Запись № 7Г/ψ-Стат: Субъект "Антимортин, Э." – Статус: Функционально Парадоксален (джен)

Существование доктора Элис Антимортин представляло собой проблему скорее семантическую, нежели биомеханическую, хотя и последняя не была тривиальной. Наблюдательный пост №3 Отдела Психостатистической Стабильности (ОПС) фиксировал её витальные показатели с точностью до пятого знака после запятой, но смысл этих цифр ускользал, подобно квантовой пене на горизонте событий здравого смысла.

Она находилась в стерильной камере обсервации, напоминавшей одновременно больничную палату и серверную комнату после неудачной попытки интеграции с сингулярностью. Синтетическая дерма, покрывавшая большую часть её тела, испускала слабое, но настойчивое голубоватое свечение — побочный эффект работы био-интегрированного интерфейса, круглосуточно транслировавшего в её остаточную кору головного мозга потоки экзистенциально-статистических флуктуаций. Проще говоря, она видела мир глазами Главного Статистического Управления и одновременно — глазами того, что когда-то было Элис.

Её глаза — миниатюрные оптоэлектронные дисплеи — бесстрастно отражали графики «коэффициента иллюзорной сатисфакции» населения сектора Гамма-7. Параллельно её нейросетевая матрица обрабатывала данные об эффективности препарата «Антимортин» — её собственного детища, её триумфа и её персонального чистилища. Препарат, как известно, не даровал бессмертия (термин архаичный и метафизически некорректный), но эффективно элиминировал танатофобию (страх смерти), погружая сознание в комфортабельную уверенность в перманентности бытия, даже если само бытие сводилось к ожиданию следующей дозы умиротворина или психодиетической пастилки.

Ирония, достойная пера какого-нибудь второсортного драматурга дохимической эпохи, заключалась в том, что доктор Антимортин, создательница «анти-смерти», сама существовала в состоянии, которое трудно было назвать жизнью, но и смертью оно не являлось по всем формальным признакам ОПС. Её органическая часть медленно деградировала, но система жизнеобеспечения, управляемая тем же ИИ, что и её кибернетические компоненты, компенсировала это с удручающей эффективностью. Она была живым памятником победы над смертью — памятником, который никто не хотел видеть, но деактивировать который было бы нарушением параграфа 11б «Протокола о Сохранении Ценных Био-Артефактов».

Иногда её синтетическое лицо едва заметно подёргивалось. Наблюдатели ОПС классифицировали это как «остаточные мимические спазмы гуманоидного типа, статистически незначимые». Но изредка, когда потоки данных на её глазных дисплеях сменялись изображением дождливого парка (вероятно, фрагмент повреждённой памяти, не поддающийся стиранию мемнолизином), в глубине оптики вспыхивало нечто, не предусмотренное спецификациями — отблеск понимания. Понимания того, что анаграмма её имени — Termination — была не случайной шуткой судьбы, а точным диагнозом эпохи.

В такие моменты система автоматически повышала уровень седативных наноботов в её кровотоке. Графики на её глазах снова стабилизировались. Голубое свечение становилось ровнее. Субъект «Антимортин, Э.» возвращался к состоянию функционального парадокса. Отдел Психостатистической Стабильности мог продолжать свою работу без помех. Реальность, какой бы она ни была (или какой её симулировали), оставалась под контролем. По крайней мере, так утверждал последний отчёт.