* * *

Плотный туман, как и раньше, окутывал Косую аллею. Но на этот раз Северус не поддавался его давящему ритму. Его шаги, обычно размеренные и бесшумные, теперь резко взрезали пелену, оставляя за собой кратковременные разрывы в тумане.

Прохожие мелькали по краям зрения — бледные лица, склонённые плечи, украдкой брошенные взгляды. В иное время он остановился бы, проанализировал эти настороженные кивки, это молчаливое признание. Но не сейчас.

Аптека. Лестница. Коридор.

Сегодня он даже не почувствовал привычного привкуса пепла на языке после левитации. Дверь не просто распахнулась — она разлетелась в клочья под напором его магии, словно была из бумаги. Северус ворвался в зал, воздух дрожал вокруг него, насыщенный древними чарами, которые он вырвал из глубин памяти — темными, забытыми, опасными.

Девушка уже висела в воздухе, он не успел раньше — сон тек своими, одному ему ведомыми законами. В зале были и двое других, тех, расположение кого он отлично помнил по воспоминанию. Беллатриса лишь успела повернуться, ее пальцы сжали палочку с привычной грацией, но в тот же миг рухнула на пол, обездвиженная «Петрификусом». Сивый лежал на мраморном полу, довольно облизывая пальцы и расфокусировано смотрел в потолок. Зеленая вспышка «Авады» пронзила его прежде, оборотень успел осознать опасность. Его тело дернулось лишь раз — последний, жалкий спазм, прежде чем стать просто мясом.

Северус уже был рядом с Гермионой. Один взмах палочкой и девушка плавно опустилась в его руки, он опустился с ней на колени, положил на пол, его мантия обняла их, словно почувствовала эмоции и мысли владельца, и хотела укрыть Гермиону от всего мира. Его руки сильно дрожали, когда он попытался приподнять ее. Она была легкой — слишком легкой, словно кости стали хрупкими, а плоть — прозрачной. Кровь сочилась из множества ран, теплая и живая, окрашивая его пальцы в багрянец.

— Профессор...

Ее голос был тише шепота, слабее дыхания. Он наклонился ниже, боясь пропустить хоть слово, хоть звук.

— Вы... пришли... за мной...

Ее губы дрогнули в чем-то, что должно было стать улыбкой. Глаза, такие живые когда-то, теперь смотрели сквозь него, в какую-то далекую точку, которую видела только она.

— Мисс Грейнджер, — прошептал он, и его собственный голос показался ему чужим. — Я помогу вам...

Но она уже не слышала. Ее грудь поднялась — маленький, жалкий вздох — и опустилась в последний раз. Он сидел, держа ее на руках, и мир вокруг перестал существовать. Голова Гермионы безвольно откинулась, спутанные, грязные каштановые пряди коснулись пола. Та, которая всегда находила выход. Которая сражалась даже тогда, когда разумные люди сдавались. Которая могла бы изменить весь магический мир — перестала дышать.

Северус вдруг забыл что все вокруг — сон. Воспоминания и ощущения, что он так тщательно прятал от самого себя, снова вырвались наружу. Если бы не этот проклятый зал. Не его собственное опоздание. Он хотел что-то прошептать, но слова застряли в горле. Какое он имел право? Какое он имел право что-то говорить, когда не смог защитить? Когда снова стоял над мертвым телом, снова слишком поздно, снова... один.

И вот тут пришла ярость. Всепоглощающая буря, поднимающаяся из самых глубин его сознания. Темная магия вырвалась наружу, стены трещали по швам, а сон уже таял, видение расплывалось. Последнее, что он видел — лицо Гермионы, уже бледное, уже холодное. Последнее, что слышал — смех Беллатрисы, которую так и не успел допросить, звонкий и безумный:

— Ох, Северус... А я-то думала, ты любишь просто смотреть...

Тьма сгущалась, но ее голос преследовал его, даже когда зал уже исчез:

— Ты ведь знаешь, где найти меня... Если осмелишься...

И тогда на него навалилась тишина — он проснулся.