Хозяйка Запретного леса (гет)

Было раннее осеннее утро. Солнце еще не встало на свой привычный маршрут, но ночные тени уже спрятались в своих убежищах. По лесу медленно расползался туман. Стояла тишина, лишь легкий ветер тревожил оставшиеся на деревьях сухие листья, но скоро предрассветную тишину нарушил громкий хлопок, а затем и тихий детский плач. Под большим искорёженным дубом сидела девочка лет восьми. Удивительно красивый ребёнок с огромными светло-серыми глазами с более темным ободком, с длинными, густыми, черными, будто нарочно подведенными ресницами, со вьющимися локонами цвета воронова крыла, с мраморной кожей и лицом в форме сердечка. Она была похожа на очаровательную куколку, только носик был не кнопочкой, а с легкой папиной горбинкой — как говорила ей мама, это придавало её облику некую «изюминку».

Девочку всю трясло. Обхватив колени руками и сидя на стылой земле, она стала раскачиваться из стороны в сторону, закрыв глаза, а ветер холодил кожу на мокрых от слёз щеках. Перед внутренним взором мелькали страшные картинки. Всё казалось ненастоящим. Просто страшный сон. Дурной сон, и она вот-вот проснётся. Должна проснуться! Она откроет глаза и окажется в своей уютной теплой постельке. Мама будет готовить внизу, и от запаха блинчиков Аннушка сладко потянется в своей кроватке и с ленцой начнёт вставать. В дверь постучит неугомонный Никитка, позовёт завтракать и, шлёпая босыми ногами, побежит вниз по лестнице, чтобы выбрать самые вкусные, красивые и румяные, на его взгляд, блинчики. Обжора. Но, сколько бы девочка не повторяла себе заветное «Проснись, проснись, проснись!», ничего не менялось. Она по-прежнему сидела на холодной земле, прислонившись спиной к дереву, её руки всё так же обхватывали ледяные коленки в порванной и пахнущей гарью ночнушке, и она всё так же была одна и неизвестно где.

Девочка открыла заплаканные глаза и попыталась натянуть ночнушку до самых озябших лодыжек, но теплее не стало. Перед глазами стояло напуганное лицо Никитки. Крики. Всполохи огня. Братишка вбежал в её спальню и схватил её за руку, сонную, ничего не понимающую, напуганную, и, стянув с постели, потащил вниз по лестнице. Она слышала крики мамы где-то на улице. Какие-то незнакомые голоса. Старший брат стянул коврик на кухне и с натугой открыл подпол. Мама там хранила заготовки, банки с вареньем и гостинцы с родины. Никита строго велел ей лезть в тёмную дыру в полу и закрыл за ней люк. Напуганное бледное лицо брата, всклокоченные каштановые кудри и решительный взгляд — таким она увидела Ника в последний раз перед тем, как оказаться в полной темноте. Аннушка слышала, как он положил на место коврик. В кухню кто-то зашёл.

— А, а вот и сопляк. А ну стой, паршивец!

Никитка кричал и, кажется, что-то кидал в незнакомца. Слышались какие-то странные заклинания и звуки борьбы. Но всё быстро затихло.

— Ну вот, сучёнышь, угомонился? Пусть командир решает, что с тобой делать.

В кухню зашёл кто-то ещё.

— Девчонку нашёл?

— Нет. Может, она с папашей? Или сучка эта успела её куда-то спрятать.

— Дементор с ней. Командир велел всё тут сжечь. Поторапливайся давай. Сейчас тут будет жарко.

Девочка тихонько поднялась из своего угла и попыталась разглядеть в небольшую щель между половицами хоть что-нибудь. Жив ли Никитка? Где мама? Но увидела лишь кусочек окна со светлыми занавесками. Тут послышался какой-то рёв, и оранжевый всполох, словно голодный зверь, стал пожирать ту самую занавеску. Сквозь щели в подпол полился яркий свет. Аннушка закашляла. Горло першило, будто драли невидимые когти. Огонь был какой-то странный, точно живой. С потолка стало что-то падать. Девочка хотела закричать, но так и не смогла. Будто невидимые руки сжали её горло. В ужасе она забилась в самый дальний угол маленького подпола. Огонь уже был внутри. Она чувствовала его жар, ощущала его голод. Сжавшись в комок, девочка закрыла голову руками. В груди что-то сжалось, и Аннушка подумала: «Вот она, смерть?» И вдруг все затихло. Тело обдало холодным ветром. В шоке открыв глаза, Анна увидела вокруг незнакомый лес. А где же её дом? Где огонь? Где она?

Просидев под деревом ещё какое-то время и немного придя в себя, девочка наконец смогла успокоиться и стала думать. Первой мыслью было: нужно найти папу! Да только где его искать? И как? Если она сама не знает, где находится. Значит, надо взять себя в руки и перестать себя жалеть. Прав был Ник, она настоящая хныкса! Девочка вытерла мокрые дорожки от слёз, шмыгнула носом и начала вспоминать всё, чему её учил папа. Для начала надо понять, где она оказалась. Потом постараться найти помощь, найти людей, взрослых, которые ей помогут. Что ещё папа говорил?

Нахмурив лобик, девочка попыталась вспомнить, как однажды папа позвал её и Никитку в свой кабинет и завёл очень странный разговор. Этот разговор её тогда напугал, папа так серьёзно рассуждал, что может случиться что-то плохое с ним или с мамой, что девочка не выдержала нарисованных в воображении картин и заплакала, а папа посадил её на колени и, пристально глядя в глаза, сказал:

— Аннушка, я не говорю, что всё то, что я сейчас перечислял, может с нами произойти. Но жизнь — штука непредсказуемая. Я понимаю, что, может, пока тебе трудно всё понять, но пообещай мне: ты запомнишь всё, что я сейчас буду говорить. Если со мной и мамой что-то случится, вы, мои любимки, должны за себя постоять, а потому — должны знать что делать. Дай мне слово, что больше не будешь плакать, а выслушаешь меня до конца и запомнишь всё, что я скажу. Аня, ты умная девочка, не расстраивай папку и пообещай.

Девочка подняла голову и посмотрела в лицо отца: он, обычно такой весёлый, был непривычно серьёзен, и она, с трудом справившись с комом в горле, кивнула.

— Ну, нет. Так не пойдет. Анна, дай мне слово.

Девочка глубоко вздохнула и тихо ответила:

— Хорошо, папа, я всё запомню.

И вот теперь она честно вспоминала всё, о чем говорил отец. Сделав несколько глубоких вдохов, Анна поднялась с земли, но голова закружилась, и она, схватившись за шершавый ствол дерева, дала себе время прийти в себя. Отдышавшись и справившись с головокружением, девочка медленно побрела в первом попавшемся направлении, внимательно осматриваясь и ища тропинку. Найдёт тропинку — найдёт людей. А дальше, как учил папа, сначала определить, где она — на магической территории или простецкой? И, исходя из этого, думать дальше. Если она среди магов, всё проще — обратиться за помощью, и кто-нибудь свяжется с папой, — а если нет… придётся искать дорогу к известным проходам в магический мир. Адреса выучены на зубок, осталось только выбраться из леса.

Успокаивая себя этими мыслями, Аннушка продиралась сквозь кустарник, всё ещё надеясь набрести на тропинку. Подол ночнушки зацепился за ежевичный куст, пытаясь вызволить его из плена острых шипов, девочка оступилась и, не успев испугаться, покатилась вниз по незамеченному ею оврагу. К счастью, овраг оказался небольшим и пологим, так что Аннушка весьма удачно скатилась по нему, плюхнулась в воду пробегавшего в низине ручейка, но, ударившись головой о лежащий в воде камень, потеряла сознание.

Со стоном открыв глаза и приподняв голову от земли, Анна встретилась взглядом с умными собачьими глазами. От неожиданности девочка вскрикнула и попыталась отползти от животного, но остановилась, присмотревшись к довольно дружелюбной морде тёмно-рыжего сеттера.

— Арчи! Арчи, ко мне!

Пёс гавкнул и завилял хвостом, но на зов хозяина не побежал, а, принюхавшись, подошёл к с любопытством рассматривающей его девочке. Анна поняла, что собака ей не угрожает, и с удовольствием стала ласкать и трепать длинные шелковистые рыжие уши. Арчи лизнул ребёнка в нос, покрутился немного рядом и, отойдя от девочки на несколько шагов, опять начал лаять, зовя хозяина. На вершине небольшого оврага показалась мужская фигура.

— Бог ты мой! Ребёнок?

События закрутились, и, только оказавшись в тепле и в сухой целой одежде, Анна смогла собраться и подготовиться к непростому разговору с приглашённым в дом мистера О’Коннели, хозяина Арчи, полицейского. То, что девочка оказалась на территории простецов, она поняла сразу, как увидела мистера О’Коннели. А значит, придётся врать о потере памяти, как и учил отец, если она вдруг окажется среди простецов совсем одна. И, когда придет время, подготовившись, сбежать к ближайшему проходу в магический мир. Но сначала надо понять, где она оказалась. Когда она спросила об этом хмурого полицейского средних лет, название деревушки, озвученное им, было ей совершенно незнакомо. А спрашивать что-то ещё, например, как далеко она от Лондона или как до него добраться, Анна побоялась. Было и так сложно на все вопросы отвечать только «Я не помню, сэр», «Я не знаю, сэр». Она назвала только своё имя, потому что ей не хотелось, чтобы её называли как-то иначе, а вот фамилию — нет. Всё равно этот мужчина, с таким сочувствием на неё смотревший, не сможет помочь. Потом пришла какая-то строгая суховатая дама из, как она сказала, социальной службы и что-то говорила о временной приёмной семье, но девочка не слишком хорошо её слушала. Анна пыталась придумать, как добраться до Лондона, но пока у неё не слишком-то получалось.

— Что ж, Анна, я договорилась с мистером и миссис Мортон, они с удовольствием примут тебя в своём доме, пока полиция ищет твоих родных, — сказала женщина, вернувшись из другой комнаты, где стоял телефон мистера О’ Коннели. — Пойдём, я отвезу тебя в больницу, и, если доктор скажет, что с тобой всё хорошо, поедем к ним.

Девочке ничего не оставалось, как подчиниться, и совсем скоро у Анны началась совсем другая жизнь…

Миссис Мортон оказалась милой маленькой шатенкой с доброй улыбкой и ямочками на щеках, а вот мистер Мортон Анне совсем не понравился. Вроде бы обычный, ничем не примечательный мужчина с соломенными волосами и тяжелым подбородком, но что-то в его взгляде её настораживало. Вот только что, Анна так и не смогла понять. Он был вежлив и даже мил, но от него будто исходило какое-то иррациональное чувство опасности. Чета Мортон жила в небольшом ухоженном доме в пригороде Лидса. Детей у них не было, и они записались в службу опеки как патронажная семья. В общем-то Анне жилось неплохо. Элис, как попросила её называть миссис Мортон, заботилась о девочке, а мистера Мортона часто не бывало дома. Как поняла Анна, он работал в торговле и часто уезжал в командировки. И девочку это вполне устраивало. Полиция и социальная служба несколько раз навещала её, но, естественно, ничего нового они не узнали. Анну мучило то, что время шло, а она так и не смогла выбраться отсюда. Она много времени проводила в маленькой библиотеке дома, для вида читая детские книги, а на самом деле, когда никто не видел, изучала сначала карту Англии, затем и Лондона. Когда они с Элис были в городе, Анна незаметно запоминала расписание поездов на вокзале. Но выбрать подходящий момент, чтобы сбежать, не получалось. Элис была женщиной ответственной и одну её никуда не отпускала. Окна на ночь закрывала и всегда проверяла, закрыта ли дверь.

Для окружающих Анна была очень замкнутым и молчаливым ребёнком. С соседскими детьми не общалась, да и дома в основном только отвечала на прямые вопросы. Анна ужасно боялась ляпнуть что-то о магии или о своей семье. То, что простецы не должны ничего о них знать, девочке объяснили, как только в ней начала пробуждаться магия. Перед тем страшным днём, что разрушил всю её жизнь, у девочки было несколько магических выбросов, и мама стала с ней заниматься. Учила, как управлять магией, простым бытовым чарам, для которых и палочка не нужна, заговорам и прочим премудростям. Анну до холодного пота пугало то, что с того дня она больше не ощущала в себе той силы. Она будто лишилась чего-то важного, как руки или глаза. Девочка несколько раз пыталась использовать свою магию или хотя бы простенький заговор, но каждый раз лишь ощущала в центре груди тупую ноющую боль. И это пугало её больше всего.

Прошло больше года, Анна несколько раз предпринимала попытки сбежать, но каждый раз неудачно. То слишком внимательные соседи возвращали, то смотритель станции позвонил в полицию. Ах, если бы к ней вернулась сила, хотя бы на простенький отвод глаз… но она по-прежнему ничего не чувствовала. Анну даже записали к психологу, но из этого ничего не вышло. Она просто молчала на каждом приёме, и взрослые решили пока оставить её в покое. В школу, по совету того же психолога, девочка пока не ходила. Элис занималась с ней дома и быстро поняла, что подопечная не только уже очень хорошо читает и пишет для своего возраста, но и в общей эрудиции намного обогнала своих сверстников, и, успокоившись, решила оставить её на домашнем обучении: в школе за ней будет меньший надзор, и она снова может попытаться сбежать, да и желания социализироваться и общаться со сверстниками Анна не проявляла.

Её всё больше беспокоил мистер Мортон. Когда он подолгу оставался дома, Анна старалась выходить из выделенной ей комнаты только по необходимости. Мистер Мортон пытался разговорить девочку, шутил, был добр, но каждый раз, когда он походя приглаживал её непослушные локоны на голове, Анну передёргивало, будто до неё дотронулось что-то мерзкое и склизкое. Мама говорила, что у неё особая чуйка на людей. Это было трудно объяснить, просто ощущения и ассоциации. Когда у родителей были гости, Анна пряталась на подоконнике за занавеской — там был её личный уголок для чтения — и наблюдала за пришедшими. У родителей нечасто бывали посетители, но те, что приходили, были очень интересными. Анна любила разглядывать их в щелочку тяжелых гардин, а потом папа расспрашивал её, что она думает о том или ином госте. Это была их игра. Особенно ей запомнился совсем молодой паренёк. Он явно совсем недавно закончил школу, но папа относился к нему с явным уважением, несмотря на возраст. И Анна понимала почему. Парень был… интересным. Необычным. Что-то в нём было такое, что заставляло воспринимать его всерьёз, несмотря на юный возраст и не слишком презентабельную внешность. Анна тогда сказала папе, что этот гость словно большая гора с шапкой снега на вершине — кажется холодным и неприступным, но на самом деле в недрах этой горы растекается и бушует настоящее пламя. Он как океан, в глубинах которого целый неизведанный мир: от страшных и таинственных барракуд и акул (Анна не знала, как выглядит барракуда, прочитала в какой-то книжке, и ей понравилось название, в её воображении это что-то страшное, но жутко интересное и таинственное) до прелестных ярких рыбок, робких морских коньков и целого леса прекрасных разноцветных кораллов. А ещё она почувствовала, что парень умён и силён магически, очень силён. Уже тогда, стоя рядом с её отцом, он был ему почти ровня, разве что опыта не хватало. А что будет, когда он войдет в полную силу? Папа тогда как-то странно на неё посмотрел, хмыкнул и, потрепав по голове, сказал:

— Малыш, у тебя замечательные сравнения… и удивительный дар.

Вот и сейчас Анна чувствовала, что мистер Мортон словно оболочка: казалось, стоит надавить — и она лопнет, а под ней будет что-то жуткое, голодное, тёмное и… пустое.

Анну с каждым днём все больше охватывало отчаянье — после нескольких попыток сбежать за ней стали тщательней следить, не оставляя шансов на очередную попытку. И она решила затаиться. Играть по правилам и быть послушной, пока не подвернётся удачный случай. Она даже стала больше разговаривать со своими опекунами и чаще улыбаться, чтобы они успокоились и ослабили хватку. Эта тактика со временем начала приносить свои плоды. Элис уже не следила за ней так внимательно, но и одну никуда не отпускала. Анна решила продолжать в том же духе и набраться терпения. Но один случай в таком тихом обычно доме перечеркнул все её планы.

Был вечер пятницы, Элис ушла к своей знакомой, а мистер Мортон устроился с газетой у камина, рядом стояла уже на половину пустая бутылка виски. Анна сидела в маленькой библиотеке, совмещённой арочным проходом с гостиной, и читала. За окном выл и стонал ветер, и голая ветка стучала в окно, время от времени отвлекая внимание девочки от книги. Из раздумий Анну вывело ощущение настойчивого взгляда в затылок. Обернувшись, девочка увидела, что мистер Мортон отложил газету и, держа в руке стакан с виски, пристально смотрит на неё. Девочка вопросительно приподняла брови, а хозяин дома ухмыльнулся и мягким голосом сказал:

— Подойди ко мне, детка. Что ты там сидишь совсем одна? Расскажи мне, что ты с таким интересом читаешь?

Девочка молча приподняла книгу, показав обложку.

— Рассказы о Шерлоке Холмсе? Не рано ли тебе читать такое?

— Мне нравится, сэр.

— Ну, раз нравится… Подойди.

Второй раз проигнорировать просьбу Анна посчитала невежливым. В конце концов, за то время, что она находилась в этом доме, мистер Мортон не сказал ей и дурного слова. Почему бы и не сделать шаг навстречу, может, это поможет ей ещё больше ослабить хватку опекунов и позволит им расслабиться. Девочка робко подошла к креслу, а мистер Мортон показал взглядом на рядом стоящий пуфик. Анна присела, а мистер Мортон задумчиво сделал глоток и продолжал молчать, пристально её рассматривая. Анне стало неловко от этого взгляда, она смяла юбку на коленях, чтобы хоть немного успокоиться. Наконец молчание было прервано.

— Ты могла бы называть меня просто Льюисом, дорогая. А то как-то несправедливо, не находишь? Мою жену ты давно уже зовёшь по имени, а меня только «сэр» или «мистер Мортон». Мне… было бы приятно.

— Хорошо, сэр. То есть… Льюис. Просто раньше вы об этом не просили.

— Ты права, это моё упущение… Знаешь… ты очень необычный ребёнок.

Девочка подняла взгляд от своих колен вопросительно взглянув на собеседника.

— Ты очень красивая девочка, тебе говорили?

Анна пожала плечами и продолжила молча слушать. Ей определённо не нравился этот разговор, но объяснить себе почему, она не могла.

— Очень красивая… и умная не по годам, это я тоже заметил… — Льюис немного придвинулся к краю кресла, пристально разглядывая её. От этого холодного оценивающего взгляда у Анны по затылку пробежались холодные мурашки. Все её инстинкты кричали «Бежать!», но она усилием воли заставила себя сидеть спокойно. Мужчина криво усмехнулся и похлопал её по коленке, но руку не убрал, а, придвинувшись ещё ближе, настолько, что в лицо Анны ударил резкий запах алкоголя, прошептал: — Думаю, когда ты немного подрастёшь, я научу тебя играть в одну игру. Это будет наш маленький секрет, наша особая игра. А если ты будешь хорошей девочкой, то, возможно, мы и не будем слишком уж долго ждать.

Анна опустила взгляд на руку Мортона, всё ещё лежащую на её колене, но в глазах будто зарябило, и на секунду — лишь на секунду — она увидела эту руку всю в крови. Кровь будто сочилась из самой кожи и пропитывала ткань её юбки, но стоило девочке моргнуть, как страшное видение пропало. Каких усилий потребовалось Анне, чтобы не вскочить и не закричать, знала лишь она. Но она чувствовала, что делать этого нельзя ни в коем случае.

Мистер Мортон хмыкнул, улыбнулся и, наконец, убрав руку с её колена , откинулся на спинку кресла. Анна и не заметила, что практически не дышала, сердце отбивало бешеный ритм, а по спине пробежала холодная капля пота. В тишине, нарушаемой только треском огня в камине, послышался звук приближающихся к входной двери шагов по гравийной дорожке.

— Элис возвращается, пойду поставлю чайник, она, должно быть, продрогла на таком ветру. Вы будете чай, Льюис?

— Да, спасибо, милая. Ты умница.

Девочка встала, спокойным шагом пошла на кухню и, только закрыв за собой дверь и прислонившись к ней спиной, медленно сползла на пол, обхватив плечи руками. Её трясло от страха. Даже в тот злополучный день, когда она оказалась далеко от семьи, она не испытывала такого животного ужаса. В голове испуганной птицей билась только одна мысль, одно желание: «Бежать, бежать, бежать… Как можно дальше и как можно скорее!» Погружённая в себя, Анна сначала не заметила, как затрясся стоящий на столе чайник и резким рывком полетел с середины стола на пол. От неожиданности и громкого звука Анна подскочила и взглянула на чайник, валяющийся и всё ещё покачивающийся на выпуклом боку. На её бледном лице медленно расцвела улыбка. Наконец-то её сила стала возвращаться, а ноющая боль в груди исчезла. А значит, надо успокоиться и продумать план.

— Детка, всё в порядке?

— Да, я просто чайник уронила. Всё хорошо.

У Анны полегчало на сердце: теперь есть надежда выбраться отсюда и найти отца.

Должно быть, само провидение решило помочь планам Анны или кто-то за ней присматривал на верху, но уже через неделю во время ужина состоялся судьбоносный разговор. Миссис Мортон собиралась по делам в Лондон на пару дней и, так как мистер Мортон в это время тоже собирался в очередную командировку, она решила взять Анну с собой. Девочке потребовалась вся её воля, чтобы не подать виду, как её обрадовала эта новость, а лишь кивнуть и продолжить ужин. Анна отсчитывала часы и минуты до долгожданной поездки, теперь, когда её магия вернулась, она наверняка сможет сбежать и добраться до прохода в магический мир.

Наконец этот день настал. Анна плохо запомнила саму поездку до Лондона, всё её внимание было направлено на Элис. Элис ни в коем случае не должна была догадаться о планах своей подопечной, поэтому девочка сосредоточилась на непринуждённом разговоре, пытаясь ослабить подозрения. Естественно, Анна понимала, почему Элис беспокоилась: после нескольких-то попыток побега. Но выбора у женщины не было: оставить Анну на несколько дней, как назло, было не с кем, а подписать несколько документов и встретиться кое с кем было нужно. Но Анна не давала Элис поводов для беспокойства: не волновалась, искренне интересовалась мелькавшими за окном пейзажами и живо участвовала в разговоре, так что та вскоре расслабилась. Девочка всем своим видом показывала, что трудный период остался в прошлом. Они обсудили планы на эти дни, и Анна попросила свою опекуншу о небольшой экскурсии по центру города. Это ведь так интересно! Когда ещё она сюда попадет? И женщина с улыбкой согласилась. До назначенной встречи по прибытию в город ещё была масса времени, почему бы и не прогуляться, а затем пообедать в каком-нибудь милом кафе.

Девочка с облегчением выдохнула, увидев, что на Трафальгарской площади была уйма народу, это существенно облегчало ей задачу. Отсюда до Чаринг-Кросс-Роуд, где располагался проход в магический мир, было рукой подать, если верить картам, а значит, ей представилась идеальная возможность сбежать. Вот только Элис крепко держала девочку за руку, не ослабляя хватку ни на миг. Надо было что-то придумать. Осмотревшись, Анна увидела уличных музыкантов, окружённых толпой туристов, и потянула Элис за руку в их сторону. Стоя в толпе, девочка незаметно дернула за висевшую на плече опекунши сумочку, та соскользнула, и женщина, поддавшись инстинкту, схватила лямку сумки другой рукой. В тот же миг, освободившись, Анна, призвав свою силу, отвела глаза окружающим, осторожно выбралась из толпы и побежала что есть мочи.

Остановилась отдышаться она, только когда наконец увидела знак с названием нужной ей улицы. Дождавшись, когда всё ещё бешено стучащее сердце успокоится, девочка выдохнула и спокойно и уверенно пошла по длинной улице с множеством магазинов и кафе. Теперь нужно было быть внимательной и не пропустить нужное место. Пока Анна искала вход в «Дырявый котёл», она размышляла, когда же успела так измениться? От той милой неуверенной девочки, что боялась сделать шаг от мамы, будто уже ничего не осталось. Когда она научилась быть такой решительной, хладнокровной и расчётливой? Но все эти мысли вылетели у неё из головы, когда она наконец увидела столь желанную вывеску. Натянув поглубже капюшон толстовки, девочка, не позволив себе засомневаться, толкнула обшарпанную деревянную дверь бара «Дырявый котёл».

Внутри было накурено, пахло алкоголем и было много народу. Анне определённо здесь не нравилось, но она осмотрелась в поисках бармена. Как говорил отец, он сможет помочь, свяжется с семьёй или пропустит на Косую аллею. Но у барной стойки было многолюдно, кажется, что-то праздновали, и так необходимый ей человек был явно занят, громко споря о чём-то с огромным бородатым типом. Анна решила подождать, когда он освободится, и отошла к пустому столику. На столе кто-то случайно оставил газету. От нечего делать девочка взглянула на передовицу и схватилась за край стола: ноги перестали ей подчиняться, и, если бы не этот манёвр, она точно упала бы. Со страницы газеты на неё смотрел её отец! А большими буквами было написано «Приговор вынесен. Азкабан — пожизненно!». Быстро оглянувшись и убедившись, что никто не обращает на неё внимания, Анна схватила газету и спрятала её за пазухой, а затем быстро вышла из душного помещения обратно на Чаринг-Кросс-Роуд и быстрым шагом побрела по улице, не разбирая дороги. Ей было нужно найти тихое укромное место, чтобы полностью прочесть статью и подумать!

Наконец Анна набрела на какой-то сквер и, убедившись, что редким прохожим до неё нет никакого дела, устроилась на лавочке и достала злополучную газету. Она прочитала статью несколько раз, но её содержимое не желало меняться! Отец в тюрьме за двойное убийство! В этой же статье весьма едкими фразами было сказано, что он сошёл с ума после гибели всей семьи и был участником какой-то незаконной организации. Гадкий журналист писал о её папе такие ужасные лживые вещи, что девочка, не выдержав, бросила газету на землю. Она не верила. Это всё неправда! Слёзы текли по щекам, но Анна их будто бы не замечала. Она расхаживала взад и вперёд вокруг валяющейся на асфальте газеты и не могла взять себя в руки. Всё кончено! Она совсем одна! Больше надеяться не на кого… Мама, Ник… Их убили… Хотя она и надеялась… ведь она не видела их мертвыми. А папа… бедный папа… Теперь она точно не сможет его увидеть. Что же теперь? Анна плюхнулась на лавочку и закрыла лицо руками. Больше она не сдерживала рыданий. Выплакавшись, она почувствовала такую пустоту на душе, будто всё внутри выморозило ледяным ветром, оставив лишь большую черную дыру. Взгляд Анны упал на валяющуюся газету, её мысли текли вяло и неохотно. Поднявшийся ветер начал трепать листы, а затем и вовсе потащил газету прочь. Анна вскочила и, подбежав ещё к недалеко отлетевшей газете, подняла её с земли. Это всё, что у неё осталось от её семьи, — колдофото в газете. На снимке отец был совершенно не похож на себя прежнего, скорее он напоминал раненого потрёпанного волка: скалился и сверкал безумными глазами на беззвучной движущейся картинке. Она сохранит хотя бы это. Всё, что у неё есть. Аккуратно сложив лист со статьёй и колдографией, Анна спрятала их под толстовкой. Теперь она должна была решить — что делать? Впрочем, вариантов у неё немного. Всего один, если точно. И отец предусмотрел и подобное. Надо определить, где она оказалась, и идти на Кенсингтон Пэлас Гарденс, дом тринадцать, где располагалось посольство СССР и там же посольство Магической России. Там должны ей помочь. К Мортонам она уж точно не вернётся.

Резким злым движением вытерев от слёз лицо, девочка осмотрелась в поисках ориентиров, чтобы понять, куда идти. И заметила пристально наблюдавшего за ней бобби. Полицейский пока находился достаточно далеко, но его внимание Анне не понравилось. Она скомкала остатки газеты и, выбросив её в урну, спокойно пошла к оживлённой улице, не оглядываясь, но она чувствовала затылком чужой внимательный взгляд. Кажется, бобби пошёл за ней. Девочка прибавила шагу и, юркнув в толпу, снова использовала отвод глаз. Пройдя так несколько кварталов, Анна завернула за угол и, убедившись, что слежки нет, наконец нашла табличку с названием улицы. Вспомнив карту Лондона, девочка смогла немного сориентироваться. Идти до нужного места было достаточно далеко, а уже наступили сумерки. Анна постаралась не думать об этом и пошла в нужном направлении. Использовать общественный транспорт она побаивалась: она не слишком хорошо знала, что и как, и боялась привлечь ненужное внимание. Оставалось только идти пешком. Когда Анна наконец добралась до нужной ей улицы, было уже совсем темно. Она старалась держаться многолюдных, хорошо освещённых улиц, но страх не покидал её. Она оглядывалась на каждый громкий звук, но упорно шла в выбранном направлении. Наконец перед ней предстал большой огороженный дом, похожий на замок из сказок, которые читала ей мама. Встряхнув головой, будто выгоняя непрошенные мысли, девочка пошла к восточной стороне дома номер тринадцать. Там, как говорил отец, на заборе есть ориентир в виде маленького рисунка медвежонка — это и должен был быть проход для магов.

Найти рисунок оказалось не так-то просто. Фонарь был довольно далеко, так что Анне потребовалось много времени, чтобы аккуратно, шаг за шагом осмотреть стену. Наконец искомое было найдено, но вот незадача — рисунок медвежонка находился на уровне глаз взрослого человека, и, чтобы дотронуться до него, девочке не хватало роста. А открыть проход иначе было нельзя. Анна зло посмотрела на ни в чём не повинного медведя и, приблизившись к стене вплотную, начала подпрыгивать. После нескольких неудачных попыток ей всё же удалось дотронуться до рисунка, и тот на миг засиял зелёным светом. Дальнейшего Анна не ожидала, так как только что бывшая твёрдой стена вдруг испарилась под её рукой, и девочка кубарем полетела в открывшийся проход. Поднявшись с земли сначала на колени, девочка стала отряхивать испачканные руки, как перед её взглядом возникли высокие кожаные сапоги. Приподняв голову, Анна увидела с удивлением смотрящего на неё мужчину, особенно её впечатлил длинный красный кафтан и шапка с меховой опушкой. Перед ней стоял молодой ещё мужчина с аккуратной русой бородой и усами, в руках он довольно небрежно держал нечто напоминающее большой топор.

— Так-так, и кто это у нас? Не ушиблась? — с усмешкой и по-русски спросил мужчина, разглядывая неожиданную гостью.

— Нет, сэр, — так же по-русски ответила девочка, наконец поднявшись с колен и гордо вскинув голову. — Мне нужен господин Дубров.

— И зачем же тебе понадобился господин Дубров?

— Мои родители — подданные Магической России, и папа сказал обратиться к нему, если с ними что-то случиться. Случилось. Пожалуйста, отведите меня к нему. Больше мне некуда идти и не к кому обратиться.

Мужчина ещё какое-то время пристально рассматривал гостью, затем кивнул и ответил:

— Пойдём-ка в сторожку, я о тебе сообщу. А там как начальство решит.

Сторожка оказалась совсем близко и была совсем крохотной. Войдя в светлую маленькую комнату, Анна увидела сидящего за столом в точно таком же наряде, как и у её сопровождающего, совсем молоденького парня. Тот, заметив гостью, в удивлении приподнял брови.

— А это ещё кто?

— Сейчас и разберёмся. Присмотри. А ты присаживайся пока.

Девочка послушно села на стоящий у стены деревянный стул и стала ждать развития событий. Мужчина подошел к небольшому шкафу и достал толстую книгу и перо с чернильницей, расположился за тем же столом с другой стороны и стал в неё что-то записывать, пока его напарник, не отрывая взгляда, рассматривал девочку. Анна заметила, что мужчина, явно закончив писать, стал чего-то ждать, и совсем скоро на странице книги что-то мягко сверкнуло, и бородач начал читать появившееся сообщение. Затем закрыл книгу, убрал её обратно и обратился к молодому парню:

— Стёпа, ты пока здесь один, я к Дуброву, он попросил сопроводить гостью.

Парень молча кивнул, а мужчина, указав девочке на выход, повёл её через небольшой парк к входу в главное здание.

— А что, простецы эту дверь не видят? — с любопытством спросила девочка.

— Нет, как и эту часть парка. О нас известно только послу. Идём, — ответил мужчина, открыв перед девочкой дверь.

Пройдя по длинному коридору, облицованному дубовыми панелями, и поднявшись по красивой резной лестнице на второй этаж, мужчина довёл Анну до двери, постучавшись и услышав одобрение, запустил её внутрь, а сам остался в коридоре. Перед Анной предстал большой богато обставленный кабинет, всё так же облицованный темными панелями и с огромным письменным столом у эркера с большими окнами. За столом сидел седовласый крупный мужчина с проницательными серыми глазами. Девочка несмело подошла ближе и глубоко вздохнула.

— Что ж, — мягко начал разговор мужчина, — меня зовут Сергей Николаевич Дубров. А как же ваше имя, мисс?

— Приятно познакомиться, сэр. Я Анна Антоновна Долохова.

Услышав названное девочкой имя, Дубров сначала нахмурился, затем тяжело вздохнул, встал из-за стола и указал гостье рукой на правый угол комнаты, где располагался диван, кофейный столик и пара кресел.

— Что ж, присаживайся, Анна Антоновна Долохова. Должен признать, твоё появление большой сюрприз для меня. Меня уведомили, что вся семья Антона погибла в пожаре. Но, я рад, что известие оказалось не совсем верным.

Устроившись в кресле напротив собеседника, Анна, тяжело вздохнув, ответила:

— Это был не просто пожар, сэр. На наш дом напали. Я не знаю точно, что случилось с мамой и братом, я не видела их гибели своими глазами. Никита успел спрятать меня от нападавших, а когда полыхнуло пламя… наверное, меня спасла моя магия. Я оказалась в каком-то лесу, и меня нашли простецы. Я долго не могла почувствовать свою силу и не могла сбежать до недавнего времени… — Анна достала из кармана сохранённую газетную статью и протянула Дуброву, пальцы её немного подрагивали. — Когда я смогла добраться до прохода в магический мир, увидела вот это. Мне… больше некуда обратиться. Папа говорил, что здесь в случае беды смогут помочь. Он доверял вам.

Мужчина лишь мельком взглянул на статью и вернул газетный лист девочке.

— Я знаю, что случилось с твоим отцом. Мне очень жаль, я пытался вмешаться, но… Антон уже много лет имеет двойное гражданство и должен отвечать по местным законам. Мне не удалось даже встретиться с ним с тех пор, как его арестовали. Сейчас у нашей страны не самые дружественные отношения с МагАнглией, так что меня и слушать никто не стал. Антон — мой хороший друг, мы с ним когда-то воевали вместе. Я обязан ему жизнью и сделаю всё, что в моих силах, чтобы позаботиться о тебе, раз помочь ему не в моей власти.

Анна кивнула и, опустив голову, попыталась незаметно смахнуть непрошенную слезинку. Она вновь аккуратно сложила газетный лист и убрала в карман толстовки.

— Ещё я бы хотел поподробнее узнать об этом нападении. Расскажи всё, что помнишь о том дне… А лучше… Скажи, папа показывал тебе, как пользоваться думосбором? Умеешь отделять воспоминания?

Девочка помотала головой.

— Нет, у нас не было дома думосбора, но мама о нём рассказывала.

— Ничего, я тебе покажу. Мне бы хотелось увидеть, что именно произошло в вашем доме.

Желудок девочки громко заурчал, она и думать забыла, что не ела весь день. Предательский румянец окрасил бледные щеки, она вдруг почувствовала себя жалкой и беспомощной.

— Ах, моя дорогая, прости старика! Где мои манеры? Евпаша! Евпатий Фомич, будь столь любезен!

Прямо из стены появился маленький человечек, его каштановые густые волосы, зачесанные на прямой пробор, совсем не скрывали маленьких, но очень острых и растопыренных ушек, покрытых темным шелковистым мехом. Волосы явно были чем-то напомажены, кудрявая бородка аккуратно подстрижена, на нём были кожаные красные сапожки, темные брючки, белая накрахмаленная до хруста рубашка и тёмно-коричневый жилет. Человечек был весь такой чистенький и аккуратненький, словно только после бани. Большие добрые карие глаза на морщинистом смуглом лице смотрели на девочку с любопытством. Анна таких домовых раньше не видела, в общем-то, она их и вовсе не видела, так что и сравнивать особо ей было не с кем. Разве что с местным брауни: мама как-то хотела его приманить в дом, но что-то у неё не заладилось, она лишь сказала, что они не сошлись мен-тали-тетом. Что мама имела в виду, Анна так и не поняла.

— Чего изволите-с, Сергей Николаевич?

— Принеси-ка нам чаю и чего-нибудь перекусить. Наша юная гостья, должно быть, проголодалась с дороги. И подготовь гостевую спальню. Барышня у нас задержится на какое-то время.

— Поздно же, кухня уж закрыта, — проворчал домовой, но, осмотрев гостью с ног до головы, тяжко вздохнул и продолжил: — Ну да ладно, сам соображу чего-нибудь покушать, сейчас всё будет. — И исчез, как и не было его.

Сергей Николаевич хмыкнул и вернул своё внимание гостье.

— Ты уж извини нашего посольского домового, он на самом деле не такой вредный, как может показаться на первый взгляд, просто важничает.

— Да ничего. Вы сказали, что я задержусь здесь на какое-то время?

— Да, видишь ли, у твоего отца родни в России не осталось, насколько я знаю. Он именно поэтому полностью сюда и перебрался в своё время. Попытаемся найти родственников твоей мамы, у неё, кажется, то ли сестра, то ли тётка осталась на родине. Попробую выяснить и связаться с ней. А на это может уйти время. Если же я ошибаюсь, или ещё что, тогда попробуем определить тебя в нашу школу на полный пансион. Как ты на это смотришь?

Анна хмыкнула и пожала плечами.

— То есть, если эта неизвестная родственница не пожелает взять незнакомую сиротку? Ведь так? Тогда да — и школа неплохо. Мне, в общем-то, выбирать не приходится. Спасибо вам за хлопоты.

Сергей Николаевич тяжело вздохнул и, глядя в глаза Анне, кивнул.

— Да какие уж тут хлопоты… Надеюсь, что смогу всё организовать для тебя как можно удачнее.

Тут появился посольский домовой, держа в руках огромный по сравнению с ним самим поднос с чаем, пирожками, бутербродами и с легкостью уместил всё это богатство на небольшом чайном столике. Евпатий Фомич так ловко и быстро всё организовал, что Анна и глазом моргнуть не успела, как перед ней уже стояла красивая фарфоровая чашка, благоухающая ароматным паром, а на расписанной голубыми незабудками фарфоровом блюдечке красиво разложенные пирожки так и манили своими румяными боками. Девочка тяжело сглотнула и с благодарностью посмотрела на домового.

— Кушайте, барышня, пока тёпленькое. А как закончите, я вас в спальню отведу. У меня всё готово. Бельё чистое, накрахмаленное, подушки взбиты и комната протоплена.

— Спасибо, Евпаша, можешь идти пока. Я тебя позову, когда надо будет сопроводить нашу гостью. Анна, пожалуй, учить тебя работать с думосбором буду завтра, на свежую голову. А сейчас поешь и иди отдыхать. Евпатий о тебе позаботится.

Рассиживаться Анна не стала, быстро перекусив, она пожелала Дуброву доброй ночи и последовала за вновь появившимся домовым. По дороге в комнату они оба молчали. Поднявшись на третий этаж, Евпатий распахнул перед девочкой резную дверь, приглашая в комнату. Комната оказалась небольшая, но очень уютная. Как и весь особняк, облицованная деревом, с большой резной кроватью с витиеватыми столбиками для балдахина. У кровати стоял большой платяной шкаф из того же дерева, что и кровать, и небольшой туалетный столик с резными ножками. С противоположной стороны была ещё одна дверь, как потом узнала Анна, в ванную. Несмотря на какую-то монументальность и тёмные оттенки мебели, комната казалась очень уютной. В небольшом камине весело трещал огонь, а кровать манила белоснежным постельным бельём. Евпатий достал из шкафа длинную кремовую ночнушку и положил на кровать, сопроводил девочку в ванну и, оставшись в комнате и дождавшись её, помог улечься на довольно высокую для её роста кровать.

— Может, барышня молочка тёпленького желает на добрый сон?

— Спасибо, Евпатий Фомич, не надо. Думаю, я и так усну.

Ответила девочка, уютно устраиваясь под одеялом. Глаза её уже сами собой закрывались, стоило лишь голове коснуться подушки. Уже сквозь сон она почувствовала, как домовой поправляет ей одеяло, теплой рукой гладит по волосам и чуть слышно ворчит…

— Охо-хо-хо, что ж это делается, что делается… бедная дитятя…

На следующее утро Сергей Николаевич пригласил Анну в свой кабинет и, показав, как пользоваться думосбором, предложил девочке присоединиться к просмотру. Но, как бы ей ни было интересно попробовать, как действует этот артефакт, она отказалась. Воспоминания были ещё слишком свежи и болезненны, несмотря на то, что прошло уже больше года. После просмотра Дубров был хмур и неразговорчив, только сказал, что нужно всё как следует обдумать, и попросил разрешение скопировать воспоминания. Анна не видела причин отказывать. После этой встречи она выходила из комнаты только на обед и ужин, которые проходили обычно в спокойной беседе на нейтральные темы. Кроме Дуброва в посольстве жила его жена и маленький сын лет трёх. Лидия Александровна оказалась женщиной необщительной и вообще мало обращала внимания на гостью, не считая нескольких доброжелательных вежливых фраз, всё её внимание было приковано к сыну и обсуждению с мужем каких-то бытовых проблем. Но от одиночества девочка не страдала, её дни скрашивал Евпатий Фомич, который по её просьбе проводил её в посольскую библиотеку. Там она набирала книг по своему вкусу, возвращалась в свою комнату, устраивалась на широком подоконнике и уходила в мир фантазий. Анна не всегда замечала, каким образом рядом оказывались чашка с чаем или квасом и какие-нибудь вкусности. Евпатий Фомич присматривал за гостьей тихо, но со всем рвением своего маленького сердца. От этого девочке становилось легче, и тревожные мысли о её неопределённом будущем немного успокаивались. Уже довольно поздним вечером, спустя четыре дня с её появления в посольстве, Евпатий Фомич, постучав и получив разрешение войти в комнату, сообщил, что её ждёт Сергей Николаевич для важного разговора. Девочка убрала недочитанную книгу и, тяжело вздохнув, последовала за домовым.

Сергей Николаевич встретил гостью в благодушном настроении. Усадив её всё в то же кресло, что и в день их первой встречи, он начал разговор:

— Нашёл я родственницу твоей мамы, Анна, тётя её по отцу жива, здорова и с удовольствием согласилась приютить тебя. Зовут её Дарья Петровна Рыкова, она вдова и живёт под Ростовом, у неё есть сын, ещё подросток, так что тебе скучно не будет. Я обо всём договорился. Завтра утром она будет ждать тебя в таверне в волшебной деревне неподалёку от её дома. Я уже похлопотал и смог достать тебе прямой портключ прямо в эту таверну.

— Я рада слышать это, сэр. Спасибо вам за всё.

— Ну что ты, не стоит. Это мой долг. К сожалению, завтра утром у меня назначена встреча, которую я никак не могу отложить, так что давай попрощаемся сейчас. Евпаша позаботится, чтобы ты не пропустила время срабатывания портключа. Вот, возьми-ка. — Дубров протянул девочке небольшой кожаный мешочек. — Здесь немного, но мало ли что, мне так спокойней будет.

Анна развязала мешочек и увидела с десяток золотых, серебряных и медных монет.

— Совершенно необязательно, Сергей Николаевич, вы вовсе не обязаны… — залепетала девочка, но была остановлена поднятой рукой Дуброва.

— Я так решил, не спорь.

— Я верну вам деньги, как только у меня будет такая возможность.

— Даже не думай, обижусь, так и знай. — Мужчина грозно насупил брови и погрозил пальцем, глаза его при этом смеялись. Анна улыбнулась и кивнула.

А на следующее утро Евпатий Фомич разбудил девочку, помог собраться, вкусно накормил завтраком, и они вдвоём, сидя на маленькой скамейке у кровати, стали ждать времени отбытия.

— Спасибо тебе, Евпатий Фомич, за доброту.

— Что ты, барышня, я ж от чистого сердца, — пробурчал домовой, пряча глаза.

Анна, посмотрев на часы, встала и взяла небольшую сумку, что собрал ей Евпатий Фомич, достала из кармана маленькую, вырезанную из светлого дерева фигурку медвежонка. Оставалось лишь несколько минут до отправления. Девочка крепко обняла домового и, отойдя на пару шагов, приготовилась к перемещению.

Порт ключ перенёс её в трактир. Осмотревшись, Анна приметила нескольких посетителей, тихо о чём-то беседующих за деревянными, чисто выскобленными столами, попивая то ли пиво, то ли квас из больших глиняных кружек. Не считая небольшого гула от разговоров посетителей, там было довольно тихо. За стойкой стоял пузатый бородач с красным круглым лицом и, не обращая внимания на прибывшую девочку, нарезал на большой разделочной доске огромный шмат копченого мяса. Пахло хлебом, щами и квасом. Из небольших мутноватых окошек лился мягкий солнечный свет, но как следует рассмотреть, что находится на улице, не подходя к окну вплотную, было затруднительно.

Выбрав приглянувшийся небольшой столик у стены, девочка устроилась на лавке и стала ждать новообретённую родственницу. Словно из-под земли рядом с ней появилась девушка лет пятнадцати с медно-рыжей косой до пояса и озорными светло-карими глазами. Она была одета в длинный льняной небелёный сарафан, подпоясанный под грудью, и надетый поверх белой рубахи, и почему-то девушка была босиком. Рыжая ловким движением головы закинула тяжёлую косу на плечо и, улыбнувшись Анне, спросила:

— Привет, добро пожаловать в «Весёлый кабачок». Тебе чего-нибудь принести? Ждёшь родителей?

Мысленно подсчитав деньги, которые дал ей Дубров на всякий случай, Анна решила пока поэкономить. Мало ли что?

— Привет. Я жду родственницу. Можно мне пока кваса? Я просто не знаю, захочет ли она обедать.

Девушка кивнула и убежала. Уже через несколько минут она вернулась с небольшим подносом и поставила перед девочкой глиняную кружку с квасом и небольшую плошку с сушками.

— Это чтоб ты не скучала, пока ждёшь. Солёненькие. Подарок от заведения. — И, подмигнув, снова убежала к подозвавшему её посетителю.

На душе потеплело. Анна прекрасно видела, что девушка искренне хотела сделать ей приятное. Вроде мелочь, но от этого на лице сама собой появилась улыбка. Как же была права мама, когда повторяла: «Мир не без добрых людей». Задумавшись, Анна не сразу поняла, что уже не одна за столом.

Подняв взгляд, Анна в первую секунду захотела закричать в голос, но крик будто застрял в горле. Перед ней сидела самая жуткая старуха, которую она когда-либо видела и, не моргая, рассматривала её. Один глаз её был закрыт бельмом, лицо узкое, сморщенное, как печёное яблоко, длинный крючковатый нос с огромной бородавкой. Острые редкие зубы торчали из-под верхней губы. Серые патлы висели грязными сосульками из-под грязного рваного темного платка на голове, а на подбородке также красовалась мерзкая бородавка. Анне стало по-настоящему жутко, ведь старуха просто сидела и пялилась на неё, не говоря ни слова. Осмотревшись, девочка решила уже позвать на помощь, и тут старуха хмыкнула и заговорила:

— Не трудись, тебя всё равно не услышат, я позаботилась.

— Вы кто и что вам нужно?

— Кто я — мы с тобой потом разберёмся. Ты ждёшь Дарью Рыкову, но она не придёт. Об этом я тоже позаботилась. Да не трясись ты, как осиновый лист. Ничего я тебе не сделаю. Просто хотела на тебя посмотреть.

— Зачем?

— Хотела убедиться, что ты мне подходишь. Дай-ка руку!

Резким и быстрым движением старуха схватила ладонь девочки своей костлявой рукой с длинными и острыми когтями… Воздух над их сцепленными пальцами засиял каким-то потусторонним белым светом, перед глазами у Анны помутнело, образ страшной старухи будто расплылся, и перед ней уже сидела красивая статная женщина средних лет. Такая же темноволосая и светлокожая, как и сама Анна. Только гриву волнистых волос украшало несколько абсолютно седых локонов. А ещё девочку поразили глаза незнакомки: светло-серые, почти белые, с более тёмным ободком. Точно такие же глаза Анна каждый день видела в зеркале.

— Видишь меня? Хорошо, значит, я не ошиблась. И магия у тебя наша. Сильна…

Незнакомка отпустила руку девочки, и перед ней вновь сидела жуткая старуха.

— А раз видишь, у меня к тебе предложение. Подумай хорошенько, второй раз предлагать не буду. У тебя сейчас два пути: первый — эта курица-Дарья придёт-таки сюда и заберёт тебя к себе. Будешь жить у неё на правах бедной родственницы, вечно попрекаемая куском хлеба. А подрастёшь, она тебя за своего дурачка-сынка выдаст. Даже если закобенишься, найдёт способ. Ты — ведьма сильная, а её род уже начал вырождаться. Учиться больше положенного она тебе не даст. Будешь этому дураку сыновей рожать да кланяться, за «доброту» их благодарить. Что-что, а у них в семье ещё остались способы таких вот необъезженных кобылок приучать. Проживёшь ты пресную, несчастливую жизнь, полностью зависимая и с промытыми мозгами. Силу твою потихоньку выпьют, оставят ровно столько, чтоб сильных сыновей рожала. Как тебе такая перспектива? Ну или есть второй путь…

«Старуха» взяла из плошки одну сушку и с громким хрустом начала её есть, всё так же не мигая глядя на девочку. Анна не могла её «рассмотреть», она была для неё загадкой, что было очень необычно. Но, несмотря на это, Анна всеми фибрами души чувствовала, что незнакомка не лжёт. Всё будет именно так, как она описала. По позвоночнику пробежал холодок от этого осознания. Девочка сжала кулаки и в упор посмотрела на собеседницу.

— И что же это за второй путь?

— А второй путь — это ученичество у меня. Я научу тебя такой магии, о которой ваши заморские архимаги и слыхом не слыхивали. Ты станешь моей преемницей. Просто не будет, сразу говорю. Согласившись, ты возьмёшь на себя определённые обязательства. И сойти с этого пути ты уже не сможешь. Но… Кроме знаний и силы ты сможешь обрести ещё кое-что очень важное…

— И что же?

— После обучения ты сможешь вернуться на родину, ведь именно там ты родилась, несмотря на твои корни, та земля тебя призовёт. Но это я тебе позже более подробно объясню, если, конечно, ты согласишься. Сможешь вернуться и помочь отцу… Сможешь отомстить… Никто больше не посмеет навредить тебе или твоим близким.

— Вы говорили про обязательства, что вы имели в виду?

«Старуха» хмыкнула и криво улыбнулась.

— Молодец, внимательная. Став моей преемницей, ты возьмёшь на себя и определённые обязательства. Испокон веков такие, как я, стоят на страже между этим миром и мирами потусторонними. Пока я не могу объяснить подробнее, ведь ты ещё не дала своё согласие, но в общем постараюсь рассказать... Если какая тварь вздумает пересечь границу миров — такие, как мы, встают на её пути. Это первое. Второе — за такими, как мы, скажем так, «закрепляется» определённое место, чаще всего — это лес, но бывает и что другое, горный хребет или пустыня, но это уже у иноземных наших сестёр чаще встречается. И это место мы обязаны оберегать, наводить порядок, заботиться об обитателях — в общем, быть там Хозяйками. И третье, мы храним мудрость и магию. Это заключается в следующем: порой бывает, остаётся ребёночек один, вот как ты — можно сказать, сиротинка. Или же при живых родителях как с неродными живёт. А ребёночек-то этот — волшебник, да только от людской злобы может этот волшебник силу свою растерять или того хуже, у вас это обскурами называют. Когда силу внутри запечатывают и не контролируют. А бывает кого с уникальным даром взнуздать захотят, или выпить. Вот тогда мы таких деток и забираем. Лечим, растим и обучаем, а затем в мир отпускаем. Чтобы они чего хорошее для него сделали, как им и суждено было изначально. Да только не каждый сиротинушка под нашу опеку попадает, только те, на кого у Судьбы или Магии планы имеются. Всех, как бы ни хотелось, спасти нельзя. Вот так вот, Аннушка. Ты подумай, назад пути не будет.

— Значит, вы не тёмная ведьма?

«Старуха» вдруг заскрежетала, Анна не сразу поняла, что она смеётся над её вопросом, и будто бы издалека услышала совсем другой, мелодичный и звонкий женский смех. Встряхнув головой, девочка дождалась, когда ведьма отсмеётся, и с упорством стала ждать ответа.

— Ох, насмешила, — вытирая слезы кулаком, наконец ответила «старуха». — И кто тебе эту чушь только в голову втемяшил? Ох, тёмная я, милая, куда как тёмная. Как и ты, и весь род твой. Да только это не в том смысле, который в это слово глупцы далёкие от магии вкладывают. Коли будешь моей преемницей, я тебе эту разницу вдолблю перво-наперво.

— Есть ещё что-то, о чём я должна знать прежде, чем принять решение?

— Это основное. Но просто не будет. Сила и власть задарма не даются. Её заслужить надобно да доказать, что ты её достойна. А не справишься — и погибнуть можешь. «Выпускной экзамен» у меня суровый.

Анна уже на словах «помочь отцу и отомстить» была готова согласиться хоть с чёртом побрататься, выдержать любые испытания и «экзамены». Но надо было использовать возможность вызнать всё до конца, пока эту возможность ей дают. У неё остался ещё один вопрос.

— Я не могла не заметить наше определённое сходство, когда увидела ваш истинный облик. Всё-таки кто вы? Я имею в виду, кто вы мне? Ведь вы пришли именно ко мне с этим предложением.

— А с чего ты взяла, что увидела мой истинный облик? — с любопытством «старуха» придвинулась ближе.

— Просто почувствовала. Как и чувствую, что вы не лжёте. Так всё же?

— Права ты… не просто так я именно к тебе пришла. Я когда почувствовала, что ты на нашей земле, сразу к тебе и явилась. Думала, не дождусь уже преемницу. Антоша — сын мой, младшенький. Старшего я ещё в войну потеряла. Получается, ты — моя внученька. Да не супь ты брови. Не могла я раньше с тобой связаться. На то причина есть, коли согласишься — когда-нибудь поймёшь.

— Вам нельзя иметь семью?

— Отчего же? Была у меня семья — и муж любимый, и детушки. Муж и старший сын давно уж ушли за Грань. Так что не переживай, в девках всю жизнь куковать не придётся. Ну так что? Я же вижу, что ты решение уже приняла. Но нужен чёткий ответ. Согласна?

— Согласна.

Стоило Анне произнести это слово, как ведьма вновь схватила её за руку с нечеловеческой силой и впилась своими когтями в нежную кожу. Кровь тонкими ручейками потекла по белой тонкой ручке, в глазах помутнело, Анну затошнило и она упала со скамьи, теряя сознание.

Анна лежала на земле и пыталась вынырнуть из беспамятства, сознание то возвращалось, то вновь ускользало в темноту. Она не понимала, ни где она, ни сколько прошло времени. Открыть глаза было выше её сил. Казалось, что суставы выкручиваются в теле, а кровь то раскалённой лавой бежит по венам, то замораживается до крохотных льдинок, разрывающих сосуды и вылезая на свет жуткими алыми цветами. Перед глазами с огромной скоростью сменялись картины — вспыхивали непонятные символы, люди, животные, растения. Анна давно уже перестала понимать, что с ней происходит, и её сознание будто смотрело на всё со стороны. Сколько прошло времени с тех пор, как она погрузилась в это состояние, она не знала. Может, часы, а может и дни, и недели. Но рано или поздно всему приходит конец.

Анна неожиданно поняла, что слышит птичий щебет. Её сознание зацепилось за этот звук, как за спасательный круг, и постепенно смогло вынырнуть из тьмы. Глаза её открывались медленно и неохотно. Анна увидела голубое небо без единого облачка словно в рамке из зелёных ветвей деревьев. Она наконец смогла глубоко вдохнуть, и воздух показался ей таким сладким, как никогда в жизни. Горло саднило и жутко хотелось пить. Немного придя в себя, девочка почувствовала чужой взгляд и осознала, что не одна. Приподнявшись, она осмотрелась и поняла, что лежит на поляне в чаще какого-то леса. Рядом на поваленном дереве сидела «старуха», сжимая в руках трость и положив подбородок на её рукоятку. Трость была странной, будто вырезанной из кости, с орнаментом, изображающим растения, птиц и животных, а рукоять была в форме полумесяца.

— Очухалась? Вот и хорошо. Молодец, выдержала. А могла бы и не сдюжить, коли воли не хватило бы. Было бы жаль. Ждать преемницу ещё лет сто было бы обременительно.

— Да вы, бабуля, сама доброта… Сразу чувствуется — родная кровь… Столько заботы… — прокряхтела девочка, поднимаясь с земли и отряхиваясь. — Что со мной было-то?

— А ты подерзи ещё, авось и ещё раз получишь незабываемые впечатления.

С кривой ухмылкой ответила старуха, с любопытством осматривая девочку и протягивая ей флягу с водой.

— И всё же? — Анна гордо вскинула голову и сложила руки на груди, ожидая пояснений. Интуиция подсказывала, что ведьма, несмотря на свои слова, от её дерзости получала какое-то странное удовольствие.

— А сама не догадалась? Первое посвящение с тобой случилось. Теперь ты — моя преемница, сила к тебе присматривалась, оценивала, испытывала. Годишься ли для своей роли али пустышка? Да и родовые знания тебе в разум перешли, раз не сдалась и справилась.

— Что значит — сила присматривалась? Она что, живая и разумная? Почему именно сейчас, если вы сказали, что сила у меня «ваша», чтобы это ни значило?

— Ишь, любопытная какая, ну да это и хорошо. Пойдём, по пути отвечу на твои вопросы. Нам бы до ночи успеть. — Притворно ворча, ответила ведьма, поднимаясь с дерева.

— Куда успеть?

— Куда-куда. До дому моего. Принято своими ножками преемницу приводить. Так что, нам топать и топать. Заодно мой лес к тебе присмотрится.

— Как это?

— А вот так. У каждого леса своя душа, свой характер, своя мудрость. Вот он мне потом и шепнёт, приглянулась ты ему али нет. И на прошлый вопрос отвечу — то не сила живая и разумная, а тот, кто эту силу дарует. У тебя действительно уже и дар наш начал открываться, и сила наш «привкус» имеет, да только толчок ему нужен был, чтобы полностью раскрыться. Вот ты такой толчок и получила. Ты пока только ученица, но уже имеешь, так сказать, «направленность», потому что прошла первую ступень инициации. Почему я называю силу "нашей"? Всё просто. Я — Яга. Как и ты. Как и наши «сёстры». Яга или Ягиня — это не имя. Это принадлежность к определённому роду и силе. Одни обязанности и привкус магии. Сейчас таких, как мы, немного, может десяток по всему миру. На Руси есть Яга кроме меня, а значит, ты сможешь спокойно вернуться на родину, если переживёшь ученичество.

Анна внимательно слушала и пыталась поспевать за довольно бодро идущей по нехоженому лесу ведьмой. А задавать дополнительные вопросы она не решалась, боясь сбиться с дыхания и отстать от ни разу не оглянувшейся ведьмы. Чем дольше они шли, тем темнее и непригляднее казался лес.

— Ягини ведут начало своего рода от самой Мары. Точнее, от её дочери от смертного мужчины, что и носила имя Ягиня. Именно она и дала своим дочерям своего рода кодекс, который мы обязаны соблюдать. Ну, пока это тебе ни к чему, придёт время — заучишь его на зубок. Мы не подчиняемся людским законам, лишь законы магии для нас имеют силу. Мы несём волю Великих и защищаем этот мир от Хаоса и его порождений. Пока всё ясно?

— Вроде ясно, — немного покривив душой, ответила девочка, подумав, что в деталях разберётся и позже. — А зачем представать перед всеми жуткой старухой? Или это вы только меня так пытались запугать? И что будет, если вашему лесу я не приглянусь?

— Да много чести мне тебя запугивать, — фыркнула ведьма. — Привычка. Так уж повелось — облик морока этого, можно сказать, в наследство переходит. Ты мала пока, но, думаю, поймёшь. Мы свой род, считай, от богини ведём, ну и, наверное, что-то такое осталось… Мужики по нам будто с ума сходят, было дело — до смертоубийства доходило. Уж что в нас эдакого, не знаю... Но есть легенда, что таким обликом-мороком наградил Ягиню её муж, как бают, сам Велес, чтобы на неё другие не заглядывались. Правда аль нет — то не знаю. Это, можно сказать, традиция. Как Яга в силу входит, так и надевает этот морок. Сама посуди, сколько от него пользы. К старухе-то больше прислушаются и на совет рукой не махнут, чем ежели этот совет от девки будет, а мы очень долго живём и не стареем практически. От врага больше уважения и опасений. Да и жёны из соседних деревень за своих мужиков криво глядеть не будут. В общем, пользы много. Конечно, мы морок не постоянно носим. Да и есть кое-какие исключения… Детки малые, ещё говорить не научившиеся, зверь али птица, да тот единственный, кто тебе судьбой уготован, сквозь морок этот видеть могут. А для остальных приходится снимать, когда надобно.

— Ну и к чему такие сложности? И кто такая Мара? — девочка попыталась немного перевести дыхание, они как раз перебирались через небольшой овраг, и ведьма немного сбавила темп.

— Погоди, войдёшь в пору, поймёшь. Сама будешь ждать, когда я тебе оберёг передам, и будешь только рада облик страшный на себя примерить. Его, кстати, можно по своему вкусу подправить, ну да там разберёшься. А насчёт леса — с чего ты взяла что уже ему не приглянулась? А если б нет, то были бы у меня неприятные проблемы с твоим обучением. Да, вроде всё нормально… А Мара, Мара — это смерть. Её воплощение. Богиня смерти и зимы. На твоей родине её ещё Бледной Госпожой величают. Забыли люди всё, забыли. И ладно бы только простецы забыли, так и маги тоже. Раньше ведь смерти не боялись, когда древние знания ещё не позабыли, её почитали и уважали, а сейчас? Ну вот, почти дошли. Ты как, жива?

Ведьма впервые за долгий путь обернулась и увидела свою ученицу в весьма плачевном состоянии: волосы её растрепались и напоминали птичье гнездо, лицо и руки исцарапаны в кровь о ветки кустов и деревьев, одна нога промокла и была вся грязная. Анна угодила в болотце под казавшимся таким красивым и мягким мхом. Глаза её зло сияли на перепачканном и красном от натуги лице. «Старуха» захихикала и сказала:

— Вот видишь, очень ты даже приглянулась лесу. А не то бы и каких важных частей не досчиталась. Ну да ладно, пошутили — и будет. Держись как можно ближе и с тропы не сворачивай. Темнеет уже.

— Вы где тут тропинку-то увидели? — тихо пробурчала девочка, оставляя грязную полосу на лбу, вытирая ладонью пот.

Ведьма стукнула своей клюкой о землю, и вот вместо клюки у неё в руках появился резной посох, на вершине которого красовался желтоватый лошадиный череп с сияющими потусторонним белым огнём глазницами.

— Конь, символ света и солнца, его образ имеет силу над темными тварями. Мой же «помощник» олицетворяет «солнце подземного мира», ни одна тварь не в силах противиться нашей воле и силе.

— Он что, живой?

— Какой же он живой? Глаза разуй. Мертвее не бывает, он — накопитель твоей силы, он же и вектор этой силе придаёт. Но до своего посоха тебе ещё расти и расти. У каждой Яги он как бы олицетворяет её суть, характер. Но основа везде одна. Поняла?

Девочка кивнула. Ведьма ещё раз стукнула посохом о землю, и прямо под ним вдруг оказалась тропинка. Яга приподняла посох, и он засиял ярче, словно указывая путь. Анна подобралась к ведьме так близко, как только могла, потому что почувствовала, будто из леса на неё смотрят множество недоброжелательных глаз. Раньше такого чувства не было. Девочка с трудом одёрнула себя от детского желания схватиться за подол плаща ведьмы. Они пошли по тропинке как-то медленно и даже торжественно. Хотя Анне так и хотелось прибавить шаг, несмотря на усталость, чтобы поскорей уйти от этого навязчивого чувства — как будто на тебя смотрят из-под каждого куста и кочки — но она не решалась. Шли они так довольно долго, пока лес не расступился и перед взором не открылась небольшая поляна. Анна тяжело сглотнула. На поляне стоял домик, маленький, кособокий, из больших потемневших деревянных брёвен. Он больше напоминал будку, чем домик. Домик этот был огорожен железным забором, по углам которого зияли пустыми глазницами человеческие черепа. Казалось, что это место зло смеётся над девочкой; поднялся ветер, и старые разлапистые ветви елей заскрипели на ветру, черепа тихо загудели своими пустотами и задребезжали о железные колья. Анне понадобилась вся её сила воли, чтобы не закричать и не броситься куда глаза глядят не оборачиваясь.

— Ну что? Сказки-то тебе читали? Иди заходи, да пароль не забудь, — пряча улыбку, хмыкнула ведьма.

На негнущихся ногах Анна подошла к домику ближе, откашлялась и неуверенно произнесла:

— Избушка, избушка, встань ко мне передом, к лесу задом.

— Топнуть не забудь. — Подсказала обернувшейся девочке стоящая позади ведьма.

Анна топнула ногой о землю и снова стала ждать. Избушка громко заскрипела, и девочка невольно сделала несколько шагов назад, избушка стала медленно приподниматься и поворачиваться. Анна с любопытством заглянула под домик, но, к своему разочарованию, не увидела там куриных ног, а лишь два толстых столба, только издали напоминающие ноги. Анна услышала, как позади фыркнула ведьма.

— Ты что там, куриные ляхи ищешь? — уже громче засмеялась ведьма. — Так не ищи. Курьи — от слова окуривать, эти столбы ритуально окуривались перед тем, как дом ставить, вот и название. Куриных ножек ты тут не найдёшь.

Девочка покраснела от стыда: Откуда же ей знать такие подробности? В сказках-то было ясно сказано или нет? — Задумалась на мгновение Анна. Тем временем избушка развернулась, и перед девочкой оказалось маленькое полуразвалившееся крылечко. Ведьма положила руку на плечо девочки и повела её внутрь избушки. Скрипучая дверь открылась, и перед Анной предстала тёмная захламлённая комнатка с большой печкой, занимавшей всю противоположную стену. Везде была паутина и разруха. Грязный котёл валялся на боку, под притолокой висели уже засохшие скрутки трав и какие-то мешочки. В избе царило ощущение полной заброшенности и уныния. «Ничего, — успокаивала себя девочка. — Я выдержу. Выдержу и вернусь. Спасу папу и заставлю тех, кто разрушил нашу жизнь, горько пожалеть. А пока потерплю. Всё вытерплю, если надо». Ведьма прошла мимо остановившейся в дверях девочки и полезла в печь. Достала глиняный горшок с чем-то, отдалённо напоминающим похлёбку, и поставила на темный деревянный стол.

— Садись ешь, да отдыхай. Завтра уже тебе баньку стоплю.

Девочка послушно села на шатающийся колченогий табурет, и взяв ложку, осторожно начала есть. На вкус, в отличие от вида, было вполне съедобно. Наевшись и отложив ложку, девочка криво ухмыльнулась и спросила:

— Надеюсь, не на человеческом мясе?

— А если и так? — с прищуром спросила ведьма.

— Да вряд ли, щи-то постные. — Засмеялась девочка и легла на указанную лавку с тонкой подушкой и какой-то тряпкой вместо одеяла. Ей было всё равно. Стоило ей лечь, как глаза закрылись, и она провалилась в глубокий сон без сновидений.

Проснулась Анна от восхитительного запаха пирожков. Ещё сонная, она с трудом сглотнула и поднялась, даже не открыв глаза. Потерев лицо и осмотревшись, она не поверила тому что видит — крохотный захламлённый и темный домишка исчез. Она сидела в большой светлой кухне на лавке с резной спинкой, большой стол у окна был заставлен тарелками с пирожками и блинами, вазочками с вареньем и сметаной, а посередине красовался пузатый самовар. У побелённой печи хлопотала хозяйка дома уже без своего жуткого облика мерзкой старухи и доставала новую порцию румяных пирожков. Везде было чисто и очень уютно.

— Проснулась? Вот и хорошо. Завтракай давай, банька уже натоплена. Надо с тебя смыть и грязь, и все твои горести и печали. — Сказала ведьма, усаживаясь напротив девочки.

— Что происходит? — Анна все никак не могла понять, что за игры ведёт её наставница? Чему можно верить, а что иллюзия?

— Прости меня, внученька. Так надо было. После принятия силы нашей есть ещё время, чтобы свернуть с пути. Отказаться. Вот я тебя и проверяла. Хватит ли воли до конца дойти? Не испугаешься ли? Сможешь ли вынести? Наша доля ведь не из легких будет. Такова традиция для преемниц. Так мы их волю испытываем. Заодно первый урок преподаём — всё может быть совершенно иначе, чем может показаться на первый взгляд. Ты справилась. Не пошла на попятный. Не испугалась трудностей. Я в тебе и не сомневалась. Больше не будет никаких проверок. Наша избушка так устроена: для тех, кого судьба к нам привела и кто в нашей помощи и защите нуждается, — она уютный дом и убежище, а для тех, кто к нам с камнем за пазухой придëт, — она та страшная полуразвалившаяся избушка с темным нутром, что ты видела. Нечего по наши тайны чужакам рыскать. Разве что забор у нас и впрямь железный, — усмехнулась ведьма. — Нежить больно железо не любит. Я для тебя комнату приготовила, малышка. Сейчас в баньку сходим, и покажу тебе тут всё.

— Комнату? Тут есть ещё комната?

— Тут столько комнат, сколько надобно. Изба подстраивается под нужды хозяйки. У меня и библиотека есть, и много ещё чего. Вот после баньки и посмотришь.

Баня тоже оказалась в доме. Маленькая и светлая банька пахла травами и деревом. Анна, кажется, задремала, пока ведьма её парила, но сквозь полудрёму слышала, как она шепчет заклинания на воду, видела, как она кидает травы в печь в определённой очерёдности, как странно машет банным веником, будто отгоняет кого-то. Мысли Анны текли вяло и лениво. Наверное, какой-то обряд очищения, — подумала она. И так и было. Выйдя из бани в белом льняном полотенце, раскрасневшаяся и чистая до скрипа Анна присела на лавочку в предбаннике и с удовольствием выпила за раз сразу половину кружки кваса на особой воде да с травами заговоренными. И только сейчас она поняла значение фразы «Будто заново родился». Именно так она себя и ощущала — заново рождённой. Все горести и печали будто растворились, исчезли на время, и было так хорошо, как не было уже очень давно. Ведьма присела рядом и налила и себе холодного кваса.

— А я ведь до сих пор вашего имени не знаю. Яга же не имя, вы сами говорили.

— Верно. Я Любава. Можешь называть меня бабушка Люба, — усмехнулась красавица, сияя глазами. Анна улыбнулась.

— Как-то странно вас бабушкой называть, сейчас вы на бабушку совсем не похожи.

— Мне четыреста шестьдесят семь лет, внученька, — засмеялась Любава. — Так что на бабушку я уж точно тяну.

С того дня у Анны началась совершенно новая жизнь. Несколько месяцев Любава учила её чувствовать лес, слушать его и слышать, показывала травы и объясняла их назначение. Любава рассказывала ей истории, и девочка училась. Училась чувствовать, знать и ведать… Спустя несколько месяцев со дня их встречи в один тихий вечер Любава завела разговор.

— Деды завтра, надо подготовиться.

— Какие деды? Кто-то придёт? — удивилась Анна, за то время, что она находилась в этом месте, гостей у них не было, не считая лесных обитателей.

— Нет, милая, — ласково улыбнулась ведьма. — Деды — это название праздника. На твоей родине его называют Самайн. У нас здесь — Деды. Это праздник нашей прародительницы. Ночь почитания ушедших за Грань. Ночь, когда можно заглянуть по ту сторону и пообщаться с ушедшими. Думаю, тебе будет полезно. Ты должна научится отпускать.

Девочка тяжело вздохнула и спросила:

— И как к нему надо подготовиться?

— Основное сделаю я, тебе рано пока такие практики изучать. А ты подготовь подношение от себя. Что-то сделанное своими руками и от души. От чистого сердца. Это может быть куколка из соломы, или вышитый платок, или собственной рукой испечённый хлеб. Выбор за тобой. Главное, чтобы было сделано твоими руками с добрыми помыслами и от чистого сердца.

Девочка кивнула и задумалась, что бы ей сделать такого своими руками? И остановила свой выбор на куколке из лоскутов. Такие куколки учила делать её мама. Анна вспомнила, как она говорила, что лица на таких куколках не рисовали, чтобы не впустить в нее злого духа. Мама учила её собирать куклу без иголки и ножниц. Анна уверенно кивнула своим мыслям, и попросила Любаву найти ей лоскутки. Любава достала красивый ларец с рукоделием и отдала его на разграбление девочке. Анна выбрала самые яркие и красивые лоскутки, долго вспоминала и пробовала заворачивать куколку, несколько раз ошибалась и всё начинала заново. Но усилия были не напрасны, после нескольких попыток в её руках оказалась красивая нарядная куколка. Анна даже смогла сделать ей косичку и повязать платочек на голову. Довольная приготовленным подношением, Анна вышла во двор. Уже стемнело. во дворе был разожжён огромный костёр. У костра стояла Любава и, раскинув руки, пела. Песня была очень красивой и грустной, она лилась и лилась, будто из самых потаённых уголков души ведьмы, и огонь словно танцевал под эту музыку. Анна подошла ближе и увидела, что глаза ведьмы сияют потусторонним белым светом, а огонь словно наполняется волшебной силой. Песня неожиданно закончилась, и глаза ведьмы постепенно стали обычными.

— Бросай в огонь своё подношение и думай о тех, кого нет с нами в этом мире. — Глухо сказала ведьма, не опуская рук. Она будто держала этот столб огня, обнимала его. Анна подошла к костру поближе и подумала о матери и брате. О том, как она любила их, как скучает по ним. Как ей больно от разлуки с ними. И с этими мыслями бросила куколку в пламя… Огонь взметнулся ввысь и изменил цвет, стал ярко зелёным, и Анна увидела в огне лицо и силуэт матери. Мама смотрела на неё с такой любовью и гордостью, что Анна не выдержала и разрыдалась. А её мама покачала головой и сделала жест, будто вытирает слезинку, и снова улыбнулась, будто прося не печалиться. Они смотрели друг на друга, разделённые огнём, и хоть не было произнесено ни слова, они говорили. Общались их души и без слов понимали друг друга… Огонь вновь стал менять цвет, Анна поняла, что время вышло. Она направила на образ матери всю свою любовь и, тяжело выдохнув, отпустила. Её мать грустно улыбнулась и, послав воздушный поцелуй, исчезла… Анна медленно повернулась к наставнице, глаза ее сияли от выплаканных слёз, но на лице блуждала мягкая, немного грустная улыбка.

— Спасибо. Спасибо, что дала возможность попрощаться.

— Не за что, родная. — Мягко ответила Любава.

— Жаль, я не увидела Ника. Почему он не пришёл?

— Твоего брата нет за Гранью. — Спокойно ответила ведьма. — Я бы почувствовала, если бы он там был.

— Так Никита жив?

— Скорее всего. — С улыбкой ответила Любава. — Точнее сказать не могу. Но за Гранью его нет.

Лицо Анны впервые за очень долгое время озарила счастливая улыбка. Раскинув руки в небо, она ликующе закричала от счастья, закружилась по поляне, смеясь и танцуя, пока не свалилась на траву и не засмеялась снова. Глядя в небеса, с россыпью звёзд, она громко крикнула:

— Жив!!!

С того дня Анна изменилась, ей будто стало легче дышать, словно огромный груз спал с её плеч, и она полностью окунулась в учёбу. Она впитывала знания, как губка, пропускала их не только через голову, но и через сердце. Чем очень радовала свою наставницу. Любава не скрывала, что гордится внучкой, и отдавала ей не только свою мудрость, но и любовь, и ласку. Время летело быстрым конём. Незаметно для Анны прошло несколько лет, с тех пор как она поселилась в избушке в самом сердце волшебного леса. Каждое утро Любава выводила её во двор и учила бою. Сначала на посохе, затем и с саблей, в рукопашную. На вопрос ученицы, зачем ей это надо, она ответила:

— Во-первых, тренировки помогают сохранять фигуру и учат дисциплине, во-вторых, иногда попадаются такие твари, что их и наша магия не берёт. А мозгов у них нет даже на то, чтобы мы могли подчинить их нашей Воле. Вот и приходится иногда с такими разбираться по старинке. Не зевай, Аннушка. От этого может твоя жизнь зависеть.

Так у них и повелось: утром Любава учила Анну бою да боевой магии, чарам и тайным знаниям, днём они бродили по лесу, и она училась слышать его да собирать травы, а вечером Любава учила её целительству, заклинаниям да зельям. Перед сном Анна любила сидеть в тишине библиотеки и читать не ради учёбы, а для души и удовольствия.

* * *

Когда Анне исполнилось шестнадцать, Любава отвела её в самый центр своего леса, где рос огромный раскидистый старый клён.

— Это главное дерево этого леса. Его начало. С этого дерева я взяла ветку, чтобы выстругать себе посох. Когда твой лес призовёт тебя, ты сделаешь то же самое с его главным деревом. — Тихо сказала Любава, нежно поглаживая великана по шершавому стволу. Анна чувствовала силу этого места. Ощущала, как энергия зарождается где-то глубоко под землёй и по корням клёна-великана переходит на другие деревья, питая своей силой весь лес. Крона дерева словно сияла золотистым и светло-зелёным светом, озаряя всё вокруг.

Пару раз в год Любава, надев личину, выводила ученицу к людям. То на базар, то в большой город, то в небольшую деревеньку. И учила её слушать не только лес, но и людей. Их горести, их печали, чем они живут, что происходит в мире. Учила целительству и бытовым чарам. И чем старше Анна становилась, тем лучше она понимала свою наставницу с её личиной. Стоило Анне появиться на людях, как от мужского внимания не было отбоя. Это так действовало ей на нервы, что, как когда-то и предупреждала Любава, Анна уже мечтала о таком амулете, как у наставницы. Она очень остро чувствовала эмоции людей, и Любава учила её с этим справляться, когда приглушать, а когда и прислушиваться. Мужская похоть нервировала, раздражала, мешала учиться. Наставница лишь посмеивалась над ученицей.

— Ничего, ничего, скоро будешь их своим личиком отпугивать, тогда и полегчает — смеялась Любава.

* * *

Прошло почти десять лет с тех пор, как Анна согласилась на ученичество у Яги. Хотя, казалось, только вчера она переступила порог волшебной избушки. В доме была одна комната, дверь в которую всегда оставалась закрытой. На вопросы Анны Любава отвечала, что пока не время, а когда оно придет — тогда она и узнает, что там. И вот одним пасмурным утром Анна вышла из спальни и увидела эту дверь распахнутой. Осмотревшись и убедившись, что она одна в коридоре, Анна медленно подошла ко входу и, поборов нерешительность, сделала шаг в комнату. Это была спальня. И здесь явно очень давно не прибирались, слой пыли и паутины свидетельствовал об этом. Не обнаружив ничего таинственного и уже было разочаровавшись, Анна собралась выйти, но ее взгляд зацепился за что-то на кровати. Там что-то лежало. Подойдя ближе и постояв в нерешительности, Анна поддалась любопытству и откинула полуистлевший плед… На кровати лежала высохшая мумия… Анна остолбенела. Рассматривая труп, она невольно подмечала детали. Темные волосы с седыми прядями, одежда и наконец витой серебряный браслет на левой руке покойницы. Всё это говорила об одном. Это останки Любавы. Но как? Только вчера она была жива и здорова? А этим останкам уже десятки лет? Что происходит?

— Нашла, значит. — Из коридора послышался грустный голос наставницы. Анна обернулась и увидела Любаву, с любопытством осматривающей собственный труп. — Быстро же время пролетело. Знать, я тебя уже ничему больше научить не могу, раз дверь открылась.

— Что это значит?

— То и значит, что у детей Мары свои привилегии есть. Например, о тебе позаботиться и обучить. Хоть я давно уже уйти должна была, но вернулась ради тебя и с её позволения. А раз дверь открылась — время моё вышло. Пора прощаться. Теперь ты знаешь, что Антоша уехал из страны после войны, прознав о моей смерти, и не могла я с тобой на той земле связаться, дожидалась тебя здесь.

— Бабушка… — От осознания Анна вся задрожала, и у нее из глаз хлынули слезы…

— Ну, ну, не реви. Раз ты теперь знаешь, то скоро это место закроется. Времени мало. Вот, держи — Яга дала Анне коричневую сумку на длинном ремне. — Тут припасы на первое время, деньги, ну и так по мелочи. И подарочек от меня под домом найдёшь. Браслет мой сними, это и есть наш оберег. Ну всё, давай прощаться, может, ещё во сне к тебе явлюсь, так что не расслабляйся, внученька.

Яга крепко обняла девушку и, нежно поцеловав в макушку, погладила по вздрагивающей от сдерживаемых рыданий спине.

— Иди, милая. Придётся тебе последний свой экзамен без меня проходить. Помни мою науку. А я за тобой присмотрю. Иди.

Дом стало заметно трясти, и Анна, вытерев с щёк слёзы, закинула ремень сумки через голову, аккуратно и бережно сняла с мёртвой браслет и, в последний раз взглянув в глаза Любавы, бросилась на улицу. Стоило ей ступить на землю и обернуться, как избушка покосилась, резко потемнела и завалилась на бок. Анна стояла и смотрела, как заканчивается такой большой и важный период её жизни.

— Я буду помнить твою науку, бабушка, и тебя буду помнить. — Тихо прошептала она, готовясь ступить на свой путь.

Подойдя к развалинам, она заметила какое-то свечение. Нагнувшись и перекинув несколько досок, Анна нашла среди обломков сияющее серебром яйцо. Она взяла его в руки и улыбнулась. Вот уж действительно царский подарок преподнесла ей бабушка на прощание. Убрав яйцо в сумку, Анна накинула капюшон на голову и побрела из леса, уже не оглядываясь.

Анна сидела в том самом трактире, в котором впервые встретила Любаву, и думала, крутя и рассматривая на запястье серебряный браслет. Для окружающих она выглядела, как ничем не примечательная старушка-странница. Заказав плотный обед, Анна устроилась в тихом уголке. Она уже и забыла это чувство — одиночества и растерянности. Любава никогда не говорила, когда закончится её обучение, и Анна расслабилась. Да, обучение было не из легких, иногда приходилось переступать через себя, работать на грани магического истощения, справляться с весьма непростыми бабушкиными заданиями. Но ей нравилась такая жизнь. И как бы строга не была Любава во время обучения, она искренне заботилась о внучке, и Анна это чувствовала. Чувствовала, что не одна, что у неё есть родной человек, который поддержит, поможет и поймёт. Теперь ничего этого больше не будет.

Сделав большой глоток кваса, Анна со злостью стукнула кружкой о стол. Хватит! Больше она себя жалеть не будет. Пора собраться и обдумать — что делать дальше? Она вернётся на родину. Это было лишь вопросом времени, и она это знала. Вопрос — как лучше вернуться? Для всех она наверняка мертва. Вот и хорошо, меньше вопросов. В первую очередь надо собрать информацию. О том, что творилось пока её не было и что происходило до этого, ведь когда с её семьей случилось несчастье, она была ещё недостаточно взрослой, чтобы понимать многие вещи. А значит, надо проанализировать всё что сохранила память, а по прибытию узнать, что было на самом деле. Но…сначала надо кое-кого навестить и кое-что проверить… Как говорила Любава: «Яга никогда ничего не забывает — ни добра, ни обид.»

А прямо сейчас нужно было решить — как вернуться в Англию? Магическим способом или обычным? Любава научила ориентироваться не только в магическом мире, но и в мире обычных людей. По её заданию Анна даже смогла сделать себе документы на несуществующую личность. Магическими путями было бы быстрее и проще, но так можно привлечь ненужное внимание, а это ни к чему. Значит, придется покрутиться и полететь самолётом. Один вопрос решён. Следующее, надо вплотную заняться поисками Никиты. Они с Любавой пробовали его найти, но ничего не вышло. Им не удалось ничего узнать, кроме одного факта — брат жив. Всё. Ни где он, ни в каком состоянии — вообще ничего. И это было не просто странно, это было практически невозможно! От Яги не скрыться. Неизвестность действовала на нервы. Ничего. Надо набраться терпения, всему своё время.

Анна допила остатки кваса и задумалась — стоит ли наведаться к «родственникам» перед отбытием? Обдумав возможности и так, и эдак, Анна решила, что для начала наведёт о них справки, а уж после определится, тратить на них время или нет. Оплатив обед, неприметная старушка-странница вышла из таверны.

Утончённая пожилая леди села на своё место у иллюминатора самолёта и удовлетворённо улыбнулась. Анне пришлось потратить немало времени — больше недели — и приличную сумму, чтобы сейчас сидеть здесь в ожидании взлёта. К счастью, деньги для нее проблемой не были. Любава научила её находить клады ещё в первый год обучения. Для Яги это было просто детской игрой. А вот бюрократия… вот где кроется истинное зло человечества, здесь Анне пришлось покрутиться. Но у нее все получилось, и теперь Мария Николаевна Зубкова, тётушка одного обеспеченного англичанина с русскими корнями, отправлялась навестить любимого племянника. А то, что такой особы не существует и племянник понятия не имеет ни о какой тётушке — мелочи жизни.

Особую удовлетворённость Анне доставили новости о её так называемых родственниках. Ей удалось узнать, что предприимчивая тётя её матери потеряла и так не слишком впечатляющее состояние семьи и скончалась в богадельне пять лет назад, а её сын проигрался в карты какому-то весьма влиятельному человеку и, так как долг отдать не смог, решил встретиться с Госпожой раньше срока. Ещё большее умиротворение принесла новость, что незадолго до полного разорения семейства их усадьбу посетила весьма не приятная старуха, по описанию которой Анна без труда узнала свою бабушку. Вот ведь действительно, Яга ничего не забывает!

Перелёт к удивлению Анны прошёл весьма комфортно и даже приятно, и через четыре часа она наконец ступила на родную землю. Анну посетило очень странное чувство, она вздохнула не слишком чистый воздух Лондона и что-то в её душе будто запело от счастье, а в голове пронеслась единственная связная мысль: «Я дома!». Она и представить себе не могла, как на самом деле тосковала. И только сейчас полностью это осознала. Пожилая леди взяла кэб у аэропорта и попросила кэбмена отвезти её в какой-нибудь «приличный и достойный отель средней ценовой категории», разумно рассудив, что пока рано заявляться в магический мир, сначала надо осмотреться и навести справки.

Уже на следующее утро, отдохнув и отойдя от нервного напряжения, не отпускавшего её всё время подготовки к переезду, Анна поняла простую истину — что «осмотреться», не выходя в магический мир, не получится. И причины просты и даже тривиальны: деньги и способ сбора информации. Ей нужно было обменять свои накопления на галлеоны и купить сову, чтобы иметь возможность собирать эту самую информацию. Поэтому походу на Косую аллею — быть, и никуда от этого не деться. Может, там и сама чего углядит или услышит. Специально прятаться смысла в общем-то и нет. Её все равно никто не узнает. Успокоив себя этими мыслями, Анна сладко потянулась в постели и решительно откинула одеяло — нечего разлёживаться, раз всё решено.

Уже садясь в вызванный администратором гостиницы кэб, Анна решила сначала наведаться в другое место и попросила отвезти её на Кенсингтон Пэлас Гарденс, не называя номера дома. Выйдя из кэба и осмотревшись, Анна укрылась под чарами отвлечения внимания, чтоб даже те, у кого она будет перед носом, ее в упор не замечали, и спокойно пошла к особняку, где располагалось и магическое, и обычное посольство. Надо было отдать долг. В этот раз найти нарисованного медвежонка и дотронутся до него не составило ей никакого труда. Анне показалось странным, что стражей не было ни во дворе, ни в маленькой сторожке. Насторожившись, она пошла дальше ко входу в посольство Магической Руси.

Дверь была открыта и стояла просто оглушающая тишина. Анна закрыла глаза и, пустив поток магии, поняла, что здесь никого нет. Посольство было пустым. Хотя… Нет, не совсем. Какой-то отклик пришел с третьего этажа. Но это явно был не человек. Чтобы выяснить, что здесь происходит, Анна отправилась туда, откуда пришёл отклик. Заглушив магией звуки своих шагов, она осторожно поднялась на третий этаж. Отклик шёл из самой дальней части этажа. Бесшумно ступая по мягкому ковру, Анна подошла к двери, прильнула к ней ладонями и ухом и, закрыв глаза, прислушалась. Сначала она ничего не услышала, но через какое-то время смогла четко расслышать чьё-то тихое бормотание:

— О-хо-хо, что ж теперь будет-то? И что ж мне теперь делать-то? Горе-то какое.

Анна узнала этот голос. Ее самые теплые воспоминания о непростом периоде в жизни были связаны именно с обладателем этого голоса — ее добрым другом и помощником Евпатием Фомичом. Что же так расстроило посольского домового и что здесь произошло? Анна хотела получить ответы у старого знакомого и открыла незапертую дверь. В крохотной даже не комнате, а скорее кладовке без окна на маленьком матраце сидел Евпатий Фомич и обхватив себя руками тихонько раскачивался и причитал. На скрип открывающейся двери домовой обернулся, но никого не увидев, стал будто принюхиваться и забавно шевелить острыми мохнатыми ушами.

— Кто тут? Я знаю, тут кто-то есть. А ну появись, а не то…

Домовой весь подобрался, словно готовился к обороне. Анна не стала больше пугать его и сняла чары отвода глаз. Но увидев гостью, он и не подумал успокаиваться. Вся его шерсть и волосы в один момент встали дыбом, глаза загорелись жёлтым огнём, и он громко зашипел, как кошка. Анна очень удивилась подобной реакции. Да, она всё ещё была в облике пожилой дамы и не ожидала что сразу будет узнана, да и не решила она пока, будет ли полностью раскрываться перед старым знакомым. Но такой встречи она уж точно не ожидала. Подняв руки в успокаивающем жесте, Анна сделала несколько шагов назад.

— Тише, тише. Я не враг тебе, и нападать не собираюсь.

— Что понадобилось Яге в моей вотчине? Здесь законы магии не нарушаются! Да и жатву уже не собрать. Поздно. Я один тут остался. Разве что ты по мою душу пришла? Так и я законов не попирал!

Анна тяжело вздохнула и полностью сняла морок.

— Ну? Ещё не узнал меня, старый друг? Я здесь не за жатвой, и уж точно не по твою душу. Долг я пришла отдать, да видать некому? Что случилось-то?

Шерсть медленно опала, огонь в глазах стал потихоньку тухнуть, и Евпатий Фомич, сделав пару шагов навстречу гостье, снова принюхался.

— Аннушка? Ты ли это, голубка моя сизокрылая?

Анна опустилась на колени, крепко обняла домового и улыбнулась.

— Помнишь, значит, меня? Что стряслось, Евпатий Фомич?

— Как же не помнить-то тебя, барышня? Ох, горе стряслось у меня, голубушка. Дубров-то помер немногим меньше года назад, а вдова его и ждать не стала положенного срока, укатила с новым муженьком в заморские страны! Ой, горюшко. Один я тепереча тута кукую.

— Постой-постой, как умер? От чего? И почему ты один? Посольство ведь должно работать. Почему нового посла не прислали?

— Отчего помер — точно не знаю. Не тут это случилось. Но поговаривали, не своей смертью ушёл, касатик. А нового не пришлют ещё долго. Иль ты не знаешь, что у нас на родине творится? Магическая Русь — это, конечно, не СССР, но всё же. Союз распадается, бардак там сейчас, ой бардак. А тутошний министр рассорился с Магической Русью вдрызг! Обвинили его, якобы недосмотрел он за послом. Так-то бредни, не было такого! Так что пока суть да дело, нового посла не пришлют. Один я тут остался, сиротинушка.

Домовой тяжко вздохнул и сел обратно на матрац.

— Как же тебя угораздило-то Ягой-то сделаться, барышня? — С любопытством осматривая гостью, спросил домовой.

— Кровь призвала, Евпатий Фомич. — Анна задумчиво рассматривала домового и пыталась переварить полученную информацию. — Что ж посольство даже не охраняют? Заходи кто хочет, бери что хочешь?

— Так это для Яги нет никаких замков и затворов. А на проходе вообще-то защитные чары наложены. Просто так не войдёшь, не выйдешь.

— Не заметила. Ну да и ладно. Ты мне вот что скажи. Так и будешь тут один куковать до приезда нового посла?

— А что ж мне остаётся-то, барышня? Вдова укатила, обо мне и не подумала, да и не больно-то и хотелось. Не люба мне она, и муженёк её новый. — Проворчал Евпатий Фомич.

— Так это получается, она могла бы тебя забрать? То есть к самому посольству ты не привязан?

— Я сюда с Сергеем Николаевичем перебрался из Руси, на лапоточке.лапоть — обувь на Руси До этого он меня призвал, когда во вьюношестве впервые от родителей переехал и свой дом срубил… Так уж повелось, что каждый новый посол своего домового с собой берёт, ну или если нет своего, нового на родине призывает. А раз у нового посла уже будет домовой, меня более молодой собрат выживет. И куда тогда деваться? Да то не твои заботы, барышня.

— Как-так не мои? Очень даже мои. Вот что, Евпатий Фомич, а не хочешь ко мне на службу? Своего дома у меня пока нет, но в скором времени обязательно появится. Да ещё какой! А? Если, конечно, не побоишься быть домовым у страшной и ужасной бабы Яги?

Глаза домового загорелись безумной надеждой и лицо как будто посветлело.

— Да разве ж я не знаю, какое Ягини большое дело делают? Совсем-то за неуча не держи, барышня. Коли ты серьёзно, то я с превеликой радостью стану твоим домовым. Это большая честь! А то, что дома пока нет, то не страшно. Ежели, конечно, не дольше года пройдёт. Пока могу и в лапоточке пожить.

— А если знаешь, чего тогда так меня испугался? — С удивлением спросила Анна. Евпатий Фомич покраснел и, смущённо кашлянув, признался.

— Прости старика, Аннушка. То, наверное, страх из детства. Мне, ещё маленькому домовёнку, дедушка рассказывал, как за его хозяином Яга явилась. Страшная история была. Я тогда впечатлился очень. И это не смотря на то, что дедов хозяин был ужасным человеком. Много жизней на его совести было, деяниями своими он попрал все магические законы, и явилась тогда Яга за своей жатвой, и умирал тот колдун смертью лютою. Вот я как в тебе Ягу почуял, так тот дедов рассказ и вспомнил. Прости дурака, Аннушка.

— Ну, будет. Так ты согласен? — Домовой активно закивал. — Ну, тогда собирай своё добро да тащи лапоток. Слова заветные я знаю.

Евпатий Фомич долго не собирался, уже через десять минут был собран цветастый узелок с личным скарбом домового и притащен лапоть, судя по размеру — мужской. Убедившись, что ничего не забыл, Евпатий Фомич что-то прошептал и на глазах Анны стал уменьшатся в размерах, пока не стал не больше мышки. Анна не смогла скрыть улыбку, до того забавно выглядел такой серьёзный и такой крохотный Евпатий Фомич. Но долго разглядывать домового она не стала, а опустившись на коленки рядом с лаптем, взяла его за пятку и, немного приподняв, тихонько произнесла:

— Дедушка домовой, переезжай со мной. Отправляясь в путь, ничего не забудь. Спокойно собирайся, нового жилья не стесняйся. Будем рядом поживать и добра наживать.

После этих слов Евпатия Фомича будто подхватил маленький вихрь и затянул в лапоть. Анна подняла лапоток и, заглянув внутрь, спросила.

— Как ты там, Евпатий Фомич?

— Всё замечательно, не беспокойся Аннушка.

Девушка кивнула и аккуратно убрала лапоть в свою зачарованную сумку. Теперь можно и в Косую аллею.

Неприметная пожилая ведьма неспешно шла по полупустой Косой аллее. Анна была немного разочарованна. Всё здесь выглядело как-то… убого. И это — главная улица МагБритании? Может, на маленьких маглорождённых она и производило впечатление, но сейчас Анна лишь сморщила нос. И направилась к самому большому и светлому зданию на аллее — к банку Гринготс. Там ей без вопросов обменяли довольно внушительную сумму на галлеоны и предложили арендовать сейф, от чего она отказалась. Удовлетворённо взвесив на руке кожаный мешочек с деньгами, Анна спросила совета у обслуживающего её гоблина и отправилась в «Волшебный зверинец». Ей была нужна сова, а может, лучше ворон? По статусу он бы ей больше подошел. «Решу на месте» — подумала Анна, открывая дверь в магазин.

Стоило ей перешагнуть порог, как вся какофония, царившая в зверинце, в миг затихла. В магазине было довольно темно, Анна неспеша прошлась по небольшому свободному пространству и, сделав круг, остановилась в центре. Из каждого уголка за гостьей пристально наблюдали обитатели этого места. За прилавком никого не было — по видимому, продавец был занят в подсобке. Анна подняла руки до уровня плеч ладонями вверх и тихо произнесла:

— Друг мой верный, друг надёжный, друг крылатый, объявись и на службу мне явись.

В полной тишине на ее руку вспорхнула большая черная сипуха. На ее круглом, почти белом лицевом венчике сверкали первородной тьмой черные глаза. Сипуха наклонила голову, будто приветствуя.

— Как твоё имя?

— У меня нет имени, хозяйка. Ты мне близка, я чую. Назови меня.

Анна прикрыла глаза и ощутила — действительно, её энергия словно переплеталась в замысловатое кружево с энергией птицы. Такое совпадение — огромная редкость. Птица была не просто почтовой совой, от неё исходила довольно сильная магия. Магическое животное! Идеально. Удовлетворённо улыбнувшись и приласкав шелковистые перья на голове птицы, Анна, немного подумав, произнесла.

— Я назову тебя… Морок.

— Морок… Мне нравится.

Крылатые захлопали крыльями и начали обсуждать увиденное, переговариваясь на птичьем языке, разумеется, прекрасно понятном Яге. Мыши продолжили резвиться в своих клетках. Кошки, не обращая внимания на возобновившийся гвалт, свернулись клубочками в своих корзинках. Жабы заквакали. Из кладовки вышел молодой веснушчатый паренёк, таща мешки с кормом. Заметив посетительницу, он заученно улыбнулся.

— Вижу, мадам уже сделала свой выбор. Прекрасный экземпляр. Очень редкий.

— И какова же цена сего редкого экземпляра?

— Десять галлеонов, мадам. Птица редкая, экзотика.

— Хозяйка, он тебя дурит. Хозяин магазина установил цену в пять галлеонов. При мне разговор был. Можно я его укушу? Этот противный мальчишка мне корма не досыпал, а кошек — так вообще пинал.

— Веди себя прилично. Не стоит брать в рот всякую гадость.

— Это вы мне, мадам? — У продавца округлились глаза. Реплику Морока он, конечно, не услышал.

— Что вы, юноша. Не обращайте внимание на старушечью болтовню. Так, вы сказали, четыре галлеона? А за пятый добавите еще и всё необходимое для ухода и кормления? Тогда поторопитесь всё собрать, у меня мало времени.

— Я вовсе не…

Взгляд веснушчатого парня расфокусировался, на лице появилась глупая улыбка, и он с блаженным видом стал собирать для фамильяра всё необходимое. Оплатив покупку, Анна потрепала продавца по щеке и вышла из магазина.

— Хозяйка, я почувствовал, что ты наслала на него какие-то чары. Какие именно? — С любопытством спросил фамильяр, удобно устроившись на ее плече.

— Да мелочь. Теперь он не сможет никого обмануть, даже подумать о таком не сможет, ну и… за каждый пинок или ещё какое непотребное обращение с животными будет ощущать жжение на заднице, как от хорошего шлепка крапивой. Исправится — чары со временем развеются.

Пронзительный тренькающий клёкот заставил Анну подскочить — её новый фамильяр рассмеялся от всей своей птичьей души. Пока они шли к выходу из магической улицы, Анна вдруг осознала, что всё то время, что она находилась в Англии, на периферии сознания ее как будто что-то звало и тянуло. Осознав, что это ее зовет лес, она остановилась, прислушалась к чувствам и убедилась, что права.

Вот и хорошо, — подумала она, — не всё время же в гостинице жить. Но перед тем, как приступить к своим обязанностям, надо отдать ещё один должок.

Удовлетворившись этим решением, Анна вернулась в гостиницу.

На следующий день она решила заняться делами вплотную. В первую очередь отправила Морока с заказом на архив периодики за последние двенадцать лет. Пришло время разобраться, что вообще на родине происходит. Отправив сову, Анна перенеслась в хорошо отложившийся в памяти небольшой городок в пригороде Лидса. Осмотревшись, пожилая респектабельная дама направилась в единственное место, где можно было узнать интересующие её подробности — в единственный в городе паб. Заказав себе пинту светлого, Анна, ненавязчиво применив легкие чары доверия, расспросила о интересующих её людях местного старожила. И её труды не были напрасны да и собеседник оказался болтлив. Как выглядела общительная дама — не запомнил ни один посетитель паба. Как и то, что она вообще приходила. А Анна неторопливо шла по живописным улочкам и обдумывала все, что узнала.

Мортоны всё ещё жили здесь. Точнее только мистер Мортон. Элис, к глубокому огорчению Анны, погибла через три года после её побега. Говорят, несчастный случай в ванной. Элис ей нравилась, она была добра к ней и искренне о ней заботилась. Но тут уж ничего не поделаешь. То, что мистер Мортон по-прежнему жил в том доме, принесло Анне некоторое удовлетворение. Она сможет встретиться с кошмаром своего детства. Для начала она просто посмотрит на него, потом подумает, стоит ли что-то предпринимать. То, как он повел себя, когда она была ребёнком… хоть Анна и доверяла своей интуиции, но этого для активных действий всё же было мало. Сначала надо присмотреться, а потом решать, оставить всё в прошлом или нет.

Ноги сами привели Анну к небольшому симпатичному домику, в котором она провела когда-то больше года своей жизни. Прислонившись к деревцу на другой стороне дома, Анна стала наблюдать. Всё было тихо, вокруг не было ни души, в окне периодически мелькал силуэт хозяина. И Анна решилась войти и либо убедится в своих подозрениях, либо забыть о этом маленьком эпизоде своей жизни навсегда. Набросив на себя связку чар, она вошла в дом. Мортон стоял у плиты и, насвистывая незамысловатую мелодию, что-то готовил. Анна села на стул и, сделав глубокий вдох и прикрыв глаза, призвала свою силу.

Открыв глаза, она с трудом удержалась от крика. Хотя Мортон все равно не мог увидеть или услышать её. Вокруг него кружили тени. Около дюжины детских и несколько взрослых, в том числе и тень Элис. Тени его жертв. Те, в чей смерти он был повинен. Те, чьей кровью были обагрены его руки. Несчастные кружили над своим убийцей в полном молчании, лишь открытые рты и гримасы жутких страданий показывали их боль в полной тишине. Анна пошла дальше, она углубилась в своё видение. И увидела каждого, увидела их гибель, их страдания стали её страданием, их боль — её болью. Она увидела каждое свершённое этим чудовищем преступление, насилие, убийство, как будто сама была и наблюдателем, и жертвой. Когда видения отпустили ее из своих цепких объятий, она очнулась на холодном кафельном полу, лежа в позе эмбриона и держась обеими руками за живот. Очищающие слёзы ручьями потекли по ее щекам, но она не могла произнести не звука. Немного придя в себя, Анна медленно поднялась с пола и с ненавистью посмотрела в спину Мортона. Не время, ещё рано — мысленно успокоив рвущуюся из неё магию и гнев, она сделала несколько глубоких вдохов и переместилась сразу в комнату в гостинице. Ночью придет её время. А пока она должна была отдохнуть, успокоиться и набраться сил. Анна легла на кровать и закрыла глаза. Надо поспать. Ночь ей предстояла… тяжелая.

Уже опустились сумерки, когда Анну разбудил стук в окно. Морок вернулся с зачарованной посылкой. Впустив птицу, Анна угостила его совиным печеньем и стала собираться.

— Ты куда, хозяйка?

— Отдавать долги. Отдыхай, ты славно потрудился.

— Если понадобится помощь — призови меня. Я ведь не только почту могу носить.

— Буду иметь в виду. — усмехнулась Анна. — О твоих скрытых талантах мы позже поговорим.

Подмигнув фамильяру, она перенеслась в примеченный ещё днём тëмный закуток неподалёку от дома Мортона и приготовилась ждать, когда он ляжет в постель. Она прекрасно помнила, что Мортон всегда ложился спать, как по часам, в десять тридцать вечера. Сейчас было только начало десятого. Было время ещё раз всё обдумать и подкорректировать план.

Был ещё один момент, который беспокоил Анну. В случае с Мортоном она не имела права собрать жатву как Яга. Мортон не был магом и, несмотря на свои чудовищные преступления, не нарушал законов магии. А преступления обычных людей не входили в сферу ответственности Яги. Но нашлась лазейка. Да, Анна не могла отправить мерзавца к Госпоже, совершив жатву, но дело касалось детей, и Яга пройти мимо такого не могла, да и не хотела. Единственным вариантом было оставить Мортону жизнь. Но вот какая это будет жизнь… Анна усмехнулась. Мерзавец будет жить, но будет горько об этом сожалеть. Свет в окне спальни погас, и Анна начала воплощать в жизнь свой план.

Луна освещала комнату серебристым светом, Мортон ещё не заснул и лежал в постели, аккуратно накрывшись одеялом. В комнате было идеально чисто, и каждая вещь находилась на своём месте, ее владелец всегда был помешанным на чистоте педантом и аккуратистом. У подножия кровати возникло серебристое свечение и медленно набирало яркость. Мужчина на постели приподнялся на локте, пытаясь определить его источник. Свет становился объемнее и всё больше приобретал очертания человеческой фигуры. Мортон попытался подняться с кровати и встретить непонятное и потенциального опасное явление стоя и желательно вооруженным, но не смог. Он не мог пошевелиться. Сияние опало звездным крошевом, и перед Мортоном предстала самая красивая девушка, которую он когда-либо видел. Волны черных блестящих волос опускались ниже плеч, светлая практически белая кожа словно сияла на лунном свете, полные яркие губы были слегка приоткрыты, а серые глаза, обрамлённые длинными пушистыми ресницами, будто гипнотизировали. Прекрасное создание стояло и смотрело на мужчину с вожделением.

Руки незнакомки дотронулись до мягкой тонкой ткани белого платья, и она стала медленно ласкать себя. Сначала погладила плоский живот, затем двинулась выше. Она сжала одно полукружие своей потрясающей упругой полной груди. Вторая рука стала ласкать шею. Незнакомка запрокинула голову, прикрыв глаза. Волны похоти наполнили комнату. Мортон забыл, как дышать. Тем временем волшебное создание опустила руку себе на бедро и, сжав тонкую ткань платья, слегка приподняла её, и открывшаяся белоснежная кожа ее бедра приковала к себе взгляд мужчины. Красавица удовлетворённо улыбнулась, увидев появившийся бугорок, накрытый одеялом.

Её движения были медленными, завораживающими. Грациозно приподняв колено и опустив его на подножье кровати, она оперлась на руки рядом с ногами лежащего мужчины и подтянула тело, открывая вид на белоснежные полукружия груди.

— Ну здравствуй, Льюис. Ты не помнишь меня? Давай я тебе напомню. Лет десять назад вы с женой приютили сиротку. Ты как-то хотел поиграть с ней в одну игру, помнишь? В секретную игру… Я вернулась, Льюис. И хочу с тобой поиграть.

— Анна… — Прохрипел Мортон.

Девушка сделала ещё одно движение, приближаясь.

— Вижу, ты вспомнил меня. Но может, теперь я недостаточно юна для тебя?

Чем ближе красавица приближалась, тем быстрее менялся её облик. Не имея возможности пошевелиться, Мортон с ужасом наблюдал, как божественное создание превращается в нечто совершенно иное. Копна черных волос стала седеть и редеть, открывая полу лысый череп с жуткими язвами. Лицо сморщилось, а прекрасные глаза закрылись мутными бельмами. Зубы посыпались из открывшегося рта. Трупные пятна стали расползаться по коже, только что казавшейся белоснежной и нежной. Когда полутруп старухи оказался на уровне груди лежащего мужчины, ее обвислая грудь стала источать смердящий трупный яд и капать на него. Мортон заорал, но звука не было. Он мог лишь открывать рот и безумно вращать глазами. Он пытался сбросить с себя монстра, но все его попытки хотя бы пошевелиться были безуспешны. Когда жуткое лицо оказалось напротив лица Мортона, его трясло, как в припадке. Костлявые руки с грязными желтыми когтями схватили его за голову, и старуха заставила его смотреть прямо в свои глаза.

— Смотри на меня, Льюис. Разве ты меня не хочешь?

Из ее мокрого мерзкого рта слюна капала прямо на лицо мужчины. Старуха рассмеялась, громко, жутко. Вокруг кровати заклубился туман и появились силуэты. Приблизившись к кровати, силуэты обрели четкость и оказались трупами жертв Мортона. Разложившимися, с ужасными ранами, они стояли и смотрели мертвыми глазами на своего убийцу.

— Видишь, Льюис, скольких людей ты погубил? Не волнуйся, мой милый, когда я уйду, они составят тебе компанию. Они не уйдут. Никогда. День за днём они будут рядом с тобой, как молчаливое напоминание о твоих грехах. Ну же, милый. Не хочешь поцеловать меня на прощание?

И старуха потянулась к губам убийцы, мерзко хихикая. Мортон закатил глаза и потерял сознание. Анна встала, сняла с себя мерзкий морок и удовлетворённо рассмотрела дело рук своих. Мортон поседел и лежал в луже собственной мочи. В прошлый раз она смогла рассмотреть кроме его жутких деяний и его самый большой страх. Несмотря на свои занятия, мерзавец до ужаса боялся мертвецов. Нет, свежие трупы собственных жертв его не пугали, а вот старые уже начавшие разлагаться... Мерзкие, с трупными пятнами, сочащиеся трупным ядом, грязные и склизкие.... Травма из детства. Анна хмыкнула и исчезла.

А на следующее утро, затерявшись в толпе зевак в образе пожилой дамы, Анна стояла и, улыбаясь, наблюдала как орущего на всю улицу Мортона заталкивают санитары в машину скорой помощи. Звонок в полицию этой ночью тоже дал результат. Мерзавец сознался во всём, в каждом преступлении, назвал каждое место захоронений. Теперь если суд признает его невменяемым, а это так скорее всего и будет, Мортон проведёт остаток своей жизни в строго охраняемой заведении для психопатов. Анна ещё немного понаблюдала за представлением и растворилась в толпе.