Апогей тьмы (джен)

Я люблю ботинки, я люблю топтать,

Я люблю втаптывать все листья в грязь.

Эстетично задирать ножки на качелях,

Знаете, мораль — такое бремя.

Я люблю шнуровку, я люблю цвет тьмы.

«Как банально», — скажете, конечно, вы,

Но мне дела нет, я люблю топтать,

Я б хотела всех вас посильней сломать.

Я люблю топтать, я люблю ходить,

Я б прошлась по черепам ввысь,

Я люблю идти, люблю танцевать,

По костям когда-нибудь пущусь погулять.

Не люблю страдать, лишь люблю топтать,

Я хочу вас всех, как замки, взломать!

Я хочу вас вскрыть, не хочу убить,

Лишь хочу топтать вас и боль причинить.

Ты кричишь очень громко,

Отвратительно-звонко,

Ты кричишь, задыхаясь,

Страху вновь предаваясь.

Страх вьёт цепи под кожей.

Что? Ты больше не можешь?

Страх кусает за ухо...

Отвечай, Тугоуха!

Ты противна мне, громко

Слишком громко кричишь.

Хочу в раз изничтожить,

Ты в ответ лишь молчишь...

Не о тебе, не для тебя

Показана гнильца моя.

Не о тебе, не для тебя

Обнажена черна душа.

Но виновата ты, прошла,

Ты смела буйство углядеть,

И монстр, что внутри меня,

Как я, желает растереть...

Тебя во чёртов порошок,

Собрать в хорошенький мешок,

Тревогу смертию прикрыть

И тихим всхлипом схоронить.

Тепло твоей крови, оно столь прекрасно,

Я хочу вкушать его без опаски.

Хочу пить её, как вампир из сказки,

Однако это лишь реальности краски.

Тепло твоей кожи, оно столь сомнительно,

Не знаю, вкусно ль...это предположительно.

Что, ты вовсе не бдительна?

Нет страха? Как отвратительно.

Тепло твоей кожи настолько манит,

Не спасёт герой из легенд иль щит,

Потянусь рукой до шеи, сверну,

Хруст прекрасный. На ухо трупу шепну...

И взгрызусь в белу плоть, во изгиб у плеча,

И сосуды порвав — кровь ещё горяча —

Возжелаю продлить миг волнительной страсти,

Разделю мёртво тело на крупные части.

Она словно горы, она вне контроля,

Души мне её не достичь.

Она вне контроля, и, лживо позволив,

Открылась всего лишь на миг.

Достала писать и достала звонить,

Ты тварь, я не вижу подход.

Смеёшься, знаю. Пора прекратить бы.

Взойди уже на эшафот!

Ебучая мразь, и собака, и псина, хочу я тебя слома-...Ать!

Однако ты скрытна, доверчива мнимо, хочу я тебя унижать.

И цепи завить смерть-верёвкой на шее, и ноги с руками связать,

И нитки — в клубок воедино в ладони, с улыбкой на ужас взирать.

Уходи, убегай,

Ты же трус — ну признай!

Не боялся убить, но боялся укрыть,

Затаить зло, закрыть?

Не найдут ни тебя, ни меня в этом доме,

Полицейским не скажет ничто крови море,

Сонны вздохи и крики с собой труп унёс,

И оплёван весь красным рыжий модный начёс.

Уходи, убегай.

Грешник всё же — признай,

Преступленье свершил, оправдания нет,

Но в тюрьму не идёшь. А как же обет?

Обернись... Иначе взлетишь ввысь,

Ударю вниз. Давай же, ошибись и

Обернись, а на прощанье улыбнись,

И без особого скандала согласись.

Однако это будет скучно. Обернись!

Идёшь по улице ты тихо, развернись!

Скажи хоть что-нибудь или коснись

Того, что в сумке прячешь обороной.

Слишком много добра в этом мире!

А я хочу зла красивы картины!

Не направленные на меня, хи-хи!

Не наступлю на грабли, эй, унеси!

Слишком много добра в этом мире!

А я хочу зла, пыток и паутины,

Хочу я страданий чужих, да побольше,

Чтоб плакали все денно и нощно.

Чтоб пол ногами тщетно стирали,

Чтоб голову предо мною склоняли,

Чтоб руки в молитвенном жесте держали,

Улыбку, мучась, как маску держали.

Я всего лишь вещь,

Я маленькая вещь,

Разобьёшь, зловещ,

А я маленькая вещь.

Я не труп, я не живая,

Что такое? Я не знаю,

Всё отлично, всё прекрасно,

Нет эмоций? Но потрясно.

Я предмет, я хрупкий маленький обед

Для маньяков и для убийц,

И член отряда кровопийц,

И вред, и грех, и треск кассет.

Хэ-эй!

С тобой говорит Маленькая Вещь.

Ты пришёл к нашему руководителю?

Что? Почему я вещь?

А зачем тебе зна-ать?

Примечания:

Мой скетч к работе по ссылке:

https://t.me/lawlessbydiavolikaya/120

Тишина давит, тишина убивает,

Тишина меня ножом разрезает,

Тишина шепчет. Вода в лицо хлещет.

Хоть бы дождь. И правда. Я вся в воде.

Тишина мажет, тишина слаще,

Слаще ваты сахарной, манной каши,

Что засыпана белым, разрисована серым,

И закрашена жёлтым, и всё как-то блёклым.

Тишина в ушах, тишина в волосах,

Расплелись что на грязный, отвратный лад,

Тишина сквозь пальцы скользит червём,

Отвратительно-гнусным из души злом.

Горечью течёт смех грустный,

Он пропах отчаянием гнусным.

Из него несётся смрад. Смола

Копится на дне чужого рта.

Смех, конечно, искренний, но грустный...

Нет, на деле фальшь. Это искусство —

Так смешать в отраву яд и боль,

И приправить — то обиды соль.

Так смешать, добавив лицемерье,

Пока растёт гнев во межреберье.

И откинуться назад струной слезы,

Испив собственной крови во имя силы тьмы.

Осколок пронзил её светлое сердце,

И заперлась к доброте кроха-дверца,

Пронеслось медленно злобное скерцо,

Открылся путь к черноте её сердца.

Оскорбительно, отвратительно,

Унизительно, мерзко, губительно,

Понесло от неё. Удивительно...

Но сие оказалось живительно.

Белой вороной оказалась не зря,

Не зря лопнул верх пузыря,

Что копился в душе с того самого дня,

Когда на свет сий из утробы взошла.

Погрузил тебя я в бесконечный сон,

Пусть утрата в сердце — колокольный звон

Для всех, что страдали от твоей любви

К миру, к жизни и красоты.

Погрузил тебя я в бесконечный сон,

Не летаргический, не кома — вечен он,

Ты была хороша, что казалась живой,

Хотел бы продлить я мгновенья с тобой.

Погрузил тебя я в бесконечный сон,

Неживую красу испортил он,

Разлагаешься, тлеешь натуральною грязью,

Вот и настал черёд быть уродливой мразью.

Угли тлеют, тело греют,

Что несётся в мир иной.

Угли тлеют, тело греют,

Но схраню секрет я свой.

Я убийца, я преступник,

Я исчадье ада, зло,

Но любимый ведь твой спутник...

Так, считай, не повезло.

Пока без вести пропала,

Тела уже давно нет,

Пока без вести пропала,

Предкам передай привет.

Незакрытая дверь в скелетном шкафу,

Думал, я её не найду?

Не уничтожу, не обнаружу

И не увижу трупную стужу.

Зря ты старался, зря заебался,

Тайны раскрыты, секреты вскрыты.

Ярость тебя всего воспламеняет...

Хах, как же это меня забавляет!

Детка, убийцей ты стал, конечно,

Но стоило тебе... Эй, эй, полегче!

Хоть я и пацан, но слабее тебя,

Остынь, иначе убьёшь и меня.

Я серийный маньяк, я в любой снегопад

И в любую погоду найду себе повод

Чтоб кого-то убить, отвести его в ад,

И при этом меня даже вряд ли изловят.

Паранойя не дремлет, паранойя не спит,

Любой голос и вздох — причина убийств,

Паранойю лишь кровь на руках убедит.

Ебануто выходит. Разносится свист.

То ножом, то рукой, то ногой, то лопатой

Я херачу всех-всех, кто несёт мне пиздец,

Я, такой из себя весь пиздатый,

А особенно крут в голове моей бред.

Примечания:

Написано по мотивам манхвы «Свинарник». Небольшой ООС гг? Нет, повествование от его более ебанутой части личности. Кто знает, тот знает.

P. S. Выставила в сборнике ориджиналов, так как выставлять фф по мёртвому фэндому с 1 фанфиком — идея не очень.

Оно так лишь вышло, оно так случилось,

Так произошло, так получилось.

Слова оправданий летят изо рта,

А проблемы все — ваша беда.

Ступаю по кромке хрустального льда,

Отделяет нас с вами стена — то слюда,

И сломать легко, и убрать несложно,

Но как поступить, когда речи ложны?

Когда заливают вам в уши молитвы,

Когда признают, что грешны, но невинны,

На коленях стоят, унижаясь умело,

Плетут липки сети опасностью смело.

Что будет после? Никто не знает.

Знают лишь то, что он убивает,

Он расчленяет, потрошит, сжигает,

Мясо особого вида вкушает.

Что будет после? Никто не знает,

Особенно если ментов избегает,

Водит за нос и нервы сгрызает,

Головными болями досаждает.

Что будет после? Он стал угрозой,

Одержимый фантомами, местью и злобой,

Убивает во имя паранойи и бегства,

Убивает во имя прокля́того детства.

Это была всего лишь «шутка»,

Не приняла ты меня за ублюдка,

Не прислушалась к голосу разума,

Я ушёл от тебя безнаказанным.

Однако всё сказанное — ложь,

Хочется крикнуть «Не тревожь!»,

Но знаю, радость мне принесёшь

Совсем скоро. Тогда и умрёшь.

При других обстоятельствах всё случилось б иначе,

Если б не было с раннего детства подачек,

Если б не поощряли несамостоятельность,

Если б не замечали невнимательность.

При других обстоятельствах всё бы стало иным,

Если б не прикрывали возрастом «непростым»,

Если бы вовремя пошли к врачу,

Не игнорируя «Я их "исключу"».

Но страшное нечто всё же случилось,

Беда в семье богачей приключилась.

Молодая девушка двадцати лет...

Съела родителей на обед.

Уничтожу светлый омут мыслей,

Пригоню вслед бедство — импульсивность,

Надоело контролировать, бороться...

Знаете, а жажда очень сильно жжётся.

Жжётся, прожигает мозг и душу,

Кислотой уже всё тело рушит.

Руки чешутся, желание растёт,

А бороться скоро смысл пропадёт.

Каплю адекватности держу в своём стакане,

Выпиваю залпом на потрёпанном диване,

Серой мышкой надоело быть,

И пора уже лик истинный явить.

И явлю, окропив жертвы алым.

Как же хочется, чтоб всё за мною полыхало.

Ты спросишь меня: почему?

А я скажу, что не было причины.

Ты хочешь оправдать всю кутерьму,

Но нет тому логичности картины.

Ты спросишь меня: может, то случайность?

«Конечно». И кивну я головой.

Но то сарказм, а не еба́ная реальность!

Блять, всё же поведение твоё — отстой.

С какого хрена должен я искать себе причину?

И повод, чтоб убить кого-то, обокрасть?

Как будто создать хаос я преми́ну.

Анализом, расчётом чувство не понять.

1

Внутри расцветает апатия, скука,

И стала она самой близкой подругой,

Отвратен весь мир, но то неизбежно,

Сжирает меня мой же разум прилежно.

Ведь мысли — не то, что легко изменить,

Пусть даже начнёшь себя изводить.

Уйдёшь ли ты в ад или крепко уснёшь...

Но всё равно клубок думок куснёшь.

Раздумья съедают тебя до нутра,

Неважно, таится в нём свет или тьма,

Плевать, сколько лет тебе и какой пол,

Вольётся в сердечко твоё метанол.

Отравит тебя и отравит меня,

И выпью стакан я до самого дна,

Хрустальная стенка рассыпется в прах,

Пока неестественна радость в устах.

2

Меня поглощает мой собственный разум,

Душу себя критикой я до отказа,

Чтоб ноги, конечности все задрожали,

Чтоб сдохнуть в объятиях себя-твари.

Мне всё отвратительно, но больше я,

Анализ, оценка сжигают дотла,

Теперь всё хорошее кажется ложным,

Воздам скоро вовсе обет непреложный.

Клубится в грудине горячая кошка,

И шпарит, и жарит она... Но немножко.

Точнее, так кажется лишь с стороны,

Я правду зарою под пол у стены.

Стены лжи, притворства, фальшивого смрада,

Что к совершенству стала преградой,

Хотелось развить себя, но не могу,

Ибо взращён негатив аж к ядру.

К ядру неприятной мне мерзкой души,

К тому, что, попробуй, а ну-ка свяжи,

Ведь вырвется в самый «хороший» момент,

Возьму снова в руки родной инструмент.

Тем инструментом стало насилие,

Что изничтожит всё изобилие.

Полнится личность моя лишь позором,

Потому изменюсь я совсем-совсем скоро.

В душе пустота, в душе ничего,

Завешано тряпками в ней казино,

Что каждый раз ровно в ноль-ноль по ночам

Фиксирует сделки бессмыслены — хлам.

Ни «Два», ни «Один» не одержит победу,

И то, и другое несёт К. лишь беды,

«Один» грызёт «Два», а «Два» съест один,

Моргнёшь — и исход снова будет лишь мним.

Не выиграть схватку ни той, ни другой,

И оба числа в ноль-ноль вступят в бой.

Распалят пустой дом, сожгут и себя,

Чтоб завтра прийти, документ теребя.

Примечания:

К. — имя персонажа.

Два человека слились в одно

Целое, крепкое, чёрное зло,

Стали сильнее от нитей меж тел,

Терпенью обоих настал ведь предел.

Протянулись цепи, повис и металл,

Светлые шеи окольцевал,

Проблемы были не только с их миром,

Но и с собою, с душою, с кумиром.

Потому оделись они в кандалы,

Скрыв плач и крики ребёнка внутри,

Дитё то сидит в шкафу под замком

И бьёт по железке в крови кулаком.

По ту сторону — оборот зеркала,

По ту сторону — тень отражения,

По ту сторону муть исковеркала

Пронесённое в труп напряжение.

По ту сторону плещется водное,

Необъятное нечто забвенное,

По ту сторону скрыто холодное,

Жизни светлой концом неизменное.

Не оборачивайся и не сверни,

Пусть тьма обнимет, но не беги,

Иди ровно, спокойно и медленно,

Чтоб следил за тобой я уверенно.

Знаю: есть у тебя страх преследования,

Но мешает он моим намерениям,

Пусть парень я твой и будто любимый,

Но многое в жизни твоей лживо, мнимо.

Тебе «доверяю», но вечно слежу

И потому вечерами хожу,

То дверь сторожу, то стою у окна,

Настигнет тебя злодейка-беда.

Приятней следить, издали созерцать,

Руки тянуть, жажду превозмогать,

С одной стороны — возжелал я убить,

С другой стороны... так хочу полюбить.

Тот самый день, когда сказала: «Да»,

Я в памяти схраню и не забуду,

День, когда ты любовь дала,

Хоть встретила меня-иуду.

Когда ты ненавязчиво и тихо

Рукою белоснежной за плечо

Потрогала и безэмоционально, но с заботой

Сказала: «Не болеешь? Горячо».

Тот день, что в мозг вошёл, как нож,

Оставив след неизгладимый,

Когда, пусть мне и было невтерпёж,

Я улыбался мило и невозмутимо.

А ты молчала, изваяние без чувств,

Чертила на песке бессмысленные волны,

Ты жертва, но не факт, ведь отлучусь —

Развяжешь нити махинацией несложной.

...

Тот самый день, когда сказала: «Да»,

Я в памяти схраню и не забуду,

День, когда ты любовь дала,

Хоть встретила меня-иуду...

И не забуду, и не вспомню никогда,

Ведь оба сумасшедшие мы черти!

Один лишь носит маску холода и льда,

Другой — «дурак, боится смерти».

И не забуду, и не вспомню —

В Колизей взошли, оттуда — в ад!

И я восторженно всем заявлю:

В манипуляциях повяз, но рад!

...

По венам у обоих перелился яд,

И смех несёт в очередной раз жажду,

Я лично хохочу уж невпопад,

А скоро вовсе брошу и петарду.

И ты уже не носишь маску льда,

Не прикрываешься заботой тихо,

Теперь смотрю я в ненормальные глаза

И лицезрею афигенную улыбку психа!

Семья должна включать семь «копий»,

Но в чём смысл семерых «я»?

Зачем строить мир из утопий,

Если проще добраться до дна?

Семья смысл имеет нормальным,

Адекватным типичным людишкам,

Семья не имеет смысл странным:

Психопатам и белым мышкам.

А злодеям, маньякам и подобным им типам

Семья — иль преграда, иль сподвижник лиха.

Кто-то совращает всех взглядом,

Кто-то — умелым ударом,

Кто-то готовит за это награду

Или иную какую-то плату.

Я же вскрываю сердца лишь ключом,

Скрипичный несёт пакость и в сон.

Но все говорят на это: «Спасибо»,

Поэтому обхожусь без стереотипа.

Мораль не важна, важнее эмоции,

Плевать мне на то, что скажет социум,

И, видимо, плевать и фанатам —

Легко все склонились (мои) к разврату.

Стоит одну только ноту запеть,

Останется здравому смыслу тускнеть,

Добавлю слова — получается песнь,

И принесу всем приятну болезнь.

Сборник чёрных стихов подошёл к концу,

Надеюсь, неплохо канули мы в тьму,

Нырнули на дно, изучая, что хлеще,

Да вдоволь послушали смех зловещий.

Хотя, впрочем, сборник не держит лишь зло,

Ведь сами нашли вы здесь и стекло,

Хотя его мало, но оно есть,

И отдадим «философии» честь.

На сим я откланялся и попрощаюсь —

С иными работами теперь постараюсь.