Стихи на все случаи жизни (джен)

Есть что-то хорошее в лете:

Черешня в бумажном пакете,

Синеет цикорий в траве,

Плывут облака в синеве.

Забор под зеленой березкой

Обвился ползучей березкой,

И розово-белый вьюнок

Вот-вот зазвенит, как звонок.

Газоны запахли травою,

А двор весь зарос лебедою,

На старых сушилках — ребят!..

Как птицы сидят и галдят.

А ты — вот такой же ребенок,

Звонок на руле — он так звонок!

В сандале, похоже, дыра,

В Белинский сегодня — ура!

Есть что-то хорошее в лете...

Хлеб, мыло, салфетки — в пакете

Где-то, где-то в темном небе,

Неподвижны и легки,

Теплой памятью о хлебе

Спят каминные дымки.

Над английскою усадьбой,

Меж высоких датских крыш…

И ведут нас звезды в детство,

Как в Стокгольм или Париж.

Где под теплой шалью Герда,

Дядя Скрудж и Пятачок,

И Щелкунчику, наверно,

Будет ночью петь Сверчок,

Серебристые сосульки

Или пряник со звездой

Унесет в ковровой сумке

Мери Поппинс за собой…

Где-то, где-то в темном небе

Всходит первая звезда…

Сказки детства, быль и небыль

В тихий вечер Рождества.

Где-то, верно, уже Слобода

Стала пыльно- и бежево-рыжей,

Где-то в лужах стальная вода,

В белом инее черные крыши.

Колокольня в шуршащей листве

Закопалась почти по лодыжки…

И нежданно в густой синеве

Подмигнет тебе солнце-мальчишка.

Этот ранний погожий октябрь!

На весах между счастьем и грустью.

Этот ранний погожий октябрь

Сердце вдаль, точно уток, отпустит.

Вдаль, туда, где в листве Слобода,

Где совсем недалекие годы,

Да ушли — и не скажешь, куда.

Я включу в телефоне «Sodade».

В октябре. В честь хорошей погоды.

Дети играют…

Дети играют в огромных дворах,

отяжелевших от городского зноя,

где на облезлой сушилке так весело виснуть вниз головою с разбегу,

только бы не запутаться в мокрых чужих простынях.

Дети играют,

городские дети,

которые сине-лиловый цикорий зовут васильками,

и семена с подорожника, содранные в горсть — чечевицей,

бегают за газировкой,

ждут середины июня, когда бабаня приносит с базара клубнику, огромную, «килограммчиками», и черешню,

строят в коробках от «Птичьего молока» интерьеры из цепких зеленых репьев,

ходят с бидоном за квасом, когда посылают, и в «Соки-воды»,

девчонки в дубовых сандалях, с ободранными локтями, что пишут в тетрадочках песни,

и мастерят лук и стрелы из веток, и шпаги из них же,

таскают у пап из пустых сигаретных пачек бумагу,

серебряную, так сладко пахнущую табаком, на доспехи для кукол (бумажных), а кальку — для них на вуали,

дети играют…

Играли.

Недавно. Вот только. А между тем этим детям — самим уж по сорок лет.

Однажды одного человека спросили:

— Почему вы так любите осень,

ведь с этим временем года

у вас должны быть связаны не самые лучшие воспоминания?

И он ответил:

— Отчего же? Я помню счастливые осени прежде.

И помню ту горькую осень… Горчее,

чем дым от сжигаемых осенью листьев,

когда я и сам, точно высохший лист,

почерневший, ненужный, никчемный,

сгорал, как в костре, и не мог догореть до золы.

Холодней, чем ноябрьский дождь

вперемешку со снегом.

Темней, чем осенняя ночь

без утра, без часов перевода,

во тьме бесфонарных задворок.

Я помню ту горькую осень…

И после нее — уже каждая новая осень,

любая, наверное, будет счастливой.

Из-под колес машин

Ветер несет поземку.

По сторонам дорог -

Кривые сугробы в рост.

Со всех балконов и крыш -

Замерзшие Ниагары;

Страшно рядом пройти,

Как рядом с логовом зверя.

На черных ветках берез -

Голуби ожерельем…

А я шагаю на лыжах.

Охота пуще неволи!

Мерно колеса стучат,

В стакане качается чай,

Рельсы бегут, бегут…

Ты засыпай, засыпай…

А мимо бегут кусты,

Кран мелькнул — как звездный олень,

Только был свет на щеке -

И вот на подушке тень.

В вагоне приглушен свет,

За окном — чужое жилье,

А в пути — есть волшебство,

И в каждом пути — своё.

Может, путь этот — домой,

А может, в далекий край…

За окнами белый снег…

Ты засыпай, засыпай…