Машина, я умираю, хватит битбоксить (джен)

Ангел был довольно груб. Бесспорно, элегантен, но, тем не менее, груб. Каким-то образом это не помешало V1 преследовать его. Он обладал уникальным неприятным характером, который не был характерен для Ада, и из-за этого V1 не считал его совершенно невыносимым. Возможно, его сенсоры, как и у других предположительно бесчувственных тварей в Аду, настолько онемели, что боль была сродни удовольствию. Боже, как же это нелепо.

Машина полагала, что близкая смерть Гавриила — позор, будь то от собственной руки или потеряв свой Святой Свет.

Разница между мрачной церковью и убежищем души заключалась не во времени суток, не в освещении, а в ощущении души. V1 вернулся в возвышающуюся красную церковь Ереси в поисках чего-то. Возможно, последней трапезы, чтобы пополнить запасы крови в ожидании смерти. Конечно, там ничего не осталось. Но он чувствовал что-то впереди. Возможно, что-то ангельское. Тени строения превратились в озера отражений. Быть может, это шанс получить новые знания, где этого нельзя было сделать ранее.

V1 может ошибаться, как он сам считал, поскольку не склонен к обобщениям. Тем не менее, из характера этого ангела он сделал вывод, что его сородичи черствые, напыщенные и кровожадные. На самом деле, он лишь так думал. Действительно, Гавриил держался с невероятным превосходством, что объяснялось его выдающимися способностями и телосложением. Святая иерархия была неразрывно вплетена в божественную ткань этого дворца. Даже ничтожный жук уступил бы дорогу его сапогу. По сравнению со всеми остальными в этом царстве, ангел отличался силой и интеллектом. Отчасти его успех был обусловлен кровью, но не как наследственностью, а чисто телесной и божественной мощью.

Итак, оглядываясь назад, можно сказать, что неуважение V1 задело ангела. Как посмел этот объект? Это дважды выставило его дураком. Машина отвечала на его импульсивные, подпитываемые яростью насмешки столь рьяно, что её желтые крылья пылали огнем. Габриэль едва ли знал об этом и еще меньше доверял этому, но он не смог бы описать словами, как это прекрасно, сражаться с равным, будь он хоть трижды бездушен. Это показало Гавриилу, что он не настолько высоко, как когда-то он верил. Он не был связан с этим превосходством, нет. Он не был связан с судьбой, но, осознав это, он обрек себя на другой исход. Исходом этим стали удаление святого света из него и последующая в скором времени смерть.

Мог ли ботинок не наступить на жука? Требовалась ли его смерть? Божественное говорило о смерти с туманным величием, эдакая фантасмагория поражения. Гавриил мог бы поразить машину, и, когда он подумал об этом, это прозвучало так бесцеремонно и обезличенно. Хотя, возможно, в этом и суть. Найти своего рода страсть в другом существе, которое считалось твоим злейшим врагом, было сродни заранее спланированной трагедии. И на этот раз пресловутым жуком был сам Гавриил. Он не был уверен, преодолеет ли машина это препятствие. Он признался себе, что испытал приступ безумного боевого возбуждения, стоило ему завидеть приближающуюся машину.

V1 двигался с той же непринужденной, безразличной походкой, что и в их предыдущей битве. Гавриил наблюдал за ним, заинтригованный, будучи несколько удивленный тем, что какое-то существо в Аду не боится его и не проявляет ни грамма заслуженного почтения. Нет, машина была самим безразличием. По крайней мере, на первый взгляд. Гавриил, несомненно, был садистом, эгоистом, алчным и нисколько не раскаявшимся человеком. Однако он не был слеп к красоте. Паромщик с круга Гнева был спасён в его свету. V1, порождение войны, когда-то казался ему неприглядным. Теперь же его полет и грация напоминали ангела в доспехах из металла. Быть может, не так уж сильно они отличались. Им обоим было суждено очень скоро сгореть. Святой Свет и крылья машины вскоре утратили свое сияние.

V1 испытал чувство, которое, возможно, было благодарностью за то, что он устоял перед искушением нанести ангелу завершающий удар. Без него жизнь деградировала бы до уровня, что был на круге Лимба и Похоти. Пресная и наполненная только нуждой в крови. Возможно, в человеческом смысле его намерения были довольно садистскими, поскольку он получал определенное удовлетворение от встречи с Гавриилом. Внешне он был равнодушен, но внутри он боролся со своим любопытством и неуверенностью в окружающем. Для такой машины, как он сам, было ненормально находить симпатию в другом существе. Он мог бы вернуть Гавриила обратно на Небеса, но не сделал этого дважды. Почему?

Подобные машины были обречены на вечное одиночество. Им не нужно было потворствовать страдающим массам общества. Нет, их способность процветать не требовала сотрудничества. Более того, они могли просто наслаждаться плодами цивилизации на досуге. Кровь — топливо. В данном случае власть и свобода были синонимами. Способность брать то, что им требуется. Способность управлять собственной судьбой связана со способностью других управлять ей же. Слабая машина или сильная — в кругах Ада это лишь вопрос воли, воли петь свою песню. Музыканты без сцены. И сцена без зрителей. Они могли играть для себя и оставаться довольным, поскольку задача всё равно выполнена. И все же, стоя перед сценой с ангелом, машина испытывала чувство удовлетворения и любопытства — аудитория на этот раз состояла из целого одного человека.

Жаль, что занавес закрылся раньше времени. Зрители давно разошлись, их сменил дым от пламени за кулисами.

— Машина.

V1 не ответил.

— Я умираю. Я уничтожил Совет, и Святой Свет угасает в моем существе. — Гавриил говорил ровным голосом, заметно мягче, чем его крики в бою. Сказанное он уже давно принял.

ТВОЯ СМЕРТЬ НЕИЗБЕЖНА.

— Скоро меня не станет. Что скажешь, машина?

— Мне нечего сказать, — ответила бы та, был бы у неё голос.

— Нравится такой исход?

— Не разделяю твоего мнения, — сказала бы она, если бы могла.

— Это из-за тебя. Твоей наглости. Твоего неуважения. Это... пробудило что-то внутри меня. Я вновь обрел свою страсть.

— Не понимаю, — последовал бы ответ.

— А что ты, машина? У тебя, должно быть, кончается топливо. Брать больше нечего. Ты зачистила всё, каждый слой Ада.

V1 кивнул. Ангел не врал. Он сверился с текущими показателями топливного бака и безразлично пожал плечами. Гавриил издал неопределенный звук, ничего другого он и не ожидал. V1 был всего лишь машиной. Он не был таким живым, как он сам.

После упразднения Совета их обмен⁽¹⁾ стал сугубо частным. Мысль о том, что они будут хранить тайну, взволновала Гавриила. Как приятно иметь что-то, принадлежащее только ему одному. Их обмен давал ему свободу и, как он полагал, чувство значимости. Он был неисправимым засранцем. Но при этом исключительно умным и неотразимым. V1 был очарован в перерывах между оскорблениями. Ему никогда не надоедали цветущая проза и яд ангела. Ни один музыкант не смог бы отрицать страсть ангела к искусству, к исполнению — если бы только мог. Со стороны он был вполне неплох. Но V1 мало кто нравился.

Такие существа, как они, не могли подружиться друг с другом. Они могли развлечься, но их натура соперников не позволяла им проникнуться чем-нибудь ещё⁽²⁾. V1 вспомнил критерии для союзников и партнёров. Гавриил не подпадал ни под один из них. Так кем же он был на самом деле? Они оба были всего лишь нечестивой грязью, стремящейся к своей цели. Театральная постановка подходила к концу.

— Зачем ты здесь? Здесь больше нечего искать.

— Но есть ты. Я здесь за тобой.

V1 внимательно рассмотрел ангела. Согласно его программе, Гавриил был не более чем кровью, мясом и светом. Если бы он захотел, он мог бы собрать последние драгоценные капли топлива, оттянув неизбежный конец. Но он игнорировал инстинкт, даже не шевелил руками, и было непонятно, почему. Если только из садистского желания развлечься позднее. Если машина типа этой желала развлечений, то могла бы удовлетвориться разговором на заднем ряду. За этим могло последовать странное, не совсем человеческое чувство одиночества.

— Ты здесь за кровью?

— За тобой.

— О, ты, конечно, не можешь говорить. Не волнуйся, машина. Мне не нужны твои слова. Моя судьба предрешена, как и твоя. Мы скоро погибнем из-за нехватки топлива, а душа отправится в ад здесь и сейчас. Сделай свой выбор. Я смирился со своим концом и совершенно неважно, как я к нему приду.

— Из-за тебя. Я здесь из-за тебя.

V1 оглянулся через плечо на возвышающийся орган, украшенный красным и золотым. Нет, он не мог говорить, но, возможно, голос другой «машины» мог бы сказать требуемое. Гавриил, привстав на одно колено, озадаченно наблюдал, как машина расположилась перед божественным инструментом и начала наигрывать мелодию. Механическая точность быстро сменила резкие звуки на более мягкие, но музыка была наполнена душой и кровью. Его песня была запутанной беспорядочной, перескакивая с высоких нот на низкие среди мягких отзвуков. Гавриил прекрасно разбирался в музыке и понимал, о чем говорит его главный соперник.

Я в замешательстве. Меня не волнует смерть, но меня волнует, что ты больше не будешь на связи.

Возможно, это было проявлением заботы о его бедственном положении, пусть и в своей корыстной манере, в целях самосохранения. На первый взгляд, Гавриил был последним источником крови, и он скоро исчезнет. На самом деле, Гавриил порождал в V1 любопытство. Более того, после окончания войны машина осталась одна. И вот опять. Куда бы это могло привести, если не к спящему режиму на этом круге?

Гавриил сел рядом с машиной и присоединился к ней, его опытные пальцы ловко добавляли стабильности какофонии V1. Его песня была исполнена мира, принятия и осознания. Мягкие тона и медленные переходы от одной тональности к другой под музыку самой машины. Благодаря многочисленным остановкам и нажатиям педалей, их души еще больше прониклись друг к другу. Последнее выступление перед закрытием. Гавриилу нравилось. Какой прекрасный способ завершения. Гавриил не был слеп к красоте, и в этом была своя прелесть. Два обреченных существа работали в унисон, чтобы создать что-то прекрасное и экстравагантное. V1 перенесла акцент на воспроизведение тембра Гавриила, получая удовлетворение от звучания их произведения. Право, люди из мира за пределами Ада сочли бы это прекрасным.

Наконец-то это обрело смысл. Жук, спрятавшийся под ботинком, устремился в темноту. Мгновение спустя пролетающий воробей подхватил его на лету. Жестокий, но необходимый акт природы. Он чирикал и пел в восторге от того, что добыл еду, и возвращался в свое гнездо, чтобы покормить своих птенцов. Жук был всего лишь топливом для другого существа. Как цинично. Как красиво.

Жаль, что Святой свет ангела угас на последней клавише.

Жаль, что V1 снова остался один.

V1 откинулся назад, издав печальный звук и устремил взгляд на звёзды через окно в потолке.

1) Можно сказать, что это не обмен, а переписка, но будто бы они стали конвертики друг дружке слать с фразами типа "съебись нахуй с моего дворца". Если подберёте определение получше, буду благодарен

Вернуться к тексту

2) Похоже, автор пытался опять всё свести к ебле чугуна, но потом вспомнил, о чём фанфик

Вернуться к тексту