↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Что ты видишь?
В ритуальной комнате над юным мальчиком нависли несколько высокопоставленных представителей одного из трех великих магических кланов, Зенин. Они смотрели на него свысока, каждая секунда их времени была на вес золота.
Тодзи сидел на коленях, опираясь ладонями о деревянный пол. Его тело было покрыто потом — то ли от нервозности, то ли от полной растерянности перед этими статными особами. Он изо всех сил напрягал глаза, пытаясь разглядеть что-то перед собой, но тщетно.
«Я… ничего не вижу», — пронеслось у него в голове. Однако сказать это вслух он так и не смог.
Все присутствующие в ритуальной комнате наблюдали за одной и той же картиной: мальчик, уставившийся в пустоту, не видел отвратительного проклятия, которое стояло прямо перед ним. Существо с объемным телом, длинными зубами и множеством мерзких глаз, покрытых печатями барьера, ограничивающими его действия, оставалось для него невидимым.
Один из шаманов утомленно вздохнул и решил положить конец этому фарсу:
— Господин Хироши, простите за грубость, но это уже второй раз, когда вы заставляете нас наблюдать за вашим… бездарным ребенком. По его лицу и так все ясно, он ничего не видит.
Другой шаман, словно подливая масла в огонь, добавил:
— Как мы все знаем, обычно наследуемые техники великих кланов могут проявиться в возрасте от трех до шести лет, как и способность видеть проклятия. Это незыблемая истина. Однако вашему ребенку уже почти семь!
Двадцать пятый глава клана Зенин бросил на своего отпрыска взгляд, полный презрения, и тут же отвернулся, словно сам факт его существования оскорблял его.
— Хватит ныть… — резко одернул он старейшин. — Если ваши незыблемые истины — единственное, что я сегодня услышу, то можете катиться на все четыре стороны.
Хироши понимал их чувства лучше остальных. Он разделял их взгляды, тревогу за будущее клана, но терпеть не мог, когда кто-то разжевывал ему очевидное. Мужчина и без того знал, что его сын — пятно на репутации Зенин, и напоминания об этом только разжигали его гнев.
— Простите, я не виню вас за прямоту, — продолжил Хироши, его голос стал чуть тише, но оттого еще зловещее. — Напротив, я собираюсь показать вам, что бывает с теми, кто рождается без проклятой энергии в роду шаманов. Этот ребенок станет уроком для всех.
Смысл этих слов повис в воздухе. Старейшины переглянулись, но никто не осмелился спросить, что именно он задумал. Глава коротко кивнул своей жене, и та без единого звука поднялась с места. Ее тонкие пальцы сжали плечо ребенка, и она быстро увела его из зала.
В эпоху Хэйан, когда магия находилась на пике своего развития, несколько семей добились особого положения среди магов благодаря своим кровным линиям и мощным наследуемым техникам. Это были Фудзивара, Сугавара и Камо.
Клан Фудзивара, доминировавший в императорском дворце, имел множество ответвлений. Считается, что именно от него произошел ныне действующий клан Зенин. Для сформировавшейся великой семьи сила техник и объем проклятой энергии внутри человека были главными показателями ценности.
Однако, мальчик был лишен всего этого с самого рождения. В его теле не было ни капли проклятой энергии. Из-за этого он не только не мог пройти минимальное требование для становления шаманом, видеть проклятия, но и был неспособен использовать проклятые техники.
Как итог, последние слова главы клана стали приговором для юного Тодзи.
* * *
С того дня, казалось, каждый уголок клана шептал о «неудачном» ребенке.
Мать мальчика, некогда тихая и незаметная служанка, оказалась в центре этого урагана. Женщину обвиняли в том, что она испортила кровь клана, что ее «слабость» передалась сыну, и что лучше бы она вообще не порождала это отродье на свет. Даже другие служанки, которые раньше относились к ней с сочувствием, теперь избегали ее, боясь разделить ее участь.
И спустя год унижений, боли и молчаливого страдания…
Мать Тодзи, больше не могла вынести тяжести своего существования. Ее душа, измученная бесконечными издевательствами, одиночеством и чувством вины наконец сдалась. Однажды утром, когда клан еще спал, она вышла во двор и поднялась к большому вишневому дереву, которое стояло там, словно немой свидетель всех ее страданий.
Она не оставила записок, не произнесла последних слов. Только тишина и холодный ветер сопровождали ее последние шаги.
Когда тело женщины обнаружили повисшим на толстой ветке, никто не спешил снимать его. Люди стояли поодаль, не шепчась, не выражая ни жалости, ни страха.
Казалось, сама смерть не могла стереть с нее клеймо позора.
Тодзи, маленький и беспомощный, стоял в стороне и смотрел на эту картину. Его детский разум не мог до конца осознать, что произошло, но сердце, разрывающееся от боли, понимало все слишком хорошо.
— Мама?..
Он хотел закричать, хотел броситься к ней, но ноги словно приросли к земле. Внутри него что-то ломалось, рушилось, превращаясь в хаос.
«Почему они не помогут ей? Почему они просто стоят и смотрят?»
Его взгляд пал на людей, которые стояли вокруг. На их холодные безразличные лица. На отца, который даже не подошел к телу женщины, которая когда-то была ему близка.
— Это из-за меня... Она умерла из-за меня, — шептал он себе, чувствуя как слезы катятся по щекам.
И все же слезы казались ему предательством.
Он не мог позволить себе плакать. Не мог позволить себе чувствовать. Ведь именно он стал причиной всего этого. Он «бездарный», «никчемный», «позор клана».
* * *
— Забирай свои вещи и убирайся, — бросил Хироши, указывая на кучу тряпья, выброшенного на землю.
Мужчина стоял у входа во двор, его лицо было каменным, а глаза полными презрения. Рядом с ним толпились подчиненные, которые молча наблюдали за происходящим.
Тодзи сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Он смотрел на свои вещи, разбросанные по грязи: книги, которые когда-то читала ему мать, игрушки, которые теперь казались ненужным хламом.
— Почему? — тихо спросил он, хотя уже знал ответ.
— Почему? — отец усмехнулся, его голос был полон сарказма, — ты думаешь, я буду содержать бесполезное отродье?
Мальчик опустил голову, его голос дрожал от обиды:
— Мама бы такого никогда не сказала…
Подчиненные, стоявшие рядом, молча наблюдали за этой сценой. Один из них, пожилой мужчина с седыми волосами, неуверенно кашлянул:
— Господин Хироши, может, стоит…
— Если у тебя есть жалость к этой обезьяне, можешь уйти вместе с ним.
Подчиненный опустил голову и отступил назад. Тодзи посмотрел на него, надеясь увидеть хоть каплю сочувствия, но тот избегал его взгляда.
— Что мне теперь делать? — прошептал мальчик больше себе, чем кому-то другому.
Как бы между делом отец начал все ему объяснять, голос мужчины был холодным и равнодушным, словно он говорил о чем-то незначительном:
— Ты отправишься в отряд Кукуру, будешь мыть полы, убирать за другими и выполнять всю грязную работу. Может, хоть так принесешь какую-то пользу клану.
Тодзи нахмурился. Он слышал об этом месте. Это был отряд для тех, кто не обладал проклятыми техниками. Там не было магии, только физическая подготовка и жесткая дисциплина.
Место, куда отправляли тех, кто не представлял ценности для клана.
— Я… я не хочу, — прошептал он, но голос был таким тихим, что его едва ли кто-то услышал.
Тодзи стоял на месте, не зная что делать. Он наклонился, чтобы поднять одну из книг, но Хироши резко остановил его:
— Оставь. Это тебе больше не понадобится.
Мальчик посмотрел на отца, но тот уже уходил, не оглядываясь. Подчиненные последовали за ним, оставив Тодзи одного во дворе.
* * *
Вплоть до четырнадцати лет Тодзи был не более чем слугой. Его дни превратились в бесконечный цикл унизительных задач: он вылизывал каждый уголок внутреннего двора отряда, стирал одежду за другими учениками и даже чистил их обувь до блеска. Его жизнь была чередой монотонных, изматывающих обязанностей, которые словно напоминали ему: «Ты здесь никто».
Каждый день начинался и заканчивался одинаково. Кто-то кричал:
— Эй, бездарь, тут грязно! — указывая на пятно, которое мальчик только что оттер.
А кто-то, не ограничиваясь одними приказами, находил особое удовольствие в том, чтобы унижать его более изощренно:
— О, смотрите, наш маленький уборщик опять трудится! — насмешливо говорил один из учеников, наблюдая как Тодзи скребет пол. — Может, тебе еще и цветы посадить тут, чтобы было красиво? Будешь еще и их вылизывать.
Ещё один предпочитал психологическое давление:
— Знаешь, — говорил он, присаживаясь рядом, пока тот мыл пол, — я бы на твоем месте просто сбежал. Зачем тебе это? Ты же все равно никогда не станешь шаманом. Даже твой отец это понял. Так почему ты все еще здесь?
Мальчик молча выполнял приказы, но внутри него копился гнев. Каждый удар, каждое оскорбление, каждый взгляд, полный презрения — все это оседало в его душе, как яд.
Он чувствовал, как его достоинство стирается словно пыль с пола, который он так старательно чистил.
«Почему они все думают, что я хочу быть этим… шаманом?»
* * *
Когда Тодзи исполнилось 14 лет, его перевели непосредственно в отряд.
Отряд Кукуру состоял из порядка двадцати человек, которые обладали хотя бы небольшим объемом проклятой энергии. Тренировки были жесткими и изнурительными: спарринги, закалка тела, отработка ударов на манекенах, обтянутых соломой — все это напоминало древние методы тренировок самураев, где главным было не просто физическое мастерство, но и выдержка духа.
Тодзи ставили спарринговаться с теми, кто был сильнее и опытнее. Удары сыпались на него со всех сторон, а он мог только защищаться, чувствуя, как его тело немеет от боли.
Впрочем…
Однажды во время очередного спарринга внутри юноши что-то сломалось. Тодзи стоял против крупного ученика, который уже привык избивать его без сопротивления, но на этот раз он не стал отступать.
— Ну что, бездарь, готов проиграть? — усмехнулся противник, нанося первый удар.
Юноша уклонился, невольно отбросив все мысли. Впервые за полгода он не просто принял удар, а увидел его — тело, измученное тренировками, среагировало само. Тодзи контратаковал, ударив противника в живот. Тот отшатнулся удивленный.
— Ты… — начал он, но юноша его уже не слушал.
Его кулаки обрушились на противника с такой яростью, что тот не успел даже защититься. Удар в челюсть, затем в живот, потом в ребра. Юноша не останавливался, чувствуя, как гнев, копившийся годами, вырывается наружу. Он продолжал избивать противника, пока тот не рухнул на землю от удара ноги в голову.
В тот момент Тодзи почувствовал нечто новое — превосходство.
Однако прежде чем он успел сделать очередной замах, раздался холодный голос:
— Что ты делаешь?
Юноша молча обернулся и увидел отца. Хироши стоял в нескольких шагах, его лицо было непроницаемым. Без предупреждения он ударил отпрыска по лицу.
— Отвечай подобающе, когда с тобой говорят, щенок, — прошипел отец, нанося удар за ударом.
Тодзи не сопротивлялся. Он корчился на земле, принимая каждый удар.
Внимание других учеников быстро устремилось на происходящее. Увидев, кого именно избивают, они засмеялись, перешептываясь о том, что юноше опять достается так, что и врагу не пожелаешь.
Когда глава наконец успокоился, он высокомерно посмотрел на избитого отпрыска и сказал:
— Пошли со мной. Раз ты так хочешь, сегодня у тебя будет особая тренировка.
Тодзи поднялся с земли, чувствуя, как боль растекается по всему телу. Горе и мучение начали медленно превращаться в нечто другое, в ненависть.
Чистую, всепоглощающую ненависть.
* * *
Благодарю за прочтение)
Больше глав на моем Boosty: https://boosty.to/whier
Мужчина с волосами средней длины, длинными бровями и тонкими усами уставился в телевизор. На экране мелькали яркие, завораживающие кадры аниме с тщательно прорисованными персонажами.
Дверь комнаты распахнулась, и в проеме возник силуэт Чодзуро, член элитного подразделения шаманов шагнул внутрь с привычной уверенностью. Невысокий, худощавый, с руками, оголенными до плеч, он любил демонстрировать свои тренированные мышцы. Его ярко-синий ирокез торчал, как взрывной аккорд на рок-концерте, а в руках он небрежно сжимал бутылку рисового вина, покачивая ее, словно это был трофей, добытый в битве.
— Я вернулся, — произнес он, бросив бутылку в сторону товарища.
Наобито, старший брат нынешнего главы, не отрывая взгляда от экрана, ловко поймал ее одной рукой, словно это было частью какого-то ритуала. Его тонкие пальцы мгновенно сорвали пробку, и, не теряя времени, он приложился к горлышку, одним глотком опустошив треть содержимого.
— Кхаааа, — выдохнул он, с довольным видом облизывая губы. — Рисовое вино божественно. Если бы рядом лежал пирог с толченой рыбой, я бы, не задумываясь, продал душу за такое сочетание.
Чодзуро шагнул ближе, бросив мимолетный взгляд на экран, на нем как раз сверкала очередная сцена трансформации: девочка-волшебница в вихре искр и лепестков принимала свою боевую форму.
— Опять залипаешь на нарисованных девчонок? — хмыкнул он, скрестив руки на груди. — Нашел себе занятие по душе, как погляжу.
Наобито тут же указал пальцем на экран:
— Только взгляни, сколько души и денег вложено в каждый кадр, это же настоящее искусство! Устроим марафон?..
— Нет, спасибо. Не хочу подцепить от тебя эту хворь и прохлаждаться сутками за ящиком, подначивая весь клан своим легкомыслием.
— Тьфу, — Наобито состроил недовольную гримасу и сплюнул в сторону. — Ты просто не понимаешь очарования зарождающейся аниме-индустрии. Здесь все идеально: подача, рисовка, хронометраж серий. Гармония…
— Да-да…
Чодзуро опустился на пол и облокотился на руку, потирая подбородок. Он редко заглядывал в клан, предпочитая одиночные миссии вдали от семейных дел.
— Есть новости?
Наобито терпеть не мог тех, кто не разделял его страсть к аниме, и явно не горел желанием тратить на таких людей свое время. Заметив равнодушие мужчины, он отмахнулся, отвечая скороговоркой, лишь бы отделаться:
— Ничего особенного. У Годжо родился малец с «Шестью глазами». Собрали группу Акаши для шаманов, чьи способности не дотягивают до Хэй. Низший отряд пополнили людьми, нашли временного лекаря с обратной проклятой техникой. Всё.
Чодзуро замер. Слова Наобито прозвучали так буднично, но эта информация оказалась для него взрывоопасной.
«Ладно еще все остальное, но «Шесть глаз»? Это же не мелочь! Клан Годжо слаб и малочислен, но такой наследник может перевернуть расклад сил. И его это совсем не волнует?»
— Кхм…
Мужчина проглотил рвущееся наружу возражение: спорить с ним было пустой тратой времени, когда он так увлечен. Отбросив бесполезные мысли, Чодзуро поднял другую тему:
— Не многовато ли народу в отряде Кукуру? Один из твоих младших братцев, поди, уже дымится от злости, что его заставили нянчиться с толпой слабаков.
Наобито фыркнул, не отрываясь от экрана:
— Оги вечно ноет, что ему достаются легкие задания с грошовой оплатой, говорит, не хочет тратить на них время. Ну, а что ему еще делать? Для бездельника — самое то.
— Бездельника? — Чодзуро бросил на главу осуждающий взгляд. — И чему мечник вроде него может научить людей, которые даже проклятые техники освоить не могут?
— Оги-кун не учит, он воспитывает. Его тренировки больше похожи на самурайские. Сурово, но эффективно.
— Хм… — мужчина задумался, погрузившись в свои мысли, но его тут же прервал внезапный смешок главы.
— Раз так за него переживаешь, то подмени его! — Наобито оживился, вскочив с места и приняв театральную позу. — Закалка тела — это же твоя стихия, сладкий мочи-мочи-кун! — он изобразил жест волшебницы из аниме, направив в сторону Чодзуро воображаемый сгусток «энергии любви».
Тот инстинктивно отпрянул, чувствуя, как по коже пробежали мурашки от смеси раздражения и отвращения.
— Какая дрянь, — буркнул он, поспешно меняя тему. — Лучше скажи, что с дисциплинарной ямой? Собрали нужное количество проклятых духов второго ранга и ниже?
— А? Да, всё в порядке. Если интересно, можешь сам проверить, если хочешь. Там сейчас одна бестолочь заперта…
— Бестолочь?
Чодзуро нахмурился, ожидая пояснений, но Наобито уже потерял к нему интерес. Его взгляд снова приковала очередная сцена на экране, где девочка-волшебница поднимала свой жезл, озаряя комнату сиянием.
— Эй…
* * *
Тодзи шел по узкому коридору. Каждый его шаг отзывался глухим эхом, словно пещера была живым существом, древним, молчаливым, но внимательно следящим за каждым его движением. Воздух здесь был сырой и тяжелый, пропитанный запахом земли и чего-то гнилостного, что заставляло невольно сжимать ноздри.
Впереди шел Хироши, не удостоив его даже взглядом. Высокий, с прямой осанкой он казался высеченным из камня: строгая фигура, чья тень в полумраке выглядела еще более угрожающей.
— Тебе что-нибудь известно о рангах проклятий? — неожиданно начал он.
Тодзи промолчал. Ему было всё равно на ранги, на правила, на все эти шаманские тонкости, но молчание не остановило мужчину. Тот продолжил, будто говорил сам с собой, хотя в его тоне чувствовалась холодная настойчивость:
— Всего их пять: с четвертого по первый, плюс особый ранг. Когда Дзиничи был в твоем возрасте, он уже ходил на миссии с командой заклинателей, а теперь он справляется в одиночку. На прошлой неделе, говорят, изгнал проклятие второго ранга. Один.
Они остановились перед входом в дисциплинарную яму. Дверей не было, только черный провал, зияющий, как пасть гигантского зверя, готового проглотить любого, кто осмелится шагнуть внутрь.
Хироши повернулся к нему, его лицо оставалось непроницаемым, а голос ровным, почти безжизненным:
— Проклятый дух второго ранга. Можешь ли ты представить, насколько он силен?
Тодзи не успел даже осмыслить вопрос. Резкий толчок в спину — сильный, без предупреждения — выбил из него воздух. Он потерял равновесие и полетел вниз. Тело ударялось о грубые каменные ступени, каждая из которых, казалось, была выточена с единственной целью: причинять боль. Он стремительно падал, словно цепляясь за воздух, пока наконец не рухнул на холодный пол ямы.
Мальчик стиснул зубы от нахлынувшей злости и заставил себя подняться на колени. На этот раз гордость не позволила ему отлеживаться перед выскочкой, возомнившим себя божеством.
Однако его взгляд тут же притянули массивные колонны, между которыми зияла непроглядная тьма. Тодзи прищурился, напрягая зрение, чтобы разглядеть хоть что-то в этом черном провале, но там ничего не было: ни тени, ни очертания. Мимолетный порыв смелости уступил место холодной тревоге, что сдавила сердце ледяными пальцами.
И вдруг — удар. Хлесткий, стремительный, словно невидимая рука врезалась ему в лицо с такой силой, что он отлетел назад. Тодзи снова рухнул на пол, щека запылала, в ушах зазвенело. Он моргнул, пытаясь собрать мысли в кучу, но разум отказывался осознавать, что произошло.
Вокруг царила тишина, мертвая, пугающая, такая густая, что казалось, она давит на уши.
— Что же это?.. — вырвалось у него хрипло.
И вдруг из темноты, словно из развороченного улья, хлынули остальные проклятые духи, они были невидимы глазу мальчика. Их когти, холодные и острые, вонзились в его предплечья, впились в ноги, вцепились в голову. Они облепили его, как паразиты, цепляясь за каждый дюйм тела, их неосязаемый вес давил, прижимал к земле, лишал возможности шевельнуться.
Мальчик вытянул руку, цепляясь дрожащими пальцами за край ступеньки. Один глаз, залитый кровью, едва различал мир сквозь красноватую пелену. Перед ним маячили только грубые каменные ступени и удаляющийся силуэт отца.
Строгая непреклонная фигура растворялась в полумраке, равнодушная к тому, что творилось внизу.
Тодзи стиснул зубы, пытаясь подавить рвущийся из груди крик. Проклятые духи усиливали натиск: их невидимые лапы рвали его одежду, царапали кожу, вгрызались глубже, словно питаясь его страхом и болью.
Градус мучений нарастал с каждой секундой, превращая яму в эпицентр кошмара. Он дернулся, напрягая мышцы, но тело не слушалось, оно, будто, уже не принадлежало ему.
* * *
В небольшой комнате, пропахшей горькими травами и резкой стерильной чистотой, юная лекарь — хотя назвать ее так можно было с натяжкой — склонилась над израненным телом Тодзи. Ее спортивное телосложение и длинные светлые волосы, небрежно стянутые в хвост, выдавали в ней скорее бойца, чем целителя. Она хмурилась, водя руками над мальчиком, пытаясь влить в него обратную проклятую энергию, но ее движения становились все более раздраженными.
Чодзуро стоял у стены, его синий ирокез слегка покачивался в такт дыханию, а взгляд был прикован к процессу.
— Ну что? — наконец спросил он.
Девушка выпрямилась, бросив на мальчика взгляд, полный досады.
— Обратная проклятая энергия… она тут же рассеивается, когда я пытаюсь его излечить. Ничего не выходит.
— Что за чертовщина? — мужчина нахмурился, бросив взгляд на мальчика.
— Без понятия. Я сделаю, что смогу: остановлю кровь, обработаю глубокие раны. Дальше — дело за ним. Выживет или нет, зависит от него самого.
* * *
Тодзи лежал без сознания, балансируя на грани жизни и смерти. Его тело, обмотанное бинтами, покоилось на жесткой койке в углу комнаты, а дыхание было таким слабым, что порой казалось, будто он уже не вернется.
На третий день его веки дрогнули. Он медленно открыл глаза, уставившись в потрескавшийся потолок. Взгляд был пустым, стеклянным, словно душа еще не вернулась в израненное тело.
Минуты текли, а он лежал неподвижно, не понимая, почему еще жив.
C усилием мальчик сел, опираясь на искалеченные руки. Бинты натянулись, напоминая о ранах, но тело, вопреки всему, начало подчиняться. Он встал, пошатнувшись, и сделал шаг, затем другой.
Один из членов отряда Кукуру остановился, глядя на мальчика так, будто тот был формальностью, которую нужно отметить в списке.
— Ты проснулся? Целых три дня был в отключке. В порядке?
Тодзи не ответил. Его лицо оставалось бесстрастным, будто он не слышал вопроса. Молча, тяжелой поступью он прошел мимо, направляясь к умывальнику, оставив парня в растерянности.
Там, у небольшого зеркала, он плеснул в ладони холодной воды, почувствовав, как пластырь, частично залезший на край губы, цепляется за кожу. Тодзи снял его и в отражении заметил разрез: тонкий, но глубокий, который уже начал подживать. Он провел по нему пальцем, ощущая шершавость, и уголки его рта дрогнули в слабой, горькой усмешке.
* * *
Дорогие читатели, если вам понравилась данная работа — не забывайте прожимать лайки и писать свои комментарии! Именно от вашего актива зависит в каком темпе будет писаться и выходить работа) Всё в ваших руках!
Больше глав здесь:
https://boosty.to/whier
В какой-то момент Тодзи перестал различать день и ночь. Время превратилось в бесконечную череду изнурительных тренировок и жестоких истязаний, где границы между светом и тьмой стирались под тяжестью усталости. Дни были полны ударов, пота и хриплых команд, а ночи — мучительной бессонницей.
Тело, словно предав разум, продолжало цепляться за существование: двигалось, дышало, сражалось.
Раз в пару недель проводилась необычная тренировка, где ученикам было разрешено использовать настоящее оружие в спаррингах: от коротких острых кинжалов с потертыми рукоятями до экзотических, почти футуристичных приспособлений вроде нунчаков с металлическими шипами или цепных клинков, звенящих при каждом движении. Даже если кто-то калечился, лекарь всегда мог подлатать все раны обратной техникой.
Тодзи остановил свой выбор на увесистом черном ноже, тяжелом, с широким лезвием, покрытым мелкими зазубринами. Он вертел его в ладони, будто играясь, а пальцы, испещренные ранами, двигались с пугающей уверенностью.
Напротив стоял его очередной противник, высокий парень, тот самый, что любил добивать Тодзи едкими насмешками и психологическими выпадами. Сейчас он хмурился, его взгляд метался от равнодушной фигуры отщепенца к кинжалу в его руке.
«Эта пустая рожа… над ним даже издеваться неинтересно. Может, если я оставлю несколько порезов на его теле, он проявит хоть чуточку эмоций?»
Однако, когда голос наставника раздался по всей тренировочной площадке: «Начали!» — в тот же миг лицо Тодзи изменилось. Его взгляд, до того рассеянный и пустой, вдруг сфокусировался, став холодным и острым, как лезвие в его руке.
Парень замер, ощутив, как по спине пробежал липкий озноб.
«Что-то… не так. Ребята правы: с ним творится что-то странное. Откуда это давление?»
Тодзи не стал ждать. Поменяв хват — теперь лезвие смотрело вниз, а пальцы крепче сжали рукоять — он рванул вперед. Противник едва успел поднять клинок, блокируя удар. Лезвия столкнулись с оглушительным скрежетом, искры полетели в стороны, и парень отшатнулся, чувствуя, как вибрация отдает в запястье.
«Что? Когда он успел тут оказаться? Он же был в десяти шагах… Убить меня захотел?»
Тодзи отскочил назад после парирования, его дыхание оставалось ровным, почти механическим. Затем он начал яростную серию атак — оппонент отступал, отчаянно отбивая удары, каждый из которых был точным и тяжелым, словно парень бил не ножом, а молотом.
Бездарный, по меркам клана, юноша двигался довольно быстро, не обращая внимания на собственные раны. Его тело, покрытое кровоподтеками, синяками и отеками, выглядело как карта страданий: бинты на руках местами пропитались свежей кровью, но он, казалось, этого не замечал.
— Не зазнавайся, дворняжка, лишь только потому что стал чуть сильнее! — выкрикнул противник.
Решив перехватить инициативу, он отбил очередной выпад Тодзи и, резко шагнув в сторону, нанес колющий удар в бок, но юноша среагировал мгновенно: нырнул под руку противника. Поймав запястье Кукуру в стальной захват, он рванул его на себя и, используя инерцию, перекинул через плечо. Оппонент рухнул на землю, а в следующий момент Тодзи уже был сверху: из положения лежа он ловко обвил ногами руку с клинком, выкручивая ее резким движением.
— Всё-всё, сдаюсь! — прохрипел бедолага, морщась от боли. Плечо горело огнем, сустав трещал, грозя выскочить из суставной ямки.
Победитель спарринга медленно поднялся. Он не протянул руку поверженному противнику, не сказал ни слова. Вместо этого его взгляд, холодный и равнодушный, скользнул по лежащему, как по куче мусора. Переступив через противника, он снова принялся крутить кинжал в руке, будто ничего и не произошло.
В этот момент двое других членов отряда — крепкий парень с коротким копьем по имени Такеши и худощавый, но быстрый Рэн с парой метательных ножей — переглянулись. Увидев унижение их товарища, они решили присоединится к потасовке.
— Крошка-уборщик, в последнее время ты слишком зазнался, тебе так не кажется? — процедил Такеши, выступая вперед и крепко сжимая копье.
Тодзи не ответил. Лицо его оставалось пустым, глаза смотрели куда-то мимо, но тело напряглось, готовое к рывку.
Первый боец, с которым он дрался, поднялся, подхватив свой клинок. Песок осыпался с его колен, движения были медленными, но выверенными. Он встал рядом с Такеши и Рэном, и трое начали обходить парня по кругу.
— Начнем тренировочный спарринг, — коротко скомандовал Такеши, и бой начался.
Поверженный член отряда бросился первым, метя клинком в грудь Тодзи, но тот, мгновенно среагировав, уклонился в сторону, пропуская лезвие в сантиметре от ребер. В тот же момент Такеши сделал выпад копьем, целясь в ноги, но парень отпрыгнул назад, моментально рванув на Рэна, который уже метнул один из своих ножей и был неудобным для него противником. Удар локтем в солнечное сплетение, и худощавый парень сложился пополам, выронив второй нож.
Тодзи подхватил его, теперь держа по клинку в каждой руке.
Такеши и первый боец напали вместе — один рубанул сверху, другой ткнул копьем в бок. Парень блокировал клинок скрещенными ножами — звон металла разнесся по площадке — и тут же отвел копье поворотом корпуса.
Рэн, отдышавшись, бросил в него горсть песка. Тодзи заморгал, пытаясь стряхнуть пыль с глаз, и в этот момент первый боец полоснул его по руке. Кровь капнула на песок.
Шаги загудели громче. Еще четверо из отряда Кукуру подошли ближе: Горо с топором, Аки с цепью и братья Кай с Сорой, оба с мечами. Они не раз проигрывали отпрыску главы в одиночных схватках за последнее время, и сейчас их терпение лопнуло.
Семеро окружили его.
Горо ударил топором, Тодзи ушел вниз, полоснув его по ноге. Аки хлестнула цепью — он поймал ее на нож и дернул, заставив девушку споткнуться. Кай и Сора пошли вместе, мечи мелькнули в воздухе. Парень отбил один удар, второй принял на предплечье — кровь потекла по руке.
С четырьмя Тодзи держался, но семеро сломили его.
Такеши ударил копьем в спину, пробив бинты. Парень упал на колено, дыхание сбилось. Рэн схватил его за волосы, Горо пнул в бок. Аки вырвала черный кинжал из его руки и вонзила в левую ногу, пригвоздив ее к земле. Кровь растеклась по песку.
— Достаточно! — внезапно раздался властный голос.
На тренировочную площадку шагнул Хироши. Его темная фигура выделялась на фоне песка, а шаги звучали глухо и уверенно. Члены отряда Кукуру тут же отступили, склонив головы в знак почтения.
Первый боец, которого Тодзи выиграл один на один, вытер пот с лица и выступил вперед.
— Господин Хироши, ваш сын опять перешел границы. Напал на одного из нас, хотя это против правил. Мои товарищи просто хотели помочь, — сказал он, стараясь держать голос ровным.
Остальные шестеро шагнули ближе, синхронно опустив головы.
— Просим прощения, великодушный глава, — выкрикнули они в один голос.
Мужчина перевел взгляд на Тодзи. Тот лежал на песке, кровь из пробитой ноги и разрезанного предплечья смешивалась с пылью, черный кинжал все еще торчал в ноге, пригвоздив его к земле.
— Чем скорее ты смиришься с неизбежным, тем проще тебе будет. Как бы ты не старался это скрыть, по твоему лицу отчетливо видно, что ты меня ненавидишь. Однако если хочешь кого-то винить, начни со своего упрямого тела, чертова мартышка.
— Да пошел ты, — прохрипел сын, песок скрипел между зубами, пока он сплевывал его вместе с кровью.
«Я ничего не могу проклясть, ублюдок. Ты сам знаешь, у меня нет этой твоей проклятой энергии», — его взгляд, полный ярости, скользнул по семерке бойцов, а затем остановился на отце.
Хироши нахмурился. Этот взгляд — дерзкий, непокорный — ему не понравился. Он коротко кивнул нескольким людям из свиты, стоявшим неподалеку.
— В яму его, — бросил он, не повышая голоса.
Двое подручных подошли к Тодзи. Один рывком выдернул кинжал из его ноги, а второй схватил его за плечи, игнорируя рану, нанесенную копьем в спину.
* * *
Проклятые духи рождались из проклятой энергии, а та, в свою очередь, появлялась из негативных человеческих эмоций: страха, злобы, отчаяния. Больницы, кладбища, школы, офисы — места, где жизнь кипела и ломалась, становились их очагами.
Клан Зенин отбирал духов второго ранга и ниже для дисциплинарной ямы, заключая их в барьер, из которого те не могли вырваться, но и люди, оказавшиеся внутри, были бессильны: проклятия уничтожались только проклятой энергией, оружием, пропитанным ею, или техниками шаманов. Обычная сталь, кулаки, даже взрывчатка были бесполезны. Порубленное проклятие со временем собиралось заново, словно вода в разбитой чаше.
Второй ранг по силе напоминал что-то, что можно разнести парой выстрелов из дробовика в упор. Первый ранг или особый — совсем другое дело, тут и танк бы не справился, а с особыми рангами сражались только сильнейшие шаманы страны.
Иногда твари пожирали друг друга, становясь сильнее, их проклятая энергия сгущалась, становясь плотнее. Когда Тодзи в очередной раз рухнул на дно ямы, что-то было не так. Рой затих, но давление навалилось тяжелее.
— Кха… — парень врезался в стену, кровь из разрезанного предплечья брызнула на холодный камень, оставив темный след.
На миг боль отступила, сменившись странным облегчением. Холод стены остудил пылающую спину, где копье оставило немаленькую рану.
«Я и вправду достаточно крепок… хах. Столько крови потерял, а все еще в сознании».
Тут на него бросилось проклятие, длинная пасть, усеянная зубами, как у крокодила, щелкнула в сантиметре от лица. Тодзи схватил ее обеими руками, пальцы впились в склизкую плоть, мышцы напряглись до дрожи. Кровь текла по запястьям, но он не дал твари сомкнуть челюсти.
«Терпеть».
Рванув вбок, он оттолкнул ее и пополз к другому краю ямы, хрипло дыша. Через несколько шагов что-то ударило по лицу: хлесткое, быстрое, будто щупальце проклятия с телом, похожим на яйцо. Кожа на щеке загорелась, кровь смешалась с потом.
«Терпеть».
Потом из-под колонны выскользнула тварь — маленькая, но резвая. Она вцепилась в щиколотку, зубы пробили кожу. Тодзи рухнул, ударившись коленом о камень, и начал пинать ее свободной ногой. Удары выходили слабыми, тварь только сильнее сжимала хватку.
«Ради чего я все это терплю?» — мысль резанула его, как нож, и разум поплыл. Кровь уходила из тела, сознание гасло рывками.
Издевательства, боль, яма — все это подтачивало его, но он балансировал на грани нового рубежа.
И в тот момент что-то произошло.
Начав считывать всю окружающую его информацию методом вычитывания, отбросив логику и подключив все пять органов чувств, до него наконец дошла одна простая истина:
«Я хотел видеть как они. Думал, без этого не выжить среди шаманов, но мне нельзя быть как все».
Свет и тень стали резче, звуки — громче: скрип зубов о камень, шорох падающих обломков колонн, тяжелое дыхание тварей. До этого он пытался разглядеть проклятия глазами, как шаманы, цепляясь за зрение. Теперь же чувства обострились, будто кто-то смахнул пелену.
Он ощущал их — не видел, а знал, где они, как движутся, как дышат.
Очертания проклятий проступили в голове не картинкой, а пониманием. Он улавливал их шаги, их удары, их намерения, словно читал мир вокруг на каком-то новом уровне.
«Есть то, что могу видеть лишь я».
* * *
Дорогие читатели, если вам понравилась данная работа — не забывайте прожимать лайки и писать свои комментарии! Именно от вашего актива зависит в каком темпе будет писаться и выходить работа) Всё в ваших руках!
Больше глав здесь: https://boosty.to/whier
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|