Сквозь строки (гет)

Обнажаю шею, но внутри улыбаюсь,

Поднимаю вверх ее, но тебя не боюсь.

Открывать глаза я пока не пытаюсь,

К твоим губам порывисто стремлюсь.

Твои руки — мои крылья,

Твое тело — моя клетка,

Не выпадешь ты из забытья,

Я ведь стреляю метко.

Ты не смеешь сдаваться,

Я не буду молчать,

И не смей улыбаться,

Я смогу закричать.

Ты хитер, но и я не проста,

У тебя нет пути к отступлению.

Не пытайся, ведь я не чиста,

Для меня ты всего лишь мгновенье.

Сквозь строки пенные несутся корабли,

Не этой жизнью пленны мы, но счастье впереди.

Летят полоски белые за морею плеяд,

От этой жизни бедные спешат скорей удрать.

— Быстрей!

— Скорей!

— Ни мили вбок!

Стремись попасть туда в сей срок,

Где по легенде спрятан чудный мир,

Дыша, живя под звуки лир.

Об этой сказке знали моряки

И плыли лишь вперед.

Внимательно глядели на буйки,

Как жизнь все повернет.

Виднелся берег — тихий и большой,

Взревели с счастьем моряки.

Спустили якорь, не кривя душой

Желали все увидеть счастия венки.

Увы, несчастье их постигло вмиг,

Воочию безжалостно паля:

Тонул в огне последний крик.

Такая вот счастливая земля…

Прошла минута. Все затихло.

Вы что-то говорили про любовь.

Увы, в душе моей огонь утих тот,

Я не хочу встречаться с Вами вновь.

Я не желаю больше слушать Ваши речи,

Пусть очень лестные для многих дам.

При первой же случайной встрече

Я Ваши письма с радостью отдам.

О, замолчите. Я прошу Вас,

Нет больше воли слушать вашу речь.

Прошу, уйдите. Оставьте без прикрас

Те отношения, что не смогли сберечь.

Да, я красива. Это знаю,

Но умоляю Вас и заклинаю:

Не прикасайтесь более ко мне,

Ведь нет отрады более в вине,

Что в Вас пропитано в душе.

Ночь, ноутбук, стихи, мечтания,

Соцсети, разговоры, бан.

Разве это не отчаянье

Убегает по углам?

Расплетая свои сети,

Паучиха бьет сильней,

Забывая, что все дети

Выползают из сетей.

Воплощенье идеала,

Бред, почтение и спам.

Разве это не мечтанье,

Разве это не бедлам?

Задание получила я стих написать,

Для этого нужно музу урвать,

Оторвать, отобрать или просто похитить,

Вот ищу я как зверь! Где же мой вдохновитель?

И меняются ночи, и дни, месяца, и года, и столетия,

И всё ищут все люди пустые слова мимолетия.

Никогда не понять нам, поэтам, как люди мирские

Не живут как свободные, как мы — ветрами морскими.

Мы все ищем и ищем, зовём и зовём королеву,

Все пытаемся, может, свернуть мы немного налево.

Но, однако, почтенная гордая путает нас,

И скрываемся мы в ледяной пустоте ее глаз.

Все в тебе.

Ты мой рассвет.

Все в тебе.

Ответа нет.

Все в тебе.

Горит закат.

Все в тебе.

Мечтаний ад.

Все в тебе.

Река судьбы.

Все в тебе.

Одни мольбы.

Все в тебе.

Одни закаты.

Все в тебе.

Мечты крылатые.

Все в тебе.

Река и море.

Все в тебе.

Несчастье, горе.

Все в тебе.

Моя погибель.

Все в тебе.

Ты — мой спаситель.

Все в тебе.

И счастья радость.

Все в тебе.

Лобзаний сладость.

Все в тебе.

И солнца яркость.

Все в тебе.

Помарок маркость.

Все в тебе.

И я влюбилась.

Все в тебе.

Жизнь изменилась.

Все в тебе.

А правда ль это?

Все в тебе.

Замена света.

Все в тебе.

Слова покоя.

Все в тебе.

Моря прибоя.

Все в тебе.

Уже конец, да?

Все в тебе.

Смотри, звезда, а!

Все в тебе.

Я так жалею.

Все в тебе.

Любить умею.

Все в тебе.

Желаний море.

Все в тебе.

Звезда на воле.

Все в тебе.

А ты умеешь?

Все в тебе.

Меня согреешь?

Подруга юности далекой,

Река давно ушедших дней.

Разлучены судьбой жестокой,

И без тебя мне мир темней.

Я признаю, что виновата

В последней нашей ссоре.

Увы, враг заменил собрата

В последнем разговоре.

Ох, признаю, что я скучаю,

Хоть ты всего лишь друг.

И бумерангом получаю —

Исчезновение подруг.

Скучаю я по разговорам,

По тем родным, по тем секретам.

Теперь ты смотришь лишь с укором.

Была ли дружба эта?

Была единственной подругой,

Такой внезапной и родной.

Сейчас мы тешимся разлукой,

Обходим стороной.

Ты знаешь, я хотела

Вернуть все как и прежде.

Но наша дружба пролетела,

Не предаюсь я более надежде.

Прочтешь ты это или нет,

Уже не знаю даже.

Не жду я от тебя ответ,

Но для меня он важен.

Моё сердце стучит так глухо,

Я поверила в эту судьбу.

И я вроде бы не старуха,

Почему же стремлюсь во мглу?

Я пыталась сберечь мгновенья,

Но они убегали вскачь.

До минуты того гоненья,

Что пришло полосой неудач.

Моя смелость уже исчезла,

Я не верю в себя, увы.

Страх сжимает все мои чресла,

Мои помыслы все мертвы.

Я боролась сама с собою,

И пыталась начать с нуля,

Но предписанное судьбою,

Даже сломанное тобою,

Никогда не начать с января…

Меня ждёт совершенство пустое.

И, возможно, заслуженно мною

Все, что было, свершилось, не склеилось,

Все желанья, мечты… Всё развеялось.

Я считаю лишь минуты до конца,

Когда перестанет биться моё сердце.

Надавлю на вены кожного кольца,

И открою в путь тревожный дверцу.

Кровью я залью весь потолок,

Пусть следы останутся навек.

Я лечу, лечу как мотылёк,

Значит, я уже не человек.

Захотела, сделала — мечта!

Кружевом прозрачным обтянула.

Пройдена вовек черта,

Чрез которую сейчас минула.

Не помеха мне теперь никто,

Жизнь — не жизнь была поры до сей,

Но теперь все это — решето,

Сотканное множеством дверей.

Оболочки нет, этим я довольна.

Нет земных проблем, тягот, и забот.

В гроб легла сама — значит, добровольно.

Бледность мне к лицу, вот же поворот!

Тела нет, души — тем боле,

Солнце село. Ночь черна.

Вижу свет. Но нет уж воли.

Вижу собственное тело.

Подошла, но вдруг стена.

Я кричу: «не сон ли это?»

Слышу голос. Говорит:

«Никогда уж боле свету

Не коснуться глаз твоих.

Никогда, по моему завету,

Голос выйдет с губ твоих.

Я сказал, раз так и будет,

И дитя никто не судит,

Что по глупости младой

Сунула головку к свету.

Все? Вот так и стой.

Ты — детинка молодая,

Глупая, дурная, и шальная,

Сделала сама ошибку.

Плата за нее — улыбка

Жизни. Ты мертва, и точка.

Ты — лишь оболочка.

Летняя листва опала и сгорела,

Вот и жизнь твоя в руках моих.

Жаль, недолго слишком зрела,

Но теперь в руках чужих

Твоё тело и душа.

Жаль, была б ты хороша

Стоя у белóго алтаря.

А теперь — не стоишь и нуля.

Ты прощай навек,

Это сказ мой.

Больше ты не человек,

Я делюся тьмой.»

Сомкнутые губы разомкнулись.

Широко открылись глазки.

Поняла я. Врáта содрогнулись,

Ничего не будет сказкой.

Разбитая душа уже не плачет,

И не кричит от мерзости вокруг.

Жизнь медленно сей миг проскачет,

И одиночество уйдёт, и друг…

А может, это на удачу?

Никто другой её не разобьёт,

И не коснется нежно, озадачив,

Твои причуды милые он не поймёт.

Нет больше нежности и ласки,

Потухли навсегда тепло и свет.

Душа гноит от первой сказки,

Что сказывал рассвет.

Что есть свобода, а что — заточение?

Свежесть лугов и чахлость темниц,

Чистота небосвода и кара мучения,

Дáры богов или крепость гробниц?

Что есть, скажите, любовь, а что — мрак?

Чистое чувство и третий круг ада,

Вечная юность и крайности брак,

Тяга к искусству иль смерти баллада?

Что есть возможность, а что — возжелание?

Выбор мечты иль желание девы,

Друга надёжность и юность создания,

Крайность черты или все же страдание?

Что есть добро, а что — ликование?

Чистота побуждений иль ясность победы,

Отца ремесло иль победа в сказании,

Мира владений иль его все секреты?

Что есть вопросы? Что есть ответы?

Никто никогда толком нам не расскажет.

У каждого из нас в шкафу есть скелеты,

Но никто их, увы, никогда не покажет.

Пути наши нелепо сошлись

В этом странном мгновении танца.

Они ярко и нежно сплелись

Внутри бедной души самозванца.

Пусть неверный предатель ужасен,

Все равно нет умнее его.

И от этого он мне прекрасен,

Для меня он — замена всего.

Но судьба словно певчая птица:

Пусть бывает грустна иногда,

Все равно запоет в ней частица,

Для которой не властны года.

И путь снова в душе моей пьяной

Грусть и радость сойдутся в одно

Чувство скорби в девчонке упрямой.

Не поможет мне даже вино.

Но такой получается суть.

Мы меняем свои же пороги,

Чтоб ни разу не слился наш путь,

Чтобы мы не скрестили дороги.

Это странно, мучительно, больно…

Расставаться всегда тяжело.

Но отныне все партии сольно.

Для обоих судьбу замело.

Со стихами мне не очень,

Скажу даже: не везёт.

Но талант мой не просрочен,

Он меня еще ведёт.

Может быть, в денёк дождливый

Я бестселлер напишу.

Докажу, что я счастливый,

Что не просто я строчу!

Ты не любишь, но ценишь как друга,

Не его ты считаешь супругом,

Он всего лишь подушка для плача,

Тёмной ночью самоотдача.

Он не вызовет чувств тех похожих,

Что порхали в груди твоей юной.

Он — всего лишь один из прохожих,

Кто сумел тихо справиться с дюной.

А сейчас ты не видишь и смысла

В этой гавани — тихой и мирной.

Но, увы, все судьба перегрызла,

И как крыса укрылась за ширмой.

Вы срослись как два дерева рядом,

Не судьба, но случилось всё странно.

Без друг друга всё кажется ядом.

И вы снова срастайтесь спонтанно.

Не всегда все любимые вместе.

Не всегда можно быть одиноким.

Всё судьба… Да, судьба! Всё поставит на место.

И у каждого личный колодец глубокий.

А я опять пишу стихи.

И пусть неправильные строки отчего-то,

И может быть они плохи,

Но станут рифмой они для кого-то.

Когда-то я открыла для себя

Прекрасный мир поэзии чудесной,

Но с возрастом открылось для меня,

Что всё в итоге остается пресным.

Писать стихи становится труднее,

Молчать порой желаю всё же я,

Но для кого-то хочется нежнее

И посещает душу муза втихаря.

И хочется творить мне снова,

И незаметно так проходит полчаса.

И мне достаточно полслова,

Чтобы взлететь на небеса.

Порой почти уже поверишь,

Что создан мир из сволочей.

Порой поверишь, что изменишь,

Но нет. И мир уже ничей.

И нет попыток все исправить,

И нет желания творить.

Лишь хочется весь мир разбавить

В его желании крушить.

Все вновь разрушит человек,

Пройдет лишь мало времени.

И меньше, чем остынет век,

Растлеется со временем.

Не стоит и пытаться сохранить

Частицы мира бренного.

Он попытается тебя сломить,

Такого как и всех. Презренного.

Никто не вечен.

И не идеален.

И искалечен.

Но реален.

О, Сволочи. Вы — редкая порода.

Натура прочная как крашенный металл.

Такие затерялись средь народа,

И вас раскроет лишь озлобленный оскал.

Встречала я таких и раньше. Ох, не скрою.

Хоть молода была совсем. Точней, юна.

И многим я была сестрою.

Но выпила я вас всех прям до дна.

Вы помните меня, я знаю.

Вы все запоминаете меня.

А я? Что ж, я вас поминаю.

Вы скрыты полчищем дурацкого огня.

«Такие люди, жаль, не вечны», —

Я размышляла тихо в голове, —

«Но все они бесчеловечны

В своем сожженном большинстве.»

Сквозь череду людей великих,

Хороших и плохих — это не суть,

Я различала множество безликих,

Что затянули меня в свою муть.

Я выбралась едва из их болота,

Где с головой была по ложь одну.

Теперь же вы у эшафота.

Давайте же! Плывите же ко дну!

Мой мир явился нечаянно

В этот жестокий кошмар.

Пусть меня били отчаянно,

Мой мир никто не сломал.

Пусть я отчаяна, знаю,

Пусть весела и грустна,

Но и весной я не таю

Как все девицы всегда.

Спорить со мной бесполезно,

Выбран рукой судьбой

Мой мир отчаянный — бездна.

Вот он, в ладони. Со мной.

Вся страсть на кончике ножа,

И так тихо мы ходим по кругу,

И давно уже змей превратился в ужа,

Внезапно мы стали чужими друг другу.

И все снова и снова: повтор!

И опять мы расстались случайно.

Как и раньше воздвигли фурор!

И всегда танцевали отчаянно.

А сейчас? Все закончилось снова.

И уже вальс не начат с конца.

Он играет в шарманке больного,

Того милого всем нам юнца.

Тонкой ниткой рвется время

Пламя ада разжигая.

Каждый носит свое бремя,

Ниткой ротик зашивая.

Паутиной гладкой алой

Мы опутаны навеки.

Не скупитесь кровью малой,

И в конце закройте веки.

Нам так плохо как и зверям,

Что от рук погибли наших.

Не поддакивайте целям,

Мы и так в берлогах ваших.

Каждый платит свою долю

За мечту из белой пыли.

Потеряли все мы волю,

И тела наши остыли.

Имя розы потухло в огне,

Я любил всю ее без остатка.

Эти розы все сгнили на дне,

Там лежит той миледи перчатка.

Имя розы вовеки прекрасно,

Иногда все же слышу его вдалеке,

Но теперь для меня все напрасно.

Остаётся сжимать лишь перчатку в руке.

Я люблю тебя странной любовью,

Ты мой милый родной человек.

За тебя расплачусь даже кровью,

Пусть багряно течет в устьях рек.

Пусть вовеки веков нет покоя —

Все же мысли текут в голове.

Так давай убежим до прибоя,

И побудем с тобой в тишине.

И тебе расскажу я о чувствах,

И о боли, что колит мечом,

Ну, а ты — похвались вновь искусством,

Поделись своим сильным плечом.

И вот так будет часто у нас.

Будем просто сидеть у опушки,

И смеяться с обоих гримас,

И жить тихо и мирно в избушке.

Вот на этом закончим рассказ,

А потом… все расскажет старушка.

Дебаты наших душ

Забились в черных стужах.

И пусть так много луж,

Я знаю: ты простужен.

Я знаю, любишь ты

Объятья дев прелестных.

Ну, а мои мечты —

Уже не повсеместны.

И нет уже сейчас

Того, что было раньше.

Но ты ведь не погас,

В тебе ни капли фальши.

Останемся одни

И в горе, и в печали.

Ты помнишь те огни,

Которые встречали?

Ох, милый мой,

Ты как ягненок —

Горяч огонь зимой,

А летом нет силенок.

Ты тревожишь мой покой,

И биенье сердца рушишь.

Тронула меня рукой,

А как будто шею душишь.

Представляю, когда ты

Просто мимо так проходишь,

В голове одни грехи,

По извилинам ты ходишь.

Я ж мужчина, ты пойми!

Ну негоже быть такою!

Мою руку ты возьми.

Полились слова рекою.

Мои мысли — пускать на войну,

Они с лёгкостью всех перевесят.

Игра в битву — пусть наяву

Будут люди, которых повесят.

Я в жестокости смыслю особо,

Много юных легло чудаков,

Ну, а что? Они сами до гроба

Много милей прошли и вершков.

И на правой руке перст военный,

Он так много прошёл предо мной.

А сейчас он великий, нетленный,

Не покрыт он морской желтизной.

У меня есть великие цели.

И они навсегда в голове:

Чтоб тела всех врагов освежили,

Да я до конца во главе.

Обещай мне помнить нас,

Вспоминая как часы

Бьют так громко каждый раз

После грозы.

Обещай мне помнить встречи,

Что вводили в ступор нас.

Пепел падает на плечи,

Я сожжена тобой сейчас.

Обещай мне не забыть слова,

Которые так грели душу мне.

Обещай, что сохранится голова,

Когда ты будешь от меня извне.

Писать стихи я не умею,

Но постепенно все наглею,

Выдумывая, что сумею

Писать как Гомер «Одиссею».

Потяни судьбу за хвост,

В ней откроется воронка,

Жизнь построит новый мост,

Главное в ней лишь сноровка.

Только, друг мой, не зевай,

Не давай ей пройти мимо!

Держи крепко, не пускай,

Пусть боятся пантомимы!

Зайчик вышел на охоту,

И кровь капает с ножа.

Вот он скачет по болоту,

Раз, и нет уже ежа.

Поздно ночью все не спится,

И ушастый порешил

Для начала так напиться,

Чтобы стать врагом страшил.

И его боятся черти,

Даже леший подобрел:

Перестал бросаться смертью,

Ну, а волчег захирел.

Что хочу сказать, ребята.

Этот стих не просто ведь.

Я скажу, что и зайчата

Могут сильно почерстветь.

Вы их сильно не трясите,

А иначе — ох, беда!

Свою кровушку вкусите,

Неповадно, господа!

Животные и люди не могут подружиться,

И каждый добивает другого для себя,

Но как там получилось, что не смогли ужиться

Соседи по планете с названием Земля?

Здесь правит сквернословное перо,

И пахнет гнилью за версту.

И даже похоронное бюро

Предпочитает пряники кнуту.

И остаются выживать сильнейшие —

Обтянутые кожей мертвецы.

Слова потрепаны древнейшие,

И в них погребены отцы.

И друг у друга вырывая кости,

Они чарующе так говорят:

«Вы нам сюда обеда сбросьте,

Нам не хватает всех ребят!»

И в кованных замках сидят небрежно

Закованные в тысячу страниц,

И все ведь понимают, как безгрешны

Банальных слов царицы (из блудниц).

И это продолжается годами:

Тела и жертвы высохли давно.

Царицы прикрываются задами

Детей, что падают на голубое дно.

Уже не человек

Бежит из века в век

Вприпрыжку от себя,

Себя этим губя.

Не может он понять,

И ум с него не взять,

Что только он один

Домчит сам до вершин.

И я, помочь решив,

Его не загубив,

Сказать об эгоизме.

Увы, слова сквозь призму!

Но вот беда какая:

Застрял в отрезке мая,

Не слышит он меня,

Напраслину трубя.

Ох, что же остается?

Смотреть опять на звезды,

Медведицу искать,

Ругать. И замолкать.

Хочу сказать я сразу:

Такая вот зараза.

Уж слишком много стало

Тех, на кого не встало.

И каждый потерял себя,

И каждый ищет человека,

Кого, быть может, полюбя,

Обнимет до скончанья века.

И в этом мире все ничто,

Все потеряло свою ценность,

Мы словно старики в лото

Спешим сравнять неполноценность.

И всем сейчас отвратно стало,

И всем осталось выживать.

И душу рвём друг другу яро,

На деле всем на все насрать.

В эти суровые дни экстравертом являясь,

Множество раз пред толпой преклоняясь,

Мало кто помнит реальность на вкус,

Все превратились в ошибку: ноль плюс.

Взывая во тьму словно волк,

Я только об этом жалею:

Единый мой женский порок

Пройти до конца не сумею.

И что я наделала, ведаю,

Этот взгляд мне до боли знаком.

Он не верит, что я проповедую,

Он не хочет быть вновь дураком.

Громко точится меч ледяной,

Мои губы не тронет улыбка.

И суров наш закон над неверной женой,

Растворяюсь в ночи русской зыбко.

Моя игра. Ты пешка на доске

В войне, которая навечно.

Моя игра. Ты в ледяном куске,

И будешь жить в нем бесконечно.

Мужчина… Множество из тех,

Кто жаждал победить дракона.

Придумал множество потех,

И умер смертью солдафона.

Но сделал то, что не могли другие:

Вонзил стрелу он в око Саурона,

(Так называла я дракона),

И тело ящера упало в мастерские…

Зачем мне рыцарь? Мне милей дракон!

Он сотканный из вечного огня,

Он мудрый друг, учитель мне, и муж.

И по сердцу была деревни глушь,

В которой так свободно резвилась малышня…

О, бедный, бедный муж мой Саурон…

И после горьких слез

Одела я броню.

Стрелой пробитых грез

Людей я схороню.

И смотрят люди вслед, кричат: «Вдова!»,

Жестокие убийцы сей морали.

И что бы не посеяла молва,

Я начинаю то, что было здесь в начале…

Но мы будем сидеть в облаках,

И смотреть свысока на потомков.

Пусть же вспомнят о стариках,

Что собрали себя из обломков.

Я промолчу.

Молчать теперь моя привычка.

Я не хочу

Свои слова ковать в кавычки.

В груди больнее бьется сердце,

А что мне делать — не пойму.

На три засова мои дверцы,

Тогда так пусто почему?

В душе не дрогнет даже пуля,

Хоть и изранена она.

Я каждый год все жду июля,

Чтобы понять: прошла весна.

И кто-то лишь слегка шепнет:

«Забудь и возлюби врага»,

И этот кто-то не поймет,

Чьи это длинные рога.

«Просто поневоле в жизни есть судьба,

Просто ради жизни в каждом есть борьба», —

Девочка седая говорит так тихо,

Я же увидала за спиной лихо.

«Жестко и до крови ногти по руке

И глаза большие, зубы на щеке,

Тело было худо, а в груди печаль,

Губы так в полоску, поправляет шаль.

Я пришла всего лишь прошлое узнать,

Но она, глухая, начала вязать,

Я же села против, тоже наугад

Долго не смотрю и поправляю взгляд.

Что сказать мне даже, как мне подойти,

Разве я смогу просто так уйти?

Девочка седая поправляет шаль,

В ручках худощавых промелькает сталь.

Внутри него бушует ураган,

И его мысли бьются в кучу,

Недолог был обманчивый туман,

Когда уж солнце выкатилось из-за тучи.

Мне не сиделось дома — хоть убей (вот в те моменты я жадней)!

И я, решив: пора писАть (едва найдя свою тетрадь),

Устроившись удобно у камней (пусть пятой точке чуть больней),

Позволила скупым словам блистать (а почерк мой — плясать).

Слова дрались и умирали,

Сеченые неистовой рукой.

Глаголы часто замирали,

Под горький ветерок морской.

И волны шуму надавали,

И слышен чаек карнавал,

А автор все завизуалил:

Его герой так рисковал!

Отдал красавицу под трибунал!

О, что же это! Крик людской толпы,

Что вечно просят хлеб и зрелищ?

А, нет. То шум морской волны,

Гоняет камни в поиске прибежищ.

Но автор, не моргая, продолжает,

Его перо безжалостно скрипит.

Сюжет оскомину в штиль набивает,

Сводя живот, ломая аппетит.

И холод ныне не помеха,

Когда такое действо в рукаве,

Но чайки задыхаются от смеха,

Едва завидя рукопись в траве.

И пускай меня осудят,

И, возможно, эх, сожгут.

Есть же те, кто нежно любят,

И есть те, кто остро жгут.

Добавлять не стану боле,

Ведь все просто: дважды — два.

Ущемления и волю

Портит только голова.

Сжигать душу — удел Божий.

Тогда как в бескрайней пустоте

Мимо пробегающий прохожий

Заставляет покориться клевете?

Ложь сжимает нас цепями,

И окутав саваном лицо,

Раздирает грудь когтями,

Надевая дьявола кольцо.

Я смотрю в твои зеленые глаза,

В них любовь не видела ни разу.

В них король нещадно бьет туза,

Ожидая выполнение приказа.

Усмиряя бесконечный пыл,

Ты ломал меня, играя в прятки.

Но влюбленная я прикрывала тыл,

Собирая мысли в вечном беспорядке.

Молодая кровь кипела, разрывала душу,

Пригубленная твоей рукой.

Я, грешная, заповеди рушу,

Операясь о тебя щекой.

В нежности к тебе не утопаю,

Больше роз к двери я не несу.

Глубоко в душе не умираю,

На коленях больше не ползу.

В частности, любовь твоя — комета,

Загорелась и упала вдаль,

Это для меня сродни приметы:

Каждый год грустить в февраль.

Когда-нибудь родился человек

И получился идиотом

И будет он таким вовек —

Довольно глупым патриотом.

Советским постсоюзом заворожен,

И коротая дни обложками газет,

Американской пропагандой растревожен,

Передает он Ленину привет!

Жил был старый дед

И придумал он куплет

О советской власти.

Оказался в пасти.

Спросите, в какой?

В политическОЙ!

«Прекрасно заниматься рукоблудством» —

Вам скажет старый педофил.

Вы не поймёте безрассудства

Того, кто мальчиков ловил.

Того, кто трогал за рукав,

Тянул к себе дитя небрежно,

Того, кто судьбы поломав

Так тихо и, казалось, даже нежно…

И ничего не сделать, такова система,

Которая отточена вовек.

На злобу дня — такая тема…

Ужасен все же человек!

Одинокий гитарист в пижаме

Всё пытается понять любовь.

Пьяный в стельку между этажами

Руки разбивает в кровь.

Помнят только стены все, что было,

Здесь, когда пришла весна.

А сейчас ее любовь остыла,

Быстро стала она неверна.

Бродит он ночами не имея сна,

Крыши все пересчитал в округе.

С неба грустно смотрит полная луна,

Он в ответ шипит ей: «Нет твоей подруги!».

* * *

Парень этот не один теперь,

Он поэт убитый временем, семейный.

Сердце явно помнит старых чувств метель,

Гитарист их давит в пенке злой кофейной.

Покуда воля есть, зачем порок?

Тот, что нам наскучил вольно,

Всем идиотам есть урок,

И вьет веретено, что больно.

Мы перестали замечать условия,

Которые для жизни создавались.

И заменили доброту злословием.

Недавно видела. Они за ноты продавались!

Конечно, полно. Это мусор!

Всего лишь мысли о высоком.

Включайте ноут! Гляньте, курсор

Опять нас клонит к лжепророкам.

Окститесь, люди! Где же души?

И почему вы стали так отвратны?

Быть может, что вы все на суше?

Быть может, не все адекватны?

А я чем лучше? Просто потерялась…

Моя душа вам ровно впору.

И не скажу, что притворялась,

Я чувствую в вине опору.

Поворот, где места нет,

Карты врут отчаянно.

В рукаве храню буклет,

Порванный нечаянно.

Сколько весен, сколько зим!

Открываю дверь.

Вон он, лета господин,

Вот он — серый зверь.

Время — наш маятник вечный.

Весомый и безупречный,

Отсюда Бог сложит мозайку:

Конец у всего человечный.

Печати времен часто тают —

Старый воск имеет свой век.

Даже мудрый язык выцветает,

Когда новый явлён человек.

Говорят: нас бросают в огонь,

Так безжалостно и невозможно.

Я считаю: масштабный урон

Высшим силам приписывать ложно.

Почему?

Отчего?

Для чего?

Все такое ужасное,

Замаскированное под прекрасное,

Такое пресное, но великое,

Тесное и безликое,

Честное и отвратное,

Ровное, но квадратное,

Модное, но неровное,

Кровное, но халатное.

Парадокс.

Уши стали могилой,

Лишь не слышать стенаний любимой.

Почему?

Для чего?

Отчего?