Влиться и молиться (джен)

Зонтик, прижавшись к входной двери, слушал радостные голоса прихожан, и по его искусанным губам струилась лёгкая счастливая улыбка. Все вокруг словно светились от радости и так тепло поздравляли Армета с обретённым зрением, что Зонтик просто таял. Он чуть сильнее выглянул из-за двери, когда экзарх Морион гулко возвестил:

— Мы знаем, что Зонтик слушает только тех, кто чтит его и поступает по его воле! Падём же перед ним на коленях!

Рассевшиеся по скамьям прихожане сложили руки, прикрыли глаза, и в высоком сумрачном помещении раздался звонкий, чистый гул их голосов, поющих великую молитву своему великодушному божеству. Зонтик тихонько вошёл в храм, с трепетом разглядывая одухотворённые лица.

«Они все у меня такие милахи!» — подумал он, впервые в жизни ощущая себя кусочком чего-то большего. Словно в один миг он слился со всеми своими подданными, впитался в их молитвы и развеялся в ничто, укрывая приход теплом и заботой. В груди потеплело. Зонтик тихонько встал за дальней скамьёй, чтобы не мешать службе, и прижмурился, вслушиваясь в мелодичные песнопения, отдающие где-то внутри сладким трепетом.

— Эй, ты! — внезапно раздался рядом недовольный оклик.

Зонтик вздрогнул и резко открыл глаза, моментально наткнувшись на сощуренный голубоглазый взгляд. Один из прихожан повернулся в его сторону и, сердито сдвинув брови, смотрел на него.

— Это вы мне? — робко уточнил Зонтик, теряясь под этим взглядом. Сладкое ощущение тепла пропало, а под ложечкой тревожно засосало, как и всегда, когда кто-то обращал на него внимание.

— Тебе! — Прихожанин воскликнул это достаточно громко, чтобы другие люди стали недоуменно озираться, прерывая песнопения.

— Как смеешь ты стоять во время молитвы?! — Его сосед слева злобно засопел, возмущённый до кончика своей голубой шапочки таким вопиющим нарушением всех признанных норм.

Первый прихожанин словно воспрял, почувствовав поддержку.

— Да ещё и в храм явился не вовремя! Стыд! — возопил он, и теперь на них смотрели практически все. Даже экзарх отошёл от своей кафедры, хмуро и непонимающе наблюдая за разрастающимся конфликтом.

Зонтик сделал шаг назад, испуганный таким напором. Чувствуя свою правду, прихожанин распалился и крикнул, тыча в него пальцем:

— Пади на колени и восхвали чудо Великого Зонтика!

Тишина. Все присутствующие, замолчав, наблюдали за происходящим. Кто-то слегка привстал, чтобы лучше видеть. Часть прихожан хмурилась, недовольно и с каким-то отторжением глядя на еретика, нарушившего все возможные нормы. Кто-то непонимающе скользил взглядом по товарищам, безмолвно вопрошая: «А? Что случилось?». Несколько девушек кидали на Зонтика жалостливые взгляды и слегка ободряюще ему улыбались, словно просили сделать то, что надо, чтобы не разжигать конфликт дальше.

Сердце Зонтика сильно забилось. Он понятия не имел, как правильно молиться — ведь, очевидно, никогда не делал этого. Смысл ему молить самого себя о каких-либо благах? Но атмосфера вокруг ощутимо накалялась, не спасали её даже отдельные личности, упорно продолжавшие вытягивать молитвенный гимн. Как жаль, что их почти никто не слушал, даже сам Зонтик, медленно опустившийся на колени под взглядом разъярённой толпы.

— О-окей! — он замер, чувствуя себя неуверенно и очень беззащитно. Хотелось заплакать и, забившись в уголок, свернуться в комочек, оберегая себя от нависшей вокруг злобы. — Вот так сойдёт? — он надеялся, что его робость чуть приутушит раздражение прихожан, и они поймут, что он не со зла нарушил их службу.

Те два самых конфликтных паренька резко подскочили, буквально трясясь от ярости.

— Кощунство!

— Да он над нами издевается, посмотри!

«Нет, нет, пожалуйста, я даже не думал…» — хотел пролепетать Зонтик, но горло сжалось в страхе, и всё, что он мог — напуганно наблюдать за взметнувшимися источниками опасности.

— Знаешь, что бывает с теми, кто надругается над нашими идеалами? — первый прихожанин навис над Зонтиком, как какой-то демон. Растрёпанный и злой, он вселял в Зонтика дикий ужас, от которого он начал неосознанно дрожать, сильнее прижимая к себе генератор.

— Покажи ему, Кулет!

Зонтик зажмурился, когда кулак просвистел прямо возле его левого глаза, не долетев до него всего ничего. Медленно приоткрыв глаза, он увидел, как какая-то девушка, крепко схватив Кулета за запястье, не дала ему совершить удар. Приход вокруг заволновался, кто-то поддерживал агрессора и заявлял, что это справедливо, кто-то, напротив, возмущался избиением в храме, кто-то ещё пытался скандировать молитву, но постепенно затихал, поддаваясь настрою толпы.

Тяжело дыша, Зонтик встал с коленей и, сжавшись, попятился, глядя в злобные голубые глаза Кулета и мечтая оказаться как можно дальше от него и в целом от храма. Поначалу безмятежная прогулка-наблюдение за прозревшим Арметом стала ощущаться ловушкой, которая скоро захлопнется и перебьёт ему горло.

Но сбежать ему не дали. Кто-то резко захлопнул дверь за его спиной, заставив Зонтика взвиться и пискнуть от страха. И тотчас рядом раздался знакомый, негромкий, но удивительно посеявший тишину в храме голос:

— Стоять.

Экзарх Морион, неведомо каким образом незаметно пробравшийся к выступающим, придерживал закрытую дверь, не давая Зонтику покинуть храм, но смотрел не на него, а на Кулета — строго, прищуренно и недовольно. Под этим взглядом сине-бирюзовых глаз Кулет застопорился и, смущённо зардевшись, склонил голову. Прихожанка отпустила его запястье, и смутьян прижал руки к груди.

— Простите, экзарх, ибо я согрешил, — тихо произнёс Кулет уже совсем другим, покаянным голосом.

— Рукоприкладствовать в храме — грешно! — Морион говорил громко и сурово. — Опоздавший на службу и молитвы не знающий — нарушитель, но бить его — значит, проявлять неуважение к Великому Зонтику, ибо против он насилия! Извинись перед братом своим, Кулет, да впредь не подымай руку.

Кулет кинул на дрожащего Зонтика взгляд исподлобья.

— Прости меня, мне очень жаль, — пробормотал он, отводя взгляд.

Зонтик хотел ответить, сказать, что он понимает и прощает, что это просто какое-то недоразумение, но экзарх не дал ему времени на то, чтобы собрать мысли в кучку.

— Как зовут тебя, брат? — уточнил он голосом, далёким от доброжелательного. Понять можно — вся служба, посвящённая Чуду, оказалась испорчена, и экзарх был очень зол.

Зонтик растерялся, не ожидав этого вопроса, хотя, по логике, это было самое очевидное, что у него спросили бы первым делом.

— З… Зяблик, — выдавил он, чуть было не назвав своё настоящее имя. Сложно представить, что случилось бы в храме, если бы он назвался Зонтиком. Никто бы его тогда не спас — и так до сих пор многие недоверчиво смотрели на него, щурясь, как и сам экзарх. Птицы с именем, что он назвал, в Зонтопии не водились, а почему было выбрано это слово? А шут его знает — Вару иногда называл так Зонтика, когда толкал его и заставлял плакать, вот в диком стрессе и припомнилось.

— Брат мой Зяблик, что заставило тебя опоздать и сорвать службу Великому Зонтику? — Сине-бирюзовые глаза были строги и предостерегающи.

Зонтик не знал, что ответить на этот вопрос, поэтому промямлил что-то невнятное под нос, склонив голову и задыхаясь от стыда. Десятки глаз смотрели на него — злорадно, недоуменно, презрительно и жалостливо, — и Зонтик мечтал провалиться сквозь землю.

Экзарх взял его за плечо и повёл меж рядов к кафедре. Атмосфера вокруг мгновенно изменилась. Прихожане ёжились и отворачивались, если ловили его взгляды, и Зонтику стало совсем страшно. Что такое? Что происходит?

Морион вывел его к самой кафедре и, надавив на плечо, заставил повернуться лицом к залу. Зонтик почувствовал тошноту, как тогда, в реальном мире, когда ему пришлось выступать у доски перед всем классом Фёдора. Только в этот раз глаз было намного больше, и все они смотрели на него неуверенно и как-то даже настороженно.

— Да простит Великий Зонтик эту грешную душу. Она не ведает, что творит, — Морион замолчал на миг, давая Зонтику прочувствовать… что бы он не должен был прочувствовать, после чего продолжил: — Верность, добродетельность и смирение — вот что отличает настоящего зонтопийца. Верный Великому Зонтику не будет опаздывать, добродетельный — паясничать перед братьями и сёстрами и подымать на них руку, а смиренный — артачиться при наказании. Начни молитву, брат Зяблик, и прими его с достоинством.

«Принять что?» — Зонтик в панике огляделся. Что ему надо делать?

Голубой взгляд мазнул по передним скамьям и остановился на одной из прихожанок. Та внезапно ободряюще улыбнулась и сложила руки домиком, словно подсказывая.

«Молитва, — Зонтик почувствовал к своей подданной горячую благодарность. Борясь с дрожью, он сложил ладони друг с другом и прижал к груди, вспоминая, как это делали все остальные всегда, когда заводили очередное песнопение.

В этот же момент с него аккуратно сняли плащ, оставив в тонкой рубашке. Что-то вжикнуло рядом, столкнувшись с ладонью стоящего позади Мориона, и Зонтик, сглотнув вязкую слюну, дрожаще пропел по памяти:

— М-мощное знамя грозной секиры,

С-серп, что колосья срезает и ж-жнёт…

Зал настороженно вслушался, но, узнав привычные слова, расслабился и принялся вплетать в его молитву свои разнообразные, тонкие и глубокие, голоса. Зонтик чуть сбился, когда мерный звук чарующих пений врезался ему в уши — и дёрнулся, почувствовав очередной вжикающий звук, а мгновением позже — одномоментную жалящую, но быстролётную боль, коснувшуюся его спины. Судя по звукам, его только что ударили деревянной линейкой или какой-то плосковатой указкой. Боль долго не держалась, почти сразу пропав, но всё же присутствовала при самом ударе и была далеко не приятной.

За что его ударили, Зонтик так и не понял, но решил, что за сбившуюся молитву. Он поспешно открыл рот и продолжил петь, стараясь не сбиваться — и линейка молча находилась в руках экзарха, не знакомясь с его спиной. Значит, всё-таки, он правильно угадал.

Однако стресс и непривычно много внимания заставили Зонтика сделать самое страшное. Начался второй куплет, и он в ужасе замер, поняв, что слова молитвы вылетели у него из головы. Он хотел было подслушать пения прихожан, но их многоголосый шум сливался, дробя слова в мерный и приятный мотив, который, увы, не давал Зонтику прислушаться в полную силу.

Экзарх подождал пару мгновений, после чего вздохнул — и на спину Зонтика обрушился первый строгий удар. Жалящее горячее чувство пронзило кожу даже сквозь рубашку, и на глазах Зонтика появились слёзы. Он панически забегал глазами, пытаясь вытащить из памяти нужные слова, но голова была девственно-пуста, словно тоже издевалась над своим хозяином. Морион вновь замахнулся и нанёс второй, несильный, но достаточно хлёсткий удар.

Зонтик тревожно задышал, сжимая и разжимая кулаки. Медленно им завладевала паника. А если он вообще не вспомнит, что случится? Его будут пороть до тех пор, пока он не вспомнит? Пока не закончится служба? Что, если Морион разозлится и возьмёт, например, прут? Слёзы, собравшиеся в уголках глаз, сорвались и потекли по щекам. Зонтик задышал носом, пытаясь успокоиться, снова метнулся взглядом по приходу, словно заяц, попавший в капкан — и наткнулся на всё ту же девушку, что уже подсказала ему ранее. Она смотрела на него, напевая, и Зонтик, почувствовав надежду, кинул на неё умоляющий взгляд.

Девушка жалостливо посмотрела на него и, чуть сбившись, вновь завела второй куплет. Она чётко проговаривала слова, двигая губами, и Зонтик, содрогнувшись от ещё одного удара, принялся неуверенно петь, смотря на её шевелящиеся губы:

— Г-глаз озирает окраины… мира…

Мудрость и с-свет венок нам… лам… лав… лавра несёт…

Морион, недовольный запинаниями, снова ударил его. Совсем слабо, но предупреждающе. Зонтик вжал голову в плечи и, задыхаясь от стыда, почти простонал последние слова:

— Б-будь ты д-до смерти крот… ок и смирен,

И любовь З-зонтика нас спа… упасёт!

Экзарх за его спиной облегчённо вздохнул. В следующий миг Зонтик почувствовал, как ему всунули в руку аккуратно сложенный плащ и тихо шепнули на ухо:

— Сядь куда-нибудь и постарайся больше не паясничать, брат Зяблик.

Чувствуя, как от облегчения дрожат ноги, Зонтик поспешил занять место возле девушки, буквально спасшей его спину. Та кинула на него мимолётный ободряющий взгляд, но почти сразу прикрыла глаза, продолжая петь молитвы. Зонтик последовал её примеру и в следующие часы терпеливо пел со всеми, восхваляя смелого и милосердного бога, которым себя совсем не ощущал. Экзарх вновь вернулся за кафедру, но смотрел только на него — и Зонтик постоянно ощущал на себе странный изучающий взгляд.

К счастью, в тот день никаких потрясений больше не произошло.