Liloo was here (джен)

— Авада Кедавра!

— Экспеллиармус!

Свет утреннего солнца затмила зелень проклятия, которое смертоносной молнией поразило не свою цель, а волшебника, который его сотворил — снова, как в ту роковую ночь семнадцать лет назад.

Волдеморт даже не успел разозлиться, когда рассвет для него померк.

В посмертии Волдеморт ждал полное ничего — должен был быть какой-то подвох с призраками, но в основном… он ждал темноты, угасшего сознания, прекращения существования. Но либо ему отлилось за хоркруксы, либо кто-то ненавидел его очень сильно — он открыл глаза и увидел до боли знакомый потолок с трещинами и потеками в ненавистном приюте. Волдеморт сделал вдох, и его голова взорвалась болью и мешаниной мысленных цепочек: изможденные, изуродованные и уничтоженные частички его души снова были в его теле, но им было тесно, они хотели разорвать его на части.

Мелкий Томми Риддл, всего шестнадцать лет, староста факультета, заключенный в дневник. Тот, кому не было жаль своей родни, принесшей ему лишь разочарование. Тот, кто готов был пойти на закрытие Хогвартса и сбежать в Илвеморни или Салем, потому что близился призыв от Аврората и переброс на континент, в гриндевальдовскую мясорубку, а он так не хотел умирать.

Парень постарше, торговавший антиквариатом в Лютном переулке, злой на весь волшебный мир и сильно злоупотреблявший веществами: без зелий или стакана огневиски он мог смотреть в потолок всю ночь и видеть парад из трупов разной степени разложения и изувеченности, у каждого из которых было его собственное лицо.

Соратник Дрезденской Магглокровки, которая первой бы сказала, что волшебники не должны лезть в маггловский мир никогда, и которая слишком рано умерла, хотя была сильнее самого Мерлина.

Лидер радикальной ячейки, версии разных годов, слишком искалеченный, который уже начал забывать, что это такое — быть человеком. Волшебник, прошедший по тропе бессмертия дальше, чем любой другой до него, собравший столько темнейших практик, что и Герпий Омерзительный бы нервно курил в сторонке.

И идиот, видимо. Потому что каким-то образом он умудрился сотворить хоркрукс из Гарри Поттера и не заметить. Интересно, Дурсли ненавидели его так сильно, потому что чуяли в нем частицу Волдеморта, или Поттер просто обладал кармой главного героя классики английской литературы?

Волдеморт выдохнул и не смог вдохнуть снова. Он умрет снова, у него вытекут глаза, взорвется голова, он попросту сойдет с ума!

— Риддл! Эй! Волдеморт! Смотри на меня! Слушай меня! — крикнул ему в ухо низкий женский голос.

Все мысленные потоки на мгновение слились в один, и Волдеморт смог открыть глаза и вдохнуть. Над ним было серьезное, хмурое лицо в ореоле рыжих волос, с веснушками, голубыми глазами с темной каймой и тонким шрамом, пересекавшим лоб, бровь и скулу, минуя глаз.

— Что? — просипел он, к своему неудовольствию, тонким, детским голосом.

Девица взяла его лицо в свои — огромные, казалось Волдеморту, — ладони и повторила последний совет Гарри Поттера:

— Кайся.

Волдеморт чувствовал, как плывет в ее ладонях его лицо, но это не помешало ему взглядом сказать ей, что он — что его многочисленные версии об этом думают. Девица закатила глаза и твердо вернула его взгляд.

— Тебе придется раскаяться, придурок, иначе ты действительно умрешь, а не как обычно!

Волдеморт не хотел умирать, но проблема была даже не в самом факте раскаяния… а в том, что на самом деле он не жалел о хоркруксах ни минуты, ведь они много раз спасали ему жизнь.

Я не могу, подумал он, потому что не мог даже сипеть.

Возможно, мысль отразилась у него на лице, а может, девица его легилиментила: выражение ее глаз немного смягчилось, и она покачала головой.

— Тебе не обязательно каяться именно о хоркруксах. — Большой палец погладил его по взъерошенному виску, и девица спросила: — О чем жалеешь, Волдеморт?

Как правило о том, с чем ничего не мог поделать. Миртл Уоррен смотрит в глаза василиску, когда понимает, что убийство обидчиков не сделает ее счастливой, а он не успевает отдать приказ. Он задает древнему шумерскому мудрецу не тот вопрос, а пару лет спустя та, кому так нужна была помощь, кончает с собой его палочкой, чтобы никому не навредить, когда собственная сила убьет ее. Ее высочество отрекается от него. Он находит способ заморозить проклятие маледикта на ранних стадиях, но для Нагини все давно кончено: он ни разу не видел ее в человеческом облике. Алис с ним больше не разговаривает, Аник мертв, а Тони и Белла после Азкабана почти так же безумны, как он сам, и больше нет того, кому бы он действительно доверял, чтобы тормозить его, когда он утрачивает связь с реальностью.

…

— Томек. Одолжи палочку.

— ПУСТИ МЕНЯ! НЕМЕДЛЕННО!

…

— Ты был моим лучшим учеником!

…

— Больше нет никакого «мы».

…

— Пф-ф. Грязнокровка.

…

— А, так вы с Голдштайн служили? Мест нет.

…

— Уверен, что хочешь задать именно этот вопрос?..

…

— Никто не мош-ш-шет с-с-снять проклятие, понимаеш-ш-шь? Никто.

Эхо стало тише, и вместо головы начало болеть сердце. Будто его шинковали и склеивали в неправильном порядке. Больно, больно, больно!

Девица держала его крепко, смотрела в глаза и определенно его легилиментила.

— А папа был прав, когда говорил, что ты — фурри, — насмешливо произнесла она, отвлекая от боли. И подсунула ему образ жуткой похабщины про каких-то извращенцев в костюмах животных.

— Совсем страх потеряла?! — возмутился Волдеморт и тут же зажмурился, сдерживая вопль, когда на свое место вклеился кусок, семнадцать лет наблюдавший за жизнью Гарри Поттера.

Девица щелкнула пальцами, и по комнате раскинулось знакомое марево заглушающего заклятия.

— Так тебе меньше придется объясняться. — Голубые глаза вдруг подобрели, и девица мягко улыбнулась. — Не бойся, ты выживешь.

Самый большой кусок, тот, с которого все началось, дневниковый Томми, который решил, что манипулировать первокурсницей и воскреснуть за ее счет — это отличная идея, вставал на место, и это было как создавать хоркрукс в первый раз, только наоборот, и в десять раз хуже. Волдеморт зажмурился и заорал во весь невеликий мальчишеский голос. Он хотел бы вырубиться, но не мог, и только теплые ладони на груди и ласковый, уверенный голос не давали ему сойти с ума.

— Ты выживешь. Я — твое следующее воплощение. Ты вернулся обратно, так что ты — тоже восьмая реинкарнация, хотя ты же был и седьмой. Ты можешь исправить то, о чем сожалеешь. Мы — Локсий, мы — Годелот, мы — Ровена Рейвенкло, мы — Моргана ле Фей. И когда-нибудь мы станем большим, чем Мерлин.

В голове становилось тише, но сердце болело, словно свежая рана. Или это было не сердце… Волдеморт откашлялся и с трудом поднялся на локтях, внимательнее оглядывая девицу.

Рон, подсказали воспоминания, которые пришли с хоркруксом-Поттером. Рост, длинный нос, веселые глаза, веснушки, волосы.

Кто ты такая, мантикора тебя задери, громко подумал Волдеморт, проверяя, не показалась ли ему легилименция.

Лилу-Минай-Лекатариба-Ламиначай-Экбат-Дэ-Сэбат, последовал ответ.

— Будь здорова, — сказал Волдеморт, у которого, как правило, не было типичных английских проблем с иностранными именами, но это был какой-то ужас.

— Папа с дядей надрызгались, — пожала плечами девица. — Они до моих семнадцати лет прятали мое свидетельство о рождении.

— А покороче? — спросил Волдеморт, у которого крепли определенные подозрения.

— Лилу. — Вздохнув, девица добавила, зная, что именно интересовало Волдеморта: — Поттер.

— Итак, ты хочешь сказать, что это не посмертие, и я вернулся назад во времени, а ты — дружелюбный, — ядовито процедил он, — призрак из будущего?

Поттер откинулась на железную решетку в изножье кровати, сложив пальцы пирамидкой, и ответила ему зеркальным изучающим взглядом.

— Ты можешь не верить, что у нас одна судьба, пока она не стукнет тебя по голове. Но мы легилименты, мы знаем парселтанг, нас тянет к чужому антиквариату, и мы видимся далеко не в последний раз. Я никогда не видела тебя старше, чем в тот день, когда ты впервые появился в моей жизни — полагаю, ты прошел через некоторое дерьмо. Но ты помог мне не один раз. Я считаю тебя своим другом. Так что… теперь, если тебе понадобится помощь, ты можешь на меня рассчитывать.

Волдеморт растер ладонью ноющую грудную клетку и недоверчиво проворчал:

— Почему ты уверена, что у нас одна судьба, и что мы — чьи-то воплощения?

— Если без спойлеров, то… Ты сказал, — пожала плечами Поттер. — Мне было девять, а у тебя была седина. Думаю, ты уже знал, о чем говорил.

— Каких еще спойлеров?

— Информация о том, что тебя ждет. Во-первых, у тебя так себе история с пророчествами, а во-вторых… где же в этом веселье?

Лилу Поттер рассыпалась золотыми искрами.

Волдеморт выругался и попытался встать с кровати: он хотел убедиться в реальности своего возвращения в прошлое.

* * *

Каждый шаг — боль, каждый шаг — боль… Волдеморт не горел желанием с кем-либо общаться: контингент в приюте был несколько неприятным, и это на его вкус — волшебника, который с дементорами и оборотнями договаривался. Но стоило сказать Стаббсу что-то вроде «отстань, или твой труп никогда не найдут», воображение подкинуло картину изувеченного трупа мальчишки, и сердце заболело так сильно, что стало ясно: лорд Волдеморт, великий и ужасный темный волшебник, имя которого даже спустя много лет после фиаско с Поттерами боялись произносить в Великобритании… больше не мог убивать.

Хорошие новости: он действительно был жив, и у него были знания о будущем, так что Лилу-Минай-как-её-там была права — он мог исправить то, о чем действительно сожалел. Плохие новости: оказалось, что хоркруксы были очень плохой идеей. В своё время Волдеморт думал, что сможет избавиться от тех черт характера, которые мешали ему жить, и просто запрет их вместе с отколотыми частицами души. Это оказалось чушью собачьей, и вместо этого он начал терять рациональность и способность критически мыслить. С каждым хоркруксом он все больше сходил с ума. Теперь он вспоминал собственную зацикленность на Гарри Поттере, пророчествах и прочей ереси и хотел утопиться со стыда. Подставиться под собственное проклятие дважды! Каково?! А то, как он шел к Поттерам в тот Хеллоуин? Лили Эванс — магглокровка из жопы мира, Джеймс Поттер — мажор, решивший, что Аврорат — это весело, решил тогда Волдеморт, и потащился в Годрикову Впадину, просто повесив на себя популярный во времена конфликта с Гриндевальдом щит от физических воздействий, потому что рассчитывал на обстрел из пулеметов, которые Поттеры просто обязаны были припрятать у себя на чердаке. Внимательнее Снейпа читать надо было, он ведь показывал часть собеседования у Дамблдора на пост преподавателя.

Какие зелья, говорил Снейп, в зельях Лили разбирается, а я больше по заклятиям. Пока я таблицы совместимости учил, она накидывала в котел кучу несочетаемой фигни и получала шедевр, дайте мне ЗОТИ, я лучше справлюсь.

Надо было думать лучше, не все грязнокровки были дебилами, как хиппари-наркоманы-буддисты в шестидесятых-семидесятых, считавшие, что все должны дружить, и что волшебники быстренько накормят всех голодающих Африки. Кто-то отлично знал, что такое ядерное оружие, и что магглы не постесняются пройтись напалмом по Косому переулку, если почувствуют угрозу. В конце концов, та же Голдштайн, до тринадцати лет считавшая волшебство выдумкой, была способна на большее, чем все чистокровные маги Великобритании вместе взятые, а про опасность клятв и обещаний во времена учебы Волдеморта ещё на первом курсе объясняли. И Лили Эванс поймала его на слове. Как тупого школьника.

Итак, у Волдеморта был второй шанс, теперь он знал, что хоркруксы — так себе идея (он даже до ста не дожил, Мерлина ради!), и что надо быть осторожнее с обещаниями. Он пока ничего не мог предпринять по поводу тех, о ком жалел, но у него была еще целая вечность до Хогвартса, чтобы строить планы.

Особенно неприятным было то, что телу, в котором он оказался, было около пяти лет, мелкая моторика была абсолютно никакая, артикуляция тоже была далека от идеала, и только мелкие беспалочковые умения его и спасали. Это и навыки в риторике, без которых невозможно построить ни один культ личности.

Когда-то в детстве маленький Томми говорил Стаббсу: «Не смей!» — когда тот кидался в змей, что водились на пустыре за приютом, камнями. Теперь в теле малыша Томми жил старый, злой дядька Волдеморт, который, может, и не мог больше мучить и убивать, но зато хорошо умел аргументировать, угрожать и договариваться. Ты что, дебил, добродушно поинтересовался Волдеморт, застав ту же сцену со змеями. Ты вообще знаешь, что змеи крыс едят? Стаббс задумался. По палочке Волдеморт все равно скучал, хотя той мелочи, что ему и так давалась, пока хватало.

А потом миссис Коул в очередное воскресенье поволокла всех в церковь, и Волдеморт вместо того, чтобы упираться руками и ногами, промолчал и еле сдержал довольную усмешку: он понял, как можно обеспечить себе комфортное существование до Хогвартса.

На службе отец Джон, которого посадили за растление только в тридцать девятом, сказал: покайтесь.

Волдеморт, не вставая со скамьи, повел рукой в его сторону и негромко, но очень отчетливо ответил: ты детолюб и содомит, твое место в тюрьме, так что кайся ты, сын мой. И приправил свою речь внушением, которое на волшебниках редко срабатывало, а вот на магглов отлично действовало.

Отец Джон начал послушно рассказывать, где, когда и с кем. И пока он принудительно каялся, Волдеморт дернул сидевшего рядом парня постарше, чтобы тот метнулся до участка и привел дежурного констебля.

Риддл, это что за хрень, спросили у него, когда отца Джона увели в наручниках. Я святой, я знаю всё, ответил Волдеморт.

* * *

Ночью после бенефиса в церкви Волдеморту приснился престранный сон: он оказался в одной комнате, по захламленности странными приборами похожей на кабинет Дамблдора, вместе с короткостриженой морковно-рыжей девицей, укладывавшей у большого зеркала свои едва достигавшие середины шеи волосы, на которой был престранный пеньюар из широких белых лент. Волдеморт, хоть и был мерзким ублюдком, убийцей и маньяком, повел себя как джентльмен: отвернулся и предложил даме прикрыть срам. Дама не только не взвизгнула — даже обернуться не соизволила.

— Чего отворачиваешься? Нормальный карнавальный костюм.

Волдеморт показательно осмотрел «костюм» и воздел очи горе:

— О, времена, о, нравы!

Девица усмехнулась, оглянувшись через плечо:

— Добро пожаловать в двадцать первый век.

Только тогда Волдеморт, опознав в ней Лилу Поттер, понял, что это был не сон… но тут же проснулся по свою сторону маятника, от храпа соседа по комнате, которому давно пора было удалить аденоиды.

* * *

Лорд Волдеморт лечит магглов «наложением рук» и развлекает прихожан библейскими фокусами. Долохов бы умер со смеху.

После ареста отца Джона Волдеморт пару раз залечил разбитые коленки в приюте, «размножил» дефицитное варенье, чтобы хватило на всех, а не только на любимчиков миссис Коул и Марты, и при свидетелях призвал к себе облезлого уличного кота, который едва не закончил свой путь под колесами грузовика. А когда он превратил святую воду в красное полусухое прямо на службе, уже не только дети, но и прихожане дружно поверили в чудо, и у Волдеморта появилась своя скромная христианская секта. В приюте ему выделили отдельную комнату, хотя малолеткам в одиночестве жить было не положено, и кто-то очень добрый прицепил к двери бумажку с надписью «апартаменты Святого Томаса».

Быть любимчиком всегда было приятнее, чем изгоем, и, как бы Волдеморта ни тошнило от самого себя, с каждой залеченной коленкой и искренней улыбкой его изувеченная и кое-как склеенная душа болела чуть меньше.

И так, изображая святого перед магглами, и по-тихому развлекаясь (цитировать неудобные для духовенства куски писания всегда было очень весело), одним погожим весенним днем Волдеморт вспомнил о своих дражайших родственниках, которые в этом времени были живы и, что крайне неприятно, вполне здоровы (и не сидели в тюрьме, если говорить о дяде Морфине).

Риддл-старшенький, будучи покойником, хотя бы принес ему пользу однажды... Если быть честным, Волдеморту в принципе не хотелось видеть его живым. Но вариант с убийством, к сожалению, отпал, а жаль, жаль...

Волдеморт бы мог просто на папашу наплевать и жить себе дальше, хотя ограбить дядю Морфина не мешало бы — колечко было с гербом, фамильная реликвия, это вам не гиппогриф чихнул. Мог бы. Но этот говнюк бросил его мать, и в этом времени прекрасно жил в родительском поместье и развлекался, не испытывая никаких угрызений совести.

Хм... Если подумать, угрызения совести — это как раз то, что ему было нужно. Пусть папаша подумает, что сходит с ума. Конечно, для осуществления этого плана требовалась палочка, но ради того, чтобы поиздеваться над папашей без летального исхода, можно было и рискнуть.

Стянуть палочку в Лютном не так трудно — сложнее остаться незамеченным. А там аппарировать и обеспечить Риддла-старшего галлюцинациями — уже дело техники.

Волдеморт, недолго думая, приклеил себе бутафорские усы, подправил костюм, так что его приняли за полукровку-гоблина, и стянул себе палочку по вкусу. Тисовую ему сделали по спецзаказу только в конце сорок третьего, когда у него уже был хоркрукс, осиновую предстояло купить перед первым курсом, так что на время должна была сгодиться липа с сердечной жилой дракона: говорили, что липовые палочки любили легилиментов и ясновидцев.

Теперь можно было устраивать сеансы ужаса для дражайшего папеньки хоть каждую пятницу, когда он возвращался домой с очередного кутежа.

* * *

Волдеморт как раз лечил мигрень очередной маггле в очередное воскресенье, когда рядом с ним из воздуха соткалась Лилу Поттер лет тринадцати на вид. Что ж, она ведь упоминала, что они часто виделись, и точно не в хронологическом порядке.

— Так вот, где начиналась твоя секта! — прокомментировала она, оглядывая скромную церквушку постройки начала века.

Вообще «святого Томаса» уже звали в церкви постарше и посолиднее, но в старых соборах магия начинала сбоить, а в том же Ватикане — вообще не работала, так что он неизменно отказывался под предлогом, что скромнее надо быть.

Волдеморт вздохнул и громко подумал: чего надобно?

— Да ничего, я здесь случайно, — пожала плечами Поттер, прохаживаясь по церкви, прямо сквозь ограждения и скамейки, словно призрак. — А госпел у вас еще не исполняют?

Ещё? Вот это новости, подумал Волдеморт.

— Да, ну вот это, — Поттер начала прихлопывать и напевать: — Кто идет к нам? Иоанн Богослов! Скажите, кто идет к нам? Иоанн Богослов! ⁽¹⁾

Волдеморт посмотрел на свою бедняцкую паству и подумал, что этим можно и заяснить, что играть в церкви в блэкджек — дело крайне богоугодное. И в следующее же воскресенье он взял с собой на службу бубен.

* * *

Начиная аферу «вызови у папочки угрызения совести», Волдеморт совершенно не предполагал, во что это выльется. А если быть точным, то недооценил масштабы воздействия «угрызений совести» на папочку. Ну да, он относительно регулярно — когда у него было желчное настроение, что случалось довольно часто — наведывался в особняк милых родственников, будил папашу наколдованным голосом и сулил ему все кары небесные. По настроению мог добавить иллюзию, допустим, весьма обиженного себя или дементора, которого Риддл-старшенький неизменно принимал за Смерть, хотя чем дальше, тем сильнее у папаши крепла мысль, что на самом деле это призрак покойной Меропы Гонт пришел по его душу. В общем, Волдеморт был уверен, что через некоторое время тот станет, как минимум, законченным невротиком, потому что предпринять что-либо против «мерзкой, богопротивной магии» у него была кишка тонка.

Поэтому, когда одним погожим утром миссис Коул разбудила его со словами «Риддл, собирай вещи, за тобой отец приехал», его реакция была однозначна: плавно уехавшая в сторону пола челюсть и заданный высоким, едва не пищащим от шока голосом вопрос:

— Чего?

---

1) https://www.youtube.com/watch?v=JLvyZJZMYpw

Вернуться к тексту

— God kno-o-ows! God knows I want to break free!⁽¹⁾

Лилу Поттер (или Лили Луна, как считала вся ее семья, пока накосипорившие со свидетельством о рождении Гарри и Рон во всем не сознались) изображала победный танец, пытаясь подражать Фредди Меркьюри, что у нее не слишком хорошо получалось: если в ее кривляниях и можно было узнать сценические движения Фредди, то ее хриплый «женский бас» был ближе к Дэвиду Боуи.

— Кошмар, — прокомментировал ехидный мальчишеский голос.

Лилу фыркнула, подавив желание показать фантомному малолетке язык.

— Ты не сможешь испортить мне настроение, Смерть-младший, даже не старайся.

Бывший Темный Лорд нахмурился — видимо, столкнувшись с этим сравнением в первый раз, — и внимательно всмотрелся в ее лицо.

— Хм-м... А где?..

— Нет-нет-нет, никаких спойлеров! Как будто тебя история с пророчеством ничему не научила, — сердито помотала головой Лилу. — Ты узнаёшь свое будущее с чьих-то слов и вляпываешься в дерьмо в попытках обмануть судьбу — нетушки, со мной это не пройдет!

Риддл сощурился — ему не нравилось, когда его перебивали, — но он ничего не мог ей сделать: не в этой форме, и уж точно не в этом биологическом возрасте.

— И по какому поводу танцы? — процедил он, скрестив руки на груди.

Лилу зажмурилась от восторга и жестом пригласила его подойти к рабочему столу.

— Только посмотри, что я умыкнула из Александрийской библиотеки!

Риддл, странно дернувшись при упоминании Александрийской библиотеки и коротко глянув на нее, словно на сумасшедшую, с интересом и некоторой опаской осмотрел несколько глиняных табличек с клинописью и древнегреческим и престранную карту, совмещавшую сушу и звездное небо.

— Клептомания — это, видимо, наследственное, — Риддл поднял бровь, явно намекая на ограбление Гринготтса Поттером-старшим и компанией.

— Кармическое, ты хотел сказать, — фыркнула Лилу, намекая уже на самого Риддла с его беззаветной любовью к чужому антиквариату. — Ты ведь тоже учил мертвые языки... — Они указала на интересовавшее ее место на одной из табличек. — Я ведь не ошиблась? Здесь имеется в виду «всемогущество»?

Серьезное выражение, сосредоточенно сведенные брови и беззвучно шевелящиеся губы странно смотрелись на детском лице. Лилу нетерпеливо наблюдала, как Риддл вчитывается в древнее послание, и только чистым усилием воли заставляла себя сидеть на месте и не отбивать ногами ритм, словно бешеный зайчик.

— «Сокровище наивысшей ценности» может и кучей золота оказаться, вообще-то, но в колдуны Месопотамии частенько использовали это сочетание как идиому, так что ты не ошиблась. Однако... часть с «ловушкой на грешника» тебя не смущает? — произнес наконец Риддл, подняв взгляд на Лилу.

— Ни разу, — широко улыбнулась Лилу. — Раз в них сидят семь духов, которые послужили прототипом для списка грехов, а я — восьмая реинкарнация, мне ничего не грозит. Скажи, — она наклонилась к Риддлу, хитро подмигнув, — какой твой любимый грех?

— Vanagloria, — бесстрастно пожал плечами Риддл.

Лилу слегка удивилась.

— Тщеславие? Это так по-женски. Или ты «Адвоката дьявола» цитируешь?

— Прошу прощения?

— Фильм девяносто седьмого года с Аль Пачино, не смотрел?

Риддл ядовито улыбнулся.

— Милая, у меня тогда были совершенно другие цели и задачи.

Лилу смерила его мрачным взглядом. Да уж, она знала, чем Волдеморт занимался в те времена. Дядя Джордж, например, так и не оправился. Не говоря уже о бедняге Тедди.

— Я в курсе, — процедила Лилу. — Да и на Аль Пачино ты не тянешь.

— Ах, какая жалость. — Риддл театрально прижал руку к груди, хотя его голосом можно было лед замораживать. — Я не похож на какого-то маггловского актеришку. Жизнь прошла зря.

— ...А вот на Киану Ривза в молодости — очень даже, — задумчиво продолжила Лилу, вглядываясь в его лицо. — Если подумать, вы так похожи, что это даже пугает. — Она сделала «лицо кирпичом». — Нео, Матрица имеет тебя.

Риддл удивленно моргнул.

— Что?

— Следуй за белым кроликом. — Когда бывший Лорд покрутил пальцем у виска, Лилу не выдержала и захихикала. — Прости, прости, я знаю, что не любишь не понимать отсылок, но эта очень просилась!

Он закатил глаза и кивнул в сторону табличек.

— Откуда у тебя вообще информация про восемь реинкарнаций?

— Ты сказал. — Лилу пожала плечами. — Я никогда не видела тебя старше, чем в тот день, когда мы познакомились. И потом, ты никогда мне не лгал.

«Все лгут. Все, кроме тебя», — со смирением подумала Лилу, и у Риддла неуловимо поменялось выражение глаз. Словно его ударили по голове. Словно он наконец нашел того, кто действительно его понял. Возможно, он никогда не лгал Лилу именно поэтому: знал, что она все равно почувствует истину.

Риддл помолчал, переваривая это откровение, и тяжело вздохнул. Хочет его будущая реинкарнация пощекотать себе нервы сомнительным приключением — ее право. Сам он в двадцать пять форсировал Атлантику на спор на ковре-самолете, за что потом два месяца куковал в КПЗ МагКонгресса, и курил гашиш с ямайскими жрецами, так что чья бы корова мычала...

— И как ты будешь искать эту дрянь? Не факт, что эти зеркала все еще там, где их оставили, когда составляли карту.

Лилу ободрилась, сев на любимого конька.

— Те зеркала, которые перемещали из схронов, легко отследить, вещички-то специфические.

Она махнула рукой, подзывая Риддла к кофейному столику, на котором был ворох старых — очень старых — газетных вырезок и копий писем.

— Алчность привез из Египта в Британию маггловский археолог. Вот, он еще пишет, как странно было встретить китайское бронзовое зеркало на раскопках неподалеку от Фив. Зеркальце свело его с ума, и бедняга в приступе ярости повредил его. Дух чуть не вырвался на свободу, но наши доблестные невыразимцы заключили его в другое зеркало, более современное. Догадываешься, что это за вещица?

Риддл прикрыл глаза ладонью.

— Еиналеж!

Лилу усмехнулась.

— Тебе повезло, что твой грех — тщеславие, а не алчность. Иначе ты мог стать пленником духа... и просрать перерождение.

Бывший Лорд мрачно поджал губы.

— Что ж, ясно. В этой жизни буду держаться подальше от зеркал.

— И никогда не узнать, чем все кончится? — моргнула Лилу. — Или что они имели в виду под «всемогуществом»? Ты странный.

Риддл нахмурился, и Лилу увидела, как он наконец-то внимательно рассматривает ее комнату, выхватывая говорящие детали: книжный шкаф во всю стену, с десяток кружек из-под кофе, кембриджский диплом магистра в рамке, сотни пергаментов и вырезок и, наконец, сине-бронзовый шарф.

— О, Боже! Ты — Рейвенкло!

— Ты тоже, — подняла бровь Лилу.

— Я имел в виду факультет!

— Ну, а мы с тобой, все-таки, Ровена Рейвенкло, — ответила Лилу тоном человека, которому приходится озвучивать очевидное. — К тому же, в моей семье не топили за факультет, мудаков и героев везде хватало. Джеймс и Роза отучились на Гриффиндоре, булочке-Хьюго отлично подошел Хаффлпафф, я доводила бронзового орла Рейвенкло вместе со Скамандерами, а Альбус Северус прекрасно вписался в тусовку на Слизерине. Что? — спросила Лилу, когда Риддл поднял руку, чтобы ее прервать.

— Альбус Северус? Поттер назвал сына Альбус Северус?

— …честно говоря, у нас вечно какая-то дичь с именами в семье, — призналась Лилу. — Но это не папа, это дядя Хагрид, он — сам знаешь, сентиментальный.

— Ага, — Риддл посмотрел на нее прямо как папа, когда Джим пытался прятать паленый вискарь у него в гараже. — А Роза — это в честь Люксембург?

— Не, Паркс. И Клары Цеткин. Кстати, напомни мне в следующий раз показать тебе «Пятый элемент».

Риддл в последний раз неодобрительно посмотрел на сине-бронзовый шарф и исчез, и Лилу начала искать в телефоне диалог со своим кузеном, Хьюго Уизли, обладателем редкой специальности «астроном-нумеролог».

* * *

Неплохо быть дочерью героя магической Англии. Если бы только не приходилось слишком многое скрывать — потому что в образ семейства Поттер не вписывается.

Для начала, когда Лилу было девять лет, и она пока считала, что ее зовут «Лили Луна», у нее проявился природный дар к легилименции. Она только успела испугаться и убежать в свою комнату, пытаясь закрыться от чужих мыслей, когда ей явился фантом лорда Волдеморта.

Волдеморт оказался не страшным безносым мутантом, как рассказывал ей отец, и не жутким подростком, каким был мамин боггарт, а доброжелательным седеющим мужчиной. И сказал, что Лилу в прошлой жизни была им. А до того — Ровеной Рейвенкло, Морганой и другими могущественными волшебниками и ведьмами. И что однажды она станет круче, чем сам Мерлин.

Голоса не утихли, но Лилу со временем научилась не обращать на них внимания. Профессор Ксавье из мультиков же как-то с этим справлялся, и она сможет.

Парселтанг, как оказалось, Лилу — на тот момент папа и дядя Рон уже раскололись — тоже понимала. И если легилименцию можно было как-то объяснить, то владение языком змей пришлось скрывать, ведь Гарри Поттер забыл этот навык после того, как хоркрукс в его шраме был уничтожен.

— Скрытная ты, — сказала ей Шляпа на распределении, — гордая, гневливая и тщеславная. Слизерин величья достичь тебе поможет, дитя.

Лилу невольно вспомнился персонаж, напоминавший старого, сморщенного домового эльфа, который точно так же любил инверсию.

— А еще я жадная и люблю жрать и ныть. Вы что, Данте на досуге почитываете?

— Старую Шляпу не слушает никто, хотя знаю я, что для тебя лучше будет...

— Послушайте, магистр Йода. Я, на минуточку, перерождение Ровены Рейвенкло, вас это не смущает? А все эти интриги на Слизерине, о которых Альбус рассказывает, будут мешать мне читать.

— А социализация как же?

— Надо же, какие вы слова знаете!

— Ах ты, маленькая негодяйка! Чтоб тебе помереть незамужней в окружении сорока кошек! РЕЙВЕНКЛО!

...кажется, дядя Невилл говорил, что после того, как Волдеморт ее поджег, у Шляпы сильно испортился характер.

...в каком-то смысле получается, что Лилу эту чертову Шляпу и подожгла. Ой-ой-ой, как неловко-то.

Впрочем, Лилу отправилась именно туда, куда ей и хотелось: никто не мешал ей читать, а также едва ли кто-либо замечал ее немые переговоры с пустотой в лице бывшего Темного Лорда. Сама Лилу тоже периодически доставляла ему проблемы, появляясь невовремя, но у Риддла с выдержкой и скрытностью было лучше, поэтому он-то никаких странных взглядов от окружающих точно не удостаивался. Вот, например, когда он, еще до Хогвартса, шпарил блюзик на рояле в джентльменском клубе... Ну да это дела давно минувших дней, Лилу уже давно приноровилась держать лицо кирпичом, когда Риддл появлялся и начинал наставничать и доставать ее на людях.

Едва ли можно считать собственную реинкарнацию за друга, но Лилу в детстве было очень одиноко, так что она бы, наверное, и с чертом подружилась, не то, что с Темным Лордом.

Волдеморт, хоть и перестал в новой жизни убивать людей, определенно научил Лилу плохому.

Отец бы не одобрил поиски обретения большей магической мощи, — но, папа, какому бы волшебнику не захотелось превзойти Мерлина? — а сама Лилу расстраивалась, что нахваталась от Риддла излишнего драматизма.

* * *

— Ну что я могу сказать, — потянулся Хьюго и протер глаза под очками. — Карта точная, даже удивительно. Но у нас есть большая проблема. Точнее, четыре.

Лилу подвинула чашку с чаем ближе к кузену.

— Удиви меня.

Хьюго сверился с составленным Лилу списком зеркал и схронов и сообщил:

— Чревоугодие, Гордыня, Похоть и Гнев похоронены в океанах.

Лилу мрачно потерла висок.

— Я подозревала что-то подобное. — Она вытащила несколько вырезок из «Пророка» из большой кипы документов, скопившихся на столе за последние несколько дней. — Гордыню достали из Северно-Ледовитого океана волшебники из экспедиции Амундсена. Среди них был легилимент, который почувствовал зов из воды и смог призвать к себе сундучок. Там было несколько артефактов, в том числе китайское бронзовое зеркало со специфическими свойствами — у людей начинала просыпаться мания величия. Сейчас эта дрянь находится в покоях Папы Римского, а ты и сам знаешь, что магия там глушится — будь здоров. На расстоянии меньше километра от резиденции Папы колдовать невозможно, и зеркало, соответственно, тоже ни на кого не влияет. Так, одно из украшений интерьера.

Хьюго состроил кислую мину.

— Минус одно — кстати, я не представляю, как ты собираешься что-то украсть из места, где никакая магия не работает, — и нам все равно предстоит не увеселительная прогулка на Лазурный берег.

Лилу задумалась, а затем призвала чистый лист и ручку.

— Нам нужен корабль и команда.

Хьюго, вдруг что-то вспомнив, рассмеялся и пропел:

— Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо и бутылка рома!⁽²⁾

— Без обид, кузен, на Джона Сильвера ты не тянешь, — фыркнула Лилу.

— Конечно, я же не женат на негритянке, у меня обе ноги целы, и я не умею готовить! — с готовностью откликнулся Хьюго. — Так что ты надумала?

Лилу повертела в пальцах ручку и начала писать.

— У нас есть Скамандеры, а у Скамандеров есть яхта.

— Нам нужен кто-то, кто займется тюнингом яхты: нам придется плыть к территории затонувшей Атлантиды, источнику тайфунов, так что лучше бы яхте уметь летать на случай форс-мажора, — добавил Хьюго, сравнивая карты.

Лилу кивнула и вписала следующее имя.

— Черный Пес, на его счету летающие мотоциклы, лимузин и автобус.

С Псом Лилу познакомилась во времена своей учебы в Кембридже и крепко сдружилась, хотя Пес вне работы был крайне сдержанным и нелюдимым: ей очень нравилась возможность с кем-то помолчать, не выслушивая при этом мысли собеседника, а блок у Пса был непробиваемый.

Хьюго нахмурился, вспоминая.

— Пес, Пес... Это тот твой знакомый бармен-окклюмент, на твоего любимого итальяшку похож?

— Он самый. Я так поняла, в Хогвартсе Пес не учился, но с навыками у него все отлично, да и он, в отличие от дедушки, может поменять масло ручками, а не с помощью магии и такой-то матери, — пожала плечами Лилу.

— Давай не будем про дедулю, — тяжело вздохнул Хьюго. — А вообще, все это звучит как-то знакомо. Не бастард ли это Сириуса Блэка? Как зовут типчика?

— Процион⁽³⁾. — Лилу нахмурилась, считая. — Нет, не может быть, Псу тогда было бы минимум тридцать шесть. Может быть, потомок блэковских сквибов? Мордред его знает, он, вроде бы, сирота. Кто еще у тебя на примете?

Хьюго заглянул в выкладки Лилу по разворованным схронам и прикинул:

— Альбус, чтобы обчистить Отдел Тайн и Ватикан, Джеймс, чтобы нас отмазать, если что-то пойдет не так.

Джеймса Лилу любила — его было легко любить. Джим был обаятельным, громким и веселым, несмотря на недюжинные способности к человекоубийству, которые после окончания Хогвартса привели его в международный легион. Вдоволь навоевавшись, Джеймс ушел из армии по состоянию здоровья, получил юридическое образование и теперь часто представлял интересы британских граждан, которые умудрялись накуролесить на международный скандал и немаленькие сроки в Азкабане. Ну или интересы тех, кто больше заплатит.

Альбус же, хоть и был любимчиком отца, вырос в весьма мерзкого типа, и дело было не в том, что он Слизерин окончил — с тем же Волдемортом Лилу прекрасно общалась, например. Альбус вошел в спецподразделение Аврората и после некоторой профдеформации стал не самым приятным собеседником. Спецотдел занимался тем, что тихо и без лишнего шума устранял криминальные, а порой и неудобные политические элементы, так что Альбус в какой-то момент стал обладателем ледяного взгляда профессионального снайпера, что не добавляло ему обаяния. Лилу, правда, во взглядах не разбиралась совсем, поэтому авадообразные глаза Альбуса ее не беспокоили. Лично ей не нравилось, что братец был чересчур уж себе на уме и совершенно явно считал большую часть людей амебами, недостойными даже вежливого общения.

Но мерзкий характер Альбуса не перекрывал в глазах Лилу его мистические умения, которые не имели отношения к волшебству: незаметность, некоторое количество артистизма, ловкие пальцы и еще большие, чем когда-то у Джеймса, умения по части умерщвления homo sapiens и homo magicus.

Хьюго тем временем задумчиво протянул:

— Жаль, Роза сидит, ее фокусы бы нам не помешали.

Лилу тяжело вздохнула — арест Розы был для всего их семейства больной темой.

— Хью, не мне тебе объяснять, что хороший вор не попадается. Да, твоя сестра — адреналиновый маньяк, но она могла пойти в международный легион вместе с Джеймсом, и наше государство бы смотрело на ее фокусы сквозь пальцы, потому что «не их территория — не их проблемы».

Хьюго ответил ей тяжелым взглядом.

— А потом Роза бы, как Джеймс, потеряла ногу, или еще что-нибудь.

— Это был бы отличный повод написать монографию или защитить тезис по Заклинаниям, мозгов бы ей хватило. Так нет — гуляли мы и все просра... хм, ладно. Есть на примете хороший ликвидатор заклятий, который не против провести пару месяцев в море в компании авантюристов?

— Скорпи Малфой. Его как раз недавно выперли из Гринготтса за систематическое пьянство.

Трогательного повесу-одуванчика Скорпиуса никто и никогда не звал полным именем: оно было для него слишком величественным и зловещим. Наивные голубые глаза, широкий, по-птичьи вздернутый нос кнопочкой; вечно стоящие дыбом белокурые волосы он пытался и приглаживать, и укладывать, но добивался только одного эффекта: его прическа начинала напоминать колокольчик. Мистер Малфой все пытался наставить сына на путь истинный, и Скорпи даже пару лет проработал ликвидатором заклятий в Гринготтсе...

Видимо, гоблинам все-таки надоело терпеть выходки безответственного одуванчика Скорпи, — и в кого только он такой уродился, частенько вопрошал Малфой-старший, — и он снова стал типичным безработным представителем магической богемы, который собирал на концертах ровно столько, чтобы хватало на еду и ящик пива.

Лилу задумчиво закусила ручку.

— Нет, он откажется, точно тебе говорю. Сейчас лето — значит, он уже собирает очередную группу, чтобы гастролировать по пляжным вечеринкам и фестивалям.

— Не-не-не, — замахал руками Хьюго. — Ты неправа. Посулим Скорпи золота, немного опасностей, путешествие по морям и красивых иностранок, и он наш с потрохами.

— Ладно, — согласилась Лилу, записывая Малфоя. — На случай столкновения с магическими животными у нас есть Скамандеры... кстати, они ведь еще на дюжине языков говорят…

— Да, — кивнул Хьюго. — Правда, на некоторых — только матерно.

— …Что только добавляет им очарования. И нам нужен спец по зельям, на всякий случай.

В этот раз улыбка у Хьюго вышла до ужаса похожей на мерзкий, самодовольный «допросный» оскал дяди Рона, хотя очки сильно портили образ.

— Билли Бонс. — Когда брови Лилу красноречиво взметнулись, Хьюго пояснил: — Вильгельмина Боунс ди Забини. Я был на ее защите по ядам и противоядиям в мае — она хороша.

— Отлично. В таком случае... — Лилу отложила ручку и еще раз просмотрела список. — Команда укомплектована. Остается уговорить участников и разжиться стартовым капиталом. — Она достала телефон и набрала номер. — Привет, папа. Мы с ребятами едем искать сокровища, нам нужен твой совет и пятьсот галлеонов.

Хьюго тем временем трансфигурировал список потенциальных участников в капитанскую треуголку, которую сразу же пристроил Лилу на голову, а чашку с недопитым чаем — в попугая, которого посадил ей на плечо и взял под Империо.

— Пиастры! Пиастры! — пропел попугай голосом Фредди Меркьюри на мотив песни «Barcelona»⁽⁴⁾, и Лилу, философски выслушивая отцовское ржание отставного майора, подумала, что это к удаче.

А самый радужный из Уизли, Хьюго, в очередной раз напутавший с формулами, решил, что ему в этом путешествии, разумеется, повезет в любви.

---

1) https://www.youtube.com/watch?v=f4Mc-NYPHaQ

Вернуться к тексту

2) https://www.youtube.com/watch?v=GFAjVr74wRQА эту песню Джон Сильвер и в книге пел.

Вернуться к тексту

3) Альфа Малого Пса

Вернуться к тексту

4) https://www.youtube.com/watch?v=Y1fiOJDXA-E

Вернуться к тексту

Если что-то и бесило Волдеморта в его новой жизни, так это необходимость снова проходить через половое созревание. В теории он знал про вспыльчивость, необдуманные действия и отсутствие фильтра между мозгом и речевым аппаратом, но контролировать (тупые) позывы ему удавалось с трудом.

Он жил с папашей уже четыре года. Оказалось, что старики-Риддлы лишили любимого сыночка содержания, когда он отправился на поиски теоретического отпрыска от «чертовой ведьмы», потому что «Томми, сынок, да ты охренел». Как благородно, эгоистично и тупо одновременно, просто прелесть. И на что он жить собирался в случае успеха, пойти работать на завод? Но Том Риддл-старший был знатным тусовщиком, а Волдеморт — легилиментом, так что они шатались по джентльменским клубам, играли в карты на деньги, и финансы не были проблемой. Но вчера (сегодня) стоявший на пороге пубертата лорд Волдеморт пожадничал, и когда они на рассвете возвращались в свою съемную холостяцкую квартирку, за ними в тихую подворотню последовали милые, вежливые ребята с огнестрельным оружием.

Волдеморт и так привык обходиться беспалочковой магией, которой на какой-нибудь отвод глаз, скромное призывающее или легкое внушение хватало за глаза, да и реквизированная в Лютном палочка была длиной в фут, так что он не видел смысла брать ее с собой, если только не наведывался в волшебную часть Лондона. Он не был неразумным ребенком и прекрасно понимал, что выглядел ровно на свои биологические одиннадцать. Чтобы вызывать умиление, а не излишние вопросы, он ходил в трогательных школьных шортах, гольфах и форменном блейзере Итона, который (за отсутствием смысла) не посещал. Мог бы, ведь дедушка Риддл был сквайром, а сам Волдеморт подсуетился и пару лет назад свел знакомство с принцессой Йоркской (теперь уже получившей титул принцессы Уэльской) на почве любви к вельш-корги — но зачем, скажите на милость, волшебнику тратить на это время, когда его все равно заберут в Хогвартс? …Надо было зачаровать карманы на незримое расширение, чтобы палочку таскать — но увы, сколько бы Волдеморт ни грешил на окружающих, он тоже допускал оплошности.

— Хей, жулики! — Что Волдеморт, что Риддл-старший знали звук, с которым взводится курок, так что руки подняли сразу же, не оборачиваясь. — Вы нам денег должны.

— Аппарируешь нас до квартиры? — вполголоса спросил Томми Риддл первого издания, который за пару лет успел нахвататься терминов: по закону, как муж ведьмы и отец малолетнего волшебника, он уже не считался за обычного маггла и стоял в одной категории со сквибами, так что Волдеморт с самого начала не видел смысла фильтровать при нем базар.

— Они знают, где мы живем, — кисло улыбнулся Волдеморт в ответ, слегка повернув голову, чтобы осмотреть ребят с претензиями.

— Что-то я не припомню, — громко обратился Риддл-старший к хозяину подпольного казино, чтобы выиграть время. — А о какой сумме идет речь?

«Весьма уважаемый джентльмен», окруженный исключительно одетыми с иголочки, крайне интеллигентно выглядевшими головорезами, выдавал цветистые метафоры, перевести которые можно было емким «отдашь все, что есть, шулер хренов». Волдеморт тем временем быстро осмотрел фронт работ, указал Риддлу-старшему взглядом на удачно припаркованный в переулке грузовик и негромко спросил:

— Стрелять умеешь?

— В животных, а не в людей, — прошипел тот.

Это он что, думал, что Волдеморт перебить там всех собирался? Ах, если бы: после того, как он получил назад свою искалеченную, с трудом склеенную обратно душонку, у него от одной мысли об убийствах начинались первые симптомы сердечного приступа. Убивать бывший Темный Лорд уже не мог, однако легко кого-нибудь покалечить в процессе самозащиты…

— Стреляй по ногам, — сквозь зубы произнес он. — Томми-ган проще штуцера, целиться особо не надо. Три, два…

Риддл-старший нырнул за грузовик, только одинокая пуля чиркнула по асфальту рядом с его лакированным ботинком, а Волдеморт аппарировал прямо перед мужиком с нужным ему автоматом. Где-то за углом весело играл задорный джазик.

Те, кто знал Волдеморта, когда он был моложе, считали, что он грязно дерется. Ровесники, которые знали его еще по Хогвартсу, предполагали, что это маггловское воспитание. Ну да, ну да…

Во времена гражданского конфликта в семидесятых Темный Лорд откровенно избегал встреч с Дамблдором на поле боя, и широкие массы посчитали, что это страх перед великим светлым волшебником. В чем-то они были правы: Волдеморт опасался Дамблдора, но не из-за «магии любви» и подобной чуши, а потому что профессор был безумен и обладал совершенно больной фантазией. Первое правило дуэлей: не подпускай Дамблдора в ближний бой, его кун-фу сильнее твоего. Глупые, глупые людишки помнят бессменного чемпиона Европы в дуэльном искусстве, Филиуса Флитвика, но очень быстро забыли, что он держит свое первое место исключительно потому, что Альбусу Дамблдору, единственному выжившему участнику дуэльного кубка Европы сорок третьего года, пожизненно запретили участвовать в любых подобных соревнованиях на следующем же пленуме МКМ.

Когда Тому Риддлу было шестнадцать, он был еще юн, глуп и горяч, а дуэльный клуб в Хогвартсе еще не распустили, у него хватило идиотизма вызвать на «взрослую» дуэль доставшего его преподавателя Трансфигурации. Колдовство в коридорах школы уже было запрещено после того, как Дамблдор и Флитвик в ходе своих шуточных схваток порушили половину лестниц и выбили все окна. Еще из этого можно было сделать вывод, что вызывать кого-либо из них на дуэль было изощренным способом самоубийства, но в подростковом возрасте Волдеморт был еще тем тупицей, хоть и сдавал экзамены на высшие баллы. В ходе схватки Томми Риддл смог хитростью утопить палочку «любимого» профессора в озере и уже думал, что победил. Но этот бородатый псих снял со стены секиру, сломал самую первую, любимую осиновую палочку своего студента зубами… Волдеморт был не уверен, сохранила бы его чудом приделанная на место правая рука функциональность, если бы феникс профессора тогда над ним не возрыдал… Его до сих пор передергивало, когда он вспоминал жизнерадостное «ой, а я думал, ты увернешься». После обучения у вечно счастливого психопата Дамблдора грязно драться он зазорным не считал. Правда, в теле, слепленном троечником-Петтигрю, ему пришлось сильно поменять стиль боя: суставы были ни к черту.

Чуть позже, в сорок четвертом, шестикурсник Риддл попал под весенний призыв (совершеннолетний, с маггловской фамилией и проходными СОВ по Заклинаниям и Защите — ему просто не повезло). В Аврорате перед отправкой на континент его группе в том числе ставили азы магического рукопашного боя — на случай, если в общей свалке кто-то из них пролюбит палочку, зелья, артефакты и даже модифицированный Стен… и найдет второго такого же идиота.

Итак. Утро. Подворотня. Волдеморт против кучки вооруженных маггловских бандитов.

У него не было палочки.

У магглов не было шансов.

Мужик с автоматом Томпсона получил ребром ладони по горлу и ослабил хватку на автомате достаточно, чтобы милый мальчик в трогательных школьных шортах его умыкнул.

Волдеморт аппарировал за грузовик и скинул автомат папаше. До бандитов дошло, что дело пахнет керосином, началась стрельба.

Щелк.

— Я здесь, козлы! — окликнул он бандитов с крыши дома и аппарировал, издевательски помахав ручкой, за доли секунды до того, как снова зазвучали выстрелы.

Щелк. Он ударил одного бугая в коленную чашечку со всей дури и вытащил у него из пальцев старомодный даже для этого времени кольт.

Щелк. Волдеморт скинул кольт на крышу и снова демонстративно отсалютовал бандитам.

Щелк. Он врезал самому щуплому ладонями по ушам, и тот прилег отдохнуть. Правильное решение.

Щелк. Он появился в воздухе над головой у главаря, только сместился, чтобы вырубить его ударом, а не сломать шею.

Щелк. Каланча с двустволкой получил двоечку в солнечное сплетение, а когда неминуемо согнулся, пытаясь вдохнуть, Волдеморт одним точным ударом колена сломал ему нос.

Щелк. Качок со вторым Томми-ганом получил в пах и решил, что подарить пулемет этому милому и трогательному школьнику — отличная идея.

Пока Волдеморт добавлял трофей к небольшому арсеналу огнестрела на крыше, Риддл-старший наконец-то разобрался со своим пулеметом, высунулся из-за грузовика, пока наполовину оглушенные, наполовину разоруженные лихие парни оглядывались, пытаясь угадать, откуда чертов демонический ребенок выпрыгнет на них на этот раз, и прошелся очередью по ногам.

— Неплохая командная работа, — нехотя признал Волдеморт, аппарировав вместе с трофеями с крыши дома в кузов грузовика, за которым засел папаша.

О, брезентовая сумка, как раз то, что нужно.

Пока он собирал остальное оружие у частично стонавших, частично отключившихся магглов, Риддл-старший с легким беспокойством поинтересовался:

— А они не помрут?

Волдеморт на всякий случай проверил тех, кто чрезмерно истекал кровью, залечил целую одну простреленную артерию фирменным приемом «Святого Томаса» и ответил:

— Если им хватит ума заниматься самолечением, и кто-то из них загнется от гангрены, мы послужим орудием естественного отбора.

Немного облегчив вес сумки, Волдеморт кинул ее в руки Риддлу-старшему и прошелся по преследователям небольшим внушением: не искать их больше. Они, скорее всего, и так не стали бы, но вдруг! Вообще-то, Волдеморт еще с прошлой Второй Мировой терпеть не мог огнестрельное оружие, но… если на них еще раз выйдут подобные магглы? Заморочить маггловского констебля было в разы легче, чем заметать магические следы или объясняться с Авроратом.

Волдеморт и Риддл-старший нарочито легкой походкой вышли из переулка, делая вид, что все нормально — чтобы на них не подумали, когда зеваки набегут. Риддла-старшего, правда, немного потряхивало.

— Не думал, что ты читал Дарвина. — Светская беседа, его типичный метод борьбы со стрессом.

— А ты читаешь «Майн Кампф». — Как, впрочем, и половина Лондона, в тридцать восьмом Гитлер был еще весьма популярен. — Но я же тебя не осуждаю.

— Тебе не кажется, что это странное чтение для человека из церковной школы, да еще и со своей христианской сектой?

Волдеморт уже собирался ответить, что именно из-за специфического детства Дарвин ему так хорошо и зашел в свое время, но услышал из-за спины раздражающее контральто Лилу Поттер.

— «Майн Кампф»? О, значит, это еще тридцатые? Наконец-то! Я все узнала, но никак не могла поймать тебя младше шестнадцати!

Лилу Поттер — раздражающий, вечно подкалывающий взрослых дядек ребенок, но у них с Волдемортом частенько бывали похожие проблемы, а еще у нее был неплохой вкус. Ей нравился сам Волдеморт, группа, воющая драматичные песни типа «похорони меня» и «дай мне яду»⁽¹⁾, антиквариат, Мартинсы, и она пила Гланды Обезьянки пинтами, как гибрид великосветской фифы и ливерпульского матроса.

Волдеморт послал ей беззвучное «что, прости?» — давно пора было завести что-то вроде календаря встреч, потому что их пересечения были ни разу не линейны: этой версии Лилу на вид было лет пятнадцать.

— А, ты еще не задал этот вопрос, но тебе определенно нужен мой ответ! Ты найдешь свою зазнобу среди свиты Гриндевальда, в Риме, бирюзовый дом на Пьяцца д’Агриппа. Будь осторожен, среди них есть сильный легилимент, и там тусит Обскур Аурелиус.

Что еще за зазноба?.. ДА БЫТЬ НЕ МОЖЕТ.

— ТЫ НАШЛА НАГИНИ?!

Риддл-старший от его вопля подпрыгнул и чуть не уронил сумку с оружием.

— Господи! Если ты опять с духами разговариваешь, то предупреждай хотя бы!

Лилу показала Волдеморту большие пальцы, ослепительно улыбнувшись.

— Видишь, какой я хороший друг?

* * *

Темный Лорд, конечно, не дотягивал до Рахиль Голдштайн (нельзя аппарировать на территории Хогвартса… если ты не Рахиль Голдштайн), но покрыть расстояние в шестьсот миль в два прыжка было ему вполне по силам.

…Именно так он подумал, забыв сделать скидку на возраст, и завалился спать на двадцать часов, едва успев отсыпать немного звонкого золота за комнату в одном из магических кварталов Рима.

Сначала ему снилась какая-то мутная дичь, а потом он обнаружил себя за партой в Хогвартсе двадцать первого века. С одной стороны, он немного завидовал детишкам: Биннса наконец-то изгнали, Историю магии вел нормальный преподаватель. С другой стороны, это была лекция по новейшему времени, а он не хотел знать, что про него понаписали историки победившей стороны.

Лилу Поттер сидела рядом и со скучающим видом рисовала на полях конспекта карикатуры: она эту тему явно знала лучше всех своих одноклассников вместе взятых.

— Поттер.

Лилу улыбнулась и поставила на парту легкую заглушку.

— И тебе привет! Уже в Хогвартсе?

— Через полтора месяца.

Лектор тем временем добрался до бардака с пророчеством в восьмидесятые. Волдеморт и Лилу немного скисли. Волдеморт знал, что тогда сказочно напортачил, потому что переборщил с хоркруксами и стал иррационален, так что теперь даже просто смотреть на сухие факты ему было неприятно. Убийства, опять же. Он был просто в сказочном дерьме, потому что приближалась кульминация войны с Гриндевальдом, а он не мог убивать. А если он и убьет кого по ситуации, то следом и сам сдохнет, только в этот раз окончательно.

— Ты был такой злой, — кисло протянула Лилу, глядя на разбор последнего года деятельности ячейки Волдеморта перед его развоплощением, — потому что у тебя бабы не было.

Слайд презентации сменился на фотографию развалин в Годриковой Впадине.

— Во-первых, была, — проворчал Волдеморт в ответ, а затем ткнул пальцем в сторону фотографии. — А такой злой я был, потому что не надо баловаться с хоркруксами. И потому что твоя бабуля в семьдесят восьмом пырнула меня ножом в ягодицу.

Волдеморт ведь в принципе не планировал трогать Лили Эванс — и не потому, что Снейп попросил за свою любимую подруженьку, а потому что ему понравилась ее песня про Хагрида, «Друзья хотят покушать, пойдем, приятель, в лес». А потом она случайно попала в рейд, Темный Лорд по необходимости приставил к ее горлу палочку, Снейп начал ему что-то активно жестикулировать, потом закрыл маску ладонью… Заметка на будущее: брать в заложники пигалиц из рабочих кварталов — плохая идея. Волдеморт тогда приобрел нож в жопе и незабываемый жизненный опыт, а Эванс стала богаче на один его кошелек, потому что успела пошариться у него по карманам в качестве компенсации и взять денег себе на пиво.

— Воу-воу, так у тебя что-то было с Беллатрикс Лестранж? — сверкнула глазами Лилу.

Любовь к сплетням и неуемное любопытство — это у них было кармическое, увы.

— Упаси Мерлин, — проворчал Волдеморт в ответ: он с ребятами из слизеринской тусовки в пятидесятом поехал в тур по Азии, а где-то в Тибете они все (с подачи самого Волдеморта, чем тот не гордился) обожрались мухоморов и устроили большую разнузданную оргию. Зелья экстренной контрацепции и зелья родства тогда еще не изобрели, так что ситуация с Сайнусом, Друэллой и Беллатрикс была максимально неловкой. — Нет, у меня были серьезные отношения с одной невероятной леди в течение лет... тридцати, если не считать годы моих скитаний в виде духа.

— Вау! — мечтательно протянула Лилу. — А легилименция тебя не беспокоила? Я-то даже поцеловаться ни с кем не могу из-за этой дурацкой способности, сразу кучу гадостей слышу.

Да, дорогая, именно поэтому злой и страшный Темный Лорд в молодости трахался исключительно под наркотой.

— Нет, я бы не удовлетворился меньшим, чем дама с безупречным внутренним миром. Или, как вариант, мастер окклюменции, но это встречается еще реже, да и ни о каком доверии в таком случае и речи быть не может.

— Уо-о-о, милота, как ее звали?

— Нагини, — пожал плечами Волдеморт.

— Змея? — моргнула Лилу.

— Не зови ее так! — Вот и пришло время задать вопрос, на который Лилу ему уже ответила позавчера. Волдеморт слегка закрылся, чтобы Лилу не прочла у него в голове спойлеры. — Нагини — ведьма-маледикт, превращение в змею — это проклятие. Я встретил ее слишком поздно, она уже окончательно стала змеей, обратить проклятие нельзя. Но я знаю, как его заморозить, если встречу ее, когда она еще будет человеком. Лилу, будь другом, поищи ее в исторических хрониках: Нагини, маледикт, свита Гриндевальда, конец тридцатых годов, хотя бы примерную локацию, и расскажи мне, до того, как я поеду в Хогвартс.

— Уже рассказала, да, Доктор? Хорошо, хорошо, запишу… — Лилу сделала пометку в конспекте и ухмыльнулась. — Черт, теперь понятно, почему ты каждый раз пытаешься убить взглядом профессора Лонгботтома! — Она задумчиво постучала авторучкой по подбородку. — Знаешь, так странно, только три человека называют меня «Лилу»: папа, дядя Рон и ты. Я показывала тебе «Пятый элемент»?

Лилу показывала ему не только отрывки из «Пятого элемента», но и нарезку из «Доктора Кто», так что Волдеморт закатил глаза и издевательски пропел:

— Спойлеры!

* * *

Волдеморт пинком открыл дверь холостяцкой берлоги, которую снимал вместе с Риддлом-старшим, удерживая на руках оглушенную Нагини, которая в человеческом облике оказалась невероятно красивой азиаткой. Парселтанг не отражал географические названия, но Волдеморт всегда предполагал у своей подруги индийские корни. Ошибочка вышла: Нагини была уроженкой восточного Китая.

— Эм, сынок, тебе не рановато водить домой девушек? — обалдело поинтересовался Риддл-старший, судя по виду, собиравшийся либо в клуб по интересам, либо на свидание.

— Отскочь. Если ты забыл, тебе тридцать, мне — семьдесят, папочка здесь я.

— В таком случае, — ехидно оскалился Риддл-старший, — она слишком молода для тебя.

Родовые проклятия, особенно настолько заковыристые, не снимались просто так, поэтому Темный Лорд собирался немного попрать законы магической Британии. Впрочем, ничего нового.

— Мне нужна жертва.

— Чур не я! — открестился Риддл-старший.

Волдеморт, конечно, больше не убивал людей, но свою предысторию папеньке поведал почти сразу, чтобы жизнь медом не казалась, так что опасения Риддла-старшего были небезосновательны.

— Животное, балда. — Удобно устроив Нагини на диване, Волдеморт начал ходить по комнате, бормоча себе под нос: — Голубь маловат, не подойдет, лошадь в квартиру не затащишь… Не в парке же ритуал проводить...

— Тут зоопарк в соседнем районе, — вставил Риддл-старший.

— Точно!

* * *

Волдеморт смотрел на то, как Нагини приходила в себя, и пытался, правда пытался согнать мечтательное выражение со своего лица. Тридцать лет он искал возможность снять с нее проклятие, наблюдая, как самая прекрасная леди в его жизни постепенно деградирует и становится по мышлению все ближе к змеям, а не к людям. Все его источники сводились к одному: делать хоркрукс из живого существа опасно, но у Нагини заканчивалось время. Она уже начала через раз называть его «говорящий» и «человек», как все остальные змеи. И Волдеморт рискнул, связал ее с собой и смог оттянуть регресс назад. Сознание Нагини замерзло на стадии, в которой она уже считала людей едой, но все еще была его лучшей подругой и чудесным собеседником.

Нагини открыла глаза, принюхалась (вся комната до сих пор была покрыта кровью страуса, «принесенного в жертву Сатане», как выразился Риддл-старший), приподнялась на локтях (платье с широкими рукавами хлюпало от крови), и в ее глазах сверкнула паника.

— О, Гуаньинь, я опять кого-то растерзала?! — тихо пискнула она, не замечая сидевшего на корточках рядом с ней школьника.

Вообще-то, по-китайски Волдеморт почти не говорил за ненадобностью, но слова типа «есть», «что-то» и «люди» он знал. Ах, да! Кровь! Он взмахнул палочкой.

— Эванеско! Прости, забыл. — Нагини дергано оглянулась, наконец его заметив. — Это не ты, это я страуса зарезал. — Волдеморт, иррационально нервничая, оттянул воротник форменной итонской рубашки и пояснил: — Я заблокировал проклятие маледикта, но ты больше не сможешь превращаться в змею, даже если захочешь.

Нагини скептически подняла брови и, сосредоточенно прикрыв глаза, повела плечами… Когда ничего не получилось, она снова посмотрела на странного школьника, но уже с пораженным неверием.

— Кто ты та… Как?!

Волдеморт встал на ноги и подал ей руку: к чему даме его черного сердца лежать на полу, когда в доме полно кресел? Нагини скорее на автомате, чем осознанно, сжала его пальцы, и Волдеморт, провожая ее в неоскверненную кровью страуса часть гостиной, начал рассказ:

— Сначала я взломал закрытую секцию Наланды…

* * *

Волдеморт очень хотел проклясть свой длинный язык. Ладно, про будущее можно было сказать, чтобы она не считала его жутким школьником. Про тридцать лет совместной жизни — ну допустим, он ведь не просто так информацию о проклятии искал, а именно для нее. Даже про радикальную группировку и убийства — черт с ними, она же с гриндевальдовским Обскуром миловалась, когда Волдеморт ее в Риме нашел, а Обскур Аурелиус загубил едва ли не больше народа, чем сам Волдеморт, не говоря уже об остальной гриндевальдовской тусовке. Но зачем он ляпнул про людоедство, зачем?!

Нагини не понравилось то, что она делала, будучи змеей. Она сказала, что ей нужно серьезно подумать.

— Ты, конечно, самый умный, — протянул Риддл-старший, передавая своему не очень сообразительному великовозрастному отпрыску в теле школьника бутылку джина, когда тот делал себе коктейль: Волдеморт хотел нажраться. — Но раз твоя дама больше не змея, не думаю, что она в восторге от того, что ела людей. Тем более с твоего одобрения.

— Заткнись, папа, и без тебя тошно.

Волдеморт, решивший в этой жизни исправить то, о чем действительно жалел, который последние годы вел себя как гибрид веселого авантюриста и святоши, натворил дел на Азкабан ради женщины, которая к нему не вернется. Неудачник.

В дверь постучали. Риддлы переглянулись: только волшебники игнорируют звонок.

— Я открою, — встал Волдеморт, попивая свой третий коктейль за утро.

На пороге оказался Дамблдор в фиолетовом костюме.

— Ты пришел арестовать меня. — Дамблдор выглядел слегка озадаченным, так что Волдеморт продолжил более миролюбиво: — А если нет, выпьем по Джону Коллинзу?

Ах, да. Хогвартс. Он прозевал дату: в этот день Темный Лорд должен получить свое письмо во второй раз.

Краем сознания Волдеморт внезапно уловил забавляющееся «мне нравится этот ребенок» со стороны Дамблдора и чуть не навернулся.

Кто бы мог подумать: для хорошего первого впечатления надо было всего лишь показать профессору чудо детского алкоголизма.

---

1) My Chemical Romance

Вернуться к тексту

— И что же я буду с этого иметь? — «мило» улыбнулся Альбус, вычищая несуществующую грязь под ногтями армейским складным ножом.

Лилу, зная идиотическую щедрость старшего братца, тут же закрыла Джеймсу рот ладонью и веско ответила:

— Будешь выкобениваться — ни хрена ты не будешь с этого иметь, потому что мы найдем кого-нибудь еще, просто свяжем контрактом пожестче. Я включила тебя в список исключительно потому, что Хьюго считает тебя профессионалом.

— Я и есть профессионал, — фыркнул Альбус.

— Он и есть профессионал! — пробубнил Джеймс ей в ладонь с Альбусом в унисон.

— Ага, а еще, если что-то пойдет не так, ты сразу же всех кинешь. И кинешь всех на деньги при возможности.

На это ни Джеймс, ни Альбус возражать не стали.

— Ой, я тебя умоляю, если отсутствие мозгов мешает тебе сделать то же самое…

Лилу в душе не представляла, почему Джим считал козла-Альбуса забавным — сам он никогда таким мудилой не был.

— Считай это проявлением тщеславия. Хочу, знаешь ли, и разбогатеть, и остаться в белом. И тебе не мешало бы начать это делать, иначе с тобой в конце концов перестанут работать. Ну как, работать без гоблинских контрактов на крови.

Альбус немного скис, но лица не потерял. При его специфической профессии окклюменция и резистентность к сыворотке правды были жизненно необходимы, иначе он бы давно отдыхал на нарах вместе с Розой.

— Ладно. — Альбус просмотрел предполагаемый состав команды, одобрительно хмыкнул и посмотрел Лилу в глаза уже без своей фирменной издевки. — Значит, десять процентов. — Он покрутил в пальцах перо и поставил свою подпись в конце списка. — Так с чего мы начнем?

Лилу на всякий случай поставила заглушку на карман со сквозным зеркалом, прежде чем ответить: папа, конечно, выдал ей зеркало, чтобы она могла позвать на помощь, а не чтобы шпионить за ними, но знать, чем именно занимаются его дорогие отпрыски, ему точно не следовало.

— Нужно стащить зеркало Еиналеж из Отдела Тайн.

— Да ты охренела! — с восторгом отозвались Джеймс и Альбус, и Лилу поняла, что беспокоилась зря.

Она, конечно, обзывала Розу адреналиновой маньячкой, но покривила душой: у них вся семейка была такая.

* * *

Яхта стояла на якоре в Тирренском море, близ Монако. Вывоз исторической ценности из Отдела Тайн морем выглядел чересчур рисково, так что Джеймс и Альбус остались в Лондоне, а остальные погрузились на яхту и отплыли в сторону второй цели из списка, как только Пёс закончил с тюнингом. Когда они встали на якорь, Лилу выслала братьям точные координаты и стала готовить на корме портальную площадку для приземления. Пока что все шло неплохо.

— Дорогая, если я тебе мешаюсь, ты скажи, я лягу в другом месте, — томно протянула Вильгельмина, загоравшая на корме рядом с Лилу.

Хотя здесь скорее подошло бы определение «нежиться на солнышке». Мастью Вильгельмина пошла в папеньку, и разницу между «зимней Забини» и «летней Забини» Лилу не видела, а ведь дальтоником у них в семье, вообще-то, был Хьюго.

— Ладно, Уизли, последний шанс, я поставлю тебе зачет и разойдемся. Какого цвета глаза у кавалера Ордена Мерлина Первой Степени…

— О, нет…

— …Гарри Поттера?

— Эм…

— Уизли, это же твой дядя, ну?

— Цвета красоты? Ну простите, мэм, я дальтоник!

— О, Мерлин, «удовлетворительно», и не выбирай Историю после СОВ, даже если чудом сдашь, я тебя умоляю.

Лилу очень нравилась история родителей Вильгельмины: Сьюзан Боунс саботировала работу Кэрроу в Хогвартсе, а Блейз Забини вызывался добровольцем, если она попадалась, и якобы накладывал на нее заклятие Круциатус (хотя на самом деле только вид делал), а Сьюзан изображала жертву и прокачивала актерские навыки. Офигеть как романтично, хотела бы Лилу и себе такие отношения.

— Нет, у меня достаточно места, загорай на здоровье, — ответила она, посылая Вильгельмине воздушный поцелуй.

Скорпи, прикрывшись огромным сомбреро, что-то лениво наигрывал на своем любимом Гибсоне. В Ливерпульский порт он аппарировал за десять минут до назначенного времени, мрачный донельзя.

— Что это с тобой?

— Дед откинулся.

— Сэр Люциус помер? Соболезную.

— Да не умер он, а откинулся, из тюрьмы вышел!

— Это плохо?

— А ты на фотографию глянь.

— Оу. В гости можно напроситься?

— Вот-вот.

Скорпи уже много лет страдал: все его девушки рано или поздно начинали пускать слюни по его отцу. Около десяти лет назад сэр Драко смирился, что залысины ничем не вылечит, побрился налысо, и из него вышел неплохой тощий вариант Джейсона Стейтема. На фоне смешного и трогательного утенка Скорпи он выглядел особенно выигрышно. И вот, стоило Скорпи смириться с этой ужасной подставой в лице родного отца…

Использовать дементоров в качестве наказания было запрещено конвенцией МКМ двухтысячного года, после чего в Великобритании прошла реформа уголовных наказаний, и Азкабан превратился в пережиток варварского прошлого. Тридцать пять лет в трудовом лагере в Канаде на благо волшебного сообщества по сравнению с тем же сроком в одиночной камере в Северном море были райскими условиями. Почему Скорпи был так расстроен? Из Канады в родное поместье вернулся накачанный, харизматичный татуированный мужик, которому было самое место в группе «горячие дедушки» в фейсбуке.

Пёс и Хьюго тем временем играли в шахматы, и если Пёс просто курил свои старомодные хипстерские самокрутки из прессованного табака и убивал время, то Хьюго пытался отвлечься от загорелых, светловолосых, подтянутых, похожих на скандинавских дровосеков Скамандеров, которые развалились в джакузи и беззастенчиво смотрели порнушку. Свидетели их не смущали: они вообще были немного отбитые.

Хогвартс близнецы так и не окончили. В то лето, когда Луна и Рольф погибли при встрече с тихоокеанским водяным драконом, Лоркану и Лисандеру уже исполнилось семнадцать, так что они продали таунхаус в Косом переулке, где все равно едва ли показывались, бросили школу и стали на семейной яхте бороздить океаны. Иногда они появлялись в заповедниках — ловили животных на заказ или разгребали дерьмо, как повезет. Разве что драконов они теперь предпочитали убивать. Но по большей части они вели образ жизни безработных бомжей, только с яхтой. Лилу очень хотела бы не видеть, как они в школе учились целоваться друг на друге, и теперь не исключала вероятности, что эти двое в своих многомесячных круизах могли спать друг с другом, но очень хотела бы этого не видеть, и потому держала щуп своего разума как можно дальше от Скамандеров.

Стоило Лилу закончить настройку площадки, как перед ней появился Риддл лет одиннадцати на вид. Лицо у него было откровенно похоронное. В очередной раз похвалив себя за привычку везде ходить с блютус-гарнитурой, Лилу сделала вид, что отвечает на звонок, и спросила:

— Что у тебя случилось?

Риддл лег рядом с Вильгельминой, принял позу покойника, сложив руки на груди, скосил глаза на Скорпи и сказал:

— Пусть сыграет что-нибудь из твоей любимой группы, меня девушка бросила.

Лилу вздохнула и спросила:

— Скорпи, можешь сыграть «To the End»?

Когда-то Лилу стащила у отца бутылку текилы, а потом долго скакала под ранние альбомы My Chemical Romance… Посреди вакханалии появился Риддл, поинтересовался, что это за хрень. Лилу уже достаточно хорошо его знала, чтобы проницательно уточнить:

— Что, нравится?

— Пафосно, драматично, заунывно… — перечислил Риддл, а затем со стыдом признался: — Да, очень.

Скорпи задумчиво стал наигрывать фолк-версию запрошенной песни, безжалостно перевирая слова.

— И что ты сделал? Потому что если бы дело было как обычно, ты бы от нее сам ушел, — сказала Лилу, прозрачно намекая на легилименцию, их общую стандартную причину неудач в личной жизни.

Риддл трагично засопел.

— Я не смог вовремя заткнуться и проговорился, что она съела пару моих недругов.

Лилу издала сиплый вопль, закрыв лицо руками.

— Ты что, совсем? Такой херни даже Ганнибал Лектер не делал, на фига?

Возглас Лилу наконец-то смог отвлечь Хьюго от слюнопускания по загорелым торсам в джакузи.

— Эм, сис, я все понимаю, но если ты свела знакомство с каннибалами…

— Успокойся, Хью, все окей, — махнула рукой Лилу, а затем снова впилась взглядом в Риддла. — Рассказывай. Ты мог стереть ей память и познакомиться заново, в чем проблема?

— Ну нет, Нагини я стирать память не буду! — категорично ответил Риддл. Он скривился и продолжил: — У меня снова начинается половое созревание. А еще я ее приревновал, она с одним гриндевальдовским мудаком миловалась. Ты как справлялась со всей этой подростковой хренью?

— Никак, — мрачно ответила Лилу. — Из нас двоих серьезные отношения были только у тебя, и те не с нормальной женщиной, фурриёб ты несчастный.

— Нагини лучше, чем нормальная, она идеальна! — всплеснул руками Риддл.

Скорпи прекратил играть, на яхте вообще стало как-то тихо, и Лилу поняла, что сказала лишнего.

— Мало того, что каннибал, так еще и зоофил? С какими отморозками ты общаешься? — пискнул Хьюго.

— Сам ты, сука, зоофил, — проворчал Риддл, хотя его, конечно, никто не услышал.

— Тебе не кажется, что это не твое дело? — ласково спросила Лилу.

Хьюго вспыхнул (его вообще было легко вывести из себя), кинул в Лилу своей майкой и пошел в джакузи, к Скамандерам, после чего Лилу заняла его место напротив Пса и окинула взглядом доску, не питая особых надежд: у всех детей и племянников Рона Уизли был шахматный рейтинг от двух тысяч и выше, но Пёс был каким-то шахматным чудовищем.

Шахматное чудовище, к счастью, скандальный «звонок» никак не комментировал.

— А разве не этот патлатый у тебя на плакате в изголовье кровати в Хогвартсе был? — задумчиво протянул Риддл, рассматривая Пса в профиль, прежде чем исчезнуть с солнечного места рядом с Вильгельминой.

На яхте все еще было тихо, как на кладбище, только стрекота цикад не хватало. Лилу сжала пальцами переносицу и громко сказала:

— Это знакомый из группы поддержки «Анонимные Девственники», довольны?

Вильгельмина тут же нарочито внимательно стала листать ленту в группе «Продвинутое Зельеварение», Скорпи начал наигрывать веселые мексиканские мелодии, а бесчувственные Скамандеры врубили свое порно погромче.

Пёс же, этот прелестный сероглазый байкер, в голове которого Лилу никогда не была, что его только красило, поймал ее взгляд, постучал себя пальцем по виску и негромко спросил:

— С легилименцией все совсем плохо?

— Лучшие друзья девушек — резиновые члены, — буркнула в ответ Лилу, выводя ладью из-под огня.

Нет, она знала лайфхак Риддла по части легилименции и секса, вот только Лилу не желала подсаживаться на наркотики. И мухоморы тоже были не по ее части. Алкогольное опьянение способности только обостряло, а окклюментов в ее окружении, увы, было по пальцам пересчитать. Пёс ей в этом плане, кажется, не интересовался, хотя Лилу была не против. Так не с родным же братом ей спать?!

Пёс удручающе быстро поставил ей мат — как и всегда, и Лилу подставила лоб под щелбан, когда в яркой вспышке на обставленной портальной площадке на корме появились Джеймс и Альбус с трофейным зеркалом.

— Во-первых, мы гениальны! — объявил Альбус. — Во-вторых, надо быстро линять, пока невыразимцы не вычислили координаты портала.

Голый Лоркан с воплем «Полундра!» выскочил из джакузи и помчался в рубку, Пёс пошел за ним, делая пассы волшебной палочкой: он поднимал якорь и проверял, насколько безопасно переводить яхту в режим подлодки.

— Итак? — подняла бровь Лилу, пока Альбус сжигал свои ботинки, а Джеймс — ботинок и протез.

— Когда дошло до дела, мы стали изображать засланцев под обороткой, — ухмыльнулся Альбус.

— Якобы, зеркало сперли левые люди в вашем облике, — протянула Лилу. — Неплохо, неплохо.

Лилу краем глаза заметила, как уже сотворивший себе новый протез Джеймс окинул взглядом Вильгельмину в купальнике, а затем, к своему ужасу, услышала:

— Эй, Малфой, гитару не одолжишь?

Лилу не особо любила Альбуса. Было загадкой, любил ли Альбус кого-нибудь вообще. Но в некоторых вещах они проявляли солидарность. Например, в том, что Джеймс совершенно не умеет играть на гитаре.

— Не-е-е-ет!

— А что? — манерно протянула Вильгельмина. — Я бы послушала.

— Пошли отсюда, — пробормотал Альбус.

Они взяли зеркало Еиналеж и в четыре руки, аккуратно, но при этом максимально быстро потащили в каюту, заранее оборудованную под склад. Яхта тем временем перешла в режим субмарины, погрузилась под воду и стала набирать скорость.

Закрепив зеркало ремнями, Альбус спросил:

— И что у нас дальше по плану?

— Покои Папы Римского.

Альбус через плечо Лилу посмотрел в блокнот со списком уже высчитанных локаций и маньячно улыбнулся.

— Серьезно, Ватикан.

— Ага.

— Место, где полностью блокируется магия.

— О, горе нам.

— Камеры слежения, куча охраны.

— Прикинь.

Альбус положил ладонь ей на плечо и проникновенно сказал:

— Лилилу! Я тебя люблю.

Когда Альбус удалился, мечтательно что-то насвистывая, Лилу наконец-то отмерла и неуверенно улыбнулась ему вслед.

Возможно, зря она опасалась, и у них действительно получилась отличная команда.

С Дамблдором у Волдеморта с самого начала были сложные отношения. В тридцатых педагогика в Великобритании еще строилась на розгах, карцерах и прочих восхитительных вещах, так что на общем фоне профессор Трансфигурации был ничего такой — телесные наказания в Хогвартсе как раз в его директорство отменили.

После приюта Томми Риддл был еще тем асоциальным элементом, так что Дамблдор за ним следил, что будущего Темного Лорда люто бесило — особенно когда на пятом курсе у него действительно рыльце в пушку оказалось. История с рукой, опять же...

Некстати ему вспомнилось, как тот же Дамблдор в конце сорок четвертого его за шкирку из Мюнхена вытащил, когда рядовой аврорской разведки Риддл гриндевальдовским отрядам попался, а ведь вездесущего профессора там вообще не должно было быть. И как он отговаривал Диппета брать Волдеморта преподавателем — это был тот еще анекдот.

— Я понял, что мое призвание — учить детей, — говорил Волдеморт.

— Какие дети, Томми, ты контуженый, тебе первокурсник скажет «бу!» — так ты всех там же и положишь, тебе лечиться надо, — отвечал Дамблдор.

— Кто бы говорил, профессор, у вас вообще судимость! — В Тунисе его до самой смерти очень ждали, но Дамблдор ожиданий не оправдывал и в Африке больше не появлялся.

— Это было не в Британии, поэтому le нас'rать, — парировал Дамблдор и пил свой чай, оттопыривая мизинец.

Слагхорн обижался, что его самый многообещающий студент не пошел работать в Министерство после того, как вернулся с континента и доучился, но с распростертыми объятиями Волдеморта в те времена ждали разве что в Аврорате, где он сам не хотел работать, а в полит-аппарат путь ему был заказан, потому что он служил с Рахиль Голдштайн и ходил на протесты, когда выписали ордер на ее арест.

Дамблдор же, узнав, что Волдеморт пошел работать в розничную торговлю, долго смеялся и сказал, что в ближайшие полгода дорогой ученик отработает все военные преступления, если таковые совершал. Даже на чай к нему потом заходил на микроскопический съемный чердак в Лютном и подкалывал.

— Гораций на тебя так обижен.

— Да не буду я работать в Министерстве, сносить его надо к мордредовой матери. «Так вы товарищ фройляйн Голдштайн? До свидания». А тем временем в Чехословакии нашими именами площади называют.

Алис, приятель Волдеморта из Стамбула, как-то увидел, как тот с бывшим профессором ругается от души, причем там были такие специфические оскорбления, как «ты был моим лучшим учеником», и сказал, что у Волдеморта “baba sorunları”, на что был очень далеко послан.

Специфические у Темного Лорда с Дамблдором, в общем, были отношения.

Живой и даже не седой Дамблдор вызывал слишком много спойлерных, как часто говорила Лилу Поттер, воспоминаний, о которых профессору лучше бы ничего не знать. К счастью, Волдеморт достаточно неплохо владел окклюменцией.

Чтобы профессор не пересекся с Риддлом-старшим (с папеньки сталось бы спросить, не появился ли у секты Святого Томаса новый преподобный — Дамблдор в своем сиреневом костюме средневекового аниматора хорошо так вписывался в концепцию), Волдеморт отвел его на кухню, которой ни он, ни папаша, два старых холостяка, почти не пользовались. На полке, однако, нашлась бутылка ликера, и Волдеморт плеснул Дамблдору рюмашку, из вежливости.

— И почему ты подумал, что я пришел тебя арестовать? — со своей фирменной ухмылкой в усы поинтересовался Дамблдор.

— Я украл страуса, — честно ответил Волдеморт.

— Ага. Взрослые дома есть?

Волдеморт отставил стакан с Джоном Коллинзом, откинулся на стуле и вздохнул.

— Дамблдор, мы оба прекрасно понимаем, что с магглами, кем и является мой дражайший папочка, вы дела не ведете. Моя мать из Гонтов, но она давно мертва, так может, не будем ломать комедию?

Дамблдор нахмурился немного, но ухмыляться не прекратил. Видимо, маленький Темный Лорд его забавлял. Изображать святую наивность Волдеморт и не думал: профессор мелькал в газетах, скрывать свое происхождение Темный Лорд не хотел, а еще никто не знал, когда и где умерла его мать.

— Гонт, с магглом? — скептически уточнил Дамблдор.

— Богатым красавчиком, — «поправил» его Волдеморт. — Она была сентиментальная, но не дура.

Волдеморт ведь шарил в голове у дядюшки когда-то. Дед Марволо был тираном и рано или поздно принудил бы ее к инцесту — и фу, просто фу.

— Тогда ты, наверное, знаешь, что последние Гонты отказывались учиться в Хогвартсе. У тебя, однако, выбора нет, если только над тобой не оформит опекунство родственник-волшебник.

— Дядя Морфин! — фыркнул Волдеморт. — Вот еще. Конечно, я поеду.

Дамблдор положил перед ним письмо, с которого когда-то все и началось.

— Здесь приглашение и список покупок для школы. Все предметы можно купить в Косом переулке, я тебя провожу. Но тебе придется почистить зубы, молодой человек. Первокурсник, от которого несет перегаром, знаешь ли…

Волдеморт дыхнул на ладонь — ну да, он же хотел нажраться. От сопровождения он отказываться не стал, потому что в прошлый свой поход в Косой переулок перед первым курсом чуть спину себе не сорвал, так пусть профессор поможет ему не палить палочку и наложит на его шмотки Локомотор.

По дороге Дамблдор бубнил про отправку в школу (дополнительную платформу на Кингс-Кросс построили только в сорок пятом, а во времена учебы Волдеморта до Хогвартса добирались каминами, через Хогсмид), факультеты и вообще правила внутреннего трудового распорядка, о которых Волдеморту в его биологические одиннадцать знать пока не полагалось.

Слизерин в то время был, пожалуй, самым популярным факультетом: змеек подвергли остракизму только после первого гражданского конфликта с участием Волдеморта. Рейвенкло стоял особняком примерно всегда; Хаффлы были милыми пирожочками, но не дай Мерлин вывести кого-то из них из себя — лучше сразу копай могилу. На Гриффиндоре же больше учились отбитые спортики. Просто посмотрите на Дамблдора и его чертов дуэльный клуб.

…

Слизерин.

Популярность.

ТВОЮ Ж МАТЬ.

ХАГРИД.

Эта прямоходящая мразота попросится на Слизерин, потому что «Слизерин — это круто». Хоркрукс из дневника не просто так перед Поттером разорялся насчет подвигов Хагрида: чертов засранец за три года в Хогвартсе успел достать ВСЕХ. Сначала за ним следила Вальбурга, потом Ранульф, а на пятом курсе Тому Риддлу прилетел значок старосты, и старшие, маньячно улыбаясь, заявили ему, что раз он младший среди старост, то теперь Хагрид — это его проблема. Сученыш охренеть как хорошо колдовал, но ради факультетского престижа Волдеморту приходилось писать за него эссе — по всем предметам, потому что кое-кто делал три ошибки в слове «хуй». А его сраные монстры!

Господи, Боже, сука, Мерлин, блядь. Нет.

Именно поэтому месяц спустя, сидя на табурете под Распределяющей Шляпой, Волдеморт умолял ее:

«Только не Слизерин! Только не Слизерин!»

«Ты что, с ума сошел?» — удивилась Шляпа. — «А куда же еще? Слизеринов отпрыск, да еще и с парселтангом…»

«А еще я — реинкарнация Ровены Рейвенкло, сука, не смей!» — мысленно рявкнул Темный Лорд, сжимая пальцы на табурете, и особенно ярко воображал, как Шляпу во второй раз в своей жизни сожжет к чертям, если она его не послушает.

«Надо же, какой ты нервный», — буркнула Шляпа.

— РЕЙВЕНКЛО!

* * *

Риддл-старший, хоть и опасался разнообразных волшебных штук, хорошо запомнил, куда покойная Меропа его водила. Он поймал какого-то волшебника около Дырявого Котла, потому что они все как в начале, так и в конце двадцатого века палились как идиоты, и пятого сентября Волдеморт с недюжинным удивлением распечатал его паническое письмо из Лондона.

Его достала секта Святого Томаса.

А Волдеморт еще думал перед отправкой в Хогвартс, что же он забыл...

Пришлось тащиться к гостиной Хаффлпаффа, на поклон к принцессе Лилибет, потому что если у кого-то в этой школе и был фотоаппарат, то только у нее.

В Хогвартсе обычно учился второй отпрыск правящего монарха и его дети, а линия прямых наследников от магии традиционно отказывалась, но отрекшийся от престола «ради любви» Эдвард подложил всему своему семейству большую свинью, так что на британском престоле впервые со времен Ричарда III сидел обученный волшебник, а Лилибет застряла в Хогвартсе на пять лет, потому что уже была в списках и заблокировать способности могла только в семнадцать.

Волдеморт, воспроизводя нужный стук на бочке, невольно вспомнил, как Тони Долохов, влюбчивый был, скотина, притащил в штаб сквибку-карлицу Фаину. Ему было сказано, что он охренел, на что он имел наглость припомнить, как Темный Лорд в юности тусовался с «теми магглокровками, Мэгги и Лилибет».

Как ни странно, тогда его заткнул не сам Волдеморт, а Ранульф.

— Мэгги и Лилибет? Те Мэгги и Лилибет? Маргарет, королева Бала Сатаны, и Элизабет, правящий монарх? — Он даже где-то в карманах умудрился отрыть маггловские банкноты, чтобы сунуть Долохову под нос. — Твоя шмара и их королевские высочества, Тони?

Годы шли, ничего не менялось: Тони как был дурным русским туристом с нулевыми знаниями о маггловском мире и технологиях, так и остался. Попросил Волдеморт его как-то наложить иллюзию на свой любимый летающий желтый Жук, чтобы он в полете был похож на самолет. Тони, который в магии иллюзий был большим специалистом, сказал «sha vsyo boodet», поколдовал, сказал: катайся над Лондоном сколько влезет. Волдеморт и катался. А много лет спустя стукнула ему в голову дурная идея шантажировать Августу Лонгботтом, и он похитил ее сыночка. Зря-зря, Волдеморт, зря-зря. Августа послала ему бандероль с драконьим дерьмом, а вдогонку — громовещатель, сообщавший, что если ее сынуля, первокурсник Аврората, оказался таким лохом, что дал себя поймать — это исключительно его проблемы.

Главным лохом в этой ситуации оказался сам Волдеморт. За Лонгботтомом в штаб Пожирателей Смерти пробралась его невеста, вскрыла все темницы, выпустила «погулять» мантикору, которую Нотт держал на черный день. Бардак был тот еще. А потом эта сладкая парочка угнала любимый желтый Жук Волдеморта из гаража. Темный Лорд его не подорвал только потому, что смотрел ему вслед и, без преувеличений, охуевал.

Это был не самолет.

— Тони. Я какую иллюзию просил наложить? — сказал он, ухватив за плечо гонявшегося за мантикорой Тони Долохова.

— Э… — глубокомысленно протянул Тони.

— Я сказал, что мне нужна иллюзия самолета. Это, по-твоему, что? — Волдеморт указал на удаляющийся желтый агрегат.

— Самолет? — пискнул Тони.

— Это субмарина, неуч!

— А какая разница?

Тогда Волдеморт понял, какие истоки были у песни Битлз “Yellow Submarine”.

Он интересовался потом у Руквуда, как они решали проблему с магглами, когда он на Жуке катался, но тот сказал, что это же были шестидесятые, и достаточно было просто пустить слух об ЛСД в водопроводе, нет проблем, милорд.

…у Лилибет фотоаппарат нашелся, но у нее были закономерные вопросы.

— А что случилось?

— У меня же секта. Они меня потеряли.

— Так ты тогда не шутил?

— Нет-с.

— Тебя за это должны были давно посадить.

— Так мне даже одиннадцати не было. «Спонтанная магия». А я еще и по документам проходил как магглорожденный.

Фоточку на фоне шотландских гор с кратким посланием они в итоге сделали. Но Лилибет над Волдемортом еще полгода после этого издевалась от души.

* * *

Строгого папочку Дамблдор в этот раз не изображал. И за Волдемортом не следил. Кажется, теперь Темный Лорд его забавлял, и это нервировало. А Волдеморт еще и примеры выдавал специфические, когда его на уроках спрашивали, типа: если превратить в дерево не всего человека, чтобы потом расколдовать, а только его печень, то ему конец. Но он же поступил на Рейвенкло, и пока он добавлял фразы типа «чисто теоретически» и «только ради науки», никто не удивлялся.

(Волдеморт довольно быстро начал понимать Лилу: Рейвенкло — чудесный факультет, никто не мешал злому дядьке Волдеморту читать. А еще цвета факультета отлично оттеняли его хронические синяки под глазами.)

К старому доброму Слагги в клуб Волдеморт попал довольно быстро. Во-первых, он не скрывал родства с Гонтами, и в этот раз он отлично знал свое семейное древо, а во-вторых — ну простите, конечно, взрослого дядю отлично видно на фоне других первокурсников. «В-третьих» оказалось сюрпризом: Дамблдор ему про «забавного ребенка» насплетничал.

— И часто вы учеников обсуждаете? — нервно спросил Волдеморт, когда Слагги ему об этом сказал.

— Разумеется, это же наше единственной развлечение! — профессор Зельеварения был обаятелен и добродушен, как всегда. — Тебя что-то беспокоит, Том, дорогой?

Волдеморта в безумном маньяке-Дамблдоре беспокоило все и всегда, так что он выбрал нейтральную причину:

— Он с таким восторгом реагирует на теоретические способы умерщвления человека с помощью Трансфигурации, что жутко становится.

— А! Да, его потому с должности преподавателя Защиты и попросили, он детям даже про совершенно жуткую уголовщину рассказывал. Но очень интересно и весело! — Ну да, Слагги и сам был маньяком, просто лучше это скрывал. — Знаешь, это из-за него я пошел в преподавание!

…а вот это что-то новенькое.

— …правда? — с сомнением протянул Волдеморт.

— Да! Я был на шестом курсе, когда он пришел в Хогвартс преподавать. Это было зрелищно, у нас в составе тогда сплошные старые пни были, и тут он, танцующий денди с леденцами. Диппет еще тогда дал ему наш курс курировать в качестве практики, чтобы он потренировался, вдруг ему захотят всучить деканство. — Слагги мечтательно посмотрел в потолок. — Сидим мы на Заклинаниях, и тут в дверь залетает бумажная птичка. Присаживается на мою парту. А там его почерком с завитушками написано: «замечательная новость для Поллукса и Горация: у меня снова появились конфетки». Поллукс тут же ломанул за конфетками, а Дейзи Фоули отправила ответную птичку: «почему только для Поллукса и Горация, мы тоже хотим». Он нас даже в бар сводил, когда мы все лицензии на аппарацию сдали. — Слагги спохватился. — После нас он со студентами уже так не панибратствовал, но все еще очень интересно материал подает, скажи?

Иронично получается. Волдеморт хотел пойти в преподавание из-за Слагги, а Слагги пошел в преподавание из-за Дамблдора.

— Мне просто кажется, — проблеял Волдеморт, — что ему бы больше подошла работа расхитителя гробниц.

— Ты что, только что сравнил меня с Дамблдором? — недоверчиво спросила Лилу Поттер, уже несколько минут как гревшая уши.

Волдеморт невольно поежился. Дамблдор в Визенгамоте и МКМ уже был плохой новостью, но если бы в политику пошла Лилу Поттер, это был бы полный крах всего сущего. Дамблдор хотя бы никогда не принимал законы «просто чтобы приколоться», а вот Поттер вполне могла бы.

Джинни Поттер с неописуемым выражением лица отложила телефон, оборвав доносившиеся из динамиков вопли на смеси итальянского, английского и латыни и кинула в камин горстку летучего пороха: в Аврорате не ловила сотовая связь, и сеть была только внутриминистерская, так что ссылку на интересное видео, которую Дадли отправил в семейный чат, Гарри явно так и не получил.

— Аврорат! Поттер, жопа лохматая, ты там не занят?

Гарри по интонации явно понял, что дело серьезное, и его голова появилась в камине уже через десять секунд.

— Зая? — обеспокоенно спросил он и чихнул.

Джинни растянула губы в ухмылке, которой, Гарри был уверен, научилась от хоркрукса товарища Риддла, потому что больше никто из их общих знакомых на его памяти так жутко не лыбился, и присела перед камином на корточки, отматывая видео к началу.

— Ты сказал, что дал детям денег на круиз.

— Поттер сказал, Поттер дал, — моргнул Гарри.

— А что за круиз, ты не поинтересовался?

— Лилу сказала, что они, якобы, едут искать сокровища, но они же отплыли со Скамандерами и тем Малфоем, который алкаш, и я подумал, что дети просто решили забухать.

Джинни покивала, не прекращая улыбаться, и Гарри посетило отчетливое предчувствие херни.

— А теперь посмотри, что твой кузен в сети нашел.

Джинни повернула телефон экраном к камину и запустила видео.

Гарри сощурился, глядя на экран сквозь заляпанные сажей очки. В каком-то соборе, на каменном мозаичном полу билась в приступе эпилепсии Лилу, демонстрировавшая миру огромные черные глаза (магглы бы сказали, что это линзы для анимешников, но Гарри подозревал капли с экстрактом белладонны), а рядом, вскинув руки к потолку, стоявший на коленях Хьюго театрально вопил: «Мою бедную сестру захватили демоны!» Чуть поодаль мулатка, в которой Гарри не сразу, но опознал дочку Сьюзан Боунс, трясла за плечо какого-то седого святого отца и что-то вопила по-итальянски, Скамандеры хором читали по латыни «Отче наш». А над Лилу стоял Альбус в черной рясе, с крестом на шее и четками, потрясал Библией, выкрикивал формулы экзорцизма и прыскал на сестру из водяного пистолетика, пережитка времен пандемии коронавируса, святой водой.

— Какого…

* * *

— …хрена? — фальцетом вопросил (как всегда) невовремя появившийся над Лилу фантом Волдеморта.

В этот раз фантом, кажется, был ее биологическим ровесником, у них редко совпадал этот момент, но у Лилу не было времени его разглядывать: она отыгрывала припадок на Каннский приз за лучшую женскую роль (жаль, что она его не получит).

Лилу с громким вдохом села, направила дикий взгляд на брата и сказала на парселтанге:

— Не отвлекай меня, Смерть-младший, это спецоперация, мы собираемся кое-что украсть. — Альбус, как и прочие присутствующие, которых на шоу набежало уже прилично, ничего не понял, но выпустил еще одну струю со святой водой из пистолетика прямо ей в лицо. Лилу завопила птеродактилем и перешла на аккадский. — Иштар поимеет тебя, не надо было разрушать наши зиккураты!

Волдеморт, опять оказавшийся единственным, кто понимал, что она несет, согнулся пополам от смеха.

Хьюго на коленях подполз к местному представителю духовенства, с очень натуральными слезами на глазах, заламывая руки.

— Что делать, святой отец, что делать?!

— Вы уверены, что девушка не страдает эпилепсией? Может, лучше скорую вызвать? — дядька оказался на удивление вменяемый, плохо дело.

Хотя его можно было понять: со времен дела Аннелизы Михель люди к экзорцизму вообще со скептицизмом стали относиться.

Что ж, пришло время ходить козырями. И Лилу стала указывать на случайных людей из толпы и выкрикивать их мысли и секреты, то на английском, то на латыни.

— Ты! Ты изменяешь жене с консьержкой! — Мужику среднего возраста тут же прилетела оплеуха от жены. — Ты! Съел последний кусок пиццы и свалил все на собаку! — сказала она Лоркану. — Вы двое не верите в Господа нашего! — Риддл с коллективного выдоха ужаса заржал еще громче. — А ты! — Лилу указала на священника, которому банально не повезло с местом работы: этот храм был ближе прочих к резиденции Папы, но магия в нем еще действовала. — Ты ушел в религию только потому, что тебя в девяносто пятом бросила девушка!

Дядька побледнел до синевы, что было особенно заметно на фоне его одеяния.

Альбус, треснув Лилу по лбу Библией (она обратила лицо к небу и завизжала как поросенок на бойне), обратился к «коллеге» на латыни:

— Думаю, здесь требуется вмешательство Папы Виктора.

Священник всплеснул руками и собрал пальцы щепотью, сразу показывая, что он ну совсем местный.

— Да ведь никто никогда не знает, где он! Опять службу безопасности распустил, иезуит…

Альбус картинно прикрыл глаза и выдохнул через нос.

— Нам нужна вся возможная помощь. Несем ее в собор святого Петра!

Лилу приготовилась активно, но очень неловко отбиваться.

* * *

Первая редакция плана была больше похожа на фильм «Миссия невыполнима». Но сначала из группы, которая должна была обстряпывать дело, выбыл Джеймс, потому что в километре от границы Ватикана его протез начинал разлагаться, а потом и Пес тоже, что было совсем печально: он был дико похож на Дамиано Давида, а этот тип последние пару лет ходил в ватиканские застенки как к себе домой, и Вильгельмина уже вытащила свою косметичку, чтобы рисовать ему смоки…

Пес не переступал черту, за которой разлагался протез Джеймса. Он протянул туда руку, нахмурился, отдернул ее и сказал, что ему туда точно нельзя.

Лилу внимательно за ним следила, и только поэтому заметила, что за невидимой чертой, где начинала сбоить магия, пальцы Пса стали какими-то… неживыми. Но он не мог быть инферналом, он мыслил, он разговаривал, он колдовал, он не был мертвецом!

Пес, поймав ее взгляд, криво улыбнулся, пошевелил пальцами руки, которая только что казалась мертвой и пояснил:

— Магглы не лечат некроз.

— Да наши тоже не особо с ним что-то делают, — изогнул бровь Джеймс, который из-за вызванного проклятием некроза и потерял полноги.

— Значит, я особенный, — широко, но очень неискренне улыбнулся Пес.

Итак, план с незаметным проникновением пришлось отметать, а потом Скорпи сделал на своем Гибсоне «треньк» и заявил, что им просто нужен отвлекающий маневр и диверсант в рясе. Альбусу очень понравилась идея, Скамандерам тоже. Джеймс жалел, что не сможет на это посмотреть, потому что зрелище обещало быть один на миллион.

По дороге к собору святого Петра к толпе любопытных примкнул переодетый в рясу Скорпи: он по долгу службы хорошо разбирался в цацках и должен был помочь Альбусу обыскивать папские апартаменты. Скамандеры уже обеспечили их кожей с жопы украинского железнобрюха, и оставалось только надеяться, что никто их не раскроет.

Лилу все выкрикивала оскорбления на тех мертвых языках, которые изучала в Кембридже, пока ее тащили по улицам Рима, но секреты и мысли считывались все хуже, пока уже в соборе святого Петра она не поняла, что впервые с девяти лет находится в толпе людей, но слышит только их голоса, не мысли. У нее в голове была звенящая тишина.

Она бы не смогла так филигранно сыграть шок и ступор, даже если бы захотела.

Альбус и Скорпи давно исчезли в толпе, Лилу окружили дядьки в рясах, пытались говорить с ней. А Лилу просто наслаждалась тишиной. Она опустилась на холодный пол — больше ее никто не держал — и блаженно улыбнулась.

— Наконец-то.

Видимо, мозг решил дать ей поспать: когда Лилу открыла глаза в следующий раз, она лежала на скамейке, а над ней склонился седеющий неприметный мужчина неопределенного возраста в слишком простых для его сана одеждах.

— S-s-salve, — пискнула Лилу, медленно принимая сидячее положение.

Мужчина улыбнулся одними глазами и присел рядом.

— Salve, девушка. Вот уж не думал, что увижу ведьму здесь. Ваши люди обходят эту землю по широкой дуге.

Лилу сглотнула. Она знала, что некоторые из государственных верхушек были в курсе существования магического мира, но вот так сразу, серьезно?

— Как вы…

— У тебя палочка выглядывает из кармана.

Ой. Следовало предвидеть, что расширение пространства в Ватикане тоже перестанет работать.

— Простите, — Лилу опустила голову, пряча глаза. — Я легили… в смысле, я читаю мысли с девяти лет. Это не прекращается, я не могу это остановить. Обычно я стараюсь пропускать их как белый шум, но иногда они такие громкие. — Лилу не стала врать, просто решила оставить пару недомолвок, чтобы собеседник додумал все сам. — …здесь я ничего не слышу.

— А. Что ж, у всех бывают плохие дни. — Мужчина все еще ничем не выделялся и улыбался только глазами, но Лилу вдруг почувствовала, что краснеет.

Какого черта.

Она снова отвела глаза и кивнула.

— Пойдем, я провожу тебя к твоим приятелям, они тебя ждут.

Судя по ощущениям, Лилу по цвету уже должна была напоминать бабулин малиновый джем. Что. За.

— Если ты захочешь когда-нибудь променять магию на покой, тебе у нас будут рады, — приласкал ее уши его вкрадчивый голос.

— Очень заманчиво, Ваше Святейшество, — пискнула Лилу. — Я-я подумаю.

* * *

Когда Лилу вышла на площадь, Скамандеров уже не было (по договоренности, они, получив зеркало, завернутое в драконью кожу, быстро линяли), зато там наворачивали круги Хьюго и Вильгельмина. Альбус и Скорпи, оба все еще в рясах, курили утащенные у Пса самокрутки в сторонке, и если Скорпи благоразумно молчал, то Альбус спокойно общался с каким-то мужиком — техасским реднеком, судя по акценту, который, понятное дело, принял их за настоящих священнослужителей.

Альбус вежливо кивал, затягивался, кивал еще. А потом вздохнул, по-джедайски повел рукой с зажатой между пальцев самокруткой перед лицом у собеседника и спокойно сказал, имитируя итальянский акцент:

— Сын мой, это просто неправильное прочтение Священного Писания.

— Что-о-о-о? — широко распахнул глаза мужик.

Скорпи, словно сговорившись с Альбусом, треснул мужика Библией и, изображая уже немецкий акцент, добавил:

— Ты не любишь ближнего, если желаешь ему гореть в аду, ферштейн?

Лилу обняла Хьюго и тихо поинтересовалась:

— Давно они так развлекаются?

— Они случайно, — отмахнулся Хьюго. — Ты как, в порядке? Когда ты обмякла и вырубилась, я даже испугался немного.

Взгляд Лилу невольно скользнул к Апостольскому дворцу.

— Лилу? Ты покраснела. Чего ты там де… СИС?!

Это было, конечно, обидно. Единственное место в мире, где она смогла бы спокойно заняться сексом было обителью целибата. И, эм… Она не подозревала раньше, что ей нравятся мужчины постарше, но ХМ! ОЧЕНЬ. ОБИДНО. Помимо прочего, Лили уже предвидела, как Волдеморт будет угорать над ней за это. Как он когда-то описал феномен Ватикана, «дело не в невидимом мужике, а в вере многих миллионов в невидимого мужика».

Они отплыли из Рима уже через полтора часа, успев купить пиццы и вина по дороге, и когда Гордыня была закреплена в хранилище, пицца съедена, пара бутылок выпита, а Лилу почти убедила себя, что в Ватикане сердечко делало «боньк» исключительно от страха, сквозное зеркало у нее в кармане требовательно завибрировало.

— Лилу-Минай-Лекатариба-Ламиначай-Экбат-Дэ-Сэбат! — Ой-ой! Лилу не знала, что именно узнал папа, но мгновенно подобралась и уже готовилась объясняться, извиняться и просить прощения. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — сурово хмурился Гарри Поттер, но Лилу видела, что он отчаянно пытался не заржать.

* * *

Лилу появилась в Хогвартсе Волдеморта, в кабинете Трансфигурации. За учительским столом был профессор, которого Лилу знала исключительно как любимого шахматного партнера дяди Рона с портрета, а перед ним стояли Риддл, с виду лет пятнадцати, и девчушка в мантии без факультетских знаков отличия. На столе лежала какая-то брошь.

Она знала эту девчушку. Из британской исторической периодики ее вымарало чудесное, доблестное Министерство Магии, но Лилу сверялась с иностранными источниками, а еще Волдеморт много трепался.

И Лилу, когда ей было столько, сколько вот этой девчушке сейчас, видела, как она, истощенная, голая, неаккуратно стриженная под ноль-пять, сверзилась Риддлу прямо на голову, когда он сидел себе на пирсе где-то в предместьях Лондона и курил какую-то дрянь. Он знал, что она там будет, и хотел найти ее сам, до того, как кто-то утащит ее в Министерство Магии, до того, как ее на долгие месяцы запрут в Отделе Тайн.

Рахиль Голдштайн не числилась в списках Дурмштранга и нигде не училась, но летом сорок первого аппарировала через пол-Европы, из газовой камеры. Волдеморт говорил, что хоть она и спаслась, там остались ее сестры, и этого Рахиль себе так никогда и не простила.

Я считал Гриндевальда с его идеями господства над магглами психом еще с бомбежек Лондона в сороковом, говорил Волдеморт. Но идея, что от магглов можно только закрыться и не отсвечивать, появилась у него, в числе прочего, из-за Рахиль. А желание что-то сделать на этот счет — когда она прошла по следам сторонников Гриндевальда и самовольно казнила несколько «уважаемых британских подданных», после чего Министерство объявило на нее охоту. Волдеморт из-за этого дико злился, ведь он безмерно уважал Голдштайн, с которой в прошлой жизни много раз выбирался из совершенно жутких мясорубок.

Лилу негромко поздоровалась, Волдеморт ответил ей только взглядом. Он поводил палочкой над брошью и проговорил:

— Это клятва на крови, верно?

— Я не могу ему навредить, — ответил Дамблдор.

— А вам очень хочется? — пролаяла Рахиль, говорившая довольно сносно для человека, который еще полгода назад не знал ни слова по-английски. Правда, акцент у нее так и остался кошмарным.

Дамблдор задумчиво, но крайне неприятно усмехнулся.

— Как тебе сказать... я не получу удовлетворения, просто отняв у него жизнь.

Волдеморт отчетливо поежился.

— Видишь ли, Геллерт, этот самовлюбленный лжец, больше всего в этом мире любит манипулировать людьми. Я хочу, чтобы его любимый мясник, Аурелиус, которого он сам выпестовал, умер, ненавидя его. Чтобы его бросили все, кого он обманом и интригами привлек на свою сторону. Чтобы он гнил в своей же тюрьме весь остаток своей жизни, зная, что я, одна из первых жертв его манипуляций, — Дамблдор указал на брошь, подтверждая свои слова, — не испытываю к нему ничего. Кроме брезгливого презрения.

…и теперь Лилу точно знала, как следует отвечать на вопросы об отношениях Дамблдора и Гриндевальда на уроках истории, которые сыпались на профессора Хогвартса каждый год, спасибо двусмысленному опусу Риты Скитер тридцатилетней давности.

Рахиль размяла пальцы — палочкой она не пользовалась — и четко, глуша согласные, проговорила:

— Я надеюсь, что он это почувствует.

Она выставила ладони над брошью, и та запузырилась, как под Адским Пламенем.

Волдеморт и Дамблдор накладывали диагностические заклинания, наблюдая за прогрессом.

— А ведь еще пара лет, и вы бы сами закончили дело, — прокомментировал Волдеморт.

Дамблдор, следивший не за брошью, а за Рахиль, все больше мрачнел, и когда брошь с писком истаяла, порылся в ящике стола и протянул девчушке пузырек с общим укрепляющим.

— Пей. И лучше начни пользоваться палочкой, иначе ты не доживешь и до тридцати. Твоя сила тебя…

— Разрушает? — спокойно отозвалась Рахиль, сжимая и разжимая кулак.

Волдеморт устало прикрыл глаза ладонью. В прошлой его жизни, Лилу знала, так и случилось.

— Герр Дамблдор, моя мощь рождена из чужих страданий, она не может быть чем-то хорошим. Она дана мне затем, чтобы мстить. Буду ли я жить, когда покончу с этим… вопрос второстепенный.

Дамблдор буркнул себе под нос что-то вроде «кошмар» и строго посмотрел на Волдеморта.

— Ты не хочешь позвать подругу в свой культ поющих пацифистов, случайно?

Волдеморт раздраженно всплеснул руками.

— Да кто вам об этом расска… — он оборвал себя на полуслове, догадавшись. — Лилибет. Ну конечно.

— Я даже ходил на мессу к преподобному Клеофусу, было очень познавательно. — Судя по блеску очков, Дамблдор был в секунде от того, чтобы начать жестко стебать своего самого интересного студента.

Волдеморт, помассировав переносицу, словно у него начиналась мигрень, проворчал:

— Сейчас, профессор, мы пойдем ужинать. А вы, пожалуйста, тщательнее выбирайте себе бойфрендов в следующий раз.

— Очень красивого, очень тупого, — спокойно предложила Рахиль.

— Локхарт! — выпалила Лилу, но Дамблдор ее, конечно, не услышал.

— Очень смешно, дети, — проворчал он. — Действительно, идите ужинать.

Итак, Дамблдор избавился от сковывавшей его клятвы на три года раньше. Умно, Волдеморт, умно, ты хотел все закончить быстрее, но знал, что сам не сможешь никого убить. Отличный ход конем.

Его облик всегда плыл. Вот и хорошо. Тело все равно было не его, пусть и подкидывало знания и вкусы своего владельца, к счастью, разбиравшегося в мире магглов несколько лучше него самого.

Его облик плыл, и следить за жизнью девочки, которую он должен был защищать, было несложно.

Он был добродушным садовником с пышными усами, смутно напоминавшим старого профессора Зельеварения, он мог окликнуть любопытную девчушку, лазавшую по крышам в отсутствие братьев, которые уже уехали в Хогвартс, чтобы она не свалилась вниз, наступив на шатавшуюся черепицу.

Он был старшекурсником Хогвартса, которого ни один студент не знал, и мог увести ее, глазевшую на витрину «Борджин и Берк», из Лютного переулка и сдать на руки бабушке Уизли, которая в третий раз пересчитывала своих многочисленных внуков, гадая, кто же от нее прячется.

Он был неприметным министерским работником, медбратом в клинике святого Мунго, смотрителем драконьего заповедника. Но главная опасность от него ускользала.

За дочерью Поттеров по какой-то причине охотился тот, кого он так и не смог погубить, и, к несчастью, Темного Лорда не могло обнаружить ни одно поисковое заклятие. Так где же он скрывался?

Тогда, в две тысячи семнадцатом, прежде чем его выкинуло из загробного мира, он увидел ее лицо. Маленькой Поттер было девять, она испуганно закрывала уши ладонями и беспомощно плакала, когда радом с ней появился Темный Лорд — немного не такой, каким выглядел в семидесятых, но узнаваемый. Он был жив? Или это был хоркрукс, который хотел воскреснуть за счет жизненных сил ребенка?

Время шло, Темный Лорд так и не показывался ему на глаза, а девочка не угасала, как могло случиться с жертвой хоркрукса. Сначала она вытянулась ввысь, как ее многочисленные дядюшки, превратившись в нескладного подростка, начала экспериментировать со своими яркими, солнечными волосами и слушать драматичные, воющие песни, или ритмичные композиции с неприличными текстами. Из неловкого подростка выросла непосредственная, аналогично неловкая девушка, мечтавшая о карьере Индианы Джонса. Примерно в это время — когда дочь Поттеров готовилась к ТРИТОН — он решил, что пора подобраться ближе. Так будет проще. Так он точно сможет защитить ее от Темного Лорда и наконец выполнить свою клятву.

Он выглядел как седой джентльмен с зонтом-тростью, когда подхватил смартфон, выпавший у нее из рук.

— Спасибо! — звонко сказала она, протягивая ладонь за устройством.

— Что это, группа какая-то? — спросил он, разглядывая длинноволосых молодых людей с подведенными глазами, изображенных на чехле.

— Ага, итальянская, — широко улыбнулась она. — Но вам вряд ли понравится.

Отойдя за угол, он прикрыл глаза и поплыл в очередной раз, сосредоточившись на образе одного из молодых людей с чехла — того, который немного походил на его давно утерянное настоящее тело.

— Ну что, братец… — обратился он к знаниям мертвеца. — Подскажешь, с кем хотели бы дружить юные девушки?

Мертвец близко дружил лишь с одной девицей, а та никогда не могла устоять перед бесплатной выпивкой.

— Ладно, бар так бар.

* * *

Легенду приходилось создавать с нуля, но текучка персонала в университетских барах была такая, что никто даже не подумал попросить у него рекомендации. Впрочем, официальное знакомство с Лилу Поттер у него получилось только со второго раза: в первый она уже успела накидаться и, увидев его, но не услышав его мысли, решила, что у нее началась белая горячка.

— О. Ты настоящий! — удивленно моргнула Лилу, когда он поставил перед ней пинту пива спустя три дня после первого фиаско.

— Тебя ущипнуть? — хмыкнул он.

Она окинула его внимательным прищуром, остановившись на глазах, и кивнула:

— Да, пожалуйста. Ай! — Она наклонилась и, понизив голос, спросила: — Что здесь делает окклюмент?

— Коктейли, — поднял он бровь в ответ.

Лилу не улыбнулась шутке и хмуро отставила пиво в сторону.

— Аврорат? Тебя отец подослал?

— Я не сдавал ТРИТОН, — оборвал он ее раскручивавшийся в мозгу монолог, полный паранойи. — Теперь ты знаешь, где работают парни, которые игнорируют среднее магическое образование.

В глазах Лилу все еще отчетливо читалось подозрение, но она оставила тему.

— Что ж, ладно. Думаю, здесь только две волшебных палочки на весь кампус, так что… Лилу. — Она протянула руку через стойку, и он с удовольствием ее пожал.

Ему нужно было имя. У мертвеца была бы тысяча тупых идей, но ему хотелось чего-то привычного, и…

— Процион. — Мертвец бы обиделся, что о нем совсем забыли, и он со вздохом добавил: — Зови Черным Псом.

— Как в «Острове сокровищ»? — уточнила Лилу.

— Как в «Острове сокровищ», — кивнул «Черный Пес», хотя представления не имел, о чем она говорит.

Но Лилу не знала, что он врал, и с врезавшейся ему в солнечное сплетение надеждой улыбнулась. Черный Пес с легким стыдом пообещал себе ознакомиться с «Островом сокровищ» как можно скорее.

— Намешать тебе чего-нибудь за знакомство? За мой счет, — предложил он, надеясь, что это яблоко от яблони недалеко падает.

— Секундочку! — Лилу цапнула со стойки свой лагер и выпила всю пинту в четыре глотка. — Теперь я открыта для предложений!

Черный Пес осоловело моргнул и подивился, знает ли Гарри Поттер о таких милых привычках своей дочурки.

— …знаешь, мы тут по запросу делаем коктейли ведрами.

— Звучит как офигенная идея!

* * *

Возможно, Темный Лорд выбрал Лилу Поттер своей целью из-за природного таланта к легилименции — такого же как у него самого, думал Черный Пес, когда Лилу, прикрываясь неискренней вежливой улыбкой, отвечала отказом на очередное предложение выпить и потанцевать, которому Пес был свидетелем за последние два года.

— Все врут, Проц, — вполголоса выпалила Лилу пару часов спустя, когда он провожал ее до общежития — с Лилу сталось бы навернуться, упасть в канаву и потом ползти до своей комнаты на четвереньках. — Хотелось бы мне встретить человека по-настоящему честного. Но иногда я бы просто хотела не знать, понимаешь? — Она шмыгнула носом, и Черный Пес протянул ей платок, который носил в кармане только по намертво вбитой матушкой привычке. — Ой, да кому ты нужна, дылда тощая. Ой, ну эта точно даст. Не тот нос, не те сиськи, не те ноги. Не те глаза, так похожа на дядю Рона, почему не могла быть больше похожа на какую-нибудь из бабушек. Ей все достается просто так, у нее ведь отец — Гарри Поттер. Ах, совсем плохо держится на метле, какой кошмар. Что за бесполезную профессию выбрала. Совсем нет друзей, может, отправить к терапевту, вдруг с ней что-то не так. И ведь те же родители пытаются поддерживать на словах, но когда я слышу и все остальное, о чем они думают, это… то хорошее, что они пытаются сказать, тоже звучит как ложь. Я не хочу ничего этого знать. Но и на наркотики, как другие легилименты, садиться не хочу.

Черный Пес только молча приобнимал ее за плечи и вспоминал… Вспоминал, как Темный Лорд, бывало, шипел кому-то в лицо:

«Не лги мне!»

— Люди жалуются, что политики лгут? Но они их заслуживают. Как же меня от этого тошнит. А знаешь, что самое поганое? Я тоже не могу быть полностью честной. Как бы я хотела… чтобы мне никогда не приходилось ничего умалчивать.

Лилу сделала глубокий вдох, а затем выпрямилась в полный рост и послала Черному Псу извиняющийся взгляд.

— Прости, Проц. Не стоило это все вываливать. Кажется, я перепила.

Мертвец захотел бы обнять ее. Забавно, хотя бы раз он захотел чего-то разумного и правильного. И Черный Пес поймал Лилу Поттер в кольцо рук.

— Никогда больше не извиняйся за это.

Лилу ткнулась носом в его волосы и кивнула.

— Спасибо.

Волдеморт стоял перед доходным домом на Кадмен-стрит с чемоданом и чувствовал себя дебилом. Дано: с папашей он не списывался, потому что больно надо. Аренда холостяцкой халупы для высокородных тунеядцев закончилась еще в конце ноября, это он помнил, сам договор просматривал. В приюте он с тридцать четвертого года не числился. К Лилибет проситься было бы богической наглостью: Волдеморт еще не сошел с ума, чтобы прицельно идти и раздражать короля Георга без единого хоркрукса в качестве страховки, а на факультете он достаточно близкую дружбу для «быстро напроситься в гости» ни с кем не завел. И что делать? Спать на вокзале с бомжами?

Он уже начал подумывать, какую бы безобидную, одинокую старушку взять под Империо, когда вспомнил про свою секту. Вот, где его накормят и согреют!

Волдеморт оказался прав: его накормили, его согрели. Бенсон в тайне от преподобного Морриса (пугающий в своей убедительности парень, если честно) отдала ему записочку. Не забыл про него папаша, все-таки! И даже догадался, куда он пойдет, когда вернется в Лондон.

«Влез в разборки с серьезными парнями, в Лондоне показаться не могу, вернулся домой. Насчет тебя с отцом пришли к консенсусу. Аппарируй на бывшее место преступления».

Юморист нашелся. Зато появился повод приватизировать семейное колечко!

* * *

Ну что, Волдеморт, добро пожаловать на парад мертвецов. Он в последние пять лет и не прекращался, но это уже был какой-то абсурд: этих троих он лично когда-то отправил на тот свет, а теперь ему с ними столоваться.

С Риддлами Волдеморт, изображавший образцового лицеиста, вежливо поздоровался и тут же узнал, как именно его папенька с родителями «пришел к консенсусу»: дед спросил, как дела у ее высочества. Волдеморт показал совместные фото из школьной библиотеки, сказал, что Лилибет обещала ему породистого щенка от одной из ее собак (корги он в Хогвартс бы не потащил, но это детали), и что она до сих пор над ним угорала из-за его скромного христианского культа.

Риддлы впечатлились, выделили ему комнату; дед, почувствовал его мысли Волдеморт, собирался вызывать из города своего юриста, чтобы переоформить завещание. И это он им еще об особенностях престолонаследования не рассказывал. Титул «мастера над магией» еще после Джона Гонта упразднили (о, ирония), так что повезло его величеству, иначе бы он пытался усидеть на двух стульях, а это никогда ни к чему хорошему не приводило: тому же Ричарду III даже отсутствие титула не помогло, быстро по темечку прилетело.

Оставив чемодан, Волдеморт пошел прогуляться через поле перед ужином. Поттер могла дразнить его клептоманом сколько угодно, но она бы тоже не смогла пройти мимо антиквариата, если бы он был рядышком, манящий и почти бесхозный.

Дядюшка, как водится, был пьян, когда Темный Лорд почтил своим присутствием хлев, в который он превратил и так не особо внушительную хижину.

— Тебя сюда не звали, — прошипел Морфин Гонт.

— И тебе привет, дядя, — прошипел Волдеморт в ответ, кидая легкую беспалочковую «валерьянку» на помещение.

Парселтанг, вообще-то, был не так редок, как считало почтенное нищее семейство Гонт. Места надо знать. В Греции их было довольно, но невозможно было змееуста-грека заставить признаться в том, что он змееуст: Герпий Омерзительный там так наследил, что местные плевались до сих пор. Другое дело — Индия. Во время большого слизеринского турне по Азии оказался Волдеморт с компанией в каких-то трущобах, и пытались они у одного лавочника направление узнать. На английском тот не говорил, и они стали пробовать все языки, что знали. Французский, немецкий, испанский, русский, турецкий, латынь… Потом Волдеморт от отчаяния спросил, говорит ли он на парселтанге, на что ему радостно ответили, что да, конечно, дорогой, может, тебе амулет какой нужен?!

Вот и что ему делать с этим бесполезным алкоголиком, воспитанным на тупых догмах, которые можно скармливать только вот таким же необразованным идиотам, пусть даже и в дорогих цацках?

Гриндевальд был психом: он думал, что магглами можно править. Интересно, рассказали ли ему, что именно случилось с Махоутокоро, которая до сорок пятого располагалась в Нагасаки...

Грязнокровки в шестидесятых были идиотами: они считали, что если маги откроются магглам, то все будут жить в гармонии, процветать, и настанет бесконечное счастье, равенство, братство и социализм.

Дамблдор надеялся, что маги мимикрируют под магглов, и Волдеморт считал, что он либо наивен, либо полный псих — вспомним Тони Долохова и желтую субмарину. Но Волдеморт увидел тридцатые годы двадцать первого века, и оказалось, что наивным был он сам, продвигавший политику полного железного занавеса.

Лилу Поттер сформулировала позицию либералов в сто раз проще, чем это когда-либо делал Дамблдор: магглы изобретают слишком много клевых штук (потому что абсолютное оружие уже изобрели). Волдеморт был в доме Поттеров образца тридцатых годов и до сих пор пребывал под впечатлением: волшебникам с новейшими маггловскими устройствами домашние эльфы и бытовая магия были вообще без надобности. А с учетом того, что Лондон стал городом-рекордсменом по количеству уличных камер, мимикрирование под магглов оказалось вопросом безопасности: Темный Лорд не хотел даже представлять, какие негуманные эксперименты над волшебниками могли бы проводить в подвалах МИ-5, чтобы выделить ген, отвечающий за «очень интересную мутацию».

Пожирателям Смерти Волдеморт в свое время больше про превосходство волшебников задвигал, и что им, высшей расе, не следует мараться об этих невежественных свиней (там и перлы из речей Гитлера мелькали), но делал он это исключительно потому, что не хотел объяснять им, что такое атомная бомба… ведь начинать бы пришлось с определения атома. Это, и в его время магглы еще не изобрели смартфоны и youtube, так что железный занавес казался отличным решением проблемы.

— Ты говоришь на нем? — предсказуемо поразился дядя.

Волдеморт вздохнул. Вытащил склянку с ядом василиска на полторы унции.

— Великий Змей Салазара передает привет.

Упомянутый змей был не очень доволен, что его разбудили, но Волдеморт поставил ему пару баранов, и Хиссиус подобрел. Бодрствующий василиск в школе — еще та проблема, но Волдеморту деньги были нужны! Правда, его порцию яда пришлось продавать за границей, чтобы не обрушать цену на редкий ингредиент.

— Что это? — спросил дядя Морфин, склонив голову.

— Яд василиска. Рыночная цена за эту склянку — полторы тысячи галлеонов.

Морфин, может, и не был самым умным парнем на деревне, но самую малость во взаимоотношениях между людьми понимал.

— Что ты за это хочешь? — подозрительно спросил он.

— Видишь ли, дядя, я, в отличие от тебя, посещаю Хогвартс, с людьми общаюсь. А в будущем хотел бы заниматься политикой. И поэтому моим словам нужен вес, — вкрадчиво сказал Волдеморт, вплетая в голос внушение (которое, как правило, не действовало на волшебников, но Морфин Гонт был еще тем деградантом, так что с ним все прокатило), и указал на кольцо.

Спасибо «валерьянке», на Волдеморта он не кинулся, но дядюшка Морфин определенно разозлился.

— Меропа, эта шлюха, мало того, что медальон Слизерина из семьи утащила, ублюдка на стороне нагуляла, так ты еще теперь хочешь кольцо фамильное забрать?!

Волдеморт спокойно кинул в него порчу мыльного рта незарегистрированной палочкой и, пока дядя отфыркивался, выдал старый аргумент:

— Мама была единственным разумным человеком в семье: вышла замуж за богатого красавчика, чтобы выбраться из нищеты. Что делали вы с дедом, чтобы поправить положение? Ничего. К тому же, — Морфин сплюнул остатки мыла, и Волдеморт улыбнулся, — я не вижу, в чем, собственно, проблема. Ты получаешь средства к более сносному существованию, фамильные ценности остаются в семье. Ты ведь так и не женился, и кроме меня у тебя нет наследников, дядя.

Ну да, он баловался внушением. Да, неэтично. Но Волдеморт хотел эту древнюю цацку, и он предлагал за нее эквивалент достаточного количества золота. Нормальную закупочную цену, с небольшой скидочкой для единственного племянника, дорогой кровиночки — он же торговал антиквариатом, он разбирался в расценках.

Все равно дядя не сможет питаться этой печаткой в голодный год.

Морфин Гонт протянул руку с длинными, грязными ногтями к флакону с ядом, и Волдеморт знал, что улыбка у него в тот момент была просто кошмарная. Все-таки, унаследовал он что-то от маминой родни — помимо парселтанга.

* * *

Поттер застала Волдеморта в относительно нейтральном настроении. С одной стороны, ура, колечко, моя прелес-сть. С другой, он мрачно медитировал на одно из писем Нагини. Он ей писал, потому что все еще на что-то надеялся, она ему отвечала… из вежливости, наверное. Мерлин, ну зачем он ляпнул про съеденных недругов, зачем?!

«Быть с кем-то по любви и быть с кем-то из безысходности — это не одно и то же», — писала ему старая подруга.

Зачем же так жестоко, дорогая? Волдеморт все это время считал, что у них все было прекрасно! А теперь он начал сомневаться в единственных действительно серьезных отношениях в своей жизни. Может, это была безысходность и с его стороны тоже? Потому что только у нее в голове он не слышал всякую дрянь? И потом, он продолжал крайне непорядочно с ней поступать, скрывая от нее информацию о локациях, нейтрализующих магию. Он мог говорить себе, что боялся, что она, посетив одну из них, станет обычной змеей, но на самом деле он просто не хотел, чтобы она осталась там, бросив его, если проклятие в этой зоне не будет действовать. Дамблдор бы наверняка сказал что-нибудь из серии, что «магия любви» не спасла Нагини от проклятия, потому что отношение Волдеморта к ней было недостаточно самоотверженным, и что в настоящей любви нет места эгоизму. Пошел ты, Дамблдор. Пошел ты. Ты самоучка, а не природный легилимент, ты никогда не понимал, что это такое: найти вторую половину, мыслей которой не нужно бояться.

«Прости меня, Нагини, я такой мудак».

И именно в этот момент триумфа по колечку и скорби по любимой женщине его решила навестить Поттер. Ну что ж, в этот раз у Волдеморта хотя бы были стабильные дружеские отношения с кем-то, кто его понимал как никто.

— О, Литтл-Хэнглтон! Привет, Смерть-младший.

— Это какая-то отсылка? — задал он давно интересовавший его вопрос.

— Как увидишь меня рядом с лэптопом, напомни показать тебе «Пожирателя душ», — ухмыльнулась Поттер. В этот раз ей было лет семнадцать, и на голове у нее был серебристо-серый кошмар длиной до плеч: в этом возрасте она много экспериментировала с внешностью. — Но я об этом, вообще-то. — Она указала на кольцо.

…а при чем здесь смерть?

— Я не убивал никого ради кольца, я вообще не могу убивать, помнишь? — пробурчал Волдеморт.

— Да я не про… А! Точно! Ты же не знаешь про Дары Смерти! — подскочила Лилу, хлопая в ладоши.

— Что, прости?

Лилу улеглась поперек кровати, на которой он раскидал письма Нагини, и по-лисьи ухмыльнулась ему снизу вверх. Поттер была не в курсе, но с этим выражением лица она была очень похожа на свою бабулю Эванс на обложке опального сингла семьдесят шестого года про оборотня Себастьяна (текст, подозревал Волдеморт, писал Снейп). В остальном они были не особо похожи: Поттер, в отличие от своей пятифутовой бабушки, была дылдой, мастью пошла в Уизли (они были сильно светлее), и вообще внешне больше напоминала одного из своих многочисленных дядюшек — не то отставного Аврора, Рона, не то великовозрастного панка, Билла.

«А в поле у реки лежало пять кровавых тел…» — пропел в ушах низкий, нарочито хрипящий голос Эванс.

Тьфу, теперь полдня в голове крутиться будет.

— Ты не читал сказочки для маленьких волшебников, это оттуда. Трое братьев (спойлер: братьев Певерелл) хотели пересечь реку, где постоянно тонули люди, но они же были магами и создали мост. Смерти это не понравилось, но она была хитрой сучкой, и потому предложила им подарки на выбор. Старший захотел непобедимую волшебную палочку, Смерть дала ему палочку из бузины.

Секунду, что?

— Средний захотел воскрешать мертвых, Смерть дала ему воскрешающий камень. — Поттер кивнула на кольцо Гонтов. — А младший захотел возможность спрятаться от Смерти, и она недовольно отдала ему свою мантию-невидимку. Старшего из-за палочки зарезали, средний призвал призрак возлюбленной, но она была только фантомом и очень страдала, так что он вскоре повесился, а младший дожил до старости, сам снял мантию, отдал сыну и пошел со Смертью добровольно.

— Бред какой-то, — мрачно подвел итог Темный Лорд.

— В каждой шутке есть доля шутки, — пожала плечами Лилу. — За Бузинной палочкой ты сам охотился, она как раз из этой сказки. Не поможет, если противник более хитрожопый, чем ты. Гриндевальд вышел против Дамблдора с этой палочкой и проиграл, так что сам видишь: грубая сила — не залог успеха. — О, Волдеморт знал это лучше прочих: Дамблдор — это тот противник, который может тебя кокнуть голыми руками. — Камешек создал Кадмус Певерелл, он попал к моему отцу в девяносто седьмом, и один раз папа действительно призвал им мертвых. А мантия… — Лилу захихикала. — Наш семейный артефакт. Игнотус Певерелл, папин далекий пра-пра, умудрился сделать мантию, на которую не действуют сторонние заклятия, и магия которой не выдыхается со временем. Так что, хочешь призвать кого-нибудь? Насколько я помню, камень нужно провернуть три раза.

Хотел ли Волдеморт призвать кого-нибудь? Едва ли. Было у него подозрение, что этот артефакт на самом деле — галлюциноген. Уж лучше он опять мухоморы есть начнет, там хотя бы видения поинтереснее.

— Ах, да, — Лили улыбнулась, хищно обнажив зубы. — Если тебе понадобится услуга от Дамблдора, скажи, что сдашь кольцо ему в аренду на часик. Он даже шкурой своей рискнет, если ты посулишь ему возможность поговорить с его покойной сестрой.

…А вот это уже другой разговор!

— Ладно. Тогда надо призвать кого-нибудь чисто на пробу, — сказал Волдеморт. — Есть идеи?

Поттер задумалась.

— Думаю, призывать семью и возлюбленных — так себе затея. Нужен кто-то нейтральный.

— Нейтральный, не враждебный, говорящий на понятном нам языке…

— И чтобы можно было узнать что-то интересное! — сверкнула глазами Лилу.

Волдеморт бросил взгляд на книжную полку. А это идея! Все головы ломают, кто на самом деле был автором, а они с Поттер теперь будут знать точно. И он, дико ухмыляясь, начал проворачивать кольцо на пальце.

— Призываю дух Уильяма Шекспира!

— Это же Аккад! — плясала Лилу. — Белбридж бы от зависти обосрался, если бы знал!

— Ты всегда можешь привести его сюда после того, как мы закончим квест, — широко улыбнулся Джеймс.

— Я хочу, чтобы он обосрался от зависти, а не от страха, Джим, — подняла бровь Лилу.

— Не вижу повода для страха.

Вильгельмина и Скорпи переглянулись и в один голос пояснили:

— Это Ирак.

— И? — продолжал картинно недоумевать Джеймс.

Скамандеры пришвартовали яхту на неприметном, относительно пустынном берегу Евфрата, пересчитали свою наличку и свалили куда-то в сторону Багдада, «пополнить запасы», как они выразились. С логистикой пока получалась конкретная срань, но близнецы, узнав, что один из схронов находится в Греции, сказали, что без подготовки они туда ни ногой, и направили яхту на юго-восток. Лилу решила с ними не спорить, особенно после того, как Малфой, услышав слова «точка под Афинами» истерически заржал. Ну да, греки были извращугами и в древности вывели кучу чудиков. Дядя Хагрид все мечтал туда съездить, но у него стояла особая пометка в личном деле, так что визу ему не дали бы никогда.

— Ладно, кидайте диагностические чары во все стороны, только не смейте вскрывать что-либо без меня! — распорядилась Лилу. — А я пока попробую найти Тщеславие.

Пёс первым пожал плечами, отвернулся и кинул широкое Специалис Ревелио на ничем не примечательный пустынный участок.

Лилу закрыла глаза и отпустила свой разум погулять.

Пёс и Альбус, как обычно, ощущались как дверь сейфа. Хьюго, перестраховщик, рассматривал карту и проверял расчеты, беспокоясь, не ошибся ли он. Джеймс считывался с помехами, но он больше посматривал на Вильгельмину, чем занимался поисками. Вильгельмина смутно беспокоилась, не погубила ли милая мама ее теплицу со шпорниками и наперстянками. Скорпи молился Одину, Зевсу и Будде, чтобы эти раскопки не были похожи на тот кошмар, в который его команда ликвидаторов вляпалась в Ниппуре.

Хм. Что ж, стало понятно, почему Малфой столько бухает: денег он тогда прилично поднял, смог наконец погасить семейные долги, но ему до сих пор снились кошмары о той кровавой бане. И как он ехать с ними согласился?..

Лилу оставила его и потянулась разумом вниз, вниз, вниз…

…пусто.

Здесь не должно быть пусто, какого черта?

Она открыла глаза, хмурясь, и увидела прямо перед собой лицо Риддла. Он выглядел постарше нее, и у него в волосах была белая прядь, а от шеи и дальше, скрываясь под воротом рубашки, шел след ожога, словно кто-то саданул по нему плетью Адского Пламени.

По свою сторону маятника Лилу видела его таким только один раз.

— Думаю, времени у меня немного, — быстро проговорил Риддл. — Здесь зеркало можешь не искать: оно будет в пещере на Диамир, когда понадобится. Запомни: все крупные волшебные рептилии понимают парселтанг, не только василиски, и с ними можно договориться. И не верь…

Он растаял в жарком мареве, не закончив фразу.

Ну отлично, и как она будет объяснять это ребятам? С другой стороны, Риддл обеспечил ее спойлером.

— Хью, ты рассчитал финальную точку? — спросила она кузена.

— Да, это… — начал Хьюго.

— Диамир? — закончила за него Лилу.

Хьюго нахмурился.

— Ты это считала, или?..

Лилу вздохнула и окликнула остальных:

— Ребята! Схрона здесь уже нет. Мне было видение.

Впрочем, отсутствие схрона — не повод не пройтись по местности с переносным рентгеном, чтобы потом похвастаться в чате магистров археологии тридцать второго года выпуска.

Лилу скосила взгляд на братьев, а затем на кузена. Бесполезный совет, Риддл. Она не могла представить ситуацию, в которой бы добровольно раскрыла своей родне владение парселтангом.

Вот уж нет.

* * *

— Вильгельмина, душа моя, что у тебя есть?

— Да как тебе сказать. У меня много чего есть, вот только поможет разве что от шушеры, а там нас могут ждать такие гады, что хоть сейчас могилу копай, они это просто переварят.

— А давай пули в этом обваляем.

— Так вот за чем вы мотались! Ну вы отбитые. Дедушка Ньютон вами так гордится, должно быть.

— Ага, так в гробу вертится, что с него можно весь Лондон электричеством обеспечить.

— Давайте вот в этом. Только в перчатках, иначе сами ляжете.

— О, а это Аква Тофана там у тебя?

— Ага, концентрат.

Пока Скамандеры с Вильгельминой что-то мутили с огневым запасом, а Скорпи в компании Джима и Альбуса вскрывал вход в подземный лабиринт, Лилу для оставшихся заинтересованных разбирала мозаику с посланием от древних магов, которые возвели эти катакомбы.

— На этом месте Герпий Омерзительный призвал семь демонических сущностей. Ну как обычно. Если случается срань, то это Герпий виноват, — хмыкнула Лилу.

— Хоркруксы, василиски, — кивнул Пёс, и ого себе познания для парня, который даже Хогвартс не посещал.

— Не удивлюсь, если он и Аваду изобрел, — проворчал Хьюго.

— Да не, это персидские скотоводы, — припомнила Лилу курс продвинутой Истории Магии.

Студенты очень зря отказывались от «не особо важных» предметов после пятого курса. С дядей Хагридом все было понятно: народ просто боялся за свою жизнь (за всю многолетнюю практику на подготовку к ЖАБА у него пошли только Скамандеры, но они были психами, да и школу в итоге бросили). А прочие преподаватели «дополнительных дисциплин», отсеяв незаинтересованных, начинали жечь напалмом.

Мадам Браун-Бут-Смит-Монтекки рассказывала, как можно набрать клиентуру среди магглов — членов парламента, например, — поднять денег на этом и обойти наиболее неудобные для практики законы Министерства. Профессор Окли травила уморительные исторические анекдоты и да, откапывала историю создания заклинаний и разнообразные вышедшие из моды проклятия. Но больше всех жестил профессор Лонгботтом: та же Вильгельмина называла продвинутую Травологию «курсы будущих Черных Вдов».

— После того, как Герпия умертвили, на Народном собрании было решено раскидать запертые сущности по всему свету, потому что местные колдуны подозревали, что у него остался какой-то хитрый план на случай собственной кончины, — продолжила изучать фреску Лилу. — Логично. И тогда же Андрос Неуязвимый принес торжественную клятву, что проследует за Герпием в самый тартар, но не даст ему завершить начатое и поработить всех колдунов на веки вечные. А Герпий когда-либо говорил о порабощении? Мне казалось, что он просто долбанутый, и с чувством юмора у него не очень.

— А зачем еще, по-твоему, создавать хоркрукс и выводить василисков? — поднял бровь Пёс.

— Думал, что в хозяйстве пригодится? — пожала плечами Лилу и вновь обратила взгляд на фреску. — Здесь хранится сосуд с демоном Уныния, опасно для жизни, не входить, бла-бла-бла. Интересно, как они с месопотамскими магами сговорились, они же друг друга терпеть не могли.

— Видимо, Герпий и им насолил, — пришел к разумному выводу Хьюго.

— Открыто! — крикнул Скорпи, широким жестом указывая на открытые каменные ворота, за которыми виднелась лестница вниз.

В пятидесяти метрах от них по дороге прошла пешая группа маггловских туристов. Лилу только понадеялась, что они свалят побыстрее, вдруг что-то пойдет не так?

Джим и Скорпи вошли первыми, оба с палочками наизготовку; в левой руке Джеймс держал армейский фонарик, освещая дорогу. Затем Альбус, накладывавший диагностические заклинания одно за другим. За ними шли Хьюго и Вильгельмина — последняя поправляла пояс со склянками. Следующими спускались Скамандеры с безразмерными сумками, а замыкали шествие Пёс и Лилу. Переглянувшись, они подняли палочки и запечатали проход для любых организмов кроме человеческих.

— Судя по запаху, ни один самоубийца не входил сюда последнюю тысячу лет! — оптимистично сказал Скорпи.

Лестница начинала расширяться.

— Будем надеяться, что все монстры давно передохли, — проворчал Хьюго.

— Я бы не стал на это рассчитывать, — с деланным легкомыслием сказал Лоркан. — Ты принюхайся, тут все пропитано магией. Они могут спокойно жить за счет этого. Что значит…

— Они живы. Сильны. Но голодны и очень злы, — мрачно закончил за него Лисандер.

— Твою мать, — вздохнул Альбус, но Лилу чувствовала в его голосе маньячную ухмылку.

Послышался мягкий рык, где-то внизу начал пробиваться свет факелов. Джеймс выключил фонарь, и они спустились к первым стражам катакомб.

В огромном гроте, который факелы, конечно же, освещали недостаточно, тусовалась целая стая…

— Церберы, — обреченно проговорил Скорпи, прячась за углом вместе со всеми. — Ненавижу, блядь, церберов.

— Ты ебанулся, что ли? — прошипел ему Хьюго. — Дядя Гарри справился с цербером на первом курсе одной флейтой, хотя не умел играть, возьми себя в руки, Малфой, ты здесь музыкант, призови гитару и жахни!

— Меня может загнать на дерево чихуахуа, а ты хочешь, чтобы я вышел и сыграл вот им? — панически и ехидно одновременно отбрил Малфой, демонстрируя свои дрожащие руки.

— Я же говорил, что гранатомет пригодится, — сказал Лисандер.

…а парни явно приняли гибель родителей близко к сердцу. Достаточно, чтобы из специалистов по магическим животным переквалифицироваться в специалистов по умерщвлению оных.

— Да-да, ты был прав, — проворчал в ответ Лоркан, просовывая в одну из сумок руку с палочкой. — Акцио, М-20!

Альбус положил ладонь ему на предплечье и ровно произнес:

— Побереги снаряды. — Он сделал короткий взмах палочкой в сторону выхода. — Акцио, Гибсон Малфоя.

— Я же сказал, что не могу игра… — раздраженно зашипел ему Малфой, но фразу он не закончил.

Альбус поймал гитару за гриф, бросил на Малфоя последний нечитаемый взгляд и со словами «смотри и учись, ссыкло» вышел к церберам.

Альбус, в отличие от Джеймса, не питал особой страсти к гитаре. Зато играл он хорошо.

Лилу узнала перебор и захихикала. Было все же у Альбуса больное чувство юмора: он играл битловскую «Эй, бульдог»⁽¹⁾.

Лили с Джеймсом (на лице которого цвела дикая ухмылка) вышли в открытую часть грота вслед за братом, и они втроем вывели:

— Sheepdog, standing in the rain!

Ближайший к ним цербер уселся на свой внушительный зад и зычно, но очень тоненько тявкнул. Второй, чуть подальше, повысовывал языки и завилял хвостом.

— Bullfrog, doing it again, — присоединился к ним Хьюго.

Еще парочка церберов у стены начала покачивать головами. Они не нападали, это было хорошо, но и не засыпали, какого черта?

— Some kind of happiness is measured out in miles, — вышли к ним Пёс с Вильгельминой, Пёс, правда, держал палочку наготове.

Некоторые церберы… будто… пританцовывали? Качались из стороны в сторону, по очереди поднимая огромные лапы.

— What makes you think you're something special when you smile? — Последними укрытие покинули Скамандеры; мрачного, дрожащего Малфоя Лисандер тащил на плече.

Церберы выстроились вокруг них и начали водить какой-то сатанинсий собачий хоровод.

— You can talk to me… Проход там, ходу! — рявкнул между строчками Джеймс.

И вся пестрая компания, вихляя между огромными собачьими лапами, зигзагами побежала в сторону следующего препятствия. Чего-то похуже. Узкий коридор между гротами был длиной всего метров пять, но зато в него точно не пролезла бы широкая песья морда.

— Ну что, готовы? — спросил Альбус и всучил Скорпи его гитару, на что тот закатил глаза и повесил инструмент за спину.

Скамандеры с громким, дружным щелканьем вставили магазины в свои автоматы и кивнули.

— Кто стрелять умеет? У нас еще есть, — мило предложил Лоркан.

Альбус с Джеймсом коротко переглянулись, будто переговариваясь без слов. Спустя мгновение Альбус пожал плечами и взял палочку старшего братца в левую руку, а Джеймс полез в гостеприимно распахнутую сумку к Лисандеру.

Пёс кинул пару заклятий диагностики во тьму и помрачнел.

— Здесь барьер, который защищает церберов от того, что ждет дальше. Освещения там нет, так что накладывайте ночное зрение.

Скамандеры синхронно вздохнули и полезли за дополнительными магазинами.

— Не василиск, потому что нужно видеть его глаза, чтобы умереть, — сказал Лисандер.

— Не мантикора, которая не видит в темноте, — добавил Лоркан.

— Десять галлеонов на химеру, — хором закончили они.

И прошли через барьер первыми.

Своды пещер тут же огласили автоматные очереди.

— Эй, меня подождите! — последовал за ними Джеймс.

— Психи, — бросил Альбус и пошел следом, держа обе палочки наизготовку.

— Тем, кто никогда не кидался Авадой, советую научиться прямо сейчас, — хмыкнул Пёс, и весь оставшийся отряд авантюристов покинул короткий коридор.

Зеленые силуэты химер с огромными блестящими зрачками и обнаженными в оскалах зубами падали, получив очередь в голову или грудь, но на их место тут же приходили другие. Лилу и Хьюго держали щит над головами, чтобы твари не застали их врасплох, за выстрелами не было слышно ни голосов ребят, ни визгов умирающих волшебных мутантов…

— Шум? Что за шум? Еда? — вдруг сказал какой-то сонный, сиплый, скрипучий голос, словно он был прямо у Лилу в голове.

— Что…

Лилу оглянулась. Кроме них и бешеных химер в пещере никого не было, но по правую руку от них чернел проход к следующему препятствию.

Нет, нет, секунду. Она не могла услышать ничей голос за всей этой пальбой. Значит, это была магия.

Парселтанг — волшебная способность. Потому что змеи на самом деле глухие.

В следующей пещере был василиск.

Лилу закрыла глаза и выдохнула. Она не могла раскрыть свою способность братьям. Но в таком шуме они ничего не услышат.

— Здравствуй, милый змей, — прошипела Лилу.

Голос больше не был сонным. Он стал… радостным.

— Создатель?! Ты вернулся! Здесь так скучно, создатель!

…и-и-и василиск спятил от одиночества и принял ее, видимо, за Герпия Омерзительного. Забавно, а ведь ходили слухи, что древний василиск помер еще полторы тысячи лет назад.

— Мне нужно забрать свою вещь, мой дорогой. Ты там один?

Время, время заканчивалось вместе с химерами.

— За стеной бродит парочка мерзких-хохлатых с хвостом-жалом. Они раздражают, но не могут ко мне пройти, так что я их игнорирую, они скучные.

— Ты можешь их скушать для меня, а затем спрятаться, мой хороший? Со мной люди, которые не должны о тебе знать.

— Смогу! Смогу, создатель!

— Давай, сейчас!

Сквозь выстрелы послышался громоподобный треск. Змеиный дедушка, видимо, ломал стену.

— Это что за хрень?! — гаркнул Джеймс.

— Черт его знает, но потолок пока не рушится! Поднажмем!

Жуткий треск камня прекратился. Последняя химера активно уходила от выстрелов, у Джеймса кончились патроны, на его место встал Альбус и теперь посылал в извращенный плод древнегреческой фантазии взрывные заклятия с двух рук.

— Тесните ее! — гаркнул Пёс, целясь: на кончике его палочки уже формировалось неизвестное Лилу проклятие.

Альбус сменил взрывные на пресс, зажимая химеру с двух сторон, и Пёс прошептал формулу проклятия на каком-то из языков германской группы, в которых Лилу вообще не разбиралась, за исключением родного английского.

Смерть на тихих крыльях пронеслась мимо, оставив после себя лишь кладбищенский холод. Химера замерла и обратилась в мраморное изваяние.

— Эффектно, — в резко наступившей тишине негромкий комментарий Альбуса прозвучал почти оглушающе. — Где выучил?

Пёс смотрел то на химеру, то на свою палочку, и на лице у него было отчетливое отвращение.

— Учись у друзей, учись у врагов.

Из прохода в следующую пещеру послышался высокий, гневный взвизг, который тут же оборвался.

— Достану-ка я все же гранатомет, — весело сказал Лоркан.

В этот раз Альбус не стал его останавливать.

* * *

Зеркало стояло в круге из клинописных заклятий, которые ограничивали его влияние на окружение. Скамандеры накинули на него кусок шкуры с жопы железнобрюха, и после многочисленных диагностических заклинаний (Скорпи после кровавой бани в Ниппуре выучил все диагностики, известные волшебникам двадцать первого века) Пёс отцепил его от постамента.

— Лучше бы нам уйти, пока местный василиск не переварил мантикор и не занялся нами, — оптимистично сказал Джеймс, тыкая носком ботинка в огромное (видимо, невкусное) скорпионье жало.

— О, да, — хмыкнула Вильгельмина. — Скорпи, доставай гитару и поплясали отсюда.

Малфой понял ее буквально, и Лилу очень жалела, что это никто не снимал. Он обреченно вздохнул, перевесил гитару на левое плечо. А затем решительно (и очень быстро) заиграл сиртаки и вприпрыжку, тоненько визжа, припустил к пещере с церберами.

Когда отряд, повизгивая от смеха, побежал за ним нестройной гусеничкой, Лилу обернулась и сказала выглядывавшему из-за одной из колонн хохолку:

— Я вернусь за тобой.

— Я буду ждать, создатель, — сыто и довольно прошипел василиск ей вслед.

---

1) https://vimeo.com/394760730

Вернуться к тексту

Волдеморт смотрел на личного легилимента Гриндевальда, и он был не впечатлен.

Официально ему было пятнадцать, и он должен был сидеть в школе, а не участвовать в решающей магической свалке в Пиренеях. Как же это получилось?

Летом сорок первого ему на голову свалилась аппарировавшая из газовой камеры Рахиль Голдштайн. Когда-то Волдеморт не стал ничего мудрить и отправиться с ней в Отдел Магического Правопорядка, но это оказалось хреновой идеей: те отдали неудобную находку в Отдел Тайн. Невыразимцы экспериментировали с силой Рахиль в течение двух лет и выпустили в поле в тот же год, когда сам Волдеморт попал под призывную гребенку. На континенте их поставили в боевую двойку по нескольким причинам. Волдеморт оказался лучшим по части языков в своей возрастной группе, а у Рахиль немецкий вообще был родным, так что они могли заниматься и шпионажем, и наиболее дерзкими диверсиями. Они были сиротами с маггловскими фамилиями, так что обоих можно было пустить в расход в случае крайней нужды. И они оба сильно выделялись по уровню в своем отряде — Рахиль силой, а Риддл навыками и тонкими фокусами.

Они занимались отрядами Мюнхгаузена и в итоге вышли на самого герра Карла, куратора экспериментальных программ Гриндевальда, который стоял за идеей лагерей смерти. Зачем самому искать людей для жертвоприношений, если можно заимперить нескольких маггловских политиков и поставить дело на поток, сказал своему начальнику герр Мюнхгаузен еще в начале тридцатых годов. Когда Рахиль разделалась с ним, Волдеморт, видевший этот самосуд собственными глазами, подумал, что Министерство Магии дурью маялось все это время. Дамблдор от Гриндевальда и его любимых игрушек много лет бегал — так и забили бы на этого Дамблдора, надо было просто спустить Рахиль на этих мудаков.

Это уже потом, когда начались коллективные оправдания сторонников Гриндевальда на территории Великобритании, Волдеморт понял, в чем дело было. Связи, деньги, взятки. Когда Рахиль, уйдя в самоволку, прошлась по следам шестерок Гриндевальда как бладхаунд и вырезала всех, кто свалил в британскую пиратскую гавань, Министерство объявило ее в розыск. Слизнорт уже давно предрекал Волдеморту головокружительную политическую карьеру, но тот и слышать не хотел о Министерстве Магии после всего этого лицемерного дерьма.

Рахиль, естественно, никто не поймал, и даже не потому, что руки у Министерства были коротки для девицы, которая успела получить такие специфические прозвища как «Богиня» и «Кровожадная Тварь». Просто ребята из Аврората были солидарны с Волдемортом, и даже если бы Рахиль решила внаглую прогуляться по Косому переулку, дежурные Авроры бы дружно начали изображать избирательную слепоту.

Но все не закончилось хорошо. Рахиль умирала с того самого момента, как спаслась из газовой камеры, аппарировав через половину Европы, а Волдеморт был так занят поисками бессмертия для себя, что не сделал ничего для того, чтобы спасти человека, которого действительно считал другом. Рахиль так и не простила себе, что выжила, когда погибли ее сестры. А Волдеморт не мог простить себя за то, что не помог ей. Даже не попытался.

Мое время вышло. Одолжи палочку, пожалуйста.

Но на этот раз у него было время. И он знал, какую милость следует просить на балу у древнего шумера. Теперь знал.

В этот раз, когда Голдштайн снова свалилась ему на голову, Волдеморт отправился прямиком к нелюбимому замдиректора Хогвартса. Добавьте девчонку в списки, говорил он. Дамблдор справедливо сомневался, потому что Рахиль вполне могла разрушить полшколы одним чихом. К счастью, у Волдеморта был козырь в рукаве: он снял невидимость с семейной печатки и продемонстрировал его сверкающим жадным глазкам. Не это ли вы ищете, профессор? Ах, это. Ну давайте меняться. Рахиль в списки, вне факультетов, а вам сеанс с колечком. На часик, не больше, вы ведь не хотите сойти с ума? Повернуть три раза.

Волдеморт точно не знал, что Дамблдору наговорила его сестра за этот сеанс, но обманчиво добродушный профессор явно возжелал крови. Он помнил, как Дамблдор заявлял, что его бывший должен сидеть и думать над своим поведением (что не помешало ему испепелить всех основных гриндевальдовских головорезов на Дуэльном Кубке сорок третьего). Теперь же профессор говорил, что этот мудак должен сидеть в собственной тюрьме и страдать. Волдеморт подозревал, что дело было в том, что Гриндевальд подкатывал не только к Дамблдору, но еще и к его малолетней сестре, чисто чтобы поржать. После такого уже сложно верить в слезливые признания в любви. Эта версия очень хорошо рифмовалась с тем, как Дамблдор последние несколько месяцев говорил, что Гриндевальд любит приврать (и отчетливо думал: врет как дышит), и слушать его не надо (не повторяйте моих ошибок).

Итак, Рахиль осталась в Хогвартсе под ответственность профессора Трансфигурации и некоторое время пробовала на зуб собственные способности, а Волдеморт был ее спарринг-партнером, что выражалось в постоянном валянии его тушки по земле. По его личному мнению, выглядел он довольно жалко, однако Меррисот и Флитвик, побывав на паре тренировок Рахиль и ее мальчика для битья, дружно решили зачесть Волдеморту все практические контрольные до середины шестого курса.

Затем в ноябре у Дамблдора откуда-то взялся феникс, хотя Волдеморт хорошо помнил: этой малиновой жопы у профессора не было вплоть до его шестого курса. А чуть позже Дамблдор подъехал к Рахиль и Волдеморту (но больше к Рахиль) насчет уничтожения одного артефакта.

Оказалось, что они с Гриндевальдом в юности поклялись на крови друг другу не вредить, и Дамблдор пытался разрушить клятву уже не первый год... что объясняло, почему Дамблдор бегал от ответственности столько лет.

Рахиль разрушила обет как нефиг делать и развязала профессору руки.

И вот, за каких-то пару месяцев, Дамблдор сумел довести конфликт с Гриндевальдом и его кучкой кровожадных чистокровных идиотов до финальной стадии.

И вот, оно. Решающее сражение в заснеженных Пиренеях, где собрался весь цвет Аврорских корпусов Европы. Маньяк Дамблдор. Рахиль. И подросток-Волдеморт, который не мог убивать.

Волдеморт не знал, какого драккла он в это полез со своей специфической проблемой, но когда Рахиль брала профессора за руку, чтобы аппарировать к месту встречи (нельзя аппарировать на территории Хогвартса, если ты не Рахиль Голдштайн), она посмотрела на Волдеморта, вдруг улыбнулась и спросила, не хочет ли он с ними. Волдеморт не знал, что укусило его за задницу, но он тут же скинул путавшуюся в ногах школьную мантию, проверил запасную палочку и потащился вторым прицепом.

У дамочки перед ним в голове была откровенная каша. Какого черта ты вообще потащилась к Гриндевальду, если была влюблена в маггла? Гриндевальд никогда не хотел в интеграцию, он хотел поработить магглов (псих).

— Ты дура, — сообщил Волдеморт дамочке, Куинни, по иронии, однофамилице его подруги (Рахиль бы страшно плевалась, если бы знала).

Та тоже смотрела ему прямо в мозг. И Волдеморт видел, как ей стало дурно.

Бомбежки, сирены, разрушенный Лондон; у него маггловская фамилия, и ему грозит отправка на континент, в магическую мясорубку, а ему очень хочется жить, так себе у него жизнь, но он готов убить, лишь бы выжить, и убивает. Еще, и еще, и еще.

А теперь глянь, Куинни, что творили магглы по указке твоего босса. Море крови, миллионы трупов — уже не так возвышенно, как тебе казалось, правда?

Слишком юный для всей увиденной крови волшебник возвращается домой, но он не приспособлен для жизни в обществе, на самом деле нет, и уже давно. Он убивает дальше, клепает себе хоркруксы, теряет человеческий облик, сходит с ума. Железная стена между магами и магглами, гораздо жестче, чем в твоей родной Америке, отличная идея, стоит пролить за нее еще одно море крови, только уже исключительно британской. Мальчик давно вырос и потерял человеческий облик, он командует оборотнями, он приказывает великанам, ему подчиняются дементоры — слышишь, как счастливо и визгливо он смеется перед тем, как его повергает в прах какой-то мальчишка, которому очень сильно повезло?

Время отматывается назад. «Когда-нибудь мы станем много большим, чем Мерлин», — говорит дочь того мальчишки, глядя ему в глаза.

У него нет мощи Рахиль и Обскура Аурелиуса, но ты уверена, что хочешь драться с этим?

— Ты сумасшедший, — ответила ему Куинни Голдштайн.

— Может быть, — ухмыльнулся Волдеморт, небрежно вычерчивая опущенной палочкой большую часть формы одного из любимых парализующих проклятий Алиса Каракуры.

Чуть подальше он видел среди разнообразных форменных мантий часть британского Аврорского корпуса, а за ними, напротив Гриндевальда, стояли Дамблдор, небрежно поигрывавший своей кривоватой палочкой из белого клена, и Рахиль, спокойная как статуя.

— Я ведь предвидел, Альбус, — вкрадчиво начал Гриндевальд, и Волдеморт к своему отвращению узнал в его речи собственные интонации.

— Ничего ты не предвидел, хватит врать, — оборвал его Дамблдор, которого, видимо, до сих пор потряхивало от разговора с Арианой. — Твои больные фантазии казались интересными первые минут пять, дальше я подыгрывал из вежливости.

Лицо Гриндевальда перекосило — браво, Дамблдор, браво, и Волдеморт не смог бы лучше, даже если бы постарался.

Рахиль хватило этого краткого обмена любезностями, чтобы полностью изучить обстановку, и она спокойно обронила, не отрывая взгляда от цели:

— Со своим ничтожеством сами управитесь, герр Дамблдор. А я возьму его.

Рахиль смотрела на скрывавшегося за спинами Обскура. Того мудака, с которым миловалась Нагини в Риме летом тридцать восьмого.

(Хорошо, что ее в этой заварушке и близко не было. Хорошо, что Волдеморт занимался разведкой и отрядами Мюнхгаузена в прошлый раз.)

Гриндевальд не стал это терпеть и ударил по Рахиль Нитью Боли — специфическое заклинание, Волдеморту всегда казалось, что с ним слишком много возни.

Дамблдор дернулся, но Рахиль уже отбила заклятие в сторону едва заметным движением ладони.

— Не мешай, — коротко бросила она Гриндевальду.

...и тогда, как по команде, началась свалка.

С Куинни Голдштайн было сложно сражаться. Волдеморт неплохо знал окклюменцию, но Куинни была слишком хороша в чтении и видела достаточно, чтобы уворачиваться и ставить правильные блоки.

Ее проблема была в том, что она недостаточно хорошо знала боевку и банально не могла перехватить инициативу. Его проблема была в том, что он не использовал летальные методы.

...и что он не предвидел атаку с дружественной стороны.

Какая-то мразь полоснула его Хлыстом Везувия, если он правильно разобрался, и огненная борозда прошлась у него по шее, через грудь, а затем по ребрам, в районе печени. Волдеморт вынужденно прилег отдохнуть. Жгло как лавой, черт возьми.

Он скосил глаза — Куинни Голдштайн трясла за плечи какая-то дамочка в форме Аврора МагКонгресса.

— Уходи, Куинни, ты ведь ничего не сделала, уходи!

Больно было — просто кошмар, но Волдеморт заржал.

— Это она-то ничего не сделала?

Вдруг над ним мелькнула рыжая вспышка, и он увидел Поттер. Ту самую самодовольную Поттер со шрамом через бровь. Она смотрела на него сверху вниз и ухмылялась.

— Помощь нужна?

— Будь добра, — буркнул он.

Волдеморту вообще не улыбалось сдохнуть там, в перекрестном огне.

— Готовься, Смерть-младший, я захвачу твое тело! — весело объявила Поттер.

Она, кстати, все-таки показала великому и ужасному Темному Лорду этот мультик. Он был даже смешной. Надо будет, когда все это закончится, и Волдеморт заживет полной жизнью, сделать летающую доску, чтобы сходство было полным — коллекция огнестрела у него и так случайно завелась, спасибо лондонским бандитам.

Лилу упала на него, ухмыльнулась его губами и повела пальцами над ожогом. Боль ушла, только кожу неприятно тянуло.

Они поднялись на ноги, и, кажется, Куинни видела, что их на самом деле стало двое. С них сползала прожженная рубашка. Им было плевать.

Осиновая палочка Лилу с ее пацифизмом и манерой решать проблемы словами не очень подходила, так что она вытащила вместо нее запасную липовую палочку, которую Волдеморт давным-давно стащил в Лютном переулке. Когда-то она удивилась, что Волдеморт пользовался не тисом, как ей рассказывал отец, а с осиной и сердечной жилой дракона. Знаешь, Поттер, первая волшебная палочка — это как первая любовь. К тому же, тисовую палочку Волдеморту делали на заказ, и на момент, когда у него уже был хоркрукс, так что большой вопрос, подошла бы она ему теперь, после перерождения и всех его болезненных последствий.

— Тина, это безумец и убийца, беги ты, — сказала Куинни, когда увидела, как они поднялись на ноги.

— Спасибо! — пропела Лилу его голосом, который был примерно на октаву выше, чем ее собственный. — Но ты ошиблась. Я намного хуже.

...она плела какое-то заклятие пальцами, и у Волдеморта на ногтях вспыхивали искры — у него с беспалочковой магией все было неплохо, но на таком уровне — никогда!..

— Вы арестованы! — сказала она, спуская с пальцев магическую сеть, и послала что-то вдогонку палочкой.

Где-то в вышине клевали друг друга фениксы — Дамблдора и Обскура. Авроры и отряды Гриндевальда разбились на группы и колошматили друг друга магией. Волдеморт за них не особо беспокоился. Дамблдор выбивал из своего бывшего дурь подручными средствами, у него это всегда хорошо получалось — было у Волдеморта подозрение, что без руки в этот раз останется не он. (А если его теория про сестру профессора — не просто теория, то это может быть и не рука.) Вдалеке, над ледником, название которого он не мог вспомнить, мелькали две вспышки, черная и алая.

Волдеморт сел на связанных сестер Голдштайн, Лилу починила ему рубашку, и они стали наблюдать за дуэлью один-на-миллион, периодически посылая оглушающие по одиноким бойцам с гербом Певереллов на мантиях. Сила Обскура Аурелиуса родилась из его ненависти к самому себе, тогда как Рахиль получила свою из миллионов голосов, моливших о пощаде... и мести.

Волдеморт считал, что исход был очевиден.

* * *

В защиту Тины Голдштайн на международном трибунале выступал Ньютон Скамандер, которого Волдеморт никогда не любил за чрезмерный пацифизм, переходивший в откровенный идиотизм.

— Как Тина могла не попытаться спасти сестру? — смотрел он на сотню присяжных оленьими глазами и ровным счетом никого не впечатлял.

— Спасти от кого, мистер Скамандер? — едко спросил прокурор с жестким датским акцентом, сделав широкий жест в сторону Волдеморта, который очень старался выглядеть ровно на свой биологический возраст.

— Так мальчик их обеих скрутил с легкостью, значит опасность была! — парировал Ньют.

Волдеморт состроил лицо образцового лицеиста и поднял руку как в школе.

— Говорите, мистер Риддл, — милостиво разрешил верховный судья (в эту пятилетку — некий румынский князь).

— Знаете, я действительно мог бы закончить дуэль секунд, может, за пять. Проблема в том, что я против насилия.

Тина, которой сестра из соседней камеры явно про него насплетничала, всем своим лицом говорила: «да ну?»

— …вы против насилия, — скептически повторил Скамандер.

— Готов принять Сыворотку Правды — я не могу никого убивать. — Волдеморт демонстративно оттянул ворот мантии, показывая след от заклятия. — Не знаю, что это было, но это дико больно. Раз уж я после этого не прикончил обвиняемую, значит, и ее сестре ничего не угрожало.

Тина зло дернулась в цепях.

— Куинни рассказала мне, что видела в твоей голове, ты маньяк и массовый убийца!

— Полагаю, она никогда не встречала действительно продвинутых окклюментов, — спокойно ответил он на обвинение. — Хотя нет! Встречала. Это был Гриндевальд, и она приняла все за чистую монету. Как и в моем случае.

— Так это все большое недоразумение! — радостно улыбнулся Скамандер.

Больше никому в зале так не казалось (Дамблдор сидел в первом ряду и молчал, закрыв лицо рукой, чтобы не видеть этот цирк), но Волдеморт был относительно великодушен.

— Я, как пострадавшая сторона, признаю это недоразумением только если мисс Голдштайн выпишут судебный запрет: не приближаться ко мне ближе, чем на… — он мысленно перевел имперскую систему в метрическую, — двести метров.

— Вы уверены? — хмуро спросил прокурор, который хотел, как минимум, депортировать Тину из Европы навсегда.

— О, да. — Волдеморт мило, на пределе собственных способностей, улыбнулся. — Как я уже сказал, я против насилия.

Тут просился комментарий про его секту, членам которой он до сих пор обещал пропуск в рай, но Волдеморт все же смолчал.

Когда с Тины сняли наручники, но еще не успели поставить на нее клеймо с запретом, Волдеморт подошел к ней со Скамандером с той же улыбочкой и негромко сообщил — не красуясь и не драматизируя, как обычно делали пророки и им подражающие:

— Совет да любовь. — Скамандер уже хотел сказать «спасибо», когда Волдеморт добавил: — Ваши правнуки будут разграблять могилы и убивать драконов. Я хочу на это посмотреть.

Дальше Волдеморт оставаться не стал (он хотел прогуляться по Гааге и влезть в местную публичную магическую библиотеку), но было у него приятное подозрение, что Ньютон Скамандер горько плакал, когда узнал такую нелицеприятную правду о потомках.

Падать в таймлайн Риддла в похмельном сне Лилу не особо нравилось, хотя бы потому что эти эпизоды она запоминала плохо, о чем потом очень сильно жалела.

Например, застрял Риддл в середине сороковых, если Лилу не ошибалась, вместе со своей компашкой, состоявшей частично из рейвенкловцев, частично из послевоенных иммигрантов, в Бостоне без единого кната. Холодно, голодно, на портал до дома наскрести как-то надо: за сотворение порталов без лицензии можно было сесть, а аппарировать через Атлантику ни у кого силенок не хватало. И пока все думали, что делать, Риддл затянул своим выпестованным еще в церковном хоре тенором песню времен Гражданской войны. Антонин Долохов, одетый в тулуп из горного козла (сам он явно хотел сойти за боярина, но похож был на бомжа-алкоголика), недолго думая, стащил с головы шляпу и заголосил в паузах между строчками песни:

— Сами мы не местные!

— Подайте на билет до Таллахасси!

— Мы слышали, что там есть демократия!

Риддл спел еще пару песен, они пересчитали сикли, на портал, в принципе, уже хватало, и думали валить, когда древний, морщинистый волшебник из собравшейся на импровизированный концерт толпы приобнял Риддла за плечи и сказал:

— Хорошо поешь, сынок, душевно! А «Одо-героя» можешь?

— Может! — радостно ответил за него Долохов.

Так что пришлось Риддлу драть глотку под дождем еще два часа, пока у него голос не пропал.

В этот раз Лилу попался эпизод, когда Рахиль после ее вояжа с охотой на приспешников Гриндевальда и их марионеток объявили в розыск, Риддл (опять) начал шантажировать Дамблдора своим колечком и знанием, где искать третий Дар Смерти, а свою приятельницу решил спрятать в своей секте. Это было великолепно, и Лилу хотела бы запомнить это в деталях, но увы: накануне они с ребятами отправились в бар, отпраздновать удачное хищение артефактного зеркала.

— Это что за Mumpitz, Томек.

— Нормальная схема, чего ты. А звать тебя будут, скажем, сестра Мэри-Кларенс.

— Ты охренел. Какая еще сестра, я еврейка.

— Как царь всех евреев, Иисус Христос.

— Pappnase. Wenn es einen Gott gibt…

— Ему придется умолять тебя о прощении, я помню. Соглашайся, Голдштайн, будет весело.

Рахиль нахмурилась.

— Ты все-таки ясновидец?

Риддл был хорошим актером и только моргнул в ответ на предположение.

— О чем ты?

— Wenn es einen Gott gibt, muss er mich um Verzeihung bitten. Я тебе этого не говорила.

У фантомной Лилу зачесался мозг, потому что где-то она эту тарабарщину слышала, причем недавно.

— Не говорила, но думала, — немедленно ответил Риддл. — Ты богиня, конечно, но иногда я тебя все-таки слышу.

Рахиль сощурилась, внимательно оглядывая товарища, и начала застегивать на себе выданный Риддлом сектантский летящий радужный балахон.

— Ты мне врешь.

Риддл, прекратив изображать невинность, мрачно фыркнул и ответил:

— Расскажу, если доживешь до тридцати. Идет?

Пока Рахиль знакомилась с преподобным Клеофусом (он напел буги-версию «Славься, царица», и у Лилу пошли ассоциации с тем старым фильмом с Вупи Голдберг), Риддл по старой приютской привычке начал воровать закусь для вина, хотя было уже незачем, и Лилу тихо поинтересовалась:

— Что за история с этой фразой?

— Знаешь, лучше попробуй посмотреть, — ответил Риддл, едва скосив на нее глаза.

Лилу уже пару раз на пробу захватывала его тело — без впечатляющих результатов. Но она хорошо так выпила накануне, и под алкоголем легилименция усиливалась, значит у нее должно было получиться.

Она скользнула в его тело и настроилась.

…нунду с грохотом упала на мостовую. Риддл (Лилу видела его глазами) осторожно вышел из-за завала и подал руку растрепанной, покрытой каменной крошкой Мэгги. Лестрейндж приводил в чувство Сайнуса Блэка, который надышался ядом.

— Ты в норме? — спросил Риддл, внимательно вглядываясь в глаза Мэгги, ему не хотелось объясняться по поводу возможного сотрясения с ее сестрой — и плевать, что Лилибет от магии уже отказалась.

Принцесса покачала головой, а затем посмотрела ему за спину, и глаза ее расширились от ужаса.

— Рахиль?!

Риддл развернулся.

Рахиль, упокоившая бешеного контрабандного нунду, с легким удивлением смотрела на свои ладони. По всему ее телу пошли трещины, сквозь которые пробивался яркий, лавовый свет.

— Мое время вышло, — спокойно прокомментировала Рахиль.

Точно таким же тоном Миртл Уоррен десять лет назад сказала «больше нет никакого “мы”», прежде чем посмотреть в глаза василиску.

(Лилу подумала, что надо будет расспросить лгущее приведение, когда они вернутся в Великобританию).

Рахиль посмотрела в их сторону и криво ухмыльнулась, вытягивая руку ладонью вверх.

— Одолжи палочку, пожалуйста.

Когда-то они, спина к спине, положили два карательных отряда под Марселем. Риддл кинул ей свою тисовую палочку без вопросов.

Рахиль поймала палочку, вывела заковыристый узор, а затем, взяв ее в обратный хват, направила на себя.

— Нет, не смей, остановись! — крикнула Мэгги.

Риддл прервал рывок, схватив ее за талию, и поднял Мэгги над землей — принцесса высоким ростом не отличалась.

— Отпусти меня сейчас же, или тебе конец, — сверкнула глазами она, а когда Риддл не послушался, начала брыкаться.

Риддл почувствовал магический удар по темечку и сжал зубы: если бы не хоркруксы, ему бы не поздоровилось.

— Ты ей ничем не поможешь! — прошипел Риддл.

— Ты не можешь этого знать! Рахиль!

Рахиль впервые за все годы, что Риддл был с ней знаком, выглядела безмятежно.

— Прощайте, ваше высочество. Wenn es einen Gott gibt, muss er mich um Verzeihung bitten! — быстро проговорила она, а когда ее тело, начиная с грудной клетки, начало обращаться в мрамор, кинула палочку владельцу и застыла камнем: безмятежная, со вскинутой вверх рукой и лицом, покрытым сеткой трещин.

Сцена сменилась.

Перед Волдемортом, преклонив колени, стоял потенциальный новый Пожиратель Смерти из Копенгагена.

— Наконец-то я нашел того, кто продолжит дело господина Гриндевальда! — проговорил этот человек.

Он ошибся. Руквуд и Розье это знали: последний приподнял бровь. Они понимали, что за этим последует.

— Ты считаешь, что волшебники должны открыться магглам, так? — вкрадчиво, ласково сказал Волдеморт, поигрывая палочкой.

— Да, — кивнул человек. — Магглы должны нам служить!

Ему около шестидесяти. Для волшебника это ничто, но еще это значит…

— Ты служил в его отрядах?

— Отвечал за Империо. Я в этом лучший, — горделиво улыбнулся человек.

Волдеморт растянул губы в улыбке, а затем связал его коротким движением палочки, и с бледного змеиного лица сошло всякое выражение.

— Волшебники вообще не должны якшаться с магглами, — холодно произнес Волдеморт. — А таких, как ты, я убивал.

— Что? — пораженно выдохнул человек.

Волдеморт вывел узор проклятия, которое когда-то долго разбирал через Приори Инкантатем, и повторил последнюю фразу, что сказала Рахиль перед своей смертью.

— И многие знают это проклятие? — спросила Лилу, покинув гостеприимно предложенное тело. — Просто его использовал…

Картинка растворилась, и Лилу провалилась глубже в похмельный сон.

* * *

Сначала в темную пелену сна ворвался звук идущей к своей цели на всех парах яхты. Затем Лилу услышала бульканье пузырьков в джакузи.

Но окончательно ее разбудил рингтон: песня древних богов Евровидения на телефоне Хьюго.

— Да, пап, — страдающим голосом поздоровался Хьюго.

Лилу приоткрыла один глаз. Она спала на шезлонге рядом с джакузи, за что ее шея ей спасибо не скажет. В джакузи отмокали Скорпи, Вильгельмина и Хьюго: Вильгельмина изображала покойницу, а Скорпи попивал пиво из огромной кружки с наложенным подмораживающим заклятием.

Хьюго несчастно смотрел в свой телефон, потому что просто так дядя Рон никому не звонил.

— Зашел я, значит, в Тикток, а ты там в каком-то блядюшном клубе пол трахаешь.

— Лоркан, сука, — проворчал Хьюго себе под нос.

— Я думал, что попытки изображать совокупляющихся животных с Animal Planet ты прекратил годам к пяти, но, оказывается, ошибся.

Лилу тихо захрюкала и приманила себе бутылку холодного пива на Акцио, она очень любила, когда дядя Рон стебал кого угодно кроме нее.

— Да что такого, это просто кей-поп!

— Гей-чо? — нарочито непонимающе переспросил Рон.

— Корейские популярные танцы, папа, это же классика!

Тон дяди Рона вдруг сменился с «я тебя сейчас подъебу» на негромкий, могильно серьезный.

— Да хоть кенийские, Хьюго, дебила кусок, удали это быстро, пока мать не увидела, ты там в конце сосешься с тремя мужиками подряд. Роза в тюрьме, а я тебе не сестренка с гиперопекой, память Гермионе стирать не буду, она и так, блядь, думает, что у нее Альцгеймер начинается.

— Прости, пап, я просто нажрался. Я все исправлю, — покорно сказал Хьюго.

— То-то же, — на той же мрачной ноте закончил дядя Рон и отключился.

— ЛОРКАН, МУДИЛА, УДАЛИ СЕЙЧАС ЖЕ ЭТУ СРАНЬ ИЗ СВОЕГО ТИКТОКА! — проорал Хьюго.

Лилу сползла в шезлонге, потягивая пиво, и проверила геолокацию. Они были уже в Аравийском море.

— Я что-то не понял, — сказал Скорпи. — Уизли, ты скрываешь ориентацию от своей мамы? Она же во всем Министерстве главный толераст.

Хьюго шумно вздохнул и пояснил:

— Я сказал семье об ориентации, когда мне было пятнадцать. Попросил всех не трепаться о моей личной жизни, потому что не хотел, чтобы ее в Ведьмином Досуге обсуждали. А потом Роза нашла у матери черновики речи для Визенгамота на тему ЛГБТ, где упоминался я, стерла ей память и показала эту речь нам с отцом. У меня вообще нет желания, чтобы мою личную жизнь использовали в качестве транспаранта во всякой там политической борьбе. Я с тех пор стараюсь не палиться, но иногда Розе приходилось за мной прибирать. Отцу вся эта ситуация дико не нравится, Обливиэйт ни хера не полезен для здоровья, он мне потому и дал денег, чтобы я жил отдельно.

Было в семействе Уизли два человека с комплексом старшей сестры: Вик, на которую всегда скидывали многочисленных кузенов, не считая настроек по умолчанию в лице Луи и Доминики, когда взрослые хотели расслабиться, и Роза, потому что тетя Гермиона была перфекционисткой и не удовлетворилась бы меньшим, чем идеал, а еще потому что Хьюго был бедоносцем.

Наверное, потому Роза после двадцати и ушла в отрыв, подумала Лилу, мысленно извиняясь перед кузиной. Все-таки, несмотря на легилименцию, она не так уж хорошо понимала людей, а золотой девочке Розе в детстве немного завидовала.

— Далеко нам еще до впадины? — свесился с крыши Джеймс.

— Часа два, — ответила Лилу.

— Четыре, — поправил ее Хьюго.

С крыши послышались аккорды на Гибсоне Скорпи, правильные, но совершенно не в ритм, будто рука Джеймса была привязана к его подбородку, когда он пел.

— Бесконечность, — обреченно исправилась Лилу.

* * *

Усевшись на носу яхты в позе лотоса, Лилу поставила перед собой бутылку текилы и стопку, пока Скамандеры готовили перчатки из кожи дракона и очередной большой кусок с жопы украинского железнобрюха.

Вильгельмина, приодевшись в рабочий комбинезон, который наверняка стоил как Армани (груз должен был подняться на борт вместе с кучей грязи), раскуривала косячок, который по доброте душевной предложила Лилу, чтобы расширить сознание; Пёс чистой магией удерживал яхту на месте, прямо над пятикилометровой впадиной, на дне которой, согласно расчетам Хьюго, и был схрон.

Когда Лилу, достав бутылку Дон Хулио, от косячка отказалась, аргументировав тем, что трава легилименцию мало что не блокирует, Джим и Хьюго подозрительно переглянулись и поинтересовались, когда это она успела попробовать наркотики. К счастью, ей не пришлось ничего придумывать: Альбус их обоих тут же обсмеял, напомнив, что Лилу, вообще-то, в маггловском университете училась, не говоря о том, что они в Великобритании живут, где по выходным дуют в каждом квартале.

Лилу не стала уточнять, что информацию про траву получила от Риддла, а сама за все шесть лет в Кембридже — ни-ни.

— Дядя Блейз тебя за Марию-Хуаниту наследства не лишит? — добродушно поинтересовался Скорпи у Вильгельмины, мягко изымая у нее из пальцев косячок и вполне привычно затягиваясь.

— Папа мне этим угрожал только один раз, когда я сделала лазанью в посудомоечной машине, чтобы приколоться, — фыркнула Вильгельмина, отбирая самокрутку обратно.

Джеймс так захохотал, что чуть не упал за борт, потеряв равновесие. Вильгельмина, наблюдая за ним из-под ресниц, довольно фыркнула.

— Он у меня, конечно, выглядит по типу “I’ll take you to the candy shop”, но стоит попытаться сказать ему, что в Карбонару надо добавлять сливки, как он забывает, что вырос в Британии, и начинается… — Вильгельмина собрала пальцы левой руки щепотью и нацепила на лицо расстроенное выражение. — Mina, sei pazzo!

Скамандеры тем временем скинули запас драконьей кожи на руки Хьюго и Джеймсу.

— Альбус, Скорпи, на вас проверка артефактов, — спокойно сказал Лисандер. — А мы будем следить за живностью. Тут любая гадость выплыть может. Так что ты, Пёс, будь готов к тому, что нам придется быстро линять. Лилу, ебашь.

Лилу опрокинула в себя первую стопку, затем еще и еще.

Вниз, вниз, вниз, так далеко, как никогда раньше не тянулась…

— Есть! — сказала Лилу и осторожно направила Акцио к нужной точке.

Она тянула к себе груз сквозь толщу воды, ни на что не отвлекаясь, чтобы его не потерять... К стандартным эмоциям их пиратской команды добавилось чужеродное странное довольство, и оно шло не от зеркала, но эта мысль мелькнула где-то на краю сознания, совершенно Лилу не обеспокоив.

(Зря).

Пятнадцать минут спустя из воды вынырнуло покрытое наростами и морской живностью нечто.

— Готовь палочку, Скорпи, это Похоть, и ее обложили целой кучей проклятых предметов, чтобы отыграть Эрос-Танатос, — устало сказала Лилу, вытирая со лба выступивший пот.

Пока Джеймс с воплем «пиастры!» выплясывал свой победный танец одноногого пирата над старыми цацками, которые в свое время убивали цариц, Лилу подошла к опустившему палочку Псу, которому больше не нужно было держать яхту в одной точке.

Чужеродное довольство липким туманом проникало к ней в голову, подкидывая мыслишки, которые частенько посещали Лилу после коктейля примерно пятого, превращая ее в развратное животное с биполярочкой (секса хотелось ровно до того момента, как потенциальный партнер лез целоваться или начинал ее лапать, и она видела всю его историю просмотров на Порнхабе).

— Молодой человек, а что вы делаете сегодня вечером? — проворковала Лилу Псу на ухо, поглаживая его по предплечью.

Пёс скосил на нее взгляд и медленно поднял бровь, пока ребята с веселыми матами очищали содержимое сундука. Зеркало заглохло, но жар только усилился. С этим выражением лица Пёс напоминал Дамиано Давида больше, чем обычно, и у Лилу в голове зазвучали старые, ритмичные треки «похотливой ABBA» на тему секса и фетишей.

— Напомни, сколько тебе лет? — иронично хмыкнул Пёс, на мгновение с отчетливым подозрением посмотрев на ополовиненную бутылку текилы.

— Мне можно в любой стране мира. Спорим, у тебя никогда не было секса с ведьмой с кембриджским дипломом магистра?

— С грязными разговорчиками у тебя не очень, без обид, — беззлобно, с долей снисходительности ответил Пёс.

Лилу прижалась к его руке всем телом и выдохнула:

— А еще мне всегда было любопытно: наверное, очень круто должно быть трахаться под Måneskin.

Пёс посмотрел в небо, словно спрашивая совета, и солнце высветило его серые глаза, смазывая сходство с итальянским маггловским певцом.

Лилу начала наглеть и полезла руками под его футболку. Одновременно с этим случилось несколько уже почему-то не обеспокоивших ее вещей.

Хьюго сказал: у меня никогда не было секса с близнецами, а очень хочется. Скамандеры подняли его в воздух в четыре руки и потащили в сторону своей каюты; по дороге Лоркан стаскивал с него кеды. Джеймс, Вильгельмина и Скорпи, забыв про проклятые сокровища, сплелись языками и опрокинулись через бортик джакузи.

Альбус, оглядевшись, пропищал:

— Какого хера?!

Лилу задрала Псу футболку и начала вылизывать его соски, совершенно не обращая внимания на его попытки отцепить ее.

Где-то у нее над головой переговаривались Альбус и Пёс, и последний звучал настолько незаинтересованным в соитии — это было немного обидно, так что Лилу удвоила усилия и начала расстегивать ему ремень.

— Ступефай! Ступефай! Сомнус! Конфундо!

— Серьезно, ничего не работает?! Проверь зеркало, может, плохо прикрыли?

— Нет, тут все в норме. Какого…

— Ты можешь просто дать ей по голове?

— Я не буду бить свою сестру, ты охерел?!

— Альбус, — голос Пса зазвучал обеспокоенно. — Посмотри за борт, только тихо.

В паузе Лилу успела вытащить ремень из шлевок, но когда она подцепила пуговицу, Пёс перехватил ее руки и сжал, заставив Лилу сладострастно застонать:

— Да-а-а, давай сделаем это!

Она начала кусать Псу ключицы, и это, наверное, было больше слюняво, чем горячо, но ей было все равно.

— …Это что, древняя крипто-медуза любви? — прошептал Альбус, которого Лилу попыталась пнуть, чтобы ушел и не мешал.

— Да плевать, — зашипел Пёс. — Я разберусь с Лилу, а ты выводи яхту отсюда.

— Ага. Включи щиты, — согласился Альбус. — По воде я с этой тварью играть в гонки не собираюсь.

Со стороны джакузи послышались плеск и стоны.

Альбус влетел в рубку с коротким «фу, блядь, Джим», и Пёс прижал Лилу к стенке, вцепившись в плечи, и хмуро заглянул ей в глаза.

— Сделаем это здесь?! — радостно воскликнула Лилу.

— Нет, — твердо ответил Пёс так же, как за стойкой в баре, в день их знакомства, когда Лилу сказала, что хочет ещё один шот. — Приди в себя, Лили Поттер, ты меня не хочешь.

— Нет, хочу-у-у-у-у! Можешь залезть мне в трусы и посмотреть! Ты мне очень-очень нравишься!

Она снова задрала ему футболку, хотя двигаться с прижатыми к стене плечами было сложно. Пёс сжал зубы и по его лицу прошла рябь. На мгновение Лилу показалось, что у него на груди появилась густая поросль волос, которой там не было, иначе Лилу бы три минуты назад подавилась шерстью, и татушка — символы с обложки четвертого альбома Led Zeppelin.

— Расхоти. Меня вообще не должно быть здесь, я вернулся только затем, чтобы защищать тебя, — проговорил Пёс едва слышно.

Или это прозвучало у нее в голове?

Яхта оторвалась от поверхности моря и тихо полетела на запад. Лилу продолжала жалобно скулить, между ног пекло, и она трогала Пса за все, до чего могла дотянуться.

Стоны в джакузи начали стихать, и в какой-то момент послышался тоненький взвизг Скорпи:

— Блядь! Только не это!

— Да, прости, Скорпи, я бы тоже предпочла, чтобы на твоем месте был твой отец, — лениво отозвалась Вильгельмина. — Дже-еймс, а ты ничего, — игриво добавила она.

— Спасибо, — довольно ответил Джеймс.

— Я помню, как ты трехлеткой у нас по саду голая бегала, фу, это почти инцест!

На палубу вывалился встрепанный Лоркан и побежал в сторону рубки: он вообще не любил доверять руль яхты кому-либо кроме Лисандера.

— Лилу? — с надеждой протянул Пёс, отпуская ее плечи.

Это было ошибкой: Лилу тут же полезла расстегивать его джинсы.

— Какого!.. — воскликнул Пёс, но не договорил — он оторвал руки Лилу от своей ширинки, а затем перехватил ее поперек талии. — Забини, у тебя еще есть трава?!

— В каюте, — удивленно отозвалась Вильгельмина. — Охереть ее штырит, это из-за легилименции?

Пёс не стал дискутировать и унес Лилу в сторону кают.

— Так ты меня все-таки трахнешь?! Ура-а-а!

Псу явно было не очень удобно искать в вещах Вильгельмины траву, пока Лилу активно пыталась его раздеть: ему все никак не удавалось завершить движение палочкой.

— Да не мешай, Акци… Лилу, чтоб тебя! Акц… Да твою!.. Акцио!

Джинсы, уже болтавшиеся на лодыжках, Пёс скинул, чтобы не мешались, а затем толкнул Лилу на кровать и сел ей на бедра, чтобы не дергалась. Лилу села, обняла его за талию, щупая бока и спину, и снова начала слюнявить его соски. Пару раз ей показалось, будто под ее губами действительно появились волосы, и кожа стала мертвенно холодной.

С трудом — Лилу активно мешалась — скрутив косячок, Пёс прикурил от палочки и поднес самокрутку к ее губам.

— Затягивайся. Я знаю, ты не куришь, но надо. Давай.

Лилу сжала губы и закрутила головой.

— Лилу, давай, будь хорошей девочкой, или мне придется взять тебя под Империо.

Лилу было жарко, плохо, в голове мутилось, а еще ей было очень обидно. Она втянула воздух через нос, ее губы задрожали, и она откинулась назад, обняв себя руками.

— Я… я что, такая ужасная? — спросила Лилу, глядя на обеспокоенного, но решительного Пса снизу вверх, и впервые после заваленного экзамена на первом курсе университета заплакала.

Целеустремленное выражение на лице Пса сменила растерянность.

— Что… Лилу, нет…

— Так почему? — Лилу всхлипывала, размазывая слезы по лицу. — Никто на самом деле не хочет встречаться, со мной. Ладно. Я и сама, может, не хочу. Но мне плохо, Проц. Мне жарко, все горит, я и тебя всего уже облапала, а тебе вообще плевать.

Пёс беспомощно переводил взгляд с плачущей Лилу на тлеющую самокрутку.

— Лилу, блин, — вздохнул он, а затем затянулся сам, склонился к ее лицу и выдохнул удушливый чад ей в губы.

Лилу сделала вдох — скорее от удивления — и закашлялась.

— Не выдыхай сразу, держи в себе, — строго сказал Пёс и затянулся еще раз.

Сделав, как было велено, Лилу сморгнула слезы и жалобно всхлипнула:

— Помоги, Проц. Мне очень плохо.

Если закрыть глаза, можно было представить, что они целуются. Что было, конечно, неправдой.

Пёс посмотрел на нее хмуро, сжав зубы, а затем бросил в сторону:

— А, дракклова мать…

И полез свободной рукой ей в трусы.

— Так лучше? — устало спросил он.

Лилу кивнула, облегченно проскулив что-то нечленораздельное. Пёс продолжил вдыхать в нее дым, двигая пальцами ровно так, как надо, и сознание Лилу начало постепенно уплывать. В ушах зашумело.

— Поттер! Лилу! Я узнал его! — послышался ей высокий, поставленный голос совсем взрослого Риддла перед тем, как она отключилась. — Он ходит под мороком! Это…

До начала программы реабилитации заключенных, которую МКМ запустила совместно с КиноМагическим Сообществом, Лотар де Бруйяр не ходил дальше тюремной столовой последние лет двадцать. Но на его сто тридцатый день рождения (если он не путал, он начал сбиваться после сотни) ему в руки прилетел щенок кротопёселя, и Лотар начал снова выходить в огороженный магическим барьером двор Нурменгарда, чтобы не мучить собаку. Сам он с животным не бегал, только сидел на скамейке в теньке, пока пёс, незатейливо названный Рытвингом, пытался прорыть путь на волю с упорством Энди Дюфрейна. Лотар, правда, не знал, кто такой Энди Дюфрейн, это один из охранников так сказал.

На третий год посиделок в укромном углу двора под аккомпанемент рычания Рытвинга (которого уже успели обозвать и Дюфрейном, и пани Иоанной, и графом Монте-Кристо) у Лотара появилась компания: британская волшебница из недавнего пополнения. Она была рыжей и веснушчатой, с пышными кудрями, из которых она накручивала пучок на затылке. Ее собакой была летучая борзая, наворачивавшая круги где-то в вышине, у границы барьера.

— Пожизненное? — сказала девица, скосив взгляд на Лотара. — За что сидите?

— Военные преступления, — пожал плечами Лотар, лениво заплетая бороду в косички.

— Хм, — неопределенно ответила девушка, явно подсчитывая, за какой именно конфликт его посадили.

— Гриндевальд, — любезно подсказал Лотар.

— А, — взгляд девицы мгновенно похолодел — либералка была, наверное. — Кражи в особо крупных размерах, — поделилась она своей статьей. — Мне казалось, что кроме самого Гриндевальда после войны мало кто из ваших уцелел.

— Я служил в Африке, там конфликт завершился уже после поражения Гриндевальда. — Прошли десятилетия, но Лотару все еще чудился скрип песка на зубах. — Весь мой отряд сдался после взрыва Махоутокоро.

Девушка неприятно ухмыльнулась — да, видимо, не либералка, а магглокровка: тем доставляло большое удовольствие напоминать сторонникам Гриндевальда, кто кем будет править на самом деле, если Статут о Секретности станет бесполезен.

— Уизли! Твоя очередь к ветеринару! — гаркнул один из охранников у киномагического крыла, которое достроили всего полтора года назад.

Девушка с кражами встала со скамьи и свистнула, подзывая свою борзую. Когда она вместе со своим долговязым щенком скрылась в ветеринарном крыле, к Лотару подсела немногочисленная группа нео-волдемортовцев, как их теперь называли.

— Дед, ты о чем с принцессишной болтал? — поинтересовался бритый наголо бретонец с ничего не говорившей Лотару фамилией. Развелось их, нуворишей…

— Поздоровался, — сварливо отозвался Лотар. — Это что, какая-то новомодная певичка? Ты вспомни, сколько я уже сижу, щегол.

— Какая певичка, это дочка грязнокровки Грейнджер, бывшей главы британского Министерства, ты чо, дед.

— И вы хотите ей темную устроить? — догадался Лотар. — Я бы не советовал.

— Да что бы ты понимал! — возмутился бретонец.

На следующей неделе шепотки в столовой донесли до Лотара, что нео-волдемортовцы загремели в тюремную больницу — одному пришлось заново выращивать глазные яблоки, другому зубы, третьему выправляли смятый в гармошку позвоночник. «Принцессишна» Роза Уизли тем временем улетела в карцер на две недели, но когда она вышла, к ней уже никто не совался.

— В шахматы играете? — вместо приветствия поинтересовалась Уизли, покачивая зажатой в левой руке доской, когда Лотар увидел ее во дворе в следующий раз.

Борзая скакала вокруг нее по земле вместо того, чтобы летать — соскучилась животина. Лотар пожал плечами и сдвинулся ближе к краю скамьи, чтобы освободить место для доски. Видимо, принцессишну начали опасаться, раз она ищет компании такой старой плесени, да еще и буквально со статьей за расизм.

После того, как Роза Уизли поставила ему мат в пять ходов, Лотар ей больше не поддавался. Впрочем, ему это не помогло.

— Девочка, не хочешь пожалеть дедушку? — не сдержался Лотар четыре партии спустя.

— Нет, — ослепительно улыбнулась Роза.

Выглядела она в тот момент не хладнокровной сукой, а обычной озорной девчонкой.

* * *

— Смею надеяться, что мы товарищи, — сказал Розе бородач де Бруйяр, который из-за специфических вкусов немного напоминал ей покойного директора Дамблдора, чей портрет висел в гостиной в Норе.

— Наверное, дедуль, — пожала плечами Роза. В Нурменгарде ей почти не с кем было общаться.

— Я просто одного не пойму — зачем тебе вообще было что-то красть? — внимательно посмотрел на нее дед из-под густых белых бровей. — Ты для этого слишком расчетливая.

— Мне нравится щекотать себе нервы, — пожала плечами Роза.

Да кому этот дедушка на пожизненном сможет рассказать?.. И Роза созналась.

— Чтобы мать не смогла избраться в Визенгамот. Теперь выше главы какого-нибудь отдела она не прыгнет.

— И как, стоило того? — нейтрально поинтересовался дед.

Роза повертела в руках «съеденную» пешку.

— Видишь ли, в исполнительной власти она великолепна. Жесткая, бескомпромиссная. Но допускать ее до власти законодательной… Это была бы катастрофа. Я ведь читала наброски законов, которые она хотела бы провести. И они все рассчитаны… буквально на то, что все наши граждане будут точно так же их чтить, как она, а люди просто не такие. Расцвела бы коррупция, кумовство, ей пришлось бы принимать ответные меры, и все закончилось бы диктатурой. Я этого не хочу.

— И что, это действительно стоило того, чтобы испортить себе жизнь? — хмыкнул дед.

Роза показала ему маггловский фокус с исчезающей пешкой, чтобы вытащить ее у деда из бороды.

— А разве я испортила? Гоблинам, например, на это плевать: для отдела ликвидаторов заклятий моя отсидка за кражу — это буквально рекомендательное письмо.

А еще без доступа к законотворчеству ее матери больше не было бы смысла пускать грязное белье Хьюго на транспаранты. В Розе что-то умирало каждый раз, когда она стирала память своей матери.

* * *

— Апчхи! — чихнула Гермиона, едва успев отложить черновики для очередного памфлета.

— Будь здорова, — сказал Гарри. — Тебя явно кто-то вспоминает.

— Кто только меня не вспоминает, — проворчала Гермиона. — Гарри, ну будь ответственным гражданином, давай хотя бы напишем, что у вас с Малфоем в школе была тайная страсть.

Гарри переглянулся с попивавшей свой вечерний чай Джинни, и они (почти обидно) заржали.

— Гермиона, нет, тебе никто не поверит. Малфой лет до тридцати был похож на вареную крысу, тебя не обсмеют только школьницы, читающие корейские порнокомиксы.

— То есть, ты утверждаешь, что никакой химии у вас не было? — обиделась Гермиона. — Ты же постоянно его в чем-то подозревал!

Гарри сделал ладонями фирменный жест «разрушителя лайфхаков».

— Может, потому что Малфой, расист, сын Пожирателя и сам Пожиратель, вел себя подозрительно, нарывался и обзывал нас? — Гарри на мгновение задумался. — Хотя во всепоглощающую запретную страсть с его стороны, в принципе, верится. Напомни мне подколоть его на эту тему на следующем рауте.

— Не смей, — мрачно предупредила его Гермиона.

— По-моему, — продолжил Гарри, — блондины вообще не в моем вкусе.

— Я чего-то не знаю о вас с Роном? — фыркнула Гермиона.

— Да не, — отмахнулся Гарри. — Кого там я в юности считал красивым… Сириус там, Киану Ривз, Колин Фёрт. Ну знаешь, высокий темноволосый принц, над которым висит проклятие.

— У-у, муженек, да у нас похожий вкус на мужчин, — хихикнула Джинни, но хихиканье оборвалось, и она обмерла в догадке. — Нет. Да не-е-ет.

— Что? — опасливо сказал Гарри, гадая, до какого ада додумалась его дорогая супруга.

— Риддл, серьезно?

— …бля, — зажмурился Гарри. — Слушай, может, это не я, а хоркрукс? Ну как с парселтангом и фетишем на азиаток.

Гермиона смеялась так сильно, что чуть не облилась чаем.

Кажется, это были настоящие сны. Потому что Лилу не ходила, не разговаривала, а смотрела кино.

Шла себе впотьмах где-то в Косом переулке коротышка-школьница Лили Эванс с зачехленной гитарой за спиной, возвращаясь с концерта-квартирника, когда некто положил руку ей на плечо. Молнией сверкнул складной нож, и над ухом у нее раздался тонкий возмущенный вопль:

— Что, опять?!

Лили Эванс увернулась из-под ладони и достала бесполезную палочку — семнадцати ей еще не было.

— Ой, здрасьте, — неловко улыбнулась она, опуская палочку, и начала водить носком лакированного ботинка по мощеной дорожке. — Вы меня напугали. Сэр.

Риддл был… наверное, старше, чем его когда-либо видела Лилу Поттер: в волосах было больше седины, под носом красовались тонкие старомодные усы. Он, шипя себе под нос что-то нечленораздельное, выдернул нож из многострадальной ягодицы и наложил пару заживляющих заклятий. Подняв на школьницу мрачный взгляд, Риддл махнул рукой.

— Пойдем, вызову тебе автобус.

— Спасибо! — сказала Лили Эванс и пошла рядом с Риддлом, легкомысленно пританцовывая.

Видимо, в этот раз он стал кем-то уважаемым и магглорожденных не травил.

— Слушайте, граф, вам что, правда нравится панк?

— Я же покупаю твои синглы… — Риддл скривился. — И не зови меня графом, ладно?

— Хорошо, сэр, а почему?

— Ее величество дала мне титул не за заслуги, а только для того, чтобы потроллить.

— А что такое троллить? — недоуменно склонила голову Лили Эванс — Риддл понабрался от ее внучки жаргона двадцать первого века.

— Мерзко шутить. Как продвигается новый альбом? — спросил Риддл, явно желая перевести тему.

— Неплохо, у меня уже есть заглавный хит, только хорошей аранжировки не хватает.

Они подошли к выходу из Косого переулка, и Риддл распахнул перед ней черный ход «Дырявого Котла».

— М-да? И от кого мне придется защищать твое творчество на этот раз?

Лили Эванс засмеялась своим глубоким, неподходящим школьнице контральто.

— На удивление, никто не обидится. Я переложила на музыку ту страшилку про Тайную Комнату, которую вы рассказывали в секции для дошкольников. Желаете послушать пробную версию? — предложила она, расчехляя гитару.

Под «чьих невольница ты идей, зачем тебе охотиться на людей» Лилу утянуло куда-то вбок, в черный туман. В ушах эхом зазвенел ее собственный голос.

«Солги мне, Проц, просто солги, умоляю».

Нет, нет, она не хотела вспоминать этот ужас перед наркотическим забвением — потому что это было… больно? Стыдно? Слова подбирались из рук вон плохо. А, унизительно.

Фантомное тело впечаталось в микроскопическое заднее сиденье Фольксвагена. В водительском кресле, свесив локти из открытого окна, сидела Ким Джису. А, нет, наверное, не Джису: рядом с машиной сплетничали Риддл и Рахиль Голдштайн — последней на вид было лет тридцать… а может, и сорок. Парочка незнакомых Лилу подростков пыталась незаметно заколдовать почтовый ящик.

— Ваша родственница мне уже все мозги выгрызла, — проворчал Риддл, давая Рахиль прикурить от огонька на пальце. — Заставь Мэгги ей написать, имей совесть.

— Ничего не обещаю, — пожала плечами Рахиль.

На крыльцо соседнего дома вышел бородатый дед в кипе и в нарочитом ужасе всплеснул руками.

— Шалом алейхем, пани Голдвин! — сказал дед — судя по акценту, он был уроженцем Нью Джерси.

— И вам не хворать, — еле заметно скривившись, ответила Рахиль.

Риддл, пока Рахиль отвлеклась, забросил дорожную сумку на заднее сиденье, совсем не обратив внимания на Лилу, словно ее там не было.

— Нельзя же курить в шаббат, дорогая.

— Ну надо же, — совсем не впечатлившись, произнесла Рахиль и затянулась.

— Бог все видит! — погрозил пальцем дед.

Риддл обошел машину и сел на переднее пассажирское, беззвучно хихикая. Рахиль тем временем театрально распахнула глаза, выдыхая дым.

— То есть, дым от моей сигареты он видит, — начала она вкрадчиво, постепенно повышая голос, — А ДЫМ ОТ КРЕМАТОРИЕВ — НЕТ?!

Джису, которая не Джису, завела машину, негромко проговорив:

— Обожаю Массачусетс.

Риддл, копаясь в бардачке с повышенной вместимостью, вытащил стопку перевязанных бечевкой маленьких виниловых пластинок и перевернул подарочную открытку, пока машина выруливала на дорогу.

— Дорогой п… Да вы задолбали. — Он высунулся из открытого окна. — Я не ваш отец, пиздюки!

Подростки у почтового ящика захохотали, и девчонка (с виду она была на пару лет постарше парня) крикнула в ответ:

— А кто тогда, дядь Томек?

— Рейчел! — рявкнул он, указывая на Голдштайн.

Когда благополучная улочка с благополучными домиками скрылась за деревьями, «Джису» перевела один из рычагов в положение «невидимость», руль сменился штурвалом, и машина поднялась в небо. Риддл мрачно ворчал, перебирая пластинки.

— Я ведь просил тебя. Я умолял запретить мне это делать — они бы к тебе прислушались. А ты? «Можно мне посмотреть», Мерлина мне в дышло.

«Джису» захихикала.

— Ну Нагини! — заныл Риддл. — Ты мне даже не сочувствуешь!

Лилу снова провалилась в черный туман. Больше ей ничего не снилось.

Рахиль сбежала сразу после серии заседаний в Гааге, как только собрала полный список людей, которых следовало прикончить. Волдеморт знал, что так будет; он был не против: быстрее и эффективнее было дать ей действовать самостоятельно, а не ждать, пока недобитки однорукого (над ним феникс Дамблдора рыдать отказался) Гриндевальда скооперируются и замутят что-то еще, или пока магглы не закончат разносить Европу на куски.

Волдеморт не пожалел, что остался на суд над Гриндевальдом: это было шикарно.

Обсуждали теоретическую казнь субъекта, Рахиль предложила свои услуги в качестве палача. Дамблдор повторил свой довод про пожизненное, чтобы мучился подольше, а то казнь — это раз! и все. И предложил заселить его в бывшие пыточные Нурменгарда, потому что это было бы очень иронично. Председателю Иванеску идея, в принципе, понравилась… А затем тихо, с легкой угрозой в голосе заговорил МагСек Дмитриев, который, как помнил Волдеморт, в прошлой жизни настаивал на экстрадиции Гриндевальда в Союз, но из Гааги уехал ни с чем.

— Знаете, я против. Был я в вашем Нурменгарде, это просто курорт. Тем временем у нас есть такие прекрасные места, как Соловки, Воркута и Колыма.

— А какие там условия? — заинтересованно подался вперед Дамблдор.

— Под клятву о неразглашении проведу экскурсию, — не переменившись в лице, ответил Дмитриев.

— Так плохо? Я за!

Гриндевальд, которому заткнули рот, отчетливо поежился в кресле подсудимого.

И вот, пока Рахиль вела охоту на человека, Волдеморт, со шрамом от проклятия под шарфом и заброшенным в дальний угол чемодана мелким орденом за участие в свалке в Пиренеях, снова оказался в Хогвартсе.

Был апрель сорок третьего.

Судя по светящейся роже, акромантула Хагрид себе уже завел. К счастью, Хагрид в этот раз не был проблемой Волдеморта.

На другой стороне стола Рейвенкло завтракала совсем еще юная Мэгги в окружении поклонников, в будущем — крайне пугающая женщина: она дважды чуть не прикончила Волдеморта, даже не выйдя против него лицом к лицу, в семьдесят девятом и девяносто шестом. Только хоркруксы его и спасли. Смотрел он теперь на нее и думал, что была какая-то закономерность в студентах Рейвенкло. Если грифы переживали хиппарство, хулиганства и вечеринки в школе, а во взрослой жизни уже шли в разнообразные относительно уважаемые профессии типа спорта и отделов Департамента Магического Правопорядка, то социально неловкие в юности воронята после школы превращались в авантюристов и чертовых рок-звезд. Мэгги. Та же Лилу, или ее крестная. Вогтейл, в конце концов.

Взгляд выхватил Миртл Уоррен. Да, Миртл бы тоже отожгла, если бы дожила.

Она в него когда-то врезалась, когда бежала выплакаться в туалет, подняла глаза (вид для школьника-Волдеморта был убийственный: сколько бы однокурсницы ни дразнили ее за очки, она была милашкой), и он увидел тысячу фантазий с кровью, криками боли и расчлененкой. Это было пугающе прекрасно, и он не устоял: сделал ее своей подельницей, когда нашел Тайную Комнату. Отличный был план: убить несколько бесячих личностей, школу бы закрыли, а оставшихся студентов отправили бы в Илвеморни, подальше от бомбежек и светившего Волдеморту в обозримом будущем призыва от Аврората. А потом Миртл в последний момент сдала назад, посмотрела в глаза василиску и, став привидением, еще долго будущего Темного Лорда шантажировала: заявила, что расскажет, как все было на самом деле, если он убьет хотя бы одного человека в стенах школы. Впрочем, с подставой Хагрида она ему не мешала, дав достаточно расплывчатые, но обличающие придурка показания.

Хорошо, что Хагрид не доучился, иначе ее высочеству и напрягаться бы не пришлось: силушки у него всегда было немеряно, что физической, что волшебной, а для магии он был почти неуязвим. Уделал бы Волдеморта одной левой, и никакие хоркруксы бы не спасли. Лилу как-то сказала, что тупое имечко ее братцу Хагрид придумал: Поттер хотел назвать сыночку в его честь, но Хагрид свое имя терпеть не может, и тогда ему предложили придумать имя самому. Придумал же. Альбус, блядь, Северус, Волдеморту парня было даже немного жаль.

У Миртл начали блестеть глаза. Ой, слабоват Волдеморт был по части женского пола, ой, слабоват.

— Хорнби, — сказал Волдеморт ровно так, чтобы его услышал почти весь стол Рейвенкло, но не профессора. — Ты отработку хочешь? Что за отвратительная дедовщина, мы же не на Гриффиндоре и не на Слизерине, не позорь факультет.

От значка старосты он еще в сентябре отказался, но его на факультете и без него уважали — хотя бы за то, что он спокойно переводил тексты с курса Рун прямо с листа.

Миртл посмотрела на Волдеморта со жгучей благодарностью, и в голове у нее в этот раз была не расчлененка, а то, чего он видеть не очень хотел, потому что он был взрослым мужиком, а ей, блин, было четырнадцать.

И потом, ему было не до школьной жизни: он искал способы не дать Рахиль умереть.

* * *

Если посмотреть на список приятелей Волдеморта, получалось забавно: в нем были сплошные дамы и парни с женскими именами. Родители Долохова хотели девочку, даже имя придумали: Антонина, но родился Тони. В Турции Алис — не женское имя, но в Великобритании звучало, понятное дело, специфично. Про Анну Марию Кана лучше было даже не начинать.

Спрятав Рахиль в секте святого Томаса, пока Дамблдор ее отмазывал по всем инстанциям, созвал Волдеморт тех, с кем можно было общаться без его стариковского «ой, да что ты, блядь, говоришь», и они собрались в перестроенном после окончания бомбежек Косом переулке, чтобы хорошо нажраться. Волдеморт свел знакомство с эффектной черноглазой девицей лет тридцати, которую, как и его, зачали под приворотным зельем; к компании присоединились ее знакомые, дело пошло веселее (в основном для Волдеморта), в какой-то момент он предложил этой даме, Франсуазе, поставить эксперимент: они накупили приворотных в ближайшей зельеварне и (под аплодисменты и улюлюканье посетителей бара) стали пить их шотами.

У тех, кто был зачат под приворотным, были проблемы с «магией любви». Патронус не получался (даже дементоры таких типусов за своих принимали), приворотные не действовали по прямому назначению и по эффекту были похожи на помесь слоновьей дозы сладкого и кокаина, и если бы Волдеморт (или Франсуаза) попробовал провернуть финт Лили Поттер, урожденной Эванс, восемьдесят первого года, у него вышло бы гордое ни фига. Послушав жалобы Лилу на несуществующего Патронуса, Волдеморт заподозрил Гарри Поттера в баловстве с волшебной виагрой, но подозрения оказались беспочвенны: приворотные на Лилу очень даже действовали — был у нее инцидент с одним мудаком на пятом курсе…

Волдеморт плохо запомнил, что было после шотов.

Ночью он «зашел в гости» к Лилу, ей было лет двенадцать. Оказалось, боггарт ее матушки превращался в Волдеморта-малолетку и говорил «стоит мне только пожелать, ты убьешь всю свою семью и даже не вспомнишь». Испарение боггарта подросшей, но затаившей обиду девочкой Уизли было похоже на оживший кошмар.

Очнулся Волдеморт в прескверном настроении уже на борту трансатлантического лайнера; на соседних шезлонгах в различных неудобных позах дрыхли Алис, Тони и сестры Корвис. Судя по крайне смутным воспоминаниям, посетить Илвеморни с экскурсией и прокрасться на грядущую инаугурацию нового главы МагКонгресса, президента Скайуокера, было его собственной идеей. Вот стыдоба-то.

Когда все очнулись, стало понятно, что аппарировать обратно было уже поздно, а за использование незарегистрированного портала что в Англии, что в Штатах можно было получить нехилый штраф, оплачивать который никто не хотел.

Плыть было еще долго, так что Волдеморт достал из внутреннего кармана плаща картишки, Тони пошел грабить местный бар, а Люси Корвис начала высматривать, кого бы из пассажиров взять на Конфундус, чтобы отжать каюту получше.

— Окей, Риддл, — сказал Алис на третий день, когда карты его окончательно достали. — Сыграем в сплетницу.

Алису казалось, что легилименция — это забавно, и ему нравилось подсматривать чужие мысли. В душе Алис Каракура был бабкой, и дома в Стамбуле держал на подоконнике бинокль, чтобы шпионить за соседями. Как-то раз Волдеморта это спасло: Алис так увлекся ссорой женатой парочки из соседнего дома, что не увидел, как Нагини съела одного из его многочисленных котов.

— Нагини, нет, что ты наделала!

— Корми чаще. У этого кожаного мешка котов и так не счесть, пусть не жадничает.

Пришлось Темному Лорду тогда обшарить половину подвалов Стамбула, пока он не нашел аналогичного рыжего кота в полосочку.

…Волдеморт забрал у Тони бутылку брусничной водки, глотнул и сосредоточился. Поморщился через минуту.

— Капитан корабля изменяет своей жене с механиком. Я не хотел этого знать.

Тони весело захрюкал, а Волдеморт продолжил гулять по чужим мозгам.

— Тусовщица, хочет окрутить какого-нибудь герцога — ничего у нее не выйдет, конечно. О, а этот еврейский ювелир с пейсами на самом деле даже не еврей, он ломбард ограбил. А эта дама неплохую музыку сочиняет, вот это, например…

Волдеморт напел мотивчик, когда у него по спине побежали мурашки.

Приближалось что-то. Что-то большое, опасное и крайне раздраженное.

Он нахмурился. Мысли не считывались, но… но…

Лилу когда-то сказала ему быть осторожным с легилименцией на воде. Она не говорила, почему, но была смертельно серьезной, несмотря на ее манеру вечно смешливо разговаривать.

Тони едва успел отшатнуться, когда Волдеморт спрыгнул с шезлонга и подошел к борту корабля.

Ох. Ты. Черт.

Из воды на него смотрели два огромных желтых глаза с вертикальными зрачками.

Нелегкое пробуждение Лилу сопровождали вонь травяных запасов Вильгельмины и тишина. У ее кровати сидел Хьюго, читавший что-то из Кьеркегора, сдвинув очки на нос. Трава явно ни разу не выветрилась: кузен читал и хихикал.

— Сколько я была в отключке? — хрипло спросила Лилу и закашлялась.

— Достаточно. Мы уже проплываем Мозамбикский пролив, — ответил Хьюго, отмечая страницу. — Альбус сказал, что на нас повлияла огромная кислотная медуза. Видимо, их с Псом не задело, потому что они окклюменты. А вот тебя вштырило по полной.

Лилу смутно припомнила, что случилось после того, как они вытащили обросший черт знает чем сундук и застонала, спрятав лицо в ладонях.

Наслушавшись за свою жизнь не самых приятных вещей, Лилу запретила себе влюбляться, и все шло хорошо, но Пёс о ней заботился, вытаскивал из неприятностей, и, что красило его больше всего, был окклюментом. А теперь она его чуть не изнасиловала, хотя он, видимо, в ней был не заинтересован совсем, абсолютно и безоговорочно.

«Он ходит под мороком!» — вспомнила она голос Риддла, прорвавшийся сквозь дурман.

Знакомое худое, скуластое лицо шло рябью, тело менялось под руками, становилось холодным и неподатливым.

«Магглы не лечат некроз», — невесело говорит Пёс, отказываясь подходить к Ватикану.

Проклятие, о котором мало кто знал, и которое Волдеморт использовал только в память о женщине, которую когда-то уважал: это было личное. Проклятие, которое могли знать только Пожиратели и принцесса Маргарет.

«Учись у врагов», — сказал Пёс, которому это проклятие использовать явно претило.

Риддл говорил, что после воскрешения он был сильно не в себе, и, зная подноготную, Лилу этому не удивилась, ведь Гриндевальда он положил без изысков, простой Авадой.

Пёс должен был видеться с ним, до восемьдесят первого; свита принцессы по понятным причинам исключалась.

Некроз, значит, Процион?

— Не может быть… — выдохнула Лилу.

— Сис? — удивленно моргнул Хьюго.

— Нет, нет. Ничего, — помотала головой Лилу.

Ей нужно было это осмыслить.

— Как остальные?

Хьюго отложил своего Кьеркегора и начал перечислять:

— Скорпи переживает экзистенциальный кризис, Джеймс волочится за Билли, не скрываясь. — Лицо Хьюго вдруг приобрело крайне довольное выражение. — А у меня теперь есть секс. У Лисандера такой…

— Не хочу знать! — прервала его Лилу, и спасибо тому, кто прокурил каюту: легилименция сбоила, так что она обошлась без ярких картинок с постельными подвигами своего кузена. — Пойдем, покажешь мне трофейные цацки, а то я все пропустила.

* * *

— Прости, — тихо сказала Лилу, присев рядом с Псом на крыше, прямо над рубкой.

— Ты была не в себе, — спокойно ответил Пёс. — Можешь не извиняться.

Лилу и хотела смотреть на него, чтобы следить за выражением лица, и боялась, чего за ней обычно не водилось.

— Ты... Я тебе просто не нравлюсь в этом плане, или...

Солги мне.

Пожалуйста, ты можешь просто солгать мне, ведь я никогда об этом не узнаю.

— Повторюсь: ты была не в себе, — с легкой злой нервозностью ответил Пёс.

— …всё потому, что ты мертв?

Пёс замер. Лилу следила за тем, как дергается его бровь, как он сжимает челюсть, и почти не хотела, чтобы он отвечал.

— Как ты узнала? — ровно спросил он.

— Были звоночки, — ссутулилась Лилу. — В Афинах ты применил единственное проклятие, для которого Рахиль Голдштайн понадобилась палочка, но как именно его выполнять знают единицы.

— Кому? — нахмурился Пёс.

— Значит, тебе хотя бы не сто лет, — нервно хихикнула Лилу. — Что ты здесь делаешь, Процион? Не здесь, на яхте, а… Ты ведь и тогда, в Кембридже, появился неспроста.

Пёс послал ей короткий, острый взгляд, вытянулся на крыше, словно собрался в гроб ложиться, или к психотерапевту пришел, и тихо выдавил из себя:

— Ты права. Я был мертв. Долго. А потом мне показали твоё лицо. Твоё и человека, которого я когда-то поклялся остановить. И я понял, что я должен защитить тебя. Мне пожертвовали тело, которое я мог использовать, и я вернулся.

У Лилу в затылке скреблось какое-то смутное тревожное предчувствие, но правильная мысль ускользала, словно ртуть.

— Вопросов больше нет, Лилилу? — невесело улыбнулся Пёс, глядя на нее снизу вверх.

— Если ты считаешь, что статус мертвяка делает тебя неполноценным… — Лилу покачала головой, вздохнув. — Мне все равно, ясно? Или ты про возраст? Насколько ты дряхлый дед, Пёс?

Пса смена темы несколько удивила, но он, покачав пальцами, ответил:

— Суммарно мне… тридцать с хвостиком?

Лилу хотела бы ему всыпать. Хотела бы потрясти за плечи. Выспросить про все на свете. Чтобы он все-таки сказал, в ней было дело, или в нем, или в чем, блин, вообще. Но человеческие чувства — это же так страшно… так что она переключилась на комфортную для себя зону и усмехнулась:

— Тебе тридцать с хвостиком, а ты все еще бармен.

— Что?.. — распахнул глаза Пёс.

— Ты лошара, Процио-о-он, — пропела Лилу, спрыгивая с крыши.

— Лилу! — рявкнул Пёс, и она, басовито гогоча, побежала в сторону кают.

Руки перестали трястись только когда она закрыла за собой дверь в свою каюту, отсекая все голоса. Плакать было нельзя. Плакать было бессмысленно: Пёс даже не был человеком в полном смысле этого слова — скорее воплощением семейного алтарного духа, которые часто встречались в юго-восточной Азии.

Она и так никогда не надеялась, что может кому-то понравиться.

Дылда.

Гиена, смеется нелепо и сутулится так же.

Бестактный кусок говна, волки вырастили.

Самой умной себя здесь считаешь, да?!

Нелепость.

Плоскодонка.

Ты чего лезешь, тебя вообще никто не спрашивал!

Неудивительно, что у нее нет друзей.

Лилу сжала голову руками, пытаясь заглушить голоса. Нет, она должна была давно забыть о людях, которые не имели значения. Пёс пришел, чтобы защищать ее от чего-то, и он действительно всегда ей помогал, без вопросов.

Джеймс про себя всегда называл ее «моя кроля», хотя в лицо — никогда.

Альбус, пока не изучил окклюменцию, думал: самая умная голова на деревне, а такой дурынде досталась.

Вильгельмина часто думала не по-английски, но Лилу улавливала в ее мыслепотоке слово «потешная».

Хьюго считал ее классной и часто вспоминал, как Лилу на третьем курсе разбила лицо парню, который на него быковал. Сама Лилу этого не помнила, потому что у нее тогда от гнева отключились мозги.

Близнецы не думали ярлыками, но у Лисандера она на факультете выделялась ореолом «ей можно доверять». Лоркану нравился ее голос.

Со Скорпи она до этой поездки не особо общалась, но теперь прочно ассоциировалась у него с одной смешливой ирландской разрушительницей заклятий, погибшей в Ниппуре.

Забыть, забыть людей, которые были лишь шепотом на ветру: Лилу наконец была среди друзей, ей были рады! И плевать, что одного из них в другой жизни она могла бы любить очень сильно.

«Лилилу! Я тебя люблю», — сказал ей Альбус в самом начале круиза.

Лилу ни за что не призналась бы в этом вслух, но «друзья, которых мы нашли по пути» теперь и правда казались ей важнее любого сокровища, которое ждало их в конце путешествия.

* * *

Над Атлантикой было пасмурно, моросил мелкий противный дождь.

Вильгельмина налила всем успокаивающего зелья: никто не хотел подраться под влиянием зеркала Гнева. Хьюго стоял, обернувшись в шкуру дракона. Альбус достал бейсбольную биту Лоркана с Hello Kitty, чтобы вырубить присутствующих при случае: как показал опыт, влияние достаточно сильной хтони перевешивало любую палочковую магию кроме, наверное, Непростительных, которыми никто пользоваться по понятным причинам не хотел. Пёс сидел за штурвалом и снова использовал свою магию вместо якоря: под ними была впадина около семи километров глубиной, в которую превратилась когда-то процветающая Атлантида. Лоркан и Лисандер все-таки достали из запасов свои гранатометы. Скорпиус шерстил базу данных Гринготтса, которую у него пока не успели изъять бывшие работодатели, в поисках данных о потенциальных сокровищах Атлантиды, которую давным-давно потеряли.

Джим, стоявший с двумя палочками наизготовку — своей и Альбуса — игриво подмигнул Вильгельмине, выпивая зелье прямо у нее из рук.

— Эй, Билли Бонс. Как насчет выйти за меня, когда вернемся? — сказал Джеймс, и Альбус отвернулся, чтобы старший братец не видел, как его тошнит.

— Да тебе, Окорок, видно, жить надоело? — фыркнула Вильгельмина.

— Считаешь, твой батюшка меня прикончит? — с явно излишним энтузиазмом сказал Джеймс.

— Это сделает проклятие Забини, — пробормотал Скорпи, не отрываясь от планшета.

— Что за проклятие? — поинтересовалась Лилу, вскрывая свою текилу.

Вильгельмина выпила настойку сама, прибрала флаконы и только затем ответила:

— Бабуля постоянно выходит замуж, а я в детстве очень обижалась, что родители не берут меня с собой на ее свадьбы. И в первый раз я туда попала, когда мне было двенадцать. Бабушкин муж помер прямо на свадебном банкете, я была в шоке. А папа просто щелкнул пальцами, сказал распорядителю «действуй по плану D», и свадьба за две минуты превратилась в поминки. Что мне делать, папа, спросила я. Доедай пасту, а то размякнет, сказал папа.

— Охереть дядя Блейз жесткий, — пискнул Скорпи.

— Я не наследую бабушке по женской линии, — задумчиво протянула Вильгельмина. — Проклятия на мне может и не быть. Но как мне это проверить? Выйти замуж за абы кого, чтобы посмотреть, не помрет ли? А вдруг не помрет? Или наоборот, выйти замуж по любви, и в итоге овдоветь? Не, я рисковать не собираюсь.

— Убедила, — хмыкнул Джеймс, которого эта история совершенно не обеспокоила.

Лилу тем временем опрокинула в себя третий шот и села на палубе в позе лотоса.

— Можно пытаться призвать сокровища, это было до изобретения призывающего, защиты от Акцио стоять не должно, — предложил Скорпи, когда Лилу начала поиски зеркала.

Крики «Акцио, золото» и «Акцио, сокровища Атлантиды» ей не мешали: она уже тянулась слишком далеко вниз. Гнев отозвался вдалеке, и Лилу тихо подцепила его мыслью и призывающим одновременно.

В океане что-то всколыхнулось, как будто где-то неподалеку проплыл косяк китов. Палубу начали заполнять шедевры морского кубизма под счастливые вопли пиратов двадцать первого века. Несколько минут спустя по велению палочки Лилу на палубу вылетел искомый сундук.

— Закончили, — вздохнула Лилу. — Давайте линять отсюда, народ, что-то у меня не очень хорошее…

В паре километров от них вода пошла большими волнами и брызнула вверх фонтаном, выпуская циклопического, невиданного человеком монстра со змеиной головой, огромными злыми глазами, клешнями и целой кучей огромных лапок, как у многоножки. Чудовище раскрыло полную огромных зубов пасть на сто восемьдесят градусов, словно доисторический крокодил, и завопило так, что у всех на яхте заложило уши.

— …предчувствие, — слабо закончила Лилу.

— Yo, ho, haul together, hoist the colours high… — с нервным смешком пропел Джеймс.

— Heave ho… — чуть не плача, подхватил Хьюго.

— Thieves and beggars, never shall we die, — обреченно закончили с ними куплет Лилу и Альбус.

Ни Скамандеры, ни тем более Малфой и Забини «Пиратов Карибского моря» явно не смотрели.

Пёс высунулся из рубки с претензией:

— Что у вас тут… МОРДРЕДОВ ХЕР, ЭТО ЧТО?!

Монстр тем временем опустил голову, посмотрел в их сторону и нырнул.

— ПЁС, ВЗЛЕТАЕМ! — заорал Лисандер.

— И без тебя понял! — огрызнулся Пёс, переводя яхту в режим полёта.

Они едва успели взлететь на тридцать метров в высоту, когда прямо под яхтой сомкнулись гигантские челюсти.

— Знал бы — сделал бы высоту полета больше раз в десять! — нервно ворчал Пёс. — Придется вихлять.

— Полундра! — гаркнул Джеймс, явно изображая капитана Барбоссу. — Посторонись, сосунок.

Кинув Альбусу обе палочки, он встал у штурвала. Позади раздались взрывы, а затем вопль на ультразвуке: это Скамандеры пустили в ход гранатометы.

Лилу, Альбус и Пёс, хватаясь за перила, поскольку яхту мотыляло из стороны в сторону, продвигались в сторону близнецов, как раз перезаряжавших гранатометы. Судя по злой, но невредимой морде чудовища, от снарядов ему было разве что щекотно. Оно щелкнуло зубами, но Джеймс вовремя вильнул вниз, как на американских горках.

— Нам нужен отвлекающий маневр, иначе мы не уйдем, — быстро проговорил Альбус, попробовав на чудовище Конъюнктивитус — безрезультатно.

Лилу и Скорпи попытались засветить ему в глаз вспышками «дальний свет», только разозлив тварь еще больше.

— А, мать… — тихо произнес Пёс.

Лилу оглянулась. Весь его облик будто поплыл, но она видела и прикушенную губу, и сосредоточенное выражение лица. Когда Скамандеры выстрелили во второй раз, Пёс сделал широкий взмах и четко, спокойно проговорил:

— Экспекто Патронум!

Свет на мгновение ослепил как тварь, так и находившихся на яхте. Проморгавшись, Лилу перевесилась через перила. Между атлантической хтонью и яхтой стоял тридцатиметровый светящийся…

— Да ну вас к дракклам, серьезно, лев?! — обиженным, высоким голосом возмутился Пёс.

— У меня Патронус вообще не получался никогда, а у тебя он размером с башню, и ты еще возмущаешься? — недоверчиво отозвалась Лилу.

Тварь, попытавшись перекусить огромного льва и ничего этим не добившись, с последним возмущенным воплем ушла под воду.

Бледный до синевы Хьюго, обнимавший Вильгельмину руками и ногами, как какой-то осьминог, со стоном сполз и улегся на палубе.

— Ну все, теперь нам на Северное Пассатное течение, и через Пуэрто-Рико к Панамскому каналу. Меня не будить, я мертвенький, — пробурчал Хьюго, сворачиваясь в клубочек.

Пёс, переглянувшись с Лилу, весело фыркнул на последнее замечание и задумчиво протянул:

— А я подкручу настройки яхты, чтобы можно было выше лета…

С огромным фонтаном брызг морская кукарача, обогнавшая их под водой, выросла прямо у них на пути и снова завопила, щелкая клешнями. Джеймс, громко матерившийся в рубке, быстро отреагировал и развернулся вовремя, но это не решало их проблему.

Тварь не собиралась их отпускать.

Лилу редко попадала в безвыходные ситуации. Но иногда нужно было думать и действовать быстро.

С ней были братья. С ней были друзья. Она не имела права медлить.

«Все крупные волшебные рептилии понимают парселтанг, не только василиски, и с ними можно договориться», — сказал ей Риддл в Аккаде.

«Когда-нибудь тебе понадобится левитация, но метлы рядом не будет», — предрек он и научил своему фирменному заклятию, когда ей было семнадцать.

Накаркала. Ее настигла ситуация, когда придется раскрыть всем, что она владеет парселтангом.

Лилу посмотрела на Альбуса и Хьюго в последний раз и повернулась к преследовавшей их твари. Она не хотела видеть их лица, когда…

Она развела руки в стороны, шепнула заклятие и взлетела над палубой яхты, которая понеслась дальше по воздуху.

— Лилу!!!

— Я пришла договориться, — прошипела Лилу, обращаясь к чудовищу.

Чудовище затормозило, только океанские воды вокруг него расходились волнами. В огромных глазах с вертикальным зрачком отразилось что-то, похожее на недоумение.

— Это опять ты, — прошипело в ответ чудовище.

— Опять? — не поняла Лилу.

Она посмотрела глазами твари и увидела точно так же зависшего над кораблем Риддла, предлагавшего договориться.

* * *

Он знал это заклятие. Единственный на яхте — знал. Это было летное заклятие Темного Лорда.

Вцепившись в перила, он смотрел, как Лилу Поттер летит на растерзание морскому чудовищу… А затем начинает шипеть. И чудовище послушно ей отвечает.

Кретин, какой же он кретин, не существовало никакой Лилу Поттер, это была не она!

Или все же?..

«Не лги мне», — шипел кому-то Темный Лорд.

«Хотела бы я встретить кого-нибудь по-настоящему честного», — расстраивалась Лилу когда-то.

«Солги мне», — едва слышно просила она, засыпая, когда он заставил ее курить травку Вильгельмины.

Червячок сомнения грыз его… но совпадений было слишком много.

Лилу Поттер была легилиментом от природы, она знала парселтанг, она умела летать без метлы, она собирала антиквариат.

Все было так очевидно, а он это игнорировал, потому что она была… очаровательной? Нелепо шутила и смеялась над своими же шутками? Падала на ровном месте? Предпочитала игнорировать, а не мстить?

Защищать ее надо было, как же.

Идиот.

* * *

— Я не желала вас будить, — покаянно склонила голову Лилу.

— Ты никогда не желаешь, — над водой мелькнул громадный хвостовой плавник. — Но когда ты пойдешь во владения Обжоры… Не буди его. Не распускай усики. Иначе живой ты не уйдешь.

Чудовище подпрыгнуло и ушло под воду петлей, ударив по поверхности хвостовым плавником напоследок.

Лилу обернулась. Яхта зависла метрах в двадцати от нее. Первым тишину нарушил Скорпи.

— Да!!! — звонко воскликнул он, потрясая кулаком. — Поттер, ты богиня!!!

Лилу, однако, смотрела не на него, а на своих братьев, осторожно подлетая к палубе, опасаясь увидеть отвращение, или что-то еще хуже. Но ничего этого она не увидела.

Хьюго сгреб ее в объятия, шмыгая носом и впиваясь в ее плечо своими очками.

— Я думал, ты себя в жертву решила принести!

Лилу погладила его по спине и подняла взгляд на братьев. Альбус довольно ухмыльнулся и выставил руку ладонью вверх.

— Я же говорил, что парселтанг — рецессивный ген.

Джеймс недовольно цыкнул и отдал ему два галлеона.

— Так вас… вас это вообще не волнует? — икнув, спросила Лилу.

— Да не, с чего бы? — фыркнул Джеймс. — Рядом с нами ты была бы одуванчиком даже если бы некромантией занималась.

Лилу облегченно засмеялась кузену в макушку.

Она не видела, как на нее смотрел Чёрный Пёс.

У него было лицо человека преданного, разочарованного… который жестоко в ком-то обманулся.

Терпеть безумного содомита Дамблдора в своей жизни: определенно стоило того, молодец, Волдеморт, так держать! И ведь он даже не мог сказать, что у Дамблдора были хорошие связи: этому бородатому выпендрежнику на статусность всегда было немножечко наплевать, и он мог в лицо послать какого-нибудь Министра туда, где солнце не светит (без мата, но очень обидно). Зато друзей у него всегда было до черта, и, надо же, какая удача: среди них бывали очень серьезные люди типа того же Фламеля.

Волдеморт знал, что использовал последний аргумент с Дарами Смерти, и просто так Дамблдор за его команду играть больше не станет. Хотя… почему это не станет? В этот раз он был Волдеморту очень даже должен, ни в какой противозаконной херне бывшего Темного Лорда никто не подозревал, в Хогвартсе (за вычетом Хагрида) все было спокойно, Дамблдора дико прикалывала секта Святого Томаса, а еще он (равно как и весь состав МКМ) знал, что Том Риддл был «против насилия».

Спасибо внезапным знакомствам Дамблдора: Рахиль была заочно оправдана. На нее, конечно, точили зуб многие высокопоставленные лица, которые рассчитывали за крупные взятки отмазать несколько чистокровных военных преступников, но что они могли ей сделать?

К тому времени как для фройляйн Голдштайн подписали помилование, и Волдеморт смог забрать ее из секты (на мессе у преподобного Морриса она весело била в бубен под веселый буги-гимн про Иоанна Богослова, Волдеморт ржал как конь, пока его не заметили и не потребовали исцелить наложением рук пару страждущих), у него кончились деньги.

Пришлось забирать щенка корги у Лилибет (собакен был подарком от ее высочества на день рождения, но держать его в Хогвартсе Волдеморт, конечно же, не мог), брать Рахиль под локоток и аппарировать в Литтл-Хэнглтон.

А ведь если Волдеморт не путал, именно в эту дату он в прошлой жизни и убил свою родню...

— Добрейший всем вечерочек! — поздоровался он, застав все семейство в гостиной. — Знакомьтесь, мисс Голдштайн, моя подруга и боевой товарищ. — Он сделал намеренно театральную паузу и добавил: — Она убила Гитлера.

Папаша подавился своим бурбоном и со словами «что-то прохладно сегодня, надо камин подтопить» проскользнул в сторону кабинета.

Волдеморт полагал, что дражайший папа осознал: пришло время сжечь копию «Майн Кампф».

* * *

Волдеморту пришли результаты СОВ, а вместе с ними и предложение о стажировке в Аврорате. ОПЯТЬ! В прошлый раз молодцы в красном подкатывали к нему только после ТРИТОН, которые Волдеморту пришлось сдавать буквально экстерном после возвращения с континента, и тут это. Он не мог никого убивать, ребята. И не надо заливать, что вы этим не занимаетесь, ага, а то он в Лютном не жил.

Однако доблестные стражи порядка подали ему идею, и Волдеморт написал в Отдел Тайн. Во-первых, проблема со сроком годности тела Рахиль никуда не делась, а во-вторых, Волдеморт хотел бы по-тихому исследовать и собственный феномен.

Когда-то он посчитал речь Лилу Поттер, которую она выдала ему при встрече, театральным бредом, но она уточнила, что про восемь реинкарнаций ей сообщил сам Волдеморт, а себе он доверял. Библиотека Хогвартса была очень богатой, но там на этот счет не было ни намека, даже в сочинениях перечисленных Лилу «предыдущих воплощений». Годелота Волдеморт и так когда-то штудировал, от Морганы только сборники зелий остались, страшно несовременные: Снейп, когда наложил лапу на один из них, долго смеялся. Рейвенкло — без комментариев, а от Локсия только коллекция писем хранилась в музее.

В Гааге Волдеморт просидел в библиотеке три дня, пока Дамблдор его не нашел. Единственной монографией на нужную тему — и то Волдеморт наткнулся на нее случайно — была, как ни странно, работа о Патронусах. Ему это было не особо интересно: Патронусы, равно как и прочие разделы «магии любви», ему никогда не давались. Спасибо, мама, за баловство с приворотами: Томми-старший до сих пор посещал психотерапевта, а Томми-младшего дементоры принимали за своего.

В одной из сносок монографии упоминался феномен действительно больших Патронусов, и за всю историю, включая Мерлина и Андроса Неуязвимого, их было семь. Имена были знакомые, и Волдеморт начал подозревать, что весь этот список на самом деле — одна и та же морда.

Кстати, был ведь огромный несформированный Патронус у кого-то из его знакомых, только у кого…

Волдеморту нужны были ресурсы невыразимцев. На стажировку его бы в любом случае не позвали, потому что у них были жесткие проверки, а использовать легилименцию и сыворотку правды на несовершеннолетнем было не совсем законно. Но за допуск в их исторический архив Волдеморт предложил сдать им местонахождение затерянной Атлантиды, которую охранял долбаный страхолюдский левиафан, и невыразимцы согласились. Волдеморт полагал, они сделали бы что угодно, чтобы наложить лапу на сокровища до того, как это сделают гоблины. А если их в процессе сожрут… Ну, скромный Темный Лорд был не виноват, он их предупреждал насчет атлантической кукарачи с самого начала.

Архив его, к несчастью, разочаровал (соваться в Александрийскую библиотеку, как Лилу, он не собирался: он еще жить хотел), зато Волдеморт нашел истертое письмо на аккадском, написанное одним известным бессмертным гастролером, с которым ему еще только предстояло познакомиться во второй раз: шумер описывал свою встречу с братьями Певерелл на одном из своих приемов, и что за желания они ему загадали. Фамильное кольцо на этом моменте начало неприятно жечь палец. Надо бы снять копию и Дамблдору показать. Хозяин Смерти, Хозяин Смерти… Ага, видал Волдеморт эту Смерть, коньяк вместе пили.

Древнего шумера Лал-ур-алим-ма еще в Средневековой Европе стали называть просто «Сатаной» (Волдеморта терзали подозрения, что слабый на иностранные языки люд Западной Европы банально не мог выговорить его имя), и сам он не считал себя бессмертным. Волдеморт на балу сорок седьмого, когда пришло время прошений, потратил свое желание на знание о бессмертии, но Древнейший только посмеялся и сказал, что он бессмертен ровно до того момента, пока ему в печень не всадят нож.

Волдеморт не знал, что просила Мэгги, которую тогда выбрали королевой бала, но ей Лал-ур-алим-ма посоветовал не просить более того, что у нее и так есть. Наверное, потом, когда Рахиль обратилась в мраморную статую, она обвиняла не его (за то, что удержал ее), а себя — за то, что потратила когда-то желание впустую.

Можно было попытаться утащить Рахиль в Ватикан, что было бы временной мерой, и она бы послала его в пешее эротическое за подобный фортель. Жертва магии алтарю британских монархов, которой после Хогвартса воспользовалась Лилибет, с Рахиль в прошлый раз не сработала.

Похоже, Лал-ур-алим-ма был ее последним шансом дожить до тридцати.

* * *

О, Хогвартс. Волдеморту нравится Хогвартс двадцать первого века: в школе было почти так же весело, как при Волдеморте, в сороковые (до официального запрета дуэлей в коридорах после фиаско Флитвика и Дамблдора, которые несли ответственность за движущиеся лестницы и исчезающие ступеньки). Дети устраивали какие-то «флэшмобы» с песнями и танцами, преподаватель предсказаний, когда к ней в обед подходили студентки, чтобы погадать на очередную подростковую влюбленность, доставала не Таро, а “Cards Against Humanity”, вместо часов для подсчета очков висела «доска достижений», где в числе возможных деяний были обозначены такие замечательные вещи, как «попытка поджога», «поножовщина» и «опоздал и влез в класс через окно». По части поножовщины, как ни странно, лидировал Хаффлпафф.

Особого веселья Волдеморт, правда, в этот раз не наблюдал: Лилу сидела в тупичке под крышей с бутылкой быдло-сангрии и портативной колонкой. Этот тупичок он знал: лестница там появлялась раз в три часа, на пятнадцать минут. Из-за него он когда-то и придумал заклятие левитации без метлы: Акцио он тогда еще не выучил, да и призывать чужие метлы после угрозы Дамблдора не стал бы, окон в тупичке не было, а в туалет хотелось очень сильно.

— О, привет, Смерть-младший!

Дружелюбна, как всегда.

— И что ты здесь забыла? — поинтересовался Волдеморт.

— Задолбалась, хочу нажраться, но не хочу никого слушать, — лаконично описала ситуацию Лилу.

— И сколько тебе сейчас?

— Семнадцать.

Колонка явно приняла последнее на свой счет и сменила трек с какого-то мрака и тлена на Битлз, “I Saw Her Standing There”.

Лилу недовольно застонала и приказала:

— Ублюдок, без звука. — Она отхлебнула сангрии и пробормотала: — Хогвартс определенно стал лучше с тех пор, как здесь провели вай-фай. Слушай, у тебя ведь такой красивый тенор, спой что-нибудь помрачнее, про кровь-кишки, будь другом!

Она смотрела на Волдеморта снизу вверх с наглой ухмылкой пигалицы из рабочих кварталов, сходство было потрясающее, у него аж правая ягодица разболелась, и он затянул последний сингл, который Эванс выпустила перед тем, как уйти в подполье, написанный явно под впечатлением от рассказов Фрэнка Лонгботтома, как раз незадолго до этого угнавшего вместе со своей безумной невестой любимый желтый Жук Волдеморта.

— В те дни, когда я в настроении бываю, сидя у огня, черепа перебираю…

На втором припеве Лилу начала подпевать, и вдруг некто, храпевший на картине прямо у Волдеморта над ухом, всхрапнул и проснулся.

— Лили, ты что, опять пьешь? Мерлин, за что... — негромко проговорил сонный и ОЧЕНЬ ЗНАКОМЫЙ голос.

Волдеморт не успел возмутиться тому, что Лилу, видимо, регулярно надиралась в компании этого предателя, когда она хмуро спросила:

— Дядь, вы вообще кто?

Снейп на картине прищурился и сделал очевидный вывод:

— Ты не Лили Эванс.

— А мы похожи? — удивленно склонила голову Лилу, отпивая сангрию из горла.

— Не особо, она бы дышала тебе в пупок, — вставил Волдеморт.

— Голосом, — проворчал Снейп, явно собираясь снова заснуть.

— Это, кстати, Снейп, он мразь еще та, не общайся с ним.

Увы, эффект был прямо противоположный.

— Вы — профессор Снейп? — воскликнула Лилу, подскочив с пола, и Волдеморт расслабился: судя по голосу, деточка собиралась доставать эту гниду немытую чисто затем, чтобы посмеяться.

— Мгм, — промычал Снейп, отворачиваясь.

— Моего брата назвали в вашу честь!

— Что-о-о? — Снейп молниеносно развернулся и оглядел Лилу внимательнее. — Неужели Драко женился на той девочке Уизли? Рыжие Малфои, какой ужас.

— Гы-гы, мимо, — глумливо хихикнула Лилу. — Дядь, вы сколько в этом тупике просидели?

Снейп фыркнул и ушел с картины, прятаться где-то еще.

— Надо же, какой нервный, — хмыкнула Лилу и отпила сангрии. — Слушай, Смерть-младший, ты не знаешь никакого тайного хода отсюда?

Волдеморт сложил руки на груди: встреча со Снейпом привела его в желчное настроение.

— Его нет, жди. А что такое?

У Лилу на лице появилось странное выражение, и Волдеморт приготовился к очередной херне. Не зря.

— Да ничего, просто я уже полчаса очень хочу в туалет, — ответила Лилу, переминаясь с ноги на ногу, а затем задумчиво добавила: — В принципе, Эванеско никто не отменял, можешь просто отвернуться…

— НЕТ! — Ссать в коридорах Хогвартса, что за поколение выросло, кошмар. — Доставай палочку и слушай внимательно, сейчас я покажу тебе свое особое заклятие Левитации...

Бонус:

— Томек, можно задать тебе вопрос?

— Внимательно?

— Почему ты назвал своего пёселя Гарри Поттером?

— За публичное исполнение песни какой группы в магических кварталах Великобритании и Доминионов можно получить срок? — зачитал Лисандер, разгадывавший кроссворд в новозеландском еженедельнике. — Пять букв.

— Queen, — немедленно отозвался Джеймс.

Хьюго подавился пивом.

— Что, серьезно? Когда я пел с Одри «Галилео-Фигаро», нас могли арестовать?!

— Не все песни, Хуго Босс, — спокойно поправил его Джеймс. — Только «Принцы Вселенной».

— А что там? — поинтересовалась Вильгельмина, сдвигая очки на лоб.

— Я не буду это играть! — тут же отказался Скорпи. — Я хотел бы прервать семейную традицию с отсидкой за расизм, спасибо большое.

— Так мы же не скажем!

Они плыли по Тихому океану уже неделю: по дороге к Марианскому желобу пришлось делать крюк, чтобы обогнуть Мусорный континент. Лилу успела провести профессиональную чистку добытых сокровищ и отправить пару фоточек в магистерский чат, дважды обгореть на солнце и заскучать, Скорпи же бился над проклятиями на цацках из Аравийского моря.

— Ни за что! — открестился Скорпи и демонстративно отложил гитару подальше.

— Ты, зная, что сигнал здесь дерьмовый, пытаешься заставить меня умолять?! — всплеснула руками Вильгельмина.

Лилу, отставив имбирный чай (накануне они купались в океане, и теперь у нее першило в горле), хрипло вывела довольно говорящую часть криминальной в магическом мире песни:

— Ведь я бессмертен! Во мне течет кровь королей!

Лоркан поперхнулся, и у него пиво пошло носом, Вильгельмина нервно засмеялась, а Лисандер вписал ответ в кроссворд, бормоча:

— Значит, Философский Камень создал не Фламель...

Лилу переглянулась с Джеймсом, но они оставили свои комментарии относительно умения Лисандера в правописание при себе — с этим прекрасно справлялся Лоркан:

— Ты долбоклюй? Как можно было сделать три ошибки в слове «королева», ептвою налево! Дай сюда.

Тем временем из технического отсека вылез измазанный в чёрт знает чём Пёс, оттирая пальцы — палочку пачкать он явно не хотел.

— Закончил? — поинтересовался Хьюго, доставая палочку, чтобы помочь ему с чисткой.

— Я молодец, — поднял большой палец Пёс.

Было у Лилу ощущение, что после встречи с атлантическим крабо-змее-ящером Пёс стал вести себя немного не так. Отвечал невпопад, вопросы задавал странные, будто искал в Лилу какой-то подвох. Она только надеялась, что это не из-за парселтанга, потому что это было бы очень обидно.

Пёс взял откинутый Скорпи Гибсон и с легким любопытством на лице наиграл на одной струне какую-то смутно знакомую Лилу мелодию — по его же признанию, играть на гитаре он почти не умел. Скорпи спрятал лицо в ладонях и застонал:

— Да что за день опальных песен!

— Я где-то слышала этот мотивчик, кто исполнитель? — прищелкивая пальцами поинтересовалась Лилу.

Скорпи недоверчиво посмотрел на неё.

— Ты с башни не падала? Это мать магического панка.

— С каких пор у магов есть панк? — фыркнул Джеймс.

— Ага, последней свежей струёй был Тремлетт, и тот все время пытается пародировать Джарвиса Кокера из Pulp, — согласно пробурчал из-под панамки Альбус.

— Вы серьёзно? — фальцетом сказал Скорпи.

Пёс, прячась под чёлкой, тихо ржал над ними.

— В магическом мире был панк! Целых сорок минут, во время концерта Лили Эванс в Хогсмиде в семьдесят восьмом году, — просветил их Скорпи.

— Чо, — выразил общее мнение отпрысков Гарри Поттера Альбус, сдвигая панамку.

Скорпи всплеснул руками как Вильгельмина, отобрал Гибсон у Пса и заиграл что-то, по его словам, «опальное». И Лилу с удивлением вспомнила, где это слышала. Что, серьёзно, Риддл, ты слушал песни покойной бабушки Поттер?

— Как вы вообще могли не знать творчество собственной бабушки? — недоуменно сказала Вильгельмина.

— Да эти песни, по-моему, даже папа не слышал, — покачал головой Альбус. — А тетя Петунья с нами не особо общается.

— Вот-вот, — подхватила Лилу. — А портрет профессора Снейпа...

— ТЫ ЕГО ВИДЕЛА? — хором спросили Скорпи и Джеймс.

— Пила пару раз в тупике на десятом этаже, он там прячется, — махнула рукой Лилу. — Так вот, портрет профессора Снейпа упоминал только, что она в школе писала Патриллесы.

— Чего-чего? — переспросил Джеймс.

— Патрокл и Ахиллес.

— Так это же канон, — не моргнув глазом, сказал Альбус, вызвав у Хьюго крайнюю степень умиления.

— Ты это знаешь, я это знаю, Платон и Эсхил это знали, — весело продолжила Лилу. — Но бабуле, по словам Снейпа, в те времена никто не верил.

— Что крайне иронично, если подумать, — негромко вклинился Пёс. — С учётом того, что директор Дамблдор одевался как потерянный брат Элтона Джона, и в ту эпоху у каждого уважающего себя юноши была коллекция рубашек в цветочек и лаковые туфли на платформе.

— Би Джиз и древних богов Евровидения играть не буду, — жестко сказал Скорпи, стоило Хьюго открыть рот.

Может, Скорпи и не пришлось играть «Королеву танца», зато вместо этого на него насели отпрыски Гарри Поттера, которые жаждали достать бабушкин винил пятидесятилетней давности. У их папеньки день рождения был в конце июля, и теперь они знали, что ему подарить.

* * *

Прокачанная под глубоководное погружение яхта скрипела и надрывалась под давлением, но Лоркан неуклонно вёл её вниз по координатам Хьюго. Никто не хотел будить нечто, о котором их предостерёг едва не прикончивший их всех левиафан.

— Что-то есть охота, — пожаловался Лисандер.

Лилу удовлетворённо кивнула: зеркало приближалось. Она раскрыла разум, но не пыталась никуда тянуться.

— Кажется, мы достигли дна, — сказал наблюдавший за окружением с кормы Альбус.

— НЕТ! — крикнула Лилу. — Это не дно. Рули влево.

Они обогнули хребет, раз в полминуты выпускавший пузыри, и Скорпи беспокойно прохрипел:

— Блядь. Блядь. Он двигается. Какого же он размера?

— Там! — указала Лилу.

Они действительно увидели уже знакомый покрытый наростами сундук, наполовину замурованный под...

— Ребята... Не хочу вас расстраивать, но это щупальце, — сказал Лисандер, обводя пальцем очертания преграды. — А теперь гляньте вот туда. Ничего не напоминает?

— Это осьминог? — хмуро вглядывался в темноту Пёс.

— Ага. По-моему, это Ктулху, — поправил его Джеймс. — Думаю, сундук лучше просверлить прямо так, а щупальце не трогать. Если я правильно понял сценарий, он либо сожрет нас, либо заставит жрать друг друга. Без обид, я предпочитаю свое мясо хорошо прожаренным.

Скорпи захныкал и поднял палочку. Вскрытие, сверление и взрывы входили в должностные обязанности ликвидатора заклятий.

* * *

Их путь лежал в Пакистан, где горы всё выше, где горы всё круче, однако Скамандеры знали, куда можно загнать проклятые цацки подороже, да и свой приближающийся день рождения хотели отпраздновать, так что через неделю после встречи со спящим Ктулху, что в Рльёхе спит, сны видит, они пришвартовались в Шанхае.

Лоркан и Лисандер на камень-палочка-пергамент решили, кто из них в этот раз берет удостоверение на имя «Ли Далун», а кто на имя «Ли Сяолун», и потащили всю компанию в магический квартал, к некой «тёте Чжан».

— В смысле, вы не знаете тётю Чжан? Она ж бывшая вашего бати, — поднял бровь Лисандер на закономерный вопрос от Джеймса.

— …ты про Чоу Чанг?

— А, ну да, она говорила, что МакГонагалл когда-то её имя неправильно прочитала, — задумчиво протянул Лоркан. — Вот, смотри. — Он в воздухе начертил пару иероглифов. — Фамилия читается «Чжан», имя читается «Цю». Мы зовём её Чжан-тайтай.

— Как ты вообще это запоминаешь, — проворчал Лисандер, буквально пять минут назад по-китайски пославший в пешее эротическое (как можно было понять по интонации) толкнувшего его плечом парня.

— …Альбус, ты не хочешь пойти погулять? — мило предложил Джеймс.

— Пф-ф, может, я хочу себе женщину постарше?

Лилу представила себе братца с китаянкой «постарше», и у неё прошла ассоциация с Риддлом и Нагини, которая его бросила.

Когда-то они встретились в Праге, у мраморной гробницы-статуи Рахиль Голдштайн, Риддл предавался меланхолии, а что там делала Нагини, Лилу не знала, но Риддл упоминал, что на тот момент она уже три года не разговаривала ни с одним человеком, и первого попавшегося ей змееуста оставлять не пожелала.

От таких отношений с привкусом безысходности веяло тленом и обреченностью. Лилу невольно посмотрела на Пса и хмуро вздохнула.

* * *

Близнецы привели их в традиционный одноэтажный дом с защитой по типу той, что стояла на особняке Блэков, только помягче в визуализации. В основном крыле располагалась лавка, но Скамандеры тронули «музыку ветра» у бокового входа, и створки гостеприимно разошлись в стороны, явив им эклектично обставленную гостиную.

«Тётя Чжан» в свои пятьдесят с хвостиком выглядела крайне эффектно в фиолетовом ханьфу с золотыми бабочками — ципао местные волшебницы не признавали. Скорпи, известный любитель пофлиртовать-покуролесить с разнообразными дамами, пропустил вдох.

— Да вы, хулиганы, никак, банду сколотили? — подняла тонкую, изящную бровь Чжан Цю и изогнула губы в лукавой улыбке, показав ямочки. — Показывайте, что на этот раз.

Лоркан кинул на стол сумку с незримым расширением (но был достаточно аккуратен, чтобы не задеть разведённую тушь) и скучающим тоном перечислил:

— Химеры, восемнадцать штук, в стазисе, дыры от пуль — много. Билли, каким ядом мы пули смазывали?

Билли произнесла длинную, ничего не говорящую Лилу фразу, и Чжан Цю впечатлённо присвистнула.

— Хвост мантикоры, один. Где сама мантикора — мы не в курсе.

— И когда успели, — проговорил Хьюго себе под нос, но Лилу не упустила в его тоне нотку весёлого восхищения.

— …А ещё цацки. Скорпи, доставай.

Скорпи, быстро надев перчатки из драконьей кожи, начал выкладывать смертельно опасные находки.

— Браслеты, парные, Междуречье. Сначала течёт кровь из глаз, а потом и глаза вытекают. Снимается ритуалами в три приёма, я корячиться не стал. Ожерелье, Греция, превращает хозяйку в фарш, как только к ней проявит внимание мужчина, не снимается известными мне способами. Обруч, Египет, по эффекту похоже на Круцио, но эффект ограничивается головой. При снятии проклятия разрушается сам обруч.

Глаза Чжан Цю округлялись всё больше с каждым выложенным предметом.

— Дети, вы какой музей ограбили?

— Клад нашли! — гордо приосанился Лисандер.

— Так выпьем по чарке, йо-хо, — негромко пропел Хьюго.

— Хм, а там ещё есть? — заинтересованно спросила Чжан Цю, рассматривая украшения сквозь магический монокль.

— Не советую, — кисло ответил Альбус. — Мы с этим золотом разбудили гигантскую похотливую медузу, и они все перетрахались.

— АЛЬБУС!!!

Чжан Цю, однако, удержала на лице вежливую улыбку работника розничной торговли и ласково уронила:

— Спасибо, дети, я не хотела этого знать.

Древний шумерский жрец, видевший взлеты и падения многих цивилизаций, осматривал Лондон с крыши дома с нехорошей квартирой, где одно время проживал Алистер Кроули. Его не покидало предчувствие скорого декаданса.

— Абдуррахман, — позвал он своего аналогично условно бессмертного камердинера.

— Господин? — с трудом артикулируя, отозвался исполинский черный мейн кун.

— Есть ли интересные гости сегодня? — спросил Лал-ур-алим-ма.

Абдуррахман запрыгнул на трубу и отрапортовал:

— Свита королевы бала.

Шумер устало посмотрел на камердинера и уточнил:

— На этот раз обошлось без кабанов?

Абдуррахман торжественно склонил свою черную морду.

— Так точно. — Мейн кун махнул лапкой, и перед Лал-ур-алим-ма соткалась копия отражения в зеркале, что завершало парадную лестницу в покои в альтернативном измерении. — Одесную вы видите даму, которую за глаза нарекли Богиней.

Темноволосая, темноглазая девушка с худым, мраморно-белым лицом и острым, «птичьим» носом, словно услышав, что говорят о ней, посмотрела сквозь зеркало прямо на них, слегка сощурив глаза. Отведя взгляд, она склонилась к уху принцессы и что-то сказала.

— Ошуюю, — продолжил Абдуррахман, — вы видите некоего мистера Риддла. Правнучек Кадмуса Певерелла, если помните.

Мистер Риддл шел на полшага позади, вежливо кивая встречным волшебникам и повторяя одно:

«Её Милость очарована».

— А позади, с книззлом на шлейке, — довольно доложил Абдуррахман, — Алис Каракура, мой очень далекий потомок. Он знает правила семьи и ничего не будет просить у господина. Алис пришел за компанию, покушать.

— Какой хороший мальчик, — прокомментировал Лал-ур-алим-ма, поглаживая старомодную сложно уложенную бороду. — Что ж, Абдуррахман, пора приветствовать гостей.

Лал-ур-алим-ма развеял образ из зеркала. Более всего его в этот раз интересовал обманчиво неприметный юноша, тронутый смертью.

* * *

Древний шумер оказал им королевскую любезность, не только сказав, как можно было спасти Рахиль от неминуемого разрушения телесной оболочки, но и создав портал в нужное место.

Теперь компания из четырех магов и одного ручного книззла сидела в развалинах старых Фив. Волдеморт был не в восторге от вынужденного путешествия: в Фивы и ликвидаторы за бешеные деньги старались не соваться. Но был ли у них выбор?

Они сидели прямо на древнем жертвеннике. Пусть последователей у обширного египетского пантеона уже не было, но они жили, верили и умирали на земле египетской так долго, что сила их веры так и не покинула эти места. Разрушительную силу, полученную от миллионов голосов, сказал старый шумер, можно только разделить с друзьями.

Рахиль в Египет ехать тоже не хотела: гулять по землям фараонов и просить помощи у их идолов казалось ей унизительным, но ей хватило простого «пожалуйста» от Мэгги, которая, в отличие от прошлой жизни, уже не казалась Волдеморту лихорадочно предвкушающей будущее горе — в этот раз у нее была надежда, что все закончится хорошо.

Они взялись за руки (и лапы, в случае книззла Мустафуши), закрыли глаза, и Волдеморт начал призыв так и не ослабевших со времён правления фараонов сущностей:

— Ра, Мут, Нут, Хнум, Птах, Нефтида, Нехбет...

— Мяу! — завопил Мустафуша. Он был умным котиком, возможно, он призывал Бастет.

— Себек, Сехмет… — проговорила Мэгги.

— Анубис… — позвала Рахиль.

— Анукет, Мафдет, Хемсут… — подхватил Алис.

— МЯУ!

Песок заискрился огнём и поднялся вокруг импровизированного шабаша вихрем, пока они продолжали призыв. Лилу Поттер хотела собрать старый проект Герпия и попробовать на вкус Всемогущество. Волдеморт встанет на волоске от него же сегодня, если они выживут. А они должны были выжить.

Прямо перед лицом Рахиль из песка соткалась голова сокола, и она произнесла длинную, заученную наизусть фразу на языке, которого никто из компании не знал, формулу, которую им подсказал Лал-ур-алим-ма.

Кто-то зашептал Волдеморту в уши на том же языке, но смысл до него дошёл:

«Выдержит ли это испытание твоя искалеченная душа?»

Конечно, выдержит. Он ещё должен был увидеть плачущую, ничего не понимающую девятилетку Лили Поттер в первый раз, которого ещё не случилось. Это не было гордыней, это не было самоуверенностью — лишь фактом, который во времени Лилу уже случился.

Древние боги засмеялись им в уши и выбили из них всю магическую силу, замешивая из неё тесто, раскручивая её искры между участниками ритуала, словно обруч. Котик Мустафа стремительно лысел, но круга не разрывал. У Волдеморта болело в груди, словно на него наслали специфичный вариант Круциатуса, и виски сжимало клещами, но он знал, что выдержит.

Сет и Анубис лающе смеялись.

В жертвенник между ними ударила молния, и их разбросало по развалинам храма. Волдеморт во что-то вмазался головой, и у него в глазах потемнело.

…

Лилу Поттер лежала в каюте яхты Скамандеров, а у неё на бёдрах с самокруткой в руках сидел тот, казавшийся Волдеморту смутно знакомым, полуголый патлатый парень с пиратской кличкой. И в этот раз у него «плыла» внешность, из-под которой частями выглядывало его настоящее тело. Волдеморт знал это заклятие. И он, Мордред его задери, знал это серое тело старого мертвяка, которого так удачно убила Белла. Вот только вёл этот мертвяк себя странно, знакомо, но странно: этот Сириус Блэк не хохотал, не улыбался во всю ширь, показывая зубы, не посылал кого угодно громко и матерно, не горланил песни маггловских рок-групп вперемешку со старыми магическими гимнами. Этот мертвяк был достаточно спокоен, вдумчив и терпелив, чтобы обыгрывать профессионального нумеролога, Хьюго Уизли, в шахматы.

А потом Лилу сказала «Процион», и Волдеморт всё понял.

Реинкарнации. Андрос Неуязвимый с его высеченным в истории обещанием Герпию. Старый знакомый с огромным Патронусом… Детка, в каком же ты дерьме.

— Поттер! Лилу! Я узнал его! Он ходит под мороком! — крикнул Волдеморт, без особой надежды, что Лилу его услышит. — Это...

…

— Ты теперь такой модный, Томек, — хмыкнула Рахиль, накручивая на палец его длинную седую чёлку.

Волдеморт проморгался и сел, на автомате вытряхивая из волос песок.

— Тебя больше всех шибануло, — сказал нагло прислонившийся к колонне Алис.

— МЯУУУ! — возмущённо мявкнул облысевший котик, и Алису словно прилетело по голове от невидимого противника.

— Ой, прости, Мустафуша. Конечно, ты больше всех пострадал.

— Хм.

Волдеморт поднял руку и попытался повесить на пальцы проклятие, как сделала Лилу во время битвы в Пиренеях. По ногтям пробежали фиолетовые искры, и он стряхнул проклятие в землю.

— Как ощущения, Рахиль? — поинтересовалась Мэгги, прописав Алису в голень, чтобы встал как положено.

— Как будто я из мыльного пузыря превратилась в шину. — Рахиль криво усмехнулась. — Теперь ты счастлива?

— Очень.

Волдеморт отвернулся и начал чесать лысую голову Мустафуши — самого могущественного книззла на планете.

Он думал, что замуж Мэгги в этот раз так и не выйдет.

* * *

Отдел Международного Магического Сотрудничества, Волдеморт сидел у себя в кабинете (выдача виз и лицензий на торговлю), лениво наблюдал, как Мустафуша гонял коржа-Гарри. В Отдел Тайн он всё же не пошёл: его от чрезмерной близости Арки Смерти почему-то оторопь брала, зато старик Слагги был очень счастлив: пел в уши некоторым членам Визенгамота хвалебные оды в честь своего любимого ученика.

— Сэр, к вам посетитель, по поводу вида на жительство! — сказал Волдеморту голос секретаря-практиканта из камина.

Видимо, иностранец с кровью магических существ, раз направили в этот отдел.

— Да, пропусти, — ответил Волдеморт и шикнул на животных, чтобы притихли.

Мустафуша, с тех пор как обзавёлся магической силой, легилименцией и парселтангом, полюбил Волдеморта как родного. Ещё он мог наследовать Мэгги в качестве мастера над магией, но это только если Визенгамот вернул бы ей давно забытый титул.

Камин вспыхнул зелёным, и на ковёр шагнула...

— Нагини? — не веря собственным глазам, сказал Волдеморт.

— О, — удивлённо шагнула назад, к камину, его старая подруга. — Здравствуй.

Что ж, теперь, когда бывшему Темному Лорду на вид было не одиннадцать, он уже не выглядел таким уж зловещим.

…

— Это были ни разу не здоровые отношения.

— Да, да, понимаю.

— И я даже не о людоедстве. Встретила недавно свою родственницу, она обратилась восемь лет назад. Пугающее зрелище.

— А о чём?

— В прошлый раз Аурелиуса тоже убила Голдштайн?

— Разумеется. Никому другому силёнок бы не хватило.

— Поскольку тогда ты меня не похищал, и я просто стала жертвой проклятия... Думаю, я бы захотела убить её, и просто не успела. А с тобой осталась... от безысходности, да.

— Что-то изменилось?

— Да... ты. Ты в этом виноват. Я покинула компанию герра Гриндевальда, когда ты снял с меня проклятие: до меня дошло кое-что. Ты искал способ снять с меня проклятие лет сколько, десять?

— Пятнадцать. Да это дела давно минувших дней, Нагини, я был мудаком.

— Подожди. Важно другое. Ты, несмотря на парселтанг, был, в общем-то, обычным волшебником, пусть и сильным. У тебя не было всемогущества Обскура, у тебя не было Старшей Палочки. Но ты не сдавался, и искал способы меня расколдовать. А эти два уважаемых господина с двадцать седьмого года даже не почесались. И Аурелиус при этом клялся мне в любви... Знаешь, я тогда в них сильно разочаровалась.

— …Хочешь ещё что-нибудь сказать?

— Да. Спасибо.

…

Волдеморт услышал в голове ехидный голос папаши, говоривший «она всё ещё слишком молода для тебя», но с очень большим удовольствием его послал, выводя прямо под своей печатью на магической визе Нагини «Выпьем по чарке?» — он был уверен, что в этот раз ему повезёт.

— Арка Смерти, — констатировал Альбус, только войдя в пещеру на Горе Богов. — Мне это не нравится.

— …Но ведь Арка Смерти — это в Отделе Тайн? — неуверенно произнёс Хьюго, как и Поттеры, выросший на рассказах о школьных приключениях Гарри Поттера и его команды.

— Эта — точно такая же, — подтвердил Джеймс.

Это был проект Герпия Омерзительного, быстро размышляла Лилу, вместе со Скорпи и Лисандером доставая обезвреженные зеркала из сумки с незримым расширением. И он должен был попасться ей.

Древний василиск назвал её хозяином, но её реинкарнации, о которых она знала, жили в Великобритании — не потому ли, что Арка Смерти была частью схемы?

— И что теперь? — откинул волосы со лба Лисандер.

— У любой древней херни должна быть инструкция, — нехарактерно лениво, словно пародируя своего папеньку в его юные годы, протянул Скорпи и отобрал у Хьюго спертые из Александрийской библиотеки таблички и карту. — Вот, пожалуйста. Арка Смерти на двенадцать часов, остальное по кругу, в этом порядке.

Лилу и Хьюго склонились над схематичным рисунком, который нашёл Скорпи среди записей, и Лилу стукнула себя ладонью по лбу.

— Гробокопатель оказался полезнее археолога, ну офигеть теперь, — проворчала она. — Начнём с Гордыни.

Лилу с весёлым энтузиазмом возилась с зеркалами, расставляя их в круг, и не замечала, что Пёс стоит у самого входа в пещеру, меланхолично прокручивая в пальцах свою палочку из светлого дерева, словно чего-то ждет.

Джеймс и Альбус, однако, отличались много большей наблюдательностью.

— Какие-то проблемы, Чёрный Пёс? — пугающе вежливо произнёс Альбус.

Лилу тем временем устанавливала последнее, Гнев, и осматривала результат работы, не замечая, что в пещере назревает конфликт.

— Ты же говорила, что Тщеславие уже будет здесь, — задумчиво сказала Вильгельмина.

— Да, мне... мне прилетают спойлеры... — ответила Лилу и закусила губу.

Волдеморт никогда не видел смысла в том, чтобы ей врать, в нём Лилу была уверена, так где?..

Она не видела, как Пёс повёл плечами, вычерчивая палочкой фигуру незнакомого заклятия, и обернулась только на коллективную ругань своих коллег-пиратов, которых смело в угол пещеры одним точным связующим заклятием — Альбус ни одного своего фокуса применить не успел, а Джеймс после потери ноги так и не смог восстановить ловкость квиддичного загонщика, чтобы отскочить в сторону.

На ногах остались только Лилу и вышедший в старомодную дуэльную позицию Пёс.

— Жаль, что я ошибся, — уронил Пёс, хмуро глядя на неё. — Я думал, что вернулся защищать тебя, а не окружающих — от твоих планов.

На том месте, где следовало установить Тщеславие, соткался Риддл — со шрамом от проклятия и седой чёлкой, но Лилу пыталась не оглядываться на него.

— Я думала, что мы... хотя бы друзья, — сказала она, сутулясь и засовывая руки в карманы — скорее из-за расстройства, чем за волшебной палочкой.

Она ведь могла бы любить его. Пусть даже он был мертвецом. Пусть он таскался за ней годами, пытаясь защитить, словно сердобольный папаша.

Пёс лишь презрительно фыркнул.

— И не пытайся, я помню, что актёр из тебя превосходный. Теперь я понял: я вернулся только потому, что не смог тебя укокошить. Легилименция, змеиный язык, левитация без метлы, проблемы с Патронусом? О, поверь, я отлично знаю, кто ты.

— Я пытался тебе сказать, — вздохнул Риддл. — За нами гоняется Андрос Неуязвимый, его можно узнать по большому Патронусу. Я был знаком с таким человеком. Посмотри на него, Поттер: под этим мороком тело Сириуса Блэка, и он зовёт себя именем альфы Малого Пса. Я уверен, что это его брат.

Лилу сжала руки в кулаки в карманах и спросила:

— Ты — Регулус Блэк?

Регулус быстро дёрнул уголком рта, раскручивая на палочке какое-то заклятие.

— Не скажу, что мне приятно снова с тобой познакомиться.

— Ты — сволочь! — резко сказала Лилу, отступая на шаг, всё ещё сутулясь, но кулаки она разжала и начала незаметно шариться в карманах. — Я — не очередной хоркрукс Волдеморта!

Правая рука нащупала рукоять палочки и начала плести заклятие ускоренной реакции — было у Лилу чувство, что щиты тут не помогут. Пальцы левой нашли сквозное зеркало, и на краю сознания забрезжила история Малодоры Гримм, тщеславной царствующей ведьмы, следившей за своими врагами через зеркала.

У неё было с собой лишь одно зеркало, а Риддл сказал в Аккаде его не искать. Неужели она таскала его с собой, всё это время?

…В углу пещеры Джеймс авторитетно заткнул товарищей по несчастью, чтобы они не мешали обманчиво обезоруженным Альбусу и Скорпи распутывать заклятие…

— Ну да, — с печалью и прорывающейся злостью кивнул Регулус, всё ещё похожий на пленительно сероглазого Дамиано Давида. — Скажи, миледи, какой твой любимый грех?

Лилу сжала в ладони сквозное зеркало и огрызнулась, неторопливо доставая палочку.

— Знаешь. Блэк. Иди-ка ты в жопу, я обожаю все семь! — сказала она, на последнем слове расплываясь в ухмылке, и кинула маленькое зеркало в сторону замершего Риддла.

В сторону Лилу полетело точное, нежно любимое в Дурмстранге заклятие Кнута, которое запретили применять для дисциплинарных взысканий только в две тысячи втором. Лилу прогнулась назад и не успела совсем немного — самый конец полоснул её по лицу. В ту же секунду зеркало достигло предназначенного ему места, замкнув цепь, и обратилось в свою изначальную бронзовую форму, вместе с Еиналеж.

Лилу отскочила с линии огня в круг из бронзовых зеркал и увидела в них семь одинаковых неприятных ухмылок на совершенно разных лицах.

— Понял, что на трупе Авада бесполезна? — с деланной вежливостью уточнил Блэк.

— Это безвкусица, — скривилась Лилу. — К тому же, я никогда никого не убивала.

Из зеркала ей на встречу вышел Глэнмор Пикс, но его, кажется, видела только она. Сразу же за ним последовала королева Мэйв.

Моргана.

Годелот.

Ровена.

Локсий.

Последним зеркало покинул ухмыляющийся Риддл.

— Теперь я понял, что ты имела в виду. Угадай, кем он был при Моргане ле Фей.

Фантомы входили в её тело точно так же, как Риддл, когда в первый раз пытался помочь ей с контролем легилименции, пока Лилу уворачивалась от ударов.

— Не пытайся врать, не получится, — холодно сказал Блэк, взмахивая палочкой, словно хлыстом. — Если моя клятва достаточно крепка, чтобы вернуть меня с того света...

У Лилу не было проблемы Риддла, она могла бы убить и не умереть — просто не хотела, и потом, Блэк правильно сказал, он и так был мёртв.

Думай, думай, думай…

«Андрос поклялся не дать Герпию поработить колдунов на веки вечные, но разве я хочу кого-либо порабощать?»

Лилу выставила перед собой щит, который вместе с ней питали семь её воплощений, и мстительно заявила Блэку в лицо:

— Я не желаю никого порабощать! И миром править я не хочу!

Блэк был бы идиотом, если бы поверил тому, кого считал Волдемортом, на слово, так что Лилу сняла щит и сделала формальный салют палочкой, зажигая на конце огонёк, который превратил ее громкие слова в настоящий обет.

— Клянусь.

Регулус отшатнулся; на худом, скуластом лице застыло изумлённое выражение.

— Как… почему?

Лилу вздохнула и, посмотрев в одно из зеркал — Уныние — залечила след от Кнута коротким движением пальца.

Кажется, палочка ей была больше не нужна.

— Долгая история. Но ты обознался.

— Экспеллиармус! — огласил своды пещеры хор голосов, и Регулуса Блэка впечатало в землю.

Он не защищался. Морок сползал с него, словно тающее мороженое, и Лилу видела, как магия неуклонно покидала его тело.

— Сис, ты в норме? — обеспокоенным фальцетом спросил Хьюго.

— Я в порядке, — коротко улыбнулась она, прежде чем хмуро посмотреть на старого противника всех её реинкарнаций.

Регулус Блэк, позаимствовавший мертвое тело и знания своего старшего брата, уходил за грань окончательно, в последний раз, разочарованным, зная, что старая клятва, которая заставляла его возвращаться, обернулась ложью. На Лилу он смотрел с непониманием и отчетливым сожалением.

— Скажи, ты… когда ты еще не считал меня Волдемортом… — выдавила из себя Лилу, потому что не простила бы себя, если бы Регулус, Черный Пёс, умер, оставив ее гадать. — Ты любил меня хотя бы минуту?

Она имела в виду «как друга», потому что давно научилась на большее не рассчитывать.

— У меня не было жизни, только цель, — ответил Регулус затихающим голосом. — Ты была самым дорогим мне человеком. Живой мертвец не посмел бы мечтать о большем.

Это не было признанием в полном смысле этого слова… но одновременно с этим — много большим. Мысли зароились в голове Лилу испуганными рыбками.

Арка Смерти в пещере стояла не просто так.

— Мне кажется, я знаю, что делать, — проговорила Лилу, роняя палочку и усиленным магией движением поднимая Блэка, у которого уже просвечивало серое, измождённое лицо и кокетливая бородка Сириуса, за ворот куртки.

— Эй, ты чего это удумала?! — завопил ей вслед Джеймс, когда Лилу, удерживая на весу Блэка, прошла сквозь вуаль.

…

Герпий Омерзительный очень любил эксперименты, и силушки ему всегда хватало. Одно ему не нравилось: выделил он у себя семь косяков, что мешали ему жить, и захотел их проработать. С присущим ему размахом.

На тот момент его эксперименты успели перепугать всё Средиземноморье, и то, что должно было закончиться относительно быстро, растянулось на многовековой квест.

Это была судьба. И тот василиск не обознался. Лилу должна была пройти по этому пути и прийти к финишу большим, чем Мерлин когда-либо мог стать. Воспоминания семерых великих ведьм и волшебников теперь покоились где-то у нее на подкорке, словно библиотечные каталоги, и только к Риддлу, который умудрился вернуться назад во времени и открыть параллельную ветку реальности, от нее вилась тонкая, незаметная нить связи.

Морок с тела Сириуса Блэка сошел полностью, только рядом мелькал огонек разума, который смог на время почти сделать его живым. Так просто это оставлять было нельзя. И Лилу, призвав в тело Блэка его родной разум, нашла убежище и для духа Регулуса, которого не желала отпускать, но и простить пока тоже не могла.

Привязать, связать, оживить, просто потому что она могла, она могла все!

Лилу вышла по другую сторону Арки, в Отделе Тайн, вытащив за собой братьев Блэк, которым больше не грозили проблемы при приближении к Ватикану.

Арка у неё за спиной начала трескаться, и Лилу аппарировала вместе с не успевшими ничего осознать спутниками.

...Точно так же разваливалась на части и каменная арка в пещере на Горе Богов.

Джеймс, хромая на своём протезе, прямо как незабвенный аврор Муди, подошёл к Лилу, схватил её за плечи, встряхнул и требовательно поинтересовался:

— Какого Мерлина здесь произошло?

Лилу посмотрела вправо, на мотавшего головой, словно мокрый пес, Сириуса Блэка, затем влево, вниз, на трехцветного колли, который за отсутствием возможности говорить снял блоки и очень громко думал на нее:

«Какого хрена, Лилу?!»

— Скажи, Джим, — с довольной и слегка мстительной улыбкой сказала Лилу, — ты «Ходячий замок» читал?

Сириус Блэк тем временем удивлённо осматривался, почёсывая свою кокетливо выбритую бородку.

— Мне казалось, что я был, вроде как, мёртвым… Вы кто, ребят?

Альбус и Хьюго, осмотрев много лет как покойного беглого преступника и активного члена старой конспиративной ячейки, переглянулись, и Хьюго озвучил их общую мысль:

— Вот дядя Гарри порадуется… У него как раз во вторник день рождения…

Скорпи, всё это время тусивший около круга из бронзовых зеркал, подал голос как нельзя вовремя, потому что Лилу не очень хотела объяснять «пиратам» фишку с Волдемортом и реинкарнациями:

— Народ! Хорошие новости. Зеркала потеряли свойства, их можно продать!

— Аллилуйя! — завопил Лоркан. — Придётся тёте Чжан потерпеть нас ещё немного.

Регулус недовольно гавкнул, глядя на Лилу своими новыми карими глазами.

— Спокойно, Регулус, — ухмыльнулась Лилу. — Ты все еще волшебник, так что все, что тебе нужно — это стать анимагом. Только наоборот.

— Воу-воу, погодь, ты превратила Пёселя в пёселя? — пискнул Хьюго. — Я-то уже хотел поговорить с ним насчет лопаты и гектара земли…

— Мы тоже, — хором поддержали его начинание Джеймс, тут же хрустнувший костяшками, и Альбус, зловеще подчищавший палочкой ногти.

— Но превратить чувака, который охренительно накосячил и тут же признался тебе в любви, в собаку? Как-то это жестоко.

— А по-моему, это офигенная идея, — не согласилась Вильгельмина.

Джеймс, услышав это, слегка поежился — он не мог гарантировать, что сам в теоретических отношениях с Вильгельминой не накосячит на зелье Немочи Неудачника в своем утреннем кофе.

* * *

30 июля

Домашняя колонка ни с того ни с сего заиграла песню из «Форсажа», и почти сразу же в дверь дома кто-то позвонил. Наверное, дети из круиза вернулись, подумал Гарри, и пошел открывать.

Что ж, дети на пороге действительно были, но перед ними…

— Гарри! — воскликнул Сириус. — Мерлин, как ты постарел!

То, чего так и не удалось добиться Волдеморту, чуть не совершили его собственные дети: сердечко Аврора Поттера зашалило, словно сердечный приступ уже приветствовал его из-за угла.

— КАК, — прохрипел Гарри, которого не хватило даже на вопросительную интонацию, опираясь о косяк.

— Вот, блин, мы чуть батю не угробили, — первым сообразил Джеймс и подхватил отца под локоток. — Раз-два, взяли!

Чуть позже, когда Поттеры-старшие дружно приняли успокоительное, и все сели в гостиной, чтобы чопорно, надменно и по-английски почаевничать, дети подарили папе на день рождения чуть менее инфарктный ранний подарок в виде винтажных подпольных записей бабушки Поттер.

— Ладно тетя, она в девяносто девятом во всем созналась, — произнес Гарри, рассматривая обложку одного из синглов, — но почему мне об этом ни одна волшебная собака в школе не сказала? Тетушка-то считала, что все существующие записи в коуквортском доме Эвансов еще сгорели.

Сириус чуть не поперхнулся своим чаем с коньяком.

— Помилуй, Гарри, там матершина, расчлененка и прочие восхитительные вещи — я бы и не дал тебе это слушать раньше семнадцати!

— Окстись, Бродяга, я впервые убил человека в одиннадцать лет, — плоско ответил Гарри.

Джеймс активно снимал встречу для семейного архива, Альбус заваривал уже третий чайник чая, а Лилу пыталась не отсвечивать и делать вид, что черный колли у нее на коленях — это не огромная мохнатая собака, а какая-то мелочь типа клубничного смузи. Колли вел себя тихо, заглядывал ей в глаза и терся носом о ее лицо.

— Да, действительно, — согласился Сириус, почесывая щеку. — Тогда начинай сразу с «Садовода», это про нашего бывшего профессора травологии. Какой-то дурачок из Хогсмида подрезал в теплице стебельков на букет своей невесте, по пятьсот галлеонов штучка. Так профессор разбираться не стал и отсек ему голову. Тогда Секо и перешло из сельскохозяйственных заклятий в боевые…

«Я помню эту песню, — громко подумал Регулус. — Текст писал Снейп. Ты, кстати, знала, что они в школе встречались?»

— Бабуля со Снейпом? — недоуменно вполголоса уточнила Лилу, пока Альбус колдовал над виниловым проигрывателем.

«Целый вечер нет покоя парню от его сестер…» — запели колонки тяжелым, хрипловатым контральто.

«Нет, Снейп с Сириусом», — тихо по-собачьи фыркнув, подумал Регулус. — «Я, увы, знаю все, что знает он, и братец у меня разумом скорбен. Он подумал, что Снейп с ним гулял только затем, чтобы выяснить, что там не так с Люпином, и решил скормить беднягу оборотню в полнолуние. Снейп был крайне расстроен. С тех пор они с Сириусом друг друга и ненавидели — люто и жестоко».

Лилу истерически захихикала, обратив на себя внимание старшего Блэка, который тут же подозрительно сощурился.

— Регулус, жалкая твоя собачья душонка, что ты там рассказываешь?

— Ничего такого! — открестилась Лилу вместо Регулуса.

— Секундочку, — нахмурилась Джинни. — Так это не собака?

— Эм…

— Кажется, моему чаю требуется еще ложечка коньячку… — пробормотал Гарри, призывая бутылку из мини-бара.

* * *

Волдеморт осмотрелся. Комната была ему прекрасно знакома, только вместо плакатов с драматичными группами двадцать первого века стены пока еще украшали персонажи мультфильмов.

А на кровати, завернувшись в цветастый плед, плакала маленькая Лилу Поттер. Она затыкала уши и умоляла:

— Замолчите, замолчите, замолчите!

— А, так вот, когда мы встретились в первый раз, — произнес Волдеморт.

Лилу, вздрогнув, подняла голову и посмотрела ему в глаза. Круг замкнулся. Бывший Темный Лорд только надеялся, что они видятся не в последний раз — все-таки, Лилу Поттер была его лучшей подружкой.