Лунные шрамы (гет)

Первокурсники из Когтеврана бегали вдоль Чёрного озера, ища на воде круги, надеясь увидеть кальмара. Ремус закрыл глаза, слушая звуки, разливающиеся по лужайке — плеск воды, далёкие голоса, шорох травы. Большая часть студентов была в замке, корпела над учебниками, готовясь к экзаменам, но этот день был слишком хорош, чтобы тратить его на зубрёжку.

Тоска, грызущая его изнутри, была привычной. Он сосредоточился на своих ощущениях. Что там, внутри?

Эта боль будет вечной.

А еще вечный холод. Вечная война. Вечная всепоглощающая тьма с отблеском полной луны.

О-ди-но-че-ство.

Но вдруг привычный ход мыслей прервался — волчий нюх уловил сладкий запах молока и пралине. Он знал, кто рядом, ещё до того, как открыл глаза.

Лили.

Яркая, добрая, заполняющая своим светом всё вокруг. Сириус входил в комнату и занимал всё пространство своим смехом. Лили же не надо было ничего делать — к ней все тянулись сами.

Внутри что-то сжалось. Она так просто садится рядом. Мерлин, какая она красивая.

— Рем, ты всегда такой серьёзный? — Лили расправила юбку и посмотрела на него с лёгкой улыбкой — иногда мне кажется, будто ты несешь на плечах груз размером с целый мир.

— Уравновешиваю баланс придурковатости Джеймса и Сириуса. Та ещё работёнка, не находишь? — та кивнула — так ты меня искала?

Может, мир вокруг не такой мрачный, когда рядом сидит Лили Эванс.

— Я была у профессора Макгонагалл. Она попросила нас, как старост, разобраться с факультативами для подготовки к экзаменам и вывесить расписание. Кстати, ты видел? Она стала «Ведьмой года» в журнале «Трансфигурация сегодня». С ума сойти, что нам так повезло учиться у неё.

Она снова уставилась в складки юбки, будто чего-то выжидая. Ремус молчал. Что еще ему сказать?

— Она предложила мне несколько личных занятий — Лили покачала ногой, словно собираясь с мыслями — ей нравится, что у меня выходит на занятиях.

— Это великолепно — прохрипел Люпин, тут же прокашлявшись. — извини.. Я имею в виду, профессор права. Смотря на тебя в классе, будто ты всю жизнь только и делала, что творила чудеса, превращая ложки в лебедей...

Лили прикусила губу.

— Хочешь попрактиковаться вместе перед экзаменом?

Он кивнул. Девушка взволнованно вскочила, на одном дыхании выдавливая:

— Тогда после занятий, в среду, приходи в бывший класс арифмантики на шестом этаже.

И таким же вихрем сорвалась с места, унося с собой запах пралине и тепло, к которому он не осмеливался привыкать.

А первокурсникам так и не улыбнулась удача — в отличие от одного подростка с волчьим взглядом и телом, покрытым шрамами.

* * *

Ремус всё это время наблюдал за Лили со стороны, воровато замечая, как и с кем она смеётся, как держит перо при письме, как собирает волосы в хвост на Зельях, как накручивает прядь волос на палец, как хмурится, как улыбается. Он знал: когда человек влюблён, то запоминает самые мелкие детали, и эта мысль страшила его. Вот уже последние несколько лет.

Утром в среду он не смог впихнуть в себя даже стакан тыквенного сока, а его нога под столом отбивала чечётку.

Лили не пришла на завтрак.

Он увидел её только на Заклинаниях, когда она вошла в класс, опоздав на пятнадцать минут. Ремус дёрнулся, случайно задев Питера плечом, тот возмутился, но Люпин его не слушал.

У неё были тёмные круги под глазами и отекшее лицо. Она точно проплакала всю ночь.

Он весь день ходил напряжённый, резко реагировал на любые мелочи и даже сорвался на Сириуса, который сегодня его особенно раздражал. Ремус даже не пошёл на обед — вышел на улицу, чтобы хоть немного остыть.

За минут десять до встречи, Люпин ополоснул лицо ледяной водой из крана в туалетной комнате, разглядывая в зеркале своё ещё более бледное отражение. Лунный цикл был тут ни при чём. Он закатал рукава рубашки вместе с джемпером по локоть, а потом, подумав, расстегнул две верхние пуговицы рубашки. Такой приёмчик он подсмотрел у Бродяги — тот всегда так делал перед своими свиданиями, а опыт-то у него точно приличный.

А разве у них свидание? Нет. Но так правда выглядело лучше.

Ремус замялся перед дверью, глубоко вдохнул. Лили сидела на парте спиной к нему, по-детски болтая ногами, и не спешила оборачиваться.

Пряный запах полыни и бадьяна. Не её. И это, чёрт возьми, ничего хорошего.

— Тебя не было на завтраке

— А тебя на обеде — фыркнула она.

Ремус облокотился на парту, засунув руки в карманы.

— Дело в Северусе?

Она резко повернулась.

— О, как мило, что ты помнишь его имя. Разве твои друзья не вдолбили тебе в голову кличку, которую вы ему дали? Уже подготовил новые выходки? Что на этот раз? Может, заколдуешь шоколадный пудинг, чтобы он вылился ему на голову? Отошлёшь кричалку с новыми отвратительными прозвищами? Начнёшь с дружками караулить его в коридоре?

— Лили...

— Серьёзно, Рем? Ты всегда молчал, когда они травили его. Даже когда мог бы остановить. Ты ведь знал, как ему больно. Ах да, ты же тихий примерный мальчик, староста факультета, отличник, красавец, ас в борьбе против тёмных тварей, ну просто высший пилотаж! Может, поэтому ты просто не имел права закрывать глаза, отворачиваться спиной от Поттера, Блэка и Петигрю, пока они травили Сева. Это делает тебя ещё более причастным к этим мерзким вещам. Ты спрашиваешь, дело ли в Северусе? Да. Он стал таким из-за вас. Ты бы мог хоть раз, хоть один раз, Рем, набраться храбрости и остановить их, но ты всегда трусил. Боялся потерять, молчал и не выдавал сделанные ими гадости. Делал вид, что ничего не происходит, когда они унижали его.

Ремус сжал челюсти.

— А теперь ты унижаешь меня?

Назови монстром, будь умницей, Лили. Ведь ты будешь права.

Она закрыла лицо руками. Люпин выдержал паузу.

— Думаю, ты ошибаешься. Северус стал таким не из-за нас, и в душе ты это прекрасно понимаешь, но не хочешь признавать. Он просто выбрал другой путь, а ты не смогла с этим смириться. Спасти невинного агнца. Я не пытаюсь выгородить и защитить себя и ребят за то, что мы делали. Или то, что не сделал я. Мы определённо добавили ему ненависти к окружающему миру, но всё же выбор был сделан им самим. Снейп тоже не ангел, знаешь ли. Если тебе есть дело… я считаю его сломленным человеком, который цепляется за своё прошлое и за свою боль, ведь это всё, что у него есть. Кроме тебя, конечно. — он устало откинул голову, всматриваясь в обшарпанный рисунок на потолке — дай ему время. И не заполняй себя его болью. Вряд ли бы твой друг хотел этого.

Она молчала.

Сколько раз ей доводилось всматривалась на него в общей гостиной. Он был в компании друзей, книги, просто смотрел в пламя камина. Ей нравились его шрамы, которые многих отталкивали, но знать их происхождение не хотелось. Это мог сделать только беспощадный монстр. И только теперь Лили замечает: боль в его глазах — это нечто большее. Это часть его самого, часть его сердца, какая-то неразгаданная тайна. Ларец за семью печатями, который невозможно открыть. Она думает сказать что-то ещё, но просто кладёт голову ему на плечо.

Ремус чувствует, как бешено колотится сердце.

Моргана подери, это хуже любого Петрификуса. И зачем только Эванс так сделала?

— Ты прав, Рем.

Он опускает голову, касаясь рыжих волос, берёт её руку и медленно проводит по коже большим пальцем. Ремус не хочет быть трусом хотя бы перед самим собой.

— Только не говори об этом Сириусу. Он вряд ли переживёт, если я окажусь прав хотя бы раз

Лили тихо смеётся, отстраняясь. Она смотрит прямо на него, а он ловит себя на мысли, что хочет, чтобы она смотрела своими изумрудными глазами так вечно.

— Может быть, но ты ведь и не такой уж святой, каким хочешь казаться? — Люпин фыркнул, слегка сжав её пальцы.

— Конечно нет. Просто мои грехи выражаются иначе.

— Например?

Он почувствовал, как пересохло во рту, но не отвёл взгляда, покачав головой.

Тебе не стоит знакомиться с ним другим.

— Может, займёмся расписанием? Не хочется подводить нашего декана.

Лили кивает. Ей ещё долго придётся приручать этого зверя.

* * *

Боги, как быстро пролетело время. Операция «не наткнуться на миссис Норрис» началась сразу после выхода из кабинета. На каждом пролёте лестницы оба надеялись, что другой всё-таки нарушит эту хрупкую тишину.

Когда они дошли до портрета, Лили наконец повернулась к нему.

Здесь — последняя черта остаться без свидетелей их разговора.

— В следующий раз, может, действительно займёмся трансфигурацией?

Ремус едва заметно улыбнулся.

— Возможно. Но мне кажется, мы и так неплохо превращаем одно в другое, не находишь?

— Ремус Люпин, ты только что сказал что-то чертовски подозрительное.

Забавно наблюдать, как она хитро щурится на него.

— Вот и проверим, насколько ты хороша в анализе скрытого смысла, мисс Эванс.

Люпин произносит пароль, и Полная Дама, не без бурчания, пропускает их. В гостиной никого нет.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Лили.

Она сделала шаг в сторону спален, но потом вдруг, будто поддавшись какому-то внезапному импульсу, подошла к нему и, привстав на носочки, слегка коснулась губами его щеки.

— Это за хорошую компанию, Рем — прошептала она и тут же вбежала вверх по лестнице, оставляя после себя лишь сладкий запах духов.

Ремус провёл рукой по лицу и тихо выдохнул.

И снова. Моргана подери.

Опять ребята из Пуффендуя устроили в деревенской совятне настоящий переполох. У бедняги Оливера Уилкса клюкнули письмо прямо из рук, а одна особенно нахальная сова попыталась растерзать капюшон у девочки из Когтеврана.

Обычные выходные в Хогсмиде.

Лили выходит из лавки с пергаментами, сжимая в руках упаковку со свежими свитками. Кто-то мягко касается её локтя.

— Лилс..

Она оборачивается и встречается взглядом с Ремусом.

И почему ты решил, что можешь так её называть?

И снова весна играет своими ароматами. Лёгкий ветер чуть треплет его волосы, солнце играет на кончиках ресниц Лили, запах молока заполняет пространство. У Рема в руках исписанный кожаный ежедневник. Это то, что он действительно может назвать своим, не деля с монстром в своей голове.

Ремус кивает на свиток в её руках.

— Пергамент. Как-то неожиданно пришлось пополнять запасы. Не ожидала столько домашних работ от преподавателей за полтора месяца перед экзаменами.

— Ты выбирала его так долго, будто от этого зависела судьба эссе по защите от тёмных искусств.

Так и будешь стоять и смотреть на неё, тупица?

— Ты один?

— Ага. Джеймс с Сириусом умудрились получить отработки в выходные — теперь у них с Минервой стратегическая война. Она как-то не оценила летающие за первокурсниками бумажные копья.

— Серьёзно?

— Если в ближайшие дни услышишь байки про проклятие от умершего во времена основателей профессора по истории магии, насылающего на всех, кто не знает дат гоблинских войн, бумажные пики… Знай — это они.

— А Питер?

— Сказал, что устал — Ремус откинул носком ботинка камень с дороги.

— То есть ты решил воспользоваться положением и сбежать, Люпин?

— Как и ты, полагаю?

Она прикусывает губу, не позволяя себе улыбнуться шире.

— Может, тогда прогуляемся? — Лунатик смотрит поверх её плеча.

— Пойдём.

Хогсмид живёт в своём привычном, слегка хаотичном ритме: смех, стук дверей, мелькающие мантии, аромат корицы, тёплого хлеба и свежесваренного кофе. Место, в котором всегда будет кипеть жизнь.

Третьекурсники столпились у витрины «Сладкого королевства», а Трикси Фэнтон отчаянно пытается уговорить подругу попробовать сахарные перья, от которых язык меняет цвет.

Ремус идёт чуть сбоку, но их плечи и пальцы всё равно то и дело слегка соприкасаются. У него ноль идей, как это получается. Или он делает вид, что их нет.

— Ну, если быть честным, «Сладкое королевство» в какой-то степени опаснее Запретного леса — Ремус кивает в сторону магазина.

— Ты это к чему?

— Помнишь ту историю с самозажигающимися зефирками на палочке?

Лили вспоминает и тут же смеётся. Блэк с придурком Поттером поспорили, что съедят упаковку за минуту, и в итоге их рты полностью заполнились пенистыми облаками, которые никак не хотели исчезать. Питер тогда едва не задохнулся от смеха, сваливаясь с дивана в гостиной.

— Значит, ты теперь включил магазин сладостей в список запретных территорий?

— Просто держу дистанцию.

— Стоять, Люпин — Лили резко останавливается, оттягивая Ремуса, а в глазах начинают прыгать чертики.

— Что?

Она кивает на витрину, за которой аккуратными рядами стоят коробочки с сахарными метлами, прыгучим зефиром, шоколадными котелками.

— Ты обещал, что попробуешь со мной тёмный шоколад с апельсином, а потом исчез в библиотеке на три дня.

— Ты помнишь такие вещи? — у Ремуса пересыхает во рту.

Лавка пахнет ванилью, корицей и чем-то глубоким, терпким, наверное, какао. Он надолго загляделся на парящие в воздухе леденцы в форме созвездий. Эванс вытаскивает его под локоть.

— Держи, — говорит, протягивая ему — это чтобы ты понял, что кроме книжных страниц есть ещё кое-что классное.

— Например? — дёргает за ленточку. Рем переводит взгляд прямо на неё. Лили Эванс понимает: это вопрос явно не только про шоколад.

— Хогсмид весной. Свежий пергамент. Хорошая компания. Приятный парень рядом. Кстати, почему ты назвал меня Лилс?

Лунатик опускает взгляд на коробку в руках.

Давай, улыбайся как придурок.

Ремус кусает шоколад, и в его глазах на мгновение появляется удивление.

Лили заворожённо смотрит, как меняется его лицо. И в общем-то гордится, что это её заслуга.

— Эванс, за мной реванш в виде «Трёх метёл» и это не обсуждается.

— После того как ты рассказал мне о войне Блэка и Макгонагалл, мне точно нужно сливочное пиво и все-все подробности.

— Да и мне тоже — соглашается Ремус.

Только не из-за Сириуса.

Внутри — полумрак. У барной стойки кто-то азартно рассказывает байки об огромных пауках в Запретном лесу, а мадам Розмерта, как всегда, уверенно лавирует между столиками с подносом в руках.

Ремус ставит перед Лили кружку, чуть улыбается:

— Ты же всё ещё пьёшь сливочное с корицей?

— Как ты помнишь такие мелочи, Ремус Люпин? Я смотрю, ты тоже неплохо изучил меня.

— Разве это плохо?

— Зависит от того, к чему именно ты внимателен — замечает она.

— К тебе, Лилс

Рем отворачивается первым, делает вид, что разглядывает кого-то в толпе посетителей, но Лили уже слышала. Почувствовала, как под кожей прошла ледяная волна.

Он ей нравится. Слишком сильно.

Настолько, что хочется сказать это прямо сейчас, раз и навсегда, а потом сразу бежать, прежде чем увидеть его реакцию. И куда делась твоя вечная бравада, Эванс?

Ремус замечает её взгляд.

— Лили?

— Просто… рада, что мы столкнулись сегодня.

* * *

После долгой прогулки по Хогсмиду, наполненной лёгкими подшучиваниями и дополнительными чашками горячего шоколада после сливочного пива, Лили вдруг останавливается у развилки троп.

— Пойдём к Визжащей хижине.

Ремус замирает.

— Ты уверена, что хочешь туда?

Лили пожимает плечами.

— Просто никогда не была там. Всегда слышала о ней, но.. не доводилось. Компании не было подходящей.

Ремус сжимает пальцы в карманах.

Конечно, было бы странно, если этот день прошёл так хорошо. Без напоминаний о боли внутри.

Он делает медленный вдох и заставляет себя улыбнуться.

— Ладно. Но если нас там съест призрак, то это на твоей совести.

Лили смеётся и тянет его за собой.

— А ты бывал там? — она спотыкается, но Рем тут же подхватывает её за локоть.

— Осторожней. Был. Давно.

Лили поправляет волосы.

— Так что? Интересное местечко?

Ремус смотрит на хижину.

Ему не интересно. Он знает там каждый сантиметр.

— Не выглядит такой уж страшной, если честно, Рем. Может, потому что сейчас светло?

Ремус улыбается, хотя внутри всё сжимается.

— Может, потому что я рядом?

Кто ты такая, Лили Эванс, и что за разрушающее себя чувство ты приносишь?

Ремус вздыхает. Внутри что-то рвётся — какое-то последнее сомнение, что-то, что он держал в себе годы. И вдруг всё становится кристально ясным. Вот она, Лили, словно фигурка со свадебного торта. Стоит на фоне места, которое причиняет ему адскую боль каждый месяц. И каждый раз он знает, за кого борется. Убегать от себя уже в общем-то глупо.

— Ты мне нравишься.

Ты идиот.

— Ты мне нравишься так давно, что даже не помню, каково это… ну, знаешь, без тебя в мыслях

Лили замирает, делая шаг назад и вдавливаясь в шаткий забор.

— Я пытался. Честное слово, Лили. Я пытался не чувствовать это. И я знаю, что не могу дать тебе нормальную жизнь. Знаю, что этого признания, возможно, не должно было быть. Но я так заебался молчать.

Почему так больно, будто луна сейчас полная?

Лили медленно поднимает руку, мягко касается его шрама на щеке. Он тянет её ближе, руки осторожно ложатся ей на талию.

— Мерлин, Лилс, я так давно хочу тебя поцеловать.

У неё самые красивые глаза в мире.

— А что мешает-то? — вот она, гриффиндорская порода.

Его дыхание касается её губ. Лили закрывает глаза.

Она не знает, как это должно происходить, но знает, что хочет. Наверно, для таких случаев стоит иногда слушать болтовню своих соседок.

Ремус, кажется, тоже не знает.

Она чувствует, как его пальцы дрожат, как он чуть сжимает её пальто на талии, будто просит разрешения.

И она даёт его — медленно поднимаясь на носочки, касаясь его губ едва-едва.

Тепло.

Ремус выдыхает, словно этот момент — самое правильное, что с ним случалось. Он наконец ощущает в своей тьме какое-то свечение рядом.

Он осторожно отвечает, изучая, пробуя, будто запоминая каждое движение.

Лили сжимает пальцы на его свитере, потому что ноги чуть подкашиваются.

Это — первый.

Это — неумело, но правильно.

Это — будто раз и навсегда.

Когда они отстраняются, Ремус хрипло спрашивает:

— Это был твой первый поцелуй?

Лили чуть краснеет, но кивает.

— У тебя тоже?

Он усмехается. Эванс обводит большим пальцем его скулу.

— Да.

— И как? Оно того стоило?

Ремус смотрит на неё.

Сердце вообще может биться так быстро?

— Более чем.

Он смотрит на хижину.

На Лили.

На её губы, которые он только что целовал.

И теперь Визжащая хижина кажется ему не таким уж ненавистным местом.

* * *

Эванс чувствует, как её пальцы дрожат и леденеют в ладони Ремуса.

— Я до сих пор не верю, что это… произошло — в голове ворох мыслей. Мэри говорила, что если не дать на третьем свидании, вряд ли у вас склеятся отношения. Это можно считать за первое? Они разве так далеко зайдут?

Ремус чуть улыбается. У него в руках золотой билет Вилли Вонки. Хотя это просто её ладонь.

И что ты теперь будешь делать, Ремус Люпин? Там Джейми, с ума сходящий по этой рыжей ведьме. Там парни, толпой бегающие за Лили Эванс. Там жизнь с тобой, которую она не заслужила.

— Рем!.. — она резко одёргивает, смотря в глаза.

Он останавливается.

— Извини. Этот день, наверное, лучший в моей жизни.

— Но?

— Я не хочу, чтобы кто-то знал о нас — Лили отпускает его руку, становясь напротив.

— Я настолько плоха для тебя, что меня стоит прятать, Люпин?

— Нет — звучит резко и почти грубо. — там, в замке, сидит человек, по стечению обстоятельств, мой лучший друг и твой самый верный поклонник..

— И долго ты хочешь нянчиться, переживая, о чём думает этот олень? Уж прости, это ты, я, наши отношения и жирная точка. В Хоге все только и делают, что сплетничают и шепчутся за спинами друг друга. И что теперь?

— Я не похож на героя-любовника романов, Лили. Красавица и Чудовище. Где ты видишь тут сказку?

— Ты не чудовище.

О, девочка, как ты ошибаешься.

— Мне важно, чтобы тебе не приходилось справляться с этим всем балаганом самой. И всё же… лучше, чтобы мы были предоставлены друг другу, не находишь? Я хочу поговорить с Джеймсом наедине, по-мужски. Лучше узнает от меня, а не от девиц, чей стиль жизни — строгать сплетни. Так или иначе, Сириус не упустит возможность состряпать тысячу и одну шуточек, иногда не самых пристойных. Лилс, прошу…

— Ты уже всё решил. И за меня в том числе — она закрыла глаза, пытаясь успокоиться — Ремус Люпин, ты полный кретин.

* * *

Это странно — просыпаться с чистой головой и понимать, что вы теперь пара.

Они сидят в Большом зале на завтраке, как обычно.

Лили делает вид, что ничего не произошло.

Ремус делает вид, что ничего не произошло.

Лили болтает с Мэри и Марлин, изредка бросая взгляды на другой конец стола.

Ремус сидит с Мародерами. Джеймс увлечённо что-то рассказывает, Сириус смеётся, а Питер жуёт тост, прислушиваясь к ним.

Ремус смотрит в её сторону ровно один раз.

Совершенно спокойно.

Совершенно невзначай.

Совершенно так, будто вчера они не целовались, стоя у Визжащей хижины.

Лили отводит взгляд первой.

Прижиматься, тонуть руками в её волосах, прикасаться к его шрамам и выцеловывать каждый по миллиметру, обнимать.

Но они ничего из этого так и не делают.

Она просто нервно теребит салфетку у себя на коленях.

А он просто разговаривает с друзьями.

И так будет каждый день.

* * *

— Лунатик, ну ты же обещал помочь мне с эссе по ЗОТИ! — голос Джеймса звучит на всю гостиную.

— Я и помню, Сохатый, но ты же знаешь — я не буду делать за тебя домашку.

— Да мне просто пару фраз проверить!

Ремус забирает у него пергамент.

Лили сидит в другом конце гостиной с книгой в руках, но не читает.

Она видит, как Ремус наклоняется к Джеймсу, как привычно хмурится, как что-то вычёркивает в его эссе.

Все так, как было всегда.

И когда уже люди перестанут здесь торчать, Мерлин их бери!

Парни уходят, и Ремус наконец отсаживается в кресло у камина. Лили подходит, как ни в чём не бывало, присаживается на пол рядом, обхватывая колени руками.

Несколько секунд — молчание.

Ремус наклоняется чуть ближе, опираясь локтями на колени, и тихо спрашивает:

— Ты сердишься?

Лили качает головой.

— Нет. Я просто… не привыкла.

Ремус проводит пальцами по корешку книги в руках.

— Мне тоже не нравится.

Лили смотрит на него.

— Тогда зачем?

Он медленно вздыхает.

— Я просто хочу, чтобы у нас было больше времени. Прежде чем кто-то начнёт это рушить

Лили грустно улыбается.

— А если я не хочу прятаться?

— Я что-то придумаю, Лилс.

— Тогда ты мне что-то должен, Лунатик

— Что же?

Она шепчет одними губами:

— Компенсацию.

Ремус не спрашивает, что она имеет в виду.

Просто берёт её ладонь и сжимает крепче. И этого хватает.