Дитя Первородного Источника. Том 1. Возрождение наставников-драконов. (гет)

Я не любитель простых завязок, линейно построенной временной шкалы, малого количества героев, и это, возможно, большой минус. Но для моих персонажей такой путь — единственно верный, ибо они сами диктуют сюжет, мало заботясь о первоначальном сценарии и моём видении процесса работы. Это я и зову вдохновением.

Главный герой истории — одиннадцатилетний мальчик Рёку, обладающий некими особенностями, а именно синдромом Аспергера, ныне именуемый «расстройство аутистического спектра» (РАС). В его случае это не только высокофункциональный аутизм, делающий его практически неотличимым от других людей, но и некоторые особенные навыки, дающие ему преимущество, например: совершенная память, не позволяющая ему забыть что-то спустя любое количество времени; упорство, не поддающееся сомнениям; цепкий ум, помогающий молниеносно принимать решения в любой ситуации. Отчасти я вдохновлялась образом "Хорошего доктора", но в большей степени социалками о детях-аутистах, имеющих некоторые признаки гениальности в разных сферах науки.

Повествование в первой книге цикла ведётся полностью от лица Рёку, хоть он и перескакивает зачастую с "первого лица" на "третье". Это, по сути, его мемуары о событиях многолетней давности, воспоминания о детстве, поэтому кое-где его слог сбивается, проскальзывают слова, которые он узнал от Кайши много позже, и знания, которыми поделились с мальчиком другие герои в ходе самой истории. Пиши Рёку свои дневники сразу, читателю было бы абсолютно ничего непонятно, как и самому мальчику в начале их пути, ибо на то, чтобы получать разностороннюю информацию о мире у него прежде не было ни времени, ни возможности.

Знакомясь с историей, читателю следует помнить, что время здесь скачет галопом, и потому вникать в события может быть сложновато, но именно это на самом деле и ощущал Рёку, когда горная река событий в лице Янши захватила его и повлекла по неизведанному руслу в непознанные дали.

— Сверху! — выкрикнул Рёку, хотя в том, чтобы произносить это вслух, не было необходимости. Он сделал это инстинктивно, увлёкшись ожесточённым боем, предпочитая в пылу сражения не размышлять о малозначительных нюансах их симбиоза. Затмивший небо, разросшийся до гигантских размеров дух, величаемый ранее не иначе, как Дитя Первородного Источника, а теперь же именуемый Рёку по-простому — Янши, развернулся медленно, словно гигантский воздушный змей, и устремился к месту, где оставил мальчишку. — И почему все норовят пристукнуть исподтишка моего хилого симбионта вместо того, чтобы с честью биться со мной? — проворчал Янши в сознании Рёку. — Ах да, потому что олицетворение доблести и чести тоже стало оборотнем и кануло в небытие с моей лёгкой руки. — У тебя нет рук, — одёрнул его Рёку. — Это сложности перевода, и вообще, не учи учителя, — осадил мелкого симбионта дух, — Хуанлун погиб из-за того, что первым напал на тебя, когда ты едва соединился со мной. От меня он принял смерть, потому я и говорю так.

— Хорош вообще трындеть, этот гад меня размажет сейчас! — снова выкрикнул вслух Рёку, вздымая вверх руку с зажатым в окровавленной ладони фонарём, не перестававшим источать слабый свет даже когда дух находился вне его, продолжая неразрывно сохранять связь через вместилище со своим симбионтом. Этот жест, освоенный им совсем недавно, стал отличным и единственным на данный момент способом защиты для слабого человека во время сражения сильнейших духов. Янши словно притягивало в этот момент к мальчишке, помогая преодолевать в разы быстрее разделявшее их расстояние.

В самый первый раз, когда Рёку пришлось биться с Хуанлуном, некогда прекрасным созданием, защищавшим не чистоту души и помыслов, как Янши, а честь и достоинство, отвагу и гордость, способность принимать волевые решения и выстаивать испытания судьбы, ныне же обратившимся порочной гордыней и имеющим вид переливающейся блестящими лентами, яркими фонарями, разноцветными полотнами кучи затхлого мусора, он ещё не знал этой особенности Хайчена и едва сумел остаться в живых.

Хуанлун воспользовался неопытностью юнца, нескоординированностью действий его и Янши, непривыкших ещё к новому симбиозу, прорвался сквозь защиту духа, добравшись к телу маленького человека, сжимавшего в тощей окровавленной руке слабо сияющий фонарь, и принялся душить его, обматывая своими эфемерными лентами и полотнами тщедушное тело мальчика. Испугавшись, что лишится за день второго симбионта, Янши выплеснул всю вытянутую из Рёку энергию разом, распылив незадачливого Хуанлуна на атомы, и потому едва сумел залечить раны мальчика, возвращая его к жизни.

Пока крупицы мыслей носились в тяжёлой голове, словно взбудораженные тараканы, и прежде, чем свет, слабо озарявший его разум, окончательно покинул рассудок, погрузив Рёку в кромешную тьму от потери сознания, он успел различить, что в том месте, где прежде был бесследно уничтожен Хуанлун разъярившимся Янши, теперь стоял, благодарно сложив вместе ладони и опустив голову в лёгком поклоне невероятной красоты юноша с благородным лицом в великолепном одеянии. Миг спустя он обратился призраком невиданного существа, похожего на ленточного дракона, сияющего золотом, источающего ослепительный свет, напоминавший солнечный, и медленно растаял в воздухе, обдав лицо мальчика теплом, словно осенив ласковым прикосновением.

Теперь же Янши всё-таки не успел. Поток ненависти, зависти, алчности, граничащей с одержимостью, обрушился на мальчишку, приняв вид многих тысяч иссушённых глазных яблок всех оттенков цветового спектра, неистово вращавшихся, с сухим шелестом трущихся друг о друга, грозящих погрести Рёку под этим копошащимся одеялом чьих-то основательно подпортившихся очей. Янши взревел на высоких нотах, преодолев в считанные секунды оставшееся расстояние, и словно цунами обрушился в центр мерзкой воронки ничего уже не способных узреть бывших органов чувств. Окутав тело мальчика, дух выпустил из себя два потока энергии, похожих на неистово метавшиеся от напора воды пожарные рукава, схватил нечто, больше всего напоминавшее трухлявое дерево, застенчиво притаившееся в сторонке и предпочитавшее атаковать издалека своими тухлыми «яблочками», когда-то же являвшее собой образец благочестия, тяги к познанию, символ просвещения, великого духа-дракона Цинлуна.

Янши обхватил его своими импровизированными руками, со всей силы дёрнул на себя, выставив вперёд сияющий, аки светоч, озаряющий одних и карающий других, ошеломляющих размеров рог, и насадил на него противника, заставив не только его тело, но и нескончаемый поток трупных комплектующих, рассыпаться мелким серым прахом, который мгновенно развеял ветер, разметав тончайшим слоем по земле во все четыре стороны, будто радуясь новой игрушке. Рёку, всё ещё находясь внутри духа, тяжело осел на землю, силясь отдышаться. — Лечи давай, — потребовал он беспардонно. Янши хмыкнул. Неужто это всё тот же оборванец, вытащивший его несколько недель назад буквально с того света? Тот хилый, грязный, затюканный малец, что и помыслить тогда не мог о лучшей жизни для себя и сестры?

Но то было раньше, а теперь Рёку уже мало походит на прежнего голодранца, каким некогда явился взору священного духа. Перед нами предстаёт довольно примечательная картина: парнишка, на вид лет одиннадцати, весьма миловидной внешности, с волевым лицом и уже не в потрёпанной одежде, а вполне добротных и со вкусом подобранных вещах. Нежная бархатная кожа выглядит тонкой, словно розовые лепестки, под ней видны тончайшие голубые нити сосудов, предающие его лицу аристократическую бледность. Белокурые локоны обрамляют по-детски ещё округлое лицо, делая его похожим на девочку. Однако если взглянуть на его сестру, Шиэр, похожую на Рёку как две капельки воды, то сразу становится понятно — она и есть олицетворение женственности. Совсем крошка, которой и не суждено никогда стать высокой (спасибо генетике и голодному детству), она столь нежна и хрупка, как утончённые, изящные статуэтки, что мелькают иногда в витринах очень дорогих бутиков. И всё-таки Рёку бессовестно хорош собой. В голове не укладывается, что у некоторых индивидуумов рука поднималась избивать такую квинтэссенцию красоты и очарования.

В его руках потёртый кованный фонарь. Когда-то очень давно с такими ходили по городу в тёмное время суток. В нём нет стёкол, и внутри мы видим светящуюся рыбу. Строго говоря, конечно же, это не рыба. И всякому, кто так его назовёт, Янши непременно устроит взбучку. Что до запёкшейся на кольце крови… Каждый раз для того, чтобы пробудить симбионта и влить в него духовную энергию, Рёку приходится делать глубокий разрез на ладони. Кровь попадает на кольцо, на котором висит фонарь, капли стекают по кованным лепесткам, проникают внутрь, пропитывают энергетическое поле, заменяющее стёкла, наконец наполняют духа силой, и Янши пробуждается.

Красивая история, правда? Не обращайте внимания на то, что я говорю о себе в третьем лице. Просто я склонен к мании величия и комплексу бога. Но это не особо интересно. Поведаю лучше, как же так произошло, что моим источником заработка стала работёнка в Чистилище. В один из дней, до зубного скрежета похожий на все остальные, я вновь стоял на торговой площади и играл на флейте. Она была, по сути, единственной вещью, которой я владел, и только ей я по-настоящему дорожил. Флейта заменила нам с Шиэр мать, принося хоть какие-то жалкие крохи, на эти деньги мы и жили. В тот день местная шпана в очередной раз не оценила моей смелости — стоять на их территории, олухи не вдохновились моей божественной игрой и отметелили меня до полуобморочного состояния, сломав помимо рёбер ещё и драгоценную флейту и забрав все заработанные деньги напоследок.

Я привалился спиной к стене в узком переулке, в который меня до этого затащили, и в отчаянии смотрел на ярко-голубую полоску неба, такого чистого, жизнеутверждающего, что тошно становилось. Опустив голову, я краем глаза увидел нечто интересное. Такие вещи неизменно привлекали моё внимание. Конечно, ведь их можно было отнести в ломбард. Протянув руку, я поднял идеальной формы круглый камешек, на котором заметил любопытные узоры, похожие на кучевые облака, плывущие и взвихряющиеся в молочном тумане. Это была яшмовая бусина голубого цвета, сияющая и прекрасная даже несмотря на покрывающую её дорожную пыль. Почувствовав головокружение, мне пришлось привалиться к стене вновь, рефлекторно зажав находку в содранной в кровь ладони.

Отдохнув немного, сплюнув кровь, я хотел уже ковылять в сторону дома, но внезапно уловил диковинный аромат пряностей, который никогда в жизни не встречал. Откровенно говоря, запахи были моей слабостью. Я коллекционировал их в памяти (ну а что ещё коллекционировать нищему?), безошибочно определяя ноты и никогда не путаясь. Почуяв аромат единожды, я узнал бы его в любой какофонии фимиамов. Этот новый запах был непохож ни на один из тех, что были мне известны. Как заворожённый я двинулся к его источнику, обнаружив вход в подвальное помещение неподалёку. Поколебавшись, оценивая, насколько позволяют мне двигаться треснувшие рёбра, я махнул на них рукой, не впервой ведь, и поддался-таки соблазну следовать за чарующим ароматом.

Чернильная непроглядная тьма охватывала лестницу начиная с десятой ступени. Я держался рукой за шершавую холодную поверхность стены, осторожно нашаривая ногой каждый следующий выступ, погружаясь в сгущающийся вокруг меня вязкий сумрак, и считал шаги. К двадцатой ступени темнота облепила меня, словно сажа, и мне казалось, что я не по лестнице спускаюсь, а ползу сквозь узкую печную трубу. Насчитав тридцать три шага, я испытал то мерзопакостное ощущение, которое бывает во сне, когда ты падаешь мучительно долго, как в замедленной съёмке, грудь будто распирает холодной резиновой пеной, затылок сжимает волосатая ручища, а земля приближается к твоему лицу со скоростью пьяного бомжа, угадавшего в твоём кармане звон мелкой монеты.

Не успел я как следует испугаться, а гаденькое чувство уже схлынуло, и я зашагал дальше, считая ступени заново. Лишь сделав семь шагов, я с внезапной вспышкой озарения понял, что иду теперь не вниз, а вверх. Поверхность ступеней тоже изменилась, здесь она была уже не гладкой, а шершавой, словно высеченной из камня. На стене, которой я всё ещё касался рукой, появились капельки влаги, словно это было сырое подземелье. Я запаниковал и ускорил шаг. Тьма медленно рассеялась, и пройдя тридцать третью ступень, выбравшись из жуткого подвала наверх, я попал в такой же переулок, из какого спустился совсем недавно. Один в один, на первый взгляд, место, но не совсем. Дорога оказалась вымощена гладкими белыми камнями, в сплошных рядах стен не было окон, а солнце заходило с другой стороны.

Я оторопел, хотело было кинуться назад, в подвал, но ощутил в руке, которой по-прежнему сжимал бусину, странное чувство. Жжение, покалывание, шевеление, но самое главное — исчезла боль. Я с опаской разжал руку и воззрился изумлённо на нечто, покоившееся в грязной ладони, раны с которой исчезли бесследно. Задохнувшись от шока, я прижался спиной к холодной стене и запоздало осознал, что и рёбра меня больше не беспокоят. Словно кто-то могущественный отмотал время вспять, исцелив тем самым мои раны, оставив на память об избиении лишь грязь и новые дыры на одежде. Мой взгляд вновь устремился на ладонь, где возлежал некий, с позволения сказать, субъект, дожидаясь моего внимания к его персоне.

Я не мог идентифицировать его, сложно было описать что-то прозрачное, но материальное, сияющее, но не отдающее ни света, ни тепла, похожее одновременно на живое существо и диковинное сокровище. Он отдалённо напоминал нарвала или дельфина, но не был ни тем, ни другим. Прозрачная кожа сияла, источая мягкий и холодный голубой свет. Казалось, что она неосязаема, как водная гладь, но сквозь неё ничего не просвечивало, и на ощупь она была очень прочной. В центре лба переливался рог, словно выточенный из горного хрусталя, абсолютно прозрачный, и от него исходил тёплый свет, ярче того, что источала кожа. Глаза, похожие на синие сапфиры, словно видели весь мир насквозь, ничто не могло от них укрыться.

«Рыба», — решил я в итоге. Что было неудивительно с моими скудными познаниями в любой области. Существо выразило недовольство, хоть я и не понял, как угадал его эмоции, и незамедлительно заставило меня пожалеть о скоропалительных выводах. В голове, будто на подкорке, внутри сознания, или же подсознания (я до сих пор не разобрался), вспыхнули, будто выжженные клеймом, пылающие ледяным ярко-голубым пламенем непонятные символы, похожие то ли на червей, то ли на арабскую вязь. Несколько минут я тупо перился внутрь себя, замерев с протянутой рукой и непонятным созданием на ней, являя собой, вероятно, весьма примечательное зрелище для зевак. Их, к счастью, по близости не оказалось.

Чем больше я смотрел на символы, тем яснее понимал, что они означают: «Я не рыба. Постарайся это запомнить. В твоём мире не существует таких, как я, поэтому не удивительно, что ты обо мне не слышал. Здесь меня называют (从水的原始来源诞生) cóng shuǐ de yuánshǐ láiyuán dànshēng, что на твоём языке будет… Как бы тебе объяснить. Дитя первородного источника. Сойдёмся на Янши, дабы не забивать лишней информацией твою пустую голову. Я весьма признателен тебе за то, что вернул меня сюда. И вдвойне благодарен за то, что стал моим симбионтом. Не найди ты меня, не окажись на твоей ладони раны, не пройди ты через (無面門) Wú miàn mén, Безликие врата, я бы погиб, как того и желали бездари, бросившие меня в твой мир на верную смерть.

Я многим успел намозолить глаза здесь, потому что боролся со сложившимися устоями, защищал слабых и не приносил никакой выгоды. Моего прежнего симбионта убили, вместилище, именуемое (海珍珠貝殼) Hǎi zhēnzhū bèiké, для тебя просто Хайчен, уничтожили, а меня, заточив в камень, вышвырнули из Чистилища, словно нашкодившего кота на мусорку. Можно сказать, что мне очень повезло с тобой. Вот только проку от тебя, кажется, будет мало. Неуч, мелкий, слабый, сумеешь ли ты исполнить мою волю?»

В моей голове медленно ворочались мысли. Я и правда не отличался сообразительностью, но стоило нащупать нить, я хватался за неё, как клещ. Идеи в черепной коробке начинали щёлкать, словно счёты у рыночного торговца в удачный базарный день. «Постой-ка», — воззвал я мысленно к духу, простив ему все нелицеприятные высказывания в мой адрес, — «ты же не думаешь, что я стану исполнять твою волю за просто так? У меня есть младшая сестра, я обязан о ней заботиться. Коли я стану тебе прислуживать, кто заработает денег, чтобы её накормить? Кто защитит Шиэр, пока я тут с тобой развлекаюсь?»

Сознание озарилось новой ослепительной вспышкой: — «Об этом не волнуйся. Начнём с того, что ты, очевидно, не понимаешь смысла слова «симбионты». В моём мире наш союз означает (靈魂的融合，努力團結精神能量) Línghún de rónghé, nǔlì tuánjié jīngshén néngliàng, слияние душ в стремлении объединить духовную энергию, но и в твоём подразумевает взаимовыгодное сотрудничество. А значит, если ты помогаешь мне — я помогаю тебе в равной степени. Как ты уже успел заметить, полагаю, я исцелил твои раны, взамен напитавшись твоей духовной энергией. Теперь я снова могу делать то, ради чего пришёл в этот мир вскоре после его образования, а ты можешь на этом подзаработать. Местные готовы щедро платить за свою безопасность. На этом условии мы и сосуществовали с моими предыдущими симбионтами. Можешь не беспокоиться, я не стал бы обманывать тебя. Если я говорю, что ты не будешь нуждаться в деньгах, значит, так оно и есть»

«Что это за место? Почему Чистилище?» — задумчиво спросил я, всё ещё спешно пытаясь сообразить, как следует себя вести. «(煉獄) Liànyù, можешь называть Лианьюй — так его нарекли по одной простой причине. Здесь души проходят очищение перед перерождением в следующем мире. Это словно переходный этап, очередная ступень. Можно сказать, распределительный центр. Нет, такого ты, пожалуй, ещё не знаешь. В общем, поступки здесь определяют готовность душ к перерождению. Многие застревают тут надолго, но вместо того, чтобы искать пути к совершенствованию, наоборот лишь больше погрязают в пороках, стараясь обустроить себе здесь житие покомфортнее». Я невольно хмыкнул: — «Кто же из людей не стремится к этому?»

Дух проигнорировал эти мои мысли, продолжая о сути: — «Такие, как я, были созданы для того, чтобы сопровождать души на их пути, помогать и направлять. Но, поддавшись людским порокам, многие из нас утратили прежнюю цель, а с ней и облик, обратившись оружием в руках нечестивых. Говоря об оружии, я подразумеваю не буквально их форму, имей это в виду. Я занимаюсь тем, что выдаю этим отщепенцам пенделя. Не я один, разумеется, но в этом регионе больше никого не осталось. Хитростью, коварством, изворотливостью врагу удалось избавиться от моих собратьев тем же способом, каким почти уничтожили меня. Теперь тебе предстоит принять решение, готов ли ты потрудиться ради сытой жизни, найдёшь ли в себе силы взвалить на свои тощие плечи сей тяжкий груз. Если да, то девочка из твоих воспоминаний, Шиэр, не будет ни в чём нуждаться. И та сломанная палка, которая мелькает слишком часто в твоих мыслях. Ты сможешь раздобыть новую. Мне захотелось услышать звуки, которые она издаёт».

«Ты никогда не слышал флейты?» — изумился я. «В Лианьюй есть музыкальные инструменты, но они сильно отличаются от тех, что я вижу в твоих воспоминаниях. Это связано с тем, полагаю, что в Чистилище обитают души не только из твоего мира. Может быть, где-то здесь и можно встретить эту флейту. Но ты без проблем отыщешь её в своём мире. Продашь драгоценности, которыми здесь оплачивается всякий тяжкий труд, и купишь всё, что пожелает твоя душа» — заверил меня Янши. Мои глаза вспыхнули дьявольскими огнями. «Вот оно! Мой шанс! Другого такого может и не быть! Уж лучше дубасить в компании духа-рыбы непонятных сущностей, чем огребать на рыночной площади от вполне очевидных гопников». «Я НЕ РЫБА!» — разразился снопом ослепляющих искр Янши, прожигая в моём сознании ментальную дыру своей яростью. «Прости! Ты великое Дитя Первородного Источника, я понял!» — врубил я заднюю, опасаясь, как бы мятежный дух не стёр мой разум к чёртовой бабушке.

«Отлично», — успокоился наконец Янши, — «Теперь организационные вопросы. Ты не можешь таскать меня всё время в руке. Мне нужен Хайчен. Вместилище, где я буду находиться всё время в обоих мирах, наполненное твоей духовной силой. В твоём мире я буду впадать в состояние, близкое к анабиозу, но без твоей энергии мне долго не протянуть. Так что ищи вместилище». «В смысле?» — оторопел я. — «Откуда мне знать, что такое этот Хайчен? На что это хоть похоже вообще?» Янши, как мне показалось, лёжа на моей ладони, состроил осуждающую мину: — «Найди любой предмет, в который сможешь поместить меня, окружив духовной силой. Не ведро! И не дырявый башмак! Это должно быть что-то, что ты сможешь всегда носить с собой. Днём и ночью! Я не понимаю, ты действительно считаешь, что в лукошке размером с бочку мне будет комфортно? И как ты его таскать собрался повсюду? Всё, остановись, я сам. Подними ладонь, не видно же. Не доставало только рыться на помойке в тот же день, когда меня самого едва не выбросили, как ненужный хлам в дикий мир холуёв и невежд. Вон там, слева. Кованый фонарь с кольцом. Выглядит неплохо. Аканты, украшающие его грани, можно использовать, как холодное оружие».

Я подобрал валявшийся недалеко от входа в подвал фонарь, ловко выправил одну из погнувшихся граней, обтёр его от пыли относительно чистым краем своей латанной-перелатанной майки и вопросительно посмотрел на Янши: — «Но тут нет стёкол». Дух воззрился на меня осуждающе, видимо, никак не мог привыкнуть к тому, что я, с его слов, невежда, олух, неуч и обалдуй. «Стёкла не нужны», — терпеливо объяснил он, — «ты создашь подобие кокона из своей духовной энергии, в него и поместишь меня. Всё». «Но я не умею!» — запротестовал я. Дух прикрыл глаза и, кажется, вздохнул с сожалением: — «Ничего не бойся. Я всё сделаю сам. Но есть важное уточнение: каждый раз, проходя через Безликие врата, тебе придётся делать надрез на своей ладони. После он заживёт, не стоит об этом переживать. Кровь должна окропить Хайчен, иначе я не сумею насытиться твоей духовной силой и пробудиться от анабиоза. Сейчас тебе тоже необходимо сделать это, чтобы создать кокон из энергии. Используй акант, он достаточно острый».

Я смирился с незавидной участью самобичевателя, осторожно поместил Янши на дно фонаря и хлёстко ударил раскрытой ладонью острый край кованого листа. Кровь хлынула незамедлительно, я быстро перехватил кольцо фонаря раненой рукой, зашипев от боли, и наблюдал, как рубиново-алые ручейки стекают по бронзовым граням будущего вместилища, собираясь, вопреки известным мне законам физики, внутри, на его дне, окружив духа плотным кольцом. «Смотри на меня, не отрывай взгляд и не двигайся», — потребовал Янши. Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. В голове защекотало, в сознании в который уже раз вспыхнули пылающие ледяным пламенем символы, но теперь они были другими, мощными, давящими, заставляющими веки сомкнуться, колени подломиться, дыхание прерываться, а сердце пропускать удары. С превеликим трудом я выстоял, справившись с давлением древней магии, и в тот же миг всё закончилось.

Теперь дух не лежал на дне разбитого фонаря, подобно дохлой селёдке. Он витал в центре прозрачного кокона, который можно было заметить лишь по едва различимой ряби, пробегающей периодически по неосязаемой сфере энергии. Свечение от его кожи многократно усилилось. Теперь эта конструкция действительно походила на фонарь, как ни иронично это звучало. — Ага, осветим сердца людей, — проворчал в моём сознании Янши. Теперь мне не приходилось читать диковинные вспыхивающие символы, выжигаемые им на границе моего сознания. Я слышал его мелодичный голос в своей голове. И хотя речь была похожа скорее на журчание горного источника по истёртым водами камням, я прекрасно его понимал. — И что теперь? — обратился я к нему всё так же мысленно. — Поработаем! — прозвучал ответ.

Может быть не совсем понятно, почему такой прекрасный и талантливый мальчик, как я, ввязался в столь опасные начинания, что в своём мире, что в Лианьюй. На самом деле я бы с удовольствием ел пирожные в кафе, играл в консерватории на флейте, катался с Шиэр на аттракционах и даже не задумывался бы о том, где мне в одиннадцать лет заработать денег, чтобы сестра не умерла с голоду. Да вот не сложилось.

Отец перешёл кому-то дорогу, этот «кто-то» не пожалел детей и поджёг наш дом. В результате погибли родители, старший брат, выпускник военного училища, самый дорогой для меня человек, и новорождённая сестрёнка. Каким чудом мне удалось почуять дым и проснуться, схватить в охапку Шиэр, с которой мы спали в одной комнате, выскочить с ней в окно и бежать, куда глаза глядят, не разбирая дороги, одному дьяволу известно. В богов с того дня я не верю. Мне было восемь, сестре пять. Я был ужасно напуган, опасаясь, что нас ищут и обязательно найдут в этом городе, а значит, неминуемо уничтожат, и ведомый этой мыслью пробрался с Шиэр на грузовой корабль, который увёз нас аж на другой континент.

Несколько раз нас едва не обнаружили, но страх заставлял быть искусными в играх в прятки. Мне даже удавалось дважды украсть еду, но до места мы всё равно добрались едва живыми. В портовом городе мы скитались какое-то время, я то попрошайничал, то подворовывал, а ночевать и вовсе приходилось в чистом поле. Тогда же я умудрился умыкнуть флейту у какого-то раззявы, и эта тонкой работы прекрасная вещь стала единственной моей отрадой после сестры, которую я с таким трудом спас, а теперь рисковал потерять из-за голода. В итоге я принял решение перебираться ближе к столице и тогда же использовал последнюю долю своего везения. Какой-то торговец подобрал нас по дороге в центр, накормил и позволил ехать в его повозке до конца пути. Он не причинил нам никакого вреда, хотя мог, и более того, кажется, жалел нас. Но брать на себя ответственность за сирот не пожелал, да я и не настаивал.

На окраине, не очень далеко от рыночной площади, мы обнаружили лачугу, давно покинутую жильцами. Дырявая крыша показалась нам лучшим выбором, чем отсутствие оной, и так полуразвалившаяся халупа стала первым нашим пристанищем на новом месте. Я не мог позволить себе дать слабину, наплевав на возраст хватался за любую работу, даже самую тяжёлую, а потому, несмотря на голод, моё тело росло, и хоть выглядело хилым, силы в нём прибавлялось день ото дня. Я подлатал крышу, выправил и утеплил стены, за год научившись всему понемногу, и жить стало чуточку лучше. По вечерам играл сестре на флейте и радовался, что отец заставлял меня посещать уроки преподавателя через «не хочу».

Флейта же и кормила нас чаще всего. Миловидному мальчику с огромными синими глазами и невероятно талантливой игрой охотно подавали милостыню, вот только от конкурентов приходилось бегать регулярно, но иногда они всё-таки догоняли, а значит, день проходил впустую. С благоволения судьбы мы протянули в страшной нищете три года. Изнеженные дети, белоручки, никогда прежде даже не подозревавшие о том, откуда появляются накрахмаленные простыни и горячая еда, мы вдоволь вкусили превратностей сиротской жизни на улице. Сестра храбрилась, жалела меня, понимая, из-за кого мне приходится уходить каждое утро и приползать вечерами, едва волоча ноги, то измотанным, то побитым, но всегда с какой-нибудь скудной едой в узелке.

Едва мне исполнилось одиннадцать, она заявила, что достигла того возраста, в котором начал работать я, а значит пришло ей время помогать мне. Неимоверных усилий, всего красноречия и харизмы стоило мне уговорить её дать хотя бы ещё один год времени. Я не чаял на самом деле найти решение за этот год, чтобы избыть необходимость ей работать, но сама мысль о том, чтобы допустить подобное, была для меня невыносима. Эта хрупкая фея, в которой едва душа держится, на которую и так свалены все нехитрые хлопоты по хозяйству, из-за чего некогда белоснежная бархатная кожа рук огрубела, ещё и работу на себя хочет взвалить? Ну уж нет.

Так думал я, не имея никакого плана и чётких мыслей, только быстрые ноги, сильные руки и восхитительную флейту. Когда инструмент пал смертью храбрых, я отчаялся вовсе. Но судьба сжалилась-таки надо мной, бликом солнца указав на яшмовую бусину, ярким ароматом невиданных пряностей заманив в Безликие врата. Разумеется, я не стал отказывать духу, предложившему мне такую выгодную сделку, сколь бы ни была опасной эта работа. И я ни разу не пожалел о принятом решении. Пусть каждый день мне приходится спускаться в сырой и страшный «подвал», рассекая руку наискось, пусть я рискую умереть и не увидеть улыбку сестры вновь, я обязан делать это. Потому что на лице Шиэр появился наконец румянец. Потому что впервые за три года она надела красивое платье и прыгала от радости, как малое дитя. Потому что если работа в Лианьюй будет продвигаться так же хорошо, как сейчас, я смогу даже нанять учителя, а может, и вовсе определить сестрёнку в хороший пансионат. Было бы замечательно. Жаль, что планам этим не суждено было сбыться.

Пожалуй, пора вернуться к более привычной мне манере изложения текста от третьего лица. Так я чувствую себя летописцем, повествующим о доблестном и великолепном герое, прекрасном и благородном, не страшащемся опасностей и покоряющим сердца повсюду, где бы ни появился. Приятно, знаете ли.

После того, как награда за работу в благодарность от жителей Чистилища стала для Рёку обыденностью, голод остался в прошлом, а деньги начали стремительно накапливаться, он намекнул сестре, что не плохо было бы перебраться из их лачуги в дом получше. Шиэр радостно повисла у него на шее. Мечта о нормальной кровати, умывальнике и настоящих стульях все эти годы теплилась в её душе.

Прогуливаясь по рыночной площади с безразличным видом, Рёку старательно вслушивался в болтовню взрослых и наконец нашёл то, что искал. Дом, который хозяин торопился продать побыстрее, имел подходящую цену, был скромным и неприметным, но главное — располагался достаточно близко к Безликим вратам, что было для Рёку крайне удобно.

Тщательно подготовившись, облачившись в самую дорогую и представительную свою одежду, детально продумав легенду, мальчик отправился на площадь и быстро отыскал того купца, что давеча водил потенциальных покупателей осматривать дом. Толстый торговец презрительно смерил его взглядом: — Чего тебе, малец? — Это вы продаёте дом? — приосанившись спросил Рёку практически без акцента. За три года он успел освоить их язык в совершенстве и обучить ему сестру. Правда она, ни с кем, кроме брата, не общаясь, имея, таким образом, слишком мало практики, не достигла на этом поприще больших результатов.

— Ну я, — ответил толстяк, — тебе-то что с того? Рёку подобрался и торжественно произнёс: — Мой хозяин, лорд Гуаньдоу, поручил мне приобрести этот дом и самостоятельно провести сделку. Сам он предпочитает не заниматься такими мелочами, отправляя своего ученика. Купец смерил его скептическим взглядом: — А деньги-то у тебя есть? Мальчик, придав лицу аристократическое выражение, явственно транслирующее отвращение к плебеям, изящным жестом вынул из-за пазухи увесистую пачку банкнот. Глаза продавца зажглись дьявольскими огнями. — Но как же ты сможешь подписать договор? — одёрнул он сам себя. — Не волнуйтесь об этом, хозяин снабдил меня доверенностью. С этими словами Рёку извлёк другой рукой оттуда, что и прежде, свиток, покрытый диковинными письменами, напоминавшими руны.

Эту филькину грамоту «состряпал» для него Янши всего часом ранее, и никакой ценности свиток на деле не имел, разумеется, являясь рецептом пилюль от диареи, но на здоровяка, не имевшего ни малейшего представления о языке Лианьюй, дорогая плотная бумага с золотым тиснением и витиеватым узором по краям произвела должное впечатление. — А, чёрт с тобой, главное, что деньги настоящие, — засуетился продавец, вытаскивая замусоленный пергамент для подписания сделки и документы на дом. Подписывали, как повелось в этих землях, капелькой крови. Рёку и бровью не повёл, прокалывая палец. Вид собственной крови давно стал для него столь же привычным, что восход солнца по утрам.

Иронично, что, едва обретя долгожданное уютное и тёплое жилище, детям вскоре пришлось его покинуть, чтобы вновь спать под открытым небом, не имея ни малейшего представления, что им готовит день грядущий. А уготовано было, как оказалось, нечто совершенно невероятное. Но обо всём по порядку. Следует вернуться к тому дню, когда был уничтожен великий синий дракон, дух просвещения, прикидывавшийся пеньком и швырявшийся глазюками под влиянием скверны, состоящей из людских пороков, которой тот был некогда отравлен. Отдохнув немного после исцеления, когда кровь на кольце лампы уже запеклась, но Янши всё ещё мог находиться снаружи и просто парил вокруг мальчика, наслаждаясь свободой от оков, тишиной и покоем пустынной улицы, Рёку почувствовал какое-то шевеление в волосах. Как-будто огромное насекомое копошилось там, запутавшись в белокурых локонах.

Рёку заверещал, паникуя: — Убери это, Янши, убери!!! Но дух, не имея конечностей, только сочувственно крутился рядом, как большая собака возле хозяина. В момент, когда Рёку удалось-таки выцепить нечто, похожее на сучок дерева, из своей шевелюры, мимо как раз шёл одинокий прохожий, вальяжно вскидывая ноги и безразлично пялясь на расшумевшегося мальчишку. Именно в него и полетела штука, случайно отброшенная Рёку в его сторону. То, что показалось мальчику сухой веткой, приземлилось прохожему на плечо и резво засеменило к его груди, перебирая тонкими ножками. «Насекомое палочник», — вот что подумал Рёку, но его симбионт в ужасе метнулся к парню, который, выпучив глаза, уставился на хтонь, покоившуюся у него на груди, а в следующую секунду выпустившую из лап-палочек острые крючки-коготки и впившуюся ему в грудь, после чего тот рухнул, как подкошенный. Янши не успел. Дух взревел в сознании Рёку, словно раненый зверь, и дохлой рыбой плюхнулся на землю.

Рёку дико уставился на насекомое, накрепко вцепившееся в грудь парня чуть выше солнечного сплетения, и наблюдал, как под его лапками вспыхивают какие-то символы. — Что за знаки? — заворожённо окликнул мальчик духа в своём сознании, — не похоже, что эта дрянь его убила. Янши воспрял с земли, уставив бриллианты глаз на то место, где бывший сучок зажигал на коже человека всё новые ярко-синие огоньки. — Воистину невероятно, — произнёс Янши наконец, и Рёку почувствовал, что дух больше не обеспокоен, даже доволен. — Не хочешь объяснить? — требовательно спросил мальчик. — Я и сам ещё ничего не понимаю, дай мне время, — осадил его Янши, внимательно считывая каждый новый символ. Чуть погодя, когда дух-нарвал уменьшился до совсем крошечных размеров, он нырнул в Хайчен, чтобы восполнить запас энергии, и поведал наконец Рёку, что здесь произошло. Глаза мальчика при этом всё больше вылезали из орбит от удивления.

— Так вышло, что мне не удалось уничтожить Цинлуна полностью. Лишь его почерневшую часть сущности. Основа же таких духов, как они, чрезвычайно прочна. Их невозможно сгубить тем способом, каким хотели избавиться от меня и смогли уничтожить множество подобных мне. Духи-драконы имеют некое ядро, необычайно живучее, которое может возрождать их бесчисленное множество раз. Поэтому ты видел в день нашего знакомства образ Хуанлуна. А я всё гадал, что за странный глюк в твоей памяти. Оказалось, всё обстоит совсем не так, как я представлял. Хуанлун не покинул наш мир, как и Цинлун. Вероятно, его тоже можно вернуть таким способом. Эти вспыхивающие символы — обряд присоединения. Не знаю, кем был этот парнишка, но его духовная энергия просто хлещет через край. Очень сильная душа. Не удивительно, что дух-дракон так резво к нему присосался. Он хотел было прицепиться к тебе, но не вышло, у тебя уже есть симбионт. Не знаю даже, как ты всё это объяснишь этой душе, когда он очнётся.

— Погоди-ка, — перебил его Рёку, — это что получается, теперь он и эта палка стали симбионтами, как мы с тобой? — В общих чертах, — подтвердил Янши, — но их союз в корне отличается от нашего. Мне жаль эту душу, его разрешения никто не спрашивал. И энергии дух-дракон жрёт в разы больше, чем такие, как я. Другое дело, что у этого паренька её неисчерпаемые запасы. А он бродил здесь столько времени, даже не пытаясь развиваться и двигаться вперёд. Застрял, как и многие души. Наставников, почитай, большинство перебили. Чистилище превратилось в закисшее болото. Возможно, как-то с этим связана череда сегодняшних совпадений. Что-то грядёт, но что — мне не ведомо.

— Хорош пламенных речей, объясни лучше толком, что с этим парнем, — потребовал Рёку. — Он спит, — эхом отозвалось в сознании мальчика, — и проспит теперь очень долго, пока Цинлун не восстановит силы. — И что с ним будет, когда он проснётся? — подозрительно покосился мальчик на когтистую ветку. — Кто знает, — ушёл от ответа Янши, — но тебе придётся его забрать с собой. — Чего-о-о-о? — изумился мальчишка, — ты в своём уме? Он меня лет на пять старше, а то и на все десять, и вдвое тяжелее! И куда я его вообще дену? Это тебе не котёнок! — К себе домой, — безапелляционно заявил Янши, — если оставишь здесь, он может погибнуть.

Не волнуйся, я помогу тебе, ты справишься. Придётся поделиться с тобой силой взамен на духовную энергию. Рассеки руку снова и напитай Хайчен. Я исцелю её сразу же. Не теряй времени, в твоём мире уже вечереет. Когда сгустятся сумерки, идти будет сложнее. Едва ты пройдёшь через Безликие врата, я усну и не смогу тебе помогать. — Э-э-э, подожди-ка. А как этот сможет пересечь врата и попасть в мой мир? Он же вообще не оттуда? — запаниковал мальчик. — Он теперь симбионт, а его дух-дракон спокойно может покидать Лианьюй. Так что это не проблема. Рёку драматично закрыл ладонью лицо: — Не было печали... И куда я его? В доме всего одна комната. Шиэр не обрадуется, точно. Она ведь котёнка хотела.

Янши не обманул. После того, как Рёку, окропив фонарь кровью, привязал его за кольцо к поясу и взвалил спавшего мертвецки-крепким сном парня себе на спину, он почувствовал, будто по невидимым сосудам в его тело хлынула сила. Это было нечто тёплое, даже обжигающее, кровь в жилах словно закипела, и мальчик с ношей вдвое больше себя довольно быстро добрался в знакомый до боли переулок. Осторожно спускаясь в чернильную темноту Безликих врат, Рёку видел, как медленно теряет яркость свечение, исходившее от груди невольного попутчика и фонаря на поясе. Обычно Рёку так спешил домой, что не придавал этому значения, но духи, практически всесильные в Чистилище, становились беспомощными за его пределами. Мальчик испытал укол жалости к ним и в то же время страх. Действительно следовало поторопиться и добраться домой как можно скорее. Рёку в очередной раз похвалил себя за предусмотрительность, преодолев расстояние до жилища за десяток с небольшим минут.

— Кто это? — прошептала Шиэр, распахнув огромные ярко-голубые, словно небесные озёра, наивные глаза. — Не спрашивай, сестрёнка, я и сам не знаю, — смущённо ответил ей Рёку, укладывая парня на свою софу и обессиленно падая рядом. — Но это не опасно? Он ведь намного нас старше, — всё тем же свистящим шёпотом испуганно вопрошала сестра. — Янши сказал, что всё под контролем. Ему можно верить, не волнуйся, — ласково улыбнулся ей Рёку, чувствуя, что не в силах даже пошевелить рукой. Он совсем выбился из сил. Шиэр обошла софу и присела на краешек, разглядывая незнакомца.

— Красивый, — тихо произнесла она, робко улыбаясь, — братик, кто же он всё-таки? Рёку ревниво надулся, — А я, по-твоему, не красивый? Вот проснётся и сам расскажет. Шиэр сделала самое милое выражение личика из своего арсенала и ласково произнесла: — Ты самый красивый человек во вселенной, братик, не злись! Но как ты будешь спать? Софа едва вмещает тебя одного. И почему его грудь светится? Там какое-то украшение? — Не стоит об этом переживать, сестрёнка, — смилостивился Рёку, будучи не в состоянии долго на неё обижаться, — я всё равно не смогу даже встать, слишком устал. Про то, что светится, поведаю завтра. Ложись спать, утром во всём разберёмся. Помоги только снять с пояса фонарь, поставь его у изголовья.

Шиэр кивнула, выполнила просьбу брата, ласково коснулась губами его горячего лба, обеспокоенно качнув головой, и, наскоро переодевшись, нырнула в свою постель с мягкой периной. Совсем не такую, как у брата. Рёку вообще был склонен к аскетизму, не скупясь на траты для сестры и экономя на себе во всём, кроме красивой одежды, педантично и скрупулёзно считая деньги и откладывая их непонятно для чего. Возможно, так на нём сказались годы, проведённые в нищете. С этими мыслями Шиэр незаметно для себя заснула и всю ночь во сне видела их негаданного гостя, очаровательного и обходительного красавчика, запавшего ей в душу с первого взгляда. И что с того, что ей всего девять? В этом вопросе возраст девушек никогда не останавливал. Брату вон двенадцати даже ещё не исполнилось, а он уже заработал на дом. Шиэр гордилась им и во всём старалась подражать. Очень сильная и волевая девочка. Мощное сосредоточие духовной силы, как сказал бы Янши.

Проснувшись утром, Рёку обнаружил себя на полу. То ли гость бессовестно столкнул его во сне, то ли мальчик сам с непривычки свалился с тесного ложа, но факт оставался фактом — на жёстком холодном полу он толком не сумел отдохнуть, и тело по-прежнему болезненно ныло. Приподнявшись, он бросит взгляд на софу и оторопел. Гость не спал, буравя его взглядом, устроившись полулёжа на подушке, сложив на груди руки, и молчал. Насекомое, похожее на ветку, и правда теперь напоминало украшение в виде изящного резного бруска из дорогой породы дерева, испещрённое символами, украшенное золотым орнаментом, покоившееся на широкой груди парня, повиснув на длинном шёлковом шнурке.

Помедлив немного, гость заговорил-таки, но Рёку не понял ни слова. Это был язык Лианьюй, который мальчик не успел ещё изучить и на десять процентов. Украшение на груди парня, до того излучавшее едва заметное свечение, озарилось яркими вспышками символов, после чего Рёку неожиданно услышал слова гостя в собственной голове, как с ним общался прежде лишь его симбионт. — ... твою историю, — закончил обрывок фразы незнакомец и выжидательно уставился на мальчика. Рёку вздохнул и обратился к нему в сознании, как делал это прежде с духом-рыбой: — Я не понял, что ты говорил сначала, поэтому повтори ещё раз, пожалуйста. Грубить гостю он почему-то не отважился. Тот в ответ сначала удивлённо приподнял брови, а потом ласково произнёс: — Так ты человек? Живой?

Вопрос поставил Рёку в тупик: — «С чего он взял? Как догадался? Почему обрадовался?» Парень услышал его мысли и с улыбкой принялся объяснять: — Я не знаю твоего языка, а в Лианьюй все говорят на (古代) Gǔdài. Значит, ты точно не из нашего мира. Получается, что ты живой. И глядя на обстановку дома, я предполагаю, что мы сейчас не в Чистилище. Но я никак не мог попасть сюда. Помню, как в меня вцепилось какое-то существо и словно опустошило, а потом я очнулся здесь. Расскажи мне всё. И что за вещица у меня на груди? Как ни старался, я не могу её снять. Рёку замялся, подбирая слова: — Ты знаешь о симбионтах? Парень, помедлив, кивнул. — Я сам не сильно пока ещё разбираюсь, — продолжил мальчик, — и не смогу объяснить исчерпывающе, что это такое. Но сможет мой симбионт. Вот он, собственно.

Рёку, всё ещё сидя на полу, продемонстрировал гостю Хайчен с мирно дремлющим в нём Янши. Парень провёл рукой по невидимой и почти неощутимой сфере вокруг деревянного бруска, избравшего его грудь своим пристанищем, и вздохнул тяжко: — Навесили-таки на меня ответственность. Сколько веков сопротивлялся, а всё ж нашёл на меня управу этот старый хрен. — О ком ты? — поразился Рёку. — Вам ещё представится возможность познакомиться, я уверен, — загадочно улыбнулся собеседник, — в Лианьюй я получил имя Кайши. Можешь звать меня просто Кай. Прежде, чем попасть туда, я жил в мире людей, учился, подрабатывал, увлекался бейсджампингом. Ты не знаешь, о чём я говорю, да и не стоит оно отдельного внимания. В общем, моё хобби меня и сгубило. Мне было шестнадцать лет.

Попав в Лианьюй, я узнал о том, что мне предстоит искупление и совершенствование, но что именно нужно делать, мне никто не объяснил. Поэтому я и застрял в Чистилище. А теперь встретил тебя. Эта встреча — явно не случайное совпадение. У неё есть вполне конкретное значение. Но чтобы понять, чего именно от нас хотят, придётся попотеть. Лианьюй никому не раскрывает так запросто своих секретов. Расскажи о себе для начала. Поражённый до глубины души Рёку с трудом, путаясь и запинаясь, кратко пересказал печальную историю своего детства, а затем подробно поведал о встрече с Янши, их совместной работе, последнем сражении и его завершении, результатом которого являлась палка с когтями, торчавшая всю ночь из груди Кайши.

— Значит, Цинлун, — задумчиво протянул гость, поглаживая неосознанно сферу собственной духовной энергии на груди, в которой мирно покоился сам дух-дракон, — нам необходимо срочно вернуться в Чистилище и поговорить с ним. Может быть, он знает, для чего нас с ним сделали симбионтами. Где находятся врата? — Притормози-ка, — одёрнул его Рёку, почуяв наконец, что новый знакомый довольно мягок характером, и им вполне можно вертеть, как вздумается, — я вчера не успел принести еды для сестры. Придётся нам сначала наведаться на рынок. — Ах да, Шиэр, — протянул Кайши, слышавший о ней из рассказа мальчишки, — разумеется, следует сначала позаботиться о ней. Я пойду с тобой. Нельзя упустить такой шанс и не прогуляться в твоём мире. — Что-то мне подсказывает, что ты частенько будешь теперь ошиваться в моём мире, — вполголоса проворчал Рёку, проницательно рассудив, что раз уж на него повесили эту бестолковую душу, отвертеться от него будет непросто.

Прежде, чем идти на рыночную площадь, чистоплюй и педант Рёку сначала натаскал в дом воды из колодца, потом нагрел часть в печи, наполнил дубовую купель и с удовольствием смыл с себя следы вчерашнего боя, выскребая белоснежную кожу мочалкой до красных пятен и с отвращением вспоминая воронку из сушёных глаз, поминутно передёргиваясь и фыркая. Кайши в это время бродил по дому, с любопытством разглядывая непривычные взгляду предметы быта, лёгкие и струящиеся, словно сшитые из потоков ветра и вод ручья платья Шиэр, её изысканные украшения, похожие на те, что носила когда-то её покойная мать, утончённые и изящные бутоны цветов, украшавшие многочисленные холсты в тяжёлых рамах, развешенные тут и там на стенах и даже стоявшие на полу.

— Люблю рисовать цветы, — раздался за спиной звонкий, словно пение колокольчиков, голос. Кайши резко обернулся и замер, ослеплённый красотой дитя, представшего его взору. Он, разумеется, успел отметить необычную внешность Рёку, пока неспешно беседовал с ним сразу после пробуждения. Но его красота, конечно же, не шла ни в какое сравнение с волшебным очарованием этой девочки. Такими описывают лесных нимф в сказаниях и мифах. Кожа будто прозрачная, бархатно-переливающаяся, фарфорово-белоснежная, глаза-блюдца, глубиной сравнимые лишь с океаном, сияющие голубыми бриллиантами. Рубиново-алый бант идеально очерченных, нежных, словно розовые лепестки, пухлых губ. Копна жемчужно-белых, длинных и очаровательно вьющихся на концах волос. Такие дети в его мире неизменно попадали на обложки самых популярных журналов. Но даже так этот ребёнок был похож на мираж. Или ангела, спустившегося с небес.

«Будь у меня такая дочь», — мельком подумал парень, — «я бы к ней и на метр никого не подпустил. Спрятал бы в коробку и никому не показывал». Почему ему пришла в голову мысль именно о дочери, он и сам не понял. Вероятно потому, что смотрел на неё, исключительно, как на маленького ребёнка. Шиэр же разглядывала незнакомца жадно, почти нагло, любуясь на его смуглую кожу, необычную для этих мест причёску, именуемую андеркатом, о чём в этом мире никто, разумеется, не знал, на очень длинные, при этом мощные ноги, широкие плечи, жилистые руки, оголённую грудь и чёткий рисунок пресса, проступавший под одеждой. Лисий разрез чёрных глаз делал его лицо особенно занятным, густые тёмные брови, широкий подбородок и скулы предавали ему более зрелый вид, чем в действительности.

«Будто съесть меня хочет», — передёрнулся Кайши и слегка поклонился. — Будет ли угодно вам представиться? — спросил он довольно низким бархатным голосом. Улыбка сползла с лица Шиэр. Она не поняла ровным счётом ничего. В это время сзади подошёл благоухающий цветочным мылом и пребывающий после купания в благодушном настроении Рёку. — Вы не поймёте друг друга, — произнёс он вслух, зная, что так и сестра его услышит, и в сознании гостя слова прозвучат на понятном тому языке, продублированные мысленно. — Шиэр, будь дома, мы принесём продукты и после всё обсудим, — сказал он настойчиво. — Но братик, я хочу пойти с вами! — заупрямилась девочка. Рёку сдвинул брови и настойчиво повторил: — Будь дома и нагрей воды для чая. Мы вернёмся очень скоро. Тебе не следует сейчас идти с нами, мы будем говорить молча, ты всё равно ничего не поймёшь.

Шиэр надула губы и отвернулась, понимая, что брат настроен серьёзно и не поддаётся её чарам: — Так и быть, но не задерживайтесь! А то вода остынет, — добавила она, с сожалением бросив взгляд на Кайши. Тот засмущался, отвернулся, пряча глаза, и подумал: — «Удивительный ребёнок. Внешне ангел, но характер лисий, точная копия братика».

Рёку быстро переоделся, взял фонарь и объёмную холщовую сумку, обнял и поцеловал сестру в макушку на прощание, махнул рукой гостю, веля следовать за ним, и вышел из дома, увлекая Кайши за собой. У того руки были пусты, ведь духу-дракону не требовался Хайчен. Он был достаточно силён, чтобы концентрировать энергию симбионта вокруг себя, избегая всяких условностей. Рёку позавидовал было, а потом вспомнил жуткие когти, впивавшиеся в кожу Кайши до самого утра, передёрнулся от ужаса, чувствуя, как по спине побежали мурашки, и поблагодарил судьбу за то, что ему достался симбионт послабее.

Житель Лианьюй тем временем разглядывал город с нескрываемым восторгом. Поражался всему, что видел, хотя больших отличий от городов Чистилища Рёку заметить не успел. Он подумал было, что Кайши восторженный идиот, но вспомнил слова Янши о том, что эта душа обладает безграничной энергией, и всё-таки преисполнился к нему уважением. И как выяснилось впоследствии, не зря. Без проблем сбыв в ломбард награду за работу, полученную ранее от обитателей Чистилища, сверкающие самоцветы искусной огранки, и получив от довольного владельца кругленькую сумму, Рёку закупился провиантом, и они вернулись в дом, где уже распространился стараниями Шиэр чарующий аромат чая. Сестра быстро приготовила завтрак и накрыла на стол. Они не торопясь позавтракали, молча перекидываясь задумчивыми взглядами, и когда Шиэр убрала со стола, расправляясь с обязанностями хозяйки дома легко, как опытная в этом деле взрослая девушка, все уселись против друг друга, приступив к обсуждению последних событий.

— Шиэр, я не могу сейчас объяснить всё досконально, потому что и сам ещё не обладаю полной информацией. Опишу ситуацию в целом, как я вижу её. Это Кайши, он житель того мира, в который я ухожу каждый день, чтобы выполнять свою работу. Ты уже знаешь всё о моём симбионте, Янши. Наш гость тоже симбионт, как я, но всё же он отличается. И его дух тоже не похож на моего. В чем именно различия, мне предстоит узнать сегодня. А пока могу с уверенностью сказать, что Кайши не последний раз гостит у нас. Тебе стоит с ним подружиться. Вот только общаться вы сможете лишь через меня. Я понимаю его язык благодаря Янши. Или скорее, духу-дракону, симбионту Кая. Всё это сложно. Янши другой, и Кайши тоже. Но точно могу сказать, что теперь тебе стоит меньше волноваться обо мне. Сейчас мы отправимся в Лианьюй, нас ждёт работа. Позаботься о доме и приготовь для гостя ещё одну постель. В мои планы не входит отдавать ему свою софу навсегда. И не переживай, если мы не вернёмся вовремя. Не жди нас, ложись спать. Кто знает, насколько нам придётся задержаться в Чистилище в новых обстоятельствах. Вопросы?

Шиэр моргнула, смахнув слезинки. Слова брата обеспокоили её: — С чего ты взял, что задержишься? За время, что ты работаешь с Янши, не было ни одного дня, чтобы ты не вернулся домой к вечеру. Рёку протянул ладонь и накрыл руку сестры, сжав ласково её маленькие тонкие пальцы: — Считай, что это подсказывает моя интуиция. Ситуация изменилась. Янши считает, что теперь нам предстоит работёнка посложнее. Но тебе правда не о чём волноваться. Кайши не простая душа, он является источником огромной силы. Похоже, что у меня появился надёжный защитник. Гость, смутившись, кивнул. Такого поворота событий он точно не ожидал. Шиэр глянула на него с надеждой: — Тогда полагаюсь на тебя, Кай, защити моего драгоценного братика. И береги себя. Рёку перевёл, и новый знакомый кивнул утвердительно, всё ещё поражаясь зрелости этих детей, их решимости и отваге.

Рёку вновь переоделся для работы, и Кайши отметил, что мальчишка явно очень любит менять наряды. Прихватив фонарь, юный хозяин дома обнял на прощание сестру, как было у них заведено, и ласково клюнул её губами в макушку. Кайши вновь слегка ей поклонился, поблагодарил за гостеприимство, Рёку перевёл сначала сестре слова благодарности от гостя, а потом ему любезности от девочки. Покончив с формальностями, он помахал Шиэр и в сопровождении нового товарища покинул дом, направившись к подвалу в переулке. — Запоминай дорогу, — напутствовал Рёку, мысленно обращаясь к Кайши, — кто знает, что может произойти, я уже ни в чём не уверен. Но теперь я спокоен. В случае чего за моей сестрой присмотришь ты.

Кай оторопел, застыв на месте и глупо хлопая глазами: — Почему ты так мне доверяешь? Мальчик хитро улыбнулся: — Я видел, как она на тебя смотрит. Значит, ей не составит труда привязать тебя к себе. В этом она мастер, уж поверь. Вероятно, ты уже привязался. Шиэр невероятная, в её крошечных ладонях сосредоточена огромная власть над сердцами людей. Не думаю, что души из Лианьюй — исключение. К тому же, я осознаю каким-то шестым чувством, что ты хороший… э-э… человек. Был. Не знаю, как объяснить. В общем, у меня нет причин не доверять тебе. Как бы то ни было, сейчас я сумею это проверить. Мы на месте. В стене зиял тёмный провал, и щербатая лестница уходила в сплошную черноту, скрывавшую широкие ступени.

— Безликие врата... — благоговейно прошептал Кайши. — Мне не доводилось видеть их прежде. Душам не дано не только приблизиться, но даже отыскать их. — Теперь тебе это под силу, — похлопал его по спине Рёку, не дотянувшись до плеча, — эта хреновина на твоей шее и есть билет. А вот счастливый ли это билет, нам только предстоит узнать. С этими словами Рёку отработанным до автоматизма жестом ударил раскрытой ладонью по верхнему из акантов, украшавшему бронзовые грани фонаря. Кровь хлынула моментально, мальчик быстро обхватил ладонью кольцо и внимательно наблюдал за тем, как струйки огибают прозрачный кокон энергии вокруг духа-рыбы, по-прежнему погруженного в анабиоз. Кайши вскрикнул от неожиданности, распахнув от удивления свои до жути чёрные, бездонные глаза: — Зачем это? — мысленно вопросил он, уставив дикий взор на кровоточащую ладонь Рёку. Тот ухмыльнулся: — Это необходимое условие для нашего симбиоза. Но поверь, тебе повезло меньше. Твой амулет на груди, сейчас он выглядит безобидно. Однако ночью, когда ты спишь, на него лучше не смотреть. Кайши поёжился, здраво рассудив, что тот факт, что он сам этого зрелища не наблюдает, очень даже радует.

Рёку первым ступил на лестницу, убедившись, что Хайчен достаточно пропитался его кровью, и поманил Кайши за собой. Они шли гуськом, скользя ладонями по шершавой поверхности стены, дабы сохранять равновесие, ведь шагать приходилось вслепую, когда тьма сомкнулась за ними. Едва заметное свечение вокруг фонаря и кулона не могло ей противостоять. Тридцать три шага вниз, тридцать три вверх, и вот они уже стоят на вымощенной булыжником узкой дороге в неизменно безлюдном переулке в Лианьюй и выжидательно смотрят на Янши, пробудившегося только что и плавно скользившего внутри своего кокона.

— Приветствую вас, — раздалась в мыслях обоих речь духа, журчащая мелодично потоком родниковой воды, озаряющая разум нежным голубым свечением, словно буря кристально-сверкающих искрящихся снежинок, — надеюсь, вы добрались сюда без проблем? — Кончай выделываться, говори, как обычно. Со мной ты никогда так не любезничал, — пробурчал Рёку, чья гордость была уязвлена. В их первую встречу с Янши тот едва ли не смешал его с дорожной пылью в собственных глазах. — Да ладно тебе, — отмахнулся Янши, качнув хрустальным рогом, — лучше припомни-ка свой сон. Там было нечто интересное. Рёку удивился, услышав подобное распоряжение впервые, и начал старательно воскрешать в памяти разрозненные обрывки сновидений, в которых он метался, сверзившись в итоге с узкой софы на холодный пол. Значит, всё-таки не Кай его столкнул.

Во сне было что-то тревожное. Огромная стена воды. Нет, песка. Это точно была буря, которая погребла их всех, набив песком и рот, и уши, да так, что не было и шанса выбраться на воздух, утопая в зыбкой круговерти раскалённых песчинок. Рёку в ужасе рефлекторно схватился за горло, задыхаясь в воспоминании, и Кайши, видевший его мысли в своём разуме, повторил этот жест, хватая ртом воздух. — Да-а, неприятная картина, — подытожил Янши, — Кай, ты можешь говорить с духом-драконом? Он как-то даёт о себе знать? Кайши, оправившись от шока, отрицательно покачал головой: — Вообще ничего. Я не могу снять шнурок, он будто проходит сквозь пальцы. И я чувствую сферу духовной энергии на груди, она словно является продолжением моей души. На этом всё. Я не слышу его, не чувствую присутствия.

— Странно это всё, — протянул дух, — он будто бы все ещё находится в анабиозе, но почему? Возможно, он не ощущает связи с тобой. Кайши, это очень важно. Я знаю, ты не сумел очистить душу, находясь в Лианьюй столько времени, потому что не нашлось наставника, что помог бы тебе. Но ты должен приложить все усилия, иначе, боюсь, мы все рискуем погибнуть. Этот сон — не случайность. Вероятно, это предупреждение, ниспосланное мне. Сейчас я постараюсь указать тебе направление, но не уверен, что смогу осветить весь путь. Практики давно не было. Остальное зависит от тебя. Найди Цинлуна в себе и заставь его проснуться. Рёку, ты наблюдай за тем, что происходит вокруг, и вытяни меня, если что-то пойдёт не так. Управляться с Хайченом ты более-менее научился, должен справиться.

Мальчик растерянно кивнул. Ситуация принимала-таки непредвиденный оборот. Остаться в переулке одному, даже с учётом того, что сюда мало кто суётся, было страшновато. Тем временем Янши выскользнул из кокона, раздулся до размеров скаковой лошади, приблизился к Кайши, окутал его целиком, а затем весь впитался в него, словно вода в песок. Парень вскрикнул от неожиданности, но мгновенно будто отключился, застыв неподвижно, а из его чёрных глаз брызнул очень яркий синий свет. Вокруг деревянного кулона закружились такие же яркие символы, окутав грудь целиком синим светящимся коконом. Рёку в изумлении уставился на эту картину, но больше ничего не происходило. Кайши так и стоял не шелохнувшись, как светильник на ножках, а «эфир» погрузился в молчание.

Долгое время спустя мальчик устал стоять и пялиться на застывшую фигуру, опустился на землю и уткнул лицо в согнутые в локтях руки, скрестив их на коленях. Неизвестность тревожила его, воспоминания о сне навязчиво лезли в голову, беспомощность раздражала. Но постепенно он устал бояться, мысли сместили фокус к дому, он стал размышлять, могул ли они позволить себе ещё одну кровать, где удобно будет её разместить, почему Кайши не принимает ванну, но остаётся совершенно чистым, и если это из-за того, что он — душа, то на кой он жрёт тогда за троих. В какой-то момент что-то в переулке неуловимо изменилось. Как будто разом исчезли все звуки. В Лианьюй, конечно, было в целом намного тише, нежели в его мире, особенно неподалёку от базарной площади. Однако эта новая тишина была другой, пугающей, давящей на перепонки, холодной и липкой, как темнота Безликих врат.

Рёку подскочил и взмахнул фонарём, вынуждая Янши вернуться. С трудом дух вырвался из тела Кая, будто успел слиться с ним, и, уменьшившись мгновенно, нырнул в Хайчен. — Дело плохо, — утвердил он, моментально считывая мысли Рёку, — нужно бежать как можно быстрее, хватай его, я помогу. — Что, в смысле, мы не можем победить того, кто нападает? — засуетился мальчик, впервые ощутив тревогу священного духа. — Он нам не по силам, — констатировал Янши, — здесь справится только Цинлун, но Кайши всё ещё не видит путь. Я не успел помочь, теперь остаётся только бежать. — Куда? — паникуя, выкрикнул Рёку, — во врата? — Нет, туда нельзя, — остановил его Янши, — этот дух силён и может последовать за нами, а я там буду совершенно бессилен. Беги к выходу из города, жители не должны пострадать. Хватай его на плечо, ну же, быстрей! Рёку подчинился, в считанные секунды справившись с ненужной паникой, покрепче сжал раненой рукой фонарь, ярко засиявший голубым светом, здоровой рукой взвалил Кайши на плечо, охнув от натуги, но тут свет от Хайчена устремился в его тело, и мальчик, как и вчера, легко побежал, унося рослого товарища, касавшегося мостовой кончиками пальцев, подальше от опасности. Клубившийся вокруг них песчаный вихрь зарыскал было, потеряв добычу из виду, а потом метнулся следом, направляемый уверенной рукой.

— Янши, что же нам делать? — взмолился на ходу Рёку, почувствовав затылком надвигающуюся опасность, от которой они никак не успевали скрыться. — Бежать столько, сколько сможем, и надеяться, что Кайши отыщет в себе Цинлуна прежде, чем мы всей честной компанией сгинем, погребённые песчаной бурей, — лаконично ответил дух, продолжая наполнять тело мальчика своей священной силой. И тут их накрыло. Песчаная волна взвилась, словно цунами, и опала на них сверху, придавив всей мощью, чудовищным весом, закрыв всякий свет, кроме того, что излучали сами духи. Янши успел укрыть мальчиков собой, как защитным коконом, но долго им было не протянуть без воздуха, а песчаная гора всё нарастала над ними, придавливая сильнее и сильнее, грозя расплющить их о землю.

Рёку впервые за столько лет вспомнил слова молитвы, но решил, что это глупо, и принялся тормошить Кайши, зажатого с ним внутри духа-рыбы, хлопая его по щекам, пытаясь заглянуть в глаза, из которых продолжали бить синие лучи, и взывая к нему мысленно, срываясь то на угрозы, то на мольбы: — Кай, очнись, зараза такая! На кой черт ты весь такой из себя неисчерпаемый запас энергии, а толку от тебя ноль? И зачем вообще тебя нам подсунули? Работали бы с Янши спокойно дальше, и забот не знали. Кто позаботиться о Шиэр? Слышишь? Отвечай! Вдруг слезы сами брызнули из глаз, и Рёку зарыдал во весь голос, чего не делал уже много лет. Его рыдания наконец достигли души, не находившей десятилетиями смысла, не видевшей света, не искавшей пути. От груди Кайши отделилось нечто, напоминавшее сначала пресловутое насекомое-палочника, и начало разрастаться, вырвавшись сквозь зыбкое тело Янши наружу, в эпицентр песочного вихря, обратившись огромным, великолепным, ослепительно сияющим ленточным драконом, изрыгавшим невыносимо-яркое синее пламя, заставлявшее песок не просто плавится, а моментально испаряться, исчезая в воздухе, обращаясь в неосязаемую слабо серебрившуюся пыль.

Когда все до единой песчинки исчезли, оставив Рёку лежать на земле, едва в силах держать глаза открытыми, его взору открылась невероятная картина. Янши, израсходовавший все запасы энергии, что взял у мальчика, едва добрался до Хайчена и нырнул в него, изрядно поблёкший. Кайши, напротив, светился теперь весь от кончиков волос до пят, двигаясь как сомнамбула в сторону источника песчаной бури, отчаянно пытавшегося сейчас скрыться, утратив своё грозное оружие. Цинлун сменил форму, обратившись гудящим роем серебряных пчёл, и, когда Кай взмахнул руками, будто направляя их к цели, жужжащее войско со звуком пересыпающихся монет в сокровищнице бросилось в атаку.

Рёку и моргнуть не успел, а пчёлы уже достигли цели, в мгновение ока распылив на атомы противника. Он даже не сумел разглядеть, на что в этот раз было похоже существо, утратившее свою изначальную форму давным-давно. Вот только, повинуясь сиюминутному порыву, Рёку сжал в руке покрепче фонарь и бросился к тому месту, не опасаясь довольно жужжащих пчёл, и очень быстро обнаружил искомое. — На этот раз не ветка, — произнёс он удивлённо, разглядывая дивной красоты заколку-гребень для волос, инкрустированную диковинными самоцветами, переливавшимися, подобно звёздам в ясную ночь. «Что за дух-самодур мог принять такую безвкусную форму?» — озадачился Рёку. — «Может быть, эту штуку кто-то обронил, и мне следует поискать лучше?» Но песчаная буря слизала подчистую даже мелкий сор с площади, на которой развернулась битва, к тому же сколько ни лазил мальчик по земле, ничего больше не нашёл.

Гребень смиренно лежал в его ладони, и Рёку спрятал его за пазуху, намереваясь вернуться к этому вопросу позже. Следовало разобраться с делами насущными. Кайши стоял посреди площади, напоминая пугало от ворон, светясь факелом и совершенно утратив связь с миром. Серебряный рой кружил вокруг него, потеряв «сигнал связи», как любил шутить после сам Кай. Янши прохлаждался внутри фонаря, отрубившись сильно раньше времени. Рана на ладони Рёку успела затянуться, поэтому он вновь использовал акант как нож, щедро обагрив кровью Хайчен, и едва Янши распахнул бриллиантовые глаза, накинулся на него с упрёками. Но дух заинтересовался проблемой поважнее душевных страданий мальчишки, мгновенно исцелил его руку, синяки да ссадины, и, покинув многострадальный свой фонарь, вновь погнувшийся во время песчаной бури, устремился к телу Кая, на этот раз нырнув бесцеремонно ему в ухо.

Рёку решил не оскорбляться на этот раз и принялся фонарь починять, не забывая пытливо разглядывать пчелиный рой и трепыхавшегося Кайши, внутри которого сновал дух-рыба, то ли ведя задушевные беседы с Цинлуном, то ли высказывая нерадивому его симбионту за потерю контроля. Наконец манипуляции Янши возымели эффект, Кай дёрнулся, будто от разряда тока, синее ослепительное свечение, исходившее от его тела, плавно втянулась внутрь, он тряхнул головой и уже осмысленно обвёл взглядом площадь. Янши вынырнул из его уха и разросся до размеров большой тыквы, уставив рог в сторону роя и словно указывая им на что-то Каю. В их разговор Рёку не посвятили, что было ему неприятно, но, скорее всего, он бы просто ничего не понял. Здесь ныне царили совсем иные силы, энергии, принадлежавшие Лианьюй безраздельно, и мальчик, гость в этом мире, не имел к ним прямого отношения.

Повинуясь указанию Янши, Кай воздел руку к серебряному рою, сделал несколько едва уловимых пассов, и пчелы как по мановению волшебной палочки сжались всей массой своей в плотное образование, опустившееся на землю подле него и медленно обретавшее иную форму. Из сияющего сгустка проявились сначала аккуратные босые ступни, потом длинные ноги, ещё длиннее, чем у Кая, изящное стройное тело в элегантном облачении, холёные руки музыканта с тонкими длинными пальцами, гибкая шея, узкое лицо с раскосыми глазами, светло-серыми, будто у волка, обрамлёнными густыми веерами угольно-черных ресниц, длинные и очень гладкие волосы, разметавшиеся по плечам, а в довершение вытянутые острые уши, мало вязавшиеся с его образом, на сияющих кончиках которых переливались синим пламенем искусно выполненные украшения.

Весь он был словно пущенная стрела, или же горная река, стремительный, подвижный, взволнованный. Стройный, как кипарис, на две головы выше Кайши, он вызывал благоговение одним своим видом. Рёку уставился на него снизу вверх, задрав шею до боли, и впервые искренне позавидовал чьей-то внешности. «Вот бы стать таким же высоким», — подумал он с восторгом, впившись глазами в эти бесконечные, как стебли бамбука, ноги. Дух-дракон, будто услышав его мысли, в два шага преодолел разделявшее их расстояние, игнорируя и Янши, и Кая, и склонился к Рёку, внимательно пробежавшись по нему лучистыми глазами, улыбнулся лукаво и произнёс ласково и беззаботно: — Станешь, крошка! А сейчас давайте праздновать победу!

Рёку уронил челюсть, потерянным взглядом уставившись на Янши. Он-то думал, что его симбионт странный, но этот дух поражал всякое воображение. Кайши тоже открыл рот от удивления, а Янши закатил глаза, как это умел делать только он, и сочувственно посмотрел на Кая: — Намучаешься ты с ним, — прозвучал его журчащий голос в сознании всех присутствующих. Цинлун встрепенулся и полюбопытствовал: — С чего это вдруг? Я само очарование! — Да, да, — кивнул Янши, — сделаю вид, что не знаком с тобой с момента сотворения. Поднимайся, Рёку. Если Цинлун желает праздновать, нам его не остановить. В этот вечер мальчикам действительно не удалось вернуться домой. Дух-дракон так разошёлся, что оккупировал целый ресторан для священных духов, расположенный на самой высокой горе из тех, что окружали город, нисколько не смущаясь пил и веселился, хотя работа только началась, и радоваться, в общем-то, было пока нечему.

Кайши сидел весь бледный, соболезнуя самому себе, а шёлковый шнурок, опустевший без украшения, вызывал у него мысли об удавке. Янши бессовестно скрылся в фонаре, утверждая, что не выдержит такого позора, а Рёку мечтал о том, чтобы вернуться домой и отдохнуть, но бросить Кая не мог. Увидев его мощь в бою, мальчик кристально осознал, что их судьбы теперь связаны, и какой бы тяжёлой ни была предстоявшая им работа, они обязаны выполнить её вместе. О гребне, покоившемся у Рёку за пазухой, в праздной суете все благополучно позабыли.

— Фиу-у-у-у-у-у-удхша-а-а-а-а-а-а-ассса-а-а-а-апшшшшшшш… — вновь и вновь разносилось над головой, когда очередной фейерверк взрывался в небе, осыпая растерянных Кайши и Рёку тысячами едва различимых мельчайших осколков, сияющих ослепительной россыпью бриллиантов, разящих при этом, вопреки великолепию сей картины, словно безжалостный шквал острейших клинков. Не защищай их Янши своим раздувшимся телом, мальчишки давно превратились бы в ходячее олицетворение поговорки餐风饮露[cānfēngyǐnlù] («питаться ветром и пить росу» — о крайней степени нищеты, когда одежда сплошь покрыта прорехами, а тело — ранами).

Бой длился уже давно, а Цинлун всё никак не появлялся, безалаберно покачиваясь на шнурке, обвивающем шею Кайши, сохраняя вид резного деревянного украшения, наотрез отказываясь как-либо реагировать на требования Кая принять участие в битве, в которой, собственно, и сам симбионт лазурного дракона мог сильно пострадать, потеряв огромные запасы энергии, и лишить Цинлуна пропитания очень надолго. Янши тоже не имел возможности достучаться до безответственного товарища, кутившего всю ночь так, что утратил в результате всякую связь с собственной реальностью. Дитя первородного источника вынуждено было перманентно укрывать подопечных от непрерывных атак чудовищно-сильного соперника, обрушившего свою мощь на них слишком неожиданно.

Нечто, напоминающее то ли гигантское жерло пушки, то ли устремляющуюся в небо нефритовую колонну, незамедлительно принялось изрыгать в небо один за другим колоссальной мощи залпы недосалюта, нещадно осыпая Рёку, Кая и Янши хрустальными искрами, стоило только троице появиться на до боли знакомой площади, где совсем недавно был обезврежен инкрустированный алыми рубинами злосчастный гребень.

Когда Рёку, отчаявшийся было вновь увидеть сестру, малодушно стал размазывать по лицу слёзы отчаяния, Кайши заметил это краем глаза и, как в прошлый раз, поймал ульту, одним лишь резким толчком энергии вышвырнув Цинлуна из своего тела, да так, что дракон, пребывающий в своей нежной человеческой форме, кубарем покатился прямо к подножию агрессивно атакующей их нефритовой колонны, и сию секунду был утыкан тончайшими осколками, как дикобраз иглами. Взбешённый таким беспардонным отношением к совей неприкосновенной персоне, синий дракон, не имеющий возможности отыграться на симбионте, выместил гнев на том, кто очутился к нему ближе всего.

По счастливой случайности это оказался их соперник, который в ужасе бросился наутёк, молниеносно отрастив в основании колонны несколько сотен крошечных членистых ног, похожих на крабьи, узрев необузданную ярость в глазах Цинлуна и невыносимый блеск его пильчатых зубов, похожих в тот миг на акулью пасть. Да только на таких ножках не убежать от разъярённого полубога, во что бы то ни стало вознамерившегося потешить своё эго, и к тому же в очередной раз покрасоваться перед человеком, который весьма заинтересовал своим потенциалом расчётливого лазурного дракона.

Рёку и правда замер в изумлении, наблюдая, как Цинлун с хрустом обгрызает непонятное существо, слабо вырывающееся и размахивающее бесполезными крабьими ножками. Только нефритовая крошка дождём летела во все стороны. Янши, обессиленный, медленно сдулся и поскорее влетел в свой Хайчен, напитанный, как и полагается, кровью мальчишки. Он наскоро залечил руку, исправно сжимавшую кольцо фонаря, восстановил тело Рёку и отрубился, распластавшись на дне Хайчена, подобно дохлой селёдке, как в первый день их знакомства, наплевав на то, что будет дальше. А дальше было «весело».

Цинлун сгрыз поверженного соперника без остатка, только выплюнул предмет, застрявший в ставших уже нормальными зубах. Рёку скорее подобрал его, и пока Кайши набросился на симбионта, высказывая своё «фи» относительно его безответственного поведения, что, в целом, нисколько не смутило балагура и повесу, по неясной причине являвшего собой такого важного для Лианьюй персонажа, изучал нечто, оказавшееся у него на ладони. По телу пробежал неясный холодок. Тогда ещё мальчишке не было известно, что непонятный предмет назывался друзой горного хрусталя. Но необъяснимое притяжение и великолепие крошечной вещицы, отдалённо напоминающей остроконечную миниатюрную диадему, привело его в неописуемый восторг. Рёку поскорее спрятал сокровище в бархатный мешочек, таящийся всегда в его рукаве для надёжности, и, закрепив Хайчен на поясе, заспешил к Кайши, неустанно распекавшему скучающего Цинлуна.

Едва поравнявшись с Каем, Рёку краем глаза уловил неясное движение в противоположном углу площади, прямо там, где располагался переулок с Безликими вратами, в который его компания, собственно, и направлялась до стычки с нефритовой пушкой на крабьих ножках. Какие-то невнятные личности, довольно богато одетые для Лианьюй, пытались проникнуть в переулок, но им настырно мешали. Невысокий юноша, выглядевший довольно мощным, коренастый, широколицый, с длинными белыми волосами, зачёсанными в высокий хвост. При этом непослушные пряди выбивались из причёски и спадали ему на лицо, мешая, от чего он всё время раздражённо встряхивал головой, как большой пёс, продолжая непущать нарушителей к Вратам.

От удивления лицо Рёку вытянулось, не в силах вымолвить и слова, он дёрнул Кая за рукав. Тот с неудовольствием воззрился на мальчишку, но не удостоившись ответа, проследил за его взглядом и тоже оторопел. Не каждый день в Лианьюй заметишь такую картину. По обыкновению души в принципе не могут знать расположения Безликих врат, не то, чтобы пытаться пройти их. А тут целая делегация. Без лишних слов Кай рванул туда, Рёку поспешил за ним, Цинлун же, раззадоренный предыдущей битвой, рванул к месту стычки душ быстрее всех, молниеносно приняв форму ленточного дракона, изрыгающего в небо ослепительные языки синего пламени, переливаясь лазурными боками в вышине, с удовольствием резвясь в воздухе краткие мгновения, что занял для него этот отрезок пути.

Обрушившись на толпу всей своей драконьей тушей, Цинлун хвостом разметал борющуюся троицу по разным сторонам и хотел уже было попрыгать по ним массивными когтистыми лапами, не сильно заботясь о том, на что будут похожи их тела после таких поползновений, но Кай, подоспевший как раз вовремя, властно прикрикнул на симбионта, и тот с неудовольствием втянулся сам в себя, возвращаясь на шнурок формой насекомого-палочника и впиваясь жадно в грудь Кайши острыми коготками. Парень, казалось, даже не заметил этого, а Рёку по привычке поёжился, но поторопился отвлечь внимание друга от Цинлуна и сконцентрировать его на телах, разбросанных его мощью. Вот только два тела умудрились очухаться и куда-то свинтить. На мостовой остался лежать, разметав по сторонам руки, только светловолосый парнишка.

Рёку и Кайши склонились над ним, с любопытством изучая красивое лицо, светлые брови и густые, сливочного цвета ресницы, широкий нос с маленькой горбинкой, большие, плотно закрытые глаза, сжатые в полоску розовые губы, острые скулы и тяжёлый подбородок. — Арийская внешность, — пояснил Кай, — или славянская. Не помню. Может быть, он вообще не из моего мира. Но контраст любопытный. Эдакий амбал с милым личиком и скверным характером. — С чего ты взял, что у него скверный характер? — Изумился Рёку. — Да так, — хмыкнул Кайши, — видал я эдакий типаж у себя на родине.

Беззаботную болтовню прервал удивлённый возглас Рёку: — Ауч, жжётся, и не огнём, как будто холодом! За воплем последовал широкий жест, даже уместно сказать, щедрый. Рёку махнул рукавом, по стечению обстоятельств, в сторону уютно разлёгшегося на булыжниках мостовой парнишки, ставшего нечаянной жертвой Цинлуна. Из рукава вылетел бархатный мешочек и шлёпнулся в аккурат на точёный нос блондина, не подозревавшего о том, во что он оказался втянут волей случая, судьбы или же собственной, всегда наказуемой инициативы. Не нарушая самого исполняемого закона — закона подлости, из развязавшегося мешочка, резво перебирая тончайшими членистыми ножками, выползла крошечная друза хрусталя, взбежала по переносице на широкий, обрамлённый светлыми прядями лоб, устроилась ровно в центре него и с поразительной наглостью вцепилась заготовками в гладкую, не тронутую морщинами кожу.

Кайши, видящий подобную картину впервые, испуганно пискнул, Рёку, успевший попривыкнуть, шлёпнул себя ладонью по лицу. — Вот я кретин, — простонал он, — надо же было на те же грабли дважды прыгнуть… Теперь ещё одно чучело с собой тащить. Кай не обиделся на чучело, вместо этого мысленно отвесил Цинлуну чапалах, начиная привыкать к собственной силе и возможности так бесцеремонно обращаться с полубогом, который сам, в общем-то, на этот симбиоз подписался. Лазурный дракон нехотя выполз из груди Кайши, увеличиваясь в размерах и принимая человеческую форму, и скучающим взглядом воззрился на тело, украшенное почти звездой во лбу. — Мои поздравления, — процедил, вопреки обыкновению, недовольный жизнью в целом и ситуацией в частности Цинлун, — теперь эта крокозябра будет отравлять нам веселье дни и ночи напролёт. Я бы предпочёл встретить Хуанлуна, нежели этого нытика.

Рёку и Кайши удивлённо переглянулись и во все глаза уставились на распростёртое на камнях тело. — Ты его знаешь? — Недоверчиво спросил Кай. — Не мальчишку, — отмахнулся синий дракон, — я знаю штуковину у него на лбу. И помяните моё слово, он вам не понравится. — «Как будто ты нам сразу понравился», — усмехнулся мысленно Рёку, успевший от потрясений позабыть, что они вчетвером слышат друг друга и без слов. Он поперхнулся от этой мысли и виновато опустил глаза. — Вот же ж засада… Как теперь вообще думать о своём в Лианьюй? — Простонал мальчик, на этот раз вслух, не желая впредь заботиться о цензуре потока сознания. Его стенания прервал тихий стон, издаваемый душой, чьим присутствием собравшиеся опрометчиво пренебрегли.

Очень кстати в Хайчене оживился Янши, медленно пробуждаясь ото сна, потребовал от Рёку дозу крови, восполнил нехватку сил и отважно принял на себя миссию по введению в курс дела новоприбывшего, осоловело хлопавшего глазами и ещё не подозревавшего о том, какое «счастье» на него свалилось. Цинлун с чувством выполненного долга откланялся и вернулся поскорее на шнурок, избегая присутствовать при скучных нравоучениях Янши, к тому же опасаясь попасть тому под горячую руку и выслушивать всё то, что первородный дух о нём думает. Тем более, что Цинлуну это было и так известно.

Кай и Рёку пристроились у стены возле переулка, поглядывая на парящего духа и глупо таращившегося на него блондинчика, перекидываясь мысленно фразами, какого они мнения о происходящем, и строя предположения, что их ждёт дальше. Задумавшись, Рёку скользил взглядом по камням мостовой и в какой-то момент застыл с раскрытым ртом, а глаза его всё расширялись, грозя залезть на лоб. Кайши удивлённо дёрнул того за рукав: — Что там? — Бусина… — просипел Рёку и на четвереньках бросился наутёк в противоположную сторону от находки. Впечатления переполнили его детскую голову, и Рёку предпочёл прикинуться ветошью, лишь бы не быть причастным к новому "подарочку". Кай пожал плечами, подобрал жемчужинку, довольно крупную, красиво переливающуюся на солнце перламутровым бочком, и продемонстрировал её Янши, который закончил высокопарную лекцию для блондинчика и гадал теперь, понял ли он хоть что-то из сказанного Янши, или с Рёку прежде духу ещё несказанно повезло.

Увидев жемчужину, Янши аж прослезился, произнёс эхом прокатившиеся в сознании присутствующих слова: — Я был уверен, что ты погиб, брат. Похоже, что мы чудом успели предотвратить сейчас именно это. Я счастлив, что ты с нами,一只保存着古老根基的白虎，一击不漏[yī zhǐ bǎocún zhe gǔlǎo gēnjī de báihǔ，yījī bù lòu] (Хранящий древние устои, разящий без промаха белый тигр). Скорее всего, хрустального дракона подослали отвлечь нас как раз для того, чтобы избавиться от этой жемчужины. Знакомьтесь, друзья, это Байху. Я полагаю, что его симбионта убили, от него самого тоже хотели избавиться, как недавно пытались уничтожить меня. Им почти это удалось, но наш новый друг оказался здесь как нельзя кстати, к тому же недюжинная духовная сила позволила ему приблизиться к вратам. Что ж, очень удачно, что мы так быстро нашли симбионта для хрустального дракона, хоть я и подозреваю, конечно, что никакое везение и случайности тут ни при чём. К слову, его зовут Шуйджин 水晶龙[Shuǐjīng lóng]. Теперь наша первоочередная задача отыскать достойного соратника для Байху.

— Не-не-не, постой-ка, — возмутился Рёку, — наша первоочередная задача покинуть уже наконец-то Лианьюй, позаботиться о моей сестре и как следует отдохнуть! Всё остальное — потом! Кайши согласно кивнул: — Рёку прав, Шиэр совсем одна, и она страшно волнуется за брата. Мы не можем дольше заставлять её ждать. Парнишку возьмём с собой. Как тебя зовут? — окликнул Кайши всё ещё сидевшую на земле и ошалело таращившую на них глаза душу. — Мэлс, — проронил блондинчик, и Рёку отметил, что голос у него весьма приятный, бархатный и низкий, как у его покойного отца. — «Наверное, мы и с ним подружимся», — с надеждой подумал мальчик, чувствуя, как закованное в ледяную броню сердце потихоньку начинает оттаивать.

* * *

Янши провёл последний инструктаж для Мэлса, с чистой совестью уютно устроился в Хайчене и моментально отрубился, стараясь восстановить духовную энергию, слитую сегодня подчистую. Руку симбионта он предусмотрительно восстановил, никогда не забывая о своём маленьком спасителе, что очень льстило Рёку. Он ступил в Безликие врата первым, за ним со смесью ужаса и восхищения на лице крадущимися шагами следовал новичок, замыкал процессию Кайши, на груди которого слабо светился Цинлун, уже накушавшийся с лихвой энергии своего мощного симбионта и вновь принявший вид безобидного кулона. Мэлс с ужасом взирал на штуковину, торчавшую прежде из груди Кая, но, когда понял, что от его лба тоже исходит нежный серебряный свет, едва не завопил и сдержался только из благоговейного ужаса перед Безликими вратами.

Выйдя из подвала уже в своём мире, Рёку мысленно приказал остальным молчать и соблюдать полную тишину, тем более что в его мире, как и в прошлый раз, был поздний вечер, и привлекать к себе лишнее внимание было опасно. — «Повезло, что Мэлс достаточно силён, чтобы идти самостоятельно. Или это Шуйджин слаб? Впрочем, не важно, не до того сейчас», — размышлял сам с собой Рёку, не сильно расстраиваясь, что его мысли доступны теперь всем подряд. Позже Кайши, изыскавший способ блокировать приватные думы, научит этому Рёку, а сейчас мальчик решил, что и так сойдёт. Главное, что его размышления не слышит Шиэр.

Едва заслышав снаружи тихий шелест шагов, сестрёнка выскочила на порог и бросилась в объятья брата, повиснув у него на шее. Рёку поскорее увлёк её в дом, пряча слёзы Шиэр от чужих глаз, его свита проследовала за ним. Спустя долгие часы расспросов, признаний, клятв, знакомства с новичком, обсуждения его персоны, поисков мест для отдыха, уговоров не волноваться, пожеланий добрых снов и прочей суеты, Рёку наконец-то устроился в своей грубой постели и едва уронил голову на подушку, как сразу отрубился, провалившись в царство грёз и надеясь на блаженный и крепкий сон. Надежды, по обыкновению, не оправдались. Во сне Рёку метался, рвался, скулил, свалился на пол и до самого утра не мог вырваться из липкого бреда, заменившего ему живительные сновидения.

Он видел Шиэр, её слёзы, заламывание рук, неясный силуэт рядом, что, кажется, тоже оплакивал кого-то и подвывал в такт стенаниям сестры. То ли это был он сам, то ли кто-то другой, этого Рёку не сумел понять. Над кем склонились страдальцы, мальчик не мог разобрать, да и не стремился, пожалуй. Он куда-то бежал, падал, поднимался, ловил взглядом ускользающий силуэт, гадал, кто это мог быть, силился рассмотреть, догнать, но вновь и вновь упускал. Казалось, это был отец. Но в следующую секунду мерещилась молодая женщина, потом седовласый старец, ребёнок не старше самого Рёку, и снова кто-то, больше похожий на Кайши, брата или отца.

Проснувшись утром совершенно разбитым, Рёку с превеликим трудом соскрёб себя с пола, натаскал воды, вскипятил, набрал купель и очень долго, пока вода полностью не остыла, лежал в ней, приводя мысли в порядок. От размышлений его отвлёк отчаянный вопль сестры. Рёку в ужасе выскочил из купели, наспех обернувшись полотенцем, и рванул на крик. От картины, представшей перед ним, мальчик сполз на пол, забыв напрочь о том, что кто-то может увидеть его в столь непрезентабельном виде, а такая поразительная беспечность была для него абсолютно несвойственна.

Шиэр стояла перед зеркалом, видно было, что она прихорашивалась и только что собрала волосы в высокую причёску, украсив её тонкой работы гребнем. Крупные рубины, которыми был инкрустирован гребень, были девочке очень к лицу. Вот только это был тот самый гребень. Почувствовав неладное, Шиэр попыталась вынуть гребень, однако дотронуться до него не сумела. Испуганный вопль привлёк внимание всех гостей и хозяина дома. Но и они не в силах были тут помочь. Шиэр стала симбионтом красного дракона. Её путешествие начнётся сегодня.

Кайши и Мэлс подняли Рёку с пола, усадили на кровать, попытались привести в чувства, но мальчик замкнулся, сверлил взглядом стену и никак не реагировал. Кай попытался поговорить с Шиэр, но она по-прежнему не понимала его, и тот был в смятении, недоумевая, как следует поступить. Мэлс, плохо ещё понимающий всю соль произошедшего, сидел на постели возле Рёку и поглаживал его по руке. Спустя время мальчик лёг, отвернувшись к стене, и сделал вид, что спит. Кай, успокаивающий тихо плачущую Шиэр тёплыми словами, которых она всё равно не понимала, подозвал Мэлса и мысленно произнёс: — Мы не можем просить совета у Янши, потому что Рёку нас не слушает, а без него Хайчен не наполнить энергией. Но мы можем пойти в Лианьюй и спросить ответ с Цинлуна. Нужно только убедить Шиэр пойти с нами.

Мэлс нахмурился: — Это слишком опасно. Девочка мала, совсем крошка. Сам знаешь, какие отбросы шастают нынче возле врат. Она не сможет ничего предпринять, чтобы защитить себя. — А мы на что? — возмутился Кай. — За тебя не знаю, — веско возразил Мэлс, — а вот я ни бельмеса не разбираю в этих ваших штуках. Что там мне Янши парил — всё равно я ничего не понял. И что я буду делать с этой хренью во лбу? Только что использовать собственный лоб, как оружие. Шишка там дюже крепкая. — Не паникуй, — осадил Кайши, — разберёмся. Оставлять всё как есть точно нельзя. Рёку не обычный мальчик, есть у него какая-то особенность. И если мы сейчас ничего не предпримем, страшно подумать, как на нём отразится случившееся. И девочку следует успокоить. Она и за себя боится, и за брата, и речи нашей не понимает. Так и с ума сойти не долго.

Мэлс наконец согласно кивнул: — Но как мы её уговорим-то? — Пока не знаю, — отмахнулся Кай, — по ходу разберёмся. Он взял Хайчен Янши, показал его Шиэр, поставил фонарь у изголовья Рёку и жестами попытался объяснить, что брату плохо и на улицу он не выйдет. Меж тем, подавая знаки, Кай показал на дверь, на себя и Мэлса, на свой кулон, кристалл во лбу блондина, а в довершение на гребень в волосах Шиэр, намекая на то, что им троим следует проследовать туда, откуда эти странные штуки появились. Девочка испуганно заморгала, потом задержала взгляд на брате, на фонаре, на спящей рыбке внутри, как она до сих пор звала великого первородного духа, и, смелея, утвердительно кивнула.

На Шиэр было великолепное струящееся платье, похожее на яркое пламя разгорающегося костра, лёгкое, придающее движениям грации и вместе с тем мощи, уверенности, твёрдости. Девочка совершенно забыла, как неподобающе она одета для опасного путешествия, однако именно образ, выбранный случайно, стал её ключом к дальнейшему успеху во всех начинаниях в Лианьюй, и не только её, но и постепенно собирающегося отряда разносортных поборников справедливости, невольных симбионтов сильнейших существ того мира, древнейшего, важнейшего, являющего собой центр всего.

* * *

Странного вида процессия не могла не привлечь к себе лишнего внимания. Девочка в огненно-алом платье, странного вида парни, один чрезвычайно высокий для этих мест, другой, напротив, приземистый, но широкоплечий, со странными причёсками, в непонятной одежде, с какими-то светящимися штуками на теле — всё это заставило Та́йгу красться за молодыми людьми до самой подворотни, в которой они скрылись одновременно, поминутно оглядываясь, будто опасались преследования. Юркая девушка, прекрасно отточившая с годами голодной жизни на улице навык сокрытия присутствия, легко сумела остаться незамеченной. Она подождала пару мгновений, скользнула в переулок, заметила возле помойной кучи зияющий в стене чёрный провал, нырнула бесстрашно в тьму подвала, чутко прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов, и бесшумно последовала за ними.

Много раз после Та́йга задумывалась, как могла сложиться её жизнь, не заметь она всполохов невесомых алых юбок платья Шиэр? Не решись она юркнуть в подвал вслед за процессией? Побойся она густой, звенящей, душной темноты врат? Ответа всё равно не было. Испугавшись тогда резкой смены направления, девушка рванула вверх что было мочи и, выскочив из подвала уже по другую сторону, сразу получила хлёсткий удар по глазам, лишившись зрения, не понимая, что за кутерьма творится вокруг неё, сжимаясь от звука ударов, сыпавших градом на кого-то повсюду, а потом что-то изменилось. Мир в её голове засиял всеми переливами радуги, окрасив следом мир внешний. Повреждённые глаза полностью восстановились, открылись новому свету, новой жизни, взглянув на всё иначе, с теплотой и доверием, которых Та́йга не знала никогда прежде.

Девушка поняла, что сидит верхом на огромном белоснежном тигре, лишённом полосок, но вместо них на шкуре с обеих сторон красовались символы, значение которых Та́йга узнала каким-то наитием, словно у неё в голове подкрутили нужные настройки. Они гласили «Хранитель истины»真理的守护者[zhēnlǐ de shǒuhù zhě] (Дженли дэ шоуху дже), что заставляло проникнуться к величественному созданию ещё большим уважением. Ведь истина неведома никому, а значит, единственный её хранитель может стать ключом к разрешению любой задачи.

У себя на лбу, аккурат над бывшей раной, девушка нащупала странное украшение, похожее на диадему, резное, ажурное, гладкое на ощупь и очень холодное. В центре его покачивался миниатюрный сосуд в форме октаэдра с плавными, скруглёнными и закрученными в одном направлении гранями, полый внутри, но от него исходил слабый серебристый свет, едва уловимый периферическим зрением. На безымянном пальце левой руки красовалось такое же ледяное кольцо, на котором с внутренней стороны скрывался крошечный шип, не способный травмировать грубую кожу ладони, однако с лёгкостью бы ранивший нежную и тонкую, например на лице.

Рядом с девушкой стояли странные люди, целая толпа, они улыбались ей, говорили какие-то приятные слова, которые она понимала, но не успевала осмыслить. Внезапно за спиной раздался топот шагов, сначала очень далёкий, приглушённый плотным занавесом подвальной тьмы, потом он стал громче, и в следующий миг прямиком в тигра врезался вылетевший пулей из Безликих врат мальчишка лет одиннадцати на вид, очаровательный и белокурый, со странного вида фонарём в окровавленной руке. Внутри фонаря металась сияющая роскошью драгоценных камней маленькая рыбка. — «Я тебе покажу рыбку!» — вспыхнули в сознании обжигающие символы, и тут же погасли, слизанные волной прохлады. — «Спокойно, Янши», — зазвучал бархатный голос, чарующий и такой тёплый, что девушку мигом потянуло в сон, — «всё уже хорошо, не ярись. Девочка в порядке, как видишь. Все целы. Я расскажу вам с твоим симбионтом, как всё было. А вы послушайте, не торопитесь, и не перебивайте. Я не люблю суеты».

* * *

Этот новый симбионт оказался ещё более нудным, пафосным и душным, чем Янши, решил про него Рёку, пытливо изучая Байху и всю остальную компашку заодно. Белоснежный тигр красноречиво пересказывал события пятиминутной давности, витиевато описывая, как на Кайши, Мэлса и Шиэр напали «чёрные души», так называемые прислужники оступившихся, потерянных, сбившихся с пути и избравших для себя единственной целью наживу, бессмысленную и бесконечную. Кай не успел даже выдернуть на свет Цинлуна, а Чжу-Цюэ, красный огненный дракон, уже покинула гребень, свою колыбель из шёлковых волос самого прекрасного и сильного духовно создания, когда либо встречавшегося на её пути, и дотла выжигала всякого, кто смел к ней сунуться, обратившись гигантским ленточным драконом, состоявшим целиком из языков пламени, заполнившим весь ставший в миг ещё более тесным переулок, проглатывая их и оставляя после себя лишь пятна копоти.

Чёрные души продолжали лезть бесчисленным кишащим ковром прямо из-под земли, прижимая остальных, и Кайши с Мэлсом приходилось не сладко. Благо, Цинлун в этот раз не заставил себя долго уговаривать и с восторгом засидевшегося без работы головореза принялся отгрызать своими чудными зубками головы нападавшим. После, обратившись в полу форму, с упоением давил их чудовищной мощи ногами, а когда наскучило — перекинулся роем серебряных пчёл, веселясь на полную. Мэлс тоже оказался решительным и храбрым защитником, совсем мало времени потратил на то, чтобы разобраться с сопротивляющимся его воле неженкой Шуйджином. Он заставил хрустального дракона обратиться сотней драгоценных скорпионов и уничтожать противников до единого, жаля чёрные души, от чего те осыпались сияющей крошкой.

В миг, когда Тайга появилась из врат, она подвернулась под руку кому-то из врагов, была ранена, но Шиэр, находясь под надёжной защитой Чжу-Цюэ, моментально бросилась к ней на помощь. Драконы в считанные мгновения уничтожили оставшихся противников, чей поток наконец-то иссяк, и ринулись девочке на подмогу. Чжу-Цюэ, приняв человеческую форму, обратившись полногрудой, широкоплечей, крутобокой девой в платье из чистого огня, с короной из раскалённого докрасна червонного золота, украшенной вместо драгоценных камней каплями кипящей лавы, покоившейся на огненных всполохах волос, порывалась прижечь рану своим пламенем, от чего у человека мог остаться жуткий шрам. Шиэр так накричала на неё, накинулась чуть не с кулаками, что красный дракон опешила и не посмела возразить.

Тогда на помощь пришёл Шуйджин. Он не смел говорить, пока бушевали Чжу-Цюэ и её маленькая хозяйка (назвать Шиэр простым симбионтом язык не поворачивался). Теперь же робко напомнил, что у Кайши в кармане лежит позабытая всеми жемчужина. Нельзя вылечить чужого симбионта или просто постороннего человека. Но собственному симбионту это под силу. А если девушка осмелилась пройти через Безликие врата, выдержала ужас боя, будучи ослеплённой, и не лишилась рассудка, значит и для слияния с Байху она подойдёт. Он предложил сотворить Хайчен для Байху, только магия хрустального дракона позволяла создавать такие вещи. Выбор Шуйджина пал на украшение, называемое в одном из бесчисленных миров «тика», оно настойчиво мелькало в мыслях его симбионта всё то время, что Мэлс разглядывал раненую девушку.

Прекрасно зная принцип работы Хайчена, Шуйджин сотворил также кольцо, которое облегчало бы процесс наполнения сосуда кровью. Мэлс сам надел его на палец Тайги, Шиэр же аккуратно закрепила тику на волосах девушки и поместила в центр октаэдра жемчужину. Долгие, томительные секунды, пока Хайчен наполнялся кровью Тайги, а вместе с ней духовной энергией, Кайши, Цинлун, Мэлс, Шуйджин, Шиэр и Чжу-Цюэ наблюдали за тем, как жемчужинка постепенно превращается в крошечный комочек сияющей ярче звёзд шерсти, затем в миниатюрную копию тигра, а после вырывается наружу ослепительным потоком белого света и обращается огромным, статным, грациозным зверем, верхом на котором восседает девушка, чьи широко распахнутые глаза наполнены мудростью и покоем, подобно всезнающему взгляду самого Байху.

Окончив рассказ, тигр воззрился на Рёку, переводя взгляд с него на Янши, Кая, Мэлса, обводя их всех по очереди, согревая и окутывая покоем, наставляя не торопиться, задуматься, очистить разум и открыться новому знанию. Рёку в этот момент разглядывал Шуйджина и едва не пропустил самое интересное. Хрустальный дракон выглядел по-настоящему хрупким. Его одеяние, укрывающее тело целиком, от белоснежной макушки до босых пят, напоминало кожу Янши. Оно тоже сияло, переливалось, источало слабый свет, казалось прозрачным, как водная гладь, эфемерным, как утренний туман, однако, попытайся Рёку дотронуться до него, он явно бы наткнулся на нечто весьма плотное. И совершенно непрозрачное, к тому же по ощущениям очень холодное. Даже на расстоянии от хрустального дракона веяло морозным утром в поле среди влажной от росы травы, или индевеющей, осыпавшейся разноцветным ковром листвы в более позднее время года.

Шуйджин был высок, как Цинлун, стоявший в шаге от него и скучающе разглядывавший новоприбывшую девушку. И так же высок, как Хуанлун, которого Рёку видел мельком ещё во время битвы с Цинлуном. Единственным невысоким в человеческой форме драконом из всех, что видел мальчик, оказалась Чжу-Цюэ, зато она была внушительно-широкой и на фоне щуплых на первый взгляд синего, жёлтого и хрустального выглядела намного сильнее и величественней. У всех драконов глаза были под стать имени: у Хуанлуна — янтарные, у Цинлуна — сапфировые, у Чжу-Цюэ — яшмово-кровавые. И только у Шуйджина они были иными, тёплыми, словно человеческие, непохожими на драгоценные камни. Глядя в его глаза, можно было увидеть бескрайние зелёные равнины, обдуваемые ласковыми ветрами, омываемые чистыми дождями, согреваемые нежными лучами солнца. В них таился покой, умиротворение, и вместе с тем бескрайний океан тоски. Почему хрустальный дракон выбрал такого заводилу, как Мэлс (а сомнений, что блондинчик — тот ещё фрукт, у Рёку после сегодняшнего дня не осталась), было загадкой.

Ему наскучило разглядывать Шуйджина, и, последовав примеру Цинлуна, Рёку принялся изучать новенькую из своего мира. Возможно, они были знакомы. Уж Тайга точно его узнала, невозможно было не примелькаться с его-то внешностью, особенно среди нищеты, где каждый день встречаются одни и те же хитрые физиономии. У девушки было необычное лицо, крупные черты которого вместе сочетались очень гармонично, и несмотря на то, что на первый взгляд оно казалось грубоватым, если приглядываться внимательнее, прелесть каждого мнимого недостатка обращалась даром небес. Высокий лоб, широкие скулы, увесистая челюсть, вкупе они делали лицо девушки прямоугольным. Пушистые, тёмные брови, довольно близко к ним глубоко посаженные глаза, не широкие, но очень вытянутые: внутренний уголок книзу, внешний — кверху. Нос прямой, узкий, с острым кончиком, чуть вытянутым к губам. Подбородок тоже выпуклый, очерченный резкими мазками, будто художник был не в духе, рисуя свою Киприду. Губы полные, широкие, яркие, графичные, на них застыл взгляд Мэлса, бесстыдно припавшего глазами к живому человеку. «Мэлс, что ты, всё-таки творишь…»

Окрик Янши раскалённым металлом обжёг сознание и выдернул Рёку из праздных размышлений: — Слушай Байху, это важно! — ярился дух-рыба, и мальчик изо всех сил постарался сконцентрироваться на болтовне тигра, опасаясь получить очередной нагоняй от симбионта. — Итак, — продолжил дух-хранитель истины, благодарно кивнув Янши, — на меня и моего симбионта напали как раз потому, что я направлялся к вам. Новая истина открылась мне, из-за чего нам пришлось спуститься с Порождающих бесконечный цикл гор (生成无限循环)[Shēngchéng wúxiàn xúnhuán] и всё это время искать вас. Но противник не преминул воспользоваться случаем и с помощью порабощённого хрустального дракона попытался уничтожить всех нас. И ему почти это удалось, однако нам выслали подмогу в лице Мэлса, и трагедии удалось избежать. Заверяю вас, что мы не в последний раз получаем помощь. Однако рассчитывать всё равно нужно только на свои силы. Лишь от нас в итоге зависит конечный результат. То, что мы делаем, не услуга и не долг. Мы делаем это для самих себя, для того чтобы очиститься.

— Живым-то от чего чиститься, — цыкнул Рёку. Янши начал было гневно раздуваться, но Байху взглядом остановил его и мягко обратился к Рёку в его сознании: — Ты знаешь, от чего, нужно лишь вспомнить. Не повинность, не предательство, не зависть. В тебе нет порока, дитя. Но есть семя раздора, тобою же посеянное в твоей душе, и прорастая, этот сорняк точит самого тебя. Искорени его, и ты сумеешь исцелить не только себя, но и сестру. Рёку заморгал осоловело, пытаясь вникнуть в смысл сказанного, осознавая, что это действительно крайне важно, однако истина вновь ускользнула от него, и Рёку чертыхнулся, будто упустил на рыбалке здоровенного лоснящегося карпа.

Байху продолжал, обращаясь ко всем: — Мы с вами должны направиться теперь в горы Равновесия невежества и тщеславия (无知与虚荣的平衡)[Wúzhī yǔ xūróng de pínghéng] и отыскать там оставшихся участников нашего отряда. Не хватает сейчас только жёлтого дракона и его симбионта, а также Дарующей очищение с лучами восходящего солнца птицы Феникс用旭日的光芒净化的凤凰鸟[yòng xùrì de guāngmáng jìnghuà de fènghuáng niǎo], вы можете звать её Фэнхуан凤凰[Fènghuáng]. Не знаю, жив ли теперь её симбионт. Полагаю, мы должны идти немедленно. — Стоп, стоп! — влез Рёку, — не знаю, как вы, мёртвые, или какие вы там, а живые не могут так просто взять и уйти, бросив всё! Нам вообще-то нужно есть, спать, менять одежду, в конце концов! Гневная тирада мальчишки была восприняла Байху абсолютно спокойно. Тигр утвердительно махнул головой и прорычал человеческим голосом, напугав не только Рёку, но и по-прежнему восседавшую на нём верхом Тайгу: — Мы идём с вами, но поторопитесь, времени мало. Ошарашенный Рёку закивал, как китайский болванчик.

* * *

Безликие врата совершенно безразлично в который уже раз проглотили Рёку, Кайши, Мэлса и Тайгу, и так же спокойно выплюнули их в другом мире. Сборы не заняли много времени. Сердобольная Шиэр с лёгкостью расставалась с вещами, задаривая Тайгу, которая несмотря на возраст была миниатюрной и едва обогнала девочку в росте. Рёку жалел красивую одежду, которую придётся оставить, и возможно, навсегда, но осознавал, что путешествовать по горам удобно далеко не во всём. Душам вообще ничего не было нужно, они болтали себе о всякой Лианьюйской ерунде, пока люди озабоченно пытались упаковать в котомку весь нажитый скарб.

Тайга всё дивилась на Хайчены, неустанно расспрашивала Шиэр о том, как она управляется с Чжу-Цюэ, как вообще ей в руки попал гребень, а девочка, которая и сама многого не знала, старалась перевести тему и расспросить девушку о том, кто из душ приглянулся ей больше. Тайгу вопрос ставил в тупик, ведь она вообще никогда и никого не рассматривала в таком ключе, и на время она оставляла Шиэр в покое, переключаясь на бесконечные наряды, картины и украшения, которые девочка с грустью показывала гостье, сожалея, что всё красивое придётся оставить здесь. Когда сборы были завершены, Тайга подмигнула девочке и кивнула на Рёку, с трепетной тоской поглаживающего на прощание гладкое дерево купели. Мол, самое красивое, что у тебя есть, остаётся с тобой. Шиэр улыбнулась наконец, оценив шутку. Рёку действительно являлся её ангелом, и ничего не могло быть дороже и важнее.

Выйдя из Безликих врат на стороне Лианьюй, Рёку изумлённо уставился на тех, кто в ожидании стоял в переулке, казалось, довольно давно. Он быстро заморгал, однако наваждение не исчезло. Перед ним предстал во всей своей ослепительной красе никто иной как жёлтый дракон, Хуанлун. Рядом с ним стояла высокая девушка, умудрённый опытом Рёку ощутил, что это очень сильная душа, переполненная энергией через край, и догадался, что это и есть новый симбионт очистившегося полубога. Янши и Байху, мгновенно покинувшие свои Хайчены, поприветствовали гостей и наперебой принялись расспрашивать, как они здесь оказались. Хуанлун было хотел начать лить медовые речи, пространно и витиевато повествуя о своих злоключениях, и Рёку приготовился сворачивать уши в трубочку, однако девушка, прибывшая с ним, властным жестом остановила симбионта и сама, вкратце, избегая ненужных деталей и воды рассказала, как всё было.

Анлин, едва очутившись в очередной раз в Чистилище, немедленно направилась в горы Равновесия невежества и тщеславия, где традиционно ведётся с момента сотворения работа по очищению душ, в том числе и самими душами. В Лианьюй она всякий раз занимала пост учителя и наставника, отлично зная, что это самый быстрый способ очистить душу и переродиться вновь. И вот, всего несколько дней назад, когда она готовила материалы к занятию в пустом ещё учебном зале, в окно влетел жёлтый лепесток, уверенно устремился к ней, вспорхнул невидимыми крыльями и вдруг приклеился к участку обнажённой кожи возле правого уха. Сначала её будто обожгло, а после словно ток прошёлся по телу, и в голове раздался густой и сладкий, словно мёд, голос на языке Лианьюй, который Анлин знала в совершенстве.

Хуанлун поведал девушке всю свою подноготную, отпечатавшись яркой татуировкой в виде крошечного лепестка над её ухом, рассказал о симбионтах всё, что только знал, в красках и деталях описал ей поставленную задачу, всех участников отряда, даже их происхождение, едва не заболтав её до обморока. Как только Анлин уловила суть непрерывного трёпа жёлтого дракона, а именно то, что им нужно присоединиться к большей части отряда, она затолкала вяло сопротивляющегося Цинлуна за ухо и направилась прямо сюда — в Цитадель покоя и справедливости (和平与正义的堡垒)[Hépíng yǔ zhèngyì de bǎolěi]. — «Ироничное название», — подумал Рёку. Янши цыкнул на него, требуя не мешать рассказчице. Такая опытная душа, как Анлин, без труда обнаружила нужные врата, о которых упоминал Хуанлун, и принялась ждать, не сомневаясь, что всё исполнила верно.

Байху удовлетворённо кивнул: — Всё сложилось наилучшим образом, о чём я и говорил. Нам будут помогать, но помните — не расслабляйтесь. Многое зависит от нас самих. Погибнем — нам найдут замену. Не забывайте об этом. Рёку поёжился: — Чудные новости, как-то сразу домой захотелось. Мэлс ободряюще подтолкнул его в плечо: — Не боись, наших в обиду не дадим. Рёку кисло улыбнулся ему: — Вам-то терять нечего, вы уже умерли. Но развивать тему не стал, изумлённо глядя на Кайши. Этот почти двухметровый идиот уставился на Анлин, будто ребёнок на сахарный леденец в день ярмарки. Рёку несильно пихнул его в бок: — Кайши, ты чего? Заболел? Душа его друга, как показалось Рёку, на миг утратила очертания и поплыла, зарябила мелкой волной. — Анлин… — прошептал Кайши, будто никого вокруг не замечая, — я помню тебя…