Сознание как источник магии (гет)

«Легилименция позволяет не только считывать образы и мысли, но и управлять разумом. Она может изменить его, подчинить себе или, наоборот, освободить. Зародить сомнения или вселить уверенность. Вылечить или убить».

Из текста «Сочинения о магии разума» неизвестного автора времён Основателей Хогвартса.

На Косой аллее наступал вечер. Сырость и лондонский туман окутывали все вокруг, создавая давящую атмосферу. Людей на улице почти не было; свет нигде не горел, лишь витрины аптеки светились, словно маяк для заблудших кораблей.

Я открыла дверь и вошла внутрь. Несмотря на яркий свет, в магазине никого не было, и ощущение тревоги не покидало меня. Я знала, что должна быть здесь, и одновременно нечто внутри подсказывало: что-то не так, надо как можно быстрее бежать прочь.

С верхнего этажа доносились голоса и смех, но они не давали утешения — напротив, лишь усиливали моё беспокойство. Я чувствовала, как напряжение нарастает, голоса становятся тише, и вдруг послышался едва слышный звук, похожий на плач. Мои инстинкты начали подавать сигналы тревоги, и я ощутила, как холод пробирается в самую душу.

Я вынула палочку и, поднявшись на второй этаж, направилась к двери склада. В этот момент всё вокруг потемнело, пространство заполнил истошный, полный ужаса крик, и я вдруг с удивлением поняла, что это я кричу — от невыносимой боли, страха и отчаяния. Тёмная магия обвивала меня, затягивая в бездну безысходности. Я чувствовала, как сердце колотится в груди, а дыхание перехватывает от паники.

«Что происходит? Почему я здесь?» — метались мысли в голове.

Я попыталась укрепить свои ментальные щиты, но либо мне это не удалось, либо они не могли оградить меня от страха, боли и темноты, которые заполнили все вокруг. Каждая клеточка моего тела кричала о помощи, но меня никто не слышал. Я была одна, запертая в этом кошмаре, и ощущение безысходности сжимало меня, как железные тиски. Я старалась сосредоточиться, найти в себе силы, но тьма лишь углублялась, поглощая весь свет, всю радость, все надежды.

Вечернее солнце, устало скользя по крышам старых фабрик, окрашивало небосвод в багряно-красные оттенки, безуспешно пытаясь оживить серый, невыразительный пейзаж, а тени длинных труб, выбрасывающих черный дым, тянулись по асфальту, словно призраки забытых надежд. Коукворт, с его угрюмой архитектурой и бесконечными рядами однообразных кирпичных зданий, напоминал корабль, потерпевший крушение на рифах бескрайнего океана времени. В воздухе витали запахи машинного масла и угля, смешиваясь с кислым привкусом ржавого металла, который обвивал улицы, как старая шаль.

Окна домов, покрытые пылью и запотевшие от сырости, стали немыми свидетелями того, как на одной из улиц города с легким хлопком материализовался из густого воздуха высокий человек. Он был облачен во все черное, как будто сам был частью этого безжизненного пейзажа. Поднимаясь по каменным ступеням крыльца, он перемещался со спокойной грацией хищника на охоте, но в поступи его чувствовалась усталость. Незаметным движением Северус Снейп снял с входной двери своего дома защитные заклинания, которые сохранял и обновлял даже сейчас, спустя пять лет со времени Последней битвы, и опустил руку в карман мантии, чтобы достать ключи.

Кисть свела судорога, и проклятая связка упала с характерным тихим шумом, однако Снейпу показалось, что раздался перезвон Биг Бена. Поминая про себя Мерлина и всех рыцарей Камелота, он нагнулся, поднял ключи с крыльца и вставил один из них в замочную скважину. Снейп всегда запирал дверь на ключ, но скорее для соблюдения традиции, чем ради безопасности: его защитные заклинания не смог бы пробить и весь аврорат в полном составе.

На этот раз открыть замок получилось без проблем, и он вошёл в прихожую. Еще одна привычка, приобретенная во время Второй Магической войны, — проверять помещение на зловредные заклятья или чье-либо присутствие — в этот раз осуществилась лишь с третьей попытки.

Снейп снял теплую мантию (первая учебная неделя в этом году выдалась прохладной) и повесил её на единственный целый крючок старой настенной вешалки. К нему никто не приходил, поэтому он не устранял повреждения, не видя смысла в ремонте. А вешалка, даже в её нынешнем виде, приемлемо выполняла свои функции. Снейп наклонился и вновь вспомнил о родственниках Мерлина. Эффектные полуботинки с заостренными носами прекрасно гармонировали с его одеждой, но как же было неудобно снимать их вечером, особенно когда он находился в таком состоянии, как сегодня. Тем не менее, спустя пару минут сопротивление обуви было побеждено, и Снейп неспешно направился по коридору вглубь дома.

Маленькую кухню освещали закатное солнце и газовые уличные фонари, и было достаточно светло, поэтому Снейп не стал зажигать лампы. Обойдя небольшой круглый обеденный стол, он наощупь зажёг плиту, налил воды в чайник и поставил его кипятиться. Он немного постоял, прислушиваясь к сразу же слабо зашумевшей воде, и подошел к окну. Почему-то вдруг стало невыносимо душно; к тому же его начало подташнивать из-за головной боли, и он открыл узкую форточку. Промозглый, не самый чистый в мире, но прохладный воздух Коукворта не слишком-то «проветривал» помещение, однако Снейпу стало легче. Сквозь окно на кухню проникали звуки — шум фабрик, глухой плеск воды в грязной реке, отголоски разговоров, и, кажется, вдали кто-то смеялся. Снейп стоял, опираясь руками о подоконник, и внимал этой симфонии, которая не имела к нему отношения, но, тем не менее, заполняла пространство вокруг, как старый мотив, давно забытый, но все еще знакомый. Бледное лицо его не выражало эмоций, только глаза были наполнены печалью, но Снейп привычно отмел и стер в своем сознании все лишние эмоции. Одиночество давно было его утешением, как шерстяной плед в холодную ночь, как и сам Коукворт — неприветливый, но знакомый дом. Тут взгляд Снейпа остановился на пустом стеклянном графине, и он вспомнил, как сильно заболел этой весной, а обычные зелья ему впервые не помогли. Он не мог встать с кровати, гордость не позволила ему просить кого-либо о помощи. И вот, в одну из ночей, когда ему — казалось бы простое желание! — просто захотелось пить, выяснилось, что совершенно некого попросить принести стакан воды, а колдовать он не мог: сознание и мысли путались, как в бреду. Но он справился тогда, справлялся во время войны, справлялся ранее, а значит, справится и дальше. В конце концов, жить — это уже само по себе неплохо, не так ли?

На улице начался мелкий дождь, который принёс с собой хоть какое-то подобие свежести. Снейп взял с подоконника почти пустую склянку с зельем и вытащил пробку. По привычке понюхав фиал, он опрокинул его содержимое в себя. Уже через несколько секунд головная боль и тошнота постепенно стали отступать, и Снейп открыл небольшой шкафчик в углу, чтобы присоединить пустой фиал к десятку таких же (раз в месяц он относил их обратно в аптеку), но выронил из-за новой судороги.

«Какого Мерлина!»

Он поднял стекляшку, которая не разбилась, а лишь с укоризненным звоном прокатилась по полу до шкафа.

«Было бы понятно, если бы я был пьян, но я ведь трезв, как стеклышко», — с досадой подумал Северус, аккуратно пристраивая фиал в компанию его собратьев.

Самое неприятное, что подобное происходило с ним уже довольно давно. «Хотя нет, — поправил себя Снейп, — это просто неприятное. А вот самое... паршивое — да, такая формулировка лучше, — это то, что с начала лета я не в состоянии сам сварить более-менее сложное зелье».

Прижавшись горячим лбом к прохладной поверхности шкафа, он продолжил размышлять. «Вот и Минерва сегодня опять заметила мое состояние, даже заставила пойти к Поппи. Я, видите ли, плохо выгляжу! Да я плохо выгляжу последние лет... двадцать!» — вдруг разозлился он, но быстро взял себя в руки. Сейчас, когда война была давно закончена, и не нужно было больше шпионить, притворяться перед «своими» и «чужими», он стал мягче. Конечно, Северус по-прежнему не мог бы считать себя душой компании, и все же он изменился; вот только та тьма, которую он тщился скрыть даже от самого себя, все еще порой давала о себе знать.

Чайник на плите зашумел громче, словно напоминая о времени, которое, как и мысли Северуса, текло медленно, но неумолимо. Снейп открыл шкаф и вынул из него чашку, подаренную ему студентами его самого первого выпуска Слизерина в Хогвартсе. Если бы кому-то пришло в голову заявить, что это любимая кружка профессора, он бы презрительно скривился в ответ и ядовито пошутил о «любимых вещах». Однако чай пил только из неё. После того, как он оправился от укуса Нагайны, он почти ни с кем не общался вне работы, замкнулся в себе и просто жил, занимаясь преподаванием и собственными исследованиями. Часто сотрудничал с отделом Тайн, который продолжал разбирать и изучать темномагические артефакты, оставшиеся или найденные сразу после Второй Магической войны в результате аврорских рейдов, в первую очередь, в Лютном переулке. Вот только теперь, когда необходимость ежеминутно рисковать жизнью отпала, и в холодной отстраненности уже не было нужды, выяснилось, что без простой человеческой заботы, без возможности быть понятым, жизнь Снейпа стала декорацией, на фоне которой он шёл вперед, не в силах остановиться и оглянуться, хотя сам себе он в этом не признавался до конца.

Когда чайник засвистел, Северус погасил плиту, закрыл глаза и потер руки, которые легко подрагивали. Когда дрожь утихла, Снейп аккуратно высыпал немного улуна из баночки в серебряное ситечко, опустил его в кружку и залил горячей водой. Ещё немного постояв на кухне, он прошёл в гостиную. Здесь окно всегда было задернуто тяжелыми портьерами, и свет с улицы сюда не проникал. Однако света с кухни было все еще достаточно, чтобы Снейп и тут не стал зажигать лампы. Тем более, что он прекрасно ориентировался в своем доме, так как все вещи в нем всегда лежали и стояли на одних и тех же местах.

У стены гостиной, под занавешенным темно-зелеными портьерами окном располагался массивный рабочий стол с лежащими на нём пергаментами с работами студентов, несколько стопок книг, чернильница и небольшой глиняный котел с перьями. На старом диване, обитом темно-зеленой тканью, виднелись следы времени — потертости и мелкие пятна, свидетельствующие о проведенных на нем долгих часах размышлений и чтения с кружкой чая, а иногда и чего-то покрепче. Рядом с диваном располагалось кресло, в котором он вечерами читал или просто следил за огнем в камине. Пара стульев, одиноко стоящих у стены, выглядела так, как будто хозяин не хотел приглашать никого в свой уединенный мир. Оба они были покрыты пылью, а на одном вообще уже много лет стоял подсвечник с огарком свечи. Несколько книжных шкафов, заставленных книгами и древними манускриптами, заполняли остальное пространство, создавая впечатление, что это скорее не гостиная, а рабочий кабинет хозяина дома.

В таком состоянии своего жилища Снейпу было некого винить. Все время после первой войны и до Последней битвы он жил, в основном, в Хогвартсе, оказываясь в своем мрачном доме лишь изредка. Да и то чаще всего эти визиты заканчивались тем, что он, сотрясаясь от откатов после «круциатуса», доползал до гостиной, принимал нужные зелья и забывался тревожным сном прямо на старом темно-красном ковре, единственным достоинством которого было то, что на нем не было видно крови.

Снейп поставил кружку на журнальный столик и принялся разжигать камин. Он никогда не использовал для этого процесса магию, но дрова были сырыми и отказывались гореть. Снейп вздохнул, кинул в них согревающее заклинание, после чего поленья разгорелись от одной спички. Отряхнув брюки от золы, он опустился в кресло и, помассировав переносицу, взял кружку. Устремив немигающий взгляд на разгорающееся пламя, Снейп стал пить чай. Настроение начинало портиться, и ему захотелось выпить огневиски, но было нельзя. Целители до сих пор не знали, что творится с его организмом, поэтому он проходил всевозможные обследования и пил разнообразные зелья, которые нельзя было смешивать с алкоголем.

Снейп помешал кочергой поленья в камине; старый дом начал прогреваться. Сырость, которую не смогло победить даже жаркое лето, стала отступать. Он прикрыл веки и вернулся к своим мыслям. После его болезни весной, ближе к началу лета, ему стало казаться, что он ощущает в голове чье-то присутствие. Так, как если бы он смотрел при помощи легилименции поверхностные образы в чужом сознании. Вот только они были мимолетные, еле уловимые. Само собой, первым делом Снейп подумал, что это последствия болезни. Но время шло, ощущения не проходили. Позже он начал ощущать в своем сознании... мысли, которые казались ему знакомыми, похожими на его собственные. Они были полны печали и тоски, и он — даже зная, что это невозможно, — был готов поклясться, что слышит, будто чей-то чужой голос умоляет помочь. И в этом нужно было разобраться, тем более, что именно тогда Снейп начал замечать периодически появляющиеся дрожь и судороги в руках. Контролировать их он не мог; происходило это внезапно, но чаще всего по вечерам. Врачи в Мунго говорили, что это точно не проклятье и не последствия отравления ядом Нагайны, ведь весь яд был выведен из его организма сразу после окончания битвы. Причем давали абсолютную гарантию того, что выполненное лечение полностью стабилизировало его состояние как на физическом, так и на магическом уровнях. Наконец, в июне его начал одолевать ночной кошмар. Он плохо помнил его детали, когда просыпался, но сон однозначно был один и тот же. Снейп помнил его начало, но не то, чем сон кончался; он мог припомнить какие-то образы, даже начал вести своего рода лабораторный дневник, и описывать то, что удалось запомнить — так он поступал всегда, когда работал с новым зельем. Но информации было мало, а его собственное состояние начало уже не на шутку беспокоить и злить Снейпа.

Северус открыл глаза и окинул взглядом гостиную, освещенную жарко горящим камином, и его взгляд остановился на нескольких стопках книг, которые высились на рабочем столе. Да, именно тогда он начал изучать всю доступную ему литературу. Библиотеку Хогвартса, библиотеку министерства Магии. Ему даже пришлось разобрать старые книги и манускрипты, сложенные в комнате, которая должна была бы быть гостевой спальней, однако — за неимением гостей у хозяина дома — превращенная им в книжный склад. Книг было много, среди них были довольно редкие издания — некоторые вообще существовали в единственном экземпляре; Снейп методично перебрал их все, но не нашел ответа. Тогда, пользуясь своим положением в министерстве, он получил доступ в библиотеку отдела Тайн. Она была почти безгранична, однако то ли в ней не было нужной ему книги, то ли он искал ее как-то не так, но ответов на свои вопросы Снейп не мог получить уже три месяца.

Само собой, на работе он ни о чем не говорил. Коллеги сразу начали бы его жалеть и «проявлять участие». А жалости к себе он не трепел. Поппи так и вовсе будет обследовать его по два раза в день. Ему ещё повезёт, если она не заставит его вести занятия из больничного крыла. После своего возвращения в Хогвартс он преподавал только у старших курсов. Деканство и младшие курсы взял на себя Слагхорн, чему Снейп был очень рад. Пожилой зельевар, правда, постоянно жаловался, что устает и хочет окончательно уйти на заслуженную пенсию, но заменить его пока было некем, и он продолжал работать. Поэтому Снейпу не нужно было думать обо всём факультете сразу, по крайней мере, пока Слагхорн ещё не оставил должность. Сейчас Северус обучал только тех, кому зельеварение было крайне необходимо — для будущей работы или продолжения обучения в магическом университете. Поэтому на занятиях у него всегда был порядок, стопроцентная отдача от студентов и настоящая работа! Все, кого Снейп успел обучить после возвращения в Хогвартс, уже работали в Министерстве магии, занимались исследовательской работой или учились на магическом факультете Кэмбриджа. И делали это «на отлично», в полном соответствии со своими выпускными оценками. Таким образом, Снейп уверял себя, что на работе у него всё было хорошо, да и в личной жизни тоже.

«И придет же такое в голову» — горько усмехнулся Северус. Не было у него никакой «личной» жизни. Днём он преподавал, а вечером либо работал в домашней лаборатории, либо проверял работы студентов. Вот и всё. Жизнь текла по накатанной. Он почти никуда не выбирался, игнорировал любые торжества в Хогвартсе или министерстве, не интересовался новостями, виделся только с коллегами. Снейпу не нужна была жизнь магического мира Британии — да и миру этому он был не нужен. После десятка статей в «Пророке» о его подвигах и лечении в Мунго про Северуса просто забыли, что его абсолютно устраивало.

Снейп вновь сделал несколько глотков из кружки и поставил ее на стол, после чего вынул из внутреннего кармана небольшую записную книжку, и стал делать пометки на завтра. «Сейчас я проверю первую практическую работу седьмого курса; далее нужно будет подготовить рецепт для шестого курса на следующую неделю. Завтра суббота, а значит, нужно будет выбраться в Косую аллею, купить ещё мазь от судорог. Узнать о средстве против дрожи в руках, которое мне обещал Ричард. Пополнить запас средства от головной боли. И нужно отдать Ричарду обещанные глаза летучих мышей». Сам Северус их не использовал — те зелья, где они применялись, Снейп сейчас не варил и вполне мог поделиться недешевым ингредиентом с владельцем аптеки. А Ричард о них спрашивал: его собственные запасы закончились, достать их в это время года сложно, а аптекарю они были очень нужны.

Ричард Фаррес был его давним другом и никогда не задавал никаких вопросов. Например, почему Снейп, вместо того, чтобы сбывать через него свои зелья, вдруг стал покупать чужие.

«Затем нужно будет купить продукты на выходные и забрать у мадам Малкин новые рубашки. — Северус закрыл записную книжку и откинулся на спинку кресла, продолжая размышлять: — А днём можно будет, наконец, поработать над той книгой».

Первого сентября он, с разрешения Минервы, взял из личной библиотеки Альбуса увесистый том по ментальной магии — подозревал, что в нём могут найтись хоть какие-то ответы на столь важные сейчас для него вопросы. В бытность свою директором Снейп смог весьма подробно исследовать уникальную коллекцию литературы, которую собрал за долгую жизнь старый интриган, и наткнулся там на этот редкий трактат, но тогда лишь обратил на него внимание, но не стал изучать — это не было актуально. Однако, когда Северус не смог отыскать нужную ему информацию даже в министерской тайной библиотеке, он вспомнил об этой книге, и едва дождался возвращения МакГонагалл из отпуска, чтобы наконец изучить сей древний труд, но с понедельника так и не открыл его, разбирая летние задания студентов, проверяя практические работы и эссе по теории приготовления продвинутых зелий.

Снейп еще немного посидел в полумраке гостиной, наблюдая, как последние языки пламени медленно угасали в камине. Пересев за рабочий стол, он зажег настольную лампу, и взмахом палочки вынул из портфеля с расширенным пространством — подарком Флитвика к его первому после войны рабочему дню в Хогвартсе — работы студентов. Снейп всегда поддерживал ровные и спокойные отношения с большинством коллег в Хогвартсе, но, когда он вернулся к преподаванию, больше всех этому факту обрадовался именно Флитвик. Филиус долго благодарил его за участие в судьбе Хогвартса. «Да уж, поучаствовал на славу», — подумал тогда бывший директор. Но был рад такому вниманию со стороны старого друга, замечательного преподавателя и лучшего знатока чар во всей Великобритании.

Снейп методично разбирал каждую работу, его брови слегка приподнимались, когда он наталкивался на удачные решения, или неодобрительно хмурились, когда он находил ошибки. «Неуместное использование ингредиентов», — сделал он пометку на полях очередной работы. Даже в хороших работах он отмечал малейшие недочеты, комментируя их с той же строгостью, что и в случае явных провалов. «В следующем эксперименте вам следует лучше изучить взаимодействие выбранных компонентов, если только Вашей целью не является приготовление супа», — писал он. Его комментарии были резки, но справедливы. Каждая запись являлась не просто критикой ради критики, как считали многие, но попыткой научить, направить, заставить студентов задуматься о том, что они могли бы сделать лучше.

Время близилось к двум часам ночи, когда он закончил проверять задания студентов. Камин давно погас, и теперь лишь настольная лампа освещала комнату своим теплым светом. Снейп встал, сложил работы студентов в стопку и, взяв кружку со столика у камина, прошел на кухню. Там он ополоснул её под сильной струей холодной воды и вернул на полку в шкафу — точно на то место, где она всегда стояла.

Закрыв окно на кухне, Северус поднялся на второй этаж. Его шаги были тихими и осторожными, как будто он боялся разбудить собственные мысли, которые, подобно поседевшим поленьям в камине, всё ещё тлели в его сознании. Уже через пятнадцать минут Снейп, обернувшись в белоснежное полотенце, вышел из душа и, пройдя десяток шагов по темному коридору, оказался в своей спальне. Эта комната была обставлена сдержанно и со вкусом. Добротная мебель из темного, тщательно отполированного дерева придавала помещению солидный, почти аристократический вид. Большая кровать была накрыта клетчатым пледом в зеленых тонах — подарком Минервы на прошлое Рождество, а у окна громоздился неуклюжий письменный стол на двух тумбах, заваленный свитками и книгами, которые Северус читал и разбирал до начала учебного года. Рядом со столом стояло кресло, на котором также лежало несколько книг. Снейп открыл окно, впуская в комнату прохладный ночной воздух. Затем он переоделся в пижаму и сел на кровать, скинув плед на кресло. Быстрым взглядом убедился, что графин с водой и стакан стоят на тумбочке у кровати, лег, укрылся одеялом и почти сразу заснул.

* * *

Рано утром, когда первые лучи солнца еще только робко пробивались сквозь тяжелые занавески, Снейп уже открыл глаза. Внутри него не было никаких эмоций — лишь ставшее уже обыденным ощущение усталости от того, что этой ночью он, как это часто бывало, мало спал и, само собой, не выспался. Он привычно поднялся с постели, снял пижаму, повесил ее на спинку кресла, взял чистое полотенце, и направился в ванную комнату. Холодный душ обжигал его кожу, пробуждая сознание, и вместе с водой, что струилась по его волосам и телу, утекали остатки сна.

После душа он ненадолго зашел в спальню, где все еще царил полумрак, и оделся. Взгляд его быстро скользнул по комнате: Снейп убедился в том, что взял с собой записную книжку и обычный запас зелий, с которым никогда не расставался, а затем он взмахом палочки застелил постель и спустился на первый этаж.

Тишина, царившая в доме, казалась почти осязаемой. Снейп остановился на мгновение в коридоре, прислушиваясь к этому безмолвию, затем вышел на улицу, закрыл дверь на ключ и бросил взгляд на окружающие дома и улицу, проверяя, нет ли поблизости незваных гостей или подозрительных прохожих, запоминая и отмечая малейшие детали. Снейп усмехнулся про себя: «Война вот уже пять лет, как закончилась, а я все никак не брошу привычку контролировать каждый свой шаг». Он установил защитные заклинания на доме и, лишь убедившись, что чары действуют, и его никто не видит, трансгрессировал на Косую аллею.

Мир вокруг него тут же наполнился звуками и движением. Аллея была ярко освещена утренним солнцем и, несмотря на ранний час, заполнена прохожими. Солнечный свет весело играл на витринах магазинов, придавая им поистине волшебный вид. Осень еще не вступила в свои права, и, хотя было прохладно, в воздухе все еще чувствовалось лето. Волшебники и волшебницы, одетые в яркие мантии, неспешно прогуливались, обсуждая последние новости и закупая товары. Жизнь вокруг Снейпа шла своим размеренным и спокойным ходом. На Косой аллее уже ничто не напоминало о войне, но зельевар все еще помнил эту улицу другой: темной, с разрушенными магазинами, выбитыми окнами и телами убитых — тех, кто посмел сопротивляться или же просто нечаянно подвернулся под горячую руку Пожирателям. В его памяти всплыли образы, которые он старался загнать подальше — крики, смятение, страх. Настроение, которое и так было неважным из-за короткого сна, совсем испортилось, и он, сжимая в кармане палочку, неспеша огляделся по сторонам.

В первый год после его выписки из Мунго к нему постоянно подходили люди: волшебники стремились пожать руку, ведьмы разных возрастов пытались кокетничать или присылали сов с письмами, содержащими предложения самых разных свойств. Сначала он пытался читать эти письма, считая, что ему пишут о чем-то важном, а потом стал уничтожать их, не открывая, старательно игнорируя такое внимание к себе. Постепенно все это как-то само собой утихло. Сейчас прохожие просто шли по своим делам, лишь изредка бросая взгляды на его весьма заметную фигуру в черном. Слегка вздрогнув от внутреннего холода, рожденного невольными воспоминаниями о войне, Снейп снова ощутил смутное тревожное чувство, но, не имея ни малейшего шанса его как-либо идентифицировать, решительно прогнал его прочь, и стремительно преодолел расстояние, отделяющее его от аптеки.

Войдя в светлый зал, наполненный запахом трав и целебных средств, он сразу почувствовал, как его почти сразу успокоила привычная ему по лабораториям атмосфера чистоты и спокойствия. Стены были окрашены в нежные пастельные тона, отражая рассеянный свет, который мягко струился сквозь большие окна, обрамленные белыми занавесками. Полки, аккуратно выстроенные вдоль стен, были уставлены стеклянными и металлическими баночками, в которых содержались зелья и редкие ингредиенты. Каждый предмет блестел и переливался, словно сам по себе был волшебным, а аромат свежих трав, смешиваясь с нотами камфоры, жасмина и лаванды, создавал тот самый, столь любимый Снейпом, успокаивающий фон.

Северус медленно прошел вдоль полок, где его внимание привлекли медные весы, стоящие на одном из столиков, и он задумался о том, что каждое зелье, как и каждое принятое в жизни решение, требует точности и взвешенности. Размышляя над этим, он продолжил свой путь к прилавку, где, склонившись над чем-то, сидел Фаррес. В зале царила тишина, лишь изредка слышались звуки, доносящиеся с улицы.

Снейп подошел ближе:

— Ричард!

— Северус, как ты себя чувствуешь? — приветствовал его аптекарь.

Он поднял взгляд от содержимого небольшой картонной коробки, и, наклонившись через прилавок, протянул Снейпу руку.

— Также паршиво, как и обычно. Спасибо, что спросил, — усмехнулся Снейп, пожимая сухую ладонь пожилого аптекаря.

— Ты снова здесь? Я думал, ты решил провести выходные в своей темной башне, — широко улыбнулся Ричард, и отложил в сторону свои коробочки. — Никак не пойму — с твоими талантами и известностью ты давно мог бы найти себе компанию, — чуть озадаченно добавил он.

— Я предпочитаю одиночество. Оно хотя бы не задает вопросов. — Снейп многозначительно заломил бровь и скрестил руки на груди.

— О, конечно, одиночество — это твой лучший друг, — с напускной серьезностью проговорил Ричард, барабаня пальцами по столешнице, но глаза его таили улыбку. — Но иногда оно может быть слишком мрачным. Может, стоит добавить немного света? Или я могу предложить тебе зелье «Ясного сознания»?

— Зачем мне свет, когда у меня есть ты, чтобы поднимать настроение? — Теперь и Снейп улыбнулся, опуская руки и немного расслабляясь. — Хотя, возможно, ты прав. Я мог бы завести друзей… или кошку.

— Кошка? Это отличная идея! Она будет сидеть рядом с тобой, пока ты варишь зелья, и с недоумением смотреть на происходящее, — поддразнил Ричард, степенно поглаживая короткую седую бороду.

— Наоборот, уверен, что она сможет мне помочь с зельеварением — всяко лучше, чем ты, — ответил Снейп, позволив себе еще одну сдержанную улыбку.

— То, что я скромный владелец простой аптеки на Косой аллее, еще не значит, что я не умею варить зелья, — отшутился Ричард. — Значит, договорились: если ты решишь завести кошку, я буду первым, кто придет к вам в гости!

— Хорошо, только не забудь принести зелье против аллергии, — поднял бровь Снейп, — на твой бесконечный оптимизм.

— Сделаю все возможное! — добродушно засмеялся Ричард. — Но учти, если ты заведешь кошку, МакГонагалл может не оценить конкуренцию.

Снейп хотел сказать еще что-нибудь колкое и язвительное в ответ — подобные пикировки между ними были делом обычным, — но вдруг почувствовал, как снова задрожали пальцы, и передумал.

— Ричард, на самом деле, у меня еще дела на аллее, — перешел на серьезный тон Северус. — Так что я к тебе с просьбой и ненадолго. Мне опять нужна та мазь и зелье от головной боли. Кроме того, в прошлый раз ты говорил, что тебе должны привезти средство от тремора. А это, как обещал, глаза летучих мышей, — с этими словами он поставил банку из темно-синего стекла на прилавок.

— Ты бесценный человек, Северус! — Ричард с воодушевлением схватил банку и посмотрел ее на свет, а потом вдруг вернул ее на место, и лицо его приняло виноватый вид. — Что касается зелий... Боюсь, мне нечем тебя порадовать, — вздохнул Ричард. Если он и удивился тому, что у Снейпа менее, чем за неделю, кончился запас зелий, которого обычно хватало на три-четыре недели приема, то никак этого не показал. — Они закончились, и новые пока не поступили.

Снейп, пытаясь не поддаваться вдруг охватившей его тревоге и еще умудряясь сохранять ровный тон, спросил:

— Но почему была такая маленькая поставка? Кто изготовитель зелий? Я могу заказать у него напрямую?

— Извини, я не могу сказать, — осторожно отозвался Ричард, — и не потому, что хочу свой процент, а просто не могу афишировать наше знакомство. Меня просили никому не рассказывать о нашем сотрудничестве, и я держу слово.

Снейп ненадолго задумался, а потом вдруг посуровел лицом. Воздух в аптеке похолодел градусов на десять, когда он осведомился вкрадчивым, опасно тихим голосом:

— Правильно ли я понимаю, что ты продал мне зелья от незарегистрированного зельевара? — Тут Северус почувствовал, как усилилась дрожь в руках, и вдруг обнаружил, что владеть собой он уже почти не способен. — Если бы мне были нужны такие составы, я бы пошел в Лютный! — разъяренно воскликнул он

— Да тише ты! — всполошился Ричард и оглядел аптеку — нет ли других посетителей. — Это очень надежный, профессиональный и трудолюбивый зельевар, я давно с ним работаю. Ведь его составы тебе помогают? — Дождавшись утвердительного кивка Снейпа, лицо которого все еще горело гневом, Ричард продолжил: — Вот видишь. Это замечательный и талантливый человек! Некоторые зелья, что я получаю от… него, — эта небольшая заминка в речи Ричарда не укрылась от Снейпа, и он сделал об этом мысленную пометку, на будущее, — превосходят все те, что поставляют обычные зельеварни. Извини, но более я ничего не могу сказать.

Снейп немного посверлил Ричарда своим фирменным взглядом, пытаясь успокоиться. Конечно же, применять легилименцию к одному из своих — крайне малочисленных — друзей он не собирался, но соблазн был велик: руки, которые он спрятал в карманы мантии, все еще противно подрагивали. И тем не менее, влезать в голову к Ричарду было бы страшно невежливо, да и чревато последствиями в нынешних реалиях, так что Северусу оставалось только ждать, когда зелья появятся. Просить того же Слагхорна он не хотел. Прежде всего из чувства гордости, но еще и потому, что зелья нынешнего декана Слизерина не обладали нужным качеством. Да и попросить его о чем-то по секрету было равносильно тому, что Снейп во время обеда в Большом зале встал и рассказал бы всей школе о своем недуге.

— Когда зелья поступят? — после паузы спросил Северус, немного отодвинувшись от прилавка.

— Мне обещали в понедельник, крайний срок — во вторник, — сочувственно вздохнул аптекарь. — Прости Северус, но я в самом деле больше ничем не могу помочь.

Снейп усилием воли подавил новый порыв гнева, но голос его остался холодным:

— Хорошо, Ричард, я подожду. Увидимся в среду.

— Увидимся, — виновато улыбнулся Фаррес. — Надеюсь, к этому времени ты уже научишься готовить их сам. Иначе я буду вынужден выделить для этих зелий отдельную полку и повесить там табличку: «Только для Северуса Снейпа!»

— Лучше не продолжай, — отрезал Снейп, пытаясь изобразить улыбку, чем, кажется, только ухудшил дело. — Я работаю над этим. До свидания!

Снейп не мог пожать руку Ричарду — друг непременно почувствовал бы дрожь — поэтому только кивнул в знак прощания и, взмахнув полами мантии, быстрым шагом вышел из аптеки, бесконечно раздосадованный тем, что так и не смог купить нужные ему зелья. Если бы он мог сварить их сам! Теперь придется терпеть и справляться обычными средствами, от которых практически не было никакого толку. Снейп пересек аллею, направляясь в следующий магазин, и вдруг, привычно обводя настороженным взглядом окружающее пространство, он увидел знакомую фигуру, движущуюся по улице.

От того выхода, что вел из «Дырявого котла» на Косую аллею, шла Гермиона Грейнджер. Увиденному Снейп крайне удивился — его брови сошлись на переносице, а губы сжались в тонкую линию. И поразил Снейпа, в первую очередь, внешний вид волшебницы. Гермиона выглядела неважно: усталое и осунувшееся, но строгое и открытое лицо почти не выражало эмоций. На ней была старая, поношенная одежда, которая, казалось, осталась у нее со времен Последней битвы или даже с той поры, когда она с друзьями охотилась за крестражами. Полупальто с обветшалыми краями явно не могло согреть в холодную погоду, но сегодня было достаточно тепло, и Грейнджер не стала его застегивать. Пуговицы у пальто были разные, а огромный шарф в цветах Гриффиндора потерял свою яркость и живость, словно пережил не одну холодную зиму. Безрадостную картину дополняли серый свитер, который ей был явно велик, вытертые джинсы и высокие сапоги. В левой руке девушка несла небольшой, потертый коричневый саквояж.

Снейп отступил в тень ближайшего навеса и, для верности, наложил на себя дезиллюминационное заклинание. Он не питал большого желания быть замеченным и общаться с Грейнджер, да и вообще с кем бы то ни было из «Золотого трио», жизнью которого принципиально не интересовался после выздоровления. Свои долги Снейп раздал и не хотел вновь в своей новой жизни как-то пересекаться с гриффиндорской троицей. Однако внешний вид Грейнджер озадачил его, и он принялся анализировать увиденное: его острый ум работал на максимальной скорости, как хорошо смазанный механизм. Каждая деталь, каждый жест Грейнджер стали предметом его пристального внимания.

«Грейнджер всегда безупречно владела трансфигурацией, ей ничего не стоило привести одежду в порядок, но сейчас она не обращает никакого внимания на свой внешний вид, — размышлял он. — Похоже, она слишком часто применяла портняжные чары к одежде, и они перестали работать», — отметил Снейп, заметив, что на локте правого рукава ее пальто красуется заплатка, пришитая, совершенно очевидно, маггловским способом.

Обратив внимание на то, как бережно она сжимает в руках магический, явно медицинский, саквояж, Снейп сделал еще один вывод: «Она оберегает его, значит, внутри что-то ценное: компоненты, ингредиенты, инструменты целителя. Хотя вероятнее всего — там готовые зелья», — решил Снейп, разглядев на тыльной стороне левой ладони волшебницы небольшой характерный ожог, который можно получить, разливая готовые зелья по фиалам. Кроме того, на безымянном пальце он не увидел кольца. «Странно, а куда делся младший Уизли? — отстраненно подумал Снейп, продолжая наблюдать и анализировать. — Она словно не замечает окружающих. Смотрит на них, но как будто не видит. Что бы это могло означать?.. Глубокий внутренний конфликт? Грейнджер явно погружена в себя, — заключил Снейп. — Что могло произойти? Возможно, сейчас кто-то из её близких в опасности. Или же она испытывает чувство вины из-за чего-то, что уже произошло. Судя по её виду, это не просто временные трудности — это что-то более серьезное», — продолжал рассуждать Северус.

Его мысли строго и четко выстраивали картину увиденного. Так он не поступал давно, с тех пор, как был шпионом во время войны, но его чутье подсказывало, что все, что он сейчас видит, окажется впоследствии очень важным. Поэтому Снейп фотографически точно запоминал детали внешнего вида и состояния Грейнджер. Увидев, как девушка старательно обходит прохожих и ни на ком надолго не задерживает взгляд, он сделал еще один вывод: «Она остерегается всех встречных!». Ему самому эта мысль показалась невозможной, бредовой, но его разум мгновенно подсказал: «Но и опровергнуть это ты не можешь». На улице, тем временем, царила идиллия: прохожие неспешно шли мимо, беседовали, обменивались улыбками и смеялись. Дети радостно играли, а пары, держась за руки, улыбались друг другу. Эта картина безмятежности резко контрастировала с внутренними мыслями Снейпа и внешним видом заинтересовавшей его девушки. По всем действиям, походке, мимолетным жестам, становилось очевидно, что Грейнджер была крайне насторожена, словно шла не по яркой и беззаботной улице, а пробиралась к своей цели через враждебное и крайне опасное окружение. И тут Северус сделал еще один вывод, который показался ему очень грустным: «А ведь для нее, как и для меня, война еще не закончилась».

А дальше произошло то, чего Снейп никак не мог ожидать. Грейнджер неожиданно остановилась и посмотрела в его сторону, причем точно ему в глаза, словно могла видеть его. Снейп ощутил холодок, и знакомое с весны ощущение чужого присутствия ярко проявилось в его сознании. Он рефлекторно закрылся щитами. «Как она могла почувствовать меня? Это невозможно!», — мысленно воскликнул он, будучи полностью уверенным в надежности своего укрытия и заклинания. Тут Грейнджер повела плечами, будто от озноба, огляделась, словно пытаясь кого-то обнаружить на улице, переложила саквояж в другую руку, сжала и разжала пальцы на освободившейся руке и пошла дальше, продолжая внимательно смотреть по сторонам.

«Возможно ли, что её способности к магии и интуиции развились до такой степени, что она может ощущать присутствие незримого? Или, — поразила его новая мысль, — она изучила легиллименцию?.. Но даже в этом случае ей нужен был зрительный контакт со мной! Стоп. Мои ощущения. Что если именно ее присутствие в своем сознании я чувствовал все это время?.. На расстоянии! Как это вообще возможно?!» На эти вопросы у Снейпа ответов не было.

До этого момента он был твердо уверен, что легилименция не дает овладевшему ею волшебнику мифической передачи мыслей на расстоянии. Все встреченные им описания опытов в этой области кончались сумасшествием. Или смертью экспериментатора. На этом Снейп поставил мысленную точку и твердо решил во всем разобраться. Рассудив так, он снял с себя дезиллюминационные чары и уже собирался пойти навстречу Грейнджер, как вдруг услышал:

— О, профессор Снейп! Какая неожиданная встреча! Я, признаться, собирался написать вам... Не найдется ли у вас для меня минутка?

К Снейпу подошел неприметный, невысокий волшебник в мышиного цвета мантии. Это был мистер Фрост — один из начальников группы по работе с темномагическими артефактами Министерства Магии. Северус отвлекся буквально на секунду — смерить подошедшего сотрудника отдела Тайн недовольным взглядом, — но когда его внимание снова вернулось к девушке, ее уже нигде не было. На улице было множество людей: они шли, стояли, говорили или смеялись, но ни один из них не был похож на Грейнджер.

— Мерлин! — вырвалось у Снейпа, когда он осознал, что потерял её из виду.

— Я не вовремя? — спросил подошедший невыразимец, протянув руку для рукопожатия.

Снейп раздосадовано покачал головой.

— Появись вы на минуту позже… — проговорил он, пожимая руку мистеру Фросту — дрожь необъяснимым образом прошла.

* * *

На Косой аллее уже наступил вечер. Сырость и густой осенний туман, словно тяжелый покров из тоски и печали, окутывали всё вокруг, не способствуя улучшению ни погоды, ни настроения. Снейп плотнее запахнул мантию, но даже это не могло защитить его от пронизывающего холода, который проникал, казалось, в самую душу. Он озадаченно осмотрелся, словно только что понял, где находится.

Со всеми своими делами он разобрался еще днем. После продолжительной беседы с Фростом Снейп зашел в запланированные магазины, купил еду, забрал готовую одежду, а потом немного погулял по аллее, надеясь вновь встретить Грейнджер и поговорить с ней, но вернулся домой ни с чем. Аппетит у него пропал, и он не стал ужинать: сложил все купленные продукты в шкаф, под «стазис», вскипятил чайник, заварил чай, а потом долго сидел у камина, смотрел на огонь и думал о том, чем и почему его так взволновала сегодняшняя встреча.

Но вот он снова здесь, на Косой аллее; что привело его сюда? Этого он почему-то не мог вспомнить. Быстрым шагом Снейп двинулся вдоль улицы, внимательно рассматривая окружающие его здания, а в его сознании нарастало чувство тревоги, в то время, как одна деталь заставила Снейпа остановиться и осмотреться: улица, обычно оживленная даже вечером, теперь выглядела пустой и заброшенной. Все магазины были закрыты, свет нигде не горел, уличные фонари почти погасли. Прохожих было мало, а те немногие люди, которые встречались Снейпу на пути, настороженно смотрели на него и, уступая дорогу, спешили пройти мимо.

У Снейпа начала болеть голова, и он ускорил шаг, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей и того самого чужого присутствия в своей голове, но они лишь крепче укоренялись в его сознании. Каждый шаг отзывался в его душе тоскливым эхом этой пустой улицы, которая, как и его жизнь, было окутана темным туманом.

Здание, в котором располагалась аптека, было одним из последних на улице, и в окнах горел свет. Снейп толкнул дверь, и колокольчик печально звякнул, когда он вошёл внутрь. В ярко освещённом зале было чисто и так тихо, словно время здесь остановилось. Ричарда не было видно, но со второго этажа доносились разговоры и смех. Пожав плечами, Снейп начал подниматься по винтовой лестнице.

«Очевидно, Ричард с помощницей разбирают товар, поэтому его нет в зале», — подумал он.

Поднявшись по лестнице на площадку второго этажа, он направился в сторону склада. Пока он шёл, разговоры и смех стихли, а вскоре он уловил какой-то едва слышимый звук, похожий на плач. Развитое за время борьбы с Волдемортом шпионское чутьё вдруг начало подавать сигналы смертельной опасности — чувства, которого он не испытывал уже очень давно. Нахмурившись и вынув палочку, он сделал последний бесшумный шаг к двери, взялся за ручку... и вдруг всё пространство заполнил истошный, полный ужаса женский крик.

И… Снейп проснулся.

Вот только это не был обычный сон. Снейп ощутил, как спальня стала ещё более холодной, сырой и безжизненной. Крик, ещё звенящий в его голове, наполнял его душу беспокойством. Внезапно он осознал, что именно этот сон снился ему в последние несколько месяцев, но только сегодня он запомнил его в мельчайших подробностях. Тьма, сжимающая его сердце, давила на него, вытравливая из души всё светлое, что там ещё оставалось. Такое отчаяние, такая боль и страх, как в услышанном сегодня крике, не терзали его давно — с тех пор, как навсегда закончились «вечеринки» Пожирателей Смерти, куда часто приводили бледных как мел девушек и женщин, которые ползали по мраморному полу поместья от одной черной фигуры к другой, на коленях умоляя о пощаде, а в ответ слышали лишь смех и грубые шутки. Затем раздавались звуки рвущейся одежды. А потом, неотвратимо, как острый нож — масло, ночь разрезали те самые крики… Снейпа передернуло. Он рывком сел на кровати, его сердце колотилось, как будто пытаясь вырваться из груди. Методично укрепляя ментальные щиты, он очищал сознание, запечатывая свои самые черные воспоминания, разбуженные сном. Снейп никогда не принимал участия в том, что происходило после собраний Пожирателей Смерти. Но и покинуть их раньше, не вызывая подозрений, не мог, поэтому стоял и… слушал. А сегодня... опять крик, и опять его чувство опасности подает громкие сигналы тревоги. Северус отбросил в сторону одеяло и, решительно встав с кровати, направился к письменному столу. Он зажег лампу, и её свет разогнал тени не только в спальне, но и в его сознании. Вынув из верхнего ящика тетрадь и поспешно сдвинув наваленные на столе книги и свитки в сторону, он начал тщательно записывать увиденный сон.

Творилось что-то зловещее и опасное, а значит, он был обязан всё выяснить. Проанализировав записанное, сопоставив свои дневные наблюдения и мысли, он пришел к однозначному выводу: всё происходящее в его сознании каким-то немыслимым образом связано с Грейнджер. Чужие эмоции, что он чувствовал с весны, почти полностью совпадали с теми, что он ощутил сегодня во время прямого зрительного контакта с волшебницей. Только сегодня эти ощущения были сильнее и ярче, чем обычно. А если они стали тем спусковым механизмом, что дал ему возможность, наконец, запомнить свой ночной кошмар, то и сон был как-то с ней связан. А ещё очевидно, что Грейнджер находится в большой беде, и хорошо, если ничто не угрожает непосредственно её жизни.

Снейп развернул кресло к открытому на ночь окну и, провожая сосредоточенным взглядом низкие, серые облака, медленно ползущие, казалось, по самым крышам домов Коукворта, погрузился в раздумья, слегка растирая кисти рук, которые опять начали мелко дрожать. Больше этой ночью он так и не уснул. Зелье «сна-без-сновидений», даже с его усовершенствованиями, вызывало привыкание и уже несколько лет плохо ему помогало. А без этого зелья — стоило ему сомкнуть веки, как перед глазами появлялась бледная, в синяках и шрамах, худая, изломанная женская фигура со спутанными каштановыми волосами, одетая в один только грязный, рваный, серый свитер, лежащая ничком на мраморном полу в медленно расширяющейся луже крови.