Одобрение Сириуса (гет)

Бездействие утомляло и вызывало напряжение. Гарри как капитан команды стал намного отчётливее понимать, что его лучший друг вряд ли пройдёт отборочные испытания. По сравнению с тем же Маклаггеном, с возмутительной уверенностью держащимся на публике, Рон сел на метлу, поднялся в воздух и стал выглядеть так жалко, словно крайне взволнованный первокурсник перед распределением на факультет. В таком состоянии он мог пропустить не один, а два или три удара.

Мысль о том, что он ничем не может помочь другу, угнетала Гарри, поэтому он старался сосредоточиться на главном — на самом процессе отбора, на том, как быстро тот или иной участник реагирует на летящий к нему квоффл и насколько хорошо держится в воздухе. Как капитан команды он должен быть непредвзятым, повторял себе Гарри, поэтому не приближался к другу, а лишь раздавал команды и держался в стороне, посматривая на то, что происходит у колец.

Отборочные испытания были в самом разгаре, тут и там были слышны чьи-нибудь восклицания, мелькали огорчённые или обрадованные лица. В какой-то момент взгляд Гарри скользнул к трибунам — посмотреть, кто же займёт место вратаря в гриффиндорской команде, явились даже ученики с других факультетов. Похоже, происходящее для них было тем ещё развлечением, поэтому в большинстве своём они улыбались. Среди зрителей Гарри смог заметить и лучшую подругу, Гермиону Грейнджер. Она выбрала место на возвышении и сидела в одиночестве. Кажется, её совершенно не волновали другие зрители и их разговоры. Всё её внимание было сосредоточено на поле, а руки так крепко сцеплены, словно она не хотела позволить себе неуместный жест или движение, которое другие могли бы неверно истолковать. Впрочем, Гарри знал её не первый год и всё прекрасно понял. Подруга не особо любила квиддич, но пришла сегодня ради них с Роном, ради друзей, за кого болела всей душой и сердцем. Гарри засмотрелся на неё и поймал себя на неуместном желании поймать её взгляд. Поймать и почувствовать, что она пришла только ради него. Быстро оттолкнув от себя странное желание, он повернул голову к кольцам и устало взглянул на то, что происходит.

Ничего ровным счётов не изменилось. Маклагген, похожий на шкаф, превосходил всех, в том числе и Рона. Гарри хмурился и представлял, как скоро придётся смотреть на огорчённого друга, надо же будет что-то сказать… произнести какие-то слова утешения… Можно было бы, конечно, сказать Рону, что ему следовало бы набраться храбрости и перестать замечать насмешки других, но друг, вероятней всего, на это бы обиделся, заметил бы, что Гарри, Мальчику-Который-Выжил, легко такое говорить, а ему, шестому сыну в большой семье, и без того тяжело: раньше у него не было приличной метлы, она появилась в прошлом году, но он ещё не успел освоиться и хорошенько её облетать. Словом, Гарри прокручивал в своей голове возможный диалог с другом и без вины уже чувствовал себя виноватым.

В ту самую минуту, когда был сделан последний, пятый, бросок квоффла к кольцам, Маклагген вдруг метнулся в другую сторону, и квоффл, летящий к нему, без препятствий проскочил в кольцо. Хмурящийся Рон в стороне вскинул в удивлении брови и с приливом небывалого энтузиазма поспешил занять освободившееся место. Его сестра Джинни, выбранная в команду как охотник, и некоторые зрители на трибунах возликовали и захлопали в ладоши. Однако Гарри вместо восторга заподозрил неладное и резко повернул голову. Гермиона, к которой был обращён его взгляд, в ту же минуту убрала ладони от лица и стала хлопать вместе с другими. Они, вероятно, ничего странного за ней не заметили, но Гарри всё для себя понял и ощутил некоторую тяжесть в груди. Это был Конфундус. Верность Гермионы правилам школы не помешала ей сохранить верность друзьям и смухлевать. Она не могла не знать, как Рон хотел попасть в команду, поэтому и помогла ему, незаметно для других использовав заклинание. Гарри криво улыбнулся, зная, что подруга сделала бы это и для него, окажись он в опасности, как было на первом курсе, или в какой-то другой напряжённой ситуации. Такова уж была Гермиона, блюстительница порядка, но при этом верная подруга.

Все эти мысли невольно привели Гарри к тому, что он ещё не осознавал в прошлом году. Ко дням, когда его крёстный отец Сириус был ещё жив и они вместе проводили дни в мрачном доме на площади Гриммо. В один из обыкновенных дней они находились в гостиной, кажется, обсуждали что-то, возможно, решали, что стоит оставить, а что выкинуть.

— Хороший выбор, — внезапно сказал Сириус, проводив Гермиону из гостиной взглядом, и положил ладонь крестнику на плечо.

— Что? — спросил тогда Гарри в недоумении.

— Гермиона, — уточнил Сириус. — Из неё выйдет замечательная волшебница.

— Ну да, — тотчас же согласился Гарри, совершенно не уловив, какой именно смысл крёстный вложил в своё утверждение.

— Знаешь, когда Джеймс начал встречаться с Лили, мы ему все немного завидовали, — между тем продолжал тот, — даже Лунатик, хотя он никогда не признается. Лили всем нам нравилась... Красивая, умная, дерзкая, неприступная... Я не знал человека добрее и лучше неё. Так вот подумать, порой самые нужные нам люди находятся совсем близко, а мы их просто не замечаем, пока не потеряем…

— Сириус, я… не уверен, что понимаю, о чём ты говоришь, — помолчав, признался Гарри.

— Поймёшь ещё, — лишь криво улыбнувшись, сказал Сириус, словно речь шла о чём-то очевидном, потрепал его по волосам и покинул гостиную.

Теперь, когда крёстного не было в живых вот уже несколько месяцев, Гарри понимал слишком многое… и то, как важно прислушиваться к другим, и то, как порой сложно прислушаться к собственному сердцу.

Оторвавшись от воспоминаний, он обнаружил, что всё ещё сидел на метле, держался в воздухе и безотрывно смотрел в сторону трибуны. В стороне Джинни и другие члены команды поздравляли Рона с успехом — он свой последний квоффл не упустил и теперь наконец-то расслабился, принимал поздравления и широко улыбался. Пора было опуститься на землю, похлопать другу по плечу и поздравить с победой, но Гарри всё ещё смотрел в сторону Гермионы.

Она улыбалась и спокойно сидела на месте, словно ничего особенного не произошло. Гарри, упрямо смотрящий в её сторону, всё же добился того, что она заметила его взгляд. Сжав руку в кулак и подняв в верх указательный палец, он одним жестом дал ей понять, что обо всём догадался. Гермиона тут же дёрнулась и вскочила с места, помахав ладонью, она поспешила покинуть трибуну, точно пойманная на месте преступления. Вряд ли они теперь, когда рядом будет находиться довольный Рон, смогут поговорить на тему отборочных испытаний и внезапной неудачи Кормака, подумал Гарри и покачал головой. Всё было правильно — друзей надо выручать — и в то же время неправильно, а он не мог и сам себе объяснить, что его огорчает. То, что Гермиону больше заботит Рон? Или то, что его самого в последнее время только и тянет привлечь внимание Гермионы к себе?

Услышав, что его зовут, Гарри опустился к земле и улыбнулся, оказавшись среди членов команды.

— Ты молодец, Рон! Это было круто! Вы все молодцы! — похвалил он и друга, и членов команды, а потом дружно с ними покинул поле.

* * *

Невероятно довольный и сытый, Рон по-царски развалился на диване и раскинул руки. Гарри и Гермиона, понимавшие, что их другу тяжело поверить в свой внезапный успех, без каких-либо возражений заняли места на полу, по разные от друга стороны. Гермиона читала газету, а Гарри изучал книжку по зельеварению. Вечер, казалось, на этом и должен был закончиться, но Рон всё ещё не мог успокоиться и остаться без внимания.

— Кстати, Гермиона, ты приглянулась Маклаггену, — помолчав, заметил он.

— Он мерзкий, — не задержалась она с категоричным ответом.

Гарри с интересом скосил глаза в её сторону, а ведь не он один в этом году заметил, как она похорошела… заметил, как ему нравится, когда её чайного цвета глаза загораются интересом, как ему нравится ощущать прикосновение её нежной ладони к его непослушным волосам или руке, на которой непременно задрался рукав или расстегнулись пуговки на манжетах. Раньше каштановые волосы Гермионы напоминали воронье гнездо, но вот уже второй или третий год — когда именно это началось? — она за ними следила, заплетённые в косу на боку или волнами струящиеся по спине и плечам, они лишь подчёркивали её приятный образ, манили их коснуться и заправить за уши. Не зря тот же Макглагген, как и другие до него, замечали Гермиону. Теперь она могла, как и Джинни, ответить одному из поклонников взаимностью и начать встречаться. Сама мысль об этом омрачала Гарри.

— Что? — не выдержав его долгого взгляда, спросила Гермиона.

— Ничего, — буркнул Гарри и уткнулся в книгу, надеясь, что его лицо не выдало истину.

Всем нутром он теперь ощущал изучающий взгляд подруги, что только усиливало его беспокойство.

— Знаешь, одно только радует в этом твоём… Принце-полукровке, — помолчав, сказала Гермиона, и Гарри осторожно вернул к ней глаза. — Ты стал уделять учёбе больше времени.

— Ага, и скоро и сам превратишься в Гермиону, — не преминул добавить Рон, невольно разрушив краткий, но волшебный для его друзей миг: одобрение подруги чуть было не затопило грудь Гарри согревающим чувством гордости.

Гермиона скривила губы, но не сказала ни слова. Провожаемая взглядом Гарри, она поднялась и отправилась к спальне. Он же тяжко вздохнул и посмотрел на друга. И вот обязательно Рону поддевать подругу всякий раз? Сама мысль о том, зачем друг это делает, лишь прибавила к числу печалей ещё одну. Всё же было очевидно, и как он не заметил?

— Она тебе нравится, да? — спросил Гарри с обычно несвойственной для себя прямотой. — Поэтому ты её всякий раз поддеваешь?

— Что?! — Рон от неожиданности аж подскочил с места и изумлённо уставился на друга. — Что на тебя нашло?! Ты что несёшь такое?! Чтобы я и…

Его покрасневшее лицо, конечно же, говорило лучше всяких слов.

— Гермиона, она… она же наш друг и вообще…. Она же ненормальная! Как тебе только в голову взбрело, чтобы она и я?..

Добиваться признания было бессмысленно. Рон нравится Гермионе, она нравится ему, то, что она сделала сегодня ради него, лишь это доказывает, кисло заметил про себя Гарри и поднялся на ноги.

— Прости, я… сильно устал и… несу всякую чепуху, — пробормотал он, не желая больше касаться болезненной темы. — Пойду, прилягу. Спокойной тебе ночи.

Лёжа в кровати, Гарри долго не мог заснуть, но при этом не откликнулся на тихий голос Рона, когда тому понадобилось его позвать. Пусть друг лучше думает, что он уже уснул, сегодня не хотелось больше никаких разговоров. На душе Гарри было так же темно и тоскливо, как и за окном. Он снова думал о былом и том, что говорил ему крёстный отец.

Сириус ещё в прошлом году видел то, что Гарри не мог и представить. Что-то он ощущал, конечно, но всё время думал о другом и не замечал главное. «Так вот подумать, порой самые нужные нам люди находятся совсем близко, а мы их просто не замечаем, пока не потеряем…» — сказал Сириус и был невероятно прав. Гермиона нравилась и ему самому, Гарри, но совершенно не так, как он раньше считал. И сейчас, когда их разделяло всего ничего, чтобы поговорить или обнять друг друга, казалось, что между ними за эти годы выросли горы. Гарри не имел понятия, что со всем этим делать, а посоветоваться больше было не с кем.

Ужин у профессора Слизнорта проходил неторопливо и навевал скуку. Многие участники только и делали, что вели разговоры о родных и их заслугах. В таком кругу Гарри чувствовал себя не очень уютно. Гермиона сидела на соседнем от него стуле и периодически бросала в его сторону взгляды. Уж она-то умела держать себя в руках и, как подобает воспитанному человеку, проявлять вежливость.

— Что с тобой? — не выдержав, спросила она шёпотом.

— Скорее бы это всё кончилось, надоело, — так же тихо ответил ей Гарри.

Гермиона кивнула и перестала его беспокоить. Не прошло и четверти часа, как он заметил, что она сделалась очень напряжённой, словно чего-то сильно опасаясь. Он проследил за направлением её взгляда и наткнулся на Маклаггена, демонстративно слизывающего с ложки десерт. Если это действие что-то и значило, а мысли на ум приходили не очень приличные, то Гарри оно совершенно не понравилось. Ощутив, как в его груди вспыхнула злость, он нахмурился и тут же демонстративно накрыл ладонь Гермионы своей. Её похолодевшая ладошка невольно дёрнулась под его пальцами, но осталась на месте.

— Что ты делаешь? — так же тихо, но с волнением шепнула подруга.

— Как что? Тебя спасаю, — с деланой невозмутимостью ответил Гарри и уверенней сжал её ладонь в своих пальцах.

Маклагген тут же переменился в лице и выронил ложку, из-за чего другие перевели на него взгляды. Гермиона же, кажется, довольная от произведённого эффекта, улыбнулась и аккуратно повернула ладошку, чтобы переплести пальцы с пальцами Гарри. Возможно, это заметили и другие члены Клуба Слизней, но сейчас друзьям было не до них. Гарри пытался припомнить, держал ли он за руку Чжоу в прошлом году, когда они гуляли или сидели вместе, но в памяти было пусто, словно это событие и тогда не могло вызвать у него эмоции. Сейчас же ему сделалось очень хорошо, хоть и волнительно. Из-за наглости Маклаггена он сделал то, чего хотел, а Гермиона не была против. Ему было лишь очень жаль, что эти прекрасные минуты крайне быстро пролетели. Их разрушил противный звук. Один из стульев, заскрипев ножками по полу, был отодвинут от стола.

— Благодарю за приём, профессор, — вежливо произнесла Джинни Уизли, поднявшись на ноги, и отправилась к двери.

Гарри и сам не понял, как это произошло — Гермиона вдруг разжала пальцы и выдернула свою руку, точно вдруг поняла, что совершила нечто непристойное и решила больше не смотреть на друга. Профессор Слизнорт всё ещё что-то говорил, пытаясь добиться от них признаний об успехах их близких, но Гарри его больше не слушал. Всё внутри него взвыло, точно его безвинно наказали и ранили, лишив самого важного, а Гермиона и вовсе перестала на что-либо реагировать, точно окаменела.

Когда ужин кончился, они вместе возвращались в башню, но при этом хранили молчание. Гарри стало совсем невыносимо, и он совершил остановку. Его настойчивый взгляд подруга не могла не почувствовать, потому замерла в каких-то шагах. Гарри с тем же упрямством стал ждать, когда же она повернётся.

— Гермиона, что такое случилось? — требовательно спросил он.

— Гарри, неужели ты сам не видишь? — делано поразилась она.

— Что такого я должен был видеть?

Гермиона тяжко вздохнула, словно в произошедшем на ужине мог не разобраться только ребёнок, и, больше ничего не сказав, двинулась дальше. Гарри снова начала одолевать злость — всё же было так хорошо, подруга не была против его внимания и того, что пальцы их рук наконец-то переплелись, а теперь вдруг обвиняет его непонятно в чём?

— А сама-то ты хоть что-то видишь?! — сердито бросил он ей в спину.

Гермиона снова остановилась, повернулась и недоуменно сдвинула брови, смотря на него. Неверное, можно было бы подойти к ней ближе и сказать всё прямо в лицо, но Гарри вдруг не смог сдвинуться с места. Ему показалось, что он не такой уж и интересный, находчивый и привлекательный, каким был его отец, чтобы добиться от противоположного пола внимания. Рискнуть и услышать от подруги извинения за то, что она не питала к нему схожих чувств, совсем не хотелось, потому он порывисто махнул рукой и, не смотря в сторону Гермионы, зашагал к башне. Она сама, похоже, расценила его слова лишь как необоснованный выпад и не стала его догонять, как и приставать с вопросами.

* * *

Вероятно, это было чересчур — взять и обмануть Гермиону с зельем удачи, которое он якобы подлил Рону в питьё, но ведь этот обман сработал и помог другу поверить в свои силы, пытался заверить себя Гарри, застав растерянность в глазах сообразительной подруги. Впервые он её обошёл, проявив хитрость. Рон снова купался в лучах славы, стоя по центру гостиной, когда Лаванда в порыве чувств бросилась к нему и обвила шею руками. Их губы слились в таком страстном поцелуе, что Гарри невольно отвёл взгляд, словно застал что-то непристойное. Именно в этот момент ему стало не по себе. Но не из-за Рона и Лаванды, конечно. Гарри обвёл взглядом гостиную, но так и не увидел Гермиону среди учеников. Она была и вдруг исчезла. Ощутив долю тревоги, он отошёл от членов команды и поспешил к выходу.

На ходу Гарри думал о всяком, например, о том, что подруга сильно расстроена — Рон для неё очень важен! — или что она очень обижена из-за обмана с зельем удачи. «Блин, но я не хотел её обижать! Я только хотел поддержать Рона!» — уверял сам себя Гарри, всё больше ощущая некоторое чувство вины. К его удивлению, он нашёл Гермиону в одном из классов. Она сидела на столе и при помощи палочки создавала жёлтых птичек. Она не была ни зла, ни обижена, хоть при этом счастливой тоже не выглядела.

— Надоело смотреть, — лишь сказала она, не дожидаясь вопроса, и продолжила себе управлять канарейками.

Гарри оказался озадачен. Неужели Рон не так сильно нравился Гермионе, как ему казалось? Но что в таком случае её расстроило? Он не имел представления и продолжал смотреть на милых пташек. Они кружили над создательницей, как будто бы желая развеять своим пением и видом все её печали. Гарри снова на неё засмотрелся. На её милое личико, нежные руки и хрупкую, почти беззащитную фигурку. Как бы ему хотелось, чтобы она так же внимательно смотрела не на бездушных, искусственно созданных птичек, а только на него.

— Чудесно, — сказал он уныло, и Гермиона невольно оторвала взгляд от своего детища.

— Что?

— Э-э… птички. Мило… выглядят.

— А, ну да, — не менее кисло согласилась подруга и взмахом палочки убрала своё творение, как будто его и не было. — Там уже все успокоились?

— Думаю, да. Не весь же вечер они будут праздновать…

Гермиона поднялась со стола и оказалась так близко с ним, что он не смог нормально дышать, как и думать о чём-то другом. Так и хотелось сделать к ней тот самый недостающий шаг, чтобы просто взять за плечи и открыть правду. А ещё лучше, если бы этот шаг привёл к тому, чтобы их губы тоже слились в поцелуе, как у многих парочек. Сердце Гарри сильно-сильно забилось, словно призывая к действию и говоря, что заветная минута настала. Едва он подумал об этом, как в класс валились Рон и Лаванда.

— Ой, здесь, похоже, занято, — пролепетала раскрасневшаяся сокурсница и поспешила увести своего парня.

Гермиона лишь покачала головой, словно эти двое её и впрямь ни капли не сердили, и развернулась к башне. Гарри, не очень довольный тем, что упустил прекрасную возможность для чего-то нового, молча последовал за подругой. Вот уж чего он не ожидал, так это того, что Гермионе вдруг придёт в голову развернуться на движущейся лестнице и заглянуть ему в лицо.

— Гарри, да что с тобой такое? — требовательно спросила она, застав его врасплох. — Ты то ведёшь себя как ненормальный, то вдруг замыкаешься! В последнее время ты так необъясним!

От её реакции Гарри несколько растерялся — Гермиона что, наблюдала за ним и беспокоилась? Наблюдала за ним в то время, как он думал, что ей важен Рон?

— Я… много думаю, — сказал он первое, что пришло в голову, и тут же пояснил: — О Сириусе… о его словах. Ну, и обо всём остальном.

— О… — тоже растерявшись, сказала Гермиона, вероятно, тронутая такой откровенностью. — Прости меня, Гарри, я… не должна была к тебе придираться и… нападать, — прибавила она мягко. — Мне, правда, очень жаль. И очень жаль, что Сириуса не стало.

Гарри показалось, что напряжение между ними тотчас рассеялось, и говорить с подругой стало совершенно легко.

— Всё в порядке, — ответил он. — Мне просто его не хватает, вот и... Ну, ты понимаешь.

Гермиона внезапно опустилась на одну ступеньку и заключила его в объятия. Гарри застыл на мгновение, но, опомнившись, осторожно сомкнул руки за её спиной.

— Я понимаю, — серьёзно сказала подруга. — Такое нельзя просто забыть или вычеркнуть из жизни.

Не зная, что и сказать, Гарри тяжко вздохнул и… внезапно расслабился. Объятия Гермионы, её слова и понимание словно бы согрели его и избавили от печалей и тревог.

Он чувствовал мягкие волосы, щекотавшие шею, чувствовал руки, сжимавшие его, и, конечно же, нежную щёку, соприкоснувшуюся с его щекой. Он не был один и чувствовать себя рядом с близким человеком было невероятно приятно. Когда они доехали до этажа и сошли с лестницы, внутри него словно бы наступила весна, когда всё расцветает и становится хорошо на душе. Гарри стало так хорошо, как будто только этого ему всегда и не хватало — Гермионы, с которой они бы могли разделить всё: и радости, и печали.

— Идём спать? — спросила она, заметив, что он всё ещё стоит на месте.

— Да… — запоздало отозвался Гарри, глядя на то, как она снова уходит.

А ведь вместе с ней уходит и это прекрасное чувство… настоящее волшебство, которого ему так не хватало.

— Гермиона!

— Да?

Подруга остановилась, и Гарри за секунды преодолел расстояние, что их разделяло.

— В чём дело, Гарри? — спросила Гермиона, снова оказавшись близ него.

Он больше не мог себя сдерживать, не мог заглушить свои чувства или забыть о том волшебстве, что так не хватает его израненному сердцу.

Вместо всяких слов и раздумий Гарри притянул Гермиону к себе и нетерпеливо коснулся её манящих губ своими, ощутил их мягкость и вкус, ощутил, как его сердце снова бьётся с неистовой силой. Гермиона же замерла ненадолго, но быстро очнулась и отшатнулась от него. Её губы всё ещё были приоткрыты, а в глазах застыло изумление.

— Теперь ты видишь? — спросил её Гарри, но не получил ответа.

Казалось, она не знала, что и сказать, потому лишь смыкала губы и снова раскрывала. К тому же голоса, доносившиеся сверху, говорили, что в гриффиндорской башне всё ещё праздновали победу команды по квиддичу и кто-то вот-вот мог спуститься. Залившись краской, Гермиона вдруг дала слабину. Развернувшись и не сказав ни слова, она помчалась по лестнице, точно вдруг испугавшись того, что произошло. Гарри же ещё немного постоял на месте, продолжая купаться в прекрасном чувстве. Он всё ещё ощущал мягкие губы подруги, к которым успел прикоснуться, ощущал её хрупкое тело в своих руках, ощущал её взгляд на себе. Ему хотелось это всё повторить, но только, чтобы Гермиона была согласна на его действия, чтобы она сама тянулась к нему или улыбалась ему в ответ. Но будет ли она согласна? Не бросит ли с ним общаться после того, что произошло? Гарри не знал ответа. Глубоко вздохнув, он подумал, что уже совершил самое главное — открыл свои чувства тому, кому хотел, и теперь только ей решать, могут ли они быть вместе.

Такого разлада за все годы, что они дружили, между ними ещё не случалось с третьего курса, хотя и тот курс вряд ли стоило сравнивать с этим. Разве обида сравнима с чем-то прекрасным и волшебным? Вряд ли. Новое прекрасное чувство, как это ни абсурдно звучало, их разделило. Настолько, что каждый молчал в присутствии другого и не хотел первым вернуться к разговору об их поцелуе, даже Рон, обычно неспособный на открытия, заметил, что его друзья с недавнего времени стали вести себя странно. Усевшись между ними на диван, он не выдержал и прямо спросил:

— Вы что, поссорились?

Гермиона, писавшая что-то на пергаменте, лежащим поверх книги, не оторвала от него взгляд, а продолжила работать с ещё большим усердием.

— Не ссорились мы, — сказала она, внезапно поставила кляксу и сердито взглянула на их общего друга. — С чего вообще ты это взял?!

— Ну как же, — проигнорировав её тон, заметил Рон, — ведёте себя так, как будто что-то не поделили, молчите всё время и…

— Мы просто… не сошлись во мнении по одному вопросу, — ответила ему Гермиона, и Гарри тоже оторвался от учебника Принца-полукровки и обратил к ней взгляд.

— Вообще-то… ты так ничего и не ответила по этому вопросу, — уточнил он.

— Вообще-то это так не делается! — вспыхнув, заметила Гермиона.

— А как тогда «это» делается?! — повысив голос, сердито спросил Гарри.

— Да что делается-то? Вы о чём? — вмешался Рон, загоревшийся интересом.

Никто из друзей не удостоил его не только ответом, но и даже взглядом. Гермиона, что с ней случалось редко, вдруг не нашла аргументов, лишь только фыркнула и покинула гостиную. Рон же посмотрел на Гарри с улыбкой.

— Ты что такого вытворил? — удивлённо спросил он, словно способность заставить их сообразительную подругу замолчать стоило считать подвигом.

Гарри в порыве чувств чуть было не сказал правду, но вовремя опомнился и, отмахнувшись, отправился к выходу. Обсуждать то, что он не понимал, не хотелось, как и не хотелось, чтобы кто-нибудь другой в гостиной об этом услышал.

* * *

Гермиона старательно избегала общества Гарри весь ближайший день, и его настроение от этого только портилось. Если подруга собиралась сказать ему что-то неприятное, то могла бы не тянуть время, считал он, если же ей трудно было поверить, что у друга к ней чувства и хотелось это обсудить, то могла бы так и сказать, он бы не стал её торопить. Сама же в прошлом году помогала ему с Чжоу, многое объясняла, а теперь не хочет внести между ними ясность. Словом, Гарри устал ждать, потому отправился в библиотеку и отыскал там Гермиону, сидящую с книгой за одним из столов. Он уселся к ней, надеясь затеять важный для него разговор.

— Даже не начинай, — опередила его Гермиона, не отрываясь от книги.

— Тогда закончи сама, — упрямо сказал Гарри и стукнул ладонью по столу, требуя к себе внимания.

Гермиона оторвалась от книги и посмотрела ему в глаза. Гарри видел некоторую растерянность в её лице, видел, как нерешительно шевелятся её губы, точно неспособные ей подчиниться. Раньше, чем с них сорвался хоть звук, рядом с их столом остановилась Джинни.

— Привет, ребята.

— Привет, — не глядя, сказал Гарри.

— Привет, — ответила Гермиона, тут же собравшись, и поднялась из-за стола. — Потом закончим, — бросила она уже Гарри и захлопнула книгу.

Собрав письменные принадлежности, она закинула их в наплечную сумку, повесила ту на плечо и поспешила на выход.

— Прости, что я всё испортила, — помолчав, сказала Джинни, проводив подругу взглядом.

— Ты тут ни при чём, — отмахнувшись, заверил её Гарри, но быстро опомнился: — Подожди, а ты о чём?

Джинни улыбнулась, но почему-то невесело.

— О тебе и Гермионе.

— Обо мне и?..

Гарри внезапно замолк и ощутил ладонь Джинни на своём плече. Она всё поняла, не могла не понять, подумал он и потому не сказал ни слова.

— Это же очевидно, — подтвердила она его предположение. — Думаю, я знаю, почему она так сердится…

«Потому что я ей дорог и она не знает, как мне сказать, что не питает ко мне схожих чувств», — мог бы сказать ей Гарри, но Джинни не была Гермионой, а чем-то сокровенным он привык делиться только с последней.

— Это из-за меня, — между тем сказала Джинни. — Я доверила ей один секрет, и Гермиона, видимо, решила, что предаст меня, если… Ну, ты понял.

— Если что? — спросил Гарри, совершенно во всём запутавшись: как секрет Джинни мог быть связать с его чувствами к Гермионе? Это же нелепица какая-то!

Джинни не ответила на его вопрос и только вздохнула.

— Ладно, я это заварила, мне и расхлебывать, — произнесла она и тоже отправилась к выходу.

Гарри не знал, что ему думать. Девушки, оказывается, такие странные и загадочные существа. Никогда не разгадаешь, что у них такое кроется на уме и как одно может быть связано с другим. Выйти к дракону и то проще: или ты умер, или выжил, третьего не дано.

* * *

«Когда все лягут спать, спустись, пожалуйста, в гостиную».

Записка попала в руки Гарри на трансфигурации. Передав её, Гермиона тут же вернулась к своему занятию и с куда большим старанием взялась за обращение несчастной кружки в горшок с цветами. Гарри на какие-то мгновения и вовсе забыл, что он делал. Его сердце сильно-сильно забилось. Вечером они в гостиной будут одни, а значит, наконец-то поговорят о том, что его очень волнует. Вот только он не знал, как может кончиться этот разговор.

— Гарри! — шёпотом позвала Гермиона. — Займись делом, — напомнила она, красноречиво посмотрев в сторону профессора МакГонагалл, идущую к ним.

Гарри глубоко вздохнул и попробовал себе представить, как должны были выглядеть в горшке цветы. Рон за соседней партой с титаническим трудом добился некоего подобия фиалок, чьи цветки почему-то имели серый цвет. Гермиона несколько раз поворачивала голову и пыталась ему подсказать, как лучше это исправить, но пока тому не удавалось справиться с недочётом. Гарри же с интересом посмотрел в сторону её горшка и обнаружил в том несколько васильков. Выглядели они правдоподобно.

— Хм, весьма интересно, мисс Грейнджер, — заметила это профессор МакГонагалл и перевела с неё взгляд на того, кто сидел рядом. — Мистер Поттер, вы сегодня собираетесь нас чем-нибудь удивить?

Гарри показалось, что помимо Рона с Гермионой, на него смотрит как минимум половина учеников в классе. Он покрепче сжал в пальцах волшебную палочку и подумал о записке, что осталась в его кармане. Сегодня вечером он поговорит с Гермионой начистоту. А вдруг произойдёт чудо и она ответит ему взаимностью? Вдруг она снова станет ему улыбаться, позволять брать себя за руку и отвечать на его поцелуи? От одной только мысли об этом в нём что-то вспыхнуло, как энергия Патронуса. Гарри взмахнул палочкой, и его кружка в тот же миг преобразилась. Белоснежные пушистые хризантемы появились перед ним в горшке.

— Прекрасно! Десять баллов Гриффиндору, — тут же оценила его труд профессор МакГонагалл и двинулась дальше.

Гермиона, кажется, собиралась что-то сказать, но Гарри её опередил.

— Это тебе, — произнёс он и подвинул своё творение к ней.

Щёки подруги покрылись румянцем, и она скромно улыбнулась в ответ. Гарри тоже больше ничего не говорил, лишь украдкой любовался ею и был доволен произведённым эффектом.

* * *

Поздним вечером ученики разошлись по спальням, и в гостиной почти никого не осталось. Огонь в камине не горел, лишь краснели угли. Гермиона сидела в кресле в светлой пижаме и задумчиво на них смотрела. Вероятно, она поднялась с девочками наверх, чтобы не вызвать у них подозрений и глупых вопросов, а потом спустилась обратно. О приближении друга ей подсказали его негромкие шаги.

— Всё это вышло так глупо, я знаю, — кисло сказала она, как будто бы ожидая от него упрёка за своё поведение, и повернула голову. — А цветы вышли чудесные, спасибо тебе за них, — прибавила она дружелюбно.

— Тебе понравились? — глупо спросил очевидное Гарри, приблизившись к ней.

Она кивнула, и он уселся на диван, стоявший близко к креслу. На какие-то мгновения между ними снова повисла тишина, пока ему на глаза не попались её босые ступни.

— Тебе не холодно? — спросил Гарри.

— О, совсем немного, — смутившись, призналась Гермиона и взмахнула палочкой.

В камине снова вспыхнул огонь, она потёрла ступни друг о друга и поднялась с кресла. Гарри инстинктивно поднялся следом за ней. Снова подруга оказалась очень близко к нему, отчего хотелось позабыть обо всём и притянуть её к себе. Обогреть своим дыханием, заключить в объятия и больше не отпускать. Но пришлось подавить в себе эти нескромные желания, чтобы её не обидеть.

— Так что ты хотела сказать? — спросил Гарри, стараясь ровно дышать, чтобы не выдать волнение.

Гермиона отчего-то тоже заволновалась.

— Я… понимаешь… мне так неудобно, что я себя так… вела, — неуверенно сказала она. — У меня были… некоторые причины для этого, а потом я поняла, что… что всё это не так уж и важно. Это глупо, я знаю, это очень-очень глупо и…. Ты сердишься на меня?

Когда она заглянула ему в лицо, Гарри понял, что запутался. Если Гермиона пыталась извиниться за своё поведение, то что же получалось? Она была совершенно не против его действий, но из-за каких-то причин не решалась ему ответить? Или она была против, а потом поняла, что совершенно не против? И так и эдак получалась какая-то ерунда, поэтому он разомкнул губы и ответил только на её вопрос:

— Нет, я не сержусь.

Подруга облегчённо выдохнула и тут же прижалась к нему. Он снова ощутил её руки, обхватившие его, ощутил то же приятное чувство тепла от их объятий, но не смог ему отдаться. Его душа тоже требовала облегчения, ясности, избавление от того, что её терзало долгие часы и дни.

— Гермиона, — сказал Гарри, аккуратно взяв её за плечи и чуть отстранив от себя, — так ты… ну… согласна? Мы… мы теперь вместе? Как пара?

Он видел её глаза, наполненные необычным сиянием, видел губы, изогнутые в улыбке.

— Да, я бы этого хотела, — ответила она, — а ты?

Гарри едва успел кивнуть, как ощутил скольжение её ладошек по его груди к шее. Лицо Гермионы оказалась близко к нему, и мягкие губы сами коснулись его губ. Он инстинктивно их разомкнул и обнял подругу за талию.

Его сердце снова часто забилось, наполненное радостью. Гермиона ему отвечала! Она хотела быть с ним, и её губы сливались с его губами в продолжительном поцелуе. Когда она отстранилась, он едва мог дышать от переполнявших его чувств и широко улыбался. Гермиона тепло улыбалась ему в ответ.

— Только давай не будем торопиться, ладно? Не подумай, мне всё это нравится, просто… так необычно для меня, — сказала она.

— Конечно, — тут же согласился Гарри, не желавший никуда торопиться, а только остаться тут с ней и наслаждаться этими минутами.

— Знаешь, я не могла об этом и мечтать… — призналась подруга.

— Серьёзно? — удивился он.

— Да, я… я думала, тебе интересные другие… более общительные и красивые девочки.

— Какие глупости! Мне интересна только ты!

Больше они не могли говорить, потому как снова потянулись друг к другу и потеряли счёт времени. После ночных откровений и счастья, что на него обрушилось, Гарри был уверен, что в его жизни началась новая и очень даже счастливая глава. Он представлял, как будет наслаждаться совместным прогулками и всем прочим с лучшей подругой, теперь ставшей его девушкой, и улыбался, лёжа в постели.

«Сириус был прав, она замечательная и я ни за что не хотел бы её потерять», — думал он и не знал, что им двоим придётся ещё много всего испытать. Впрочем, он не знал и того, что они выдержат эти испытания и останутся вместе, ведь настоящее чувство очень трудно отыскать, но зато оно может дать силы даже в очень трудные времена. Пока Гарри лежал и с улыбкой предвкушал беззаботные деньки и часы, которые непременно обещали у него быть.