↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Зельеварение сразу понравилось Дазаю, но по неправильной причине. Его восхищало то, насколько разнообразными были последствия чужих ошибок. Взорванные котлы, огонь разных цветов, клубящийся дым — чистейший хаос. И несменная тень профессора Мори, которой все боялись сильнее тварей Запретного леса, над этим беспорядком.
Сейчас вот кто-то из слизеринцев сумел вместо нужного зелья изготовить какую-то аморфную и очень липкую субстанцию ярко-фиолетового цвета. Осаму уже минут десять, как закончил с заданием и пытался разгадать, как подобное могло произойти. В оригинальной рецептуре вообще не было ничего и близко клейкого, одни иглы дикобраза да толчёные змеиные клыки. Хотя если тот недотёпа перепутал страницы…
— Хорошая консистенция, правильный цвет и даже пахнет, как надо, — мерно зазвучал голос профессора через через стол от него. — Определённо «Превосходно».
Да, пусть неудачи на этом предмете были куда зрелищнее идеальных работ, не один Дазай умел читать учебник. И среди Рейвенкло, и в рядах Слизерина были студенты, которые справились с задачей. Мори почему-то особенно выделял одного из последних.
Рыжий магглорождённый, которого вроде звали Чуей, пока был известен только тем, что вечно таскался с парой своих друзей, и тем, что Коё Озаки, Цветок тьмы всея Хогвартса, один раз прилюдно потрепала его по волосам. Однако и учился он очень даже хорошо. Как, впрочем, и большинство детей не из волшебных семей первое время. Всё-таки перед ними в одиннадцать открыли целый новый мир, который хотелось изучать. Кто-то из особо циничных старшекурсников называл подобное «сентябрьской эйфорией грязнокровок». Осаму понравилось это словосочетание, хоть он косвенно и сам под него подпадал несмотря на статус как минимум полукровки. Матери-волшебнице стоило хотя бы намекнуть на происхождение его отца перед смертью в родах, а то неудобно как-то не знать, кто он сам.
Пока мысли ученика опять забрели куда-то не туда от скуки, Мори дошёл и до него. Осаму был одним из немногих, кто перед Огаем трепета не испытывал, он банально знал, что бояться ему не за что. Просто ждал нужных слов.
— Текучесть на уровне, пар идёт клубами нужной формы… — через вежливую улыбку зельевар мог выразить весь спектор своих эмоций. Однако сейчас она словно стала искренней и значащей именно что улыбку. — Пожалуй, «Выше ожидаемого».
Если бы Дазай для приличия не переставал бы вблизи преподавателей качаться на стуле, то сейчас упал бы. Он смешал что-то не так? Но что?
— Я переделаю, — с пылом заверил Осаму.
— Осталась половина урока, а оценка и так положительная, — Мори прекрасно понимал, что попытки отговорить лишь распылят чужое рвение.
— Успею, — сказал первокурсник, ясно осознающий, что поступает именно так, как того желал учитель, но не способный на другой шаг.
Внутри юного ученика взревела задетая гордость. Он слишком привык к статусу вундеркинда. Привык тому, что научился читать раньше всех и за несколько лет прочёл все книги, до каких мог дотянуться. Привык к тому, что первым выучил таблицу умножения и начал решать уравнения. Привык к шипению сквозь зубы, когда он поправлял старших. И никакая глупая магия не посмеет портить ему статистику.
Дазай вновь открыл учебник, вылил проклятое «Выше ожидаемого» и принялся за работу, впитывая инструкцию до буквы. Шаг за шагом, пункт за пунктом, всё в точности, как надо, вплоть до запятой и точки. Точнее не было бы даже если призрак автора учебника решил лично им руководить.
Пока зелье нужно было лишь помешивать, Осаму поднял глаза на пока единственного обладателя оценки «Превосходно». Освобождённый от лишних забот Чуя о чём-то болтал с соседкой с волосами, покрашенными в розовый. А что действительно важно — он своим плечом загораживал котёл, поэтому Дазай даже визуально не мог сравнить его содержимое со своей второй попыткой.
Огай Мори подкрался, как дементор, почуявший дурные эмоции, и с помощью заклинания зачерпнул немного левитирующей ложкой. Он не любил лишний раз трогать руками что-либо — привычки бывшего врача.
Ещё испускающую пар пробу оценили хищным взглядом, погоняли по стенкам, качая ложку, и вернули в котёл.
— Удивительно, — протянул профессор. — За столь короткое время сделать вторую порцию. Причём хорошего качества. Но…
—… «Но».? — не своим голосом переспросил Дазай.
— …но не превосходную, — безжалостно резюмировал учитель. — «Выше ожидаемого».
Он удалился быстрее, чем успел прозвучать вопрос о ошибке, и, словно прочитав мысли обескураженного первокурсника, поднял в воздух котёл Чуи. Профессор сказал что-то про то, что разольёт содержимое по пузырькам и отдаст в больничное крыло, когда скрывался внутри кладовой.
* * *
— Это всё ещё звучит максимально бредово, — Чуя уже в который раз за день скрестил руки на груди.
Дазаю пришлось приложить больше усилий, чем обычно, чтобы выглядеть вальяжно. Почему Накахара реально оказался сообразительным, а не недотёпой, которому разок повезло? Судьба совсем не хотела облегчать поставленную задачу.
— Ты меня обижаешь своим недоверием. Сам посуди, я как-то открыл кабинет зельеварения, а тут уже всё готово для нас. Стал бы Мори давать мне ключ, если бы ему не нужна была помощь? Ещё и оставлять всё это?
Осаму хлопал глазами так, словно ему не пришлось выведывать, когда профессор ходит за покупками в Хогсмид и вспоминать найденное в конце учебника чар заклинание Алохомора. Чуе о подобном знать не обязательно, он просто послужит ему живым примером, Дазай найдёт свою оплошность и успокоится. А там если надо и вину за растраченные расходники возьмёт на себя, чтоб слизеринец до конца жизни думал, что опытному зельевару зачем-то потребовался детский труд.
— Нет… — всё ещё неуверенно произнёс Накахара, окидывая взглядом голубых глаз ингредиенты на столе. — Но почему не попросить старшие курсы?
— Не знаю, — у Осаму уже почти осязаемо чесались руки, но было важно этого не выдать. — Может они варят что посложней… А может эта старая летучая мышь уже с ума сходит.
Чуя слегка улыбнулся, морща веснушчатый нос. Кажется, он наконец попался.
Они сообща повторили зелье с прошлого урока. Даже о чём-то болтали меж делом. Дазай несмотря на возраст знал, что люди больше всего любят говорить о самих себе, поэтому давил на их похожее прошлое. Спрашивал, как собеседнику доставили письмо, кто его провожал на поезд в отсутствие родителей, как ему спится на новом месте и прочее. Лишь бы Чуя не видел, что он зеркалом за ним повторял.
Вообще, любопытно, что у гостинной Слизерина со слов Накахары много общего с кабинетом зелий. Тоже тёмная, мрачная, не совсем уютная в привычном понимании, но по-своему изысканная. Наверное, там его рыжие волосы и пронзительного цвета глаза тоже выглядят непозволительно ярко. Нужно будет как-то проникнуть внутрь из интереса. А лучше побывать во всех гостинных факультетов, есть же жизнь вне башни Рейвенкло. Но это всё потом.
Честно, вблизи Чуя как-то разочаровывал. Дазай думал, что увидит какое-то откровение, тайную технику, великий секрет, однако он буквально следовал рецепту. Явно осмысленно и прочитав параграф, но не более. Осаму всё время следил за его руками, делал это жадно и пристально, но не выявил и отличия в алгоритме их действий.
Накахара был лишь мальчишкой, а не Моцартом мира алхимии. Он не творил чудес, которые не были бы под силу другим волшебникам и волшебницам их возраста, не доставал из воздуха Философский камень и даже не превращал медь в золото. Просто делал всё, как надо.
Итоговое содержимое котлов тоже вышло предсказуемо идентичным. Хоть сливай один, чтоб не занимать лишнюю посуду. Все характеристики совпадали. Их словно сварил один человек.
И, кажется, Дазай кое-что понял.
* * *
Узнать, когда у Мори окно, было самым простым из того, что он уже ради него сделал на этой неделе. А список хоть и не был самым длинным, но явно оставался незаслуженным. Теперь придётся добавить ещё и пункт «постучался».
— Войдите, — прозвучало из-за двери.
Дазай зашёл внутрь кабинета и без лишней траты времени сел на парту перед самым учительским столом. Профессор позволил ему сделать это без своих комментариев — доказательство того, что визита Осаму ждали.
Весь в чёрном Мори и правда походил на летучую мышь, образ портила одна любовь к контрастным шарфам поверх плащей и пиджаков. Смотрел он тоже неизменно свысока, словно впрямь должен был это делать с потолка.
— Пришёл рассказать, почему у меня стало меньше запасов в шкафу, Дазай? — голос у профессора как всегда обманчиво-ласковый.
Осаму не собирался переходить в позицию оправдывающегося, хоть и нарушил даже несколько школьных правил разом.
— Только если вы объясните, чем зелье Чуи лучше, — он достал из кармана предусмотрительно заготовленный пузырёк-образец.
Не удержавшись, Мори еле слышно усмехнулся. Было больше похоже на то, что он просто выдохнул чуть больше воздуха, чем обычно. Но он явно остался впечатлён и чужим упрямством, и дотошностью. Небольшая закупоренная ёмкость мягко оторвалась от стола. Маг довольно долго её нарочито разглядывал, а потом заставил вращаться в воздухе так, чтоб содержимое плескалось, как вино в бокале сомелье.
— Видишь ли, цвет, вязкость и запах определить не так уж и сложно, поэтому процесс оценки зелий может показаться обманчиво простым, — несмотря на холодность, тембр у зельевара был проникновенный.
Дазай не моргая выдерживал взгляд глаз напротив. Из-за постоянной красноты, которая накладывалась на родной цвет радужки, они казались чуть ли не лиловыми и оттого какими-то неправильными, практически нереальными. После зрительного контакта преподаватель снова начал пристально следить за переливами жидкости.
— Но важно видеть эти показатели в комплексе. Изначальные данные хороши у вас обоих, но у Чуи более оптимальный их баланс. Вот посмотри хотя бы на сочетание свойств основной массы и осадка. На просвет особенно хорошо видна взвесь отдельных частиц, однако все они не оседают, иначе со временем уходил бы цвет.
Ученик послушно повернулся, чтоб поймать свет от окна и кивнул, подтверждая сказанное. Речь после этого продолжили:
— А верхний слой состава заслуживает отдельного внимания. Зелье — не вода, у него другие вязкость и поверхностное натяжение, поэтому оно менее охотно брызгается при движении. Видишь?
И тут первокурсник согласился движением головы. Зачем же ему спорить с объективной реальностью? Озвученное с ней полностью совпадало.
— Вижу, вот только мы сейчас смотрим на мою работу, — Осаму медленно достал из кармана второй пузырёк. Точно такой же. — Мы с Накахарой справились одинаково хорошо. И наши зелья не смог бы отличить никто. Вы сейчас это доказали.
Мори растянул губы лишь шире. Дазай молча стал готовиться к последствиям.
С секунду длилась вязкая и странная тишина, в которой успело утонуть всё. После прозвучало тихое звяканье стеклянного дна о столешницу, а потом последний звук, который Дазай сейчас ожидал услышать.
Две ладони в непрактично белых перчатках столкнулись, создав хлопок. И ещё. И ещё. И хватит.
Первокурсник смотрел на руки преподавателя такими глазами, словно до этого не видел никаких других, включая свои собственные. Здесь, посреди старой Шотландии, под крышей старинного замка и в своём собственном кабинете, Огай Мори ему аплодировал.
— Наврал Чуе, проник в мои кабинет и кладовую, сварил зелье трижды, но подловил меня, — в интонации учителя звучало много меньше желания удушить наглого выскочку, чем ожидали. — И отвоевал своё «Превосходно». Только давай в следующий раз, когда ты захочешь дополнительно позаниматься, то просто придёшь ко мне. Договорились?
Осаму ещё от прошлого потрясения не отошёл, а тут новые. Он некоторое время пытался найти в сказанном шутку, но после неудачи смог лишь выдавить из себя полный сомнений вопрос:
— А можно.?
— Кто я такой, чтоб мешать юному дарованию? — Мори опёр локти об стол и сложил из пальцев подобие домика. Ещё одна странная привычка, но с первой карьерой уже не связанная.
Дазай всё не мог поверить в то, что всё так хорошо сложилось, поэтому продолжил спрашивать:
— И вы меня не накажете?
— В привычном понимании — нет.
Повисло напряжение, кажется это тот подвох, которого он и ждал от профессора.
— Снимать с тебя баллы бесполезно, Дазай. Во-первых, ты их вернёшь, не напрягаясь. Во-вторых, Рейвенкло и так до них особо нет дела, — неспешно пояснял Мори. — Твоим наказанием будет Чуя, который обо всём узнает. Всё-таки моя вторая должность — декан Слизерина, будет странно, утаивай я что-то от своего студента ради чужого.
В ответ лишь отмахнулись. Дазай уже чувствовал, что отделался малой кровью. Однако Огай вновь широко улыбался, а значит следовало насторожиться.
— Кстати, может ваши сопоставимые способности в зельях — это повод тебе задуматься?
* * *
Дазаю было сложно существовать без фонового шума. Благо школа-интернат идеально подходила для людей с такими особенностями. Он быстро завёл обычай читать в обеденном зале, где всегда кто-то был. Именно за этим его застал уж слишком громкий для ненавязчивого голос.
— Что за чёртову клоунаду ты учудил? — Чуя узнавался без приветствий. — И ладно бы один, но меня зачем втянул?!
Наверное, жизнь интереснее и пестрит удивительными открытиями, когда ты наивный. Осаму этого никогда не знал. И вряд ли узнает.
— Так вышло и мне о-о-очень стыдно, — слова растягивали как можно менее естественно и более театрально.
Накахара прервал его, захлопнув книгу. Пальцы пострадали, пусть и не все. Слизеринец явно обидчивый. Спустя миг чтиво предусмотрительно отодвинули дальше по столу.
На них начали косо поглядывать, но то ли старост рядом не оказалось, то ли происходящее пока выглядело лишь минутной ссорой малолеток. Собственно, ими они и были, чего уж таить.
— Ах ты с… — Накахара замер посреди фразы так, словно увидел за спиной Дазая привидение. Причём до того, как узнал, что они правда существуют. После он сумел лишь по слогам пробормотать альтернативное окончание. —… с-с-скум-бри-я.
Заинтригованный Осаму обернулся. Страшного чудища позади не оказалось. Там было красивое чудище — высокая и статная Коё Озаки. В платье в пол и чём-то с восточными мотивами в качестве накидки поверх, как чаще всего и ходила. Невычурный гардероб оттенял макияж в красных цветах и прихваченные лишь сверху волосы. Женщина удивляла умением появляться в самые неудобные для студентов моменты.
Несмотря теплейшую улыбку профессора защиты от тёмных искусств, Дазай прекрасно понимал, что Чуя чуть не свалился в пропасть её немилости. Кажется, понимал это и Накахара. Они оба проводили взглядом удаляющийся из зала женский силуэт. И как Коё умудрялась не издавать звуков при ходьбе на небольшом, но каблуке?
Осаму решил отыграться за пальцы.
— Скумбрия? Ты действительно не придумал ничего получше из приличного? Сволочь, слизняк, собачонка там… Может как-нибудь так тебя и звать теперь?
Чуя пытался сохранять лицо при плохой игре, но выходило посредственно:
— Просто у тебя глаза пустые. Как у рыбы.
И это рыжее чудо Мори прочит ему в соперники. Дазай рассмеялся, чем вызвал гневный взгляд с свою сторону.
— Ты забавный, — первокурсник поднял свой «рыбий взор» на закипающего Накахару. — Но крикливый. Будешь собачкой. Хотя и «слизняк» тебе подходит.
Решив, что враг повержен и теперь сам лопнет от злости, Осаму потянулся за книгой. Сначала он не предал значения тому, что не встретил сопротивления, однако через секунду увидел тот самый липкий фиолетовый состав, получившийся у кого-то со змеиного факультета, на срезе. Страницы безнадёжно склеились меж собой, а раскрыть том не представлялось возможным. А у рыжика руки оказались ловкими.
Чуя удивительно быстро сменил гнев на ликование.
— Библиотекарь тебя проклянёт, — слегка шипяще вырвалось у Дазая.
— По-моему, в формуляре будет твоя фамилия, а не моя, — парировал Накахара напоследок.
Осаму беззвучно усмехнулся ему в след. Если рыжий щенок решил, что он — пёс войны, остаётся лишь подыграть.
* * *
К двадцати двум годам Дазай понял многое. Пожалуй больше, чем его ровесники. Потому что абсолютному большинству незачем знать куда эффективнее бить, как понять, что в еде яд, и где в Министерстве магии тайные ходы. Но он не понимал, как актёры так быстро переодеваются, когда он, уже полноправный аврор, во всех этих пуговицах, молниях и застёжках запутался.
В этот раз к ним обратился известный маг-театрал с полной уверенностью, что его собираются убить. Тревога оказалось ложной, его просто пытались выжить пустыми угрозами из новой труппы. Так что Осаму зря наглотался оборотного зелья, дабы подменить параноика.
У них с Чуей существовала негласная договорённость — если цель выше метра семидесяти, то эта роль отходит Дазаю, если нет — Накахаре. Да, с такими вводными чаще страдал Осаму, так варево было на вкус отвратительным, но уж лучше перетерпеть, чем получить заклинание в спину, ведь зелье прекратило действовать и Чуя был занят, подворачивая ставшие слишком длинными рукава.
Гамлет-паникёр в свою очередь был настолько похожей комплекции с Осаму, что не пришлось даже вылезать из бинтов, хоть что-то радовало. Впрочем, родные волосы и уже возвращающиеся к привычному цвету глаза в зеркале трюмо тоже поднимали настроение.
— Дазай, я не припомню на тебе корсета, — просунул внутрь гримёрки голову напарник. — Что ты столько возишься?
Вообще, Чуе было велено просто стеречь дверь, а не подгонять его, однако такие детали он часто пропускал мимо ушей.
Не без раздражения Дазай поглядел на него, освобождённый от псевдо-исторического прикида лишь сверху. После общей раздевалки перед квиддичем личные границы обозначались пунктиром, так что вторжение лишь подбешивало.
Накахара поочерёдно прошёлся взглядом сначала по чужим повязкам, потом по шрамам, которые под них не влезли, а после по остаткам непомерно тяжёлой ткани. По окончании заключил:
— Знаешь, с возрастом ты стал больше походить на скумбрию.
Их детские прозвища всплывали в разговорах всё реже, как и собачьи шутки. С тех пор, как Чуя потерял свой главный повод не ругаться в лице Анэ-сан, они стали скорее данью уважения совместному прошлому.
— Глаза стали ещё более рыбьими? — предположил Дазай.
— Нет, — прищурился Накахара. — Ты теперь тоже в полоску.
Осаму расхохотался объективно сильнее, чем того заслуживала шутка.
— Это было низко даже для тебя, Чуя.
Примечания:
Пока в основном фанфике у меня планируется пугающий меня как автора диптих из двух связанных глав, балуюсь плюшками в виде таких вот записок на салфетках.
Уважаю сцены страдания Дазая над своими шрамами у других авторов, ибо люблю хруст стеклянной крошки на зубах, но мне видится, что ему на них глубоко фиолетово. Начинал бинтоваться, чтоб на него не смотрели, как на котёнка без лапки, а потом просто словил свою долю эстетики и извращённо полюбил. Ну и думаю, Чуя прекрасно это понимает и иногда позволяет себе шутейки на тему.
Название я сменила, чтоб уменьшить привязку к другой работе, прошу понять и простить.
Примечания:
Бенефис Коё, потому что женщин нужно любить, и немного о том, почему соукоку кланяются перед боем в основной работе.
Обычно на чай приходят с вафлями или печеньем, но Чуя в этот раз захватил только Дазая.
О странной традиции Озаки Коё раз в месяц-два звать ученика Слизерина на неформальный разговор за трапезой знали все в школе. Комментариев по этому поводу было немного: профессора ЗОТИ слишком уважали, да и оценки Чуи были откровенно заслуженными. А в какие времена и в какой стране учителя не любили отличников?
У Коё в целом была своеобразная аура тихой силы. Её всегда слушали всем классом вне зависимости от темы. Казалось, даже первокурсники, которым ещё не рассказали о прошлом преподавательницы в аврорате, ощущали, что она могла бы сразить кого-то из обитателей Запретного леса при необходимости. Такому человеку внимали добровольно, естественно, без попыток бунта. Коё можно было в этом плане сравнить со строгой второй матерью для всего Хогвартса.
И только для Чуи она была старшей сестрой.
— Анэ-сан, — Накахара практически не называл её так при посторонних, особенно при Дазае, однако сейчас явно хотел как можно сильнее расположить к себе. Всё-таки иногда в этом замке соображали не только Рейвенкло. — Мы хотели поговорить с тобой…
Оставленный в дверях Дазай сделал шаг вперёд на дрогнувшем «Мы». Чуе словно противно было даже так с ним объединяться, отчего слово полоснуло по связкам. Профессор из-за плеча оценила взглядом обоих, пока заканчивала возиться с заварником. Пахло зелёным чаем.
Коё стояла в строгом длинном платье и светлой накидке, похожей на облегчённое и укороченное кимоно, силуэт вырисовывал яркий коралловый пояс. После командировки в Махотокоро(1) на год восточные ноты гардероба женщины не покидали. То, что время уже внеурочное, выдавали только полностью распущенные волосы Озаки. Красновато-рыжие, они не то походили на брызги вина на плечах, не то вторили алым цветам на подоле. Непредвиденное обстоятельство в лице Дазая вряд ли её обрадовало, но внешне профессор никак этого не выдала.
— Я держу в кабинете только две кружки, — предупредила она, не теряя улыбки и даже будто довольно щурясь.
— Обойдёмся, — коротко заверил Чуя. — Мы оба поели в Большом зале.
Он обернулся так, словно Коё всё равно могла избавиться от Осаму в комнате, пока говорила. Вероятно, она и правда могла. Но Дазай оставался на месте и, осмелев, задал волнующий их всю осень вопрос:
— Почему вы не ставите нас друг против друга в дуэльном клубе?
Коё улыбнулась чуть шире и налила себе чаю. Медленно и грациозно она обошла большой и тяжеловесный даже с виду стол, неспешно заняла своё место и бесшумно отпила почти кипяток. Как профессор это делала, не получая ожогов, неизвестно. Весь путь занял вряд ли хотя бы минуту, но тишина почему-то растягивала время для двух третьекурсников. А они ведь пришли как раз потому, что устали ждать.
Дуэль Дазая с Чуей была чем-то очевидным, напрашивающимся на ум сразу же. Её ждала вся параллель и даже пара старост с тех самых пор, как эти двое доросли до вступления в клуб. Когда каждый из них показал высокие результаты, упражняясь с манекеном, интерес к грядущему противостоянию стал расти. Он рос, рос и рос… пока не сошёл на нет из-за слишком долгого ожидания. И Накахара, и Осаму уже сразились со всеми, кроме друг друга, на сводной таблице всех боёв остались абсолютно чистыми лишь клетки на пересечении их фамилий. На занятиях было запрещено обсуждать любые действия Коё как главы клуба, поэтому решение прийти сейчас ещё и вдвоём являлось шагом скорее отчаянным и вынужденным.
— Слишком высоки ставки, — кружка оставалась меж пальцев преподавательницы, которая, видимо, слегка замёрзла в каменном замке. — Чую считают моим протеже. Ты, Дазай, видный ученик моего факультета. А возрождение дуэльного клуба — моя инициатива. Любая ваша ошибка ударит моей репутации трижды.
Повторяющееся местоимение чеканили об зубы так, что оно впивалось в слух каждый раз, и это при абсолютно невраждебном тоне. Коё в принципе никогда не повышала голос. У неё не было необходимости в этом.
— Да что мы сделаем? — абсолютно искренне и много менее формально, чем минуту назад, заговорил Чуя. — Прибьём друг друга?
—… или кого-то из зрителей, как вариант, — кивнула Коё, пригубив чай ещё раз. — Признаться, с вами двумя я готова ждать чего угодно.
По слизеринцу было слишком очевидно, что его почти обидело такое замечание. Коё не сильно задевала подобная реакция, или не задевала вовсе. Взгляд Дазая изучал преподавательницу и её позу. Кажется, шансы у них всё-таки были. Идеальная осанка Озаки чуть сгладилась от расслабления, пока кружка грела пальцы. Ей не было бы с ними комфортно, если бы существовали какие-то фундаментальные проблемы.
— Что от нас требуется, чтобы убедить вас в обратном? — как можно более деликатно и обтекаемо спросил Дазай.
Вопрос Осаму не заставил Коё прервать глотка, но профессор заулыбалась в напиток. Рейвенкло всегда легко понимали друг друга. Трудно сформулировать, почему оба ученика от её вида сейчас напряглись.
Тема дуэли как являлась чем-то сокровенно важным для них, так и просто должна была ослабить копящееся напряжение из-за вечного соперничества. Уже ходила шутка, что Дазай и Чуя подерутся вне клуба и судейства, если всё продолжится в том же духе. И чем дольше эта присказка существовала, тем более правдивой казалась. Всё-таки уже начало декабря, а с мёртвой точки дело так и не сдвинулось.
Пожалуй, глупость всё это. Впрочем, не меньшая глупость думать, что все отличники всегда поступают по-умному.
— Проведите дуэль для меня, — слова Коё звучали с некоторой насмешкой, но ощущались почти приказом или вердиктом. — И на основе увиденного я подумаю, ставить ли вас против друг друга в клубе.
Условие заставило учеников недоверчиво уставиться сначала на профессора, потом друг на друга, пока они наконец не начали обводить глазами кабинет ЗОТИ. В теории, помещение позволяло не спускаться в зал, где они обычно занимались. Самое ценное хранилось в преподавательской за небольшой, но крепкой и вечно закрытой дверью, остальное можно привести в порядок и расставить по местам в два счёта, если знать пару несложных заклинаний. И всё-таки как-то подозрительно много чести для них двоих.
— Прямо здесь? — Чую тоже обстоятельства явно удивляли.
— И прямо сейчас, — кивнула Коё, поднимая в воздух палочку.
Один молчаливый взмах и парты выстроились вдоль стен, освобождая центр комнаты. Мебель двинулась так внезапно и быстро, что минимум по разу и Накахара и Дазай очень неприятно получили углом столешницы в бок. Виду никто старался не подавать. Всё-таки при преподавательнице и сопернике хотелось держать лицо.
— И?.. — Коё не скрывала заинтересованности и даже отставила от себя чашку.
Пар из неё всё ещё вился. Серьёзно, как она такое пила?
Чуя принял услышанное несколько быстрее. Он развернулся лицом к Дазаю и начал шагать спиной вперёд. Какое-то расстояние между ними было, но до десяти шагов оно явно пока не дотягивало. Уже через мгновенье Осаму зеркально ему вторил. Практически одновременно оба достали палочки и направили на противника.
Пальцы покалывало. Возможно, так просто казалось, а может тело подобным образом реагировало на концентрирующуюся магию. Даже копошащийся в глубине сознания страх поражения не притуплял желания начать бой. Он его распалял. Они наконец-то получили шанс узнать, кто же из них сильнее как дуэлянт, и тогда это надоевшее опасение утихнет. Нужно всёго-то дождаться команды Коё, лишь одно её слово и…
— Только начали, а уже всё неверно, — оба ученика, конечно, готовились услышать голос Озаки, но такой её тон выбивал из колеи не хуже обливания холодной водой. — Как я и думала.
Последнее уточнение ударило особенно больно даже по Дазаю. Почему-то. Он не выделял Коё из состава преподавателей только по факту того, что она для него была деканом. Тем более Осаму не обожал её также, как посредственно скрывающий это Чуя. Но Коё умела смотреть так, даже без всякой любви и уважения могла ощущаться человеком, которого ни за что нельзя разочаровывать. И сейчас у неё был именно такой взгляд, словно им не по четырнадцать, а по пять, и внимания они станут достойны лишь через пару лет.
— Да что не так?! — взорвался Чуя.
Дазай прекрасно понимал, что Накахара лишь делал вид, будто не осознаёт, почему его зовут любимчиком Коё. Он несомненно чувствовал особое к себе отношение, из-за чего иногда позволял прорываться вспыльчивости при ней. Конкретно подобные вольности больше его подводили.
— Вы не разошлись, как положено, — перечисляла Коё ещё сильнее похолодевшим голосом, — … не отсалютовали палочкой и не поклонились.
Чуя всё такой же злой и бессильный от её правоты нервно водил глазами под ногами. Отчасти его можно было понять: всё его тело просило действий, он почти получил, чего хотел, и тут подростка в начале периода бунта тыкают носом в формальности и условности. Даже намного менее холеричного Дазая подобная педантичность именно сейчас раздражала, чего уж говорить о главной горячей голове Слизерина.
— А руки нам друг другу не поцеловать… — насупившись, пробормотал обиженный третьекурсник.
Сделал это он громче, чем предполагал, потому что на явно риторический вопрос последовал внезапный ответ:
— Если скажу, то так и сделаете, — теперь Коё звучала почти безучастно строго. — А пока вы просто отработаете поклон противнику. Десять раз подряд.
— Но… — уже почти послышалось начало протеста слизеринца.
— Теперь пятнадцать, Накахара Чуя.
В её устах полное имя Чуи превращалось в заклинание. Во что-то из трансфигурации, по мнению Дазая. Превращающее агрессивных рыжих собачонок в смирные, но не менее рыжие коврики. Осаму мечтал научиться повторять этот эффект, но чего-то ему не хватало даже с верной интонацией.
— А меня за что наказываете? — спросил Дазай, пока второй ученик ещё осмыслял, во что их втянул.
— Мне показалось, что вы оба проигнорировали правильное начало дуэли… — напомнила Коё.
В ответ лишь кивнули. Жестоко. Намеренно жестоко, ведь преподавательница прекрасно знала, какие отношения между учениками. Однако в какой-то мере справедливо.
Дазай и Чуя остались стоять на прежних местах. Они смотрели друг на друга с какой-то очень странной смесью строптивости и нерешительности. У Чуи в добавок к этому нервно бегал взгляд. Возможно Накахара верил, что его поведение не выдаёт досаду и обиду на собственный длинный язык, однако если это было действительно так, то он ошибался. Дазай не то чтобы злился на него за произошедшее, его скорее раздражала вся ситуация, как и факт того, что нечто настолько незначительное вообще его волновало. Это ведь просто акт вежливости!.. Но они оба почему-то стояли со спинами ещё ровнее, чем обычно. Уступать первым не хотел никто.
Ситуация сдвинулась с места лишь благодаря Коё-сан:
— Мне начать считать вслух?
Её замечания — смерть от тысячи порезов.(2) По отдельности ни одно нельзя было назвать чрезмерно строгим или бьющим по больному, но вместе и подряд выходило что-то мучительное. Чуя и Дазай сами не заметили, как тут же подались вперёд, лишь бы она правда не сделала всё ещё более унизительным. А после первого поклона противиться следующим будто совсем по-детски. Дальше ученики двигались словно сами по себе без команд от мозга, а скорее как заведенные.
Вероятно, для Коё они сейчас походили на две стрелки стоящих рядом метрономов. Или пару маятников. Какая бы ассоциация у неё не возникла, взгляд профессор не отводила ни на секунду. А третьекурсники всё молча кланялись и считали про себя. Один, два, три…
— Надеюсь вы понимаете, что это не издевательство, а просто урок вам, — глаза Коё были единственным, что выдавало её веселье. Может тираном она и правда не была, но это не означало, что картина перед глазами совсем её не забавляла. — В конце концов, я в своё ученичество тоже была членом дуэльного клуба и так же скалилась от внимания преподавателя к этикету.
Дазай закрыл глаза, чтобы не было видно, как он их закатил. Для Коё тема дуэлей являлась чем-то личным, что без сомнений крайне трогательно, но порой ему казалось, что он услышал уже весь её путь от простой участницы до чемпиона клуба в качестве поучительных историй. А если прибавить к этому рассуждения о том, как такая подготовка помогла Озаки в аврорате, то своеобразных притч становилось уж слишком много, по его скромному мнению.
А поклоны, как назло, ещё не кончились, были лишь на середине. Семь, восемь, девять…
— Правила отделяют поединок от драки, а дуэлянтов — от тех, у кого просто чешутся кулаки, — размеренно и почти мелодично продолжала Коё. — В этом и заключается настоящий смысл всех жестов в приветствии, а не в пустой церемонности. Так мы показываем уважение не только к сопернику, но и к себе в первую очередь. Демонстрируем наличие у нас чести…
— Профессор, ваш патронус, совершенно случайно, не гиппогриф(3)? — не сдержавшись, съязвил Осаму.
Сказал он это на тринадцатом поклоне. Возможно, Дазая подбила на это дурная аура чёртовой дюжины, хоть он в такое и не верил, а может просто красиво совпало. Так или иначе в четырнадцатый поклон он буквально полетел, ещё не успев выпрямиться до конца. Коё очень филигранно подкосила одну из его ног заклинанием, из-за чего ученик с глухим звуком упал на одно колено.
Послышалось тихое шипение и больше ничего. Дазай непроизвольно зажмурился и не мог видеть, как именно отреагировал Чуя, но одно отметить он мог: слизеринец не издал и звука вне зависимости от того злорадствовал ли он или пребывал в лёгком шоке от подобных мер воспитания. Слишком не хотел попасть под горячую руку тоже.
Даже несмотря на противное и ноющее чувство боли, Осаму не мог не заметить то, как тонко Коё направляет магию. Создать заклинание намеренно слабее обычного не менее трудно, чем наколдовать нечто сильнее среднего. Порой это было даже сложнее из-за необходимости филигранного контроля. За примером далеко ходить не надо было — стоящий перед ним Накахара был объективно самым сильным магом среди ровесников, но из-за недостаточной выдержки порой создавал впечатление кого-то максимально неуклюжего в обращении с палочкой, если не требовалось швыряться мебелью. Коё же будто играючи использовала заклинание, которое обычно сносит оппонента, в качестве просто подножки.
Дазай встал не без помощи рук и, всё также не открывая глаз, поклонился в последний пятнадцатый раз. Разомкнул он веки только на звук звякнувшей об блюдце чашки. Кажется, после сегодняшнего вечера он навсегда перестанет считать запах зелёного чая успокаивающим.
— Что ж, — ласково протянула Коё. Она смотрела будто сразу на каждого и ни на кого из них. — Теперь мы можем наконец вернуться к тому, с чего начали.
— Будут ли… ещё указания? — поинтересовался Чуя. Судя по всему, его, мягко говоря, впечатлило произошедшее с Дазаем, раз уж он вспомнил о учтивости и субординации.
Тихое веселье в манере речи Озаки уже соседствовало чуть ли не с игривостью, что было редкостью для роли преподавателя и её самой. Она медленно заправила волосы за ухо, уложила подбородок на ладони и ухмыльнулась:
— Только одно — не разочаруйте меня.
Дазай и Чуя кивнули и подошли ближе только для того, чтобы встать друг к другу спинами. Колено всё ещё напоминало о недавнем падении при каждом неосторожном шаге, однако теперь это казалось невероятно незначительной мелочью. Намного отчётливее в сознании отложилось то, как Накахара вращал меж пальцев палочку, не в силах вести себя совсем уж спокойно. Дазай выдохнул, ненарочно коснувшись чужого затылка. И всё-таки Чуя медленнее растёт, чтобы он сам не говорил. Спиною к спине это становилось очевидно.
— Уже боишься? — еле слышно шепнул Осаму, пока они ещё не разошлись.
— Не надейся, — также тихо огрызнулся Чуя.
Десять шагов могут напоминать марафон, если ты слишком долго ждал их. Три месяца в таком случае долго. От школьного дуэльного клуба даже Коё не требовала красивого караульного шага, но после всего произошедшего сегодня ноги вытягивались на автоматизме. Теперь разворот и противный отзвук будущего синяка в опорной ноге. Почти по-балетному отведённая в бок ступня. Проклятый поклон, шестнадцатый за сегодня. Встреча взглядов перед окончанием приветствия. У Накахары настолько светлые глаза, что с такого расстояния радужка почти сливалась с белком, но это не мешало ему смотреть пробирающе. Лёгкое и заученное движение в локте, сначала к лицу, потом от него. Палочка выписала в воздухе незамысловатую траекторию. Теперь оставалось последнее движение перед боем — навести её на соперника.
Стало до некомфортного тихо. Дазаю казалось, что противное молчание пробралось даже в его черепную коробку. Никаких мыслей, кроме обрывков ощущений от натянутых мышц руки. И только где-то глубоко под ними ещё нечто странное — не то страх, не то волнение. Обычно, когда его ставили против нового соперника, то это вызывало только любопытство. Каждый дуэлянт имел свой почерк, у учеников он был естественно далёк от совершенства и основывался скорее на любимых ошибках, но от этого не терялся некоторый элемент разгадывания и подбора тактики. Осаму поэтому и любил поединки один на один, они всегда были нетривиальной задачей и не давали заскучать. Ведь даже если ты знаком с противником, то в стрессовой ситуации, коей являлась любая дуэль, он или она могли выкинуть что-то, чего не ожидали бы даже сами от себя. Как короткие загадки, где даже понимание общего принципа не исключает сюрпризов: идеально для того, кто вечно теряет ко всему интерес из-за предсказуемости.
Однако Накахара был особым случаем. Они словно были знакомы заочно, когда дело касалось боевой магии. Причём про него Дазай помнил даже больше деталей, чем про тех, с кем действительно встречался в бою. Большинство соперников запоминались полуинтуитивно, скорее общим впечатлением, чем структурированным списком, однако если бы спросили о Чуе, Осаму точно бы назвал, с какой ноги он начинает шагать и что чаще всего он пропускает атаки именно в левую руку. Будем честными, все понимали, что когда-то дуэль между ними двумя должна была состояться. Точно также было очевидно, что когда это всё-таки произойдёт, то скорее всего на них сосредоточится всё внимание сокурсников. Сначала исключительный интерес к повадкам слизеринца в бою был продиктован просто нежеланием упасть в грязь лицом, но спустя три месяца это было уже чем-то вроде привычки или рефлекса, если не лёгкой одержимости.
Дазай помнил, как именно Чуя разводил плечи перед самым началом дуэли и знал движение, которым он перехватывал палочку. Видеть это прямо перед собой, а не из толпы зрителей было чем-то настолько необычным, что практически странным, заставляющим сомневаться в реальности момента.
— Можете приступать, — коротко скомандовала Коё, но конца слов уже никто не слышал.
Они оба достаточно часто выигрывали право первого удара у других соперников, однако сейчас ни один не сумел достигнуть нужной скорости. Заклинания наткнулись друг на друга, схлопнувшись бесполезным мелким, но шумным взрывом. Со стола Озаки улетел какой-то пергамент. Дуэль началась.
На проверку у Чуи оказалась ещё более неровная магия, чем казалось с виду. Она была словно полярной тому, как привык колдовать непосредственно сам Дазай. Для него отдельные заклинания были исключительно делом привычки, одинаковыми, как под копирку, средствами осуществления плана, Накахара же ощущался в каждом своём выпаде. От этого было не совсем понятно, отшатнёшься ты от заклинания в этот раз или свалишься с ног.
Ещё очень сбивало то, что Дазай не знал точного радиуса поражения его магии. Он заметил на тренировках в клубе, что в случае Чуи лучше уворачиваться с запасом, но без реального опыта было невозможно понять, насколько именно. Осаму то оказывался настолько далеко, что загонял в неудобную позицию сам себя, то всё-таки частично попадал под атаки. Благо это во многом минимизировали щитовые чары.
Чуя в свою очередь, кажется, совершенно не понимал, для чего существует заклинание «Протего», ограничиваясь только физическим уходом с линии огня. Ошибка в целом банальная донельзя в их возрасте, особенно для тех, кто достаточно вынослив и может себе позволить побегать некоторое время. Дазай решил давить на неё, вынуждая противника зигзагом носиться меж двух точек. Чую нужно было вымотать, загнать. Может тогда вышло бы просто зажать его в угол или спровоцировать на другую ошибку.
Однако усталость побуждала не только поспешные решения. Чем дольше длилась беготня, тем больше Чуя закипал. Что удивительно более рванные движения будто несли в себе только больше магического потенциала. Недооценив один из замахов, Дазай полетел в сторону стены приземлившись плашмя на одну из столешниц убранных парт.
Где-то с секунды две в кабинете не происходило ничего, если не считать почти судорожного движения грудной клетки у обоих учеников при дыхании. Распластанное на столе выглядело тревожно несмотря на это. Коё без слов подскочила на ноги, только прихватив палочку.
— Дазай?.. — движение со стороны стола преподавателя чуть прояснило голову Чуи, но гул крови всё ещё оставался громче всех мыслей.
Никто не отозвался. Это заставило Чую по-настоящему опомниться. У нужного места он оказался одновременно с преподавательницей, которая встала раньше. Осаму за всё это время не издал и звука, лёжа с закрытыми глазами.
— Дазай! — окликнул Чуя уже громче.
У слизеринца ещё не выровнялся пульс после дуэли, а тут это. Было ощущение, что в мозгу словно перевернули всё вверх ногами, а те мысли, что после этого ещё оставались читаемы, дополнительно запутали. Успокаивало только наличие рядом преподавателя. Коё выглядело встревоженной, но панике не поддавалась.
Однако стоило профессору только наклониться к Дазаю, как тот хлёстко взмахнул рукой и хриплым от отдышки голосом выпалил:
— Экспеллиармус!
Чуя абсолютно пустым взглядом посмотрел на свою ладонь в перчатке, а потом на гулко выпавшую у него из рук палочку. После снова на ладонь. И только потом на Осаму.
Он уже полноценно ожил и пусть и кривился при движении, но сел на край парты сам. По всем параметрам живой и здоровый, хоть и не совсем невредимый. Коё удивительного громко для неё выдохнула и скрестила на груди руки. Чуя только предстояло понять, что он сейчас чувствует.
— Техническая победа, — постановил Дазай в своей обычной манере, что лишь подтверждало, что он в порядке. — Проигравшим считается тот, кто остался без палочки или упал на землю, — он улыбнулся шире и приторным голоском протянул конец фразы, — …а я, строго говоря, не на земле.
Чуя забыл о своём разоружении, готовый добить Осаму голыми руками, без всякой помощи оставленной лежать под ногами палочки. И он возможно даже сделал бы это, если бы не вовремя перехватившая слизеринца Коё. Профессор качала головой и пыталась глядеть на спасённого ею Дазая осуждающе, но её подводила лёгкая улыбка. Накахара вяло вырывал своё запястье из хватки наманикюренной кисти. Выглядело всё даже забавно.
— Анэ-сан… — почти кончил Чуя, выворачиваясь от Озаки.
— Тихо, — средний и безымянный палец свободной руки Коё опустила на рыжую макушку ученика. — Без кровопролитий в моём кабинете.
Теперь Накахара пытался извернуться так, чтобы прекратить ещё и прикосновения к его волосам, но чем дольше это продолжалось, тем меньше стараний к этому прилагали. В такие моменты могло показаться, что на самом деле Чуя еле держится, чтобы не начать тянуться к чужой руке, как кошка. Дазай тихо спрыгнул на пол и начал пятиться от этой сцены.
— Сделаю вид, что вы меня убедили. Будут вам дуэли внутри клуба, — губы Коё впервые за вечер обнажили зубы во время улыбки. — Всё-таки у вас обоих есть потенциал…
Польщённый Чуя на мгновенье выпрямился, за что его отпустили. После профессор увереннее взъерошила его, зарывшись пальцами в яркие пряди. Накахара вжимал шею в плечи, жмурился, но не сбегал. Осаму тем временем всё сильнее манила дверь в коридор.
Дазай в целом понимал, как именно Накахара завоевал особое к себе отношение. Он рос без родительской фигуры среди сверстников дичкой, для которого верхом проявления ласки и нежности было ударить в бок, но несильно. Коё же охраняла свои личные границы лучше и тщательнее, чем патрулировали некоторые реальные. Вместе они были удивительно удачной комбинацией человека, который практически ничего не даёт, и того, кто почти ничего и не принял бы. Вот уже третий год этот дуэт плавно друг друга приручал. Причём в случае Чуи это стоило понимать дословно: от попыток погладить по голове он уворачивался всё менее убедительно.
Признаться, иногда подобные картины вызывали у Осаму какой-то странный отклик. Он точно не ревновал своего декана к слизеринцу и уж тем более не мог наоборот ревновать Чую к Коё, но… Дазай не мог не думать, что их взаимоотношения совершенно не похожи на то, что было между ним и Мори.
Большинство сходилось во мнении, что деканы Слизерина и Рейвенкло выбрали себе фаворитов среди учеников, так сказать, на брудершафт, и что оба своего холили и лелеяли пусть по-своему, но примерно в равной степени. Профессор зельеварения действительно выделял Осаму среди всей параллели, но едва ли в той же манере. По мнению Дазая, Мори видел в нём самую умную подопытную крысу из ныне доступных. А лабораторными животными не гордятся. Их кормят, опекают и лечат перед тем, как посадить в новый более сложный лабиринт, их результатам даже могут приятно удивится, но по-настоящему за них никогда не радуются. Вот и Мори многому учил Дазая, смотрел сквозь пальцы на его выходки, однако за любым освоенным зельем повышенной сложности следовал лишь новый рецепт. Со временем он даже перестал изумлённо приподнимать брови, глядя на очередной успех. Ведь что необычного в том, что вундеркинд опять сделал всё верно?
А вот Коё Чуей правда гордилась. Она даже не скрывала, просто сдержанно это проявляла, как, впрочем, и все свои эмоции в силу особенностей темперамента.
Отчего-то такой диссонанс коробил глаза. Вроде он и не ранил, но точно заставлял что-то чувствовать и это что-то не давало покоя. Как и любой всезнайка неизвестность Дазай ненавидел. Хотелось буквально сбежать из комнаты.
Чуя наконец вспомнил о своей палочке, а Коё абсолютно внезапно поравнялась с Дазаем ближе к двери. Она сама по себе была высокой для женщины, но на каблуках и вблизи казалась кем-то недосягаемым и бесконечно далёким как физически, так и эмоционально.
— Тебе волосы потрепать? — еле слышно спросила Озаки.
Не было похоже на то, чтобы она шутила или дразнила его пустым предложением, но после недавних мыслей было трудно воспринимать это не издёвкой. А может внутри него противилась обида за падение на поклонах. Или просто над Дазаем взяла верх строптивая подростковая натура. Причина не так уж важна, но самом деле.
— Боюсь, после такого Чуя меня всё-таки добьёт, — пробормотал Дазай тоном, который очевидно подразумевал «Нет».
* * *
Из аврората невозможно было уволиться до конца. Коё понимала это даже тогда, когда писала заявление об уходе после потери своего напарника, а по совместительству и жениха. Понимала, но старалась не думать о том, что и навыки, и кошмары по ночам, и судьба периодически будут возвращать её сюда, на шестой подземный этаж Министерства магии.
Один из осуждённых в Азкабане дождался законной возможности требовать пересмотра его дела, из-за этого пришлось вызвать всех причастных для изъятия соответствующих воспоминаний. Среди потревоженных оказались в том числе бывший аврор Озаки Коё и лекарь Министерства магии в отставке Огай Мори. Провести их к омуту памяти вызвался Юкичи Фукудзава.
Процессия вышла крайне странная, так как все трое прекрасно знали друг друга и нужный маршрут, но протокол требовал иллюзии строгой официальности и сопровождения «гражданских». И если в начале пути у всех получалось поддерживать видимость порядка, то потом коридор вильнул практически вплотную к тренировочным залам…
Большие и считай почти что пустые помещения имели крайне специфическую акустику и порождали сильное эхо. Так как в залах аврората не проводилось концертов или ещё чего-то в этом духе, никто не думал о их звукоизоляции. Как следствие, в коридоре было прекрасно слышно всё, что было сказано на тренировке громче шёпота. Будто этого мало, Дазай и Чуя никогда не стеснялись повышать голос, если считали необходимым.
— … или сними боло, или кончай раздавать модные советы, ковбой!(4)
— Говорит мне человек, который не расстаётся со шляпой.
Не узнать их было невозможно, пусть голоса у обоих и стали чуть ниже, глубже и грубее. Профессор Мори улыбнулся до подозрительного искренне. Будь рядом ученики, они бы уже почуяли неладное. Коё переглянулась с ним, из-за привычки она прикрывала рукой даже свою еле заметную улыбку. Шедший впереди Фукудзава ограничился мученическим вздохом.
— Эй! Я ношу федору. Так что… Я скорее мафиози.
— Да-да… Так и вижу: кровожадный и беспощадный Лицо с веснушками.(5)
Коё не выдержала и улыбнулась чуть шире, не убирая от лица ладонь. Она и не думала, что успела соскучиться по их ругани. Точнее она даже не представляла, что по такому можно скучать до этой минуты. Хоть с Чуей они списывались и даже обменивались подарками на дни рождения, Озаки уже года четыре не слышала ссор теперь уже известного дуэта. Внезапно профессор ЗОТИ ощутила, что просто не может такое пропустить, ведь никто не знает, когда шанс такой встречи выпадет в следующий раз.
— Фукудзава, — Коё обратилась тихо, но уверенно. Юкичи всегда отличался трогательно-трепетным отношением к своим подчиненным, поэтому она чувствовала, что он скорее всего поймёт её. — Начните, пожалуйста без меня…
После короткого кивка Озаки развернулась и засеменила быстрее своего обычного шага. Это не осталось без внимания Мори. Он вообще редко пропускал детали, над которыми можно ненавязчиво поизмываться.
— Так хотите проведать любимого ученика?
— Обоих. Они оба — моё творение, — Коё подобные моменты в их общении уже много лет не задевали. — И не сильно меньше, чем твоё, дорогой Огай.
Больше комментариев не последовало.
Коё на слух определила, в каком именно зале были сейчас её выпускники и зашла в тренерскую. Это было маленькое помещение, единственный смысл которого был в балконе во всю стену. Отсюда можно было относительно безопасно наблюдать за происходящим в зале, так как пол последнего был примерно за этаж ниже.
Профессор аккуратно подошла к перилам и заглянула вниз. В обоих всё ещё угадывались те подростки, которыми она их запомнила. Особенно, пока они стояли рядом. Хотя, кажется, Дазай немного вытянулся со времён последнего курса. По воспоминаниям Коё, у Чуи макушка была где-то на уровне чужого носа. Сейчас же Осаму мог бы положить подбородок напарнику на голову, практически не вытягивая шею.
— Твоя любовь к ремням это всё равно что-то странное, — буркнул Дазай, пока ровнял пятки после поворота спиной к Чуе.
— Ты носишь подтяжки для рубашки! — тут же рявкнули в ответ.
— Это другое…
Может они оба и выросли, но что-то оставалось на своих местах. Коё облокотилась на перила, чувствуя смесь ностальгии и дежавю, если не умиление. Она решила пока не отвлекать их и поговорить после тренировочного боя.
— Подтяжки для рубашки и носков это просто уродливый мужской аналог пояса для чулок, — не унимался Накахара.
— Предлагаешь мне начать носить женский вариант? — парировал Дазай, когда они уже начали отходить друг от друга.
— Предлагаю тебе отъебаться от моего вкуса в одежде, чтобы я не трогал твой.
Коё было откровенно лестно как педагогу смотреть на происходящее. Она всё-таки приучила их к хорошим манерам хотя бы в бою. В аврорате подобным чаще всего пренебрегали. Тут сражение уступало именно что драке — вырыванию победы любой ценой, поэтому большинство не считало нужным тратить время на какие-то церемонии даже с коллегами. Но не её мальчишки.
Дазай и Чуя расходились на автоматизме, но не вымучено. Именно этого Озаки и добивалась от своих студентов: что бы этикет был привычкой, рефлексом, а не страданием, которое нужно перетерпеть перед интересной частью.
Когда они развернулись, то оба уже замолкли и не пытались говорить. В полной тишине напарники синхронно поклонились друг другу. Если бы не очевидные различия в цвете волос и одежды, их можно было бы принять за человека и его отражение в огромном зеркале. С салютованием палочкой тоже не возникло проблем. Коё только на этом моменте заметила, что ей не врали снимки из газет — Дазай и Чуя правда начали держать палочки в левой руке. Любопытно…
После окончания приветствия авроры на секунду замерли. А потом Чуя атаковал. Ещё в Хогвартсе стало понятно, что обогнать друг друга им практически невозможно. После трёх десятков дуэлей, начатых с перекрещивания одновременно выпущенных заклинаний Дазай начал уходить в оборону с последующей контратакой. Потому что Осаму мог уступить, если видел в этом потенциальную выгоду в будущем, а вот Чуя — нет.
Не сказать, что подобное упрямство никогда не вредило самому Чуе. Например в этот раз Дазай подгадал, как поставить Протего так, чтобы атака срикошетила обратно в напарника, а сразу следом выпустил уже своё заклинание. Последнее Накахара отразить уже не успел.
Из-за действия Левикорпуса аврор повис вниз головой где-то в полуметре-метре от землёй. Точно висельник на одноимённой карте таро. Для большинства на подобном дуэль оканчивалась, но Чуя не только не прекращал колдовать, но и начал раскачиваться из стороны в сторону. Когда амплитуда стала достаточной, Накахара выпустил в Дазая несколько заклинаний с максимально небольшим зазором во времени. Пользуясь полученной форой, он направил палочку на ногу, за которую его держала магия и выкрикнул «Финита!»
После действия прерывающего заклинания, аврор упал на землю в упор лёжа, развернувшись по инерции. Такого в школьном дуэльном клубе, конечно, не увидишь. Пока Коё размышляла о том, что она любой ценой одолжит этих двоих у Фукудзавы на денёк для показательного боя перед учениками, Чуя уже успел вскочить на ноги. У того, что они оба освободили опорную руку, был не совсем интуитивный плюс в виде помощи правой при падениях параллельно с использованием щитовых чар. А они были действительно нужны, потому что Дазай не намеревался давать сопернику подняться спокойно. Тем не менее оба уже вновь были на ногах и заячьими петлями кружили друг перед другом.
В какой-то момент Осаму оказался строго перпендикулярно стене, в которой было ниша балкона. Коё не пряталась намеренно, но стояла у стенки, а потому не думала, что её кто-нибудь заметит в пылу поединка. Она ошиблась.
— Чуя, там Коё! — сообщил Осаму, разве что не тыча пальцем напарнику за голову, отвлечение на такие жесты вполне могло ему стоить проигрыша сейчас.
— Ты издеваешься?! — выкрикнул Накахара, даже не думая менять позицию или оборачиваться. — Придумай что-то менее нелепое!
Коё пришлось приложить некоторое усилие, чтобы не выдать себя раньше времени. Она продолжила следить за действом, положив голову на ладонь. Дазай всё ещё изредко поднимал на неё беглые взгляды, но понимал, что просто спорить с Чуей будет неубедительно. Вместо этого он явно намеренно начал атаковать его строго с правой стороны.
Пусть и не так быстро, как того хотел напарник, но Накахара вынужденно повернулся. После дуги где-то в градусов сто он правда заметил что-то в тёмном проёме балкона тренерской. В небольшую паузу между заклинаниями аврор присмотрелся и к своему удивлению правда узнал в до этого безликом «что-то» в пределах бокового зрения свою бывшую преподавательницу.
— Анэ-сан… — изумлённо начал Чуя, его голос даже с эхом было почти не слышно.
Дазай не тратил время на подобное. Он не побрезговал использовать Экспеллиармус сразу, так только напарник отвлёкся. Палочка под действием заклинания полетела на пол, выписав полукруг.
— Попался! — весело заявил Осаму, но Чуя не удостоил его ничем, кроме раздражённого взгляда, прежде чем снова посмотреть на Коё.
Профессор чувствовала даже больше тёплых отзвуков в сердце, чем ожидала, видимо с возрастом проклёвывались сантименты. Ей правда не хватало их в стенах школы. Но это ещё не было поводом их баловать.
— Дазай, — обратилась Озаки своим любимым требовательным тоном учительницы со стажем. — За совсем уж грязную игру я как глава дуэльного клуба присуждаю тебе технический проигрыш.
Чуя после такого вердикта усмехнулся, косясь на напарника. Дазай же артистично возмутился и надулся.
— Ну Анэ-сан… — причитал Осаму, скрещивая руки на груди для убедительности. — Просто сразу скажите, что любите его больше.
— Конечно, я люблю Чую больше. Он мне хотя бы пишет, Осаму Дазай.
Когда Дазай переместил руки на бока и принял ещё более обиженный вид, Коё не могла не ухмыльнуться. Всё-таки, каким бы сложным случаем Осаму не был и как бы сильно он не хватался за свой образ нелюбимого ребёнка, какую-то слабость она питала к ним обоим.
Примечания:
Мне искренне жалко тех, кто читает драбблы по мере написания, ибо я пишу их по вдохновению и только потом расставляю около-хронологически. Спасает только то, что это "Истории в себе" и порядок не делает погоду.
Пытаюсь развить тему одиночества Дазая в школьные годы и, конечно же, признаюсь в любви Анэ-сан. Несколько преувеличила теплоту их отношений с Чуей, в каноне я вижу всё несколько сложнее и не так сахарно, но делаем скидку на то, что тут Озаки заметно старше, не так травмирована и Чуя знает её дольше. Однако я довольна тем, что вышло, это всё ещё "дичка и снежная королева" в своей основе.
И да, я впихнула "Scared, Potter? — You wish"-момент, потому что я могу.
По поводу подтяжек для рубашки — это не очень популярная, но прикольная приспособа для того, чтобы одежда оставалась заправленной. Мы, конечно, привыкли, что персонажи аниме могут пробежать кросс, полазить по деревьям, а потом заняться паркуром и остаться с чуть ли не с поглаженной одёжкой, но мне показалась забавной мысль, что половина авроров для такого носит подтяжки для рубашки, а вторая половина реагирует в духе "А дальше вы панталоны наденете или что?".
1) Японская школа волшебства во вселенной Роулинг
2) Реально существовавший вид казни в Китае, другое название — линчи.
3) Дазай ссылается на то, что гиппогрифы в поттериане известны своей гордостью и тем, что они не терпят, если к ним подойдут без поклона. Если помните, то Малфой получил от Клювокрыла именно за это.
4) Штука у Дазая на шее, боло-галстук, была популярна на Диком Западе 19ого века.
5) Дазай пародирует прозвище Аль Капоне — Лицо со шрамом.
Дазая можно было любить, что делала практически вся школа, можно было ненавидеть, чем занимался намного более узкий круг лиц, но одно отрицать было сложно — он был гением.
Тем самым, кто почему-то запоминает что угодно лишь однажды услышав. Тем самым, который создаёт впечатление, что он освоил академический курс ещё в утробе, а Хогвартс это так — бесплатный доступ к библиотеке. Тем самым, выводящим Чую из себя просто фактом существования.
Это ведь банально нечестно. Почему все они должны были учиться, зубрить, прилагать усилия, а это недоразумение могло читать Сказки барда Бидля всю астрономию и всё равно безупречно отбиваться от любых вопросов учителя?
Осаму в этом плане был Рейвенкло в квадрате: многие с этого факультета были сообразительными, но сами себе на уме, однако он обскакал сокурсников и по энциклопедическим знаниям, и в плане сосредоточения на собственных мыслях. Последнее из чего-то разумного переросло в сволочной эгоизм, который большинство игнорировало. Или не видели за обманчивым дазаевским обаянием.
Обычно подобные ему дети вырастают, понимают, что теперь нужно что-то делать, и начинают страдать, так как не были приучены к подобному. Временами Чуя искренне желал ему того же, но почему-то чувствовал, что Дазай и во взрослой жизни найдёт способ читать детские книжки, пока кто-то другой решает его проблемы. И проблемы окружающих, которые он создал.
И Накахару не задевало бы подобное, если бы не тянущееся с первого курса соперничество между ними. Сам Чуя гением не был. Ему приходилось играть по правилам: делать записи, готовиться летом, читать параграфы более одного раза, не спать ночами и пересказывать темы соседям по спальне. Это выматывало. Если первые пару месяцев учёбы он был взволнованным одиннадцатилеткой, который только узнал о мире магии и добровольно проглатывал главы учебников на пару занятий вперёд, то сейчас слизеринец оставался отличником исключительно для того, чтоб не ударить в грязь лицом.
Происходящее продолжало быть нечестной схваткой. Словно один из них бежал кросс на своих двоих, а второй кружил рядом на велосипеде и отвешивал издевательские комментарии. Да, технически они были на равных, но Чуя прекрасно понимал, что это лишь потому, что оценки выше «Превосходно» не существовало.
Осложнял всё любимейший преподаватель зельеварения, который видел их мышиную возню насквозь, так как сам её и начал. Стравливая перспективных, по его мнению, учеников, Мори пытался держать их в тонусе. Профессор говорил, что несмотря на острый ум Рейвенкло сложно обучаемы. Видите ли, им зачастую безразличны обычные поощрения. А тут и Дазай после любого вопроса тянет руку до состояния, близкого к вывиху, и Накахара не расслабляется с учёбой, как бы ни хотел. Ведь они друг другу не оценка, они много хуже. Отметка — это одинокая буква(1). Баллы факультетов — просто цифры. Ни то, ни другое не умеет злорадствовать, не станет напоминать о провале в случайные моменты жизни, они не имеют мнения о тебе, которое почему-то ощущается важным.
Тем не менее, как истинный талант Дазай породил повод его ненавидеть сильнее, чем из-за врождённого неравенства.
В дуэльный клуб Коё принимала студентов, начиная с третьего курса. И естественно их парочка не могла остаться в стороне. Уже выдрессированные зельеваром, они как по команде прибежали доказывать, что и в боевой магии они главные звёздочки параллели. Озаки была менее манипулятивной, чем Мори, но явно про себя потешалась над их рвением, пока вертела обоими и не ставила друг против друга.
Вопрос с последним со временем уладили. Быстро стало понятно, что по числу побед они обгоняли прочих сверстников. К старшим курсам Дазай стал абсолютным чемпионом клуба, а Чуя абсолютным вторым местом, что било по его эго сильнее любого атакующего заклинания.
Дни их поединков были самыми людными для кружка, ведь нельзя пропускать такое шоу. А каждый сентябрь Накахара слышал минимум один разговор первокурсников, которые не верили, что готовые загрызть друг друга старшие кланялись друг другу перед боем.
Кланялись. Ещё и ниже, чем кому-либо другому. Профессор Коё ясно дала понять, что одно нарушение дуэльного этикета и от статуса любимчиков учителей останутся только воспоминания. Несмотря на некоторое покровительство Чуе и совместные чаи, она всегда оставалась женщиной, которую лучше не злить. Поэтому оба уже не первый год с выправкой солдат караула расходились на десять шагов и с грацией танцоров балета склоняли друг перед другом головы. Ничто из перечисленного не мешало тихо материть друг друга, пока они ещё не разошлись и стояли спина к спине. А после начиналась дуэль.
Накахара обладал редкой для своих лет силой магии. Он мог вышвырнуть соперника за условные границы поля, мог вместе с ним подвесить в воздухе подошедшего слишком близко зрителя, а однажды его Силенцио лишило противника речи на два дня вместо нескольких часов. Благо впереди были выходные и пострадавший являлся интровертом. Но все его способности Дазай звал бестолковым волшебством и любил повторять, что это не Чуя управляет заклинаниями, а заклинания Чуей. Осаму стабильно выигрывал почти две трети их поединков. Об этом не давали забыть большая сводная таблица побед и поражений у Озаки и две поменьше, которые каждый вёл для себя. Однако Накахара существование такого рода учёта прилюдно отрицал.
Дазай колдовал иначе, чем большинство, с самого начала. Когда тебе четырнадцать и ты впервые используешь магию против кого-то, хочется закрыть глаза и без разбора повторять самое простое оглушающее заклинание. Осаму откуда-то даже в том возрасте понимал и ценность щитовых чар, и что есть варианты атаки, кроме «Остолбеней!».
С возрастом он лишь больше наловчился в уже имеющихся навыках и подключил свою извращённую креативность. Как ещё объяснить, что Дазай любил в качестве добивания не условный Конфундус, а проклинать щекоткой, чтоб выходило не только смешнее, но и унизительней? Или что он наколдовал стайку враждебных соек перед девочкой, перенёсшей птичий грипп? Хорошо, что Хаффлпафф были слишком добрыми, чтоб понять его юмор.
А Чуя... А что Чуя? Он пока сидит среди зрителей, скрестив руки на груди, и до боли впивается ногтями чуть выше локтя. Его душит ярость. Злит всё: то, что Осаму держит палочку не как все нормальные люди, а одними кончиками пальцев за самый край рукояти, словно дирижёр (нет, это не особая техника, это выпендрёж, он проверял), то, с какой лёгкостью он передвигается перед соперником, и то, как горят весельем его глаза. Причина очевидна — наш гений снова умудрился приспособить для дуэли небоевые чары и теперь упивался осознанием собственной находчивости.
Противник использовал Бабилиус, заклинание небольшого электрического разряда. Вместо того, чтоб отразить или увернуться, Осаму успел выкрикнуть: «Агуаменти!». Это были создающие воду чары. После лёгкого движения длинных и нескладных подростковых рук стоящий напротив оказался вымокшим, а миниатюрная молния перекинулась на лучший проводник тока. Бедолага пребывал во власти судорог. Продолжить схватку он не сможет.
В такие моменты случалось худшее. Накахара капитулировал. Молча и на время, но тщательно выстроенное и систематически подкрепляемое призрение к Дазаю рушилось. Оно лопалось, как мыльный пузырь, быстро и красиво, почти фейерверком. Слизеринец лишь чудом сдержал своё удивление от внешних проявлений. Находить настолько простые, но изящные ходы мог только Осаму. Словно он думал на другом языке или в иной плоскости, считал дуэль скорее шахматами, чем дракой.
И если сторонний наблюдатель мог не понять восхищения таким, то собравшиеся все как один участвовали в бою и понимали, что обычно это дело рефлексов, а не тактик. Во время поединка весь твой коварный план рухнет карточным домиком, если ты пропустишь одно заклинание вначале, пока будешь обдумывать детали. Зачастую большинство просто заучивали атаки до автоматизма и доверялись мышечной памяти.
Едва ли кто-то бы репетировал настолько специфический выпад. Да и судя по довольной морде Дазая, он именно рад тому, что сработал его замысел. Тощие пальцы победно вертят уже ненужное оружие в руках, в сторону трибун сияют улыбкой. Осаму успел вспомнить физику и спланировать этот ход до того, как его достала бы магическая молния. Подобное было под силу лишь Дазаю. Восхищать и отвращать наигранностью одновременно.
Чуя поморщился и от греха подальше отвёл взгляд. В голове звучала ровно одна фраза: «Он удивительный».
* * *
Третьекурсник Чуя был, пожалуй, лучшим приобретением слизеринской команды по квиддичу за долгое время. По-спортивному азартный, с хорошими физическими данными, болеющий полётами, так ещё и почти мгновенно спелся с коллективом. Это было странноватое сборище парней на год или два старше, которые обращались друг к другу исключительно по прозвищам. Всё было настолько плохо, что Дазай банально не знал, как на самом деле зовут того же Пианиста. Впрочем, ему и не было интересно. Как и то, почему их группка по интересам самоназвалась «Флагами». Чужие слезливые истории вечной дружбы редко несли в себе что-то полезное.
Как самый младший и поздно примкнувший Накахара клички не получил и для всех оставался просто Чуей, новым ловцом. Как показало время, ловцом результативным. Кубок школы по квиддичу вот уже два года как не покидал зелёно-серебристый факультет. И от этого факта товарищи любили свои драгоценные полтора метра агрессии лишь сильнее. Если смотреть со стороны, то складывалось впечатление, что даже сильнее, чем Чуе хотелось бы.
Накахара первое время просто терпеть не мог, что его поднимали после матча и качали на руках. Он брыкался, повышал голос, не слезал с метлы, пока не доведёт судью, и всячески норовил сбежать. Осаму высиживал игры до конца исключительно ради этого зрелища. Несмотря на изворотливость, гибкость и на удивление присущую такому миниатюрному созданию грозность Чуя неизменно упускал один факт: рук, чтоб отбиваться, у него было всего две. И когда на одной повисал Док, а на другой Альбатрос, путей к свободе у него не оставалось. После «Флаги» водружали его на плечи кого-то постарше и повыше. На этом этапе он обычно смирялся, так как после первой своей большой игры очень больно навернулся, чуть не свернув шею Липпману заодно.
С возрастом воинствующий ловец постепенно принял подобные проявления ликования и почти перестал сопротивляться. Данная компашка не была такой тошнотворной, как «Овцы» с их браслетами дружбы, но всё равно иногда сводило зубы, если случалось встретить всех разом вне поля.
Дазай никогда не был ни спортивным фанатом, ни спортивным фанатиком, но любил решать нетривиальные задачи и действовать кое-кому на нервы. Когда после обсуждения тактик со старым капитаном в гостинной Рейвенкло его позвали в состав, он согласился. Благо, что охотником, Накахара от горя бы с метлы спрыгнул, играй они на одной позиции. Всё произошло в тот же самый многострадальный третий курс.
И вот он уже на пятом. Смотрит игру Слизерина и Гриффиндора. Непосредственное участие влюбиться в квиддич не заставило. Осаму всё ещё рассматривал игру как способ отвлечься от реально стоящих вещей, тем не менее его вынуждали ходить на все матчи, чтоб составить комплексное мнение о противнике. Что тут поделать, Рейвенкло всегда хотели знать всё обо всём и всех.
Если бы новый капитан хотя бы посмотрела на него, сидя на соседнем месте, но нет. То, что строгая шатенка с ровной чёлкой по самые брови и красивыми глазами была умной, становилось ясно не только по тому, что она делила с Дазаем факультет, но и по полному игнорированию его заигрываний.
Они сидели у самой учительской ложи с позволения Мори. В Осаму было слишком мало альтруизма, чтоб не пользоваться подобными привилегиями. К тому же, вид тут и правда отличный. Если повезёт, хоть щипай прутья из мётел игроков. Ну, или насылай на них же порчи, что, пожалуй, эффективнее.
В целом расстановка фигур Осаму уже понятна. У Гриффиндора выпустилась почти вся команда, новички сейчас отстрадают от рук самой сыгранной и на следующую игру будут в апатии. Тем не менее, есть угроза — их ловец. Девчушка на пару с Чуей самые мелкие и лёгкие из действующих игроков. То, что на земле было причиной комплексов, в воздухе давало фору. Оба носились, как стрекозы над водой. Однако она так боялась задеть соперника, что в пору было отправить заботливую кроху к барсукам, а не ко львам. Нужно сказать их ловцу быть поагрессивнее и она сама начнёт держать дистанцию.
С Накахарой всё труднее. Он видит лишь мяч, ему плевать на угрозу скинуть кого-то или упасть самому, а ещё он не растерял формы или очень быстро наверстал её с лета. У него даже словно начинали раздаваться в ширь плечи и продолжали крепчать руки. Подобное могло казаться неважным для спорта на метле, но ровно до первого прилетевшего в бок бладжера. После ты мечтаешь о том, чтоб мышцы были достаточно сильными, дабы удержать тебя на древке при любых обстоятельствах.
Ещё Чуя всё также не гнушался залетать выше обычного и выписывать мёртвые петли. Гриффиндорке нужно поучиться последнему, ей всё ещё отчаянно хочется, чтоб небо было над головой, а поле — под ногами.
Но нужно отдать ей должное, минуты три они с Накахарой практически вровень шли за снитчем, пока тот резко не вильнул вниз. Чуя исполнил что-то вроде недоведённой бочки: рывком вбок перевернул метлу и себя, оказавшись на достаточном расстоянии, чтоб схватить заветный крылатый мяч. Когда он успел убрать ноги со специальных подставок и сцепить их в замок, не заметил даже Дазай. Осаму ненароком подумал, что он сейчас повиснет на одной нерабочей руке, естественно упадёт и наконец-то поймёт, что иногда гравитация распространяется и на него. Этого всего не случилось, Чуя замер вниз головой, пока в тисках пальцев трепыхался золотой снитч. Вместе с ним перестали двигаться зрители и даже воздух в лёгких Осаму.
После все как по команде сорвались жутким гомоном. Из граммофонов диктор начал на все лады расхваливать Слизерин, а капитан придвинулась ближе, но только, чтоб он её услышал:
— Что думаешь?
— Шансы у нас есть. Если Чуя сломает ногу накануне, — Дазай всегда был больше реалистом, чем патриотом факультета. — А лучше две. И в нескольких местах. Но у меня есть мысли, как сделать счёт не позорным. Расскажу в нашей башне.
Девушка кивнула, тут и правда не подискутируешь.
Снитч давал сто пятьдесят очков и завершал матч. Ловец Рейвенкло не был плохим, но Осаму прекрасно понимал, что умыкнуть мяч у Накахары он мог лишь случайно, значит для победы им нужна была фора в шестнадцать забитых квоффлов, по десять баллов за каждый. Если верить в чудо, с этим можно было играться. «Флаги» были сильной командой, но не чемпионами мира. Их вратать, Док, был слабым звеном на общем уровне состава. Подбор загонщиков тоже был странноватым. Обычно на эту позицию ставили двух одинаково быстрых игроков, чтоб равномерно отгонять бладжер от охотников. У Слизерина же были типичный для роли Липпман и метающийся по полю в одном скоростном режиме с Чуей Альбатрос. Возможно, они поэтому и казались самыми близкими друзьями в этом бедламе. Пианист и Айсмен, капитан команды, были для Дазая самыми скучными. Оба хорошо выполняли свои задачи и не давали подсказок, как их расшатать.
Однако даже в теории такой большой отрыв требовал времени, которое Накахара им не даст. К своему стыду, Осаму помнил длительность всех его игр за два года. Прогноз был очевиден и неутешителен.
Зато теперь можно больше не думать. Дазай упёр локти в кресло впереди сидящего и поднял взгляд. Шум вокруг не прекратился. На фоне ясного неба контрастные волосы чужого ловца ощущались самым привлекательным для глаза пятном. Они были собраны в короткий и нелепый, похожий на заячий, хвост, но почти половина прядей уже выбились и развевались на ветру. Чуя медленно разжал левую руку и теперь висел, как летучая мышь, держась лишь ногами. Судя по заторможенности всех движений, он ещё сам не понял, что принёс им победу. Даже забавно.
— Двадцать баллов Слизерину за красивую игру, — прозвучал неизменно спокойный баритон профессора Мори.
Вряд ли Накахара слышал его за шумом трибун. Скорее всего его глаза прояснились сами собой от осознания. К ловцу начинала стягиваться остальная команда. Чуя без страха вытянулся стрункой, словно хотел по максимуму ощутить встречный ветер и в порыве куража ударил по воздуху рукой, державшей снитч. Естественно, всё ещё будучи вниз головой.
Тут Осаму несдержался и хихикнул. Отчего-то хотелось, чтоб возглас «Я, блять, это сделал!» услышал он, но не госпожа Озаки. К сожалению, места учителей были выше, а значит ближе к источнику звука.
— Минус пятнадцать Слизерину за ругательства от игрока.
«Флагам» до подобного дела не было, они сообща переворачивали причину их сегодняшней победы. Дазай сам не заметил, как уложил голову на руки и засмотрелся на странную эквилибристику.
Следи прочих мыслей ясно и чётко промелькнула одна: «Всё-таки он удивительный».
Примечания:
Посвящается каноничному "Incredible".
Вот зарекалась я в основной работе не трогать подростков, но муза моя верностью не отличается. Хотелось чиркануть что-то лёгкое, чтоб победить ступор в более осмысленной главе, так что драбблам быть.
1) В Хогвартсе оценивают буквами, как в англоговорящих странах
Примечания:
Содержит мини-спойлер к грядущей главе основной работы, много мини-слизеринцев и рисуночек в конце.
Буду рада вашему взаимодействию с работой!
Накахара Чуя — четвёртый курс, Акутагава Гин — два года до поступления
— Чуя, ты... уверен?
Юан настояла на том, чтоб они быстро оставили весь багаж в купе и вышли в общие вагоны. Ширасэ трижды сказал, что её подруги с Гриффиндора в жизни не появятся на публике, пока не обсудят каникулы сначала между собой, но был проигнорирован. Однако оказался прав.
Пользуясь тем, что они всё-таки сидели кучно, Накахара решил поделиться с ними двумя главной новостью своего лета. Это было короткое письмо, написанное на пергаментной бумаге выверенным каллиграфичным почерком.Тонкие изгибы букв были столь идеальными, что почти отталкивали. Так умел писать один Огай Мори.
— Я тоже сначала подумал, что один кусок дерьма где-то достал сову и научился копировать манеру письма профессора. Но... — Чуя нырнул рукой в каман. — ..внутри конверта оказалось ещё и это.
На раскрытой ладони лежал небольшой значок в форме щита зелёного цвета. По диагонали его пересекала лента, на которой серебряными буквами чётко и ясно красовалось «Староста». Такое подделать уже куда сложнее.
И Юан, и Ширасе глядели на крохотный предмет, как на полумифический артефакт, в реальности которого ещё с минуту назад сильно сомневались.
— Но старостами обычно становятся студенты не младше пятого курса, — неуверенно протянула девушка, заправляя за ухо выпавшую розовую прядь.
Как будто Чуя не знал этого. И словно не из-за этого уговорил их зажаться в самый угол вагона, чтоб с соседних скамеек их могло услышать минимальное число других студентов. Было что-то некомфортное в таком назначении на пост, из-за чего не хотелось оглашать новое положение дел преждевременно.
— В письме сказано «... за исключительные успехи в учёбе, спорте и дуэльном клубе...», — напомнил Накахара, проводя пальцем по нужной строке. — Наверное, на основе этого мне и сделали исключение.
Он сам не до конца верил в сказанное, но это казалось самым логичным объяснением.
Реакция ребят была неоднозначной. Одно было очевидно — оба были удивлены. Юан вновь и вновь по кругу обводила глазами значок, а Ширасэ бегло перечитал текст на пергаменте. После он выдал что-то, похожее на радость.
— Остаётся лишь поздравить тебя, — замечает парень, нервно поправляя ветровку и пытаясь улыбаться. — Ты станешь самым молодым старостой в Хогвартсе!
— Не станет.
Дазай возник за их спинами внезапнее, чем приведение в коридорах школы. Он зачем-то вырядился в форму задолго до прибытия и контрастировал с пока неформальным окружением. Почему-то даже карикатурная дотошность в гардеробе не побуждала тщательнее расчёсывать волосы.
Не утруждая себя такой мелочью как приветствие, Осаму занял одно из мест напротив них.
— Это всё-таки какой-то твой трюк? — прошипел Чуя, не сводя взгляда с самозванного визави.
— Нет, — Дазай расплылся в улыбке более обычного. — Но я почти на два месяца тебя младше.
Аккуратный синий значок с медными окантовкой и буквами сверкнул меж непропорционально длинных, но изящных пальцев раньше, чем сознание сплело воедино услышанное.
* * *
Накахара Чуя — шестой курс, Акутагава Гин — первый
Старшекурсник со светлыми волосами взял под руки и поднял младшую ученицу легко, словно та была котёнком.
— Больше ешь, малышка, а то вырастешь, примерно как наш староста, — беззлобно бросил он, усаживая Гин на спину сокоманднику.
— Альбатрос, тебе давно очки не ломали? — поинтересовался Чуя, уже придерживая девочку под коленями.
От случайного движения ногой захотелось взвыть, но Акутагава плотнее стиснула зубы. Её и так придётся нести до больничного крыла, а если она ещё и пищать будет, то совсем лишится гордости в собственных глазах.
Урок полётов на метле для Гин кончился на середине болезненным падением. Стопа теперь шевелилась лишь сквозь слёзы. Снять туфлю было тем ещё испытанием, но явно необходимым шагом, так как ушибленная область распухала. Повезло, что у части факультетской команды не было сейчас занятий и они половиной состава летали над младшими учениками.
— Ну что ты сразу, — развёл руками Альбатрос, держа в одной упомянутый аксессуар. — Точно помощь не нужна?
— Я тебя до туда дотаскивал, — отмахнулся Накахара, после повернувшись к Гин на сколько позволяла шея. — Не сползаешь?
В ответ отрицательно мотнули головой, после чего Чуя пошёл.
Большинство со временем сошлось в мнении, что Слизерину повезло со старостой. Да, все прекрасно знали, что на его счету тоже есть дисциплинарные нарушения, а ещё он может обматерить особо провинившихся вдали от профессоров, но в моменты, когда младшим действительно требовалась поддержка, Накахара обычно подставлял плечо. Или сразу всю спину, как в её случае.
Довольно долго Акутагава лежала безвольно, обмякшая всем телом, как тряпичная кукла, и без желания напоминать о себе в таком беспомощном виде. Однако, когда они зашли с улицы непосредственно в замок, тишина показалась уже грубоватой.
— Ещё раз спасибо, что вызвался, — тихо пробормотала Гин куда-то в капюшон чужой формы для квиддича.
— Возиться в вами — моя обязанность, так что не бери в голову, — ответил Чуя, заглядывая через плечо. — Сильно болит?
Притворяться никто не стал, поэтому последовал сдержанный кивок. Голень болела, а непосредственно место удара субъективно всё сильнее нездорово грелось изнутри, отдавая пульсирующей болью.
Гин молча благодарила, что до звонка ещё достаточно времени и в залах Хогвартса пусто. Так нет косых взглядов и вопросов, только эхо шагов и тянущее чувство в суставе на каждом.
Чтобы хоть как-то отвлечься и из полуосознанного желания выговориться, Акутагава решила продолжить разговор.
— Староста Накахара, — слова звучали неуверенно, словно спотыкались на ступенях лестницы, по которой шёл Чуя. —...а ты когда-то думал, что с твоим факультетом вышла ошибка?
Они повернули за угол и шли уже по ровному полу, что очевидно было легче.
— Честно? — старшекурсник сделал небольшую паузу, чтоб перевести дух и перехватить Гин по-удобнее. — Я не считаю, что это действительно что-то меняет. Староста Рейвенкло вот идиот тот ещё.
Пальцы в кожаных перчатках для игры в Квиддич ощущались грубо, но зато не скользили. Акутагава всё также пыталась сидеть смирно и не сползать по чужой спине.
— А что спрашиваешь? Волнуешься, что не ведёшь родословную от Мерлина ещё и упала с метлы?
Девочка вжала голову в плечи, и опустила вниз взгляд, который и так вряд ли бы встретился с глазами собеседника. Чуя не звучал осуждающе, скорее напротив пытался разрядить обстановку, но признаваться было всё равно неуютно.
— Шляпа думала о Пуффендуе, — Гин говорила, еле шевеля губами, её не услышали бы, не будь она так близко к чужому уху. — Но я... Я хотела к брату.
Немедленной реакции не последовало, однако уже стало несколько легче. О просьбе изменить вердикт не знал даже Рюноске. Гин казалось, что рассказав правду, она возложила бы на него часть ответственности за своё решение. А в верности этого поступка первокурсница сомневалась всё больше.
— Тебе, скорее всего, уже рассказали, что я магглорождённый, — начал Чуя, вильнув в новый коридор. — И на пути в Хогвартс в первый раз мне повезло сесть в купе к двум ребятам из обычных семей, которые успели познакомиться на платформе. Это были Юан и Ширасэ, должна была видеть в гостинной. Всю дорогу мы обсуждали, как восприняли правду о волшебниках и просто всякие глупости. По правде, я как будто встретил адекватных людей посреди мира, который сошёл с ума...
Сентябрьское солнце проникало сквозь готические арки, оставляя ряд вытянутых теней, которые полосками ложились на вековой камень. Высокий свод, которого эта роскошь не касалась, тёмным куполом нависал над двумя учениками, которые в сравнении казались совсем уж крошечными.
Акутагава не прерывала слова собеседника, хоть частично развязка уже угадывалась.
— Их обоих распределяли до меня и оба попали на Слизерин. Мне жгуче захотелось остаться с ними, чтоб также иметь того, кто не рождался среди мётел, сов, говорящих писем. Поэтому, когда Шляпа начала говорить что-то про храбрость, я судорожно принялся думать о том, что не пойду на Гриффиндор.
Гин совсем притихла, пусть в её случае это значило... дышать менее шумно?
Накахара Чуя, свет и гордость факультета, которого мозг отказывался представлять не в зелёной форме, должен был быть не с ними? Да, сама Акутагава была знакома с ним меньше месяца, но видела, как к нему относились Слизеринцы. Может среди них и были люди, не любившие его вспыльчивый нрав, однако уважали так или иначе все.
Избегали его только двое. И были ими, как ни странно, упомянутые Юан и Ширасэ. Может правдивая причина этого и ходила среди прочих слухов, но в сплетнях Акутагава не разбиралась, а потому набралась смелости и спросила.
— А почему вы сейчас не разговариваете?
Чуя выдохнул громче обычного. Слегка повело крепкие плечи. Однако через пару секунд ответ последовал.
— Мы втроём увлекались маггловской тяжёлой музыкой. Юан даже достала нам браслеты какой-то местечковой группы. Мы понятия не имели, что это за ребята, но из-за лого с рогами звали себя «Овцы». А рядом с Хогвартсом обычное радио глушит обилие магии. Так что мы иногда убегали дальше дозволенного...
Какая-то горьковатая ностальгия пропитывала тон старшекурсника. Гин чуть сильнее прижалась к говорившему то ли, чтоб утешить, то ли, чтоб удержаться на спине.
— ... и однажды, когда я не смог пойти с ними, вылазку заметил Мори. Юан и Ширасэ решили, что ему всё рассказал я.
— И вы так и не помирились? — голос первокурсницу подвёл, звучало почти жалобно.
— Ты видела на моей руке браслет?
Вместо ответа Акутагава снова уткнулась носом в чужой капюшон и уже в него протянула сдавленное «Прости».
Идти до места назначения оставалось совсем чуть-чуть. Видимо, из-за нежелания прерывать беседу на угрюмой ноте, Чуя вдруг вернулся к изначальной теме с более живой интонацией:
— Кстати, про факультет. Одной из отличительных черт Слизерина является амбициозность. Нам обоим хватило духа добиться желаемого, а не просто смириться с решением Шляпы. Так может, нас действительно можно считать настоящими слизеринцами?
* * *
Гин еле просочилась меж людей, плотным кольцом обступивших происходящее. Ничего хорошего сознание не рисовало. Девочка отчётливо слышала звук удара и видела оскалившаяся лицо Дазая, а последние пару месяцев всюду, где появлялся Осаму, был и...
— Рюноске! — не помня себя, завопила первокурсница, заметив силуэт брата, который застыл в состоянии между оцепенением и крупной дрожью.
Это его ударил староста Рейвенкло и смотрел абсолютно мутными глазами на последствия. На ссадину на чужой щеке. На лица собравшихся. На их страх.
Инстинкту жертвы на секунду поддались все, хоть пострадал один лишь Рюноске. Гин рвалась к брату, но кто-то из старших предусмотрительно схватил её за руку, пытаясь успокоить. Напрасно — речи за колотящимся сердцем она не слышала.
Дазай тоже достаточно долго не двигался, ограничиваясь лишь переводом взгляда с собственных рук на старшего Акутагаву. Однако первая же попытка пошевелиться встретила бурную реакцию.
— Дазай! — Чуя звучал резко даже для себя, пока протискивался внутрь импровизированного круга. Перед ним, в отличие от Гин, некоторые люди расступались. — Ещё хоть шаг или слово и отвечать тебе придётся передо мной, а не перед ним.
Накахара уступал ему в росте почти на голову, но казалось, что видят это все, кроме Чуи. Он встал между Осаму и Рюноске явно готовый драться, если потребуется. Всё тело виделось одним взведённым курком готового выстрелить оружия. Чуть ли не до скрипа ткани сжимались кулаки. Глаза нездорово горели и не моргали.
Соперник выглядел не сильно лучше. Пусть Дазаю хватило ума не нагибаться в попытке запугать, но более ясным взор его не стал. В далёком от нормального темпе поднимались и опускались бока. Сжимая и разжимая пальцы, он словно не мог решить, чего хочет больше: продолжить начатое или уйти, пока не стало слишком поздно. Так или иначе, но решение было принято.
— Уверен, что мы в одной весовой, слизняк?
Вместо ответа последовал удар в нос, а затем характерный хруст, отзывающийся в теле наблюдателей фантомной болью. Недооценивать Накахару только из-за габаритов было ошибкой. Он был крепко сложен и имел хорошую реакцию. Правда, Осаму ему не уступал, пусть и пропустил первую атаку.
Драка двух подростков напоминала поединок диких котов. Не львов или тигров, а скорее камышовых: вроде ничего такого, но обе стороны настолько яростно и самозабвенно отдавались склоке, что воспринимались опаснее чего-то более внушающего на первый взгляд.
Дазай продолжал несмотря на обильное кровотечение из носа. Довольно скоро у него вышло разбить Чуе губу, так что через минуту последний выглядел так, словно успел впиться в оппонента зубами. Глядя на текущее состояние обоих, в это ужасающе легко верилось.
Расцепить старост вышло не сразу и ценой больших усилий. Осаму смог оттащить Куникида, староста Хаффлпаффа, да и то только потому, что был выше и тяжелее его. У Чуи на каждой руке повисло по неравнодушному, но он всё равно бился и метался так, словно мог вырваться.
Может это и было неправильно, но Гин утешал тот факт, что Рюноске пострадал меньше, чем любой из них.
* * *
Накахара Чуя — седьмой курс, Акутагава Гин — второй
Чуя вернулся с экзаменов в гостинную факультета уставшим, но довольным. В конце учебного года было так кстати, что она находится под озером. Приятная прохлада обволакивала, заставляла окончательно оставить позади комнату с десятками других подростков, которые на нервной почве словно не только больше потели, но и вырабатывали аномально много тепла. Ж.А.Б.А. в прошлом, осталось лишь дождаться результатов, а сами ученики уже ни на что повлиять не могут. Для кого-то это звучит удручающе, но Накахара ощущал лишь облегчение от уменьшения груза лежащей на нём ответственности.
Староста Слизерина обогнал всю колону вернувшихся учеников выпускного курса и развалился в углу кожаного дивана. Откинув голову на спинку, он распустил хвост и поворошил пальцами освобождённые пряди. За год они отросли почти до середины лопаток.
Наверное, ходи так любой другой невысокий парень, подобное сочли бы странным и женственным, но когда волосы отращивал серебряный призёр дуэльного клуба, то длинные локоны резко становились смелым решением, выражением индивидуальности и чем-то эстетичным. А вообще Чуя редко снимал резинку в общей гостинной, предпочитая делать подобное уже в спальне. Слишком это зрелище волновало троицу пятикурсниц, которые зря думали, что их шёпота никто не слышит. Однако сейчас ему было так хорошо и спокойно, что никакие голоса сплетниц не могли испортить настроения.
— Староста Накахара! Как тесты?
А этот голос не мог его испортить и подавно.
Старосте не стоит иметь любимчиков, но Гин явно заслуживала это звание. Чуе действительно было лестно, что кто-то периодически сверяется с его самочувствием просто чтоб спросить. Не из-за того, что они в одном классе или в команде по квиддичу, и даже не потому, что ещё может потеряться в замке, а значит старшим полезнее нравиться.
Младшая Акутагава отчего-то решила, что самостоятельность не была поводом забывать старосту. Обычно с курсами старше первого всё взаимодействие сводилось к изъятию шпаргалок и прочего, однако Гин и в течение всего второго года подсаживалась к Чуе для коротких бесед.
— Привет, неплохо, на самом деле, — Накахара выпрямился и оглядел собеседницу.
Она сидела рядом в небрежно надетой форме уже без галстука. В Хогвартсе сейчас было так жарко, что заправлять рубашки и застёгиваться на все пуговицы не хотел никто.
— Я уверен практически во всём, кроме прорицания. Но оно в действительности не особо нужно мне для поступления.
Акутагава исправно изображала исключительную радость, но врать она не умела. Совсем. Это был не первый раз, когда тема смены учебного учреждения меняла тон разговора.
Несмотря на то, что глаза Гин были тёмными настолько, что радужка сливалась с зрачком, они оставались невероятно выразительными. Словно чёрные зеркала с головой выдавали все эмоции, отражая каждую. Помогали подрагивающие руки и приподнятые у переносицы брови.
— Я рада, — даже голос ученицы заставлял чувствовать солоноватый привкус во рту. — Правда...
Чуя пытался выглядеть понимающе и уже думал, как сместить внимание на что-то более нейтральное. Мыслительный процесс затянулся. Затем он заметил глянцевый блеск чужих глаз и понял, что опоздал.
— Но ты больше не вернёшься в школу... — Акутагава метнулась вперёд и неловко обняла старосту поперёк тела. — Я-я... Я буду скучать.
Сделала она всё так резко и неожиданно, что у Накахары вышибло немного воздуха из лёгких.
Медленно, словно в трансе, Чуя опустил инстинктивно отведённые руки на костлявые ещё даже не подростковые плечи. Гин, как и её братец, отличалась худобой, но сейчас она казалась чуть ли не хрупкой.
Первой полностью осознанной мыслью было аккуратно уложить её голову на плечо, чтоб окружающим не было видно слёз. Второй же пригрозить кулаком в сторону резко возникшей в углу гостиной речи. Судя по тому, что говор тут же сошёл на нет, жест лишним не являлся.
Довольный эффектом от невербального предостережения, Накахара несколько увереннее приобнял Гин. Та напротив ослабляла слишком крепкую хватку, которую позволила себе на эмоциях.
— Знаешь, кому-то ведь придётся смотреть за факультетом после меня... — вполголоса сказал Чуя, когда к нему пришла идея, как выйти из ситуации. — Старостой становиться не обязательно, но обещаешь приглядывать за Слизерином?
Акутагава естественно кивнула. Слегка подрагивая, но она, казалось, согласилась бы сейчас на всё.
— Тогда собери волосы на минуту, — уже громче прозвучала короткая команда.
Гин выполняла её медленно и робко, пока ничего не понимая. Чуе это позволило стянуть перчатки, не создавая проволочек. Маленький замочек на чокере был одной из немногих вещей, с которыми слизеринец так и не научился справляться в них.
Щелчок крохотного карабина повлёк за собой свежесть на коже. Акутагава попыталась что-то возразить, но Накахара пресёк её попытку ещё на стадии просто открытого рта.
— У меня второй есть, с пряжкой, — напомнил он, застёгивая украшение слишком свободно. На чужой шее что-либо затягивать страшно, поэтому лучше уж пусть сползёт. — Забирай и не спорь.
* * *
Накахара Чуя — действующий аврор, Акутагава Гин — курсантка на последнем году обучения
Сегодня утром Гин изменила своей привычке и собиралась особенно тщательно и долго. По ней не видно, ведь в последний момент платье-футляр и примерно все аксессуары показались неуместными: вдруг её захотят поставить в спарринг, чтоб сразу понять, чего она стоит. Из украшений остался только чокер. Как всегда.
Акутагава любила чокеры. У неё их было много, и любой заставлял чувствовать, как просто нескладная девчушка с телом мальчишки-сорванца становилась грозной пацанкой с сильными руками. А ещё Гин нравилось их изменять: разрисовывать, вышивать на тканевых, приделывать подвески. Так у её образа появлялась ещё одна грань. Теперь это была не просто бунтарка, которая дружит только с парнями, но и любительница рока, панк или борец за какую-то идею.
Ни разу ничего не сделала девушка только с самым первым. Акутагава его и не носила. Подарок был ценен просто потому, что он лежал у неё в тайном месте как памятная вещь.
В итоге Гин стояла посреди нужного кабинета максимально будничной: брюки чёрного цвета, того же оттенка пиджак с наплечниками, чуть разбавляющая всё серая рубашка, с чёрной ленты на шее свисал крупный крест.
Встретил и запустил внутрь её Дазай. Он же принялся что-то увлечённо рассказывать уже в комнате. Признаться, Акутагава очень скоро перестала вслушиваться. Она вглядывалась в собеседника и пыталась угадать, узнала ли она его без фотографий, мелькавших в «Ежедневном пророке».
С одной стороны, Осаму не то, чтоб сильно изменился с выпускного курса. Он стал смотреться чуть логичнее, правильнее и пропорциональнее, чем только переживший скачок роста подросток. Может ещё чуть вытянулся. Сложно судить, ведь сама Гин была сильно ниже, когда в последний раз видела его вживую. Однако и причёска, и глаза, и некоторые замашки были ровно такими же, как она помнила.
Но всё же, Дазай воспринимался уже не как в двенадцать. Больше не было чувства, что это «кто-то страшный, напавший на брата». Причин тому было достаточно много: прошедшее время, менее впечатлительное взрослое восприятие, даже жалобы Рюноске на старшего коллегу. Осаму всё меньше был образом в её детской памяти и всё больше человеком. Неоднозначным, взбалмошным и спорным, но кем-то из плоти и крови, как и сама Акутагава.
Потом пришёл ещё один обитатель кабинета. Парень со светлыми волосами, которого уж очень хотелось назвать мальчиком за не по возрасту круглые глаза. Они иногда виделись во время подготовки, так что Гин знала, что Ацуши такой же стажёр, как и она. Почему-то он явно не ожидал её появления. Старшие не рассказывали, что скоро к ним присоединится ещё один ученик?
За переглядками с Накаджимой она прекратила даже попытки следить за речью Дазая. Не по делу он говорил много и больше для себя, чем для неё. Однако новый голос тут же перехватил внимание девушки.
— Гин? — словно ножом разрезало фоновый шум чужого словесного потока. — Гин Акутагава?
Как по команде, девушка сорвалась с места, поднырнув под вытянутую в порыве жестикуляции руку Дазая. Скорее всего не совсем вежливо так прерывать диалог, но она уже привыкла извиняться за подобное. Сделает это ещё раз. Потом.
Чуя объективно сильнее изменился, но узнавался сразу же. Как минимум, выдавала привычка носить чокер и перчатки. На него непривычно смотреть сверху вниз и видеть без галстука факультета, несмотря на все фото из газет Акутагава помнила бывшего слизеринца в первую очередь с хвостом, и прежде он точно никогда не смотрел на неё настолько удивлённо. Ацуши ещё поддавался объяснению, но без пяти минут наставник... Какая-то часть девушки уже нашла в этом странную тенденцию, но более яркие эмоции задвинули вопросы вглубь разума.
Знакомые черты и привычные оттенки волос и глаз пробудили заученное до рефлекса обращение.
— Староста Накахара, — тихо произнесла девушка, замерев в паре шагов перед Чуей.
Аврор едва заметно дёрнулся, будто бы забывший, что его могли звать и так. После наконец расслабился, поверив, что перед ним действительно старая знакомая. Нужные слова смогли что-то отпереть в сознании, как пароль открывал двери гостинной их факультета.
— Братец говорил, что ты держала в страхе весь дуэльный клуб, — теперь у Гин вышло полноценно расслышать его голос. Грубее, чем она думала, но всё равно смутно знакомый.
Пожалуй, странно было прятать взгляд сейчас. У неё за плечами уже два года подготовки в авроры, логично, что у стажёра боевые навыки были выше среднего и это возникло не само по себе. Однако девушка, научившаяся контролировать заклинания уровня Адского пламени, так и не смогла освоить искусство реакции на похвалу.
— Я же обещала... — выдавливает из себя Гин, разглядывая носки собственной обуви.
Примечания:
Я угрожала начать рисовать к фанфику, я начинаю. Небольшой скетч Гин: https://pin.it/3OnMa7YIC
Если вы думали, что Чуя не совсем каноничный слизерин, то знайте, что я тоже. На самом деле он змейка больше потому, что у "Флагов" аура именно слизеринской команды по квиддичу в моей голове. Ну и с Рюноске и Гин его так легче стыковать. И я не очень люблю пейринги Гриффиндор/Рейвенкло, но это уже тараканы.
Раннее становление старостами это не сьюшество ради сьюшества, это попытка адаптировать "самый молодой исполнитель Портовой мафии" под реалии АУ, а значит канонично обоснованное сьюшество ради сьюшества.
Последнее больше для подстраховки: так как Гин успешно выдавала себя за парня, а также вела активный образ жизни, я всегда представляла её с руками, как у Коры из "Аватара" и без ярко выраженной талии. Да, никанон, но мне скучно видеть всех изящными феями, у которых меняется только рост (Харукава всё ещё богиня, не думайте, что я не люблю рисовку манги). Для будущего аврора некоторая подкаченость тоже логична, они буквально магический спецназ. А то, как её телосложение названо "нескладным" — это призма восприятия персонажа. Автор любит девушек с мышцой, они прекрасны, однако мне показались некоторые комплексы логичной деталью к робкой истинной натуре Гин.
— Чуя, как ты думаешь, почему Слизерин считается обителью зла, хотя нарушений больше на Рейвенкло?
— Потому что люди ценят амбициозность в других только тогда когда их цели совпадают. А ещё потому что факультет никак не может отмыться от имён некоторых его выпускников. И к тому же…
— …Как скучно ты мыслишь. Всё намного проще. Рейвенкло не попадаются, когда они нарушают правила.
* * *
Чуе не спалось. Абсолютно. Долго и мучительно. Привычный синий мягкий браслет на руке будто бы жёг, поэтому его оставили на прикроватной тумбе. Он решил перестать мешать соседям по спальне звуками своего ворочанья и вышел в общую гостинную, а потом и вовсе покинул обитель Слизерина. В такие ночи ему отчаянно хотелось на воздух и под звёзды. Путь к любимому окну, которое было достаточно низко над крышей, чтобы безболезненно на неё спрыгнуть, а потом забраться обратно внутрь замка, был уже где-то на подкорке мозга.
Знал ли Чуя, что нарушает правила школы? Да, прекрасно. Останавливало ли это его хоть когда-то? Не особо. Тем более теперь он староста… Хоть сам всё не может привыкнуть называть себя таковым.
Если говорить начистоту, у себя в голове Накахара являлся скорее не особо послушным четверокурсником, который лишь по какой-то странной иронии теперь обязан был провожать первогодок до нужных кабинетов и призывать к порядку весь факультет. Особенно сложно было с курсами старше него самого. Они смотрели на Чую свысока во всех смыслах. Откровенно на смех нового старосту никто поднять ещё не пытался, но Накахара чувствовал, что это скорее благодарность за кубок Хогвартса по квиддичу в прошлом году, чем действительно признание его авторитета. Ну, или очень своевременный кашель Айсмена у него за спиной в особо напряжённые моменты. Вот высокого шестикурсника ещё и со статусом капитана команды за плечами слушались все и сразу. Чуя хоть и был благодарен товарищу за поддержку, не мог отрицать, что подобное немного било по самолюбию. Пока серебристо-зелёный значок на форме больше раздражал окружающих и его самого. Радовал только доступ к отдельной ванной, на которую претендовала уже не вся мужская половина Хогвартса, а только десяток человек: восемь старост факультетов и пара старост школы.
Назначение на должность за полтора месяца так и не вытравило из него былых привычек. Чуя по тёмным коридорам откровенно крался, прикрывая рукой кончик палочки так, чтобы Люмос не освещал ничего, кроме пола под ногами. Портреты на стенах могли быть шумными спросонья, потому он старался не тревожить их даже во время ночных обходов, которые теперь совершал в качестве обязанности. Во время вылазки по личной прихоти слизеринец тем более не хотел нарушать тишину.
Пару раз Чуя нервно дёрнулся из-за промелькнувшего в поле бокового зрения приведения. По крайней мере, он думал, что это приведение. Преподавателю или другому ученику было бы просто незачем вот так пропадать обратно в темноту. К призракам в школе он уже привык, но это не убавляло противного чувства, что за тобой наблюдают, куда бы ты не свернул. Легкая паранойя исподтишка щекотала нервы, особенно буйствуя в самые ненужные моменты.
Однако внезапно беспокойство стало чуть менее беспричинным. Из-за угла стали слышаться шаги. Вот это уже приведением нельзя было объяснить. Издавать звуки при ходьбе может только тот, кто ещё имеет тело.
После очень глубокого вздоха Чуя уже начал сочинять легенду о заблудившемся первокурснике, которого он сейчас вынужденно ищет тут в одной пижаме по слёзной просьбе соседей потеряшки по спальне. Ну а что? На каком факультете нет любителей искать приключений на свою голову? Хаффлпафф не в счёт. Когда твоя гостинная находится у кухни — это особый случай.
Чуя выпрямился и уже подготовился убрать ладонь от кончика палочки, чтобы выглядеть как порядочный староста, который точно имеет достойную причину ходить по школе ночью, как вдруг кто-то закрыл ему рот, плотно зажав рукой. Следующим ощущением стало то, что Накахару очень крепко схватили поперёк корпуса и прижали к себе. Резкое действие на выдохе не позволило нормально вдохнуть, от этого вся ситуация стала чувствоваться ещё паршивее.Чуя наугад ударил локтями в темноту.
Над ухом послышалось шипение, но его всё ещё тащили назад, довольно шустро пятясь. Наконец в голову пришла идея просто приподнять палочку, на конце которой всё ещё горел свет. Не прекращая извиваться всем телом, Накахара осветил лицо того, кто старательно волочил его к стене. Карие глаза пусть и слегка изменили оттенок из-за голубоватого сияния заклинания, но узнавались сразу, как и каштановые волосы, что частично жили собственной жизнью.
— Опусти, — шепнул Дазай, которого явно слепил настолько близкий свет. — Нас из-за тебя заметят…
Чуя нехотя повиновался, хоть его и подмывало сказать, что их сейчас заметят в любом случае. Поначалу он промолчал банально из-за того, что Осаму всё ещё закрывал ему рот рукой, потом же Накахара понял, что его новоявленный спаситель (или всё-таки пленитель?) что-то перешагнул.
Ну конечно! Даже кто-то вроде Дазая не мог просто появиться посреди коридора у него за спиной из воздуха. Осаму утащил Чую в тайный ход за одним из пейзажей. Картина была в невероятно массивной широкой раме, перегруженной лепниной, и настолько огромных размеров сама по себе, что нижний край находился менее чем в полуметре от земли. У них обоих как-то вышло преодолеть участок стены под картиной таким образом, что Дазаю даже не пришлось расцеплять хватку, а после замаскированная дверь захлопнулась за ними, сделав это невероятно бесшумно для её габаритов.
Дазай практически сразу прильнул к паре потёртостей в холсте, через которые слабо виднелся коридор. То, что Чуя всё ещё оставался у него в руках, кажется, вообще не волновало Осаму. Он всё разглядывал шальными от азарта глазами старосту Гриффиндора, которая показалась из-за угла. Её цокающие каблуками туфли может и не привлекали внимания днём, но в тёмном и притихшем замке, ощущались как звуковой аналог маяка, перетягивающий на себя всё внимание.
Вероятно, будь Чуя сейчас свободен, он бы тоже изучал происходящее сквозь картину, ощущая прилив адреналина от понимания того, насколько близко они были к тому, чтобы попасться. Однако его уж слишком отвлекала ладонь, стискивающая нижнюю половину лица. В других обстоятельствах Накахара так этого бы не оставил, но сейчас смиренно терпел. Попытка вырваться могла создать слишком много ненужного шума. Всё-таки противнее и позорнее, чем быть пойманным посреди ночи вне гостинной факультета, могло быть только попасться кому-то на глаза с Дазаем после отбоя… ещё и в тайном проходе. Может Осаму и такому придумал бы несуразное, но внутренне себе не противоречащее объяснение, но проверять Чуе совсем не хотелось.
Несколько секунд они стояли неподвижно, пока звук шагов неумолимо приближался, прежде, чем прозвучать прямо перед притаившимися старостами. Даже с пониманием, что тебя не увидят, это несколько давило. Будто набойки каблуков стучали не по многовековому каменного полу, а непосредственно по твоему черепу. Но не для Дазая. Он как завороженный смотрел за происходящим снаружи и, кажется, неиронично получал удовольствие от того, что ему удалось улизнуть, ещё и прихватив кого-то с собой.
Постепенно звуки из коридора становились всё тише, шаги сменились на их эхо. Чуя решился подать голос.
— Не уберёшь руку — я укушу тебя за пальцы, — пробубнил он в ладонь, которая уже давно не прижималась к его губам.
— Потом ты удивляешься, почему я зову тебя собакой… — прошептал Дазай, отпуская его.
Они сделали по шагу в стороны друг от друга. Потайной туннель был настолько узким, что Чуя сразу же упёрся спиной в стену. Сразу после он задал, пожалуй, самый животрепещущий вопрос, который по факту нёс в себе сразу два:
— Что ты забыл тут посреди ночи и какого чёрта это только что было, Дазай?
Осаму тоже не утруждал себя переодеваниями из пижамы. Он стоял в таком же, как у Чуи, да и у всей школы, комплекте из широких штанов и ночной рубашки свободного кроя. Рукава и штанины заметно оголяли запястья и щиколотки соответственно. Кто-то вырос за лето. Впрочем нелепый вид из-за очевидно малой одежды Дазая не смущал.
— Шёл в Запретную секцию библиотеки, прежде, чем заметил идущего на крышу тебя, — легко сорвалось с губ почти что чистосердечное признание. — …А там не удержался, решил по доброте душевной спасти тебя от поимки с поличным.
За три года между ними двумя возникла договорённость: они никогда не впутывали во вражду между собой учителей. Никто не мог ответить точно, откуда это благородство взялось. Скорее всего у него были намного менее возвышенные предпосылки в виде банального нежелания делить месть с кем-то, а потом подобное просто вошло в привычку.
Наверное, именно поэтому Дазай сразу и открыто рассказывал про набеги на Запретную секцию, мотивированные тем, что «… если бы они действительно не хотели, чтобы кто-то это прочёл, то вывезли бы всё из школы». Говоря начистоту, все в замке подозревали, что он так делает. Подозревали, но ни разу не смогли поймать. Осаму проявлял чудеса находчивости, воруя и пряча книги. Когда и где он успевал их читать, тоже оставалось загадкой. Однако если окружающие обо всём этом могли только догадываться, то перед Чуей Дазай временами чуть ли не хвастался своими находками.
— Дазай, мы чёртовы старосты… — пробормотал Накахара тише, чем хотелось. Гриффиндорка всё ещё должна была быть недалеко. — Я спокойно сочинил бы себе повод ходить ночью по коридорам!
— То есть то, что ты шёл на крышу, ты даже не отрицаешь? — Дазай улыбался так широко и противно, что это было невозможно не заметить даже в полумраке. — Идём, выйдем у северной стены и там поведёшь. Выходы на крышу ты лучше знаешь.
Чуя начал шагать, потирая переносицу от раздражения. Он ещё не до конца смирился с таким положением дел, но делать всё равно нечего. Во вмурованном в стены тоннеле не так уж много альтернатив для перемещений. Вперёд, назад и сантиметров на тридцать вверх, иначе начнёшь биться головой об потолок. Хотя Дазаю Накахара этого уже искренне желал, пусть даже он ростом ещё недотягивал до такого.
— И зачем ты увязался со мной? — спросил Чуя, когда справился с первой реакцией.
— Я нарушил из-за тебя свои планы, тебе придётся нарушить из-за меня свои… — многозначительно ответил Осаму, меж слов кинув на него беглый взгляд. — По-моему, всё честно.
— Чёрта с два! Я тебя не просил о помощи.
Дазай на попытки огрызаться с ним сейчас лишь отмахнулся, сохраняя нейтральное выражение лица:
— Детали.
Они практически маршем в ногу шли по узкому ходу. Неровные почти необработанные стены, то заметно сужались, то расходились, однако последнее было едва заметно. Подростки просто начинали реже биться плечами в такие моменты. В воздухе не было откровенно ужасных запахов, но он был невероятно спёртый, затхлый и неподвижный. Казалось, при желании его можно было нарезать на вполне материальные куски чего-то на основе вековой пыли.
— Как ты вообще нашёл это место? — поинтересовался Чуя, оглядывая, как далеко вперёд уходит свет в замкнутом пространстве.
— Я вычитал в справочнике по истории Хогвартса, что все картины в замке защищены реставрационной магией…
— И?
Дазай разочарованно вздохнул. Он никогда не любил пояснять свои промежуточные рассуждения, обычно ограничиваясь вводными данными и готовым, часто верным, результатом. Это, конечно, добавляло всему мистики и эффектности в теории, но на практике лишь трепало нервы обеим сторонам.
— Если потёртости на холстах и трещины в краске не могли появиться сами по себе, то они сделаны на картинах намеренно, как вариант — для наблюдения с другой стороны, — неохотно объяснил Осаму, раскачивая головой. — А ещё живые портреты туповаты, если ты уверен, что за картиной есть тайный ход, то заговорить им зубы и выведать пароль не так уж сложно.
Чуе оставалось только согласиться. И с высказыванием о умственных способностях портретов и с дальнейшим присутствием Дазая, который вместе с ним вышел из туннеля и продолжал преследовать на всём пути до астрономической башни. На этаже, где она только начинала возвышаться над основным зданием Хогвартса, Чуя уже заученным движением запрыгнул на подоконник и открыл окно, точно зная, что оно поддастся простому Алахомора.
В стенах школы они почти не говорили, чтобы не создавать шум. А даже если бы не это условие, то Чуе всё равно не хотелось вести светские беседы.
После замкнутого и душного тоннеля открытое пространство и чистый воздух кружили голову. Осень начала давать о себе знать. Находиться снаружи в ночнушке было холодно, но Слизерин и спальни в подземельях быстро учили согревающим заклинаниям. Дазай скорее всего тоже их откуда-то да знал, а если нет — его проблема, Накахара не просил за ним ходить. Не тратя своё время на беспокойство о чужом самочувствии, Чуя направился на вершину крыши, где сходились своды. Отсюда всё казалось маленьким. Далёкие домики в Хогсмиде, поле для игры в квиддич и кольца ворот над ним, внутренний двор школы и арки, в него ведущие. Только Чёрное озеро и Запретный лес ещё не создавали впечатление чего-то крошечного, хотя, кто знает. Может нужно просто залезть не на основное здание, а на башню Гриффиндора… Сидя высоко, легко поверить, что всё в этом мире незначительное, включая твои проблемы. Наверное поэтому Накахара и сбегал на крыши сколько себя помнил.
Дазай даже тут не мог оставить его в покое. Он прогулялся по черепице до края крыши, пнул что-то вниз и петлями вернулся ближе к Чуе, усевшись на расстоянии двух вытянутых рук от него.
— Наконец-то отбился от стада, Чуя? — спросил Осаму. Его голос звучал особо противно то ли от возрастных изменений, то ли от ситуации.
Ещё до того, как Накахара успел спросить, как он, чёрт возьми, угадал, Дазай поднял вверх правую руку и указал на запястье. Он умудрился заметить, что Чуя снял браслет Юан. Значит врать было уже бесполезно.
Их отношения с Дазаем за эти три года развились во что-то странное, но поразительно стабильное для череды ссор, розыгрышей и мелких фигуральных и не очень подножек друг другу. Пусть они не могли просидеть рядом тихо и нескольких минут, суммарно они провели рядом столько времени, что выучили многое о сопернике наизусть. Чуя правда не уверен, что даже те же «Овцы» могли бы рассказать о нём столько же, сколько и Осаму.
— Мори поймал их во время побега за территорию, — без особого желания признался Накахара. — Они считают, что его на них натравил я из обиды, так как не смог присоединиться из-за собрания старост.
— Значит они недалёкие, — неожиданно весело и живо отозвался Дазай. — Впрочем, как я всегда и думал…
Чуя посмотрел на него так, словно у собеседника, как минимум отросла вторая голова. Это было сравнимо по вероятности с тем, что Осаму вдруг… встанет на его сторону? Дазай правда никогда не питал симпатии к Юан и Ширасэ, но и активной ненависти он к ним никогда не демонстрировал, скорее просто не замечал, концентрируя всё внимание на негласном лидере троицы. И тут вдруг это.
Кажется, смятение Чуи не осталось незамеченным. Ночь была ясной и лунной, но света всё равно было маловато для того, чтобы полноценно разглядеть чужие черты, считывать настроение собеседника приходилось скорее по позе и интонации, чем по мимике. Дазай всё-таки догадался добавить пару пояснений:
— Для начала, более чем очевидно, что наше назначение раньше срока это прихоть Мори. А ты ещё и посредственно скрываешь, что тебе неохота быть старостой. Зачем рушить связь с друзьями ради навязанной должности — не понятно, — Осаму поднял в воздух указательный палец и тут же отогнул средний, начав своеобразный счёт. — К тому же ты, Чуя, слишком гордый, чтобы решать что-то через учителей. То, что Коё до сих пор не обыскивала мою спальню в действительно нужных местах, это доказывает…
Накахара лишь фыркнул. Непонятно, подразумевалось ли последнее как лесть или как упрёк в неготовности идти до конца, но по крайней мере это было правдой. А Дазай тем временем отогнул ещё один палец:
— Ну и наконец, ты не сильно близок к Мори даже несмотря на то, что он твой декан. Намного проще предположить, что ему всё рассказал я, как на самом деле и было.
Чуя на мгновение замер, решив, что ему почудилась вторая половина ответа. Однако даже при отсутствии возможности нормально посмотреть собеседнику в глаза что-то в повисшей тишине подсказывало, что Осаму сказал именно то, что он расслышал.
У Осаму всегда было очень специфическое понимание границ дозволенного, однако обычно он всё-таки ограничивался скорее чем-то раздражающим, чем действительно серьёзным. Зачаровывал перчатки Чуи так, чтобы они убегали от него, используя указательный и средний палец как ноги, заставлял его учебники левитировать в случайные моменты времени, но это… Это Чую действительно вывело из себя, породив сильное желание скинуть Дазая с крыши. И как назло он сидел абсолютно спокойно, пока у Накахары сводило пальцы от того, насколько сильно он сжал кулаки. Будто сам виновник произошедшего не то, что не чувствовал вину, а вообще не ощущал ничего в связи с ситуацией.
— Ты что, блять?! — рявкнул Чуя в полный голос. Здесь их всё равно вряд ли кто-нибудь услышит.
— Это я дал нашему дорогому профессору зельеварения наводку, — всё также ровно и бесстрастно ответил Дазай.
Хуже его безразличия могли быть разве что раболепные попытки оправдаться, да и то Накахара не был уверен, что и они бы заставили его стиснуть челюсти плотнее. Где-то секунды две потребовалось, чтобы собраться и не превратить речь в один сплошной поток ругательств:
— Дазай. Какого чёрта?
— Такого, что твои «Овцы» уже год как точат на тебя волчьи зубы и без моей помощи, — голос Осаму всё также не мог дрогнуть даже для приличия.
По правде говоря, отношения с Ширасэ и Юан и впрямь стали несколько натянутыми уже давно. Для себя Чуя объяснял это естественными изменениями в их дружбе в связи с новыми обстоятельствами. На третьем курсе он стал ловцом факультетской команды по квиддичу. Свободного времени стало меньше, а вот внимания окружающих, сконцентрированного на нём — больше. А если ещё вспомнить их первые публичные дуэли с Дазаем… Судя по слухам, старшекурсники даже делали на них ставки, пусть и не денежные, а в конспектах по гербологии.
Иными словами, Чую начала замечать не только параллель и ничего с этим сделать нельзя было. Последствия у локальной славы имелись как приятные, так раздражающие. Да, теперь если он падал с метлы во время матча, сладкие гостинцы в Больничное крыло внезапно приносили множество едва знакомых учеников со всей школы, но в то же время ярые болельщики проигравших команд перестали обращаться к Чуе без упоминания роста, Дазая или покровительства Коё. Однако шипение случайных прохожих перетерпеть можно было, а вот от жалоб Юан на возникшую между ними пропасть и упрёков Ширасэ в том же спрятаться было почти невозможно.
Неужели всё действительно стало настолько плохо?
— Чуя, «особенные» люди делятся на две категории: тех, кто реально чего-то стоит и тех, кто думают, что они особенные, раз слушают музыку старше их самих, — внезапная поучающая интонация в речи Дазая абсолютно не помогала успокоиться. — Кажется, твои друзья раньше тебя поняли, что вам не по пути.
И чего он вообще добивается от Чуи? Ликования? Благодарности за открытые глаза? Пока выходили только злоба и бесконечно растущее раздражение. Накахара не выдержал и скинул с крыши прошлогоднее причье гнездо. После того, как последние ветки под звонкую дробь ударов об черепицу скатились вниз, он снова повернулся к Дазаю:
— Ох, вот только не надо пытаться меня задобрить лестью!
— Я и не пытался, — Осаму звучал так, словно не понимал, насколько собеседнику хотелось отправить в свободное паденье не птичью постройку, а его самого. — Но если бы ты не представлял бы из себя ничего, я бы не тратил на тебя своё время.
Накахара правда не смог бы назвать весь спектр того, что он сейчас чувствовал. Ещё сложнее ему было бы назвать только то, что он в теории должен бы был сейчас чувствовать. Весь сентябрь и половину октября ему трепали нервы все, кому ни попадя: первокурсники, которые не знают куда идти, учителя, для которых его новые обязанности не являлись оправданием опозданий, слизеринцы старше его, которые не понимали, почему пятнадцатилетка теперь может снимать с них баллы… И всё это для того, чтобы узнать, что «Овцы» так устали от его вечной занятости, что накинулись на него после первой же провокации от Дазая.
После первой вспышки гнева от всего этого внезапно стало как-то пусто на душе. Пусто и скверно. Если бы рядом не было бы Осаму, было бы ещё и одиноко.
Он привык к чужим бурным реакциям и не лез на рожон, когда Чуя действительно выходил из себя. Конкретно сейчас он просто молча наблюдал, как Накахара встал и пару раз пнул какой-то мусор на крыше с рыкающим звуком. Не задавал лишних вопросов, пока рядом беспокойно кружили по своду, прежде чем вновь уронить себя на прежнее место, но уже без сил. Дазай лишь был рядом и ждал. Для чего-то, что скроено из явно неподходящих друг другу кусков, их несуразное взаимопонимание было уж очень крепко сшито.
— Ты всё равно мог просто со мною поговорить, — всё-таки выдавил из себя Чуя.
Осаму лишь громко фыркнул и приподнял бровь:
— И ты конечно же не вцепился бы в своих друзьяшек с новой силой, ведь я, демонический вундеркинд из Рейвенкловской башни, просто хочу вас рассорить.
В Дазае отталкивало многое при близком знакомстве. Вряд ли хоть кто-то в Хогвартсе был знаком с ним ближе, чем Чуя, поэтому Накахара мог со всей ответственностью заявить, что худшим являлось то, как часто он оказывался прав.
Раздражение от необходимости признавать чужую правоту пробирало, словно судорога. Оно противным электрическим разрядом расползалось по всей нервной системе от мозга к кончикам пальцев. Если бы Чуя не потратил все моральные силы раньше, то снова бы начал что-то пинать или швырять. Сейчас же ему оставалось только прошипеть что-то невнятное сквозь зубы и закрыть глаза.
Что удивительно, молчать рядом с Дазаем было относительно комфортно. Во всяком случае комфортнее, чем выслушивать его признания сегодня. Некоторое время на крыше было слышно лишь подвывания ветра да уханье сов учащихся, вылетевших на охоту. Это позволило если не успокоиться вовсе, то перевести дух.
Вдруг Осаму нарушил небольшую паузу, пожалуй, последним вопросом, который от него ожидал Чуя:
— Мне рассказать им правду?
Накахара открыл глаза, чтобы удостовериться, что над ним не издеваются. Дазай всё ещё сидел рядом с ним, обняв поджатые к груди ноги, его голова покоилась на коленях. Глаза у Осаму были странно-внимательными, но всё ещё не баловали излишней эмоциональностью. Кажется, он и впрямь ждал ответа.
— Не надо… — вздох на середине фразы вышел у Чуи едва ли не громче слов. — По крайней мере, пока не извинятся…
Если первая волна эмоций была направлена на Дазая, то сейчас всё это постепенно выместила жгучая обида на Юан и Ширасэ. Накахара всё острее чувствовал, что не так уж и горит желанием мириться с теми, для кого самым простым объяснением ситуации с Мори было его предательство. С его губ вновь срывается тяжёлый вздох, а вместе с ним ещё несколько слов:
— Одну правильную вещь ты за сегодня всё-таки сказал, Дазай. Я правда гордый.
Они вновь довольно продолжительное время ни о чём не говорили, просто смотрели вниз куда-то в сторону Хогсмида и железнодорожной станции. У Чуи голова постепенно пустела, так как ни одна из возникавших в ней сейчас мыслей не казалась достаточно привлекательной, чтобы долго её обдумывать. Что в это время творилось в разуме у Дазая слизеринец не знал и не горел желанием лезть в этот тёмный лес. Так или иначе, но в итоге первым заговорил именно Осаму, сменив тон голоса на привычную для него беспечность:
— По-моему, я за сегодня сказал минимум две правдивые вещи… И одну мы с тобой доказали вместе.
Дазай усмехнулся так громко, что это было очевидно даже несмотря на тень от облака, наплывшего на Луну.
— Рейвенкло… — начал он настолько противным тоном, что у Чуи не осталось иного выбора, кроме как закончить за ним недовольным бормотанием.
— … не попадаются.
Примечания:
Что ж, а теперь можно приступать к написанию последних глав основной работы.
П.с. Через время, когда факультет смирился с назначением Чуи, он уже не особо страдал от должности старосты и даже проникся ей
П.с. 2: Автор методы Дазая не одобряет.
Примечания:
Автор болен болезнью "Во всём, что я пишу, должно быть хоть немного стекла"
Предупреждения к части: элементы ангста, нецензурщина, упоминание алкоголя, попытка суицида.
Надеюсь, что это единичная такая глава, но если напишу нечто подобное, то всё нужное добавлю и в шапку.
В Хогсмиде всегда была очень красивая осень. Даже жалко, что Акико её больше здесь не встретит. Всё-таки выпускной курс.
Девушка высунула нос из красного факультетского шарфа, чтоб лучше чувствовать запахи вокруг. От леса пахло терпко, пряно, недавним дождём, от домов — дымом, каминной пылью и чем-то сдобным. В такой октябрь хотелось влюбиться, забрать его домой, чтоб видеть чаще, чем раз в год.
Из идиллии выбивался лишь слегка неровный, ещё неустоявшийся после возрастных изменений голос:
— Чтоб это… Ш-ш-ш… Всё ты виноват.
Йосано прислушалась. Кто-то смутно знакомый, что не удивительно, детей не из Хогвартса в деревушке найти сложно. Кажется, что за углом.
— Да-да, это ведь меня манит каждая встречная крыша…
И этот тембр она слышала не впервые. С любопытством и без лишней робости Акико сделала несколько уверенных шагов на встречу звукам.
Картина открылась любопытная. У обращённой к опушке стены стояли двое: уже догнавший Йосано по росту (не то, чтоб это было великим достижением при её ста шестидесяти с небольшим) рейвенкловец с каштановыми волосами и готовый слиться с осенним пейзажем рыжий слизеринец поменьше. Увидь их по отдельности, Акико может и не вспомнила бы имён, но вместе дуэт диссонировал друг об друга, подводя к нужным воспоминаниям. Чуя и Осаму. Юные дарования, от назначения которых только отошли их факультеты.
Дазай подставил второму подростку плечо, помогая, видимо, сползти по стене спиной и сесть. У Чуи в просвете меж складок порванной штанины блестела свежая рана на икре.
— И что вы тут учудили, маленькие старосты? — пусть они и были формально выше в школьной иерархии, Акико сейчас ощущалась старше не только в буквальном смысле. Накахара принял пристыженный вид ещё до того, как она открыла рот.
— Зацепился ногой за шпиль, — пояснил Дазай, оценивающе глядя на старшекурсницу.
Йосано сначала подняла взгляд на заострённый элемент декора крыши, потом вернула его на странную парочку, чуть дольше выдержала на разодранной коже. Накахара походил на мелкого зверька в захлопнувшейся мышеловке: перепуганный, но уверенный, что показывать боль и слабость нельзя, оттого шипящий, а не воющий. Осаму пытался понять, ждать ли им подвоха от свидетеля произошедшего, возможно, уже выбирал фразы, чтоб заговаривать зубы декану. И это двое глав факультета? Они же совсем мальчишки. Им самим староста не помешал бы.
Наглядевшись на щемящую сердце картину, Акико чуть одёрнула перчатки, чтоб не скользили на пальцах и полезла в карман за палочкой.
— Я помогу, — пообещала она, опускаясь на корточки перед нерадивым слизеринцем.
Дазай не отходил, устроившись по другую сторону от уже вытянутой пострадавшей конечности, словно сторожа их. Чуя затих, давая промыть рану. Кажется, Йосано выглядела достаточно убедительно, чтоб оба доверились ей.
Порез не был серьёзным, но уж очень длинным, чтоб оставить его так. Кровью никто, конечно, не истек бы, но нанести в рану всякого по пути не хотелось. Да и зачем тянуть до больничного крыла, если есть решение проще?
— Вулнера санентур.
Выученное заклинание наконец-то пригодилось. Оставшаяся после применения Агуаменти вода смешалась с кровью и зашевелилась. Маленькие капли ровными рядами бусин разных оттенков от яко-красного до бледно-кораллового направились к ране. Они словно вставали на родное место, давая ткани восстановится. На ноге оставалось всё меньше алого.
— Хочешь стать целителем…— предположил Дазай с какими-то не по возрасту осмысленными глазами. — Заклинание слишком специфическое, чтоб справилась старшекурсница, далёкая от темы медицины… Значит хорошо знаешь зельеварение. И гриффиндорка. Ты, случайно, не Йосано?
— А ты, видимо, станешь детективом в аврорате, — фыркнула Акико, невольно подтвердив догадки странного мальчика. — Откуда меня знаешь?
— Мори вечно жалуется, что не может уговорить тебя на дополнительные.
Девушка невольно нахмурилась. Её любовь к предмету на профессора не распространялась.
— Этот стареющий аспид мне противен.
Тут Йосано осеклась, посмотрев на уже менее растерянного Чую. Возможно, звать кого-то змеёй при слизеринце не совсем красиво. Возможно, делать это по отношению к его декану — ещё более некрасиво.
— Без обид, — на всякий случай добавила грффиндорка.
— И не думал, — живо отозвался Накахара, на пробу шевеля ногой. — Спасибо.
Он начал экспериментировать с восстанавливающими чарами, чтоб залатать одежду. Значит рана нормально затянулась и не беспокоила его. Приятно знать.
Осаму всё ещё как-то подозревающие разглядывал Акико:
— Учителям не расскажешь?
— Я думаю, у вас сейчас и так проблем достаточно, — как можно более миролюбиво ответила Йосано и непроизвольно махнула рукой.
Кажется, этот жест не остался незамеченным.
— Классные перчатки,— произнёс Чуя, когда закончил возиться с тканью.
Сначала Йосано хотелось отреагировать на комплимент обычно, но потом глаз невольно зацепился за то, что слизеринец сам сидел в похожих. Почему-то эта деталь в равной мере умиляла и смешила.
— Теперь точно никому не скажу, — мягко улыбнулась старшекурсница.
* * *
Скальпель глухо воткнулся в стол, чуть скрипнув о пуговицу манжета. Трещину залатает Репаро. Потом.
Йосано не считала себя сильно гневливой, но терпеть не могла две вещи: когда мешали работать и когда не понимали слова «нет». Недоученный аврор напротив мешал ей работать, так как не понимал слова «нет». Однако даже такие вспоминали приличия, если правильно намекнуть.
Смазливая физиономия приобрела несколько озадаченный вид на мгновение, что взгляд карих глаз изучал новое положение дел. Но лишь на мгновение. Почему-то даже тот факт, что его пригвоздили за рукав, нахала пронял не слишком сильно:
— У самого запястья, бьёте прямо-таки с хирургической точностью, мисс.
Акико оценила бы реплику лучше, если бы не настырные попытки взять её за руку до этого. Наглость обесценивала в её глазах и приятную внешность, и некоторую харизму в вальяжности всех действий. Благо, больше не паясничать собеседник догадался. Это позволило продолжить вносить его данные в раздел личного дела о здоровье курсанта. Рост, вес, есть ли признаки метаморфа…
Вдруг в кабинет постучали, но больше для вида порядочности, чем из вежливости, так как разрешения войти никто не дожидался.
В дверях показался невысокий юноша с хвостом довольно длинных рыжих волос, концы которых покоились на плече. По тому, насколько уверенно он заглянул внутрь, угадывалось, что он был в курсе, кого осматривают. Значит такой же стажёр.
— Дазай, мне всучили это и сказали, что немедленно нужны подписи всех нас…
Второй посетитель замолк, только успев поднять голубые глаза. Видимо, заметил скальпель, торчащий из столешницы. Ну, проверку зрения почти прошёл.
Однако тут нечто странное показалось и Йосано. Она сама не поняла, что больше спровоцировало её оживить в памяти школьные образы: полузабытая фамилия, или вид этих двоих рядом. Да оба возмужали и заметно изменились, но это сочетание… Как осень за окном и кофе. Акико его помнила.
— Это вы, — произнесли с легкой полуулыбкой. — Маленькие старосты…
Первым среагировал Дазай.
— Ну, и маленьким, и старостой остался только один, — съехидничал он, кинув провоцирующий взгляд в сторону входа. — Чуя, может леди тебя тогда прокляла?
Накахара поднёс документы, ещё осмысляя произошедшее… И иногда всё-таки поглядывая на блеск металла скальпеля. О нём он так и не спросил, видимо решил, что товарищ и так просвятит за дверью.
— А ты и правда хотела стать целителем… — констатировал Чуя.
* * *
— Почему я узнаю о твоём отъезде от Фукудзавы?
— А почему ты, блять, считаешь, что я должен перед тобой отчитываться?!
От их ругани не спасали даже не особо тонкие стены Больницы святого Мунго. Дазая и Чую Йосано последнее время видела чаще некоторых коллег. И с неё было достаточно. Да, бедолаги работают на износ, но она тоже не отдыхает, латая их после каждой миссии. К тому же, рядом есть другие пациенты и некоторым из них может быть полезен покой.
Акико уже не помнила, кто из них ранен в этот раз, поэтому при открытии двери метнула Силенцио считай наугад. Просто в того, кто стоит, не утруждая себя опознанием. Оказалось, что в Дазая.
Накахара, конечно, громче, но не сказать, что он не заслужил.
Осаму пару раз открыл рот по инерции и абсолютно бесполезно, словно рыба на воздухе, а потом посмотрел на вошедшую. Чуя, как увидел вспышку, рефлекторно схватился за палочку. Раненый аврор оставался аврором. Однако после того, как заметил Йосано, сразу поник.
— Я не хочу видеть вас в одной палате до тех пор, пока сама не распределю лежать рядом, — её голос отрезвил обоих не хуже запаха нашатыря. — Это понятно?
Несмотря на то, что говорить сейчас не мог только Дазай, кивнули молча оба. Накахара — сразу и резко, Осаму — медленно и как-то неправильно. Неискренне. Пытаясь держать лицо. Йосано уступила ему место в дверном проёме и позволила покинуть помещение. Лишь после этого она подошла к Чуе. Как бы сейчас всё ни злило, он оставался пациентом.
Главный минус авроров с точки зрения врача заключался в том, что они часто получали травмы. Главный плюс — в том, что они часто получали травмы. Зная весь порядок процедуры, Накахара без команды остался без верха, сел к ней спиной и слегка ссутулился, так было легче подступиться к ране под лопаткой. А ещё он не ныл, не жаловался и не спрашивал, будет ли больно, и прочие глупости.
Большинство его коллег тоже привыкали ко всем моментам лечения и могли вести светские беседы тогда, когда рядовые маги были готовы проклясть лекаря. Практически все начинали говорить о чём угодно, кроме работы. Не так повально, как трудящиеся Отдела тайн, конечно, но там и степень секретности другая. Пожалуешься на то, что порезал палец о документ — ещё всё в порядке, скажешь, о какой документ ты это сделал — поздравляю, ты государственный изменник, как любил говорить Анго.
Тем не менее дела Министерства надоедали почти всем сотрудникам. Куникида много говорил о семье. Чуя, когда бывал в лучшем расположении духа, чем сейчас, часто упоминал, как дорого сейчас содержать мотоцикл и покупать винил. Ода после того, как однажды применил на преступника Авада Кедавра и оставил сиротой его дочь, мог рассказывать только о детях, которых посещал в приюте.
И только Дазай предпочитал подробно описывать детали с места преступления, натолкнувшие его на решение очередной криминалистической загадки. В вакууме подобная черта не очень пугала, но в системе, когда Акико уже более двух лет слышала от него лишь о работе, напарнике да напарнике на работе… Осаму или не понимал трагичности своего персонажа, или не верил, что может с нею что-либо сделать.
Рано или поздно это должно было отразиться на Накахаре. Чую начали тяготить монотонность будней и отсутствие альтернатив, о чём он пытался сказать. Дазай мог стать пугающе неэмпатичным, когда чужие чувства не были ему выгодны. Поэтому о ухудшающемся состоянии уже кричали.
Признаться, в какой-то степени Йосано было жалко Чую. Он и не был приучен к одиночеству, так как они с Осаму рядом со школы, и не мог продолжать в том же духе.
— Останется шрам, — предупредила лекарь, заканчивая обработку. — Тебя поздно принесли ко мне на этот раз.
— Плевать, — отмахнулся аврор, одеваясь. — У меня и так спина ничего.
Спорить было сложно даже с учётом того, что в пациентах врачи видели скорее рабочее место, чем тело.
Несмотря на попытку держаться непринуждённо, Чуя виновато потупил взгляд сразу, как попробовал посмотреть Йосано в лицо.
— Прости за сцену, — сипловато, но явно от сердца сказал Накахара. — Я был на нервах…
Акико шумно выдохнула и запустила в собственные волосы пальцы. Это помогало думать и анализировать. Наверное, её намерения не совсем классические для врача… Но ей точно не нравится смотреть, как кто-то чахнет, пусть и не физически. Деформация от помогающей профессии.
— Завтра тебя уже выпишут, — сообщила Йосано официальным тоном, а после переходя к своему нормальному голосу. — Не хочешь в бар по этому поводу?
Судя по выражению лица, Накахара сначала подумал, что ослышался, но у Акико была вопрошающе приподнята бровь, так что он решился уточнить:
— Ты серьёзно?
— Да, завтра пятница, я собиралась выпить, — тут она даже не врала. — Но мне нужно прикрытие. Если после этой недели ко мне кто-то догадается подойти знакомиться, то в лучшем случае всё кончится угрозами смертью.
— А в худшем?
— Кастрацией без анестезии.
Чуя тихо хмыкнул. Кажется, он начинал верить в происходящее, но ещё одну деталь всё-таки решил уточнить.
— А что Рампо не позовёшь?
— Не пьёт, — вздохнула Йосано. — Ему «невкусно».
Постепенно существо напротив приобретало всё менее виноватый и более живой вид. Последний ответ даже заставил Накахару слегка ухмыльнуться.
— Это «да»?
— Это «если не заставишь пить огневиски».
— Не бойся, я по вину.
Про то, что отношения Чуи с магическим алкоголем — это всё ещё живое придание в стенах больницы, Акико тактично умолчала. Не то, чтоб ей не было интересно, где они с Дазаем нашли ту дрянь, которая умудрилась самовоспламениться даже вернувшись из желудка несчастного, но он только стал на человека похож.
— Кстати, — вдруг осенило Йосано после того, как она оглядела собеседника. — Классные перчатки, у тебя ведь новые?
— Первая, кто заметил, — практически восхитился Накахара.
— Ну, я же сама ношу, вот и кидается в глаза.
* * *
Вода холодная, но паршиво совсем не от этого.
Смерть всегда уродлива. Без исключений. Дазай это знал благодаря работе. Иное было выдумкой, попыткой людей убедить себя, что кончина не так уж плоха. Ради этого писатели когда-то восхищались внешностью чахоточных больных, их бледностью, неестественно блестящими слезящимися глазами и похудевшими телами. Поцелованные музой дураки подкоркой мозга догадывались, что завтра могли оказаться на соседней с больными койке, и заранее утешали себя мыслью о мнимой красоте последних дней.
В реальности же эстетики в теле не оставалось. Исчезала с пульсом. Были только трупные пятна, усыхающая кожа и последствия разложения. Последние пусть и пестрили разнообразием, но едва ли хоть что-то показалось бы нормальному человеку приятным. И аврор прекрасно понимал, что его собственная гибель особенной не станет.
А вот он особенным был, когда-то. Или верил в это. После последних нескольких месяцев оглядываться в прошлое сложно. Всё видится мутным, искажённым, как сквозь зелёное и неровное стекло бутылки. Осаму даже не совсем уверен, как оказался в отеле, ванную комнату которого выбрал последним пристанищем.
Те, кто привык к собственной исключительности, больше всего боятся однажды проснуться просто людьми. С жутчайшим похмельем, без плана на жизнь, там, где никто не знает, что ты был самым молодым старостой в школе, считался перспективнейшим аврором и пережил встречу с драконом, едва отпраздновав свои двадцать. Или, что ещё хуже, знают, но это не играет никакой роли. После всех планов и надежд, что на тебя возлагали, подобное оставляет с всепоглощающим чувством неполноценности.
В безработицу успело случиться то, что окончательно лишило Дазая смысла как человека. Его ясный ум затуманился. Единственное, ради чего терпели его выходки и взбалмошный нрав, утеряно. Таким он никому не нужен и в теории, его сознание сейчас слишком спутанно, чтоб решать задачи извне. Оно не справляется даже с теми, что исходят изнутри.
Давящее на грудь не хуже сонного паралича чувство собственной никчёмности было теперь его единственным постоянным спутником и другом. По каким-то своим причинам, проходить после полного пробуждения оно не хотело. С ним Дазай и просыпался, и засыпал, они вместе ели и куда-то бесцельно шли — жили одним словом. И всё это время Осаму не мог вдохнуть больше дозволенного его душителем.
Для этого навязчивого ощущения даже не нужны были разочарованные люди. Оно и в одиночку добило уже морально подкошенного волшебника. Дазай всегда был эгоистом, обычно это облегчало жизнь, однако падение в собственных глазах по той же причине обернулось несколькими надрезами от ладони к локтю.
Холодно. Как же мерзко и холодно. От крови вода должна была нагреться, раве нет?
Осаму водит глазами по интерьеру комнаты, но тот абсолютно неинтересный, как и стоит ожидать от сдаваемого помещения. Разглядывать что-то, пока он не потеряет сознание, не выйдет. Чёрт. Он об этом не догадался позаботиться. Совсем потерял хватку. Дазай ведь знает, что снова начнёт думать.
Начнёт думать, бледный и обманчиво изящный в красном обрамлении, как больной туберкулёзом. Такой же тощий, ослабевший, со спутанными местами волосами и теперь уж точно рыбьими мутными глазами.
Отличий было ровно два. Первое: Осаму без бинтов совсем не был поэтичным из-за обезображенной руки и прочих шрамов. Второе: у больных чахоткой выбора не было, у Дазая он пока оставался.
То, что Осаму не хотел жить так, было чистейшей правдой. Но вот в своём желании умереть иногда сомневался. Почему он оставил палочку на бортике?
Она тоже тихо увядала. Дурное свойство волоса единорога, такие сердцевины настолько верны хозяину, что могут повторять за ним. Но на одно заклинание должно хватить.
Дазай уткнул кончик палочки в начало одной из ран и выговорил непослушным языком пару слов на латыни:
— Вулнера санентур.
У Йосано это всегда звучало мелодично, походило на колыбельную. Его голос безобразно хриплый. Но алые пятна начинают движение вверх, как тогда по почти крапчатой от веснушек коже. Как же всё это жалко.
Даже в такой момент он нашёл повод вспомнить о Чуе.
Ему всё ещё до боли в костях холодно несмотря на возвращение крови в тело. Кажется, виной тому была не вода.
Примечания:
Марина хотела написать милую зарисовочку.
В процессе Марина решила, что будет веселее, если приятное детское воспоминание будет перекликаться с всё более и более ужасным настоящим.
Не будьте, как Марина.
А вообще нравится мне чем-то именно эта троица в плане возможной динамики. Давайте заставим Кафку нормально познакомить Йос и Чую в каноне.
Ну и если возникли вопросы к тому, почему я описываю парней легендами школы, а Йосано помнит их только как старост — это начало четвёртого курса для соукоку, и в дуэльном, и в квиддиче они всего год и известны скорее у одногодок, а она выпускница, ей не до мелюзги чужих факультетов.
Начинаю думать, что скоро Драбблы станут моей аркой 15 лет и придётся просто найти им место в основной работе.
И если вдруг: я не хочу сказать, что Дазай достигатор. Нам явно говорили, что его достижения в ПМ не заполнили пустоту в душе, а в агентстве он легко признал, что следующим шефом будет Куникида. Осаму скорее просто бежит в работу и не понимает, в чём оценивать свою непрофессиональную жизнь, так как не видит в ней смысла, поэтому и упирается в свою "полезность".
Рада любому вашему вниманию, особенно отзывам.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|