Паучок

Примечания:

Для тех, кто не знаком с лором — его тут много ибо это мидквел. Мой формат остекления одной из каноничных сцен во втором акте игры. Потому что... вы что не видели Карнисса?! Он достоин этого. Он достоин иметь ряд разнокалиберных фанфиков во имя себя.

Приятного чтения

«Всякий раз, когда я пытаюсь вспомнить дом, я вижу тот самый день. Спокойствие часов после отбоя. Странное ощущение, ползущее по позвоночнику, словно морозный паук. Предчувствие. Но затем тишина и спокойствие обернулись смертью. Я чувствовала её, я чувствовала присутствие Ллос⁽¹⁾, кожей ощущала, как она ведёт и благословляет убийц моего дома.

Убийц моей семьи.

Я была слишком мала. Меня со всеми детьми дома заперли в надёжном месте. В комнате под самой сильной охраной бойцов, чар и молитв. Только после смерти матроны эту комнату сможет открыть враг. Я помню крики за дверьми. Я слышала всё, что там творилось. Крики, удары мечей, бой заклинаний, звук рассекаемой плоти, предсмертные хрипы и… шаги. Почему-то я не узнала их.

Я испугалась, когда дверь распахнулась, и пахнущие кровью руки подхватили меня. Я была парализована страхом. Не сопротивлялась. Позволила унести меня подальше от родных стен. От защиты дома. Лишь вблизи паучьей ямы я осознала, кто меня забрал. Г’элдил. Отец. Матрона приказала ему защищать дом. Он ослушался приказа, чтобы спасти меня.

«Беги, Паучок. Ползи наверх, пока не увидишь небо!» — сказал он мне вместо прощания.

Нас обнаружили. Под крики умирающих сестёр я упала в паучью яму. Последнее, что я видела, как на моего отца налетели мрачные тени неизвестных бойцов. Мне предстоял долгий путь во тьму, что потом преследовал в кошмарах. Под брюхом большой паучихи. Меня не увидели, на пауков поначалу не обратили внимания. Мне осталась долгая тьма, в которой не видит даже илитиири⁽²⁾. Время исчезло. Осталось только движение. Не важно насколько устала, я должна была следовать за пауками. Я не знаю, сколько я так ползла, но порой мне казалось, что я вижу сны, пока ползу. Кошмары. Погасшие звуки, в которых громовым грохотом опускались в грубый камень лапки паука. Да, отчего-то этот звук проносился в ушах громче самого оглушающего грома. Но затем пауки начали расходиться. Не сразу, но я поняла, что паучий ход расходится на два тоннеля. И теперь мне предстояло выбрать. Направо или налево отправиться за пауками. Выбор определяющий всю дальнейшую жизнь.

Я повернула направо.

Время вновь превратилось в бесконечное движение. Наконец. Узкий паучий лаз выпустил меня у самых руин неизвестного строения. Такие я никогда не видела. Значит, выбралась очень далеко от дома. Но я недолго радовалась. Вскоре я услышала тихие тяп-тяп-тяп шаги. Ездовые ящеры.

«Дом не уничтожен, пока жива хоть одна дочь» — я это знала. Пока я жива, дом До’Эрвс будет жить вместе со мной назло козням Ллос.

Я спряталась в руинах. Я слышала голоса. Слышала рык ящеров. Они искали меня. Мне было страшно, и я заплакала. Мне казалось, что на этом всё и закончится. Но, несмотря на голоса, на громкие шаги и рык ящеров, никто не шёл туда, где я пряталась. В разрушенный зал храма. Позже я увидела человека. Тёмные волосы, серые доспехи, странный взгляд и походка, не издающая ни звука. Он не показался мне странным, а просто напугал. Но время шло. Преследователи удалились, а человек заговорил со мной. Сказал, что я угодила в один из первых храмов бога Келемвора. Этому не посчастливилось уйти под землю после какого-то природного явления⁽³⁾. Человек был добр ко мне. Успокаивал меня. Разговаривал со мной, пока я не перестала плакать, а после сказал:

«Тебе здесь не место, дитя. Тут тебя ждут только мрак, ненависть и смерть. Тебе нужно к свету!»

Он указал мне путь. Наверх. К небу. Прямо как говорил отец. Я послушалась его и ушла, когда стало безопасно. Ушла к слепящему невыносимому солнцу. К другому храму Келемвора, где меня ждали. Где меня приняли. Дали мне кров, еду и возможность вырасти без страха. И, что важнее, мне дали шанс изжить мою ненависть в служении.

Самая важная поворотная точка в моей жизни случилась спустя десятилетие. Тогда я снова встретила того незнакомца в серых доспехах. Изучая иных богов, кроме Ллос, я начала с Келемвора. В одной из книг осталось изображение его, когда тот был смертным. Тот же самый профиль, точно такие же доспехи. Человек, чьи шаги не издавали шума. Только десять лет после нашей первой встречи, я поняла, что мне на помощь явился аватар Келемвора, закрывший руины своего храма от моих преследователей. Истинное чудо. Невероятное явление. Почти невозможное.

Жрецы храма считали высшей благодатью сам факт встречи с Келемвором. Но я видела чудом, что совершенно чужой бог услышал мой плач и защитил меня, хотя это было совершенно не его дело. Это были дела лично Ллос и её паствы. Но он увидел во мне в первую очередь напуганного ребёнка, которому нужна помощь, а уже потом мою расу. Незнакомец спас меня, хотя не был обязан. Дал надежду на куда более светлый мир, чем рисовала Ллос своим детям. Преподнёс самый бесценный подарок. Я обязала себя стать такой же — защитницей. Помогать. Видеть в первую очередь душу, а не оболочку. С того момента я больше не могла быть До’Эрвс, я взяла фамилию тех, кого вырастили стены храма Келемвора. Грейсонг. Я не забыла родных, но учение Келемвора помогло понять, чем заканчивается любая месть. Я отпустила родных, но вспоминала отца всякий раз, когда смотрела на небо…

Я повернула налево.

Тоннели шли вперёд бесконечно, мучительно долго. Наконец, я выбралась. Туда, куда ходить не следует. В запрещённые земли. Здесь, как меня учили, тьма становится злой к нам. Она пожирает разум и оставляет вместо илитиири дикое животное. Скармливает иллитидам и бехолдерам. И я выбралась в самом сердце тьмы у руин храма Ллос. Я спряталась внутри. Попыталась спрятаться. Но я слышала позади тяп-тяп-тяп шаги. Ездовые ящеры. Меня нашли.

Они загнали меня дальше в храм. К самому алтарю, чтобы принести в жертву Паучьей Королеве. В этом бездонном густом мраке не нашлось спасителя для маленькой девочки. Только я и они. С того момента я запомнила, что чудес для таких как я не существует. Ни чудес, ни пощады, только сделка. Никто, кроме меня, не видел, что на алтаре лежит чёрный меч. Ни одна самая мрачная тьма не была такой чёрной как он. Я потянулась к нему. Он был тяжёлым. Неподъёмным для моих маленьких рук, но жить хотелось сильнее. Даже надрываясь. Даже с постыдными слезами на щеках. Даже под хохот моих преследователей. Мне казалось, что мои мышцы горят и разрываются, когда я наконец смогла поднять чёрный меч. Лишь поднять. Я стояла, шатаясь, и понимала, что жить мне осталось несколько секунд, когда плотный мрак накрыл всё, что находилось в храме.

В этой магической тьме не видели даже глаза илитиири. Меч вырвали из моих рук. Меня опрокинули на алтарь. Я вспоминала последние слова отца, задумавшись, а какое оно — небо. Но смерть не торопилась наступать через секунду. И через две. Она не пришла вовсе. А мрак рассеялся. В храме осталась лишь я. И порубленные на части тела моих преследователей. И меч. Он спокойно парил в воздухе и задумчиво (да, именно задумчиво) смотрел на меня. Не знаю, как и чем. До сих пор не знаю. Не ведаю, как он говорил со мной. Но в тот момент это было не столь важно. Он отозвался моей руке. А следом в моих мыслях прозвучало слово «договор», который я заключила, не раздумывая.

Мне предстояло расти и выживать самой. Без помощи. Без союзников. Без поддержки. Только я и меч, скреплённые договором моего беспрекословного служения. Прошедшие годы лишь укрепили мою уверенность, что жалость в нашем мире — это наказуемая слабость. Нельзя жалеть. Никого, особенно себя. Мертвым повезло, они отмучились. Я ни на секунду не забывала о моей ненависти к Паучьей Королеве и её прислужникам. Исключением были пауки. Их народец спас меня. Но что касалось остальных — мне никто не помогал просто так, и я тоже никому помогать просто так не собиралась. Взаимный обмен давал хоть какую-то уверенность в мире сделок. Ты мне — я тебе. Обманешь — убью. Я познала все тёмные грани мира. Ложь, предательство, порабощение, пытки и жар убийства.

Мой путь не окончится, пока от Мензоберранзана не останется ничего кроме пепла! В этом мерзостном городе нет невиновного семейства. Расправа над моей семьёй произошла не из-за амбиций кого-то из соседей. Приказ отдала Ллос. И единственный способ отплатить ей тем же — уничтожить до основания её город и её свод правил. Do’ervs ultrin!⁽⁴⁾ Однажды, я отомщу за мой дом. А до тех пор, у меня нет времени поднимать голову и смотреть на небо…»

* * *

Ллой проснулась. Вблизи Лунных Башен земля была воистину проклятой. Даже защита Изобель не помогала. Мрак прошлого просачивался сквозь медитацию и погружал в самые настоящие кошмары. И если для обычного человека кошмары были чем-то привычным, то Ллой едва вырвалась из липкого мучительного водоворота прошлого, тяжёлых воспоминаний и прочих «если» с «может быть». На некоторое время она впала в состояние ступора, пытаясь вспомнить, кто она и какой путь на самом деле выбрала. Даже в стенах таверны «Последний свет» они будто попали в некий отдельный план. План кошмаров и сожалений.

Все спутники выглядели помрачневшими. С самой первой минуты в этих землях. Даже Шэдоухарт, поначалу радовавшаяся, что тёмное проклятие земель её не трогает, погрузилась в тревожное молчание. Это место словно вытягивало из глубин души всё самое тёмное и мрачное, чтобы вернуть в десятикратном размере. Ещё более страшным и уродливым. Здесь даже воздух ощущался спёртой отравой. Ллой чувствовала себя так, словно медленно разлагается в этом яде.

Лагерь ещё спал. На них не хватило комнат таверны, пришлось вновь ставить палатки на берегу. Она поднялась на ноги и подошла к манекенам, которые установила Лаэ’зель для вечерних тренировок. Идея показалась сейчас наиболее подходящей. Что может быть лучше, когда надо очистить мысли? Она взяла в руки тренировочный длинный меч. Едва ли гитьянка будет сильно против.

Шаг. Взмах. Удар.

«Беги, Паучок. Ползи наверх, пока не увидишь небо!» — услышала она шепот.

Ллой тряхнула головой. Это лишь остатки кошмара. Она сменила хват на более удобный. Как Лаэ’зель показывала. Ноги поставила чуть шире для устойчивости. Самое время добавить немного практики во владение мечом.

Шаг. Взмах. Удар. Ложный выпад. Шаг. Взмах. Толкающий удар. Шаг. Взмах…

«Беги. Паучок…»

Громовой удар...

Всё произошло само собой. Она даже не сообразила, что делает, когда поддалась зову кошмара и неосознанно на взмахе добавила удару громоподобной силы. Манекен отнесло на пять футов. Эхо от грохота разнеслось по лагерю. Ллой замерла, ожидая услышать недовольную ругань. И вполне заслуженную.

Но. Ничего. В этот раз ей повезло.

Она коротко выдохнула и угрожающе шагнула к манекену, вновь подняв меч для атаки.

— Бусинка, он уже сдаётся и просит пощады! — насмешливо промурлыкал голос за её спиной.

Она обернулась. Белокурый эльф, умудряющийся выглядеть привлекательно даже в сонном и помятом виде, стоял на безопасном расстоянии и с интересом за ней наблюдал. Ллой фыркнула и убрала меч. Несмотря на желание выпустить пар на манекене, она понимала, что под реплики одного вампирчика с языком без костей это будет невозможно. Тут даже гадать не нужно — он начнёт комментировать каждое её движение так, что под конец Ллой кинется с мечом на него. Меч вернулся на место, как и манекен. Астарион с удовлетворённым видом вернулся в её палатку. Ллой, недолго повозившись, последовала за ним.

В её палатку.

Всё случилось само собой чуть после праздника тифлингов. Разумеется, это начал Астарион, воспользовавшись тем, что Ллой предпочитала ставить свою неприметную тёмную палатку подальше от остальных, забрался к ней и предложил провести время у неё. Постепенно они начали засиживаться в её палатке с самого вечера. Примерно до середины ночи, когда он просыпался от медитативного сна для охоты, а к моменту всеобщего подъёма уже сидел у себя. Его палатка Ллой не нравилась. Слишком холодная и всегда пахнущая кровью. Хоть и красная, но пятна оной можно было различить.

— Ты стала такой мрачной и тихой, Бусинка, на себя не похожа, — прокомментировал Астарион, когда она тихо заползла в его объятия.

— Всё из-за этого места. Oloth nin dossta ogglin⁽⁵⁾. Оно провоцирует самые тёмные мысли. Словно живое существо, — полушепотом пояснила дроу. — Проползает в разум и ворует себе страхи, чтобы потом их использовать.

— Как красиво сказано, — усмехнулся он, получив небольшой тычок локтем. — Не думал, что твой страх — это прошлое. Оно прошло, в грядущем куда больше вещей, которых стоит бояться.

Астарион был прав. Над их головами словно нависло множество мечей, готовых обезглавить. Личинки иллитидов в их головах. Сомнительный таинственный союзник, пока что их защищающий. Абсолют. Проклятие земель вокруг Лунных Башен, способное убить за считанные секунды. Ночные приступы Эмпоро, выражающиеся в кошмарах, криках и попытках убить ближайшего барда⁽⁶⁾. Кетерик Торм, которого не взяла смерть. И, конечно же, гиты, которые будут очень рады настичь их лагерь и поубивать всех. Умнее бояться всего этого, но…

— Я думаю о них, о моей семье, — призналась Ллой, поймав себя на болезненной необходимости открыться. — Я сбежала. А они…

— Мертвы.

— Очень надеюсь, что мертвы. Зная Ллос и её фантазию, есть куда более страшные вещи… — увидев в рубиновых глазах вампира любопытство, она резко добавила: — Не спрашивай. Правда. Я вижу этот вопрос в твоих глазах, но ты не хочешь об этом знать. Поверь мне. Не хочешь!

Ллой прикрыла глаза, отгоняя непрошенные мысли. Она очень хотела бы не помнить. Не знать. Забыть. Но увы, в воспоминаниях о доме кровавой меткой сидели знания, полученные в первые годы жизни. Их школа. И самое страшное, что делает Ллос с особенно провинившимися. Мерзость, что теряет память, большую часть интеллекта, превращается в злобное животное, живущее инстинктами и жаждой убийства. Отвратительный монстр. Тварь из глубин. Её заставляла дрожать даже мысль, что кто-то из семьи мог быть подвергнут подобному вместо быстрой смерти.

— Тебе надо расслабиться, — отметил Астарион, обнимая её сзади.

Он весьма характерно прижался к ней, жирно намекая на свои намерения. Одна его рука уже настырно пролезла под её рубашку, вызывая поток мурашек по коже. Ллой фыркнула. Нашёл время! Она несильно пихнула его локтем в бок.

— Извини, но я не в настроении сегодня!

— Настроение можно и поменять, — промурлыкал он, ничуть не смутившись, что эмоциональное состояние партнёрши было холоднее его кожи.

Его пальцы прохладной волной проскользили по её животу до мгновенно напрягшейся груди. И не только от холода.

— Астарион!.. — шикнула она, пытаясь отвоевать своё время для хандры, которое он нахально отбирал.

Вторая рука вампира уже целенаправленно нырнула под её брюки, поглаживая её живот. Убеждая расслабиться.

— Тсс. Подумай вот о чём, — сомкнулись на мочке уха его зубы, посылая волну мурашек по коже до низа живота. Слишком хорошо знал, шельмец, как легко можно вызвать в ней отклик. — Прошлое не изменить. Даже если в нём случилось худшее, это уже произошло и это не исправить. Это свершившийся факт, пусть и неизвестный. И сейчас ты можешь попусту переживать о том, чего не можешь изменить и в чём нет твоей вины. Или… Ты можешь расслабиться и снять напряжение!

Правая рука распаляла её холодком, ползущим по груди и разжигающим что-то дикое и подвластное только Астариону. Левая рука неторопливо дразнила её, лениво спускаясь всё ниже.

— Поиграть в твою любимую игру? «Правда и совращение»? — фыркнула она, вяло пытаясь вывернуться от его умелых рук.

— Обожаю эту игру. Никогда не надоест…

— Потому что ты всегда побеждаешь, — недовольно проворчала дроу для порядка, понимая, что на самом деле очень не против сменить угрюмую меланхолию этого места на что-то более тонизирующее.

— Тебе нравится, когда я тебя побеждаю, Бусинка. Очень. Нравится. Хотя сегодня часть с правдой можно сократить! — негромко усмехнулся вампир, продолжая покусывать её ухо, отчего дыхание у Ллой уже начинало сбиваться.

От пробегающих волн мурашек она становилась досадливо отзывчивой до любого похабного предложения белокурого эльфа. Из вредности она извернулась и потянулась руками под одежду ему. До рубашки нормально дотянуться не вышло, зато одна шаловливая ладошка нырнула в его тесные брюки, вызвав нетерпеливое шипение. Да-да, милый, в эту игру можно играть вместе!

Пока в руках Астариона вновь не появилась верёвка…

Лагерь продолжал мирно спать, пока с Последнего рассвета не объявили всеобщий подъём. Астарион встретил спутников ленивым взглядом, брошенным поверх книги, которую он читал, уже сидя у своей палатки. И только бесенята в его глазах выдавали, насколько ему подняло настроение «снятие напряжения» у всех под носом. Ллой оставалось только качать головой и украдкой улыбаться. Мысли, что их запросто могут услышать не только их спутники, но и постовые Последнего рассвета или полуночники, добавляли их шалостям остроты. Никогда не знаешь, успеешь ли закрыть рот рукой в момент кульминации или громко оповестишь всех вокруг о ночных похождениях.

— Ты не мог потерпеть всего одну ночь? Так хотелось близости? — едва слышно спросила она, пока все остальные были заняты завтраком.

— У меня было много причин. Например, после секса у тебя кровь слаще и горячее. А ещё мне не нравится, когда ты думаешь о плохом, милая, — игриво надул губы Астарион. — У меня от твоей грусти голова начинает болеть.

Ллой сделала вид, что не заметила, как его рука уже в десятый раз только за утро дёрнулась к его плечу. Как если бы на плече или за ним его что-то беспокоило. Возможно, не только её пыталось измучить прошлое.

— Бедолажечка! — саркастично отозвалась она, зная, что жалость на людях Астариона только разозлит.

* * *

Они собирались идти в проклятые земли после завтрака. План был относительно прост. Выйти на территорию противника, затаиться в засаде, дождаться их проводника с фонарём и атаковать. Самого проводника никто из выживших не видел, но его особый фонарь заметить успели почти все. Было в нём что-то такое, чего не могла дать даже жрица Селунэ. Некая особая защита от теней и их проклятья.

Увы, планы были многократно нарушены. Сначала среди постояльцев таверны совершенно спокойно обнаружился Рафаил, играющий в копейщиков с Мол. Этот хитрый архидьявол вызвал маленькую бурю внутри их отряда. Карлах и Уилл буквально рвались немедленно напасть на негодяя, выгнать его подальше из их плана или вообще убить. А потом вдвоём ломанулись убеждать Мол не заключать сделку с Рафаилом. А тем временем Астарион уже сам объявил архидьяволу, что не прочь обговорить детали одного краткосрочного договора между ними, на что последний согласился и немедленно исчез с характерным хохотом.

Будто этого было мало, на Изобель и всю таверну напали упыри во главе с неким Маркусом, который, видимо, до недавнего времени считался доверенным лицом. Последующие события проще было бы назвать бедствием. Проклятье сбивало с ног беженцев и оскверняло их тела, мгновенно убивая. Девочку Мол один из крылатых упырей утащил в неизвестность. Изобель, единственная опора и защита от проклятия, подверглась нападению сразу с нескольких сторон. Совместными усилиями атаку удалось отбить. Все нападавшие пали.

Не переводя дух, вся группа направилась вперёд. Эмпоро Удей и Шэдоухарт шли впереди. Бард освещал путь факелом, а любимая дочь Шар сохраняла наибольшую трезвость разума. Остальным было заметно хуже. Ллой запоздало была благодарна Астариону за его методы снятия напряжения. Если бы она пошла в этот густой липкий мрак, не прочистив голову от груза кошмаров, то едва ли была бы хоть сколько-нибудь способна на что-то. А пока сияющий клинок дроу⁽⁷⁾ приятно согревал руку, обещая верно служить до конца.

«Просыпайся, Паучок, идём гулять пока никто не видит. Я покажу тебе новорождённых ящерок. Однажды ты можешь стать наездницей на одной из таких…» — слышала она в своей голове шепот отца.

Это место путало мысли. Разум становился вялым. Внимание то и дело падало в расфокус. С каждым шагом проклятые земли казались всё более усыпляющими. Они вкрадчиво манили остановиться и прилечь. Прикрыть глаза. Подремать. Чтобы больше никогда не проснуться. Воздух, сколько его ни вдыхай, был густым и негодным, чтобы надышаться. Тяжёлый и влажный, ничуть не насыщающий. Нутро рвалось подальше от этого места. Куда угодно, хоть в Подземье, лишь бы немного отдышаться. Здесь это было невозможно, и разум постепенно скатывался в маленькую панику. Как если бы холодные некротические руки медленно и неуклонно смыкались на шее.

«Ползи наверх, Паучок, пока не увидишь небо…» — вновь услышала она, но уже не утруждалась тем, чтобы повернуться на голос.

Зов шёл отовсюду. Ллой задрала голову наверх. Она попыталась увидеть небо. Но за тьмой, выше которой плотно смыкались густые тучи, ничего нельзя было разглядеть. Солнце покинуло эти территории. Здесь не было неба. Только полная безнадёга.

Шаг. Шаг. Шаг.

Время растянулось. Сколько они шли? Минуты? Часы? Больше? Она словно вернулась в свои кошмары и бесконечно ползла под брюхом большой паучихи. Проклятые земли испытывали на прочность всех. Гейл готовился к смерти, судя по глазам. Уилл вновь чувствовал удушающий короткий поводок своей душеприказчицы. Карлах увидела в пропавшей Мол свою собственную печальную предысторию и её обреченный финал. Лаэ’зель оставалась мрачной ещё с момента, когда китрак Восс безапелляционно ткнул её в истинную натуру её непогрешимой богини Влаакит. Но только в проклятых землях она замкнулась и почти не разговаривала. Даже Шэдоухарт при мыслях о любви Шар думала о чем-то тёмном, скрытом и забытом. Случайно найденный цветок ночной орхидеи что-то в ней пробудил.

Ллой почти в каждом шорохе слышала громоподобные удары лапок пауков о голый камень. Оглушающие. Гулко бьющие по сухому камню. Мучительный звук. Почти невыносимый. Возвращающий её во времена её страхов и беспомощности, когда смерть тянулась к ней и почти хватала за плечо…

«Здесь!» — шепнул кто-то.

Они расположились за стенами давно разрушенного дома какого-то ремесленника. Уже непонятно какого. Дома утратили последние крупицы узнаваемого прошлого. Не осталось ничего, что могло бы рассказать о хозяевах. Лишь разбитый камень и разрушенный очаг. За чёрной пеленой проклятого дыма можно было разглядеть смутный силуэт чего-то высокого. Хотелось надеяться, что это была Лунная Башня. Впрочем, наверняка не понять.

Их группа затаилась. Бард Эмпоро вызвался заговорить зубы проводнику, прежде чем они нападут. Он человек. Если на дроу и гитов косо не смотрел только ленивый, то люди будто отчасти являлись невидимками. К тому же язык у барда подвешен лучше, чем у них всех. Ллой согласилась со всеми и взялась руководить атакой исподтишка. Как только Эмпоро даст сигнал, она возглавит арфистов. Проклятых теней Ллой не пугалась и даже в густой магической тьме ориентировалась спокойно, порой видя всё в инфракрасном спектре. Астарион затаился с лучниками позади.

Наступило тревожное ожидание. Без движения липкий мертвенный холод прополз под кожу, вцепляясь мерзкой хваткой за горло. Это место отвергало всё живое и гнало от себя подальше, а тех, кто не понимал предупреждения, готовилось сожрать. В первую очередь изнутри.

«Паучок. Ты снова задремала? Помни, это наш с тобой большой секрет!» — голос отца в голове звучал так мучительно живо. Словно они вновь тайком от матроны улизнули на окраину города, чтобы посмотреть на местную живность.

Ллой встряхнулась, сбрасывая противоестественную дрёму. Колдовская сонливость трусливо схлынула, подло подбираясь с других сторон, чтобы подточить живых, усыпить и поглотить их жизни. Сделать проклятыми тенями, шепчущими в тишине о прошлой жизни. Дроу сердито ударила себя несколько раз по лицу, призывая не терять бдительность. Она та, кто выживает. Для неё позор поддаться этой тьме. Но ожидание подтачивало ложной тишиной и спокойствием.

Наконец.

Эту процессию невозможно было с чем-либо спутать. Два гоблина, полуорк и… на этом моменте дыхание застыло в горле Ллой. Он двигался плавно. Он казался частью этого мрака, его естественным ответвлением. Он держал в вытянутой руке большой фонарь, отбрасывающий на десятки футов необычный свет с радужными бликами. Большое чёрное паучье тело, покрытое редким волосяным покровом. Гуманоидная верхняя половина тела, покрытая грубыми хитиновыми наростами. Сильные руки, увенчанные острыми длинными когтями. Половина лица, обладающая множеством алых паучих глаз, обезображенная скверной Ллос. Драук. Мерзость. Безумный озлобленный монстр, забывший себя, свой дом и утративший имя. Худшее наказание из арсенала Паучьей Королевы.

— Моя королева, с каждым днём твоя паства всё ширится. Имя уверовавшим в тебя — легион, — одержимо шептал он, раздирая сердце Ллой на части своим голосом.

Остроглазая Лаэ’зель шепотом чертыхнулась, заметив его. Следом за ней вся группа заметно стушевалась при виде чудовища, даже издалека выглядящего как невероятно сильный противник. Но хуже всего было Ллой. Пока остальные смотрели на монстра, она видела того, кто тайком водил её смотреть на детенышей гигантских ящериц, на сияние колонии миконидов, на игру самоцветов зимой, когда на алых неровных гранях каким-то чудом отражался рисунок снежной бури с поверхности. Она видела не когтистые изуродованные лапы, а руки того, кто бережно опускал её в паучью яму. Даже в изуродованном лице она продолжала узнавать черты того, кто заботился о ней до самого конца.

— Ваши верные готовы. Скоро мы выступим. Скоро весь мир склонится перед вашим величеством, — продолжал он бормотать.

«Карнисс…» — крякнул в его сторону кто-то из гоблинов, заставив Ллой встряхнуться.

Нет. Неправильно! Какой ещё Карнисс?! Что за звериная кличка? Г’элдил. Отец. Единственная родная душа, оставшаяся у неё в этом мире.

Эмпоро Удей вышел вперёд, встречая процессию, напоминая Ллой, зачем она здесь.

Засада.

Дроу вскочила, забывая обо всех планах. Ей уже было плевать на все задумки, на Абсолют, на безопасность и на то, к чему приведёт её порыв. Эмпоро только-только успел выйти, чтобы поприветствовать процессию и наврать им с три короба, когда она явила себя. Троица сопровождавших драука, немедленно схватилась за оружие, заверещав. Но сам Г’элдил… нет… Карнисс уставился на неё безумным взглядом. Голову немедленно пронзила острая боль. Намного острее, чем когда личинка иллитида «переговаривалась» с другими. Эта боль была почти такой же острой как при встрече с Астарионом, но тогда они влезли друг другу в головы до самого дна, жадно сгребая себе все воспоминания без остатка.

А в этот раз…

В этот раз она слышала обрывки шепота, который не могла понять. Абсолют? Ллос? Остатки Г’элдила? Или просто отголоски разбитого рассудка, эхом отражающиеся в темноте? Их глаза встретились. Рубиновые Ллой и грязно-янтарные с чёрными склерами Карнисса. Безумный яростный взгляд жадно впивался в её лицо, что-то хищно высматривая. На мгновение, лишь на короткое мгновение, Ллой показалось, что нечто иное промелькнуло в чудовищных глазах.

Арфисты бросились в атаку. Спутники Ллой не отставали. Лаэ’зель и Шэдоухарт наградили её неодобрительными взглядами, бросаясь вперёд. Карлах была просто рада наконец размяться после долгого ожидания. Остальные скрывались где-то за спиной. Но Ллой чувствовала, что Астарион сверлит её недовольным взглядом, отправляя в цель одну стрелу за другой. Драук отбросил фонарь в сторону, схватившись за меч.

Бой не казался слишком сложным. Но лишь на первый взгляд. Гоблины, хоть и были примитивными противниками, предпочитали держаться позади, огрызаясь бросками склянок алхимического огня. Вперёд выступили полуорк, обладающий недюжинной силой, и сам драук. Вдвоём, они запросто оттеснили силы арфистов. Уилл и Гейл оказались в затруднительном положении, когда их лишили возможности фокусироваться на своих заклинаниях. С подачи гоблинов они оказались отрезаны волной алхимического огня от всех остальных. Их факелы погасли, и на отряд начали наступать проклятые тени. Шэдоухарт, как единственная, кого проклятие земель обходило стороной, бросилась помогать. Эмпоро её всячески страховал, мало заботясь о происходящем.

Гоблины пали быстро. Но полуорк и драук без них стали только яростнее. Теперь им никто не мешал. Две сильные руки, мастерство владения мечом и восемь паучьих лапок со способностью жалить, делали из Карнисса серьёзную угрозу. Ллой бросилась вперёд, встречая все атаки драука. Сердце разрывалось на части от каждого взгляда, брошенного на безумную тень того, кого она до сих пор любила. До сих пор вспоминала. Не могла уже вспомнить ни одного лица погибшей семьи, но не забывала отца.

И теперь… ей предстояло пасть от его руки?!

Измученный разум никак не мог сконцентрироваться хотя бы на простеньком фокусе, не говоря о сложных заклинаниях. Оставалось рассчитывать на собственные силу и ловкость. Но Карнисс словно отметил её своим заклятым врагом и, не глядя на остальных, яростно наступал, оттесняя всё дальше от тёплого света в сторону проклятой тьмы.

«Защити его разум! Закрой от голоса Абсолют!» — мысленно приказала Ллой гостье из снов, безумно похожей на саму Ллой, если бы та была на пару столетий старше.

«Он не просто воин Абсолют. Я не знаю, что останется от его разума, если я заглушу голос. Он может стать ещё опаснее!» — прошелестел в её голове предупреждающий голос.

«ДЕЛАЙ!» — приказала она, не раздумывая.

Артефакт гитов невыносимо нагрелся. Он почти обжигал сквозь слои брони. Волна неизвестной магии ощутимым жаром разнеслась вокруг, окутывая драука. Тот на мгновение застыл, невидящим взглядом глядя на Ллой. Она опустила меч, с надеждой глядя на него, не обращая внимания ни на что. Г’элдил… нет, всё ещё Карнисс тряхнул головой и с безумным рёвом безмозглого монстра кинулся на неё. Опасения гостьи из снов подтвердились, стало лишь хуже. Рассудок драука распался на части, оставляя лишь зверя. Яростную мерзость, готовую убить даже собственного ребёнка.

— Стой! — кричала она, отступая всё дальше от остальных.

Руки болели от ударов меча. Парировать атаки становилось всё сложнее. Множество паучьих лап пытались её затоптать. Жвалы намеревались цапнуть и отравить чёрным блестящим ядом.

— Пожалуйста… Стой! — крик тонул в рёве монстра.

Ллой спасало от верной смерти то, что в бездумной ярости Карнисс лишился способности наносить точные удары. Его меч всё чаще врезался в камень, высекая искры. Пока ей везло. Но ближний бой не был её сильной стороной. Увернувшись от жвал, она попала под тяжёлый удар кулаком в грудь, выбивший из неё весь воздух. Драук опрокинул её на землю, придавив передними лапками. Озверевший монстр нависал над ней, обещая стать последним, что она увидит в своей жизни. От обиды из глаз брызнули слёзы.

— Стой! Как мне любить тебя после такого? Irharn!⁽⁸⁾ — закричала она из последних сил, вынуждая свою личинку иллитида слиться с его в неконтролируемом мыслепотоке.

Осколки разбитой личности едва не раздавили её. Лишь на волне собственного упрямства, обиды и накопленной за годы боли, она не забывала, кем является, и с усилием окатила замершего драука потоком сохранённых сокровищ прошлого. Осколков того мира, которого она лишилась.

«— Ты помнишь, Паучок, о чём мы договорились?

— Матроне ни слова! Буду немой как камень!

— Умничка. Мы пришли… Смотри, там… Вдалеке. Колония миконидов. У них период выброса спор, поэтому сегодня они сияют особенно ярко…»

Глаза драука стали круглыми, словно два блюдца. Из мощной лапы-руки выпал меч, со звоном прокатившись по камню. Он попятился, выпуская Ллой из захвата. Дыхание с хрипом выходило из его груди. Карнисс… нет, теперь это был Г’элдил, и он смотрел на неё с ужасом, с полубезумным испугом. Как только может смотреть отец, осознавший, что едва не совершил самое страшное.

— Ussta… ussta dalhar?! Ussta inlul orbb⁽⁹⁾… — поражённо выдохнул он, сгребая Ллой за плечо.

Его сил хватало, чтобы без труда держать её на весу, словно она всё так же осталась маленькой девочкой. Янтарные глаза жадно рассматривали её, пока его губы дрожали от произнесённых слов.

— Irharn, — со слезами на глазах прошептала Ллой, неуверенно протягивая к его лицу руку. Коснуться. Убедиться, что это не вымысел очередного кошмара. Что он действительно здесь, перед ней. Её отец.

Они совсем забыли, как далеко отошли от спасительного света.

Сухой трескучий хрип, как из сломанной трахеи окружил их плотным кольцом. Ловушка. Не сбежать. Не уйти. Меч отца лежал слишком далеко. Фалар Алуве Ллой потеряла, когда он опрокинул её на землю. А хрип становился всё ощутимее, проходя ледяными мурашками по коже. Мёртвые тени, лоснящиеся от проклятия наметили своих жертв. Нельзя выходить из-под защиты света, в наказание смерть и то, что будет гораздо хуже неё чуть позже. Множество когтистых лап молниеносно вцепились в паучьи лапы. Ллой едва успела опустить взгляд. Пока она висела в руках отца, скверна земель медленно захватывала его паучьи конечности, но не успела вцепиться в дроу. Хрип теней перешёл в визг нападения, когда Г’элдил изо всех своих сил отбросил Ллой в сторону спасительного света.

Всё произошло слишком быстро. Она не успела ничего сделать. Лишь сломанной куклой свалилась на ледяной камень, с которого её сгрёб Астарион под купол спасительного света.

Она была в безопасности. И вновь ценой последних сил отца.

— Нет! Отпусти! — рвалась она обратно во тьму, в отчаянии глядя, как тени окутывают отца и тащат куда-то. Подальше от его дочери.

Астарион держал крепко. Он даже что-то ей кричал, но Ллой не желала слышать. Она видела только отца, с которым её вновь разлучили. С рыком, почти таким же безумным как у отца, она вырвалась из хватки Астариона и, схватив ближайший факел, бросилась вслед за тенями. Гул и визг теней обступил её, вновь отрезав от спутников и их предостережений. Она бежала вперёд и прыгнула бы даже в самое сердце скверны, если бы только так можно было добраться до отца.

И всё же в этот раз она была не одна.

Астарион, Гейл и Уилл помчались за ней. От их факелов мертвенный холод неохотно отступал. Тени, почуяв, что приближается зубастая добыча, попрятались. Но и отца не было видно. Ллой боялась дышать, отчаянно бросаясь из стороны в сторону, в поисках паучьего тела. Но здешняя тьма, словно издеваясь, прятала от глаз свою добычу.

Но даже ей было бы непросто скрыть драука.

Он был отброшен к древним осадным орудиям и уже не шевелился. Угольно-чёрная скверна, отдающая зелёным некротическим излучением покрывала больше половины его тела. В руке драук из последних сил сжимал свой жалящий меч. Видимо, сумел схватить, пока тени тащили его. Паучьи лапы дёргались в конвульсиях. Ллой упала перед ним на колени, едва сдерживая рыдания. Пугающий монстр казался раненым паучком, сбитым ботинком. Большое страшное тело содрогалось, хриплое дыхание, рвущееся кровавой пеной изо рта безысходно подчёркивало — ему недолго осталось.

Наплевав на то, как будет выглядеть в глазах спутников, Ллой отчаянно тормошила отца, пытаясь пробудить его. Слова срывались с губ плачем на общем и родном языке. Лишь когда она несколько раз назвала его по имени, веки раненого отца слабо задрожали.

— Dalharil… Ussta Lua-Olin⁽¹⁰⁾… — прошептал он, глядя на неё.

Ллой всхлипнула. Он узнал её. Вспомнил её имя. Она передвинула его голову с проклятого камня на свои колени. Накрыла его когтистую кисть ладонью. Она смотрела на драука, но видела отца. Не замечала изуродованного паучьего тела. Но не могла не заметить его состояния. Никакое зелье, никакая магия исцеления уже не могли ему помочь…

— Держись. Не умирай. Только не так. Не когда я нашла тебя. Пожалуйста. Останься со мной. Irharn! — обречённо шептала она, боясь отвести взгляд.

Ему оставалось недолго. Лишь слепая детская вера в чудо мешала смириться с неизбежным. Наивные мольбы в пустоту. Надежды на Шэдоухарт. На исцеление от рук жрицы Шар, ведь проклятье обходило её стороной. А вдруг…Пожалуйста, пусть случится чудо. Даже такой, даже драук, он её отец. Пугающий вид не отменял, что никого ближе отца у неё не было.

Пожалуйста, пусть он встанет. Пусть он не умрёт. Пожалуйста…

— Я уже забыл каково это… — прохрипел он. Кровавая пена медленно сползала с его губ. Обезображенное лицо сквозь гримасу боли согрело её улыбкой. — Ussta ssin'urn dalharil. Ussta ulin⁽¹¹⁾.

— Папа… — захлебнулась она слезами.

За спиной она вновь услышала сухой хрип. Астарион, Гейл и Уилл встали в оборону. Тени не заставили себя долго ждать и бросились на них, напоминая, что в проклятых землях не позволено взять паузу на скорбь. Но Ллой всё ещё не могла отвести взгляд от лица отца, пропадающего в предсмертном бреду. Он едва понимал, где находится.

— Ты такая красивая! Такая взрослая стала. Ussta inlul orbb⁽¹²⁾. Паучок, ты видела небо? Какое оно? — хрипел он с блаженной улыбкой, сквозь видимое усилие касаясь её лица лапой-рукой.

Заметив слёзы, он осторожно снял их с её щёк фалангами когтистых пальцев. Дыхание его становилось всё тише. Паучьи лапки больше не дёргались в конвульсиях. Тело всё больше затихало.

— Dos kyorlus⁽¹³⁾?.. — из последних сил спросил он едва различимым хрипом.

— Да… Да, я видела. Оно самое красивое. Самое прекрасное. У него много оттенков, и оно всегда меняется. Нет ничего лучше… — глотая слёзы, быстро заговорила Ллой, сжимая в руках руку отца.

Ей столько хотелось ему рассказать. О стольком поделиться. Сделать его вновь частью её жизни. Но она едва могла вымолвить слово, понимая, что это будет последнее, что она сможет сказать отцу.

— Небо… — повторил он мечтательно, прикрывая глаза. Паучье тело затихло. Отцовская рука стала тяжёлой…

— Irharn… — всхлипнула Ллой, понимая, что он её уже не слышит.

Он исчез. Окончательно и навсегда. Едва появился и вновь растворился в непроглядном мраке. Осталось лишь тело, едва напоминающее отца.

Тени подступали всё ближе. Астарион, Гейл и Уилл не покладая сил отбивались, выигрывая для неё секунды горя. Скверна проклятия окончательно поглотила тело драука. Теперь он мало отличался от согнутых к земле чёрных деревьев. Лишь половина лица ещё походила на отца. Ллой впервые так много плакала, не в силах поднять меч. Она согнулась над телом мёртвого драука, омывая его лицо своими слезами. Вокруг гремело горнило битвы, до которого ей не было никакого дела. Вопреки воле Г’элдила, она не могла заставить себя встать и вновь сражаться. Лишь когда тени сомкнулись над ней и занесли свои когтистые пальцы, в ней вспыхнула ярость.

Они отобрали её отца!

Ллой взяла жалящий меч из холодных рук Г’элдила. Вспышка золотого света заставила тени с визгом отступить. Меч сиял в её руках как маленький огонёк неиссякаемой жажды мести. Его золотой свет разрубал тени одну за другой, заставляя их голоса окончательно гаснуть в густой тьме проклятых земель. Ллой не чувствовала жалости, не ощущала усталости. Она одержимо наступала снова и снова, не видя перед собой ничего. Только тех, кто забрал у неё последнего родного. Её кровь. Её семью. Всё, что у неё оставалось. Меч обжигал руки, но она продолжала с криком прорубаться всё дальше, слепо желая истребить всю чёрную мерзость. Заставить верещать от боли каждую тень. Каждую проклятую сущность, пока все они не почувствуют её боль.

Пока все не падут от её карающей руки.

— Ллой, хватит! Фонарь у нас… — крики Эмпоро гасли в визгах теней. Сейчас не было ничего слаще звука боли от этих отвратительных созданий.

Спутники её звали. Называли по имени, но она не слышала. Не могла. Она хотела раствориться в бою. Забыться. Перестать существовать. Чтобы не чувствовать той невыносимой боли, сжигающей сердце от понесённых потерь.

— Остановись, милая, не надо! — врезался в мысли единственный голос, который она услышала, а на плечах сомкнулась леденящая хватка вампира. — Ты не вернёшь его, если сейчас убьёшься!

Ллой не запомнила, как они вернулись в Последний свет. Кажется, Астарион тащил её силой, а она вырывалась и даже кусалась. Горло болело так, словно она сорвала его криком. Отчего-то она запомнила только ледяную хватку и больше ничего. Эмпоро пошёл к Изобель и Джахейре, а затем направился куда-то в проклятые земли, Ллос его знает зачем. Ллой осталась в лагере с Астарионом.

Вампир гладил её по голове и неумело успокаивал. Хотя по большей части ему приходилось удерживать её на месте и уворачиваться от попыток Ллой стукнуть его и вернуться к телу отца. Тело драука было слишком массивным и слишком проклятым, чтобы его можно было перенести в безопасное место для достойного погребения. Отец остался лежать проклятым телом на проклятой земле. Гнить и подпитывать мрак этих территорий.

Ллой, не стесняясь выражений, громко проклинала Ллос, её детей, её правила и весь Мензоберранзан на языке дроу. К счастью для Астариона, он не знал её языка и понятия не имел, насколько витиевато может Ллой крыть словами тех, кого искренне ненавидит.

— Она… она превратила моего отца в мерзость! Ллос. Что б ей провалиться. Что б её пожрал свет! Ssussun pholor ilta! Ssussun!⁽¹⁴⁾. — кричала она и срывалась в слёзы и скулёж. — Ненавижу. Ненавижу! Ненавижу!!!

Она выла и рычала как раненое животное до следующего утра. Толку от неё не было вовсе. Вокруг продолжала кипеть жизнь, а Ллой будто застряла навсегда в бессилии перед умирающим телом отца. И никак не могла вычистить из душевной раны всю скверну. Эмпоро Удей нашёл способ убедить пикси из фонаря драука даровать им всем её благословение. Теперь им не требовался свет, чтобы скверна земель обходила их стороной. Большая часть отряда ушла вместе с ним в Лунную Башню. Встретиться с Кетериком Тормом. Ллой, Астарион, Хальсин и, внезапно, Уилл остались в лагере.

Уилл то и дело предлагал Астариону меняться и сидеть с Ллой по очереди, но был послан бурной смесью ругательств на общем, эльфийском и языке дроу. Кое-чему Астарион всё-таки научился у неё.

* * *

Вечером грянул неприятный сюрприз. Эмпоро привёл из Лунной Башни живую и невредимую Минтару. Не шипела на этот странный выбор только Ллой ввиду своего равнодушия ко всему. Однако неприятный сюрприз оставил гадкий осадок, который наполнял их лагерь едким предчувствием чего-то пугающего. Эмпоро предупреждающе рекомендовал Хальсину быть спокойнее и помнить о гармонии. Друид с явной неохотой согласился принимать полезность любого союзника. Минтара со змеиной улыбкой не стеснялась метко ранить всех спутников неприятной правдой. Она не вступала в диалог лично, но каждый раз так умудрялась бросить горстку слов, что слышали все, кого это касалось. Досталось даже Астариону. Тот злостно фыркнул на хлёсткие комментарии ещё одной дроу и беспечно направился в Последний рассвет. Взять что-нибудь из выпивки, чтобы было проще терпеть новенькую. Шэдоухарт, Уилл и Карлах направились вместе с ним.

Это было большой ошибкой.

Ллой, чувствуя сосущее опустошение, проедающее её насквозь, спустилась к берегу, чтобы умыться. Смыть дорожки слёз и попытаться хоть немного выдохнуть.

— Слёзы — это слабость, сестра… — настигли её слова Минтары. — А слёзы из-за самца — это позор для твоего дома. Ты гордая дочь Ллос и…

Минтара так и не договорила. Она недооценила силу ярости и отчаяния. Безжалостное жало словно само оказалось в её руке, согревая теплом отцовской руки, что когда-то его держала. Но дальше была лишь ярость. Кроваво-красная пелена перед глазами, сквозь которую никто не мог пробиться. Минтара пыталась дать отпор, но в Ллой словно вселилась сила покойного драука, превращая её в ревущего бездумного монстра, одержимого идеей навсегда заткнуть глотку гордой дочери Паучьей Королевы. Заткнуть так, чтобы и по ту сторону она уже не могла говорить.

Удары падали один за другим. В огне ярости Ллос не чувствовала ни усталости, ни сомнения. Лишь ловкость и паладинские фокусы позволяли Минтаре держаться на ногах. Но удар она не держала. Обе её булавы полетели в стороны, а руки лишь чудом не были отсечены вместе с оружием. Раненая и на последнем издыхании, она смотрела на взбесившуюся «сестру» с неподдельным ужасом. Ллой вновь не могла сконцентрироваться ни на одном заклятии. Но они не требовались. Бешенства хватало с лихвой. Мощным ударом она опрокинула Минтару на спину, намереваясь отделить её голову от тела.

И лишь в этот момент Астарион, с удовольствием наблюдающий за их боем, решился вмешаться.

Вдвоём с Эмпоро им удалось оттащить её от Минтары, пока Шэдоухарт с перекошенным лицом лечила раздражающую всех вторую тёмную эльфийку. Ллой отбивалась так, что бард получил несколько фингалов и едва не лишился зуба. Сплёвывая кровь, он растерянно отступал от них с Астарионом. Вампир спокойно удерживал её, подавляя не столько силой, сколько болезненно близкой связью их личинок. В ответ его опалило лавой её боли. До сдавленного крика. И всё же удержал. Держал крепко. Не отпускал после всеобщего отбоя. Не давал шевельнуться спустя часы.

Лишь за пару часов до рассвета, которого не водилось в этих краях, он отпустил её. Ллой не сопротивлялась. Лежала почти без движения. По-детски цеплялась за него, тихо всхлипывая, словно ребёнок. Что не было так далеко от правды. Потерянный осиротевший ребёнок. Боль уходила внутрь. В апатию. В желание не чувствовать вовсе. В стремление стать мёртвым камнем.

— Тот драук, Карнисс… — осторожно спросил он шепотом, когда она перестала шевелиться и замерла, глядя в одну точку.

Царапающее по сердцу имя драука мгновенно прогнало апатию.

— Эта мерзкая кличка не его! Его звали не так!!! — яростно прошипела Ллой.

— Тише-тише, милая, я сдаюсь, а бой окончен. Как его звали?

— Г’элдил. Паук. Мой папа-паук. А я... его маленький паучок.

— Вы были близки?

Вместо ответа она вновь тихо заплакала. Никогда и ни с кем она не была так близка. Никто и никогда был настолько ей дорог. Против всех правил, против устоев Мензоберранзана. Только он её по-настоящему любил. Больше себя, больше матроны, больше приказов… больше всего. Её сердце разбилось дважды. Его отобрали у неё дважды!

Астарион смутился и отвёл взгляд. Она больше не дралась. Не билась в его руках зверем. Она беззвучно плакала. Сердце гордячки-дроу кровоточило слезами. Он неловко вертел в руках какие-то безделушки, чтобы хоть как-то заткнуть собственную беспомощность. Наконец, он скованно похлопал её по плечу, решив отойти подальше с любым оправданием.

— Астарион…ты мог бы побыть со мной? — прошептала она, сама едва веря в сказанное.

Она. Дроу! Попросила. Эльфа. Побыть с ней.

Вампир замер. Ллой чувствовала его сомнения, даже не прибегая к помощи иллитидских личинок. Астарион боялся. Не того, на что она была способна. Его пугало что-то иное. Сковывало его движения неуверенностью. Весь лагерь спал. Ллой была уверена, что он откажет. Наконец…

— Разумеется, милая, — прошептал он, укладываясь рядом с ней. — Я с тобой, маленький паучок.

Ллой вновь всхлипнула, прижимаясь к нему ближе. В поисках того душевного тепла, которое поможет ей отогреться от холода пронёсшейся смерти. Страдающее сердце не желало отпускать отца, вернувшегося к ней на столь безжалостно короткий срок. Но в тишине, после всех пролитых слёз, проснулся здравый смысл. Когда только тихий звук дыхания прерывал тишину, а объятия Астариона, лишённые даже намёка на похоть, казались почти тёплыми.

Участь драука страшнее любой смерти. Г’элдил получил лучший из исходов. Он умер на руках того, кого любил даже сквозь боль и безумие.

Когда-нибудь эта мысль принесёт Ллой облегчение.

* * *

На следующий день она подошла к Иссохшему, прекрасно зная, кем он является на самом деле. Джергал, бог судьбы, церемониального погребения и страж могил.

— Скажи, таинственный друг, кому достанется душа драука? Абсолют? Ллос? Или судьба его сгинуть, обратившись пустотой? — едва слышно прошептала она без приветствий и предисловий.

— Исход отца, что защитил дитя, ценою боли и страданий? — безжалостно уточнил Иссохший, глядя на неё без укора и жестокости. — Судьба несчастного, что сквозь безумье вспомнил чада лик? Рок существа, что в миг предсмертный вернул себе рассудок? Не проливай по мёртвым слёз, дитя. Отныне твой отец в объятьях Келемвора, в краю, где места нет страданьям.

* * *

Кетерик Торм был окончательно и бесповоротно мёртв. Скверна спала с земель вокруг Лунных башен. Когда проклятье Шар отступило, Ллой на правах одного из спасителей осквернённых тенью земель потребовала найти тело драука. Пусть это не слишком подходило под традиции тёмных эльфов, его тело сожгли, а пепел Хальсин вложил в землю с жёлудем от самого большого дуба Изумрудной Рощи. Пусть Карнисс ушёл в землю навсегда, зато Г’элдил сможет с ветвями дуба тянуться к небу. К чистому голубому небу над Рейтвином.

1) хаотично-злая богиня дроу (тёмных эльфов) известная так же как Паучья Королева

Вернуться к тексту

2) дроу не называют себя этим словом. Так их зовут эльфы. Сами дроу называют себя илитиири

Вернуться к тексту

3) намёк на оползень

Вернуться к тексту

4) Дом До’Эрвс превыше всего!

Вернуться к тексту

5) Тьма теперь твой враг

Вернуться к тексту

6) бард (человек) Эмпоро Удей в данной версии является Тёмным Соблазном

Вернуться к тексту