Сомнифобия (джен)

Ни разу в жизни у Дьяволо не было места, которое он мог бы назвать домом. Кроме фальшивых воспоминаний, которые он внушил Доппио, и давно развеянного по ветру пепла в Сардинии, не существовало ничего, связанного с его именем. Ни постоянного жилья, ни машины, ни лицензии, ни даже свидетельства о рождении — ничего, что могло бы послужить доказательством того, что он жил на свете. Идеально.

Все свои замыслы он тщательно планировал и доводил до конца с такой осторожностью, что ещё ни разу не оставил следов. Для удобства и чтобы сохранить анонимность, он питался в небольших заведениях, отдавая контроль над телом Доппио, и укрывался в отелях класса люкс, когда нуждался в гигиене или сне.

Лишь после того, как он узнал о Джованне, всё изменилось.

Среди тумана его повторяющихся жизней бывало много ночей, в которые и сон мог привести к гибели. Даже в окружении четырёх стен, надёжно спрятавшийся под мягкими одеялами, Дьяволо оказывался заколот, задушен, застрелен, похоронен под обломками или забит до смерти. А когда он ночевал в парках или на неприметных улочках, становилось практически, чёрт возьми, невозможно предугадать, что его убьёт. Иногда смерть принимала комичный вид. Будто бы кто-то писал комедию, где он — когда-то гордый дон Passione — стал клоуном. Поначалу Дьяволо отверг эту дурацкую выдумку, сочтя её безумием, но после того, как его убило чемоданом, выброшенным из окна ссорящейся несколькими этажами выше парочкой, стал рассматривать всерьёз. Чемодан свалился на него в точности в ту секунду, когда Дьяволо проходил мимо, — юмористическая сцена, достойная мультфильмов, которые показывают субботним утром.

Поистине, казалось, что-то плохое происходило, стоило ему только закрыть глаза. Даже такое простое действие как моргание могло привести к боли или смерти. И после того, как Дьяволо в краткий момент параноидального психоза попытался во второй раз отрезать себе веки, ему стало ясно, что не спать у него не выйдет. Дьяволо не мог спастись от усталости точно так же, как и от смерти, сколько бы ни пытался. Отчаянно желая прожить ещё хотя бы чуть-чуть, он заставлял себя двигаться, доводя тело до изнурения. Иногда, если не в большинстве случаев, смерть настигала его прежде, чем он мог снискать хоть немного отдыха.

Даже сейчас, постепенно привыкая к присутствию незнакомого ему, более сурового дона Джованны, Дьяволо не мог выбраться из жестокой хватки страха перед смертью. Пусть его заверили, что он в безопасности, расслабиться не выходило. Запертый на дорогой вилле в Неаполе, Дьяволо был скрыт от всего мира, но всё же успокоение не приходило к нему. Не тогда, когда побывавшая в его теле душа — подчинённый, которому, Дьяволо полагал, он может доверять — ушла, оставив частички себя укоренёнными в каждой щели. Куда бы Дьяволо ни заглядывал, тот человек смотрел на него в ответ.

Будь то стены или постельное бельё, незначительные напоминания о Бруно Буччеллати делали невозможным для Дьяволо ощутить себя в безопасности. Кусочки жизни Буччеллати глядели на его отовсюду, мешая обрести покой. И беспокойство Дьяволо никак не уменьшало то, что по ту сторону двери по коридорам ходили самые приближённые к новому дону люди. Страх его лишь нарастал.

Безопасность, обещания и роскошь не приносили чувства защищённости. Шёлковые простыни не могли дать Дьяволо того комфорта, которого Джованна хотел для него. Неважно из скольки нитей они были сотканы, они не могли успокоить находившийся в упадке разум, не могли защитить. Их прочность и износостойкость не имела значения, ведь любой мог бы при большом желании придушить его ими. Дьяволо прекрасно об этом знал. Помнил, как однажды шёлк пихали ему в глотку, а он никак не мог оторвать стеклянного взгляда от безымянного убийцы. И он не раз выплывал из темноты, чувствуя на переносице глубокие, влажные ожоги от трения, образовавшиеся после обманчиво гладкой ткани. Пусть ароматные простыни из шёлка были мягки и нежны, будто морская пена, ничто не заставило бы Дьяволо доверять им. Ничто не заставило бы его уступить сну.

Неделя без сна стала рекордом. Самый длинный промежуток времени, проведённый без отдыха, прервался лишь тогда, когда кто-то из окружения дона Джованны заметил измождённость Дьяволо. То ли из заботы, то ли от раздражения — его это не волновало — но дон Джованна, первым осознав, что причина кроется в бессонных ночах, решил помочь ему, дав более мягкие, пушистые подушки.

Так по-детски. Почти неуважительно. Поступок не вызвал у Дьяволо ни неприязни, ни признательности, только заставил горевать. Доброта Джованны напомнила ему о Доппио, который всегда помогал ему и поддерживал.

Такие мягкие и большие подушки легко могли быть использованы как оружие при верном подходе. С силой прижатая к лицу подушка не раз заканчивала жизнь Дьяволо. Оставшаяся после последнего раза фантомная боль всё ещё не покинула разум. Когда убийце надоело сопротивление жертвы, он несколько раз быстро ударил Дьяволо ножом. Но вместо того, чтобы закончить дело, ушёл, оставив истекать кровью.

До сегодняшнего дня дон Джованна был добр и обещал, что ничего подобного больше не произойдёт, пока Дьяволо остаётся под его опекой. Но Джованна всегда говорил так ласково, поэтично, а его слова источали мёд, и Дьяволо не удавалось понять, что под ними скрыто. Как он мог доверять им, когда они исходили от человека, обрёкшего его на все те страдания? Люди никогда не держали слова, и было бы глупо верить, что Джованна чем-то от них отличается.

Но несмотря ни на что Джованна вёл себя с ним терпеливо. Он прекрасно понимал, что Дьяволо не доверяет ему, и вполне вероятно догадывался, что Дьяволо подозревает, что их фальшивое перемирие — всего лишь долгоиграющая манипуляция. Но Джованна всегда с ласковой, кажущейся искусственной улыбкой, напоминал Дьяволо, что намерен подождать. Говорил, что лишь хочет, чтобы их отношения стали более человеческими, и что сделает что угодно, чтобы всё исправить.

— Я не стану повторять, — чёткий, надменный голос Джованны прорезался сквозь помехи мыслей Дьяволо. — Ты присоединишься ко мне или нет?

Взгляд нервно скакнул от человека перед ним к двери. Позади Дьяволо так и лежали безупречные, глубокого фиолетового цвета простыни — утешительный и продуманный подарок, чтобы помочь расслабиться. Дьяволо ими не пользовался. Даже когда они были свежи и накрахмалены, Дьяволо не мог на них спать. Но если он будет бодрствовать… рядом с Джованной…

Мысль была смешна, но пока что Джованна не сделал ничего, кроме как вёл себя по отношению к нему терпеливо и мягко. Дьяволо даже боялся потенциального гнева Триш — и, может быть, ему стоило бояться и своей дочери тоже — но не Джорно. То, что тот навредит ему, казалось чем-то из области фантастики. Просто слабое заблуждение, возникшее из-за паранойи. Так что Дьяволо, поколебавшись, сглотнул и кивнул.

— Хорошо. Иди за мной.

Подчинившись, он неловко зашагал вслед за Джованной, который шёл гордо и уверенно. По коридору, от той комнаты, где жил Дьяволо, они дошли до небольшого закутка, где располагались апартаменты Джорно. И в тот момент, как они достигли толстой деревянной двери и взгляд уловил маленькие брызги зелени, видневшиеся из-за её углов, Дьяволо задрожал.

Всего лишь растения — ничего больше, вот только даже в этих каплях зелёного загудела жизнь, стоило энергии Gold Experience разлиться в воздухе. Несмотря на то что путей для побега было несколько, из-за чётко ощутимого присутствия стенда всё, что Дьяволо мог, это застыть. Как он мог быть так глуп? Как мог забыть?

Каждый дюйм тела кричал, требуя бежать и прятаться, но невидимая цепь между ним и Джованной безмолвно затягивала его всё дальше в комнату. Скованно Дьяволо последовал за ним через дверной проход. Растения укрывали каждую поверхность, отчего помещение походило больше на оранжерею, нежели на личные апартаменты. В углу стояла роскошная, просторная кровать, накрытая пурпурным бельём, мерцающим в свете почти потухших свечей. Вдоль её старомодных четырёх столбиков тянулись тонкие лианы и цветы, ниспадающие вместо полога. От них веяло жизнью, и они слабо шелестели, будто от ветра. Стена позади была отделана итальянской плиткой под старину, её яркие узоры походили на сад, просвечивавший сквозь полотно растений.

Комната была прекрасна, и на её красоту было больно смотреть. Воздух здесь казался прозрачнее и свежее, чем когда-либо вдыхаемый Дьяволо. Доносящийся издалека аромат моря вызвал слёзы, тут же пойманные ресницами. После стольких лет, проведённых в темноте, в страхе перед каждым углом и каждым человеком, с которым он пересекался, Дьяволо осознал, что в этом Эдемском саду он был бы рад умереть. Быть может, смерть снова запустит цикл пыток, и, возможно, Дьяволо продолжит распадаться на части, но умереть, видя нечто настолько прекрасное, того стоило.

Но эта красота не облегчила давление в груди, когда ужас опутал сердце и стянул лёгкие до такой степени, что в них не осталось воздуха. В груди жгло, но страх двинуться с места удерживал Дьяволо от отчаянных глубоких вдохов. Он не мог сделать ни шага вперёд, но он не мог позволить себе выглядеть слабым… Он не мог этого сделать, не мог повернуть назад… Он был в отчаянии… Он ни за что не сможет этого сделать… Он не мог повернуть назад…

— Дыши. Я не уверен, что скажу Триш, если она узнает, что я оставил её отца без сознания в моей комнате… — Джорно вздохнул, будто бы происходящее его ничуть не волновало и лишь чуть-чуть огорчало. — Я сомневаюсь, что ей это понравится. — Он положил одну руку на талию Дьяволо, заставив вздрогнуть, и слегка подтолкнул вперёд.

В окружении почти абсурдной формы папоротников стоял стол, за которым Джованна работал, должно быть, около часа назад. На нём возвышались стопки бумаг, и если бы Дьяволо мог видеть сквозь прозрачную плёнку, покрывшую глаза, то заметил бы листок, сунутый как попало под всё ещё кажущийся ему слишком новым ноутбук. Помятое фото. Виднелся лишь его уголок, и из центра комнаты едва можно было рассмотреть на изображении красивую брюнетку с Сардинии, держащую на руках извивающееся, крохотное, пухлое дитя с покрытой розовым пушком головой.

Джорно бесцеремонно прошествовал мимо Дьяволо и немедля уселся за стол, возвращаясь к бумажной работе, которую, очевидно, считал куда более важной, чем своего гостя-преступника.

— Займи кровать или сядь на диван. Мне нужно подождать, пока вернутся несколько моих людей, так что я, вероятно, буду бодрствовать всю ночь.

Когда Дьяволо так и не пошевелился, Джорно кинул на него быстрый взгляд.

— Садись. Я не хочу повторяться.

Делая, что ему велели, Дьяволо сел на край кровати, тут же вцепляясь пальцами в простыни. Руки у него слегка дрожали. Джорно бросил на него ещё один взгляд, на этот раз более выраженный и острый, и будто бы слегка печальный, а затем вернулся к работе.

В комнате воцарилась напряжённая атмосфера. Давно забытое умение вести себя тихо и послушно ожило в Дьяволо. Руки сжимали пуховое одеяло, сердце колотилось так быстро, что грудь едва удерживала его. Пусть Дьяволо поселили в роскошную комнату и всегда обращались с добротой, у него не получалось сбежать из сетей страха. Ничто не могло смягчить всегда возвращающуюся паранойю, неважно насколько был великодушен Джованна.

Дьяволо украдкой глянул на него. С неистовой скоростью Джорно печатал на ноутбуке, устроенном на столе между сверкающими безделушками. Он не сказал Дьяволо и слова с тех пор, как тот уселся на кровать. Дьяволо испуганно вздрогнул, когда Джованна шевельнул рукой, но тот всего лишь тянулся за телефоном. Взяв его, он принялся быстро-быстро печатать уже на маленьком устройстве. Плечи его слегка опустились. Дьяволо мысленно пнул себя за то, что не заметил, как Джорно взвинчен. Он всегда казался таким собранным и контролирующим ситуацию, что Дьяволо с трудом расшифровывал его действия. Это пугало больше, чем он хотел признать.

Джорно резко встал и, плавно повернув голову, посмотрел на Дьяволо.

— Я отсюда слышу, как ты думаешь. Пересядь на другую сторону — я присоединюсь к тебе через минуту.

Его голос, требовательный, с ноткой раздражения, пронёсся эхом по комнате. Дьяволо хотел бы, чтобы этот приказ оскорбил его, чтобы гордость вернулась к нему, и вместе с тем он желал стереть свой грех. Он отдал бы всё, чтобы не огорчать Джованну, но листья, которые вдруг зашуршали сами по себе, а не благодаря ветру, заставили застыть. Тело напряглось и будто закостенело. Мысли и желания носились в голове кругами. Джованна подошёл к нему размеренным шагом, и его лицо смягчилось, едва он заметил, как жалко Дьяволо выглядит.

— Ты со мной?

Дьяволо кивнул.

— Так что, не подвинешься? Чтобы я мог к тебе присоединиться. Сегодня ночью будет не до сна, а в комнате становится довольно холодно.

Джорно улыбался нежно и понимающе. Придуманная им причина для сближения — тонкая, завуалированная оливковая ветвь. Дьяволо хотел принять её. В природе людей жаждать тепла, и он хотел подвинуться, подчиниться, но тело едва шевелилось от замораживающего его страха. Ужас перед неизвестным ярко вспыхнул в разуме, когда нахлынули воспоминания. Он так и остался сидеть на краю кровати, слишком напуганный, чтобы пошевелиться, и слишком охваченный стыдом для того, чтобы объяснить своё состояние.

Дьяволо опустил голову, ожидая упрёка или чего похуже, но Джованна лишь улыбнулся.

— Всё в порядке, — проговорил он мягко. — Просто слегка подвинься. Мне много места не нужно.

Когда Джованна подсел настолько близко, что коснулся его, Дьяволо вздрогнул, но не стал сопротивляться, боясь последствий неподчинения больше, чем всего, что Джованна мог с ним сейчас сделать. Он лишь покорился, когда Джованна направил его, чтобы они вместе с удобством устроились на кровати.

Его тепло успокаивало, а сияющая энергия, излучаемая Gold Experience, заставляла сейчас ощущать лишь одно — Джорно рядом. Дьяволо быстро поднял лицо и встретился с внимательным взглядом зелёных глаз. Джованна издал задумчивое «хм-м».

— Я знаю, что напуган, и за это я должен перед тобой извиниться. Но, прошу, не бойся моего Gold Experience… Ты мог этого не знать, но любой вред, нанесённый тому, что он создал, отразится на том, кто его нанёс.

Угроза то была или же утешение, Дьяволо не знал. То, что говорил Джованна, едва имело для него смысл в обычные дни, а сейчас же он и вовсе с трудом разбирал, что тот имеет в виду.

— Если ты не чувствуешь себя в безопасности, то можешь уйти, когда захочешь. Но если ты опасаешься, что кто-то вломится сюда, то это невозможно. Этого человека бы немедленно настигли последствия. Неважно, был бы он мне врагом или другом.

И с добрейшей улыбкой, какая, казалось, могла существовать лишь на страницах беллетристических романов или в идеалистических мечтаниях, Джорно издал смешок, при этом вовсе не выглядя позабавленным.

— Но не волнуйся о подобном. Тот, кто желает тебе навредить, мне не друг.