Любовь — кольцо, или Счастье вопреки (гет)

Холодно… Мерлин, как же холодно! Пробирает до костей, никакие чары не спасают.

Стоя на посту возле одного из тупиков Косого переулка, Драко Малфой осматривал знакомую с детства улочку сквозь прорези маски Пожирателя Смерти. То тут, то там мелькали яркие вспышки заклинаний, слышались крики и звон разбитого стекла. Украшенные ко Дню святого Валентина витрины выглядели тошнотворно: слишком велик был контраст между романтическим праздником и разрухой.

Парень подавил тяжёлый вздох: он любил это место и искренне не понимал, зачем Тёмному Лорду понадобилось проводить демонстрацию силы здесь. Да, один из местных шпионов донёс, что вроде бы в одной из лавок видели кого-то из Золотого Трио. Но ведь ничего конкретного! И никаких доказательств, одни домыслы! А главное — какой смысл изливать гнев на мирных торговцев? Даже если Поттер с дружками и рискнули сунуться сюда, то уж точно давным-давно унесли ноги. Если у шрамоголового не хватило бы ума вовремя исчезнуть, то Грейнджер-то точно не тупица. Малфой едва заметно покачал головой: в красноглазом чудовище не осталось не только человечности, но и элементарной логики. Впрочем, он увлёкся. Не время и не место думать о таком. Прикрыв глаза, Драко спрятал крамольные размышления за щитами окклюменции и поправил капюшон, пытаясь закрыться от пронизывающего ветра.

Внезапно до его слуха донёсся странный звук: тонкий, едва слышный, но резко контрастирующий с грохотом показательного выступления Пожирателей. Плач. Тонкий, женский, безысходный плач. Малфой прислушался и огляделся. В лавке “Горбин и Бэркс” явно кто-то был. И лучше бы этому кому-то поскорее заткнуться: навряд ли Тёмный Лорд подаст ему носовой платок и погладит по голове, утешая. Драко хмыкнул, представив эту картину, но, поразмыслив, решил проверить, кто забыл о возможности аппарировать с поля боя и решил порыдать в магазинчике, полном проклятых артефактов.

Входя в пыльное помещение, пахнущее старым деревом и тёмной магией, Драко поднял палочку и произнёс обнаруживающее заклинание. Так и есть, в углу за прилавком кто-то прятался. Засветив люмос, парень громко произнёс:

— Кто здесь? Лучше выходи по-хорошему!

В ответ раздалось тихое поскуливание. Как ни странно, оно звучало подозрительно знакомо. Он точно слышал этот голос раньше, только где?

Драко заглянул за прилавок и чуть не выронил древко от удивления: на полу, отбросив в сторону палочку и серебряную маску, сидела и плакала Пэнси Паркинсон. Врученная всего лишь вчера мантия Пожирателя была испачкана и порвана в районе ворота, словно девушка пыталась сорвать фибулу, но так и не смогла.

— Пэнс?! Что ты здесь устроила? Сегодня же твоя первая вылазка! Твой отец будет в ярости… Сам Лорд здесь, совсем близко. Ты представляешь, что с тобой сделают за самовольный уход?

Пэнси всхлипнула и покачала головой.

— Я… Я не могу, Драко. Я думала, я смогу, но когда узнала, на кого сегодня охота…Тот прощелыга сказал, что у Олливандера видели именно его… Нет, не могу… — она подняла покрасневшие от слёз глаза и впилась взглядом в отрешенное лицо Малфоя. — Не понимаю только, как ты можешь. А если её схватят? Ты ведь видел, что они делают с грязнокровками. Если тебя заставят её пытать, что ты будешь делать?

Драко побледнел, лицо исказила болезненная гримаса, но уже спустя пару мгновений щиты окклюменции с лязгом встали на место.

— Что за бред, Пэнс? О ком ты вообще?

— Перестань, Драко. Выключи Малфоя и включи человека, — голос девушки звучал устало. — Я, конечно, не самая умная ведьма своего поколения, но и не дура. А ещё, как ты должен помнить с детства, я весьма наблюдательна. Мы оба несколько лет смотрели в одном направлении. В направлении гриффиндорского стола.

Малфой тряхнул головой и вздохнул.

— Это опасный разговор, Пэнси. Не то время и не то место.

Паркинсон грустно усмехнулась:

— Если сегодняшняя охота завершится удачно, уже никогда не будет того времени и того места.

— Тогда пожелаем им неудачи. Но молча.

Снаружи послышался шум шагов и разговоры, и Драко, ругнувшись, кинулся на пол.

— Люциус, мой друг! Где же твой доблестный сын? Разве я не приказал ему стоять здесь и контролировать улицу?

— Я… Я не знаю, мой Лорд. Возможно, он что-то заметил… Или что-то случилось.

От шипящего голоса Лорда и дрожащего — отца, у Драко по спине поползли холодные мурашки. Судя по тишине рядом, Паркинсон забыла, как дышать.

Меж тем чудовище продолжало:

— А ты, Теренс? Где твоя дочь, которая, как ты меня уверял, жаждет принять метку и служить мне?

Несколько тягостных секунд в тупике стояла звенящая тишина. А затем послышались слова непростительного заклинания, звук падающего тела и душераздирающий крик человека под Круциатусом. Очевидно, отец Паркинсон медлил, не зная, как оправдать несносную единственную дочь, а Тёмный Лорд, как известно, никогда не любил ждать.

Драко решительно повернулся к Пэнси и, внимательно глядя ей в глаза, прошептал:

— Подыграй.

Пэнси молчала, явно находясь в прострации. Он совершенно не по-аристократически потряс её за плечи.

— Ну же, Пэнс. Приди в себя, иначе Круцио мы не отделаемся.

Девушка медленно моргнула и закивала.

Драко отбросил маску, несколькими резкими движениями взъерошил её и свои волосы и впился жгучим поцелуем в губы девушки.

Как раз вовремя: за спиной раздался звук шагов и изумлённое:

— Драко?

Помедлив пару секунд, парень обернулся, встречаясь взглядом с прищуренными серыми глазами отца. На лице аристократа последовательно проступили замешательство, гнев и… понимание.

— И мисс Паркинсон, — констатировал Малфой-старший. — Что ж… Надеюсь, у вас была веская причина скрыться здесь, нарушив приказ.

Драко проследил за взглядом отца, быстро подобрал палочки и маски и поспешно встал. Пэнси, пошатнувшись, поднялась следом.

Меж тем Люциус обернулся и почтительно кивнул вошедшему:

— Они здесь, мой Господин. Оба.

— В самом деле? — в шипении Тёмного Лорда слышались раздражение и интерес. — И что же для твоего сына оказалось важнее моего задания? — Он поднял бледную, словно восковую руку, запрещая Малфою-старшему говорить. — Нет, я хочу услышать его версию.

— Простите, мой Лорд. — Драко склонил голову и дёрнул за руку совершенно заторможенную Паркинсон, понуждая повторять за ним. — В Персефону рикошетом попало какое-то заклинание. Я затащил её сюда и оказал помощь.

— В самом деле? — в голосе Тёмного Лорда разливался яд. — Судя по вашим распухшим губам, ты забыл о том, что ты волшебник и спасал её по-магловски, делая искусственное дыхание?

— Простите, мой Лорд. — Драко, внутренне содрогаясь, взглянул в красные глаза чудовища и изобразил на лице вину. — Мы давно не виделись и… увлеклись. — Он снова склонил голову, ожидая наказания.

Несколько секунд в лавке стояла душащая, гнетущая тишина, а затем раздался жуткий, пробирающий до дрожи смех.

— Ну что ж… Вы молоды и вам, пожалуй, простительно забыться. Особенно в такой праздник. Ведь сегодня День всех влюблённых, не так ли, Люциус?

— Именно так, мой Лорд.

— Тогда, я думаю, мне стоит сделать подарок твоему сыну и его подружке. Они заслужили, чтобы этот день стал особенным. Надеюсь, ты, Теренс, не будешь против?

— Никак нет, мой Господин. Я не сомневаюсь, что ваш подарок нашим детям будет полезным.

— О да! Ты правильно делаешь, что не сомневаешься, мой верный слуга. Мой подарок будет очень, очень полезным! — Тёмный Лорд, зловеще усмехнувшись, двинулся вглубь магазина. — Будучи ребёнком, я любил посещать эту лавку. Здесь всегда находилось много… занимательного. К сожалению, большинство магов неспособны оценить могущество выставленных артефактов, и они лежат здесь десятилетиями. Но сейчас нам это на руку.

Драко содрогнулся, услышав в голосе чудовища предвкушение.

— Прекрасно, так я и думал, — Тёмный Лорд подошёл к витрине с украшениями, взял что-то и так же неспешно двинулся обратно к застывшим Пожирателям, одновременно описывая свою находку: — Я помню эти кольца… Я рад, что они дождались своих владельцев. Древние, наполненные магией… Достойный подарок для наследников двух могущественных волшебных родов.

Драко внутренне поёжился, представляя, магией какого рода должны быть напитаны украшения в этой лавке. Он вслушивался в слова своего навязанного Господина, уже понимая, что они звучат, как приговор.

— Эти кольца весьма… необычны. Я слышал, как хозяин лавки описывал их действие одному незадачливому жениху, и тот сбежал, услышав об их действии. Очевидно, не так уж он и любил свою невесту. Ведь пара, обменявшаяся такими кольцами, становится неразделимой. Общие чувства, общие мысли, общая… смерть. Но для истинно влюблённых людей это ведь даже хорошо, не так ли? — Пристальный взгляд красных глаз прожигал застывшую в ужасе пару и их отцов. — Ведь ты по-настоящему любишь свою подругу, Драко Малфой? Или ты сбежал со своего поста ради прихоти?

— Нет, мой Лорд, конечно, нет. — Парень усилием воли заставил свой голос звучать ровно, но внутри всё полыхало от отчаяния. — То есть, да. Я люблю… люблю её и… я почту за честь…

Он почувствовал, как в его ладонь впились ногти Пэнси, и выдохнув, аккуратно пожал её пальцы в попытке успокоить. Это ловушка, да, но они уже попались. Теперь нужно попробовать выбраться живыми.

— Вот и отлично. А ты, моя верная юная последовательница, Персефона Паркинсон, ты ведь не дезертировала? Не предала меня? Ты действительно была ранена, и твой доблестный возлюбленный исцелил и спас тебя, правда?

— Да, мой Лорд, — голос Пэнси звучал едва слышнее завывающего за окном ветра. — Всё так и было.

— В таком случае,я не вижу никаких препятствий. Ваша любовь, несомненно, заслуживает награды. Мы устроим помолвку прямо здесь. Сейчас.

— Но, мой Лорд… Возможно, нам стоит устроить праздник в меноре? Нарцисса будет счастлива организовать приём. — Малфой-старший явно пытался найти лазейку, но безуспешно.

Красные глаза Волдеморта сверкнули адским пламенем.

— Я бы наказал тебя за дерзость, мой скользкий друг, — шипение Лорда стало угрожающим, — но понимаю, ты просто волнуешься. Всё-таки решается судьба единственного сына, наследника рода. Но сейчас война, Люциус, если ты не заметил. Не время для праздника, не так ли, Теренс? А после нашей победы вы можете устроить свадьбу. Главное, чтобы жених и невеста были осмотрительны и верны друг другу… и мне.

Люциус обречённо склонил голову, понимая, что дальнейшие возражения бессмысленны. Бледный, как полотно, Теренс Паркинсон вытер кровь, сочившуюся из прокушенной губы, и кивнул.

…Слова древней темномагической клятвы звучали протяжно и громко, как набатный колокол. В раскрытую дверь старой лавки влетал холодный ветер, осушая слёзы на глазах несчастной невесты и замораживая в груди жениха последний огонёк надежды на счастье с той, кого он тайно любил много лет. Той, быть с которой он не сможет уже никогда. Даже если случится чудо и они все переживут войну.

— И будут они едины в мыслях, неразделимы в чувствах и отданы друг другу отныне и навек.

Тёмный Лорд взмахнул рукой, и вокруг запястий Драко и Пэнси возникло золотое дрожащее сияние. Словно во сне, они наблюдали, как оно, искрясь, с обжигающей болью впитывается в кожу, соединяя их навсегда…

Холодно. Мерлин, как же холодно!

* * *

Пять лет спустя.

Пронизывающий ветер гнал по Косому переулку снежинки и разноцветное конфетти, развевал ленты всех оттенков розового и трепал гирлянду из воздушных шаров, украшавшую магазинчик братьев Уизли. Проходя мимо, Драко невольно ускорил шаг и увеличил расстояние между собой и летающей угрозой: вероятность того, что шарики не обычные, а с сюрпризом, была крайне велика. А зная чувство юмора владельцев магазина, ему этот сюрприз точно не понравится.

Притормозив у цветочной лавки, он заглянул внутрь сквозь стекло: занято. Стоять в очереди и ловить косые взгляды не хотелось, и Малфой, несмотря на погоду, остался снаружи. В конце концов, почему бы ему не подышать свежим воздухом? С этой обязательной работой в Министерстве прогулки стали роскошью. Постукивая пальцем по небольшой коробочке с ярким бантом, которую держал в руках, Драко наблюдал, как пожилая продавщица ловко составляет букет печально знакомому рыжеволосому мужчине. Рональд Уизли, его вечный соперник и личное проклятие. Красные розы, нелепое плюшевое сердце — предсказуемо, банально, не во вкусе Гермионы, но вполне соответствует духу праздника. Подавив порыв подсказать этому олуху, что его жена любит белые, а не красные цветы, Драко прикрыл глаза и вздохнул, погружаясь в воспоминания.

Пять лет. Долгие пять лет он ненавидел День святого Валентина всей душой. Долгие пять лет вместо веселья и романтики этот день (а на самом деле пара дней накануне и минимум неделя после) были наполнены алкоголем, слезами, ссорами и бессильной злостью. Его? Её? Какая разница! Им обоим было одинаково трудно смириться и принять тот факт, что волей случая и ненавистного красноглазого монстра они оказались связаны нерасторжимыми брачными узами.

О, теперь Драко прекрасно понимал того незадачливого жениха, над которым Тёмный Лорд насмехался, разгуливая по старой лавке “Горбина и Бэркса”. Бедняга явно был неглуп, раз улепётывал, не желая вечно разделять свои мысли, чувства и смерть с другим человеком, пусть даже и с любимой женщиной. Невозможность побыть одному, обреченность бесконечно ощущать чужие мысли и переживания, безуспешные попытки скрыть собственные гнев, отчаяние, боль, похоть — всё это буквально сводило с ума и его, и мисс Паркинсон. То есть, пардон, почти-миссис Малфой. Наверное, если бы не начальные навыки защиты разума, которым обучили его отец и крёстный, Драко бы умер вскоре после помолвки, прихватив с собой и невесту. Возможно, на это беспощадный урод и рассчитывал.

Но просчитался.

Они смогли. Выжили, справились, сплелись душами, словно два надломленных, согнутых бурей дерева, которые уже готовы были упасть, но нашли опору друг в друге. Более того, дальнейшие тренировки в окклюменции дали свои плоды: поднимая и удерживая щиты, Драко мог почти на весь день избавить Пэнси от своих чувств, а её эмоции ощущать приглушённо. Конечно, постоянно жить в напряжении было невозможно, и ночами они оба стонали и кричали от кошмаров. Но всё-таки это было лучше, чем ничего.

Как ни странно, намного легче стало полтора года спустя, когда отгремели пышные торжества в честь тех, о ком они оба много лет тайно грезили. Драко помнил, как рыдала Пэнси, рассматривая колдографию двойной свадьбы Поттера и Грейнджер с отпрысками клана Уизли. Словно желая ощутить тепло кожи Того-кто-спас-волшебный-мир, Того-кто-никогда-не-будет-её, она всё водила пальчиком по чуть шероховатой бумаге “Ежедневного пророка”, который в тот день был полностью посвящён двум героическим парам. Драко не останавливал невесту. Он и сам с трудом сдерживал слёзы, глядя на свою мечту в изящном подвенечном платье, стоявшую под руку с другим. Навеки чужая, навеки не его. От осознания этого хотелось кричать. Однако буквально через пару часов они оба почувствовали, что дышать стало свободнее, будто нарыв, зревший годами, наконец-то лопнул. Их любимые счастливы не с ними. Болезненная, рвущая сердце, но всё-таки окончательная определённость.

В тот день они впервые переспали. Драко вбивался в тело своей почти-уже-жены грубо, сильно, неистово, словно наказывая её за тот срыв во время охоты на Поттера. Если бы только она не сплоховала, если бы не спряталась в проклятой лавке, рыдая, как маленькая девочка! Тогда всё могло бы быть иначе. Пэнси не уступала. Почти рыча от напряжения, кусая губы в кровь, она резко подавалась бёдрами жениху навстречу, морщась то ли от боли, то ли от осознания происходящего. В её зелёных глазах Драко видел злобу, отчаяние и укор. В который раз промелькнула мысль, что она, вероятно, предпочла бы десяток Круцио и сумасшествие его нелепой спасательной операции. Но что сделано, то сделано, толку теперь страдать? Очевидно, к этому же выводу пришла и Пэнси. И когда Драко, обессилев в сумасшедшей гонке, излился в её тёплое лоно, она тоже содрогнулась в слабом оргазме, а потом робко, осторожно обняла своего почти-уже-мужа, даря печальную ласку и утешение. До рассвета они лежали на смятых, влажных простынях, цепляясь друг за друга и рыдая, не в силах разделить свои и чужие чувства, и говорили, говорили, говорили. Говорили о том, как поняли, что любят не тех, неправильных, неподходящих. Говорили о том, как поняли, что сами стали не теми, неправильными, неподходящими. И пусть эти разговоры не могли повернуть время вспять, но ненадолго, буквально на несколько секунд, им обоим стало легче.

Нет, та первая ночь не послужила началом их любви и взаимопонимания. Они не стали жить дружнее, не прекратили ссориться и периодически продолжали упрекать друг друга во всём случившемся и несбывшемся. Они даже не стали любовниками, и следующие три года оба расслаблялись исключительно с помощью собственных рук.

Но всё же что-то тёплое, понимающее, заботливое нет-нет, да шевелилось теперь в груди Драко при взгляде на Пэнси. Она была одновременно такой хрупкой и такой стойкой, что он не мог не восхищаться ею. Впрочем, перемены коснулись не только Малфоя-младшего. Иногда, читая у камина, он чувствовал, как невольная невеста замирает и смущается, тайком разглядывая его, явно позабыв, что он вполне может ощутить её эмоции. А если ему случалось разомлеть и задремать в кресле, то просыпался он всегда в тепле, благодаря накинутому пледу. И пусть сердце Драко по-прежнему принадлежало другой, пусть и Пэнси явно была постоянна в своих чувствах к Избранному, он не мог не признать: в спутницы ему досталась красивая, яркая, умная ведьма. И при том настоящая леди, чистокровная, правильная и подходящая. Как ни странно, теперь от этого словосочетания уже не хотелось плеваться и скрежетать зубами. Ведь, в конце концов, если мыслить здраво, нельзя было не признать: даже останься они свободными, шансов на совместное счастье с героями войны у бывших юных Пожирателей практически не было. Так что, как ни крути, им обоим предстоял бы брак по расчёту. И ещё неизвестно, были бы другие спутники жизни такими понимающими и снисходительными к их чувствам. Наверное, именно поэтому, когда в назначенный день Драко стоял у свадебной арки в саду Малфой-мэнора, ожидая выхода невесты, предстоящая совместная жизнь уже не казалась ему такой невыносимой. А когда Персефона показалась в дверях в элегантном белом платье с открытыми плечами, он почувствовал в области сердца что-то подозрительно похожее на трепет.

…Они сближались медленно и постепенно, то делая шаг вперёд, то отступая на два назад. Причудливый танец двух обречённых на совместную вечность душ. Неумолимое движение океанского прибоя, вынужденного ласкать чужие берега. День за днём, месяц за месяцем, Драко и Пэнси всё чаще сталкивались взглядами, всё нежнее невзначай прикасались друг другу, всё дольше говорили обо всём и ни о чём, встретившись у камина после насыщенного рабочего дня. Благодаря военной юности и случившейся потом нелепой помолвке, они оба не получили опыта романтических отношений. И теперь смущались, как два подростка, открывая в себе всё новые грани чувств и желаний, обнаруживая потребность заботиться и угождать не из чувства долга, а просто так, по велению сердца. Так, Пэнси научилась готовить любимые блюда мужа, чтобы встречать его, уставшего, вкусным домашним ужином. Драко же, заметив, как болят ноги супруги после целого дня на каблуках, с удовольствием делал ей массаж каждый вечер.

А почти полгода назад, будучи в командировке на континенте, он с удивлением понял, что за несколько дней разлуки сильно соскучился по жене, по их дому, незатейливым традициям и тихим разговорам у камина. Решительно накинув пальто, Малфой вышел из гостиничного номера и долго бродил по антикварным и обычным магазинам Парижа в поисках подарка, который мог бы порадовать Пэнси. Обнаружив в одной из лавочек причудливую музыкальную шкатулку, которая играла одну из её любимых мелодий, он чуть не рассмеялся от странного, почти детского чувства счастья. И только поздней ночью, уже находясь на грани сна и яви, Драко с ещё большим удивлением осознал, что совсем забыл о дне рождения Гермионы. А ведь раньше этот праздник он отмечал исключительно бутылкой Огденского и угрюмым молчанием.

Из той командировки он вернулся на день раньше, без предупреждения. Стоя у дверей их с Пэнси маленького дома, Драко с трепетом ощущал как собственное нетерпение и нежность, так и чувства жены: грусть, смущение, ожидание, надежду. Очевидно, она почему-то сильно переживала. Не обидел ли кто? Открыв дверь своим ключом, он тихонько снял обувь и осторожно пошёл в сторону кухни, где, судя по нестройному пению, и находилась Пэнси. Остановившись в дверном проёме, он наблюдал, как его тоненькая жена, пританцовывая, заканчивает украшать и ставит в духовку его любимый пирог. Драко усмехнулся, как всегда, когда заставал её за готовкой: кто бы мог подумать, что надменная аристократка, потеряв после войны привилегии и галлеоны, может стать столь талантливым кулинаром? Тем временем Пэнси протёрла стол, сняла передник со смешными котятами, подошла к окну и стала всматриваться в сумерки, словно пытаясь разглядеть там кого-то дорогого.

— Пэнс? — он позвал её тихо, осторожно приопуская щиты и позволяя ощутить собственные эмоции. — Я вернулся.

Услышав его голос, Пэнси на секунду замерла, словно осознавая его присутствие. А потом развернулась, зажимая ладошкой рот и глядя в его серые глаза своими широко распахнутыми зелёными глазищами. Драко ощущал, как его кружит в водовороте ярких, захватывающих эмоций: удивление, смущение, радость… возбуждение. И сейчас эти эмоции были общими. Взвизгнув словно девчонка, Пэнси бросилась в объятия мужа, прижимаясь всем телом, хаотично целуя линию челюсти, сбивчиво приговаривая, что она соскучилась, ужасно, ужасно соскучилась по нему. Он гладил её по щекам, стирая дорожки слёз, и тоже шептал в ответ, что очень, очень ждал их встречи.

В ту ночь, впервые после долгих трёх лет сомнений и метаний, они были вдвоём. Драко не закрывал разум от Пэнси, позволяя ей и себе упиваться выстраданными, заслуженными эмоциями, наслаждаться долгожданной и желанной близостью. Трепетно целуя, иступлённо лаская, погружаясь и раскачиваясь навстречу друг другу, они упивались удивительным ощущением единения. Они не знали, было ли это следствием обряда или просто их чувства, вызревая и таясь, набрали такую силу, но это было волшебно. И свечение их помолвочных колец было лучшим тому подтверждением.

Драко, словно слепой, оглаживал каждый изгиб тела своей прекрасной жены, впечатывая её образ в свои ладони, а сквозь них — в сердце. Тонкие пальчики Пэнси по древней традиции вычерчивали руны на его спине и груди, и он с упоением читал знакомые знаки, предрекавшие их семье радостные перемены и долгий путь вместе. Засыпая на смятых, влажных простынях, они прижимались друг к другу и улыбались, предвкушая начало нового, счастливого периода их брака, и ещё не зная, что эта ночь действительно стала началом — не только настоящей, взаимной любви, но и жизни их первенца.

И теперь, стоя у маленького цветочного магазина, Драко выглядывал среди ваз со свежими цветами не любимые белые розы Гермионы, а скромные, но яркие и необычные анютины глазки, которые так нравятся Пэнси. Его сердце сжималось в предвкушении того, как вспыхнут её глаза от радости при виде подарка, как она будет притворно ворчать, отряхивая снег с его пальто. А потом, не выдержав, рассмеётся и приподнимется на носочки, прижимаясь к нему прямо там, у порога, и целуя так, как умеет только она: нежно, горячо, игриво прикусывая нижнюю губу. После сытного ужина они немного посидят у камина, отмечая праздник, согреваясь и разговаривая обо всём и ни о чём. А потом будет ночь, и они снова соединятся телом и душой и будут танцевать причудливый танец любви и страсти, древний и вечный, как мир и океанский прибой.

… Холодно. Очень холодно. Надо будет наложить на букет усиленные чары стазиса и защиты от ветра, чтобы цветы не завяли. Ведь анютины глазки такие нежные.