Рецепты доктора Моро (джен)

Хороша страна Россия!

Здесь пасётся конь в пальто.

Здесь родился, жил и умер

Знаменитый дед Пихто.

Через пень растёт колода,

Оберег у всех — авось,

Ну, а хуже, чем татарин,

Ясно всем — незваный гость!

Перевод с гальтарского, автор неизвестен.

Грозный всхрап и удар копытами в спешно захлопнувшуюся дверь денника. Успели, гады! Теперь развернуться и, высунув голову в коридор, посмотреть, что в конюшне делается. Трое конюхов держатся на почтительном расстоянии и возобновлять свои гнусные действия вроде бы не планируют.

Моро сдал чуть назад и мотнул головой, силясь сообразить, что, собственно, его разозлило. Что-то в привычном, простом мире вороного жеребца Моро, чистокровного мориска семи лет от роду, оказалось неправильным, хотя бы потому, что раньше таких мыслей в конскую голову не приходило. Будем разбираться.

В родном деннике конюшни герцога Алвы все вроде бы как надо: навоз вычищен, вода в поилке свежая, овес засыпан… Моро на всякий случай ткнулся мордой в кормушку. Есть не хотелось, но проверить надо. Нет, с овсом все нормально и даже вкусно. Но что-то очевидно не так. Общее ощущение того, что он видит с жеребячества знакомые вещи впервые, да еще и ракурс поменялся. И цветовосприятие какое-то другое. От странных мыслей Моро аж головой замотал. И увидел пусть не основную причину странного, но его зримое воплощение.

В углу у входа валялась перепачканная подсохшей кровью и лекарством тряпка. Хотя какое нафиг лекарство? Зелье знахарское какое-то. От мази Вишневского — разве что деготь, а вот что они туда еще намешали, поди догадайся. Откуда здесь эта вонючая гадость, Моро вспомнил, скосив взгляд на собственное саднящее плечо — еще один источник раздражения.

Прошлый вечер. Темная улица. Сладкое предвкушение родной конюшни. Неожиданно резкий посыл в свечку. Грохот. Боль. Падение. Тревожный голос Монсеньора сквозь страх и звон в ушах… Это вчера. Сегодня видим глубокую царапину, очень похожую на огнестрел. Рана чистая, уже не сочится. Это на ней конюхи пытались поменять повязку. Вот из-за чего Моро взвился. Он и сейчас от воспоминания о грязных руках конюха аж всхрапнул злобно. От таких рук один шаг до сепсиса. А уровень ветеринарии здесь известно какой — само пройдет, а не пройдет, то на колбасу пойдет. На колбасу не хотелось. Откуда он знает слова «ветеринар» и «колбаса», Моро не задумывался, но с антисанитарией и ее последствиями бороться намерен решительно. От чего вновь высунул голову из денника, прижал уши и грозно заржал. Бить копытом в дверь не пришлось. Конюхи его и так поняли правильно и шустро убрались.

Теперь можно и по сторонам поглядеть. К слову, что-то у него со зрением. С одной стороны, угол обзора вроде бы сильно расширился, но, с другой стороны, образовалась слепая зона перед самым носом. Вроде бы всегда так было, а сегодня почему-то удивляет. Странно. Может, он, падая, головой ударился, а местные коновалы контузии или сотрясения мозга не заметили? С учетом мыслей о колбасе, может, оно и хорошо, что не заметили. А вот самому уши на предмет запекшейся крови осмотреть надо бы. Но это не сейчас. В деннике зеркал нету, а в отражении в воде поилки ни шута не разглядеть.

Значит, разглядываем запор на дверке денника. Раньше Моро это в голову не приходило, но до щеколды вполне можно дотянуться, если вытянуть шею и опустить голову максимально низко. И, если потренироваться, то и отодвинуть запор может получиться. Открытие показалось важным, но несвоевременным. Он потренируется работать с запором ночью. А сейчас просто дружелюбно перемигнуться с высунувшейся на шум из соседнего денника Сонькой. А вот беломордую линарскую образину никто не звал! Брысь отсюдова! Белая башка исчезает с недовольным ворчанием. Где-то в стороне испуганно заголосил облезлый короткохвостый недоумок. Зря волнуется. Кому он нужен? Сонечка на такого Конька-Горбунка и не посмотрит!

Сообразить, кто такой этот Горбунок, Моро помешали вернувшиеся конюхи.

— Соберано! Соберано Рокэ!

Старший конюх жалостливо голосил и активно размахивал грязными лапами перед Монсеньором. Двое других молча кивали головами в такт. Наврут с три короба, к астрологу не ходи. Несмотря на обидную несправедливость, от предвкушения встречи со своим Человеком Моро задрожал, счастливо всхрапнул и, не выдержав, тоненько заржал от нетерпения.

— Против снадобья мэтра Пастери не возражаешь?

Рокэ Алва вполне серьезно поднес к конской морде плошку с мазью. Моро шумно вздохнул и выпятил губу, принюхиваясь. Все верно: березовый деготь, касторовое масло, еще что-то… Жаль, но едва ли ксероформ.

— Мазь на основе земляного масла. Говорят, им наш кансилльер геморрой лечит. Надеюсь, безуспешно.

Н-да, нефть ксероформу не замена, но придется лечиться тем, что есть. С чего Моро пришел к выводу о безвредности нефти и желательности неведомого и недостижимого ксеноформа, конь не задумывался. Он просто это знал. Как и то, что куда бы лучше было присыпать рану стрептоцидом, но об этом и мечтать не приходилось.

А вот намекнуть Монсеньору на необходимость руки перед процедурой помыть следует. Моро крайне бережно, одними губами прихватил Человека за рукав и подвел к поилке.

— А ну сдай, озорник! Или… Или ты хочешь, чтобы я руки вымыл? Забавно. Говорят, все тот же мэтр Пастери перед операциями руки крепким пшеничным вином протирает. Одобряешь? Что ж, изволь.

Ну вот, рана обработана, повязка наложена, монсеньор ласково похлопал стоически перенесшего все эти манипуляции коня по шее.

— Что, зайчик, пойдем пройдемся? Сегодня — в поводу, а через недельку поправишься, сил наберешься, и поедем мы в Кэналлоа… Помнишь луга Кэналлоа?

Взгляд Алвы заволокло мечтательной пеленой. Луга Моро помнил смутно, но обижать, своего Человека не хотелось, поэтому конь осторожно ткнулся носом в руку Монсеньора. От рук пахло лекарством, изысканным парфюмом и вином. В результате не чихнуть не получилось. Человек тихо засмеялся, потрепал коня по гриве и принялся пристегивать чомбур к недоуздку. ⁽¹⁾ Моро недовольно мотнул головой и прижал уши. Человек его совсем за идиота держит? Он, что, нормальной просьбы пройти рядом без веревки не поймет?! Хотя… С кем поведешься. А у его Человека полна конюшня чалых да белых недоумков, которые сигналы «Но» и «Тпру» путают, небось. Тут самый адекватный Человек беречься и перестраховываться начнет. Моро перестал обижаться и даже наклонил голову для удобства Монсеньора. Только тот истолковал поведения друга до смешного бестолково.

— Нет, сегодня скакать не будем — в поводу погуляем.

Что он, дурной, не понимает, что раненое плечо перетруждать нельзя? Его Человек — не бугай перекормленный, но и сам Моро — не дриксенский тяжеловоз. А тут еще старший конюх под копытами мешается. Но Монсеньор его сам осадил.

— Нет, Пако. Я сам займусь Моро.

Все-таки смышленый у него Человек! А сам Моро невесть с чего разнервничался. То не так, это не эдак. Последствия контузии, не иначе. Или посттравматический синдром? По-любому, пустырничка пощипать надо будет. Только Моро не помнит, как тот пустырник выглядит, если он не в таблетках.

Подумать о лекарственных травах конь не успел. Уж больно радостным и ярким оказалось утреннее солнце. Человек шагал возле конского плеча, счастливо щурил глаза и неторопливо рассказывал о грандиозных, но дурацких планах кардинала и просто дурацких кознях кансилльера. Моро в детали не вслушивался. Политические дрязги его никогда не интересовали. Просто было хорошо. Никакого пустырника не надо. Зоопсихологов — тем более. Да и откуда здесь взяться зоопсихологам?

Из состояния тихого блаженства Моро вывело испуганное конское ржание. Младший конюх вывел прогуляться короткохвостого придурка. Чего тот принялся голосить, Моро не понял, просто неодобрительно фыркнул в его сторону. Этого чалому хватило до полной невменяемости. Молодой конюх эдакой прыти от уродца не ожидал и повод из рук выпустил. Очумевшая кляча опрометью рванула назад в конюшню. Обежать Моро по достаточно большой дуге умишка не хватило. Мориску только и оставалось, что сделать шаг в сторону так, чтобы принять чалого на здоровое плечо. Все, можно идти дальше. С чувством глубокого удовлетворения. А оборачиваться ради зрелища завалившегося на спину и беспомощно молотящего воздух копытами чалого — недостойно чистокровного мориска с репутацией убийцы-людоеда.

Пако с подручными помогать коллеге ставить на ноги короткохвостого не бросился. Моро со своим Человеком встретили их, только возвращаясь в конюшню. Конская прислуга устроилась отобедать в пустом деннике. Монсеньор замечание им не сделал, а учуявший запах спиртного Моро грозно всхрапнул. Распитие спиртных напитков на рабочем месте он категорически не одобрял. Даже молодое вино. У него в отделении с этим строго.

Только вернувшись в денник, Моро понял, он устал и хочет спать. Рана не беспокоила, но восстановление требовало сил. Жеребец высунул голову в проход и убедился в надежности запора. Все хорошо, теперь можно и прилечь.

Сон навалился сразу, но здоровым и спокойным его не назовешь. Впрочем, то, что Моро видел во сне, кошмаром тоже не было. Во сне он был человеком. На нем был странный зеленоватый балахон и полупрозрачные перчатки. Его окружали такие же люди с закрытыми до глаз лицами. В ярком свете ламп грозно поблескивали зловещие инструменты. Моро был здесь главным. Он только что закончил аортокоронарное шунтирование. Операция прошла успешно, чем конь был весьма доволен.

Видимо, поэтому проснулся он в хорошем расположении духа. Настрой требовал активных действий. Сказано — сделано. Задвижка денника поддалась с третьей попытки. Свобода!

Тихонечко выходим в проход. В конюшне тихо. В одном из денников кто-то откровенно храпит. Сона громко вздыхает и осторожно выглядывает. Но она сейчас не в охоте, поэтому происходящее ее нисколько не заинтересовало. А вот короткохвостый истерично завопил не то что на всю конюшню, а на всю Олларию. В конюшнях Приддов перебудил всех, небось. Если бы в Нохе были лошади, то и их бы поднял, придурок.

Младший конюх Пепе, весь в прилипшем сене, на котором он спокойно спал, замер посреди прохода и ошалело таращил на беглеца глаза. Тот остановился в нескольких шагах, чтобы не нарушить личное пространство конюха, вежливо поклонился и шаркнул ножкой. Получилось не совсем изящно. Его ж этому никто не учил. Как-то видел, как серый Грато Лионеля Савиньяка так перед дамами выпендривался. Хотя выпендривался-то Савиньяк, а кланялся его Грато. Но произвести впечатление на Пепе Моро сумел. У бедняги глаза из просто круглых сделались кругло-квадратными. Полезный эффект, надо запомнить.

Теперь гордо задираем хвост, разворачиваемся назад и чинно-мирно идем к себе. Даже дверку за собой прикроем. Мориски ж хоть и убийцы, но убийцы воспитанные. Запереться тоже можем. Но не будем. Пусть у конюха создастся впечатление, будто они вчера сами защелку защелкнуть забыли. Им полезно: в другой раз меньше на работе вино пить будут. Пепе в этой версии усомнился. Нет, коня он не заподозрил. Принялся рассматривать щеколду, решив, что она расшаталась и открылась, стоило жеребцу навалиться на дверцу посильнее. Попробовав защелку и так, и эдак, счел запор достаточно прочным и удалился спать дальше. Так вот чей храп раздавался из денника!

Выждав для надежности, Моро вновь высунул голову наружу и убедился в том, что запор ему по-прежнему поддается. Вновь выходить не стал. Прежде надо объяснить короткохвостому остолопу, что, если он не хочет стать совсем бесхвостым, то свое мнение надо держать при себе, а язык — за трензелем.

1) Чомбур (чумбур) — ремешок или верёвка, с помощью которой привязывают лошадь, когда она находится в недоуздке. Недоуздок — конская узда без удил, используемая для привязи.

Вернуться к тексту

Я люблю свою лошадку,

Причешу ей шёрстку гладко,

Гребешком приглажу хвостик

И верхом поеду в гости.

Веннен, перевод А. Барто.

Под утро Моро опять видел необычайно четкий и реалистичный сон. Теперь это была не операционная, а ординаторская, где он проводил утреннюю пятиминутку. Ничего особенного — доклад о том, как прошла ночь, обсуждение плановых операций, напоминание о порядке ведения документации строгой отчетности да жалобы на приемный покой, что так и норовит приволочь в отделение непрофильных больных. Рутина, короче.

Только после таких снов думать не хотелось категорически. Моро и не думал. На чистых инстинктах, но с конским аппетитом похрумкал овса и покатался в опилках. Впрочем, в последнем пришедший конюх заподозрил злой умысел. Но, ничего не поделаешь, вычистил извалявшегося коня и лишь после этого выпустил в леваду побегать.

Чем Моро занялся с превеликим удовольствием. Несколько кругов размашистым галопом прибавили бодрости. Вообще, сегодня он чувствовал себя практически здоровым. После пробежки игриво подрулил к чинно прохаживающейся Соне и ласково потерся о ее холку. Дама не возражала. Настроение еще больше улучшилось. Для полного счастья не хватало короткохвостого. Но его не вывели. А затевать драку с более крупным линарцем не хотелось. Не то сегодня у Моро настроение, чтобы серьезные разборки устраивать, а по мелочи с белым не обойдется.

Восхищаясь собственным миролюбием, Моро неспешно порысил вдоль ограды. Рассматривать окрестности сегодня показалось любопытным. Особенно его заинтересовала длинная, наполненная водой поилка. Пробегавший мимо Моро как раз рассуждал о том, что Сона — кобылка разумная. Она должна понимать, белые лошади только на картинках красивые. Вороные куда симпатичней. Интересно, он чисто черный, или на лбу звездочка есть? За этой мыслью он у поилки и очутился. Только рассмотреть себя в отражении как следует никак не получалось.

— Эй, смотрите-ка, Моро в воду как в зеркало смотрится!

Собравшиеся конюхи сперва просто наблюдали за конскими ухищрениями. Потом кто-то со смехом приволок небольшое зеркало и поднес к морде мориска. Моро заплясал на месте с новой силой. Белой отметины на лбу не обнаружилось. Но теперь захотелось рассмотреть пусть не всего себя целиком, но хотя бы морду. Только рассчитать расстояние от зеркала так, чтобы голова в него поместилась, никак не получалось.

— Что здесь происходит?

Герцог Алва лишь удивленно поднял бровь, слушая доклад конюхов.

— Ты действительно хочешь посмотреть на себя со стороны?

Теперь лицо Монсеньора стало совершенно серьезным. Моро как мог, подтвердил угаданное желание: довольно заурчал и ковырнул землю копытом.

— Седлайте, поехали подходящее зеркало искать!

А? Что? Едем?! Ура! Моро нетерпеливо заплясал на месте в предвкушении прогулки. Если повезет, они с Человеком окажутся в парке, или за городом, где можно скакать во весь опор, ни на кого не оглядываясь. После болезни даже обычно ненавистное удило возражений не вызвало. Главное — вперед.

В парк они не поехали, но прогулка все равно получалась приятной. Рана совсем не беспокоила. Наездник мелочным управлением не заморачивался, позволяя коню самому выбирать оптимальный скоростной режим и необходимые перестроения в потоке. Мог бы просто адрес назвать, а дорогу в королевский дворец или особняк Марианны Моро и сам знает. Но нет, ехали они куда-то совсем не туда. Впрочем, район оказался вполне респектабельным. Моро погрустнел. Похоже, его Человек собрался в гости. Значит, ему — коню, верному другу и транспортному средству — стоять в чужой конюшне и ждать.

Стоило пересечь ворота особняка, как привратник метнулся им навстречу с явным намерением принять коня у всадника. Моро привычно прижал уши и рыкнул на чужака. Не всерьез, а так — чтоб место свое знал и страх помнил. Но Монсеньор неожиданно спрыгивать из седла отказался и проследовал верхом мимо привратника прямо на крыльцо. У высокой лестницы Моро вопросительно скосил глаз на Человека. Тот ободряюще похлопал коня по шее и легонько пустил вперед.

По лестнице — значит по лестнице. В холл с колоннами? А почему бы и нет! На второй этаж? Крутовато, конечно, и мрамор скользкий, а у нас подковы не шипованные, но где наша не пропадала! Чтобы показать, что ему сам кот не брат, Моро походя сожрал цветок из стоящей в нише кадки. Невкусный, между прочим. И зачем такие во дворцах держат?

На входе в длинную как гвардейская конюшня анфиладу с волнением справиться не удалось. В результате на паркете образовалась свежая куча. Одновременно с нею появился богато одетый господин в алом. Судя по семенящей сзади челяди, хозяин дома.

— Доброе утро, дорогой Ги, — поднял руку к шляпе так и не спешившийся Монсеньор.

— Герцог Алва! Что! Что вы себе позволяете?!

— Видите ли, граф Ариго, — тон гостя сделался холодно официальным: — я к вам с деликатным поручением.

— К-каким?

— Моро хотел бы побывать в вашей знаменитой зеркальной зале. Он никогда не потревожил бы ваш покой. Но в моем доме просто нет зеркала подходящего размера, чтобы мальчик мог увидеть себя целиком и в движении.

— Кто?

— Мой конь.

— Вы шутите, сударь.

— Ни в коем случае.

Легкое шевеление поводом. Можно и не намекать. Моро и сам догадался, что надо действовать. Второй раз почти цирковой поклон и шарканье ножкой вышли куда увереннее. И впечатление произвели просто феерическое. Ужимкам Грато люди улыбались. От Моро Ги Ариго попятился, словно перед ним возник повелитель кошек. Монсеньер легонько сжал бока коня, и тот бодро принялся обходить препятствие, как в бою — слева.

Копыта гулко цокали по паркету, заставляя Моро нервно дергать ушами. Но вот анфилада кончилась. Они оказались в круглой зале с большими окнами. Пространство же между окнами занимали зеркала. Огромные, почти в два конских роста. Теперь Монсеньор спешился, ласково хлопнув Моро по крупу.

— Ну, гляди.

Моро завертелся перед зеркалами, становясь то так, то эдак и перебегая от одного к другому, чтобы оценить увиденное в разном освещении. Увиденное впечатлило. О том, что он красив, Моро раньше не догадывался. Знал, что все кобылы Олларии — его, а кто покусится на его мужское право, получит с двух задних. Но и только. Теперь же аж еще одну кучу сделал от восторга. Навоз — дело естественное. А что естественно, то не безобразно. Но сейчас сделалось неловко. Когда вернувшийся граф Ариго наступил в кучу с разбега, даже спрятаться за Монсеньора от смущения захотелось. Впрочем, вопреки конским опасениям, претензии граф предъявлял не накосячившему Моро, а его ни в чем не повинному Человеку.

— Что все это значит, герцог? Чего вы добиваетесь?!!

— Уже добился. Смотрите же, как счастлив Моро! Разве оно этого не стоит?

— Не несите чушь, сударь! Сьентифики и клирики едины во мнении об отсутствии у лошади души! Она не способна на осознание и оценивание самое себя. Это выше ее понимания.

— Его. Моро — парень. К тому же разве вы не видите, что этот парень весьма высоко себя оценивает?

— Вздор! Умелая дрессировка — и только! Если вы и дальше станете уподобляться ярмарочным циркачам, то ваш жеребец и таблицу умножения «выучит».

А чего ее учить? Он ее и так знает. Хорошо, что скандалист-граф на этом зацикливаться не стал и продолжил развивать собственные домыслы.

— Дрессировка вышей лошади — ваше личное дело. Но извольте объясниться: зачем вам это потребовалось?

— Мне нечего добавить к уже сказанному. Если вас не удовлетворил мой ответ, то извольте: завтра в семь у Нохи.

— Вы меня не так поняли, герцог, — вмиг сбавил обороты Ариго.

— Вот и славно. Тогда удовлетворите мое любопытство: куда это вы надумали переезжать?

— Переезжать? Откуда такое предположение?

— Пока Моро смотрелся в зеркало, я смотрел в окно. А там ваши слуги грузили на телеги сундуки. Судя по размерам и осторожности, вашу коллекцию фарфора. О, вот сейчас гобелены понесли.

— Вот вы о чем, — скривился хозяин. — Это не переезд. Всего лишь небольшой ремонт.

— Даже небольшой ремонт сродни пожару, — задумчиво промолвил вскочивший в седло Рокэ Алва, посылая коня рысью. — Надеюсь, новая планировка предусматривает личные апартаменты для вашего ручного ворона? Желательно без решеток на окнах.

Ги Ариго едва не сел там, где стоял. Все-таки его Человек круче всех в Олларии! Настоящий косячный жеребец. ⁽¹⁾ Так что третью кучу внизу лестницы Моро сделал вполне осознанно. Знай наших!

Возвращаемся столь же неспешно. Каждый думал о своем, но, кажется, об одном и том же. Моро уверен в наличии у себя осознания и оценивания самое себя, но готов признать, что и то, и другое появилось у него после падения. Значит ли это, что конь обзавелся человеческой душой? И, если да, то что с этим делать?

Стоило им оказаться на безлюдной улице, как Монсеньор потрепал друга по шее, угостил куском сахара и заговорил.

— Неужели в тебе, приятель, и верно зародился разум? Забавно… Только мэтр Паоли связывает феномен человеческого мышления не с душой, а деятельностью мозга.

Моро навострил уши. Вот именно! А он как раз головой ударился! Закрытая черепно-мозговая травма. Или не ударился, а странное состояние есть выражение самозарождающегося разума? Материя — есть объективная реальность, данная нам в ощущениях. Вот он и ощущает… Как проверить? Известное дело: практика — критерий истины. Значит, проверяем у себя наличие свободной воли. Ибо именно она позволяет во имя мечты совершать поступки, противоречащие здравому смыслу и рефлексам. Вот и проверим экспериментально. На человеке эксперименты ставить нехорошо? Но в распоряжении Моро нет подходящей крысы. Да и до осмысления проблем научной этики конский разум не дорос еще.

В общем, сказано — сделано. Моро осторожно покосился на седока, то ли извиняясь, то ли прося разрешения, да и свернул тихонько к ведущему в парк очередного заброшенного монастыря переулок. Алва хмыкнул, но возражать не стал. В результате конь оказался на безлюдных дорожках, которые очень удачно образовывали круг в десятую долю хорны. Моро запрокинул голову, заставляя трензель соскользнуть на жевательные зубы. Теперь удила закушены, сколько повод не дергай — все без толку. Конечно, чистоту эксперимента это несколько портит. Но при всей сдержанности Монсеньора в работе с поводом выйти может по-всякому, а иметь порванные губы будет лишним.

Ничего криминального Моро не задумал. Он просто бежал по им самим определенному кругу правильной рысью, не меняя ни аллюра, ни маршрута, что бы не происходило вокруг.

Собственно, первые несколько кругов ничего не происходило. Рокэ Алва позволил своему коню делать, что тому вздумалось, и с интересом наблюдал за происходящим. Но очень быстро герцогу это наскучило, и он попытался выслать мориска в галоп. Обычно Моро исполнял этот приказ с радостью. И сегодня коню потребовалось немало усилий чтобы перебороть желание сменить аллюр. Удивленно хмыкнувший Алва аккуратно тронул повод в одну сторону, в другую — рулевое управление не работало. Моро продолжал рысить по кругу. Работа шенкелями имела тот же стремящийся к нулю эффект.

Моро должен отдать своему Человеку должное: друг в панику не впал и заполошно дергать руками-ногами, орать благим матом либо пытаться соскочить на ходу не стал, хотя попытки навязать свою волю не оставил. Просто сейчас это не противостояние человеческой воли и конского норова, а столкновение двух воль.

Чего Моро добивался? Признания собственно личности. Зачем ему это надо, конь сформулировал бы едва ли. Но коли Человек начал понимать суть произошедшей с мориском перемены, то надо закрепить полученный результат. Что именно счесть положительным результатом, Моро до конца не решил, понадеявшись на человеческую сообразительность и всеобщий авось.

Первый маршал Талига не подкачал.

— Давай-ка поедем домой. Хорошо?

Голос Монсеньора звучит без повелительной интонации. Фраза лишена слов-команд и не подкреплена движением повода или шенкеля.

Моро остановился, повернул ухо к всаднику, но к выходу не побежал. Потому что волшебное слово где? Впрочем, человеческая сообразительность превзошла все ожидания. Он конские мысли читать умеет?

— Пожалуйста.

Герцог Алва словно бы пробовал непривычное слово на вкус. Рука осторожно потрепала конскую гриву. Моро покладисто повернул к выходу из парка.

— Давай пробежимся до ворот во всю прыть.

Вновь Монсеньор сумел избежать повелительной интонации, знакомых команд и высылающих в галоп движений. Что ж. Алва тоже экспериментирует. Имеет право. Моро прыжком перешел в кентер, чтобы на линии ворот без дополнительной команды вернуться на рысь.

1) Косячный жеребец — альфа -самец, предводитель косяка, поддерживающий порядок в коллективе и организующий защиту от хищников для кобыл и молодняка.

Вернуться к тексту

…Он на вкус хотя и крут,

И с него, бывает, мрут,

Но какие выживают -

Те до старости живут!

Дидерих, перевод Л. Филатова.

— Очаровательно… Когда-то в детстве мне рассказывали сказку о том, что во время Великого Излома, когда мир оказывается на волоске, высшие силы могут избрать того, кто в состоянии качнуть чашу весов в пользу порядка, а не хаоса, и наделить своего избранника силами и знаниями, недоступными людям Кэртианы. Не уверен, что конюхи болтают об этом, но среди эсператистов есть мнение о множественности миров Ожерелья. В одних люди могущественны как боги, в других людей нет вовсе. Забавно, если тебе досталась часть некоей выдающийся личности…

Версия как версия. Моро повернул ухо к наезднику исключительно из уважения. Нервничает же человек. Выговориться ему надо. Так пусть его разговаривает. Моро и так было над чем подумать.

Человеческая личность… В конскую голову не укладывается. Причем не абы какая, а способная на то, чего не может ни одна другая. Типа идет перспективный спаситель мира темным переулком, а ему навстречу дюжина амбалов с колюще-режущими металлоизделиями. И был бы герою полный кирдык и карачун, но тут в героя вселяется дух трех шаолиньских монахов вместе с навыками оных монахов. В результате кирдык и карачун пришел совсем не к нему. Только вороной мориск Моро тут при чем?! Бегает он и так быстрее всех, и своего Человека из любой передряги он всяко вынесет. Скорость «Феррари» ему для этого без надобности. Кроме того, ему не второе сердце или экзоскелет прилетели, а мысли о странном и сны. Прямо мэтр Моро, кошки его дери. Угу. Доктор Моро… Доктор Моро… Доктор Морозов. Морозов Арсен Русланович, заведующий отделением кардиохирургии и эндопротезирования сосудов областного кардиодиспансера…

От обрушившегося на него осознания Моро вдруг почувствовал себя маленькой, беспомощной лошадкой, которой очень захотелось на ручки к большому и сильному Человеку. Конь испуганно заржал и… С ним такого не было со времен оповоживания. ⁽¹⁾Но Моро упал, завалившись вперёд и на бок.. И не споткнулся вроде бы. Просто передние ноги подкосились от избытка чувств. Нервы, будь они неладны.

Сперва упавший на передние ноги, а потом еще и завалившийся на бок Моро поспешно вскочил, оглядывая улочку. Слава Создателю, без свидетелей обошлось. Затем заржал виновато — мол, сам не понимаю, как оно так вышло, и принялся искать взглядом Человека, который в седле, естественно, удержаться просто не мог.

Леворукий и все кошки его! Монсеньор нашелся сразу и даже пытался встать вгорячах. Да куда там! Слава Создателю, через конскую голову он не перелетел. Тогда бы сам головой о брусчатку приложился. А маршал сбоку у заборчика валяется. Вот только кровь из бедра нехорошо так хлещет. Алая такая кровь. Артериальная. А вокруг не души. И не факт, что местные среднестатистические прохожие умеют грамотно накладывать жгут. Надо самому суетиться.

Навалиться запястьем, чтобы пережать артерию. Ура! Получилось. Только как долго он так простоит? И ни одной заразы вокруг. Надо идти искать. Моро опустил морду к груди Монсеньора. Тот, молодчина, пытается улыбаться и гладит коня по морде. Только тому нужно иное. Недовольно всхрапнув, мориск прихватил ремень повода зубами и повернул голову так, чтобы было видно пристегивающее повод к уздечке кольцо. Нет, возиться с отстегиванием уловивший идею Алва не стал. Банально сил не хватило. Повод он кинжалом отрезал. И жгут сам наложил. Моро только немного зубами помог затянуть покрепче.

Монсеньор обессиленно откинулся на спину, а Моро внимательно осмотрел пострадавшего. По всему выходило, из седла наездник не вывалился, а упал вместе с конем, налетев бедром вон на тот невесть зачем торчащий из земли штырь. Ох, разрубленный змей! Если б не наездник, эта дрянь вошла бы коню меж ребер! Выдернул же ее Монсеньор сам при попытке вскочить. Упал, не сделав и пары шагов, из-за сломанной голени. Нога неестественно вывернута и распухает на глазах. Это уже когда ногу завалившейся на бок конской тушей придавило.

Чуть отдохнувший Алва принялся рвать рубашку, чтобы перевязать бедро. Моро же ударом копыта выбил из ближайшего забора пару штакетин и подволок к ноге пострадавшего. Что такое шина, Человек знал, но лишь отрицательно покачал головой. Сил еще и на это у него уже не осталось. Надо бежать за подмогой.

Наверное, он слишком резво вылетел из переулка к воротам монастырского парка, или вид оседланной лошади без седока с прижатыми ушами и выпученными глазами мог напугать кого угодно. В общем, стайку клириков, почему-то наряженных не в черные, а в серые одеяния, пришлось ловить почти силой. Хотя почему почти? Моро одним прыжком поравнялся с ближайшим, то ли самым неуклюжим, то ли прикрывающим отход остальных, оттер его от прочих и прижал к воротам. Поняв, что добыча не рыпается, а остальные отбить товарища не пытаются, а удирают во все лопатки, мориск решил продемонстрировать дружелюбие: вздохнул, поставил уши торчком и принялся рыть землю передним копытом.

— Я, брат Пьетро, послушник Ордена Милосердия, прибыл с легатом Эсперадора, — зачем-то решил представиться напугавшей его лошади перепуганный эсператист. — Мы с братьями не хотели ничего дурного. Просто решили осмотреть монастырь…

Моро продолжил рыть землю копытом. Потом осторожно взял монашка губами за плечо и легонечко потянул.

— Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Дошло наконец. Моро отпустил рукав и как можно тише зашагал прочь. Брат Пьетро послушно ухватился за стремя и потрусил рядом.

Прибежали. За время отсутствия Моро ничего коренным образом не изменилось. Алва все так же слаб и беспомощен, но в сознании.

— У вас славный конь, — улыбнулся брат Пьетро пострадавшему, принявшись ловко накладывать шину и поправлять повязку. — Теперь мне следует сходить за повозкой.

— Не стоит. Моро сбегает за моими людьми. Верно, мальчик?

Если мы не хотим лишней огласки, то это разумно. Особенно если на людные улицы без всадника не выбегать.

— Хорошо, я напишу записку, и вы засунете ее, да хотя бы за ремень уздечки.

— Может, сами сядете в седло, брат Пьетро? — скорее из вежливости предложил Алва.

Пьетро отрицательно покачал головой. Если сейчас скажет, что не решается сесть на лошадь, с которой упал герцог Алва, то получит копытом. Нет, улыбнулся и выразил уверенность в сообразительности коня, который и сам справится.

— Я бы решился оставить вас здесь под присмотром вашего коня, но одного не оставлю.

Дипломат, однако.

Три перепрыгнутых и один слегка поваленный забор, две помятые грядки и перепуганная кухарка (тоже три). Вот Моро и дома. В смысле, в леваде ⁽²⁾ конюшни при особняке герцога Алвы. Записку в уздечке сбежавшиеся на ржание конюхи нашли сразу. Тут стала понятна причина, по которой Монсеньор желал усадить монашка в седло своего коня. Нет, Алва не сомневался в мориске. В конюхах он, впрочем, тоже не сомневался. Он просто знал, что читать они не умеют. Пришлось ждать, пока прибежит оруженосец Окделл.

Пришел, наконец. Этот читать умел бегло. Пока снаряжали коляску, Пепе попытался завести Моро в денник. Ага, щаз! А копытом не желаете? Хотя до копытоприкладства не дошло: старший конюх пресек самоуправство подчиненного на корню, предложив Окделлу занять место в седле. Моро не возражал. Мало того, старательно прикидывался малость испачкавшимся, но все равно розовым понем. Только строго всхрапнул разок и зубами за сапог прихватил легонечко. А так как есть — розовый понь. Получилось забавно, особенно с учетом плохо скрываемого страха пассажира, который вцепился в поводья мертвой хваткой, а ногами сжал бока лошади так, что разнести захотелось чисто из чувства справедливости: сам забыл, как дышать, — твое дело, но другим воздух не перекрывай.

Только Моро не до обучения всадника хорошим манерам. Ему над тем, как намекнуть брату Пьетро на методику наложения гипсовой повязки, думать надо. Без нормальной иммобилизации кость не срастётся. Его Человек без ноги остаться может. Впрочем, часть задачи уже решена. Утром Моро видел, как у соседнего особняка мастера подновляли украшающие ворота гипсовые скульптуры, что растрескались от зимней непогоды. Корыто с разведенным гипсом у них имелось. Вопрос, как надоумить лекаря использовать гипс правильно, тоже не стоит. Проблема в том, где взять тряпку для наглядности. В респектабельном районе белье поперек улицы сушить не развешивали и половички на заборах не оставляли. Впрочем, для Моро и это не вопрос. Конь обернулся и, легонечко зацепив зубами за крагу, стянул перчатку с руки седока. Хотя как стянул? Моро уцепил, а руку из перчатки Окделл с перепугу сам выдернул. Осталось аккуратно, чтобы морду не испачкать, окунуть добычу в корыто с раствором и вернуть законному владельцу. Тот возражать не посмел, так и держал в руке, пока не засохла.

Причем не до места падения, где пострадавшего молниеносно погрузили в коляску и понеслись прочь, а уже во дворе дома Алвы, когда Моро подвез оруженосца к брату Пьетро так, чтобы тот заметил уже подсыхающую и твердеющую тряпку. Тот не просто увидел, но и подержал коня под уздцы, позволяя Повелителю скал величаво соскочить на землю. У Моро изначально мысли выкинуть какую-нибудь пакость не было, а от сильной, уверенной руки вроде бы смиренно согбенного монаха и несуществующее выветрилось.

— Позвольте принять у вас это.

Гипсовая перчатка оказалась в руках склонившегося в полупоклоне Пьетро. Герцог Окделл удалился, не удостоив эсператиста даже взгляда. Тот же обратился к коню.

— Предлагаешь опустить полоски ткани в раствор гипса, а потом наложить их на сломанную конечность? Но места переломов имеют свойство отекать…

Моро интенсивно заскреб копытом землю.

— Сделать надрез? Или вообще оставить только половину гипсового сапога…

Брат Пьетро в задумчивости принялся чесать коню холку. Проходивший мимо слуга предостерег с почтительного расстояния.

— Осторожно, святой отец. Моро — жеребец строгий, вольностей не терпит.

Сообразивший, что слугу послали за лекарем, Моро не стерпел: принялся грудью переть на Пьетро, заставив-таки его спасаться внутри дома. А как же? Нам другие лекари без надобности.

1) Обучение подросшего жеребёнка хождению в поводу, один из первых этапов обучения любой лошади.

Вернуться к тексту

2) Прогулочная площадка для лошадей.

Вернуться к тексту

Обходи корову сзади,

А кобылу спереди.

ПДД Франциска I,

утвержденные в 5 г круга скал.

Этот Повелитель Скал себя еще и царем природы возомнил? Впрочем, пусть его. Моро все устраивает. Прежде всего, его устраивает то, что на время болезни Монсеньера проминать его коня вызвался оруженосец. Вернее было бы сказать, что конь Монсеньора прогуливается по Олларии с оруженосцем Первого маршала Талига на спине. Но коли внешне поведение коня назвать разносом никак нельзя, то герцог Окделл не в жисть не признается в том, что конь ему не подчиняется. Совсем.

В первый раз Моро просто обиделся на слишком жесткую, по конскому мнению, работу поводом. Окделл же намека не понял и принялся со всей дури дергать за повод и пинаться. Без толку. А всего-то и требовалось, извиниться и сказать на нормальном талигском, чего хочешь. Так нет же. Уперся, кабан тупой. Хорошо хоть брыкаться перестал. Так что последнюю неделю он из «водителя кобылы» превратился в пассажира маршрутки, у которой остановок «здеся» и «тама» не существует. Но внешне у них все чинно-благородно.

В целом же Моро изо всех сил старался быть образцово-показательным мориском-убийцей. Например, третьего дня вышла знатная драка с белым линарцем Бьянко во время прогулки в леваде. Белый сам нарвался, демонстративно налив лужу на пути тихо-мирно рысящего Моро. Конская сущность мориска отнеслась к этому выпаду спокойно, а вот человеческая обиделась и закусила удила. В итоге Моро поравнялся с обидчиком и толкнул того плечом. Понадеявшийся на превосходство в весе линарец радостно согласился. Начался совсем не товарищеский бой за звание чемпиона конюшни.

Вышли на середину лужайки. Моро набрал скорость и сделал нырок под голову противника, а параллельно — двойной удар плечом в корпус и в челюсть. Линарец сдержал удар и влепил ответный в ухо. Моро ушел на болевое удержание за щеку. Белый встал на дыбы, пытаясь освободиться, и ударил в грудь, чтобы уйти с линии атаки. Мориск повторил болевой за щеку. Избавившийся от захвата белый с верхней стойки нанес удар «кувалда» по темени. Нокаут. Пока Моро собирал глаза в кучку, противник набрал скорость, пытаясь оттеснить его в угол. Дистанция сократилась. Оправившийся Моро с легкостью ушел от укуса в колено, вынудив Бьянко уйти в партер. Тот быстро поднялся, но пропустил укус в пятку. Обменялись ударами в верхней стойке. Пропустивший укус в плечо увлекшийся атакой линарец получил еще и в ухо. Уже в партере Моро достал-таки зубами в левую переднюю. Бьянко, пытаясь достать мориска, совсем проваливаться. Моро вскочил первым и пошел на болевое удержание хвоста копытом. Все. Моро пошел на круг почета победителя. Но Бьянко оказался не согласен. Не желал признавать поражение? Болевой захват паха убедит всякого. Удар копчиком в кадык поставил точку в поединке. Моро закончил круг почета, горделиво поглядывая на наблюдавших за поединком кобылок и разбежавшихся по углам меринов. А на рванувшего прятаться за спины конюхов с воплем: «Помогите! Хулиганы потомства лишают!» Бьянко даже не посмотрел.

Но это в конюшне. Моро, вышедшему в город с притихшим Окделлом на спине, хорошо думалось о насущном. В злой ли иль добрый умысел, приведший к подселению души Арсена Морозова в коня талигского маршала, как-то не верилось. Ибо бессмысленно. Навыки хирурга-кардиолога Моро применить не в состоянии. Разве что предположить, что высшие силы планировали нечто другое, а получилось то, что получилось. С другой стороны, путем эмпирического созерцания самого себя Моро пришел к выводу о том, что Арсен Русланович в настоящее время жив, здоров, успешен и о потере части личности не подозревает. Так что вернее назвать случившийся казус не переселением душ, а отпочкованием с взаимоположением.

Откуда такие выводы? Во-первых, сам Моро продолжает считать себя именно вороным мориском с человеческим разумом и никак иначе. Мало того, он сперва спонтанно, а с каждым днем все более контролируемо, может связываться с сознанием донора. Видит ли Арсен Русланович сны про лошадей, оставалось неизвестным. Но самому Моро сны из жизни доктора Морозова снились практически еженощно.

Из снов выходило, что все же некоторые перемены в жизни потомственного горожанина Арсена Руслановича произошли. Так, например, прошлой ночью: в славный день медицинского работника он предложил коллегам не в привычную кафешку отправиться, а посетить эко-ферму. Народ согласился с неожиданным энтузиазмом.

— Бухать под цветущей яблоней — это вам не под кондиционером, — огласил мнение коллектива доктор Панкин.

— Сергей Петрович, яблони в мае цветут, — хихикнула ординатор Анечка.

— Смысл бухать под нецветущей яблоней? — гнул свое Панкин.

— Ну вы, Сергей Павлович, прямо самурай!

— И вообще, мы не пьянствовать туда едем, — развернул рекламный проспект эко-фермы зав отделением: — Нам предлагают «увлекательную конную прогулку по живописным уголкам природы родного края, романтический ужин на свежем воздухе с шашлыком, ухой и медовухой, рассвет в ночном на берегу реки…» И все это за весьма умеренные деньги, за которые в городе вас не отравят, так голодом уморят.

По прибытии на ферму гости выслушали инструктаж. Нормальный в принципе. Только, по мнению Моро, такое детишкам семи лет рассказывать надо. А тут взрослые дяди и тети уши развесили, словно седла в глаза не видели. Хотя так оно и было. Моро это понял, когда едва взгромоздившаяся на флегматичного и очень немолодого мерина Анечка вдруг взвизгнула на весь двор:

— Ай! Сделайте что-нибудь! Она шевелится!

Мерин — молодец. Пока инструкторы вокруг Анечки суетились, он даже ухом не повел.

Сергей Панкин, взгромоздившись на свою коняку — еще более спокойную и немолодую кобылу — нервничал и пытался неуклюже шутить. Ухватившись за высокую луку седла незнакомой Моро формы, доктор громогласно сообщил:

— Господа, у моей лошади джойстик не работает: даже не поворачивается.

Моро шутку не особо понял, да и инструкторы не оценили. Только успокоившаяся Анечка столь же нервно хихикнула. Самому Морозову достался молоденький рыженький жеребчик, который нервничал не меньше своего седока. Куда более опытный мориск аж всхрапнул во сне от волнения: не рановато ли пацанчику пассажиров возить?

Ладно, расселись. Инструктор вскочил в седло последним и направил свою кобылу со двора, где происходил инструктаж. Судя по баннеру со схемой маршрута, им предстояла совсем коротенькая прогулка с полхорны от собственно фермы через лужок, мимо рощицы к то ли длинному озеру, то ли тихому рукаву реки. Тут морозовский жеребчик подсуетился и встал сразу следом за инструктором. Никто не возражал. Напротив, сочли правильным, если зав отделением поедет впереди на лихом коне. Аслан Русланович тоже подвоха не почувствовал, а вот Моро насторожился. Причем не столько борзостью Рыжика, сколько беспечностью инструктора. Он, что, не в курсе, что его кобыла в охоте, а у молодого жеребца, едва ли не впервые осознавшего истинное предназначение кобылы, от гормонов крышу сносит?

Моро аж проснулся от возмущения. Сонно осмотрел родной денник, убедился, что дома все в порядке, и принялся досматривать возмутительный сон, который за время пробуждения из легкой эротики скатился в откровенную порнографию. ⁽¹⁾

Нет, ну все трехлетками были! Про самого Моро тоже много всякого болтают. Но чтоб такое! Хорошо хоть наблюдает мориск за происходящим как бы со стороны. Заснувший Моро видит сюрреалистическую картину: стоит жеребчик в позе «покрыть кобылу», только ноги передние на плечах у инструктора, тот повернулся вполоборота и молча, с недоумением смотрит, медленно сгибаясь под тяжестью лошадки, а на жеребчике грациозно, тоже интеллигентно недоумевая, сидит доктор Морозов, как-то немножко отрешенно и вдохновенно смотрящий куда-то вдаль. Остальные — что всадники, что лошади — проявляют живейший интерес, но не вмешиваются. Остановись, мгновенье!..

Через миг вся эта собачья свадьба стала быстро перемещаться. Инструктор начал с остервенением колошматить жеребчика хлыстом по лицу, на что тот не обращал никакого внимания. Он был готов покрыть и кобылку, и всадника, только у него ноги сползали с плеч человека, но Рыжик был настырен в своих желаниях. Морозов сидел на лошади первый раз, но животных явно любил. Он не мог противиться такому естественному процессу. Кроме того, когда человек первый раз сидит на лошади, он ни за что не отпустит повод, он будет с ним навсегда. И это правильно. На всех свечах жеребчика доктор гордо на нем восседал, соблюдая красоту всех линий, и пытался вежливо, одними глазами, объяснить инструктору, что он здесь не при чем. Инструктор уворачивался от передних копыт жеребца, с огромной скоростью дубасил его хлыстом по морде и матерился во весь голос. И так, крутясь и вертясь, то догоняя друг друга, то ненадолго расставаясь, они скатывались по склону, пока не скрылись за рощей…

На этой романтической ноте Моро проснулся. Расположение духа при этом оказалось неожиданно благостным. Создатель, подумалось вдруг, как у них там все гармонично. Какие формы жизнь только не принимает в своем движении. Тишь да симметрия легли на конскую душу. Как-то посветлело все... А из соседнего денника радостно отозвалась Сона. Э-э-э, да сон-то в руку! Прямо сейчас защелку открыть и в гости к даме сходить, чтоб потом конюхи удивлялись, откуда жеребенок? Или нечего дворняжек-безотцовщину в родной конюшне разводить, и лучше тихонечко смотаться в соседнюю? А что, только Монсеньору можно в чужие окошки запрыгивать, а Моро потом по полночи на улице жди? Моро, небось, никого себя ждать не заставит. Только обсуждать дела интимные мориск счел недопустимым. Поэтому дальше поговорим о дрессировке герцога Окделла.

Означенный герцог оказался не так прост и излишне самолюбив. Оказывается, все эти дни он жаждал реванша и вынашивал планы. Выносил. Итогом титанического мозгового штурма стали внушительных размеров и просто кинжальной остроты шпоры. Ну-ну…

Самое забавное в том, что Ричард Окделл не просто корчил из себя крутого мачо. Он реально был решительно настроен на то, чтобы сломать «эту упрямую скотину». Взгромоздившись в седло, он начал с жесткого передергивания повода. Не ожидавший такой прыти от с виду милого молодого человека конь закусить трензель просто не успел. В результате получил ощутимый удар по зубам и губам. При этом от всадника не поступало никакого посыла, понятного для лошади. Человеческая же сущность вполне четко осознавала: сопляк демонстрирует собственное право безнаказанно причинять боль. Ну, с безнаказанностью вопрос спорный. Но пока Моро решил в свечку не вставать и вообще демонстративно спокойно ждать внятной команды. А то ведь, не ровен час, конюхи заметят, что говнюк вытворяет, да и сгонят с лошади, на герцогство не посмотрев.

Наконец конь выслан вперед. Куда это мы намылились? Ага, знаем мы это место: излюбленная площадка для верховых прогулок человеческого молодняка. Тут тебе и песчаный круг, и площадка со всякими заборчиками-барьерчиками, и гарантированная куча восторженных зрителей. Как же, как же, сегодня во всех салонах только и разговоров будет о том, как герцог Окделл развенчал миф о неприручаемости мориска Первого маршала.

Бегать наперегонки здесь не с кем. Значит, сопляк прыгать вознамерился. Конкурист хренов. Ладно, Моро готов поучить молодого человека через препятствия перелезать. Заходят они, как положено, на центр жерди. Моро по всем правилам подлости встает перед препятствием, изображая испуг. И даже где-то восхищается наездником, который сидит теперь верхом на жерди, все как положено: руки как учили, корпус прямой, шенкель на месте, взор устремлен вперед... Вот она — сила привычки!

Моро далеко не отбегает, смотрит на придурка с пониманием. На сей раз Окделл вызвериваться не стал и выслал лошадь вперед без лишних телодвижений. Даже огладил для приличия. Лицемер. Красивый круг размашистой строевой рысью и заход на самое высокое препятствие. Единственная жердь практически на уровне головы Моро. Они это серьезно?

Ладно, разогнались. Вот уже и прыгать собрались. Вдруг Моро резко наклоняет голову, прижимает уши и на скорости, нагибается под барьер, не замедляя движения. Окделл инстинктивно выставляет руки вперед, хватает эту жердь и вместе с ней, на галопе, они несутся дальше. Площадка большая. Верховых зрителей много. Все смотрят, как они весело и беззаботно скачут, так просто слеза умиления на глаза у иных наворачивается, небось. Ведь жердь не выкинуть — Моро глазом косит, намекает на то, что жуть как этого бревна боится, и от всякого шевеления жердью готов впасть в окончательную и неконтролируемую панику. Типа он вообще не понимает, что за канитель такая за ним несется на полной скорости, и начинает еще быстрее ускоряться, отчего окружающие принялись спешно разбегаться в разные стороны от греха подальше. Жаль. Наездник так ловко балансирует длиннющей жердью и так красиво они круги наматывают вместе с нею в руках — хоть сейчас в цирке на ярмарках выступать.

Только без зрителей стало скучно. Моро направился на центральную аллею в сторону выхода, но вовремя заметил двух несущихся ему наперерез не иначе как героев-спасателей. Не пешком, естественно. Грато Савиньяка и рыжего Дракко мориск узнал. И если на адекватность Лионеля Савиньяка можно надеяться, то что на уме у наездника Дракко, Моро не знал и решил поберечься. Не сбавляя скорости, развернуться к декоративному стожку. Резкое торможение, голову вниз, круп резко вверх и оп-ля! Повелитель Скал мирно отдыхает в стогу. А Моро уже старательно делает невинное лицо мирной тихой лошадки, которая никого не трогает, сено кушает.

Сперва Савиньяк с незнакомцем бросились к Окделлу. Тот оказался вполне себе жив, о чем свидетельствовала отборная брань в адрес взбесившейся черной клячи, в которую не иначе как Леворукий вселился. В принципе, не врал. Но судя по старательно кивающим ему слушателям, те верить бреду склонны не были. Первым надоело незнакомцу, который оставил Окделла и направился к коню.

Моро оторвался от сена, поставил уши торчком и изобразил предельное миролюбие. Впрочем, незнакомец его не боялся, а Моро не пришлось изображать благосклонность. Приятно же, когда вам ослабляют тугую подпругу, а потом вас гладят по морде и чешут холку. Кровавую пену на губах, результат окделловских злодейств, незнакомец заметил сразу и только сокрушенно головой покачал. Потом очень бережно взял под уздцы и принялся водить разгоряченного коня. Очень вовремя, а то Моро уже подмерзать начал. При этом хитро так водил, то и дело меняя направление движения, прося то принять, то ускориться или притормозить. Моро понял, что это проверка, только когда незнакомец огласил свой вердикт.

— Окделл, не кипятитесь. С лошадью все нормально. Я сперва подумал, что герцог Алва обучил своего коня каким-нибудь нестандартным командам, в результате чего вы друг друга просто не поняли. Но нет, Моро вполне адекватно реагирует на стандартные команды. Во всяком случае, в поводу. Этот конь очень отзывчив на посыл. Ты, Дикон, к такому не привык, а Моро не привык к слишком сильным посылам. Вот и вышло, как вышло.

— Как бы не так! — не унимался Окделл. — Он меня ненавидит! В доме Алвы даже лошади ненавидят Людей Чести!

— Дикон, вы сказали глупость, которую не стоит повторять кому-нибудь еще, — засмеялся Савиньяк.

— Ничего! Он у меня еще попрыгает! Я заказал особенно строгое железо…

— И Рокэ вас убьёт, — мило улыбаясь, перебил сопляка Лионель.

— Дик, пойми, у этого парня очень чувствительный рот, — все еще пытался что-то объяснить Окделлу незнакомец.

Но тот его не слушал.

— Тем хуже для него!

— Так ты передергивал повод до того, как лошадь понесла? — голос хозяина Дракко стал сухим и холодным.

— Я поставил эту тварь на место до того, как мы выехали со двора, — гордо сообщил не заметивший перемены в собеседнике дурачок.

— Окделл, вы еще живы только потому, что эта лошадь не только сильнее, умнее, но и благороднее вас.

— Думаю, нам с герцогом Эпинэ следует проводить вас до дому, — решил не обострять Савиньяк.

— Леворукий! Эпине, вам же нельзя появляться в доме Алва! Вас схватят.

— Тем не менее я прибыл в Олларию именно для встречи с Первым маршалом Талига. И думаю, будет лучше, если вы поедете на Дракко.

— И еще было бы неплохо, если на улице вы будете называть Робера Иноходцем.

— Герцог Эпинэ — Человек Чести, а не собачка, чтоб на кличку отзываться!

— Тем не менее, герцог Окделл, я прошу вас именно об этом, — церемонно склонил голову перед юным придурком Иноходец.

И с таким ледком в голосе он это сказал, что Моро аж всхрапнул от удовольствия. А еще Иноходец с подчеркнутым вниманием наблюдал за тем, как начинающий живодер на его коня усаживается и поводья разбирает. Только потом подтянул подпругу и… Моро аж головой от удивления замотал, снял уздечку, заменив ее лихо сплетенным из веревки недоуздком. Он, вот так вот, практически на одних шенкелях, собирается рулить незнакомой норовистой лошадью на оживленных улицах? Самоуверенно, однако.

Впрочем, Моро вредничать и в мыслях не держал. Пристроился следом за Грато. Мол, если чего не пойму, за Савиньяковым коником повторю. Иноходец ласково похлопал по шее. Конь немного повернул к всаднику голову. Недостаточно, чтобы тот заподозрил попытку укусить, а просто хулигански подмигнул: «Не боись, не завезу». Не факт, правда, что Эпинэ понял сей вовсе не лошадиный жест. Зато Моро успел заметить нервно прижимающего уши Дракко, которого новый наездник люто раздражал. В результате рыжий даже прикусить похитителя своего человека пару раз пытался. Моро тревогу парня понимал и отнесся к этим поползновениям спокойно. В общем, доехали без приключений.

1) Здесь и далее по мотивам баек Василия 2 https://www.prokoni.ru/articles/106/

Вернуться к тексту

Идеальная система навигации.

Обзор триста шестьдесят градусов.

Датчик хорошего настроения.

Полный привод.

Мощь. Энергия. Жизнь.

Рекламный проспект

кэналлийского конезавода "Соберановец".

Вечер прошел в компании ветеринара. Моро не знал, что Иноходец понарассказал конюхам, когда завел коня в конюшню, но делал он это, крайне экспрессивно махая руками. Поглядывающий на это уже из денника мориск из чисто хулиганских соображений решил поизображать умирающего: завалился на бок, вытянул ноги и глазки прикрыл. А когда накрученный ужастиками Эпинэ персонал пришел его проведать едва ли не в полном составе, еще и вздохнул жалобно.

Ох, что тут началось! Правда, долго симулировать Моро не стал. Поднялся на ноги, стоило появиться старшему конюху с клизмой. До нее дело не дошло, но глубокую диспансеризацию конь, считай, что прошел. Ему заглядывали в зубы и в глаза, осматривали уши и копыта, дули в нос, ощупывали мышцы и суставы, прикладывали ухо к бокам. Потом пришел черед лечения. Хорошо, что до непрямого массажа сердца и искусственного дыхания «рот в рот» не дошло. Но мало все равно не показалось: его напоили травяным отваром, намазали тремя видами мазей не только поврежденную губу, но и мифические потертости на спине и передних ногах. Моро стоически переносил все манипуляции, лениво представляя, как выглядела бы загрузка коня в томограф, найдись здесь таковой. Рентгенолог Лидия Петровна, уговаривающая коника поджать ножки, чтоб в «трубу» влезло, как живая перед глазами стояла.

Наконец конюшенный консилиум пришел к выводу, что пациент встал на путь устойчивого исцеления, и оставил его в покое. Замученный пассивным участием в битве за собственное выздоровление обладатель конского здоровья крепко заснул.

Снился ему опять день медицинского работника на эко-ферме. Там, как и в Олларии, прошло около половины суток. Здесь уже вечер. Там он оказался куда более поздний, но компания еще не угомонилась. Из-за стола уже выбрались, отправившись на бережок фоткаться на фоне лунной дорожки на глади озера и мирно пасущихся лошадей.

Рыжий жеребчик гулял со всеми. Успокоился уже? Хотя на месте владельцев фермы Моро меры бы принял. Типа, укол, потерял сознание, упал, очнулся — мерин. Доктору Морозову тоже вздумалось навестить буяна. Коллеги обнаружили шефа за скармливанием печенья Рыжему.

— А он не укусит? — забеспокоились одни.

— Шеф! Ну, вы просто джигит! — заахали другие.

Впрочем, комары заели и тех, и других. Все вернулись к костру петь про то, что:

Мечта врача — покладистый больной,

Все выполняющий без оговорок.

Но если стоматолог вам зубной,

То кто тогда, прошу пардон, уролог?

Под сии проникновенные строки Моро уснул крепко, сладко, без новых сновидений.

Утро началось с открытия. На территорию конюшни закатили новенькую повозку-двуколку. Понять, для кого она вдруг понадобилась, и конского ума хватит. А вот за монопольное право возить Монсеньора пришлось побороться. Для чего проследивший за моментом, когда конюхи приготовили упряжь, Моро в три прыжка оказался у двуколки и чинно встал в оглобли. Это породило жаркую дискуссию. В намерении мориска сомневаться не приходилось. Людоедская репутация вороного споры с ним не поощряла. Собравшиеся усомнились в умении вообще-то верхового жеребца ходить в упряжи, но Моро проявил недюжинную настойчивость. В результате конюхи послали гонца к Монсеньору и, получив «добро», взялись за дело.

Без привычки хомут оказался тем еще геморроем. Но Моро виду не подал и бодрой рысью вырулил к парадному крыльцу. Возок катился ровно и на повороте на бок не заваливался. Не хватало еще вторично уронить Монсеньора.

Рокэ еще даже на костыли не встал. Слуги его на носилках из дома вынесли и в двуколку усадили. А коляска-то по особому заказу выполнена: со специальной полочкой для загипсованной ноги и сиденьем, позволяющим управлять лошадью полулежа. Алва неспешно разобрал поводья, и они тихонечко тронулись со двора. Ехали чинно в сторону дворцовых парков. Прогулка уставшего лежать пострадавшего или деловая встреча?

Оказалось, второе. В парке в возок уселся немолодой клирик-сердечник. Одышку, серые губы и привычку держать руку на груди Моро заметил гораздо раньше, чем сообразил, что перед ним могущественный кардинал Сильвестр.

— Каждая столичная собака знает, что в доме графа Ариго на Первого маршала Талига было совершено вероломное и подлое нападение.

— Н-да? Очаровательно.

— Преступники сами изобличили себя. Поняв, что их замысел не вполне удался, братья Ариго и Килеан-ур-Ломбах бежали из города. Сейчас их ищут…

— И, естественно, не найдут.

— Ариго, пожалуй, что да. Им не повезло встретиться с лесными разбойниками на полпути к границе, но об этом знаю только я. Килеана же где-то кошки носят. Но Создатель с ним: он уже вне игры. Теперь главное, чтобы комиссия Колиньяра вычистила всех пособников.

— Никому в голову не пришла мысль о том, что я просто упал с лошади?

— Не считайте людей за идиотов, Рокэ. Вы совершили неожиданный визит в дом Ги Ариго, потом ждали встречи с кем-то в парке, а потом вас нашли с колотой раной бедра. Кроме того, Рокэ Алва, упавший с лошади — это даже не смешно!

— Тем не менее я настаиваю именно на такой версии.

— Ваше право. Только зачем отдавать столь опасную лошадь сперва очень посредственному наезднику Окделлу? Хотя я-то надеялся, что окделловский щенок взял мориска без спросу и угробится на нем. Но после того, как вы запрягли едва не убившую вас лошадь в возок… Простите, Рокэ, но теперь я готов уверовать в рассказ эсператистских монахов о том, как ваш конь позвал на помощь сперва одного из братьев, а потом и за вашими слугами сбегал.

— Конь Первого маршала Талига может все. Что до Окделла, он на Моро больше не сядет. Что до заговора… Ваше преосвященство будет смеяться, но Ариго действительно что-то затевали, а я их спугнул. Было бы весьма познавательно выяснить, что и куда эти господа вывозили из своего дворца.

— Нашли уже. Ценности они прятали. Будто к пожару готовились.

— Странно.

— Странно. Но не менее странно выглядит рассказ Лионеля Савиньяка о спасении Окделла от разнесшего коня.

Это он-то разнес? Да вы, ваше преосвященство, разносов в исполнении Моро не видели! Но на возмущенное фырканье внимательно слушающей разговор лошади никто никогда внимания не обращает. Поэтому Сильвестр неспешно откашлялся (кашель Моро тоже очень не понравился) и продолжил развивать мысль.

— Лионель мастерски уклоняется от упоминания имени своего спутника, ссылаясь на то, что это ваш приватный гость.

— Как мило с его стороны. Впрочем, я готов удовлетворить ваше любопытство. У меня гостит герцог Эпинэ.

— Что-о-о?

— Забавно, но я всегда полагал, что герцоги Эпинэ «кто», а не «что».

— Рокэ!!!

— Молчу, молчу.

А кардинала, того гляди, кондратий хватит. Губы совсем посинели, воздуха не хватает. В общем, сердечная недостаточность во всей красе. Моро даже остановился и под видом поесть листочков с кусточка повернул голову посмотреть на пациента повнимательней. Занятые разговором пассажиры остановки и не заметили.

— Рокэ, мы с вами договорились. У меня слишком мало времени. Если мы не начнем реализовывать мой план прямо сейчас, то за оставшийся у меня год-полтора…

Хм, а пациент у нас оптимист. На взгляд Моро, он в любой момент кони двинуть может. Кроме того, привычки у его преосвященства весьма вредные. Запах шадди конское обоняние ловило более чем устойчиво. А тремор говорит об употреблении некоего стимулятора позабористей. Или кардинал в шадди себе чего подмешивает? Или подмешивают…

Последняя мысль стала следствием прослушанного разговора. В фамилиях конь моментально запутался, но суть уловил. В Олларии начинался серьезный политический замес. Сильвестр затеял устранение один гадов руками других гадов же. Потом оставшихся гадов зачистили бы Алва и Савиньяк. Пока им следовало покинуть столицу, чтобы не замараться, но сломанная нога помешала реализации этого плана. При подобных обстоятельствах попытка кого-то из ближайшего окружения Сильвестра тихонько подсыпать хозяину нечто формально не ядовитое, но сердце вконец добивающее, выглядит логичной. Так что предположение врачей о годе-полутора не так уж и ошибочно. Они просто не учитывают фактор «секретаря-отравителя».

Если принять в качестве рабочей версии легенду о подселении душ с нужными компетенциями, то конь-кардиолог и кардинал-сердечник это и есть знак устроившей весь этот кавардак судьбы?

— … Думаю, вам следует лично поговорить с Робером Эпинэ, — уловил Моро краем уха.

Кардинал только сварливо губы поджал. Идея ему категорически не нравилась, но отвергать ее сходу он не спешил, чем воспользовался Первый маршал Талига, вероломно перехватив инициативу не только в разговоре. Обратился-то он теперь к коню.

— Моро, домой.

Да, Монсеньер! Не извольте беспокоиться, Монсеньор! Похитить кардинала и вывезти его в неизвестном направлении к дому герцога Алвы? Да без проблем, Монсеньор! И-го-го! Поехали!..

Сильвестру хватило ума не орать и не пытаться выпрыгнуть на ходу, а Моро — не нестись во весь опор. С учетом возраста и состояния здоровья одного и отсутствия опыта бегов в упряжи у другого было бы чревато. Но обошлось.

Доехали быстро и без приключений, хотя и кружным путем. Герцог Алва, очевидно, не желал афишировать визит кардинала. Вот только заведенный в конюшню Моро чувства удовлетворения от хорошо сделанной работы не испытывал. С госпитализацией Сильвестра надо что-то решать. В идеале — из дома Алвы не выпускать. Вопрос — как?

Впрочем, пациент никуда не торопился. Мало того, что сидел в гостях как у себя дома, так к ним ещё народ подъехал. В гостевых денниках стало ох как оживлённо. Первым в конюшню завели Савиньякова Грато. Потом гад Окделл как бы на прогулку засобирался, при этом Сонечку сам седлать припёрся. Вот именно. Когда такое было-то? Кошкин конспиратор! Моро грозно рявкнул: я, мол, все вижу, и только попробуй с матерью моего будущего жеребёнка нетактично обойтись, свин надорский!

Свин, в смысле кабан, намека, разумеется, не понял, но вернулся скоренько. Сона и не вспотела. Моро проверил. Мало того, вернулся Окделл не один: в конюшню ввели некоего мышастого субъекта, которого, несмотря на очевидную породистость и дороговизну, поставили в темном уголке. Чтобы в глаза не бросался, значит. Ага, из Окделла конспиратор, как из конского навоза пуля: вальтрап лиловый да со спрутом с мышастого кто снимать будет? Ясен пень, к Окделлу Придд пожаловал. Надо думать, младший. Типа в гости. Ага, так и поверили. Супрем, зараза, небось, заслал сынка посмотреть, чего в доме творится.

Теперь Моро только и оставалось, что мысленно извиниться перед Сонечкой и заржать на чужака матерно. Надо отдать мышастому должное — он терпел немотивированные оскорбления, просто стиснув челюсти. Казалось, слышно, как зубы скрипят. Только на поднятый шум конюхи уже сбежались, неучтенную морду заметили и Монсеньору докладывать побежали.

Последствия не заставили себя долго ждать: похоже, шпион спалился и застрянет в доме Алвы надолго. Коня перевели в нормальный денник, наполнили кормушку овсом, а поилку — водой. Правильно, хозяин, может, и шпион, но конь-то чем виноват? Моро даже всхрапнул примирительно — мол, не держи зла, брат.

Но это оказалось только началом. Сперва до неприличия озабоченный Окделл бочком пробрался в конюшню и, прихватив первую попавшуюся лошадь, умчался прочь. Тут Моро ничего сделать просто не успел. Но буквально следом за герцогом на ночь глядя поскакали сразу несколько слуг. Вернулись быстро, и следом за ними в дом стали прибывать гости. Моро с удивлением узнал эмблему Рафиано и... Приддов. Спрут-старший прибыл выручать вляпавшегося сынка, или мы Спрутенка в заложники взяли и выкуп требуем? С Алвы станется.

— Моро к его высокопреосвященству кардиналу Талига Сильвестру!

Пепе орет как оглашенный на всю конюшню ни свет ни заря. Герольды во дворце так громко и торжественно не орут. Хотя во дворце-то они привычные, а для младшего конюха оно в новинку. Вот и старается. Разбудил всю округу, так, что короткохвостый, того гляди, копыта отбросит с перепугу. И только оповестив вселенную о сути текущего момента, Пепе взял Моро под уздцы и повел прочь из конюшни.

Пришли в садик за домом, где у Монсеньора оказалось что-то вроде летней веранды, на которой сегодня у герцога Алвы сформировалось не то гнездо заговора, не то штаб антитеррористической операции. Судя по кучам винной посуды и чашек из-под шадди. Но сейчас народ расползся спать. В глубоких плетеных креслах остались лишь Сильвестр и хозяин дома.

— Это и есть Моро?

Голос совсем слабый, но кардинал протянул руку к морде коня, осторожно касаясь бархатного храпа. Потом предложил сухарик. Моро лакомство взял, ненароком коснувшись губами руки. Как и следовало ожидать, рука потная, пальцы ледяные и дрожат. Интересно, губами пульс прощупать реально? Но рисковать Моро не стал. Пациенту очевидно нехорошо. Что и неудивительно. Похоже, что он за ночь весь этот шадди в одно лицо выпил. Пульс точно за сотню. За врачом послали?

А пока Моро решительно отодвинул пустые чашки в сторону.

— Вот видите, Сильвестр, даже лошади понимают, что шадди вам нельзя.

— Неужели, Рокэ, в вашем доме мне откажут в вашем замечательном напитке? — пытался отшутиться Сильвестр.

Моро неумолим: строго топнул ножкой, страшно и подумать, на своего Человека. Но дело есть дело. Монсеньор все понял и шутливо развел руками. Пациент устало отмахивается. Ну да, вино и женщин ему сан не позволяет. Одна радость в жизни осталась... Впрочем, кое-что на замену Моро присмотрел. Вон он, цикорий, прямо у стеночки растет. Только и остаётся, что сорвать и на стол положить.

— Это лекарство? — уточнил Алва.

Моро переложил веточку в чашку.

— Пить вместо шадди?

Лёгкий поклон, почти кивок.

А вот и доктор пришел. Мэтр Пастери коню не удивился. Про гипсовую повязку наслышан, небось. Мало того, врач принялся громко озвучивать результаты осмотра: частоту пульса, глуховатость тонов сердца и ещё кучу ненужных показателей, типа наличия соплей в носу. Дальше — больше. Мэтр принялся выкладывать на стол разные травы и называть их по-старогальтарски. Язык здешних медиков оказался подозрительно похожим на латынь. Моро принялся сортировать предложенное: что-то возвращал в сумку за ненадобностью, что-то, например корицу, пристроил рядом с цикорием, в надежде намешать нечто не только полезное, но и приятное на вкус, что-то отдавал в руки врачу, мол, зелье, в смысле микстуру из этого варить будешь.

И тут появился новый персонаж. Небольшой шустрый тип в одеянии олларианского клиника, секретарь кардинала. Предположительно с задатками отравителя, хотя наверняка неумышленного. Неважно. Главное — понять, из чего он шадди шефу варит. Благо, он вещички загулявшему на стороне кардиналу принес. Самое необходимое: папку с документами, лекарства и пакетик с шадди. По словам монаха, особенно любимого его преосвященством. При этих словах преосвященство слегка сморщился. Шадди в доме Алвы ему определенно нравилось больше. Доктор же попросил посмотреть лекарства. Пара порошков: мел — не мел, но по сравнению с ними даже предложенные мэтром Пастери травки — панацея. Моро же тихонько и коробочку с шадди к мэтру подвинул. Тот машинально заглянул и туда... Ой, что тут началось!

Примесь оказалась широко известной в определенных кругах. Дворянский молодняк добавлял его в вино, чтобы бодро танцевать сутки напролет. Их папаши — чтобы с женщинами без осечек получалось. Первым точно помогало, вторым когда как. Бывало, что прямо в постели на красотке кондратий обнимал. На истошные вопли перечисляющего несчастные случаи с любовниками доктора примчался заспанный супрем Придд и, не разобравшись, приказал арестовать кардинальского секретаря. Ладно, потом разберутся. Главное, весь этот шум произвел должное впечатление на пациента. Струхнул Сильвестр. Есть надежда, что к советам врачей он теперь куда внимательней прислушиваться будет.

Когда стражники увели бедолагу, Придд-старший уполз досыпать, а ситуация в целом несколько успокоилась. Мэтр принялся записывать сочетания трав. Не иначе, планирует сделать бизнес на продаже "кардинальского сбора", местного аналога "кремлевской таблетки". Алва же вызвал повара, с которым принялся ломать голову над тем, как из цикория и прочих полезных продуктов изготовить напиток, который можно было бы пить без отвращения. До Моро долетали упоминание взбитых сливок и сахара. Похоже, мир этим утром замер на пороге великого открытия капучино. Или латте? Доктор Морозов в модных экзотических напитках не особо разбирался, предпочитая черный эспрессо или столовский какао.

Сам же мориск занялся иппотерапией. Причем в корыстных целях. Польза иппотерапии для кардиологических больных никем не доказана, но стоять у кресла Сильвестра и позволять ему гладить себя по морде и угощать печеньем приятно.

Ты, конек вороной,

Передай, дорогой...

Торкская народная песня

— Моро, зайчик, когда мне захочется куда-то поехать, я обязательно тебя позову. А пока погуляй с герцогом Эпинэ. Хорошо?

Моро нетерпеливо заскреб копытом землю, мол, Иноходец — не кабан, чего же с ним не прогуляться. Лишь бы стражники не прицепились, а то Моро так понял, что герцог беглым мятежником до недавнего времени числился, а в Олларию прибыл тайно. Конечно, после сегодняшних ночных бдений его статус наверняка изменился. Думается, в эту ночь в политике Талига много чего изменилось. И хорошо, если только в политике, и только Талига. Вот только едва ли городскую стражу поставили в известность...

Иноходец оказался странным типом. Вчера на незнакомой и, вероятно, неадекватной лошади на недоуздке ехал, а сегодня бережется, как будто никогда на Моро не садился. Оглаживать начал едва ли не с крупа. Скормил три кило морковки. Слова всякие ласковые говорил. Все это приятно, но уже хотелось бы куда-нибудь ехать. Или здесь, как в прыжках с парашютом: второй прыжок куда страшнее первого. Моро терпел, стараясь не плясать от возбуждения, дабы не нервировать наездника. Седлал Эпинэ сам. Затем осмотрел подживший рот и лишь затем вскочил в седло.

Ух ты! Уж на что Монсеньор аккуратно водит, но Иноходец не просто чувствовал лошадь. Казалось, он чувствовал как лошадь. В него душа рысака с Московского ипподрома часом не вселялась? Моро просто млел под этим всадником.

Но вот на улице Эпинэ повел себя, мягко скажем, безрассудно. Вывел Моро на самые многолюдные и богатые улицы. Публика им встречалась знатная, в гербах и родовых цветах разбирающаяся. На всадника с вороном на вальтрапе и двумя конями на плаще начали оборачиваться. От удивлённых, испуганных, гневных, радостных и просто косых взглядов первым начал нервничать Моро. Что он, товар в витрине, чтоб на него пялились и пальцами показывали?!

Наконец опомнилась городская стража. Вон, в конце улицы замаячили. Ага, они не просто так задержались, они делом были заняты. По-научному оперативным планированием и слаживанием взаимодействия силовых структур называется. Проще говоря, за подмогой к королевским гвардейцам бегали. Теперь цепочка гвардейцев неспешно приближается к ним с двух концов улицы, а стражники подпирают тех сзади. Столь неспешное развертывание не могло не привлечь внимание даже тех прохожих, кто не узнал Повелителя Молний. Толпа собралась нешуточная. Моро ощерился и нервно заржал. Спокойствие Эпинэ казалось вызывающе безрассудным.

Моро успокоился, лишь заметив серого Грато. Присутствие Лионеля Савиньяка мигом превратило опасное приключение в заранее спланированный фарс. Портить задуманную игру конь не собирался. Покосился на всадника, сигнал, мол, понял, не дурак, был бы дураком, не понял бы. Иноходец кивнул, и Моро с удвоенной силой принялся изображать истерику: ржание превратилось буквально в рык. Несколько хаотичных прыжков в разные стороны заставили толпу пятиться и ахать от узнавания "мориска-убийцы". Наддав задними в пустоту, он наконец замер перед выехавшим вперёд Савиньяком, сымитировав попытку откусить Грато ухо. Серый возмущённо фыркнул. Такого немотивированного и вероломного хамства от старого знакомого, почти родственника, он не ожидал. Потом придется извиняться, но сейчас дело важнее.

— Именем короля и Талига! — заорал Лионель во весь голос: бедолага Грато аж присел на задние ноги от неожиданности. — Именем короля и Талига! Назовите себя и цель своего визита в славный город Олларию! И не думайте сопротивляться или скрывать истину!

— Ваши требования справедливы, сударь! — повторил громогласную интонацию своего визави Робер.

Слушателям из самых дальних рядов все должно быть хорошо слышно, а Моро, чтобы не оглохнуть, пришлось прижимать уши.

— Я, герцог Эпинэ, Повелитель Молний, прибыл из Агариса как посол мира! Я представляю здесь Орден Славы и Орден Милосердия. Уполномочен провести предварительные консультации от лица эсператистского кардинала Левия, магнуса Аристида и епископа Оноре. Вот грамота, в которой их преосвященства подтверждают мои полномочия.

Лионелю Савиньяку передается внушительный свиток. А в толпе начинают судачить о том, как светское лицо, вроде бы олларианец, да к тому же мятежник, сможет вести переговоры с самим его высокопреосвященством Сильвестром. Не много ли чести засранцу и не набить ли ему морду? Тем временем Савиньяк с содержанием свитка ознакомился и все так же на публику изъявил желание препроводить господина посланника к господину тессорию. Ибо полномочия посла сводятся к решению предварительных, чисто технических вопросов, заниматься которыми лицам духовным не к лицу.

К концу речи стражники рассосались сами собой, и герцог с графом продолжили путь в сопровождении гвардейцев. Толпа разошлась, разнося с собою слухи, скорости распространения которых Моро мог только завидовать. К моменту, когда мориска завели в конюшню тессория Манрика, здешние конюхи уже вовсю обсуждали три новости:

К нам едет кардинал. Три кардинала. При этом один из них святой, второй умный, а третий умеет особенно доходчиво доносить слово божие прямо в мозг. Не обязательно кулаком. Чем потяжелее тоже может.

Но эта крутая эсператистская братва нашего Сильвестра шибко уважает и готова с ним торговаться. Они готовы потратиться за право открыть в Талиге несколько эсператистских монастырей и решить проблему засевших в Агарисе политических беженцев ко всеобщему удовольствию. Реально ко всеобщему, потому что договариваться приехал беглый Эпинэ. И король его вроде бы помиловал и даже приватно принял. Или не король, а герцог Алва... Да какая разница?

Такой союз Агариса и Олларии грозит усилением обоих, что злит врагов Талига и веры в Создателя, поэтому в городе следует ждать провокаций. Враги с Леворуким не спят, и добрым людям варежку раззевать не след.

При обсуждении последнего слуха конюхи грозно потрясали кнутами и проверили прочность нового засова на воротах.

Кстати, о тессориевой конюшне. У Манрика, как у истинного финансового гения, клока сена средь покоса не выпросить. В буквальном смысле. Стоят Моро с Грато в пустых денниках. Все чистенько, известью обработано — тут ничего дурного сказать нельзя. Но даже воды в поилки налили на самое донце. Жмоты. Грато за стенкой недовольно вздыхает. Вот и повод помириться.

Дождавшись, когда конюхи уйдут на другой конец здания засовы на запасном выходе менять, Моро открыл щеколду своего денника и отправился к копне сена в углу. Грато аж заржал от такого чуда чудного. Моро же ухватил зубами клок сена побольше и перекинул его в денник серого. Грато про почти откушенное ухо помнил и поначалу при приближении маршальского хищника окрысился, но при виде сена оттаял. Мало того, именно Грато осторожным фырканьем обратил внимание коллеги на мешок в углу. В мешке оказалась сахарная свекла. Хотя в том, что эта штука так называется, Моро уверен не был. Главное, вкусная, зараза. И большая. По три штучки на брата закатили. А что мешок ополовинился, так Моро здесь при чем? Он уже на месте стоит, дверку за собой заперев. Свекла куда подевалась? Так герцог Эпинэ вон с ручной крысой приехал. Она и поточила. Крысы, знаете ли, они такие.

Наконец вернулись Савиньяк и Эпинэ. Домой? Прекрасно. На опустевшей уже почти ночной улице цокот копыт разносится особенно звонко, и это единственный звук. Даже собаки не лают. Отвлекаться не на что, и Моро прислушался к разговору всадников.

— Простите, Лионель. У меня нет оснований не доверять вам или Первому маршалу... Но, Леворукий вас дери, что за балаган вы устроили?!

— Который из? Если вы о демонстрации грамоты трёх отцов эсператистский церкви, то прежде всего она нужна для внутреннего употребления. Теперь отыграть назад будет куда сложней. Для внешних сил дан сигнал о том, что теперь власти Олларии склонны изменить трактовку понятия "свой-чужой".

— Ну, супрем прибежал на совещание с Сильвестром в доме Алвы ещё ночью.

— Придд — особый случай. Он давно ищет повод соскочить с дороги, по которой идут Окделлы и... прочие Люди Чести. Да и по должности поинтересоваться странной поездкой кардинала ему положено.

— Окделлы и Эпинэ. Не кокетничайте, Лионель.

— Я не кокетничаю, Робер. Теперь вы уже на ином пути. И если вслед за вами на него встанет кто-то ещё, вам многое простится и на том, и на этом свете.

— Я всего лишь...

— Вы всего лишь согласились на смертельно опасную миссию, которая могла закончиться для вас на плахе. Но вы решились. К слову, позвольте спросить, почему?

— Понимаете, когда я оказался в Агарисе, Матильда... Принцесса Ракан слишком много сделала для меня, чтобы я отказался. Магнус Аристид (со мной разговаривал именно он, об участии в проекте кардинала Левия и епископа Оноре я узнал уже в Олларии). Так вот, магнус Аристид понимал, что в ходе переговоров с Талигом не может не всплыть вопрос о пребывании талигойских беженцев. Агарису они, по сути, не нужны, но терять лицо недопустимо. Поэтому святые отцы решили прощупать вариант, который устроил бы всех, включая самих эмигрантов, неформально, до начала официальных переговоров. Неформально настолько, чтобы в случае провала святой престол легко смог бы откреститься от своего "легата".

— И что же Сильвестр?

— На удивление легко согласился не трогать Раканов.

— Правду сказать, меня это тоже весьма удивило...

— Знаете, Лионель, мне кажется, за этим вдруг охватившим всех стремлением к миру и единству стоит нечто ещё. Нечто, что пугает Сильвестра и магнусов Агариса. После смерти эсперадора Адриана словно бездна какая разверзлась.

— Говорят, в Агарисе неспокойно?

— Из Агариса ушли крысы. Уже скоро год...

— Из Олларии пока нет... Хотя отдельных двуногих "крыс" погонять самое время.

— Вы имеете в виду остатки заговора?

— Нет. И вы, Эпинэ, яркое тому подтверждение. Хотя, к чему скрывать, ещё с месяц назад Сильвестр планировал нечто подобное.

— А сейчас?

— По ходу реализации план изменился. Заявляя о грядущих переменах, мы провоцируем всех склонных к заговорам на немедленное выступление. Тех, кто удержится от соблазна, можно считать достаточно надежными, чтобы шагнуть с ними в Излом.

— Пославший на разведку сына, а затем примчавшийся лично Придд доказал свою лояльность...

— Думаю, что его ночной визит — это больше, чем лояльность.

— Согласен. Но я хотел о другом. О нашем нынешнем визите к Манрику. Неужели Сильвестр и в его благонадёжности сомневался?

— Не в благонадёжности. Но когда все на войну разъехались, а рядом остались только Ариго и Колиньяры, то и Манрик может возомнить себя политиком.

— А он?..

— Он гениальный финансист. Поэтому, чтобы ему всякие глупости в башку не лезли, его следует отвлечь экономическим проектом подходящего ему размаха.

— Так, значит, идея экономического проэмперадора северных земель...

— Это не только план грандиозного хозяйственного развития отдельных особо запущенных земель и знак доброй воли в адрес бывших мятежников, но и способ занять шаловливые ручки тессория общественно-полезным делом. С правом снести ему голову, если не справится.

Дальше пошли хозяйственные разговоры, к которым Моро прислушивался, разве когда речь заходила об овсе. Но сколько не говори "овес", в желудке полнее не станет. Так что в родную конюшню они забежали просто с удовольствием. Но не тут-то было.

Что-то с Сильвестром? На пороге Моро ждет местный доктор, мэтр Пастери, да не один. Это ещё кто? А-а-а, повар. Фр-р, а он уж волноваться начал. Только понимание сути происходящего породило печальную мысль об удаляющемся на неопределенное время овсе. Савиньяков Грато, небось, уже до дому доехал и вовсю хрумкает, а он...

А он выслушивает мэтра Пастери, который громко зачитывает записанные по наущению мориска рецепты травяных сборов. Коих вышло три: эликсир мэтра Пастери "Конская сила", настойка спиртовая "Морисковка" и грудной сбор Пастери-Моро. По сути, местная медицина получила весьма недурное седативное средство и средство для нормализации сердечного ритма. Чай для нормализации давления, скорее всего, так себе. Но это смотря с чем сравнивать. По форме, мэтр Пастери оказался парнем амбициозным: ценник у снадобий по первости будет конским, но честным: авторское право соблюдено.

Только презентацией достижений талигской фармацевтики дело не закончилось. Мало того, оно ею толком и не начиналось. Потому что повар герцога Алвы исхитрился соорудить из цикория и нескольких травок-отдушек дюжину разнообразных напитков. Черные и с молоком, горячие и холодные, изготовленные из цветков, стеблей и корней, напоминающие пеной земной капучино, объемом молока — латте и вообще ни на что не похожий... Конская сущность противилась дегустации, но Моро терпеливо тыкался мордой в расставленные чашечки, отчаянно пытаясь вспомнить, а какую часть цикория использовали как заменитель кофе на земле. Но трудно вспомнить то, чего никогда не знал. Ну, все образцы кончились. Теперь овес?

Угу, как же... Нет, в денник его завели и кормушку засыпали. Он ещё успел понаблюдать за возящимся со своим Дракко Иноходцем. Герцог Эпинэ явно извинялся перед своим рыжим за двоекратную измену. Начищенный конь все ещё обиженно фыркал, требовал ещё морковки и так и норовил улечься чистым боком в опилки. Иноходец счастливо смеялся и говорил ласковые слова. Идиллия, короче.

Но стоило Эпинэ уйти, как возле денника Моро появились младшие конюхи и без лишних слов вывели его куда-то. Уже на соседнем пустыре сменили недоуздок и намалевали мелом пятно на лбу и носочек на задней ноге. Уж не местным ли цыганам гаденыши его продать вознамерились?! Моро взвился в свечку и истово замолотил передними ногами. Пока не на поражение. Просто демонстрация намерений: я все вижу, у меня не забудешь.

Впрочем, от версии конокрадства пришлось отказаться, потому что тут появился Придд-младший. В седло не полез. Да и не было на Моро седла. Но чомбур ему передали. Что им здесь каршеринг? Впрочем, буянить мориск не стал, решив осмотреться для начала.

— Успокоился, кажись, — опасливо покосился на коня один из конюхов. — Вы уж, сударь, поаккуратнее... Нам никому с вами не можно. За домом смотрят. А совсем с чужим он не пойдет. Вас же он видел... Может, и обойдется.

Придд, Валентин, кажется, сухо кивнул и зашагал прочь, моментально растворившись в хитросплетении вечерних переулков. К нему присоединились несколько солдат. Тоже с лошадьми в поводу. Как и Придд, все в мундирах одного из столичных полков. Со стороны, пожалуй, ничего необычного. Солдаты с младшим командиром ведут полковых лошадей в ночное или на водопой. Но, коли смысла своего участия в этом действии Моро пока не понял, то старался притормаживать на каждом повороте и запоминать приметные ориентиры, которые позволят не заблудиться в малознакомых закоулках столичных предместий.

Действительно, ночное. Они тихо спустились к реке. Придд отступил в тень, а солдаты принялись переговариваться с уже имеющимися здесь коноводами. В результате солдаты расположились у ближайшего костерка, а лошади спустились на обширный луг, где уже паслась куча лошадиных морд.

И в чем засада? Опустив морду к траве, Моро принялся осматриваться, неспешно передвигаясь по лугу. Ага, кажется, понял. Кроме рабочих полковых коняг, тут ещё несколько совсем не простых лошадок. А вон в сторонке ещё едва виднеется костерок почти в овражке. За лошадьми смотреть оттуда совершенно неудобно, не то что конфиденциальные разговоры меж собою вести. А вон в кустиках охрана, которая должна не дать случайным прохожим забрести к неприметному костерку. Людям, но не лошади. На пасущегося Моро внимания не обращали. Хотя совсем близко лучше не подходить. Мел — мелом, но знаменитого коня первого маршала Талига могут и узнать. Лучше потолкаться среди VIP-лошадок, авось кто знакомый встретится. Сона? Значит, свин-Окделл здесь. Что за шум? Валентина шуганули от заветного овражка, на фамилию не посмотрев. Поняв, что теперь вся надежда на него, Моро принялся щипать травку с удвоенным энтузиазмом. В результате разглядел клеймо конюшни Штанцлера на чьей-то буланой заднице, пару знакомых по дворцовой конюшне морд и редкой масти кобылку секретаря гайифского посольства.

Дальний костерок погас первым, стоило утреннему туману опуститься в пойму. Вместе с ним тихо исчезли и вышеупомянутые лошади. Моро же остался пастись со всеми до восхода, когда солдаты начали массово разбирать коней по своим полкам. Моро забирали люди Придда. Они же вернули на конюшню Алвы, предварительно отмыв от мела. Сам Валентин появился у самых ворот Монсеньора. На коня так и не сел, заведя Моро в поводу.

На дворе их уже поджидал Придд-папа и Монсеньор Рокэ.

— Ну, что, зайчик, кого из знакомых ты сегодня видел?

Фр-р, видеть-то он видел. Но как рассказать об этом Монсеньору? Впрочем, не стоит недооценивать сообразительность людей вообще и его Человека в особенности. Моро сегодня в этом лишний раз убедился.

— Я буду называть имена, а ты, если видел их самих, то топаешь правой передней ножкой, если их лошадей — то левой передней. Если не видел ни тех, ни других — стоишь на месте. Если что-то из сказанного мной не соответствует действительности — козлишь.

Придд-старший сварливо поддал губы — мол, в балагане не участвую. Но четверти часа не прошло, как он уже удивлено поднимал бровь, записывая фамилии предполагаемых участников ночной встречи.

— Что ж, Валентин, вынужден признать, что ваша идея оказалась не лишена смысла, — наконец процедил супрем.

— Благодарю, ваше светлость, — столь же церемонно отозвался его отпрыск.

Послушать продолжение спрутьего обмена любезностями не получилось. Во двор въехал Окделл. С Соны он практически свалился, изображая пьяного.

— Доброе утро, Монсеньоры! Привет, Валентин! Зря ты со мной не поехал. Там были такие девочки... Такие...

Подлетевшие слуги подхватили гуляку под руки. Только это уж не забота Моро. Он честно отправился спать.

Конюшня заперта была,

И в ней кобыла умерла.

Страшная сказка для жеребят

старшего сосункового возраста

— Странница я. Из Торки. Пришла на лошадку говорящую посмотреть...

— Иди, иди бабка своей дорогой!

Охрана дома Алва с ног сбилась, но отдельные, наиболее настырные паломники прорывались до конюшни. Тогда последний рубеж обороны оставался на Пако. Моро усилено прикидывался обычной, пусть и породистой, коняшкой, а вовсе не тем, к кому не зарастет народная тропа. В крайнем случае, когда и рубеж Пако оказывался прорван, Пепе за денежку малую показывал особо настырным короткохвостого гада. Его не жалко. Ибо, чем больше слухов ходило по Олларии, тем более неотвратимой становилась попытка отравления героя народных легенд и баек.

Согласно устному народному творчеству столичных низов, конь Первого маршала Талига может все. А именно — ещё в жеребячестве, когда его ровесники оповоживались да уступать учились, юный гений на шенкель да повод внимания не обращал, а выполнял исключительно мысленные команды тогда ещё не Первого маршала Талига Алвы. И не просто мысленные команды, а произнесенные вместе с молитвой Создателю. Особенно мориску нравились праздничные октавианские псалмы.

(Следует заметить, что в этом месте рассказа герцог Алва ржал особенно громко. А потом обращался к Моро.

— Эй, зайчик, ты действительно любишь псалмы?

Арсен Морозов любил Шнура и Басту. Едва ли олларианские псалмы похожи на их творчество. Поэтому Моро заржал гневно, а его Человек весело.

— Я тоже так подумал, зайчик.)

Что до городского фолкхистори, то она утверждала, что так и вырос жеребчик верным помощником Первого маршала, опорой олларианской церкви и защитником трона. В прошлом году всем известно, как Создатель покарал богомерзких супостатов, топтавших и жегших крестьянские поля Варасты: наслал на них потоп. Только мало кто тогда заметил, что вода хлынула на жилища врага, стоило коню Первого маршала ударить копытом оземь...

А по возвращении в столицу конь-огонь сперва спас хозяина от ночного покушения, самоотверженно подставив грудь под выстрел. И мало того: в отличие от прочих, включая чудесно спасшегося герцога Алву, Моро успел приметить убийцу. И, едва оправившись от ран, отвёз хозяина прямо в логово террористов-заговорщиков: в дом Ариго. В доме том в тот самый час заговорщики и совещались, как бы им ловчее извести всю венценосную семью, включая не только его величество Фердинанда, но и ее величество Катарину с малыми деточками, а также его преосвященство кардинала Сильвестра и всю верхушку армии, чтобы затем пришедшие на зов злодеев дриксенцы беспрепятственно поубивали всех добрых людей. (Про то, что её величество — урождённая как раз Ариго, народные сказители малость позабыли). Само собой, когда злодеяние открылось, герцог Алва вступил в неравный бой с врагами трона и всех честных талигцев, в бою том победил, но был тяжко ранен и спасён все тем же конем, который, пока выносил Первого маршала с поля боя, походя обратил в истинную веру делегацию ярых монахов-эсператистов из самого Агариса. Да так они прониклись, что теперь в Олларию едет эсператистский не то кардинал, не то сам переодетый эсперадор искать примирения с истинной церковью. Тем временем Моро показал лекарям, как излечить раны первого маршала и хвори кардинала. Рецепт прилагается.

(Истинная правда. В Олларии сейчас просто мода на гипсовые лангеты. Их едва ли не на порезы и мозоли накладывают. А чудо-траву цикорий весь порвали в радиусе не меньше чем сотни хорн от столицы).

Только много ещё врагов у Талига. Глубоко пустил заговор корни. Так, черной неблагодарностью отплатил герцогу Алва его оруженосец крапивное семя Окделл. Под видом прогулок собирал он под знамёна дриксенского заговора недобитков. Да только не знала морда кабанья, что маршальский конь все адреса пометил, а потом славному супрему Придду показал.

И ещё не факт, что до дома герцога дошли все эпизоды из жизни и невероятных приключений славного коня Моро, морисской породы да вороной масти. И как после такой славы отравления не опасаться?

— Эй, Моро, яблочка хочешь?

Окделл, не иначе как на Эпинэ глядючи, повадился уж третий день лично с лошадьми возиться. В отличие от Иноходца, получается у него это корявенько, но мальчик старается, ничего не скажешь. Сону уже почистил, к своему бывшему заглянул, а на обратном пути у денника Моро остановился.

Яблоко оказалось большим, зелёным, без парши, бочков и прочих повреждений шкурки. Так что истории в стиле пушкинской "Спящей царевны" можно не опасаться. Кроме того, вон их у входа целая корзина стоит. Конюхи приготовили. До того, чтобы самому заранее лакомством для лошади озаботиться, Окделлу ещё расти и расти. На вкус яблоко оказалось кислющим. Но хрумкать им все равно приятно. Моро аж глаза прикрыл от удовольствия.

Поэтому начало великого скандала и пропустил. Только морду повернул на звонкий окрик:

— Герцог Окделл! Что вы делаете?

Опомниться и глаза толком открыть не успел, как у него на недоуздке Савиньяк висит, а Придд-младший с Иноходцем Окделлу руки крутят. Придд при этом ещё и в кулаке у бедолаги чего-то зажимает, чтобы улику не сбросил. "Не конюшня, а филиал королевской приемной", — Моро только и успел подумать о глупой до предела ситуации да сдать в дальний угол денника под напором Савиньяка, как на конюшенно-светском рауте в режиме "мордобой" появился хозяин дома.

— Откуда это у вас, Ричард?

Алва с интересом рассматривал отобранный у оруженосца перстень. Точнее, не сам перстень, а камень с секретом. Содержимое, полупрозрачные кристаллы, очень на яд похоже.

— Это старинная родовая реликвия, позволяющая избежать позора, когда защитить свою честь шпагой невозможно.

— Прелестно. Среди Людей Чести ходят разговоры о моей склонности развращать оруженосцев. Но чтобы это делал мой конь... Впрочем, я вас спросил не почему, а откуда.

Ричард Окделл только горделиво вскинул голову. Ну прямо как на эшафоте.

— Штанцлер, значит.

Монсеньор потерял к оруженосцу всякий интерес. Сам принял недоуздок из рук Савиньяка и вывел Моро из денника, в котором конюхи тут же принялись проводить полноценный ремонт и дегазацию: не просто воду из поилки вылили, а саму ёмкость менять принялись и все поверхности известью обрабатывать.

Выведенного следом Окделла Алва жестом приказал посадить здесь же, возле Моро.

— Из конюшни не выпускать, — бросил конюхам на ходу.

— А если?.. — заволновался Пепе.

— А если... Моро, зайчик, ты же знаешь, где у человека висок?

Конечно, знает! Он вообще много чего интересного о человеческой анатомии знает. Впервые по-настоящему почувствовавший себя убийцей-людоедом Моро заржал плотоядно. А проходящий мимо Окделла Эпинэ задумчиво бросил.

— Лучше бы вы, Ричард, герцога Алву отравить попытались... Видит Создатель, лучше.

— Герцог Эпинэ! Почему? Почему вы?..

Скорее всего, Окделл имел в виду совсем иное. Но младший конюх Пепе развил мысль Иноходца.

— С самим соберано вышло бы так же глупо и коряво, но не так подло.

Только разговаривать с младшим конюхом Повелитель Скал счёл ниже своего достоинства. Разговор иссяк. Потом пришел начальник охраны дома с бойцами и увели Окделла, нацепив ему мешок на голову.

Потом в конюшне появился тип в одежде богатого горожанина. Моро припомнил, что его уже вызывали как-то на консультацию, ибо был он знаменитым столичным коновалом, пользующим всю королевскую и гвардейскую конюшни. К лошадям мэтр-ветеринар не пошел, а уселся пить вино со старшим конюхом. К ним присоединились ещё люди Алвы. Дело кончилось песнями и выносом храпящего тела ветеринара к его коляске.

Стемнело. В деннике пахло известью. На душе было тревожно. В дверях конюшни заиграли неровные блики масляного фонаря. К Леворукому! Только пожара не хватает! Сено же вокруг. Моро перестал переживать за противопожарную безопасность, лишь разглядев среди пришедших своего Человека. С ним он хоть в огонь. Вместе с Алвой оказалось ещё двое: маленький Спрут Валентин и парнишка, его ровесник, которого называли Арно. Ещё один Савиньяк, видимо. Только слушать их разговор оказалось интереснее.

— Арно, вы уверены в безопасности краски? — нудил Валентин.

— Вне всякого сомнения! Мы в детстве этой дрянью на каждый осенний Излом мазались: и сами, и матушкину собачку, и кухаркину козу, а Ли рассказывал, что однажды и отцовского коня. Но этого я не помню.

— Но и от сахарного сиропа отказываться не следует. Это добавит бредовости происходящему.

— Одно другому не мешает, — положил конец спору молодежи Алва. — Валентин, вы принесли накидку?

— Да, Монсеньор.

— Моро, зайчик, послушай меня внимательно. Не волнуйся, сейчас эти достойные молодые люди намажут тебя сахарным сиропом и светоотражающим лаком, после чего ты сходишь в дом Штанцлера, дружка нашего Ричарда, и изобразишь там призрак мертвой лошади. Хорошо?

Не привыкший к такому Арно Савиньяк прыснул в кулак за спиной Монсеньора. Алва невозмутимо потрепал коня по шее. Конь ласково ткнулся мордой в плечо своего Человека и строго фыркнул на молодого нахала.

Тем временем невозмутимый Спрут развернул дерюгу, расставил на ней плошки и, засучив рукава, принялся за дело. Второй молодой человек с шутками-прибаутками присоединился к нему. Алва наблюдал со стороны. Вот кто бы мог подумать? Блестящие молодые офицеры из благородных семей, один — сын супрема, второй — сын и брат маршалов, творят сущее хулиганство. Обильно смоченная сахарным сиропом грива Моро начесана жутким ирокезом. По хребту от холки до крупа шерсть тоже приподнята в некое подобие гребня. "Хвост трогать не дам!"— про себя озлился мориск. Но на хвост сахар тратить не стали. Сверху Придд принялся разбрызгивать малярной кистью нечто из другой плошки, а Савиньяк тут же присыпал это место чем-то из красивой, явно дамской коробочки.

— Все, теперь пусть подсохнет. Монсеньор, попросите Моро погулять немного в леваде, — подвёл итог титаническим усилиям Валентин.

— Слышишь, зайчик? Пойди, побегай. Только по земле не валялся.

Моро поручил к выходу, краем глаза отметив восхищённый взгляд Арно Савиньяка.

— Мой Кан, конечно, умница, но чтобы такое...— поймало чуткое конское ухо уже у дверей.

Луна царствовала над пустой левадой, деля мир вокруг на чернильный мрак и зыбкое серебро. Других цветов в мире просто не осталось. Моро сделал несколько кругов кентером, словно убегал от сумасшествия минувшего дня. Потом перешёл на шаг и остановился совсем. Повернув голову, принялся рассматривать собственный бок. Покрытая лаком и припорошенная блёстками вороная шерсть блестела и переливалась в лунном свете, словно радуга из брызг над водопадом, делая конский силуэт размытым и невесомым. И правда призрак. Лошадь Баскервилей из Гримпенской трясины. Алва и Придд Конан Дойля, несомненно, не читали, но столь же очевидно решили укокошить кансилльера Талига тем же способом, что и старого сэра Чарльза Баскервиля. Моро ничего против не имел. Только он что, вот так вот по улице пойдет? Одно дело, когда бесплотный дух невинно убиенного с родной конюшней прощается, а другое дело — через полгорода копытами цокать. К тому же какой цокот от мертвой лошади?

Впрочем, и об этом его Человек подумал заранее. Убедившись в том, что лак засох и блёстки не осыпаются, Придд тихонько подозвал коня в тень. Делал это с помощью свиста, словно собаке, за что Моро ему легонечко попенял зубами за ворот. Молодые люди принялись надевать на коня странную попону, закрывающую не только туловище, но и шею, и даже морду, для чего в ткани имелись прорези для ушей и глаз. Ткань была старой и пахла нафталином. Это ж когда они реквизит готовить начали? Правда, потом Моро вспомнил фильмы про крестоносцев, где на конях псов-рыцарей поверх конского доспеха имелись такие попоны-сюрко в цветах ордена. Здесь такие вещи из моды уже вышли, поэтому название такой попоны Моро не знал, а запасливость и прижимистость Приддов, у которых эта давно вышедшая из употребления вещь бережно хранилась, про себя отметил.

Рокэ махнул рукой, и молодые злоумышленники вскочили в седла и с Моро в поводу скрылись во тьме. Все правильно. Сегодня ночью Рокэ Алву, желательно вусмерть пьяного, должна видеть половина Олларии в местах, максимально удаленных от особняка кансилльера Штанцлера.

Особняк оказался окружён небольшим парком. С дыркой в заборе. Тоже мне, кансилльер. С Моро сняли маскировочную попону и отстегнули чомбур. Конь тихо потрусил к дому, а его сопровождающие, оставив своих лошадей в соседнем переулке, собрались залезть на дерево, смотреть, что будет. Моро эдакое ребячество не одобрил, но, естественно, ничего молодым людям не сказал. А Арно Савиньяк, стесняясь, что разговаривает с лошадью как с равным, окликнул его звонким шепотом.

— Эй, Моро, ты... ну... Короче, постарайся там кучи не делать. А то у призрака и навоз должен быть призрачный.

Резонное замечание. Моро слегка поклонился в знак согласия. Ободранный первым успехом, пацан принялся генерировать идеи дальше.

— Вон у кансилльера окно светится, а перед ним балкончик. Низкий довольно. И просторный. Ты как туда заскочишь, а я давай заржу, словно из преисподней. Я умею ржать голосом коня Повелителя кошек!

Ох, Леворукий, чему там деточек в семейке Савиньяков учат? Приличные же на вид люди. Впрочем, вслух свои сомнения по поводу Савиньякова ржания конь не выказал. И вообще, через балкончик он собирался не заходить, а выходить. Заходить же, как все воспитанные люди, будем через дверь.

А жеребята не унимались.

— Моро, дай ножку.

Придд наклонился и пристроил на протянутую ногу нечто вроде войлочного сапожка, гасящего звуки шагов и смазывающего след. Пока Валентин "обувал" задние ноги, Моро оценил мастерство выделки обуви. Супрем Талига конокрадством не промышляет?

Конь легко (опыт уже есть) взбежал по ступеням. Исхитрился зацепить копытом за дверное кольцо и громко постучал. За дверью недовольно заворчали, но решили, что коли привратник на воротах впустил ночного гостя, то опасаться нечего, и дверь отворили.

Разглядывать перепуганного человека в ливрее Моро не стал, просто отодвинул его плечом и пошел внутрь. Коридоры дома были темны и пусты, а полы покрыты коврами. По ним получалось идти темной тенью во тьме и не цокая, но не совсем бесшумно. Несколько раз в коридор высовывались слуги. На свою беду — с фонарями, мерцающий свет которых отражался от лака и играл на конской шерсти почище огней святого Эльма. Кто-то молча пятился, осеняя себя святым знаком, кто-то тихо взвизгнул, но тут же сам себе зажал рот, кто-то выронил фонарь. Пожара бы не сделали, убогие. Но пока в доме не было ни паники, ни пожара. Моро уже добрался до гостиной с балконом, где хозяин у открытых двустворчатых дверей наслаждался подогретым вином и пьянящим ароматом весенней ночи, когда буквально перед конем в комнату из двери напротив проник лакей.

— Что за ор у нас в саду, Максимилиан? — судя по тону, хозяин вовсе не наслаждался. — Словно четыре закатных твари душу грешника не поделили.

Это не закатные твари, это теньент Савиньяк инициативу проявляет, подумалось Моро. Слуга же склонился в почтительном поклоне.

— Прошу простить, господин, но люди только что видели в доме призрак лошади...

— Какой ещё призрак? — недовольство хозяина дома становилось все явственней.

— Не могу знать, господин Люди говорят о сгустке потусторонней тьмы с искрами по краю и о светящихся закатным пламенем глазах во тьме.

— Что за глупость? Скорее здесь появится призрак избитого людьми Алвы коновала.

Все. Его выход. Моро всхрапнул утробно и вбежал в гостиную. Прошёлся между креслом хозяина и камином, чтобы в неровных отблесках огня мерцание лака эффектней смотрелось. Теперь остановиться на фоне светящей в окно луны, вскинуть голову в безмолвном ржании и бесшумно ударить копытом об пол. Поворачиваем морду к хозяину дома. Пламя камина должным образом отражается в глазах. Впрочем, закативший глаза Штанцлер едва ли в состоянии оценить зрелище по достоинству. А лакей — молодец. Святой знак едва ли не обеими руками совершал, но при этом к хозяину кинулся. Ещё круг для того, чтобы набрать скорость для прыжка через балконные перила. Краем глаза и с искренним сожалением Моро заметил, как лакей валится на пол. Сердце?

А от стены раздался новый лошадиный всхрап. Моро аж скорость сбросил. Да он здесь не один такой призрак! Прямо из стены вышла, да так и замерла скромненько пегая кобыла. Только глазом на жеребца косит да фыркает заигрывающе. Она вообще о чём? Лошадь страшная! Моро прибавил скорость и сиганул с балкона. Приземлился удачно: в клумбу. Пробежался вдоль загорающихся одно за другим окон дома, дождался действительно закатного, хотя вовсе не конского рева из кустов и исчез в тех самых кустах.

— Я так думаю, после такого Штанцлер точно в Дриксен сбежит, не удержится! — захохотал Савиньяк, когда они пробежали пару кварталов.

Ни кошки не понимающий, но чувствующий радостное возбуждение хозяина Кан бодро заржал. Приддовский серый остался невозмутим как спрут. Моро же с сомнением фыркнул. С учётом возраста кансилльера лечь ему куда проще, чем сбежать. Хотя убежит старый интриган, отбегается навеки или отделается лёгким инсультом, он все равно выпал из игры.

Рассудительный Придд радости подельника не разделял, равно как и прогнозов Моро. В результате заговорил вовсе о другом.

— Вы, Арно, поменьше про нынешнее приключение болтайте.

— От чего же? Ничего постыдного в наших приключениях нет.

— Я и не спорю. Но у вашего брата Лионеля и так не самые лучшие отношения с его преосвященством Сильвестром.

— При чем здесь это?

— Насколько отец понял, первоначальный план кардинала опирался на судебное преследование всех неблагонадежных. Уничтожение политических противников на дуэли или иные формы убийства не приветствуются.

— Но план изменился!

— Да. В той части, что Сильвестр искал повод для арестов, а Алва и Савиньяк дали всем неблагонадежным проявить себя.

— В результате твой отец выбрал верность короне, а Штанцлер подослал отравителя в дом Первого маршала Талига.

— За что его следовало судить.

— Ох, и зануды вы, Придды. И как вы на почве своего крючкотворства раньше с Сильвестром не спелись? И вообще, если это все незаконно, то чего ты пошел?

— Потому что отец не верит в возможность суда над Штанцлером. У него слишком сильные позиции при дворе. Королева бросится его защищать всеми способами, а явный раздор в королевской семье сейчас неуместен.

— Говорю же, зануда!

Арно Савиньяку надоело говорить о большой политике, и он со смехом брызнул бывшему однокорытнику водой за шиворот. Благо, они как раз спустились к реке. Придд ответил целым фонтаном брызг. Нарезвившись и нахохотавшись, жеребята принялись отмывать залезшего по брюхо в воду Моро от боевого камуфляжа. Затем купали своих коней. В конюшню вернулись в рассветном тумане.

Заходя в свой денник, Моро обнаружил, что Соны нет на месте, и тревожно заржал. Принявший чомбур у злоумышленников Пепе беспокойство коня понял верно.

— Ускакала Сона. В Агарис вместе со свином Окделлом. Соберано — великодушный человек. Вместо того, чтобы шею свернуть поганцу, к Ракану его отправил. Теперь, ежели с попами тамошними договоримся, всем беглым амнистия выйдет. Если кабан успеет до Ракана добежать, то, выходит, и ему. Одно хорошо, тогда, может, совесть поимеет лошадь вернуть.

Хорошо бы.

Мчится конь подо мной

По широкой степи,

Чуть пониже облаков,

Чуть повыше травы.

Кэналлийская народная песня,

перевод Л. Очиргоряева.

Явление в доме кансилльера Штанцлера призрака с именем Моро в городе не связали. По почти официальной версии, по душу старого дриксенского гуся приехал сам Леворукий на пегой кобыле (отпечаток слепой подковы прилагается). Да только, видать, у прожжённого интригана и на Повелителя кошек компромат нашелся. В результате пегая со своим наездником убрались в закат с пустыми руками, а разбитый параличом кансилльер лежит, никого не узнает, но помирать не собирается. Тут Моро не был бы столь оптимистичен, но на сей раз его мнения никто не спросил.

Для самого мориска отставка кансилльера по состоянию здоровья имела иное последствие. Его величество Фердинанд публично выразил глубокую печаль в связи с болезнью столь выдающегося государственного деятеля, пожелал ему скорейшего выздоровления и распорядился создать комиссию по изучению наследия и увековечения памяти. Но коли про память пока преждевременно, то комиссия из специально обученных историков в штатском принялась изучать архивы подследственного... в смысле подопечного. Или увековеченного? Не суть.

А суть в том, что нашли там массу всего интересного. Интересного настолько, что в первые день-два посланцев благородных семейств, желающих вынести оттуда папочку-другую либо сжечь все нафиг люди Придда пачками брали. После того, как под замком оказались даже Колиньяры, архивы перевезли в королевский дворец, чуть ли не в кабинет короля. Кардинал попытался единолично наложить на них лапу, но Савиньяк и Алва настояли на своем участии и теперь ежедневно по нескольку часов разбирают бумаги, а Моро стоит в королевской конюшне, хозяина ждёт. Ну и уши греет от безделья, не без этого.

Послушать же есть что, причем из первых рук. Вельможные комиссары настолько распаляются в процессе обсуждения прочитанного "наследия", что не могут остановиться и продолжают говорить о деле, и сидя в колясках. А коляски везёт кто? Правильно, лошади. Моро то есть.

Вот, например, сегодня обсуждали ее величество королеву Катарину.

— Теперь понятно, почему королева слишком часто оказывалась орудием в руках кансилльера, — возмущался ехавший рядом с возком Алвы Лионель Савиньяк. Искренне так возмущался, едва не со слезой. Рокэ же оставался вальяжно невозмутим.

— Прелестно, конечно. Но зачем так драматично, Лионель? Прямо Дидерих какой-то. Ариго, не Ариго... Кому какая разница? Лично мне — никакой.

— Прекратите сплетничать, господа! Как базарные торговки, право слово! — пресек дискуссию высунувшийся из открытой кареты Сильвестр, чей экипаж Алва и Савиньяк (в смысле Моро и Грато) догнали на выезде из дворцовых ворот, где собралась небольшая пробка.

— Тема неверности в семье Ариго закрыта специальным закрытым эдиктом его величества Фердинанда, — не унимается кардинал.

— Вот именно, Ариго. А ее величество давно Оллар, как верно заметил сегодня его величество Фердинанд, — все так же безмятежно поддакнул кардиналу Алва. — Что до "голубизны" крови, то его величество Франциска I это ничуть не волновало, так почему Фердинанд должен суетиться? Задним числом к тому же.

— Его величество сегодня вел себя на редкость решительно. Я бы сказал, как мужчина, — вздохнул Савиньяк, стоило экипажу кардинала отстать.

— Хотите сказать, что Фердинанд не безнадёжен как политик? — скривился Алва.

— Самостоятельным политиком ему становиться уже поздно. Но он может стать самостоятельным человеком, знающим пределы своих возможностей и осознано делегирующим политикам часть своих полномочий.

— Это чем-то отличается от роли марионетки, которой он был раньше?

— Бременем ответственности за стратегические решения, которые с королем теперь придется обсуждать. Как минимум обсуждать.

— Откуда столь далеко идущие выводы? Неужели только из-за того, что сегодня наш добрый король не дал согласие на собственный развод с женой, оказавшейся незаконнорожденной простолюдинкой?

— Нет, конечно, — теперь невозмутимо спокойным стал Савиньяк. — Но проект Сильвестра по смене короля в новых условиях нереализуем. Значит, накануне Излома надо не просто верно служить, а приводить в рабочее состояние имеющегося. Это даже его преосвященство понимает и будет всецело поддерживать. Благо, наш добрый король некомпетентен практически во всех вопросах войны и политики, так что на тактическом уровне руки у всех будут по-прежнему развязаны.

— А вы тот ещё циник, Лионель, просто прелестно...

— Нет. Именно поэтому мне ужасно жаль бедняжку Катари. Вот ей теперь в обмен на безопасность ее самой и детей придется сидеть как мыши под веником, забыв об интригах и политике.

— Ну, у детей ещё и отец есть. Но вы правы, бедняжке Катари лучше считать иначе.

— И кто из нас циник?

— Я не циник, я — чудовище.

— А мне почему-то по-настоящему жаль дурачка Окделла. Право, Рокэ, вы могли бы уделять воспитанию своего оруженосца чуть больше внимания.

— Это ещё почему? Ментор я ему, что ли? Я дал ему шанс выбраться в большой мир, он этим шансом не воспользовался.

— Вы жестокий человек, Рокэ.

— Говорю же — чудовище, а оно может быть сентиментальным, но не добрым. Впрочем, я и не сентиментален. "Каждый выбирает по себе женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку, каждый выбирает по себе", — запел Алва.

— "Выбираю тоже, как умею, ни к кому претензий не имею..." — подхватил старинную песню Савиньяк и вновь вернулся к сплетням и интригам Олларии.

— Впрочем, у герцога Окделла ещё есть шанс вернуться в большую жизнь вместе с Раканом.

— С Альдо Сэц-Приддом, вы хотели сказать. Вопрос в том, есть ли у Альдо Сэц-Придда шанс найти свое место в жизни в новом статусе. Сомневаюсь.

— А наш супрем ещё не в курсе того, что у него есть родня в Агарисе...

— Сюрприз будет.

Оба засмеялись и завернули к дому Савиньяка. Опять ждать в чужой конюшне. Мало того, после разговоров о детях Моро вспомнилась жеребая Сона, и от мыслей о собственном будущем жеребёнке, который родится невесть где, захотелось тоскливо завыть.

Только у Савиньяков особо не потоскуешь. У них молодой Арно с Валентином Приддом в конюшне вертятся.

— Ну, Валентин, не будь занудой! Это же интересно, кляча ты несусветная!

— Что интересного в бессмысленной беготне по ночному городу? Только ноги ломать и себе, и лошадям.

— Неправда! Травм там не бывает. Почти. А неинтересно бывает, когда гоняться не с кем. Я же хочу, чтобы мой Кан померился силой с самим Моро!

— А я здесь при чем? Моро не мой конь.

— Не твой, конечно, но ему нужен наездник. Да никто и не узнает! Герцог Алва с братом всю ночь вино пьянствовать будут.

— Ну, да, только после этого их безобразия совершать потянет, а коня нет.

— Алва все ещё в гипсе. Так что женщин они сюда пригласят. Ну, Придд, ну признайся, ты же сам хочешь промчаться на таком коне, как Моро!

Молодые люди разговаривали у самого денника мориска. На последнюю провокацию Придд не ответил, только молча улыбнулся и протянул руку, чтобы погладить Моро по морде. Тот потянулся к человеку и требовательно поймал зубами воротник куртки.

— Вот видишь, Моро тоже хочет побегать.

Конь заржал максимально жалостливо. Против двоих Придд держался уже не так уверенно.

— Ты бы лучше Иноходца пригласил.

— Иноходца братец с Алвой пригласят. А мне он скажет, что я дурак. И вообще, там молодежь собирается.

— Ну ладно. Леворукий с тобой, поехали!

— Спасибо! Ты точно не пожалеешь!

— Хотелось бы в это верить.

Молодые люди собрались быстро, как по сигналу боевой тревоги. Арно Савиньяк ехал на своем Кане, а Валентин Придд — на Моро.

Как мориск понял из разговора по дороге, ехали они к месту тусовки местных стритрейсеров, любителей погоняться на скорость в черте города. Благо, после закрытия городских ворот на ночь широкая прямая улица между воротами и рынком становилась практически пустой. Правила простые: сперва групповой заезд по прямой, лучшая дюжина из которого начинает заезды в парах. Победитель в паре выходит в следующий круг, и так до выявления абсолютного победителя. При этом маршрут парных заездов уже включал в себя не только бег по прямой, но и повороты с препятствиями.

На базарной площади собралось голов двадцать золотой дворянской молодежи. Шляпы-перья впечатляли, кони — нет.

— Я ж говорил, клячи все несусветные! Так что встретимся в финале! — радостно зашептал Арно приятелю, пока заводила намечающегося безобразия объяснял собравшимся правила скачек.

Его не особо слушали ни люди, ни кони. Во всяком случае, Моро счёл себя самым внимательным слушателем. Только о том, можно ли в ходе заезда кусаться и лягаться, почему-то сказано не было. А значит, по умолчанию не запрещено, то есть можно.

В массовом забеге он пришел с хорошим отрывом. Кан оказался только третьим, потому что сперва на старте дисциплинированный кавалерист Кан из строя вперёд не полез, а потом его два крупных линарца слегка затерли. Парень, конечно, выбрался, но время упустил.

Один из этих линарцев попал в пару к Кану и получил по полной. Кан с Арно его едва ли не на треть круга обошли.

В пару к Моро попал каурый полукровка с гвардейцем на спине. Оба — неугомонные живчики. Конь непрерывно мотал башкой, плясал на месте и ржал беспричинно, гвардеец тоже вертел головой и сыпал пошлыми шутками, над которыми даже его собственный конь не ржал. Только при всей придурковатости эта пара пришла второй.

В общем недооценивать противника не стоит. Да и не получилось бы. Они уже прошли треть дистанции, а каурый не отвалился. Шел максимум на корпус сзади, того гляди за хвост укусит, и явное намерение на финишный рывок имел. Моро даже пришлось слегка вскинуть задними, чтоб тот про дистанцию помнил.

Понимая, что лёгкой пробежки с каурым не получится, Моро набрал хороший темп в надежде на то, что гвардеец выдохнется. Несколько узких переулков они прошли практически на максимальной скорости. В заездах с более серьезными соперниками здесь возможны всякие хитрые финты и попытки обгона не за счёт чистой скорости, а за счёт тактики и маневрирования. Но Придд идеальную траекторию указывал верно, а каурый не мудрствовал. Но и не отставал.

Последний поворот и финишная прямая. В чистой скорости у Моро конкурентов нет. Но расслабляться ра... А-а-а! Иго-го то есть. Откуда на привратной трассе ночью возы взялись? Ворота же заперты должны быть! Коррупция в городской страже: целый обоз после захода солнца пропустили!

Тело массой в полтонны, да на скорости в сорок километров в час, да на скользкой брусчатке мостовой... Лишь бы Придд не попытался затормозить. Молодец, повод не тянет, посылает в сторону. Моро прыгнул в щель между каретой и забором. Проскочили! Телега с бочкой раскорячилась поперек дороги? Придд завел на нее как на барьер. Высоковато, но опять прошли. Только теперь бежать быстро, быстро, потому что бочка с телеги упала и следом покатилась. Нет, уже не катится. Повторивший все предыдущие перестроения мориска каурый на бочку налетел и ее расколол. Кто за пролитое вино, или что там в ней было, платить будет? Чур, не Алва. Монсеньор вообще мирно пьянствует, а может, и развратничает с Савиньяком-старшим.

Придд как-то так же подумал о папе-супреме, чей авторитет выкрутасы сына укрепят едва ли. Поэтому Валентин предложил Моро вариант убраться, не прощаясь, выслав коня в прыжок через ближайший заборчик. Вот это правильная идея!

Оп, и они в крохотном заднем дворике небольшого дома. Двор слишком узкий, чтобы его можно было покинуть так же, как и пришли, через забор. Разбежаться для прыжка негде. И хозяева не спят и шум во дворе услышали.

— Эй, кто там? Кого Леворукий принёс?! — раздался ломкий, совсем юношеский, но грозный и решительный голос с крыльца.

Незваных гостей он в тени не видит. Но у него фонарь, и из глубины дома ему вторят два женских голоса. Придду тут, очевидно, не рады, и надо бы Спруту делать ноги по-тихому. Моро сдал вплотную к забору. Валентин смысл маневра понял, но сомневался.

— А ты как же?

Моро ставит уши торчком и невинно задирает хвост. Мол, с лошади какой спрос? Пусть ещё утром докажут, что чудесно появившаяся во дворе лошадь с вальтрапом, украшенным гербом герцогов Алва, не краденая. Дверь заскрипела, заставляя Придда действовать решительнее. Забравшись в седло с ногами, Валентин легко перемахнул через более высокую часть забора, ведущую на противоположную от места происшествия улицу.

— Герард, что там? — донесся сердитый женский голос из дома.

— Тут лошадь, матушка, — отозвался все ещё топтавшиеся на крыльце обладатель фонаря.

— Герард, осторожно! Вдруг это опять папенька?! — раздался второй женский голос, молодой и испуганный.

— Да никакой это не папенька. Не бойтесь. Это просто конь.

Дверь распахнулась, и к парню на крыльце присоединились две женщины: в возрасте и совсем молоденькая. Все трое приблизились к Моро и принялись его рассматривать.

— Какая же это просто лошадь? Это лошадь из конюшни герцога Алвы, — заговорила старшая из женщин.

— Вы правы, маменька. Вальтрап с вороном.

Парень принялся ослаблять подругу и проверять рукой сухость спины под потником. Спина, между прочим, в мыле.

— Осторожно, Герард! Вдруг она кусается? — пискнула молодая.

Какая Моро ей она? Глаза бы разула!

— Как он вообще здесь оказался? — куда более здраво рассуждала старшая.

Тем временем парень продолжил насухо вытирать разгоряченные бока.

— Я пойду и отведу лошадь в дом герцога, — заявил он.

— И стражники обвинят тебя в конокрадстве, — выдала очередную страшилку молодая, но тут же предложила свой вариант. — Надо написать герцогу письмо.

— А пока пусть у нас стоит? — возмутилась старшая. — Нет уж! Лучше просто выгнать ее за ворота, пусть домой бежит.

— Это очень дорогой конь. Его могут украсть по дороге.

Заявивший это парень решительно взял находку под уздцы и направился к выходу. Вообще-то Моро вполне устроила бы самостоятельная прогулка, хотя бы потому, что ему надо не к Монсеньору, а к Савиньяку.

Подставлять Придда не хотелось. Хоть и сам дурак. Но его юного спасителя обижать хотелось ещё меньше. Уж больно бережно, прямо трепетно он обращался с чужим конем. Даже сесть не решился, хотя Моро чувствовал, как ему этого хотелось. Может, парень и имел мыслишку выслужиться перед знаменитым маршалом, но делал он это крайне ответственно и честно. Поэтому Моро решил от него не убегать и чинно шел рядом. Даже разок изобразил, что испугался заоравшей в подворотне кошки, и прижался к провожатому. Тот успокаивающе погладил коня, встал между ним и страшной подворотней, но за повод не тянул, проявляя терпение. Так что в другой раз, когда из подворотни высунулся некий мазурик, уже Моро всхрапнул злобно и обозначил желание встать в свечку и объяснить не в меру любознательному субъекту его неправоту обеими передними. Тот все понял и исчез без единого звука.

На другую сторону паренёк очень правильно зашёл. Потому что, когда они вошли в ворота особняка Первого маршала, теперь уже Моро оказался между Герардом и толпой злобных конюхов. Что там между, буквально грудью закрывать пришлось парня от разъяренных людей Алвы. По всему выходило, что Монсеньор домой уже вернулся, да только не на своем коне.

Все верно. Его Человек на костылях появился на крыльце. Конюхи образовали полукольцо, внутри которого оказался Моро и молодой человек.

— Прелестно, — оценил увиденное Алва. — Объяснитесь, юноша.

— Доброй ночи, Монсеньор. Сегодня поздно вечером в нашем дворе оказалась эта лошадь. Мы не знаем, как она там очутилась. Возможно, перепрыгнула через задний забор. Он довольно высок, но хороший конь его возьмёт. Судя по гербам на амуниции, он ваш...

Моро заржал жалобно и сделал несколько осторожных шагов к своему Человеку. Тот ласково протянул руку к морде коня.

— Неужели тебя и правда пытались украсть, зайчик? Тогда утром ты покажешь место, где оставил трупы конокрадов?

Струхнувший паренёк назвал свой адрес, но уверял, что никаких трупов в их дворе нет.

— Это что же вы, юноша, шли ночью в эдакую даль? Вы смелы до безрассудства.

— Я мечтаю о карьере военного, Монсеньор. Защитнику Талига не перестало пугаться темных переулков!

— Достойно, хотя и несколько безрассудно. Как ваше имя?

— Герард Арамона, Монсеньор.

— Думая, вам следует дождаться утра здесь, а уже по свету поедем, покажете место, где нашли Моро.

— Благодарю, Монсеньор...

— Пустое, — отмахнулся Алва. — Скажите-ка лучше, славный капитан Арамона из Лаик...

Дальше Моро не слышал, потому что люди скрылись за дверьми особняка.

Утро началось действительно с рассветом. Монсеньор впервые после падения попытался сесть верхом. Понявший это Моро лег, чтобы его Человеку не пришлось унизительно корячиться при помощи конюхов и лавок. Монсеньор в седле сидел вроде бы твердо, только гипс непривычно давил на конский бок. Ну да ладно, Моро небось и без шенкеля сообразит, куда ехать.

Для Герарда Арамона оседлали Бьянко. Гада беломордого и подарить мальчику за оказанную услугу не жалко. Впрочем, несмотря на ранний час, на улице к ним присоединились братья Савиньяки плюс папа и сын Придды. От такого великолепия Герард совсем стушевался, но Монсеньор указал ему место во главе кавалькады. Веди, мол. Ага, сами мы неместные, дороги не знаем. Дурак Бьянко и рад стараться. На два корпуса вперёд отбежал. Ладно, про субординацию ему Моро потом разъяснит. Без двуногих свидетелей.

— Герард, давайте подъедем к вашему дому сзади. Посмотрим, где это зайчик забор перемахнул, — распорядился Рокэ Алва.

Пока же сам Моро стал свидетелем явки с повинной. Валентин Придд с каменным, хотя и сильно поцарапанным лицом рассказывал о своих приключениях прошлой ночи. Интересно, поцарапанная мордочка — это во время вчерашнего ему веткой по лицу хлестнуло, или у супрема Талига рука тяжёлая?

Рассказывал же маленький Спрут без утайки. Только про участие Арно Савиньяка старательно не упоминал. И в очередной раз неупомянутый Арно начинал возмущенно выкрикивать из-за спин, напоминая о себе. Замыкающий колонну Савиньяк-старший на эти вопли никак не реагировал, воплощая собой ледяную невозмутимость. Для полноты картины упомянем, что мрачный супрем Придд ехал сбоку и тоже в разговор не вмешивался.

Из рассказа Придда выходит, что, дождавшись, когда ночные путники уберутся, он вернулся за конем, но они разминулись с Герардом буквально на считанные минуты.

— Вальтер, вы бы полегче с сыном. Я понимаю, у вас ещё есть...

— Герцог Алва, я бы попросил вас воздержаться от гнусных намеков! — вскинулся на дыбы Придд (именно супрем, а не его конь).

— Просто прелестно, Вальтер. Только я не намекаю. Я прямым текстом говорю: прекращайте себя вести как член заговора, которому следует выглядеть святей Эсперадора. Ваш сын, равно как и вы сами, вправе позволить себе капельку безрассудства…

Довести мысль до конца Монсеньор не успел. Еще один поворот, и они подъехали. И все смолкли. Да уж, днём забор выглядел просто устрашающе. Второй раз Моро через него прыгать не рискнул бы. Только собравшихся взволновала отнюдь не высота забора.

— Кляча несусветная… — первым высказался Савиньяк-младший.

Все бы было гладко, как всегда, но вот

Темная лошадка вырвалась вперед.

Хит талигской группы «Электроклуб»,

перевод И. Аллегровой

— Кляча несусветная… — первым высказался Савиньяк-младший.

Остальные предпочли промолчать, озадаченно наблюдая за тем, как эсператистский монах вылавливал из придорожной лужи мертвых птиц. Улов укладывался на расстеленную тут же чистую рогожку.

— Брат Пьетро? — удивленно вскинул бровь герцог Алва.

Монах низко поклонился всем присутствующим.

— Что здесь происходит?

— Событие прискорбное, но, хвала Создателю, благополучно разрешившееся.

Монах прервался, чтобы, сделав резкий шаг в сторону, решительно перехватить повод потянувшегося к луже попить водички Кана.

— Осторожно. Вода в луже отравлена.

— Закатные твари! — от неожиданности даже про несусветную клячу не вспомнил Арно.

— Вчера поздно вечером делегация из Агариса прибыла в Олларию. Городская стража оказалась столь добра, что открыла нам ворота после заката. Но далее с нами произошло чудесное недоразумение. На этом самом месте спешащий всадник налетел на воз со святой водой и разбил бочку. Упавший при этом с лошади гвардейский офицер немного поранился. Обрабатывая его ссадины, я обратил внимание на то, как быстро они воспаляются. Потом открылись рвота и жар. Помощь молодому человеку оказана своевременно, поэтому жизни ничего не угрожает. Но признаки отравления налицо. Святые отцы Аристид и Левий предположили, что яд находился в святой воде, в лужу которой упал юноша. Я же нашел доказательства промысла Создателя, не давшего свершиться чудовищной провокации.

— Доказательства — это птички? — уточнил супрем.

— Да, — бесхитростно кивнул монах. — Они отравились, напившись из лужи, в которую вылилась вода из бочки. Думаю, я смогу выделить яд из их желудков.

Придд-старший удивлённо покачал головой от уровня судебно-монашеской экспертизы эсператистов. Арно торопливо отвёл Кана подальше от лужи.

— Отравить воду для причастия! Кто мог решиться на столь чудовищное преступление?

Судя по искренности возмущения, не сам супрем, так его жена за эсператистским благословением сходить собиралась. Монашек же Пьетро — калач тертый. Лишнего не скажет. Хотя и не нахамит, и не промолчит. Иезуит местный.

— Преступник мне неведом. Но это тот в Агарисе, кто не желает сближения матери-церкви и ее заблудших детей.

— Да уж. Говорят, в этом вашем Агарисе Альдо Ракана украли. Шпионы Сильвестра грешат на истинников, — хмыкнул Алва.

— Детали мне неизвестны, но братья говорили, что дознаватели святого престола вышли на след гоганов...

Моро чувствовал, что сидеть верхом Монсеньору все труднее. Поэтому Алва пожелал брату Пьетро всяческих успехов в делах личного и общественного спасения и засобирался осмотреть двор дома Арамона. Во дворе же с удовольствием перебрался из седла в кресло. Благо, под дружные ахи почтенных дам и девиц Моро опять лег перед самым крыльцом, позволяя всаднику сделать это без посторонней помощи.

Вокруг кресла суетилась хозяйка дома с дочерью. Их энтузиазм стал особенно пылким, когда Алва сообщил, что причиной визита стало не ночное происшествие, с которым все ясно, а необходимость молодому Арамона собрать вещички, чтобы явиться в дом герцога Алвы, которому он будет служить с сего дня. В общем, Герард унесся в дом. Мать семейства рассаживала толпу гостей и угощала их прохладительными напитками. Младшие дети ей помогали. А старшая девица Арамона, стоило первой волне суеты улечься, застеснялась наплыва блестящих кавалеров в доме и отошла в сторонку. К Моро то есть.

— Лошадка красивая. И вовсе не страшная. Зря бабушка болтает.

Девичьи пальчики осторожно коснулись конской морды. Моро принципиально не возражал, но уши прижал чисто для профилактики. Ибо бабушка девицы, очевидно, с кем-то из Людей Чести общалась. А в этом узком кругу избранных широкое распространение получили россказни о Моро — исчадии Заката. Детали мориск не слышал — пересказ подобного в конюшне герцога Алвы не приветствуется. Но когда на днях он со своим Человеком заезжали к Колиньярам, тамошние конюхи подойти к нему боялись. Смешно сказать, даже ведро с водой ему черенком от лопаты пододвигали, чтобы близко не приближаться. Он, конечно, старался соответствовать и дверь в деннике копытами разнёс в щепки. Потом даже левую заднюю перековывать пришлось.

Тем временем народ засобирался по делам. Старшие Придд и Савиньяк покинули двор первыми и, кажется, вместе. Подтягивающий подпругу Савиньяк-младший вроде бы невзначай оказался рядом с Валентином Приддом.

— Валентин, ты не сказал о том, что на участие в скачках подбил тебя я. Я не собираюсь скрывать это ни от брата, ни от герцога Алва. Но за то, что на это не стал напирать ты, спасибо.

— Я, по-твоему, маленький мальчик, который не в состоянии сам отвечать за свои поступки?

— Нет, но...

— Вот и не будем об этом.

— Хорошо. Но знай, ещё вчера я не хотел, чтобы мою спину в бою прикрывал ты. А сегодня я был бы этому рад.

— Мне следует прослезиться от умиления?

— Кляча ты несусветная, а не Спрут!

Вторая пара Савиньяк-Придд покинула двор. Монсеньор же, на удивление, не торопился. Что там у молодого человека — пять возов с приданым, что ли? Все, собрался. Тронулись. Ехать пришлось из мещанских кварталов в центр едва ли не через полгорода. И город сегодня Моро не нравился. Человеческая, рациональная сущность Арсена Морозова ничего не замечала, а вот звериная криком кричала о беде, которая близко.

В воздухе буквально разливался тяжёлый, зелёный туман хищной, волчьей ненависти. Люди дышали им и не замечали, а коню хотелось бежать, куда глаза глядят, и чем скорей — тем лучше. И не одному ему. Чуть сзади прижал уши и дико озирается перепуганный Бьянко. Его, дурака беломордого, даже жалко сделалось. На противоположной стороне небольшой площади истерично заорал осел. А из узкого и совсем зелёного переулка высунула морду пегая лошадь. При ее виде Моро не выдержал, всхрапнул и сдал в сторону. Кошки ведают, что с ней не так, но такую увидишь — по гроб жизни импотентом сделаешься.

О том, что с пегой не так, Моро подумать не успел. На площади завязалась нешуточная драка. Кто, с кем и за что бьются, категорически непонятно. Но участников уже не меньше сотни, а им все мало и хочется ещё. Как иначе объяснить, зачем сразу человек десять вываливаются из общей свалки и бодро несутся к случайным прохожим? Да как они в эдакой суматохе их вообще заметили? Нет, все это зелень проклятая, не иначе. Только думать об этом Моро некогда, потому как бегущие абсолютно невменяемы. Конечно, Морозов — не психиатр или нарколог, но таких безумных белых глаз он просто не видел. А чтобы так лихо над головой поленом размахивать, видел, но только в кино про десантников или Шварценеггера. И бежит вся десятка прямо на Бьянко. Едва ли паренёк Арамона ухитрился чем-то обидеть всех этих уважаемых лавочников, никаких внятных претензий они ему не предъявляли. Просто ревели и намерения выказывали весьма агрессивные.

Лёгкое движение повода. Монсеньор высылает Моро в катастрофически быстро сокращающиеся пространство между толпой и белым обормотом. Ладно, мальчишка-всадник растерялся, но линарец-то чего замер? Эти уроды сами не успокоятся. Как ни противно, а через разлившуюся по площади зелень следует пробиваться.

Моро грозно заржал и ударил передними ногами. Высоко в свечку старался не подниматься, чтобы не уронить травмированного Монсеньора. Тот, впрочем, держался молодцом: не просто из седла не выпадал, но и весьма эффективно орудовал костылем. Лучше бы кистень. Потому что надышавшиеся зеленью горожане страх вовсе потеряли, пёрли, что твои зомби. Очень скоро пришлось не просто копытами по воздуху молотить для устрашения, а бить на поражение. Бьянко, молодец, сзади держится, наездника не утеряв. Прорвались.

— Я в центр к казармам гарнизона, а вы, Герард, скачите ко мне, сообщите о случившемся. Хуан знает, что делать, — распорядился Алва, стоило им оказаться в пустом переулке.

Парень отрицательно замотал головой. При этом не из страха. Ехать один он не боялся. Считал, что все ещё не вполне здоровому герцогу шляться по охваченному беспорядками городу небезопасно. О том, что драка не была ни случайной, ни единственной, никто почему-то не сомневался.

Явно не ожидавший сопротивления Алва недовольно скривился.

— Вы можете выгнать меня, Монсеньор, но это потом, а пока я провожу вас. Лучше бы домой.

Правильное решение, но Моро просто повернул ухо в сторону парня, мол, к этим словам есть смысл прислушаться. Пусть его Человек примет решение сам. Уж если совсем дурить начнет, тогда... Нет, проворчал неразборчиво про то, что в няньках не нуждается и даже с женщиной, что готова ходить за ним беспомощным, дел иметь не желает, да и повернул к дому.

Второй раз на них напали уже у самых ворот. Небольшая группа крепких ребяток с мясницкими ножами за поясами катила вдоль улицы деревянный бочонок. Спокойно с виду катили, упирались. Только в зелени были по самые уши заляпаны. И стоило Моро и Бьянко обогнать странную компанию, как сзади заорали.

— У-у-у, гнида!

В воздухе засвистел камень. Оказывается, бочка наполнена небольшими, как раз, чтобы в руку лег, булыжниками. Первый влетел линарцу в круп. Тот истерично заржал и закрутился на месте. К воротам, дурак!

Спасла их расторопность людей Алвы, прикрывших отход своего соберано плотным мушкетным огнем.

Все. Они за воротами, мало того, на заднем дворе. На сей раз Моро пришлось лежать довольно долго. Костыль — не шпага: из седла им драться, может, и удобно, но боя он не выдержал, сломался. А ждать, пока принесут новый, сидя в седле, у Алвы уже сил не было, хоть он и крепился. Вот Моро и опустился на землю, чтобы его Человек мог перекинуть обе ноги на одну сторону и сидеть, пусть и не как в кресле, но куда удобнее.

Герард же испуганно рассматривал перепачканную кровью морду Бьянко. Не кровавая пена на губах, а именно кровавые разводы. На белом храпе очень даже видно.

— Монсеньор... Ваш конь... Он, кажется, поранился... — забормотал парень.

— Он, кажется, в горячке драки откусил чье-то ухо. Эй, зайчик, смотри: твой статус убийцы и людоеда пытаются оспорить!

"Фу, как некультурно!" — только и осталось фыркнуть Моро.

Тем временем Монсеньору не только принесли новые костыли, но и подали карету. Моро вздохнул печально, но не возражал. Этот почти трамвай должны возить профессионалы.

Настроение было дрянь. Поэтому Моро принялся вредничать со страшной силой: сразу после чистки извалялся в опилках, лягнул пришедшего расчищать копыта коваля, а когда от него отстали, утащил висящий снаружи двери денника недоуздок и принялся трепать его, пока не порвал. Не то чтобы полегчало, но некое мрачное удовлетворение все эти безобразия принесли.

В поисках нового объекта выплеска собственного дурного настроения Моро обвел глазами конюшню. И обнаружил, что психовал не он один. Вся конюшня сегодня на нервах. Даже старый кухонный мерин прижимал уши и косился на собственное отражение в поилке. Что за притча? Над этим следовало подумать. Но для начала успокоиться. Пока брал себя под уздцы,. Под эту мысль Моро сам не заметил, как задремал.

В это время теплым пятничным вечером Арсен Морозов, наливши себе чайку, совсем уж собрался погрузиться в старый добрый Mass Effect, но вдруг передумал и полез по медицинским сайтам. Да не просто медицинским, что, в общем-то, неудивительно, а по психиатрическим. Но там про внезапный массовый психоз белоглазых агрессивных типов мало чего нашлось. То есть списывались на психологию толпы. Только про толпу и психологию доктора не устраивало. В белых, абсолютно безумных глазах вчера ещё добропорядочных жителей Олларии явственно читался серьезный диагноз. Такое на делириум тременс ⁽¹⁾ или аффективное состояние не спишешь. Так что ищите, доктор Морозов, ищите. А Моро вам завтра поможет справиться со строптивой Белкой — милой на вид лошадкой из конного клуба, в котором Арсен Русланович начал заниматься после приятного дня медицинского работника на ферме.

С сайтов по современной клинической психиатрии и неврологии перешли на описания всяких интересных исторических казусов вроде пляски святого Витта, а оттуда на практики экзорцизма, в том числе и современные. На последних граждане в рясах популярно объясняли, как отличить бесноватого от душевнобольного.

По большому счету к белоглазым не подходило ничего. Их можно было бы принять за бесноватых, но бросались они не на святыни и даже не на медийное лицо — Рокэ Алва, а на обычного пацана Герарда Арамона. Мистика, да и только.

Только мистика эта оборачивалась реальной бедой. Чуткий лошадиный храп улавливал явственный запах гари. В городе пожары. И можно бы списать на массовый психоз, да только зелёный туман из головы не шел. Может, в Питере в 1917 или в Париже в 1789 такая же зелень наблюдалась, да только видевшие ее лошади мемуаров не оставили.

В общем, зелень и толком не мотивированная агрессия, очевидно, связаны вне зависимости от того, одержимость это или нет, и медицина тут бессильна. Пришедший к такому выводу Моро прикрыл глаза, чтобы погрузиться в мир Арсена Морозова.

Теперь он там освоился и видит происходящее не со стороны, а глазами человека. Лучше, конечно бы, лошади. Проку было бы больше, ибо Моро ни разу не наездник, но уж что есть.

А есть ответственный момент: первая рысь в поле. Едет Арсен Русланович на лошадке вне манежа. Даже позволяет себе думать не о шенкелях и поводе, а о чем-то своем, медицинском. И кобылка не нервничает, жизнью и отсутствием команд всадника наслаждается. В общем, расслабились все трое. Моро прежде всего. Нет, дурака, гоняющего на электрическом мотоцикле по полям, пойди просчитай. Он же почти бесшумный. (Не дурак, мотоцикл). То есть услышать-то его услышали. Но скорость... Кто ж знал, что трёх секунд не пройдет — и он поперек дороги выскочит?

Кобылка, естественно, ржать истерично и на дыбы. Что с нее взять — девушка. Морозов в седле не удержался, слетел, но удачно успел сгруппироваться. Пока на ноги вставал, кобылка в поля умчалась, зато перед ним возникла перепуганная девчонка в мотоциклетном шлеме. Только совсем юный возраст малолетней дуры и интеллигентное воспитание самого Морозова помешали назвать хулиганку клячей несусветной. (Ну и, будем честными, полный рот песка тоже).

— Вас до вашей лошади подвезти? — вопреки опасениям, не стала хамить или оправдываться девица.

— У тебя права-то есть?

— У папы дача тут за рощей...

— Понятно.

Теперь отсутствие мотоциклетного треска было на пользу. К мирно пасущейся кобылке они подъехали довольно близко, не напугав животное вновь. Воссоединились они с ней, но дальше рысь отрабатывать не поехали. Ибо нервы, и лошадка набегалась.

Неспешным шагом в поводу пошли плавать на озеро. Пришли. Лошадка как раз остыла. Разделись, седло сняли и стали так небольшими кружочками плавать. Народ тоже плещется, девчата на бережку сидят — все красиво. Благодать, аж выходить не хочется. Морозов решил еще разочек зайти, да и хватит. А коняшка уже подустала, видно. Заходят они все глубже, глубже. Морозов уже рядом плывет и чувствует — она все по дну идет, но уже только на задних ногах, поэтому высокой получается. И в какой-то момент она не удержала равновесие и стала заваливаться назад. Ну, благополучно завалилась, и под водой скрылась. Моро чуть кондрат не обнял. Кружит как орел вокруг, думает — все, крышка дурехе. Уже и круги разошлись. Доплавались! Вдруг эта каракатица как вынырнет... шипит как ихтиандр, глазами вращает, морда злая, уши прижала. И они так друг на друга внимательно смотрят и к берегу гребут, параллельно друг другу. Она на человека глазом косит, он на неё: типа ты чего, подводным плаванием решила заняться? Меня здесь чуть инфаркт не схватил... Так, не сближаясь и на одной скорости, они до бережка доплыли. Вышли из воды. Она мокрая как выдра, уши прижаты. Арсен к ней тоже не подходит. Девчата с пригорочка на них смотрят. Надо доиграть все, как будто так и задумано. Лошадка вяло постояла и тихонько побрела по дороге к конюшне мимо людей. Всадник не спеша взял седло, одежду и так же на расстоянии метра три сзади пошел за ней. Никто ничего не понял, словно так и надо. Лошадь не ускорялась, а человек ее и ловить не хотел. Так не спеша они и пришли на конюшню...

Ну что Моро с этим мог поделать?

1) Белая горячка (помрачение сознания и повышение температуры у алкоголиков после резкой отмены спиртного).

Вернуться к тексту

Походной рысью все тише музыка подков

Кавалерийских, погибших без вести полков…

Кавалерийский марш адуанов Варасты

Их отряд выдвинулся из Олларии ранним утром. Официально — в целях конспирации. Только это не избавило их от толпы провожающих. По мнению Моро, все эти рассветно-туманные предосторожности делались исключительно ради пиара. Уже через несколько часов на всех базарах Олларии любая торговка морковкой и зеленью расскажет вам страшным, пронзительным шепотом, на который даже мулы оборачиваются, о том, что его величество Фердинанд послал в Гальтару особую экспендицию. Или иксединцию? Неважно! Главное, особую и во главе с Первым маршалом Алва. Зачем послал? О-о-о! Это тайна. Цель строго конфиденциальная, поправит торговок старый меняла с центрального рынка. И все понимающе закивают ему головами. Ибо он знает, что говорит, вона у него гроссбухи какие толстенные! Но уже в рыбном ряду вам пояснят, что цель похода — разгром банды магических фанатиков-фальшивомонетчиков, освобождение взятого ими в долговое рабство недотепы Альдо Ракана и упокоение не в меру оживившегося к Излому некоего древнего мертвяка-выходца, возомнившего себя древним демоном. Зачем все это его величеству Фердинанду? А как же: Излом близко.

Все это запланировано на чуть более позднее утро. А пока на пустой и гулкой площади перед воротами особняка Алва идут последние приготовления.

Провожать хозяина прибыл кардинал Сильвестр. Неподалеку Левий прощался с едущим с экспедицией магнусом Аристидом. Брат Пьетро здесь же. Впрочем, о чем говорили эсператисты, Моро не слышал, а Сильвестр с Алвой как обычно — о политике.

— Не волнуйтесь, Росио, в Фельпе все спокойно. Дожи зубами поклацали, да и успокоились. Все слишком напуганы начавшимися накануне Излома переменами.

— Говорят, у самих бордонцев неспокойно?

— Говорят. Но после того как, может, не самый влиятельный, но точно самый шумный и настырный член партии войны — сестра дожа Зоя Гастаки — утонула, идея войны с Фельпом канула на морское дно.

— Утонула? Какая нелепость.

— Была бы нелепость, кабы дамочка в собственной ванне утонула. Правду сказать, упокоившее ее дно не совсем морское. Утонула, катаясь на лодке по озеру напротив дворца дожей. На глазах кучи народа, но ни ее саму, ни сопровождавших ее офицеров дамского галеаса спасти не успели. Все сочли это дурным знаком и предостережением от даже маленькой и наверняка победоносной войны.

Слушать про утопленников Моро неинтересно. Он нетерпеливо ковырнул копытом землю. Поехали уже. Сколько можно ждать на холостых оборотах! Солнце уже высоко!

Ну, все. Тронулись наконец. Не успела их колонна растянуться по уже не пустой и гулкой улочке, как из переулка выскочил запыхавшийся всадник. Вальтер Придд. Направился не к центру вереницы, откуда раздается молодецкое ржание Арно Савиньяка — а значит и Валентин где-то рядом, а пристроился рядом с герцогом Алвой.

— Глупо, но я не успел проститься с сыном.

— Провели ночь в Багерлее?

— Да. — Придд провозился в седле и наконец перешёл к делу. — Ангелика очень переживает за графа Васспарда. Она расстроится, когда узнает, что я не простился с сыном. Не были бы вы столь любезны, сударь, вызвать графа Васспарда, чтобы я смог передать ему материнское благословение.

— Извольте, сударь.

Алва придержал Моро, пропуская колонну, пока они не поравнялись с молодежью.

— Валентин, позвольте вас.

— Да, Монсеньор. Доброе утро, отец.

Алва не ответил. Слушать разговор Спрута со Спрутенком не стал, выслав мориска вперёд. Это правильно. Дышать пылью из-под копыт впереди идущих Моро страсть как не любил. Слушать сентиментальный бред — тоже.

Только затягивать с наматыванием сентиментальных соплей на кулак супрем не стал. Вот он уже вновь пристроил своего коня рядом с Моро. Несколько минут ехали молча. Уж и городские ворота недалеко. Он с ними долго тащиться собирается? Моро уж совсем собрался кусануть супремовского мерина, но тут молчание прервал Монсеньор.

— Опять будете предлагать полковника Гирке вместо Валентина?

— Нет. Это стало бы слишком сильным ударом по самолюбию сына. Но считаю необходимым предостеречь.

— Вот и славно. Кроме того, может статься, в Гальтаре мне понадобится настоящий Придд.

— Наслушавшись россказней эсператистских попов и собираетесь взяться за ритуалы древних? Бред!

— Вальтер, вам кошмары не снятся?

— Снятся... И именно поэтому я здесь. Мы с Ангеликой уже потеряли одного сына.

— Вы ошибаетесь, Вальтер. Одного сына с войны я вам уже вернул. Почему бы не вернуть и сейчас? Только мне снится ветер. Воет, гудит за плотно закрытыми окнами так, что стены дрожат. А я смотрю в темень за окном, а там пустота.

— А мне снится море. Штиль. Но я точно знаю, в его глубинах затаилось готовое вот-вот подняться чудовище... Только вздор это! На развалинах Гальтары у вас будет два Придда и ни одного Ракана.

— К кошкам древние ритуалы, Вальтер. Мы все равно не умеем их совершать. Я просто собрал здесь тех, кому древняя кровь не даёт спать по ночам. Я пригласил бы и вас, но вы и Сильвестр сейчас нужны в Олларии. Особенно если Лионелю с армией все же придется выдвинуться в поход.

— Что ж, удачи вам, герцог.

Придд придержал коня, пропуская Моро к городским воротам.

— До встречи, Вальтер! — проорал его Человек, пуская коня в галоп.

Тот отзывается на посыл с восторгом. К кошкам все заботы, походы и прочую мерзкую зелень. Она — ничто по сравнению с зеленью луга!

Тем более, что проблему «зелёных» люди увидели и занимаются. Сразу два кардинала: Сильвестр и Левий, которые за последний месяц спелись как сиамские близнецы. Если дело и дальше так пойдет, то через век-другой их на иконах так и будут рисовать: о двух головах и одном теле.

Изначально же отцов церкви объединил диагноз. Ещё в Агарисе сердечнику Левию докладывали, что дни сердечника Сильвестра уже сочтены. Но, приехав в Олларию, Левий обнаружил, что Дорак встречает его отнюдь не в гробу и даже не на смертном одре. И вообще выглядит куда свежее коллеги, которому врачи ничего летального в ближайший год не предрекали. От этого у Левия возник вполне практический интерес к олларианским протоколам лечения кардиологических больных. На том и сошлись.

И почти сразу уже Сильвестр вцепился мертвой хваткой в Левия, увидев в нем знатока древних тайн, которые так беспокоят его преосвященство последнее время. Теперь, ссылаясь на рекомендации лечащего врача больше времени проводить на свежем воздухе, с прямо-таки юношеским задором оба носятся по развалинам монастырей и склепам.

Результат уже впечатляет. Если бы в Талиге имелся канал РенТВ, он уже кипел от сенсаций. Шокирующие тайны знаменитого эсператистского монаха прямо из его могилы! Предатель-Рамиро — истинный герой и патриот! Эрнани XI никто не убивал! Агарисские Раканы — ни разу не Раканы, а Сэц-Придды! Одни Окделлы радуют стабильностью: как были идиотами, так и остались. Но канала РенТВ в Олларии не было. Поэтому о содержании найденных кардиналами документов тихо шептались в салонах и на конюшнях.

Пока эти находки никак не помогают понять феномен агрессивной зелени. Но Сильвестр и Левий не унывают и роют глубже.

К кошкам все мысли: просто нестись по зелёному лугу навстречу восходящему солнцу. И-го-го! Моро ответило сразу несколько голосов. Вслед за Монсеньором ещё кто-то свернул с пыльной дороги на мягкую зелень луга. Ну-ну. Попробуй, догони! Свист ветра в ушах и грохот собственного сердца перекрывают звук копыт. Он — словно ветер! Нет, он быстрее ветра! Монсеньор оборачивается и кричит, обращаясь к спутникам. Ветер уносит его слова в сторону. Может быть те, кто сзади, его и услышали, но не Моро. Он по жесту догадался, что финишем их скачки станет вон та торчащая впереди башенка. Вперёд!

Солнечный свет наполнил собой весь мир. Он не слепил. Он просто вытеснил собой все остальные цвета. Даже трава под ногами стала золотой, словно они скачут по вечерним облакам. Вообще поднимающееся солнце сегодня странное: по-вечернему красное и тягучее. Моро не заметил, когда лёгкая золотистость восхода превратилась в тяжесть кровавого заката. Грозовая туча, что ли?

Моро огляделся и вдруг понял, что его ноги не касаются земли. Потому и цокота нет. Какой цокот от ударов о воздух? Спокойно! В случае чего падать высоко придется. Земли за золотом облаков вообще не видно. Говорят, маршал Буденный в тридцатые годы мечтал о парашюте для лошадей. Кавалерийский десант, ага.

Или они случайно заехали на первое в этом мире минное поле и того... Летят в Закат на суд Создателя. А как же рассказы ветеранов реанимации про вспышку, вид на собственную тушку со стороны и полет в тоннеле? Нет, не вяжется. Значит, не к Создателю.

Тогда на первый план вышел вопрос о конечной точке маршрута. Сколько ещё скакать-то? Сами собой полезли в голову мысли об ограниченности анаэробного дыхания и нехороших последствиях злоупотребления им. А главное, у него просто нет сдерживающего механизма, который предупредит об опасности запалиться до того, как лёгкие кровью заполнятся. ⁽¹⁾Да и был бы, как тут остановиться, когда под тобой облака? В общем, загнанных лошадей пристреливают, не правда ли... Хорошо хоть, "Боинги" здесь не летают.

Прислушавшись к себе, Моро решил, что с ним пока все в порядке. А вот за других он не поручится. Что станется с тем, кто выбьется из сил первым, лучше не думать. Просто чуть сбавить бешеный ритм скачки. Рявкнуть на полезшего было вперёд Дракко. Оглянуться на своего Человека. Алва сидит в седле прямо. Только губа от напряжения прикушена до крови. Теперь их группа собралась в компактный косяк. Кони и люди инстинктивно жались друг к другу. Лидерство Моро никто не оспорил.

Теперь они летят размеренным кентером. Монсеньор благодарно гладит его по шее. Не за что. Да и некогда. Из-за особенно темной тучки показалась кобылья, призывно топорщащая хвост пегая задница. Идущий сбоку Бьянко заинтересовано потянулся в сторону. Моро вмешиваться не пришлось. Его Человек успел первым: ухватил незадачливого ловеласа за повод и вернул в строй. Что, шалава облезлая, обломилась тебе?

Чем спокойнее становился их бег, тем приглушённый делался пламень расплавленного закатного золота, медленно превращающийся в остывающую медь. Над головой появились звезды, копыта начали цеплять землю. Теперь они просто бегут по грудь в тумане. Переходят на рысь, потом на шаг. Останавливаются, оказавшись на вершине свободного от тумана холма. Приехали.

Туман рассеиваться на глазах, открывая холмистое предгорье. На горизонте — сами горы. В нескольких хорнах — темные развалины. На сколько хватает взгляда вокруг — ни дымка, ни огонька.

— Горы Мон-Нуар? — с сомнением предположил Иноходец.

— Значит, это и есть Гальтара! — с куда большим энтузиазмом заорал Арно.

— Возможно. Но все завтра. Сейчас отдыхать, — сдерживал его порыв Алва.

Вот это правильно. А то лучшие кони Олларии выглядят сейчас как полузагнанное стадо. Жалкое зрелище. На них сейчас и конокрады не позарятся, разве что живодеры.

В спонтанно возникшем по принципу "сели, на чем стоим" лагере началась суета. Эпинэ и Савиньяк следили за тем, чтобы лошадей расседлали и обтерли. Оба ухватили по два недоуздка в каждую руку, чтобы водить еле держащихся на ногах лошадей. Моро мотнул головой. Сам. В то, что он действительно не будет ни пить, ни ложиться в ближайший час, ему поверили на слово. Мало того, он и другим делать глупости не даст. За иными глаз да глаз нужен. Про здоровый образ жизни все и сами слышали, да только даже в отделении инфарктников курилка не пустует.

Вышагивание после скачки плавно перешло в ужин. Вокруг только хрумканье раздается. Травка с альпийских лугов — это что-то! Овес, безусловно, сытнее. Но его нет и не предвидится. Если они действительно за один световой день домчались от Олларии до Гальтары, то обоза им ещё ждать и ждать. Какой уж тут овёс! Но если у вас вся ночь впереди...

Сосредоточенное хрумканье дружно работающих челюстей прерывает возбуждённый всхрап поднявшего голову от еды Бьянко. Моро тоже выпрямился и прислушался. Вот ведь морда линарская! Он же жеребец, а не кобель! Ну, кобыла ржёт призывно. Ну, в охоте она. Но это ж где-то на грани конской слышимости. До нее полночи галопом! Что, теперь из-за какой-то бабы все бросить и бежать невесть куда, про волков забывши?.. Стоп! Кобыла — это значит всадник. Всадник едва ли здесь один. Значит, это отряд. Значит, на противоположной стороне вон того холма ночует ещё одна группа. Здесь, конечно, не фронтир, но места глухие, безлюдные. Земли Эпинэ славятся склонностью к мятежу. В общем, оказаться там может кто угодно.

Моро злобно зыркнул на Бьянко и, тяжело вздохнув, потрусил к костерку своего Человека предупреждать.

1) Лошади — практически единственный вид животных, способных к анаэробному дыханию, то есть к окислению распада веществ без доступа кислорода. Это позволяет им производить весьма тяжелую работу. Но лошадь не способна регулировать и тормозить процесс образования энергии, поэтому она очень подвержена полному исчерпанию сил, вплоть до гибели или невозможности их восстановить. Сверхмерная нагрузка без возможности отдыха вызывает у животного эмфизему лёгких, другими словами — запал. В результате непосильной нагрузки на организм у лошади разрушаются лёгочные альвеолы, вследствие чего кровь попадает напрямую в полость лёгких. К слову, Моро знать про эмфизему неоткуда. Не иначе как увлекшийся конным спортом доктор Морозов книжки по ветеринарии читать принялся.

Вернуться к тексту

Ходят кони над рекою,

ищут кони водопою.

К речке не идут:

больно берег крут.

Гоганская народная песня,

перевод автора

Все же люди — очень сообразительные существа. О наличии соседей неподалеку они уже сами догадались. По похотливому ржанию Бьянко, не иначе. Не суть. Главное, хоть люди выглядят так, словно они весь день не на чужих спинах просидели, а на своих двоих от Олларии до Гальтары бегом бежали, но Придд с Пьетро уже в разведку собираются.

Вот и чудненько. Моро успокоился и улёгся спать. Снились ему в тот день исключительно лошадиные сны: много-много сочной, нажористой травы, горы овса и молоденькие кобылки стаями.

А разбудил его возмущенный вопль линарца. А! Что?! Волки? Нет? Тогда чего разорался? Выскочивший на ноги Моро тревожно огляделся. Спокойно вроде все. Чего стряслось-то?

Люди встали и жмутся у костерка. Ну да. Тут у лошадей явное преимущество: завтрак под ногами. Людям же в котелок положить нечего. Да и нету у них с собой котелка. Благородные господа плюс примкнувшие к ним эсператисты Аристид и Пьетро просто статями и прытью породистых коняшек помериться решили. Какие уж тут припасы.

Кстати, о коняшках. Внимательно оглядевшийся Моро обратил внимание на одну деталь: на груди у стоящих поблизости Дракко и Кана обнаружились странные клейма в виде молнии. Мориск готов поклясться: ещё вчера утром такого не было. У приплясывающего на месте Бьянко то же самое. Моро не сомневался в том, что и у него на груди молния красуется. Открытие сначала расстроило. Хотя... Это ж не слепая подкова. Просто несведущие будут досаждать их людям вопросом о конезаводе, на котором те лошадку покупали. А сведущие... А для сведущих этот знак — считай, что орден. Символ клуба скачущих по облакам. На душе повеселело.

И тут стала понятна причина линарской истерики. Из-за растущих по склону холма невысоких кустов показалась крохотная, но живописная процессия. Вернувшиеся из разведки мокрые от росы Пьетро и Валентин и встречающий их магнус Аристид. Надо же, несмотря на всю сумятицу их ночного появления, охрану лагеря выставить не забыли. Или это частная инициатива эсператиста? Неважно. Потому что следом шли лошади. Да не две, а три, и не пустые, а с грузом. На спине у мерина брата Пьетро мешки навьючены. Мышастый Придд и незнакомая крепенькая каурая кобылка из крестьян идут под седлами. Только седоки спешились, подъехав к наблюдательному посту Аристида. В результате Придд вовсю ухлестывает за кауркой. Вон уж и морду ей на холку положил, и та на породистого красавчика смотрит призывно. Н-да, вот тебе и приддовский тихушник. А крестьянка — из местных. Молнии на груди нет. Выходит, за холмом просто пастухи, которые к тому же поделились припасами с незваными и буквально на головы им свалившимися столичными благородиями. Интересно, что им Валентин наплел по поводу из появления без свиты и обоза?

Только все это оказалось пустой конской фантазией, ничего общего с реальностью не имеющей. Ибо наездника каурки злорадствующий по поводу любовной неудачи Бьянко Моро сразу-то и не приметил. А он — тут как тут. Вперёд выходит, чтобы поднявшемуся от костра Монсеньору представиться. И судя по строгому черному мундиру и шляпе, парень — отнюдь не пастух. Такого мундира Моро раньше не видел. Но не кавалерист в походе: запаха конского пота на одежде нет.

— Позвольте представиться, господа. Руперт фок Фельсенбург, лейтенант флота кесарии Дриксен, адъютант адмирала цур зее Олафа Кальдмеера, честь имею.

Н-да... Подводная лодка в степях Украины погибла в неравном воздушном бою. А что ещё прикажете думать о появлении водоплавающих дриксенских гусей под Гальтарой? Тем временем талигцы представились вероятному противнику (или невероятному союзнику?) и принялись вежливо интересоваться, а нельзя ли расценивать визит подданных дриксенского кесаря в Гальтару как высадку морского десанта.

Герцог Фельсенбург, при ближайшем рассмотрении оказавшийся молодым, темноволосым и сероглазым, под стать Монсеньору, парнем, недобрый намек понял, но юлить не стал и выдал такое... В общем, если бы не вчерашний галопчик по облакам, Моро счёл бы рассказ если не пьяным бредом, так намеренным созданием повода к войне.

— Сожалею, господа, но я едва ли смогу рационально объяснить наше появление здесь. Могу лишь заверить, что в наших действиях нет злого умысла, — неспешно начал свой рассказ моряк, чуть брезгливо стряхнув несуществующую пылинку с постеленного на бревно вальтрапа перед тем, как на него сесть. — Вчера, когда на рассвете наша шлюпка возвращалась из штаба флота на флагман "Ноордкроне", необычайный воздушный вихрь вдруг подхватил нас и понес по воздуху в неизвестном направлении. Ни звёзд, ни солнца не было видно, а имеющийся у шаутбенахта Шнееталя компас словно с ума сошел... Но, кажется, нас несло на юг. Потом тучи рассеялись, и наша шлюпка причалила... Наверное, правильнее сказать, опустилась на холм. Я прибыл к вам лишь для того, чтобы принести самые искренние извинения и выразить готовность покинуть пределы Талига в возможно короткие сроки. У нас на борту были некоторые припасы, и вот...

Фок Фельсенбург чуть смущённо указал на груз, который брат Пьетро и любознательный Арно Савиньяк уже сняли со спины мерина. Там оказался мешок крупы и некий блестящий чан. На котел не очень похоже, но готовить можно.

— Это заказанная капелланом "Ноордкроне" новая чаша для причастия. Но мы подумали, что для олларианца это будет не очень большой грех.

— Добрые дриксенские эсператисты варить кашу в чаше для причастий не рискнули? — мило улыбнулся моряку Алва.

Только в улыбке той почудилось коню нечто волчье. Так что Моро очень аккуратно переместился за спину дриксенского лейтенанта. Сделай это хотя бы и "малахольный" брат Пьетро, действие можно воспринять как угрозу. А с Моро, скотины травоядной, что взять? Это даже не собака. Руперт Фельсенбург ничего недоброго ни в улыбке талигского маршала, ни в перемещениях его коня не увидел и вообще демонстрировал показную, до простоватости, открытость.

— Да, сударь. Мы предпочли поужинать сухарями.

— У вас ещё и сухари есть? — взревел возложивший на себя обязанности кашевара невесть зачем увязавшийся за Монсеньором столичный пижон виконт Валмон.

— А соль у вас есть? — оказался куда прагматичнее, чем можно ожидать от молодого Савиньяка, Арно.

— Нет, соли нет, — с искренним раскаянием развел руками Руперт.

— Зря. Могли бы хоть морской воды бортом зачерпнуть, взлетая. Мэтр Пастери настаивает на полезности йодированной соли.

— Но мы находились в акватории крупнейшего порта. Там в воде чего только не плавает! — искренно возмутился Руперт.

У дриксенца реально с чувством юмора нехорошо, или он просто с собственным статусом не то гостя, не то посла, не то пленника никак не определится?

— Место нашей высадки на крутом склоне холма крайне неудобно, и мы надеялись присоединиться к вам после прояснения обстоятельств нашего нечаянного появления.

— То есть богохульствовать, готовя кашу в святом сосуде, будем мы, а трескать сваренную кашу уже и вы подтянетесь? — не унимался ловко засыпающий крупу в чашу виконт.

Похоже, Марсель Валмон оказался единственным, кого покоробила необходимость использовать церковную утварь в кулинарных целях. Магнуса Аристида это точно не тревожило.

— Благословляю! — рявкнул его преосвященство, положив конец богословскому диспуту.

— Присоединиться к нам? А что, прелестно, — куда менее плотоядно, но все равно с волчьим прикусом улыбнулся Монсеньор. — И сколько же смогла унести летучая шлюпка?

— Двенадцать человек. Адмирал цур зее Кальдмеер, командир "Ноордкроне" шаутбенахт Шнееталь, лейтенант Канмахер, я и восемь матросов.

А матросы — наверняка здоровые бугаи, подковы голыми руками гнут. Моро начал подозревать некую провокацию.

— Хм, если бы не лучший адмирал флота Дриксен и племянник его кесаря, я бы решил, что вы — отряд лазутчиков. Но если вы дадите честное благородное слово о чистоте ваших намерений, то я рад буду разделить с вами стол и время в пути, — вынес вердикт Алва.

— Я с радостью дам такую клятву от имени моего адмирала, — вскочил с места Фельсенбург.

— Нет. Меня устроит честное слово герцога фок Фельсенбург. А ваш адмирал...

— А ваш адмирал поклянется на эспере, — вымолвил, словно молотом припечатал, Аристид.

Уточнение возражений не встретило. Клятва произнесена. Монсеньор распорядился: готовиться после завтрака идти к дриксенцам, чтобы не просто со всем почтением перевести двух адмиралов в компанию Первого маршала, но и ничего из мало-мальски ценного не оставить. А что вы думали: роль Робинзона из любого аристократа моментально хозяйственного скрягу сделает. Вон, легкомысленный модник Валмон как вокруг котла суетится.

Тем временем атмосфера заметно разрядилась, и вокруг костра завязался куда более непринуждённый разговор.

— Валентин, я что-то так до конца не понял: наш гость и наш завтрак — это захваченные вами трофеи или великое посольство с дарами?

— Да как вам сказать, Монсеньор...

Спрутенок неспешно отложил в сторону нож, которым пытался выстругать себе ложку.

По мере того, как из закипевшего котла начали распространяться аппетитные запахи съестного, проблемой столовых приборов озаботились практически все. Герард Арамона срочно провел мастер-класс. Только и у самого паренька представления о том, что в принципе ложку из деревянного чурбачка сделать можно, имелись, а практический навык — нет. Так что рассказ Валмона о том, что в Изумрудных землях палочками едят все, даже суп, встретили с энтузиазмом. Палочки строгать куда проще. Не сдавались и изготавливали именно ложку только Придд и Аристид. Только магнус преуспел в этом куда больше. Неужели без воли Создателя не обошлось? Так что Валентин счёл за благо найти предлог и отвлечься от продолжения безнадёжного предприятия.

— Подбирались мы к их лагерю как раз-таки за "языком". И даже взяли парня, который вон ту лошадку у местного оборванца увел.

— Считаю своим долгом заметить, что лейтенант Йозев Канмахер ничего не уводил, — встрепенулся, обидевшийся за сослуживца Фельсенбург.

— А мы-то подумали, что вы лошадку с собой на шлюпке привезли, — благостно превратил разговор о каурке в шутку Алва.

Только дриксенец пыхтеть злобным ёжиком не перестал, и Монсеньор поинтересовался куда более серьёзным.

— После полета на вашем шлюпке нового клейма не появилось?

Это он о молнии? Только, в отличие от Моро, моряк соображал куда дольше. Наконец вспомнил.

— Молния? Хотите сказать, что это не неуставное озорство матросиков, которое вовремя не заметили, а...— взгляд Фельсенбурга упёрся в грудь пасущегося напротив него линарца. — Как? Как такое возможно?

— Мы не знаем. Так что давайте вернёмся к приключениям вашего лейтенанта.

— Пожалуй. Зепп пошел за водой, где встретил некоего оборванца, поившего лошадь. Офицер флота его величества кесаря вежливо попытался прояснить у него обстановку. Но дурень испугался и бросился бежать.

— Оставив лошадь? — с абсолютно серьёзным лицом уточнил Алва.

— Совершенно верно, сударь, — слегка обозначил обиду Фельсенбург. Только обозначил. Мол, я понимаю, что ты понимаешь, но условности требуют...

— Видимо, господин лейтенант пытался расплатиться с рыжим за подаренную дриксенцам лошадь, предлагая свой кортик для обмена. Во всяком случае, размахивал он клинком весьма экспрессивно, — напротив, Спрут теперь сама беспристрастность. — Но пораженный блеском и благородством дриксенских моряков селянин от компенсации отказался категорически. Так что, пока брат Пьетро вязал морячка, я владельца лошадки упустил. Блаженный как сквозь землю провалился. Мало того, все это вышло довольно шумно. На вопли рыжего прибежал господин герцог с матросиками. Можно было бы попробовать уйти, но без трупов могло не получиться. Поэтому мы вступили в переговоры.

— Все было именно так, — теперь куда благосклоннее кивнул Фельсенбург. — Только от графа Васспарда мы узнали о том, куда нас занесла стихия. После чего я вызвался пойти на встречу с вами, господа, чтобы разрешить возникшее недоразумение.

Так за неспешным разговором завтрака и дождались. Шустрый Герард нарвал крупных, похожих на лопухи листьев. Сперва поднес к морде Моро. Тот лениво жевнул. Нет, вроде не горькие. Конь одобрительно мотнул головой, и Валмон принялся раскладывать варево по зелёным тарелкам.

На несколько минут над лагерем установилась тишина. Люди сосредоточенно пытались совладать с палочками. Первым не выдержал Савиньяк: сперва принялся громко сомневаться в правдивости всяких россказней про бирюзовоземельцев, а потом отбросил палочки и принялся слизывать кашу с листа.

— Не горячись, чадо, — не одобрил эдакую импульсивность неспешно орудующий немного кривой, но весьма вместительной ложкой Аристид, — Неспроста же не ведающие истинного Создателя дикари на вид мелкие и жёлтые. Подложи-ка мне ещё, сын мой.

Наконец завтрак съеден. Теперь нищим собраться — только подпоясаться. На сборы не обременённого имуществом лагеря ушли считанные минуты. Идти к причалу летучего корабля решили все вместе, дабы, объединившись, сразу двинуться к развалинам Гальтары. С местным селянином, конечно, нехорошо получилось. Но коли какое-никакое селение здесь есть, значит и припасы для двух с небольшим десятков человек найдутся. Значит, можно аккуратно приступать к миссии экспедиции, о сути которой Монсеньор поведал новому союзнику весьма скупо. Мол, есть основания полагать, что случившиеся вчера происки Леворукого неким образом связаны с древними развалинами. И ситуацию надо бы прояснить. Непорядок потому что. Ибо как жить в мире, в котором вам на голову падают конские лепешки и вражеские морпехи? Создатель такого точно не одобряет.

— Почему вы назвали владельца лошади оборванцем, герцог? Судя по состоянию животного и добротности сбруи на нем, владелец — человек вовсе не бедный.

Магнус Аристид остановил вроде бы ленивый взгляд на каурке под фок Фельсенбургом.

— Не знаю. Так Зепп сказал. Я не уточнял.

— Я бы скорее назвал его блаженным, — задумчиво произнес Придд, чей мышастый к каурке как приклеился. — Одет странно: балахон какой-то черно-желтый . Ткань как будто не из дешёвых, а края обмахрились, будто и не подшиты вовсе.

— Рыжий человек в черно-желтых одеждах, краев которой не касалась игла. Это не блаженный деревенский дурачок и тем более не оборванец. Это один из уважаемых представителей некой гоганской общины, — внезапно вступил в разговор до этого молчавший Эпинэ.

— Вы серьезно полагаете, что Раканов выкрали и вывезли в Гальтару именно агарисские гоганы? — словно пробовал слова на вкус Алва.

— Не гоганы, так люди магнуса Клемента, — без всякого почтения ко брату по вере пожал плечами Аристид.

— Но, похоже, у Клемента алиби, — вздохнул Эпинэ.

Мы оба смотрели на мир,

как на луг в мае,

как на луг, по которому

ходят женщины и кони.

Дидерих, роман "Конармия",

перевод И. Бабеля

Дриксенский лагерь открылся взорам путешественников, стоило им взобраться на вершину холма. Эй, до них меньше хорны! Монсеньор! Ну, Монсеньор же! Чего затормозили? Давайте быстрее к ним! Разве вы не видите? Там же Сона! Наша Сона! Вообще-то в лагере моряков оказалось несколько лошадей. Только Моро не было до прочих никакого дела. Он буквально рвался вперёд, к той, кого и не рассчитывал увидеть столь быстро. И только железная рука Первого маршала Талига удержала его от пылкой, но опрометчивой глупости.

А то, что его необдуманный порыв — именно глупость и есть, Моро понял буквально тут же, повнимательней всмотревшись в происходящее на склоне. Там уже назревал бой. У дриксенцев и оружие уже в руках, и предводитель сопредельного отряда грозно размахивает то ли копьём, то ли посохом. И жертвы уже есть: между враждующими группами валяется чье-то тело. Видно плохо, но не шевелится.

Старшие и опытные — Алва, Эпинэ, Аристид, Пьетро — решительно выехали в первый ряд, оттеснив молодежь себе за спины. Савиньяк рыпнулся было вперёд, но почувствовавший драку Моро шуганул того ударом задними. Куда поперек батьки в пекло?

Их отряд летел с пологого склона, набирая внушительную скорость. Врезаться посередине, гадов растоптать, дриксенцев оттеснить. Фок Фельсенбург, молодец, перемещается на фланг ближе к своим, а то, не ровен час, водоплавающие не так поймут или просто лихой кавалерийский атаки испугаются с непривычки.

Скорость набрана как раз для сшибки, но Монсеньор вдруг принялся натягивать повод. Что не так? Или он чего-то не понял? Моро удивлённо покосился на всадника. Нет, все верно. Вон он жестом приказывает и остальным затормозить. Прочие с решением маршала согласились.

Только скорость уже набрана нешуточная, а дистанция всего ничего осталась. Изобразить, будто мимо случайно прогуливались, убедительно не получится. Но и атаковать первыми, пока драка ещё не началась — лишнее. А там, судя по теперь явственно доносящиеся ору, от слов к делу пока не перешли. Так что талигский отряд растекся на два рукава и охватил дриксенский лагерь со всех сторон. Удачно — никого не затоптали. Для эффективного сдерживания кольцо окружения жидковато, да только ни дриксенцы, ни предполагаемые гоганы его и не заметили.

Ибо заслушались высокого, тощего дриксенца в особенно пышных перьях на шляпе. Моро тоже заслушался. Нет дриксенского он не понимал. Но про доннерветтер и чей-то муттер понял даже конь. Боцманский загиб в адмиральском исполнении — это сила. Эсператисты и старшие талигцы хоть и заслушались, но сумели сохранить каменные лица. Фок Фельсенбург соскочил с каурки и замер по стойке смирно. Талигский же молодняк с красными ушами внимал речи адмирала цур зее с выражением благоговейного восхищения.

Вот только на плотного лысоватого дядьку в жёлтом балахоне речь должного впечатления не произвела. Мало того, он оказался первым, кто отреагировал на вновь прибывших. В грудь Моро едва не упёрся наконечник посоха. Мориск грозно заурчал, так что Алве пришлось его успокаивающе отлаживать. Ладно, уговорили. Послушаем, что гражданин скажет. Но пусть только попробует... Тут адмирал Кальдмеер сделал паузу, дабы перевести дух, чем тут же воспользовался Лысый.

— Наконец-то внук моего деда дождался появления тех, кто в праве говорить от имени первородных. А то тот, чье имя Енниоль, таки начал опасаться, что Кабиох разгневался на своих правнуков, ниспослав на их путь одних беззаконников и невежд.

— Это кто тут беззаконник?! — у прошипевшего это Кальдмеера аж голос сорвался от возмущения.

— Ни боже мой! — и бровью не повел гоган. — Сын вашего отца и все его подчинённые — люди безусловно досточтимые, но таки невежды, сродни сыну ветвисторогого барана, рождённого в ночь полной луны.

Двое стоящих по сторонам от Кальдмеера офицеров схватились за шпаги. Но адмирал предпочел ответить словом матерным, но незлобивым: про зверюшек.

— От свиньи собачьей и слышу!

— Сын мой, — кашлянул в кулак Аристид. — Помни о Создателе, который учил о том, что не грех — что в уста, грех — что из уст...

При этом смиренно опустивший глаза долу магнус Ордена Славы крутил в руках невесть где подобранную подкову, заменившую ему четки. Впрочем, в его стальных пальцах железка деформировалась до неузнаваемости.

Подействовало. Моряки дружно оставили в покое ножны. Их адмирал примолк. А гоган демонстративно отвернулся от дриксенцев и обращался теперь только к Алве и Аристиду.

— Сын моего отца говорит: благородные господа, плывущие на лодке по бескрайней степи, просто несведущие люди. В чем тут позор, скажите мне кто-нибудь? Зачем так нервничать, если Кабиоху угодно, чтобы никто из его внуков или правнуков не мог знать всего и обо всем?

— Прелестно. Только, уважаемый, давайте-ка теперь про беззаконников.

— Сын досточтимого отца хочет поговорить за беззаконников? О, не вопрос? Их есть у правнуков Кабиоховых. На текущий момент — так даже ж в избытке! Не изволит ли благородный господин взглянуть?

Гоган подал знак, и его люди выволокли пред ясны очи герцога Алвы то самое тело: связанного по рукам и ногам кабанчика Окделла. Сказать он, может, чего и хотел, да в рот надёжно кляп засунут.

— Откуда это у вас, уважаемый?

— Когда Кабиох хочет наказать человека, он лишает несчастного разума! Так и никчёмный Енниоль имел глупость поверить мошеннику и плуту только потому, что плут тот окружил себя петухами в павлиньих перьях.

Гоган сердито пнул беднягу Дикона. Если конь правильно понял, то плут — это Ракан, павлино-петух — это кабан. А Енниоль тогда кто? Этот же вопрос тут же озвучил и Алва.

— Сын моего отца, имя которому Енниоль, — чуть сбавил витиеватую напористость гоган.

— У твоего отца был один сын? — уточнил Алва.

— Таки да. Но мы отклонились от разговора за беззаконников. Доверчивость наивного Енниоля едва не стоила его общине больших денег. Кроме того, движение Шара Судьбы...

— Прелестно. Наивный парень Енниоль потратил большие деньги на нападение на Варасту, не так ли?

— Единственный сын моего отца, наивный Енниоль, всего лишь хотел дать шанс заявить о себе некоему самозванцу и прохиндею.

— Уж не об Альдо ли Ракане ведет свою речь наивный Енниоль?

— Да чтоб у него глазенки его наглые повыпучивало! Чтоб он семнадцать и один раз в зловонной луже утонул! Чтоб он всю жизнь питался в бесплатных харчевнях Ордена Милосердия!

— Послушайте, уважаемый! Может быть вы соблаговолите уже перейти к делу? — не стерпел непочтительного отношения к родной конгрегации брат Пьетро. И заговорил вроде бы, предварительно взглядом испросив дозволения старших. И глаз не поднимал. А Моро аж на задние ноги присел от лязгнувшего в голосе монашка металла.

— Наивный Енниоль уже перешел, пусть смиренный монах не делает себе нервы из-за столь мелкой мелочи. Тем более наивный Енниоль уже начал.

— Итак?

— Уже! Изначально правнуки Кабиоха заключили с первородным сделку: трон в обмен на право первородства. Но не задалось: кагеты оказались кончеными неудачниками. Командиры же вашей Резервной армии только и умеют, что брать золото как не в себя. В результате Кабиоховы правнуки почувствовали себя со всех сторон обманутыми.

— Про Резервную армию подробно, письменно, но чуточку позже, — напомнил о себе Первый маршал Талига.

— Пусть полководец семнадцати и одного полка не беспокоится. Старый глупый Енниоль не настолько наивен, чтобы забыть собрать все расписки — корешок к корешку! Тем более в текст сделки пришлось внести изменения. Теперь правнуки Кабиоховы обеспечили приезд беззаконника лже-Ракана в Гальтару, где он должен был воочию проявить свое первородство. Могучая древняя сила повернула бы Шар Судьбы и бросила бы Олларию к ногам первородного, после чего наивный Енниоль надеялся получить обещанное первородство и земли Гальтары.

— Так никаких земель не напасешься, — недовольно заворчал местный герцог Эпинэ.

— Горе глупцу, поверившему проходимцам! — подвыл герцогу гоган.

— От темы не отвлекаемся, — напомнил о себе Пьетро.

— Так, значит, Альдо Ракана никто не похищал? — уточнил Алва.

— Правнуки Кабиоховы — ни разу не разбойники с большой дороги. Зачем сыну моего отца проблемы с властями? Мы мирно, хотя и скрытно, выехали из Агариса. И если кто-то решил, будто слухи о похищении распустили наши соплеменники, то неправда это.

— Ясное дело, неправда. Потому что Клемент это. Узнаю руку истинника, — поддержал гогана Аристид.

— Зачем ему? — ахнул кто-то из-за спин.

— Чтобы власти не Агариса, так Талига перехватили экспедицию, например, — пожал плечами Монсеньор. — Продолжайте, Енниоль. Что же опять пошло не так?

— Главное! Кошкин сын Альдо оказался не Раканом, а мошенником.

— Боюсь, дорогой Енниоль, герцоги Придд с вашим определением родства молодого Альдо Сэц-Придда не согласятся. Он не кошкин, а спрутов сын.

— К демонам детали! Этот спрутов кот не смог разбудить древние силы. Кривлялся все утро как шут на ярмарке, а в итоге Шар Судьбы и не шелохнулся, как...

— Может быть, дело не в древности крови, а в том, что молодой человек не умеет ей пользоваться? — успокаивающе промолвил Повелитель Ветра.

— И если вы проводили ритуал вчера около восьми утра, то я бы не сказал, что у вас совсем ничего не получилось, — подхватил Аристид.

— Хотите сказать, что восемь утра в Гальтаре — это рассвет на побережье Дриксен? — впервые вступил в разговор адмирал Кальдмеер.

— И не очень раннее утро в Олларии, — продолжил мысль Аристид. — Только чего гоган от вас-то хотел?

— Того же, чего всегда хотят кошкины свиньи, гоганы, от добрых эсператистов: денег, разумеется.

— Правнуки Кабиоха всего лишь хотят вернуть вложенные в жулика деньги, — скорее обиженно, чем возмущённо возразил Енниоль.

— Знаете, Енниоль, если вы вдруг обнаруживаете, что некоторое время пытаетесь скакать на мертвой лошади, то самым разумным решением станет слезть с нее и пойти пешком. Даже попытка продать тушу под видом рабочей лошади может оказаться ошибочной.

— Мертвая, как же! Чтоб правнуки Кабиоховы так жили! Нечестивый потомок осла и блудницы вполне таки жив. И наивный Енниоль не прогневает Кабиоха пролитием крови первородного.

— Не делайте вид, будто меня не поняли. Вам не идёт. Обереги меня Создатель от подстрекательства к убийству Альдо Сэц-Придда. Но и втюхивать сего сомнительного с любой точки зрения персоныша не надо. Вам за него не заплатят ни за живого, ни за мертвого, ни в Олларии, ни в Агарисе. Ни в кесарии, я думаю.

— Вне всякого сомнения, — важно поддакнул герцогу Алва адмирал Кальдмеер.

Впрочем, смутить ушлого гогана не получилось. Да и Моро бы очень удивился, случись вдруг иное.

— Разве кто-то сказал слово "деньги"? Благородные господа не вполне верно меня поняли! Если правнуки Кабиоха попадут под Шар Судьбы, деньги им уже не понадобятся. Глупый Енниоль готов признать свою ошибку: он поверил словам, не удосужившись взглянуть в суть. И теперь он нижайше просит первородных о милости.

Енниоль склонился в почтительном поклоне и выжидательно замер. Моро же злобно прижал уши. Уж больно говорок рыжего на речь персонажей сериала "Ликвидация" походил. И если аналогии уместны, то уж чем-чем, а наивностью и простотой гражданин точно не страдал. Только его Человек понимал это не хуже коня и отвечать по существу не торопился.

— Под милостью следует понимать избавление вас от общества молодого Сэц-Придда, или речь идёт о ритуале, совершить который у него не вышло?

— Сто тысяч золотых тугриков Агариса за каждую из позиций.

Теперь из речи Енниоля напрочь исчез витиеватый елей. Разговор о деньгах сух и четок, как нули на дисплее калькулятора. Только в едва начавшийся торг вклинился ехидно ухмыльнувшийся Кальдмеер.

— Я так понял, этот господин заманил некоего молодого человека по имени Альдо (с фамилией возникли разночтения, но это сейчас неважно). Так вот, герр Енниоль заманил Альдо в ловушку, из которой тот не может выбраться. Собственно, суть возникших меж нами разногласий заключалась в том, что зачинщик беззакония просто требовал от нас вмешаться и спасти простофилю либо оплатить это мероприятие тем, кто возьмётся за него.

— Ошибка наивного Енниоля, — и глазом не моргнул зачинщик. — Откуда мирным жителям Агариса распознать морскую форму покорителей северных морей? Обознались. Приняли за доблестных воинов Талига, кои обязаны защитить несчастного засранца. Ибо он-таки их засранец.

— Запомни, любезный. Если я кому-то что-то должен, так это исключительно король Талига, — до этого внешне расслабленный и благодушный Алва на миг сделался хищным и опасным, и снова — расслаблен и благостен. — А что до досадной ошибки... Думаю, адмирал цур зее удовлетворится двадцатью пятью тысячами монет той же чеканки?

— Безусловно, — величественно кивнул Кальдмеер.

"Грабют!" — кричал затравленный взгляд Енниоля, который только теперь понял: за офицерскими перевязями и богатыми камзолами прячется разбойничья суть лесных грабителей.

Только Моро наблюдать за талигско-дриксенским вариантом принципа "Взять, да и все поделить" немножечко недосуг. Потому что он по шажочку, по шажочку, да и добрался до связанного кабанчика. И уже пнул его копытом под зад эдак легонечко, чтоб не заорал, занятых людей отвлекая. Зато неоднократно. А вот укусить не получится. Монсеньор отвлекаться на то, чего это конь на месте вертится, не стал, но повод машинально натянул — голову как бы невзначай не опустить. А жаль. Ибо из одежды на Окделле почему-то одна широкая и длинная рубаха. Кусай — не хочу, без страха пуговицей подаваться или ниток полный рот насобирать. И тут собравшиеся вспомнили-таки о Повелителе Скал. Моро торопливо сдал назад, пока два матросика ловко высвобождает его от кляпа и веревок

— Эр Рокэ! — задёргался Ричард в крепких матросских руках, стоило вернуться возможности говорить.

Начнёт жаловаться — зашибу гада, мысленно пообещал Моро. Но тут же взял свои слова обратно. Орать герцог Окделл принялся о другом.

— Эр Рокэ, как эорий вы должны спасти принца Ракана! Он в опасности!

— Кого спасти? Впрочем, неважно. Защищать сирых и убогих никогда не было моим увлечением. Но наш добрый король Фердинанд желает счастья всем своим подданным, и мой долг исполнять его волю. Да и просто интересно, что там случилось такое, о чем и рассказать-то внятно не получается.

— Древняя сила Раканов поломалась!

— Ну, тут мы едва ли в силах помочь. Я уже сказал, мы не умеем пользоваться ни древними, ни какими бы то ни было ещё заклятиями.

— Первый маршал Талига таки зря беспокоится! Всё срослось, как никогда! У Первого маршала и его спутников есть истинное первородство, а у правнуков Кабиоховых есть Книга! Там все написано. Таки все по пунктам. Следуй пошаговой инструкции и не о чем не думай. Таки всем будет хорошо.

— Едем! — распорядился герцог Алва.

Ему не возражали.

Друг не выдаст,

Бог не осудит,

Добрый конь не подведёт

Марш алатских гусар,

Перевод Ю. Кима.

Путь получился не особо близкий. Особенно с учётом того, что дриксенские матросики — те ещё наездники. Но даже за, казалось бы, достаточное время герцогу Алва и магнусу Аристиду так и не удалось толком выяснить детали произошедшего с агарисским Альдо происшествия. Эмоций в речах рассказчиков — хоть на зиму соли, а конкретики... Похоже, они сами ничего толком не поняли.

Из сбивчивых рассказов выходило, будто Альдо занял место, предназначенное Ракану. Древним силам эдакое самоуправство не понравилось, и теперь претендент на древний престол не может вернуться обратно. При этом Дикон с пеной у рта доказывал, что поначалу силы вроде бы признали в Альдо эория, но потом что-то пошло не так. Енниоль же напирал на то, что за помощью они побежали не ради денег (или не только ради них). Нет, информацию о местонахождении злокозненного мятежника и кандидата в узурпаторы властям Талига они собирались именно что продать. А если повезёт, так и за то, что нейтрализовали оного узурпатора в Гальтарских развалинах, денежку малую срубить надеялись. Но главным мотивом был все же страх, а не жадность. И надежда осуществить-таки ритуал, способный изменить движение Шара Судьбы — пусть с помощью не Альдо Ракана, а чьей-то ещё и за любые деньги. Если этого не сделать, пророчества книги Кубьерты ясно указывают на то, что община до начала нового круга просто не доживёт. Вот и крутился Енниоль, как умел, спасая себя и соплеменников.

Все это крайне интересно, особенно с учётом столичной зелени. Только как это практически поможет вытащить Альдо Ракана из непонятной ловушки? Вот именно, что никак.

Приехали. Поглядеть на древний ритуал изменения курса Шара Судьбы сюда вся община гоганов из Агариса пожаловала? На некогда величественной площади столпились сотни две зрителей, не меньше. В центре площади на возвышении, окружённом обломками колонн и уж совсем непонятными нагромождениями камней, обнаружился парень в такой же, как у герцога Окделла, широкой рубахе без рукавов и тоже без штанов. Только у Ракана рубаха была ремнем подпоясана, что делало ее похожей на античную тунику. Единственная видимая причина, мешающая ему спуститься — отсутствие лестницы.

— Молодой человек без штанов, спускайтесь к нам. Не бойтесь, прыгайте. Там невысоко.

— Эории! Вы откликнулись на зов вашей крови! Так поднимитесь же сюда! — вскинул руки в театральном жесте молодой человек, чью рубаху и так весьма фривольно трепал ветер.

— Срамота! — скривился адмирал цур зее.

— Чего уставились? — принялся развивать начальственную мысль шаутбенахт Шнееталь. — Матросы его величества кесаря, а самим только бы на сиськи-письки таращиться да ром жрать! Ну, чисто дети малые! А ну за приборочку, живо!

Матросики нехотя потянулись следом за своим командиром. Только фок Фельсенбург по праву адъютанта замер за спиной Кальдмеера, который, в свою очередь, никуда уходить не собирался.

— Чего же вы стоите, мои эории? Присоединяйтесь к своему анаксу!

— Хм, как мило с вашей стороны. Но почему без штанов? — задумчиво потёр подбородок Алва.

— Так одевались в Золотой Анаксии! — чуть смущённо пояснил старательно натягивающий собственную рубаху-тунику как можно ниже Ричард Окделл.

— Н-да? Молодой человек без штанов в этом уверен? Я понимаю, книжку почитать — не путь анакса, но хотя бы в публичный музей Агариса сходить можно было, — пожал плечами Алва и обратился уже к Альдо, — Почему бы вам не спуститься к нам?

— Ваше место здесь: под знаками Великих домов.

— Альдо взошел на место Ракана, вон на тот камень со знаком зверя, и не может с него сойти. Но он надеется, что ситуация изменится, когда эории всех домов займут свои места.

— Почему этого не сделали вы, Дикон?

— Эр Рокэ! Я хотел! Но меня не пустили: схватили и связали!

— Прелестно. Но что удерживает вас сейчас?

— Ничего!

Окделл метнулся к постаменту, но его опередил герцог Эпинэ. Он был уже там. Неспешно осмотрел обломки колонн, нашел ту, что украшена знаком молнии, стёр птичий помет со знака и замер на плите у основания нужной колонны. И тут же над его головой явственно засветился, словно ожил, знак Дома Молний. Пока герцог Окделл занимал позицию Повелителя Скал, Эпинэ благополучно покинул свое место, дошел до края площадки и даже подал руку Валентину Придду. Рокэ Алва уже взбирался со своей стороны.

Места на четырех углах площадки заняты. Четыре знака Великих Домов спорят по яркости с южным солнцем. Только знак зверя остался просто едва заметным барельефом на камне. Да ещё и со свежим подтеком от только что пролетевшей птички.

— Молодой человек, попробуйте целенаправленно пойти к своему знаку: к Волнам, — посоветовал Алва.

— Нет! Нет!! Нет!!! Я не могу сойти с этого места, пока не загорится знак Зверя! — отчаянно завопил Альдо.

— В старых хрониках сказано, что на сие место не мог пройти тот, в ком нет крови эориев. Собственно, так проверяли отцовство. Но нигде не было сказано, что недостойный не мог оттуда выйти... — в отличие от Алвы, Аристид полез чесать затылок.

— Может, сломалось? — предположил брат Пьетро.

И тут же пошел проверять свою версию. Подняться на площадку у него вполне получилось. Чуть смущённый монах подошёл к знаку Дома Молний, который (знак) принял его как родного, добавив яркости и насыщенности цвета.

— Так правду болтали, что вы — Сэц-Гайярэ! — крикнул Арно.

— Не думал, что столь малая капля крови будет иметь значение... — пробормотал монах.

— Чему удивляться? Весь Дриксен знает: талигские аристократки — через одну шалавы. Не чета женщинам, ждущим своих мужчин из морского похода.

С этими словами Олаф Кальдмеер торжественно двинулся к возвышению. Когда за шаг до него перед адмиралом цур зее засветился голубоватый полог, преградив путь, Кальдмеер неспешно повернулся назад с торжествующим видом победителя, отстоявшего доброе имя женщин рода Кальдмеера. За боцманов не скажем, а с эориями они точно — ни-ни.

Результат закрепил Аристид. В нем следов крови тех, кого мать-церковь признает демонами, тоже не оказалось, к демонстративной радости самого магнуса. Следом всяк, кому не лень, потянулся испытать судьбу. Из несколько неожиданного: лейтенанта фок Фельсенбурга признал своим Дом Ветра.

— Так он и верно на монсеньора похож, — одобрил выбор высших сил Арно Савиньяк, хотя его мнением никто и не интересовался.

Желание озвучить свое мнение имелось и у Кальдмеера. Адмирал цур зее счёл своим долгом защитить доброе имя дриксенских герцогов заявлением о закономерности родства высшей знати с эориями древней империи. Создавая кесарию Дриксен, его величество кесарь не за мусоркой, небось, верных людей искал.

Теперь эориев под знаками Великих Домов даже с избытком, а знак зверя не зажигался, хоть плачь. Да и новоявленные эории топтались на своих местах, явно не зная, что им делать. Ну, доказали, что мамки их не от соседа нагуляли, а дальше? Мало того, Енниолю со своей книгой тоже предложить оказалось нечего. Надежды на то, что либо в эориях генная память взыграет, либо застоявшиеся без дела древние силы проявят себя более активно, не оправдались. Конструктивную идею выдал Аристид.

— Вывести лже-Ракана с не его места может лишь истинный Ракан.

— Да где мы ему Ракана-то возьмём? — заворчал хозяйственный Герард.

Парень как-то исподволь возложил на себя хозяйственные заботы их маленького отряда и точно знал: в описи их небогатого имущества Раканов нету. Хотя...

— Легенда о Ринальди Ракане, Монсеньор...

— Хочешь сказать, что я потомок ребенка, рожденного бедняжкой Беатрис Борраска от изверга Ринальди Ракана?

— Да, Монсеньор, и вы могли бы активировать знак Зверя и вывести господина Альдо....

— Нет! Принесите мне меч или жезл Раканов! Этого должно быть довольно, ибо у Золотой Анаксии должен быть один анакс! — взвился Альдо.

— У Золотой Анаксии — один анакс. А у анакса — ни одних штанов! — хихикнул Арно.

На него не отреагировали. Только пытавшийся сдержать смешок Герард покраснел от натуги. Тем временем невозмутимый как статуя в городском парке Аристид достал из дорожной сумки жезл. Судя по удивлённым возгласам, тот самый, хранившийся в Агарисе жезл Раканов. Что ж, эсператисты серьезно готовились к сближению с олларианцами, коли в ход пошли такие артефакты.

Герцог Окделл почти бегом метнулся за жезлом, доставив реликвию тому, кого сейчас считал своим не просто сеньором, но государем. Вон как глазенки-то горят. Уже прикидывает, как будет выглядеть на исторических полотнах великих художников настоящего и будущего сцена "Герцог Окделл вручает анаксу Альдо Первому ключ от древней Силы". Только не сложилось. Альдо старательно тряс жезлом над головой, а зверь и ныне там — каменным барельефом прикидывается. Только Окделл — кабан упертый: не унимается.

— Герцог Алва, у вас на хранении оказался меч Раканов. Вы не могли не взять его в Гальтару.

От произнёсшего это мальчишки Дикона так и перло пафосом и уверенностью в собственном праве приказывать.

— Вез, — Рокэ Алва, напротив, само легкомыслие, — но в обозе. При себе предпочитаю иметь нормальное, современное оружие. Мне с ним, знаете ли, как-то спокойнее. Да не переживайте вы так, Дикон, от того, что молодой человек без штанов начнет размахивать сразу двумя железками, ровным счётом ничего не изменится. Даже такое крохотное чудо, как материализация хотя бы крестьянских порток, едва ли возможна.

— Палач и прихвостень узурпатора! Гнилое семя Рамиро-предателя и Рамиро-вешателя! Ты недостоин чести быть эорием! — Альдо не пожелал дополнить гардеробчик крестьянскими портками.

— Я на обратном и не настаиваю. Просто местные камни считают иначе, — пожал плечами Алва.

— Рокэ, тогда, может быть, вам действительно стоит оставить господина фок Фельсенбурга одного и перейти под знак Раканов? — осторожно поинтересовался откровенно тяготившийся происходящим Эпинэ.

— Нет.

От вальяжной придурковатости Ворона не осталось и следа.

— Но почему?

— Потому что для этого мне придется признать себя Раканом, то есть хотя бы косвенно оспорить власть моего короля Фердинанда Оллара. Короля, в верности которому я поклялся.

— Но речь идёт не об абстрактной клятве, а о жизни конкретного молодого человека, который может погибнуть от голода и жажды, если вы не выведет его отсюда.

— Полноте, Робер. Клятва крови не может быть абстрактной. Вам ли этого не знать? Да и смерть от голода и жажды молодому человеку без штанов грозит едва ли. Разве что от собственной неуёмной глупости. Но в случае с этой напастью каждый человек сам кузнец своего спасения. Моро, зайчик, фас.

— И-го-го?

В первый миг Моро не понял, чего его Человек от него хочет. Сперва просто обнаружил, что он — единственный конь, которому оказалось интересно происходящее. Остальные дождались, пока их расседлали, да и пошли травку щипать. У каменных развалин остался один мориск.

Огляделся и понял, что он — один здесь на все четыре ноги подкованный. Теперь понять бы, что он может сделать такого, чего не могут люди? Видеть зелёный туман? Но здесь вместо него голубая дымка защитного поля. Но его и люди видят. Только активированное. А не активированное? Посмотрим...

— И-го-го! В смысле понял, шеф!

Моро зашёл по широкой дуге размашистым кентером, набирая скорость для прыжка на площадку эориев. С точки зрения физики чем Моро отличается от птичкиного дерьма? Только размером. Пролетело оно, пролетит и мориск!

"И упал он на грудь вороного меня..." — мысленно пропел Моро, налетев на заметавшегося Альдо. Ну, правду сказать, не на грудь. В последний момент кандидат в анаксы все же отскочил. Только от Моро так просто не уйдешь! Конь ударил свою жертву плечом достаточно сильно, чтобы та, отлетев в сторону, свалилась с постамента. Так даже лучше, ибо приказа топтать лже-Ракана не было. А если он сам, свалившись, шею себе свернёт... Так нефиг до последнего упорствовать было. Нет, не свернул. Сидит на заднице, башкой трясет в обществе Енниоля и Кальдмеера. Теперь самому аккуратно спрыгнуть, чтоб ноги не переломать.

— Первый маршал Талига мудр как пять страниц Кубьерты. Как премудрый Алва догадался о том, что проходимец не столько не может, сколько не хочет сходить с места?

— Я допустил, что такое возможно, и проверил свою версию эмпирически, — с чуть клоунской интонацией раскланялся перед гоганом Монсеньор. — Да не переживайте вы так, Енниоль. Просто не стоит слишком зацикливаться на первородстве и забывать о простых человеческих слабостях, присущих что эорию, что конюху.

Енниоль закивал Монсеньору часто и истово, словно с гоганским старейшиной заговорил сам Кабиох. Или изреченная Алвой мысль тянула не на пять, а на целых семь с половиной страниц книжной мудрости. Только припасть к этому источнику благодати со всей гоганской неспешностью и основательностью у Енниоля не вышло. Окделл помешал.

— Как же так! Человеку Чести не пристало обманывать... Он выше этого.

— Отчего же? К тому же Альдо Сэц-Придд — кандидат в анаксы, а не Человек Чести. Не путайте дар Кабиоха с яичницей, юноша.

— Альдо, скажите им!

Ричард рванулся ко все ещё не вполне пришедшему в себя Альдо.

— Пошел вон, придурок, — заторможенно отмахнулся он от Окделла.

— Но, Альдо...

— Пошел вон!!! — мгновенно перешёл на визг несостоявшийся Ракан.

— Успокойтесь, Ричард, — осторожно взял кабанчика за плечи Валентин Придд. — Ваш друг слишком уверовал в собственное королевское происхождение. Согласитесь, с таким и правда, нелегко расстаться. Вот он и решил любой ценой заставить засветиться знак зверя. Какая разница, что произошло это, потому что к нему приблизился герцог Алва. Или потому что все четыре Повелителя встали рядом. Детали забудутся, Останется память о знаке зверя, ожившем над головой Альдо. Это посильнее древнего манускрипта будет.

— Это подло! Так могут рассуждать только навозники... Или Спруты!

Ричарда бил озноб. Гоганские женщины споро оттеснили бедолагу от едва не схватившегося за шпагу Валентина и, громко щебеча, уволокли в сторону. Будущий герцог Придд зубами скрежетал, но возражать не решился. Верное решение: против дюжины дам, каждая из которых в центнер весом, у Спрута не было шансов.

Лучше всех в Надоре работала лошадь,

Но герцогом она так и не стала.

Надорская народная мудрость

Вот теперь и травки поесть — самое время. Моро неспешно переместился в ту сторону луга, где паслись лошади. Зачем в центре бывшей столицы луг, конь не знал. Может, стадион с естественным газоном тут был, может, парк с клумбами, а может, пустырь этот на месте какой вовсе не сохранившейся постройки возник. На сейчас это просто заросшая травой и кустарником земля, на которой люди Шнееталя уже вовсю размещали лагерь, а часть выделили под выпас.

К моменту, когда и все прочие вслед за Моро потянулись прочь от "алтаря эориев", здесь уже стояли шатры, и горели костры. Шатры оказались привезены гоганами, но те надеялись управиться за день-два и предпочли их не ставить, а ночевать в подвале. Только с шаутбенахтом Шнееталем такой номер не пройдет. Личный состав должен быть размещен в специально выделенном для этого помещении: матросы — налево, гоганы — направо, гости из столичной Олларии — по центру, духовные лица — в сторонке от мирской суеты. И чтоб никаких неуставных контактов. Матросикам, потянувшимся было знакомиться с гоганскими девчатами, шаутбенахт внедрил эту мысль быстро и доходчиво: кулаком в мозг.

Впрочем, эдакая почти монашеская строгость не помешала Шнееталю припахать гоганских женщин к стряпне. На всех и из гоганских продуктов. Мнение гоганских мужчин дриксенца не интересовало от слова совсем. Мало того, несколько гоганских юношей мели окружающую пустырь мощеную дорожку наравне с матросиками и не вякали.

Мимо Моро промчался всклокоченный лейтенант цур зее. Не Фельсенбург, а второй. Зепп, кажется.

— Господин шаутбенахт, места для ночных постов определены и оборудованы. График вахт составлен. По завершении авральных работ...

— Где флаг кесарии? — не захотел глядеть на график Шнееталь. — Смею напомнить вам, лейтенант, что корабль без флага — что кусок дерьма в проруби: просто плавает, а не ходит.

— Так точно! — очумело орет Зепп и уносится добывать флаг.

Интересно, где? Эта мысль не только в конской голове зародилась. Поэтому вслед лейтенанту понеслось:

— И сохрани вас святой Торстен, если над шатром талигцев штандарт их короля появится раньше!

Лейтенант сквозь зубы обозвал первого после бога отца-командира чудаком на букву "м" и понесся исполнять, даже не заметив сочувственный взгляд приятеля Фельсенбурга. Нет, адмирала цур зее заметил и козырнул на бегу. Кальдмеер удовлетворённо кивнул. Творящаяся вокруг суета очевидно радовала адмиральский глаз. И то сказать — командира, которого собственные подчинённые хотя бы изредка не называют за глаза тем самым словом на букву "м", пора снимать. Та часть души Моро, что принадлежала зав. отделением, вполне разделяла эту установку. Но теперь пришла очередь Шнееталя получать указующие пендели от начальства. Исключительно ради дальнейшей передачи сей энергии вниз по инстанции.

Только наблюдать за бурной жизнью сухопутного филиала дриксенского флагмана в период аврала Моро не стал. Заметил куда более важное. Бьянко. Точнее, торбу не иначе как с овсом, из которой беломордый аппетитно хрумкал. Вообще-то, травоядные лошади за еду не дерутся. Она у них почти всегда под ногами — только голову опусти. Но здесь и сейчас очень захотелось отнять, да и все поделить... Хотя нет. Просто отнять. Только здесь и сейчас не выйдет: около Бьянко Герард отирается.

Парень гордится выделенным ему Монсеньором конем просто со страшной силой. Столько времени со своей лошадью разве что Иноходец возится. Так что тут линарцу повезло. Неудивительно, что парень исхитрился добыть овёс для своего любимца.

— Моро, иди сюда, — позвал его Герард. — Смотри, что я у местных выменял!

Моро аж всхрапнул от умиления. Помнит паренёк, кому служит и, соответственно, на ком его работодатель ездит. Несколько минут он бездумно хрумкал овсом, мирно стоя рядом с Бьянко. Только если тот просто наслаждался жизнью, в голову Моро начали приходить всякие мысли. Во-первых, что значит "выменял"? Гоганы — те ещё барыги. Обобрали же пацана несмышленого, как есть обобрали.

Потом прислушался к разговору в кустах. Там Арно Савиньяк едва ли не силой удерживал разбушевавшегося Валентина, готового прямо сейчас требовать сатисфакции от свина-Окделла. Получалось плохо, но шумно. Прежде всего потому, что Арно в принципе согласен с приятелем: за оскорбление, нанесенное не только тебе лично, но всей фамилии, надо спрашивать. Только Савиньяк понимал неуместность разборки, а в ком веки давший волю эмоциям Придд понимать этого категорически не желал. В общем, все шло к тому, что Придд уговорит Савиньяка быть его секундантом.

Моро тихонечко заржал, привлекая внимание идущего мимо Монсеньора. Привлек. Герцог Алва подошёл к коню, а спорящие в кустах молодые люди его и не заметили.

— Что здесь происходит, господа? — удивлённо поднял бровь Алва.

Впрочем, но то, чтобы понять суть, много времени не понадобилось.

— Граф Васспард.

Столь торжественно-официальным герцог Алва мог быть разве что на день святого Фабиан в Лаик, выбирая себе в оруженосцы сына мятежника и природного кабана Окделла. Потому что даже на Королевском совете таким пафосом Ворон едва ли забавлялся.

— Да, герцог Алва.

Придд замер напротив, склонив голову в церемонном поклоне.

— Если на вас лают — это обидно. Но быть облаянным гавкающими курами... Не уверен, что это достойный повод для дуэли.

Алва все с тем же непробиваемым величием развернулся прочь, бросив походя Герарду, что нехорошо маршальскому порученцу шляться без шпаги.

— Я ее на овёс для лошадей обменял, — сконфуженно промямлил Арамона.

— Гавкающие куры... — тихо стонал от хохота Арно.

Придд старался держаться серьезно, хотя агрессивный кураж схлынул и с него.

— Много ли овса можно выменять на шпагу?

— Мешок.

— А ещё у гоганов овёс есть? — Савиньяк прикинул, что и его Кану неплохо бы поесть чего-то калорийного.

— Да. У них тут целый обоз припасов.

— Шпага была не фамильная? — оказался не столь меркантильным Придд.

— Нет. Хотя и принадлежала папеньке. Но он купил ее около двух лет назад в Олларии для церемонии представления наследника.

Теперь не выдержал и Придд. Оба молодых человека безудержно ржали, поминая некую Сузу-Музу. Герард непонимающе пожал плечами и ушел прочь. Савиньяк же с Приддом мгновенно пришли к согласию о том, что путь озорника Сузы-Музы для мести гавкающим курам подходит куда лучше, чем благородная дуэль, и тоже удалились.

Вокруг никого. Только фырканье лошадей да командные вопли самоназначенного коменданта лагеря Шнееталя, опять строящего лейтенанта Канмахера.

— Вы, Канмахер, артиллерист или где?

— Так точно, артиллерист!

— Тогда почему плановые стрельбы ещё не проведены?!

— Но у нас нет пушек.

— Что значит "нет пушек"? А если враг у ворот?!

Нет, ну тут герр шаутбенахт палку перегнул. А как обалдевший от начальственного ора лейтенант древнюю катапульту в развалинах отыщет? Археологам оно, может, в радость, а остальным — морока. И вообще, шум и суета достали. Моро переместился к шатру эсператистов.

Магнус Аристид попыток построить брата Пьетро в колонну по три не предпринимал. Мирно поил крупную трехцветную кошку молоком из блюдечка. У гоганов и коза с собой имеется?

— Вот они, лицемеры агарисские, — заворчал проходивший мимо с очередной добычей (на сей раз — свернутым в рулон куском войлока) Герард. — "Святой престол", "Святой престол", а сами подружку Леворукого у себя прикармливают!

Кошка как кошка. Необыкновенно крупная разве что. Налакалась и ластится к Аристиду. И грозный Создателев воин покладисто чешет ей шейку и гладит спинку. Никаких особенных негативных чувств она у коня не вызвала. Вообще ощущения "зелени" в древних развалинах не возникало. Похоже, здешняя магия имеет иную природу.

В гости к магнусу пожаловал Иноходец. По неосторожности, а может, как раз из соображений безопасности, ибо где одна кошка гуляет, там и другая найдется, Робер шел со своей крысой на плече. Только трёхцветная хищница ей не заинтересовалась. И ладно бы не заметила — нет ведь, посмотрела презрительно, фыркнула и лениво повернулась к Аристиду другим боком. Теперь, мол, здесь чеши.

— Странные здесь кошки: совсем не реагируют на Клемента. Словно он для них не дичь. А ведь они тут дикие совсем, с человеческих рук жрать не приученные.

— По этой красотке не скажешь, — задумчиво ответил магнус.

— Енниоль настаивает на ещё одной попытке активировать силы эориев, а я бы поискал вход в знаменитые подземелья Изначальных Тварей.

— Почему нет? Можно этой же ночью, благо, начинается полнолуние.

— Не хотелось бы конфликтовать с гоганами.

— Вы невнимательны, сын мой. А ведь рассказывали, что общались с Енниолем и его общиной в бытность свою в Агарисе.

— Ночь Луны?

— Да, сегодня Ночь Луны, а значит, гоганы сегодня после заката не будут ни есть, ни пить, ни заниматься любовью, они не покинут своих шатров, пока не наступит рассвет.

И не погоняться за вором, который вытащит из их шатра что-нибудь ценное. Шпагу, например. Обмен шпаги на овёс казался мориску крайне несправедливым, и он задался целью компенсировать ущерб. Значит, пока его Человек в шатре обустраивается и никуда не едет, можно и на разведку к гоганским палаткам сходить.

Шпага нашлась быстро. Она висела на поясе пузатого молодца — местного кладовщика. Он как раз ругался с соплеменниками по поводу выдачи продуктов для ужина. Помимо шпаги, на ушлом кладовщике красовался матросский шейный платок, а записи он делал в новой записной книжке с золотым обрезом и тиснением на кожаном переплете. Моро у Аристида точь-в-точь такую видел. Вот ведь кошкин жук! Теперь только сообразить, в каком из шатров сей предприниматель ночевать собирается. Небось, не в палатке на двадцать пять персон.

До конца дня Моро пребывал в расслабленной, созерцательной неге, когда время, да и сама жизнь течет мимо, почти не затрагивая душу. Разве что слишком пристальный взгляд зелёных кошачьих глаз заставит недовольно отвернуться, или излишне громкие возгласы вечно чего-то делящих людей вынудят нервно всхрапнуть. Но это все мелочи, особенно когда Сона благосклонно позволила ткнуться носом ей в холку и положить голову на ее шею. Она нежно вздохнула и привалилась к боку жеребца. Идиллия.

Из-за которой Моро чуть не упустил момент, когда кладовщик отправился ночевать. Если бы трёхцветная почти пантера самым наглым образом не запрыгнула ему на спину, то и проморгал бы. Возмущенная Сона клацнула зубами, пытаясь согнать разлучницу. Но Моро предпочел отойти. Махнет ещё лапой Сонечке по глазам.

Нахалка же на спине не осталась — на голову взгромоздилась. Моро мотнул головой, выказывая недовольство. Ему зашипели в ответ. Только попавший в поле зрения гоган со шпагой спас пеструху от того, чтобы ссадить ее с себя об дерево или стену.

Но гоган появился. Да не один, а с Енниолем. Старейшина покровительственно похлопывал кладовщика по плечу, тот почтительно поклонился в ответ и попятился к небольшой палаточке, из которой только что появился Енниоль. Ещё несколько минут до захода солнца. Последним гоганы торопливо исчезают в своих временных жилищах. Значит, казначей останется тут на ночь. Уж не казну ли охранять старшОй оставил?

Теперь подождать, пока уснет покрепче. Или не ждать? С кошкой на башке он сойдёт за чудище похлеще закатной твари. Можно устроить не кражу, а грабеж. (1)

Сказано — сделано. Осторожно, чтобы не потревожить наездницу, конь сделал несколько шагов. И вот Моро уже засунул голову с выглядывающей меж ушей кошкой внутрь. Да тут не казна, а храм: очень похожая на магический артефакт и очень может быть, что золотая пирамидка. Рядом книжка какая-то. А вон и кладовщик. Храбро отступил под стол и тычет оттуда в Моро трясущимися пальцем и воздух ртом бесшумно хватает. Эх, поторопился он. Шпагу трусоватый дневальный так и не снял. Теперь фиг возьмёшь. Ладно, берём, что получится. Вон книжку, например. Пусть Аристид просвещается, остальных на чтение едва ли потянет. Мало ли, может, там про зелень написано чего.

Моро — не собака, но ухватить зубами толстый переплет удалось с первого раза. От увиденного гоган совсем обалдел и исхитрился издать высокий, на грани слышимости, писк. Но пеструха злобно на него шикнула, тот икнул, кивнул и притих. Пора удаляться.

На улице он решительно избавился от наездницы. Та опять зашипела, но когти в ход пускать не стала. Спрыгнула и, задрав хвост, отправилась к палатке Аристида. За очередной порцией молока, надо думать.

Только подружке Леворукого подождать придется. Во-первых, магнус принимает гостей: Монсеньора с Иноходцем. Во-вторых, при виде книжки Аристид аж затрясся от возбуждения.

— Это же Кубьерта! Книга тайной мудрости и магических знаний гоганов! Конечно, к утру ее придется вернуть, но за ночь я успею скопировать хотя бы часть текста.

— Значит, в подземелье вы не идете? — очевидно затупил Иноходец.

— Брат Пьетро! Перо и бумагу мне! А сам сопроводи сих господ в их походе в местные катакомбы.

Моро тихо выскользнул, стараясь не цокать. Оно конечно, Ночь Луны, но незачем привлекать лишнее внимание торчащей из шатра магнуса Ордена Славы конской задницей. (Весь Моро в палатку не помещался).

На улице хозяйничала Луна. И смоляные в океане ее серебряного света тени. Судя по довольным рожам, Придд и Савиньяк возвращались с операции "Страшная месть". А судя по запаху, фантазия у благородных господ работала приблизительно в том же направлении, что и у пионеров в летнем лагере. Только вместо зубной пасты — сапожная вакса. И это по-своему хорошо. Ибо у фанфика уж четырнадцатая глава, а в тексте ни одного афроталигца нет.

Правда, поразмышлять об этом ни автору, ни Моро оказалось некогда. Герцог Алва засобирался куда-то ехать. В упомянутые подземелья, видимо.

Следует признать, к этой экспедиции исследователи подготовились. У Монсеньора некая карта имелась. Правда, судя по спорам на каждом перекрестке, карта настолько древняя, что нынешние живописные развалины на ней таковыми не обозначены, а узнать в очередной куче битого камня изображённый храм или дворец — ещё пойди, исхитрись. Только пока всадники спорили, Моро заметил примечательную деталь: приблизительно в том же направлении, что и они, двигались кошки. Почти на каждом перекрестке дорогу им перебегала очередная подружка Леворукого и, что особенно примечательно, бежала она в тот самый проулок, в который в результате споров сворачивали и люди. Правду сказать, первым кошек заметил Дракко, который их, оказывается, страсть как не любил и при каждом их появлении злобно фыркал и даже норовил встать в свечку.

Приехали, наконец. Перед ними не особо заросший всяческой зеленью, довольно широкий лаз, закрытый решеткой. Решетка едва заметно светится голубым. Защитное поле? Моро предостерегающие заржал. Перестраховаться. В отличие от зелени, голубое свечение древних заклинаний человеческому глазу вполне доступно.

— Если это вход в норы Изначальных Тварей, то почему древние не замуровали их нахрен? — недовольно ворчит Валмон. — Неужели сомнительное удовольствие время от времени скармливать им преступников благородных кровей того стоило? Дикие люди.

— А однажды вырвавшиеся наружу твари сожрали полгорода, — поддакнул ему оказавшийся за Монсеньором Герард. И тут же перешёл на страшный шепот. — Там кто-то есть!

Действительно, в подземелье раздались некие звуки. Бьянко истерично заржал. Только даже он скорее придуривался, выпрашивая у сердобольного наездника морковку. В подземелье был кто-то, может, и крупный, но смертоносной быстротой и координацией не отличающийся. Ощущение, будто Тварь хромает на три ноги и крыло подволакивает. Уж кто-кто, а лошади опасного зверя чувствуют.

Люди поднесли к решетке факелы. Тварь то ли слепая, то ли света не боится, то ли в надёжности решетки уверена. Фр-р-р! Гадость редкостная. Почти пегая кобыла, только крыса. Полупрозрачная, словно медуза. Ростом едва ли не с Моро. И зеленью от нее так и прет, словно она не обляпалась в этой зелени, а состоит из нее. Люди замерли, глядя на чудовище.

— Закатная тварь... — выдохнул Эпинэ.

— Не закатная — Изначальная, — поправил его Алва.

И тут появились кошки. Наверное, больше десятка. Они выскочили с разных сторон и легко просочились меж прутьев решетки, чтобы атаковать Тварь. Без привычного кошачьего ора, дружно и деловито, видимо, делая это не в первый раз, кошки набросились на жертву. Шансов гораздо более крупной "крысе" они просто не оставили. И вот уже бой превращается в пир. При этом победители напрочь лишены следов зелени. Потусторонняя мерзость словно аннигилирована. На камнях остаётся только облезлая шкура да обглоданные кости.

— Это и есть Изначальная Тварь, держащая в страхе великий город? Это вот из-за этого анакс решил забросить древнюю столицу?! Предки просто великолепны! — громогласно принялся возмущаться Валмон. — Конечно, у страха глаза велики, но нельзя же терять рамки приличия!

— Не кипятитесь, маркиз. Во-первых, здесь уместнее присказка про то, что страшнее кошки зверя нет, — гораздо более спокойно, хотя нервная дрожь в голосе читалась и у него, отозвался Эпинэ.

Вот кто сумел сохранить внешнее спокойствие, только скривился, словно от головной боли, так это Монсеньор.

— Это, безусловно, Изначальная Тварь. А как так вышло, что некогда опаснейшее из созданий выродилась в убожество, которое задрали два десятка котов, надо думать.

— Наверное, это как-то связано с уходом людей? — испугался собственной наглости Герард.

— Тварей изредка кормили приговоренными к смерти, но не от голода же они так зачахли? Хотя батюшка мой важность вкусной и здоровой пищи всегда подчеркивал. Непременно напишу ему о сем чудесном казусе, — повеселел Валмон.

— Сдается мне, дело не в сожранных телах. Изначальные Твари кормились душами не слишком праведных горожан. А потом они ушли. И праведные, и неправедные, — Эпинэ, напротив, стал задумчив.

— Души, праведные и не очень, отправляются на суд Создателю, — не одобрил новаторскую ересь брат Пьетро.

— Если не тела и не души, то что? — у предвкушающего разгадку Великой тайны Герарда глаза светились не хуже, чем у кота.

Эмоции! Моро едва не скозлил от внезапной догадки. Негативные эмоции людей Кэртианы сотнями, а то и тысячами лет скапливаются под местами массового скопления жителей — городами. Под Гальтарой эта энергия материализовалась в виде чудовищ, способных при определенных обстоятельствах сожрать своих "родителей". Но с ними хотя бы можно бороться. Тут без древней магии не обошлось. А вот под Олларией формируются просто зелёные озера, способные отравлять злобой и агрессией падких на такой соблазн людей. Под Агарисом... Там, похоже, нарождается вариант Гальтары: кто-то там завелся и напугал обычных крыс настолько, что те предпочли уйти...

— Когда в наш дом пришел выходец и увел с собой папеньку, то бывшие при этом слуги сошли с ума: решили, что они — крысы... — теперь куда уверенней подал голос Герард.

— И кто-то или что-то заняло место крыс Агариса, — подхватил мысль Робер. — К слову, местные кошки не заинтересовались Клементом, потому что предпочитают дичь покрупнее.

— И что же за "очаровательная" мерзость скапливается под городами, чтобы прорваться в Излом? — у Алвы явно имелась собственная версия, но он не торопился ее излагать.

— И все это за грехи наши, — назидательно вздохнул и осенил себя знаком брат Пьетро.

— Точно, грехи! — обрадовался Герард. — Душа грешника — в Закат, а дела остаются здесь!

— Сьентифики называют это темными эманациями, — чуть скривился от эдакого торжества богословской мысли Валмон.

— Как ни называй, а суть грозящей всем опасности мы, кажется, уловили, — одними губами улыбнулся Алва. — Понять бы, что теперь с этим делать.

Комментарий к Глава 14. Конь педальный

1Выглядело это как-то так: https://m.youtube.com/watch?v=59jaYC_cdwg

Ты лети, лети, мой конь,

Лети — не споткнися.

Народная алатская песня

— Моро, зайчик, отнеси, пожалуйста, книжку на место.

В лагерь они вернулись в густом предрассветном тумане и тут же уселись обсуждать случившееся. Магнус Аристид не без сожаления сложил с себя обязанности ксерокса и присоединился к толкователям странного в стиле "истина где-то рядом". Моро с удовольствием послушал бы, до чего они додумались, но Монсеньор прав: луна, того гляди, скроется, и гоган-кладовщик весь лагерь на уши поставит. А так есть шанс, что он вообще предпочтет промолчать о ночном происшествии, будто и не было ничего.

Моро почти успел, и не из-за кладовщика. Из-за поторопившегося проведать походное святилище Енниоля. Мало того, что сам на улицу вышел пусть и после восхода, но ещё при не ушедшей за горизонт Луне, так ещё и целую толпу с собой приволок. Что ж, у гоганов появится веский повод лишний раз убедиться в том, что в ночь Луны шляться — себя не беречь. Ибо увиденное внутри Енниоля очевидно не обрадует.

В сложившейся ситуации Моро внутрь палатки, естественно, не полез. Дождался, пока главгоган со свитой зайдут внутрь, да и положил фолиант у порога. Не так, чтобы совсем на ходу. Чуть в сторонке, чтоб не наступили. Сам же сделал несколько неспешных шагов в сторону и принялся кушать травку.

Зря. Едва не подавился, столь дружным и страшным оказался раздавшийся в палатке вопль. И ещё треск. Из соседних палаток полуодетый народ повыскакивал. Кони всполошились. Суматоха, в общем, в которой то, как Моро пролез в первые ряды зрителей, и не заметил никто.

Из шатра под вой женщин "Убили!" вывалилась плотная толпа. Ой, кажется, Енниоль от переживаний в обморок отправился. Вынесенное тело положили на травку, причитания набрали новую силу. Эй, может, водичкой побрызгать попробуете на болезного? Едва ли он вот прямо так в одну секунду взял и откинулся.

Моро на всякий случай бесцеремонно растолкал уже не зрителей, а непосредственных участников. Ой-ой-ой, водичка тут без надобности, как и все прочие средства из арсенала здешней медицины. Пациент реально не дышит. Только сердечный приступ на нервной почве ни при чем. Судя по опаленной одежде и характерным следам на груди, имеет место быть электротравма. Вот и объяснение странному треску — заскучавшая пирамидка начала швыряться магическим электричеством. Или не пирамидка. Не суть. Суть же в том, что адекватных методов реанимации у местных просто нет.

У Моро их нет тоже. Не считать же таковым полушарлатанский прекардиальный удар? С другой стороны, трупу хуже уже не будет. Моро прицелился и, стараясь не переусердствовать с силой удара, пнул бедолагу копытом в грудь. То, что Енниоль застонал в ответ, удивило прежде всего самого Моро. Но тот виду не показал, ненароком подвинул никому не интересную Кубьерту поближе к пострадавшему, да и отошел в сторонку, как и подобает скромному герою.

Вой плакальщиц перерос в бестолковый гвалт. Чуткое лошадиное ухо вычленило из воплей сразу нескольких десятков людей упоминание крылатой твари с шестью пылающими закатным пламенем глазами и змеиным хвостом меж рогов. "Что я им — корова?!" — обиделся мориск. И хвост был кошачий, и глаз не шесть, а четыре. Вот и верь после этого очевидцам.

— Полундра!

Зычный рык Шнееталя перекрыл прочее кудахтанье, заставив всех прочих замолчать.

— Что за пожар в весёлом доме в разгар наводнения?

Шаутбенахт поутру находился в благостном расположении духа, поэтому ничего особо нового собравшиеся о себе не узнали. Им просто практически вежливо порекомендовали пойти делом заняться. А то личный состав скоро закончит утреннюю приборочку и выстроится на утренний же подъем флага, а завтрак не готов, что есть вопиющее безобразие и нарушение предписанного флоту Создателем и уставом распорядка. Что до пострадавшего от неустановленной силы, то раненого следует доставить в специально отведенное под лазарет место, чем немедленно занялись два как из-под земли выскочившие лейтенанта цур зее.

— Священная Кубьерта... — стонет несчастный Енниоль.

— Эта, что ли?

Не вникнувший в суть страданий гогана фок Фельсенбург просто подобрал книжку с земли и всунул ее во все ещё слабые руки пострадавшего.

— Благородный сын земли Дриксен совершил чудо, — охнул повеселевший на глазах Енниоль.

"Чудо! Чудо!" — словно ветер зашелестело в разбегающейся толпе. Люди понесли весть о странном, снабжая ее все более чудовищными подробностями. Стоящие чуть в стороне герцог Алва и магнус Аристид героями этой истории закономерно не являлись.

А вот на Моро строгий взгляд дриксенского морского волка упал.

— Что здесь делает лошадь? — Шнееталь сделал вид, что запах конского пота ударил ему в нос. — Животным надлежит находиться в специально отведённом для того месте.

Моро заинтересованно повернул голову и смерил шаутбенахта задумчивым взглядом. При этом сморщил нос и задрал верхнюю губу, демонстративно принюхиваясь.

— Он вас запомнил, — пояснил действия своего коня Алва.

— Я должен испугаться? — скривился Шнееталь.

— Воля ваша. Но зайчик будет щипать травку там, где сочтет нужным. Это следует запомнить уже вам.

— Вы — сумасшедший, герцог Алва. Но если вам доставляет удовольствие наступать в кучи собственной лошади, не смею вам мешать.

На том и разошлись. У дриксенцев и правда утреннее построение затевалось. С поднятием флага и рапортами о состоянии дел на борту. В смысле — на пустыре.

Талигцы же с примкнувшим к ним святыми отцами просто уселись пить шадди и обсуждать планы. Обсуждать, собственно, следовало лишь одно: стоит ли повторять эксперименты по овладению древней магией эориев или сразу выдвигаться к ближайшему городу, где есть припасы и связь.

Обсуждение, впрочем, как и утреннее построение дриксенцев и молитва гоганов, закончилось плотным завтраком из припасов все тех же гоганов. Просто когда над древними руинами поплыл чудный запах семнадцати и одной приправы, заниматься чем бы то ни было ещё стало категорически невозможно.

Под такой запах невозможно даже спать. Не смогли этого и Альдо со свитой (в ней, помимо Окделла, еще двое каких-то невнятных личностей оказалось). Так вот, все они неспешно выползли под утреннее солнышко и направились к столу. У выставленной для умывания бочки с водой задержался только Ричард Окделл. Остальные разве что чуть-чуть, двумя пальцами глазки протёрли со сна.

— Больше грязи — ширше морда, — понимающе прокомментировал кто-то из дриксенских матросиков.

И негромко вроде бы сказал, и "агарисские изгнанники" замечание мастерски проигнорировали, но ничего не может укрыться от зоркого ока шаутбенахта Шнееталя.

Только что вроде бы увлеченно беседовавший с адмиралом Кальдмеером о своем, о водоплавающем, он мигом отвлекся от своей тарелки и грозно обвел стол взглядом. Оборудованием специальных мест для приема пищи нижними чинами никто не озаботился. Между палаток соорудили длиннющий стол, за которым помещались все. Поэтому командир "Ноордкроне" не меньше чем полночи дрючил матросиков, да и лейтенанта-артиллериста заодно, на предмет отработки правил культурного поведения за столом. Втолковал вроде бы. А тут нате-здрасте, грубое нарушение принципа "когда я ем, я глух и нем", да ещё с возможностью политических последствий. Принц Альдо Ракан или не принц — не дриксенского ума дело. Все это Шнееталь уже собрался довести до сведения подчинённого, но тут его взгляд упал на Альдо со товарищи. Матросик может и подождать, а антисанитария на борту — нет.

— Куда без утренней молитвы да с немытой харей?!

Проигнорировать рев шаутбенахта гораздо сложнее, но Альдо попробовал. Зря. Потому что Шнееталь жестом дал команду матросикам, и те вежливо, но решительно развернули принца со свитой прочь от стола. А что такого? Вон лейтенант фок Фельсенбург — племянник кесаря и адъютант командующего флотом, и ничего: Шнееталь его дрючит на равных со всеми прочими. Только племянник кесаря Дриксен и двор принца в изгнании оказались вещами сильно разными.

Только что присоединившийся к своим герцог Окделл вникать в происходящее не стал и схватился за шпагу.

— Сударь! Вы — хам и подлец! Я...

— Угомонись, Дикон, — Альдо довольно грубо задвинул Окделла себе за спину. — Я требую сатисфакции, сударь! Немедленно!

— Шел бы ты, мальчик, поперечным курсом, да по широкой дуге.

Шнееталь невозмутимо потянулся к ложке, намереваясь вернуться к прерванной трапезе. Молодые талигойцы ещё успели тихо захихикать, а Моро под шумок назревающего скандала — сделать несколько шагов к телеге, где у гоганов мешки с овсом лежат. Почему бы одному из них случайно не прохудиться? А то ведь иначе никаких шпаг не напасешься. Только вообще-то никогда не отличающийся хитростью Бьянко рядом трётся. Хотя этот просто ходит хвостиком за своим новым человеком — Герардом Арамоной. Да уж, такой любви и ласки линарец прежде не видел. Вон и сейчас юный порученец маршала уже покончил с завтраком и несёт своему беломордому сухарик. С солью, небось, ревниво покосился в их сторону Моро.

Поднял голову и... И ему стало не до всех соленых сухариков и мешков с овсом мира. Потому что криво усмехающийся Альдо подал знак своим, и все четверо выхватили из-за поясов пистолеты. Похоже, дело не в зануде-Шнеетале. Жить Сэц-Приддом господин без штанов не собирался. Предпочел погибнуть, утащив с собой в Закат и своих, и врагов. Да побольше. Похоже, ночь они провели в разработке операции "Слабоумие и отвага". Думать о том, почему они не грохнули зашедший к ним с ваксой талигский молодняк, некогда.

Подставляться под выстрел очень не хочется. Моро понёсся согласно шнееталевской инструкции — по широкой дуге: зашёл во фланг атакующим. Несколько секунд на это у него есть. Здешний пистолет — штука серьезная, из него вот так сходу не выстрелить. По ходу опрокинуть стол, заставив потенциальных жертв повскакивать с мест, а значит, вынудить гадов целиться заново.

— Лошадь взбесилась! — заорали сбоку.

Ещё выстрелит какой дурак Леворукому на радость. Только думать об этом уже поздно, глупо и некогда. Да и не один Моро суть происходящего понял. Ещё как минимум Герард. Не просто понял, но и попытался повторить маневр Моро: закрыть линарцем людей, погнав его к опрокинутому столу. Для этого вероломно хлестнул жеребца оказавшейся под рукой хворостиной. Едва ли сильно. Но гордый дурень Бьянко обиделся и вместо того, чтобы бежать вперёд, разгоняя своих, и топча врагов, вознамерился отомстить обидчику. Взревел, поднялся в свечку, ощерился с явным намерением не загрызть, так люто покусать предателя.

Дальше Моро не досмотрел. Не до того. Альдо уже поднял заряженный пистолет. Куда целится — неясно и, по большому счету, неважно. Опомнившийся Шнееталь уже почти добежал до гада с обнаженным кортиком. Ударить едва ли успеет, но грудь под выстрел, считай, уже подставил. Удар плечом, и шаутбенахт выпал с линии огня. На второе плечо принимаем лже-Ракана. Только сперва лягнуть по предплечью со всей конской дури, чтобы наверняка с переломом. Минус один.

Что дальше? Двое свитских принца-изгнанника от оружия уже избавились и старательно изображают из себя свидетелей. В общем, тоже минус. Остался кабан-Окделл. Стоит прямо по курсу, пистолет в дрожащих ручонках сжимает. Пальнет же чисто с перепугу. Вообще непонятно, чего ждёт? Ага, колеблется: броситься ли на врагов или к поверженному анаксу. Моро берет чуть в сторону, открывая проход к валяющемуся на травке Альдо. Окделл намек понял и бросился к "жертве ДТП".

Моро пробежал ещё несколько темпов и развернулся. Ой-ой-ой, надо было не в руку пинать пациента, а башку откусывать. Альдо выхватил пистолет у ошалевшего Окделла и пытается прицелиться. Едва ли получится. Только вокруг достаточно много народа, чтобы хоть в кого-нибудь да попасть. Растоптать гадов нафиг! Разбег. Краем глаза конь успевает заметить поднимающего пистолет Иноходца. Хоть кто-то из людей опомнился. Только куда он стрелять собрался?

— Альдо, не надо! В том, что зверь Раканов мертв, никто не виноват! — орет Окделл, наваливаясь на лже-Ракана.

Хорошо, что оба распластавшись по земле. Прыгнувшему Моро удалось без проблем перелететь через обоих. Теперь тормозить, чтоб не врезаться в столпившихся вокруг своих телег гоганов. Только с физикой не поспоришь. Инерция — это вам не облака копытить, на уравнение Бернулли начхамши. Тут все строго. Вот и Моро обнаружил себя лежащим у перевернутой телеги мордой к разорвавшемуся мешку овса.

Жрать лёжа — некультурно. И неудобно. Мориск неспешно поднялся, прислушиваясь к собственным ощущениям. Левую переднюю он ушиб. Наступать больно, но терпимо. На правах "девушки Джеймса Бонда" Сона подошла к рассыпавшиеся мешку и стала кушать. Остальные только посматривали завистливо, но оспаривать право мориска на добычу никто не осмелился. Красота!

Только ничто не вечно под луной. Суматоха вокруг немного улеглась, и люди вспомнили о нем. Первым, естественно, оказался его Человек.

— Зайчик, с тобой все в порядке? — в голосе Монсеньора неподдельная тревога.

Моро приподнял ушибленную ногу. Иноходец и брат Пьетро прибежали на консилиум раньше, чем Алва успел их позвать. Ногу ощупали, попросили пошевелить и топнуть. Потом намазали бальзамом из запасов гоганов и туго завязали, после чего крутящаяся рядом парочка матросиков разочарованно исчезла. Что, на кулеш с кониной на ужин рассчитывали? Не дождетесь!

Когда лечебные мероприятия завершились, Монсеньор потрепал гриву Моро, нашептал кучу ласковых слов и удалился. Пьетро не стал смущать маршала и отошёл в сторонку ещё раньше. Эпинэ же продолжал переминаться с ноги на ногу уже после ухода монсеньора.

— Знаешь, Моро, если бы я не понял, что ты собираешься прыгать через обормотов, а не топтать упавших... В общем, ещё миг, и я бы выстрелил. Прости.

Чего он ждёт в ответ? Что несостоявшаяся жертва обниматься к нему кинется? Ага, щас-с-с. Хотя по-своему, по-человечески, он прав, наверное. Моро обиженно отвернулся, встав к Эпинэ задом, к разбитой телеге передом. Иноходец молча ушел.

А Моро стал свидетелем ещё одного выяснения отношений. Он уж не знает, увернулся ли шустрый Герард Арамона от зубов-копыт психованного линарца, или до беломордого вовремя дошло, что он набросился на единственного человека, который о нем не просто заботился, а любил, как можно любить только свою первую лошадь. Так или иначе, а Бьянко стоит перед Гепардом растерянный, испуганный и несчастный. Из глаз слезы текут от раскаяния, едва не всхлипывает, а последний шаг к человеку, чтобы зареванной мордой в плечо уткнуться, сделать боится. Впрочем, тоже сперва опешивший от увиденного Герард сделал шаг навстречу первым.

Совет да любовь, как говорится. Моро мЫлодраму досматривать не стал, улёгся на травку, дабы поберечь ногу. И тут же задремал, очутившись во сне на конюшне конно-спортивного клуба, который посещает Арсен Русланович.

Собственно, не сама конюшня, а автостоянка перед ней. На стоянке гостеприимно распахнул двери коневоз. Только пегий (черный с контрастными белыми пятнами) трехлетка упёрся всеми четырьмя ногами и заходить в него не хочет. Ему уж и металлические сходни на деревянную самоделку заменили, чтоб лошадка грохота собственных копыт не пугалась. И глаза завязывали, и силой за недоуздок тянуть пытались. Хотя последнее — явно зря. Что хозяйка жеребчика, что берейторы — девушки изящной комплекции, а жеребчик — тинкер откормленный. (1)

Пока девушки Арсену Руслановичу про свои злоключения рассказывали, виновник торжества дрожать и испуганно зыркать глазами по сторонам перестал, но при малейшем внимании к своей персоне враз пошире расставлял ноги и принимался отрицательно мотать башкой: "Нет, ни за что не пойду! Там страшно!"

В принципе, Моро парня понимал. Распахнутая "пасть" коневоза действительно выглядела подозрительно. Не настолько, конечно, чтоб Моро не вошёл туда вслед за своим Человеком. Только у молодого тинкера такой веры в Человека пока нет. А норов есть. Так что сейчас он уж не столько боится, сколько капризничает.

Доктор Морозов достал из сумки морковку. Жеребчик перестал делать испуганные глаза и заинтересованно потянулся к ней.

— Фиг тебе, трус несчастный.

Арсен Русланович смачно откусил морковку и принялся жевать с аппетитом. При этом сделал несколько шагов к коневозу. Жеребчик — за ним. Морозов снова откусил морковку и, уже не оборачиваясь на тинкера, решительно двинулся внутрь фургона. Жеребчик на половине сходней затормозил было, но спрыгивать в сторону даже ему показалось глупо. Кроме того, в сумке у выглядывающего из коневоза человека, очевидно, ещё морковка имелась.

В общем, в конюшню Арсен Русланович заходил, купаясь в восторженных взглядах.

Всё-таки ему нездоровится, или после скачки по облакам до конца не восстановился. Но проспал Моро не по-лошадиному долго. Окончательно проснулся, когда солнце уже перевалило на западную сторону неба. И то потому, что его окликнули.

— Эй, Воронок, или как там тебя...

Шаутбенахт Шнееталь, не дожидаясь приглашения, плюхнуться на травку рядом и панибратски положил руку на спину Моро.

— Не знаю, какая шлея тебе попала под хвост, но ты ж меня сегодня спас. Чего смотришь? Не понимаешь? Конечно, не понимаешь, где тебе, волчьей поживе, понять... Хотя этот твой чокнутый Алва утверждает, будто ты действовал совершенно осознано. Пижон и безбожник. И вообще, с Талигом определенно невозможно воевать: лучший адмирал — Бешеный, Первый маршал — чокнутый. Куда против них правильной военной науке?.. Впрочем, о чем это я? О том, что я сегодня едва не погиб. Не в бою, не в шторме, на худой конец, не в поножовщине портового кабака или, прости Создатель, на дуэли. От пули неумытого идиота, который бесится от того, что не знает, зачем жить. Глупо, полагаешь? Я тоже так думаю.

Шаутбенахту больше выговориться некому? Желание понятно. На него за последние дни свалилось слишком много всякого непонятного, к чему он оказался внутренне совсем не готов. Талигцы изначально ехали разбираться с мистическим. Его адмирал, добрый эсператист, нашел опору в компании Аристида и Пьетро. Фок Фельсенбург — в компании близких по духу аристократов. Нижние чины уютно устроились за его, Шнееталя, спиной. Показать собственную слабость и неуверенность при любом из них — что начальнике, что подчинённых, — недопустимо и немыслимо. Вот и остаётся с конем разговаривать. Благо, чокнутый Алва на полном серьёзе посоветовал сходить, сказать спасибо спасшему шаутбенахта коню. Типа, тому приятно будет.

Обо всем об этом Моро поведали торопливо и сбивчиво. Потом помолчали. Потом Шнееталь воровато огляделся и вытащил из-за пазухи флягу. Отвернул крышечку, брезгливо понюхал и решительно завинтил. Все верно, в одно лицо пьют только алкоголики. Но парню сейчас надо. Моро с интересом потянулся губами к фляге.

— Рому хочешь? — с интересом уточнил Шнееталь.

Моро всхрапнул утробно. Шаутбенахт поднялся на ноги и, надёжно спрятав флягу, сгонял за большой миской воды, в которую и плеснул рому. Себе наполнил служащую рюмкой крышечку.

— За тех, кого сейчас качает.

Крышка ткнулась о бок миски. Моро кивнул и лакнул.

— Давай, блохастый, до дна, за тех, кто в море. И чтоб не в последний раз.

Чего это он блохастый? Самого ещё на вшивость проверить надо. Впрочем, обижаться Моро не стал, внимательно следя, чтоб собутыльник его не обнес. С учётом разницы в живом весе у коня всяко меньше выйдет. Главное, чтоб Монсеньору ночью ехать куда-нибудь не приспичило. А то у Моро даже за водкой может не получиться.

— Выйду ночью в море с конем. В море синем ночью пойдем...

— И-го-го! — неслось над вечерними развалинами древней Гальтары.

Комментарий к Глава 15. Одна лошадиная сила

1 Тинкер, или цыганская упряжная — порода лошадей, выведенная в Ирландии.

В деревню, к тётке,

В глушь, в Надор!

Девиз вассалов Повелителей скал

Перевод А.С. Грибоедова.

В Надор! В Надор! Через четыре дня всяческих ухищрений на гальтарских развалинах даже упертый Енниоль понял, что с современными эориями каши не сварить и шар судьбы ни ими, ни об них не затормозить. Ну не умеют они колдовать! Хоть смейся, хоть плачь. Чего собравшиеся и делали. Енниоль едва не рыдал после очередной неудачи, Аристид же лишь довольно ухмылялся. Не иначе как видел в неудаче демонических ритуалов божий промысел.

Параллельно все заинтересованные лица (все, кому не лень) вечера напролет обсуждали "единую теорию поля". В смысле, пытались найти единое объяснение бесславного конца Изначальных тварей, зелёного тумана Олларии и бегства крыс Агариса. Моро ещё бы добавил сюда пегую лошадь, но ее, как и возомнивших себя крысами сумасшедших, сочли частным случаем.

Главными генераторами идей оказались герцог Алва, магнус Аристид и, ко всеобщему удивлению, адмирал Кальдмеер, который всякий раз, когда мозговой штурм захлёбывался, выдавал цитату из Эсператии, которая помогала взглянуть на проблему под иным углом. В результате поглазеть на то, как их адмирал на равных общается с целым магнусом из самого Агариса, собирались все дриксенские матросики. Поначалу Енниоль этих посиделок избегал, сказываясь больным, но постепенно втянулся и он. Ибо если первоначальный план не принес желанных плодов, надо придумывать другой. Приходил не один, а с шестнадцатью уважаемыми мужами общины, чьи чада и домочадцы толпились чуть поодаль. В общем, дискуссии оказались по-настоящему публичными.

Моро к ним, конечно, прислушивался, но не более того. Предпочитал гулять в районе палаток среди талигского молодняка. Впрочем, там все мирно. Альдо с тремя переломами возлежит в постели. Окделл мечется между ним и своим вновь обретенным эром. Алва не возражает, Альдо скрипит зубами, но поделать ничего не может. Два агарисских приятеля принца у своего шефа практически не появляются, к новому окружению притираются. Талигцы к ним особо не цепляются, в компании с дриксенским офицерами занимают себя всяческими, преимущественно безобидными забавами: охотятся на зайцев да лазают по развалинам.

На третий день такого времяпрепровождения Енниоль окончательно отчаялся достучаться до небес, но тут магнус Аристид предложил ему вариант лучше. Не то чтобы заглянуть в преисподнюю, но где-то близко.

Суть идеи во избежание кривотолков эсператист излагал публично. А суть оказалась следующей. Некие темные эманации, в просторечии именуемые грехами, копятся внутри земной тверди, не исключено — прямо в закатных чертогах Леворукого. И ладно бы просто копятся. Но на рубеже старого и нового круга у этой тьмы появляется шанс вырваться в мир, сея хаос и разрушение. Будут ли это подземные твари, или отравленные ядом греха люди все сделают сами — не столь важно. Куда важнее предотвратить большую беду. Как это сделать? Для начала — найти наиболее вероятную точку прорыва и вскрыть гнойник.

Тут Моро навострил уши. Образ зелёной дряни как вызревающего карбункула показался очень верным. Тогда крупные города Кэртианы — множество его головок разной степени созревания. Только вот по поводу вскрытия гнойника есть большие сомнения. Прорыв зелени в мир людей — это не освобождение организма от гноя, а чистой воды сепсис. Только как спускать ментальный гной в космос или преисподнюю — пойди, разберись. Как и в том, что можно считать антибактериальным средством против зелени.

Впрочем, люди опасность "сепсиса" тоже понимали. Поэтому, несмотря на явное наличие гнойников в лишившимся крыс Агарисе и позеленевшей Олларии, бригада самоназначенных лекарей предпочла поискать место гнилое, но максимально безлюдное. Нашли. В Надоре — родовом гнезде Окделла.

— Молодой герцог Окделл дважды почти нарушил клятву крови. Такое не могло не отразиться на гнезде Повелителей скал, — подытожил магнус Ордена Славы.

— Что значит "почти нарушил"? — возмутился фок Фельсенбург. — Звучит как "немножко беременна".

— Он предал своего эра, но поднял руку не на него, а на его коня. Он предал своего короля, но связался не с реальным узурпатором, а с клоуном Сэц-Приддом. Он дважды клятвопреступник, но столь нелепый, что сам рок пребывает в недоумении от его действий. В этом наш шанс успеть.

— Успеть что? — уточнил Валентин.

— Спасти Надор от заслуженной гибели и нейтрализовать зелень.

— То есть Надор не сегодня завтра не сквозь землю провалится — так сгорит, не сгорит — так от чумы загнётся, и поэтому мы едем прямо туда?

Это уже Арно.

— Именно так мы и поступим, — жизнерадостно кивнул ему Алва.

— Здорово!

В общем, идею приняли в качестве рабочей, по-наполеоновски: сперва ввяжемся, а там — куда кривая вывезет. В сложившихся обстоятельствах — нормальный план, в принципе. Короче, ещё день на сборы и приготовления, и в путь.

Ехать решили через Олларию, дабы доложить его величеству о случившемся, сдать дриксенцев их послу, а гоганов... С гоганами пока неясно. В Агарис они возвращаться отказались, категорически наплевав на оставленные дома и лавки. Енниоль жизнерадостно разглагольствовал о преимуществах северного климата и горного воздуха над духотой и ветрами приморского юга. Моро возмущённо фыркал, но в суть гоганской хитрости проникнуть не мог. Может, это и не хитрость вовсе, а страх? Люди в дискуссии с Енниолем не вступали. Мол, не наше дело, живите, где хотите, коли хозяин Надора герцог Окделл не возражает.

Герцог действительно не возражал. Не до этого ему было.

— Что я матушке скажу?

— Забавно. Хотя сообщать об угрозе сквозь землю провалиться, пожалуй, не стоит, — не с первого раза, но откликнулся-таки на горестные вздохи оруженосца Алва. — А давайте скажем, что приехали на помолвку? Вы же не возражаете, чтобы ваша сестра.... У вас же есть сестра подходящего возраста? Так вот, чтобы ваша сестра связала свою судьбу, да хотя бы с господином Альдо. Как вам идея, Дикон?

— Вы... Вы это серьезно, эр Рокэ?! — буквально подпрыгнул в седле Окделл.

— Почему нет, если ваша матушка и сами молодые люди окажутся не против?

— Я непременно поговорю с Альдо! Он согласится! Айрис — такая чудесная девушка!

Несмотря на нездоровый энтузиазм, отъезжать от Монсеньора Окделл не торопился. Он вообще старательно жмется поближе к Алве. Формально все верно, обязанности оруженосца с парня никто не снимал. Но Моро уверен: кабан просто своих бывших однокашников побаивается. Впрочем, Моро это вполне устраивает. Идти рядом с Соной приятно.

Воспользовавшись привалом, Моро сорвал с придорожного куста молодой побег — сочный и с цветочками. Сона благосклонно приняла подношение, в момент передачи трепетно коснувшись губами его губ. Пока дар с аппетитом пережёвывался, Кан внимательно наблюдал за процессом. В его голове мысли о новом способе ухаживания вызвали просто тектонический сдвиг мозга. Беломордый Бьянко мыслями не заморачивался. Этот последнее время просто и тупо копирует модернистские замашки Моро. Но мориск готов поставить подкову на кон за то, что первым новшество успешно опробует мышастый Придд.

Так за повседневными делами да разговорами до Олларии и добрались.

Там уже были в курсе их чудесного спасения, ибо гонец помчался в столицу, стоило им добраться до первого населенного пункта в Эпинэ.

Закатные твари! Да их с войны так не встречали, как сейчас! Сюда же не просто весь город высыпал. На балконе лично его преосвященство Сильвестр ручкой машет. А рядом с ним кто? Уж не добрый ли наш король Фердинанд? Да не один, а с маленьким наследником Карлом на руках. Ой, божечки, что это делается?!

При таком раскладе о том, чтобы поехать домой, речи просто не шло. Только королевские конюшни. Без вариантов.

В них Моро простоял все три дня до отъезда в Надор. Там же выяснил причины столь высокого накала народной и монаршей любви к прибывшим из Гальтары. Официальная версия заключалась в том, что дерзнувшие нарушить планы Леворукого члены экспедиции были атакованы Закатным тварями и доставлены прямо в гальтарское логово демонов. Конечно, будь в составе отряда не эсператистский, а олларианский епископ, такого непотребства не случилось бы. Но и эсператисты вели себя достойно и имя Создателя и слуг его не посрамили. А совсем даже и наоборот. В битве с людьми Повелитель кошек оказался посрамлен, что позволило отряду Первого маршала Талига покинуть западню самому и увести оттуда прочих угодивших в беду людей. Мало того, удалось выведать планы врага рода человеческого. И теперь мать-церковь с истиннославными государями готовят этим козням отпор. Вот так вот, не много не мало. Только тс-с-с! Это тайна!

Три дня в чужом стойле для Моро и отнюдь не пиров для его Человека, и они снова собираются в путь. Вновь утро и вновь проводы. Только теперь секретностью миссии прониклись все, включая рыночного менялу, торговок рыбой и зеленью. Отчего в городе только и разговоров о том, что герцог Алва досрочно освободил герцога Окделла от обязанностей оруженосца, дабы юный правитель Надора мог немедленно заняться делами своих земель. Ибо именно они выделены его величеством Фердинандом для проживания покусанного Закатным тварями и ими же головой о камень ушибленного принца Альдо. Почему счастье это свалилось не Приддам, а Окделлам? Тут все ясно. Причин целая куча, на любой вкус. Торговки рыбой особо выделяли предстоящую свадьбу принца с дочерью старого герцога Эгмонта. Детали романтической любви по переписке выдавили восторженную слезу даже у самых горластых завсегдатаев рыбного ряда. В овощном же ряду видели главную причину королевского выбора в том, что добрый Фердинанд хочет помочь находящемуся в упадке без хозяйской руки краю, сделав его официальным местом жительства принца Альдо, который, конечно, не совсем принц, но его величество пожаловали его титулом принца-консорта Раканского. И только всезнающий меняла хитро улыбался, подкручивая ус.

— Принц — не принц, бабушка надвое сказала. А коли из Агариса попы и крысы побежали, а в Эпинэ Леворукий обосновался, то экономический центр королевства надо переносить на север. Ибо мало ли что.

Состав почти свадебного поезда существенно отличался от недавней экспедиции. Прежде всего Сильвестр сплавил-таки тессория Манрика из столицы. Официально — для обустройства принца-консорта. Но на деле имелся план куда грандиознее: сделать край прибыльным и способным достойно прокормить не только своего герцога, но и находящегося у него в гостях Ракана.

— Говорят, в старые времена, когда шад хотел наказать какое-нибудь селение, он ставил туда на постой боевого слона, — разглядывал карету тессория неугомонный Арно.

—Это было бы верно, кабы его величество в Надор одного Альдо сослал, в смысле, в гости отправил. А он ещё и специалиста по прокорму "агарисского слоника" аж до зимнего излома направил. И гоганы за Манриком как приклеенные увязались, — возразила сыну высунувшаяся из кареты и подслеповато щурящаяся на солнце графиня Савиньяк.

А как же! Свататься ж едут. А потом и на свадьбу останутся, чтоб два раза не вставать. Арлетта Савиньяк в статусе фрейлины крайне авторитетной у Людей Чести ныне покойной королевы-матери Алисы. И два кардинала: эсператист Левий и олларианец Бонифаций, чтобы предстоящее бракосочетание оказалось безупречным с точки зрения обеих конфессий. Реально же это троица образовала кружок книголюбов, охотящихся на гоганскую Кубьерту. Кроме того, помимо Валентина Придда, столицу покинул и Придд Вальтер. Формально — потенциальный посаженный отец Сэц-Придда. Реально будет присматривать за тем, чтобы экономическая активность Манрика не переросла в откровенный грабёж и не обернулась беспорядками. Зачем с ними увязался молодой фок Фельсенбург, Моро не понял. Видимо, в статусе официального дриксенского шпиона.

Короче, даже коню понятно, что задача перед этой крайне разношёрстный компанией стоит трёхслойная. Слой первый: пристроить Альдо — скромненько, но с достоинством. Раканом он остался, но не по праву крови, а решением доброго короля Фердинанда. Держать его сподручнее на территории Талига, но подальше от столицы. Тут возникает второй слой: хозяйственная реанимация "гостевых" земель Ракана. Так, чтоб и принца прокормить, и казну пополнить, и голодных бунтов избежать, и неуемную энергию и амбиции тессория в мирное русло направить. А вот чтобы титанические усилия Манрика не пошли прахом, есть третий слой, о котором вслух почти не говорят. Но в вероятность того, что без магических усилий реформы Надору будут уже не нужны, верят все. Даже Манрик. Хотя он громогласно объявил себя материалистом, верящим исключительно в закон прибавочной стоимости и невидимую руку рынка. И ни олларианцы, ни эсператисты ему не указ. Ну прям Джордано Бруно местного разлива! В том смысле, что итальянский вольнодумец был едва ли не единственным, кто ухитрился разругаться вдрызг с католиками, кальвинистами и лютеранами одновременно.

Ехали быстро, без задержек. Хотя в иных городках местные власти в сговоре с купечеством норовили закатить пир для дорогих гостей недели на две. Но Алва всех обломал: дело — прежде всего. Им помолвку заключать и ещё свадьбу играть, а такие дела не позже Осеннего излома делаются. И вообще, его величество Фердинанд их к Излому зимнему назад ждёт. Так что ни о каких промежуточных гулянках не может быть и речи.

Впрочем, набранная скорость движения никак не мешает принцу Альдо находить спиртное и употреблять найденное по назначению: внутрь. Поначалу этому никто не возражал, благо в собутыльниках Ракан не нуждался. Но до Надора осталось неполных три дня пути, а вид жених имеет откровенно нетоварный.

— Ричард, вы бы развлекли как-нибудь потенциального зятя. Вытащили бы из кареты, покатались бы верхом, — первым не выдержал Монсеньор.

"О вреде пьянства побеседовали бы", — мысленно съязвил Моро. У него от воспоминаний о шнееталевском роме до сих пор фантомные рвотные позывы (1). Да и в способность заливающего вином собственные рухнувшие амбиции принца взять себя в руки верилось с трудом. Но пусть Окделл пробует.

Тут на помощь юному герцогу пришел впервые пересевший из кареты в седло, стоило лишь пересечь границу Надора, Манрик.

— Герцог Окделл не желает показать нам с принцем свои владения? — жизнерадостно интересуется восседающий на таком же золотисто-рыжем, как и он сам, коне основательно-тяжеловозной наружности тессорий.

Тон при этом такой, что возражать ни герцог, ни принц не рискнули. Всё-таки зря Манрика считают дрянным политиком. С ролью наёмного стряпчего-управляющего, которого юный, но могущественный Повелитель скал пригласил для наилучшей организации дел в гостевой резиденции принца Альдо, он справлялся весьма оригинально. Старшинство двух сопляков он вроде бы и признавал, только слушались этого "навозника" наши Люди Чести просто как Бандерлоги удава. Нет, гипнозом Манрик не баловался. Бедняжку Дикона он банально запугал.

Как? Элементарно. На одной из первых полевых ночёвок, пока слуги натягивали шатры и готовили ужин, тессорий на спор с Первым маршалом научил Моро играть в местный аналог крестиков-ноликов. Манрик палочкой расчерчивал квадрат на песке, сам рисовал крестики, а Моро ставил копыто, оставляя отпечаток почти нолика. Начали с классического поля три на три. Очень быстро перешли на более сложный вариант девять на девять, напоминающий китайскую игру го. Это было уже интересно. Рубились тессорий с конем азартно и на равных. И когда Манрик победил, а Моро его за это не загрыз и не затоптал, это повергло Окделла в глубокий шок. Для него Моро — исчадие Заката. Значит, тот, кто встал с ним на равных, как минимум такой же.

В общем, что герцог Окделл думал об идее Манрика осмотреть владения, осталось неизвестным, но возражать Ричард не стал. Мало того, и Альдо прогуляться уговорил. С Манриком увязалась и взятая с собой в путешествие внучка Иоланта — невысокая, ладная девушка, такая же рыжая, как и дед. Герцогов Алва и Эпинэ никто не звал, но им наскучило тащиться по дороге, и они свернули следом. На некотором расстоянии, чтобы их не сочли назойливыми. Но чуткому уху Моро все хорошо слышно.

— Поле. Вот, — лаконично сообщил Окделл, стоило им преодолеть придорожные кусты и вырулить на слегка заболоченное пространство, на котором конь тессория почти сразу едва не споткнулся, угодив ногой в кротовую пору.

— Уверены? — скривился Манрик.

— Здесь что-то посеяно, — неуверенно покрутил головой хозяин Надора.

Что-то безусловно посеяно было: не так, чтобы слишком часто, но колосья торчали.

— Что именно? — скучным голосом уточнил тессорий.

— Хлеб?

— Не поспоришь, — хмыкнул Манрик.

— Ага! Сразу булками и калачами! — не выдержала внучка. — Это ж кто додумался здесь ячмень сеять?! Хорошо, не пшеницу!

Правильнее всего сеять овёс. Но когда под копытами вода чавкает, Моро склонялся бы к рису.

— Эй, любезный! Пойди-ка сюда и расскажи, что у тебя здесь! — заорал явно не имеющий своего мнения Окделл, завидев неподалеку некоего оборванца.

Хотя сам обернувшийся на зов селянин оборванцем себя считал едва ли. Добротные деревянные башмаки почти новые, а нечто, по мнению Моро, именуемое картузом, весьма поношено (не иначе, от отца, а то и от деда досталось), но чисто и аккуратно. Так что парень имел все признаки местного кулака-мироеда. Мало того, ещё и с административным ресурсом. Ибо представился он старостой ближайшей деревни.

Иоланта оказалась права. На поле рос, хотя вернее сказать — чах, ячмень. Почему не лен, или на худой конец рожь, и почему бы местным водоотводную канаву вдоль поля не выкопать? Вместо ответа по существу староста только кланялся, глупо моргал да ссылался на волю Повелителей скал.

— Как можно? Надор не должен надеяться на подачки южан. Мы всегда предпочитали есть свой хлеб. Так говорит госпожа герцогиня.

Только присутствие горячо любимой внучки удержало Леопольда Манрика от матерного комментария. Сама же Иоланта ржала в голос, без ложной скромности и почти без акцента. При этом, в отличие от злобно пыхтящего и багровеющего деда, охотно давала комментарии не только едкие, но и со знанием дела — в смысле организации сельхозпроизводства.

— Ну ладно, в успешный для Талига год вы по причине скудоумия и рукозадости уклонитесь от уплаты подати в казну. Счастье-то в чем? — коварно моргнула ресничками девица, изобразив святую наивность.

— Повышенный налог с мятежных земель разоряет наших крестьян, — надулся аки индюк Окделл.

— Да какая разница, какую подать не заплатить? Я не о том. Обычно вы исхитрялись завозить зерно, шантажируя угрозой голодного бунта не казну, так соседей. Тут образ лютых мятежников оказался весьма кстати.

— Мы всегда жили скромно, но достойно.

— Достойно — значит, по средствам? Тогда по средствам вы прожили лишь последнюю зиму, потому что после войны в Варасте лишнего зерна для вас не оказалось ни у кого. Интересно, сколько ваших подданных не пережили эту зиму, герцог Окделл?

— Я не...

— Ах, да. Вас не было дома.

Иоланта пришпорила коня и поскакала на другую сторону дороги глядеть на стога уже сейчас выглядевшего гниловатым сена. Альдо Ракан понёсся за ней. Балбес от скуки принялся строить глазки единственной девушке, напрочь забыв о собственном статусе жениха. Ричард задумался. Кажется, прислушайся повнимательней, и услышишь, как мысли в башке Повелителя скал словно мельничные жернова ворочаются. С некоторым опозданием он крикнул вслед юной Манрик.

— И чем бы Надору помог этот твой лен?

Только умчавшаяся в туманную даль болотистых лугов девушка его не услышала. Зато услышал ее дед.

— Просто лен помог бы едва ли. А вот сортовой тонковолокнистый, да кабы рядом ткацкую мануфактуру-другую поставить, да с красильнями... За таким товаром и багряноземельцы приехать не побрезгуют. Тут тебе и хлеб, и масло, и икра кэналлийская (баклажанная).

Леопольд Манрик и увязавшийся следом любознательный Окделл двинули на край поля к деревенским постройкам. Прочие же вернулись на дорогу, которую лихо пересекла пара Иоланта-Альдо.

Впрочем, девушка на ухажёра внимание не обращала. Совсем.

— Похоже, наш Леопольд натаскивал внучку в королевы. На случай долгожданной невосполнимой утраты и вдовства его величества, — задумчиво проводил девушку взглядом Эпинэ.

— Или просто умной и непоседливой девчушке интересно вникать в то, чем занимается любимый дедушка, — пожал плечами Алва. — Да и какая теперь разница? Хотя невеста просто загляденье. С такой женой никакого управляющего не надо.

Так и ехали, неспешно разговаривая о том, на что падал случайный взгляд. Проехали убогую деревеньку. За ее околицей основную колонну догнал тессорий Манрик с компанией. Экскурсию для герцога Окделла по его, Окделла, землям он ещё не закончил.

— Таким образом, если решить проблему кормов на зиму, то молочное животноводство станет весьма прибыльным. Бренд "Надорское масло" может прогреметь на все Золотые земли.

— А ещё свинок можно разводить... — мечтательно поддакнул тоже осмотревший деревеньку и теперь вертящийся возле тессория Енниоль. — Здешние тощие совсем, как степные лисицы. Не чета тем, что были в Агарисе.

— Дело не в породе, а в корме. Здешние по полгода жрут исключительно коровий навоз. Тут не до сала, копыта б не отбросить. Хотя над закупками породистого скота, в том числе и черных агарисских свиней, думать надо. Займитесь этим.

— О-о-о, пусть медноволосый сын бухгалтерской мудрости не беспокоится. Правнуки Кабиоха знают толк и в свинюшках, и в тканях, и в сальдо торгового баланса.

Скорость движения каравана резко упала. Теперь путешественники останавливались в каждой, даже самой крохотной деревеньке. Герцог Окделл (вернее, тессорий Манрик под прикрытием герцога Окделла) желал детально ознакомиться с состоянием дел. Прочие стреляли перепелов по окрестным лесам.

— Вам не интересно, Монсеньор? — скорее из вежливости, чем из желания припасть к источнику экономической мудрости, поинтересовался Герард.

— Нет.

— Но вы же правитель Кэналлоа.

— Да. И чтобы быть хорошим правителем, мне не надо вникать в особенности сортов винограда и пород овец. Достаточно быть хорошим соберано. Если этого нет, то самый гениальный тессорий не поможет.

Так и двигались со всеми остановками, пока к полудню третьего дня дорога не сделала ещё один поворот, чтобы прямиком побежать к воротам замка Надор. К воротам, у которых их уже встречали. Не так чтобы большой толпой, и не так чтобы сильно радостно. Во всяком случае, выражение лица высокой дамы в трауре можно назвать каким угодно, только не радушным.

— Матушка, — тихо выдохнул герцог Окделл.

Вдовствующая герцогиня Мирабелла Окделл, урожденная Карлион, выглядела решительно и отнюдь не дружелюбно.

Комментарий к Глава 16 Медный всадник

1. У лошадей нет рвотных позывов. У них желудок исключительно в одну сторону работает.

Я вернусь домой

На закате дня

Обниму жену,

Напою коня.

Дриксенская народная песня

Вдовствующая герцогиня Надора Мирабелла Окделл стояла у ворот, накинув на плечи серую и очень вкусную (побитую молью) шаль, и сходить с места не собиралась. Стояние это напоминало скорее заслон, чем радушный прием. Гости обострять не торопились и остановили своих коней на почтительном расстоянии, позволив герцогу Окделлу проехать вперёд.

Тот проехал половину дистанции между гостями и хозяевами, остановил Сону и спешился. Оставшиеся несколько шагов он прошел пешочком.

— Здравствуйте, матушка, — смиренно выдохнул герцог Окделл.

— Как вы посмели привести в оплот рода Окделлов этих людей?

Вдовствующая герцогиня совсем не аристократично ткнула пальцем в сторону Моро. Тот аж уши на всякий случай прижал. Конечно, Мирабелла Окделл — не император Палпатин из далёкой-далёкой галактики, молнии пальцами запускать не умеет. Наверное. Короче, Моро от греха подальше сделал пару шагов в сторону. Не назад попятился. Этого побитая молью герцогиня не дождется, будь у нее хоть гранатомёт в руках. А вот несколько едва заметных шажков в сторону, так, чтобы палец устремлялся не в его грудь, Моро счёл разумной осторожностью, а не трусостью.

Теперь госпожа герцогиня указывает вовсе не в ненавистного герцога Алву, а... В кого, кстати? Кардинал Левий с улыбкой профессионального искусителя шагнул вперёд. Пешком. Его преосвященство не просто успел соскочить с лошади, но и затолкал кроткое животное в задние ряды. Типа, он и верхом-то ездить не умеет. И вообще практически пешком проделал весь путь от Олларии да Надора. Да чего мелочиться? Не от Олларии — от самого Агариса! И все ради сомнительного удовольствия полюбоваться на воблу сушёную в пыльно-молевом соусе. Впрочем, в исполнении Левия сомнительность этого удовольствия была изощрённо подменена искренностью. Не то чтобы натуральной, скорее идентичной натуральному чувству.

— Приветствую тебя, дочь моя, — двинул на амбразуру кардинал.

Та, как многие из наиболее упёртых Людей Чести — тайная эсператистка, слегка стушевались. Правда, ненадолго — всего пару раз судорожно вздохнув и сглотнув, опомнилась и принялась набирать воздух в лёгкие для достойного ответа. Но рука кардинала уже протянута для ритуального поцелуя. Жест столь обыденный и вместе с тем властный, что противиться ему не всякий еретик себе позволит. Мирабелла Окделл, при всём наборе лучших качеств как Людей Чести вообще, так и кабаньего семейства Окделлов в частности, еретичкой все же не была, отчего покладисто припала к кардинальскому перстню. Затем чуть ошалело приняла пастырское благословение.

— Радуйся, дочь моя. Ибо земля сия избрана Создателем, дабы принять эстафету святого града Агариса.

Моро не знал, чего там нафантазировали окружающие Мирабеллу мрачные мужики откровенно крестьянской наружности, но глаза у них из орбит повылазили знатно. Хозяйка же оставалась холодно-спокойной, но желания на людей кидаться больше не изъявляла. Левий же развивал наметившийся успех.

— Великая честь и великая ответственность ляжет на твои плечи, дочь моя. Твой дом отныне станет домом Альдо, высочайше нареченного Раканом.

Властный жест, и фок Фельсенбург почти волоком предъявляет местным означенного принца. Который, собака эдакая, уже опять успел изрядно нажраться. Только это неважно, потому что теперь с лицом не справилась и Мирабелла.

— Я есть герцог фок Фельсенбург из славный кесария Дриксен.

Вообще-то обычно Руперт на талиг куда чище говорит. Но сейчас подчёркнутый северный акцент добавлял лишнюю каплю безумия в происходящий бардак.

— Мой кесар слать вам горячий привет, ваш матушка. Славный герцог Окделл сообщать, у вас есть товар? У нас есть купец! — лейтенант цур зее немилосердно встряхнул Ракана, демонстрируя его во всей красе.

— Как с венценосной особой обращаешься, каналья?! — огрызнулся потерявший равновесие Альдо.

Впрочем, Фельсенбурга это вовсе не смутило. Он самозабвенно продолжал.

— Наш баран лютший пара для ваш ярочка есть.

Всё-таки Мирабелла Окделл была женщиной отнюдь не глупой. Совсем наоборот. Ибо узнать в этом бреде традиционные для юга Золотых Земель сватовские присказки дано далеко не всякому. Моро бы сказал, мало кому дано. Но Мирабелла справилась. И окончательно обалдела от услышанного.

— Его величеству кесарю известно о помолвке? — наконец выдохнула она.

— Все известно Создателю. Нет ничего, способного утаиться от взгляда Его, — назидательно вымолвил Левий, подкрепив сказанное святым знаком и цитатой на древнегальтарском.

— Матушка, кто-то из сестер был тайно помолвлен с Альдо? — уточнил "сообразительный" Ричард.

— Да. Айрис. Вскоре после ее рождения.

С этими словами Мирабелла повернулась кругом через левое плечо и отправилась внутрь замка. Остальные сочли это за особую форму приглашения и двинули следом. Ладно, посмотрим, что за Надор такой.

Что ж, замок — как замок. Камня много, сена... Судя по короткохвостому уродцу, с сеном здесь так себе.

Но не до такой же степени! Или это изощрённая диверсия? Моро стоял в местном деннике, широко расставив ноги, и озадаченно осматривал содержание собственной кормушки. Это же нельзя есть. Нет, ну конечно, если венцом ваших мечтаний являются колики с последующим заворотом кишок, то можно. Приятного аппетита. Во всех остальных случаях это есть нельзя.

Моро грозно заржал, предупреждая коллег об опасности. Только для всех прочих это не аргумент. Его, конечно, поняли, но как отказаться от пусть и невкусной, но еды, когда она перед самой мордой лежит? Мориск уже привычно открыл денник и вломился в соседний, едва не пинком выгнав Сону в коридор. Затем проделал то же самое с Бьянко, Каном и прочими. Знакомые выбегали неохотно, но без сопротивления и истерик. Его статус косячного жеребца не оспаривался. А вот местные по темным углам ныкаться принялись. Моро не настаивал, у них-то в кормушках прошлогодняя сенная пыль. Для желудка голодно, для лёгких вредно, но не смертельно. Это гостям от дурацкого ли усердия или по злому умыслу спешно накосили излишне сырого клевера вперемешку с откровенно сорной травой. (1).

Ладно, с умыслом пусть Человек разбирается. Моро же собрал свой странноватый косяк и повёл всех искать пастбище. Для этого вырываться из замка не пришлось. На дворе перед конюшней обнаружился воз весьма приличного сена. Не смесь "вика-овес", конечно, но что-то злаковое. Пока прочие кушали, Моро прохаживаться вокруг, призывая местный заполошно орущий персонал к порядку. Нет, не с двух ног. Хватило прижатых ушей и даже не дистанционной свечки, а так — лёгкого ее обозначения. Понятливый народец попался. Дистанцию соблюдать умеют. И бегают быстро: вон уже за Монсеньором взметнулись.

Герцог Алва появился в сопровождении Эпинэ и Манрика. В конюшню, правда, не пошли. Хватило того, что Иноходец запустил руку в сваленную у входа кучу свежескошенной травы. Той самой, которой их только что пытались отравить. Монсеньор и трогать ничего не стал, просто скривился гадливо. Тессорий же с ходу потребовал отчёта.

— Клевер.

— Он, — кивнул Эпинэ. — А ещё хвощ, папоротник, болиголов и зверобой с чистотелом. (2)

— Прелестно, — по-волчьи ехидно ухмыльнулся Монсеньор. — Хорошо, что здесь ещё не начали выращивать столь любимый вами лен. Иначе его семена тоже были бы в кормушках. (3)

— А свинки где? — закрутил головой выскочивший из-за угла Енниоль. — Там чан с желудями стоит. Сын моего отца думал, для свинок, а тут лошади.

Жёлуди? На конюшне? Это что же такое делается-то, люди добрые? Одно дело, когда сорную траву с первого попавшегося пустыря нарвали впопыхах и про то, что не привыкшие к такой кормежке столичные гости не просто коликами да диареей маяться станут, а и копыта отбросить могут, никто не подумал. Но чан желудей насобирать — нужно время. А их приезда не ждали. Эх, зря Моро считал короткохвостого придурком. Он не клинический идиот, а конченый наркоман. (4)

Люди подумали о чем-то подобном. Моро даже уши прижал, чтобы не слышать, как его Человек матерится сквозь зубы.

Очень вовремя. Потому что через миг заревел Манрик. Обвел взглядом выведенный из конюшни табун породистых и дорогущих морисков да линарцев... Это у Иноходца с Монсеньором душа о верном четвероногом товарище болела. У тессория же — цифра возможных убытков от массового падежа перед глазами возникла.

На просто слоновий рев появился управляющий. Ой, падеж сегодня все же будет. Но не среди коней, а среди персонала замка. Потому как если господа герцоги Манрика не удержат, он насмерть загрызет бедолагу. Или сожрать всю сорную траву до последней былинки заставит.

— Моро, мальчик, веди-ка ты всех на лужок. Да следи, чтоб не подходил кто чужой с прикормом. Конечно, скорее всего, здесь так принято. Но возможность злого умысла я бы не исключал. Так что из чужих рук — ни сухариков, ни морковки, ничего. За всех отвечаешь.

Моро понимающе кивнул сказавшему это Человеку и демонстративно шаркнул ножкой для прочих. Ну, мало ли, вдруг легенды про коня Первого маршала до этой дыры ещё не дошли.

Про слухи не скажем, а вот истошные вопли в режиме а-ля скандаль дошли до хозяйки замка. Вдовствующая герцогиня появилась на конюшне лично.

— Что здесь происходит, господа? — вроде бы спокойно начала Мирабелла Окделл.

Только Моро на месте Монсеньора этим спокойствием не обольщался бы. Для перехода на тему гнусных захватчиков, орудующих на чужой земле, даме потребуются секунды. Да только не судьба. Моро не уверен, но, кажется, это был предварительный сговор. Уж больно невинно Монсеньор улыбался и шустро Манрик отступил за спину приосанившегося Енниоля. Ответил герцогине именно он.

— Свинок разводить будем. Жёлуди у нас уже есть, спасибо тому, кто числится у вдовы вашего мужа управляющим.

— Вы смеете указывать мне на то, кому быть управляющим замка? — все ещё спокойно, но с наметившимся внутренним напором осведомилась Мирабелла.

— Упаси Кабиох своих правнуков от подобного! — куда более явно возмутился Енниоль. — Пусть себе и дальше числится. Сын моего отца займётся лишь свинюшками. Личное поручение самого!

— Самого Фердинанда Оллара?

Называть действующего монарха "его величеством" герцогиня демонстративно не стала. Хорошо, узурпатором не назвала. Только интонацией обозначила.

— Благочестивая вдова своего мужа ошибается. Самого эсперадора. Должен же досточтимый Альдо иметь собственный доход? Не век же ему приживалом на шее жены сидеть, — и рта хозяйке не давал открыть Енниоль. — А в Надоре уже и торговый знак готовый имеется.

Моро во главе табуна уже покидал двор, а за спиной все ещё продолжался монолог о статях и плодовитости будущих местных свинок-рекордсменок.

Весьма приличный лужок обнаружился сразу за стеной, и угрозы конским жизням и здоровью не наблюдалось. Мало того, местные прониклись доходчивым рассказом тессория о том, скольким поколениям их потомков предстоит возмещать ущерб, подохни от здешних кормов хоть одна из породистых лошадок гостей. А подтянувшийся на шум супрем усилил впечатление упоминанием едва ли не дюжины статей, по которым виновных можно привлечь за вредительство, отравительство и халатность.

По мнению Моро, перестарались оба. Судя по заморенному виду конюхов, они сами преимущественно на подножной лебеде перебиваются. Так что время погашения возможного долга приблизительно равно бесконечности. Помереть в этих обстоятельствах со стороны Моро было бы не просто глупо и безответственно, но ещё и бесчеловечно. С другой стороны, окажись обвиняемые в королевской тюрьме, она ж им дармовым курортом покажется.

Только об этом только Моро и догадывался. Сами же конюхи попадать на "королевский курорт" не рвались и бдили за пасущимися чуть ли не вдесятером, едва не руками лужок перед мордами кушающих пропалывая.

Хотя, правду сказать, в луга ушли не все. К возвращению в конюшню помещение оказалось чисто выметенным и свежепобеленным. От сенной трухи и следа не осталось, в кормушках — весьма пристойное сено. Могут же, когда захотят.

Убедиться в том, что власть на конюшне поменялась, и жизнь тут впредь пойдет не по надорским, а по нормальным правилам, вечером пришли практически ко всем. Первым — естественно, Иноходец к Дракко с морковкой пришел, потом Савиньяк с Приддом-младшим. Герард раза три забегал.

Последними пожаловали высшие должностные лица Талига: Первый маршал, тессорий и супрем. И все трое направились к Моро. Нет, морковка тоже была, но пришли по делу — к гадалке не ходи. Моро и не пошел. Сожрал морковку и поставил уши торчком. Слушаю, мол, излагайте. Что, сперва погладить? Кто бы возражал. Особенно, если дело терпит.

Дело терпело. Оно вообще планировалось на завтра. От Моро требовалось не препятствовать тому, чтобы Ричард Окделл опять на него взобрался. А когда это произойдет, провезти пассажира по заранее оговоренному маршруту, не давая тому уклониться или сойти с дистанции. Принципиальных возражений это у мориска не вызвало. В конце концов, возить пассажиров — его долг. А если его Человек просит, то и крайне неприятного гаденыша можно потерпеть. Моро лишь позволил себе изобразить удивление. С чего бы это? Умница Алва его недоумение понял. Всё-таки в Талиге абы кого Первым маршалом не назначают.

— Завтра поутру герцог Окделл отправится на верховую прогулку. Свою мориску он уступит сестре Айрис. У той просто нет приличной лошади, за которую перед столичными гостями не было бы стыдно. Самого же Дикона гости спровоцируют взять тебя. Это мы обеспечим. Ты же обеспечь, чтобы молодые люди не бездумно по полям, по долам скакали, а осмотрели окрестное хозяйство. Пора юному герцогу осознать свой долг правителя, заботящегося о Надоре. Да и некоторые познания в области организации сельскохозяйственного производства приобрести ему лишним не будет.

Моро понимающе кивнул. Понятно, что Манрик с Приддом вечно сидеть в этой дыре не будут. Какая из Мирабеллы хозяйка, ясно не только коню, но и распоследнему ежу. Особых надежд на Окделла-младшего едва ли стоит возлагать. Но он — паренёк увлекающийся, да и достаточно молодой, чтобы учиться новому. Вдруг получится?

Утро выдалось облачным, сырым и немного туманным. Гулять в такую погоду... Но другой в Надоре не припасено. Поэтому компания весёлых молодых людей появилась вовремя. Сразу после завтрака то есть. Не исключено, что жеребяток от здешних застолий в ближайший трактир потянуло.

Идущая впереди на правах хозяйки Айрис замерла, не в силах скрыть восторг от вида породистых лошадей. Через миг гордо вскинула головку и направилась в другую часть конюшни искать клячу почище. Но брат остановил ее решительным жестом.

— Прости, что не успел подарить тебе коня, достойного принцессы. Но у тебя будет такой конь. А пока...

Хм, фантазер, фыркнул Моро. Купит он. На какие шиши? Окделл же на конскую усмешку внимания не обратил и продолжил.

— Думаю, Сона подойдёт тебе лучше всего.

— Это твоя лошадь? — ахнула Айрис, разглядывая красавицу Сону.

— Это подарок эра Рокэ.

— Хотела бы я, чтобы когда-нибудь и герцоги Окделлы могли делать такие подарки... А пока не говори матушке о том, откуда у тебя эта лошадь. Матушка рассердится. Но на чем поедешь ты? — опомнилась девушка, когда конюхи уже вовсю седлали Сону и других лошадей.

Не на чем, а на ком, мысленно поправил девушку конь. Ричард неопределенно пожал плечами, а мориск как бы невзначай принялся метаться по деннику и долбить в дверь.

— Ой, а это и есть знаменитый мориск-убийца?

Моро покладисто встал в свечку и отбил по двери.

— Про убийцу не скажу, но это один из самых резвых коней из тех, что я знал, — улыбнулся Валентин Придд и бесстрашно протянул коню руку в успокаивающем жесте. — Застоялся, побегать хочет.

Знает ведь, что врёт, и не краснеет. На здешних кормах шибко не разбегаешься. Но Придд, очевидно, в сговоре с Алвой и подначивает Ричарда.

— Конек норовистый, конечно. Но ничего особенного я в нём не нашел, — с показной ленцой отозвался Окделл.

— Ты на нем ездил?!

Теперь весь поток девичьего восторга обрушился на брата.

— Конечно. Пока Монсеньор болел, я ежедневно проминал Моро.

— Так это под вами этот вороной красавчик не смог взять барьер в парке Св. Октавии, — с откровенно хулиганской серьёзностью защебетала Иоланта Манрик.

— Говорю же: ничего особенного, — пожал плечами Окделл, которому теперь просто ничего другого не оставалось, как шагнуть в денник Моро.

Конь моментально успокоился. Так что выехали без приключений. На улице Моро быстро занял лидирующую позицию как в их небольшой кавалькаде, так и в паре "конь-наездник".

Окделл, естественно, виду не подавал. Благо, ехали они по не особо разъезженной, зато непыльной дороге, особых вариантов направления движения не предлагающей. Первыми — брат и сестра Окделлы и Иоланта Манрик. Следом — Придд, Савиньяк и Фельсенбург.

Моро решил быть дипломатичным и перед тем, как выдвинуться на полкорпуса вперёд, обозначил попытку укусить лошадей обеих девушек поочередно. Умненький мальчик Окделл одернуть хулигана не решился. Поэтому Моро пришлось изображать, будто его заставили отвернуть башку от жертв и выслали чуть вперёд во избежание новых поползновений.

— Ой, Ричард, смотрите! Что это там такое интересное справа виднеется? — начала совместную с Моро образовательно-подрывную деятельность Иоланта.

Окделл ожидаемо замычал нечто невнятное.

— Молчите, герцог! Я сама догадаюсь! Это мельница? Точно, мельница! Давайте подъедем поближе.

Ричард вновь предпочел промолчать, но Моро уже покладисто сворачивал с дороги.

— Про эту мельницу няня рассказывала страшное: говорят, что под ее запрудой водится... — начала было Айрис.

Столичная гостья сказку выслушала вежливо, но без интереса. А подъехав к сооружению, принялась живо интересоваться мощностью предприятия, его загруженностью и рентабельностью. Айрис перестроилась первой, принявшись задавать гостье даже по конскому мнению наивные вопросы. Ричард предпочитал отмалчиваться, но и в сторону не отъезжал. Прочие молодые люди с хохотом бросали камешки по глади запруды, а юный герцог сосредоточенно слушал рассуждения о плюсах и минусах ветряных и водяных мельниц. Сперва просто потому, что должен сопровождать сестру, чей жених, Альдо Ракан, не мог участвовать в прогулке. Потом ему стало интересно. Причем настолько, что на такую мелочь, как переход от мельницы к маслобойке, а от нее к затеянной лет сто назад, да так и недоделанной мелиоративной системе по инициативе Иоланты и Моро без всякого его участия, Ричард и внимания не обратил. Слушая о том, что могло бы преумножить достаток Надора, Айрис удивлённо замерла, Ричард сосредоточенно молчал, блага умница Иоланта вопросов о том, почему так могло быть, но не стало, не задавала.

Наконец заданный маршрут пройден. Компания возвращается домой. Теперь девушки болтают о пустяках. Ричард по-прежнему преимущественно молчит. Моро же прислушался к разговору за спиной. Людям не слышно, а конское ухо вполне себе улавливает, что молодые люди перемывают косточки герцогу Окделлу.

— Что-то наш Дикон словно воды в рот набрал. Неужто втрескался в рыженькую "навозницу"? Тогда конец света и впрямь близко! — начал Арно.

— Почему нет? Ричард из тех, кто своему взгляду на мир предпочитает чей-то. Если место Штанцлера в его башке заменит милая Иоланта, всем станет только лучше, — чуть менее доброжелательно отозвался Валентин.

— Хм, похоже, между вами и герцогом Окделлом подружка Леворукого пробежала, — куда доброжелательней усмехнулся Фельсенбург.

— Не скрою, — ничуть не смутился Валентин. — И дело вовсе не в милом, но глупом Диконе. В моих надеждах. Я рассчитывал стать тем, кем стал Окделл — оруженосцем герцога Алва.

— А мне жаль рыженькую Иоланту, — чуть поспешно сменил тему Арно. — Выйти замуж не за герцога, а за герцогство... Бр-р-р...

— Думаете, все зайдет так далеко?

— Манрик Надор из когтей не выпустит.

Впереди показался надорский замок. На стене прогуливались трое в юбках. Впрочем, тут зрение Моро слегка подвело. При ближайшем рассмотрении одна из юбок оказалась сутаной кардинала Левия. Он на пару с госпожой Савиньяк нейтрализовывал хозяйку замка, в то время как Манрик, Придд-старший и Алва самоуправствовали на хозяйственном дворе.

То ли господин супрем вчера переусердствовал на ниве правового просвещения, и местный управляющий с парой старост впечатлились неотвратимостью талигского правосудия так, что предпочли сбежать. То ли все дело в крепких парнях из личного эскорта соберано Рокэ, и управляющего с подельниками следует искать на дне какого-нибудь пруда. Кто знает? Просто на дворе только что закончился конкурсный отбор соискателей на вакантные места. Откуда такой вывод? А из-за присутствия Енниоля со товарищи. И его превосходительство супрем Талига уже им зачитывает избранные места из уложения о наказаниях.

Алва же с Манриком поспешили навстречу молодежи.

— Как прогулялись?

— Замечательно!

Спустившаяся со стен господа Мирабелла сквозь зубы пригласила всех отобедать. Народ загалдел и засобирался в дом. Дед и внучка Манрики чуть отстали от прочих.

— Как впечатления, Иолка?

— Круто! От размаха аж дух захватывает.

— Не торопись. Замужество — это не только про ведение хозяйства, и это на всю жизнь.

— А-а-а, вот ты про что. Дикон славный. И в рот мне смотрит. Во всяком случае, с ним мне не придется, как Мирабелле, называть дочь именем любовницы мужа. Любовь из романов? Не всем же так везёт, как Арлетте Савиньяк.

Леопольд Манрик недовольно поджал губы. Надор он, конечно, хотел всей душой. Но счастья любимой внучке он желал с не меньшей силой, оттого счёл нужным заметить.

— Ты на Кэналлоа-то не заглядывайся. Там ты точно хозяйкой не будешь. А на роль любимой куклы ты не согласишься.

— Ну, дед! А я о чем толкую?

Моро все ещё водили по двору после прогулки, когда обнаружились ещё двое не торопящихся к обеду. Монсеньор и Ричард Окделл.

— Эр Рокэ, мне нужно с вами поговорить.

Парень буквально ринулся наперерез своему сеньору, словно боялся, что от него отмахнуться.

— Н-да?

Рокэ Алва действительно хотелось именно этого. Но он сдержался.

— Вот вы — соберано Кэналлоа. Народ вас любит. Если завтра вы позовете людей пойти на войну с Талигом или с шадом, они пойдут?

— Я, что, на всю голову больной? — с максимально придурковатым видом отозвался Алва.

— С Талигом, с шадами, хоть с Дриксен, не суть! На любую серьезную войну. Пойдут ведь, верно? От своей сытой, спокойной жизни пойдут. Просто потому, что вы позвали.

— Пойдут, — теперь Монсеньор стал предельно серьёзен. — А за тобой, герцогом Надора, твои люди пойдут едва ли. Хотя живут они гораздо хуже, и поводов для всяческого недовольства у них три воза и маленькая тележка, и терять им нечего. Ты об этом хотел поговорить?

— Да. То есть я хотел спросить, почему?

— Почему что? Почему в Кэналлоа живут и воюют лучше, чем в Надоре? — опять вроде как включил дурочку Рокэ. Но нет, теперь он не уклонялся от разговора, а заставляет собеседника четко сформулировать вопрос.

— Почему одних правителей народ любит, а других — нет?

— Ещё точнее! — буквально заорал на оруженосца Алва.

— Как стать хорошим правителем для Надора?

— Очень просто. Надо стать хорошим правителем для Надора.

Дикон обиженно надул губы и уже гордо развернулся, чтобы уйти. Но Рокэ его не отпустил. Просто встал, загородив путь.

— Все действительно просто. Не пытайся заигрывать или купить. Просто делай то, что считаешь нужным именно ты. Только вот считать нужным ты должен то, что полезно не только тебе, но и твоей земле, твоему королю, твоим людям. Полезно по-настоящему и надолго. Вот что такое "по-настоящему и надолго", определить куда сложней. Но это тебе Придд с Манриком куда лучше объяснят. А ещё лучше — на деле покажут. Так что лови момент, пока они здесь.

Комментарий к Глава 17 Беспечный ездок

1. Лошади наиболее приспособлены к поеданию сухой степной травы, преимущественно злаков. Сырая трава, да ещё от природы сочный клевер в больших количествах способны вызвать расстройство кишечника.

2. Все перечисленные травы являются вредными для лошади, хотя и в разной степени. А в букете вполне могло получиться как с Бьянко в каноне.

3. Льняное семя лошадям дают только в запаренном виде. В сыром семени есть какие-то токсины.

4. В отличие от свиней лошади жёлуди не едят. Во-первых, дубильные вещества раздражающе действуют на желудок и печень. Во-вторых, невкусно. Но некоторые лошади подсаживаются на желуди, как на наркотик. Кончается обычно как у людей: разложившейся печенью или смертью от передоза.

Были сборы недолги,

От Варасты до Торки

Мы коней собирали в поход.

Марш кавалеристов

армии Л. Савиньяка.

Перевод А. М. Суркова

Первым бастионом Надорский цитадели, павшим под натиском врага, стала кухня замка. Гостям надоело каждый день таскаться за нормальным обедом в ближайший трактир за полхорны от замка. Гоганам ещё и платить вору-трактирщику, на них наживающемуся, западло показалось. В результате женщины общины Енниоля с молчаливого согласия всех прочих решительным броском захватили кухню, изгнали оттуда местную повариху, и принялись хозяйничать. Результат превзошел все ожидания. Во всяком случае, ежедневные прогулки по принципу "поедем, поедим" прекратились.

И вообще у пасущегося под стенами замка Моро сложилось впечатление, что в этот затхлый склеп возвращается жизнь. Пока робко и неуверенно, на правах гостя и только в светлое время суток. И не просто днём, а рабочим днём, когда Манрик ругается с приезжающими на доклад управляющими и старостами, спорит с подрядчиками. Те, в свою очередь, распекают работников, которые не огрызаются, а разбивают затхлый мирок стуком молотков, звоном пил, ударами топоров, скрипом колес и цокотом обозов со всяческим товаром, что был не нужен в склепе, но стал жизненно необходим в жилом доме.

Только с приближением вечера все эти признаки жизни затихают, словно устыдившись собственной наглости. Сколь ни чутко конское ухо, но ему не уловить доносящийся из окон замка музыки или смеха. Их просто нет. Будто не понаехало сюда едва ли не дюжина молодых и горячих. С окончанием дневных дел жизнь в замке впадала в летаргический сон. Бесшумно, словно привидение, скользящая по стене фигура прогуливающийся герцогини Окделл — тому подтверждение.

Днём хозяйка Надора на людях не появлялась. Наверное, потому что днём она уже не хозяйка. Но в сером вечернем сумраке повелительница моли брала реванш. Неспешно двигалась по крепостной стене в сопровождении Арлетты Савиньяк и Левия. Сперва Моро думал, что это почетный караул. Но, пару раз услышав обрывки разговоров, конь смекнул: функции сопровождения герцогини не столько конвойные, сколько разведывательные. Вот и теперь:

— Невепрь? Полноте, ваше преосвященство, это же глупая сказка.

Бесцветный голос хозяйки не был особенно резок. Только в глухой тишине привлёк бы внимание любой шелест.

— Ах, Мирабелла, эти старые сказки бывают чудо как хороши, — со вполне искренней заинтересованностью возразила хозяйке госпожа Савиньяк.

— Сказка — ложь, да в ней намек... — вторил ей Левий.

И герцогиня сдалась.

— Древние верили, что у Четверых были спутники — астэры. Спутников Лита, литтэнов, обычно изображали в виде каменных быков с человечьими головами.

— Но этот, из библиотеки замка, по-моему, ни разу не бык? — усомнился в услышанном Левий.

— Видите ли, ваше преосвященство, некогда Повелители Скал сменили герб, — принялась формулировать гипотезу Арлетта.

— С быка на кабана? — уловил идею Левий.

— Но литтэну трансформация не понравилась. В результате имеем не быка — невепря. Но внешний вид не так уж и важен. Когда и почему невепри делается шумным и видимым хотя бы части обитателей замка?

— Я его не вижу. Но верю в то, что он есть, — торжественно объявила Мирабелла. — На моей памяти он не появлялся. Фамильные предания говорят о том, что Невепрь предупреждает Окделлов о беде. Позор невозможности изгнать из этих стен навозников и убийц вопиет к возмездию устами потусторонней твари!

— На все воля Создателя, — поступил взор кардинал.

Хозяйка замка осенила себя знаком, а Арлетта пробормотала нечто о том, что есть беда и посерьёзнее. Потом все трое скрылись за поворотом.

Невепрь в библиотеке, значит? Стоит пойти посмотреть. Смысл? Х. з., вообще-то. Но здравых идей по поводу "зелёной угрозы" ни у кого нет, так почему бы с потусторонней свиньёй не пообщаться? Она вроде как и не совсем свинья. Во всяком случае, позиционирует себя невепрем. Это вдохновляет. Или... Моро запутался. Аж головой замотал, дабы от интеллектуального морока избавиться. После чего порысил под окна замка.

По лестницам ходить мориску ещё со времён визита к Ариго не понравилось. Тут, правда, такой скользкий паркет едва ли найдется. Но изображать из себя горного козла без острой необходимости — увольте. Есть же вариант в окошко заглянуть. Сказано — сделано.

Безголовую черную свинью с красными копытцами, которая считалась избирательно видимой, Моро увидел сразу. Мало того, он некоторое время оторопело наблюдал, как Невепрь бессмысленно, но методично прыгал на одном месте, издавая монотонный грохот, который Моро раньше ошибочно принял за звук кувалд строителей. Подивившийся упорству призрака, конь неосознанно всхрапнул и просунул голову в форточку, чтобы лучше видеть.

— Эй, кто ещё там? — разлилось из утробы невепря.

— Я, — мысленно отозвался Моро.

— Я — свинья! — передразнил его Невепрь, которого такой способ мысленного общения ничуть не удивил. — Толком отвечай, ты кто?

— Конь в пальто.

— Ладно, проехали. Коли остальным пофиг, то слушай ты:

Враз все вокруг затихает,

будто кромешная пустота.

Как-то издали гул нарастает —

В мгновенье удар...

Треск, крик, темнота

и животный кошмар. — Все плохо, значит? Это и так понятно. А конкретнее?

— Толчок земли, еще, другой,

Покрылось небо слоем пыли,

Повсюду стоны, груды тел,

Дома как по реке поплыли... (1) Или тебе про подземные толчки и колебания земной поверхности, возникающие в результате внезапных смещений и разрывов в земной коре или верхней мантии, рассказать, животное?

— Землетрясение, значит. Скоро?

— Зимой. Точнее не скажу. Все слишком мутно и запутанно.

— Тогда ты не слишком рано предупреждать начал?

— Рановато, конечно. Но пока тут куча народа, есть шанс, что меня не просто услышат, но и поймут. Местные — тупые как стадо баранов. До них не достучаться.

— Тогда зачем ты это делаешь?

— Я создан оберегать этих безголовых свиней — Окделлов!

— Не слишком ты резко?

— Резко?! Я был рождён могучим туром, а они перекроили меня по своему образу и подобию! Ладно, кот с ними. Я сказал, ты услышал. Свободен.

Невепрь вновь принялся неистово прыгать. Моро даже подумалось, что он не столько предупредить о землетрясении хочет, сколько его вызвать.

— Эй, а как обстановка в мире в целом? — попытался продолжить контакт Моро.

Но его проигнорировали. Зато за спиной послышалось тихое, вроде бы застенчивое, но на деле требовательное дамское ржание. Моро обернулся.

— Лошадь страшная!

Само вырвалось. Моро не хотел. Что неудивительно, когда у вас за спиной стоит пегая обладательница слепой подковы и призывно косит на вас томным лиловым глазом. Типа заигрывает. Угу, только в глазах у нее вечность.

— Привет, красавчик! Кончай паниковать. Я к тебе, а не за тобой. Рано тебе ещё в Долину вечного выпаса. Здесь побегай пока.

— Чего надо?

— Есть мнение, что ты лучше прочих поймёшь суть грядущего.

— Опять стихи?

— Не-а. Стишки — это к Безбашенному. Мыслить рационально одним костным мозгом, сам понимаешь, затруднительно. Мы же с тобой существа разумные...

— Слушай, Заплатка, а как мы с тобой вообще разговариваем?

— Никак. Говорить пытаются выходцы с людьми. Получается плохо. Уж больно языки у живых и мертвых разные. Мы же обменивается мыслеформами. Как ты это потом до людей доносить будешь — твои проблемы.

— Донесу, не волнуйся. Только, если тебя не особо волнует результат, то зачем ты пришла?

— Ну, как не волнует... Если раттоны в мир вырвутся, то сперва у меня будет работы по ноздри: возить новопреставленных — не перевозить. Я не двужильная, между прочим. А потом эти твари безмозглые вообще все живое извести могут. Под ноль. И работы не станет совсем.

— Нет работы — нет овса, — согласился Моро. — Давай, излагай, зачем пришла.

— Хам невоспитанный, как вчера из табуна, — слегка обиделась пегая, но к делу перешла. — Значит, так: на скачках недовепря особо не заморачивайтесь. Скалы на своих непутевых Повелителей осерчали, конечно, сильно. Но если обстановка в мире в целом будет стабильной, то и тряханет не сильно, а чисто формально. Если же ситуация выйдет из-под контроля, то на то, что высокий надорский замок стал глубоким надорским озером, никто и внимания не обратит. Не до того будет. Потому как колодцы переполнены и готовы выплеснуться наружу.

— Переполнены зеленью?

— Можно и так сказать. Не суть.

— Что зелень делает с людьми?

— Зависит от дозы. Кто послабше да хватанул много, реально крысой себя ощущает. Кто посильнее да доза поменьше, продолжает думать, что он человек, но ведёт себя как жадная, злобная, ненавидящая всех крыса. Впрочем, есть те, на кого эта дрянь практически не действует. Видимо, на не склоняемых к крысятничеству от природы иль по воспитанию. И места есть для зелени недоступные. Только если двуногих крыс станет слишком много, не устоять и им.

— Что можно противопоставить этому?

— Не дать колодцам расплескаться.

— Чего боится зелень?

— Того же, чего и крысы. Света любви, например.

— Метафизически, понятно. А практически?

— Я-то почём знаю? Я в этом вашем "практическом" материальном мире не живу. Ещё вопросы есть?

— Есть. Где ближайший колодец? Ну, тот, в который любовь сливать требуется?

— Так тут недалеко. Там ещё дерево сухое у скалы стоит, приметное такое — не ошибётесь. И родник по камням. Дальше сами разбирайтесь. В общем, чао, красавчик!

Пегая лошадь томно потянулась мордой к собеседнику. Моро аж отпрыгнул в сторону на всякий случай.

— Не дергайся, красавчик. Говорю же, я не за тобой пришла. За петухом. В замке на обед куриная лапша намечается.

Пегая лошадь бесстыдно задрала хвост и неспешно удалилась.

— Ха! — из окна библиотеки раздался очень похожий на "хрю" смешок. — Нахалка! Лучше бы она за здешней молью пришла! И вообще, нашел кого слушать. Место, конечно, есть. И дерево, и родник, и скала. Только пустое все это. Против раттонов магия древних бессильна. Тут человеческая сила требуется. Поступок. Такой, чтоб и любовь, и бескорыстие, и безбашенность, которых никто не ожидал. Как Рамиро-предатель с Эрнани последним. Они ж тогда не просто город, они всю Кэртиану от большой беды спасли...

— Спасибо. А с молью тут разберемся, не переживай.

Моро с максимально легкомысленным видом направился прочь.

На то, чтобы донести информацию до Монсеньора и компании, слишком много времени не понадобилось. Часа за два с половиной управились. Моро лишний раз убедился, несколько ему сообразительные люди достались. А вот по сути рассказанного невепрем и пегой кобылой возникли сомнения. Прежде всего, у признанного специалиста по вопросам непознаваемого — кардинала Левия.

— Колодец скверны возле сухого дерева и источника воды? Странно... Анализ легенд позволяет сделать вывод об обратном: подобные места являются точками концентрации светлой силы.

— Значит, тот, кто послал к нам потусторонних переговорщиков, назначает нам свидание у источника на скале под сухим деревом, — как-то уж слишком равнодушно пожал плечами герцог Алва.

Почуявший неладное конь навострил уши. Практически угадал. Монсеньор распорядился седлать Моро, ибо у первого маршала Талига появилось непреодолимое желание прогуляться. Непременно в одиночестве. На последнее Алва особенно напирал. Все иные варианты решительно отметались.

— Но почему? — не то чтобы навязывал свое общество, скорее стремился добраться до сути Левий.

— Кто мог послать в качестве парламентера закатную тварь? То-то. А у меня есть некоторый опыт общения с этим господином. Кроме того, нам же намекнули, мир ждёт от нас поступков в режиме "слабоумие и отвага".

— Ну в скудоумии-то вас едва ли кто-то подозревал.

— Зато в безумии — регулярно.

Последнее было сказано уже из седла. Алва тронул повод, и разговор завершился сам собой.

Ехать оказалось недалеко. Правда, последняя часть пути — если и для копыт, то никак не конских, а козлиных. В общем, не слезая с седла, Монсеньор мог лишь посмотреть на небольшую площадку в конце тропы с изрядного расстояния.

Моро мог поклясться чем угодно: в момент, когда они остановились внизу, эта площадка была пуста. Но стоило на миг отвести взгляд, засмотревшись на струи воды, как словно из радуги водных брызг появилась высокая фигура. Воин со старинным мечом на поясе. Высокий. Статный. Опасный. Одно слово — воин.

— Ну вот, мы и встретились вновь... — пробормотал Алва с непонятной интонацией, соскакивая с коня.

Но незнакомец остановил его предостерегающим жестом. Для верности отрицательно покачал головой, а затем указал на солнце.

— Ты хочешь, чтобы я приехал сюда ночью? — что есть мочи заорал герцог.

Незнакомец надрываться не стал. Вновь покачал головой и указал в сторону замка. После чего растаял, не попрощавшись.

— Значит, ждём на ужин повелителя кошек, — процедил сквозь зубы Алва, возвращаясь в седло.

Комментарий к Глава 18 Конь свинье не товарищ?

1. 1 https://www.sunhome.ru/poetry/zemletryasenie

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?

Дидерих, перевод А.С. Пушкина

Домой ехали шагом. Монсеньор заметно нервничал, хоть и старался вида не подавать. Моро его понимал, поэтому скорость не форсировал и аккуратно сворачивал на самую длинную тропинку к замку. По сути, почти целый круг вокруг замка сделали, пока конь внимательно выслушивал рассказ своего Человека о том, как уж больше десяти лет назад молодой и ослеплённый любовью герцог Алва был предан любимой женщиной, что заманила его в западню. Ему бы никогда не выиграть тот бой — слишком неравны были силы, но тут появился Леворукий со старинным мечом... Это можно было бы списать на бред к тому моменту уже серьезно раненого Алвы. Можно. Кабы не крайне специфические раны у части вражеских трупов. Такие шпагой при всём желании не нанесешь. Значит, гость с того света все же был.

— Что ж, похоже, пришло время вернуть долг. Я готов. В Закат — значит, в Закат. Только сперва сделаю все, чтобы вслед за мной вся Кэртиана туда не скатилась....

Моро недовольно фыркнул и протестующие мотнул головой.

— Не веришь в возможность такой сделки.

Вообще-то да. Не верит. Романтическое восхищение Демоном — это к Врубелю и восторженным девицам. Доктор Морозов же всегда был человеком прагматичным и расчетливо полагал, что любая сделка с Нечистым ли, с Леворуким — занятие заведомо проигрышное. Ну не будет воплощенное Зло делать нечто общественно полезное, даже в обмен на вашу бессмертную душу. В договоре с ним обязательно окажется соответствующий пункт нечитаемо мелким шрифтом.

Только сейчас Моро возмущался не этим. Из рассказа Монсеньора идентификация меченосца как Леворукого отнюдь не очевидна. Парень определенно не человек, кто ж спорит. Но сродную зелени или пегой кобыле липкую, разрушительную силу конская чуткая натура в названном госте не почувствовала. В общем, с сущностью нового персонажа следует вдумчиво разобраться. Только у Монсеньора вдумчиво сейчас едва ли получится. Слишком он на эмоциях пока. Ладно, жизнь подскажет, жизнь научит.

Решив, что его Человек уже достаточно успокоился и взял себя в руки настолько, что готов к встрече с товарищами, Моро свернул к воротам замка безо всяких понуканий со стороны всадника. Однако тот лишь поблагодарил коня, ласково потрепав того по шее.

Спрыгнувший с седла Алва в дом не торопился, продолжил гладить и шептать ласковые слова. Моро сперва просто млел от удовольствия, а потом его словно током ударило: его Человек с ним прощается! Он же всерьез в Закат собрался в обмен на отмену конца света. Моро тоненько заржал и уткнулся мордой в плечо друга. Нет, слезу не пустил. Ибо нефиг. Дурак у нас Первый маршал, и мысли у него дурацкие. О чем Моро не преминул сообщить Алве: отступил на несколько шагов, всхрапнул грозно, сделал зверскую морду и поднялся в свечку. Затем осторожно, на двух ногах повернулся к конюшне и удалился, не оборачиваясь. Некогда сопли распускать. Делом следует заняться. И людям, и коню.

Перво-наперво поесть овса. Сил набраться. Потом вздремнуть час-другой до заката. Потому что, если незнакомец — Леворукий или какая другая Закатная тварь, он именно тогда и объявится. А Моро его встретит. Хотя в закатную сущность незнакомца по-прежнему не верилось. Но копыто на пульсе держать, в смысле гостя дорогого встречать, надо. Но сначала овес!

В полутьме конюшни глаза закрылись сами собой.

И вот уже мокрое окончание лета в Надоре сменилось крепкими осенними заморозками в Центральной России.

Морозов уже вполне уверенно скакал по седому от инея полю. Подслеповатое солнце хоть и забралось уже довольно высоко, ничего не могло поделать с этой сединой. По краю поля тянулся редкий ряд молодых сосен. Под ними кое-где под ними мелькали буро-красные пятна. Опавшим листьям там взяться неоткуда, значит, шляпки грибов. Арсен Русланович не поленился и собрал пакет. Теперь замёрзшие боровики погромыхивали у седла. Интересно, когда грибы оттают, приготовить их будет реально? По идее — да. Продают же мороженые грибы в супермаркетах. Ну да девочки из клуба разберутся.

Арсен Русланович легонько тронул повод, направляя Белку прочь от посадки, как вдруг из кустов им наперерез вылетает Орлик — мохнатый, приземистый, чуть выше травы, жеребчик-якут. Он и в леваде скандалист страшный. Из тех, для кого день прошел впустую, если никого не лягнул, не куснул иль диким воплем до полусмерти не напугал. А тут морда в мыле, уши прижаты и несется галопом в нашем направлении. Ну, всякие дела у лошадки могут быть, мало ли куда он торопится. Они-то с Белочкой тут при чем? И доктор спокойно дальше так едет, но краем глаза все-таки отслеживает поганца. Вдруг до Морозова дошло, что это чудо непосредственно к ним несется. И намерения имеет весьма мутные. Да нет же! Какое там — мутные! Вполне конкретные и злонамеренные планы вынашивает, гад. А почему, собственно? Но думать некогда: быстро ноги в боки и помчался. Но старт был уже потерян. Эта мохнатая гнидка (иначе и не назовешь) поравнялись и вцепилась в гриву не в чем не повинной лошадке, и так они все втроем какое-то время мчались галопом по полю. Все попытки урегулировать возникшее недоразумение воздействием хлыста на наглую якутскую морду успехом не увенчались. Правда, один раз хулиган так строго посмотрел и попытался укусить за коленку. Морозов быстро убрал ногу, и он впился в седло. Только бежать таким манером крайне неудобно. Обе лошади замедлились почти до шага. Тут Арсен Русланович решил: надо отделяться от лошадки, одной ей легче будет оторваться. Прыгнуть красиво не получилось, скорее упасть. Зато удачно. Поднялся на ноги. Смотрит, Белка стала отрываться... ну, слава Богу, думает — убежит от урода. Но тут Морозов понял, что Орлик к Белке охладел и развернулся к человеку. Ну и Белка тоже. Сперва-то он даже порадовался — вот, мол, лошадка не бросит одного в поле, о наезднике помнит. Но посмотрев, как они быстро прямо на него летят, начал догонять, что сейчас этот придурок увидит его, вспомнит, кто дубасил, и просто затопчет, загрызет, съест, закопает здесь, в чистом поле. Ну почему так тупо помереть от какого-то мохнатого урода, быть объеденным каким-то Орликом, а не помереть от новомодной ковидлы прямо за операционным столом, едва закончив наисложнейшую операцию или, на худой конец, задохнуться в дыму, спасая из горящего лифта какую-нибудь старушку? Маленький уютный некролог в газетке. Венок от мэра, почетная грамота облздрава посмертно...

Арсен Морозов взял хлыст наперевес, как саблю, готовясь принять последний бой. Запел: "Орленок, орленок, лети..." Хотел начать вспоминать жизнь, да тут Моро вмешался. Ибо сам не отличающийся смирным характером мориск понимал: у такого поведения якута должны быть веские причины. Морозов опустил хлыст и, стоило Орлику поравняться с ним, лихо (сам от себя не ожидал — вот что адреналин делает!) вскочил в седло. Орлик возражать не стал. Вполне комфортным размашистым галопом понесся к кустам, из которых и выскочил.

В принципе, обнаружив за кустами лежащего без сознания человека, Арсен Русланович не особо удивился. Чего-то подобного он и ждал. Ну-с, что у нас тут? Хм, свалившемуся с Моро Алве досталось крепче. В смысле, руки-ноги у паренька целы, голова не пробита, да и шея не свёрнута. Свалился он, скорее всего, на бок на мягкую хвойную "подушку". Только в отключке-то он почему? Пока Морозов с симптомами разбирался, Моро обратил внимание на вероятную причину падения. В лесу галопом особо не поскачешь, но где-то в сотне метров канавка имеется. Наездник через нее решил прыгать — или сам якут выпендриваться? Неважно, потому что от канавки Орлик седока отвёз достаточно далеко. Прыжки тут ни при чем? Или все же при чем? Доктор Морозов диагностировал гипогликемию. Все клинические признаки налицо. Кроме того, у парнишки под одеждой инсулиновая помпа обнаружилась. Пустая. Видать, во время последнего прыжка или еще какого резкого перестроения приборчик долбанулся о переднюю луку седла. Капризная машинка впечатлилась, да и впрыснула все свое содержимое одномоментно.

Пока Моро эту догадку переваривал, Арсен Русланович уже заталкивал в рот пострадавшего заготовленный для Белки сахарок. Кобылка заинтересованно потянулась мордой к лакомству, но получила локтем в храп и обиженно отошла. Орлик на сахар тоже посмотрел задумчиво. Смекал, небось, что продукт сей не просто вкусный, но и полезный: вон, совсем было сомлевший пассажир оживать начал.

— Не спать! На меня смотреть! — тормошил пациента Морозов. — Тебя, дурня, кто из манежа в поля одного выпустил?

Парень замычал нечто бессвязное. На подробностях Арсен Русланович и не настаивал. С безобразиями пусть руководство КСК разбирается, ему же надо, чтоб пацан не молчал и обратно в бессознательное состояние не уплывал. Ответ, в принципе, ясен — деньги. Экипировка дорогущая, но новенькая, не потёртая и сидит как на корове седло. Не иначе как семнадцатилетний пацан возомнил себя ковбоем, наплел тренерам, что он чемпион всего на свете, в стременах родился и по вонючему манежу круги нарезать ему скучно и не по чину. Те же за несколько красивых красненьких бумажек ему на слово поверили. Только зачем они дурню шебутного Орлика выдали? Хотя оно и хорошо, что шебутного. Тот за людьми побежал или просто приключений на собственную задницу искать, а мог бы мирно пастись в десяти шагах от умирающего и ухом не вести.

Только ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Арсен Русланович уселся на Орлика, затащив парня перед собой. Небось, якут — не Боливар, вынесет и двоих.

Пока до конюшни ехали, Морозов позвонил и в скорую, и в клуб. Так что у ворот их уже встречали. Помимо медиков, тут оказался представительный господин на черном джипе. Оказался папашей потерпевшего и обладателем дачи на озере по соседству. Уж не его ли дочка по полям на электроскутере рассекает? Ему своих детей совсем не жалко?

Впрочем, задавать ехидные вопросы Арсен Русланович не стал. Господин истово потряс руку доктора и потянулся погладить по морде Орлика. Тот же жеста не оценил и вцепился зубами в рукав пиджака. До руки не добрался, но ткань прорвал и из проймы рукав выдернул. Владелец испорченного пиджачка, впрочем, сохранил покерфейс и даже требовать расправы над хулиганом не стал.

А тут и Моро проснулся, потому как вечернее надорское солнце заглянуло в окно конюшни, и его лучи устремились прямехонько на морду спящему. Очень вовремя. Закат уже не за горами, а замок ещё надо покинуть. С конюшней-то проблем не будет: дверца денника — манипуляция отработанная, а двери конюшни здесь сроду не закрывались. И то верно, зачем? Чего тут до недавнего времени красть-то? А с недавнего времени здесь Моро завёлся, так что опять иной охраной можно не заморачиваться. Вот с воротами, возможно, придется сложнее.

Но нет, все получилось. Мысль о том, что Леворукого надо встречать на дальних подступах к замку, не одного Моро посетила. У ворот его встретили хмурые Левий и Эпинэ. Возле кардинала стояла бадья с водой, к которой работники привязывали верёвку. Неужели на створку ворот пристроят, чтобы окатить святой водой въезжающую нечисть? А с чего все решили, что гад через ворота пойдет? Или этот маршрут именно Моро и должен обеспечить? Только вслух Левий ничего такого не сказал, зато осенил коня святым знаком и повесил ему на шею звезду адриановой эсперы. Иноходец тоже молча распахнул ворота.

За воротами не легче. Там на лужке Герард Арамона своего Бьянко выгуливает. Ну, как выгуливает... Эти братья по разуму в догонялки играют. Просто так пастись скучно показалось. Побегать им захотелось. Так сначала Арамона за неспешно рысящим и оглядывающимся линарцем бежал, потом наоборот. Сомнительное удовольствие: стоишь, а на тебя несется огромное, весело ржущее чудо и в последний момент останавливается и замирает: мол, теперь твоя очередь.

Моро строго фыркнул, и безобразие вмиг прекратилось.

— Ты тоже пришел встречать Леворукого? Тогда давай действовать вместе. Я выйду ему навстречу, он на меня кидается. Почему кидается? А ты заметил, что отравленные зеленью на меня всегда крайне агрессивно реагируют? Так почему их хозяин должен вести себя иначе? Тем временем ты подкрадешься сзади...

Выразить свое отношение к гениальному плану Моро не успел. Из-за кустов раздался недовольный голос Енниоля.

— Подкрадешься сзади, и что? Вы всерьез полагаете, что демона можно успокоить копытом? Нет, я не сомневаюсь в том, что рождённый в табуне попадет прямо в темя. Ни боже мой! Но это лишь помешает демону зарезать юного героя прямо сразу. И тут как бы случайно появлюсь я, — Енниоль воинственно потрясал перед собравшимся плоским свертком. — Встречи с этим никакая нечисть не переживет!

— Знание — сила? — чуть ехидно уточнил Герард.

Ему тоже подумалось, что в свертке священная Кубьерта? На сколько в тротиловом эквиваленте тянет священная книга, Моро не знал и, за неимением лучшего плана, возражать против предложенной помощи не стал. Идея идиотская, но против Врага ничего мощнее эсперы и Кубьерты у них нет. А отношения с незнакомцем, окажись он не Враг, столь дурацкая атака сильно испортить не должна. Во всяком случае, Моро на это надеялся.

Встреча не заставила себя долго ждать. Дорога перед ними поднималась в гору, а над вершиной холма замерло закатное солнце. Фигура светловолосого странника возникла словно из пламени заката. Вместо черно-красных одежд, правда, анатомический доспех неизвестного фасона. Кошки на плече не было, а цвет глаз с такого расстояния не рассмотреть. Но меч имелся, все честь по чести.

— Эй, Леворукий! Хочешь отведать эсперы, иди сюда! — заорал Арамона, стоило им сблизиться настолько, чтобы его крик гарантировано услышали.

Незнакомец не ответил и не сбился с шага, словно и не замечал стоящего у него на пути спешившегося парня, крутящего над головой на цепи, словно кистень, крупную серебряную эсперу. Трусивший до этого на некотором отдалении Моро прибавил скорости, чтобы по широкой дуге зайти за спину противнику. Впрочем, за спину не получилось — незнакомец начал поворачиваться к коню задолго до того, как тот подскакал на дистанцию удара копытом. Правда, при этом противник очень удачно повернулся спиной к Енниолю.

Ну, как удачно... Спиной-то он повернулся, но в последний момент сделал шаг в сторону. Отстранился ровно настолько, чтобы Герардова эспера влетела Енниолю по лбу (хорошо, что плашмя, а не лучами рубанула), а священная Кубьерта пришлась как раз по макушке Арамоне. Оба повадились на обочину, едва ли ни в обнимку.

— Они просто спят, чтобы не мешать, — раздалось в голове у Моро.

— С кем имею честь? — решил быть вежливым Моро.

— Воин Заката. Но это не совсем то, вернее, совсем не то, что здесь подумали.

— Вижу, что не то. Точнее, чую. Только кто тогда, не пойму.

— Воин, защищающий Миры Ожерелья от врагов извне.

— Враги извне — это зелень?

— Нет, зелень, Изначальные твари или, правильнее сказать, раттоны — это внутреннее порождение этого мира.

— И ты не по этой части?

— Да.

— Тогда чего припёрся? Только людей нервируешь.

— Я люблю этот мир, и мне его жаль.

— Ты, может, местный?

— Не знаю. Воины Заката родом из одного из миров Ожерелья, но мы не помним своего прошлого.

— А говоришь ты на старогальтарском.

— Я? Даже не задумывался. Мы просто понимаем друг друга вне зависимости от того, из какого мира мы родом.

— Возможно. Но сейчас мы не разговариваем, а обменивается мыслями. А думаешь ты на старогальтарском. Откуда знаю? На земную латынь похоже. А невепрь и пегая Пеструха думали на нормальном талиг. Впрочем, неважно. Что имеешь сказать по поводу предотвращения конца света?

— Это могут сделать только сами люди, совершив поступок.

— Магия не обязательна?

— Нет. Хотя участие тех, кого здесь называют эориями, приветствуется.

— Уже легче. Какой подвиг требуется?

— Нечто, выходящее за рамки привычного представления о героизме. Четыреста лет назад это был пожертвовавший честью ради спасения тысяч жизней герцог Алва. Или отказавшийся от власти и обрекший себя на клеймо неудачника Эрнани Ракан. Или все вместе.

— В целом понятно.

Моро задумался. Какая-то мысль беспокойно копошилась в мозгу. Что-то из недавно слышанного наяву или во сне. Точно, во сне. Врач со "скорой" обсуждал с напарником, следует ли колоть пострадавшему сыворотку от столбняка или плановой АДСМ хватит.

Вот оно! Пока "колодцы не выплеснулись", миру нужно не антивирусное, а ревакцинация. Каждые четыреста лет напоминать людям о том, что они — люди, и милосердие ещё способно жить в их сердцах.

— Садись, поехали. Без седла справишься? И не забывай, ты — Леворукий.

Но, видно, смерть не про меня.

И снова конь мой вороной

Меня выносит из огня.

Алатская народная песня

— Сын мой, я требую, чтобы вы немедленно покинули этот шабаш и гнездо разврата!

Возмущенный голос вдовствующей герцогини ударил по ушам, стоило отфыркаться от потока святой и довольно холодной воды. Про Левиеву засаду Моро банально забыл. Неудивительно, впрочем. За тысячу лет воин Заката изрядно подрастерял навыки верховой езды. Плюс отсутствие не только седла, но и хоть какой-нибудь подстилки позволили Моро собственной спиной почувствовать материальность наездника. Кроме того, из-за отсутствия даже недоуздка руками лже-Леворукий держался за цепочку висящей на конской шее эсперы. И ничего. Ну, либо реликвия у кардинала поддельная. Так или иначе, но всю дорогу Моро приходилось приноравливаться, едва ли не на несвойственную его природе иноходь переходить, чтобы обеспечить плавность движений и ослабить удары зада наездника о собственную спину. Так что забыть о маленькой кардинальской пакости оказалось вовсе немудрено.

Слава Создателю, вода в уши не попала. Вреда наезднику, кстати, тоже не причинила. Теперь можно и осмотреться.

Н-да... Леворукого тут встречают во всеоружии, ничего не скажешь. Уважаемые эории рассудили здраво и пришли к выводу о том, что без ста грамм тут никак. Вот и обнимает могучей рукой до этого никак себя не проявляющий кардинал Бонифаций герцога Алву, а второй рукой с бокалом темной жидкости до краев размахивает в такт словам, при этом не пролив ни капли.

— Слушай сюда, чадо! Ты о помощи Леворукого просил? Не просил! Он сам припёрся. Вот пусть и дальше идёт лесом!

Бульк. Нет, это не Монсеньор. Это жидкость из бокала переливается в глотку Бонифация.

— Именем короля и Талига! — взревел, воспользовавшись паузой в проповеди, супрем Придд.

Не иначе как арестовывать Повелителя кошек собрался. Для чего даже попытался встать, но повалился на вздремнувшего Манрика. Параллельно молодежь под руководством Фельсенбурга громко, но недружно вопила старинную пиратскую песню на тему того, что исполнителям сам черт не брат, была бы выпивка и бабы.

Вот из этого творческого коллектива Мирабелла Окделл и пыталась вызволить сына. На въехавших на двор никто внимания не обратил.

Моро заржал во весь голос. Обернулись-таки. Главным образом, чтобы увидеть, как Леворукий наездник хватает зазевавшуюся Мирабеллу, перекидывает ее через спину коня и несётся прочь.

Вообще-то о том, как именно воин Заката станет провоцировать собравшихся на героическое безрассудство, заранее толком не договорились. Вариантов имелось несколько. Похищение — один из них. На деле все вышло быстро и спонтанно. Хотя почему нет? Спасение этой грымзы из лап Леворукого есть истинное проявление безумства храбрых. Моро назвал бы это слабоумием. Но это детали.

Суть же в том, что от мориска сейчас требуется все его мастерство. Нести на себе двоих, не уронив ненароком, при этом держать в поле зрения гонящихся за ними спасателей и сохранять с ними дистанцию. И ещё жалобно ржать и имитировать попытки неподчинения инфернальному седоку. Это чтобы у преследователей не возникло сомнений в реальности похищения.

Преследователи, в смысле спасатели похищенной дамы, оказались молодцами: сориентировались быстро и уже начали погоню. Перегруженному Моро практически не пришлось притормаживать, чтобы те не упустили добычу из вида.

А погоня выходит весьма солидная. Присутствие Окделла вполне естественно. Он — сын. А вот то, что рядом скачут едва ли не все гости Надора от мала до велика (в смысле, от Валентина Придда до Придда Вальтера), не может не радовать. Ибо создаёт искомую атмосферу благородного безумия. Впрочем, назад оглядываться Моро особо некогда. Скачут — не отстают, вот и молодцы.

Мориску же под ноги смотреть надо тщательнее. Сумерки же. И туча на ночь глядя наползла. Дождичек заморосил. Вроде бы и несильный, а копыта на скользкой глине разъезжаются. Всадник легонько хлопнул коня по шее. Свернуть предлагает? Хм, интересный ход. Накал мистического бреда повышает кратно. Но почему бы и нет? Моро свернул с дороги в сторону кладбища. Впрочем, носиться среди могилок как оглашенный не стал. Не хватало ещё ноги переломать. Да и неуважение к вечному покою усопших опять же...

Через несколько минут преследователи устроили у кладбищенских ворот небольшую пробку. Первыми внутрь проникли не самые резвые, а самые наглые: Алва, Придд-старший, Эпинэ и кардинал Бонифаций. Молодежь скакала, может, и быстрее, да была оттерта в задние ряды. И если герцогу Придду хватило грозного взгляда на графа Васспарда, то Бонифаций не удержался от громогласного заявления.

— Куда, чада неразумные, поперед батек в Закат лезете? А ну брысь!

Герцог Окделл попытался было возразить, но лишь тихо ойкнул, когда у самого его носа появился внушительный кулак пастыря. Да и Арно потянул в сторону бывшего однокашника.

В вечернем мраке старого, тесного, с беспорядочным хаосом старых и совсем свежих могил вперемешку кладбища Моро тихонько заржал, задавая вектор движения. Едущие первыми Алва и Эпинэ замерли в десятке шагов от свежевырытой могилки.

Ну да, на хозяйственном дворе замка болтали о долгожданной безвозвратной утрате, постигшей старшего конюха, потерявшего горячо любимую тещу. Та прожила без трёх лет сотню, слыла ведьмой, потому как за свою жизнь успела извести четырех мужей, четырежды четырех зятьев и несчитанное количество соседей. Все — добрые олларианцы. Неудивительно, что прощание с усопшей грозило стать самым массовым мероприятием Надора со времён свадьбы Эгмонта Окделла и перерасти в массовые народные гуляния с элементами не менее массовых беспорядков. Об этом знали все, включая коней.

Поэтому Моро готов поставить подкову вместе с копытом на то, что когда из выкопанной могилы к авангарду погони потянулись руки, а следом показалась голова с всклокоченными седыми лохмами, герцоги-атеисты возблагодарили Создателя за то, что у них тещ нет. Правда, подходящих к случаю эспер у них тоже не оказалось, а за шпаги хвататься — глупо и неэффективно. И тут мимо замерших в недоумении герцогов гордо прошествовал Бонифаций, отодвинувший для этого зазевавшегося Эпинэ плечом.

— Прошу, сударыня.

Кардинал галантно подал ведьме руку и, о чудо, извлёк из заранее вырытой могилы вдовствующую герцогиню Надора. Правда, судя по серьезному выражению лица, только набившаяся после падения с лошади в рот земля мешала даме высказаться позабористей большинства заклинаний. Во избежание публичного богохульства (да и простое олларианское милосердие никто не отменял) пастырь принялся отпаивать несчастную из своей фляжки. Судя по натужному кашлю, во фляжке была не вода. И то верно, за святой водой — это к Левию. У Бонифация воды отродясь не водилось. Зачем, если Создатель в милости своей дал людям средство помощнее? Впрочем, откашлявшаяся герцогиня вновь припала к фляге торопливо и жадно.

— Доннерветтер!

Первым из находящейся в кустах компании молодняка показался отнюдь не любящий сын, а фок Фельсенбург. И высказывался он отнюдь не по поводу чудесно спасшейся хозяйки замка. Ее он пока не видел, ибо пятился из кустов задом, волоча за собой край служащего носилками плаща. Следом показались Арно, Валентин и Ричард, вцепившиеся в остальные концы того же плаща. А на плаще... Моро едва в свечку не встал от удивления. На плаще лежал отключившийся воин Заката. Замыкал процессию выноса бесчувственного тела супрем Талига.

Что, слухи о бессмертии потустороннего гостя оказались несколько преувеличены? А как про собственную неубиваемость свистел, гад. Моро осторожно вышел из тени. Мол, а что это вы тут делаете? Даже хвостом беспечно помахивал для убедительности. Только внимания на него даже его Человек не обратил. Все сгрудились вокруг Леворукого.

— Чем это вы его? — первым сформулировал всеобщее недоумение Алва.

— Это не мы. Это он! Мы только скрутили, — честно сообщил Савиньяк, неаристократично указав пальцем на Моро.

"Он?!" — внутренне возмутился Моро. С чего бы?! Он честно довёз пассажиров до кладбища. Там понял, что через криво-косо стоящие могильные оградки скакать — только ноги себе ломать. Посему очень аккуратно сбросил-высадил людей на кучу свежевыкопанной земли, а сам ушел в сторону и затаился. При этом успел заметить, как герцогиня Окделл сползла в яму за кучей, а воин бодренько в противоположные от Моро кусты шмыгнул. Там ещё что-то вроде старинного склепа имелось. Так что пусть шпана двуногая с больной головы на здоровую не перекладывает!

Хотя... Пробившийся сквозь столпившихся вокруг пострадавшего людей Моро никаких особенных повреждений на теле не обнаружил. В смысле, ножик из-под ребер не торчит, башка не проломлена, кишки наружу не вывалились. А имеется бледность кожных покровов, мутный, расфокусированным взгляд и напоминающий электротравму след на лбу. Ага, Ни дать ни взять, Гарри Поттер престарелый. И где-то Моро это уже видел. Вспомнил. Чем-то подобным под Гальтарой приложило Енниоля. Только там удар пришелся в грудь.

Тем временем молодые люди излагали свое видение произошедшего.

— Мы следом за вами, но чуть правее поехали. Глядим — Моро в кустах, а чуть поодаль — склеп. Старый, весь мхом зарос, а у входа свежий отпечаток копыта. Мы туда. А там этот на пороге сидит и мычит бессвязно. Его превосходительство господин супрем ему командует: "Именем короля, сложить оружие". Тот ноль внимания. Мы шпаги выхватили, окружили и ждём, когда гад поднимется. Не атаковать же сидячего. А тут уважаемый Енниоль из-за спин как выскочит — и хрясь Леворукого по башке! Нам его только погрузить осталось да сюда принести.

— Зачем? — озадаченно уточнил Эпинэ.

Ответом ему стала звенящая тишина. Зачем брать в плен Леворукого и что с ним теперь делать, не знал никто. Отчего перешли к вопросам не столь концептуальным.

— Чем это вы его, уважаемый Енниоль?

— Единственный сын моего отца всегда верил в силу Книги.

При этом гоган торжествующе поднял над головой том Кубьерты, с которой теперь не расставался, нося ее в специально пошитой для этого заплечный сумке.

Дальнейшее обсуждение оказалось прервано сомлевший при виде своего похитителя (правду сказать, захмелевший с непривычки) Мирабеллой Окделл, которая кулем рухнула в руки своего отрави... спасителя то есть. Бонифаций и бровью не повел. Подозвал к себе "отрока" Окделла и вручил ему мамашу, перегрузил с рук на руки. Сам же смачно отхлебнул из очередной, кажется, не второй фляги и щедро брызнул в лицо все ещё не до конце пришедшего в себя похитителя нежных герцогинь.

Наконец тот очухался. Собрал глаза в кучку и грязно ругнулся на древнегальтарском.

— Полегче, сударь! Здесь дама! — начал с наезда Придд-старший.

Гость не ответил, продолжая с удивлением обводить взглядом собравшихся вокруг. Ему память часом не отшибло? Вот же будет незадача. Кроме того, он современные языки знает вообще?

— Кто вы, сударь? — куда дружелюбнее обратился к незнакомцу Алва.

— Я? — чуть растерянно переспросил воин Заката. — Я Ринальди Ракан и...

Говорящий смолк, словно испугавшись сказанного. Сказанное же прозвучало на вполне приличном талиг. С акцентом, но понять вполне можно.

— Что?! Ещё один?!! — аки тур взревел глава дома Волн.

— Тот самый, который?..

— Не, не может быть.

Переглянулись меж собой молодой Придд и Савиньяк.

— В это трудно поверить. Я должен был умереть много сотен лет назад. Я мог бы вернуть доброе имя, но я стал воином Заката. Цена этому — потеря памяти...

— Про Закат подробнее, — грозно потребовал Бонифаций.

Тон вообще-то практически хамским получился. Но Ринальди из рода древних анаксов слишком потрясен возвращением памяти, чтобы обратить внимание на такую мелочь. Да и сам кардинал едва ли имел целью оскорбить язычника. Сам оказался поражен до крайности, вот и выразился коряво. На это недоразумение даже Моро внимание не обратил. Только автор занудой оказался.

Все же прочие слушали рассказ младшего брата анакса Эридани Ракана и старшего брата Эрнани Святого, обвиненного в том, что похитил жену полководца Лорио Борраски Беатрису, долгое время держал ее в заточении и подвергал изощренному насилию, за что был осужден и в качестве наказания был отправлен в гальтарские подземелья. Собственно, эту легенду знали все. Только теперь собравшимся предстояло узнать о том, что на самом деле Ринальди не имел никакого отношения к этой истории и был оклеветан собственным братом и Беатрисой, сумел выбраться из подземелья и, поддавшись минутной слабости и отчаянью, согласился бросить все и податься в воины Заката.

— Это было именно слабостью, — подытожил рассказ Ринальди. — Я не должен был оставлять малыша Эрнани одного. Бремя анакса ему не по плечу.

— Но он справился, — недовольно буркнул Бонифаций. — Чтобы отказаться от силы демонов, нужны воля и мужество немереные.

— Мальчик просто не умел пользоваться силой Раканов. Вот и сделал вид...

— Не скажи, чадо непутевое. Сильно захотел бы — исхитрился освоить. Но он слишком ясно увидел, что пресловутая сила Раканов не избавляет их от подлости и низости. Мало того, усиливает все низменное, создавая иллюзию вседозволенности.

— Про иллюзию вы того, перегнули.

— Ничуть. Много вам всем помогла та сила? То-то.

— Иллюзия — не иллюзия, а хотелось бы знать, владеет ли брат великих анаксов этой самой силой? — встрял в разговор Енниоль.

— Трудно сказать, — постепенно Ринальди брал себя в руки и становился величав и спокоен. — Как воин Заката я знаний Раканов не имел. Вернулись ли они вместе с памятью? Кто я теперь? Не знаю.

— Пробовать надо, — деловито засуетился гоган.

Но тут заговорил Алва.

— Что с вами случилось в склепе?

— Не помню.

— Он, в смысле склеп, вообще чей?

Это уже кто-то из молодых. И смотрят на Окделла. У того руки заняты мирно посапывающей мамашей, что помешало ему пожать плечами.

— Что-то очень древнее. Знатных людей здесь испокон века не хоронили, а простонародье считало место особенным. Говорят, здесь едва ли не древнейшее поселение Надора было. Говорят, лет пятьдесят назад сюда сьентифики приезжали, но проникнуть внутрь склепа не смогли. Сказали, будто он из монолитного камня.

Все дружно посмотрели сперва в темный проем чудесно обретенной двери, потом на Ринальди. Тому пришлось рассказывать про раттонов и плане спровоцировать присутствующих на бескорыстное благородство ради избавления от зелёной угрозы.

— Вы бросились за повелителем темных сил ради малознакомой и многим неприятной женщины. В принципе этого должно быть довольно хотя бы для избавления Надора от землетрясения. Я просто ударил в дверь склепа, которая показалась мне довольно хлипкой. Она распахнулась, я шагнул внутрь... Дальше не помню. Нечто подобное я ощущал в момент инициации в воины Заката.

Войти внутрь люди не решились. И правильно сделали. Изнутри шла сила, Нет, не зелень. Но ощущение работающего трансформатора имелось. Впрочем, люди не просто снаружи толпились. Супрем Придд комплекс следственных действий проводить принялся. Не только осмотр места происшествия под протокол, а ещё и замеры и зарисовка склепа снаружи. Там при внимательном рассмотрении куча всяких знаков и символов оказалось. По словам Бонифация, ни разу не эсператистских.

А тут и слуги из замка подоспели. Частью — с оружием, включая бадью святой воды стратегического назначения. Частью — с куда более полезным скарбом. С носилками для транспортировки раненых — по факту, пьяненькой госпожи. Но, главное, с амуницией для Моро. Он ещё никогда так не радовался седлу и узде, как сегодня, ибо не с чем было ему сравнивать. Трензель едва ли не сам ртом ухватил. Монсеньор, транспорт подан!

— Сударь, я приглашаю вас стать гостем замка Надор. Герцоги Окделл почтут за честь принять у себя представителя древнего рода Раканов, — церемонно вымолвил Дикон, подводя к Ринальди Сону.

Процессия двинулась к замку.

— Хм, если вы — не Леворукий, то, значит, проклятия Леворукого не было? — задумчиво промолвил Алва, когда Сонечка заняла место рядом с Моро.

— Это после той драки десятеро на одного? Нет. С чего бы мне требовать плату, если я помог просто потому, что мне этого захотелось?

— Странно. Полгода назад, когда пуля убийцы ранила Моро, мне на миг подумалось, что я лишён возможности любить даже коня. И его у меня забирают в обмен на везучесть.

— Глупости. Во всяком случае, я тут ни при чем. Хотя и проклинал, к чему скрывать. Собственного брата. Тысяча лет прошла, а я дословно помню: "Пусть твое последнее отродье четырежды пройдет то, что по твоей милости прохожу я! Ему будет хуже, чем мне, ведь на нем повиснут беды и подлости всех его предков, начиная с тебя. Он ответит за всех, слышишь, ты, анакс проклятых?! Невиновные будут платить за виновных и не расплатятся. А я вернусь и посмотрю, как они проклинают тех, кому обязаны своей участью. Да падут эти проклятья на твою душу, Эридани Ракан. где б она ни была, на твою душу и души всех твоих сообщников!".

— Я читал об этом, — грустно улыбнулся Алва. — Мало того, я это самое последнее отродье и есть.

Наивна-а-ай! Моро аж всхрапнул от возмущения. Какое последнее, нафиг?! Сколько раз Моро по полночи под разными всякими окошечками с розовыми занавесочками стоял — не счесть. И чтоб ни одного залета? Быть того не может. А если учесть, что у эориев анаксии не было понятия бастардов... Важна сила крови, а не наличие/отсутствие брачных уз. Конечно, если милорду нравится корчить из себя рыцаря печального образа, то кто ж ему запретит.

Тем временем Ринальди Ракан подошёл к проблеме с другой стороны.

— Не думаю, что проклятье исправно работает. Дело не во времени. Дело в том, что, проклиная, я был уверен, что иду на смерть. На деле же несправедливый приговор открыл мне ворота в мир вечной битвы, подарил неслыханное долголетие. Это наверняка если и не разрушило проклятье, то здорово изменило его. Сегодня же все опять переменилось до неузнаваемости.

— Да, мир сегодня безусловно изменился. Понять бы ещё, как.

Одержим победу,

К тебе я приеду

На горячем вороном коне.

Алатская народная песня

— Рича-а-ард!

Ворота замка в связи с темным временем суток им открывали неохотно настолько, что герцогу Окделлу пришлось выехать вперёд и гаркнуть на сторожа. Зато стоило миновать ворота, как сразу две девицы ринулись к нему с восторженным воем. Иоланта и Айрис повисли на парне, не сводя с него восторженных глаз. Впрочем, виснуть вдвоем оказалось неудобным, и умненькая Айрис Окделл оставила брата на попечение почти невесты, а сама быстренько осведомилась состоянием матери. Та мирно похрапывала, рискуя этими богатырским звуками спровоцировать землетрясение. Убедившись в целости герцогини, любящая дочь без малейшего зазрения совести кинулась на герцога Алву, дабы выразить свою искреннюю признательность и безграничный восторг.

— Ну, что вы, сударыня, — вяло отбивался Алва, которого от крепких и вовсе не сестринских объятий уберегло лишь то, что он сидел в седле, а Айрис стояла на земле.

Надо ли говорить, что спрыгивать с коня герцог не торопился. На помощь ему попытался прийти принц Альдо, решивший, что его невеста несколько перешла рамки приличия.

— Трус, — походя бросила через плечо та и вновь обратилась к Алве. — Дикон исполнял сыновний долг. Вы же, герцог, явили беспримерный образец истинного рыцарства!

— Почему же беспримерный? Нас была едва ли не дюжина.

Моро тихонечко, по шажочку сдавал назад, чтобы, образовав небольшой оперативный простор, жалобно заржать: в конюшню хочу, мол, сил моих конских нет как. Вспомнившая о том, что "бедный Морик" страх чего натерпелся во время происшествия, Айрис отступлению в конюшню препятствовать не стала.

В деннике кто-то был. Хотя тут Моро лукавил. Безбашенного быка-невепря он сразу признал.

— Ну, вы, брат, даёте! Вся потусторонь на ушах!

— Все так хорошо или так плохо?

— Да как тебе сказать. Неожиданно все как-то. В колодцах наблюдается активное кипение говн, но наружу оно не выплёскивается и вроде бы даже осело. Короче, реакция есть, но какая именно, будет понятно к утру.

— Советуешь спать вполглаза?

— В целом, да. Если что, я заскочу. Ты того... В случае чего за девчонками местными присмотри. Братец-то у них не орёл. А в суматохе всяко получиться может. Хорошо, что мамаша дрыхнет по пьяни. Ее бесчувственную вытаскивать будет куда как проще, мешать спасению не сможет.

— Все так серьезно?

— Говорю же, напряжение плит под замком колоссальное, а тут в колодцах бурлит и пенится. Того гляди, без всякого проклятья само собой рванет.

— Ты чего так распереживался?

— А ты не понимаешь? Сам, небось, о своем человеке заботишься как можешь, хоть он тебя просто за деньги купил. А я за Окделлами присматривать поставлен.

Невепрь обиженно копнул копытом пол и удалился. Остаток ночи выдался странным. Тревожным, но не таким, как в Олларии во время беспорядков. Может, просто невепрь оказался очень ярким рассказчиком, но Моро чудилась мелкая дрожь под полом, да и порывы ветра на улице были странными: внезапно меняющими силу и направление. Только с невепрем общался один Моро, а не спала вся конюшня. Значит, не фантазии.

Невепрь вернулся, уже когда солнце начало выбираться из-за гор.

— Учудили — так учудили! Слов нет, одни эмоции!

— Что?! — встрепенулся задремавший-таки на рассвете Моро.

— Зелень словно в модный ватерклозет спустили. Чтобы из-за спасения мелочной бабы... Куда катится мир?

— А подробнее?

— А подробнее пастухи расскажут. Скоро уж прибегут.

И верно. Часа не прошло, как на дворе поднялся страшный переполох. О-о-о, эти парни не иначе как, пася стада на соседних горах, меж собой переговариваются. Глотки просто луженые. Они своим ором даже герцогиню разбудить ухитрились. Та появилась, икая и пошатываясь. Впрочем, бледность и нездоровый вид очень даже соответствовали обстановке. Пастухи же сообщили о том, что не далее как ночью в соседней долине произошел разлом, и некая скала Высокая превратилась в яму глубокую, которая стремительно превращается в одноименное озеро.

— Сын мой, вы должны все проверить лично, — нетвердо провозгласила Мирабелла Окделл, величественным жестом указав направление движения.

Она с утра с Бонифацием уже причастилась, что ли? Только Ричард мудро решил не обострять и распорядился седлать коней. Поехал, естественно, не один. Герцог Алва, естественно, присоединился и поехал, естественно же, на Моро. А вообще любопытствующих набрался целый караван. При этом Иоланта провожала Дикона до ворот, кротко идя у его стремени. Айрис же подбежала к Монсеньору.

— Сударь, я верю, вы сумеете помочь пострадавшим, если таковые найдутся.

Она о чем? Какие пострадавшие могут найтись после обрушения скалы? Ох, неспроста она это. Моро грозно посмотрел на девицу — не балуй, мол — и поспешил к выходу.

Озеро наполнялось стремительно. До места природного катаклизма они добрались раньше полудня, а их взорам открылось уже порядочное водное зеркало. Мутное и неспокойное, но с явным намеком на будущую изумрудную гладь.

— Сюда бы карпа запустить... — восхитился увиденным Енниоль.

— Лучше форель, — не согласился с ним Манрик.

— Форелевая ферма. А на берегу — трактир с меню из рыбных блюд для путешественников, приехавших полюбоваться видами.

— Трактир — это хорошо, но мелко. Тут рыбзаводик надо ставить. Фельсенбург рассказывал, в Дриксен научились делать нержавеющие жестяные банки, в которых закрывают рыбу на длительное хранение.

— Рыбу? Баловство. В банки тушёнку закручивать надо. В армии такое с руками оторвут.

— Вам, Енниоль, голову оторвут за жульничество с военными поставками, — строго покачал головой Манрик, но пометочку в записной книжке сделал.

— Почему сразу жульничество? — обиделся гоган.

Алва чуть тронул повод, отводя Моро в сторону. Слушать про тушёнку в жестяных банках, пусть и для армии, ему показалось неинтересным. Воин Заката тронулся следом.

— Похоже, раттонам не получится вырваться в мир и на этот раз... — задумчиво заговорил он.

— Так просто?

— Я бы сказал, комплексно. В последние месяцы в вашем мире могло, но не разыгралось сразу несколько войн. Куча сильных мира сего проявили не всегда им свойственное здравомыслие. Вчерашнее безумие — это так, марципан на торте. Впрочем, на время Излома вам следует оставаться крайне сдержанными и осторожными.

— А вы? Возвращаетесь на свою битву?

— Попробую. После возвращения памяти о моем человеческом прошлом я ни в чем не уверен.

— Прелестно... Думаю, стоит попробовать, и чем скорее, тем лучше. Видите ли, не хочу показаться невежливым, но ещё один Ракан спокойствия стране не добавляет.

Гость тронул коня прочь, постепенно переходя с рыси на все ускоряющийся галоп. Только Моро не отставал. Интересно же посмотреть, как работает портал между мирами. Судя по тому, что Монсеньор не возражал, не одному Моро интересно стало. Только портал все не открывался, а бежать вторым за очевидно более медленной лошадью мориску воспитание не позволяло.

Дорога сделалась чуть шире, и Моро пошел на обгон. Когда он поравнялся с конем Ракана, то показалось, будто контуры всадника и лошади стали чуть размытыми, а движения — замедленными. Но это длилось всего секунду. Спустя которую в ноздри ударил морозный воздух, а под копытами хрустнул ледок.

Они, не сговариваясь, сбавили скорость. Лесополоса не то чтобы сильно буреломом завалена, но по корням часто посаженных деревьев сильно не разбежишься. А за лесополосой через неширокую полосу луга виднелись красные крыши облюбованного Арсеном Морозовым КСК, а сам Арсен Русланович на Белке рядом с Орликом под папашей спасённого им оболтуса. Благодарный "дачник" не иначе как не только выкупил якута, так ещё и выгуливает лично. Держится верхом он пока так себе, поэтому проблемой его удержания в седле озабочены все: и он сам, и доктор Морозов, и обе лошади. В общем, на чужих странно одетых всадников никто внимания не обратил. У Моро же чуть слеза от умиления не выкатилась.

— Это не Кэртиана? — уточнил очевидное Алва.

— Это Земля. Один из миров Ожерелья.

Ракан пустил коня в галоп, и Моро опять пришлось его обгонять. И опять, стоило мориску уйти на полкорпуса вперёд, как мир потерял четкость, а под копытами оказалась фиолетовая трава. С оранжевым небом сочеталось как-то не очень. Постмодерн в чистом виде. Ракану тоже не понравилось, и задерживаться здесь они не стали.

А вот эту башенку в закатном золоте Моро уже видел, когда по небу летел. Ох, он и не заметил, что опять. Стойте! Да стойте же вы! Это же попадос конкретный! Ну, приземлились они на башню, а стартовать-то теперь как? Моро так понял, что барьер между мирами только с разгона преодолеть можно. А где разгоняться на небольшой площадке? Или по наверняка неимоверно крутой лестнице вниз спускаться прикажете? Нет, на двух-то ногах оно ничего. Вот вы попробуйте на четырех!

Только на возмущённое ржание Моро никто не отреагировал. Монсеньор озадаченно смотрел на своего спутника, который буквально остолбенел он изумления. Того гляди, за сердце хвататься начнет или в обморок отправится.

— Это... Это же Этерна. Только разрушенная. Здесь был пост наблюдения. Там, — Ринальди указал на пламя полыхающего на полнеба заката, — идёт вечная битва. Внизу были залы для пиров и отдыха, а вокруг — парк.

— Парка нету, — констатировал Алва, свесившись вниз. — Этерна — это ещё один мир Ожерелья?

— Нет. Этерна — это цитадель, из которой мы защищали все миры Ожерелья, возвращаясь сюда для отдыха и пополнения сил. Но некоторое время назад она исчезла при невыясненных обстоятельствах. Мы даже попасть сюда не могли.

— То есть остались без снабжения?

— В целом, да. Хотя в снаряжении мы не особенно нуждаемся. А вот новые воины... Да и без ощущения тыла за спиной мы стали слишком одинокими.

— Прелестно. А я уж поверил, что с раттонами мы разобрались.

— Это битва не с раттонами. Там твари из иного измерения. Мне сложно это объяснить, но это нечто совершенно иное и чуждое любому миру Ожерелья. Это Хаос во плоти.

— Час от часу не легче, короче.

— Это не ваша битва.

— Посмотрим.

И так это у Монсеньора многозначительно получилось, что Моро аж загордился своим Человеком. Что не помешало ему заинтересоваться лужей посреди площадки. Пить после скачки рановато, но проверить чистоту воды можно.

Из воды на коня смотрела девица. Нахально улыбалась, при этом фривольно поправляла хвостовым плавником подмокшие перья крыла. "Птице-рыбо-дура", подумал про себя Моро.

— Сам дурак непарнокопытный! — обиделась та.

— Ты как тут очутилась? — примирительно поинтересовался Моро, решивший, что спрашивать у дамы, кто она вообще такая, будет невежливо.

— Здесь ночью прошел ливень. Теперь я могу здесь появляться.

— Эй, мальчики! Я там вам новенького привела. Встречайте!

Птице-рыбо-дура капризно ударила хвостом по поверхности воды. Как она там помещается? Лужа мелкая совсем. С пространством тут точно что-то не то. Алва и Ракан обернулись на голос. Моро же прислушался к торопливым шагам снизу. На площадку действительно кто-то поднимался. Альдо Ракан? Вот уж кого Моро не ожидал здесь увидеть. Крайняя степень удивления посетила не только лицо Моро, но и физиономии его спутников, от чего птице-рыбо-дура предпочла объясниться.

— Что есть — то есть. Другого не приходило. Все вопросы к тому, кто его в портал завел. Моё же дело доставить из пункта А в пункт Б. К доставке претензии есть? Нет? Получите нового Стража Заката. Все! Тема закрыта!

— Он хоть меч в руках держать умеет? — скептически осмотрел нового товарища Ринальди.

— Меч — точно нет. Шпаге его Робер Эпинэ учил вроде бы. Но, кажется, без особых успехов.

— Что за тон вы себе позволяете, герцог Алва! — обиженно завопил принц.

— Вы помните мое имя?

— Вы пьяны, герцог? Или решили записать меня в безумцы? Спешу вас разочаровать: я и свое имя помню!

— Представьтесь, молодой человек, — задумчиво, но жёстко потребовал Ринальди.

— Альдо Ракан, к вашим услугам.

По всему выходило, принц намеревался ещё много чего наговорить. Но не судьба. На площадку выскочили сразу несколько воинов со старинными, как у Ринальди, мечами. Это были очень разные люди. Ценителям расового многообразия особенно понравился бы зеленокожий лысый субъект со светлыми, почти белыми глазами. Не иначе уроженец мира фиолетовой травы. Но было у них у всех нечто общее. Нечто, что нельзя не заметить и невозможно сформулировать. Это же нечто появилось и у Альдо.

Только пока всем было не до него. Похоже, не только у Ринальди, но и у всех его коллег возможность попасть в Этерну вновь появилась только что. Вот они отряд на разведку и снарядили. Только разведчики сильно убивались по состоянию помещения и отсутствию персонала. Мол, где ж пиры закатывать и юных дев принимать?

— Какие пиры? Тут взвод стрелков толком не разместится.

За неимением иных собеседников Алва обратился к Моро. Тот не был бы столь категоричен: потусторонь — она и есть потусторонь, четвертое измерение и все такое прочее. Дабы донести эту мысль до своего Человека, Моро шевельнул ушами и потянулся к луже с птице-рыбо-девой. Та глупо хихикнула и помахала ручкой заметившему ее Алве.

— Привет, красавчик. Куда прибыть изволите?

— Вы, сударыня, тут паромщицей служите?

Сударыня вновь хихикнула и уж совсем бесстыдно вильнула хвостом.

— Хочешь на золотой пляж Лазурного моря в лучах заката?

— Вы в любой водоем отсюда можете? — Алва оставался галантно-невозмутимым.

— Хочешь проверить?

— Хочу в Надор.

Алва вскочил в седло, а птице-рыбо-дура взмахнула крыльями, да и сиганула ему в объятья. В смысле, плюхнулась перед ним в седло, а уж чтоб она на землю не грохнулась, Монсеньор приобнял. Судя по радостному повизгиванию, рука прямехонько на всякие интересные девины места легла. Моро же, не дожидаясь, команды, шагнул в лужу.

Нет, моментально в новом надорское озере они не вынырнули. Пришлось довольно долго плыть в густом как молоко тумане. Моро уж из сил выбиваться начал. И мысленно намекать пернато-чешуйчатой заразе на то, что рождённый бегать плывет не очень. Самое обидное: он практически уверен, что путь мог занять пару секунд, но птице-рыбо-дуре понравилось в объятиях герцога Алвы.

Вынырнули наконец.

— Прав Шнееталь: с Талигом воевать совершено невозможно. Они везде. Я уже боюсь в нужник заходить: заглянешь в очко, а оттуда ваш Моро выглядывает.

Впрочем, несмотря на сомнительность комплимента, подоспевший первым Фельсенбург подхватил обессиленного Моро под уздцы и накинул на мокрого коня собственный плащ. Очень кстати. Вечер в Надоре оказался прохладным.

А вышли они ни в каком не в озере. Вынырнули в практически такой же, как в Этерне, луже внутри странного склепа. Так что замечание дриксенца следует признать пусть и едким, но не лишенным здравого смысла.

Надо сказать, осматривающего склеп народа оказалось на удивление много. Командовал тут Левий. Он и рассказал о том, как осмотревший странное сооружение супрем ничего подозрительного в нем не обнаружил, но заходить внутрь, памятуя о делах мистических, без лиц духовных не рискнул. Жизнь показала, что был совершено прав. Потому что вслед за Левием увязался и окончательно разругавшийся с невестой Альдо. Самоуверенному молодому человеку слушать версии людей опытных быстро наскучило, и он без спросу полез внутрь.

— Дальнейшее мы с господином супремом видели своими глазами, но вмешаться просто не успели. Когда Альдо Ракан оказался вон на той светлой плите, сверху, кажется, с вон того завитка, ударила молния. На миг все озарилось мертвенно белым светом. Нам показалось, что на молодом Ракане появились доспехи, а в руках — меч. Но мы вынужденно зажмурились. А когда открыли глаза, то дезориентированный юноша уже падал в вон то углубление с дождевой водой. Там глубина — от силы локоть. Но тело словно в омут провалилось. Только огромный рыбий хвост по воде ударил.

Левий выразительно посмотрел на птице-рыбо-дуру, которая опять сидела на ручках. Только теперь у Робера Эпинэ. Мало того, обиженно напоминала Иноходцу о горячих ночах, проведенных вместе в Агарисе.

— Но там ты была без хвоста... — вяло отнекивался Робер.

В общем, Моро понял, что вся эта мистика ему надоела. Он хочет овса и в денник.

* * *

Высушенный, вычищенный и накормленный Моро даже вздремнуть успел часок. Потом его позвали на военный совет. Несмотря на поздний час и совсем не летнюю погоду, люди собрались на улице. Это чтобы Моро удобнее слушать было? Мелочь, а приятно.

— Итак, если обобщить все нам известное, то получается следующее, — начал доклад Левий. — Проблему так называемой "зелени" или демонов человеческого порока — раттонов — можно решить без всякой мистики: праведной жизнью согласно заповедей Создателя. И лишь в крайних случаях в Излом или за особо тяжкие грехи требуется подвиг бескорыстия и самопожертвования. Иное же дело — ранее нам неведомая Этерна. Те, кого мать-церковь считает демонами, очевидно, не справились с защитой мира от вторжения. Значит ли это, что Создатель в безмерной милости своей дал нам знать об этой опасности, дабы люди смогли взять на себя дело защиты мира сего? Вот о чем нам следует думать прежде всего.

— Да чего тут думать? — фыркнул Манрик. — То есть, я хотел сказать, над этим пусть святые отцы думают. Нам же смету ремонта этой самой Этерны составлять надо. Банкетный зал — дело десятое, а вот ремонт стен и новое вооружение просчитать надо.

— Как вы это доставлять собираетесь? — несколько опешил от столь приземленного взгляда на вдруг открывшуюся тайну мироздания Ричард. — Этерна же лежит за пределами нашего мира!

— Во-первых, можно на Моро возить. Я так понял, конь у господина Первого маршала слегка не от мира сего, Значит, справится.

У него несколько раз получилось пересечь грань межмирья, что есть — то есть, но понятия не имеет, как это сделать осознанно, Моро заржал как можно жалобней, привлекая внимание к этой несостыковке. Только Манрик его не так понял.

— Не волнуйся, парень, никто тебя в обозного тяжеловоза превращать не собирается. Ты дорогу обозам прокладывать будешь.

— Не торопитесь, Леопольд. Технику переходов ещё отрабатывать и отрабатывать, — куда точнее понял беспокойство своего коня Алва.

— Так нам и смету ещё составлять и составлять, — и бровью не повел Манрик. — Кроме того, я сказал "во-первых". Во-вторых, у нас есть уже отработанная техника: по воде. Сударыня не откажет нам в этой маленькой любезности?

Тессорий галантно поклонился все ещё сидящей рука об руку с Иноходцем птице-рыбо-дуре, которая, правда, избавилась от хвоста и прикидывались приличной женщиной, к которой все обращались Лауренсия.

— Не откажет. Если в этой вашей Этерне будет хоть одна лужа.

— Лужу надо обеспечить.

— Не мешало бы связаться с Альдо, — предложил Робер. — Воин из него никакой, а вот комендант крепости — почему бы и нет.

— Как он вообще стражем Заката оказался? — фыркнул Савиньяк.

— Случайно, надо думать. Склеп — это вовсе не склеп, а древнее место посвящения в бессмертные воины. Заблокированное после бегства демонов из Этерны. Но появление Ринальди Ракана открыло вход. Повторное прохождение ритуала вернуло некогда потерянную память. А по дурости залезшего туда же Альдо сделало воином Заката.

— Значит, теперь в Этерне появятся новые защитники?! — аж подпрыгнул Арно, уже видящий себя несущимися в Закат с обнаженным мечом.

— Не торопитесь с выводами, сын мой, — осадил его Левий. — Все случайности — не случайны. Они — промысел Создателя, смысл которого нами не понят. Если будет на то воля Его, то нам придется заново учиться пользоваться и путями между мирами, и аппаратом посвящения в стражей, и, видимо, еще многому другому. Но вначале доказать, что люди достойны этого знания.

Обсуждение продолжилось. Но вскоре Алва тихонько тронул Моро за холку.

— Пойдем, зайчик. Невысыхающую лужу в Этерне надо обеспечить.

К найери Лауренсии Монсеньор словами не обращался. Подмигнул просто. Но та все поняла и тихо выскользнула следом. Даже помогла оседлать Моро, пока Алва наполнял походные бурдюки водой.

— Хватит. Я сумею сделать так, чтобы лужа не пересыхала. А потом комендант очистит бассейн нижнего фонтана, — оценила Лауренсия усилия герцога.

— Тогда садись, — позвал ее уже оказавшийся в седле Алва.

Та молча взмахнула вновь появившимися крыльями и к вящему неудовольствию и Моро, и Алвы устроилась в седле перед ним, свесив на плечо мориска холодный и жёсткий рыбий хвост.

"Тиной воняет", — отметил про себя Моро, направляясь к поилке. Лезть в нее ногами некультурно и негигиенично. Но использовать в качестве портала колодец совсем не хотелось.

На конское неудовольствие Лауренсия внимания не обратила, а на тяжёлый вздох Алвы ответить соизволила.

— Я девушка честная. Лапать меня только за рыбий хвост можешь. Если захочешь.

— Все понял, сударыня. Моро, трогай.

На сей раз доплыли в три гребка. Этерна встретила их не вполне обычно. По-прежнему закат пылал пламенем вечной битвы. Но теперь и на востоке появилась узкая полоска света. Восход уже близко.

КОНЕЦ

Комментарий к Глава 21 Конь-огонь

Конец, во всяком случае, до того, как появятся очередные книги канона. Ибо бежать уж слишком впереди авторского "паровоза" есть некоторое неуважение к автору "Этерны".