Каждый выбирает для себя

женщину, религию, дорогу.

Дьяволу служить или пророку —

каждый выбирает для себя.

Каждый выбирает по себе

слово для любви и для молитвы.

Шпагу для дуэли, меч для битвы

каждый выбирает по себе.

Каждый выбирает по себе.

Щит и латы. Посох и заплаты.

Меру окончательной расплаты.

Каждый выбирает по себе.

…

Ю. Левитанский

Дороги, которые мы выбираем

(Продолжение истории Алька, Рыски и Жара)

Итак, мы оставили героев уезжающими в Брбржисщ к родителям Алька. Оба с надеждами и в ожидании хорошего, взявшись за руки, уезжают вдаль. Провожающие их Жар и Крысолов с интересом и даже какой-то нежностью смотрят им вслед, желая удачи. Они уверены в том, о чём Рыска даже не догадывается. А именно, что Альк повёз её в своё родовое гнездо не столько, чтобы отдать деньги, сколько для того чтобы познакомить родителей со своей будущей невестой. Ну и Рыске всё и всех показать. А такая уверенность просто так у путника не бывает, а значит, намерение имеет место быть. Но как там у них всё сложится, так далеко путники не заглядывают. Дорог много, и по какой они пойдут, не знают даже боги.

Несмотря на разбросанные везде боль, смерть и разруху, в городе явно чувствовались ростки новой, мирной жизни. Войны, которой вначале конфликта, казалось, был пропитан даже воздух, сейчас не ощущалось. А ощущалось окончание многолетней вражды между народами Ринтара и Саврии. Обе стороны зализывали раны. Всё потихоньку начинало налаживаться.

Сейчас Альк и Рыска покидали город с чувством выполненной тяжёлой работы. Им удалось сделать что-то неподъёмное, невозможное, с напряжением всех сил, без уверенности в результате, и они справились, по крайней мере, сделали всё возможное в той ситуации. У них получилось, они сделали большое дело, и не их вина, что не обошлось без жертв. Ну, а значит, сейчас можно облегчённо выдохнуть. У обоих было ощущение, что всё плохое кончилось, и впереди их ждёт только хорошее.

* * *

…

Глава 1. Разговор у костра

* * *

Вечер был тёплый, уютный. Они, сытые и расслабленные, сидели у костра. Огонь, тихо потрескивающие в нём ветки, играющий на углях причудливым узором жар, выстреливающий иногда языками пламени, рождал какую-то волшебную атмосферу. Они с Альком сидели в небольшом кругу, освещённом неярким, уже начинающим прогорать костром. А за ним, за этим кругом, стояла темнота, будто стеной отгораживая их от остального мира. И от этого рождалось ощущение близости и какого-то родства. Было так хорошо сидеть вдвоём у этого костра. И не хотелось никуда — ни в замок, ни за этими сашиевыми деньгами, а хотелось сидеть и сидеть вдвоём с Альком. И так остро захотелось остаться с ним.

Рыска уже полдня думу думала о том, что же будет, когда они доберутся до места назначения. «Что решил Альк? Неужели он отдаст деньги и всё … Они расстанутся? Навсегда?!» То, что белокосый вреднючий саврянин стал для неё самым дорогим человеком на свете, и что никогда в жизни она не сможет его забыть, она не сомневалась. И то, что вряд-ли сможет полюбить кого-то другого, тоже. А значит, без него, не нужен ей дом на берегу озера, а хочет она продолжать с ним путешествовать, хотя бы в качестве спутницы. Но согласится ли он? И что он вообще собирается делать?

И Рыска решилась. Несмотря на то, что девушка опасалась заводить этот разговор, боясь услышать что-нибудь не то, но предпочла знать, на что настраиваться. Лучше уж горькую, но правду, чем непонятно что. Это как раньше: лучше со всеми на жальник, чем сидеть и ждать.

— Альк!

— М-м-м? — Альк поворошил тлеющие угли, дождался, когда они выстрелят языками пламени и повернулся к Рыске.

— А ты что будешь делать? Ну, после того как мы приедем к твоим родителям?

Альк посмотрел на неё удивлённо, потом насмешливо.

— Как это, отдам деньги, конечно! А зачем мы, по-твоему, туда едем?

— Нет, это понятно. А дальше?

Белокосый видун сначала задумчиво посмотрел на костёр, а потом внимательно на девушку. «Ещё б он сам это знал!» Нет, намётки были. Он решил это ещё там, в затопленном городе, решил быстро и сразу. Не давая себе возможности одуматься и простора для сомнений. А решение было смелым и, надо признать, спорным. По крайней мере, он уверен, что многие попытаются его оспорить. Он хотел познакомить своих родных с Рыской и сделать ей предложение. Но извещать об этом девушку потомок знатного рода не собирался. Это должно было быть для неё приятной неожиданностью. Ему так хотелось!

Вообще, теперь, когда им не нужно особо торопиться, ему хотелось показать Рыске столицу, показать замок, купальню, побаловать её немножко. Да и себя тоже, чего уж там. А если ей заранее сказать, Саший знает, что придёт в эту дурную весчанскую башку. Упрётся рогом, и всё удовольствие испортит. А так он всё сделает, как задумал, а потом известит родных о намерении жениться на Рыске. Точнее, при родных сделает ей предложение. И отношения с родителями будут сильно зависеть от их реакции на это. А там Рыска уже пусть решает сама. Зато хоть знать будет, от чего отказывается. Если вздумает отказаться!

О том, что он нравится девушке, Альк догадывался. Но как там всё обернётся? И что будет потом? Он не знал. Как говорят путники, «дорога ещё не определена». Не то чтобы у него самого не было сомнений на этот счёт, но он принял решение, а сомнения отодвинул в сторону.

— А ты как хочешь? — хитро улыбнувшись, спросил он.

— Альк! Ну так не честно, я первая спросила.

— Ну что за ребячество, честное слово, — фыркнул саврянин.

Но ему и самому захотелось кое-что узнать, и он подвинулся на бревне, похлопал рядом с собой:

— Иди сюда, поближе.

Девушка не стала спорить и подсела.

Альк взял её руку в свои ладони и, когда она посмотрела на него, сказал:

— Ну, давай поговорим!

При этом белокосый мужчина так смотрел на неё, что у неопытной Рыски от этого взгляда и ощущения его тёплых ладоней аж мурашки побежали, и какая-то тёплая волна поднялась в ней. Да и голос его звучал непривычно ласково и как бы проникновенно. Рыске захотелось прижаться к нему.

— Рысь, мне правда важно знать, — мужчина сделал паузу, Рыска таяла как леденец. Ему хотелось спросить: «Как ты ко мне относишься?» — но вместо этого он спросил по-другому, желая прийти к тому же, но обходным путём: — Что ты собираешься делать, после того как получишь деньги?

Романтическое настроение начало исчезать. Девушка почувствовала, что Альк пытается уйти от ответа.

— Я собираюсь вернуться к Жару и отдать ему половину, — глядя в землю, ответила Рыска.

— А потом?

Рыске показалось, они начали ходить по кругу.

— Я тебя первая спросила.

— Ну, я пока не знаю. Это будет зависеть от многих обстоятельств, — туманно ответил саврянин.

Романтическое настроение совсем улетело. Рыска поняла, точно юлит. «Тоже мне! Ну что за манера! Боится что-ли сказать, что придётся расстаться? Сейчас ещё сказочку расскажет, как тогда, в начале знакомства. Ну ладно тогда, а сейчас-то он чего боится? Ууу!»

Крысёныш шевельнулся, удобнее устраиваясь у неё за воротником, щекоча острыми коготками шею. Рыска вытащила свою ладошку из рук Алька, взяла крыса и переложила его на колени, при этом чуть отодвинувшись от саврянина. Крыс возмущенно фыркнул, но Рыска начала почесывать у него за ушами, и он успокоился. Успокоился крыс, но не девушка.

— Каких таких обстоятельств? — раздраженно спросила она.

«Ну вот, опять на что-то обиделась», раздосадовано подумал Альк. Но решил почти честно ответить, правда, на те вопросы, которые сам выбрал:

— Ну, погощу у родителей, а потом, может, пойду путешествовать по путничьим дорогам. А может, останусь в замке, поступлю на какую-нибудь тсарскую службу. Ну или вообще стану дипломатом, как отец всегда хотел.

Рыска уже подуспокоилась и почти корила себя за то, что вспылила.

— А я, наверное, буду путешествовать и сказки рассказывать. А научи меня саврянскому языку и на гитаре играть, — внезапно, даже для самой себя добавила она.

— А как же дом у озера? Корова, опять же? Муж, дети, хозяйство? — поднял бровь белокосый.

Рыска взгрустнула. Немножко помялась, но всё же сказала.

— А я тут недавно поняла одну вещь. Что это всё, конечно, хорошо, но без любимого мужчины не нужно. И замуж без любви не хочу.

«Ого, серьёзное заявление», — подумал Альк. «А за меня пойдёшь?» — захотелось спросить ему, но он опять спросил совершенно не то:

— А как же подвенечное платье? … И рубашка, вышитая красными собачками? — Альк шутливо всхлипнул.

Рыска взвилась:

— Ах, ты! — и замахнулась, собираясь его ударить, но вспомнилось…

Вспомнилось вытянутое лицо Алька, когда он надел её рубашку, вышитую собачками, выглядевшую на нём крайне забавно. Тот придуманный, непонятный жених — для кого шилась рубашка — столкнувшись с реальностью, столкновения не выдержал, неожиданно превратившись в маленького смешного толстячка. И с реальным, настоящим мужчиной сравнения то же. Потом вспомнилось платье подвенечное, сначала на той девушке, которая привидение изображала, потом на корове вместо седла, потом, где оно только не было — впору сказку рассказывать о приключениях её подвенечного платья.

Рука опустилась, и подумалось, что и платье, и рубашка — они из какого-то другого, придуманного мира, рассеявшегося как туман утром над озером. Как же всё это было давно, и какая она была тогда трогательно-наивная… другая.

— На святое покушаюсь? — подсказал Альк.

Рыска набрала побольше воздуха, чтобы горестно вздохнуть и… неожиданно хрюкнула, зажав рот рукой. Смущённо посмотрела на Алька и хохотнула уже в голос.

— Ты чего? — недоумённо спросил тот.

— Вспомнила на тебе рубашку с собачками. И приключения своего подвенечного платья, — давясь от смеха попыталась объяснить Рыска.

Альк осторожно улыбнулся. Рыска расхохоталась. Она смеялась весело и непринуждённо. Альк глядя на неё тоже рассмеялся. Это оказалось заразно. Так они и хохотали, глядя друг на друга.

Когда они отсмеялись, для Рыски что-то неуловимо изменилось. Как будто она сделала важный шаг, позади осталось что-то раньше важное, милое, трогательное, но ставшее слишком тесным и маленьким, и от которого надо отказаться, чтобы идти дальше. Оно, всё равно, останется с тобой, но уже по-другому. И она сказала:

— Всё, выросла я уже из этого платья. Своё дело оно уже сделало.

Рыска была благодарна Альку, что он не стал отвечать. Помолчали.

Потом Альк сказал: — Кстати, про саврянский язык я сам тебе хотел предложить. Хорошо бы до приезда в замок, чтобы ты примерно понимала, о чём речь идёт, и хоть пару слов сказать могла.

— Я уже немного понимаю, но плохо ещё.

— Ну вот и договорились, — бодро сказал Альк, — Завтра и займёмся. А ещё я тебя немного с этикетом познакомлю.

— С «эти» кем познакомишь? — насторожилась девушка.

— Этикетом. Ну как принято себя вести в приличном обществе.

— А-ааа, — задумчиво протянула девушка, — Ой, чёй-то мне страшно. Альк, а какие они — твои родители? — Рыска вдруг подумала, а что, если они такие же вредные и языкатые, как Альк. Ведь он же не просто так, такой вырос. И ей стало не по себе.

— Не бойся! — приобнял её Альк, — не укусят. Я прослежу!

Рыска прижалась к саврянину и затихла. А Альк стал говорить. Негромко, сам пытаясь представить как родители их встретят.

— Мама добрая, тебе понравится, и ты ей, надеюсь, тоже. А вот отец. С ним могут быть проблемы. Он любит, чтобы всё по его было. Готовил меня в дипломаты, кучу денег в это вбухал. Это была его мечта. Даже не просто мечта — цель, чтобы я послом был и продолжил славную династию Хаскилей. А я в Пристань ушёл. Он очень зол на меня был тогда. Хотя, может, он и прав, и мне действительно лучше в дипломаты, всем на радость. А ты как думаешь, Рыска?

Они сидели молча. Альк вспоминал семью и старые распри с отцом. Девушка тоже притихла и сидела, о чём-то задумавшись. Вопрос был риторический. Альк и не думал, что она задумалась о нём и собралась на него отвечать. Допускал, что, в крайнем случае, может сказать «Откуда я знаю!» или «Думай сам!». Неожиданна была сама попытка девушки порассуждать на эту тему, и уж никак он не был готов к тому, что произошло в дальнейшем.

— Альк, а дипломаты — это те, которые, ... ну как бы это сказать ... вместо тсаря договариваются с другими тсарствами ну или, точнее, с ихними дипломатами? — издалека начала девушка.

— Представляют интересы тсарства. Являются представителями тсарства, — уточнил Альк.

— Ага, — пробираясь сквозь незнакомые слова и малознакомые понятия, пыталась донести свою мысль девушка, — те, которые представляют интересы нашего тсарства и договариваются с представителями других тсарств, по ним же судят о нашем тсарстве? Так же? И им надо, чтобы о них у других всегда хорошее впечатление складывалось, потому что от этого будет зависеть впечатление о самом тсарстве?

— Ну, если очень примитивно, то да. А почему тебя это заинтересовало?

— Альк, ты только не обижайся, — взволновано, как бы извиняясь, но с лёгким вызовом сказала Рыска.

Ещё ничего не подозревающий Альк, отреагировал на её тон и заинтересованно на неё уставился. Девушка более рьяно начала начёсывать крыса, что выдавало её волнение, но тем не менее твёрдо и убеждëнно сказала:

— Дипломатом тебе не нужно.

Глаза Алька округлились.

— Что-о-о?! Эт-т-то ещё почему?

И девушка ответила:

— Ну понимаешь, дипломаты, они должны всегда хорошее впечатление о себе создавать, чтобы и о тсарстве было хорошее впечатление, и чтобы получалось договариваться. Важно всегда уважительно относиться к другим тсарствам и их дипломатам. Даже если они тебе не нравятся. А ты умудрялся настраивать против себя даже тех, кто хотел тебе помочь. И хотя бы видимости уважения к тем, от кого тебе чего-то было нужно, не замечалось.

Лицо Алька от неожиданности вытянулось.

А Рыска поспешила добавить:

— Нет, Альк, я тебя и таким принимаю. Но дипломатом у тебя бы точно не получилось. Мне кажется, они должны быть другие. Для них умение налаживать хорошие отношения — самое главное должно быть.

— Это ты мне?! Ты-то что в этом понимаешь?! Дура весчанская,— оправившись от неожиданности, тут же взъелся Альк.

Рыска ожидала такой реакции, поэтому не сильно обиделась.

— Ну вот тебе и доказательство, — тихо проговорила девушка. — Смотри, как ты легко из себя выходишь и собеседника оскорблять начинаешь. Ты ж так любое дипломатические задание завалишь.

— Миссию, — привычно поправил её Альк.

— Чего?

— Дипломатическую миссию, — слегка замороженно проговорил Альк, которого особенно задело, как она подловила его на его обычной реакции и не желавшего накидать ей ещё больше аргументов в пользу её позиции.

— Понавыдумывают слов. Ну ладно, её самую, — в свою очередь ответила девушка, озабоченная прежде всего тем, чтобы правильно донести свою мысль, а не внутренними метаниями своего собеседника.

— Пф! — отморозившись, презрительно фыркнул Хаскиль, и выдал-таки Рыске следующий аргумент, — Не тебе об этом судить, девка дремучая!!

Затем демонстративно отвернулся и пошёл точить сабли. Больше они в этот вечер не сказали друг другу ни слова.

«Надо-же» — думал Альк позже, уже остыв от разговора и переварив сказанное. «Научилась огрызаться. От меня что-ли? И рассуждать тоже. Растёт девчонка». Вообще-то, он уже не злился и не без удовольствия отметил Рыскины изменения. А ведь она права. Нет, не совсем, конечно. Совсем даже не любую миссию он провалит, а в некоторых случаях может быть и полезен окажется. Но суть ухватила верно. То, что за столько лет не увидел, не заметил старший Хаскиль, то за какие-то полтора месяца разглядела она — простая весчанская девчонка. «И да! Надо быть осторожнее с риторическими вопросами. И кстати, в разделе про этикет, надо обязательно познакомить Рыску с этим понятием»- сделал себе зарубочку на будущее Альк.

Признавая в принципе Рыскину правоту, он не собирался ей в этом признаваться. Поэтому гордый аристократ продолжал драть нос, изображая из себя несправедливо оскорбленного и недооцененного скудоумным окружением гордого Хаскиля. И спать они легли в гордом молчании. Альк демонстративно развернулся спиной и отодвинулся от Рыски.

Девушка тоже отвернулась. «Как обиженный ребёнок, честное слово», — подумала она. И ещё ей подумалось: «Да-а-а, давно ли я всех боялась и стыдилась, страшась, тому же Сурку, поперёк слово молвить. А сейчас этого заносчивого отпрыска знатного рода жизни учу», — Рыска улыбнулась, засыпая.

Ночной холод не дал поссорившимся проснуться в таком же гордом отдалении друг от друга, как они легли, согнав их вместе. Во сне они не обижались и не сомневались, а просто тянулись друг к другу, даря тепло. Поэтому когда Рыска проснулась, как обычно, первая, то обнаружила себя в объятьях Алька. И её рука — о ужас! — обнимала этого вредного представителя семейства Хаскилей. Хорошо, что хоть он не видит. Но как же хорошо всё-таки так лежать. Как было бы здорово просыпаться так, обнявшись, каждое утро. Она бы о нём заботилась, готовила завтрак, дарила свою любовь. Она аккуратно убрала руку, поднялась на локте и залюбовалась Альком. У молодого мужчины было такое расслабленно-блаженное выражение лица, он даже чуть улыбался во сне. Рыска не помнила, чтобы она видела у него когда-нибудь такое выражение. Так захотелось вдруг погладить его белые волосы и поцеловать.

«Тьфу, размечталась!» — стряхнула с себя наваждение девушка. «Нужны ему мои поцелуи. Не пара мы! Дура весчанская!» — обругала она себя. — «А вот, кстати, завтрак действительно пора готовить».

Начинался новый день. Рыска поднялась и пошла к реке.

Что-то с ней творилось не то. Сначала Рыска чуть не сверзилась с коровой в довольно глубокий овраг. Она тогда задумалась и пропустила момент, когда глупая скотина отошла в сторону от тропы, соблазнившись какой-то травинкой. Она оказалась уже на самом краю обрыва, когда окрик Алька предотвратил падение. Рыска в последний момент отвернула корову в противоположную от обрыва сторону, под задними копытами кусок почвы таки сполз в овраг, но корова успела скакнуть, и в тот раз всё обошлось.

Зато потом в темноте на привале Рыска всё-таки упала, когда пошла за водой, неудачно выбрав спуск к реке и улетев с довольно приличной высоты. Что-то хрупнуло в ноге, и в глазах аж сверкнуло от боли, а потом сверху ещё котелок по макушке прилетел, который она при падении выпустила. Да так хорошо, что она даже на миг сознание потеряла, или ей так показалось. Хорошо, хоть крыса с ней не было, остался с Альком у костра,. Потом, придя в себя, она недолго посидела и попыталась встать, но острая боль в ноге пронзила насквозь, заставив со стоном сесть.

— Сиди уже, не двигайся, я через щепку спущусь, — послышался сверху голос Алька. — Горе луковое, — ворчливо, но не зло добавил он.

Вскоре он подошёл, присел рядом:

— Как ты?

— Нога. Встать больно.

— Идти сможешь? Надо к костру, тут не видно ничего.

— Сейчас попытаюсь, — Рыска аккуратно начала вставать, опираясь на здоровую ногу, Альк её поддержал, помогая подняться. Девушка попыталась чуть наступить на пострадавшую ногу, вскрикнула и осела.

— Нет, не могу, — виновато сказала она.

— Понятно, — Альк осторожно взял Рыску на руки и понёс её к костру.

Подойдя к костру, белокосый сгрузил девушку на землю, точнее, на бревно около огня. И осторожно начал осматривать ногу. Голову он тоже осмотрел, проявив к ней до обидного меньше внимания, только сказал:

— Были б мозги, было б сотрясение.

Рыска в ответ только зыркнула, что с этой вредины взять.

— Здесь болит? — спросил видун, щупая ногу.

— Сщщщ! Да!

— Досадно! — он ещё поводил руками над больной ногой, подумал и резюмировал. — Вывих, ну и растяжение связок, разумеется. — Альк говорил это с видом «больной скорее мёртв, чем жив».

— Ой, а что же теперь делать? — тут же среагировала на его тон девушка.

— Вправлять будем!

— А это больно?

— Нет, щекотно!

Девушка тут же съёжилась и попыталась поджать ногу.

— Я боюсь!

— Ногу сюда давай! И не смей ей дергать, — безапелляционным тоном заявил в ответ Альк.

Девушка ногу вытянула, но сама ещё больше скукожилась и так вцепилась в бревно, что пальцы побелели, а глаза, не мигая, смотрели то на ногу, то на Алька так, что мужчина немедленно почувствовал себя начинающим садистом и мучителем беззащитных девушек.

— О, божиня, за что мне это? — воздев глаза к небу, сказал он и, уже обращаясь к Рыске. — Да расслабься ты!

А потом посмотрел заинтересованно в темноту за её спиной и воскликнул:

— О-о-о! Смотри-ка, Жар на корове едет!

— Где, где? — тут же среагировала девушка.

Она обернулась и начала выглядывать друга. Костёр освещал только ближайшие кусты, а там, где кончался свет от костра, не было видно ни зги. Только на фоне неба виднелись силуэты крон деревьев, похожие на диковинных чудищ из её сказок. Как только Альк умудрился кого-то там увидеть? И вроде в темноте видит плохо. Она, Рыска, и то ничего не видела. Надо покричать, позвать Жара.

— Аа-а-ааааа!!! Ооо-о-о! Ой-ё-ёй!

— Да всё уже, всё! Не вопи!

Рыска, высматривающая придуманного Жара, отвлеклась от рук Алька. А тому только того и надо было. Он, вспомнив соответствующие уроки в Пристани, резко дёрнул рыскину ногу.

—Ах ты гад! Уууу, больно! Ещё и обманул! — она набросилась на него с кулаками.

— Ну, а что мне оставалось делать? Не привязывать же тебя к дереву, — спокойно, чуть заметно улыбаясь уголками губ, ответил Альк, легко уклоняясь от её кулачков. — Подожди, не шевелись так рьяно, мне ещё нужно тугую повязку наложить и холод приложить.

Когда всё было сделано, он ещё немного поколдовал над ногой, слегка меняя дорожку, облегчая заживление.

— Ну, вот! — с чувством выполненного долга сказал белокосый видун, — теперь ногу старайся не нагружать. Завтра поедем до кормильни, там придется остановиться дня на два, чтобы нога поджила и рецидивов не было. Хромать, конечно, ещё недели две будешь, но ходить сможешь.

— Эх ты, бесстрашная воительница с котелками! — ехидно улыбнулся он и щелкнул её по носу.

— Ах, ты! — Рыска хотела ударить по этой наглой руке, но опять не попала.

Рыска аккуратно потрогала шишак на голове. Да-ааа! Хороша же она заявится в замок Хаскилей. Хромая, кривая. Тьфу — позорище!

Альк задумчиво смотрел на Рыску. Черноволосая девушка так трогательно смотрелась у костра. Как растерянный котёнок с перебитой лапкой. Сейчас особенно стало понятно, как она беззащитна.

— Ты сиди пока здесь. Я сейчас принесу тебе что-нибудь укрыться, чтоб не замёрзла. И приготовлю поесть чего-нибудь. Травмы травмами, а кушать-то хочется.

И заметив нервную попытку девушки то ли подскочить, то ли отказаться, заявил с наглой ухмылочкой:

— Да ты не переживай, я только бутерброды сделаю, а это не считается, — нахально подмигнул он, — но если захочешь, то и утку поймаю. Ты только скажи.

Рыска покраснела.

— Как запущу в тебя чем-нибудь! Издевается он. Пользуешься тем, что я ходить не могу.

Альк обидно заржал и ушёл.

* * *

Они сидели и пили чай с бутербродами.

Рыске было не по себе, и она решила излить Альку свои тревоги, мучившие её последнее время.

— Альк. Что-то со мной не так. Я стала какая-то неуклюжая, что-ли. За последнее время со мной происходит больше глупых случайностей, попыток покалечиться, даже успешных, чем за всё полуторамесячное путешествие. Вот так не вовремя ногу вывихнула, и вроде ничего не предвещало, теперь неизвестно сколько заживать будет.

— А оно бывает вовремя? Сейчас-то как раз спокойно, и мы никуда не торопимся особо. Так что не переживай за это, Рысь.

Девушка опять вспомнила, какой она предстанет перед его родителями и внутренне не согласилась с Альком, но продолжила излагать свою первоначальную мысль.

— Давеча чуть с коровой в овраг не упала. Да со мной сроду такого не было, — она немного помолчала.

— Альк, как ты думаешь, что со мной? — спросила бывшая путница.

Альк догадался о причине несчастий ещё при проведении спасательных операций. Мужчина нежно погладил Рыску по голове, как и положено сильному и умному маленькую и неразумную. — А сама не догадываешься?

Девушка недоуменно посмотрела на спутника своими большими желто-зелеными глазами и помотала головой.

— Неа.

— Рысь, понимаешь, у тебя нет больше дара, который бы защищал тебя от подобных недоразумений и предупреждал об опасностях. А ты так привыкла им пользоваться, что и не замечала большую часть этих опасностей, безотчётно уходя от них. И это ты ещё одна не путешествовала, ты бы ещё заблудилась десять раз. Привыкла же, что всегда находишь выход, просто захотев его найти. Сейчас ты тоже пошла к реке, не особо озаботившись поиском тропы, как обычно, по привычке понадеявшись на дар, что он предупредит об опасности и найдёт подходящую тропинку для спуска.

— Но, Альк, живут же другие люди без этого дара. Вон, Жар. Что-то я не замечала, чтобы с ним каждую щепку что-то случалось или чтобы он терялся. Да и другие каждый день в овраг не падают, — досадливо возразила бывшая путница.

— У Жара и у других дара никогда не было, и они никогда на него не полагались, и у них была целая жизнь, чтобы научиться замечать опасности и обходить их другими способами. Они более внимательны и осторожны. А ты привыкла полагаться на дар и этого уже не замечаешь. Тем более что он так рано у тебя проявился, и ты начала им активно пользоваться. Ещё и в веске, где почти не бывало путников, то есть ничего не мешало твоему дару. Ты и не знаешь, как оно без дара живётся. Для тебя это было как дышать. Поэтому тебе надо учиться быть осторожной и внимательной.

— Как заново ходить учиться? — грустно спросила Рыска.

— Да, вроде того. За тобой теперь нужен глаз да глаз, — он улыбнулся.

— И что ж я всю жизнь теперь с нянькой должна ходить? — с досадой бросила девушка.

— Нет, пока не привыкнешь, — серьёзно ответил он.

Рыска надолго задумалась. Да-а-а-а! Такое понимание для неё оказалось неожиданностью. Оказывается, потеря дара и для неё имела неприятные последствия. Она теперь оказалась обузой. Рыска опять почувствовала досаду. Ну вот, теперь ему придётся возиться с ней, как с маленькой девочкой. Не таких отношений ей хотелось. От таких невесёлых мыслей вид у девушки стал грустный и несчастный.

Альк внезапно понял, что сейчас ей очень нужна его помощь и поддержка. И уж кто-кто, а она её заслужила. Он ей очень сочувствовал. Тем более, ведь она расплачивалась отсутствием дара за то, что делали вместе. Хорошо ещё, что для неё дар принципиально ничего не значил, и она сравнительно легко с ним рассталась. Но даже ей это оказалось не так просто. Да если ей сейчас так непросто, то он бы, наверное, вообще с ума сошёл. Если бы он столкнулся с этим побочным эффектом, он ещё и от упрямства и злости себе бы башку расшиб, не принимая ничьей помощи. Ну ничего, она быстро научится и приспособится. Рыска — девушка терпеливая и легко обучаемая. Надо её только поддержать немного.

Рыска неосознанно коснулась шишки на голове, видать, саднило. Эх, и как он не уследил, подумал Альк. Мог бы, конечно, догадаться раньше и подстраховать. А ещё он понял, что его ничуть не напрягает необходимость о ней заботиться. Ему даже приятно, хотя и несколько необычно. Ему даже хочется сделать ей что-нибудь приятное. И, поддавшись спонтанному чувству, он поцеловал её чёрную макушку и нежно погладил. А потом игриво щёлкнул по носу:

— Что загрустила, сказочница? Ты ж кричала, что дар тебе не нужен и только мешает. Ну вот и учись жить без него. А я прослежу, — он улыбнулся.

Девушка молчала, в недоумении приоткрыв рот. Да, Альк продолжал её удивлять. За последнее время он сильно изменился, ни разу после пещер, ну почти, не назвал её «девкой» и вообще обидно не обзывался. Если не считать вчерашней ссоры, конечно. И вообще, когда они оказались вдвоём, удивлял своей заботой и ласковым отношением. Юмор из разряда злого перешёл скорее в ехидный. Он по-прежнему над ней подшучивал, но что-то неуловимо изменилось. Скользнула робкая мысль «Может и правда нравлюсь?».

Альк, всё так же улыбаясь, аккуратно ладошкой снизу-вверх поднял отвисшую у Рыски челюсть. Зубы щёлкнули. Девушка сглотнула. Тряхнула головой, собираясь что-то ответить, но вредный Хаскиль уже ушёл в темноту.

Рыска улыбнулась.

— Ишь, следить он будет! Сама разберусь, — чуть слышно прошептала она. А потом, уже про себя: — Спасибо тебе, Альк!

* * *

Утром Альк встал пораньше, вырубил и обстрогал палку, на которую было удобно опираться, если приходилось куда-то ходить. А также решено было сесть на одну корову, на вторую навесить всю поклажу и вести в поводу.

— До кормильни и так сойдёт, а ногу лучше не нагружать лишний раз. И вообще, мне так спокойнее, — прокомментировал своё решение Альк.

Добрались до кормильни они где-то к обеду. Городишко был небольшой, в прошлый раз путешественники туда не заезжали, он стоял несколько в стороне. Когда они в него въехали, Рыска увлеченно пыталась читать вывески и угадывать, что они обозначают. Благо подобного практического материала было в изобилии. Саврянские буквы с ринтарскими были похожи, лишь некоторые она ещё не знала. Альк терпеливо отвечал на все её вопросы. Языку он начал её учить почти пару дней назад, как и обещал. Ученица оказалась рьяная. Пока искали подходящую кормильню, Рыска успела перечитать все вывески в округе, не укрылись даже надписи на заборах. Но это Альк пресёк на корню. Нечего плохому учить. На самом деле Хаскилю нравилось стремление Рыски выучить язык. Пригодится. Тем более обучалась девушка на удивление быстро.

Крыс удобно дремал, сидя на плече у Алька. Он сидел там не просто так, а играл важную роль. Ведь с путником, хоть и таким ободранным, никто связываться не будет. Он не боялся, конечно, но лишние неприятности сейчас ни к чему. Да и отношение совсем другое — куда более уважительное. И, что важно, обслуживание получше будет, лишних телодвижений делать не придётся.

Перед входом в кормильню Альк сказал Рыске:

— Ну что, потренируешься в использовании саврянского языка? — и заметив беспокойство в глазах девушки, добавил уже с нажимом. — Это не вопрос. Указание к действию.

И потом деловым, не терпящим возражений тоном, начал перечислять:

— Значит так, пока я буду распрягать коров и заберу вещи, ты скажешь хозяину, пусть готовит комнату при кормильне и пусть греет воду, помыться с дороги надо. Ну и закажи перекусить чего-нибудь. И да, ринтарскими словами не пользуйся, всё равно не поймут.

Затем слез с коровы, помог слезть девушке. Подал ей палку и, слегка шлепнув по заднице, шепнул: — Ну, давай вперёд!.

Недовольно фыркнув, девушка, сначала было прикидывавшая, а не подождать ли спутника, оскорбленно прихрамывая, пошла в кормильню.

Конечно, Рыска ещё в Крокаше общалась с саврянами и покупала у них всякую мелочь, но то был приграничный город, и там было много ринтарцев, да и переговоры шли на смеси ринтарского и саврянского. А здесь ринтарцев Рыска ни одного не видела, и ринтарский тут, скорее всего, никто не знает. И она справедливо полагала, что на неё будут обращать излишнее внимание, да ещё нога эта. И чего этот вредный Хаскиль её вперёд решил послать?! Как будто они не могли вместе пойти, сам бы всё и заказал, у него-то уж точно лучше получится. Нет, она считала, что справится, но чувствовала она себя неуютно, и ей просто не хотелось выходить из-под удобной и привычной защиты белокосого Хаскиля.

Но Альк не собирался обеспечивать ей комфорт и душевное спокойствие, а хотел устроить небольшую проверку. Ему важно было быть уверенным, что с такими небольшими бытовыми делами Рыска уверенно справится и одна. Мало ли, что понадобится, а его рядом не окажется. Да и не мешает посмотреть, как на неё реагируют местные и она на них, в ответ. Всё-таки она в чужой стране. Пусть потренируется и привыкает.

Взяв нужные вещи, он немного задержался, ожидая запропастившегося куда-то коровнюха. Отдал тому коров, и скорее пошёл в кормильню, дар намекал, что уже пора.

Альк тихо вошёл в кормильню и остановился возле дверного косяка, оценивая ситуацию. Незамеченным оставаться было довольно просто, потому что почти всё внимание перетянула на себя чернокосая девушка. К его приходу конфликт уже витал в воздухе. Шумная компания из четырёх мужчин в подпитом состоянии двигалась к Рыске, с явным желанием полапать красивую девушку. Рыска, красная и взъерошенная, жалась к стойке, ища глазами чем бы можно было отбиться. Палка стояла рядом, но про неё девушка от волнения забыла. Альк слышал отдельные фразы про ринтарскую шпионку и фигуру. Хозяин предпочитал в конфликт не вмешиваться и стоял несколько в стороне. Остальные посетители кормильни с интересом наблюдали.

— Ну что, ринтарская шпионка, попалась?!

— Красотка, может развлечёмся?

— А, может быть, проверим, какое у тебя секретное оружие есть?

Первый подошедший уже потянулся ущипнуть девушку за попу. Девушка потянулась за тяжелым кувшином с варенухой, чтобы огреть нахала. Но тут раздался резкий окрик Алька:

— Тше джзи итше тутай?*

Все присутствующие как один обернулись на голос. Хаскиль размашистым шагом уверенно направился к Рыске, намеренно проходя через середину зала, чтобы все могли хорошенько его рассмотреть. Наличие крыса способствовало удивительно быстрому налаживанию уважительных и исключительно мирных отношений.

Дебоширы, которые сначала повернулись к нему с видом «Ну кто это такой умный?», явно спасовали, и самый смелый из них подобострастно, с мерзкой улыбочкой проблеял:

— Да вот, господин путник, ринтарскую шпионку поймали.

Альк молча вопросительно поднял бровь.

Неудавшиеся охотники на шпионов наперебой начали объяснять:

— Да сами посудите: она же ринтарка: по-нашему плохо говорит, волосы чёрные, и глазищами так и зыркает, выглядывает чего-то.

«Понятно чего выглядывает, чем бы тебя огреть паразита», — мысленно прокомментировал его выпад Альк.

Тем временем обидчик продолжал наговаривать на Рыску:

— И с палкой словно хромая, не иначе как для маскировки. И вообще, чего ей тут нужно-то? У нас вон конфликт с Ринтаром. Точно шпионка, — глядя почему-то в пол, проговорил скороговоркой хулиган.

— Значит так! Слушают. Все. Меня. Внимательно! — чётко и с расстановкой произнося слова начал говорить Хаскиль. — Говорю один раз! Повторять не буду! — затем он щёлкнул пальцами и показал на Рыску. — Эта девушка — моя спутница! И кто посмеет её обидеть. Хоть словом. Хоть взглядом. Будет иметь дело со мной. Лично! Все всё поняли?! — он обвел всех тяжёлым взглядом.

Все находящиеся в кормильне закивали как игрушечные болванчики. Рыска сглотнула и оставила наконец кувшин с варенухой в покое. Четверо нахалов пятились к своему столу, стараясь не привлекать внимания, особенно путника. Марать о них руки Альку не хотелось, это как с сирыми и убогими воевать. Да и не нужно это уже было, ибо его выступление произвело нужный эффект.

— А конфликт между Саврией и Ринтаром уже исчерпан, — уже немного другим тоном, но всё равно с нажимом продолжил он. — Теперь у нас, наоборот, дружба, мир и сотрудничество. Все поняли?

— Что, и войны не будет? — спросили из угла.

— Нет. Войны не будет, — в голосе Алька просквозила гордость. — Даже наоборот — возможно, вскоре наши тсарства объединятся. — Все смотрели на него, открыв рты.

— И безосновательные притеснения или оскорбление ринтарцев будут приравнены к разжиганию конфликта и диверсионной деятельности, — решил, заодно, немного вправить мозги соотечественникам, Альк.

Все слегка ошарашенно смотрели на статного путника и отчего-то верили ему. Рыска взяла-таки злосчастный кувшин, налила себе полный стакан варенухи и залпом выпила.

Остальные переваривали неожиданно свалившуюся на них информацию.

Городок от границы был далековато и находился в стороне от основных трактов. Поэтому информация до горожан доходила в основном в виде слухов. А слухи о происходящем в городе ходили разноречивые. И додумывал их каждый сам, кто во что горазд. Слухи про объединение тсарств тоже ходили, но подтверждения тому до сих пор не было. Наместник информацию о последних событиях от гонца получил, но до жителей не довел, уж очень она ему не понравилась. Он решил выждать время, вдруг всё ещё переменится. Ринтарцев и Ринтар он ненавидел и привык считать ринтарцев врагами, тёплых чувств от сближения с Ринтаром не испытывал и надеялся, что всё вернётся на круги своя.

Уверенная, безапелляционная речь Алька, не допускающая разноречивых толкований, была очень кстати.

— А вы точно это знаете? — осторожно спросили из другого угла. Потом как бы оправдываясь, — То есть, господин путник, вы, конечно, знаете… но по городу ходят такие противоречивые слухи, и власти что-то молчат.

— Мы со спутницей только что из зоны конфликта, с Хольгиного пупа. И знаем всё не понаслышке. Дело обстоит именно так как я сказал. А на слухи внимание больше не обращайте. В стране грядут большие перемены, и надо правильно к ним относиться.

В зале повисла почтительная тишина.

— А сейчас я бы хотел отдохнуть, — свернул возможный разговор младший Хаскиль. В принципе, он всё важное уже сказал.

Он подошёл к хозяину и распорядился, чтобы обед подали в комнату, продублировал то, что должна была сказать Рыска, и поинтересовался, в какую комнату им идти. Хозяин, учтя новые обстоятельства, поменял первоначально предполагаемую комнату на лучшую в кормильне. И повёл дорогих гостей её показывать.

На лестнице вышла неожиданная задержка. Рыска попыталась было взять лестницу в лоб, то есть как обычно, но резкая боль в ноге не позволила ей это сделать. Девушка тихо охнула и стала приноравливаться, опираясь то на перила, то на палку и не нагружая больную ногу. Получалось не очень. Точнее получалось, но очень медленно и неуклюже. Тогда Альк не стал ждать и сказал хозяину, чтобы он ему всё показывал, а Рыска позже подойдёт.

Хозяин привёл нового постояльца в комнату и с гордостью начал показывать где у него тут что. Там оказалась и ванна, в которую после обеда наносят воды, и две кровати, и хороший вид из окна. И он что-то ещё говорил и говорил. А Альку уже было не до него. И несмотря на то, что дар ничего плохого не предвещал — да ничего и не должно было случиться — Альк из-за инцидента в кормильне уже беспокоился за Рыску и её долгое отсутствие. Хотя именно из-за инцидента все, не то что обидеть, смотреть на неё опасались, также, кстати, как и помощь предложить. Так что корячилась девушка на лестнице в полном одиночестве. Но теперь уже Альк хотел для своего спокойствия, чтобы Рыска вот здесь и сейчас была рядом с ним. Поэтому сказав хозяину кормильни «Спасибо, я всё понял», пошёл за ней.

Обнаружил он её ровно на середине лестницы, неловко перебирающуюся со ступеньки на ступеньку с помощью перил и палки. Палка в этом случае только мешала. Подошёл. Встал на ступеньку ниже, сказал: «Давай палку» и, не церемонясь, перекинул девушку через плечо, как боевой трофей, и быстро стал подниматься по лестнице. Рыска только один раз подняла голову глянув в зал, потом опустила и больше не поднимала.

* * *

Рыска обиженно закусила губу. Неприятное происшествие в кормильне, заключительным аккордом которого стал подъём по лестнице на плече у своего обожаемого Хаскиля, где она висела как непонятно что — у неё возникло ощущение, что как добыча у хищника, — выбило её из колеи. А она-то за время, проведённое вдвоём, уже так привыкла к внимательному отношению и заботе Алька. А теперь пригорюнилась. Вроде бы уже не в первый раз она в таком положении путешествует, но тогда это было оправдано, а сейчас обидно. И вообще, это он подставил её, отправив одну в кормильню, хотя сам же и спас.

— Ну что надулась, как мышь на крупу? — спросил довольный Альк нахохлившуюся Рыску, когда они остались одни.

Рыска не ответила, обиженно дёрнув носом.

Альк не расстроился. Обиженная Рыска лучше, чем… в общем хорошо, что она рядом. И хорошо, что он успел вовремя, а то если бы этот нахал дотянулся до неё своей грязной лапой, то за то, что эти охламоны остались бы живы или, как минимум, здоровы, он, Альк, не дал бы и одного к пятидесяти. А то он, понимаешь, изо всех сил держится, чтобы лишнего себе не позволить, а эти нахалы — сразу лапать. Он с удовольствием нарисовал в голове картинку, что бы он с ними сделал, заодно подумал, почему же всё-таки не сделал, вздохнул и с чем-то похожим на участие обратился к Рыске:

— Что, испугалась, шпиёния? — и чуть помолчав, ехидно добавил. — Эх ты — шпиёния, ты и по ту, и по эту сторону шпиёния. Смирись с этим.

Девушка опять дёрнула носом.

— Ну переборщил я с твоей самостоятельностью. Рано тебе ещё одной по кормильням шастать, язык действительно плохо знаешь и вести себя правильно не умеешь.

Девушка перестала молчать и ожидаемо возмутилась.

— С чего это ты решил, что плохо?! Я всё хозяину объяснила, что ты мне сказал!

— А это не я решил, это про тебя твой обожатель сказал.

— И не обожатель никакой, а придурок просто. Что ты его теперь цитировать будешь?

— Ого, какие мы сложные слова знаем. А что он там ещё сказал? про шпиёнию. Я ж говорю, смирись!

— Слово «цитировать» ты мне уже объяснял. И чем это я вела себя неправильно? Это ваши савряне дикие, девушек не видели.

— Эти дикие, — не стал спорить Альк, — и таких девушек они, наверняка, не видели. Что ты хочешь — провинциалы! — снисходительно сморщился Хаскиль.

— А я думала, провинция это веска. И каких это таких?

— Веска, безусловно, провинция. Но и этот задрипаный городишко тоже. Девушек, а таких, как ты — неподражаемых! — Альк засмеялся, но потом пояснил, — черноволосых девушек они не видели.

В дверь постучали.

— О, обед принесли, — потирая руки, сказал Альк. И оказался прав. Когда, расставив еду и напитки, прислуга удалилась, Альк принялся за обед и продолжил разговор.

— А почему ты сразу за варенуху схватилась? У тебя же рядом палка стояла.

— Ой, и правда, я про неё совсем забыла, — смутилась Рыска.

— Или по варенухе соскучилась? Выпить-то ты её потом не забыла, — ехидно прищурился видун.

— Иди ты! — зыркнула на него Рыска. — Я просто переволновалась. Знаешь, как я испугалась и растерялась. — А потом добавила, — А я, правда, что-то неправильно сделала?

— Ну, повышенное внимание к тебе объяснимо. Красивая девушка, во-первых, с необычными для здешних мест чёрными волосами и столь же непривычной прической, во-вторых, к тому же плохо говорящая на саврянском.

Рыска аж зарделась. Приятно же, когда тебя называют красивой, правда, неприятно, когда — плохо говорящей.

— Так вот, — Альк продолжал, — с такими данными здесь ты всегда будешь привлекать внимание. Поэтому тебе надо научиться пресекать нежелательные действия подобных охламонов в самом начале.

— Легко сказать. А как?

— Ну по поводу языка ты, наверное, уже поняла — учить надо. И то, что говорить будешь, заранее продумывать. А по поводу остального есть некоторые хитрости. Во-первых, надо вести себя уверенно. Даже если чего-то не знаешь и что-то тебя смущает, уверенный вид — залог успеха. Особенно если какие-то охламоны начинают про тебя что-то говорить или хамить. Тут нельзя смущаться, краснеть и запинаться, бегать глазами и вообще бояться, это для них пища, они начнут травить тебя с удвоенной силой и уже от тебя так просто не отстанут, как шакалы, почуявшие добычу. Если это возможно, надо просто не обращать внимания или посмотреть вот так, — Альк показал как.

Ух, аж мороз по коже, подумала Рыска.

— И дальше не обращать. А если не получается не обращать, то я скажу тебе пару фраз, ты их выучи, перевод тебе знать не надо, говоришь одну из этих фраз, глядя им в глаза, не отводя взгляда, только четко проговаривая каждое слово и уверенно. Должно помочь. Ну или, на крайний случай, отмахиваешься подручными средствами, как ты и собиралась. Только палка всё же лучше варенухи, — он улыбнулся. — Ну и последнее: если ты куда одна отправляешься, бери с собой крыса, пусть думают, что ты путница.

Рыска аж есть забыла, пока слушала. А фразы те наверно жутко неприличные, если ей даже перевод не надо знать. И про уверенность точно.

— Ну всё, сейчас помоюсь, и мне надо по делам сходить. Тебе потом воды наносят. Ты сама справишься? Если что служанку позови, она поможет.

— Да, я справлюсь сама. А ты куда? — забеспокоилась Рыска

— По делам, потом узнаешь.

…

— Альк!

— М-м-м

— А откуда ты знаешь, что закон выпустили, что ринтарцев обижать нельзя, то есть что… — Рыска задумалась, вспоминая мудрённые слова, которые говорил Альк. — Э-э-э… притеснение и оскорбление ринтарцев приравнивается… э-э-э… к разжиганию конфликта и д… как её, в общем ещё к чему-то.

— Ну, я этого не знаю. Точнее, я не знаю, выпустили такой закон или нет. Просто я считаю, он был бы правильным.

Рыска аж рот открыла, а потом сделав круглые глаза, прикрыла его ладошкой и спросила:

— Так ты что, их обманул?!

— Я их припугнул.

— Но они же тебе поверили.

Альк кивнул.

— Ну да. Я этого и добивался. И вообще, может, я и не соврал, может, наши деятели уже догадались что-то подобное написать.

— Альк, как же так можно, законы выдумывать?! Это же неправильно. Это же преступление, наверное. Нас божиня покарает, — Рыска смотрела на него со священным ужасом.

Альку стало смешно.

— Рысь, перестань глупости говорить. Лучше было бы, чтобы тебя повесили как шпионку?

— Ну ты бы не позволил, — неуверенно произнесла она, и потом добавила, — Наверное?

— Ага, и меня бы рядом. За пособничество, — развеял её сомнения Альк. — Ну что плохого, скажи мне, если эти дикие люди будут думать, что такой закон есть? Ну хорошо, если тебя так беспокоит, что такого закона нет, я схожу к Исенаре и предложу ей его написать, только в более мягком варианте. Не переживай! — Альк улыбнулся и подмигнул.

Рыска только за голову взялась.

— Альк, ты невозможен!

— Спасибо. Я знаю, — ответил вредный Хаскиль и утопал по своим загадочным делам.

* * *

Вынужденную задержку в пути Альк решил использовать с максимальной пользой. Надо было сделать много дел. Сейчас он шёл покупать себе и Рыске плащи, чтобы въехать в столицу в более или менее приличном виде, а не в этих лохмотьях, точнее, въехать в прилично прикрытых лохмотьях. Потому что, с одной стороны, его там многие знают, а с другой, вернуться домой после столь долгого отсутствия и предстать в столь плачевном виде бы не хотелось. И хоть потом можно будет переодеться, но первые, самые главные, щепки они должны достойно выглядеть. Ещё, пожалуй, новые рубашки придётся купить, а то совсем как оборванцы. Обувь бы тоже не помешало сменить, ну да ладно, обойдутся.

Так, ещё надо сходить к наместнику. Что за безобразия у них в городе творятся? Что за гонения на ринтарцев?

А ещё нужно поучить Рыску языку и, главное, как себя вести в замке, что говорить, как держаться. Несмотря на то, что Альк для себя решил, что ему неважно, как отнесутся родственники к Рыске, его отношение к ней не изменится, но в глубине души ему было далеко не всё равно, какой они её увидят. А первое впечатление самое сильное, и очень хочется, чтобы оно было хорошим. Особенно Альк опасался за отца, очень бы не хотелось огрести от него едкие и злые замечания под слащавую улыбочку и снисходительно-надменное, а то и откровенно презрительное отношение. Даже если он Рыске этого не покажет. Очень бы не хотелось давать повод отцу с первых щепок увидеть в Рыске тёмную весчанскую девку. Мысль об этом почему-то больно царапала молодого Хаскиля. А чтобы подстраховаться, лучше было научить Рыску правильно держаться и основам светского этикета. Да и мало ли, вдруг придётся на какой-нибудь приём сходить.

— О, а это интересно! — заинтересованно присвистнул Альк и свернул в притулившуюся сбоку книжную лавку.

* * *

После ухода Алька Рыска уже помылась со всякими шампуньками, маслами и чем-то вкусно пахнущим в пузырьках, которые принесла служанка. У неё же Рыска и узнала, как всем этим пользоваться, неплохо справившись, кстати, с языковым барьером, хоть не сразу, но подбирая нужные слова. Потом покормила крыса. И уже скучала, когда пришёл Альк.

Вернулся видун с какими-то свертками. Те, что побольше, положил на кровать, а из того, что поменьше, достал две книжки и протянул Рыске.

— На, развлекайся.

— Что это? — жёлто-зелёные глаза удивлённо распахнулись и уставились на дарителя.

— Ну смотри. Вот это, — он показал первую книгу, — такая саврянская азбука, для обучения чтению. Я тебе помогу, если что-то будет непонятно. — А это, — он указал на потрепанную небольшую книжку с ринтарскими буквами, — совершенно случайно попалась. Посмотри. Может, тебе будет интересно? — с видимым безразличием сказал видун и отвернулся, демонстрируя свою спину и белобрысый затылок.

Рыска с любопытством взяла невзрачную книжицу. На обложке большими буквами было написано «Сборник сказок».

— Ух, ты! — вырвалось у чернокосой девушки. Она зачарованно открыла книгу. Там вверху на странице было написано «Содержание», а ниже она прочитала «Чудесное зеркальце и семь лоэнцев», «Сказ о золотом вороне», «Летающая корова и братец Шарянушка», «Сказка о тсаре Дормидонте и Жар-птице», «Легенда об удивительной такке». У юной сказительницы аж дыхание перехватило.

— Альк! Алечка! Спасибо огромное!!! — восхищенно выпалила она и сама не помнила, как подлетела к Альку, обняла его и поцеловала.

А Альк впервые не поморщился, услышав уменьшительный вариант своего имени. Да примерно такой реакции он и ожидал от неё, когда обнаружил и решил купить неведомо как занесенную сюда книгу. Но как же приятно, обнимая черноволосую красавицу, наслаждаться её искренним восторгом и благодарностью. Такая живая непосредственная реакция и искренние чувства его радовали. Они были редкостью у девушек его круга, там чаще встречались прилизанные, чопорные эмоции и такое скучающее пресыщение жизнью. Рыска была не такая, и ему это нравилось. Ему было приятно доставить ей эту маленькую радость. Он бы мог долго стоять вот так, обнявшись, и слушать такой знакомый, ставший родным, стук её сердца, вдыхая её запах и получив — Ага! первый поцелуй, хоть и целомудренный, пока. Он погладил девушку по волосам и спине, с любовью смотря на смоляную макушку. Она его видеть не могла, и это было хорошо.

Макушка отмерла, и на него посмотрели милые желто-зелёные глаза.

— Ой, извини, — девушка, тоже получившая свою порцию приятностей, как будто очнулась и испугалась. Что это она делает? Это же неприлично! Отодвинулась от него, но глаза у неё всё равно оставались счастливыми.

— Я так тебе благодарна! Спасибо. У меня раньше никогда книг не было. Это так необычно.

— А у нас в замке целая библиотека есть, правда, в основном на саврянском. Хотя несколько ринтарских книг тоже должно быть, — не преминул похвастаться Альк и, заметив на лице Рыски задумчивое выражение, уже привычно пояснил. — Библиотека — это такая комната с книгами.

— Ого! Целая комната?

— Ну да, в городских или при учебных заведениях в библиотеках бывает даже несколько комнат. Приедем, я тебе покажу.

Тем временем он развернул один из свертков и достал оттуда тёмно-зеленый плащ из тонкой, хорошо выделанной тисненой кожи, красиво обитый золотистой тесьмой по краю.

— А теперь давай ты плащ померишь, — сказал он, протягивая ей вещицу.

— Ух ты, какая красота! — не удержалась Рыска, рассматривая дорогую вещь.

— Мерь давай! — улыбнулся саврянин.

Альк деловито оглядел девушку, плащ пришёлся впору.

— Так, ну неплохо. Ну-ка, повернись.

Плащ-накидка был удобен для верховой езды, чуть короче середины бедра, зеленый цвет очень подходил к рыскиным глазам. И смотрелся неплохо.

— Так, и тут нормально. Капюшон накинь… О, отлично! Ну-ка, волосы постарайся совсем вовнутрь убрать. Ага. Ну ничего, что-нибудь придумаем. Прическу другую сделаем, да и всё. А если волосы спрятать, так вообще не видно, что ты ринтарка… Меньше дурацкого внимания будет, — пояснил Альк. — Надо ещё заколочки подкупить.

Рубашка тоже подошла, в таком виде уже можно было явиться домой, родные и знакомые не испугаются, нормальный вид для путешественников.

— Я доволен, — подвёл он итог.

Ну вот, одно дело сделано. Альк растянулся на кровати.

— Эх, хорошо! Это когда ж я последний раз мылся? Наверное, в Рыбке, когда притопило. Как мало человеку для счастья надо.

А потом уже про себя подумал: «И хорошо, что мы сейчас в кормильне, спать можно лечь по привычке без одежды. А то в лесу холодно уже. Зато там можно было о Рыску погреться, что тоже приятно. В общем, всё неплохо, могло бы быть ещё лучше, но не сейчас. А сейчас должны принести ужин. И потом спать».

Рыска рассматривала подаренные книги и тоже была вполне довольна жизнью.

* * *

Рыска в свободное время читала книжку сказок и уже её дочитывала. Получалось у неё это очень эмоционально. Мало того, что время от времени звучали разные междометия, девушка комментировала ещё и со своей профессиональной точки зрения. Альку нравилось исподтишка наблюдать этот процесс, это было так забавно, но когда чернокосая читательница поднимала на него глаза, он тут же делал вид, что ему всё равно. А ещё было интересно угадывать, какую именно сказку она читает в данный момент, без участия дара, конечно, а по её замечаниям. Часто удавалось. Почти все эти сказки он когда-то давно, ещё до Пристани, читал или слышал от ринтарской нянюшки.

Юная сказочница оценила сказки по достоинству. Две из них были в стихотворной форме, это было необычно, но Рыске понравилось. Она даже спросила у Алька, а можно ли их рассказывать, если они не её, саврянин ответил, что если она вначале назовёт автора, то можно. Девушка порадовалась, перечитала эти сказки ещё раз и решила, что надо будет их потом выучить, уже представляя, как будет их рассказывать. Это не нудные нравоучительные стихи Невралия, это должно нравиться.

После того как девушка прочитала сказку про такку, она вдруг посерьезнела, задумалась и спросила:

— Альк, а у вас водятся такки?

— Нет. Не помню, их около моря и Рыбки много. А что?

— А у нас в Приболотье их совсем нет. И никто из местных их никогда не видел. А слово такое знают. И представляют её страшным чудовищем. А когда случается что-то непонятное и страшное, говорят, что это такка. У нас однажды раздался душераздирающий вой, от которого стыла в жилах кровь, он продолжался три дня и три ночи, старожилы сказали, что это воет такка.

— Глупости! Такка — это птица, она не воет, — попытался внести здравый смысл саврянин. Но здравого смысла в этой истории было мало, там было про другое.

— Это ты знаешь, а у нас сразу все поверили. Если такка для тебя только слово и ты ничего о ней не знаешь, то делать она может всё, что угодно, и выглядеть как угодно, скорее всего, очень страшно. Мне она, кстати, представлялась огромной рыжей крысой.

— Ну с твоей крысофобией я знаком. Кстати, крысы тоже не воют.

— Моя такка была такая крыса, которая выла.

— Даа? Неожиданно, но понятно. Но весчанская дремучесть меня умиляет.

— Подожди умиляться. Хуторской дед сказал, что после войны такка выла три раза, и умилостивить её удавалось только человеческими жертвами, — глаза Алька расширились от удивления. — И они на общем собрании решили выбрать жертву.

— Ну ничего себе девки пляшут! — ошалело сказал Альк. — Да, воинствующие дремучие весчане — это сила, особенно, если они чего-то испугалсь. И кто оказался этим бедолагой?

— Жар!

— Ого себе! — ещё раз удивился саврянин, но потом добавил, слегка издеваясь. — Мудрое решение.

— Альк! Я тебя побью. Он тогда даже вором не был.

— И как этому плуту удалось обмануть судьбу?

Девушка рассказала историю про такку. Сказать, что Альк слушал её с интересом, ничего не сказать. Ему хотелось то ругаться, то смеяться в голос, то он удивлялся логике некоторых, точнее, её отсутствию, Рыска тоже раскрылась для него с новой стороны.

— Жар после этого случая на хутор уже не вернулся, обиделся и в город ушёл, и меня обещал забрать, ну дальше ты знаешь.

— Даа, тут похлеще любой сказки. А это точно не сказка?

— Нет. Это быль, — грустно сказала Рыска.

— Весчанская агрессивная дурость меня всегда поражала. Тут она просто вопиёт!

— Представляешь, обычная птица, а из-за неё такие страсти, столько жути навертели, ещё и потребовали человеческих жертв. А всё потому, что никогда её не видели, ничего о ней не знали, но боялись, — продолжала делиться своими мыслями Рыска.

— Человеку свойственно боятся непонятного и неизвестного, его воображение награждает это неизвестное свойствами его кошмаров. Такка тут совершенно не при чём. Не было бы её, нашли бы другое слово. С тем же результатом. Это история о том, как могут быть жестоки люди, когда чего-то не понимают и боятся. Повезло просто, что никто не пострадал. Жуткая история на самом деле, — Альк подумал и добавил тише. — Учиться вам надо, на самом деле, а то страшно подумать, что ещё понапихали в ваши головы в этой дремучей веске.

— Прошлые три раза пострадали, — поправила Алька Рыска.

— Да, Жару повезло больше, у него оказалась ты. Я даже не ожидал, что ты такая самоотверженная спасательница. Значит, ты с детства балбесов спасаешь? — Альк нежно обнял Рыску.

— Жар хороший и добрый. Он просто попал в сложную ситуацию и не ту дорожку выбрал. Он исправится, я в него верю. А каких ещё балбесов ты имел ввиду?

— А меня ты забыла?

— А ты разве балбес? — удивилась Рыска такой самокритичности.

— Я ещё хуже, — он поворошил её чёрную макушку. Девушка не стала уклоняться, только прижалась теснее. С Альком было хорошо и надёжно.

— Интересно, как там Жар? — спросила Рыска.

— Не переживай, ничего с этим баловнем судьбы не сделается, за ним сейчас Крысолов присматривает. Да я чувствую, сейчас пока с ним всё хорошо. А когда свои дела переделаем, то и мы подъедем.

— Ты со мной поедешь?! — радостно сверкнула глазами Рыска.

— Конечно. Куда тебя сейчас одну отпускать? Чтоб ты заблудилась, ноги переломала, на тебя напали дикие савряне и ограбили? — как само собой разумеющееся ответил Хаскиль. — Только, пожалуй, в вашу веску мне заезжать уже не хочется.

— А ты что, собирался?

— Ну ты ж собиралась.

— А теперь что, испугался?

— Конечно! Вдруг они чего-нибудь опять испугаются и решат несчастного саврянина в жертву принести.

— И что, ты с ними не справишься? — позволила себе усомниться Рыска.

— Справлюсь, конечно, но ты ж обидишься, что я с ними жестоко обошёлся. Будешь рассказывать, какие они все хорошие… были. А зачем мне обиженная Рыска?

Рыска попыталась треснуть Алька подушкой по голове, но тот ожидаемо увернулся.

— Не бойся, я тебе крыса дам поносить. В нашей веске путников уважают и боятся. За первое не поручусь, зато второе обещаю, — лукаво сощурила глаза Рыска.

— Спасибо, добрая женщина! Утешила. Только, боюсь, мне ваше Приболотье всё равно в кошмарах будет сниться, — съёрничал Альк.

Девушка усиленно учила саврянский язык. Она чувствовала, что Альку это нравится. Да ей и самой хотелось понимать больше, когда они приедут к Хаскилям. Познакомиться с ними было и страшно, и интересно. А переводить, что они будут говорить, Рыска подозревала, Альк не станет. А ещё представлялась ей картина, как он с ними разговаривает на саврянском, а она стоит, лупает глазами и улыбается, как дура, потому что ни слова не понимает, «Бррр! Как неприятно». К тому же ей оказалось неожиданно интересно разговаривать с Альком на его родном языке. Это они практиковали часто. Поэтому эффект чувствовался.

А вот светский этикет давался Рыске труднее, да и энтузиазма не было. Сначала Рыска вообще заявила:

— Да чего там его учить! Ты ж меня уже учил: «Хи-хи», «О-о-о!», «Неужели?», «Фи!», «Да», «Нет». В разных сочетаниях. Тут даже саврянский знать не надо, только три слова выучить и за благородную сойдёшь.

Альк представил, как она подобным образом общается с его близкими, хмыкнул и, гордо встав в третью позицию, сказал, что в их случае это не вариант.

— Ты хочешь, чтобы мои родные подумали, что ты полная дура?

— А тебе какая разница, что они обо мне подумают?! — завелась Рыска.

— Есть разница! — не стал вдаваться в подробности Хаскиль. — И, кстати, очень глупо на приветствие отвечать «Хи-хи», если уж ты о том приёме в замке, — добавил он.

Рыска вспыхнула, запомнил, ты смотри!

— И что я должна была выбрать из твоего списка: «Фи», «О-о-о!» или «Неужели»?

— Ну вот видишь, — ничуть не смутился Хаскиль, — Для нормального общения этих слов явно мало.

— А почему тогда нельзя просто по-человечески общаться? Обычными словами.

— Есть слова, которые в приличном обществе не говорят. Не принято.

Завязалась словесная потасовка, из которой Альк, ожидаемо, вышел победителем, но энтузиазма это Рыске не прибавило. Чтобы хоть как-то мотивировать её, Альк согласился дать ей пару уроков игры на гитаре за успехи с этикетом.

Девушка расстаралась и уроки заслужила. Против ожидания, у неё оказался в наличии слух, и занятие было не бесперспективным. Но после этих занятий Рыска обзавелась ещё и мозолями на пальцах, зато к своей немалой гордости могла вполне прилично сыграть пару красивых проигрышей, которые эффектно украсили бы и начало сказки, и в конце были бы к месту, и вообще пригодится. А когда она представила, как под приятный перезвон струн можно рассказывать недавно прочитанные ей стихотворные сказки, её воображение разыгралась, и решение их выучить окрепло. А ещё в процессе занятий она раскрутила учителя на пару песен. В общем, Рыска осталась довольна. Альк, правда, считал это баловством.

В числе прочего Хаскиль не забыл ознакомить Рыску с таким понятием, как риторические вопросы. Объяснил, что это такие вопросы, на которые не принято отвечать. «Нет, их задают не потому, что придурки! Есть такая наука — риторика… А впрочем, ты всё равно не поймёшь. Вопросы: зачем, почему — для тебя слишком сложные, просто запомни». Объяснить, как отличить вопросы, на которые нужно отвечать, от риторических, оказалось сложнее. Помучившись немного, Альк решил ввести хитрость. При разговоре с его родственниками, знакомыми или на каком-нибудь важном приёме — ну если вдруг! — действует такое правило: если прозвучит риторический вопрос и Рыска соберётся на него отвечать, Альк незаметно ущипнет её за руку, это будет означать, что на него отвечать ни в коем случае не надо. На этом и договорились. И вопрос с риторикой и её вопросами закрыли.

Таким образом, в кормильне они провели три дня. Нога уже не болела. И хотя Рыска ещё прихрамывала, особенно на лестнице, но уже свободно обходилась без палки. Пора было ехать. Отъезд назначили на следующее утро.

* * *

Когда Альк закончил с рыскиной причёской, волосы были уложены наверх, крепко пришпилены и заколоты разными заколками и гребешками, попроще, чем тогда в замке, зато лучше держались и при езде не должны были растрепаться. Альк оценивающе посмотрел и остался доволен. Рыска померила плащ, накинула капюшон — если не приглядываться, то можно было принять её за саврянку. Альк удовлетворённо кивнул.

— Пойдёт! Снимай пока.

Затем сам оделся и накинул плащ. В новой рубашке и новом плаще Альк выглядел вполне респектабельно. Альк подумал и взял ещё и крыса.

— Ты пока всё собери и подожди здесь. А у меня тут ещё одно дельце осталось, — сказал он Рыске и вышел.

* * *

— Как господину наместнику о вас доложить?

Не придумав, кем ему представиться, Альк свысока бросил:

— Скажи, что с ним желает говорить Альк Хаскиль!

Сработало. Слащаво улыбающийся наместник сам вышел пригласить Алька в комнату.

— Проходите, господин Хаскиль! Чем могу быть полезен?

«Божиня, он ещё и путник! — с тоской подумал наместник, заметив крыса. Посла он раньше видел и фамильное сходство не давало шансов усомниться в происхождении визитёра. «Саший его принёс!»

— Что в вашем городе за безобразия творятся?! — с порога начал высокородный видун. — Почему жители до сих пор не извещены о том, что у Саврии с Ринтаром мир и сотрудничество, что конфликт исчерпан? Вы что, не знаете, что готовится свадьба её высочества тсаревны Исенары и нового тсаря Ринтара, что приведёт к объединению наших тсарств. И что за гонения на ринтарцев? Это что — саботаж?

— Нет, что вы! Что вы, какой саботаж? — наместник поскорее закрыл дверь.

Через лучину, когда дверь открылась, бледный и взьерошенный наместник кивал и говорил:

— Да, конечно, господин Хаскиль! Я всё понял, всё будет сделано! На главной площади глашатаи уже сегодня объявят всё, что нужно.

— Ну я надеюсь, — холодно бросил Альк и направился к двери.

Наместник тоскливо глядел на дверь, когда неприятный гость наконец ушёл. Потом без особого воодушевления подумал, может, обратиться к надёжным людям, чтобы его по-тихому прикопали. Хотя вряд ли получится, он же путник. Градоправитель только печально вздохнул.

* * *

Альк в хорошем настроении быстро дошёл до кормильни. Забрал Рыску, рассчитался с хозяином и через лучину парочка в зелёных плащах уже выезжала из города.

— А куда ты ходил? — решила полюбопытствовать Рыска.

— Любопытной Варваре нос оторвали, — ответил Хаскиль. — Восстанавливать справедливость. Заразила ты меня, — улыбнулся Альк, — Наместнику втолковывал, что надо выполнять тсарские указы. И что у нас с Ринтаром сейчас пламенная любовь, готовая завершится объединением наших тсарств.

— Ну и как? — спросила Рыска.

— Проникся, — ухмыльнулся Альк, — представляешь, он оказался таким же ненавистником чужеземцев, как и ты была. В общем, рассказывал мне, какие ринтарцы ужасные.

— Я уже не ненавистница, — Рыска насупилась и покраснела ушами. — Ну, а ты как? Тоже проникся?

— Я? Не. Я ему не поверил. У меня своя практика общения с ринтарцами есть. Особенно с ужасными ринтарскими шпиёнками, — у Алька было явно игривое настроение.

Вот в таком настроении они и направились в столицу. До столицы оставалось максимум два дня пути, может, и один, как повезёт.

Вот и столица! Брбржисщ. Забавное всё-таки название у столицы, как будто сначала передёргивает от отвращения «бр-бр», а потом шипишь от боли «жсщ», особенно похоже, когда рану прижигают и ты на вдохе шипишь «жсщщ». Странные они всё-же, те савряне, которые свою столицу так назвали. Хотя переводится вполне себе обычно Боброград. Но несмотря на название, столица Саврии очень красива!

Рыска с Альком въехали на холм с которого открывался чудесный вид на город. Отсюда, с возвышенности город смотрелся впечатляюще. Был вечер. Солнце ещё не начало менять цвет, но уже и не висело над головой, а склонилось на запад. И резкий, яркий его свет сменился на мягкий и какой-то уютный. Он расплескался золотом по шпилям и черепицам крыш. Посверкивал в разноцветных витражных вставках, играл зайчиками в стёклах домов и на металлических деталях. Солнышко весело играет с тобой, выстреливая своими лучиками, то от какого-нибудь окошка, то от шпиля, то от флюгера. На такое светило уже не больно было смотреть, только надо было прижмуриться. И если ты правильно прижмуришься, то солнечный свет брызгает из-под ресниц ворохом маленьких радуг.

Пока их коровы степенно цокали копытами по каменной мостовой, пользуясь тем, что их никто не подгоняет, путешественники любовались городом. Теперь они никуда не торопились. Рыске стало весело и уютно. А ещё ей показалось, что выглядит город сейчас чуть иначе. Вроде, она уже тут бывала и видела, но сейчас какое-то всё другое, незнакомое. В общем-то так и было с другим освещением и под другим ракурсом. Рыска с удовольствием знакомилась с городом ещё раз.

Так Рыска любовалась незнакомой красотой, а Альк — как раз такой знакомой и родной. Ему было до роготунов приятно наслаждаться таким родным городом, никуда не торопясь и не скрываясь. Он с удовольствием, подставлял лицо солнцу, ловил блики от шпилей, разглядывал знакомые места, замечая кое где изменения и вбирал ощущение, что он дома. Кстати, вечернее освещение города, скрадывало недостатки, грязь и нечистоты тротуаров и высвечивало достоинства.

На этот раз они, не таясь, поехали к центру, неспешно всё разглядывая. Альк повёз так, чтобы показать наиболее красивые и выигрышные места. Как раз сейчас они проезжали мимо фонтана. Там с одной стороны была каменная стена и статуя из белого мрамора в виде какого-то диковинного животного, изо рта которого била струя воды. Сам фонтан был сделан в форме полукруга, и его бортики плавно переходили в каменные же скамьи. На них сидела уже какая-то пара, непринужденно болтая. Вокруг в нескольких местах были разбиты клумбы, уже не просто бочки с цветами, а огороженные белым камнем, иногда сочетающимся с изящной ковкой, цветники абстрактных, закругленных форм. В некоторых местах около клумб росли деревья, и под ними тоже стояли скамейки. Мерный шум воды успокаивал и навевал… что-то навевал, короче. Ещё струи воды били откуда-то из центра фонтана. Заходящее солнце бликовало на воде в чаше фонтана и брызгах, придавая всей картине завораживающе красивый эффект. Рыску это впечатлило. Она остановилась и в восхищении смотрела на белый мрамор, и струи фонтана. Захотелось спешиться и тоже присесть на одну из этих скамеечек.

Альк с удовольствием смотрел на залюбовавшуюся девушку, испытывая чувство законной гордости за свой город. Желая закрепить эффект Альк сказал:

— Рысь, тут есть одно красивое место. Ты раньше лебедей видела?

Рыска отмерла, и на неё нашло шаловливое настроение: — Одного видела как-то, — засмеялась Рыска, одарив Алька лукавым взглядом, вспомнив, как Жар отправил Алька в обличье крыса в водное путешествие, поплавать в тинную речку, когда тот назвал их свиньями, а себя — лебедем. На самом деле настоящих лебедей она ни разу не видела, хотя и слышала о них довольно много, и даже на какой-то картинке видела, в отличие от такки.

— Что смешного? Я что-то не понял, — нахмурился Альк.

— Ну, помнишь, как ты после шошей в речке купался, объясняя нам с Жаром, что ты лебедь?

Альк вспомнил.

— Дура! Я тебе хотел показать озеро в городском саду, там красиво и лебеди. Ну не хочешь, как хочешь! — и он, подхлестнув корову, рванул вперёд.

* * *

Альк был уверен, что Рыска бросится его догонять и будет виновато жалеть, что обидела. Он был так в этом уверен, что отслеживать её перемещение не стал. Как потом оказалось зря.

Вместо этого он неожиданно задумался над Рыскиными словами. Ну да, происхождение — это скорее некий дар, который даётся при рождении, а не какое-то заслуженное достоинство. Мысль эта была для него достаточно новой, и он стал её думать.

То, что он родился в благородной семье, получил хорошее образование, это ему повезло, его заслуги тут особо и нет. Нет, к своему образованию он, конечно, приложил силы и это безусловно его заслуга, но у него была возможность его получить. А у Жара с Рыской такой возможности принципиально не было. Он улыбнулся «Хм? А было бы интересно дать им эту возможность». Умственные способности и нравственные качества, пожалуй, всё-таки определяются не происхождением. Воспитание, конечно, играет свою роль, но если говорить про сословия, то тут всё может быть очень сильно по-разному в любых сословиях. Знатные и благородные могут быть последними подлецами, как, например, Райлез, как и получившие прекрасное образование могут остаться тупицами, таких тоже немало. А некоторые весчане могут быть надёжными, верными друзьями. Всё вышеперечисленное сильно отличалось от того, как он думал до встречи с Рыской и Жаром. За последние полтора месяца его мнение как-то слишком резко изменилось. Ещё совсем недавно, да что там, всю предыдущую жизнь, он думал по-другому. Презирал весчан, причём всех скопом, и ставил себе в великую заслугу своё происхождение. «Ну сноб немножко. Да», — мысленно признал он. Слишком мало времени прошло ещё со смены столь глубоко въевшегося убеждения. Он даже, собственно, не признал их ошибочными. Просто сделал исключение для двух не в меру наглых и активных весчан. Просто эти исключения регулярно расшатывали его устои, пытаясь тыкнуть носом в их логические нестыковки. А бывшие убеждения сдавать своих позиций не хотели и отпускали его тяжело, прорываясь в привычных реакциях, и в привычных же выражениях. Так в неспешных размышлениях, он свернул на знакомую улочку.

Итак, что там в сухом осадке? Он пересадил крыса поудобнее, тот решил, что удобнее всего за пазухой, и скользнул туда. И… Вот, Саший!!!

Он наконец понял, что уже достаточно долгое время не слышит за спиной цокота копыт её коровы. Он наконец оглянулся и, понятное дело, за своей спиной никого не обнаружил. «Вот, бестолочь!» — с досадой и начинающейся паникой подумал Альк, — «Нашла время обижаться!». Мысль о том, что не вовремя обиделся он сам, Хаскилю даже в голову не пришла.

«Ладно, бестолочь-то она бестолочь, а делать что-то надо!» — с тревогой думал Альк. «Ну для начала, чтобы высказать ей всё что я о ней в настоящий момент думаю, надо её найти!»

Он повернул назад и прислушался к дару. Тот хоть и с помехами, но кажется что-то почувствовал. Ну и исходя из логики вещей, надо просто вернуться к месту ссоры и там уже поискать. Скорее всего она где-то в том районе. Он подхлестнул корову и начал движение в обратном направлении. Потом под неточным, но всё-же подсказывающим направление действием дара, он начал двигаться всё быстрее, а потом во весь опор понёсся по ночным улицам.

* * *

«Подумаешь, обиделся он! Как капризный мальчишка, уже и пошутить нельзя. Ну смешно же! Ничего — переживёт. Он сам-то, небось, обиднее шутит» — так думала Рыска, когда не стала подгонять корову, чтобы догнать Алька.

«Да пусть хоть на сто вёрст ускачет. Надоело чувствовать себя виноватой».

И продолжила своё неспешное путешествие. Совсем недавно ей всё казалось интересным и милым, сейчас же, она зябко поёжилась, ощутив, как внезапно стало неуютно и одиноко, и вспомнила, что она находится в чужой стране, в незнакомом в общем-то городе.

Быстро темнело, и город окутывался тьмой. Рыска начинала уже слегка нервничать. Солнце уже не казалось ей таким уютным и ласковым, да и сколько того солнца осталось. Рыска взглянула на небо и вздрогнула. Закат был достоин её сказок. Прямо иллюстрация к фразе «зловещий закат». И если бы она верила в свои сказки, то сказала бы, что это плохое предзнаменование. Нет, она, конечно, девушка рассудительная и понимает, что это просто облака так сложились и солнце, зашедшее за них, образовало эту жутковатую рожу. Но рожа со злобно сверкающими глазами и усмехающимся ртом, получилась на славу. Если бы здесь был Альк, можно было бы с ним над этим посмеяться. А сейчас ей было не до смеха и, вообще, не по себе. Одной в ночном городе потеряться не хотелось. Она повернула корову так, чтобы не видеть эту ухмыляющуюся рожу, вздохнула и продолжила свой путь, предавшись невесёлым размышлениям.

То, что белокосый видун её найдёт, если захочет, она не сомневалась. Это когда людей много, в том числе путников и других видунов, тогда дар не работает, а сейчас фактически безлюдные улицы. Конечно, возможно, что даже сидя по домам видуны и путники влияют на работу дара, но уже не так сильно. В общем, найдёт как-нибудь, когда про неё вспомнит. То, что когда-нибудь да вспомнит, она тоже была почти уверена. А вот то, что это произойдёт быстро, в этом девушка начала сомневаться, и чем дальше, тем уверенность в обратном росла всё больше и больше. Не пришлось бы ночевать на улице. Главное не вляпаться в неприятности до того, как он о ней вспомнит. И крыс, как назло, у Алька остался. Девушка почти совсем остановилась. Тем временем стало совсем темно.

Перед Рыской из-за угла внезапно появилась компания молодых людей. Сердце её резко скакнуло один раз, а потом заскакало с удвоенной силой. Она подумала, что одинокая девушка, стоящая столбом на улице, пожалуй, слишком привлекает внимание, и ударила корову по бокам, та бодренько поцокала по улице. Поравнялась с компанией. Те с интересом оглядели Рыску, и один из них спросил, не заблудилась ли милая девушка и не нужна ли ей помощь. Рыска ответила, что нет, спасибо. Другой парень с улыбкой спросил, кого она ждёт в столь поздний час. Мол, если кавалер опаздывает и заставляет ждать столь симпатичную девушку, то может, и ну его? И что они, мол, тоже неплохи, и, может быть, они вместо него сгодятся? Рыска старалась сохранить остатки спокойствия, но ей это не удалось. Она что-то ответила, но постаралась быстрее уехать. Юноши, лишившиеся этого маленького развлечения и возможности почесать языки, разочарованно закричали ей вслед: «Девушка, девушка, куда же вы?», а потом и заулюлюкали.

Рыска покраснела и сильнее ударила корову. Юной наезднице стало всё равно куда ехать, лишь бы не стоять. Волнение и страх сыграли с ней плохую шутку. Да и привычка полагаться на дар, которого уже не было. С даром бы она никогда не оказалась в это время и в этом месте. Рыска и не заметила, как попала на эту узкую улочку, где даже корове не развернуться, переходящую в какой-то тупик. У стены в этом самом тупике горел костёр, а около него сидело человек пять недружелюбного вида мужиков, все они были при разномастном оружии. С её появлением они все как один обернулись и посмотрели на неё с удивлением. Один из них присвистнул и протянул по-саврянски:

— Ух ты, какую кралю к нам занесло! И сама ничего, и шмотки богатые, а ещё и кошель небось где-то привязан! Что, птичка, попалась?!

Рыска остановила корову и потихоньку начала сдавать назад, чтобы иметь возможность развернуть корову и ускакать. Развернуться впереди у костра нечего было и думать. Бандиты, ну, а кто ещё это мог быть, уже повставали и приготовились ловить корову, некоторые взяли из костра горящие палки. И начали подступать к ней. Отступить ещё дальше и развернуться она не успевала.

Рыска глубоко вдохнула и, стараясь не поддаваться панике, пыталась трезво оценить, что она может сделать. Мысленно позвала Алька и попросила защиты у Сашия. И тут у неё сама собой всплыла в памяти саврянская фраза, без перевода, из тех, что Альк всё-таки заставил её выучить. Рыска, зло и чётко проговаривая каждое слово, озвучила её, не переставая при этом пятиться. На мужиков это имело волшебное действие. Не остановило, конечно же, но задержало.

Мужики, не ожидавшие подобной реплики от юной, растерянной, потерявшейся девушки, на щепку остолбенели, переваривая услышанное. Потом, ругаясь, ну, наверняка, те незнакомые для Рыски выкрики, были ругательствами, кинулись на неё уже бегом. Но время для них было упущено. Рыска успела уже почти выйти из тесной западни и теперь проделала ранее виденный, но самой ни разу не опробованный финт. Она резко натянула повод коровы в сторону выхода из тупика, и с силой ударила её пятками, заставив бедное животное встать на дыбы, доразвернуться и поскакать галопом прочь. И уже боковым зрением она увидела, как откуда-то из подворотни вынырнул Альк, без коровы, но с одной из сабель. На мгновение повернувшись к ней, он что-то крикнул, а дальше шагнул к бандитам. И ... всё смешалось. Послышались крики, потом что-то вроде «Уходим отсюда, это путник». Через пару щепок мужики уже шустро тащили своих раненых или трупы в свои норы-подворотни. А ещё через щепку Альк уже стоял между домов в полном одиночестве, убрав оружие в ножны. Рыска, проскакавшая по инерции ещё некоторое расстояние, встала столбом, не очень удобно развернувшись назад и во все глаза таращилась на происходящее.

Потом Альк сходил за своей коровой, оставленной неподалеку. Подъехал к Рыске, которая так и осталась стоять там, где смогла остановиться, чтобы посмотреть, как её защитник свершает возмездие, правда, уже более удобно развернувшись, и обратился к девушке:

— Ну и как? Развлеклась? Прогулялась по ночному городу? Свежих зрелищ насмотрелась? Ну вот, почему мне только на тебя надо смотреть? Только отвлечешься, так сразу ты отстать и потеряться норовишь!

Рыска обиженно засопела.

— Может, перестанешь уже обижаться?! — сказал Альк.

— Кто? Я?! — не выдержала такой несправедливости Рыска. — Это ж ты обиделся и почесал, не оглядываясь!

— А ты должна была меня нагнать, а не еле плестись! Почему я должен постоянно следить, где ты и всё ли с тобой в порядке? — продолжал наседать поволновавшийся за Рыску Альк.

— Мог бы и оглянуться!

Альк только фыркнул. Никто из них виноватым себя не чувствовал.

— В общем, держись за мной и больше не отставай.

Какое-то время они ехали молча.

— А я, между прочим, сама уже выезжала, когда ты пришёл. И они бы меня не догнали, — сказала Рыска, которой самой почти удалось решить проблему и не хотелось чувствовать себя капризной неумехой, которую вечно надо спасать.

— Примерно два к трём, что не догнали бы. Да, ты неплохо справилась. Не ожидал, — согласился Альк, который тоже был доволен, что Рыска сама сумела справиться с ситуацией, хотя и не понимал, как ей это удалось. — Там сначала другой расклад был. Что ты сделала, интересно?

— А мне сначала времени не хватало развернуться, а потом я сказала одну из тех фраз, перевода которых мне знать не положено, ну и пока они впечатлялись, мне удалось развернуть корову. Ну, а потом они бы меня уже не догнали.

Альк рассмеялся:

— Да, представляю, как они удивились! Ты всё правильно сделала! — он одобрительно взглянул на неё. — Только скажи мне, куда ж ты потом собиралась? И как вообще сюда попала?! А, любительница трущоб и злачных мест. Я как-то не ожидал тебя здесь обнаружить, мы вроде по более приличным местам проезжали, — уже успокоившись, более миролюбиво продолжал допытываться Альк.

— Ну, тебя долго не было. Я подумала, что ты про меня, наверное, забыл. Я не знала, куда ехать и что-то как-то страшно стало.

— Ну так и осталась бы на месте, там в центре сравнительно безопасно, и я бы тебя быстрее нашёл.

— Да, я так и сделала! Но тут молодые люди вышли и что-то спрашивать стали. Я им отвечала невпопад... Да в общем, я просто испугалась и погнала корову куда глаза глядят, лишь бы не стоять, привлекая к себе всеобщее внимание. Как я в эту трущобу заехала, я и не заметила. Опомнилась, только когда разбойников этих увидела.

Альк поразмыслив сказал:

— Скорее всего, первый раз тебе ничего не угрожало. Похоже, юнцам просто скучно было, и захотелось с симпатичной девушкой языки почесать. Ничего страшного. Зря испугалась.

— Не привыкла я по ночам с парнями языки чесать, вот и испугалась.

— Да-а-а?!

— С незнакомыми парнями.

— М-м-м!

За разговорами они незаметно подъехали к старинному особняку, который был столичной резиденцией Хаскилей.

— Милости прошу! Это наш дом в столице. Я думаю, здесь мы и переночуем, — объявил Альк.

Путешественники спешились, саврянин отдал повод своей коровы девушке, а сам поднялся на крыльцо.

— Ну, с Хольгиным благословением, вперёд!

И Альк по-хозяйски постучал в дверь. Поначалу дом отозвался ворчливым, недовольным голосом слуги:

— Ну, кого там на ночь глядя принесло?

Потом дверь отворилась, представив взору путников столь же недовольную физиономию обладателя голоса:

— Чего надо? — физиономия не подобрела, зацепив взглядом изрядно потрепанную обувь спутников. Это почему-то больше всего разозлило Алька.

— Глаза разуй, придурок! Перед тобой Альк Хаскиль! Кто в данное время дома?

Рыска стояла поодаль от Алька, а то бы дёрнула наглого саврянина за рукав. Зачем хамить-то с порога? И решила поскорей привязать куда-нибудь коров и подойти поближе к этому нервному потомку знатного рода, так, на всякий случай.

Глаза слуги после последней фразы гостя недоверчиво округлились. Он явно не верил в услышанное, но и открыто хамить и выпроводить наглых гостей не решался. Слуга работал не так давно, Алька никогда не видел, но слышал про сына господина Хаскиля, что тот сгинул неизвестно где, уже много лет как, и домой его не ждали, а месяца два назад, прошёл слух, что он умер. И этот наглец в ободранных сапогах никак не мог являться потомком столь знатного и уважаемого рода. В лицо незнакомца, слуга как-то не очень вглядывался, да и капюшон Альк не снял.

— Не можешь, ты, — слуга презрительно фыркнул, — Быть сыном моего господина, потому что Альк Хаскиль умер несколько месяцев назад.

И только младший Хаскиль, раздираемый противоположными желаниями, заржать в голос и вдарить распоясовшейся прислуге по наглой морде, хотел уже сказать своё веское слово, как слуга, с сомнением добавил, — Хорошо, ждите здесь! Я о вас доложу хозяину!

«Ага, значит отец здесь», — подумал Альк.

— И если вы обманываете, то вам не поздоровится! — с угрозой добавил слуга напоследок и развернулся идти к хозяину, ещё больше заведя своим замечанием оппонента.

— Ты! — потомок рода Хаскилей, всё-таки произнёс своё веское слово в отношении нерадивого и наглого слуги, причём, довольно громко, и это была довольно сложная словесная конструкция довольно обидная по содержанию и не допустимая в приличном обществе по форме, в конце добавив, — Ты должен отвечать, а не хамить, когда тебя спрашивают! Совсем вас тут разбаловали!

Прервал эту словесную перепалку старший Хаскиль, сам вышедший на шум и показавшийся ему знакомым голос. Он спускался сейчас по лестнице, статный, холёный, средних лет мужчина, тот самый, которого Рыска видела во дворце.

— Заявился-таки! — довольно улыбаясь, пробухтел старший Хаскиль — Всё в порядке, Иржик, этот наглый гость действительно мой сын, ты возьми их коров, поставь к нашим и приготовь дорогим гостям комнаты, да распорядись перекусить что-нибудь, — и быстро двинулся навстречу Альку. — А ты, Альк, не успел приехать, уже обругал мою прислугу!

— Отец! — Альк зашёл в дом и направился к отцу.

Рыска, тоже зашла в дом. Мужчины обнялись. Рыска заметила, что в глазах старшего сверкнули слёзы. Но он быстро взял себя в руки. Так что Рыска подумала даже, что она ошиблась.

— Я уж думал, ты так и не найдёшь время к нам зайти. При прошлой нашей встрече ты сильно торопился, — с усмешкой, но продолжая обниматься, сказал старший Хаскиль.

Альк хотел ему ответить в тон, но не успел. Всё как-то скомкалось, Альк ойкнул, коротко ругнулся, извинился и достал из-за пазухи крыса, про которого забыли и придавили при жарких объятиях. Тот, естественно, не стал ждать, пока его совсем задушат, а тяпнул Алька за пузо.

— Не понял! — удивился отец. — Ты всё-таки стал путником?

— Нет!

— А это тогда кто? — указал он на крыса.

— А это тот, кем я был полтора месяца.

— А я тебя предупреждал, сын, — сказал старший Хаскиль, и по его лицу проскользнула заметная тень.

— Ты, как обычно, был прав, но я ни о чём не жалею, — ответил Альк.

Старший чуть заметно скривился, но решил уйти пока от скользкой темы, перейдя на нейтральные вопросы.

— И что, теперь ты будешь хранить его как реликвию? — старший уже миролюбиво кивнув на крысюка.

— Я к нему привык, — ответил младший, и ласково погладив тварюшку, посадил её на плечо.

— Ну пошли, что ты как неродной в прихожей встал, — сказал отец блудному сыну.

Рыска почувствовала себя брошенной и совсем лишней, но тут Альк оглянулся к ней и, протянув руку, сказал:

— Знакомься, пап, это Рыска. Она со мной. Моя спутница. Я её должник.

Ему и самому не понравилось, как это прозвучало. И надо бы сразу с порога объявить, кто такая для него Рыска, чтобы поставить все точки над i. Но он так давно не был дома, так соскучился, что с порога вляпаться в отчуждение, скандал и проблемы не захотел. Он, конечно, это сделает, но чуть попозже, решил Альк.

Старший, оглянулся, окинул цепким взглядом девицу, подошёл к ней, церемонно протянул свою руку и по-саврянски сказал:

— Позвольте вашу руку, мадемуазель? — дальше пошла стандартная процедура знакомства, Рыска протянула руку для поцелуя. Хорошо, что сцену знакомства они с Альком репетировали несколько раз, иначе засмущалась бы и что-нибудь не так сделала.

— Кшиштоф Хаскиль! — с достоинством, а как показалось Рыске, с видом «А ты кто такая?» представился отец Алька.

— Рыска, — ответила Рысь и сделала реверанс.

Неплохо получилось, отметил про себя Альк.

— Ну пойдёмте все… в столовую, — сделал приглашающий жест хозяин.

Дома, кроме отца и слуг, оказались ещё нянюшка с Ташем. Таш, правда, уже спал, а нянюшка вышла на шум. О, как она обрадовалась, как кинулась к Альку, обнимать, вспоминать, какой он был, восхищаться, каким стал, сокрушаться, что ж такой худой да бледный. И вспомнив, что скорей надо накормить детей с дороги да спать уложить, потащила их в столовую. Альк с удовольствием и обнимался, и вспоминал, и давал восхищаться, а также суетиться вокруг него, холить и лелеять. Он с радостью окунулся в знакомую атмосферу. Крыса-таки пришлось отдать Рыске, так как он у нянюшки тёплых чувств не вызвал.

Их проводили в столовую, где уже зажгли свечи и принесли остатки ужина. Встреча продолжилась там. Вопросы, воспоминания, разговоры. Пока путешественники ели, нянюшка и отец сидели, опёршись локтями о стол, а ладонями подперев щёки, и с обожанием смотрели на Алька. Изредка тёплый взгляд доставался от нянюшки и Рыске, та, когда его замечала, улыбалась в ответ, а вот крысу, которого посадили рядом и тоже дали еду, доставались неодобрительные и опасливые взгляды нянюшки. Оно и понятно, нормальная женская реакция. Старший Хаскиль был безразличен к крысу, а вот на Рыску тоже иногда поглядывал с интересом. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что интерес был недобрый, но Рыска была слишком смущена и смотрела в основном к себе в тарелку или на Алька, а Альк тоже так был занят встречей и разговором, что тоже ничего не заметил.

В замок решили ехать утром, послав вперёд гонца. Но прежде отцу надо было заехать во дворец, дать необходимые распоряжения. Сейчас все усиленно готовились к помолвке её высочества Исенары и Шареса, и отец был здесь по делам. Наконец все наговорились и разошлись по разным комнатам спать.

* * *

Кшиштофу Хаскилю не спалось. Слов нет, как рад был старый Хаскиль приезду сына. А вот присутствие чернокосой девушки его сильно напрягало. Он её узнал, это была та самая девица, которую он видел вместе с сыном во дворце. Поэтому то, что она ринтарка не было для старшего Хаскиля неожиданностью. Но и приятностью тоже не было. Эта девица рядом с его сыном старшему Хаскилю категорически не нравилась. Хотя может удастся отделаться от неё деньгами, лишь бы этой чернокосой ринтарки не было ни в их семье, ни рядом с Альком. А то с этого упрямца станется, решит ещё жениться в знак благодарности или для демонстрации своего свободного выбора и попрания традиций. Любит он это, попрать традиции. Поэтому провоцировать его нельзя, впрочем, как и допустить этой связи. Надо что-нибудь сделать, чтобы этого не случилось, но осторожно и дипломатично. И Кшиштоф Хаскиль хищно усмехнулся. Он не допустит появления в их приближенной ко двору благородной саврянской семье Хаскилей этой ринтарки. Да и просто вместе они не должны остаться, дабы не появилось от этой связи щенков ринтарских, не попортила чтобы их чистую благородную кровь эта чужеземка.

Ринтарцев Кшиштоф Хаскиль недолюбливал, хотя и имел с ними дела. Во-первых, они сначала отобрали у него сына со своей Пристанью, потом чуть не загубив его, во-вторых, в прошлой войне убили его брата, и смешанные браки он не одобрял. Ему даже брак тсаревны Исенары не очень нравился, но это тсарские дела, там свои интересы, и он признавал этот брак выгодным обоим тсарствам. Но в своей семье он был категорически против смешения кровей и традиций. Да и вряд ли девчонка из достаточно — достаточно для Хаскилей — знатного рода. Она даже фамилию свою не назвала, значит — плебейка. Наверняка, из какого-нибудь богом забытого уголока Ринтара. Наверное, дочка какого-нибудь купца, в лучшем случае. Надо будет, если потребуется, навести справки. Не пара она Альку, не пара, ни по сословию, ни по крови, и даже рядом не должна стоять. И он, Кшиштоф Хаскиль, постарается этого не допустить. Но сделать это надо чисто, как бы само собой, без его явного участия. Во избежание обвинений и обид. Не зря же он такой опыт в дворцовых интригах имеет. Но для начала он к ним присмотрится, может, он и зря опасается, и между ними ничего нет и быть не может. Может, получит деньги и уедет в своё захолустье навсегда.

* * *

Альку тоже не спалось. Он ворочался, думал про завтрашний день и прокручивал в голове сегодняшнюю встречу. Кстати, спали они с Рыской в разных комнатах, что логично, но непривычно, может, ещё и это мешало уснуть. В голову приходило то одно, то другое. Потом туда полезли всякие мелочи. Например, куда бы деть крыса на время жарких встреч? Алька же женщины, мать да сестра, заобнимают, придавят же тварюшку, да и испугаются, женщины же. Рыске дать — нормальное такое первое впечатление будет. А ведь он его так тщательно планировал. Логичнее где-то оставить. Но где? Если с торбами, то когда слуги будут распрягать коров, прибьют же, а Альк в эмоциях может и забыть предупредить. Жалко, однако. Садить за пазуху тоже не вариант. Альк потрогал прокушенное пузо и, так ничего путного и не придумав, повернулся на другой бок и наконец заснул.

* * *

Наутро, встав пораньше, посол зашёл к сыну, сказать, что идёт во дворец улаживать дела, и предложил Альку пойти с ним. Обожаемый сынок ответил, что, пожалуй, сходил бы, но только с Рыской. Отец скрепя сердце согласился. Обсудив план на день, они решили, что надо послать гонца в замок, известить, что Альк возвращается. Пусть мать и сестра порадуются и заодно приготовят всё к встрече.

Альк намекнул, что перед посещением дворца, надо бы им с Рыской выглядеть поприличней. Одежда пусть остаётся дорожная, нужно лишь новую обувь и штаны, только у него в данное время денег на это не хватит. Отец не возражал. Решили, что обновят свой гардероб по пути. Потом отец спросил про девушку, кто она такая. Альк не стал вдаваться в подробности происхождения и социального статуса Рыски, просто сказал, что обязан ей жизнью и должен ей сто златых. Отец удивлённо поднял бровь — однако!

— Ты считаешь, моя жизнь столько не стоит? — испытывающе смотря на отца, спросил Альк.

— Да, стоит, стоит. Она стоит гораздо больше! Просто, и девушка не создаёт впечатление алчной зубастой особы, которая своего не упустит. И вообще, мне показалось, вы друзья?

— Мы друзья, но это договорённостей не отменяет. Ты поможешь мне расплатиться?

— Ты только за этим и приехал? — язвительно и с явно сквозящей в вопросе досадой, спросил Кшиштоф Хаскиль

Всё-таки старшему Хаскилю удалось смутить младшего, озвучив основную причину приезда, но Альк взял себя в руки, посмотрел прямо в глаза отцу, и сказал:

— Там видно будет!

— А девушка получит деньги и уедет? — с тайной надеждой спросил старший Хаскиль.

— Девушка — моя гостья! И она останется в замке столько, сколько я или она посчитаем нужным, — с вызовом ответил Альк. — Ты же не против? — спросил он, демонстративно подняв бровь и зло улыбнувшись.

— Да, пожалуйста, пожалуйста! Как считаешь нужным, — ответил старший Хаскиль. С досадой подумав при этом, что, похоже, просто откупиться деньгами не получится.

Перед тем как выйти в столовую, Альк зашёл к Рыске, сделал ей причёску со всеми этими гребешками и заколочками — девушка хотела просто заплести косички — и сказал, что сегодня они едут во дворец. Просто так, без особого дела, можно сказать, на экскурсию, и на этот раз через главный вход. Девушка ойкнула обрадованно, прикрыв рот ладошкой. И тут же попыталась отказаться от своего участия в поездке. Но в глазах её Альк заметил любопытство и очевидное желание туда попасть. "Эх, женщины!" Альк с напускной серьёзностью сказал, чтоб даже не думала, отвертеться от этого ей не удастся. Девушка счастливо улыбнулась, и тут же с опаской поинтересовалась, а что она должна там делать.

— Да ничего. Просто смотреть. Расслабься! — Альк возвёл глаза к потолку и покачал головой.

Потом, когда все проснулись и встали, то собрались в столовой. Таша из всех вновь прибывших более всего заинтересовал крыс. Нет, на Алька он тоже посмотрел с интересом и его сабли потрогал, восхищённо присвистнув, но крыс был вне конкуренции. Поэтому проблема куда деть крыса решилась сама собой, подтвердив старую поговорку «Утро вечера мудренее». Таш ходил кругами, как кот вокруг сметаны, то вокруг Рыски, то вокруг Алька, в зависимости от того, у кого был крыс, норовя его потрогать или покормить. А уж когда Альк предложил Ташу его подержать, мальчишка пришёл в полный восторг. Правда, сначала крысюк этот восторг не разделил, всячески показывая своё недовольство, но потом смирился. И когда Альк сам посадил его пацану на плечо, то уже даже не пытался укусить. Ташу доверили возиться с крысом, пока его хозяева заняты, под его честное-благородное слово, что он крыса не будет носить и дёргать за хвост и вообще обижать. А также ему доверили почётную миссию держать крыса, когда они приедут в замок. Мальчишка был счастлив и горд.

* * *

Во дворце

Во дворец поехали втроём, Таша в этот раз туда брать не стали. Он с нянюшкой остался в особняке ждать их возвращения. Но Таша расстроило не это, а то, что крыса все-таки отобрали. Того во дворец Альк как раз решил взять, захотелось почему-то, и сейчас раздумывал, кому на плечо его посадить — себе или Рыске. Решил всё-таки себе, пока.

По пути, как Альк и собирался, купили замену подыстрепавшимся предметам гардероба. Сейчас они оба выглядели как путники. Рыска — ярко, немного экстравагантно, в то же время элегантно и, по мнению Алька, очень соблазнительно.

Посещение дворца с парадного входа, действительно, отличалось от прошлого раза. Когда они подошли к воротам, охранники картинно загородили дорогу копьями крест-накрест.

Старший Хаскиль в ответ сказал:

— Посол, Кшиштоф Хаскиль, и его сын со спутницей!

Охранники в ответ кивнули, убрали копья и расступились. Троица прошествовала во дворец. Там они разделились, Кшиштоф пошёл по делам, предоставив сыну и его спутнице полную свободу действий. Альк, слава Божине, не первый раз во дворце, разберётся.

Альк уверенно повёл Рыску по переходам и залам дворца, показывая и рассказывая, где тут и что, изредка с кем-то здороваясь и раскланиваясь. Рыска только и успевала вертеть головой, осматривая богатую отделку дворца. Как обычно, больше всего её поразили огромные зеркала в одном из залов. Хотя, огромные картины в золочённых рамах тоже произвели впечатление. На некоторых из картин была изображена Исенара, но какая-то она была… не совсем на себя похожая. Рыска даже уточнила, а точно ли это она. Альк посмотрел на указанную картину, подавился смешком, и сказал, что да, это она, просто это портреты такие, помпезные, там люди всегда не такие, как в жизни, у них в замке тоже такие есть. Рыска спросила, неужели и его портрет тоже есть. На что Хаскиль ответил утвердительно, правда добавив, что, во-первых, там он ещё подросток, а во-вторых, этот ужас ему никогда не нравился. Потом Альк привёл девушку в просторную залу с лепниной и барельефами. Оказавшись там, Альк пересадил крыса ей на плечо. В ответ на вопросительный Рыскин взгляд, он только поморщился, мол, не до твоих вопросов сейчас. Людей в зале было немного.

Потом возникло некоторое оживление, народу около них прибавилось и появились Исенара с Шаресом. Когда Исенара поравнялась с Альком и Рыской, она их заметила и радостно улыбнулась им, что-то сказав на ухо Шаресу. Затем их величества подошли к путешественникам. После того как все официально расшаркались, и Исенара представила Алька и его спутницу Шаресу, она сказала, что очень рада видеть их здесь живыми и невредимыми и приглашает на разговор щепок через тридцать в переговорную комнату.

Встретившись в переговорной через указанное время, Исенара поинтересовалась, где их друг — молец. Альк объяснил, что тот, раненый, остался в Крокаше. Исенара пожелала ему скорейшего выздоровления. И объяснила, что она рассказала своему жениху о том, кто доставил ей то самое письмо. И что она очень ценит то, что они сделали и через какие опасности им для этого пришлось пройти.

Молодой тсарь Ринтара от своего имени тоже поблагодарил путешественников, выразил восхищение их смелостью и верностью благам тсарств. И что ему очень приятно лично познакомиться со столь замечательными подданными, и он хотел бы узнать о них побольше.

— Альк Хаскиль, сын посла Кшиштофа Хаскиля. Обученный видун, — представился Альк.

— Рыска Приболотная, — девушка представилась, вопросительно посмотрела на Алька и потупилась.

— А откуда ты родом? — спросил Шарес, он догадался, что это его подданная, и хотел узнать о юной путешественнице поподробнее, а то ответ был слишком краток.

— Из Приболотной вески, которая неподалеку от Макрополя.

Заметив крыса на плече у Рыски, Исенара спросила:

— Рыска, а ты путница?

Рыска покраснела и ответила:

— Нет, ваше высочество.

— Уже нет! — вмешался в разговор Альк, которому стало как-то обидно за Рыску, которую ещё и за обычную обманщицу могли принять. — Рыска была путницей, но потеряла дар в ходе улаживания конфликта на Хольгином пупе.

Рыска ещё больше покраснела, а Шарес уже более заинтересованно и уважительно на неё посмотрел. Он был неглуп, поэтому сопоставив всю имеющуюся у него информацию, он негромко произнёс:

— Так значит, плотина не сама прорвалась?

— Мы не всё имеем право рассказывать, но другого варианта остановить войну не было. Всё уже слишком далеко зашло, — ответил Альк.

Шарес кивнул. Теперь он был вдвойне благодарен этой странной паре и тому неизвестному третьему, надо бы подумать, как их отблагодарить и не потерять в суете.

Исенара сказала, что ценит доверие, которое они сейчас им оказали, но что им нет причины беспокоиться. А ей бы ещё хотелось кое о чём узнать.

— Вы независимо путешествуете по Саврии от Крокаше до Брбржисща. Как вы находите настроение наших подданных? И как они относятся к объединению наших тсарств? Какие тут могут быть подводные камни?

Отвечать стал Альк.

— Я бы сказал, что по-разному относятся. В приграничных городах, Крокаше и Йожиге, где традиционно терпимо относились к чужеземцам, вели с ними торговлю и имели более тесные связи, благосклонно воспринимают известие об объединении тсарств. К тому же, там видели зарождающуюся войну и рады, что её избежали. Но чем дальше от границы, где ринтарцев не видят, так как их там нет, но предыдущую войну помнят — она же по каждой семье почти прокатилась — там вражда и неприятие больше. Очень зависит от того, как конкретный наместник относится к ринтарцам. Не везде, к сожалению, есть достоверная информация, и горожане зачастую вынуждены довольствоваться слухами, а они могут быть очень разными и не способствуют добрососедским отношениям. И вообще объединение и ассимиляция после столь долгой и плодотворной вражды, — Альк почему-то посмотрел на Рыску, — не может быть простым и лёгким делом!

— Одно хорошо, что сейчас война не началась! Иначе, я боюсь, это оказалось бы вообще не возможно, — сказал Шарес.

— Наверное, ваше величество, вы правы! По крайней мере, это было бы гораздо сложнее. Но и сейчас это нелёгкая задача. И прежде всего надо обратить внимание на ближайшее окружение и убедить их, что это нужно и выгодно обоим тсарствам. Далее, что нужно, это достоверная, правильно поданная информация, во все уголки страны, ну хотя бы во все города, для этого надо верных людей разослать, чтобы и проверили, и донесли информацию, если нужно. Вот и мы с Рыской по пути столкнулись с ненавистью, оскорбительным отношением и притеснением ринтарцев, — Альк посмотрел на Рыску и подумал, что можно было бы предложить тот самый указ о притеснениях, о котором они с Рыской говорили, но решил, что это было бы сейчас не к месту. Поймав ответный Рыскин взгляд, Альк понял, что та сейчас дёрнет его за рукав со словами «Что ты делаешь, замолчи сейчас же!»

— Ненависть, как наследие противостояния тсарств и нескольких войн, имеется у значительной части населения обоих тсарств. Но что с этим можно сделать, ума не приложу, — задумчиво произнесла Исенара.

— Ну с ненавистью тут мало что можно сделать, только постепенное привыкание, налаживание торговых связей и так далее. А вот с открытыми оскорблениями и притеснениями из-за цвета волос или глаз можно попробовать что-то сделать, — всё-таки решил развить свою идею Альк. Ну, а что? Сами спросили.

— Например? — спросила Исенара.

— На мой взгляд, можно было бы подумать о каком-нибудь тсарском указе по этому поводу, — Альк незаметно глянул на Рыску. — Но конкретнее надо отдельно думать.

Рыска не подвела, оправдала ожидания и дёрнула-таки зарвавшегося, на её взгляд, Хаскиля за рукав, прошептав: «Альк!».

Альк улыбнулся и сказал:

— Ну как-то так.

— Да, интересно. Можно подумать про это, — сказала Исенара.

— Спасибо, нам очень интересно было узнать ситуацию со стороны. А вы, кстати, что делать дальше собираетесь? — поинтересовался Шарес.

— У нас ещё нет чёткого плана. Мы, наверное, некоторое время погостим в замке у моих родителей, потом нам надо вернуться к раненому другу в Крокаш. А потом мы ещё не решили, может, в Ринстан поедем, — ответил Альк.

— Это хорошо. Мы бы, просили вас задержаться и присутствовать через четыре недели у нас на венчании и на балу в его честь. — Исенара посмотрела на Рыску и улыбнулась.

— Это для нас большая честь, ваше высочество, — ответила Рыска и сделала реверанс.

Исенара тепло улыбнулась и, обращаясь к Рыске, сказала, что, когда они одни, можно без официоза. Рыска смущённо кивнула.

Они ещё немного поговорили. Под конец аудиенции Шарес сказал, что с ними было очень интересно общаться, и выразил надежду, что и в дальнейшем можно рассчитывать на их верность и помощь в сложных и неоднозначных ситуациях. Так же, как и Альк с Рыской могут рассчитывать на их с Исенарой помощь, если таковая им понадобится. Альк, в свою очередь, заверил, что, конечно, его величество и её высочество всегда могут рассчитывать на помощь его самого и его друзей.

А Исенара сказала, что пришлёт им через Кшиштофа Хаскиля приглашение на помолвку и на свадьбу и что им с Шаресом будет приятно видеть их всех троих, вместе с Жаром. Тепло попрощавшись, они расстались.

В самом конце, когда Рыска уже вышла, Исенара задержала Алька за руку и, кивнув в сторону Рыски, чуть слышно спросила:

— Ну что, твоё ледяное сердце оттаяло?! Это — любовь?

Альк тепло улыбнулся и также негромко ответил:

— Всё может быть.

И хоть ответ был уклончивым, но, зная Хаскиля, можно сказать, что утвердительный. Надо же, гордый Хаскиль влюбился, подумала Исенара.

И совсем напоследок Исенара кинула:

— Не обижай её.

Когда Альк с Рыской вышли из переговорной комнаты, он повёл девушку на выход из дворца. Как только они остались одни, Рыска дёрнула Алька за руку и зашептала возмущенным шёпотом:

— Альк, это что ж такое? — Альк поднял бровь. — Ты ж тсарям указывал, что им делать надо! Советник нашёлся!

— Так они ж меня спрашивали! — улыбаясь, тихо ответил Хаскиль.

— Они тебя спрашивали, что да как, а не что им делать!

— Если бы им было неинтересно, они бы меня прервали. В любом случае, что бы я ни говорил, решать, что делать, им. Они принимают решения и отвечают за них.

— Вот именно, а ты безответственно советуешь, — продолжала шептать Рыска.

— Не ворчи! — улыбаясь, сказал Хаскиль. — Я, между прочим, на дипломата учился и в политике немного разбираюсь. Поэтому не так уж и безосновательно советую. А они хоть и тсари, но не боги, — завязывать надо с этим разговором, не время и не место подумал Альк. — Ты лучше подумай, как танцевать будешь, а то на бал напросилась, а танцевать-то не умеешь.

— Ой, а танцевать там обязательно? — Рыска ожидаемо испугалась.

— Конечно! Это же бал! — открыто издеваясь, сказал Хаскиль.

— А, может, я не пойду? — пошла на попятный Рыска.

«Ага, сейчас», — подумал Альк, — «Размечталась». И сказал с деланным равнодушием и скукой в голосе:

— Ну, это ж тогда мне со всеми этими светскими львицами танцевать и флиртовать придётся. А я рассчитывал тобой ограничиться, — хитрый Хаскиль тяжело вздохнул, исподтишка внимательно наблюдая за реакцией девушки.

Рыска предсказуемо повелась и поменяла решение:

— А-а а... А, может, ты меня научишь? У нас же уже почти получалось.

Альк довольно улыбнулся.

— Пожалуй, придётся учить, — деланно вздохнув, сказал он. — О, а вот и папочка освободился! Уже нас ищет, наверное, — бодро сказал Хаскиль-младший, завидев старшего, и помахал ему рукой, привлекая внимание.

Кшиштоф Хаскиль заметил и направился к ним. Все дела были закончены, и они направились обратно в особняк за Ташем и нянюшкой, чтобы всем вместе отправиться в замок.

Неожиданный наезд Рыски Алька позабавил, как и её наивная вера, что тсари почти как боги и всё знают и понимают лучше всех просто потому, что они тсари. Но в какой-то степени, он ей был благодарен, а то он что-то слишком разошёлся, для первого раза. Не хотелось бы выглядеть перед правителями обоих тсарств наглым всезнайкой, с умным видом, вещающим прописные истины. А молодой тсарь ему понравился, не глуп, в меру осторожен, с ним приятно общаться и, наверное, с ним приятно иметь дело. Интересно, зачем они с Рыской им понадобились? Хотя, у Алька были догадки на этот счёт. Ну да там видно будет.

* * *

Подъезжая к замку, зубцы и башни которого было видно издалека, Рыска с интересом его разглядывала. На самой высокой башне был длинный шпиль, на котором трепыхался какой-то флажок. На другой башне, что была пониже и служила входом в замок, под самыми верхними маленькими окошками Рыска увидела лепное изображение чего-то, что пока ещё невозможно было рассмотреть. Когда они подъехали ближе, то стало понятно, что это — искусно сделанное изображение щита, который изящно поддерживали два льва, стоящие по бокам, а внизу как будто струилась лента и на ней что-то было написано по-саврянски. Изображение было довольно крупное, наверно треть ширины башни, и при хорошем зрении, приглядевшись, можно было даже прочитать, что там написано. Рыска попыталась, но у неё ничего не получилось, наверно, она ещё недостаточно хорошо язык знала. Единственное, что ей удалось понять, что там было написано не «Добро пожаловать». Вообще, что-то подобное, но с другим рисунком она где-то уже видела, но тогда не обратила внимания. Она спросила у Алька, стараясь не тыкать пальцем, «ох уж этот этикет»:

— Что это? Там на башне.

Альк не сразу, но сообразив про что она спрашивает, ответил:

— А, на фасаде. Это — наш родовой герб.

Рыска, хоть и не сильно поняла объяснение, но впечатлилась. А Альк тем временем перевёл написанные на ленте слова.

Оказалось: «Оружием, доблестью и честью род прославим, врагов сокрушим». Потомок этого самого рода сказал, что это «девиз их рода», а потом тише добавил, что может и родовое проклятье. Рыске тут же захотелось осенить рот вредного Хаскиля тройным знаком Хольги и попросить у неё за его слова прощенья, ибо на самом деле он же так не думает. Ей вообще, казалось, что его ртом иногда овладевает Саший, и он говорит слова помимо своей воли. Ну вот как можно было такое кощунство сказать? Хотя, что касается слов над въездом в замок, то на самом деле первоначально предполагаемые слова «Добро пожаловать!», ей казались более логичными.

Когда они подъехали к мосту через небольшой ров, оказалось, что на одной стороне закрытых массивных ворот висел щит с изображением этих самых львов со щитом и лентой, но здесь уже в красках. Пока она разглядывала ворота, старший Хаскиль крикнул наверх охранникам:

— Эй, открывай ворота! Альк Хаскиль вернулся!

Мост и так был опущен, он, по-видимому, вообще редко поднимался. Сидящие наверху охранники и без этого уже заметили знакомую хозяйскую карету и подсуетились. Поэтому ворота распахнулись почти сразу после крика Кшиштофера Хаскиля. И они всей процессией чинно въехали во внутренний, довольно просторный двор замка, и остановились посредине. Все забегали, поднялась суета. На крыльцо выбежали слуги.

Альк с Рыской спешились, отдав коров прислуге. А Кшиштофер, Таш и нянюшка — вышли из кареты.

На крыльце появились две женщины, по-видимому, мать и сестра Алька, они всплеснули руками, и та, что постарше, кинулась к Альку. Тот, с взволнованным "Матушка" устремился ей навстречу. Мать, даже не пыталась скрыть набежавшие слёзы. А они всё текли и текли — и когда она обнимала своего блудного сына, и когда всё никак не могла насмотреться. Она то и дело их промокала. Альк гладил её по голове и уговаривал, что всё будет хорошо, заглядывал в глаза, сам вытирал ей слёзы, но они никак не желали останавливаться. Потом подошла сестра, и трогательная встреча продолжилась.

Когда ахи и охи поутихли, эмоции тоже, слёзы высохли, все подуспокоились, Альк повернулся к Рыске и, указывая на неё, сказал:

— Мам, Миранда, знакомьтесь, это Рыска! Та девушка, которой я обязан жизнью и, собственно, тем, что я здесь, и ещё много чем. Она — мой друг.

Женщины с благодарностью и симпатией посмотрели на Рыску и после положенной церемонии знакомства позвали всех в дом, в смысле в жилую башню.

Массивная, на Рыскин взгляд, высоченная, резная двустворчатой дверь, необычной формы со столь же массивными металлическими ручками, сделанными в форме львиных морд с кольцами, произвела впечатление на Рыску. Заглядевшись на неё, Рыска вошла в просторную залу последняя. «По-видимому, прихожая», — подумала Рыска. Из этой залы наверх вела широкая витая лестница, пол был выложен абстрактным рисунком, более всего похожим на синюю звезду с разными по размеру лучами. Окон и здесь не было, а освещалось всё множеством свечей в подсвечниках, развешанных по стенам. Стены по обе стороны от входной двери были украшены мозаикой. Освещения было достаточно, чтобы Рыска заметила, что пол был вымыт настолько чисто, что по нему даже жалко было ходить в обуви.

Рыска, слегка ошалело осматриваясь по сторонам, откинула капюшон и вздрогнула от неожиданности, когда мать и сестра дружно ахнули, увидев её чёрные волосы. Альк тут же осуждающе на них зыркнул и взял Рыску за руку. Рыска в ответ судорожно вцепилась в его руку.

Потом они все поднялись на второй этаж и остановились на просторной площадке, откуда расходились несколько галерей и виднелись двери.

Тут все опять засуетились, стало шумно, и время потекло быстрее. Таш подобрался, наконец, к отвлёкшейся от Алька своей матери Миранде и начал взахлёб делиться впечатлениями, хвастаясь перед ней крысом. Миранда, увидев зверушку, заверещала и отпрыгнула подальше с требованиями убрать эту гадость, налетев при этом на слугу и чуть не сбив его с ног. Реакция матери Ташу, по-видимому, понравилась, и он пошёл хвастать крысом бабушке. Бабушка не подвела и выдала похожую реакцию. Рыска, переживающая за тварюшку и не желающая, чтобы им пугали всех членов семьи, подошла и, к неудовольствию Таша, отобрала у того крыса, и к ужасу женской половины семьи, посадила это мерзкое животное к себе на плечо. Таш обиженно засопел. Альк вмешался, взял крыса себе, и объяснил, что это за крыс, и почему его не надо обижать. Женщины уже более миролюбиво, хотя и с оттенком брезгливости, посмотрели на крыса, смиряясь с его присутствием.

Путешественникам надо было переодеться и прийти в себя с дороги, а для этого предстояло определиться с комнатами. Альк подошёл к матери с сестрой и попросил, чтобы их с Рыской комнаты были рядом, чтобы она не плутала по замку с непривычки. А также попросил сестру, чтобы она показала Рыске её комнату, замок, и вообще помогла девушке освоиться. А он пока пройдётся по замку. Когда Альк спросил про свою комнату, его ждал сюрприз. Выяснилось, что мать запретила ее трогать, надеясь, что он туда когда-нибудь вернётся.

Альку захотелось остаться на некоторое время одному. Он неторопливо поднялся по лестнице, прошёл по галереям замка, проведал несколько любимых ранее мест, поднялся в северную башню, в которую так любил бегать в детстве, посидел там, глядя в узкое окошко на открывающийся вид.

Миранда повела Рыску показывать девушке её комнату. Несмотря на бурную реакцию Миранды на чёрные Рыскины волосы, саврянка оказалась весьма доброжелательной и вменяемой молодой женщиной. Для Миранды то, что девушка брата оказалась ринтаркой, было неожиданно, но не смертельно. Миранда подумала и рассудила — что саврянка, что ринтарка, какая разница, лишь бы человек был хороший. Гораздо интересней было немного посплетничать про Алька, пока тот не слышит. Комната у Алька была на третьем этаже, рядом с ней была пустая, она в принципе изначально была гостевая, туда Миранда и отвела Рыску. Миранда показала, где можно раздеться, сказала, что если Рыске что-нибудь понадобится, то она может выглянуть в галерею, позвонить вот в этот колокольчик и кто-нибудь из слуг подойдёт и поможет. Тут же светловолосая женщина продемонстрировала, как это делается, отдав распоряжение подошедшей служанке, чтобы та принесла подходящую для Рыски домашнюю обувь, постельное бельё, банный и обычный халаты. Про домашнюю одёжку она сказала, что попозже что-нибудь подберёт из своего. Потом Миранда начала показывать разные удобные мелочи и приспособления. В комнате был и столик с зеркалом, перед которым было удобно делать причёску, там же оказалось какое-то хитрое приспособление для завивки прядей и ещё много разных женских штучек. Говорили они на саврянском, уроки Алька не прошли даром, и словарного запаса для нормального общения Рыске почти хватало. Хотя иногда Рыска мешала саврянские слова с ринтарскими. Миранда в детстве тоже учила ринтарский, но, в отличии от Алька, знала его плохо, незачем было. Но сейчас, даже это знание было кстати. Поэтому в их речи время от времени ринтарские слова появлялись. А названий всех этих штуковин для господ Рыска и по-ринтарски-то не знала. То, что она чужеземка, помогло не показать того, что она простолюдинка. Когда попадались совсем незнакомые слова, объяснялись на пальцах, с помощью жестов. Проблем с общением пока не возникало.

Мило болтая, Миранда, как бы мимоходом, спросила, давно ли Рыска знакома с Альком, где они познакомились, и наконец, заговорщически спросила:

— А что у вас с Альком?.. Серьёзно?

На что черноволосая девушка смутилась и сказала:

— Да мы… мы — просто друзья.

— Да ладно, не смущайся. Что, неужели он тебе совсем не нравится… как мужчина?

Рыска честно ответила, что нравится, даже очень, но они не пара. И Альк никогда не согласится жениться на ней. Про то, что она весчанка и простолюдинка необразованная, Альк запретил говорить кому бы то ни было, а при вопросах велел выкручиваться. Поэтому, почему они не пара, Рыска объяснять не стала, а дала додумать это своей собеседнице.

— Это тебе Альк сам сказал?

— Да, нет! Я ему о своих чувствах не говорила. А толку, всё равно это ничего не изменит. Мы не пара.

— Да почему?! Ты красивая, — Миранда с интересом осмотрела Рыску, — и Альку нравишься. Ааа! Ты, наверное, так думаешь, потому что ты ринтарка, а он саврянин?! Да это ерунда! А может, у вас любовь с первого взгляда. Альк любит нарушать общепринятые нормы, — сказала Миранда.

— Да уж, любви с первого взгляда у нас и близко не было, — засмеялась Рыска, вспомнив первую встречу с Альком, и то, что она от него наслушалась, — Миранда! А ты думаешь, я ему, правда нравлюсь?

— Можно просто, Мира. На мой взгляд, это очевидно. Я, конечно, не знаю, какие у Алька на тебя планы, но ты ему нравишься, однозначно. Это ж видно, как он готов тебя защищать от всех. И кроме этого, он тебя уважает. На моей памяти он первый раз девушку другом назвал.

Потом Мира вспомнила:

— А, тебе же с дороги умыться надо!

Она ещё раз позвонила в колокольчик и дала распоряжение служанке, чтобы та принесла всё, что нужно для умывания. Вскоре принесли умывальные принадлежности. Один слуга держал пустой тазик, пока Рыска умывалась, а служанка поливала из ковшика тёплой водой. Когда Рыска закончила, слуга поднес к ней тазик с оставшейся чистой водой, Рыска с удовольствием опустила туда руки, поплескала там и, ополоснув лицо, взяла протянутое махровое полотенце. Как только девушка вытерлась, служанка забрала полотенце, они быстро всё собрали и ушли. Во время всей процедуры Рыска чувствовала себя не в своей тарелке, как будто она занимает не своё место. Ну не привыкла она, когда за неё всё делают, и перед прислугой ей было ужасно неудобно. Хотя она и понимала, что для слуг это просто работа, и если она отвергнет их помощь, это будет для них значить, что они её плохо делают. И всё равно ей нерационально хотелось забрать у слуг тазик, ковшик и сказать, «Спасибо! Я сама».

После этого Мира потащила её в свою комнату выбирать подходящую одежду. Мира была рада появившейся собеседнице, воспринимая её как подружку. Жизнь в замке была скучноватой, особенно когда муж уезжал по делам. А он как раз был в отъезде.

Альк, тем временем, пройдясь по замку, дошёл наконец до своей комнаты. Она не была в запустении, с семилетним слоем пыли — прислуга, как и положено, регулярно там убиралась. Только вещи никуда не перекладывались, не выкидывались, не укладывались в сундуки, а так и остались на своих местах, как в тот памятный день. Поэтому комната выглядела так, будто Альк только вчера оттуда вышел, и не было этих семи лет его отсутствия. И когда Альк туда зашёл, его накрыло. Он как будто нырнул в прошлое, на некоторое время забыв о настоящем. Воспоминания роем накинулись на него. Вот они с мамой и сестрой на берегу озера кормят уток и лебедей. Вот мама оборачивается, подзывает его, что-то показывает и так ласково на него смотрит, гладит по голове. На душе становится теплее. А вот они с отцом кричат друг на друга, и потом Альк, наспех собрав вещи, уходит отсюда хлопнув дверью.

Настоящее напомнило о себе Рыской, каким-то образом оказавшейся в комнате и что-то у него спрашивающей. Ему потребовалось некоторое время, чтобы вынырнуть из прошлого и оказаться в настоящем. Он даже головой помотал, как будто стряхивая невидимую воду. И только потом спросил:

— Что?

— Ты меня не слышал? Альк, что с тобой? Всё хорошо? — встревоженно спросила Рыска.

— Да… Всё нормально. Прости, я задумался. Что ты хотела?

Рыска показала на небольшой акварельный портрет, висевший у него над столом, на котором он был ещё совсем юнцом:

— Это ты?

— Да.

— Ух ты! Похож. А тебе здесь сколько лет?

— Лет четырнадцать. Это рисовал любимый мамин художник, он портреты многих членов нашей семьи писал. У него они получаются не помпезные, а непосредственные, как живые. Это я на территории замка после тренировок. Сколько воды утекло с тех пор.

Девушка улыбнулась, разглядывая портрет.

— А это ты с саблями тренировался? — спросила она, заметив на портрете повешенные на ограду ножны.

— Да, по-моему. Я тогда уже с серьёзным оружием тренировался. Не таким, как сейчас, но всё-таки. А кстати, как ты здесь оказалась?

— А я от Миранды шла к себе в комнату и решила к тебе сначала зайти.

— Ладно, пошли, нас уже ждут на семейном ужине! — посмотрев на висящие на стене часы, сказал Альк.

— А это что? — Альк только сейчас заметил вещи, которые Рыска держала в руках.

— Так это домашние вещи, которые выбрала для меня Мира. Сказала, в том в чём я сейчас, неудобно всё время ходить. Но я ещё не мерила.

— Ладно, сейчас некогда, пойдём пока оставим их в твоей комнате, потом посмотрим. А потом надо будет прикупить нам одежды разной, и бальное платье тебе в том числе, — Альк ненадолго задумался.

Они зашли к Рыске, оставили вещи и стали спускаться на второй этаж, в общую комнату с камином, на семейный ужин. Рыска подумала, что это первая в её жизни настоящая семейная трапеза.

* * *

После ужина Миранда, продолжив шефство над Рыской, распорядилась, чтобы подготовили купальню. Лучины через две ей доложили, что всё готово.

Миранда зашла к Рыске, чтобы проводить её в гордость замка Хаскилей, показать ей всё, ну и помочь.

— Пойдём, с дороги помоешься. Там слуги уже всё приготовили. Тёплой воды наносили, камни нагрели, свечи зажгли. У нас лучшая купальня в округе. Тебе понравится, — с гордостью сказала Миранда. — Она достаточно просторная и в то же время уютная, тёплая. Там всё есть, чтобы женщина могла себя побаловать и как следует за собой поухаживать. Можно добавить в воду разные добавки для ванн, например, отвар мяты для успокоения, череды и крапивы — для кожи хорошо, лаванды — тоже для чего-то, лепестки роз — романтично, некоторые молоко добавляют, вроде тоже для кожи хорошо, но мне не нравится.

Миранда так красочно, хоть и по-саврянски, рассказывала, что Рыске стало очень любопытно посмотреть на это и захотелось попробовать все эти новомодные штучки.

Не доходя до купальни, Мира вспомнила, что не взяла с собой полотенце, притирания, дорогое душистое мыло и остальные милые мелочи и, объяснив Рыске, как добраться, сама пошла за забытым, обещая скоро вернуться.

Нужное помещение Рыска нашла быстро. Толкнув тяжелую дверь, девушка попала внутрь. В купальне был полумрак, поэтому юная ринтарка сначала сосредоточилась на ощущениях, а не на разглядывании. Почувствовала жар от нагретых камней и приятный запах. Наверное, некоторые из свечей были ароматические, вроде тех, что в молельне бывают, только запах другой. Освещалось помещение свечами и вроде масляными лампами, которые не чадили. Когда глаза привыкли к неяркому освещению, девушка стала разглядывать кафель на стене, за которую держалась, потом на полу. Засмотрелась на его рисунок. Рассмотрев узор на кафеле, Рыска принялась осматривать помещение. Глаза выхватили сначала то место, где разогревали камни. Под металлической решеткой светились раскаленные угли. Она сделала пару шагов в том направлении и переведя взгляд левее, увидела, наконец, и саму купальню.

— Ой! — девушка подпрыгнула от неожиданности.

Купальня оказалась занята вольготно расположившимся там Альком.

Рыску он давно уже опознал, и дождавшись её внимания, хищно оскалившись, проговорил:

— Ага! Рысочка! Ты как раз вовремя, проходи, проходи, я сейчас крикну, чтобы лепестки роз принесли, — и наглый Хаскиль сделал широкий приглашающий жест, в отличии от Рыски, нисколько не стесняясь своей наготы.

Рыска вылетела из купальни как ошпаренная. Нет, всё-таки Мира ошибается. И она понеслась к себе в комнату, по крайней мере попыталась, потому что на лестнице столкнулась с блондинкой, чуть не сбив ту с ног. Мира как раз несла ей в купальню разные притирания, благовония и что-то для волос. Поэтому здорово удивилась Рыске, несущейся в возбуждённом состоянии в обратную от купальни сторону.

— О! А ты что здесь делаешь?! В купальне же всё для тебя приготовили. Забыла что-нибудь взять? Или не нашла?

— Нашла… Только она уже занята, — Миранда удивлённо, совсем как брат, подняла брови. — Там Альк, — пытаясь выровнять дыхание и успокоиться, объяснила красная, как пресловутый варёный рак, девушка.

— Вот же ш вредина!!! — прыснула Мира, оценив и состояние Рыски, и ту скорость, с которой та об неё притормозила, без труда догадавшись об их причине. — В его стиле. Ну, я ему сейчас задам! — со смешинкой в глазах сказала Миранда.

— Не надо, — тут же сказала Рыска и потупилась.

— Да ладно, просто пойду потороплю. Подожди меня здесь, — с улыбкой сказала Мира, сбегая по лестнице.

Подойдя к самой двери купальни, Мира громко, чтобы вредный братец её услышал, начала:

— Между прочим, купальню набрали для Рыски! А ты мог бы и подождать, кавалер!

— Моя го-остья, моя го-о-остья, — продолжила она, передразнивая Алька.

— А я её и не прогонял. Она сама чего-то убежала, — с выражением оскорблённой невинности ответил наглый голос.

— Альк, имей совесть, девушка бежала отсюда с такой скоростью, что чуть не сбила меня с ног. Закрываться надо!

— Зачем?.. Я же не виноват, что она такая пугливая. А нам бы и двоим тут места хватило. Скажи, Мира, ну неужели я такой страшный, что, завидев меня, надо бросаться, не разбирая дороги? — обиженным тоном протянул Альк.

— Ну ты и нахал!.. Рыска, юная невинная девушка, и нечего над ней издеваться! И давай не задерживайся там! Рыске тоже надо помыться. Вечно лезешь без очереди!.. И когда закончишь, зайдёшь к ней и скажешь.

И Альк услышал удаляющиеся от купальни шаги. Интересно, подумал он, а невинность Рыски, она что, у неё на лбу написана что-ли? Ну ничего, уже скоро он это исправит.

Главный разговор, в смысле представление своей невесты, как собственно и извещение самой невесты, что она невеста, Альк назначил на попозже. Не сразу, потому что, возможно, после разговора сразу придётся уезжать. В то, что все будут в восторге от его решения, он не верил. А ему какое-то время хотелось провести дома, надо было сделать кое-какие дела, да просто отдохнуть с дороги, окунуться в привычную жизнь замка, да просто насладится тем, что он дома, со всеми вытекающими отсюда плюсами.

* * *

Разговор с отцом

С первым, по-серьёзному, Альку пришлось говорить с отцом. Это произошло уже на второй день приезда в замок. Пока мать с Мирандой водили Рыску по замку, показывая галерею портретов и библиотеку, отец пригласил сына к себе в кабинет поговорить. Тема была та же, что и семь лет назад.

— Ну что, сын, нагулялся? Может, продолжишь династию, станешь дипломатом?

— Нет, отец!

— Что так скоро? Ты же даже не задумался.

— Я думал об этом раньше и принял решение. Я его не изменил, отец!

— Ты так реагируешь на моё предложение, как будто я предлагаю тебе неприличное. Объяснил бы хоть — почему.

— Потому что ты опять пытаешься продавить своё решение, не считаясь с моим мнением и со мной, и вообще вопреки всему.

— Я всего лишь хочу сделать тебе выгодное предложение. А ты меня даже выслушать не хочешь. Сразу «Нет!» кричишь. Я тебе что, когда-то плохого желал? Обидно видеть такое отношение от любимого сына. Я же добра тебе желаю. И всегда давал тебе только лучшее. Чем я заслужил такое отношение?

— Ты никогда не считался с моими стремлениями, предпочтениями. И с тем, что я совсем не такой, каким бы тебе хотелось.

— Ты больше всех подходишь на роль тсарского посла. Если бы не эта Пристань дурацкая, давно бы уже был вторым лицом в тсарстве. Да у тебя есть всё, чтобы блистать в этой роли. Я не понимаю, почему ты упираешься?! Как ты не понимаешь, я же о тебе забочусь!

— А лучше бы понять попытался! И услышать! Ты всегда видел во мне только то, что вложил, и то, что хотел видеть. И если ты не хочешь, чтобы я ушёл прямо сейчас, тебе придётся принять то, что я уже вырос и имею право на свой выбор. Ты должен просто его принять!

— Ты не прав, сынок, просто я думаю, что это наилучшее для тебя решение, а ты из вредности и упрямства даже не хочешь его рассматривать. Ну хоть попытался бы, вдруг тебе понравится?

— Я не буду дипломатом и даже пытаться не хочу! К тому же хорошего дипломата из меня всё равно не получится!

— А-а-а… А это ты с чего взял? — от удивления и возмущения старший Хаскиль аж начал слегка заикаться, чего с ним никогда раньше не случалось, глаза у него зло сощурились. — Это какой дурак тебе это сказал? Да, ты получил лучшее образование, какое положено послу, у тебя происхождение соответствующее, ты умный, умеющий добиваться своего…

— А может потому, что я люблю говорить людям то, что думаю, не выбирая выражений, особенно когда мне эти люди не нравятся. И обрисовывать ситуацию жёстко, как она есть, тоже не выбирая выражений. Не люблю ходить вокруг да около, лучше сразу в лоб и всё. С некоторыми людьми я не хочу иметь дело ни при каких обстоятельствах, а уж тем более притворяться в хорошем к ним отношении. Причём мне нравится так себя вести. Ты не считаешь, что это не совсем правильно для дипломата? Я не буду вставать на эту дорожку. Мы разные, отец! Прими это!

— Нет! Ты говоришь какую-то чушь. Послушай, Альк …

— Всё, хватит, отец! Я не хочу больше про это слышать! — перебил его повзрослевший сын. — И вообще, что ты привязался именно ко мне, вот у сестры есть сын, внука вот воспитывай и заботься.

— У Таша другая фамилия, а мне бы хотелось, чтобы именно ты продолжил нашу династию и, так сказать прославил наш род.

— Да что ж это такое?! И что?! Теперь мне нужно поломать себе жизнь, растоптать свои желания и мечты, наступить на горло своей судьбе? И всё потому, что я имею несчастье носить фамилию Хаскиль?! — взвился Альк.

Пожилого мужчину аж перекосило от этих слов, но он быстро взял себя в руки, недаром же дипломат. Он сглотнул обиду, глубоко вдохнул и скрипнув зубами сказал:

— Ладно, давай прекратим этот разговор. Пока лишнее друг другу не наговорили, — и после небольшой паузы, — И я очень рад тебя здесь видеть.

— Хорошо, отец. Но я сделал выбор, и тебе остаётся только его принять. Ты согласен?

— Да, конечно, я уважаю твой выбор. К тому же ты ж у нас почти путник, — чуть заметная ухмылка уголком рта не укрылась от Алька. Отец на это и рассчитывал. — Кому ж, как не тебе, делать выбор!

Да только Альк был уже не тот, что раньше, легко бравшийся на «слабо».

— Ну значит, на том и порешили! — почти спокойно, в упор глядя на отца, сказал Альк.

— Да. Только я ничего не знаю о твоём выборе. Неужели опять скитаться по дорогам пойдёшь, как бродяга какой? Да и опасно это, тебя же прибить могут запросто, прикопают — никто и не узнает.

Ага, сдался он, как же, с досадой подумал Альк.

— Пять к шести, пойду, да. А ты это решение примешь и не попытаешься переиграть меня. Да?!

— Конечно, сынок. Просто удивляюсь. Можно?

— Ладно, удивляйся, но не пытайся меня остановить! А по поводу опасности, так это характер у меня такой, опасный для жизни, и не важно, чем я буду заниматься.

На том и порешили. Наступило хрупкое перемирие.

— А по поводу дипломатии, — решил подсластить пилюлю Альк. — Иногда, тебе на радость, я могу принять участие в ваших посольских миссиях, но… — старший Хаскиль вскинулся, с надеждой смотря на сына, — только как видун, — закончил любимый, но такой трудный сыночек.

Конечно, Кшиштоф Хаскиль и не думал, что всё будет просто, и сдаваться так запросто не собирался, но знал он и то, что продавливать ситуацию силой, в случае Алька, будет только хуже. Да, можно действительно воспользоваться предложением Алька, и пусть участвует в посольстве в качестве видуна. Пока.

— Ах да, чуть не забыл, тебя завтра просили прибыть во дворец к Исенаре, — не без удовольствия сказал старший Хаскиль, с любопытством посмотрев на сына.

* * *

Значит, отец не оставил своей идеи сделать из него дипломата, думал Альк. И по-прежнему пытается продавливать свои решения. Печально. Ну хотя бы не пытается делать это силой, и то хорошо. Про Рыску ничего больше не спрашивал и не говорил. Странно. Даже не фыркнул, что она ринтарка и про родословную ничего не спросил. Мать с сестрой, и те разахались из-за чёрных волос, но потом вроде примирились с этим. И он смирился? Да и с Рыской он ведёт себя вежливо, не придирается. Может, Альк зря боялся? Хотя отец же пока не знает о его решении, поэтому и молчит. Интересно, как он отнесётся к его затее? И к претендентке на роль его супруги? Даже если поспорит, но согласится, то Альк готов считать замок своим домом. Постоянно находиться здесь он не собирался, но регулярно возвращаться сюда было бы приятно. Ну, а если ответ будет категоричен, то ему не привыкать, уйдёт и во второй раз. Он и без родительской поддержки сможет прожить. Решение вопроса, считать родовой замок своим домом или нет, Альк поставил на то, как отнесутся родные, прежде всего отец, к его решению жениться на Рыске.

Шарес с Исенарой позвали поговорить. Ага… Ожидаемо. И интересно. Это, наверное, и было поводом для отцовского разговора, решил Альк.

* * *

После отъезда Рыски и Алька Жар задумался о своей судьбе и о том, что он будет делать дальше. Он отдавал себе отчёт в том, что Альк и Рыска могут задержаться. Сидеть здесь и просто ждать их глупо. Также он понимал, что друзья могут вообще забыть о нём на какое-то время, возможно, весьма продолжительное. А и пусть забудут, лишь бы у них всё хорошо сложилось. В общем Жар подумал, подумал и решил поговорить с Крысоловом.

Крысолов как будто ждал этого разговора. Жар в общих словах поведал путнику, что он, Жар, весь из себя умный, красивый, способный и талантливый во всех отношениях, хотел бы заняться чем-нибудь более полезным, чем раньше, можно даже на благо отечества. И что он рискнул бы, пожалуй, сунуться в «хорятник», то есть в тайную службу. И не мог бы Крысолов, по старой дружбе, поспособствовать его становлению на правильный путь. Он, Жар де, отблагодарит, может даже деньгами, когда они у него появятся.

На самом деле, Крысолов был совсем не против поучаствовать в судьбе юноши. Не зря же он столько лет наставник. Конечно, с профессиональной точки зрения Жар был ему неинтересен, обычный человек без дара. Но почему-то, к нему проснулась какая-то отеческая забота. Юный балбес, неплохой в общем-то, да совсем даже неплохой, слишком рано оставшийся без родительского присмотра и контроля и свернувший на кривую дорожку, показавшуюся ему проще и лучше. История нередкая, но в его случае поправимая. Жару нужен был в этот период кто-то, на кого он мог бы опереться, кто бы вовремя давал ему мотивирующие пендели, одним словом, наставник. Да и иметь дело с Жаром было по-человечески интересно, тот ещё хитрец. И хорошо, что он без дара, значит ему не грозит превратиться в крысу. Крысолов так и не смог привыкнуть к той боли, которая каждый раз настигала его, когда это происходило с теми, в кого он вкладывался, участвовал в судьбе. К тому же, если Альк с Рыской отбивались от его помощи руками и ногами, то Жар сам просил.

А Жару в текущий период его жизни, и правда, нужна была помощь, более всего, как ни странно, моральная, чтобы он не забыл о своём твёрдом решении и не свернул опять на привычную дорожку, почувствовав себя одиноким. Путник заглянул на расклад дорог парня, там было где-то пятьдесят на пятьдесят, что не свернёт. Крысолов решил, что с такими шансами можно и попробовать. Знал он про не так давно открывшуюся специальную школу для, в том числе, специалистов подобного профиля. Там набор то ли раз в год, то ли в полгода. Можно будет попробовать этот вариант. Рекомендацию там надо. В принципе Крысолов знал некоторых подручных Кастия, и мог обратить их внимание на способного парня.

Только Жар должен был сам доказать, и прежде всего, себе самому, насколько упорно готов добиваться желаемого и сделать что-то, что ему не так просто даётся, нечто ему неприятное, трудное и, с другой стороны, отказаться от привычного и комфортного. Ведь почти все данные для тайной службы у парня действительно были. Опасение вызывало только одно, зато крайне важное качество — верность делу, слову, выбранному пути и способность упорно идти по этому пути. Ведь свернуть ещё ого-го сколько раз захочется.

В общем, Крысолов согласился. Но поставил парню некоторые условия.

— Но,... — хотел было возразить Жар.

— Никаких но, — отрезал путник.

— Ну ладно, я согласен, — подумав, сказал Жар. — По рукам!

Против ожидания даже самого Жара, решение оказалось твёрдым. И он упирался, чтобы выполнить условие. В путешествии он оценил разницу между настоящими друзьями, пусть даже такими вредными, как Альк, и ночным братством, которые друзья только до первой неудачи, а там сдадут тебя с потрохами и сами пришибить помогут, лишь бы их не тронули. И в ночное братство возвращаться он не имел ни малейшего желания. Он хотел и мог доказать своим друзьям, что он кое-чего стоит и может добиться желаемого честным путём.

У Крысолова было много работы, поэтому мужчины пробыли здесь ещё полторы недели. Жар уже почти выздоровел. Ещё хромал, конечно, но ходил, и рана уже затянулась, не кровила и вообще вела себя хорошо.

За прошедшие полторы недели Жар самоотверженно выполнял данное Крысолову и себе обещание. Хотя с симпатичной девушкой, которой он заплатил за занятия с ним, заниматься хотелось совсем другим, а вовсе не изучением и прописыванием всяких крючочков и буковок. Жар принципиально не стал даже пытаться завести близких отношений с ней, потому что как только у них бы срослось, к буковкам бы он вряд ли вернулся. А это было важно. Какая тайная служба без умения прочитать нужный документ или хотя бы отличить секретный и нужный от обычного? А иногда, может статься, и подделать придется. Без этого умения можно обойтись, если только совсем шестёркой работать. Но в роли шестёрки он себя не видел и поэтому упорно страдал без женской ласки и с крючочками. Единственное, что неожиданно немного помогло, так это то, что он в детстве уже пытался учиться читать. Несмотря на то, что прошло много времени, и Жар думал, что напрочь обо всём забыл, оказалось, что забыл не всё. И то, что он когда-то учил, начало всплывать в памяти, облегчая и ускоряя обучение. Поэтому результаты были. Как говорят «процесс пошёл», главное не забросить его снова.

Без воровства тоже удалось обойтись. Правда в притопленном городе, где гуляли беда и смерть, не очень-то и хотелось. Он же не мародер, хотя глаз привычно отмечал, где что плохо лежит и как можно было бы положить это получше. Жар был вполне собой доволен и даже заслуженно горд. Крысолов только улыбнулся в усы, когда на его вопрос об успехах, Жар, излучая эту самую гордость, рассказывал, какой он молодец.

Они с путником решили, что если Рыска через пару дней не вернется, то они предупредят хозяина, и отправятся в Ринстан. И когда ни Рыска, ни Альк так и не приехали, они отправились в путь. Хозяину наказали, что если о них будут спрашивать молодой саврянин или черноволосая девушка, которые с ними жили, он должен сказать им, что Жар уехал в Ринстан, а найти его можно через Крысолова, они знают где.

По пути Крысолов говорил Жару, что когда они приедут в Ринстан, тому надо будет поступить в учебное заведение, вроде школы для начального звена «хорьков». Он рассказал ему то, что знал про эту школу. Например, что там постигали первые азы ремесла не только агенты тайной службы, но и дворцовые стражники, и тсарские охранники и ещё разные близкие к этому направлению специалисты. А потом уже их разбирали по специализациям, отсеивали и отсортировывали в зависимости от способностей. Подробностей он пока не знает, но как приедут, разузнает.

Ладно, — думал Жар, — Там видно будет. На месте разберёмся. Как говорится "Будет день, будет пища". Поэтому, ехал он в столицу с лёгкой душой, предвкушая новую интересную жизнь, и как уже было сказано, вполне был собой доволен.

Так вот и разъехались наши герои по столицам тсарств.

* * *

А Рыска знакомилась с замком и местными порядками, ей тут всё было в новинку. Её проводником и помощником в этом была Миранда. Иногда к ним присоединялась мать Алька. Изредка что-то рассказывал и показывал сам Альк. Та часть замка, в которой они жили, называлась жилая башня. Жилой она называлась потому, что в ней размещались все жилые помещения. В холодное время года отапливалась только она. Сейчас её пока не топили. Во всей жилой башне были очень толстые стены и маленькие окна, темновато, если честно. Исключение составляла только библиотека, у которой кроме окна наружу замка было ещё два, выходящих во внутренний двор. И за счёт этого естественное освещение было лучше.

В особо холодные вечера затапливали камин. Камин располагался на втором этаже в общей зале, которая была центральным местом всей жилой башни и заодно служила столовой. Здесь вся семья собиралась на завтрак и ужин, которые всегда были в одно и то же время. Обед при необходимости разносили по комнатам. Столы заносили только на время трапезы, после сразу выносили. После ужина все члены семьи обычно оставались в общей зале, подсаживались поближе к камину и либо беседовали, либо занимались своими делами. Женщины часто что-нибудь вышивали или читали, мужчины, как правило, негромко разговаривали. Мебели в зале почти не было, только лавки вдоль стен, пара кресел да складные стулья. Хотя была там и диковинка — кресло-качалка. В нём у камина любил расположиться глава семейства. Красоту и особый дух помещения делала не мебель, а большой стенной камин, выложенный глазурованным кафелем и покрытые фресками стены и потолок. Над камином был выложен фамильный герб Хаскилей, тот самый, который был изображён на башне. Только здесь он был выложен кусочками цветного кафеля.

Пол в зале тоже был выложен так, чтобы создавался общий для помещения рисунок. А также гобелены, щедро развешенные по стенам. Рыска, когда первый раз попала в общую залу, засмотрелась и восхитилась этой красотой. Но когда она поделилась своим восхищением с Альком, тот фыркнул и сказал, что гобелены нужны не столько для украшения, сколько для защиты от холода. Но Рыска всё равно каждый раз, когда бывала в зале, на них таращилась, ну интересно же и красиво. Потом Альк рассказал, что на гобеленах изображены сцены из саврянской мифологии. «Все двенадцать подвигов легендарного Герасика, мать специально подбирала», — с гордостью поведал саврянин.

На втором этаже была ещё спальня хозяев замка, кабинет отца, библиотека. А на третьем располагались спальные палаты: Алька, гостевая, где сейчас жила Рыска, ещё одна пустующая гостевая, комната Миры, рядом — Таша и совсем небольшая комнатка нянюшки.

В украшении замка чувствовалась заботливая женская рука. Подобрано всё было со вкусом и изяществом, всё друг с другом сочеталось, создавая в каждом помещении свой стиль, свою атмосферу. В спальных палатах, в которых Рыска бывала, стены были обиты тканью, на Рыскин взгляд, очень дорогой, но во всех палатах узор и цвет ткани был разный. С цветом стен сочетались и цвет балдахина на кровати, подушек и покрывала на ней.

На четвёртом, последнем этаже жила вся остальная прислуга. На первом этаже была кухня, когда Миранда показывала ей замок, то забежала и сюда, показав эту вотчину поваров и их помощников, на самом деле для Рыски это было самое привычное и понятное место, она бы с удовольствием там что-нибудь поделала. Наверное, поэтому Альк сказал, что нечего ей здесь делать, и строго-настрого запретил ей спускаться на кухню и чем-то там помогать. Хотя она и не собиралась. Что ж она не понимает что ли. Ещё ниже были складские помещения, туда Рыска тоже не ходила. Ещё на первом этаже была та самая купальня.

Альк показывал ей и внутренний двор замка. Ничего особенно интересного там не было. Посередине был колодец, из которого слуги таскали воду для нужд замковой жизни. Колодец был очень глубокий, Рыска заметила, как долго слугам приходилось крутить ворот, чтобы вытащить ведро воды. Во дворе были ещё коровники для скаковых коров, помещение для кареты и складские помещения. Рыска не удержалась и проведала их с Альком коров, не забыв посокрушаться про Милку. Уход за ними Рыску удовлетворил, слуги знали своё дело, и коровы выглядели холёными и довольными.

Ещё во дворе были чаны, этакие каменные мешки, для сбора дождевой и талой воды. Оттуда бралась вода для купальни и других технических нужд. Альк ещё что-то рассказывал про качество воды и какие-то фильтры с песком и ещё чем-то. Зачем, она так и не поняла. Странные они какие-то эти мужчины, думают, что это может быть интересно. По поводу купальни, кстати, Рыска разочаровалась. Оказывается, мыться там каждый день было немыслимой роскошью даже для богатого аристократического семейства Хаскилей. Из-за дороговизны дров и экономии воды. Поэтому мылись здесь не чаще раза в неделю или две. Как рассказала Миранда, для обитателей других замков это ещё и очень часто. Да и воду после каждого человека не меняли, доливали пару вёдер горячей и всё. Ну по праздникам могли две заливки сделать. Поэтому Альк с Мирандой с детства привыкли бороться за то, кто первый купальню займёт. Рыска почти с ностальгией вспомнила родную веску, где недалеко от дома была река — купайся хоть каждый день. Да и пару вёдер нагреть не трудно, проблем с дровами не было, лес рядом. Здесь, правда, тоже была река и даже озеро, в километре от замка. Но мыться там благородным господам не пристало, это могли позволить себе только простолюдины. На озеро, кстати, Альк Рыску водил. Показывал прикормленных уток и лебедей. Они с ним птичек тоже покормили. Прогулка Рыске тогда понравилась.

Замок находился на возвышенности, в заселённой долине. Вокруг замка располагались земли с крестьянами, принадлежащие Хаскилям. Заправлял землями и крестьянами управляющий, которого выбрала мать Алька. Контролировала управляющего тоже она. Вообще рука этой изящной женщины чувствовалась в замке всюду. В числе прочего, из окрестных крестьянских хозяйств к господскому столу ежедневно поставляли свежее молоко, фрукты, овощи и зелень всякую. Рыска уже почти привыкла есть эти непонятные салаты. Миранда уговорила Рыску, что это вкусно. Вообще, кормили здесь очень хорошо. Получше и разнообразнее, чем была еда у Сурка, и не сравнить с городскими кормильнями.

Также Альк водил Рыску по галереям замка вне жилой башни, показал места, где любил бывать в детстве.

За пределами жилой башни Рыска мало где бывала, и в основном только с Альком. Единственное помещение, где она бывала довольно часто и которое ей нравилось, это зал для балов, он так и назывался «бальный зал». Там окон было больше, и они сами были крупнее, поэтому днём там было достаточно светло. Там Рыска бывала с Альком. Этот зал молодой видун использовал для тренировок, с которых у него начиналось каждое утро. Девушка, привыкшая рано вставать и активно что-то делать, по утрам маялась без дела. Поэтому она в первое же утро напросилась с ним. Мужчина был не против и даже её пытался привлечь к тренировкам, но Рыска наотрез отказалась, ей, и когда она путницей была, не нравилось мечом махать, а теперь и подавно. Вот понаблюдать за Альком — дело другое. Заодно и поговорить можно. Тренировался он обычно с саблями и выкладывался по полной. Несмотря на то, что Альк сосредоточенно махал саблями, он умудрялся ещё вполне логично и вдумчиво отвечать на Рыскины вопросы.

— А зачем ты сегодня во дворец едешь? — спрашивала девушка.

— Со мной Шарес с Исенарой хотят поговорить, — завершив выпад и крутанув саблями, отвечал Альк.

— Интересно, зачем ты им понадобился? — пополам с удивлением и любопытством спросила чернокосая.

Сабли свистнули, рассекая воздух:

— Я полагаю, они хотят дать нам небольшое поручение.

— И ты догадываешься какое?

— Ну я не могу, конечно, знать, что в головах у наших тсарей, но подозреваю, что, во-первых, они и дальше захотят иметь от нас информацию, потому что мы шляемся туда-сюда по тсарствам и к тому же в нашей небольшой компании есть представители обоих тсарств и… — тут Альк крутанулся на одной ноге на сто восемьдесят градусов, зарубив воображаемого противника сзади, — и, что немаловажно, они нам доверяют. А во-вторых, возможно, захотят ещё послушать моих безответственных советов, — он на мгновение остановился, обернулся к Рыске и улыбнулся.

Потом видун продолжил серию движений, и сабли в его руках превратились в серебристое свистящее облако.

— Ой, Альк, после того как ты так нагло с ними себя вёл, я вообще думала, что они не захотят с нами разговаривать.

— Ты ошибаешься, — говорил Альк продолжая свои выпады. — Они от нас ждали совсем не вежливых ответов, что всё хорошо. Потому что информацию о том, что делается в их тсарствах и как их решения продвигаются, они в основном из ближайшего окружения получают и разнообразных отчётов. Они не могут, как мы, просто попутешествовать и посмотреть, как реально дела обстоят. Поэтому такие, как мы — независимые глаза и уши, им очень важны.

— Но с советами ты всё равно переборщил.

Альк только фыркнул.

На следующий день Альк с ехидцей рассказал Рыске, что он с тсарями в числе прочего говорили про тот указ, который он обещал ей продвинуть. Посмеялся с её реакции. Ещё раз повторил, что тсари не боги, а обычные люди и помощь ценят. И что он не такой уж пустоголовый болтун, как она думает, его мнение и послушать тоже можно.

У Алька были дела и помимо Рыски. Во дворце и не только, хотелось ещё навестить некоторых старых знакомых, вспомнить забытую жизнь в столице. Поэтому у Рыски появлялось свободное время, и, чтобы она не чувствовала себя одинокой и не сильно скучала в его отсутствие, Альк решил выписать девушке учителя по игре на гитаре, пусть порадуется, раз ей так нравится, учителя саврянского языка начального уровня, который заодно научит чтению и письму, и учителя танцев. Альк, конечно, и сам мог научить девушку танцевать, но пусть лучше этим займется профессионал. Учитель танцев должен был научить Рыску прилично танцевать до бала. Но с условием, что её партнёром, и на время обучения тоже, будет он — Альк. Учитель саврянского был нужен, прежде всего, для обучения письму. Печатный текст Рыска с помощью объяснений Алька и подаренной азбуки худо-бедно читала, а вот написанный от руки — вообще никак, а записки обычно пишутся от руки. Мало ли где пригодится записку или расписку прочитать. Для остальных пусть этот учитель называется «учителем изящной словесности» — так симпатичней звучит. То, что Рыска малограмотная весчанская девушка, Альк не то чтобы скрывал… хотя да, скрывал, чего уж там.

Учителем саврянского была молодая саврянка. Рыске она понравилась, и они быстро нашли общий язык. И Алька она полностью устраивала. Занимались они с Рыской в библиотеке. Комната была небольшая, но сплошь уставленная книгами. Учительницу библиотека восхитила, как и Рыску. Учёная саврянка обнаружила там какие-то редкие ценные фолианты. И раз уж она называлась учителем изящной словесности — на самом деле она ей и была, преподавала этот предмет в Брбржистском университете, обучая Рыску грамоте, понемножку знакомила её с известными образцами саврянской и ринтарской литературы. Выбирая в качестве примеров поэзию и прозу небольшие по объёму, но интересные и не очень сложные. Рыска занималась с удовольствием, особо увлекаясь фольклором, но не оставляла при этом без внимания и остальное. В принципе, Рыска впервые начала знакомиться с такой формой литературы, как поэзия, если не считать, конечно, песен. Но те песни, которые пели в веске, это всё-таки другое. А поэзия ей понравилась. Были необычны и не всегда понятны все эти метафоры и ассоциации, но совершенно непонятным образом они брали за душу, будили воображение, рождали чувства и заставляли задумываться о том, что раньше не приходило в голову. К примеру, автор о каких-то пустяках пишет вроде одуванчика у забора и прочих мелочах, а так душевно получается. И с помощью этих мелочей и ещё чего-то непонятного, у автора получается поговорить о чём-то очень важном. В общем, это такое очень сильное колдунство, считала Рыска, почище путничьего дара. Конечно, с поэзией они знакомились на ринтарском, на саврянском для Рыски было сложновато. Упоминались и большие трактаты, Рыска с интересом слушала краткий пересказ их в исполнении молодой саврянки. А в свободное время с удовольствием читала «Сказания и мифы древней Саврии», красочно оформленную с золотым тиснением книгу, которую она обнаружила в библиотеке Хаскилей. И хотя она была на саврянском, Рыска её понимала, лишь в некоторых случаях уточняя у своей учительницы или Алька незнакомые слова и смысл особо трудных оборотов речи.

А вот учителем игры на гитаре был моложавый менестрель. Альк был очень раздосадован, что не удалось найти женщину. Поэтому он предварительно поговорил с менестрелем и в жёсткой форме предупредил, чтобы тот ничего лишнего в отношении ученицы себе не позволял. И даже поприсутствовал на половине первого урока, ревниво наблюдая, всё ли там нормально, убедился, что все ведут себя порядочно и благопристойно, вздохнул и удалился.

Обучение танцам проходило в «бальном зале». К удивлению Рыски, танцевали они не под музыку, а под счёт. У каждого танца он был свой. Как у этих благородных всё запутано! Альк был хорошим партнёром, знающим и умелым. А так как ведёт всегда партнёр, то Рыске, прежде всего, надо было позволять себя вести, угадывая движения и следуя подсказкам партнёра. Когда она в общих чертах выучила рисунок танца, ей стало проще это делать, она расслабилась и начала обращать внимание на детали. А учитель начал её хвалить. И тогда Рыска почувствовала, что танцевать с Альком ей нравится. Он такой сильный, надёжный, уверенный. Тогда в замке «полтора клинка», она этого не чувствовала, потому что была скована страхом и мыслями, что у неё ничего не получится. А сейчас, только в танце можно представить себе шальную мысль, что он её… «не просто друг», только её. И прочувствовать эту мысль... всем телом. Эх, танцевала бы и танцевала.

Молодая учительница иногда задавала Рыске читать вслух, особенно часто стихи. У Рыски получалось это делать с выражением и почти также захватывающе, как рассказывать сказки.

— У тебя настоящий талант чтеца, — восхищённо говорила учительница своей ученице.

И как-то само собой получилось, что Рыска однажды предложила новой подруге Миранде почитать Ташу сказку. Таш тогда раскапризничался, не хотел идти спать, а Рыска предложила, если он пойдёт без капризов, то она почитает ему сказку или какую-нибудь историю. Таш выбрал сказку. И через несколько щепок Миранда вместе с Ташем с огромным интересом внимали сказочнице. Таш был в восторге. На следующий день, точнее вечер, во время посиделок у камина, он начал просить тётю Рыску — почитать. Мира поддержала. Они отсели, чтобы не мешать, и Рыска негромко начала читать, через некоторое время к их небольшому кружку присоединилась мать Алька, а потом и сам Альк. Так и повелось. А потихоньку юная сказочница научилась не только читать саврянские сказки, но и без книжки кое-что рассказывать.

Мать осторожно, но благосклонно присматривалась к молодой ринтарке, не разделяя неприязненного отношения к ней своего мужа. Она очень хотела, чтобы Альк женился — да хоть на ком-нибудь. А Рыска была доброй, милой и нравилась Альку. Да и понянчить внуков тоже хотелось. Конечно, у неё уже был Таш, но и от Алька хотелось. И вообще она просто желала счастья сыну. Она гораздо лучше мужа понимала Алька, его резкий и независимый характер. И была уверена, что с его норовом женитьба для Алька было делом непростым. Попробуй пригладь этого колючего ёжика и сделай так, чтобы он захотел убрать свои иголки. А девушке, похоже, это удалось.

* * *

Так и прошло пять недель. Альк частенько ездил во дворец, где он разговаривал с Исенарой и Шаресом, что-то обсуждал. На вопросы Рыски и отца лишь отшучивался.

Рыска успешно занималась с учителями. И с увлечением сама. Кроме чтения её увлекала игра на гитаре. Кстати, на ставшие традиционными совместные утренние тренировки Алька, девушка часто брала с собой гитару. И пока белокосый тренировался с саблями, девушка тренировалась с гитарой. И против ожидания Алька, получалось у неё очень даже неплохо. У чернокосой сказительницы оказался музыкальный слух, а интерес и желание освоить инструмент никуда не делись, и от трудностей не пропали. Поэтому на оттачивание навыков, она не жалела времени и пальцев, даже слегка забрав его от вышивания.

А вышивала она Альку кошель, на поясе который носят, такие у них многие мужчины носили, она видела. Решила сделать своему белокосому маленький, дружеский подарок. Удобная вещь, туда если не деньги, то разную мелочь можно положить, да хоть даже и крысюка. А то он из-за пазухи вон как за живот Алька цапнул. Материю на кошель и нитки для вышивания девушка попросила у Миры. Изделие она уже раскроила, разрезала, сейчас на одной стороне вышивала рисунок, авось Альку понравится. Старалась делать это незаметно от него, чтоб раньше времени не обрадовался.

Так как хозяйством она больше не занималась, то со всем жаром занималась, вот, всем этим.

А вот к необходимости использовать слуг она так и не привыкла, испытывая неудобство всякий раз, когда они делали за неё то, что она прекрасно могла сделать и сама.

В один из дней Альк сказал Рыске, что завтра во дворце его ждут вместе с ней. Зачем — не знает.

…

Шарес и Исенара приветливо, как со старыми знакомыми, с ними поздоровались. Потом они объяснили Альку с Рыской задание: во время путешествия от одной столицы до другой пусть путешественники займутся информированием населения, там, где посчитают нужным, и заодно проверят работу наместников. Потом были выданы тсарские грамоты, дающие соответствующие полномочия, сделаны уточнения и указания. И когда с этой частью было закончено, Исенара начала говорить на неожиданную для Рыски тему.

— Я считаю, что смешанные браки среди знати укрепят нашу позицию и облегчат воссоединение тсарств, — осторожно начала она.

Но Альк не дал ей развернуть тему, сразу поняв куда тсаревна клонит:

— Да, ваше высочество, Вы, конечно, правы. Но наш с Рыской брак к таким не относится. Ведь Рыска обычная весчанка и к ринтарской знати никак не относится. Поэтому наш с Рыской брак вам мало чем поможет.

Тсарь и Исенара переглянулись, потом она свела на переносице брови и в помещении на время повисло задумчивое молчание, затем Шарес чуть заметно кивнул и Исенара озвучила:

— Ладно, пока не будем торопить события, мы подумаем, что с этим можно сделать.

— Не будем вас задерживать и через пять дней ждём вас на балу, — сказал Шарес.

— Благодарим, это большая честь для нас.

Саврянин и ринтарка откланялись и вышли.

Потом до приезда в замок они ни на минуту не оставались одни. Рыска была какая-то задумчивая. Когда приехали и Альк с Рыской, наконец то, оказались наедине, Рыска спросила.

— Альк! А это они на что намекали, когда о смешанных браках говорили?

Альк широко улыбнулся:

— А это они о том, что ты своим замужеством со мной могла бы поспособствовать успехам саврянско-ринтарской дипломатии и делу успешного объединения и ассимиляции наших тсарств.

Рыска ошалевшими глазами уставилась на Алька.

— Расслабься, это если бы ты была из какого-нибудь знатного ринтарского рода. Правда, при этом и твоего согласия бы не очень спрашивали. Так что тут палка о двух концах. Зато сейчас без твоего согласия никто ничего делать не будет.

Рыске очень захотелось сказать, что она вообще-то согласная, но она не была уверена, что это будет к месту и могут ли приличные девушки позволить себе подобные высказывания. Нет, наверное, но что-то она уже сомневалась, что она приличная. Она уже собралась сжать зубы и промолчать, но почувствовала, что это будет как-то нехорошо, неправильно.

— Альк.

— Да.

— Я давно хотела сказать, но не решалась, да я и сейчас не уверена, что это стоит говорить. Но… — она зажмурила глаза и выпалила. — Я тебя люблю! — и добавила уже тише. — Без всякой дипломатии. Сама по себе.

Несмотря на то, что Альк этого признания ждал, оно всё равно застало его врасплох.

Он шагнул к девушке, обнял её, погладил по волосам и хотел поцеловать, собираясь приласкать, успокоить, и даже — «а ну его этот план!» — сказать, что он её тоже любит. Но тут девушка напряглась, увернулась от поцелуя, отстранилась от его рук и собиралась что-то сказать. Но Альк её опередил, сказав почему-то совсем не то, что собирался, а ехидное: — «Но до свадьбы ни-ни!».

— Кто о чём, а ты, как обычно, об этом! — с обидой выкрикнула Рыска, развернулась и убежала.

Зачем он это сказал, Альк и сам не смог бы объяснить… Характер!

Больше они к этому разговору не возвращались.

* * *

Кшиштофа Хаскиля сейчас больше, чем карьера сына, с этим он как-нибудь разберётся, какие-то подвижки уже есть, беспокоила ринтарская полукровка, которую блудный сын притащил с собой. Тёртый калач в дворцовых интригах, он сразу почувствовал, что Алька связывает с черноволосой девушкой не только долг. А после того, как любимый сын на выданные ему деньги накупил ей одежды и нанял учителей, потратив на неё гораздо больше, чем на себя, это стало особенно очевидно. Вдруг ещё жениться надумает этот оглоухий вредный любитель отстаивать свой выбор, и, как оказалось, любитель молоденьких девушек… Спортит породу, балбес скудоумный! Ринтарцев Кшиштоф Хаскиль недолюбливал несмотря на то, что ему приходилось часто иметь с ними дело. И в делах он относился к ним вполне толерантно, по-деловому. Но дела делами, а чтобы в святая святых — семью- привести, и тем более свою драгоценную фамилию дать! Ни в коем случае! Да ещё и внуки полукровки, фу. И вся чистокровность к Сашию. Это, не говоря, о неблагородном происхождении девушки. Все благородные… ну, достаточно благородные, ринтарские роды он знал наперечёт и ни к оному из них Рыска не принадлежала. Да и с чего бы благородной ринтарке таскаться на корове по трактам и дорогам обеих тсарств, как простой оборванке. Ладно, его сын, а она то что? Не от хорошей жизни увязалась за ним. Нищенка приблудная! Ну может и не нищенка, это он погорячился, но всё равно не ровня она его сыну. Не ровня!

Но после разговора про карьеру посла старший Хаскиль понял, что с сыном об этом разговаривать бесполезно, опять в бутылку полезет, назло всё сделает, ещё и из дому уйдёт, разорвав все связи и спалив за собой мосты. Опыт же есть. Нет, надо через девушку действовать, она наивная глупышка, не знающая интриг. Надо выбрать подходящее время и поговорить с ней, и он уже знал, о чём.

* * *

Когда дела во дворце закончились, у Алька освободилось время, и нужно было кое-что сделать. Милку то, они по пути туда так и не забрали. Рыска уже несколько раз напоминала про неё. Того и гляди сама рванёт за коровой, не дождавшись его. С неё станется. В общем-то затягивать с этим сильно нельзя, а то ещё правда, на мясо пустят, Рыска тогда точно не простит. Уж лучше он сам съездит и заберёт её, пока время есть, как раз до бала успеет. Вот завтра и поедет. А Рыска в это время пусть в замке побудет. Так спокойнее. К тому же, у неё занятия проплачены. Альк вспомнил картину вчерашнего вечера: семья расположилась у камина вокруг Рыски, только отец в стороне. Все, затаив дыхание, слушают, как Рыска читает очередную легенду. Даже отец слушает, хоть и не подаёт виду. Прямо семейная идиллия, да и только. Конечно, ей в замке лучше, её никто не обижает, она вполне вписалась в здешнюю жизнь, сестра ей вообще откровенно рада. А если с ним поедет, так только дольше будет, да вдруг ещё куда-нибудь свалится, ногу подвернёт, перед балом не хотелось бы. Пусть в замке обживается.

Решение было принято, и, не откладывая его в долгий ящик, Альк стал собираться в путь.

Да, нехорошо как-то с тем разговором с Рыской получилось, но извиняться он не собирался. А что она такая обидчивая. И вообще, менять планы он уже передумал. Вот вернётся, потом бал, вот после бала и сделает, и скажет всё, что собирался, поставив все точки над «ё». Дар тревожно ворохнулся в душе, о чём-то предупреждая. Что-то не критичное и неясное, просто не очень хорошее предчувствие возможных неприятностей. Он даже не мог понять. Это про него? Про Рыску? или про кого-то другого? Обычно он на такое плевал, но сейчас решил перестраховаться. Если это про него, то он справится, ерунда. Если это про Рыску, то здесь он предполагал неприятности только от её неожиданных решений и поступков. Главное, чтобы ничего не надумала, пока его не будет. Поэтому, он решил с ней поговорить.

* * *

…

— Не волнуйся, я твою Милку заберу и приеду. У меня одного это быстрее получится. Двух дней не пройдёт. Насчёт тебя я всех предупрежу. К тому же, тебе завтра на примерку платья, — уговаривал Рыску Альк, которая, услышав о Милке, навострилась было с ним.

— А как же я одна на примерку? Я ж в этих платьях ничего не понимаю.

— С Мирой сходишь. А ещё у тебя занятия, и по изящной словесности, и на гитаре.

— Ну, ладно, — подумав, рассудила Рыска, может, так и правда лучше, если Альк настаивает. И вообще, она девушка самостоятельная, ненавязчивая, пару дней может и без Алька прожить. Обида за прошлый разговор всколыхнулась у девушки в душе.

— Езжай! Счастливого пути!

— Рысь, только пообещай мне одну вещь, — Альк внимательно посмотрел в жёлто-зелёные глаза. — Ты ничего неожиданного не будешь предпринимать, пока я не приеду. Хорошо?

— Хорошо, — удивлённо ответила девушка. Она вообще-то и не собиралась.

— Если ты себе вдруг что-то надумаешь, то ты дождёшься меня. Обязательно дождёшься меня. Мы поговорим и уже вместе решим, что делать. Обещаешь?

— Обещаю.

С утра собравшись, Альк всех предупредил, что уезжает по делам на пару дней, а Рыска остаётся пока в замке. Странно, мимоходом отметил Альк, отец даже не пристал с расспросами, куда и зачем он едет. Альк, конечно, не ответил бы, но всё равно это было странно. Но Альк не стал заморачиваться и тут же выкинул это из головы. Он выбрал самую резвую корову, оседлал её и уже сидя на ней, обернулся напоследок на замок и наподдав животинке под рёбра, выехал в открытые уже ворота.

* * *

Выждав две лучины после отъезда сына, Кшиштоф Хаскиль направился в Рыскину комнату.

Рыска в это время задумалась об Альке и своей жизни. В итоге постепенно от Алька перешла к размышлениям о замке и жизни в нём. Она думала о том: «Смогла, а точнее, хотела бы она жить в замке?» Она склонялась к мысли, что нет, не хотела бы. Не её это. Сначала её замок впечатлил и очень понравился. Поразила роскошь, богатое, со вкусом подобранное убранство, отделка помещений. Действительно превосходная купальня … множество приспособлений, и приятных мелочей, о которых Рыска раньше не знала и даже не догадывалась. (например, разные благовония и притирания, щипцы для завивки и многое другое) Очень понравились и посиделки перед камином. Но очень быстро она обратила внимание и на то, что ей не нравилось. Ей сразу бросилась в глаза, что в замке было слегка темновато. В небольшие окна в толстенных стенах попадало не много света, даже в полдень. И воздух там всё время был какой-то спёртый, сырой и промозглый. А уж запах, да кхм, кхм, то же мне, благородные аристократы, «голубая кровь» и эти ночные вазы … А ещё ограничения в возможности принять ванну. Ну да, не было у неё в детстве никакой ванны, но зато была бочка и если работу свою переделала, то мойся хоть каждый день. Не говоря уже о речке, которая не перемерзала даже зимой. И ночных ваз у неё никогда не было, как и запаха от них. В общем были в жизни в замке и свои плюсы, и свои минусы. Да и вообще, она хотела бы быть хозяйкой в своём доме, а то, что замок всегда останется чужой вотчиной, это понятно. Пожалуй, её сердцу был бы милей домик у озера.

Её нехитрые размышления прервал тихий стук в дверь и вкрадчивый голос посла.

— Здравствуйте​, милая девушка! — ласково на саврянском обратился к Рыске отец Алька.

Девушка неожиданно выдернутая из своих мыслей, ещё раз отметила, насколько похожи у них с Альком голоса. Старший Хаскиль производил на неё странное впечатление, к тому же она никак не могла определиться в его отношении к ней.

— Я хотел бы с вами поговорить. Вы же не против?

— Конечно. Я в вашем распоряжении, и внимательно вас слушаю, — вежливо, как её учил Альк, ответила Рыска. Постаравшись не показать сильного удивления от этой внезапной и прямо скажем неожиданной потребности пообщаться с ней у старшего Хаскиля.

— А вы надолго собираетесь у нас задержаться? — начал тот.

Обычный, даже вежливый вопрос, но Рыске послышалось в нём «А не пора ли вам уже сваливать?» или более вежливый вариант «А не загостились ли вы?».

Рыска пожала плечами и ответила в тон:

— У Алька тут ещё какие-то дела, как переделает, так и уедем.

— А Альк разве собирается с вами? — поднял брови посол.

— Да… Собирался, — уже настороженно ответила девушка.

— А зачем? — невинно добил старший Хаскиль.

Девушка сначала опешила. Как это зачем?

— Ну как же… — начала Рыска, уже подумав, может, она как-то неправильно переводит, может, у этого вопроса есть какой-то другой смысл, настолько странным он ей сначала показался.

Потом смутилась, сама задумавшись «А действительно, зачем?». Она просто этого очень хотела и обрадовалась, что не придётся расставаться, а зачем это нужно Альку, она не знала. Как-то даже не подумала. И почему он, собственно, у неё это спрашивает?

— А вы… у него самого и спросите, — попыталась восстановить пошатнувшееся самообладание Рыска. Вспоминая, как Альк учил её разговаривать в сложных ситуациях, не мямлить, не оправдываться и не терять уверенности.

— Милая девушка, да вы не волнуйтесь. Вам не надо меня бояться. Я вам добра желаю. Вам, наверное, трудно говорить на чужом языке, ведь вы его не очень хорошо знаете. Давайте перейдём на ваш родной язык, — добавив мёда в голос, сказал заботливый Хаскиль на ринтарском.

Рыска кивнула.

— Вы ведь любите Алька? Правда? — в лоб спросил старший Хаскиль то, сокровенное, о чём так непросто говорить и с самим Альком, а с его отцом она это вообще не собиралась обсуждать.

Рыска сглотнула вставший в горле ком и, явно волнуясь, и начав теребить в пальцах кончик длинной, только что заплетённой косы, сказала:

— Я не понимаю, а при чём здесь…

Рыска не успела договорить.

— Милая девушка, вы, конечно, юная, симпатичная, славная, и я вас не в чём не упрекаю. Лично мне вы глубоко симпатичны. Вы вполне достойны любви. Поэтому, пожалуйста, не истолкуйте в дурную сторону то, что я вам скажу. Я вижу, вы искренне привязаны к моему сыну. Вы сможете внимательно меня выслушать и правильно понять то, что я собираюсь сказать, — старший Хаскиль сделал паузу, проникновенно глядя в глаза девушке, излучая отеческую заботу и вселенскую любовь.

Рыска настороженно замерла, она не помнила, чтобы он так на неё раньше смотрел, ни одного раза не помнила. Обычно испытующе, изучающе, равнодушно, редко когда улыбался и почти никогда не разговаривал, был вежлив, но не более того. А тут вдруг. К чему бы это?

— Я знаю, вы замечательная девушка и очень много сделали для моего сына, и я вам искренне благодарен. Альк тоже вам чрезвычайно благодарен. А Альк, он же у нас такой… благородный, склонный к самопожертвованию. Вы со мной согласны?

Рыска опять кивнула.

— Вы многое для него сделали, он многим вам обязан. Чувствуя к вам огромную признательность, он хочет вас достойно вознаградить. Возможно, да нет, точно, он считает, что деньги — это слишком мало, чтобы вас отблагодарить, и может захотеть жениться на вас из обострённого чувства долга. Понимаете, только из чувства долга. Он, возможно, думает, что очень красиво и благородно будет на вас жениться. И что после того, что вы вместе пережили, он обязан это сделать. А бросить вызов обществу, это всегда было в его стиле. А то, что это может сломать его жизнь, он не думает.

Кшиштоф Хаскиль вздохнул.

— Поймите, дитя моё, — посол постарался как можно ласковей посмотреть на Рыску. — Вы с Альком совсем не пара. Вы же сами это понимаете? Ведь понимаете?

— Я знаю, что мы не пара. И он мне о таком своём намерении не говорил. Если бы собирался, уже бы давно сказал, — с промелькнувшей обидой в голосе начала отвечать Рыска.

— Дитя моё, вы его просто мало знаете, он может вам и не сказать до последнего момента, сам что-то решив. Он сам из-за неверно понятой порядочности и гипертрофированного чувства долга вас не бросит. Он считает, что честь и достоинство обязывают его жениться на вас. Я вижу, вы честная, добрая девушка, и ваше сердце способно на великодушие, незнакомое многим другим женщинам. Вы же не примете эту жертву?!

Рыска молчала, о чём-то думая.

— Поймите только, милое дитя, — продолжил Хаскиль, — что жизнь ставит иногда нашему сердцу суровые задачи, но их нужно выполнять… Понимаете, Альк — он прямой потомок родовитой саврянской знати, получивший лучшее образование для его круга, ещё до Пристани. У него блестящие перспективы, карьера, положение в обществе. А вы, конечно, милая, добрая, мне лично глубоко симпатичная, но простите великодушно, рискну предположить, что дочь какого-нибудь купца средней руки?

Рыска в ответ неопределённо повела плечом:

— Сейчас я сирота, — тихо ответила Рыска и сжалась, подумав, что она не просто из недостаточно знатной ринтарской семьи купца, а вообще малограмотная весчанка из окраинной, богом забытой вески, батрачка, случайный приплод войны. С которой Альк познакомился только волей случая. И если бы не этот случай и крайняя необходимость, то ведь, даже встретившись, он бы никогда не обратил на неё внимания.

Кшиштоф Хаскиль приблизился к Рыске, взял обе её руки и сказал голосом полным сочувствия:

— Понятно. Бедное дитя! Как я вам сочувствую. Простите, если сделал вам больно.

Рыска ещё раз дёрнула плечом.

— Ничего, — чуть слышно сказала она.

Немного помолчали.

— Но тем более понятны мотивы Алька. Он вас жалеет. Вы сирота — одна во всём мире, столь юная, трогательная. Нормальное инстинктивное желание у мужчины защищать и оберегать, — продолжил Хаскиль своё чёрное дело.

— Но поймите, Вы ему не ровня. Ну какое-то образование вы, конечно, получили, это заметно, но это не сравнится с Альком, вы же понимаете. Вы из разных миров, вы не нашего круга. Разница между ним и вами огромна и непреодолима, вы в этом не виноваты, но это ничего не меняет, — продолжал старший Хаскиль. — К тому же, ваш брак перечеркнёт Альку будущее. Его возможную карьеру, положение в обществе, перспективы. Его дети тоже не смогут иметь ни того положения в обществе, ни перспектив, когда б он женился на ровне.

Отеческая манера разговора, взятая старшим Хаскилем — это было то, чего Рыска была лишена в детстве, но неосознанно хотела — так располагала слушать и слушаться.

— Не поймите меня превратно. Вы, конечно, девушка симпатичная, милая, вполне достойная любви, и на первое время вам этого и воспоминаний о ваших приключениях хватит. Но через какое-то время вам даже не о чем будет разговаривать, у вас разные интересы, образование, мечты, принципы. И ему станет скучно. Вы же даже неспособны его понять. После возраста, когда господствуют страсти, наступает другой возраст, когда человек должен занять серьёзное положение в обществе, должен заслужить уважение. И у моего сына всё это будет, если он не наделает глупостей. А ваш брак всё это разрушит, сломает карьеру, лишит уважения и положения в обществе, уничтожит перспективы. Люди его круга будут его чураться. Он вам, возможно, ничего этого не скажет, но со временем всё это сделает несчастным и его, и вас. Наступит когда-нибудь день упреков и сожаления, будьте уверены, что для вас этот день настанет, и вы оба окажетесь скованными цепью, которую не сумеете порвать. Что вы будете тогда делать? Ваша молодость будет потеряна, будущее моего сына разрушено. И моё сердце тоже будет разорвано оттого, что я знал, чем это кончится, и не смог предостеречь, остановить. В конце концов вы друг друга возненавидите. Вы же этого не хотите? Вы же не хотите сделать вашего любимого несчастным?

Рыске казалось, что он говорит очень искренне, и внезапно стало так обидно, аж слезы защипали глаза, просясь наружу, но она взяла себя в руки.

— А теперь, мадемуазель, я попытаюсь не упреками и угрозами, а просьбами добиться от вас жертвы, превышающей все другие жертвы, которые вы до сих пор приносили моему сыну.

Рыска напряглась при этом предисловии, в предчувствии чего-то ужасного.

— Вы любите Алька, так докажите это ему единственным способом, который вам остаётся: пожертвуйте ради его будущего вашей сегодняшней любовью. Если вы его любите! Если вы хотите ему счастья! Уезжайте! Уезжайте сейчас, не дожидаясь его возвращения! Уехав, он дал вам эту возможность. Я дам вам сто золотых, даже сто пятьдесят. Вы умная, сильная, красивая, вы сможете сами без Алька построить свою жизнь, у вас будет своё дело, свой дом, своя семья, и вы никого не сделаете несчастным. Вы сможете, я в вас верю. Когда вы заведёте свою семью, вы забудете Алька, я уверен.

Рыска давно уже находилась в задумчивости, внимательно слушая отца своего любимого. Девушка про себя молча плакала перед всеми этими доводами. Сейчас в ней боролись две её сущности, как бы споря друг с другом: одна, самоедская, склонная к самопожертвованию, соглашалась с отцом Алька, со всеми этими доводами, которые она сама себе часто приводила и которые в устах его отца получали еще большую определенность; другая, осторожная и практичная, говорила о том, что правильней будет сначала поговорить с Альком и с ним вместе всё решить. Тем более она обещала Альку до его приезда ничего не предпринимать. И это последнее оказалось решающим. То, что его отец ей сказал, и то, чего он не знал, как бы она ни оправдывалась, — справедливо. И её происхождение не даёт ей права мечтать о семейном счастье с Альком. Но уехать сейчас?! Вот так?! Не увидевшись, не поговорив, не попрощавшись. Взять деньги и позорно бежать, как вор какой-то. Наплевав на обещание, да и на него самого. Нет, она не готова это сделать. Неправильно это! Острота момента обостряла чувства. И всё воспринималось немного не так, как в спокойной обстановке. И, как ни странно, обещание, данное Альку, не без труда, но заставило умолкнуть возражения другой стороны. И после продолжительного молчания Рыска выдала:

— Может, вы и правы, но я обещала Альку его дождаться. Я считаю неправильным как вор убегать от него, не попрощавшись. Он вернётся, тогда я ему всё скажу и уеду.

Но этот вариант Кшиштофа Хаскиля совсем не устраивал. Как только Альк узнает о подобном разговоре, ещё и произошедшем за его спиной, тут даже видуном быть не надо, понятно, что психанёт и опять уйдёт из дома, ищи его тогда, а своё дурное дело таки сделает, из принципа, чтоб отцу досадить.

— Ах, милая девушка, видите ли, дело в том, что с Альком нельзя разговаривать на эту тему. Ему вообще не надо знать о нашем разговоре. Когда что-то говоришь ему поперёк того, что он задумал, он будет настаивать из чистого упрямства. Он хочет, чтобы всё было по его. Он любит, чтобы его решение было только его решением, и не выносит никакого давления. Доводы разума тут бессильны. Это только разозлит его и ещё больше заведёт, и разожжёт желание сделать именно так, как не надо, из принципа. А когда он увидит, что вас нет, он, конечно, удивится, разозлится, попытается найти, а потом поймёт, что так лучше, и будет строить свою жизнь, с людьми своего круга. А если вы останетесь, то он будет тащить этот крест до конца жизни. Уезжайте! Сделайте это ради него. Вы же хотите ему счастья?

— Да, то есть нет, — ответила Рыска со свойственным ей упрямством. — В смысле счастья ему хочу, но не уеду. — Вопрос был для неё решённым, по крайней мере, вот прямо сейчас она никуда не поедет. И рукой махнула резко и коротко, как бы перечёркивая. — Пока я не поговорю с Альком, я никуда не уеду. Я обещала Альку ничего не предпринимать без него, и я его дождусь! К тому же, я думаю, что вы ошибаетесь по поводу его намерений в отношении меня. О таком важном решении он бы обязательно мне сказал, не вижу причин, помешавших бы ему это сделать.

— Вы ошибаетесь. Он на вас смотрит не просто как на друга, со стороны виднее.

Рыска только упрямо мотнула головой.

«Вот же, упрямая ослица!» — с досадой подумал старший Хаскиль. Но сказал, естественно, совсем другое:

— Вы молоды, красивы, жизнь вас утешит. У вас благородное сердце, и воспоминание о хорошем поступке поддержит вас в трудную минуту.

Но Рыска уже приняла решение, и те, кто её знал, поняли бы, что спорить бесполезно.

Они ещё немного поспорили, но Хаскиль видел, что проигрывает. И, наверное, от отчаяния посол решил попробовать подключить ещё финансовый аргумент. И тут же понял, что это было его ошибкой.

Рыска, оскорблённо дёрнув носом, заявила:

— Можете вообще ничего не платить, я за златы друзей не продаю!

Кшиштоф понял, что этот раунд он проиграл, ему оставалось только ретироваться с минимальными потерями.

— Я был искренен с вами. Могу я надеяться, что вы выполните мою просьбу? Ничего не говорите Альку о нашем разговоре. И вообще в силу того, что я говорил до этого, не стоит заводить разговоры на эту тему.

Кшиштоф взял с Рыски слово ничего не говорить Альку об их разговоре. А также уговорил её, что не надо говорить с Альком на эту тему, а просто надо самой обо всём ещё раз подумать. На том и разошлись.

И вроде всё у неё получилось, ей удалось выстоять в этом нелёгком споре. Она не поддалась на уговоры старшего Хаскиля, вот только не было у неё уверенности, что она поступила правильно. Вроде всё осталось по-прежнему, она ждёт Алька и, как и обещала, ничего ему о разговоре не расскажет, как будто и не было ничего, их планы не изменились, но… Что-то неуловимо изменилось после этого разговора, и их отношения уже не могли остаться прежними.

Альк вернулся с Милкой через два с половиной дня, как и обещал. И был нимало удивлён произошедшими в Рыске переменами.

Рыске эти дни дались непросто. Нет, её никто не обижал. Но для того, чтобы она почувствовала себя здесь чужой, и вообще лишней, этого и не нужно было. В день разговора она даже не хотела идти на ужин, но Миранда с Ташем уговорили её спуститься. Скучно бы было без ежевечерних сказок. А потом она уже традицию не стала нарушать. И вообще, сделав над собой усилие, постаралась вести себя как обычно, по крайней мере ей так казалось.

На старшего Хаскиля она, всё же, старалась не смотреть. Но холодок отчуждения пробежал не только между ней и Кшиштофом. Не заметил этого разве что Таш. В принципе, отношение к Миранде осталось тем же, и Рыска думала, что ведёт себя как и раньше. На следующий день они вместе ездили на примерку платья. Всё было мило и даже весело, но когда разговор заходил про Алька, Рыска напрягалась, и начинала отвечать сухо и односложно и вообще старалась уйти от этой темы.

Единственный, с кем поделилась черноволосая девушка переполнявшими её эмоциями и чувствами, не стесняясь и не боясь сказать лишнее, был крыс, глядящий на неё своими чёрными бусинками глаз.

— Послушай, Аль, — проникновенно говорила Рыска грызуну, имя которого, конечно, было дурацким, но другого не придумалось. — Я не знаю, что мне делать. Это всё какой-то безумный фарс. Я люблю твоего хозяина. Очень люблю. Но это же ничего не значит.

Так как Рыска уже имела опыт общения с этим крысом, когда в его теле был Альк, то и теперь разговор с крысой не вызывал стойкого ощущения сумасшествия и не вызывал отторжения, хотя тот, конечно же, молчал. Но сейчас ей и надо было именно это.

— Я понимаю, мы с твоим хозяином не пара. И я не должна показывать ему свои чувства, — девушка смахнула с глаза готовящуюся набежать слезу и с досадой продолжила. — Всё, никаких глупых признаний! — вспомнив своё признание во дворце, Рыска продолжила свою тираду. — Он не может любить меня. Нет, нет, нет! Даже не переубеждай. Он не может полюбить такую, как я. Мы слишком разные. Кто он и кто я? Мы из разных миров. Да я даже и не надеюсь… Совсем… Что ж, я не понимаю?! — остановившимися глазами глядя на край кровати, Рыска грустно прошептала, — Не должен.

— Но Альк, он такой… — глаза Рыски затуманились. — Эх, ничего-то ты не понимаешь! — через некоторое время с досадой бросила девушка. — Было бы так здорово, если бы мы могли быть вместе, если бы мы были парой. Моё сердце разорвалось бы от счастья. Тьфу! Откуда взялась эта фраза? С уроков изящной словесности, не иначе. Какая-то она гладкая и напыщенная, не жизненная. Фу! Невозможная, как и моя дурацкая мечта. И вообще, я запуталась. Я чувствую себя такой глупой… Иногда… Вот как сейчас! — Она всхлипнула.

— Но всё равно, я точно знаю, что он не может, и поэтому мы не должны! Вот! Понимаешь, Аль?! — Рыска испытующе посмотрела на крысюка. — А твой хозяин, вот, ничего не понимает! Для него всё дурацкие подколки и хиханьки. Поиграть в глупую весчанку и неотразимого Хаскиля. Правильно его папочка говорит. Ему это не надо, совсем. Потому что я ему не нужна! У-у-у-у!

Рыска слегка всплакнула от обиды и несправедливости жизни.

Успокоившись, девушка продолжила убеждать крыса.

— Понимаешь, Аль, мне не нужен брак с ним как подачка, из жалости и благородства. Я слишком его люблю, чтобы принять подобную жертву. Я не хочу мешать его жизни. И без настоящих чувств с обеих сторон ничего хорошего не получится. — Затем девушка с надеждой посмотрела на крыса. — Но ведь его отец ошибается?! Альк не собирается делать мне предложение! Всё это глупости! Глупые страхи аристократического семейства. А значит, какое-то время я смогу быть вместе с ним, путешествуя рядом и не боясь испортить ему жизнь.

Она ещё немного поговорила, поведав крысу со всей откровенностью, что она думает о его хозяине и её с ним отношениях. После этого девушке стало легче, и она даже как будто чуть лучше разобралась в себе и укрепилась в своих решениях.

Занятия с учителями ей нравились, в том числе и потому, что заставляли собраться и отвлечься от мучивших её неприятных мыслей. А когда она, одна, без менестреля, тренькала на гитаре, подбирая подходящую под настроение мелодию, это тоже странным образом благотворно действовало на её душевное состояние и примиряло с действительностью.

В общем, к приезду Алька она уже успокоилась, приняв решение, перестав надеяться на невозможное и, как ей доходчиво объяснили, столь вредное для её любимого. Только линию поведения к изменившимся условиям она ещё не чётко выработала. И это её несколько нервировало.

Алька она встретила радостно, но сдержанно. Ему показалось даже, что корове своей она больше обрадовалась. По крайней мере с ней она была более мила и непосредственна.

На следующий день после возвращения Алька, впервые за всё время пребывания в замке, девушка завела с ним разговор о том, когда они уже отсюда уедут. И что, если он не хочет, она может и одна уехать. Альк ответил, что уедут они после бала либо на следующий день, либо через несколько в зависимости от обстоятельств. И чтобы она глупостями голову не забивала. Вместе приехали, вместе и уедут. Альк недоумевал, почему девушка ни с того ни с сего вдруг изменила свое поведение и даже отношение к нему. Мотивы и причины этого остались для него неведомы. Дар он не применял принципиально. Считалось последним делом вмешиваться им в любовные разборки. Ну не может же он, в самом деле, отслеживать каждую мысль, пришедшую в эту дурную весчанскую голову! На все расспросы Рыска отвечала, что ничего не произошло и всё хорошо. В общем, дело ясное, что дело тёмное. Надо было бы всё-таки выяснить, что там в этой симпатичной чернявой голове делается, но он не стал. Как-то не до этого было, надо готовиться к балу, времени оставалось не много. И Альк рассудил, что это просто глупые бабские капризы, не логичные и ничем не обоснованные. И не пристало ему, мужчине, в этом ковыряться. Да и Рыска не совсем последовательно себя вела, сбиваясь то и дело на обычное поведение. В общем её лихорадило. «Скорее всего, просто волнуется перед балом», — решил Альк.

Придворный бал по такому торжественному случаю всё же отличался от частного бала в замке «полтора клинка», и подготовка к нему заняла больше времени и сил. Распорядители бала сообщили, что их пара включена в состав открывающих бал. А это означало, что они вместе с его величеством и её высочеством и десятком других пар должны были танцевать первые три танца. Конечно, эти танцы Рыска, а тем более Альк, знали и танцевать умели, но тут особый случай. Там у каждой пары было своё место и всё должно было быть чётко, в такт и без сучка, без задоринки. Не должно быть никаких задержек и недоразумений, чтобы не сбить чёткий рисунок танца. Поэтому возобновились занятия танцами, на этот раз с тем учителем, которого прислали распорядители.

Один раз они даже съездили во дворец, чтобы отрепетировать этот кусочек с другими парами, без коронованных особ, разумеется. Чтобы никто не растерялся и все чётко знали, что должны делать. Для Рыски, наверное, это было особенно нужно.

Другие пары были, в основном, представлены юными отпрысками знатных родов Саврии. Альк некоторых из них узнал, он был знаком с ними в той, другой жизни. Об остальных тоже, наверное, знал, и может даже был знаком, но слишком много лет прошло, с тех пор они все сильно изменились. Было ещё две пары ринтарской знати. Но несмотря на то, что большинство присутствующих Альк не опознал, он всё равно чувствовал себя здесь уверенно, как рыба в воде, ведь подобные мероприятия были знакомы ему с детства. В отличии от Рыски, которой всё было в диковинку. Репетиция прошла без проблем и закончилась довольно быстро. Распорядители остались довольны.

В то немногое время, которое осталось до бала, Рыску ждало ещё одно не очень приятное для неё времяпровождение. Альк возобновил с ней занятия этикетом. Что и в каких случаях положено говорить, что и как делать. Рыска со свойственной ей прилежностью и терпением, хотя даже без намёка на удовольствие осваивала основы этикета.

Кроме всего прочего Альк занялся ещё одним щекотливым, но важным делом, которое оттягивать было уже нельзя. Он напомнил отцу про сто златых долга и в связи с тем, что тот изначально обещал ему их выдать, намекнул, что уже пора. Кшиштоф заготовленные уже деньги дал, но постарался поинтересоваться дальнейшими планами Алька на черноволосую девушку. Но в этом сильно не преуспел. Посол пока наседать не стал, опасаясь противодействия со стороны своего бешеного сына.

Альк передал драгоценный мешочек Рыске. Та неуверенно попыталась благородно отбрыкнуться, заведя старую песню, что «Ты не обязан», «Я это не из-за денег», но потом взяла.

* * *

Бал

Вот и настал день помолвки Исенары и Шареса. С утра коронованные особы вместе с приглашёнными, в числе которых были Альк с отцом и Миранда, поехали на церемонию в молельню. Альк и Рыску туда пытался взять, но девушка упёрлась как молодой баран, ничего не объясняя, и отказалась ехать. Хотя ей было интересно, но там всё время пришлось бы быть со старшим Хаскилем, от которого Рыска ощущала осуждение и неодобрение, отчего ей было почти физически плохо. Хоть они оба пытались вести себя как ни в чём не бывало, будто того разговора и не было, Рыску это сильно изматывало. Кшиштофу Хаскилю-то не привыкать, а Рыске, девушке не искушенной в интригах, и вообще, далёкой от них, это давалось тяжело.

Миранда на церемонии венчания была с отцом и братом, а вот на бал ей ехать не полагалось, считалось неприличным замужней даме по балам шастать без мужа. А муж в отъезде уже как третий месяц пошёл. Он, успешно делавший карьеру военный, по делам службы отбыл со своей частью на границу. Рыска, вот так невзначай сталкиваясь с обычаями этой страны, замечала, что в Саврии на поведение женщин накладывается больше ограничений, чем у них в Ринтаре. Хотя, конечно, знатоком этикета ринтарской знати она не была.

* * *

Мать Алька — Анжи Дэвисон-Хаскиль, державшая в своих изящных маленьких ручках бразды правления замком, также считала себя ответственной за уют и эмоциональный климат как в замке, так и в семье. А в данном случае это касалось её горячо любимого сына, который внезапно появился в их родовом гнезде, когда она уже почти потеряла надежду. После того как он сбежал в чужеземную Пристань, и потом, когда они получили от её отца известие о превращении его в крыса и уже третий месяц оплакивали его, возвращение блудного сына было как манна небесная. Счастье, в которое трудно было поверить и всеми силами хотелось удержать. Появился он, надо сказать, не один, а с девушкой, чему Анжи была чрезвычайно рада, совершенно не поддерживая ворчание и неприятие девушки со стороны своего мужа.

"Кшиш не прав", — думала она. — "Он совсем не понимает сына. Да такую девушку, которая вытерпела бы Алька больше недели, ещё поискать. А уж если при этом она та, с которой он хотел бы общаться и заботиться о ней, то это вообще на вес золота".

И Анжи старалась, чтобы гостье у них было хорошо.

Анжи тоже вместе со всеми могла поехать и на церемонию, и на бал, ей по статусу полагалось, но, в отличие от мужа, не была обязана это делать. Изначально она на бал не собиралась, не те года, чтобы это было сильно интересно, но потом решила поехать. А что? Вспомнят с мужем молодость, станцуют пару-тройку танцев, и, что ещё важнее, отвлечёт мужа от сына с его девушкой, пусть молодые развлекутся, получат удовольствие и побудут без этого навязчивого, совсем не дружелюбного внимания со стороны её мужа. Она знала каким разным мог быть её Кшишек, как сногсшибательно обаятельным, так и докучливо неприятным. И в данном случае мог всё испортить. А так она его отвлечёт. Может, у детей всё и срастётся.

На помолвку же, наоборот, Анжи сначала собиралась, но потом передумала, когда узнала, что черноволосая девушка Алька со странным именем Рыска неожиданно, без объяснения причин отказалась ехать. Вообще в последнее время с молодой ринтаркой происходило что-то непонятное. По-видимому, произошло что-то крайне неприятное для девушки, хотя Анжи и не знала — что. И Анжи решила, что девчушке нужна поддержка. А пока никого нет, стоит с ней поговорить. Конечно же, она не хотела пугать девушку серьёзными разговорами, просто поддержать, подбодрить, показать доброе отношение, может быть, узнать, что её беспокоит.

С такими мыслями Анжи пошла в комнату к Рыске. Но её ждало разочарование, задушевной беседы не получилось, девушка при попытке поговорить насторожилась и ушла в глухую оборону. Выдавая предельно вежливые и формальные ответы. Анжи не знала, что после Кшиштофа, с его разговором, все разговоры с семьёй Хаскилей воспринимались Рыской в штыки, особенно, если речь заходила об возможных отношениях с Альком, вызывая желание ответить довольно резко, что-то типа «Да нет между нами ничего! И не собирается он на мне жениться!» и ещё «Уеду скоро. Не волнуйтесь». Каким-то образом мать семейства почувствовала настрой Рыски, её нежелание общаться и откровенничать. Было видно, что девушка хочет остаться сейчас одна, однако не в характере Анжи было так просто отступать.

Она предложила девушке помощь в сборах, чтобы, когда Альк приедет, Рыска была уже одета и готова к поездке. Анжи могла помочь надеть платье, затянуть корсет, причесать и уложить волосы, то, что девушка сама сделать бы не смогла. А также она попросила, чтобы девушка помогла собраться ей. И если от первого Рыска сгоряча могла отказаться, то от второго, насколько она поняла характер девушки — вряд ли.

К приезду Алька девушка была полностью собрана, смоляные волосы были уложены в красивую и элегантную причёску, корсет затянут — ровно настолько, чтобы платье сидело как надо и дыхание не было сильно затруднено. В заключение Анжи принесла резную шкатулочку, в которой оказались драгоценности: серьги, подвески, цепочки, ожерелья. Она выбрала из этого добра небольшую изящную подвеску с зелёным камушком на тонкой золотой цепочке и надела Рыске на шею. Рыска смутилась и сказала, что не надо, что и так всё хорошо. Но Анжи, спокойно и уверенно заметив, что эта подвеска очень подходит к глазам девушки, не дала её снять. Ещё и посокрушавшись, что уши у Рыски не проколоты, а сейчас, перед балом, прокалывать уже, не стоит.

Потом с помощью служанки и Рыски стала собираться сама. Помощь Рыски заключалась в основном в том, что Анжи спрашивала у неё совета, какое платье лучше надеть, какие туфли и украшения больше подходят к этому платью. А также в непринуждённых женских разговорах ни о чём. Которые, тем не менее, своё дело сделали, девушка расслабилась и перестала выглядеть как испуганный зверёк.

Бал должен был начаться ближе к вечеру. После помолвки в молельне брат с сестрой вернулись в замок, а Кшиштоф уехал сразу во дворец. Поэтому из замка на бал ехать должны были Альк с Рыской и Анжи. Приехав домой, Альк приятно удивился, неожиданно обнаружив Рыску уже одетой, причёсанной и полностью готовой к поездке. Даже без объяснений девушки он понял, кто помог ей это сделать, и, естественно, его это порадовало. Увидев мать, Альк благодарно улыбнулся ей, слегка небрежно сказав: «Спасибо. Не ожидал».

Основательно оглядев девушку со всех сторон, он не нашёл к чему придраться. Перед ним стояла черноволосая красавица с жёлто-зелёными глазами. Платье сидело на ней идеально. Волосы красиво собраны наверх. Тонкую изящную шею украшала небольшая подвеска, невероятно эффектно оттеняя её глаза и сочетаясь с платьем. И вообще, всё было подобрано к месту и со вкусом. При взгляде на неё невольно замечаешь красоту девушки, а не платья, которое ее лишь подчеркивало. Да, эта черноволосая девушка на сегодняшнем вечере обратит на себя внимание, и дело даже не в том, что она ринтарская полукровка. Праздник устроен, в основном, для саврянской знати, хотя небольшая примесь ринтарской аристократии тоже будет. Ведь не зря же на прошлом балу в замке «Полтора клинка» именно на неё пал выбор хозяина, хотя тогда Рыска изо всех сил старалась не обращать на себя внимание. В этот раз тоже, наверное, не обойдётся без мужского внимания к чернявой красавице, подумал Альк. Глядя на Рыску, он подумал, что, скорее всего, придётся отбивать от неё кавалеров. А ещё он знал, что за этой безупречно красивой, несколько экзотической внешностью есть ещё более прекрасное внутреннее содержание, с которым он уже намучился по самые уши.

* * *

Против Рыскиного ожидания, на балу ей понравилось. Там было умопомрачительно красиво, очень помпезно и вообще роскошно. Альк от всего этого только воротил свой благородный нос, он не любил помпезность и нарочитую роскошь, но Рыска его в этом не поддерживала, смотря на всё удивлённо-восторженными глазами.

Это был второй бал, на котором девушка присутствовала, но, несмотря на определённое сходство и одинаковый, обязательный для подобных мероприятий антураж, разница на самом деле была огромна. Прежде всего она заключалась в том, как Рыска себя ощущала, она уже не чувствовала себя преступницей, незаконно находящейся здесь, под чужой личиной, которую могут в любой момент взять за шкирку и выкинуть с позором, если не хуже. А наоборот, теперь она была тут совершенно законно, по личному приглашению виновников торжества, коими были коронованные особы. Кроме этого она была ещё и неотъемлемой частью совершающегося здесь действа. Они же вместе с Исенарой и Шаресом и другими парами открывают бал. Ей уже само это нравилось, всё-таки она в душе всегда оставалась законопослушной девочкой, и все эти противоправные действия совершались исключительно по крайней необходимости, а не из любви к приключениям. А кроме этого сейчас она была гораздо лучше подготовлена к происходящему здесь действию. Она могла и на этот раз хотела танцевать. Могла и поговорить. Даже на саврянском она могла сейчас сказать в десятки раз больше, чем тогда на родном ринтарском. Также она знала, как себя держать и что положено делать. А ещё у неё был совершенно шикарный кавалер. И на этот вечер Альк был безусловно её, что бы она ни решила на будущее, и что бы там Кшиштофер Хаскиль ни говорил.

Её посетило отличное настроение, чуть ли не первый раз за последнее время. И она собиралась сохранить его сегодня. Она так хотела и решила. Да и Альк вроде намекал, что хочет провести этот вечер с ней. Это всего лишь бал, никого ни к чему не обязывающий. И она собиралась хорошенько на нём потанцевать.

Они вошли в празднично украшенный, уже знакомый Рыске бальный зал с зеркалами и колоннами, он был ярко освещён множеством свечей, свет от которых отражался и множился в зеркалах. Придворные музыканты были в любой момент готовы начать играть свои вальсы и котильоны. Рыска с Альком подошли к положенному им в первом танце месту и остановились неподалёку. Незаметно Рыска любовалась своим спутником. Она непроизвольно замечала повышенное внимание к их паре, ловя заинтересованные и оценивающие взгляды, целиком и полностью относя их на счёт кавалера. Рыска считала, что он был и правда хорош, и то, как изящно, аристократично сидел на нём костюм, и как он двигался, его уверенность, граничащая, но не переходящая в наглую самоуверенность, исходившая от него сила и достоинство завораживали. По пути Альк со многими здоровался, вежливо и слегка небрежно наклоняя голову.

Вот по залу прошёлся звук, как шум набежавшей на берег морской волны, негромкий, как шёпот, но обращающий на себя внимание, быстро набирающий силу, а потом опадающий и затихающий. После того как пробежавший шум затих, все оказались смотрящими в одну сторону. Туда же посмотрела и Рыска. Появились Исенара и Шарес. Распорядитель объявил о начале бала и о том, что послужило поводом для него. Исенара поприветствовала и поблагодарила собравшихся. Музыканты ударили смычками по струнам и приложили к губам флейты и валторны. Пошёл проигрыш к первому танцу. Альк подтолкнул чуть зазевавшуюся Рыску к их месту. Они встали на начало танца. И ... бал начался!

Первый танец был совсем не трудный и довольно скучный, они как бы красиво ходили в такт музыке, разворачиваясь и слегка приседая, при этом плавно размахивая руками по сторонам, как будто здороваясь. Это был такой танец-приветствие. Во время него Рыска даже успела заскучать. Зато уже второй танец не обманул ожиданий, закружил в бешеном вихре по залу, заставив сердце лететь куда-то и биться под счёт «раз, два, три — раз, два, три», пытаясь выскочить из тесной грудной клетки. Это был один из любимых Рыскиных танцев. Потом небольшой перерыв и ещё один танец, завершающий открытие, не такой стремительный, как вальс, но тоже приятный. По его окончании Альк повёл Рыску к креслам, отдохнуть и перекусить.

Оставив ненадолго Рыску сидеть одну, Альк пошёл к огромному столу с всевозможными диковинными закусками. Когда он вернулся с бокалом красного вина и каким-то кушаньем, наколотым на деревянную палочку, для Рыски, то застал около неё наглого юнца, который даже успел галантно сделать даме полагающийся в таких случаях комплимент и начал произносить приглашение на танец. Рыска смотрела на Алька просительно и немного затравленно, внутренне моля о помощи, — «Альк, помоги от него избавиться!» — не имея пока опыта вежливого, но категорического отказа кавалеру, опасаясь, что-то сделать не так. Альк взгляд понял и против обыкновения решил помочь. Поэтому наглому кавалеру ответ прилетел от самого Хаскиля, заместо Рыски. И хотя Рыске результат (то, как быстро и без вопросов нежеланный кавалер ретировался) понравился, но от того, как Альк это сделал, стало немного неудобно, слегка порозовели уши, и почему-то жутко захотелось спросить про этикет, которым Альк её немилосердно мучил и до приезда в замок, и совсем недавно, и который она, скрипя зубами освоила. Потому что, то, что она сейчас услышала, было, на её взгляд, от него, от этикета этого, весьма далеко.

Пока Рыска пробовала свою закуску, Альк сходил-таки себе за вином, подозрительно быстро вернувшись.

— Ну, с первым официальным балом тебя, Рыска Приболотная! — с неизменным сарказмом в голосе произнёс тост Альк.

Они выпили вино. От него в груди у Рыски разлилось приятное тепло, и все неприятности и опасения, и так оттеснённые сейчас на второй план, стали вообще неважны.

Потом музыканты перестали играть, сделав перерыв в танцах, и Исенара с помощью распорядителей объявила, что свадьба состоится через месяц в Ринстане. Приглашённым раздали письменные приглашения. Альк и Рыска получили три — на себя и на Жара.

После перерыва танцы возобновились. Придворные музыканты играли изумительно. Да вообще, черноволосой девушке нравилось всё! В груди по-прежнему была приятная теплота — от вина ли или от чего ещё, Рыска не знала и разбираться не хотела. Танцы пошли один за другим. Был там и чардаш, и смешной котильон. После обязательного открытия участие в танцах было свободным, кто хочет танцует, кто хочет, угощается, беседует, прогуливается на балконе, в общем, отдыхают, как кому интересно. Вина, кстати, Альк позволил ей выпить совсем немного — только тот первый бокал, проявив, так сказать, заботу. Сказав, что на следующий день Рыска ему нужна свежая и отдохнувшая, а не с больной головой. Сам он тоже не стал напиваться. Рыска, правда, подобную заботу не оценила и аж оскорбилась. Она вообще-то, и сама не собиралась много пить. За кого он её принимает? Но долго она не обижалась. Вскоре её накрыло уже знакомое колдовское ощущение от танцев, когда музыка подхватывает и несёт тебя в нежных и умелых руках любимого мужчины и, что самое приятное, это соответствует всем правилам приличия.

Опробовав здешние угощения, Рыска поняла, что готовит она лучше, и эта мысль ей была приятна, но для общего развития она перепробовала большое количество закусок. Также были они и на балконе, дышали ночной свежестью и любовались звёздами. Точнее Рыска любовались, а Альк всё вокруг ехидно комментировал. В общем, вечер удался.

Что интересно, Рыска с Альком за время бала ни разу не пересеклись с Кшиштофом Хаскилем, чему девушка была несказанно рада. В этом не было ничего сверхъестественного и благодарить за это надо было исключительно Анжи. Они с мужем немного потанцевали, вспомнив молодость, а потом она увела своего Кшишека в соседнюю небольшую комнату с диваном и креслами, где отдыхали и беседовали не энергичные и пышущие здоровьем юнцы, у которых на уме только танцульки всю ночь, а умудрённые сединами и опытом мужи. Разговоры о политике и предстоящих нововведениях Кшиштофа заинтересовали куда больше танцев. А Анжи зорко следила, чтобы муж оттуда без неё не выходил.

Конечно, Рыску пытались пригласить танцевать и другие мужчины, но сейчас все мужчины, кроме Алька, с их непонятными желаниями были совсем некстати и, надо сказать, даже раздражали. И Рыска совершено беззастенчивым образом была рада, что остальных незадачливых кавалеров постигла та же незавидная участь, что и первого. Правда вместо Алька Рыске самой пришлось это делать, но она справилась и переняла у Алька эстафету, отказывая, в отличии от Хаскиля, вежливо, но твёрдо. С каждым разом у неё получалось всё лучше и лучше. Последние даже не успевали произнести до конца заготовленный для черноволосой красавицы комплимент, когда их отсекали на дальних подступах. Через какое-то время эти навязчивые попытки молодых людей прекратились. И Рыска была этому очень рада.

* * *

Вернулась Рыска ужасно уставшая, но столь же довольная. Альк проводил девушку до её комнаты и на миг задержался, вроде собираясь ей что-то сказать, но потом передумал, пожелал спокойной ночи и ушёл. И пусть потом всё будет как будет, но этот день не стоит омрачать грустными, хоть и правильными мыслями, пусть в памяти он останется таким… счастливым, подумала Рыска.

Служанка помогла девушке раздеться. Рыска умылась и, как только её голова коснулась подушки, провалилась в сон.

Альк же, напротив, был чем-то озабочен и задумчив. И долго не мог уснуть.

* * *

Набор в «Школу», в которой собрался обучаться Жар, начинался через три дня. В принципе, он был уже готов к поступлению, оставалось только закрепить навыки письма и чтения. Основы грамоты он освоил, надо было только отшлифовать. После приезда Жару опять пришлось нанимать репетитора, дабы подготовиться к тестированию на грамотность, там проверялось умение читать и писать. К тому, что агент тайной службы хоть сколько-нибудь профессиональный, должен быть грамотный, добавлялось и то, что по теоретическим предметам в «Школе» обязательно придётся что-то писать, и тогда будет не до того, чтобы вспоминать, какая буковка как пишется, нужно будет обладать уже готовым навыком.

Добрались до Ринстана они с Крысоловом довольно быстро. У путника была квартира в столице, недалеко от Пристани, и он предложил Жару пока остановиться у него. Жар, естественно, отказываться не стал. Также Крысолов разузнал интересующую парня информацию. После подробных расспросов Жар выяснил следующее.

В тайную службу можно было попасть разными путями. Но через Учебку — самый надёжный, да и навыки там давали неплохие. Вообще у Учебки было своё официальное название, кажется, что-то вроде «Школы для освоения боевых навыков стражниками», но за ней прочно закрепилось и получило распространение бытовое название — "Учебка" или просто "Школа". В Учебке был набор примерно раз в год. Период обучения — семь месяцев. Набор — двести человек. Живут в казармах, на полном казённом обеспечении. Им повезло, что новый набор должен был начаться вот-вот.

Собственно, набирали и обучали там не только тайно-стражников, а в основном просто стражников — дворцовых, городских и в охрану тсаря, ну и там ещё по мелочи. Школа появилась не так давно, всего-то года три назад. И вначале это было что-то вроде тренировочной базы для повышения квалификации, через которую прогнали стражников из дворца, тсарскую охрану и старших городской стражи. Тех из них, конечно, кто хотел должности повыше и возможности для карьерного роста побольше. Обучение было добровольным, но если его не пройти, то некоторым и должности можно было лишиться. Потом уже, когда этот метод показал свою эффективность в повышении профессионализма данной категории работников и успешном освоении боевых навыков, доступ открыли всем желающим. А год назад стали обучать и специалистов тайной службы. После успешного окончания обучения новообращённые специалисты должны были работать по выбранной и одобренной комиссией специализации, на предложенных им местах. Выбор мест был достаточно богатый.

Как там оно будет дальше с этой Школой неизвестно, приживётся это нововведение или нет. Но пока это хорошее начало. Удачное. И очень даже хорошо, что это начинание не расформировали, решив, к примеру, что такое количество охранников стране не нужно, или не переделали всё это просто в пункт повышения квалификации. Хотя три месяца в году Школа работала именно как тренировочная база, где по-прежнему тренировали дворцовых и тсарских охранников, ну и, кажется, ещё кого-то. Что для Жара было уже не столь важно.

Информация о том, что в Школе обучаются ещё и агенты тайной службы, являлась закрытой. Ей владеют только посвящённые, а их немного. Это директор Школы, все члены комиссии, представители ведомств, ну и те претенденты на учёбу, которые хотят учиться именно на специалистов тайной службы. И всё. А такие, желающие попасть в тайную службу, приходят только по наводке и с рекомендацией от надёжных людей. Таким образом сохраняется секретность, и их тайные рожи зазря не светятся. Даже сами обучающиеся, будущие тайные агенты, друг друга не знают, они как бы растворяются в общей массе. При таком раскладе сохраняется определённая анонимность. И даже если случится, что некоторые, не выдержав, уйдут, не доучившись, или решат перейти на какую-то более спокойную специализацию, то они тоже не будут знать своих возможных коллег. И работающим агентам тайной службы ничем не будет угрожать неожиданная встреча с бывшими соучениками, и доучившимися, и недоучившимися. Это — то есть совместное обучение, при обеспечении анонимности, с возможностью нанимать любых специалистов, учителей и тренеров, в свою очередь, не могло в лучшую сторону не сказаться на качестве обучения, без опаски рассекречивания будущих тайных агентов, было большим преимуществом Школы. А тренера даже не догадывались, что обучают в том числе агентов тайной службы. А если, по какому-то недоразумению, и догадаются, то, кто эти несколько человек из двухсот обучающихся, они точно не знают.

Уважающие себя мастера-профи предпочитают временные, ни к чему не обязывающие контракты, чем навсегда связывать себя с тайной службой. На тренеров в Учебке не скупятся. Для тренеров это не постоянная работа, с ними заключаются разовые контракты на семь месяцев, и они не живут там постоянно. Постоянно с «обучающимися» находятся командиры, которые отвечают за свою группу. Для тренеров это выгодная подработка, поэтому на «демонстрации оружия» они стараются получше преподнести своё искусство и могут приехать на это время издалека. К тому же они сравнительно свободны.

За время учёбы парни должны освоить три боевых навыка: рукопашный бой, стрельбу из арбалета и ближний бой с оружием, оружие на выбор. По слухам, очень даже неплохо осваивают. Ещё говорят, там есть дополнительные, необязательные программы. По ним можно обучаться метанию разных колющих и режущих предметов и другим экзотическим способам убийства.

Жару не понравилось только то, что на время обучения ученики должны почти безвылазно находиться на территории Учебки. Никаких тебе увольнительных, свободного времени почти нет. Единственное, что после трёх месяцев безвылазной учёбы делают послабление — сначала выпускают из стен Школы на неделю, вроде каникул, а потом, через каждые две недели у них один выходной, в который можно и по городу погулять. Кроме практических боевых навыков, изучают ещё несколько теоретических предметов. Кратко режим дня следующий: с утра теория, потом практика, перерыв на обед, практика, ещё практика, самоподготовка, отбой. К тому же, там строгие правила и железная дисциплина. Выдерживают не все, отсев большой, где-то человек тридцать с набора. Если отчисляют из-за нарушения правил Школы или из-за того, что обучающийся сам больше не хочет учиться и разрывает контракт, то отчисленный должен оплатить стоимость своего обучения. Крысолов предупредил, что в случае чего, платить за Жара не будет. Да, серьёзное испытание для свободолюбивого, а точнее разгильдяйского характера Жара. И к этому надо было заранее морально подготовиться. Жара порадовало только то, что подобные строгости временные.

Набирались здоровые мужчины от семнадцати до тридцати лет. Поступление проходило по результатам собеседования, где задавались разные вопросы, чтобы понять, кто ты такой и что от тебя можно ожидать, а также насколько твёрдо твоё решение заниматься именно этим делом, и того самого тестирования на грамотность.

Так, что там ещё интересного удалось узнать? По окончании обучения предстояла проверка усвоенных навыков и сдача экзаменов. По результатам проверки, экзаменов и характеристики, закончившие обучение парни распределялись: в дворцовую стражу, в охрану тсаря и его приближенных, старшими групп или капитанами городских стражников, в службу безопасности или в тайную службу. Без экзаменов можно было идти лишь в обычные стражники. Обученные, всё равно, были более высокооплачиваемыми и привилегированными. Бумагу о том, что они проходили обучение им выдавали. Разница была в том, что не «успешно окончили обучение», а просто «проходили». Но в этом случае они должны были или заплатить Школе за обучение, или если нет денег, отработать три года стражниками, не бесплатно, конечно, но там, куда пошлют. Находились и такие, которые сами не хотели сдавать экзамены, и даже не пытаясь это делать, получали бумагу о «прохождении обучения» и отправлялись работать в отдалённые концы страны, куда по доброй воле никто ехать не хотел, чтобы отработать положенный срок, а потом устроиться на местечко получше. Т.е. если Жар поступит, то в случае неудачной сдачи экзаменов, он рискует три года околачиваться в какой-нибудь глуши охранником, где-то у роготуна на куличиках. Ну и ладно, не так уж это и страшно, к тому же Жар был уверен, что уж он то экзамен сдаст как надо. Прошедшим же по результатам, и данным их командирами характеристикам, учитывалось, конечно, и желание выпускника, комиссия рекомендовала какую-то специализацию из вышеперечисленных. Для «тайников» это был не конец обучения, а только первый этап. Потом для них начиналось самое интересное. Их, по одному или в паре, определяли к кому-нибудь старшему и опытному и поручали несложные задания. Они под руководством наставника практикуются, сложность заданий возрастает. Наставник отвечает и за выполнение заданий, и за них и передаёт знания и опыт, по мере сил. На каком-то этапе он понимает, что практиканты в его помощи не нуждаются, докладывает вышестоящему начальству об окончании обучения, даёт рекомендации и «умывает руки». Практиканты становятся самостоятельными, полноценными «единицами» — агентами тайной службы. Вот как-то так всё и происходит.

Но Жару до этого было далеко пока. И он занялся более насущными проблемами. Пошёл обследовать территорию Учебки на предмет лазеек и прочих возможностей незаметного входа — выхода, уделив особое внимание забору. Мало ли зачем понадобится. Это знание никогда не помешает. Исследование прошло успешно.

И вот, настал день собеседования. Жар выглядел как обычный городской парень. Свою хорошо послужившую ему рясу он оставил у Крысолова, наказав беречь пуще глаза, "Ибо это символ удачи и ... вообще, дорога как память". Крысолов понятливо поулыбался и покивал. В свою очередь путник тоже сказал ему напутственное слово, тьфу, дал письменную рекомендацию и устные наставления.

Шёл второй день набора. Сам набор длился неделю, парень выбрал это время, чтобы и в очереди не толкаться, и в тоже время не оказаться перед табличкой «Набор окончен». Уже шагая в направлении Учебки, Жар думал о том, что говорил ему Крысолов о приёме желающих в тайную службу. О том, что на собеседовании будет присутствовать путник. Ну это ерунда, он там просто отслеживает, чтобы всякие с даром, необученные, да и обученные видуны, не попали в охрану тсаря и дворцовую охрану. Таких или переориентируют на другую специализацию, или отсеивают сразу. Это делается, чтобы видуны в охране не сбивали работу дворцового путника. На вопрос не он ли там будет, Крысолов ответил, что на такую низкопробную работёнку не разменивается, не по статусу. При выпуске путника также используют, там ещё можно подумать. А вот другое, более интересное это то, что именно к категории обучающихся на тайностражников подходят со всей ответственностью. И более тщательно относятся к проверке личности — кто такой, откуда, чем занимался до. И когда новички уже учатся, их легенды проверяются. Там всё-таки начала образовываться агентурная сеть, со всеми вытекающими отсюда последствиями. На эти задания, конечно, не бросают лучшие силы, но могут их поручать новичкам. В связи с этим, Крысолов намекнул Жару по поводу прошлого, что во всём как на духу признаваться не надо, но и вдохновенно врать — тоже. Да... Задачка ещё та! Как бы не нарыли эти искатели чего не надо. Появляется соблазн послать эту тайную службу куда подальше… Нет! Пожалуй, не пошлёт. Риск — дело благородное. «Кто не рискует, тот не пьёт игристое вино». А в связи с изменившейся политической ситуацией и то письмо уже не столько преступление, сколько наоборот. Конечно, своё тёмное прошлое Жар постарается максимально обойти стороной.

Вот и пришёл. Учебка. Не без трепета подходил Жар к воротам. Конечно! Не каждый день жизнь совершает такой крутой поворот.

На входе дежурный охранник, узнав о цели визита, махнул на одно из зданий и сказал:

— Вам в учебный корпус, третий кабинет.

Жар прошёл немного в указанном направлении, потом остановился и огляделся. Да, территория Учебки немаленькая. Она была ему уже почти знакома, изучил ещё на прошлой неделе, но только снаружи. А теперь изучал изнутри. Два самых больших здания, стоящих рядом друг с другом, это, наверное, казармы. Поодаль здание поменьше, неизвестно что. А вообще в другой стороне, на другом конце большого поля, то здание, на которое махнул дежурный. Учебный корпус, по-видимому. Неподалёку притулилось неказистое маленькое строение. Бытовка? Неважно. Все эти здания он ещё при предыдущем осмотре мельком видел. А вот большую площадку, по видимому для тренировок, разделённую на части, в прошлый раз разглядеть не удалось. Там было довольно интересно, потому теперь Жар с любопытством рассматривал её саму и хитрые приспособления на ней. На развесистом кряжистом дереве висели забавные штуки, похожие на большие мешки. Чуть дальше были вкопаны четыре столба, соединённые между собой верёвками. Парень попытался представить, как это сооружение должно применяться, и не смог. Ещё там были вкопанные в углах треугольника штуки, по-видимому, изображающие противников. Один столб, массивнее и объёмистее предыдущих, был обмотан верёвкой. Где-то на уровне пояса были привязаны две палки, имитирующие руки, а венчал сиё изобретение шар, изображающий, по всей видимости, человеческую голову. В двух других углах было вкопано по колу, на один из них была нанизана доска или скорее толстый деревянный щит, а на другой деревянные чурки разной формы. На обоих тоже насажены эти шарообразные головы.

Жар повертел головой, никого пристально за ним наблюдающего не заметил и решил изучить эти непонятные штуковины поближе.

Сначала он подошёл к висящим на толстых ветках дерева большим мешкам, при ближайшем рассмотрении также оказавшимися деревянными чурками в полметра высотой, обёрнутыми чем-то резиновым и поверх обмотанными мягкой верёвкой, с вбитым крюком и за него подвешенными к дереву. Парень попробовал побить одну из них руками — жестковато, потом ногами — чурка раскачалась и чуть не ударила его самого. Увернувшись от неё, он переключился на другие загадочные штуковины. Его заинтересовал отдельно стоящий столб, тоже обмотанный резиной и верёвкой, тот самый, изображавший круглоголового противника с раскинутыми в стороны руками. Высотой этот экземпляр был гораздо выше человеческого роста. Интересно, зачем он? Их будут учить драться с великанами? И из чего, интересно, у него голова сделана и как крепится? Чтобы пощупать и посмотреть на эту голову, Жару пришлось подпрыгнуть, хоть и не высоко, и уцепиться за нее. И тут эта конструкция жалобно и весьма сильно скрипнула, и парень, испугавшись, что может поломать ценное оборудование, быстро разжал руки и не слишком удачно приземлился на пятую точку. И тут же услышал над ухом строгое:

— Вы что-то здесь потеряли, молодой человек?

Жар резко обернулся. Серые глаза строго смотрели на него сверху вниз. Парень быстро поднялся, в процессе успев отряхнуться и повернуться к собеседнику.

— Да. Здравствуйте. Учебный корпус, — без тени смущения ответил неудачливый испытатель оборудования. Причём это прозвучало так, будто парень отдыхал на своей любимой скамеечке в парке, а мужчина подошёл и попросил разрешения сесть рядом.

— Я так и понял, — слегка кивнув и не изменившись в лице, проговорил неожиданный собеседник. — Учебный корпус там, — мужчина показал себе за спину.

— Спасибо, — вежливо, как ни в чём ни бывало, поблагодарил Жар и двинулся в указанном направлении.

— Что ж вы упали-то, боец? — уже ему в спину, как бы самому себе сказал мужчина.

Жар тут же развернулся и сказал:

— Так оно как заскрипело!

— А бравый боец боится скрипа? — позволил некоторую заинтересованность в голосе сероглазый.

— Да я поломать боялся, — с обидой в голосе сказал Жар. — Может, оно дорогое и ценное.

— Бояться надо было до того, как прыгать. С тренажёрами начнёте заниматься под руководством тренеров. Ладно, идите.

«Тренажёры! Вот оказывается, как они называются», — подумал Жар. Развернулся и бодренько зашагал к учебному корпусу.

Когда шустрый черноволосый парень повернулся к нему спиной, директор школы проводил его ожившими смеющимися глазами, усмехнулся в усы, беззлобно проворчав: «Юный оболтус».

Собеседование проходило в учебном корпусе, напротив кабинета с надписью «Директор». По обе стороны коридора стояли две длинные лавки. Жар огляделся. Кроме него, собеседования в коридоре на лавке ждали ещё четверо претендентов. Двое молодых, как Жар, парней, один взрослый суровый мужик лет тридцати и один щуплый юноша ободранного вида с наглой мордой, лет семнадцати, наверное. Жар сел на лавку и поинтересовался, кто крайний. Крайним оказался один из ровесников Жара. Жар хотел спросить, долго ли он здесь уже сидит, но не успел. Из кабинета вышел седой, средних лет мужчина и пригласил в кабинет мужика постарше, а парня и юношу отправил тестироваться.

Жар решил-таки пообщаться с оставшимся в единственном экземпляре собеседником. У парня были волосы редкого тёмно-бронзового глубокого цвета с чуть заметной рыжинкой — не чета Жару — аккуратно подстриженные. Правильные черты бледного лица и серо-голубые живые глаза. Одет он был просто, но добротно, в ножнах висел меч.

— Привет! А долго тут беседуют? — дружелюбно поинтересовался Жар у парня.

Парню, ппо-видимому, тоже просто так сидеть было скучно, и он, окинув быстрым взглядом Жара, решил, что не прочь, потрепаться с ним.

— Да я не знаю, сам не так давно пришёл. С пол-лучины назад. Но, похоже, первый раз дольше разговаривают. Ещё на грамотность проверяют, это там в первом кабинете. А потом опять сюда надо подойти, чтобы они приняли решение и озвучили его.

— Понятно. Значит, не меньше двух лучин ждать. Меня, кстати, Жар зовут. А тебя?

— А меня не зовут, я сам прихожу, — пошутил парень. Но потом представился :— Я — Рен.

— Будем знакомы.

Пожали руки. Разговорились. За разговором время пролетало незаметно. Жар, хитрый жук, сумел разговорить нового знакомца и выспросить у него и на кого он пришёл учиться, и ещё много интересного. Оказалось, Рен хотел работать в службе безопасности. Он когда узнал, что тут обучают разнообразных стражников и специалистов службы безопасности, решил в безопасники идти, показалось интересно. Ну, а что, интересно же! Организация безопасности дворца, тсарской семьи, разных миссий и массовых мероприятий. Жар, чтобы не выдать себя, сказал, что тоже намерен туда податься. Родом Рен был из вески. Происхождение у Рена, конечно, было не аристократическое, но семья зажиточная. Отец — удачливый купец. И образование парень какое-то получил. В Ринстане он бывал много раз и с отцом, и потом самостоятельно. Столицу и столичную жизнь знал и любил. И как-то в детстве ещё решил, что хочет жить в столице. А вот оставаться в веске с родителями не хочет. Тут Жар с ним был полностью солидарен. Когда полгода назад Рен узнал про Школу, сразу решил поступать. Родители были от его решения не в восторге, отец надеялся, что старший сын продолжит его дело. На своём решении-то Рен настоял, но своих средств парень как-то не скопил, хоть и помогал отцу в делах, а родитель выдал денег впритык, только на дорогу туда и обратно, и чтоб в пути с голоду не помер. Отец сказал: «Раз такой самостоятельный, то и зарабатывать сам попробуй». Еще и скаковую корову ему не дал, сказал, что корова им самим в хозяйстве пригодится, а на полгода неизвестно куда — это разбазаривание семейного добра. Пришлось на перекладных добираться. В общем, в деньгах он был ограничен.

— Я, наверное, если возьмут, останусь до начала занятий в Школе. Возвращаться домой точно не буду, а снимать комнату сейчас не на что. Остатки денег могут понадобиться на покупку оружия. А здесь, если претендента берут, то при просьбе с его стороны, он может жить в Школе. Ему предоставляется место в казарме, а также бесплатное трёхразовое питание. Правда, надо будет соблюдать режим и здешние правила, а также помогать подготавливать инвентарь к началу занятий, — сказал Рен.

— Но, если претендент не нуждается в жилье, он же до конца недели свободен? — внезапно озадачился Жар.

— Да, конечно. А что, ещё погулять напоследок хочешь?

— Да надо бы, только не с кем, — пожаловался Жар. — Я в Ринстане первый раз, почти никого не знаю.

— Прости, составить компанию не смогу, — улыбнулся Рен, — выходить за территорию Школы, конечно, можно, но, во-первых, возвращаться надо до определённого времени, ночью не пустят, а во-вторых, пьяным тоже нельзя — отчислят.

— Надо будет что-нибудь придумать, — задумчиво проговорил Жар.

Пока они разговаривали, в коридоре происходила движуха. Сначала вернулся с тестирования парень. Потом суровый мужик вышел из кабинета и двинулся на выход, а парень зашёл. Но вышел быстро и сильно ругался. Не с кем-то, а вообще на жизнь. Оказывается, тестирование не прошёл, и ему отказали. Сказали позаниматься и приходить к следующему набору. Потом зашёл семнадцатилетний юноша. И так незаметно подошла очередь Рена.

Когда Рен зашёл, Жар остался скучать один.

Наконец пригласили и Жара. Парень зашёл в кабинет, где почти в центре комнаты стоял длинный стол, за ним посередине сидел тот самый седовласый мужчина. Рядом, по обе стороны от него, сидело ещё четверо. Жар представился и отдал рекомендацию Крысолова и удобно устроился на стуле, стоящем напротив седого. Седовласый пробежал по рекомендации глазами и передал шкафоподобному мужику со страшной рожей. Тот кивнул и углубился в чтение. Молодой мужчина, который сидел рядом с ним без особого интереса тоже глянул в бумагу, но при взгляде на подпись, Жар заметил промелькнувшие у него в глазах удивление и живой интерес, никак, впрочем, больше не проявившийся. В течении всего собеседования он не проронил ни слова. Седовласый что-то записал в свои бумаги и, смотря в глаза Жару, спросил:

— Значит, ты хочешь быть агентом тайной службы?

Получив утвердительный ответ, он сказал. — Ну если ты пришёл с рекомендацией, значит, ты имеешь представление, что у нас за Школа и чему обучают, и как. Знаком с нашими правилами?

— Ну в общих чертах, да, — ответил Жар.

Пока мужчина немного пугал Жара рассказами о том, сколь много тут изучают, и о строгих правилах Школы и задавал стандартные вопросы: кто такой? сколько лет? откуда родом? есть ли образование?» и т.п., Жар, кроме того, что соглашался с правилами Школы и отвечал на вопросы, внимательно изучал обстановку. И для себя сделал выводы: что седовласый — это сотрудник Школы; трое мужиков, сидящих около него, — это, наверное, представители разных служб, которые для себя работников высматривали. Представитель тайной службы — это тот шкафоподобный. Ну и рожа у него, однако! Совсем не «тайная». Остальные двое, по-видимому, представители других служб, участия в разговоре они не принимали и интереса к Жаровой персоне не проявляли. Около окна копался ещё какой-то невразумительный мужик, который появился через некоторое время после того, как вошёл Жар. Цветочки поливал, потом окно мыл. Невзрачный такой тип, глазу не за что зацепиться. Прислуга, наверное. Да Жар его и отметил-то только потому, что привык все детали замечать, даже самые незначительные. Шкафообразный иногда задавал уточняющие вопросы, что-то записывал и обменивался записочками с седовласым.

Затем мужчина перешёл от стандартных вопросов к более интересным, тут пришлось уже сосредотачиваться на ответах, чтобы не ляпнуть лишнее.

Ну где родился и что работал у Сурка, Жар без проблем рассказал. Сказал, что потом ушёл в город по обоюдному согласию, про жертвоприношение им знать было вовсе не обязательно, потом путешествовал и работал на разных работах, тактично не упомянув все виды работ.

Про то, чем занимался в последнее время, Жар честно сказал, что занимался служением Хольге, подробно описав, что начал в молельне помощником мольца, потом пошёл путешествовать и нести свет божий людям. На этом месте все члены приёмной комиссии начали издавать странные звуки, переглядываться и ухмыляться. Жару показалось, что не заржали они вслух только потому, что не солидно. Ну, в приципе, на это Жар и расчитывал. Седовласый спросил:

— И что же служителя пресветлой Хольги привлекло в нашу, кхм, Школу? У нас тут вообще-то драться учат, а не смирению и щёку во имя добра под удар подставлять.

На что Жар, ничуть не растерявшись, а даже чуть наставительно, как молец пастве, объяснил, что добро должно быть с кулаками. И вообще, никакого противоречия в своём решении он не видит. И то, и другое — богоугодные дела. Всё во имя Хольги. Сейчас он служителем культа уже не работает, сложил, так сказать, полномочия. И щёку он никому точно подставлять не собирается. Хотя, и когда помощником мольца работал, тоже не подставлял.

На вопрос «Почему он решил пойти именно в тайную службу?» Жар с пафосом ответил: «Мне кажется, это моё призвание!». После «служения Хольге» все проглотили это без вопросов и уточнений.

Жар похвалил себя за тактически верный ход. Все обратили внимание именно на работу служителем культа, а про предыдущие и не спрашивали, даже врать не пришлось.

Потом его ещё недолго о чём-то поспрашивали и послали в другой кабинет на тестирование. Сказав, чтоб после тестирования тот вернулся с результатами, тогда ему и озвучат решение о приёме.

Как только дверь за черноволосым парнем закрылась, невзрачный мужик, поливавший цветочки, отлип от окна и, перестав прикидываться декорацией, подошёл к приёмной комиссии.

— Забавный экземпляр. Ну, коллеги? Что думаете о претенденте? — манера разговора выдавала в нём старшего. Обращался он к шкафообразному и седовласому, и как-то сразу было понятно, что его слово будет тут решающим.

— Да, мольцов у нас ещё не было, — улыбаясь сказал седовласый представитель Школы.

— Странный он какой-то. Может, ну его, этого блаженного? Фанатики эти религиозные, проблемы потом с ними, — это сказал шкафообразный представитель тайной службы.

— Да, Шерр, плохо ты ещё в людях разбираешься. Да из него фанатичный служитель культа, как из тебя балерина, — обращаясь к шкафообразному, сказал старший, а потом, уже посмотрев на остальных, произнёс. — На мой взгляд, просто изворотливая бестия и позёр немного. Надо бы проверить, что там до молельни было, но он вполне талантливо замутил вам головы. По-моему, надо брать, с него может быть толк. — Он на миг замолчал, но потом, вспомнив что-то важное, спросил. — А, кстати, от кого у него рекомендация?

— От путника Крысолова, — ответил молчавший до этого сосед шкафообразного представителя тайной службы.

— О-о-о!, — уважительно поднял брови старший тайник, путник подтверждающе угукнул.

— И что ты про него думаешь? — спросил у путника старший.

— А зачем мне про него думать? Мне за это денег не платят, — ответил хитрый путник, — Дара у него нет, к тому же, данная категория обучающихся, меня вообще не интересует.

Старший кивнул путнику и сказал, обращаясь уже ко всем:

— Ну что-ж, коллеги, если тест на грамотность пройдёт, надо брать.

И он отошёл к окну, показывая, что разговор окончен. Седовласый сделал в своём списке какие-то пометки и пошёл приглашать следующего.

Тест Жар прошёл. Прочитал тестирующему правила Школы, потом на предложенном листе их же написал, те, что запомнил. Потом его чуть-чуть попросили письменно порешать примеры. И всё. Тестирующий дал ему листочек, где что-то написал, и велел отнести в третий кабинет. Жар прочитал, когда вышел, там было написано: «Тест на грамотность прошёл успешно».

В коридоре он опять встретил Рена, тот уже уходил. На вопрос Жара тот сказал, что всё в порядке, приняли. Сейчас идёт заселяться в казарму.

— Ну, тогда до скорой встречи! — кинул напоследок Жар.

— Тебя тоже уже приняли? — спросил Рен.

— Да примут, куда они денутся! — самоуверенно ответил Жар.

Жар немного подождал, пока его вызовут. Отдал бумажку с результатами тестирования. Её посмотрели, что-то пометили в бумагах, сказали, что принят. Потом спросили, есть ли у него, где остановиться, и если негде, то есть возможность до начала занятий пожить в Школе. Жар отказался. Ему сообщили, что общий сбор в конце недели. Будут вывешены списки поступивших, и они будут распределены по группам и с этого момента поступят в распоряжение своих командиров групп. С собой можно иметь привычное оружие, если предполагается тренироваться именно с ним, но его надо будет сдать. Выдавать его будут по мере необходимости.

В первый учебный день будет демонстрация приёмов боя разными видами оружия. После демонстрации надо будет выбрать вид оружия и дополнительные занятия. Седовласый намекнул, что желающие в тайную службу должны, кроме обязательной для всех программы, освоить бой подручными предметами (скамейка, табуретка, палка, бутылка и т.д). Для этого надо будет записаться на дополнительные, считающиеся необязательными для других учеников, занятия, потому как для желающих стать агентами «тайников» этот факультатив очень даже обязательный. Жар согласно кивнул. Ещё седовласый сказал, что после того как они выберут оружие и факультативы, их опять на три дня отпустят, для приобретения необходимого оружия. Кое-что можно будет купить прямо здесь, у тренеров, поэтому рекомендуется иметь некоторую сумму денег.

И напоследок предупредил, чтобы Жар не трепался, на кого учится. А то Жар сам бы не догадался. Убедившись, что Жар всё понял, его отпустили.

Выйдя из учебного корпуса счастливый новообращённый будущий агент тайной службы решил не сразу возвращаться к Крысолову, а перед этим кое-что сделать.

* * *

Итак, выйдя из учебного корпуса, Жар решил навестить Рена в казарме, хотел договориться с ним о том, чтобы отметить поступление, и заодно посмотреть, как оно тут.

Казарм было две. Жар решил сначала пойти в первую. Угадал. Рен обнаружился на пороге кладовки, сдающим своё оружие. Взамен ему вручили какую-то бумажку, но сразу не отпустили, то ли, собираясь выдать что-то, то ли он зачем-то ещё был нужен. То, что происходило в самой кладовке, Жару было не видно, да он и не спешил показаться тому, кто там был, избегая нежелательных вопросов и возможного выдворения с территории.

Жар остановился поодаль, с интересом смотря по сторонам. В казарме стройными рядами стояли двухъярусные койки. Слева от входа были два подсобных помещения. Одно — кладовка, где шебуршал некто невидимый пока Жару, выдавая Рену вещи. Чуть дальше находилось второе, неизвестное Жару помещение, дверь которого была закрыта. К его стене одним боком примыкала печь, в это время года, понятное дело, не топившаяся. Из обитателей в казарме находились несколько парней, занятых своими делами, в том числе и тот юнец, который проходил собеседование перед ними с Реном.

Юноша сидел с таким независимым и гордым видом, что это навевало мысль о его неуверенности в незнакомой обстановке. Жар глянул на него и усмехнулся, тоже мне, боевой воробей. Пока Рен был занят, он решил познакомиться с этим, чем-то напомнившим его самого, парнишкой. Жар подошёл к нему и начал разговор, как всегда, легко и непринуждённо, хотя и не слишком оригинально:

— Привет! Тебя как зовут-то? — поинтересовался он у юноши.

Юноша оценивающе оглядел Жара с головы до ног. Решил, видно, что этот парень, так и быть, достоин его благосклонного ответа.

— Привет! Тим. А тебя?

— А меня Жар. Будем знакомы, — они пожали друг другу руки.

И когда Тим уже примерился и дальше гордо смотреть в какую-то свою, только одному ему видимую точку на стене, Жар продолжил разговор для налаживания контакта.

— Решил до занятий здесь остаться? — спросил он очевидное.

— Ну да, — несколько недоумённо ответил тот. — Ты же, наверное, тоже?

— Не, я пас. Погуляю ещё немного, — вопреки ожиданиям собеседника ответил Жар.

— А чего тогда сюда пришёл? — логично удивился Тим.

— Да хочу узнать кое-что, — ответил Жар.

Юноша удивлённо поднял брови, но ничего не сказал.

Дальнейший разговор протекал обычно — расспросы о том, кто откуда, про возраст, планы на будущее и подобное. Выяснилось, что Тиму действительно семнадцать лет, и он ожидаемо оказался из бедной семьи. Возможность пожить до начала занятий за казённый счёт в Учебке для него была как нельзя кстати. Грамоту Тим освоил сам, с помощью одинокого весчанского старца, который раньше жил в столице, а потом поселился в их веске, много что знал и умел. Почти как Рыска, подумал Жар. Учиться Тим пришёл на тсарского охранника, а вот о службе безопасности раньше не слышал. Точнее услышал, что такая вообще есть, когда уже приехал сюда, но ничего про неё не знал. Жар поинтересовался у него, что здесь да как. Тим пояснил, что тот некто, который сейчас в кладовке, это дежурный командир. Нет, не их. У них другой будет. Выдавали тут два комплекты одежды, один — что-то вроде парадной формы, другой для тренировок, обувь, если таковая есть, остаётся своя. Также сказал, что тут каждому присваивается порядковый номер, который здесь важен, так как по нему определяют в конкретную группу, под начало конкретного командира, потом с этим номером выделяется ячейка для оружия и мешок под личные вещи, спальное место, а может и ещё что-то. Этот номер на картонке выдаёт комиссия, когда говоришь, что хочешь до конца недели остаться в Школе, её нужно отдать дежурному командиру.

Рен, тем временем закончил сдавать и получать вещи, сгрузил постельное бельё и остальное на соседнюю койку, и заметил наконец Жара. Удивился и вопросил:

— А ты что здесь делаешь?! Решил составить мне компанию и пожить здесь до начала занятий?

— Да, нет, — улыбнувшись, ответил Жар. — Пришёл с тобой поговорить.

— Ну говори, — в тон ему ответил Рен.

Жар подошёл к Рену, который расположился на соседней койке, и быстро изложил тому следующий план. Если тут отпускают с территории, то он, Жар, предлагает всё-таки отметить поступление. Для этого Рену надо отпроситься завтра на вечер и ночь, чтобы вернуться послезавтра утром. Можно ли так сделать, надо было уточнить у дежурного командира. Другой вопрос — финансовый. Так как Рен говорил, что хорошо знает столицу, то к нему и вопрос, знает ли он заведение, где двое парней могут душевно посидеть в пределах двух сребров. Рен, подумал, вспоминая, и назвал парочку. Возвращаться в Школу после весело проведённого вечера будет нельзя. Во-первых, строгий режим, во-вторых, если на территории Школы заметят пьяным — отчисление неминуемо. Отсюда третий вопрос — где бы провести ночь? Ответ на него Жар узнает уже сегодня, а сообщит завтра. И напоследок Жар сказал, что готов потратить на них двоих эти самые два сребра в указанном Реном достойном заведении.

— С чего такая щедрость? — спросил Рен.

— Да не то, чтобы щедрость, — ответил Жар. — После окончания Школы за нас двоих оплачиваешь веселье ты!

В принципе, Рен был не против, оставалось уточнить лишь некоторые технические детали. А Жар завтра с утра подойдёт и сообщит о вариантах с ночёвкой.

Пока они разговаривали, командир закончил свои дела в кладовке и вышел оттуда. Увидев новое лицо, он направился к парням.

— Молодые люди, я, конечно, рад, что вы уже познакомились и подружились, но давайте сначала с делами закончим. Какой у тебя номер? — обратился он к Жару.

Оба новых знакомых тоже поглядели на Жара, с интересом ожидая, как тот будет выкручиваться. В том, что он выкрутится, они почему-то не сомневались.

— Номер?! Какой номер? — искусно изобразил искреннее недоумение Жар.

Рен закашлялся. А командир строго посмотрел на Жара.

— Так! Вы кто такой? И как сюда попали?

— Я — Жар из Приболотья. Сегодня поступил в вашу Школу, — глядя честными глазами на спрашивающего, отрапортовал Жар.

— И что? Тебе не давали картонку с номером? — недоверчиво спросил дежурный.

— Нет, — недоумённо помотал головой Жар.

На лице дежурного командира тоже отобразилось недоумение. Ситуация для него была явно уникальная. Но уникальность уникальностью, а на неразрешимую она не тянула.

— Так, ну, значит, надо ещё раз сходить в приёмную комиссию и попросить номер. Наверное, накладка какая-то вышла.

Он возмущенно посмотрел на Жара, не бросившегося тут же выполнять его распоряжение, и решил уточнить некоторые детали.

— Ты на собеседовании за кем был? Тут они есть?

— Да, — ответил Жар, — за Реном, — и для убедительности показал на синеглазого парня, который сейчас старательно делал вид, что занят исключительно тем, что аккуратно заправлял свою кровать, а на самом деле украдкой следил за разворачивающимися событиями.

— Ага. Значит твой номер 41, в третьей группе, не в моей. Хорошо, что не в моей, — недовольно сказал командир. — Ну! — он нахмурился. — Мне с тобой сходить? Или сам справишься?

Тут Жар наконец-то решил внести ясность, и смело начал:

— По моему, тут какое-то недоразумение. Я не уверен, что мне нужно идти за номером. Дело в том, что я не собираюсь до начала занятий оставаться в Школе. Мне есть где жить.

Эффект его фраза на бывшего тсеца — а дежурный командир второй роты был им и очень любил дисциплину и порядок, а этот нагловатый парень их явно нарушал — произвела сильный. Метаморфоза с его физиономией произошла следующая — сначала просто нахмуренное, его лицо слегка вытянулось от удивления столь явному пренебрежению правилами и попранию дисциплины, а потом удивление постепенно сменилось другим чувством, очень близким к бешенству, по крайней мере, визуально.

Поэтому Жар даже удивился, когда на него гаркнули не «Геть отсюда сейчас же!», а «Имей в виду, тут строгая дисциплина, и эти ваши вольности и разгильдяйство вы оставляете за воротами!».

Да Жар и так уже понял, что попал. Но, тем не менее, включил свою самую обаятельную улыбку и начал разливаться соловьём. Точнее попытался.

— Да, конечно, я всё понимаю, но… — договорить ему не дали.

— Никаких «Но»! Здесь находятся только те, кто будут жить здесь до начала занятий. Остальные находятся за воротами! Всё понятно?! — брови дежурного свелись в одну линию, а фразы звучали зло и чётко.

— Понимаете, мне надо поговорить с приятелем, — всё-таки договорил Жар конец своей фразы, хотя упорствовать дальше уже не стоило.

Бывший тсец выдохнул и опять со свистом вдохнул воздух, чтобы разразиться гневной тирадой, но, заметив нездоровый интерес к их разговору как минимум двух будущих учащихся Школы, решил, что ради сохранения авторитета лучше изолировать этого нахала от посторонних ушей и отчитывать уже наедине. Более всего бывшего тсеца злило то, что не получилось добиться от этого юнца нужной реакции на свои слова.

Отведя его в сторонку, дежурный продолжил объяснять этому юному нахалу, что такое дисциплина.

— Если надо поговорить с приятелем, это делается только у ворот! Это понятно? Отвечайте!

— Да… А можно у вас кое-что узнать?

«Нет, он просто невозможен!» — подумал тсец.

— Ну!!!

— Эээ… А до начала занятий можно отсюда отпроситься на вечер и ночь, а утром прийти?

— Тебе нужно прямо сейчас отсюда уйти и до начала занятий не появляться! — зло ответил поборник дисциплины.

— Да это я не для себя спрашиваю, — продолжал нарываться Жар.

Да бывший тсец уже и так понял, что, кроме того, что парень сам наглый разгильдяй, он ещё и других собирается плохому учить.

— А другие могут САМИ за себя спросить! — раздражённо продолжал наседать дежурный.

— А можно я ещё на пару щепок задержусь здесь, договорю с приятелем?

«Нет, он просто издевается!» — подумал дежурный, что и озвучил.

— Ты что издеваешься?

Жар отрицательно мотнул головой.

— Или ты из тех, кого нельзя называть?

Жар чуть не подавился. Было бы что-то во рту, точно бы подавился. "Ничего себе девки пляшут, по четыре штуки в ряд! Да что ж это такое?!" Каким образом этот простоватый с виду мужик его так легко раскусил, буквально с полукуса? «или это как-то по-другому говорится?»- мельком подумал Жар. «Хотя неважно. Скверную ситуацию это не меняет!» Парень был разочарован в себе, в своих способностях и на данный момент даже в жизни. «Позор, какой позор!» Надо что-то менять в своём поведении, чтобы всем и каждому не было видно, на кого он пришёл тут учиться, чтобы вся секретность наружу не лезла, понезаметнее надо быть что-ли. Но Жар не был бы Жаром, если бы не попытался что-то сделать, то есть отбрехаться.

Он изобразил на лице искреннее недоумение и спросил:

— Вы о чём? Или о ком? Я буду учиться, чтобы работать в службе безопасности. А почему этого нельзя называть? А вы про кого вообще?

Дежурный тоже сообразил, что сболтнул лишнего, и пошёл на попятный:

— Да ничего, не бери в голову. Забудь! — и уже более миролюбиво. — У тебя пять щепок, и чтобы духу твоего не было здесь до конца недели. — И потом, вспомнив, уточнил, — Если во время попойки вы где-то засветитесь или у вас возникнут неприятности со стражниками, вас ждёт отчисление.

Жар сделал вид, что забыл, и кивнул в знак согласия. И хотя на душе у него оставалось скверно и скребли кошки, он беззаботно улыбнулся. Подойдя к Рену, он уточнил детали, после чего они ещё немного поговорили.

Не то чтобы бывший тсец действительно определил в Жаре будущего агента тайной службы, скорее будущую проблему. А «хорьков» он просто иррационально не любил и сам даже не мог объяснить почему. Про то, что таковые учатся в их Школе, командир второй группы узнал с полгода назад, совершенно случайно. Сейчас просто совместились будущая проблема и нелюбовь к «хорькам».

В невесёлых мыслях возвращался Жар домой. Надо было что-то с этим делать. Где же он прокололся? Почему? Как? Вопросы толпились, а ответа не находилось. Хорошо хоть конфликт возник не со своим командиром. Как ещё с ним отношения сложатся? Наверное, он как-то неправильно себя ведёт. Надо бы поменьше привлекать к себе внимание. Поменять что-то в поведении. И вообще, на время учёбы прикинуться ветошью и не отсвечивать. Быть как все, короче. А то в каждой бочке затычка.

Потом Жару надоело думать о грустном, и его мысли перекинулись на Тима, которого можно было бы тоже с собой взять. Но Жара одолевали сомнения. Тим, конечно, парень ничего, с ним прикольно, но уж слишком молодой. Дело даже не в том, что потом придётся возиться с упившимся молодняком. И тем более не в финансовой стороне вопроса. Ведь понятно же, пацан ещё не участвовал в попойках. А тут перед старшими товарищами упьётся, ещё накуролесит, а если попадёт в историю, с которой будет разбираться стража, то это грозит ему отчислением. А это уже совсем никуда не годится. Видно же, что Школа для него очень важна. Шанс вырваться из бедности, шанс на желанную работу. Может лучше отложить это до окончания Школы, когда уже можно расслабиться, и не опасаться столь кардинальных последствий. В общем, он сомневался.

Крысолова он встретил уже в гораздо лучшем настроении, чем уходил из Школы, но тот всё равно спросил:

— Что случилось-то? Что ты, молодец, не весел, что ты голову повесил? Тебя ж приняли. Всё нормально?

— Да, приняли. Вроде нормально.

И Жар рассказал ему про небольшой конфликт, случившийся чуть ли не на пустом месте, и про финальную, так расстроившую его фразу дежурного командира, и о своих невесёлых мыслях по этому поводу.

Они с Крысоловом хорошо, серьёзно поговорили обо всём этом. И в заключение тот сказал:

— Если хочешь, чтобы получилось то, что запланировал, то, похоже, тебе всё-таки придётся наступить на горло своему разгильдяйству и постичь такое понятие как «дисциплина». И не просто выучить это слово — тебе придётся её соблюдать. Да, я знаю, что это не просто, но надо.

Жар только вздохнул и кивнул, соглашаясь.

После разговора стало заметно легче. Решение принято, что делать и к чему стремиться — понятно. Теперь можно и о приятном поговорить.

Жар озвучил Крысолову свои с Реном планы на завтра и попросил разрешения на ночёвку Рена здесь, объяснив, что снять комнату у того сейчас возможности нет. Крысолов поворчал «Эх, молодёжь, молодёжь. Всё бы вам гульбища устраивать», но активно возражать не стал и согласие дал. Лишь в конце обронив фразу, которая могла бы показаться странной, ибо об этом Жар не спрашивал:

— Только мелкого не берите.

Но Жар и так всё понял.

* * *

На следующий день Жар, как и обещал, с утра пришёл в Учебку. И, как и положено дисциплинированному будущему учащемуся, не заходя на территорию, через дежурного вызвал Рена к воротам. Сообщил ему, что со своей стороны договорился о ночёвке у Крысолова. Так что Рен мог спокойно отпрашиваться на сегодняшний вечер и ночь, как и условились. Вечером он его будет ждать у ворот.

Рен тут-же предложил взять с собой Тима, но Жар отрицательно покачал головой. И объяснил причины. С причинами отказа Рен согласился.

Погуляли в итоге на славу. Даже девушки нашлись, которые скрасили их мужскую холостяцкую компанию. В общем, все остались довольны.

* * *

В конце недели Жар прибыл в «Школу». С собой взял прикупленный недавно арбалет и свой меч, а также, как и рекомендовали, деньги, все оставшиеся, для возможной покупки оружия.

Как и говорил Тим, каждому вновь прибывшему выдали карточку с номером. Жар тоже получил свой номер. И у него, как и предполагалось, оказалась третья группа, первая казарма. Их разделили на группы по пятнадцать человек. Он ожидаемо оказался в группе с Реном, Тимом и тем мужиком, которого он видел на собеседовании.

Их командиром тоже был бывший тсец. Мужик лет сорока, невысокий, плотного телосложения, загорелый, тренированный, с коротким ёжиком волос. Он тоже любил военную дисциплину. По-видимому, это вообще отличительная особенность бывших тсецов, подумал Жар. Но Жару он показался вполне адекватным. По крайней мере никаких конфликтов с ним у парня пока не было. Вообще, к своим парням командир отнёсся по-доброму и по-хорошему заботливо.

В казарме восемь групп. Ну и соответственно восемь командиров. Кстати, таинственная комната, которая была закрыта в прошлое Жарово посещение, оказалась «Командирской». Это было её неофициальное название, там обретались командиры групп. Это была отдельная комната с восемью рабочими местами и одной кроватью. Днём она использовалась командирами как комната отдыха и для их личных вещей. А ночью там спал дежурный командир группы. Остальные, не дежурные, командиры ночевали обычно тоже на территории Школы, но в отдельно стоящем домике, в выделенных им комнатах.

В отношении оружия ситуация пока была не ясна: кто-то сразу принёс с собой всё необходимое для тренировок, а кто-то пришёл и вовсе без оружия, чтобы потом определиться, что именно нужно приобрести. Жар вот два вида оружия с собой взял, не зная, хватит этого или нет. Это будет видно завтра во время демонстрации разных видов боя с использованием соответствующего оружия. Но почти все взяли с собой некоторую сумму денег, в зависимости от своей платёжеспособности, для приобретения нужного оружия.

По прибытии Жар тепло поприветствовал приятелей. И обратил внимание, что на Тиме казённая одежда смотрелась куда лучше, чем его изрядно поношенная своя. Он уже не выглядел наглым оборванцем с большой дороги. Сейчас, когда суета с получением и заселением кончилась, Жар с увлечением принялся болтать с парнями, усевшись на койке Рена. Он понял, что успел соскучиться по ним. Парни делились новостями. Они рассказали, что пока тут некоторые отдыхали, они трудились не покладая рук, готовя всё к началу учёбы. А готовить было что. Парни рассказали, что трудотерапия прошла у них ударными темпами, и, несмотря на то, что Рен ненадолго отлучался на гулянку, он почти ничего не пропустил. А занимались они тем, что чинили, подвешивали, привязывали и устанавливали разнообразные манекены. Наловчившись шить и штопать как заправские портные. Рен сказал, что все руки себе исколол. Так что казённые харчи не дались им даром. Жар предложил пойти посмотреть на результаты их трудов. Все согласились, хотя предупредили его, что использовать манекены можно будет только после начала занятий с тренерами. Ну да, это он помнил. Площадки для занятий и правда сильно изменились с того времени, как он бодался с тем огромным манекеном, в самом начале. Сейчас манекенов и тренажёров было в разы больше, причём самых разнообразных.

Жар посмотрел в сторону тренажёров, с которыми знакомился в первый день. Там тоже многое изменилось. Сейчас, когда всё было на своих местах, Жар вполне мог догадаться о назначении всех этих штуковин. Деревянные тренажёры, что были тут при прошлом его посещении, сейчас тоже были обновлены: где-то обмотаны новой верёвкой, где-то подкрашены краской в тех местах, которые символизировали уязвимые зоны, то есть те места, куда следует бить (про краску Тим объяснил- он у командира, когда красил, интересовался). На щитах было нарисовано или что-то вроде мишеней, или силуэт человека. На троицу деревянных манекенов, с одного из которых он свалился, Жар посмотрел, как на старых знакомых.

В некоторых секторах повсюду были развешаны набивные мешки, подвесные доски, коробки, кожаные набивные мячи

Но больше всего Жара поразили «тряпичные тренажёры». Это были такие интересные штуки, вроде тех чучел, которых использовали кое-где в весках для отпугивания ворон и других нежелательных нахлебников спеющего урожая. Старая, но крепкая одежда, сшитая воедино, плотно набивалась тряпьём. Подобие ног, рук и головы тоже пришивалось. Получалось нечто похожее на большую, в человеческий рост, куклу. Сквозь неё проходила толстая верёвка, выходившая одним концом через центр головы, а двумя другими через импровизированные ноги. За эти концы верёвки манекен крепился наверху к ветке дерева или палке, а нижние в большинстве случаев, болтались пока просто так. Рен сказал, что их потом привяжут к колышкам, торчащим из земли. Для обозначения «уязвимых» мест на манекенах были пришиты яркие тряпочки. Как сказали приятели, с этими-то «тряпичными куклами» они больше всего и намучились, зашивая, набивая их и пришивая в нужные места эти самые тряпочки. Выглядели, конечно, эти «тряпичные тренажёры» очень эффектно. Жар бы даже сказал, жутковато.

Потом приятели ещё походили по территории. Около учебного корпуса обнаружилось отдельно стоящее строение. Как объяснил более осведомлённый Рен, там был зал для тренировок в холодное время года. За ним было ещё какое-то здание без окон. Опять-таки Рен сказал, что это бытовка и склад. Вдоль забора шла широкая тропа.

После ужина была общая помывка, после чего все переоделись в казённую одежду, а свою гражданскую желающие, пришедшие сегодня, могли сдать. Но сейчас это было делать не обязательно, всё равно в ближайшие дни она, скорее всего, опять может понадобиться.

Жар посмотрел на всех обитателей казармы. Теперь все обитатели казармы были одеты в одинаковую казённую одежду, в том числе и он сам. Забавно. Все они такие разные, но ставшие из-за этого чем-то похожими, и от этого рождалось лёгкое и странное ощущение общности.

Хотелось сказать: «Мы с тобой одной крови. Ты и я». Забавно это было потому, что это всего лишь одежда, которая ничего не меняет по сути. Но от понимания этого возникшее чувство никуда не делось и приятным теплом разлилось в душе.

После того как с переодеванием было покончено, командир собрал всех своих подопечных вокруг себя. Они расселись друг напротив друга на рядом стоящих койках, не поместившиеся — на расположенный поблизости подоконник и один встал, облокотившись на спинку двухъярусной кровати. Троица приятелей как раз разместилась на подоконнике.

Командир обвёл взглядом своих гавриков и сказал, что на долгие семь месяцев они все будут жить бок о бок. Кстати, тренироваться рукопашному бою и стрельбе из арбалетов они будут тоже в составе своей группы. Так что предлагается для начала познакомиться.

Все назвали имя и возраст. Потом опять взял слово командир, и после того как представился и рассказал, что он закончил службу в звании «знамённого» и очень любит дисциплину, он сказал ещё кое-что:

— Со своим командиром вам предстоит довольно тесное общение. За практические занятия отвечают тренера, за теоретические — лекторы, а за всё время, кроме тренировок и лекций, отвечают командиры групп. Поэтому я буду с вами практически постоянно. На время учёбы командир вам, как отец родной. На ночь я вас буду покидать, в казарме остаётся только дежурный командир, который спит в Командирской. Но я всё равно остаюсь на территории Школы. Потому что с подъёмом я должен быть опять с вами. Выполнять мои распоряжения надо беспрекословно, — а потом уже более серьёзным тоном добавил, — Должен предупредить сразу, по-доброму, что такое явление, как стычки между обучающимися, особенно в попытке травить и издеваться над кем-то, здесь неприемлемы. Травля кого-либо — это однозначное нарушение одного из основных правил Школы. Вы все тут равны. Не имеет значения ни происхождение, ни финансовое положение, ни образование, ни наличие нужных знакомых. Требования и порядок, как и условия, в Школе для всех одинаковые. Попытки нарушить это правило будут строго и безжалостно караться отчислением.

Дальше были вопросы про завтра, но командир ответил кратко, не вдаваясь в детали, сказав, что исчерпывающую информацию они получат завтра, а сейчас можно этим голову не забивать. И вообще, готовиться к отбою. И всех отпустил.

Но, к сожалению, всё не может быть хорошо, и у Жара внутри разрасталось беспокойство и раздражение. Ему всё труднее было бороться с долголетней привычкой, ставшей его второй натурой, тем более спровоцированной столь лёгкой и столь обильной добычей. Он давно уже боролся с собой и не воровал, как минимум, с потопа. Пирожки не считаются.

А после отбоя Жара вообще накрыло. Новые впечатления, подогревавшие его природное любопытство, напряжение перед поступлением, а потом перед первым днём схлынуло, позволив занять место другому, привычному, ставшему второй натурой. Твёрдое решение встать на другую, правильную дорогу, долгое время сдерживало его наработанные годами привычки и рефлексы, и хотя оно, решение, никуда не делось, но сейчас все его навыки и рефлексы, они не просто кричали, они выли. Куча народу, все почти со значительной суммой денег — воруй не хочу. Да, вот именно! НЕ ХОЧУ! Сопротивлялся им парень. У своих не хочу! И НЕ БУДУ!

Он вспомнил то неожиданное и довольно приятное чувство, когда его осенило, что все эти люди, находящиеся в казарме, и с которыми ему предстоит учиться — «свои». Это лёгкое, едва уловимое, но приятное чувство общности возникло, конечно, не из-за одинаковой одежды. Просто одежда была тем щелчком, который позволил это заметить, осознать то, что оно есть, ощутить это. Это не имело особой логики. Может потому, что они какое-то немалое время будут вместе, бок о бок жить и делать одно и то же дело, и насколько Жар понял, непростое. Делить тяготы «учебной» жизни. Но все они готовы пойти на ограничения и изнурять себя тренировками и уроками, соблюдать здешние строгие правила и дисциплину, потому что стремились к тому же, что и Жар. Выбрали ту же дорогу, что и он, и теперь им по пути. Да, он мало кого ещё тут знает и многих не помнит в лицо. Но всё это не делало их «чужими». И потому Жар решил, что воровать он у них не станет. А Рен с Тимом, стали не просто своими, а близкими приятелями, отношения с которыми уверенно шли в сторону дружбы.

И вообще, подумал встающий на правильную дорогу парень, из последних сил старающийся на ней удержаться, не буду воровать больше никогда. Никогда! Он попробовал это слово, постарался ощутить его и проникнуться. Проникся! От этого «Никогда» его скрутило пронзительно и резко. И нестерпимо, аж до зубовного скрежета, захотелось своровать, ну хоть что-нибудь, да хоть тот же пирожок. Причём сейчас же. Жар до боли стиснул в руках одеяло. Так, надо взять себя в руки. Ему хватит сил сдержаться. Нет! В трезвом уме и твёрдой памяти он уверен, что этого не сделает. Да и без надобности ему сейчас деньги, на оружие и так хватит, убеждал себя Жар. Некоторое опасение вызывала только его способность делать это неосознанно, удивляясь потом «Как?» и главное «Зачем?» он это сделал. Но, утешив себя мыслью, что во сне он вряд ли способен на это, и что утро вечера мудренее, он попытался уснуть. И, как ни странно, у него это получилось. Он забылся беспокойным сном.

Проспал он, к сожалению, недолго и проснулся со сдавленным стоном-криком «Нет!» и в холодном поту. Открыв глаза, он бешено заозирался, тяжело дыша и соображая, где он. Поняв, что это был сон, он выдохнул и вытер со лба крупные капли пота. «Фу-у-у! Ну и приснится же такая гадость!». Жара передёрнуло. Парень тихо оделся и выскользнул из казармы. Его обдало ночной прохладой. Свежий воздух несколько успокаивал нервы. Но глаза Рена из сна так и стояли перед внутренним взором. Жар икнул, помотал головой и подумал, что надо вернутся в казарму, проверить, точно ли у него чужих денег не появилось. Но пока, отходя от кошмара, он стоял и жадно дышал пропитанным ночными ароматами воздухом. Продышавшись, парень всё-таки вернулся в казарму и с облегчением убедился — лишних денег не появились. Но остаться там Жар физически не смог и опять вышел на свежий воздух, подумав и решив, что надо выйти за территорию, пока не случилось страшного, например, того, что было во сне.

Он огляделся по сторонам. Над головой ярко горели звёзды, а повернувшись в сторону тренировочных секций, он ощутимо вздрогнул, увидев человеческие силуэты, которые висели на ветвях деревьев и специально оборудованных конструкциях и мерно покачивались от лёгкого ветерка. Жуть да и только. Как будто куча повешенных угрюмо напоминает ему о преступлении и наказании. Да уж, неприятная ассоциация. Они и среди белого дня-то, выглядели не очень, а в неверном свете луны и звёзд- вообще жуть. Жар сплюнул, решительно развернулся и потопал от них в другую сторону, хотя первоначально собирался пройти через них к бытовке и залу для зимних тренировок — там был удобный, заранее подмеченный лаз в стене.

Подумано — сделано! Он без проблем, не так удобно как напротив бытовки, но всё-же вполне выполнимо, с его-то умениями, перебрался через забор и сел, прислонившись к нему спиной. Надо было хорошенько подумать, что делать дальше. Прошлое, как оказалось, не желало отпускать его без боя. Было жутко, противно, но он с сожалением констатировал — воровать всё равно хотелось.

То самое «Никогда» было ошибкой, и эффект дало прямо противоположный, надо попробовать что-то другое. Может, наоборот вспомнить, почему он решил именно в тайностражники податься. Совсем не потому, что «никогда» воровские навыки применять не собирался. Все эти его навыки и рефлексы, они же ещё пригодятся. Нужно просто взять их под контроль. Не востребованными они останутся в ближайшие пять месяцев. Это верно. За это время надо научиться их контролировать. И чтобы включались они, только когда он решит, что надо, или, как минимум, можно. Но тренировать и использовать их надо, чтоб не потерять, мало ли какую секретную бумагу выкрасть придётся.

Сейчас Жару было сильно надо, и он решил, что можно. Только не в Школе, и не что попало. Деньги вообще табу. Не нужно ему это. Необходимости воровать деньги не было, он был всем обеспечен. Можно украсть что-нибудь не принципиальное. И тем, у кого ворует, не сильно нужное, и от чего улик не останется. О-о-о! Точно!

Жар поднялся и двинулся в сторону центра.

* * *

Возвращался Жар уставший, но удовлетворенный, бережно прижимая к себе коробочку, в которой лежали три рогалика, немного орешков и небольшая баночка сока. Воровать что-то, кроме еды, показалось неразумным. Жар был собой вполне доволен и даже горд. Он провернул это дело, не имея привычных подручных инструментов, используя в качестве отмычек то, что удалось найти буквально под ногами. А дело было, надо признать, сложным. И это особенно грело душу.

Еда-то была не простая. Эти булочки были самыми дорогими, какими только могли быть. Сами рогалики были из лучшей муки, класса «А», тесто на них заквашивалось с самым дорогим сыром и миндалём высшего качества. Как хорошо уметь читать — столько интересного узнаешь! Сам бы Жар ни за что не догадался, что эти невзрачные рогалики такие особенные. К этим рогаликам он захватил какой-то супер-пупер сыр, приправил кусочками белого трюфеля (нарезанным его вряд ли кто узнает) и крупно дроблёнными макадамскими орешками. Сами орехи, в достаточном количестве, тоже имелись в коробочке. Ну и чтоб не всухомятку есть, имелась баночка густого бордового сока из какого-то жутко экзотического и полезного плода. Сок, правда, пришлось перелить в самую обыкновенную баночку, а оригинальную Жар выбросил. Этими рогаликами и соком Жар собирался попотчевать приятелей. Одному это всё есть не так интересно.

Кому пришла в голову гениальная мысль выставить тсарскую еду на "посмотреть" за деньги для простых обывателей, Жар не знал, но эта идея показалась ему интересной и пришлась по душе. Он даже был этому неизвестному благодарен и отдельно благодарен, что тот решил выставить настоящую еду, а не обманки из папье-маше. И так как выставка открылась вчера, рогалики и сыр были почти свежие и вполне съедобные, не то что, если бы он пришёл через месяц.

Ну вот, навыки применил, рефлексы почесал, самомнение тоже, теперь опять спокойно жить можно. Главное — контролировать эти свои способности.

Вновь обретённые разными способами воровские приспособления Жар припрятал недалеко от места, где перебирался через забор. Потом парень бесшумно проскользнул в казарму, пристроил драгоценную коробочку и заснул спокойным глубоким сном.

Утро наступило неожиданно и рано. Едва забрезжил рассвет, и птицы начали свою утреннюю перекличку, пришли командиры и объявили подъём.

Сонный, не выспавшийся Жар без энтузиазма оделся, нехотя умылся у бочки, что не сильно помогло, и подошёл к своей группе, собравшейся в стайку недалеко от казармы. Командир их был раздражающе бодр и полон сил. Глядя на заспанных, не стремящихся к излишним активностям подопечных, он их слегка подбодрил.

— Значит так, парни. Эффективность тактико-технических действий в бою обеспечивается высоким уровнем развития двигательных способностей: ловкости, быстроты, ориентации в пространстве, выносливости. Вот как раз развитием последней мы сейчас и займёмся. Для начала версты полторы-две пробежим, потом — разминка. Заодно и взбодритесь. Только перед пробежкой разомнёмся.

И в течении нескольких щепок парни, под руководством своего командира, разминали ноги, делали дыхательные упражнения, крутили и махали разными частями тела. После чего командир распорядился: «Ну, вперёд!», и побежал размеренной рысцой. Растянувшись цепочкой, новобранцы двинулись за ним. Он оглянулся и скомандовал: «Держаться плотной группой!» Они выбежали на широкую, в одну линию могли свободно бежать трое, тропинку, ведущую почти вдоль всей территории Школы.

Хотя для первого раза бегать они должны были немного, версты полторы, Жару всё равно надоело. И с непривычки закололо в боку. Поэтому он решил слегка передохнуть. Возле хозблока аккуратными холмиками что-то хранилось, будучи удобным укрытием. И пробегая мимо подходящего места, он отстал, подав знак приятелям, чтоб не выдавали. Дождавшись, что на него никто не смотрит, Жар нырнул за кучу чего-то, прикрытого холщиной. Рассчитывал переждать здесь кружок, а потом, как ни в чём не бывало, присоединиться к одногруппникам. Он, конечно, помнил, что собирался быть прилежным учеником, выполнять все требования и не выделяться. Но, смачно зевнув, подумал, что никому от того, что он здесь немного посидит, плохо не будет. Никто даже не заметит его отсутствия, и вообще, он не выспался. Жар обнаружил под холщиной дрова. Вытащил пару и уселся на них, прислонившись спиной к поленнице. Ещё раз сладко зевнул и прикрыл глаза. Зачем вообще нужно бесцельно круги наворачивать?! — оправдывал себя Жар. Солнце едва поднялось над горизонтом, поэтому было зябко. Ëжась от утренней прохлады, хитрый лентяй открыл глаза, сорвал травинку и, прижав зубами сладковатый стебель, посмотрел в небо. По небу, успокаивая, плыли облака. Пока он сидел, мимо пробежали другие группы. Когда подошло время уже показаться его товарищам, Жар забеспокоился. Он их вроде даже услышал, но мимо него они так и не пробежали. Несмотря на надежность плана, он чуть было с треском не провалился. Группа не добежала до места его дислокации саженей сто. Командир решил, что новичкам и этого хватит. Они отошли чуть в сторону от тропинки и начали разминку. Площадка, на которой они разминались, была достаточно открыта. Так, что Жар малодушно подумал, что может объявиться, уже когда всех отпустят? Он, конечно, ловкий вор, но чтобы так, на виду у всех, незаметно подойти к группе из пятнадцати человек на открытой площадке?! Хорошо ещё, что там недалеко росло большое кряжистое дерево. Оно давало небольшой шанс на успех операции. Жар решил всё-таки попробовать проскочить. Парню пришлось, шкерясь и пригибаясь чуть ли не до земли, за кустами, и другими ненадежными укрытиями, незаметно пробираться к группе. Иногда ему приходилось двигаться почти ползком, стараясь при этом ещё и не сильно испачкаться. В который раз обругал он себя за эту глупую затею! Хорошо хоть группа остановилась от него не так далеко. Жар воспользовался тем, что они были увлечены попытками обхватить свои икры и коснуться головой коленей.

Это дало ему несколько секунд, чтобы занять место рядом с Реном и Тимом, удачно расположившимися с краю. На этот раз ему повезло. Удалось почти незаметно присоединиться к своим. Похоже, его отсутствие никто, кроме приятелей, не заметил. Жар с облегчением выдохнул. Чистая удача. Хотя, с уверенностью утверждать, что никто ничего не заметил, нельзя. Ну, по крайней мере, никто ничего не сказал, и то хорошо.

Закончив комплекс упражнений, командир отправил своих парней умываться и приводить себя в порядок.

— Через пол-лучины всем собраться у казармы в парадной форме! — отдал он приказ, засекая время.

После завтрака предстояло какое-то мероприятие. Парни, взбодрённые пробежкой и гимнастическими упражнениями, радостно ломанулись к бочкам с водой принимать водные процедуры. ПережитЫе волнения однозначно взбодрили и вывели Жара из сонного состояния. Рен с Тимом многозначительно переглянулись. Тим, ткнув Жара под рёбра и обидно скалясь, спросил:

— Ну, что?! Отдохнул? Умник!

Приятели не упустили случая подколоть его, отчего Жар почувствовал себя полным придурком, хотя вида и не подал.

После завтрака, одетые в парадную форму, они выстроились на плацу по группам в почти правильный прямоугольник, без одной стороны. Командир объяснил, что сейчас их ждёт напутственное слово директора. После того, как построение было закончено, на плацу наступила относительная тишина. К курсантам вышел директор. Жар сразу узнал этого сероглазого мужчину с приятным лицом. Как не забыл и обстоятельства их первой встречи около тренировочных манекенов. Вот, значит, кто это был!

Директор говорил о правилах Школы, об ответственности, об отношении к учёбе, о престижности обучения в Школе, о светлом будущем в службе на благо Ринтара. Упомянул и тяжёлое настоящее. В том смысле, что в учёбе им придётся нелегко. Красиво говорил, хорошо, Жар аж заслушался. В завершении сказал, что сегодня состоятся показательные бои тренеров на различных видах оружия. А потом добавил, что сейчас выступит заведующий учебной частью и более подробно расскажет, как будет проходить день.

Вышел седовласый мужчина, который был в приёмной комиссии, и начал рассказывать. Он рассказал, что сейчас тренеры-профи будут демонстрировать парням своё искусство, то есть разные техники боя. Что все тренера уже готовы и ждут зрителей. Учащиеся должны всё просмотреть и сделать выбор между дополнительными программами, а обязательные просто принять к сведению и впечатлиться. А после демонстрации смогут пообщаться с тренерами, задать интересующие их вопросы и даже потренироваться. До вечера все должны определиться с выбором основного оружия и дополнительными занятиями. Записаться у своих командиров, после чего до утра могут быть свободны.

А утром начнется уже поименное распределение учащихся по группам в соответствии с выбором занятий и оружия. Рукопашный бой и стрельба из арбалета обязательны для всех, потому тренировки будут проходить в составе своих групп. Бой с мечом или оружием, его заменяющим, тоже обязателен, но как раз из-за вариативности оружия, формируемые для тренировок группы не обязательно будут совпадать с имеющимися, и там будет учитываться предпочтение по тренерам. Заменяющим меч оружием могут быть: сабли, два меча, секира. А занятия другими техниками и с другими видами оружия считаются дополнительными. По ним будут формироваться отдельные группы, если желающих наберётся не менее восьми человек. Все вопросы, касающиеся оружия и его выбора, можно уточнить у тренеров и даже купить при желании. Все они обычно привозят на продажу целый арсенал. Если это какое-нибудь редкое или экзотическое оружие, то тренер обязательно привозит весь необходимый инвентарь в нужном количестве и объясняет, где и как его можно приобрести в дальнейшем. На то, чтобы достать оружие, даётся три дня. В это время у учащихся есть полная свобода передвижений. Хоть в город поезжай и заказывай новое, хоть даже в родную веску — за своим. Если средств на покупку оружия нет, то можно воспользоваться и казённым, но его выбор не очень разнообразен, и в конце обучения его нужно сдать. По истечении трёх дней состоится общий сбор и уже начнутся настоящие занятия.

К моменту, когда завуч закончил свою длинную речь, все тренера уже распределились по секторам и ждали учащихся для демонстрации своего искусства. От того, насколько они смогут впечатлить зрителей, и от количества впечатлённых зависело, получат ли они контракт и сумма гонорара по нему.

Учащихся разделили на несколько частей и командиры групп повели их по разным секторам, в соответствии с заранее оговоренным планом, чтобы не мешать друг другу.

Первым они смотрели бой с мечом. Этот бой Жара не поразил. Нет, конечно, невысокий, плотный мужчина, показывающий владение оружием, был профессионалом, хорошо знающим своё дело, и на Тима с Реном произвёл подобающее впечатление. Но Жар видел более впечатляющую работу с подобным оружием и её не показушные результаты. Жар невольно сравнивал Алька, в совершенстве владеющего многими видами оружия, и не раз применявшего его на практике. Кстати, несмотря на то, что внешне тренер с Альком были совсем не похожи, в процессе боя Жар замечал что-то неуловимо знакомое. Эти плавные движения, перетекающие одно в другое, свист металла о воздух и резкие выпады, останавливающие непрерывное движение меча, подобное серебристому свистящему облаку.

Дабы не портить обновленные манекены, или быть может не тупить оружие, он только намечал удары, резко останавливая меч и только касаясь нужной точки. Помимо меча, тренер продемонстрировал и бой с саблями.

Потом этот же тренер показывал бой с кинжалом. Эта техника была куда менее зрелищной, но именно к ней Жар начал присматриваться более внимательно. И Жар наметил её для себя… подумать. Он решил, что это оружие во многих случаях удобнее громоздкого меча. И прятать его удобнее, и незаметно воспользоваться или напугать при необходимости. Хорошо бы освоить. Определенно лучше, чем меч. Выступление было недолгим, но тренер показал немало приёмов, которые парень счёл полезными и интересными для себя. Конечно, меч тоже останется, потому как входит в обязательную программу. А вот владение кинжалом идёт как доп. Если бы не это, Жар бы не стал тренироваться с мечом, а сосредоточился бы на кинжале. Но правила есть правила, придётся учиться работать либо и с тем, и с другим, либо только с мечом.

Потом группа Жара перешла к следующим секциям, где другие тренера показывали бой с секирой, копьём и чем-то ещё. Жар смотрел не очень внимательно. Этим оружием он не собирался пользоваться. А вот на бой с цепями стоило посмотреть. Зрелище было завораживающее. Цепи в руках здоровенного лысого мужика двигались легко и свободно, как будто это ему ничего не стоило. Словно они подчинялись силе одной лишь его мысли. Гибкими серебристыми змеями они извивались в его руках, то бросаясь вперёд, то обвиваясь вокруг несчастных манекенов. Деревянным страдальцам оставалось только скрипеть. Смотреть на технику работы с цепями можно было бесконечно долго. Но вот то, что она подходит ему, Жар сильно сомневался. Но мужик работал качественно, настоящий профи. Временами создавалось впечатление, что цепи являются продолжением его рук. И тогда казалось, что это не человек, а какое-то чудовище. При мысли об этом, Жар сразу вспомнил Рыску с её сказками и улыбнулся. Интересно, как она там? Как у них там всё сложилось? Воспоминания накатили совсем не ко времени, но им, воспоминаниям, было всё равно. Жар понял, что скучает по Рыске, и даже по вредному Хаскилю.

Метание ножей Жара сразу заинтересовало. Ему вообще нравилось метание чего бы то ни было. Против ожидания, тренер метал не один нож. У него был целый набор с разными лезвиями и рукоятями. Он начал демонстрацию с того, что поднял раскрытые ладони вверх и показал всем, что у него ничего нет, а потом внезапно выхватил из-за головы своё оружие и начал бросать его в деревянные щиты, стоящие в удалении. Летели ножи в разных направлениях, довольно точно попадая в силуэты, изображённые на щитах. Парень оценил и силу, с которой ножи входили в дощатые щиты, прорубая их насквозь, и скорость, с какой наносились эти сокрушительные удары. Ножи выглядели тоже несколько необычно, насколько Жар с такого расстояния мог их разглядеть. Парень оставил себе в памяти зарубочку — обязательно потом сюда зайти и поговорить, поспрашивать, рассмотреть и попробовать это оружие.

Потом этот же тренер, который метал ножи, устроил демонстрацию боя с ещё одним видом оружия. Жара поразила работа с этими маленькими металлическими штучками вроде звёздочек, которые тренер метал и по одной, и красивым веером. Раньше Жар никогда не видел и не знал о подобном оружии. И дело было даже не в том, что раньше Жар ничего подобного не видел, а в том, что выглядело это невероятно красиво и эффектно. Воображение парня тут же нарисовало ему себя на месте главного героя, а вокруг толпу восхищённо ахающих барышень. Он метает эти железные штучки в каких-нибудь злыдней, которые тут же падают как подкошенные. Таким образом, красиво победив в фантазии целую кучу злыдней, он принимал заслуженные поцелуи и поздравления от спасённых девушек. Потом он узнал, что называются эти метательные штучки — сюрикены. Бывают они разной формы. И его фантазия несколько расходится с реальностью. Сюрикен, если он не отравлен, имел очень слабый поражающий эффект. Так что они используются либо для отвлечения внимания, либо совместно с ядами.

Когда их группа подошла к следующей секции, то они обратили внимание, что у края площадки был вкопан столбик с табличкой, где было написано: «Используй то, что под рукою, и не ищи себе другое». Ага, это, кажется, «Бой подручными средствами», подумал Жар. Программа, которая для тайников была обязательна. Тренеру, единственному, кстати, помогали два ассистента, и они разыгрывали с ним мини-сценки. Разыгрывались ситуации, когда при себе по каким-либо причинам нет оружия или доставать его неудобно. Например, сцена в кормильне. Там тренер поочерёдно пользовался то стулом, то табутетом, даже скамейкой. Стулом, кстати, очень удобно оказалось «связывать» и бросать противника. В другой мини-сценке «в кормильне» перевёрнутый стол становился щитом, а тарелка — опасным оружием, которым, кстати сказать, не били плашмя сверху по голове противника, как ожидал Жар, а метали или били краем по наиболее уязвимым или болезненным частям тела. Была ещё парочка разыгрываемых сцен, в одной из которых отыгрывалась романтическая, ничего опасного не предвещающая, прогулка. Там оружием становилась то палка, только что отломанная от дерева, то метла на длинной ручке, тоже способная стать грозным оружием в умелых руках. Жар посоветовал приятелям обратить на это занятие особое внимание, ибо это весьма полезные умения.

Потом они ещё смотрели и впечатлялись стрельбой из арбалета и рукопашным боем. Были там и совсем какие-то экзотические способы убийства вроде плевания из трубочки отравленными штучками или такие дополнительные средства нанесения вреда противнику, как «боевые кольца», которые демонстрировал представитель какой-то горной страны. С мечами и саблями, кстати, работал не один тренер, а несколько, поэтому этот вид боя они смотрели несколько раз. Но Жару первый просмотренный понравился больше остальных. Впечатлений за сегодня они получили вдосталь, узнав немало нового для себя.

Когда они организовано всё смотрели, то про каждое оружие их командир пояснял, является ли владение им обязательным и чем можно его заменить.

Просмотрев всё по одному разу организованно, то есть вместе с группой, должным образом впечатлившись и озадачившись, они были отпущены в «свободное плавание». И получили возможность ходить и смотреть, а также общаться и задавать вопросы самостоятельно. Чем с удовольствием и воспользовались. Им не терпелось поговорить с заинтересовавшим своей техникой тренером, расспросить и про технику, и про оружие.

Сначала Жар с приятелями обсудили, кому что понравилось, и решили вместе сходить к тем тренерам, предпочтения по которым совпали. Жар уговорил выбрать доп «Бой подручными средствами» и Рена. А Тима и уговаривать не пришлось, он сам захотел обучаться этому вместе с приятелями. Вообще, один доп был обязателен, остальные по желанию.

Также вместе решили подойти и к тренеру, которого они смотрели первым с мечом и кинжалом. Жар выбрал из холодного оружия обычный меч и кинжал на доп. У этого тренера он хотел спросить совета про то, какой именно кинжал лучше приобретать.

Дальше они разошлись в соответствии со своими предпочтениями. Жар, наконец, направился к наиболее заинтересовавшему его тренеру, тому, который метал разные предметы: ножи и сюрикены. Друзей метание колюще-режущих предметов не заинтересовало. Правда, после разговора с тренером, всё оказалось немного не так, как Жар себе представлял. Сюрикены — это металлические метательные звёздочки, они входят в тело до трёх сантиметров, при условии, что человек голый, а любая одежда — это дополнительный слой. Плотная одежда плохо пробивается, поэтому надо стремиться попадать в открытые части тела. И входит такая звёздочка, соответственно, не очень глубоко. Действительно травматично и опасно, если сюрикен попадёт в глазницу, но это довольно сложно, а в остальных случаях, чтобы он подействовал на противника чуть больше, чем вызвав злость и раздражение, надо, чтобы он был отравлен.

Жар сильно сомневался в выборе этого допа. Несмотря на то, что его это очень впечатлило, ну красиво, что скажешь, и заняться этим тянуло.

Он честно пытался оценить эффективность этого вида оружия в его будущей профессии, и получалось, что вероятность использования сюрикена слишком мала. Пока, по крайней мере, возможности эффективного использования сюрикенов представлялись ему слабо. С трудом наскреблась только одна, если смазать сюрикен сильно действующим раствором, который при попадании в кровь усыпляет (смертельные яды Жару не очень нравились). Но с ядами Жар раньше дело не имел и в них не разбирался. Если подходить с рациональной и сугубо практической точки зрения, то надо, наверное, отказаться и забыть. Но совершенно иррационально забывать не хотелось, а наоборот, очень хотелось освоить. И Жар решил-таки попробовать и выбрать этот доп — все в жизни бывает, вдруг пригодится. Он даже сразу и метать попробовал, для первого раза вышло неплохо и оказалось не так уж и сложно, а если потренироваться, то будет толк. Он не откладывая, сразу купил себе набор сюрикенов.

После выяснения вопроса с метательными звёздочками Жар перешёл к вопросу метания ножей. Метательные ножи, действительно, Жару не показалось, отличались от обычных. Самое главное отличие состояло в том, что клинок должен быть тяжелее рукояти, центр тяжести ножа смещён к острию. Кроме того, специальный метательный нож обычно имеет расширение клинка к острию. Острие хорошо заточено, тогда как лезвие — не обязательно. Гарда отсутствует, что было непривычно, это сделано чтобы не тормозить полет. Рукоять — в точном смысле слова — чаще всего тоже отсутствует, её заменяет насечка. Нередко с той стороны, где должна быть рукоять, делают широкую прорезь в металле. Так и держать удобнее, и обеспечить сдвиг центра тяжести к острию проще.

Жар огладил клинок, взвесил в руке, затем перебрал весь набор, с интересом рассматривая и примериваясь к каждому ножу. Не утерпел и попробовал метать и их, но это оказалось сложнее, чем сюрикены, с первого раза не получилось. Тренер объяснил основные ошибки, Жар с интересом его выслушал. И, конечно, приобрёл набор ножей, как и твёрдое намерение научиться этому непростому искусству.

На этом осмотр оружия, техник и их выбор у Жара завершился. Собственно, выбрал он получается меч, из допов кинжал, метание ножей, сюрикенов, ну и «бой подручными средствами». Четыре допа, а всё вместе семь техник, это конечно много. И пахать придётся без продыху. Но охота пуще неволи, он знал на что шёл. Эх, изменяться, так в корне.

* * *

После того как Жар и приятели выбрали и записали у командира выбранное оружие, тренеров и дополнительные занятия, они были уже свободны. Жар подозвал приятелей и, сказав, что заботливый Крысолов передал ему вчера в дорогу какую-то еду, предложил перекусить. Захватив заветную коробочку, они решили расположиться на природе. Воспользовавшись тем, что командир занят, никому до них дела не было, а у них, собственно, свободное время, они отошли ближе к забору и, выбрав подходящее дерево, вольготно расположились под ним. Жар раздал парням по драгоценному рогалику. Сок поставил на траву. А сам, стараясь не показывать своего интереса, наблюдал, как Тим и Рен приступили к поеданию сего шедевра кулинарного искусства. Тим жевал с аппетитом и видимым удовольствием, откусывая большие куски. Рен же, прожевав кусочек своей булочки, сморщился, проглотил, вытащил из оставшейся части своего рогалика кусочек трюфеля, подозрительно его осмотрел, понюхал и спросил:

— Это что?

— Не знаю, кажется, гриб какой-то местный, — как ни в чём не бывало ответил Жар. — А что?

Рен целенаправленно пожевал трюфель и сказал:

— Да ерунда какая-то, на вкус не очень. Всё остальное нормально, а эти грибы тут лишние. Это не поганка, надеюсь?

— Да, нет, вроде. Через две лучины видно будет, — засмеялся Жар.

— А мне понравилось, — сказал Тим, — вполне съедобно.

Самому Жару рогалики и всё то, что было в качестве начинки, тоже понравилось, сытно и вкусно.

— А это что — сок? — спросил Тим и отпил глоток.

— Да, это сок из каких-то местных ягод, брусничный, кажется. Пейте, — как хлебосольный хозяин ответил Жар.

После того как парни по очереди попили из бутылки, Тим сказал:

— Не, это не брусничный.

— Точно, — поддержал его Рен. — Это, наверное, черничный.

— Угу, — согласился Тим.

— Ну, вы гурманы, — ответил Жар. — А я совсем не разбираюсь. Крысолов сказал, жутко полезный и витаминный.

— Ну, тогда точно черничный, — со знанием дела произнёс Рен, которому про витамины слышать уже приходилось.

Сытые и довольные, они перешли на разговоры «за жысть», обсудили речь директора и то, что они увидели сегодня на площадках в исполнении профи. Тима больше всего впечатлил и понравился бой с двумя саблями, он сказал, что обязательно научится так же. Глядя на горящие глаза юноши, Жар даже не стал говорить, что он видел владение подобным оружием и покруче. Мужик с цепями впечатлил не только Жара, хотя друзья, как и Жар не проявили желания овладеть этим оружием.

Под эти разговоры хорошо пошли макадамские орехи, местом произрастания которых Жар назначил местный лес.

* * *

Гарда у ножа — это та часть, которая отделяет лезвие от рукояти.

* * *

— Жар, ты совсем обнаглел?! — разорялся Крысолов. — Нет, ну совсем голову потерял! Ладно, на себя тебе плевать, о других подумай! Я на тебя, между прочим, рекомендацию давал! Ты и меня тоже подставляешь!

Давненько Крысолову не приходилось на кого-то так орать.

Как только сегодня парень зашёл в комнату, обучающихся на три дня отпустили до начала занятий, как Крысолов сразу почуял, что-то с этим прохвостом не то. Тонко настроенный путничий дар так и фонил тревогой. Сейчас он подсказывал, что парень что-то мутит, что-то опасное, связанное с риском. Сам источник возможных неприятностей находился в бессовестно хорошем и благодушном настроении, источая гордость и довольство собой. Что никак не вязалось с информацией от дара, пусть и размытой. Что заставило Крысолова разом напрячься и вспомнить, что он теперь отвечает за этого олуха.

— Та-а-ак! — сурово протянул Крысолов. — Ну сознавайся, что натворил?

Жар замер, как будто споткнулся на полном ходу, слегка задумался, вздохнул и сознался…

Рассказал о ночном происшествии. Ну, а смысл отпираться? Что он, дурак, путнику врать? Если Крысолов озаботится этим, то сможет и без него всё досконально узнать. К тому же, он сам попросил Крысолова ему помочь. Отчего он и интересуется.

Поэтому, Жар подробно описал ночной приступ и внезапно пришедшее на ум решение, ну и соответственно его исполнение.

Так получилось, что рассказал и про пробежку. Сначала не собирался, но случайно оброненное слово, на которое обычный человек не обратил бы внимания, а вот путник, поди ж ты, прицепился и раскрутил всю историю.

Ну и надо сказать, что о своём ночном решении он рассказывал без толики раскаяния, а даже с некоторой гордостью. Мол вот как хорошо я придумал! Ну и сделал соответственно. Как здорово справился с проблемой, прям красавчик!

После чего путника и прорвало.

Крысолов сделал многозначительную паузу для осознания провинившимся всей глубины своего падения и опять начал с новой силой, — Ну, ладно, тебе приспичило, могу понять. И воровать еду — не самое плохое решение. Но зачем самую дорогую?! Которую привезли на тсарскую свадьбу? Ну, ограбил бы какую кондитерскую или кормильню. Что ты нарываешься? Что за аттракцион невиданной щедрости, точнее глупости?! Ты хоть знаешь, сколько килограмм этих трюфелей стоит? Да ещё и не абы каких, а белых!!!

— Ну, больше, чем пара коров, наверное, — ответил провинившийся, но не раскаявшийся Жар.

— Ха! Пара коров, — возмутился путник. — Да он стоит как нетопырь!

— Ооу! — уважительно впечатлился Жар. — А Рену они не понравились. Он сказал: «Гадость какая-то, и весь вкус испортили».

Путник только глаза закатил.

— И ты им сказал, что они едят? — заинтересовавшись, вдруг перешёл на нормальный тон Крысолов.

— Нет! Я что, дурак? — оскорбился Жар.

— Судя по всему, ДА! — ответил путник. — Это я ещё молчу про то, что ты на пробежке сачковал и чуть не попался. Не смертельно, но ненужное внимание бы привлёк. Не говоря о том, что это вообще глупость. Ты в Школу не увиливать от занятий поступил. Хорошо, хоть догадался лишнего приятелям не болтать.

Жар только хмыкнул.

— Демонстрант сашиев! Всё тебе дешёвые эффекты нужны! Ну, зачем?! Ещё и парней приобщил к своему тёмному делу!

— Не, парни не при чём, они думают, что это ты передал, а орешки и грибочки из местных лесов, а сок, вообще, определили как черничный.

— О-о-о, горе мне, горе, и позор на мою седую голову! Ещё и я передал. Да я… Ладно. Не о том. Зачем? Вот, зачем? Объясни.

— Ну парни ни разу ничего подобного не ели, и у них не было шансов даже попробовать. Несправедливо! Я хотел…

— Ё! Защитник обездоленных нашёлся! «Благородный разбойник», прям Бин Дуг. Безмозглый идиот! Да я, может, тоже никогда в жизни ничего такого не пробовал. И что?! Зла на тебя не хватает!!! — и швырнул для пущей убедительности в провинившегося подвернувшийся под руку подходящий предмет.

А-а-а! — завопил Жар, уворачиваясь от полетевшего в него башмака. — Это не педагогично. Я же не знал, что вам тоже надо принести рогалик. Э-э-э! хватит швыряться в меня обувью, — возмутился Жар, когда второй башмак до него долетел, попав в довольно болезненную точку. — Следующий раз, на вас тоже возьму.

— Только попробуй!!! — возмутился Крысолов. — Придушу! Никакого следующего раза! Максимум кондитерская или то, что на городской ярмарке продаётся. Никаких больше эксклюзивов. Пойми ты, дурья башка! Не надо тебе так рисковать. Не стоит оно того!

Они поговорили, Жар вроде понял и согласился.

Напоследок Крысолов негромко спросил:

— Ну и какой он на вкус-то, трюфель этот?

— Да ничего особенного, на любителя, в общем. А сок ничего так, густой, приятный, кисленький. А кто такой этот, как его «биндюк»? — в свою очередь спросил Жар.

— Не биндюк, а Бин Дуг. Ну есть такая лоэнская легенда или баллада о благородном разбойнике и вольном стрелке Бинрое Дуге. Если тебе интересно, то найди, где узнать. У вас, кстати, там библиотека есть. Литература там, правда, больше другой направленности, но это достаточно известная легенда, так что должна быть. Классику надо знать.

* * *

На следующее утро Жар сходил в Школу и выяснил, что допы, которые он выбрал, прошли допуск на минимальное количество и будут преподаваться. Это были следующие допы: «Бой подручными средствами», кто бы сомневался, «Бой с кинжалом», «Метание ножей» и даже группа по метанию сюрикенов набралась, хоть и минимально возможная, ровно 8 человек. Итого у Жара получилось четыре допа. Многовато, конечно. Эх, свободного времени совсем не останется.

В Школу Жар решил вернуться пораньше, не дожидаясь прошествия трёх дней. Вернулся сразу, как нашёл и купил подходящие кинжал и меч. С мечом он не мудрствовал, купил подешевле, так как это было обязательное, но нелюбимое оружие. А вернуться решил пораньше, потому что с друзьями было веселее, да и привыкать надо к жизни в школе, и к утренним пробежкам, роготун бы их побрал. Кстати, заодно он принёс и дополнительный комплект одежды, припрятав его на всякий случай, который как он понял, с ним мог случиться.

Ту одежду, в которой он пришёл, он сдал тем же вечером дежурному командиру. Одежду командир положил в мешок с его номером и бросил в дальний угол кладовки к другим таким же мешкам на долгих три месяца, поставив при этом в своей тетрадке какую-то галочку. Почему-то именно эта галочка дала ощущение будто с этого момента что-то повернулось, и он действительно поверил, что возврата к старому не будет. Вот так вот оно и шло постепенное привыкание к своему новому статусу.

А служащие Школы, пока у обучающихся было свободное время, завершали подготовку к началу учёбы: заключали контракты с тренерами по результатам выбора обучающихся, составляли планы и расписание тренировок. Кто, где, с кем будет заниматься. И чтобы площадок хватило на всех!

* * *

На следующий день после бала Рыска, безумно красивая, в платье, в котором была на балу, только с безбожно затянутым Альком корсетом, едва вдыхая, стояла вместе с Альком посредине большого зала в замке Хаскилей. Волосы девушки были красиво уложены. Мира ещё и подкрутила несколько прядок, как будто случайно выбивающихся из причёски. После мытья со всякими Мириными штучками волосы стали мягче и приобрели особый блеск. Альк тоже приоделся и они вместе смотрелись — хоть картину пиши.

Может с них, действительно, будут сейчас картину писать, может они для того и нарядились, размышляла Рыска. А что? В этой их выставке картин, Альк только в детском, ну подростковом возрасте присутствует, а сейчас он уже мужчина в самом расцвете сил. Как раз для портрета. Вон и вся остальная семья собралась, даже Таш и нянюшка пришли. Семейный такой портрет намечается. Только зачем её нарядили? Она же к их семье не относится...

Зачем на самом деле Альк собрал всю семью, и они такие нарядные стоят посредине зала, Рыска не знала. А спросить хоть и пыталась, но в ответ получила только: — "Подожди, сама скоро всё узнаешь". Альк был этим утром какой-то нервный, и приставать дальше она не стала, доверившись ему. Ну узнает, так узнает. Может это какая-то их особая семейная традиция. Что она будет в их семейные дела лезть.

А ей пока остаётся ждать и вволю фантазировать. Впрочем, может и не будут никого рисовать, может Альк, просто, хочет всем что-то важное сообщить, продолжала гадать Рыска. Вон какой он напряжённый, и глазами застекленел. Она даже физически ощущала, как он волнуется.

Наконец, все расселись... Вокруг них. Её он зачем-то тоже вытащил на середину зала. Она бы лучше в уголке посидела. И сейчас все взгляды были обращены на неё, наверное, всё-таки на них, но ей упорно казалось, что именно на неё. Столь пристальное внимание было неприятно. Все прониклись важностью момента, стояла звенящая тишина. Рыска тоже начала волноваться, и дышать стало ещё труднее. Интересно это ей кажется или тишина действительно начала звенеть? Или это звенит у неё в ушах?

Альк, добившись полного и безоговорочного внимания, окинул всех взглядом своих колючих глаз, встал в гордую третью позицию, это она от учителя танцев знала, что когда так уголком ставят ноги — это «третья позиция», с неё многие танцы начинаются, и вот втав именно в эту позицию он начал говорить:

— Все вы знаете эту, — он отступил немного назад, так что Рыска оказалась немного впереди и как бы представляя Рыску продолжил:

— Во всех смыслах, замечательную девушку, вместе с которой я прибыл в замок. Вместе с ней я много где был, и много чего испытал. Она вот уже три недели гостит у нас в замке. И вы её, я надеюсь, по достоинству оценили.

На этом закончив, наконец, со столь длинным романтическим вступлением он перешёл к сути вопроса. — Буду краток. Я хочу на ней жениться. И собрал вас здесь для того, чтобы при всех сделать этой девушке предложение…того, чего положено, — предложение чего именно Альк уточнять не стал. Зато он особенно выделил слова «я надеюсь», и в них явно чувствовался вызов.

Слова «руки и сердца» Альк сказать так и не смог, хотя изначально собирался. Его от них корёжило, как роготуна от святости. Да и так поймут, не маленькие. Он внимательно окинул всех испытывающим взглядом, говорящим: «Ну что? Может кто-нибудь против?!». Потом повернулся к ошалевшей Рыске, ласково взял её за руку — в душе у него чуть потеплело — и, глядя ей прямо в глаза, спросил:

— Рыска! Согласна ли ты стать моей женой?

Вся семья на мгновение замерла. А через мгновение их внимание переключилось на остолбеневшую Рыску.

Все ждали Рыскиного ответа. Мать Алька и нянюшка — с радостью «Наконец то!», Миранда — заинтересованно, с любопытством «Неужели свершилось?», Таш — с равнодушием, ему все эти взрослые игры в любовь были непонятны, а отец Алька — с плохо скрываемой досадой. А Альк жадно наблюдал за реакцией каждого.

Рыска же превратилась в соляной столб. На неё это предложение произвело ошеломляющее впечатление. Как будто среди ясного безоблачного дня вдруг ударил гром.

«Нет, этого не может быть! Она спит, и ей это снится». Кровь мигом прилила к голове. Тишина звенела всё громче, постепенно наращивая интенсивность. Лёгкое головокружение усиливало чувство нереальности происходящего. Она мельком глянула на собравшихся родственников. Лучше б не глядела. Чувствовалось, что они затаив дыхание ждут от неё ответа. От их внимательного ожидания становилось дурно и страшно до дрожи в коленках. А ещё жутко неприятно стоять вот так вот перед всеми, когда напряжённое ожидание сгущается, превращаясь во что-то плотное и осязаемо вязкое, что охватывает тебя, а ты, ты не знаешь, что делать. Чётко разглядеть лиц ей не удалось. Очертания их фигур, а особенно лиц как будто смазались или подёрнулись туманом. Лишь лицо Кшиштофа, словно по какой-то неведомой прихоти, на миг прорисовалось со всей отчётливостью. И оно явно выражало не радость. "Как же так?", — подумалось Рыске, — "Значит, отец Алька был прав? А если он был прав в этом, значит, и во всём остальном тоже?"

Рыскины мысли метались как сумасшедшие белки, и она никак не могла поймать их и привести хоть в какой-нибудь порядок.

Альк сделал ей предложение — это же была её самая заветная мечта. Но его отец предупреждал, что он это сделает. А ещё он объяснял мотивы, по которым он это сделает, и почему ей не стоит принимать это предложение. Ей было страшно, страшно принять неверное решение, которое может поломать не только её жизнь. А она не знала, какое решение будет верным. Почему она была уверена, что этого не может произойти никогда? Сто раз права народная мудрость: «Никогда не говори никогда». Очень захотелось остаться с Альком наедине и спросить его: «Почему?», поговорить о своих опасениях. Божиня, как же оглушительно громко звенит эта тишина, голова сейчас лопнет! Напряжение нарастало. А Рыска всё ещё была в замешательстве. Зачем, зачем он вытащил её сюда, на всеобщее обозрение, где толком-то и поговорить нельзя? А, плевать, раз он так, то и она не станет церемонится. В голове уже бил набат, нестерпимо ломило виски. И Рыска, борясь с подступающей мутью в глазах, собралась уже задать мучившие её вопросы, но тут произошло ещё кое-что.

Понимая, что девушка зависла и пауза затягивается, Альк решил привести её в чувство, вернуть в «здесь и сейчас», так сказать, и незаметно от посторонних взглядов слегка ущипнул её за руку. Это оказалось для неё последней каплей. Рыска удивлённо вскинула на него глаза:

— Это что, был риторический вопрос? — чуть слышно, так, что услышал только он, прошептала девушка.

Она попыталась поглубже вздохнуть. Но сильное волнение и слишком тугой корсет сделали своё дело. В ушах напоследок звякнуло и зал с Альком и его семьёй сначала поплыли, потом закружились в бешеном водовороте перед её глазами, а потом всё исчезло.

* * *

Альк еле успел её подхватить. "Обморок. Обморок?! Вот Саший! Обморок!!!"

Альк отнёс и аккуратно уложил девушку на лавку. Тут же к ним подбежала мать Алька, нянюшка и Миранда. Анжи уверенно взяла приведение девушки в чувство в свои руки. Распорядилась, чтобы Миранда позвала слуг, и те принесли нюхательные соли.

— А ты что стоишь столбом? — строго посмотрев на Алька, спросила она. — Иди окно открой.

Он поспешил к окну. В это время мать Алька с помощью нянюшки начала расслаблять корсет. Когда окно было открыто, и он обернулся в сторону девушки, то его помощь была уже не нужна, помощников там хватало. Он почувствовал себя очень глупо и, тоскливо глядя в это самое открытое окно, задумался.

Вот надо же, Рыска упала в обморок от его предложения. Да, смешно звучит. А Альку было что-то совсем не до смеха. Он переживал.

Дааа! Не ожидал неотразимый Хаскиль такой реакции на своё предложение. Он был убеждён, что любой девушке, когда ей делает предложение сам Альк Хаскиль, полагается прийти в восторг и с сияющими глазами сказать: «Да!!! Конечно, милый!». А это чудо весчанское и тут сумело его удивить. Мало того, что в обморок упала, так ещё и не ответила, и гадай теперь, что ответит. Несмотря на досаду, так хотелось подойти к ней. Но около черноволосой девушки, лежащей без чувств, уже толпилась вся женская половина семейства и прислуга. И это всегда было прерогативой женщин — всякие скляночки, нюхательные соли. А ему не пристало такими глупостями заниматься. Среди саврянской знати с их корсетами и стремлением потуже их затянуть, обмороки были делом обычным. Мужчинам сильно переживать по этому поводу не полагалось. Женские обмороки воспринимались как некая женская особенность, сродни капризам и внезапным перепадам настроения. А если мужчина слишком много суетится по этому поводу и переживает, это воспринималось как неприличная слабость. Главная задача кавалеров в этом случае была не дать хряпнуться даме со всей дури об пол. И мужчина должен был поймать, аккуратно уложить страдалицу, а приведением в чувство и восстановлением душевного равновесия должны были заниматься женщины, если они там были. А они были! И он там был совершенно лишним.

А ещё этот их дурацкий договор с риторическими вопросами! И как он мог про него забыть?! И ведь не пригодилось же ни разу. Хотя это было так, последней каплей, а в основном виноват этот Сашиев корсет, который он же сам и затянул до предела. Красоты захотелось. Дурак! Пижон Сашиев! Зла не хватает! Да что ж всё не так-то, что ж всё не слава Божине, с досадой думал Альк.

Может всё-таки наплевать на приличия и подойти, разогнав остальных? Он стоял в сомнениях. И решившись было, уже шагнул в сторону этой суеты, по ходу подумав, вот, наверное, отец не упустит случая поехидничать и уличить в слабости и подкаблучности. Альк мельком глянул в ту сторону, где был отец, и увидел, что старый лис, как почувствовав его мысли, направляется к нему, мерзко улыбаясь. Он был уже совсем близко, Альк отвернулся и ускорил шаг. Но не тут-то было, пройти не останавливаясь мимо отца не удалось. Отец довольно громко окликнул его и Альку пришлось остановиться.

Подойдя, отец взял его под руку, развернул в обратную от Рыски сторону и, потянув к двери, сказал:

— Пойдём, мне надо с тобой поговорить.

«Эх, не вовремя ты со своим разговором!», — с досадой подумал Альк, но отвертеться, по-видимому, не удастся, да Альк на это и не рассчитывал. Более того, он готовился к этому разговору. Даже более, он собирался поговорить, именно, после того как предложение сделает. Просто ситуация сложилась слегка не так, как он рассчитывал, и сейчас время было не слишком удачным для этого. Альк, раздумывая, оглянулся на Рыску. Старший Хаскиль, почувствовав лёгкое, неуверенное сопротивление сына, ехидно-удивлённо спросил:

— Или ты собираешься, как клуша, хлопотать около своей красавицы?! Оставь женщинам заниматься женскими делами.

Альк, даже сам не успев осознать, что он делает, высокомерно задрал подбородок и, продемонстрировав, к вящему удовольствию отца, гордый профиль Хаскилей, через губу бросил:

— Даже не собирался!

Почувствовав правильную реакцию отпрыска, господин посол удвоил усилия. Он, уверенно потянув за собой сына, бодрым шагом направился к двери, по пути разглагольствуя:

— Да ты не переживай так! Всё с ней будет в порядке. Наши женщины справятся. Приведут в чувство и проводят в её комнату. Там и поговорите, когда она окончательно в себя придёт, — отец слегка улыбнулся. — А сейчас пойдём ко мне. Поговорим!

Альк дал себя увести с мыслями о том, что он что-то действительно раскис, нельзя позволять, чтобы женщина занимала столь много места в его голове, он же не подкаблучник какой. «А то все эти женские эмоции, переживания, внимание ещё на них обращать. Мужчина он или как?! Мужчина — он как должен? «Подумал, за себя и свою женщину, решил, сделал». А что? Он сделал! Да всё правильно он сделал. А женщина должна слушать, доверять и делать, что ей мужчина говорит. А не в обмороки падать.»

Отец повёл его в свой кабинет. Там состоялся разговор, который, конечно же, должен был состояться, Альк ни щепки в этом не сомневался. Единственное, что разговор этот оказался несколько не вовремя и получился неожиданно долгим — почти две лучины. Отцу всё-таки удалось зацепить новоявленного жениха и навязать дискуссию. Хотя изначально Альк просто хотел поставить родителя перед фактом, потом обозначить пунктами свои условия: то, как должен вести себя родитель в отношении и его, и Рыски, если хочет, чтобы он, Альк, остался в семье, возможно, даже в замке.

После первых вводных слов старший Хаскиль перешёл к вопросам:

— Сын, ну давай расскажи. Кто она такая? Откуда? К какому знатному ринтарскому или, может, саврянскому роду принадлежит твоя красавица? Или правильней было бы спросить так, как у неё в семье бы спросили: «Вы чьих будете?», — в голосе старшего Хаскиля явно сквозил сарказм, столь знакомый яд и досада. А в его речи угадывалось, хоть и не говорилось прямо: «Сын, как ты мог?! Ты, потомок знатного рода!!! Как ты дошёл до жизни такой?!».

Альк молча и чуть насмешливо продолжал смотреть на отца. В принципе, чего-то подобного он и ожидал. Когда Кшиштоф замолчал, ожидая, что сынок со всей дури бросится защищать свою пигалицу и будет рассказывать, какая она замечательная и трогательно беззащитная, и плевать, что не знатная и обнищавшая, говорить что-нибудь про долг и честь. Но тот обманул его ожидания. И дождавшись, когда старший замолчал, с холодным спокойствием в голосе спросил:

— Это всё? Весь яд излил? Можно уже нормально говорить? — и не без сарказма добавил. — Какое, однако, внимание и откуда-то вдруг взявшийся интерес к девушке, которая уже больше месяца тут живёт, но твоего благосклонного интереса к её скромной персоне я до данного момента не замечал.

— Да пойми ты, Альк! Ты хочешь совершить довольно серьёзный жизненный шаг. Ты приводишь в семью девушку, и мы тоже имеем право знать, с кем связываемся, — начал говорить Кшиштоф.

— Вообще-то связываюсь я! — резко и не сильно вежливо прервал его Альк.

— Но нас это тоже касается. Это же не просто снять девочку на ночь, — у Алька при этих словах в глазах на мгновение что-то промелькнуло и нехорошо дёрнулся уголок губ. — Тут я бы даже слова тебе не сказал, твоё дело, сам и решай. Но ты хочешь жениться. Жениться!!! Ввести в семью. Дать нашу ФАМИЛИЮ! — у Алька промелькнуло выражение смеси раздражения и боли, но он продолжал молчать, давая отцу выговориться. — Она же станет матерью твоих детей и наших внуков, которые продолжат наш род. Будут носить фамилию Хаскиль…

На этой фразе терпенье Алька внезапно закончилось.

— Да сколько можно уже?! Прямо проклятие какое-то, а не фамилия!.. Если я позорю столь благородную фамилию и твой дом, то мы с Рыской можем незамедлительно его покинуть! Я до сих пор здесь, потому что мне показалось, что тут были рады нас видеть!

— Альк! Не надо передёргивать! Ты ведёшь себя как мальчишка! Я и все здесь действительно очень рады тебя видеть и не хотим, чтобы ты уезжал. Кстати, за всë время пребывания в моём доме твоей пассии, в смысле, твоей девушки, я ни словом, ни действием её не обидел, делал всё, чтобы её пребывание у нас было приятным и комфортным. И мне, между прочим, сумму, которую ты ей отдал, не так просто было достать. Но я дал и даже ничего тебе не сказал, ни в чём не упрекнул. А ты скачешь вокруг меня, как боевой петух, норовя клюнуть в глаз. И даже выслушать меня не хочешь. Я говорю вполне обыденные вещи, и интерес мой оправдан, нормален и вполне ожидаем. Сынок, послушай, я не против твоих решений, я хочу только, чтобы ты осознал всю серьёзность того, что ты собираешься сделать!

Дальше они уже более успокоенные немного поспорили о достоинствах рода Хаскилей и привилегии ему принадлежать. Затем Кшиштоф вернулся к Рыске:

— Как хоть полное имя твоей возлюбленной? — спросил Кшиштоф.

— Рыска Приболотная, — с неохотой ответил Альк, ему самому эта приставка к её имени не нравилась, но не говорить же, что у неё даже фамилии нет.

— О да! Замечательно! Всегда мечтал приболотиться, то есть породниться с приболотным родом. И да, что-то я совсем не помню такого среди ринтарской знати. Может, я кого не знаю? Просвети! Послушай, ты не боишься, что твой брак превратит твою жизнь в такое вот болото? Из которого очень трудно будет выбраться и в которое ты сам себя сейчас затягиваешь.

— Прекрати ёрничать! И я требую, чтобы ты говорил об этой девушке уважительно! — возмутился Альк, на что посол только снисходительно пфыкнул. — Да, девушка не относится к высшей когорте ринтарской знати, и её семью ты действительно не знаешь. И что из того?

— То есть ты считаешь для себя нормальным брак с дочкой какого-то разорившегося ринтарского купца?!

Кшиштоф, конечно, ткнул пальцем в небо, он не знал ни происхождение Рыски, ни её финансового положения, ни кто она такая, вообще. Знал только, что она не принадлежит к высшей ринтарской знати и то, что она сирота, значит, её родители умерли, ну и в силу некоторых причин то, что она вряд ли является богатой наследницей. Она могла быть дочкой какого-нибудь разорившегося купца средней руки, успевшей получить образование, пока у родителя ещё были деньги. Какое-то образование у неё было, он этого не отрицает, хоть и не чета Альковому. Да девчонка выходила в свет, умеет себя держать, вон как на балу отплясывала, явно не первый раз. Знает саврянский, имеет представление о саврянском и ринтарском фольклоре, читает и на ринтарском, и на саврянском. Да, где-то её обучали, хотя что-то не так было с её образованием, он сам не совсем понял почему, она, наверное, на балах прохлаждалась, а потом её семья разорилась, и теперь она хочет вернуться к прежнему образу жизни. Так примерно рассуждал Кшиштоф, представляя сыну свои догадки, а если он где-то и ошибся, то Альк его сейчас исправит. Хоть так узнать про эту наглую плебейку-полукровку что-то конкретное, потому что сын про свою пассию говорит слишком обще, ничего конкретного.

— Почему разорившегося? — искренне удивился Альк.

— Потому что богатая наследница вряд ли моталась бы за сто златов по обоим тсарствам в поисках приключений на свою задницу. И значит, купца ты не отрицаешь? — хитро улыбнувшись, спросил посол.

Потом, разом посерьёзнев, добавил:

— Так не делают, Альк! Даже из благодарности!

— Придержи свой неуместный юмор, отец! — не стал удовлетворять любопытство старшего представителя семейства Альк.

А тому в голову пришла другая мысль, и он её с удовольствием озвучил, — И вообще, может, ты таким способом решил оставить девушку при себе, так же как крыса? Потому что привык? Может нет никаких чувств, просто привычка? А, Альк?!

— Отец, я же тебя предупредил! Перестань, а то…

— А то что?! Ты забываешь, с кем разговариваешь! — вспомнив о своём высоком положении, возмутился старший Хаскиль.

Разговор опять начал скатываться к откровенной ругани, напоминающей вопли базарных торговок на ярмарке. Господин посол постарался взять себя в руки и, несмотря на жуткую досаду от глупости, совершаемой сыном, предпринял попытку прекратить этот балаган и вернуть разговор в русло собственно разговора. Чтобы опять всё не кончилось хлопаньем дверей и обрывом отношений. Лучше ласково заронить в его душу сомнения в правильности сделанного шага и принятого решения, чем гордо и непримиримо разругаться в пух и прах, всё равно ж не поможет. К тому же чем дольше он задержит Алька сейчас, тем лучше. Девушке явно не понравится столь долгое отсутствие кавалера, тем более в её ситуации. К тому же он помнил, что у ринтарцев были несколько другие обычаи на этот счёт.

Дальше разговор продолжился в том же духе, то переходя на эмоциональную перепалку, то утихая, когда оба собеседника пытались довести до оппонента свои мысли и позицию по данному вопросу, а не только эмоции.

Со стороны старшего представителя семейства слышалось как резкое «Она тебе не пара! Я не позволю, тебе сломать себе жизнь!» или «Твой брак не должен привести к ослаблению позиций нашей семьи», так и тихое успокаивающее «Хочешь жениться — женись» или «Да я признаю за тобой право самому решать». Опытный дипломат Кшиштоф Хаскиль не давал скатиться разговору к опасной черте, и как только он подходил к фазе хлопанья дверями, быстро отрабатывал толерантность, давал обратный ход, уверяя, что примет от сына любое решение.

И всё это раскручивалось по спирали, делая уже не первый виток. Вообще посол не чувствовал себя проигравшим, он ощущал, что всё не безнадёжно, вот даже первый этап — предложение руки и сердца сорвалось. Даст Божиня, может, удастся избежать этого брака. Поэтому он держался уверенно, не теряя самообладания и профессиональной хватки.

Разговор не обошёл и ринтарского происхождения Рыски. Этот пункт тоже вызывал горячую реакцию у старшего Хаскиля. Он постарался объяснить Альку, что несмотря на общую толерантность и то, что иметь дело с ринтарцами можно, но не следует вводить их в семью. В смысле мешать кровь. Что он не против, и даже, наоборот, чтобы Альк общался и имел дело с благородными ринтарцами. Даже дружить — да Хольге на радость, он не против. Но есть же разница между дружить или там иметь дело, и делать их частью семьи. Что-то там про божиней избранный род Хаскилей. И что Альк должен это понимать. На что Альк не переменул попинять на тсарей. Кшиштоф насупился и ответил, что там же мол политика, а им не обязательно этим заниматься, к тому же девушка всё равно не подходит для этого по происхождению.

После долгих препирательств, Альк озвучил неожиданный даже для себя самого вывод:

— Отец! А ведь Рыска, несмотря на своё происхождение и твоё воспитание и образованность, оказалась добрее и мудрее тебя! Поначалу, она тоже без особого восторга относилась к представителям другого тсарства, проще говоря, к саврянам. И у неё, надо признать, была не менее веская причина для этого, чем у тебя, и даже не одна, а практики общения с чужестранцами, наоборот, не было. В отличии от тебя, отец. Но она с этим справилась. Это же примитивно. Это же чисто эмоции. Не основанные ни на логике, ни на реальном положении вещей. Что ж ты так недальновиден, отец?

Обсуждение зашло на следующий виток. Оба спорщика ни в чём, конечно, не преуспели, но то, что собирались изложить в этом разговоре, изложили. Оба имели свои цели и не очень хотели слушать собеседника. В какой-то степени старший Хаскиль даже остался доволен разговором. Нет, ну он, конечно, в идеале желал отговорить сына от этого шага, но где идеал, а где жизнь. Зато со стороны Алька звучало: «я так хочу», «будет так, как я решил» и «мне плевать, что на это думаете вы и все остальные», и даже чуть ли не «скажите спасибо, что я вам вообще сказал». Звучало там и то, что Альк считает, что Рыска этого заслужила и что он ей благодарен, и даже что он хочет её сделать счастливой и намерен действием противостоять тем, кто решит этому помешать. А вот о любви и о том, что она нужна ему, там речи не было, что Кшиштоф посчитал хорошим знаком.

В общем, так мило поругавшись на протяжении почитай двух лучин, мужчины разошлись по своим делам, оставшись каждый при своём мнении.

Альк направился к Рыске в комнату.

* * *

Не зря, вот не зря хотелось Альку подойти к Рыске после обморока. Тогда и созрело у неё решение убежать. Оставить его в покое, на радость его семье.

Когда девушка пришла в себя в своей комнате, то обнаружила вокруг себя кучу людей и неприлично распущенный корсет. Она тут же принялась искать глазами Алька, но того не было. После всего пережитого ей не хотелось никого видеть, кроме него, все остальные раздражали, а его рядом не было. Это было странно и неприятно. Ей стало ужасно обидно. Тогда она, придерживая на груди слегка спадающее платье, попросила всех оставить её одну, отказавшись и от помощи прислуги, сославшись на то, что хочет отдохнуть. Сейчас она думала о том, что произошло. Ведь если бы Альк действительно любил её, то он был бы первым, кого бы она увидела после обморока. Да, и не только это. Это так — последняя капля. Просто подтверждающая и так очевидное. Он её не любит. Как говорил его отец, и не может он её полюбить. И они не пара! И вообще, всё так ужасно получилось. Как он мог сделать это так?! И почему не сказал раньше? И тут ей подумалось, что если бы так было можно, то он и её согласия бы спрашивать не стал. Вообще! Однозначно! Какое там предложение руки и сердца. Сам себе что-то решил, а зачем её, девку, спрашивать? Сказал бы: «Я решил, что ты будешь моей женой. Пошли!». И отец Алька прав, тот решил женится на ней не из-за великой любви, какая тут может быть любовь, может из благодарности или, хуже того, из жалости. А ей такая благодарность и не нужна вовсе! Если он её не любит, то и ничего ей от него не нужно, возьмёт только Жарову половину. А жениться в благодарность за спасение, и тем паче из жалости. Нет, эту жертву она не примет! Она слишком его для этого любит. Лучше навсегда останется одинокой сказочницей. Рыска всхлипнула.

Хотела вместе с ним путешествовать, да, видно, не судьба. Пора, как пишут в романах, отрывки из которых зачитывала её учительница, «сжигать мосты». Так нечего тут рассиживаться, сейчас ей хотелось действовать. Как там отец Алька говорил, надо уезжать, и уезжать сейчас, чтобы он из вредности и духа противоречия не стал её останавливать, а имел возможность смириться, подумать и понять, что так будет лучше. Так тому и быть. Собираться надо быстрее. Нет, она не боится с ним встретиться. Но зачем? Сидеть тут и ждать? Чего? Что он нового может ей сказать? Зачем размазывать белую кашу по чистому столу? Она всё решила и решения менять не собирается. Так будет лучше всем. Лучше порвать резко, одним махом, без долгих проводов и выяснения отношений. А объяснит всё в записке.

Ей с трудом, но удалось избавиться от платья. Без посторонней помощи это было сделать затруднительно, но она справилась, хорошо, хоть корсет был сильно расслаблен. Достала из сундука свою удобную и такую родную походную одежду, давненько она её не надевала. Вытерла навернувшуюся слезинку от некстати накативших воспоминаний и быстро облачилась в нее. Взяла мешочек с деньгами, отсчитала пятьдесят златов. Задержалась лишь для написания записки. Но вот наконец справилась и с этим. Дальше уже, не задерживаясь, споро завершила сборы своего нехитрого скарба. Так, гитара, книжки, которые подарил Альк, специальная книжица с пустыми страницами — подарок Миры — чтобы записывать в нее свои сказки. Другие не сильно нужные, но приятные мелочи, тоже от Миры, разные отдушки, ароматизированное мыло, какие-то скляночки, да вот ещё нитки, оставшиеся после вышивания, — вот и все её вещи. Денег было немного, но какая-то мелочёвка осталась.

Так, здесь всё. Она посадила на плечо крыса. Аля она тоже решила взять с собой, хоть какое-то осязаемое напоминание об Альке.

Где содержится Милка, Рыска знала, ведь регулярно навещала свою любимую корову. Дорожные торбы удачно висели недалеко от стойла Милки и седло рядом. Оседлав корову, разместив и привязав свои вещи, Рыска вздохнула. Ну вот и закончился ещё один этап в её жизни, теперь надо учиться жить без Алька.

Её никто особо не пытался остановить. Доехав до ворот, она в последний раз посмотрела на замок и, уже не оглядываясь, поехала в сторону города.

* * *

Придя в комнату Рыски, Альк не обнаружил там девушки, зато нашёл записку, рядом россыпью лежали пятьдесят золотых и вышитый поясной кошель. Он схватил записку и впился в неё глазами. Первые строчки были написаны по-саврянски.

«Прощай, Альк! Не ищи меня. Между нами не может быть ничего хорошего.»

Дальше Рыска перешла на родной ринтарский.

«Лучше всё закончить сейчас, не ожидая, пока я тебе опротивлю. Оставайся и будь со своей семьёй. Найдёшь себе девушку своего круга. Я знаю, у тебя быстро получится меня забыть. Ведь я тебе не пара.

И спасибо тебе! Тебе я обязана теми счастливыми моментами, которых немного было в моей жизни. Ты ничем мне больше не обязан и ничего не должен. Прощай!»

И подпись «Рыска».

Он ошалело и неверяще смотрел на так узнаваемо написанные буквы. Несколько саврянских прописных букв Рыске давались сложно, и когда она волновалась или спешила она их писала не совсем правильно. Вот и сейчас они были написаны неправильно. Но сочетание этих букв, несмотря на то, что складывались в слова, никак не хотели обретать логику и смысл. Он просто стоял и тупо пялился в эту злосчастную записку.

Первая мысль, которая, наконец, появилась у Алька после прочтения была — «Божиня, какая банальная чушь, прямо строки из женских романов. Вот научил на свою голову «изящной словесности».

Вторая мысль была — "Ну, ПОЧЕМУ!"

Он ещё раз посмотрел на записку. Ниже, тоже по-ринтарски, была приписка, что подвеску надо отдать Анжи Хаскиль и что Рыска благодарит её за доброту и гостеприимство. А поясной кошель — это сшитый её руками прощальный ему подарок.

Он наконец, начал приходить в себя и следующие мысли появились уже быстрее: «Так, надо скорей догнать эту бестолочь! Поговорить, чтобы развеять эту чушь. Стоило лишь на лучину отлучиться, как опять что-то втемяшилось в эту дурную башку!» Вот сейчас он был страшно зол и на Рыску за это дурное, ничем не обоснованное решение, и на себя, что так не вовремя оставил её одну.

Надо действовать, она не могла далеко уйти. Альк стремглав бросился вниз к коровникам в надежде перехватить беглянку.

Но там ему сообщили, что девушка уже больше лучины назад взяла недавно приведённую корову и ускакала. И вот тогда Альк испугался. По-настоящему. Даже злость отступила. Испугался, что так и потеряет по глупости, по её, конечно, глупости, но ведь сути это не меняет, эту дурную упёртую девчонку.

Уже понимая, что по горячим следам догнать беглянку не получится и что уедет он сейчас отсюда надолго, может быть, навсегда, он вернулся в Рыскину комнату. Быстро уложил в небольшой мешок оставшиеся пятьдесят златов. Ишь выдумала тоже, денег ей не надо! Огляделся, ища крыса, но его нигде не было видно, наверное, девушка забрала его с собой. Забрал со стола подвеску. Заскочил к себе в комнату, дорожную одежду просто взял с собой, не переодеваясь, как и на прочие мелочи не стал время терять, взял только сабли и немного оставшейся наличности, ссыпав её в так кстати подаренный кошель. И направился в родительские покои.

Мать была одна. Она, оглядев встревоженное лицо Алька и дорожные сумки в его руках, догадалась, что произошло.

— Она уехала?

— Да, — ответил Альк

— Хочешь вернуть?

— Да. Мам, мне сейчас некогда. Вот подвеска, которую Рыска на бал надевала, и я побежал, — он протянул матери подвеску.

— Сынок, погоди немного, — мягко, но настойчиво сказала Анжи, подойдя к нему и положив подвеску в его ладонь, и заставила сжать её в кулак. — Неизвестно, когда мы в следующий раз увидимся и, — она подошла к резной шкатулке, открыла её, вытащив оттуда серьги, которые были комплектом к подвеске, и, подойдя к Альку, вложила в его руку ещё и их. Затем она продолжила. — Я хочу, чтобы ты передал Рыске этот маленький подарок от меня. И ещё то, что я была бы рада такой невестке.

Времени на споры и долгое прощание не было, они торопливо обнялись, мать поцеловала его напоследок, Альк кивнул и быстрым шагом направился к двери. Уже вслед, когда сын был около двери, мать крикнула: «Счастливого пути! И удачи, сынок!». Он оглянулся, ответил негромко: «Спасибо, мам», вышел в открытую уже дверь и быстро, не оглядываясь, пошёл по коридору к лестнице. По пути он отвлёкся только на то, что на кухне взял еды в дорогу.

Перед тем как уехать, Альк заметил на крыльце отца. Альк сам толком не понял, почему, встретившись взглядом с ним, его самого охватило раздражение и злость на того. Нелогично немного, Кшиштоф же вроде ни в чём не виноват. Только в том, что невовремя отвлёк его разговором, так ведь не насильно же держал. Но тепло прощаться Альк не стал, буркнул что-то и, не оборачиваясь, прошёл в коровник. Взяв самую быструю корову, погрузив на неё поклажу и оседлав, вскочил в седло и умчался прочь, покинув фамильный замок без особых сожалений.

Старший Хаскиль был уже в курсе Рыскиного бегства и был этому очень рад. Он с трудом сдерживался, чтобы явно это не показывать. Не сдержался только в первую щепку, когда ему сообщили. Он радостно потёр руки, про себя подумав: «Не зря, вот не зря я разговоры разговаривал!». Даже то, что Альк кинулся её догонять, не испортило Кшиштофу настроение. Посол смирился с этим, как с неизбежным злом. Даст Хольга, повезёт, и он её не догонит. А если и догонит, ему не понравится то, что он услышит. Девчонка же сама приняла решение, её никто не неволил, не заставлял, и, насколько господин посол изучил её характер, она будет это решение отстаивать.

* * *

"Да что ж всё не так-то, что ж всё не слава Божине", — думал младший Хаскиль, въехав в столицу и гоня корову по улицам города непозволительно быстро. Он нёсся вслед Рыске, хотя кто его знает, где он, этот след. Он ехал без особого плана, а дар в городе, полном путников, в это время дня, когда все уже встали и шастают по улицам почём зря, мало что давал. Альк всерьёз испугался, осознав, что может её потерять. Он думал, что не может, не должен её потерять! Особенно было обидно и раздражало, что он не понимал, почему это произошло. Что пошло не так? На что она могла обидеться? Нет, сейчас не надо об этом думать. Точнее, не об этом надо сейчас думать. Надо найти её, поговорить и тогда уже получить ответы на все свои вопросы. Сейчас об этом думать бесполезно. А для того чтобы найти, надо думать, куда она могла поехать.

Наверное, выезжать нужно в те же ворота, в какие они сюда въехали. Или… Так, надо успокоиться и мыслить здраво. Это оказалось самым трудным. Но на какое-то время ему это удалось. Всё-таки не зря его в Пристани семь лет учили. Куда она могла поехать? Конечно же, в Крокаш! Где они оставили Жара. В том, что честная Рыска первым делом постарается отдать деньги своему другу, Альк не сомневался. «От этого и будем отталкиваться», размышлял он.

Время от времени его накрывало страхом и тоскливым желанием куда-то нестись сломя голову, лишь бы что-то делать, не теряя драгоценного времени, пока не стало слишком поздно. В эти минуты он бессмысленно и упрямо пытался применить дар. И чувствовал тоскливую пустоту внутри… В такие моменты способность ясно мыслить покидала его. И он только и мог, что произносить имя подлого бога, пытающегося забрать у него Рыску, и другие неприличные слова в комплекте. Сейчас это опять случилось. Но ему удалось вернуть логику в свои рассуждения, хотя бы для того чтобы понять — сейчас в городе искать не стоит, главное — приехать в Крокаш первому, и не важно, через какие ворота они въезжали. Выезжать надо через ближайшие. Можно попытаться почувствовать даром и найти там, по пути, вдали от города. Однако важнее добраться до комнаты, которую они снимали, раньше Рыски, и дождаться её там. Чтобы уже никуда никогда не отпускать.

* * *

Да! одиночества ты не боишься?

Ты ж путник, герой, боец!

Ну что ж… А ведь мог сложиться

У сказки счастливый конец.

Ты одинокий путник

Властитель чужих дорог.

Только свою дорожку

К счастью, выбрать не смог

Умеешь ты обижаться,

А вот прощать едва ль.

Стал одиноким путник,

И выстудит сердце февраль

Зато ты ушёл как надо,

С гордо поднятой головой.

Но нет её теперь рядом,

Лишь ветер бродит шальной,

Тщетно следы заметает,

Из сердца стараясь прогнать.

Ненужная грусть печалит

Ничего уж не поменять

Ты ведь хотел, как лучше,

Привык всё решать один

И вроде бы всё продумал

Вот только её не спросил

(Этот рифмованный эпиграф навеян стихотворением Bazhyk фанфик https://ficbook.net/readfic/4017761)

* * *

Она ехала, не торопясь на своей пятнистой корове, капюшон накидки, по случаю солнечного дня был откинут, и тёплый ветер играл кончиком её тугой чёрной косы. Гитара, притороченная к седлу сзади, тоже жизнерадостно посверкивала лакированными поверхностями. День уже поворачивал к вечеру, но солнце было ещё высоко. Девушка с удовольствием подставляла ему своё лицо и, насколько позволяла накидка, руки. Солнце приятно грело кожу, а его лучи как будто играя, то падали прямо на лицо, то прятался за листья деревьев. Она и крыса вытащила из торбы, посадив на плечо. Пусть тоже погреется. Тот был совсем не против. Вольготно разлёгшись на её плече, грызун дремал, свесив переднюю лапку с её плеча. Он лишь изредка лениво приподнимал мордочку и слегка шевеля ушами вслушивался в только ему слышимую живность, шныряющую по придорожным кустам.

Сейчас Рыска чувствовала себя не сказать, что счастливо, но в целом спокойно и даже расслабленно. Это был второй день после побега. Она за время пути успела подумать и привести свои мысли в порядок. Решив, что она права и сделала всё как должно. Не сказать, что это решение давалось ей легко, но её грела мысль, что она так делает ради любимого. Сейчас она отвлеклась от всех своих мыслей, устав от них, и просто наслаждалась хорошей погодой, приятным, не жарким теплом, неспешностью и неторопливостью этого склоняющегося к вечеру дня. На неё снизошло какое-то спокойное и уравновешенное состояние.

…

Из расслабленного состояния девушку вывел внезапно услышанный за спиной коровий топот, как будто кто-то нёсся галопом. Она неторопливо оглянулась. Только и успела заметить клубы пыли, как кто-то пронёсся мимо. Этот кто-то резко затормозил и остановился чуть впереди. Мужчина ещё во время экстренной остановки стал разворачивать свою корову, подняв её для этого на дыбы.

Когда пыль осела, Альк предстал перед ней во всём своём Хаскилевом великолепии. Правда, несколько припорошенном дорожной пылью. Ведь все поднятые им клубы пыли, на нём же и осели. И, конечно, это был Альк! Его корова стояла практически поперёк дороги, напрочь перегораживая Рыске дальнейший путь, как будто он боялся, что Рыска попытается ещё раз сбежать. Рыска внутренне усмехнулась этому его опасению. А потом с небольшой грустью подумалось: «Всё-таки не смирился, прискакал. Разбираться». Она вздохнула, но не слишком печально. Всё-таки это было ожидаемо, а она была рада его ещё разочек увидеть.

Солнце светило у Алька за спиной чётко высвечивая его гордый силуэт, но в тоже время мешая разглядеть детали. Глядя на, Алька незнамо откуда в рыскином сознании всплыла цитата «имел вид гордый и обиженный». Потом она услышала его такой знакомый и родной голос. Сейчас в его голосе звучали недовольные, требовательные и обвиняющие нотки, тоже родные и знакомые. Почему-то совсем не ко времени, и совсем не соответствуя серьёзности момента, представились раскаивающиеся грешники, которые послушно лежат ниц у его ног, а он благородный и непогрешимый герой, сидя на белой, почему-то худой корове, с огромным круглым щитом и копьём наперевес, указывает на них этим копьём и вещает, как они недостойные не правы, что оскорбили его в лучших чувствах, а они внимают ему с трепетом и благоговением. От этой внезапно яркой картинки Рыска тихонько прыснула. И благополучно прослушала, что он там ей говорил. Когда же она вернулась в реальность, то услышала:

— Ну! и что ты творишь?! Бестолочь ринтарская!

«А, ничего не пропустила», — поняла Рыска.

Через щепку молчания, — Хотя за ринтарскую прости. Просто бестолочь, — решил уточнить Альк. — В благородную поиграть надумала?! Что ты этим сказать то хотела?

Потом Альк, наконец, среагировал на неподобающее Рыскино настроение:

— И что ты лыбишься, вообще! Я с тобой серьёзно разговариваю!

«Кто бы сомневался, что он начнёт разговор именно так. Нет, не в отца пошёл. Не в отца. Не дипломат, от слова совсем. Тот аки змей увивался, чтобы своего добиться, источая улыбки и благожелательность, может и мнимую, кто ж их Хаскилей поймёт, обливая всё сладким ядом своих речей. А этот с места в карьер с обвинениями. А ведь не для этого же прискакал.» Рыска с удовольствием разглядывала ругающегося видуна, всё-таки она по нему здорово соскучилась, хоть он и такой вот, вредный и противный.

Так, ладно, Рыска стряхнула с себя мечтательно-задумчивое настроение.

— Ну хорошо, давай поговорим, — Рыска начала спешиваться. «Злиться или отвечать на его обвинения себе дороже, надо просто объяснить свою позицию, почему решила уйти. Объяснить, чтобы вопросов у него не осталось», — подумалось ей.

— Не на дороге же разговаривать, — со спокойной уверенностью пояснила она, — Здесь мы только наорать друг на друга можем. Ты ж, вроде, не этого хотел?

Эта спокойная уверенность, несколько озадачила Алька. Возможно, поняв, что всё несколько серьёзней, чем он предполагал, он перестал ругаться и требовать немедленного ответа. И после того, как он тоже спешился, они вместе пошли искать подходящее для долгой беседы и укрытое от посторонних глаз место. Вскоре место в виде довольно приятной полянки было найдено, коровы привязаны, а они сидели друг напротив друга на оставленных кем-то брёвнах, между ними было заброшенное кострище.

Предварительно пообещав ответить честно и открыто на все вопросы друг друга, ничего не утаивая и не стараясь беречь нервы партнёра, они начали беседу.

Первым был вопрос Алька, — Ты не ответила на моё предложение. Я хотел бы всё-таки услышать ответ.

— Ответ — Нет! — твёрдо сказала Рыска. — Разве это не понятно по моим действиям? И причины я объяснила в записке. Ты ж её читал?

— Читал, — согласился Альк, — Но ни роготуна не понял. Да это какая-то «изящная» и не очень словесность, а не объяснения. Какие-то общие слова ни о чём, где только нахваталась, — ворчливо начал Альк, — Ты мне главное скажи. Я тебе не нравлюсь, что-ли? Чем-то не устраиваю? ... Ты меня не любишь?

Вторую часть своей реплики он говорил в полушутливом тоне и нарочито небрежно, стараясь не показывать насколько важен ему ответ на последний вопрос. Задал он этот вопрос, пристально на неё глядя, а через щепку, наоборот, уставился в землю, приготовившись услышать всё что угодно, и замерев в напряжённом ожидании. Повисло тяжёлое молчание.

Рыска не стала врать ему, договорились же, хотя это был самый простой способ быстро закончить разговор и избежать долгих и путанных объяснений, и далеко не сразу, очень негромко ответила — Да, ты мне нравишься. Даже больше, я тебя люблю, — и потом уже гораздо громче и с нажимом, — Но этого мало для замужества, ведь …

Дальше развернуть мысль ей не дали. Невооружённым взглядом было заметно, как сразу после «Да» и последовавшего признания Алька отпустило, и он расслабился, уже уверенный в успехе. Он тут же перебил Рыску, не став дослушивать, что она там хочет сказать.

— Да этого более чем достаточно. Я считаю! А на всё остальное мне плевать! Значит так! Шумную и многолюдную свадьбу устраивать не будем. Не люблю я этого. Сделаем всё по-тихому, без шумихи, в первой молельне, которую встретим. А что затягивать? Семью я известил, все формальности соблюдены. Это даже хорошо, что мы не в замке, началось бы там, приёмы, балы, вся эта светская дребедень. Ужас!!! Потом, поедем в Ринстан, чтоб ты могла отдать своему братцу причитающиеся ему деньги. …

Рыска поняла, что её мнение опять сунули под лавку, даже не соизволив выслушать. И она поняла, что если она сейчас согласиться, то так всю жизнь оно и будет. Она так и останется при любимом мужчине в положении глупой весчанской дурочки, которую как непутёвого котёнка, будут тыкать носом, для приучения к нужному поведению, а когда упирается, за шкирку и перенести в нужное место. Мнением, которого, естественно, глупо интересоваться. И это кроме того, всего остального, того, что против их брака, что она весь путь обдумывала и собиралась, вообще-то, сейчас сказать. Да одного этого отношения хватит, чтобы отказаться от этой затеи. Ведь нет же самого главного — любви и уважения. Ей стало ужасно обидно. И что, это называется — любовь? Да с его стороны это что угодно, а не любовь.

— Подожди, Альк! Не части. Я ещё не договорила. — твёрдо прервала она поток его слов, — Я считаю, что для создания семьи нужно, как обязательное условие, чтобы оба партнёра любили и уважали друг друга. Любили и УВАЖАЛИ. Понимаешь?

— Это ты сейчас про меня?!! — вскинулся Альк, поток красноречия которого Рыска так бесцеремонно прервала на полном скаку. И постарался вернуть инициативу в свои руки: — Значит, ты что… считаешь, что я э-э-э … не готов?! Или что? Не хочу?!

Рыска неуверенно кивнула.

— А почему тогда, я по-твоему, сделал тебе предложение? И скакал тут за тобой, догоняя. А?! — Альк позволил себе ехидно улыбнуться.

— Я точно не знаю… , — Рыска опять не успела договорить.

— Вот! Не знаешь, а уже глупости творишь!

— Альк, не перебивай меня! Вот ты обижаешься на отца, что он не принимает всерьёз твоё мнение, а сам ведёшь себя, точно также.

Альку сравнение с отцом не понравилось, причём настолько, что заставило замолчать и слушать обвинительную речь почти не перебивая.

— Я думаю, что тебе эта женитьба не нужна. Я не знаю, что именно побудило тебя сделать предложение, — продолжила Рыска. — Это может быть чувство благодарности или желание бросить вызов отцу, или ещё что-то, да привычка, наконец. А вот любви и уважения я в твоих действиях не вижу. Прости.

— Не понял. А что в моих действиях не так? — Альк был искренне удивлён. — Я тебе предложение сделал.

— Да вот, как раз о предложении, об этом самом. То, КАК ты его сделал. Даже слово мне не сказал, не предупредил, не спросил. Выставил дурой перед всеми и огорошил своим предложением со всего маха. Ну, конечно, зачем глупую девку спрашивать?!

— Как это не спросил. Я спросил… Когда предложение делал.

— Ага! Это по традиции положено. А если бы можно было не спрашивать, ты бы и не спросил. Ты ж один у нас умный!

«Ну вот, спросил. И что из этого вышло? Лучше б, действительно, если б можно было не спрашивать», — подумал Альк.

— Нет, чтоб как люди поговорить сначала, а не показательные выступления устраивать! Причём даже не предупредив меня об этом. И тебя больше не моя реакция тогда волновала и не мой ответ. Ты, по-видимому, был в нём уверен.

— Ты сумела меня удивить, — вставил Альк.

— Ну конечно! Мне полагалось пролепетать «Да»? Ты ж специально меня в такие условия поставил, чтобы мне сложно было что-нибудь другое ответить. А заботила тебя больше реакция твоих родственников на твоё заявление.

— Ну не без этого, — не стал отпираться Альк. — Мне действительно важно отношение к тебе родных. И что?!

— Ты специально для родных это и сделал. Показал им, что тебе законы не писаны? — «Как там отец его сказал? Из вредности и духа противоречия», подумала Рыска, но вслух говорить не стала. — А я так, только инструментом служила. Да и то, как ты потом поступил, характеризует твоё отношение ко мне. Упала и упала, можно и прислуге поручить, у тебя нашлись более важные дела, — Рыска вздохнула, вспомнив, как хотелось ей после обморока увидеть рядом именно Алька, и как неприятно было очнуться в чужих руках прислуги.

— Ты даже жениться хочешь по-тихому, потому, наверное, что меня стесняешься, — Рыска ещё раз тихо вздохнула и, понизив голос, почти скороговоркой продолжила. — Потому что чувствуешь, мы не пара, какая уж тут любовь. Конечно, какая я тебе пара, тебе разве что тсаревна вон пара! С её мнением ты бы считался. А с моим — зачем? — Рыска перевела дух и закончила требовательно и с нажимом. — Ну а теперь я, действительно, хочу от тебя услышать, почему ты хочешь на мне жениться. Объясни, ну!

— Не понукай, не запрягла, — раздражённо сказал Альк. — Может, я хочу одну глупышку счастливой сделать. Тебе же хочется семью, детей. Тебе нужна защита и опора. Так я согласен. Если я тебе симпатичен и ты меня любишь, то не вижу препятствий. И кстати! Нечего меня женить на ком попало! Сам разберусь! К тому же тсаревна занята, если ты помнишь.

— А! Так поэтому я! Потому что тсаревна занята?

— Не говори глупостей! И к словам не цепляйся!

— Да женись ты на ком хочешь! Я-то тут при чём? — вспылила Рыска

— Я на тебе хотел. Но если я тебе не нужен. То насильно мил не будешь! Уговаривать не собираюсь! — Альк раздражённо фыркнул и отвернулся.

— А зачем тебе это?! Ладно я. Ты решил, что с тобой мне будет лучше и всё такое. Да, я глупая, необразованная, наивная весчанка, которой нужен кто-то сильный, умный, надёжный, коим ты, конечно же, являешься. А тебе, лично тебе, это зачем? Я тебе зачем?

— Рысь! … Вот чего ты добиваешься? Чтобы я тебе дифирамбы пел, как Шарес Исенаре? Или серенады под окнами? Так не будет этого!

— Не знаю, кто такие эти твои «рамбы», но меня бы устроило, если бы ты просто сказал, например, что ты меня любишь. Ну или что ты чувствуешь. И что я тебе для чего-то нужна. А ты вообще можешь сказать, не покривив душой, что ты ко мне чувствуешь? А?! Вот скажи, что ты меня любишь, что я тебе нужна.

«Нет! Нет, нет!» — кричало всё его существо, а гордость в компании с мужским снобизмом, называемым им чувством собственного достоинства, скулили и шипели в голос, говоря, что достоинство ж нельзя ронять перед женщиной. Утверждая, что эта женщина слишком много хочет. И много себе позволяет! И вообще, он слишком много внимания уделяет этой девчонке. Девчонке и её чувствам. Он вообще мужчина, или как? А раз мужчина, то значит самодостаточен и ему никто не нужен. Он крут как железные яйца. Это он может быть кому-то нужен, а ему никто, тем более какая-то жалкая женщина. Да, никогда! Он не тряпка, а «Мужчина», а значит сильный, гордый, независимый. Вот! Независимый, в том числе, от всяких бабских капризов.

Он чуть-чуть придушил этих своих судорожно вопящих тварей и сумел ответить даже прилично, он же уговаривает как-никак, хотя в интонации твари прорвались:

— Рысь! Зачем тебе это?! Ты же знаешь, я терпеть не могу эти глупости, всякие красивости и признания!

Рыска не могла не уловить в том, как он сказал последнюю фразу, нотки того самого снобизма, и это ещё больше её раззадорило, заставив настаивать именно на этой формулировке:

— Да ты без красивостей скажи, что я тебе нужна. Нужна, понимаешь? И не просто какая-то женщина, а именно я. И что ты меня любишь.

Твари всё-таки вырвались на свободу:

— Дура!!!

Она невольно сравнила отца и сына. Вот как так? Отец так ласково и проникновенно говорит ужасные и очень неприятные вещи, что его слушаешь и проникаешься, а этот умудряется в общем-то приятные говорить так, что хочется или развернуться и убежать, или по лбу его стукнуть, или сказать те непереводимые, неприличные саврянские предложения, которые она как-то разбойникам говорила, или всё сразу. Что за невозможный видун такой!

— Ну вот и всё! Всё очевидно! Если ты даже этого сказать не можешь?! И у тебя для меня одно определение. О чём дальше говорить?! Лучше расстаться сейчас и не мучить друг друга долгие годы.

— Я не должен выполнять любую бабскую прихоть! Подкаблучником я не буду ни при каких условиях. Ну не нужен я тебе, ну и скатертью дорога! Унижаться не стану!

Рыска только осуждающе и упрямо мотнула головой, с болью подумав: «Ну раз сказать, что ты меня любишь, это для тебя унижение, то всё правильно я сделала, и лучше расстаться и больше не видеться». И направилась к своей корове.

Они в раздражении вышли на дорогу. Сели на коров. Развернулись друг к другу спинами. И направились в противоположные стороны, быстро удаляясь друг от друга всё дальше и дальше. С твёрдым намерением никогда больше не встречаться.

* * *

Опять у тебя распутица,

Не в тсарствии так в душе.

Ну что за судьба беспутица

Опять застыла на рубеже.

Ты ведь хотел как лучше,

И опять, не пойми с чего,

Карты спутала бывшая путница.

Ну, да и что с того?

Душа, её ведь потёмки.

Женщины! Что с них взять?

Но без неё, похоже,

Ты разучился мечтать.

Но без неё как будто

В душе выпал вечный снег.

Она ж от душевной невзгоды

Лучший твой оберег.

Ты знаешь, она ведь сможет

Своим отогреть теплом,

Вот только обида гложет,

Застряла в серце твоём

Мы сами строим преграды

Для чувств, что сильней огня

И вам помешать способна

Гордыня, слабость твоя

Ты помнишь, как зверь щерился,

На загривке топорща шерсть,

Борясь за твои мысли

И чтоб ты был его весь?

Вы тогда победили,

Справитесь и теперь

Ведь ты сумеешь, я верю,

Нужную выбрать дверь

* * *

Альк неспешно ехал на племенной корове, лучшей в хозяйстве отца, безо всякого интереса поглядывая по сторонам. А куда торопиться-то? Куда?! И главное — зачем? Нет, он, конечно, знает куда. В замок он возвращается. И чем там заняться — найдёт. Альк вздохнул. С тех пор как он импульсивно покинул место встречи с Рыской, прошли уже почти целые сутки. С тех пор эмоции улеглись. Но настроение не улучшилось. Сначала было раздражение, потом злость — на неё, на себя — и досада, а теперь — ничего, можно сказать, спокойствие. Такое спокойствие, от которого выть хочется. Постепенно приходило осознание, что они с Рыской расстались. И что это, похоже, навсегда. От этого спокойного осознания жизнь потихоньку теряла свои краски и интерес. Не резко, а потихоньку, как бы исподволь, как кончается воздух в лёгких, когда глубоко нырнёшь и долго не выныриваешь. Но происходило это столь же неотвратимо. И кто его знает, когда этот "воздух" закончится совсем.

Сразу, как только Альк стал способен более или менее спокойно размышлять, он понял, скорее даже ощутил, что даже сама мысль о том, что вот сейчас они разъезжаются друг от друга в разные стороны, чтобы никогда больше не встретиться, какая-то неправильная. И эта неправильность мучила его всю дорогу. Хотя он настойчиво гнал её от себя, сознательно нагнетая обиду и раздражение. Потому что просто выкинуть глупую девчонку из головы никак не получалось.

Альк в некоторой прострации ехал по лесной дороге и размышлял о несправедливости жизни. «Когда играешь с судьбой в карты, — думал он, — и кажется, будто на руках у тебя все козыри, неожиданно оказывается, что она играет с тобой вовсе не в карты, а ... например, в шахматы. Вот ведь, который раз на этом попадаюсь!» Неожиданно вспомнилась неизвестно откуда взявшаяся цитата: «Судьба тасует карты странно и жестоко, но пока мы проклинаем жизнь, она… проходит». И настойчиво засвербела мысль: он должен что-то сделать, чтобы не допустить этого. Они не должны вот так, по-глупому, навсегда расстаться. Это будет непростительной, непоправимой ошибкой. И надо предпринять что-то сейчас, пока эту глупость ещё можно исправить.

Альк продолжал безвольно ослабив поводья ехать по дороге, всё дальше и дальше от Рыски. Тут подняли голову притихшие вроде гордость и самомнение: — «Как же так! Ты что, пойдёшь на поводу у этой глупой девчонки?» Но были непочтительно проигнорированы, и оскорблённо замолкли, на прощанье прошипев: «Ну, ну! Ублажай её! Катись по наклонной. Это — только начало! Ты ещё пожалеешь, да поздно будет! Тряпка!»

Ну сколько можно? Он уже весь предыдущий день их всех слушал, усиленно поддакивая: «Да, он, конечно, прав! Она ещё пожалеет! Она ещё локти кусать будет! Да как она смеет?! Она должна была… Да вообще должна… Ибо он мужчина! И нечего требовать от него всяких розовых соплей, он же сказал, что этого не любит. И, конечно, это к лучшему, что они расстались. И правильно! Как она, вообще, посмела предположить, что ему кто-то нужен! Ещё и чтобы он это безобразие говорил во всеуслышанье. Говорить такое, пф! Никто ему не нужен! А тем более, женщина! Он сам себе герой. Это он ей нужен. А то придумала, ишь! Чтобы он — сам Альк Хаскиль — признался, что ему нужна какая-то полуграмотная весчанская девчонка? Ха! Да ему и из тех, кто побогаче и породовитей, никто не нужен. А она. Да кто она такая вообще? Да как она смеет?!» И так по кругу.

Когда затихли эти, проснулась обида и грызла его, что эта мелкая пигалица не дала человеку почувствовать себя благородным героем, о которого разбивается людская молва. То есть этаким рыцарем без страха и упрёка, который осчастливил безвестную девушку, совершенно не знатного происхождения. Женясь на ней, ну, например, в качестве благодарности. Призрев при этом свои интересы, а также, по ходу, многолетние традиции своего аристократического семейства, да и всей высшей знати скопом, подрывая, можно сказать устои, этой самой знати. Давно пора пошатнуть эти махровые, заскорузлые устои. Это скандал! Вызов! В общем как он любит. Причём, выглядело бы это так, что он из благородства идёт против мнения света и вековых традиций. И сделать это можно было, как ему нравится, глядя на всё и на всех свысока. Находясь как бы выше всего этого. Эх, хорошая была задумка! Жаль, сорвалось.

А всё из-за чего?! Точнее из-за кого?! Не удовлетворяет её видите ли мотив, не хочет, чтобы на ней женились из благодарности. Пфф! Дурочка слепая. Да, даже слепой бы понял, что он к ней совсем не благодарность испытывает, … а куда более живые и, скажем так, мужские чувства. И хочет быть с ней не меньше, чем она с ним. Признаваться, правда, ни ей, ни особенно другим в этом не хотелось. А хотелось поиграть в этого благородного и недосягаемого. И было бы и нашим, и вашим, и они с Рыской вместе, и гордыню свою потешит. А она — нехорошая женщина, взяла и всё обломала.

Нет, надо попытаться, отложив свои обиды в сторону, трезво прислушаться к себе и подумать. Да, конечно, ему многое в сложившейся ситуации и в Рыскином поведении не нравится, но не надо зацикливаться на этом, а просто спокойно подумать, что ему действительно важно, а чем можно и поступиться. И принять обдуманное, взвешенное решение.

Эх! Вот, когда Рыске грозила опасность, всё было просто и понятно: надо спасти, защитить, порубить врагов в капусту, не думая о себе. Не проблема при этом рискнуть или даже пожертвовать собственной жизнью, действовать на пике возможностей, терпеть лишения и всё такое. И никаких сомнений у него это не вызывало. Но сейчас же совсем другое дело. Тогда-то было внутреннее ощущение, что ты всё делаешь правильно, иначе ты перестал бы себя уважать. Сейчас же все наоборот. То, что требовала от него Рыска, было не опасно, в общем-то даже логично и понятно, но вызывало глубокий внутренний протест.

Скажи кто-нибудь ему месяца два назад, что он — лучший ученик Пристани, потомственный аристократ, единственный сын саврянского посла, Альк Хаскиль — свяжется с этой весчанской девчонкой: необразованной, нелепой, наивной, своенравной, в чём-то смешной, решительной, немного упрямой, пожалуй даже совсем не немного, а ещё ужасно очаровательной; так наивно и упрямо пытающейся разглядеть в этом мире справедливость, а если её в данном конкретном месте мироздания не обнаруживается, приложить все усилия, чтобы её навести, как и он, собственно, не смиряясь с очевидным… в общем, с Рыской… Причём настолько, что позовёт её замуж. И, к тому же, очень расстроится её отказу. Альк рассмеялся бы ему в лицо. Но сейчас… Сейчас он готов был… А вот это как раз и было самое интересное — на что же он был готов?

Сейчас они с Рыской стояли на развилке своих дорог и только от них зависело, пойдут их пути рядом или разойдутся навсегда.

Понятно, что Рыска на уступки сейчас не пойдёт — что называется, вожжа под хвост попала. Неизвестно с чего и почему, но не в этом дело, попала и всё. И не столь важно почему, а важно — чем он может поступиться, и стоит ли оно того.

Альк крепко задумался и сам не заметил, как совсем ослабил поводья. Животное, которое и так не привыкло ходить под седоком столь неспешным шагом, тут, почуяв полную свободу, в недоумении оглянулось на непутёвого наездника. Он то нёсся как оглашенный, не давая толком отдохнуть и восстановить силы несчастной животинке, то, когда она была полна сил и энергии, плёлся еле-еле, а сейчас так, похоже, вообще забыл, как ей управлять. Не увидев ничего утешительного, корова решила не терять времени даром — мало ли что ещё этому долговязому в голову взбредёт — и подкрепиться свежей травкой, которая во-о-н у того ветвистого дерева очень даже ничего.

Удар по голове был внезапен и пришёлся как раз, когда Альк решал тяжёлый вопрос: «А может, стоит сказать Рыске то, что она так хочет от него услышать? И чем это ему грозит? То есть чем ради этого придётся пожертвовать?» Ну, положа руку на сердце, она же действительно ему нужна. Пусть даже он не мог объяснить — зачем. Это не очень поддавалось его логике. Но зачем-то нужна. Правда, признаваться в этом совершенно не хотелось. Он хочет быть с ней и всё тут! Зачем эти женщины всё усложняют? Какие-то объяснения им нужны, признания. Но, похоже, без этого Рыска ему не поверит. С чего-то она решила, что его недостойна и будет для него ненужной обузой. А сделанное им предложение восприняла не как проявление любви, а как его демонстрацию независимости перед семьёй. Конечно, была в числе причин, сподвигших Алька на него, и эта. Ну и что, ведь одно совсем не исключает другое. Эх, женщина — это диагноз. Придётся, наверное, сказать. Но ведь для этого надо наступить на горло своим достоинству и гордости, к которым он привык относиться трепетно и нежно, с любовью взращивал, питал. Да что он, вся семья старалась. А тут вдруг… Пигалица мелкая. Нет, конечно, это не первый удар, который они получат, первый был при превращении его в крысу, но тогда от него совсем ничего не зависело. А теперь он сам, своими руками, то есть языком. Тьфу, запутался! Короче, стоит ли ради этого поступаться собственной гордостью?

Гордость, почувствовав столько внимания, встрепенулась и хотела пойти в атаку, и тут дар, некоторое время уже безуспешно пытающийся достучаться до ушедшего в свои мысли хозяина, завопил. Альк, наконец, обратив на него внимание, спешно попытался вернуться в реальность и успел даже слегка отклониться, прежде чем увидел стремительно приближающуюся к его лицу сучковатую ветку невесть откуда взявшегося дерева. После чего последовал эпичный удар по голове, от которого целый фонтан звёзд заплясал перед глазами. Хорошо, что в последний момент он успел-таки немного изменить положение тела и удар толстой дубины прошёл по касательной, а не прямо в лоб. Ко всему ещё, спокойно рассмотреть сверкающие звёзды перед глазами ему не дали, потому что наглое животное и не думало на этом останавливаться, а энергично ломанулось в направлении густого переплетения средних и мелких веток. И ещё пара незабываемых щепок прошла, пока Альк, изогнувшись в нелепой позе, умудряясь при этом управлять коровой и изрыгать в её адрес проклятия, продирался сквозь эти райские кущи.

Вообще чревато было уходить в прострацию, сидя на большом резвом животном, потому что животное, сойдя с дороги и бродя по лесу в поисках сочной травы, не обязано думать о целости и сохранности седока, как и решать сложные пространственные задачки типа: «А поместится ли это долговязое тело, сидящее на ней, под той веткой?». Главное, что оно само под этой веткой спокойно проходило, а то, что этот непутёвый не вписался (или, наоборот, вписался) в эту самую ветку своей выступающей частью, оно — благородное животное, совершенно не виновато, он сам.

Эта встряска имела несколько очевидных и не очень последствий. Первое, очевидное последствие — это наливающаяся кровью гуля на месте удара и расцарапанное лицо. А второе, менее очевидное и даже неожиданное — было то, что встряска, как ни странно, подтолкнула Алька от неуверенных мыслей к активным действиям и к принятию сложного для него решения.

«Поеду, помирюсь с этой врединой. Ну, скажу разок, что она там хочет услышать, никто ж не обещал, что я буду говорить ей это постоянно. А один раз можно и поступиться своей гордостью. Была не была, попробую!» — решился Альк. Мужская гордость и родовая честь, истошно завопили, и на пару задёргались, но через них непочтительно, (это ж когда такое было?!) перешагнули. Альк, не обращая уже на их судороги должного внимания, решительно повернул корову в сторону Крокаша. И бодро дал уже ничему не удивляющемуся животному под рёбра посыл вперёд.

* * *

Рыска, добравшись до Крокаша — восстанавливающегося и приходящего в себя города, сразу поспешила к месту, где оставила друга с Крысоловом. А узнав у хозяина лавки, что они уже недели две как съехали, решила здесь пока и остановиться. Ей надо было пополнить запасы и прикупить кое-что. Она в такой спешке убегала из замка и столицы, что совсем этим не озаботилась, а сейчас ей предстоял долгий путь в другой конец страны. Хозяин лавки удосужился вспомнить и передать, что двое постояльцев — чернявый парень с раной на ноге и путник — просили сказать ей, что они отбывают в Ринстан. А значит, и ей туда дорога. А перед дальней дорогой надо бы закупиться. Лавочник, кстати, очень благожелательно с ней разговаривал, и, наверное, не последнее значение имело то, что на плече у неё сидел крыс. Путников торговец уважал, а она не стала его разочаровывать. Узнав, что девушка собирается задержаться в городе, он предложил ей остановиться у него, в одной из комнат, которые ее друзья снимали до отъезда. Рыска решила, что это хороший вариант.

Надо сказать, сейчас город выглядел куда лучше, чем когда девушка из него уезжала. Жизнь брала своё, даже после тех ужасных событий. Теперь в городе уже не чувствовался запах смерти. Не тот запах, который воспринимается обонянием, хотя и он тоже уже не чувствовался, а ощущение общей атмосферы. Улицы, что после трагедии были усеяны трупами и ранеными, теперь можно было назвать почти чистыми, на них почти не осталось крови, грязи и тины. Горожане спешили по своим делам, и, может, не на всех лицах была радость и веселье, но и горя, и того безнадёжного отчаяния, как в те дни, Рыска тоже не заметила. А дети, так те вообще, шустро шныряли по всему городу стайками, выныривая то тут, то там, играя в какие-то свои игры, и наполняя улицы города весёлой суетой и гомоном. Прошедшее напоминало о себе местами неотмытой и высохшей струпьями тиной, кое-где кучами нанесённого рекой мусора, да плесенью, покрывшей подвалы и первые этажи некоторых низкорасположенных зданий. Изредка попадались женщины в траурных одеждах и бедняги, которым здорово досталось тогда, но и они уже шли на поправку.

Прежде чем пойти на оживленную рыночную площадь, Рыска с удовольствием погуляла по городу и после посещения рынка прогулку продолжила. Ходила, заглядывая иногда в заинтересовавшие её лавки, рассматривала товары, торговцев и покупателей, и просто всех встречающихся по пути людей. Внезапно на неё накатила тоска — схватила своими ледяными пальцами, найдя для этого совершенно неожиданный повод. Это произошло, когда она засмотрелась на играющих саврянских детей. «Вот тот шустрый пострелёнок, — подумала она, — Альк, наверное, такой же в детстве был». Было в них что-то общее, и если бы у них с Альком был сын, то он бы наверняка так же носился с друзьями, хлеща по плечам этими разлетающимися от быстрого бега и резких движений смешными белобрысыми косичками. Да. Только, у них с Альком не будет сына. Да и будут ли у неё, вообще, так желанные раньше дети? Ведь к детям прилагается отец, а для неё мужчина — муж. Об этом Рыске думать не хотелось. Девушка сглотнула комок, резко подкативший к горлу. Ничего, она сильная, она справится. Это нужно прежде всего для него. У него всё это будет — и жена, и дети. Должно быть. Он будет с той, которая ему подходит и не сломает ему жизнь.

Желание гулять по городу пропало совершенно. Рыска поспешила в снимаемую ей комнату, с мыслями быстрей собраться и уехать отсюда, а точнее просто убежать от воспоминаний.

* * *

Рыска увидела его, когда подходила к своему временному жилью, заметив ещё издали. Саврянин стоял… и ждал... её. Хотя явно этого не показывал, просто стоял и со скучающим видом смотрел по сторонам. Даже когда увидел её, не сделал ни малейшей попытки подойти, особо и не смотрел в её сторону, но ей сразу стало понятно — ждёт.

Рыска подошла к нему сама, она не гордая.

— Чего тебе? — не слишком приветливо осведомилась она.

«Ну вот зачем? — думала она. — Зачем?! И так больно, а теперь ещё эти выяснения отношений».

— Поговорить бы, — в тон ей буркнул Альк.

— Хорошо, — односложно ответила Рыска и без дальнейших разговоров, развернувшись, направилась в снимаемую комнату.

«Неужели не наговорился», — раздражённо думала девушка, но тем не менее незаметно с интересом его разглядывая. Особое внимание привлекали расцарапанное лицо и здоровенная шишка на лбу. Интересно, где он её заработал? Сама-то она, слава Хольге, добралась без приключений, а саврянин, по-видимому, с кем-то успел повздорить. Кто ж там такой смелый выискался? То, что неизвестному смельчаку не поздоровилось, Рыска не сомневалась, как и в том, что получил тот по заслугам. Несмотря на интерес, она изо всех сил пыталась сохранить холодность и безразличие, и отогнать неподобающее данному случаю желание позаботиться. Девушка тщательно выдерживала дистанцию, и они в полном молчании поднимались по лестнице.

Рыска от предстоящего разговора не ждала ничего хорошего. Опять наорут друг на друга и разругаются, только оттягивая мучительное, но неизбежное расставание. Она-то считала, что права. Рыска ни щепки не сомневалась, что Альк будет требовать, чтобы она передумала, не желая смириться с тем, что вышло не по его. Но она решения своего менять не собиралась, а напротив, была полна решимости его отстаивать. Доводы были всё те же, ничем новым она его радовать не собиралась. Может, она и наивная весчанка, но у неё тоже есть принципы.

Несмотря на желание продемонстрировать спокойствие и холодное безразличие, желания этого хватило ненадолго. Рыска, как только они вошли в снимаемую ей комнату, не выдержала: женское пересилило, и она, спросила Алька про царапины. Некоторые из них, кстати, были довольно глубокие. И предложила обработать их и смазать только что купленной в дорогу мазью. Заживляющая «чудо-мазь», торговка именно так её и называла, как раз применялась для рассасывания синяков и заживления ран. Бабка-знахарка уж так расписывала её чудодейственные свойства, что Рыска, изначально не собиравшаяся тратить деньги на не слишком нужные вещи, решила, что в путешествиях эту штуку иметь необходимо. А тут такой повод опробовать.

— Это ерунда, — последовал ожидаемый ответ, — не обращай внимания. Я к тебе по серьёзному делу пришёл, — остановил Альк попытки девушки позаботиться о нём.

Хотя Рыска не сразу остановилась в своём стремлении, она всё же хотела убедиться, что раны чистые и загнаиваться не собираются. И не теряла-таки надежды опробовать на них своё чудо-средство. Но Альк был, взволнован предстоящим разговором и отвлекаться не собирался. Сначала дело, потом развлечения. Рыска вынуждена была смириться.

— Так что ты хотел? — вернув себе первоначальный отстранённо-равнодушный вид и постаравшись вытащить из себя максимальную холодность, поинтересовалась девушка.

— Мы в прошлый раз не договорили. Что ты там хотела от меня услышать? Что я тебя люблю? Так вот. Я… тебя люблю, — не стал откладывать в долгий ящик суть вопроса Альк. «А что, пять щепок позора, и свободен, зато потом не надо мучиться и сожалеть об упущенных возможностях».

Это прозвучало так буднично и настолько неожиданно, что у Рыски непроизвольно открылся рот и глаза округлились от удивления. Если она и думала, что это произойдёт, то представляла себе это как-то иначе.

— Ты рот-то закрой, а то муха залетит, — тут же прокомментировал её вид Альк.

Ошалевшая Рыска, думая, что с предыдущей репликой она, наверное, всё же ослышалась, не смея поверить своим ушам, особенно после последнего замечания, попыталась вернуть своему лицу нормальное выражение. Получилось не очень. Рот захлопнулся с громким щёлком, она сглотнула и сипло выдавила:

— Что ты сказал?

— Рысь, ты что, глухая? Или родной язык перестала понимать? Я сказал, что я тебя люблю и ты мне нужна, — ворчливой скороговоркой повторил Альк.

Говоря это, на неё он не смотрел. Но потом все же глянул со странным выражением лица, то ли с интересом, то ли говорящим: «Ну что, добилась? Теперь-то твоя душенька довольна?».

Рыскино «Что ты хотел?» застало его посередине комнаты, там он и торчал сейчас, как одинокий тополь. Видя по-прежнему недоверчивое лицо девушки, саврянин спросил:

— Что-о-о? — и чуть погодя добавил: — И не заставляй меня думать, что я полюбил глухую, тупую не пойми кого, которая не понимает человеческую речь, у которой ещё и челюсть заедает.

Услышав знакомые нотки, Рыска немного пришла в себя, выдохнула и несколько неожиданно для себя самой попросила:

— Так... А можно ещё раз?

Альк, на краткую щепочку, довольно улыбнулся, но быстро согнал с лица даже напоминание об улыбке, вернув туда привычное слегка надменное, недовольное выражение:

— Вообще-то, я тебе не бродячий сказочник, чтобы на бис повторять, — проворчал он, но повторил, даже более развёрнуто.

Он подошёл к единственной в комнате кровати, сел на неё. При этом Рыске показалось, что двигался он как-то рвано. Саврянин сцепил руки в замок за головой, потом свёл локти обхватив голову, поставил локти на колени, как бы отгораживаясь от всего мира, затем резко распрямился, опустил руки и только тогда начал говорить.

— Ну, так случилось, Рысь, что я тебя люблю. Не спрашивай почему. Я не знаю. Знаю только, что без тебя мне похоже будет плохо... Нет, я, конечно, тебя ни к чему не принуждаю, я смогу прожить и без тебя... Но очень бы не хотелось. Конечно, я не идеален, да и ты, … не обольщайся, тоже. И мы очень разные, я вполне отдаю себе в этом отчёт. Но почему-то в этой сложной жизненной картинке мы подошли друг другу идеально. Наши совсем не идеальные грани характеров встретившись друг с другом, состыковались, и узор сложился. Может быть, не буду тебе врать, я и не только я, считал раньше, что достоин только лучшего. И жена, если будет, то тоже должна быть лучшей. А ты... Ну, ты такая какая есть. Не самая-самая. Но мне нужна не лучшая. Мне нужна ты!

Альк выдохнул. Он сроду не говорил столько романтики разом. Но это было ещё не все, и, мельком глянув на девушку, он продолжил:

— Скорее всего, я больше не буду тебе этого говорить, поэтому постарайся понять главное, что я хочу до тебя донести. Я не вижу причин, по которым мы не можем быть вместе. И если меня всё устраивает, то мне всё равно, что говорят по этому поводу какие-то там традиции. Ещё раз повторюсь, я не принуждаю тебя и, если тебя я чем-то не устраиваю, неволить тебя не стану. Но не бросай меня только потому, что тебе показалось, что без тебя мне будет лучше. Запомни, за себя я принимаю решения всегда сам. И это моё жёсткое требование.

После столь необычной для него тирады он, наконец, напряжённо, но с интересом посмотрел на Рыску.

Она же смогла только спросить:

— Ты... это правда?

— Ну, знаешь! Я тебе что, часто врал? Да я тебе вообще хоть когда-нибудь врал?! — в свою очередь озадачился Альк.

Рыска по-быстрому даже вспомнила и ответила, что в самом начале их знакомства вроде что-то такое было.

— Ну, не договаривал иногда лишнюю для тебя информацию, но не врал же! — оскорблённо фыркнул Альк. — Нет, я, в принципе, могу соврать, если сильно надо, — задумчиво добавил он, — но очень не люблю это делать.

— А сейчас?

— А сейчас бы мне зачем?!.. Более того, — Альк сделал девушке ещё один нежданный подарок, — я и дальше не собираюсь тебе врать.

Рыска опустила голову и немножко помотала ею, утрясывая и укладывая информацию, которая никак не желала там укладываться.

Затем девушка посмотрела на собеседника слегка растерянно и недоверчиво.

— Альк, прости! Мне надо это переварить.

Мысли Рыски опять, как уже было однажды, скакали, как бешеные белки. Разве что в обморок падать она теперь точно не собиралась. «Божиня! Не могу в это поверить! Неужели он это СКАЗАЛ?! Неужели он это сказал МНЕ?! — судорожно думала Рыска. — ОН!!! Этот гордый, непреклонный аристократ, а также грубиян и упрямая вредина принял и решил выполнить мои требования?! Поступившись собственной гордостью?! О-о-о!!! Что же делать? Зачем он это сказал? Это же не может быть правдой! Но он сказал, что не врёт. И не верить ему у меня причин нет. А поверить так страшно! Слишком больно будет, если всё окажется не так. Может, я опять неправильно всё поняла?».

— Хорошо, — тем временем милостиво согласился Альк. И пока Рыска думала, ёрничая добавил: — Может, обед заказать, для улучшения процесса… так сказать, переваривания.

— Альк!!! Я же не в этом смысле! — взвилась Рыска.

— Да, со смыслом у нас нынче не очень… — заметил он, задумчиво глядя куда-то в угол комнаты.

В восприятии Рыски же внезапно случилась смена декораций. Что такое декорации, она знала. Несколько раз на ярмарках видела, как бродячие артисты с куклами разыгрывают на импровизированной сцене представления, и если это была сказка, то ей полагались простенькие декорации. Вот главный герой дома, а вот он же, уже едет через леса и горы, а вот он в замке со злодеем сражается. Где и что происходит с героем, понятно, прежде всего, по декорациям. Мудрёное слово Альк подсказал. И сейчас с ней случилось что-то похожее, герой — Альк Хаскиль, всё тот же, но если только что девушка видела язвительность и ехидство молодого саврянина, и прежде всего, нежелание отступать и добиться своего любой ценой, несмотря на доводы разума, то сейчас вся шелуха из ёрничания отвалилась, оставив суть, что он и впрямь любит её. А язвительность и ехидство — это все от напряжения и неуверенности, разговор то для него действительно важен. Она почувствовала, что он не врёт и никакая это не благодарность или привычка, а настоящее чувство. Хотя и, как она считала, к недостойной его девушке. Кто она? Обычная девушка. А он? Он такой… даже слово не подбирается какой, хоть и вредный, конечно.

Выждав достаточное, как ему казалось время, Альк поинтересовался:

— Ну что, переварила?

Рыска не стала отвечать на колкость, вместо этого подняла на него глаза и призналась:

— Альк, я не могу в это поверить.

Альк не стал переходить на свою излюбленную манеру общения, а предложил сесть рядом, приобнял одной рукой и заглянул в глаза.

— Ну, чего ты? Что тебя смущает?

Оказавшись настолько близко к нему, ещё и после всего услышанного, Рыска почувствовала себя совсем не в своей тарелке. Ей хотелось сказать, что это он её смущает. Но, естественно, не стала. А глаза у него оказались не просто медовые, а неоднородные, светлые желтоватые участки чередовались тёмными вкраплениями разной формы, вкрапления были мелкие, поэтому глаза смотрелись почти жёлтыми, но эти вкрапления придавали им особый оттенок, а ещё их было интересно разглядывать. Раньше она этого почему-то не замечала.

Рыска никак не могла подобрать Альку подходящее определение. Какой он всё-таки? Он такой… и тут вспомнилось слово «непостижимый». Вот оно, наверное, самое подходящее.

Тут Альк чуть толкнул её локтём и вопросительно мыкнул. Рыска сообразила, что от неё все ещё ждут ответа.

— А? — неосознанно вылетело у неё, оно было немного не к месту, и девушка хотела уже выразить своё полное и безоговорочное согласие, но вдруг вспомнила, почему не сложился прошлый разговор.

Ведь причина была не только в признаниях Алька и в том, что она не верила в его чувства, а в том, что её даже не захотели выслушать. А эта причина не фунт изюму, она способна отравить совместную жизнь даже между самыми замечательными людьми. А ещё скорее почувствовала, чем разумом поняла, что если о чём-то договариваться про будущую жизнь, оговаривать какие-нибудь условия, то именно сейчас, другого такого случая может и не представиться.

— Прости, задумалась, — сказала Рыска и ринулась в бой, — это тебе легко принимать решение. Ты умный, образованный, к тому же, дар спросил — и всё понятно. А я теперь без дара, пока решусь. Я очень хочу быть с тобой и верю в то, что ты сказал. Но я не могу допустить, чтобы любимый мужчина и, возможно, отец моих будущих детей относился ко мне как к милой дурочке, ни в чём не советуясь и не считаясь с моим мнением. Будучи уверенным в том, что лучше знает, что мне надо. И кстати, я тоже хочу за себя решения принимать сама, а не чтобы меня к ним вынуждали. И если я недостаточно умна, чтобы со мной советоваться, и чтобы моё мнение что-то значило, тогда прости, жить в семье, где я ни на что не влияю, я не хочу.

— Ну, Рысь, я же действительно опытнее и умнее. Не обижайся, но это же так? И во многих случаях логичнее отдать принятие решений мне. Зачем отрицать очевидное.

— Да, ты опытнее и умнее, я не спорю. Но кто-то тут говорил про жёсткие требования. У меня тоже есть принципы Я не хочу, чтобы моё мнение каждый раз совали под лавку. Я требую, чтобы важные решения, особенно которые касаются обоих, со мной хотя бы обсуждались. И если моё мнение не совпадёт с твоим, чтобы оно хотя бы было услышано. Конечно, решения, касающиеся только тебя, ты сам принимаешь, я тут не обманываюсь. Но в решениях, касающиеся обоих, я хочу принимать участие. И если я с чем-то категорически не согласна, то… — Рыска задумалась, подыскивая нужные слова.

— О-о-о! Хочешь иметь право вето? — восхитился Альк, почему-то это дипломатическое слово показалось наиболее подходящим.

— Не запутывай меня непонятными словами, — отозвалась Рыска, — Вето, не вето, я хочу, чтобы со мной считались. И если я с чем-то категорически не согласна, то это не просто так, и моё мнение в этом случае должно значить не меньше, чем твоё.

— Ну почти это и значит, — сказал Альк, не став, впрочем, уточнять, что право вето вообще накладывает запрет на принятие этого решения.

Они ещё немного поговорили про будущие порядки и правила, и что жизнь она такая, в ней всегда найдётся место для исключений, прежде чем Рыска сказала «Я согласна!».

— Рыска! Рысонька! — прошептал Альк в ответ, прижал Рыску к себе, погладил по волосам и поцеловал в макушку. А совладав, наконец, с приступом радости, заметил: — Ну, наконец-то. — После чего нахально заявил: — Ну, а теперь, на правах жениха, могу я поцеловать невесту?

Лицо у Рыски стало трогательно растерянное.

— Тебя что, это удивляет? Не бойся, это не так страшно, как ты думаешь, даже может быть приятно. И вообще, так положено.

Рыска зябко повела плечами. Он встал, привлёк её к себе и нежно, но настойчиво начал целовать. Делал он это не торопясь, со вкусом. Ей стало одновременно страшно до дрожи и слабости в коленках и невероятно хорошо, и захотелось, чтобы этот миг никогда-никогда не кончался. Она вроде была в комнате и одновременно летела куда-то, чувствуя его неожиданно мягкие губы.

Сколько длился этот поцелуй, Рыска не поняла, впав в какое-то безвременье. Когда Альк оторвался от нее, он провёл ладонью по её спине и прошептал изменившимся голосом по-саврянски:

— Як я чиби хце! * (Как же я тебя хочу), — и стиснул ещё крепче.

Рыска только пискнула испуганно-возмущённо в его крепких объятиях. Он нехотя от неё отстранился.

— Да помню я, помню! Не бойся, не трону больше положенного. Я помню, что до свадьбы ни-ни и всё такое, — с лёгкой досадой произнёс мужчина.

И пока девушка приходила в себя от пережитого, Альк, чтобы отвлечь себя и её от скользкой темы, решил прояснить ещё один вопрос.

— И, кстати, про дар, — его немного всё-таки задело предположение Рыски о том, что в их отношениях он постоянно пользуется даром. — Я хочу, чтобы ты знала. Я мог бы, если б захотел, просмотреть наши дороги на перспективу, лет на пять -десять. Трудно, непрофессионально, но можно. И выбрать лучшую. Получить подсказку, знание. Но не хочу. Не знаю, как тебе объяснить, но это всё равно что, только начав читать интересную книгу и увлекшись историей, заглянуть в последнюю главу. Мне интересно просто жить с тобой, чтобы каждый день приносил сюрпризы. Конечно, о чём-то смертельно опасном дар меня предупредит, а в остальном пусть всё будет как будет.

Рыска только и успевала, что удивляться. Сколько всего нового принёс ей этот день. Сколько незнакомых граней характера любимого мужчины она узнала за один разговор, а уж про отношение к ней и говорить нечего. А он не уставал её удивлять. Она понимала, что сегодняшний разговор дался ему непросто, ой не просто. Ему ведь через столь многое в себе пришлось переступить. Шевельнулся и непрошеный червячок сомнения или вины. Она ведь ничем не поступилась в ответ.

— По поводу свадьбы я был, пожалуй, неправ, — сказал Альк, когда они коснулись этой темы. — Ну, давай так, обвенчаемся по пути, а свадьбу сыграем уже в Ринстане. Я же знаю, что для тебя это важно. Чтобы там и друг твой любезный мог поприсутствовать, и чтобы всё было, как ты хочешь, без фанатизма, конечно.

«Нет, я сегодня всё-таки необычайно, просто сказочно, мил и галантен, само понимание и обаяние», — подумал про себя Альк. У Рыски же эта новая уступка и забота о ней вызвала новый приступ вины, и, поймав красноречивый взгляд Алька, она привычно зарделась.

Альк сразу, после того как опасный рубеж в разговоре был перейден, расслабился, и теперь, вспомнив неудачные попытки Рыски о нём позаботиться и свой отказ, решил — а что, пусть мажет, не отрава же это, а ему так приятнее разговаривать будет, да и девушка успокоится. А то какая-то она напряжённая.

Он сообщил Рыске, что она может вернуться, если хочет, к своему занятию по обработке царапин. Рыска рьяно бросилась это делать, лишь бы занять руки, которые она уже не знала куда деть, и голову. Альк же уселся поудобнее, милостиво позволяя за собой ухаживать, всем своим видом показывая, что ему это вовсе не надо, но если женщина так хочет… Не удержалась Рыска и от расспросов, как он заработал эти боевые ранения.

— Во всём виноваты женщины, — философски ответил Альк — и ведь не соврал, — породив у Рыски таким ответом ещё больше вопросов, чем было.

Но её попытка развернуть тему не увенчалась успехом.

— Это ненужная тебе информация. И вообще, давай оставим эту тему, она мне не интересна, — отрезал Альк. Не признаваться же ей, в самом деле, что это он о ней так задумался, что дерево не заметил.

Рыске пришлось самой выбирать подходящий вариант ответа. Она предпочла остановиться на том, что он спас какую-то неизвестную девицу от разбойников. «Ну вот», — подумала Рыска, нежно размазывая «чудо-средство» по уже фактически своему мужчине, точнее его ранам, и тут же проникшись своей же придумкой. «Какой же он всё-таки заботливый, даже о какой-то незнакомой женщине позаботился. И вообще, я его недооценивала».

Рыска вспомнила его с жаром сказанные слова, после не менее жаркого для неё поцелуя, и у неё по спине пробежала волна мурашек. И тут она подумала, это ж сколько он сдерживался и скрывал свои желания. И первый раз за всю жизнь, подумав об этом, ей стало жалко мужчину. Но она не собиралась так просто изменять своим принципам. Вместо этого Рыска задала более любопытный для себя вопрос:

— Интересно, когда наша свадьба сможет состояться? Альк, как ты думаешь, как скоро это случится? Мы же быстро до Ринстана доберёмся?

Альк только горестно вздохнул, это как посмотреть на это «быстро», сейчас, когда всё выяснили и все точки над i расставили, то сдерживаться стало совсем тяжело. А вслух сказал:

— До Ринстана где-то недели полторы. А там как Хольга распорядится, если Саший каверзу не подстроит, — глаза его стали задумчивы, и он, сам не зная почему, но с полной уверенностью, что это так, добавил, — и вообще в Ринстане наша свадьба с большой вероятностью не состоится.

Рыска чуть не подпрыгнула от этого известия:

— Как не состоится?! Ты же обещал! Как же так? Обманул что ли?

Альк сам вздрогнул от своих слов, настолько внезапны они были, он не спрашивал дар, тот сам неожиданно влез в разговор.

— Рыска, я тебя не обманывал, — попытался он успокоить девушку, — Я, как и говорил, собираюсь, как только мы доберёмся до Ринстана, организовать свадьбу, я не отлыниваю и не пытаюсь увернуться от этого. Мне самому это не нравится. И оттягивать этот процесс я не хочу, мне это вообще не выгодно. Это мне сейчас дар подсказал. Прости, не специально. Но это не зависит ни от меня, ни от тебя, по-видимому, вмешается третья сила и мы ничего не сможем сделать.

Рыску же это объяснение совсем не успокоило, а совсем даже наоборот. Она ему верила, но это же было ещё хуже.

Она попросила видуна посмотреть поподробнее, что там за третья сила. Но Альку и так было неудобно из-за того, что он только что рассказывал Рыске, что в отношениях с ней не пользуется даром, и практически тут же опроверг это. Выходит, обманул. Но он же не специально. И сейчас пользоваться им наотрез отказался. К тому же, там не было ничего непоправимого, просто, по-видимому, некритичное смещение времени и места. Он так и сказал Рыске. Неважно где и как, но событие всё равно случится.

Рыска же накручивала себя по полной. А вдруг злая судьба решит их разлучить, пусть даже не навсегда, а на долгие годы. И вообще, они так бездарно потеряют возможность быть вместе. Вместо этого всё оставшееся вместе время она будет краснеть удушливой волной, каждый раз встречаясь с ним взглядом? И всё потому что у неё принцип, чтобы до свадьбы ничего не было. Но это неправильно! К тому же они уже обо всём договорились, и она ему верит. Она тоже должна чем-то пожертвовать для их отношений.

И Рыска решилась на, как она думала, для себя невозможное. А пожалеть о случившемся и помучиться угрызениями совести и потом можно будет, тем более, что она отлично умеет это делать.

«Вот это да!» Альк, конечно, не это имел в виду и не ожидал такого эффекта, но эффект ему понравился, глупо было бы не воспользоваться. Его такой поворот вполне устраивал. Зато уж он постарается. Постарается, чтобы Рыске эта ночь показалась незабываемой, и чтобы она не пожалела о своём решении. Он как-то обещал развратную девственницу — вспомнилась перепалка с Жаром — и хищно улыбнулся: «Будет вам развратная девственница».

Всё случилось там же, в комнате над лавкой пряностей.

Когда он обнял её, нежно проведя ладонями по её плечам и рукам, а затем скользнув ими по талии ей за спину, по телу побежала же не волна, а толпа мурашек, и на Рыску вдруг накатило смущение и страх, и одновременно с этим какое-то незнакомое, робкое пока желания близости с Альком, а земля словно ушла из-под ног и мир полетел, кружась перед глазами. А может, это она летела куда-то, растворяясь в этих прикосновениях и окунаясь в новые для себя ощущения. Она то погружалась с головой в пучину нахлынувших на неё чувств, то выныривала обратно, внезапно выхватывая рассеянным вниманием какие-то ускользающие от неё ранее детали. Например, какими необычайно нежными могут быть его сильные, как она знала, способные быть безжалостными руки, какие мягкие у него губы и как невероятно хорошо может стать, когда они вслед за зубами легко прихватывают мочку уха.

Сначала Рыска просто позволяла Альку себя ласкать, прислушиваясь к своим ощущениям, но в какой-то момент ей захотелось ответить на его ласки. Она робко коснулась его головы, игриво провела рукой по волосам, потеребила косы — а волосы и правда оказались мягкие. Рыска заглянула в такие родные, но сейчас кажущиеся незнакомыми, желтые глаза и, легко касаясь косы, спросила:

— Можно?

— Что? — не понял Альк.

— Расплести.

Альк широко улыбнулся и сел, утянув ее за собой и усадив к себе на колени. «Как необычно всё. Мы смотрим друг на друга. Я обнажена перед ним и расплетаю ему косы», — думала она, неторопливо перебирая и разделяя ловкими пальцами пряди светлых волос. Рыска смущённо глянула на себя, а потом наклонилась к Альку и аккуратно, стараясь не задевать его царапины, потёрлась своим носом об его. Он чуть улыбнулся, оценив её заботу, и ответил таким же ласковым движением, а она вернулась к своему занятию. Рыска только сейчас внутренне принимала то, что они теперь и правда вместе, что случилось то, о чём она мечтала, точнее в последнее время даже и не мечтала, что этот мужчина теперь её судьба. Смущение начало отступать и в той симфонии чувств, что звучала у нее в душе, играло уже далеко не первую скрипку. Альк тем временем тоже запустил руки в ее волосы, то расплетая её косу, то нежно гладя и массируя голову. И в этом их незамысловатом совместном действии было какое-то таинство, нечто имеющее значение только для них двоих. Обнажив друг перед другом тела и души, расплетая косы и освобождаясь от пут, они, напротив, словно вплетали любимого в свою судьбу.

Альк оказался очень нежным, чувственным и внимательным любовником. Он либо предугадывал любую её реакцию, либо быстро реагировал сам на малейшие ее движения, находя способы свести к минимуму неприятные ощущения, неизбежные в первый раз, и даже доставить ей удовольствие. Этого Рыска никак не могла ожидать от него, судя по обычному его поведению и демонстративно пренебрежительному отношению к женщинам. И от осознания этого она совсем таяла в его объятьях. Ей было непривычно, невероятно хорошо с ним. Он чувствовал и понимал её. И не было никого роднее в этот момент.

Уже на следующее утро, лёжа головой у него на груди, она ощутила какую-то особенную близость с ним, напряжение и стеснение пропало, будто их и не было вовсе. По телу разливалась нега, а душу переполняла всепоглощающая нежность. И еще какое-то чувство единения и даже немножко собственничества.

Задержались они там на три долгих, прекрасных, восхитительных дня, почти не выходя в это время из комнаты. И Рыска, вспомнив тётку Ксюту из Лосиных ям, поняла и ощутила, что такое, когда с тебя пылинки сдувают. Альк был очень заботлив. И Рыске не хотелось верить, что на людях, как предупреждала тётка Ксюта, он опять превратится во вредного, злословного, пренебрежительно относящегося к женщинам и к ней заодно, саврянина. Хотя и подозревала, что Альк, как истинный сын своего народа, так и поступит.

А потом поехали-таки в Ринстан. Они, естественно, решили ехать туда. Во-первых, надо было отдать Жару причитающуюся ему часть, во-вторых, ему же — приглашение на свадьбу Шареса и Исенары, и в-третьих, им самим нужно было на эту свадьбу. И потом, у них самих была запланирована там свадьба (хотя у Алька и было предчувствие, что её там не будет). Но они не стали портить себе такое замечательное время мыслями о том, какой очередной выверт заготовила им судьба. И, кстати, царапины на лице у Алька почти зажили, став совсем незаметными. Лишь шишак на лбу, начав рассасываться, сполз под глаз синяком, но даже синяк уже сильно посветлел. Произошло это из-за чудодейственной рыскиной мази или само собой, так и осталось неизвестным.

* * *

* * *

Путь в Ринстан выдался на редкость спокойным. Никаких неожиданностей или трагических случайностей. На них не нападали никакие разбойники, и лихие люди обходили их стороной. Случайно встреченным попутчикам ничего не было от них нужно. В общем, его можно было бы назвать даже скучным, если бы они не развлекали себя сами.

На одном из привалов у них возник разговор о причинах Рыскиного бегства. Что было, впрочем, ожидаемо. Альку хотелось знать: «Ну, ПОЧЕМУ?!». Ведь всё было нормально и вдруг, на ровном месте. Он же так это и не выяснил, они всё больше о другом говорили. Хотелось послушать умозаключения любимой женщины, которые тогда сподвигли её на бегство. Послушал, ага …

— Откуда ты только нахваталась этих глупостей?! Только в твоей дурной весчанской башке они могли родиться!

— И ничего не глупостей! И не только я так считаю! — в запале почти выкрикнула Рыска.

— А кто ещё? — ставшим неожиданно очень спокойным голосом поинтересовался Альк.

Рыска, спохватившись, закрыла рот рукой:

— Ой! — и, тихонечко, думая, что про себя, прошептала: — Я же обещала не говорить.

— Та-а-ак!.. — Альк резко остановился и внимательно посмотрел Рыске в глаза. — Это уже интересно! И кому же ты обещала?! — глаза его при этом зло сощурились.

Щепку он пристально смотрел девушке в глаза, не мигая, словно гипнотизируя. «Нет», — подумала Рыска, — «Не скажу! Я обещала!»

— Можешь не отвечать! Я и так знаю, КОМУ! — сказал, как выплюнул саврянин, как будто прочитав её мысли, и отвернулся.

Вытащив саблю, он с силой рубанул воздух. После следующего взмаха невинной жертвой ярости саврянина пало молодое деревце. Рядом ещё одно.

— Альк, не надо так! — почти прокричала Рыска.

— Сволочь! Подлец! НЕНАВИЖУ! — в бешенстве прошипел тот. — А я-то ему поверил! Наивный дурак, повёлся на его уверения, вежливость и обманчивое спокойствие. Думал, открыто не возражает, значит смирился, принял моё право решать свою судьбу самому. А он! Значит, вот как! У меня за спиной! Ссстарый лис… Это подло! Эх… Ноги моей больше не будет в его замке!!!

— Альк! — Рыска ещё раз попыталась воззвать к разуму, сыновьим чувствам этого взбалмошного аристократа. — Это же твой отец! Он тебя любит!

Попытка не увенчалась успехом.

Но Рыска не отступала, призывая Алька к спокойствию и благоразумию, пытаясь доказать, что его родители, в частности отец, достойны почтения, и прощения, если они в чём-то неправы. Они ещё долго спорили, и когда, — «О, чудо!» — Рыске показалось, что она смогла переубедить упрямого отрока и уговорить его помириться с родителем, тот выставил своё условие.

— Ну и переходы у тебя, Альк! — Рыска была обескуражена.

— Ну, давай! — подначивал Альк. — А то другим легко советовать! Если ты это сделаешь, то я, так и быть, может быть, попробую помириться со своим отцом. А если нет, то и не смей мне про это даже напоминать!

— Ну и давай! Подумаешь! — повелась на «слабо» Рыска.

— Значит, по пути в Ринстан мы заезжаем в твоё Приболотье, и ты миришься с матерью? — уточнил Альк, не поверивший в такой лёгкий успех и вообще-то надеявшийся на обратное.

Но Рыска задавила готовящийся вырваться наружу протест, только сердито пробубнила:

— Ну и ладно! Только у меня-то с матерью совсем другая история. А тебя все любят и от любви к тебе так поступают.

— Короче! Да или нет?! — поставил вопрос ребром Альк.

— Подожди. Это что, мы сейчас вместо Ринстана в Приболотье поедем? — искренне удивилась Рыска, осознав, что им грозит серьёзное изменение маршрута.

Альку в большой степени было всё равно куда ехать, возвращаться в замок он точно не собирался. Приболотье, так Приболотье. Может, Рыска испугается своей исторической родины и оставит в покое их отношения с папочкой. А то правильные вещи легко советовать. И про сыновнее почтение, и благоразумие вещать. Пусть сначала свои детско-родительские отношения выстроит. А то ишь, хитрая какая! Вслух же он сказал:

— Да! Подумаешь! Для нас двести вешек не крюк, сделаем заход в Приболотье. Тоже мне проблема. Мы же никуда не торопимся. Ты давай, не отвлекайся. Так да или нет?!

— Да!!! Ты этот… как его… э-э-э… манипулятор. Вот!

— О-о-о, какие мы сложные слова знаем! Ты бы лучше выучила: "Любимый, единственный, замечательный, неподражаемый". "Гениальный", в конце концов. А то какой-то у тебя неправильный словарный запас.

— Тьфу, ехидна белокосая!

Альк, наконец, позволил себе рассмеяться в ответ, с видом «Да, я такой. И горжусь этим». А потом собственническим жестом привлёк к себе Рыску и поцеловал.

Через некоторое время Рыска опять попробовала отвертеться от неприятной задачи:

— А у нас в веске саврян сильно не любят.

Но и этот аргумент не вызвал у Алька нужной Рыске реакции, и он его с лёгкостью парировал:

— А у меня охранная грамота от Шареса есть. Да я могу и не въезжать в ваше Приболотье. Сдалось оно мне. Где-нибудь рядом остановлюсь, тебя подождать, — при этом он победно улыбнулся.

Так в их пути из Брбсжисща в Ринстан и появился крюк до Приболотья.

* * *

— Альк! Альк, подожди! — Рыска, семеня, всячески пыталась притормозить Алька. При этом ещё старалась забежать слегка вперёд, чтобы посмотреть вредному видуну в глаза и гордо высказать свой аргумент в споре. При этом она делала вид, впрочем, вряд ли успешно, что они просто прогуливаются и нормально так разговаривают. Надо сказать, что ни то, ни другое у неё не получалось. Альк огибал её с каменным выражением лица, как механическое препятствие, всё увеличивая скорость и размашисто вышагивая своими длиннющими ногами, легко разрушая иллюзию спора и ставя в нём твёрдую точку.

Девушка, еле поспевая, уже фактически бежала за Альком, со своим бесполезным аргументом наперевес. Раздражение и злость на белокосого захлёстывали её всё больше. И это при том, что вообще-то эти эмоции ей были не свойственны.

Рыска представила, как это выглядит со стороны. Высокий белокосый мужчина вышагивает с непроницаемым выражением лица, не обращая внимания на девушку, которая семеня бегает вокруг него, путаясь под ногами. «Тьфу! Хорошо ещё, что прохожих не очень много».

Рыска решила сменить тактику. Она остановилась, в надежде, что он, наконец, тоже остановится. Хитрость не удалась, он шагал вперёд с той же скоростью, быстро удаляясь от неё.

— Ну, Альк! Так нечестно! Альк, ну остановись же! Давай, хоть, спокойно поспорим! — воззвала к удаляющейся спине Рыска.

Не притормаживая, Альк полуобернулся и без особых эмоций в голосе сказал:

— Не о чем спорить. Я же сказал. Нет!

— Но почему-у-у?! — Рыске теперь приходилось кричать, чтобы он услышал, да и нервы уже не выдержали. Умеет же качественно выбесить. Что за дурацкая манера вести спор! От всего этого ещё больше хотелось добиться своего или хотя бы поспорить нормально. Но больше всего, почему-то, хотелось подбежать и шваркнуть сковородкой по этой раздражающей, заносчивой белобрысой макушке. Небось тогда бы остановился и соизволил обернуться!

«Ага, вроде бы остановился. Может, поговорим нормально? Хоть выскажу всё, что накипело», — подумала Рыска и лёгкой трусцой стала нагонять Алька.

Он подождал, пока она подбежит на подходящее — чтобы услышала — расстояние, на мгновение обернулся, и спокойно ответил:

— Не хочу, — и пошагал дальше, уже не оборачиваясь.

«Вот, Саший! Да что ж за издевательство?!» Волна обиды захлестнула её с головой. Рыска надулась и, уже не пытаясь догнать Алька, даже не глядя в его сторону, пошла дальше по улице в сторону снятого ими жилья. Она украдкой оглядела случайных свидетелей инцидента, оценив их кривые ухмылки, как бы говорящие: «Что, девка, получила? Знай своё место!». Стало ещё противнее, захотелось провалиться сквозь землю и поплакать там от злости и досады в одиночестве. Но так как провалиться не получилось, она была не в одиночестве и доставлять им, да и ему дополнительное, бесплатное удовольствие своими слезами не собиралась. Она несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, и замедлила шаг, чтоб уже быстрее скрылся с глаз долой несносный саврянин.

Вот так бесславно провалилась попытка Рыски убедить Алька поехать в Приболотье вместе.

Веска под названием Санжейка, в которую они прибыли во второй половине дня, была последняя на пути к хутору Сурка. Они сняли здесь угол и решили остаться на ночь. Потом, оставив коров отдыхать на коровязи, пошли прогуляться, пополнить запасы и обсудить дальнейшие планы. Планы озвучила Рыска. Следующим утром они едут в хутор, там она навестит некоторых знакомых: дедка, там, вдову с дочками-близняшками, Сурку деньги за Милку отдаст. Потом едут в Приболотье и останавливаются у Фесси с Цыкой. И остаток первого дня, и ночь проведут у них. «Да они обрадуются! Точно!». Наутро следующего дня Рыска поедет к матери. Альк может остаться у Фесси с Цыкой. Задерживаться у матери она не будет — в тот же день вернётся. И всё, можно ехать дальше. Альк в отношении Рыски, в принципе, планы одобрил, но насчёт себя категорически не согласился. Тогда, в самом начале спора, дал по сравнению с последующим, даже развёрнутое объяснение:

— Я с тобой не поеду. Здесь подожду.

Рыске этот вариант как-то совсем не понравился, и она попыталась его переубедить. За эти несколько дней она уже так привыкла, что они практически неразлучны. И ей это чувство лёгкого собственичества нравилось. Да и оставаться без поддержки в этой эмоционально непростой для себя ситуации тоже не хотелось. А ещё ей было банально страшно. Страшно расставаться с любимым. Вдруг та самая третья сила, о которой говорил Альку дар, разлучит их прямо сейчас? И, расставаясь на пару дней, они расстанутся на долгие годы? А так, пока не расстаются, вроде и не страшно, как будто само это отменяет всё плохое, что может случиться. Попытка же переубедить и настоять на своём окончилась, … так как окончилась. И больше всего ведь было обидно не из-за того, что Альк отказался и ей теперь одной ехать, а из-за того, как именно он это сделал.

* * *

Ну вот, теперь она едет на Милке в сторону родного хутора. Утра она дожидаться не стала, а, взбодрившись от общения с милым, собралась и поехала сразу, как добралась до снимаемой комнаты, предварительно чуть-чуть погуляв по веске, в попытке успокоить нервы. Гулять по незнакомой веске без Алька ей не понравилось, поэтому вернулась она быстро. Сухо сообщила Альку, что уезжает прямо сейчас. Тот воспринял эту новость недовольно, попенял на нелогичность и излишнюю эмоциональность её поступка. Предложил подумать и остаться до утра. Но после того, как она напомнила, что тоже имеет право на самостоятельные решения, уже особо не настаивал. И вот, теперь у неё сколько угодно времени подумать.

Рыска ехала совсем одна, даже крыса она в этот раз с собой не взяла, и смотрела на начавшее уже скатываться к закату солнце. На дороге тоже никого не было, наверно, никому это захолустье было не нужно.

«Я, наверное, от Алька заразилась его вывертами», — думала Рыска. — «Вот что, спрашивается, подорвалась на ночь глядя? Чтобы ему что-то доказать? Чтобы понял, что неправ? Так ведь не поймёт! Даже думать в ту сторону не будет. Себе только хуже и сделала, вдруг до ночи не успею, буду впотьмах блуждать».

Обида от недавнего неудавшегося спора уже притупилась. Кстати, Альк не понял или сделал вид, что не понял, на что она обижается. Вспомнилось его: « — Ты что, обижаешься? Зря. Не на что. Я же сказал, что не поеду. Спорить не собирался». Он подождал от Рыски ответных реплик, не дождался и добавил: « — Ты повела себя неправильно».

В принципе, несмотря на обиду, Рыска признавала право Алька на это решение. И не только право, но и логичность этого самого решения. Хутор и Приболотье — это её, Рыскина личная история, и она сама должна там всё порешать. Она одна должна пройти этот путь. И никто ей в этом не помощник. А по поводу страхов расставания, Альк и тут, как всегда, прав. Им всё равно придётся расставаться. Она же не рассчитывала всерьёз, что сможет привязать его к своей юбке (Рыска посмотрела на себя: юбку она уже давно не носила. «К себе», — поправилась она) на всю жизнь. Тем более, с его беспокойным характером их жизнь и будет состоять из встреч и расставаний. Она не сможет, да и не хочет всё время удерживать его возле себя. Лишь бы возвращался к ней. Правда, подобное его поведение всё равно здорово бесит.

С такими мыслями она ехала в вечереющую даль, возвращаясь в край своего детства.

Наверное, она должна была сейчас думать о хуторе, в котором провела большую часть своей жизни, и о матери, но мысли были совсем не об этом. Она думала не о предстоящих встречах и местах детства, а о нём, об Альке и об их отношениях. Она ведь впервые после того, что случилось в Крокаше, одна и действительно спокойно может обо всём подумать и осознать произошедшее с ней. Нет — с ними.

После близости с Альком многое изменилось. Изменения по большей части ей нравились. Если начать с мелочей — например, пропала любимая тема его обидных шуточек. Тема, на которую Рыска всегда реагировала, всплеском эмоций, ему на радость. Со временем он найдёт, конечно, другую тему, это же Альк, но пока её не было, и Рыску это радовало. Вообще, Альк стал с ней, да и не только с ней, гораздо мягче, спокойнее, даже человеколюбивее что ли. И ей самой тоже стало значительно спокойнее. Она чувствовала себя под надёжной защитой. Альк и раньше защищал её, опекал и заботился, но это было как бы исподтишка, специально облекалось в грубоватые формы, а сейчас это была явная, не маскирующаяся под что-то другое забота. И нежность. А ещё чувствовалась какая-то надёжность, вплоть до физического желания опереться и облокотиться на него, когда он находился рядом. Ещё неожиданным эффектом от близости стало и её желание физически, даже если в этом не было необходимости, до него дотронуться, прижаться, взять за руку, почувствовать его тело. Хотелось любого физического контакта. Может, чтобы лишний раз убедиться, что это не приснилось, а происходит на самом деле?

Временами она чувствовала себя такой счастливой, прямо самой-самой. В такие моменты Рыска растворялась в своём любимом, забывая обо всём. Как и в моменты близости. Чувствовала к нему необыкновенную нежность и временами, украдкой, с гордостью и восхищением любовалась его ладной фигурой, сильными руками, гордой осанкой, необычным, немного хищным профилем, (а как он двигается!) и думала: «Неужели это всё мне?», напрочь забыв свою первоначальную неприязнь к саврянам.

А иногда ей становилось страшно, что кто-нибудь или что-нибудь внезапно заберёт у неё её счастье и разлучит их.

А иногда, вот как, например, совсем недавно, она злилась на несносного саврянина с такой силой, какой сама от себя не ожидала. Ну, это же Альк! Куда ж без этого? Она и не рассчитывала, что будет просто.

У них шла притирка — и психологическая, и физическая. Они потихоньку прорастали друг в друга. Может, это и какое-то неправильное выражение, но Рыске оно пришло на ум и отчего-то понравилось.

Обычная, наверно, для любящих пар история, но для Рыски всё было внове, всё было необыкновенным и непознанным. И она смело шла по этому пути, не боясь рытвин и колдобин, возможно, даже не подозревая о них. Временами весело ухая в ямы, попадающиеся на их пути. Но с верою в любовь выкарабкивалась из них и шла дальше.

В своем новом статусе она ощущала себя по-другому. К своему стыду, она только сейчас поняла, что ей ни разу, вот ни на щепочку, не стало стыдно за своё решение. Она ни разу за это время не пожалела о том, что нарушила свой принцип. А ведь она считала себя такой целомудренной и приличной девушкой! Свысока, даже несколько пренебрежительно смотрела на тех, кто так просто, без замужества, живут с мужчинами или позволяют им всё до свадьбы, а потом локти кусают, если те их обманывают. И ведь думала она при этом плохо, или как минимум не очень хорошо, про девушек, а не про их парней, будучи уверенной, что она-то уж точно — никогда. Как сильно она ошибалась насчёт себя! Сейчас они с Альком такое вытворяли, при полном её согласии и с удовольствием. У Рыски пробежали от шеи по спине мурашки и прошла теплая волна по телу, как только она вспомнила его неприлично умелые, знающие что делать руки. Наверное, она не должна с таким удовольствием думать про свой грех. Ведь до свадьбы — это же всё равно грех? Рыска посмотрела на уже подсвеченное закатом небо и горячо помолилась Хольге, прося прощения и у неё, и у тех, на кого она раньше смотрела свысока. Невинность — дело хорошее, но разные ситуации бывают. Ничего-то она о себе не знала. Но ни за какую чистоту и непорочность она не отдала бы сейчас только что обретённые преимущества их новых отношений.

* * *

* * *

Рыска подходит к калитке родительского дома. Стучит. Мать, выходит из дома, явно лишь на щепочку оторвавшись от домашних дел только для того, чтобы взглянуть на незваных гостей и недоумевая, по какому поводу её потревожили. Отперев калитку, подслеповато щурится, ещё более недоумевая, что здесь могло понадобиться этой богатой даме. А узнав, наконец, Рыску поражённо замирает у отпертой калитки, позабыв о брошенных делах. В глазах немой вопрос, но она молчит, не решаясь что-либо сказать. Рыска же гордо, почти как истинная Хаскиль, вздёргивает подбородок и бросает:

— Я вас прощаю!

Резко, одним движением разворачивается на небольших каблучках своих новеньких сапожек и быстро, не оглядываясь, уходит прочь, смачно чавкая по лужам этими самыми сапожками. Мать остаётся у калитки, озадаченно глядя ей вслед.

«Тьфу, как глупо!» — в сердцах плюнула Рыска. «Она же так даже не поймёт, что я приходила-то. Зачем я только согласилась на это? А сейчас и отступать как-то поздно». Рыска с тоской посмотрела в тёмный потолок просторной Фессиной избы.

Её, как дорогую гостью, положили на широкую лавку, расположенную вдоль стены, в центральной, самой большой в доме комнате. Собственно, в доме было всего две комнаты, сами хозяева спали в маленькой, зато отдельной. Поверх лавки Рыске положили аж целый матрац.

Нарисованная в Рыскином воображении картина радости и оптимизма ей не добавила. «Эх, утро вечера мудренее, надо всё-таки хоть немного поспать», — в очередной раз вздохнула Рыска и перевернулась на другой бок. Она уже полночи провертелась, всё никак не могла уснуть, представляя себе на разные лады предстоящую встречу с матерью и пытаясь придумать, что и как будет говорить. Это ей оказалось неожиданно трудно. Как-то не чувствовала она себя готовой к этому разговору. До этой ночи она откладывала эти мысли на потом. Сейчас откладывать было уже некуда, а умных мыслей почему-то не появилось. Это её беспокоило.

В веску Рыска приехала уже по темноте, сначала, как и планировала, заехав в хутор и поразившись увиденным. Туда она как раз приехала засветло и успела в деталях рассмотреть, во что превратился некогда процветающий хутор. Пожар почти не тронул дом, разрушив только один коровник и прилегающие к нему сарайчики. Немного, правда, досталось и второму коровнику, но не это стало самым драматичным для хутора. Это всё можно было бы восстановить, но из хутора как будто вынули стержень, на котором всё держалось, забрали жизненную силу. И хотя времени после разыгравшейся трагедии прошло не больше двух месяцев, Рыске даже без дара стало понятно, что доживает тот последние месяцы, и восстанавливать его не собираются. Всё, что можно было продать, явно подготавливалось к продаже либо было уже продано. В оставшемся целом коровнике, куда Рыска завела свою корову, она увидела только парочку скаковых, которых обычно запрягали в хозяйскую телегу, да ещё остался бодливый дурной бычок, которого, по-видимому, не смогли продать. Не слышно было также кур и гусей, да и другой живности. Повсюду что-то валялось, местами аккуратно упакованное, а то и просто втоптанное в грязь. Людей тоже было особо не видно. Не было той деловой суеты, что обычно тсарила на хуторе в любое время дня. От этого всего возникало ощущение какой-то бесхозности и временности.

Впустил Рыску незнакомый ей работник, сухо уведомивший, что добрая половина её бывших знакомых тут уже не живёт. Несколько оживился, только когда она упомянула дедка. Крикнул его куда-то вглубь двора, чтоб шёл встречать знакомую. Увидав худощавую, слегка сгорбленную, но полную живости фигуру, Рыска кинулась к нему, как к родному. Он-то ей и рассказал, что здесь произошло.

Выяснилось, что отдавать деньги за Милку уже некому. Сурчата с Коровой перебрались жить в Макрополь, к матери. Младшая Мася вообще-то там и жила с мужем, а вот у Диши женитьба без папеньки не задалась, и, похоже, вся личная жизнь накрылась медным тазом. Пасилка, на которого возлагали надежды, как на наследника и продолжателя дел отца, никакого интереса к этим делам не проявил. Как не проявил и хоть какой-то самостоятельности и деловой хватки, послушно выполняя волю матери, не более. Вскоре после похорон отца он уехал к бабке и больше на хуторе не показывался. Его мать иногда наезжала, следя за распродажей своей доли. Муха ещё жила на хуторе, не придумав куда деваться. Она бы и вовсе никуда не уезжала с насиженного места, но денег выкупить большую часть дома, да и остального хозяйства, у неё не было. С Коровой и детьми у неё всегда были сложные, неприязненные отношения, особенно обострившиеся из-за дележа наследства. Сейчас общение между ними было связано только с делами наследства. И они обе мечтали поскорее завершить их и никогда уже друг друга не видеть. Рыска рассудила, что ни жене, ни жёнке Сурка она деньги отдавать не будет, чтобы не провоцировать скандала в этой непростой ситуации. Да и заработала она эту корову за столько-то лет. С Сурком она бы ещё поговорила, а с этими… лучше промолчать. Для всех лучше.

Ещё дедок рассказал, что работники, жившие на хуторе, тоже начали разъезжаться кто куда. Из старожилов здесь остались только не успевшие или не нашедшие куда переехать, ну и часть сезонных работников, те, для которых работа пока ещё была. Но это до завершения сезона. А дальше неизвестность. И какая-то она безрадостная, не вселяющая надежду. Найдётся ли новый хозяин? Сможет ли он вдохнуть жизнь в хутор? Неизвестно. Поэтому кто-то подался на заработки в город, кто-то к родственникам.

Пообщавшись, Рыска так же выяснила ещё одно последствие пожара. Она сильно расстроилась, узнав, что Фесся потеряла ребёнка. Она понимала, какое это горе для молодой семьи. Не так просто с этим справиться. Да ещё вспомнила, как ждала Фесся этого ребёночка, и как после потопа говорил о нём Цыка.

Попрощавшись, Рыска направилась в коровник, где с тяжёлым чувством развернула подарки для Фессиной семьи, тщательно выбранные ею и купленные специально для этой встречи, и выложила оттуда детское. Она чуть не расплакалась, когда это делала. Не тратя больше времени на место своего отрочества и юности, она направилась дальше, в свою веску. Всё увиденное и услышанное произвело на неё тягостное впечатление. Было грустно, очень грустно. Рыска до сих пор помнила то ощущение холода и, несмотря на тёплый вечер, зябко куталась в плащ. Жаль было места, где она провела столько времени и повзрослела. Жаль было крепкое хозяйство Сурка… Жаль было самого Сурка, оказавшегося для хутора жизнеобразующей силой и так по-глупому умершего. Да и вообще…

Рыска еле нашла по темноте Фессин дом. Хоть она помнила, что он был на окраине вески, но раньше у них не бывала и точного расположения не знала. Лишь представляла примерно по рассказам Фесси. Способности быстро и само собой найти искомое у неё уже не было, да и в родной веске она не была уже очень долго. Многое там успело измениться. Поэтому пришлось немного поплутать.

Встреча получилась неожиданно тёплая и эмоциональная. Первым на стук вышел Цыка и после естественного удивления и дружеских приветствий кликнул жену. А когда Фесся вышла навстречу, Рыска почувствовала такой прилив тёплой радости, что неожиданно для себя самой завопила в голос:

— Фесся, Фессенька! — и кинулась к ней, крепко стиснув в объятиях.

Она даже и не думала, что всё это время ей здорово не хватало девичьего общения с ней. Та в первую щепку слегка опешила, не признав в темноте в этой статной, дорого и необычно одетой незнакомке свою бывшую работницу. Но когда узнала, то тоже с громкими возгласами стала горячо обнимать подругу, а потом прижала к себе и погладила по голове, как маленькую девочку.

Когда они уже распрягли Милку, поставили её в сарай к своей корове и вошли в дом, Фесся с интересом глядела на Рыску, при свете лучины рассматривая то, что не смогла разглядеть на тёмной улице и в полутёмных сенях.

Обрадованные хозяева устроили праздничную суету. Ей действительно были искренне рады. Несмотря на то, что Рыска сказала, что совсем не голодна, они принялись собирать на стол скорый незамысловатый ужин. Вскоре там же появились вино и варенуха ради такой-то встречи.

Они сидели за столом при лучине, неспешно обсуждая последние новости и пробуя купленное у соседей вино. Своё хоть и было поставлено, ещё не добродило. Рыска отдала подарки. Рассказала и о цели своего приезда. Хозяева по этому поводу много говорить не стали, но задумку одобрили. В течение всего разговора Фесся продолжала то и дело украдкой коситься на Рыску. Наконец, Рыска не выдержала и, широко улыбнувшись, спросила:

— Что, сильно изменилась?

— Очень, — тут же ответила Фесся. Пояснив, что муж, конечно, рассказывал, что встречал её, но Фесся не ожидала, что изменения о которых он рассказывал, столь разительные. — Ты повзрослела… Уверенная стала, — объясняла Фесся, — у тебя даже взгляд изменился. И речь. Такие словечки вворачиваешь. Ты, конечно, и раньше поговорить умела, такие байки рассказывала, заслушаешься. Но сейчас что-то другое. Да что там, и одежда, о как изменилась! Сейчас нипочём не скажешь, что ты весчанская девчонка, батрачка. Сильно на благородную смахивать стала. И это непривычно как-то.

Рыска с лёгким недоумением уточнила, так всё-таки в какую сторону изменения-то. Фесся ответила, что все они ей к лицу.

Рыска смущённо улыбнулась, мол, всё это лишь внешнее, а на самом деле я осталась такой же, как была, и никакая не благородная. И пусть Фесся не мается дурью и общается, как и раньше. И сказала, что жутко по ней соскучилась.

Фесся ласково посмотрела на Рыску и ответила:

— Я тоже, когда ты сбежала, скучала и переживала за тебя. Рада, что у тебя всё хорошо. Хорошо же?

Рыска уверенно кивнула.

Поговорили о слухах, что ходят по тсарству. Вспомнили Жара. Цыка порадовался, что тот жив. Вспомнив о событиях на Хольгином пупе, он поинтересовался и об Альке:

— Как твой белокосый-то? Нашла его, жив?

— Да. Мы с ним… собираемся пожениться, — слегка зардевшись, сказала Рыска.

— О-о-о!!! — оживлённо и почти одновременно отреагировали Цыка и Фесся.

Рыска совсем стушевалась.

Те, весело переглянувшись, зазвучали опять одновременно:

— Надумала-таки. Ну и умница, — Фесся говорила радостно и быстро. — Не думала, правда, что за саврянина пойдёшь…

Цыка, наоборот, слегка тянул слова, но заметив, что говорит одновременно с супругой, вежливо и снисходительно замолчал, давая выговориться жене.

— Ну да и ладно, — подумав, сказала Фесся, — главное, чтоб человек был хороший. Ты хоть любишь его?

— Очень! — почему-то резко севшим голосом сказала Рыска и потупилась.

— Вот и хорошо! — Фесся махнула рукой. — А то по малолетству-то чего болтала. Жуть! — она хихикнула в кисть руки, повёрнутую ладошкой наружу. Привычка, оставшаяся от работы на кухне, когда ладони то в тесте, то ещё в чём-нибудь.

— Слушать страшно. «Любовь — это глупости. Лишь бы свой дом и дети. Выйду замуж за первого, кто мне покажется хорошим отцом для моих детей. Всё равно они все одинаковые». Рада, что ты мнение поменяла. А то ты о мужчинах, как о бычках-производителях говорила.

Рыска покраснела сильнее.

— Глупая была, — всё также не поднимая глаз, ответила она.

— Ну и как он, твой бычок?! … Породистый? — Фесся подмигнула.

Рыска покраснела аж до кончиков ушей. «Если б ты только знала, насколько», — подумалось ей.

— Да ладно, не отвечай пока, вот мужа своего спать выгоню, тогда посплетничаем, — подруга заговорщески посмотрела на Рыску.

Рыска от таких разговоров жутко смущалась, но в друзьях чувствовалось просто радостное удивление, и Рыска оттаяла и расслабилась.

— Что ж ты своё сокровище с собой не привезла? — говорила Фесся.

— Да он в соседней веске остался.

— А чего ты его там бросила?

— Да ну его! Он, зараза, сам не захотел, я звала, — обиженно надула губы Рыска. — Кстати, я так и говорила, что вы рады будете, а он упёрся и ни в какую.

— Конечно рады. Даже не сомневайся, — заверила хозяйка. — Что, упрямый попался?

— Да уж, есть немного, — искренне вздохнула Рыска, мысленно добавив: «Не то слово! Баран упёртый!»

Вскоре Фесся действительно отправила Цыку спать, и они устроили маленькие девчачьи посиделки. Переговорили обо всём.

Перво-наперво Рыска пожалилась Фессе, что хотела бы пригласить их с Цыком на свадьбу, но не знает, когда и где та состоится. Фесся вопросительно посмотрела на Рыску. И она рассказала, что Альк собирался всё устроить в Ринстане, когда они до него доберутся, но дар подсказал ему, что по какой-то причине там свадьба не состоится и вообще отложится. И начала делиться своими переживания по этому поводу. Фесся подозрительно посмотрела на Рыску и строго сказала:

— Ты бы, девка, осторожней с ним. Может он, это… голову тебе, дурёхе, морочит? Парням что? Не им расхлёбывать. У них запросто случается: наобещает с три короба, а потом обрюхатит и бросит.

— Что ты, он не такой! — тут же вступилась за любимого Рыска.

— Ну хорошо, если так, — уступчиво сказала Фесся. — Так что он там про свадьбу говорит?

— Он говорит, — с готовностью начала Рыска, — что свадьба будет, только отложится на время, на сколько не знает, и будет не в Ринстане, а где-то в другом месте.

Фесся недоверчиво покачала головой, но спорить не стала, спросила только:

— Ты случаем не беременна?

— Да нет вроде, — округлила глаза Рыска, которая и понятия не имела, как это определяется.

Ей это раньше не нужно было, и она как-то и подумать не могла, что так скоро ей может понадобиться. До замужества это не должно было случиться (по крайней мере, она так думала), а после замужества… так она для этого раньше замуж и собиралась. И сейчас она чувствовала себя дура дурой, что так и не озаботилась это узнать. «Ну, я вроде ничего особенного не чувствую, — спешно начала она прикидывать, — значит и нет, наверное, — робко подумалось Рыске». «Хотя с таким подходом, почувствую это «особенное» не я, а он», — тут же возникла другая мысль в ответ.

Фесся, заметив Рыскино замешательство, как ни в чём не бывало перечислила признаки беременности. Рыска по своему обыкновению алела ушами, но слушала всё внимательно.

— Ладно, пусть он не такой, но как только заметишь, что беременна, настаивай на свадьбе сразу же. Хоть где и без особой подготовки. Тогда и посмотрим, какой он, — закончила эту тему Фесся.

И пока Рыска собирала мысли в кучку, чтобы ответить и заступиться за Алька, Фесся перевела разговор на другое.

— Он что, как и ты — путник?

— Ой, что ты! — всплеснула руками Рыска. — Он не то что я. Он очень сильный видун. И в Пристани семь лет учился. А у меня, кстати, дара уже нет — ушёл.

— Да ты что! — посочуствовала Фесся.

— Да я не жалею. Я его никогда не хотела. Нет, и слава Хольге.

Разговоры шли о разном. Не обошлось без перемывания косточек своим мужчинам, где заодно досталось и всему мужскому населению мира. Поделились девичьими горестями и радостями, Фесся как старшая ещё и хитростями. Хорошо, душевно посидели. Не обошлось, конечно, и без бабских слёз, но в общем, всем им эта встреча пошла на пользу.

Фесся, впервые, наверно, за последнее время, искренне смеялась, вспоминая былое и обсуждая будущее.

* * *

Выпила Рыска совсем не много, больше говорила, чем пила, поэтому сейчас не спала без задних ног, а бесцельно пялилась в тёмное окно и думала, думала, думала. Она специально легла так, чтобы окно было видно. Там сейчас покачивались и таинственно шушукались в саду деревья, которые в неверном свете луны выглядели как неведомые и волшебные существа. В другое время у Рыски по этому поводу непременно сочинилась бы сказка, но сейчас ей было не до сказок. Предстоящая встреча с матерью её не страшила, но всё равно было как-то тяжело и неприятно. Она не знала, о чём и как говорить с ней. Всё, что происходило с Рыской в детстве, как мать вела себя по отношению к ней, Рыска до сих пор считала неправильным и внутренне не принимала, сказав себе: «Если у меня будут дети, я никогда так не поступлю!» Да, её дети, Рыска была уверена в этом, будут ухоженные, взлелеянные и уж точно любимые.

Из детства тянулась обида на мать. Откуда-то оттуда и рождалось это неприятно тлеющее чувство. И желание что-то кому-то доказать. Хотя она даже сама себе в этом не признавалась, загораживаясь как стеной, равнодушием: «Вы мне чужие. Я буду другая» или в отношении матери «У меня нет с ней ничего общего. Мне нет до неё никакого дела». Прежде всего это касалось именно матери. К отчиму у неё действительно никаких особых чувств не было, после того, как ушёл страх, а он ушёл давно, осталось, наверно, немного снисходительной жалости. И то, как о чужом человеке. Мысли о нём как бы совсем не задевали чувств. Не было ни страха, ни желания отомстить, ни чего-то там доказать. А вот в отношении матери, как она считала, совсем чужой для неё женщины, всё было не так просто. Мысли о ней каждый раз поднимали в душе что-то. Какие-то чувства, скорее, неприятные. Когда Рыска о ней думала, у неё даже лицо менялось, брови выстраивались в линию и чуть сводились к переносице, а губы обиженно выпячивались. Конечно, это было не сильно выражено, характерные мимические изменения только намечались, но внимательный наблюдатель замечал бы это выражение каждый раз, когда она вспоминала о матери.

Рыска искала и не могла найти зацепку для предстоящего разговора с матерью. Внезапно в Рыскиной голове всплыл невесть откуда взявшийся стишок:

«Доннер-веттер

Выдер-нутер

Мир, он что?

Суров, но мудер»

Это была то ли поговорка, то ли детская считалочка из каких-то за последнее время прочитанных книг, а может и слова какого-нибудь героя из сказки. Может даже из последней прочитанной, про невиданных существ. Как она там называлась? Кажется, «Рукопись, найденная… где-то там… в Смолевичах» что ли. Эта история, про вампиров и оборотней очень увлекла её тогда. А может и не оттуда. Рыска, как ни старалась, не могла точно вспомнить, откуда взялся этот стишок.

За последний месяц с небольшим Рыску пичкали, вернее, она сама себя пичкала разнообразной информацией в таких объёмах, что вся она перемешалась и спеклась в какой-то невообразимый ком. Конечно, учителя, особенно учительница по изящной словесности, пытались давать знания в определённом порядке и не слишком много. Понимая, что на усвоение нужно время. Но дело усугублялось тем, что ученица сама, как голодающий, дорвавшийся до еды, поглощала всё без особого разбора и на ринтарском, и что способна была понять, на саврянском языках. И новые познания всплывали совершенно неожиданно, в виде таких вот невесть откуда взявшихся фраз и образов.

Вспомнившуюся считалочку, а Рыска решила, что более всего это похоже на считалочку, она прокрутила в голове несколько раз. Смакуя её лёгкость и беззаботность и отвлекаясь от неприятных дум.

Она не знала, что значит «доннер-веттер», может ветер какой-нибудь, может ещё что-то, а скорее всего, ничего не значит, просто слова в считалочке для рифмы вроде «аты-баты». С «выдер-нутер» было проще: выдр Рыска знала. Они водились в их речке. Иногда соперничая с Рыской при ловле рыбы. Особенно часто они встречались в любимом ей омуте около берега, захламлённого буреломом. Там ещё росли иглица и черничник. Иногда около Ольхового болотца видела Рыска и нутрию. Хорошо, что не часто. Гораздо позже она узнала, что эта огромная водная крыса так называется. А тогда… эта самая нутрия наводила на неё панический страх, да что там, просто ужас. Конечно, она же так похожа на крысу, только в несколько раз больше. Рыске вспомнилось детство. Её тогдашние страхи, боязнь крыс. Потом совсем-совсем детство, когда ещё дед был жив. По-хорошему вспомнилось.

Как он учил её плавать, потом ловить рыбу. Вспомнились их совместные походы в лес. Вспомнилась «сажалка» — пруд, который сделал дед, брёвнами и глиной запрудивший бежавший по оврагу ручей. Сажалку он сделал, чтобы малышне не надо было далеко ходить, а прямо тут, в веске, можно было и искупаться, и рыбу половить. Но они с дедом чаще ловили рыбу не в сажалке, а уходили дальше за вешку, где несколько таких же маленьких ручейков сливались, образуя уже что-то вроде речушки. Речушка, в свою очередь, образовывала заводь. Заводь была гораздо глубже и шире, чем их «сажалка», и рыбы там водилось больше. Там были и карпы, и лещи, и сомы, даже щуки, а верховок вообще без счёта. Они их и за приличную рыбу-то никогда не считали. Дед вообще любил и знал лес, его обитателей. Знал, где что растёт, и кто водится. Но больше всего он любил рыбалку. Знал, какие места какая рыба предпочитает и как её надо ловить. Пока дед был жив, уха в доме не переводилась, так же как грибы, ну и ягоды в сезон. Они регулярно навещали ягодники, собирая и малину, и землянику, и терпкий и душистый дикий виноград. Также они любили ходить за грибами, особенно после дождя, принося домой полные корзинки сыроежек, лисичек, боровиков да подрешетников. Грибы бабушка сушила и солила, и их хватало на весь год. Дед прекрасно знал все окрестности, исходив в своё время всё вдоль и поперёк. Они бывали и в общеизвестных местах, таких как березнячок на холме, грибное место близ Ольхового болотца. Но больше всего дед любил находить особенные места, ягодники или богатые рыбой заводи, про которые остальные весчане не знали. Он любил там бывать и везде брал с собой Рыску. Частенько они наведывались к омуту, где водилось много рыбы и жили выдры. Про него мало кто знал, потому что туда было далеко идти. Иглицу, которая там росла, Рыска набирала по полному туеску, любовно сделанному ей бабушкой. Они обычно вольготно располагались на берегу с удочками, разложив свой нехитрый перекус. Что-то захватив из дома, что-то собрав по дороге. Никогда в жизни обычные лепёшки не казались Рыске такими вкусными, как там. Они их обычно ели, прихлёбывая из кружек дымящийся, заваренный в котелке чай. Дед собирал для этого по пути травы и листочки, срезал веточки лимонника. А во время их трапезы дед рассказывал что-нибудь интересное про повадки лесного зверья, птиц или про свою любимую рыбалку, какие-нибудь случаи из своего богатого опыта. Может, от его рыбацких баек, которыми заслушивалась маленькая Рыска, и завёлся её интерес к сказкам.

Кроме этого дед любил детей и в охотку возился иногда с малышнёй, неважно, свои или чужие. Он их то организовывал в какие-нибудь совместные игры, то они помогали ему делать «сажалку», то ещё какое-нибудь дело найдёт. Конечно, «помогали» — это громко сказано, зато всем было интересно, и все были при деле. Пока он был жив, никто из ребят Рыску не обижал.

Воспоминания были тёплые, хорошие. Вообще, в её жизни было много хорошего. Грех обижаться. Рыскина жизнь, даже пока она жила в веске, была непростая, но и не такая уж плохая. Да, была тёмная полоса, но жизнь она вообще полосатая.

Потом она опять вернулась к считалочке, стишок оказался прилипчивым. Хоть смысла в нём было немного, но за последние слова «мир мудер», еë уставшее сознание наконец-то зацепилось. И вот эти-то слова неожиданно показались ей имеющими какой-то особый, глубинный смысл. Способный помочь в ответах на её теперешние вопросы. Мир мудр, и всё в нём имеет своё место и значение.

Часто в ситуациях есть что-то неочевидное, сокрытое. И Рыске казалось, что в своём отношении к матери она что-то упускает.

Всё в этой жизни как-то связано и одно цепляет другое. Если бы мать не решилась рожать, не было бы Рыски. А без неё и Алька бы уже не было, и Жара бы волки загрызли. А если бы не волки, то со своими воровскими талантами и без какой-то сдерживающей силы, он точно бы плохо кончил, уже по самому краю ходил. Да и трудности, которые были, она же пережила.

Было бы большой глупостью и грехом роптать, хотя бы на то, что мать приняла тогда непростое и, надо сказать, смелое решение не вытравливать плод, а рожать. По какой бы причине она это ни сделала. Рыска должна быть рада, да что уж там, благодарна ей, что тогда она приняла именно такое решение. К тому же мать, особенно поначалу, пыталась её любить.

Ей вспомнилась матушка, ещё до рождения брата. Воспоминания были разные. Были и обрывочные, но яркие, когда Рыска была совсем маленькая. И более упорядоченные — уже в сознательном возрасте. Она вспомнила, как ластилась к матери, тыкаясь в мягкий бок в простом ситцевом платье, тугие чёрные материнские косы (такие же, как у Рыски сейчас), вкусно пахнущие травой и ветром. Вообще, как выяснилось сейчас, Рыска внешне во многом пошла в мать — некоторые черты лица, фигура, волосы. Когда Рыска была совсем мелкая, то старалась при малейшей возможности вскарабкаться матери на колени, поиграться с этими косами, расплетая и сплетая их. Когда подросла, она уже, желая ласки или пугаясь, просто жалась к матери, пряча лицо в её косах, вдыхая их запах. Рыска в детстве очень любила обниматься — это её успокаивало, давало ощущение любви. Мать частенько поначалу отвечала на её ласки, и тогда в её глазах светилась теплота. Хотя частенько Рыска замечала в них сожаление и жалость. Войдя в более сознательный возраст, Рыска старалась сделать что-то хорошее и правильное, чтобы в глазах матери опять появилась любовь. Но после смерти деда всё резко изменилось. И любовь в глазах матери стала случаться всё реже и реже, а потом вовсе сошла на нет. И в ответ на Рыскин, ищущий одобрения и любви взгляд, мать стала чаще прятать глаза, как будто чего-то стыдилась, и ласкать перестала, находя для дочки всё новые и новые дела по хозяйству и отсылая её с глаз долой. А Рыска, скорее по привычке, по-прежнему старалась сделать что-то полезное и нужное, уже ни на что не надеясь.

По сути, матушку-то понять можно. Жизнь в веске с таким особенным подарком войны была непроста. Надо полагать, что из-за яркой полусаврянской Рыскиной внешности жизнь у матери была не легче, чем у самой Рыски. Многие осуждали её за решение оставить Рыску, а за глаза обзывали ещё и похлеще Рыски. Пусть у взрослых это выражалось и не так явно, больше исподтишка, да за глаза, но било больнее и сильно отравляло жизнь.

Рыска уже давно поняла, что то отношение к ней матери, которое её обижало, было связано не с ней лично, а с её внешностью, точнее с неприятными воспоминаниями матери, которые она вызывала. Но с этим бы мать, может быть, и справилась, но когда деда с бабкой не стало, она осталась совсем без поддержки. Родители тогда, после войны поддержали дочь в решении рожать и потом, пока были живы, старались не допускать попыток обидеть и поиздеваться над Рыской или её матерью. Останавливая в этом, не в последнюю очередь, отчима, ведь для него Рыска была живым укором. И пока дед был жив, отчим её хоть особо и не жаловал, но пальцем не трогал, злобно шипя, что мала ещё, вот подрастёт, тогда воспитанием и займётся. Подросла Рыска, получается, сразу после смерти деда, которая развязала отчиму руки. И не только отчиму, дети, быстро уловив недовольное бурчание на Рыску своих родителей, активно начали её травить, уже никем не сдерживаемые. Родители их в этом только поддерживали. Быстро стало понятно, что отчим за неё заступаться не будет. Осталась только мать, оказавшаяся одна против всех. Она поначалу пыталась защитить Рыску от нападок соседских детей, поговорить с их родителями, но огребла столько злобы в ответ и получила ярого противника в лице собственного мужа. Рыску, кроме неё, тогда защищал разве что молец, призывая весчан к терпимости и говоря, что дети рождаются безгрешными и за отцов не отвечают.

Мать, скорее всего, оказалась просто неготовой к этому. Это её поступки не оправдывает, но объясняет.

Да она, к тому же, не такая упёртая, как Рыска, ну или Альк, и оказалась не способна противостоять мнению большинства ради счастья дочери, отсюда и виноватые взгляды, и глаза в пол. А чувство вины никогда любви не способствует. Да, она оказалась самой обыкновенной и выбрала дорожку попроще, просто пошла на поводу у толпы. В какой-то степени, по-своему, она и дочку защищала от ненависти или неприязни весчан, знающих всю подноготную истории происхождения Рыски, отдавая её подальше, на хутор. Ей там и правда оказалось лучше. Хотя мать после рождения второго ребёнка даже не пыталась вернуться к сложной любви к дочери, полностью приняв сторону мужа на этот счёт: «С глаз долой — из седца вон». Только кто она, Рыска, такая, чтобы её судить за эту слабость? Пусть её там боги судят, а Рыска чужие обязанности на себя брать не будет.

Под эти воспоминания и мысли о матери она и уснула.

Проснувшись утром, Рыска поняла, что так и не придумала, что будет говорить и делать, но её как-то отпустило.

* * *

___________________________________________________________________________

доннер-веттер * — на самом деле немецкое ругательство, типа "Гром и молния". В данном контексте, особой смысловой нагрузки не несёт

* * *

Проснулась Рыска непривычно поздно — сказалась всё-таки бессонная ночь. В окно уже вовсю светило солнце, кудахтала живность во дворе, хозяева тоже суетились по хозяйству, стараясь не шуметь, чтобы не будить заспавшуюся гостью. Рыска быстренько встала, убрала спальное место, ополоснулась колодезной водой, наскоро перекусила куском пирога, предложенным радушными хозяевами, и направилась к дому своего детства.

До родительского дома Рыска пошла пешком, как и представлялось ей в недавних фантазиях, и сапожки на ней были оттуда же. На этом, правда, все совпадения и заканчивались. Дальше всё произошло совсем не так, как Рыске представлялось.

Мать вышла к ней совсем не с поварёшкой в руке и столбом замирать у калитки не стала. Хотя и удивилась, недоверчиво разглядывая Рыскину одёжку, но дар речи тоже не потеряла.

— Ну, здравствуй, Рысонька! — всплеснула она руками, как только опознала в гостье дочь и пригласила её в дом.

Голос её звучал радостно и приветливо, но Рыске в это не верилось. От приглашения Рыска отказываться не стала, они прошли и сели за стол. Рыске даже оглядываться не пришлось, чтобы заметить, что дом почти не изменился с того времени, как она его покинула, так и не превратившись, как обещал Колай, в двухэтажную избу, а оставшись всё той же маленькой времянкой, где по-прежнему, как и в детстве, пахло кислым молоком и под потолком жужжали мухи. Только с времён детства, став как-будто ещё меньше.

Мать достала из печки испечённые вчера пирожки, а кувшин с клюквенным морсом уже стоял на столе. Села, подперев рукой щёку, рассматривая Рыску. И пока Рыска собиралась с мыслями, заговорила первой:

— Что-то случилось? — и потом, как бы оправдываясь, продолжила: — Мы так давно тебя не видели.

«И ещё бы столько не видели», — мысленно завершила за неё фразу Рыска и тут же с тоской подумала: — «Это ж она спрашивает, чего я припёрлась-то. И мне как-то надо ей это объяснить».

— Нет, ничего не случилось. У меня всё хорошо, — быстро ответила она на очевидную часть вопроса и из вежливости, просто чтобы что-то сказать, спросила сама: — А у вас как? — На самом деле ей это было совсем не интересно. Живы и ладно.

Мать, оживившись, стала рассказывать об урожае свёклы и неурожае моркови, о том, что Колая забирали на работы, а оказалось, почти на войну, и он едва не погиб в этом ужасном столкновении на Хольгином пупе — ну да Рыска, наверно, знает, её же там видели — и как ей с сыном было трудно без мужа, и что он, хвала Хольге, вернулся живой, а сегодня с утра пошёл с мужиками сено казённое косить.

Тут в избу вбежал круглолиций, похожий на Колая мальчуган лет девяти, с порога заканючив: — Мам, дай ещё пирожок, а то Марик мой отобрал, — а увидев незнакомую девушку, замер в нерешительности и вопросительно поглядел на мать.

«Брат», — без особой теплоты подумала Рыска. И сама себе поразилась: ведь она же детей любит, а младший брат ничем кроме своего существования перед ней не провинился. Однако никаких тёплых чувств к нему Рыска почему-то не испытывала. Ну не было у неё к нему вообще никаких чувств. Рыска заставила себя улыбнуться пацану и сказать что-то приветливое.

— Познакомься, это твоя сестра — Рыска, — тут же влезла мать.

Рыску стало неприятно, но виду она не подала, вежливо качнув головой.

— Здравствуйте, — неуклюже пискнул мальчонка и, схватив протянутый матерью пирожок, тут же умчался на улицу.

Мать суетливо поправила платок на голове и кувшин на столе, пододвинула пирожки поближе к Рыске, то и дело поглядывая на неё неловко и чуть виновато.

— Ты ешь пирожки, дочка. Вчера пекла, — опустила она глаза.

Рыска засмотрелась на лежащую на столе, такую знакомую, матушкину руку, и не только по детским воспоминаниям, но и по — она мельком глянула на свою кисть — очень знакомой форме пальцев и ногтей. Мать кехекнула, собираясь, по-видимому, что-то сказать или спросить.

«Так, хватит волынку тянуть», — сказала себе Рыска. — «Надо приступать к делу».

— Я это… правда давно тут не была, — Рыска огляделась, как будто только что сюда вошла, на самом деле слегка оттягивая время и собираясь духом, как перед прыжком в холодную воду. — Хотела сказать, что у меня всё хорошо. И… — выдохнув, Рыска выпалила последнюю часть фразы, — я на вас не обижаюсь.

Мать так и осталась сидеть с открытым ртом. «Вот, оказывается, в кого у меня привычка рот разевать в самый ответственный момент», — подумалось Рыске, и тут же она вспомнила ехидное замечание Алька: «Рот закрой, а то муха залетит». Она даже мельком кинула взгляд туда, где они жужжали.

— Зря ты так, дочка, — отмерла мать. — Мы ж тебе добра желали. И зря ты тогда сбежала. Мы с Викием, будь покоен его прах, договорились об очень хорошей партии для тебя. Он согласился тогда взять тебя в жёнки своему сыну, — почти с гордостью сказала мать. Вид её так и говорил: «смотри, как я о тебе заботилась».

— Вообще-то стоило и меня в этом деле спросить. Я знала о вашем уговоре. Я тогда потому и сбежала, — мать обиженно поджала губы, Рыска тем не менее продолжала: — Мне Викий в тот день намекнул, а потом я случайно твой разговор с нашим хуторским дедком услышала. Ну да ладно, дело прошлое. Оно и лучше, что так получилось, а то я так и не решилась бы уйти с хутора. Так и сидела бы там, ожидая неизвестно чего. Поэтому спасибо.

— Ну, извини. Я правда хотела как лучше, — всё ещё обиженно ответила мать.

— Я не издеваюсь, я правда тебе благодарна. И понимаю, почему вы отдали меня на хутор, и даже не осуждаю тебя за это. Насильно, ведь, мил не будешь, верно? — ей почему-то трудно было вслух назвать её мамой.

— Рысонька, я… — мать, наверно, хотела сказать, что Рыска неправа и как она её всегда любила и сейчас любит, но внезапно сказала правду: — Мне очень трудно было, — и потупилась, надолго замолчав.

Потом, как будто внезапно вспомнив о своей гостье, мать снова обратилась к ней:

— А как у тебя сейчас дела? Может тебе чем помочь?

Наверняка, задавая этот вопрос, мать точно знала, что денег Рыска просить не будет. Она и раньше-то никогда не просила, а теперь, у неё только одежда явно немалых денег стоит. Даже Рыска иногда ужасалась сколько. Она несколько растерялась и даже не смогла с ходу придумать, чем бы таким мать ей действительно могла помочь. Хотя она бы и не приняла помощи от неё. Но этот вопрос… «Наверное, такие вопросы и называются риторическими», — подумала Рыска. И заулыбалась, наконец-то она поняла, что такое риторические вопросы. Хотя, справедливости ради, этот вопрос всё же требовал ответа, просто единственного и заранее понятного: «Спасибо, ничего не надо».

Так Рыска и ответила:

— Нет. Спасибо. Я же сказала, у меня всё неплохо. И денег хватает, и со временем дом свой будет. От вас мне ничего не надо.

— Я поняла, что ты не за деньгами пришла. Просто, я не поняла — зачем? Может тебе нужна поддержка, или совет, или ещё чего? — теребя кончик косы, спросила мать.

— Нет, спасибо. Советов тоже не надо. Я достаточно уверенно стою на ногах. Я просто пришла сказать, чтобы вы за меня не переживали, — несколько смущённо сказала Рыска.

Оказалось, мать не про деньги говорила. Мать, по-видимому, действительно не поняла, зачем она пришла. Неудобно получилось.

— Я рада, что у тебя всё сложилось, — вполне искренне сказала мать. Рыска аж прониклась. Её это тронуло.

Она смотрела на сидящую перед ней женщину с грустными, уставшими, слегка виноватыми глазами, которые та норовила куда-нибудь спрятать. Чем-то она была очень на неё похожа, по крайней мере, внешне, это было бы глупо отрицать. Почему-то раньше Рыска этого не замечала. Ну да, разрез и цвет глаз другие, форма лица — тоже. Зато тот же нос, губы, брови, такие же густые, чуть жестковатые чёрные волосы, да и телосложением она в мать. Но вот судьбы у них были совершенно разные. И тем не менее, это её мать. И она бы не хотела повторить её судьбу. Ей стало её жалко. Но вместе с тем, в груди чуть-чуть потеплело.

Рыска встала из-за стола и неуверенно направилась к матери. Та тоже встала навстречу. Рыска подошла и неловко обняла её. Не очень плотно повязанный платок сполз у матери с головы, и Рыска прижалась к её волосам, как в детстве, хотя ей и пришлось слегка нагнуть для этого голову. Мать обняла в ответ. На полщепки на Рыску накатило ощущение из раннего детства, из тех редких моментов, когда мать прижимала её к себе и гладила по голове. Стало почти хорошо. И ещё появилось ощущение правильности происходящего. И Рыска прошептала:

— Я люблю тебя, мама.

Наваждение отпустило. Рыска отстранилась.

Помолчали.

Потом мать спросила:

— Ты как, замуж не собираешься ещё? — Рыска слегка вздрогнула от своевременности вопроса, но это был совсем обычный, очевидный вопрос, который задают в любом случае.

— Да, собираюсь, — ответила она.

— И кто он? — ещё один предсказуемый вопрос.

— Прости, мам, знакомить я вас не буду, — твёрдо сказала Рыска и вежливо улыбнулась.

Мать и не настаивала. Сказала только:

— Это ты меня прости, дочка. Так получилось. Не держи на нас зла.

— Я же сказала, не держу, — Рыска достала из захваченной котомки тёплую шаль и другие заготовленные подарки и протянула матери. — На. Это вам.

— Спасибо!

Рыска повесила на плечо котомку, обвела комнату последним взглядом и сказала:

— Ну, мне пора. Прощай!

Мать вскинулась после последнего слова, но потом, как бы понимая неизбежность происходящего, как эхо, повторила:

— Прощай!

* * *

Вернувшись в избу к Фессе с Цыкой, Рыска тепло, но по-быстрому попрощалась с друзьями. На вопросы «Как прошла встреча?» особо не распространялась, коротко ответив, что нормально, но потом всё же созналась, что сама ещё не поняла толком. Пообещав, если ещё раз будут проезжать поблизости, обязательно их навестят, заверила, как бывшая, но всё же путница, что всё у их семьи будет хорошо, отвязала корову и отправилась в обратный путь.

И вот она опять одна едет на Милке до той вески, где оставила Алька. Дорога не то чтобы пустынна, изредка по ней кто-нибудь да проезжает. Но именно что изредка. А чем ещё заняться одной в дороге? Она думает, размышляет.

Что она чувствует после встречи с матерью? Сильно ближе они не стали. Материны помыслы, радости и печали были где-то там, далеко от Рыски и её теперешней жизни. Их жизни совсем разные и вряд ли когда-нибудь пересекутся, что Рыску в общем-то устраивает. Она не ошиблась, когда-то почувствовав это. Но всё же что-то изменилось.

Они с матерью родные люди. Эта мысль уже не вызывает отторжения. И то неприятное чувство, которое она ощущала каждый раз, когда думала о матери, начало её отпускать, заменяясь чем-то другим. Похоже, с пониманием тогдашнего поведения матери, его причин, ушла и обида. Рыска начала принимать, что вот эта неидеальная женщина — её мать. Да, она такая, и у неё, как у всех, есть свои достоинства и недостатки. С Рыскиных глаз словно пелена упала, мешающая правильно видеть. Стало возможным разглядеть и хорошее, и плохое, ошибки и заботу. Стало возможным простить и принять её, такую, какая она есть. И, может быть, знание и понимание материнских ошибок, позволит Рыске не повторять их.

Вообще, отпустить обиду оказалось хорошей идеей. Нести эту детскую обиду по жизни и дальше становилось слишком большой обузой. Сейчас стало как-то… Хотя на самом деле она ещё не поняла, как ей стало с этими новыми отношениями.

Всё-таки, против ожидания, на Рыску этот разговор сильно повлиял. Она как-то всю обратную дорогу находилась под впечатлением. Вроде ничего особенного и не произошло, но что-то изменилось. Пока ещё толком непонятно что. Наверное, как сказала Фесся, «с этим надо переспать», тогда станет ясно.

* * *

Альк встретил Рыску в веске, выловив её не слишком далеко от избы, где они снимали комнату, но движущуюся в противоположную сторону. По пути к месту встречи она чуть-чуть ошиблась направлением и заплутала, пропустив нужный поворот. Переживания последних дней не в лучшую сторону сказались на её внимательности. К тому же, она не совсем вышла из своей дорожной задумчивости, поэтому, как не преминул прокомментировать Альк, «заблудилась в трёх соснах».

— Ну что? Как прошло? — спросил он, когда они оказались в снимаемой комнате. И тут же ехидно добавил: — Что-то ты какая-то невесёлая. Что, не слишком приятное занятие оказалось?

Рыска посмотрела на него нечитаемым взглядом и, ничего не ответив, прошла вглубь комнаты.

А потом оглянулась и сказала:

— А ты знаешь, неплохо.

* * *

* * *

Неприятное происшествие случилось незадолго до начала настоящей учёбы, когда Жар решил проверить свой воровской арсенал, к которому он раздобыл ещё несколько вещичек. Любовно перебрав все свои инструменты и протерев, чтобы не заржавели, он уже положил их на место и собирался возвращаться. Взошёл на пригорок, откуда открывался неплохой обзор, а Жар при этом оставался скрыт деревом и кустами. Сладко потянулся, разминая затёкшую спину, и тут взгляд его, направленный в сторону казарм, остановился на насторожившей его картине.

Неподалеку от казармы три бугая подошли к Тиму и окружили его. Учащиеся были не из их группы. Жару они сразу не понравились, позы у них были какие-то агрессивные. И не понравились ещё больше, когда, недолго пообщавшись, они все вместе направились сначала просто за угол, а потом потихоньку оттеснили парня за казарму.

Жару стал понятен их манёвр. Дело в том, что с той стороны казармы окон почти не было. Единственное окно, выходившее на ту сторону, было в командирской, но она была закрыта. Это Жар знал наверняка — видел, как дежурный командир вышел и запер дверь на ключ. Он всегда так делал, если отлучался больше чем на две лучины. Это и послужило Жару сигналом, что его не хватятся и надо бы заняться своими делами. Ибо, всякий инструмент уход любит. Дежурный отсутствовал уже с лучину, и Жар следил, чтобы он не вернулся неожиданно не вовремя. Точнее, чтобы самому вернуться вовремя.

Тем временем один из бугаёв приотстал и, как только двум другим с Тимом удалось скрыться от посторонних взглядов за углом казармы, кивнул им, мол, уже можно. Его товарищи на это сразу среагировали, скрутив и заломив Тиму руки. Первый же остался наблюдать за ситуацией снаружи. Со своего наблюдательного пункта Жару было хорошо видно и торцевую сторону казармы, и то, что происходит между казармой и забором. А ничего хорошего там не происходило. Было видно, что напавшие что-то требуют от Тима в жёсткой форме. Жар не слышал чего именно, но это было и не нужно. Смысл, в общем-то, был понятен. Как и то, что пока Жар добежит туда, они успеют как следует накостылять Тиму. Да и потом, когда некому будет прийти к Тиму на выручку, наезды станут ещё жёстче. Не говоря уже о том, что драчунов скорее всего отчислят, доказывай потом, что они с Тимом не виноваты. Придётся действовать старым проверенным способом.

* * *

Тим упрямо мотнул головой и плюнул в лицо угрожающего ему мужика, попытавшись его ещё и пнуть. Пнуть, правда, не получилось. Стоящий за спиной амбал заломил ему руку ещё сильнее, что заставило Тима застонать и совсем согнуться, ругаясь и проклиная подло напавших. И остаться в этой неуклюжей позе ещё некоторое время. За которое произошло следующее: без всякой видимой причины держащий руку Тима мужик дёрнулся, отпустил его и… упал. Стоящий рядом бросился к упавшему подельнику. Тим, почувствовав свободу, что было мочи рванул подальше от обидчиков, в сторону людного места — ко входу в казарму, к своим. По пути он со всей силы оттолкнул от себя одного, а через пару щепок пнул второго из оставшихся на ногах противников. Тот парень, который до этого стоял на шухере, бросив пост побежал к подельникам, по пути попытавшись его — Тима схватить. Нападавшему это не удалось, но слишком впечатлённый произошедшим за казармой, догонять Тима он не стал, и потирая ушибленное колено, только угрожающе махнув Тиму кулаком, бросился к своим.

А там, куда бежал Тим, уже показался дежурный командир, возвращавшийся к вверенной ему казарме и, возможно, видевший часть инцидента. И точно видевший бегущего, растрёпанного и взъерошенного Тима. Поэтому слегка изменив маршрут, пошёл ему навстречу. Тим на бегу оглянулся — не гонятся ли за ним — и чуть не врезался в командира. После короткого разговора они вместе скрылись за казармой. Несколько зевак, заметивших непонятную шумиху, потянулись за ними.

* * *

Жар, никем не замеченный, не привлекая внимания, ушёл со своего наблюдательного пункта и, присоединившись к любопытствующим, направился за казарму к месту происшествия. Там командир уже пытался привести в чувство так вовремя и внезапно упавшего парня. Тот лежал, живописно раскинув руки на скошенной к началу учебного цикла траве, оставаясь безучастным к весьма немилосердным стараниям командира. Командир, убедившись, что пострадавший жив и вроде цел, хлестал его по щекам и тряс так, что казалось целостность эта вот-вот должна нарушиться, но пока всё было без толку. Двое подельников, придерживаемые неравнодушными одногруппниками Тима, неуверенно топтались рядом.

Наконец лежащий после очередной смачной оплеухи открыл непонимающие глаза и слегка ошалело огляделся.

— Ну наконец-то! — сказал командир, облегчённо вытирая пот со лба. — А теперь рассказываем, что здесь произошло.

Со случившимся разобрались быстро. Тим выгораживать никого не стал, да и вряд ли ему это удалось бы. Для командира, как и для Жара, произошедшее было предельно понятно. Осталось только спросить: «Чего они хотели-то?».

Оказалось, денег. «Вот придурки!» — подумал Жар. Выбор жертвы был настолько неудачный, что впору было пожалеть незадачливых грабителей. Конечно, телосложения Тим был не богатырского, можно даже подумать — хилого. На самом же деле, просто тощий, но жилистый. Однако двое здоровых тренированных бугаев, конечно, без труда бы его завалили. Но вот денег свободных у Тима до сих пор не водилось. На дорогу с трудом наскрёб, а оружие собственное купить было не на что — тренироваться предстояло со школьным. Основная же масса учащихся обычно приезжали с какими-никакими, но деньгами. Да и характер у парня тот ещё, запугать и использовать его вряд ли бы удалось, даже если бы у него было чем поживиться.

Единственное что для всех так и осталось загадкой — что же всё-таки случилось с державшим Тима нападавшим? Почему он потерял сознание? Никто, включая внезапно упавшего, так этого и не понял. И никто не обратил внимание на скромный, втоптанный в землю камешек, обёрнутый в грязную, почти слившуюся по цвету с землёй тряпочку.

Кстати, парень тот после происшествия стал тих и задумчив, даже на фоне своих старающихся не отсвечивать сотоварищей. А позже, когда первые страсти улеглись, по поводу своего внезапного падения высказался так, что поверг в лёгкий шок всех, заставив сторониться даже бывших подельников. Он решил, что его так возмездие настигло, что это его Хольга покарала, стукнув с небес чем-то вроде молнии. А что никто молнии не видел, так и не обязательно всем видеть, он то видел, а другим, может, и не положено. Это же небесная кара, может она такая и должна быть. В пользу этой версии он относил и то, что место, куда его ударила Хольга, до сих пор было болезненным. И, пожалуй, он был единственным из всех троих кто искренне раскаивался в содеянном. Жар, как бывший молец, его в этом горячо поддержал. И даже посоветовал сходить в молельню — покаяться там, помолиться.

Случай сходить в молельню всем троим нападавшим представился довольно скоро. После короткого разбирательства, доклада и разбора происшествия на совете с директором, было принято решение отчислить троих обучающихся за неподобающее поведение и грубое нарушение правил школы. О чём в первый день занятий директор и объявил перед всеми обучающимися на построении. Вручив троице документы об отчислении и отправив собирать вещи, напомнил, что теперь они поступают в распоряжение сборщиков налогов, пока не отдадут в тсарскую казну все потраченные на их обучение средства. После того как нарушители с позором удалились, он ещё раз предупредил, что за подобное, также, как и за драки, исключение из школы последует незамедлительно и без всякого снисхождения.

Несмотря на то, что все учащиеся знали и были предупреждены, чем грозит грубое нарушение правил школы, но произошедшее на их глазах всё же произвело сильное впечатление. И этим неудавшимся вымогателям ещё повезло, что случай произошёл ещё до начала настоящего обучения, так что сумма выплат была не очень большая. Из неприятного было ещё то, что отчисленных по такой причине заносили в чёрный список Школы и поступить сюда в другой раз шансов почти не было. Далеко не все считали содеянное таким уж преступлением, к тому же достойным столь жестокой кары. А уж драку так тем более за преступление никто не считал. Но рисковать, повторяя путь этих троих, никто не хотел, так как поняли — снисхождения не будет.

Тим был признан стороной пострадавшей и к внезапной потере сознания одним из нападавших непричастной. Ему в вину было больше вменить нечего, и потому он был признан невиновным. Он отделался лёгким испугом и приватным разговором со своим командиром группы. Тот попросил его быть умнее и с малознакомыми парнями за угол не заходить, на какое бы «слабо» они его ни брали.

После этого случая все командиры провели беседы со своими группами, ещё раз предупредив своих подопечных об очень неприятных последствиях, что ждут тех, кто вздумает, как известная троица, вымогать деньги или, например, устроить ещё какие-нибудь стычки, причём, в случае драки наказаны будут обе стороны. Но все и без бесед впечатлились тем, как поступили с нарушителями, шушукаясь об этом по углам.

* * *

Один учебный день из жизни Жара

Наскоро сполоснувшись и освежившись со сна, Жар бодро бежал со своей группой третий круг по дорожке, ведущей вокруг территории. Больше на пробежках он не сачковал, да и желания особого не было. Бегать он приноровился, и это уже не доставляло неприятных ощущений. А под мерную рысцу хорошо думалось.

Шёл четвёртый день занятий, хотя именно занятий — третий, вчера было воскресенье и занятий не было. Правда в это воскресенье отдохнуть Жару и друзьям не удалось. Их группа, как назло, была дежурной. Вот же невезение! У всех выходной, а у них очередь дежурить наступила. Встать пришлось ни свет, ни заря, и вместо пробежки, помогать повару готовить завтрак, а потом ещё обед и ужин. Штатный повар на кухне был один и без помощников не успевал бы готовить на такую ораву. Поэтому всю вспомогательную работу выполняли они — дежурная группа. Они резали, чистили, носили воду, топили печь, кололи дрова. Хотя дрова, вообще-то, были, во дворе кухни находилась поленница, но надо было то для растопки поколоть помельче, то принести ещё дров, то мясо порубить. Суеты на всех хватало. А повар, как военачальник на поле боя, ими командовал, следя за правильно булькающими кастрюлями и шкворчащими сковородками. Как итог, работали они слажено, правда, устали как собаки.

А после ужина пришлось не только мыть посуду, но и драить всё подряд до блеска, чтобы сдать дежурство следующей группе, то есть их командиру. Они не только помыли полы и столы на кухне и в столовой, но и насухо вытерли одинаковые дешёвые миски и выстроили их на столе возле стены в ровные горки, а ещё надо было натаскать и непременно аккуратно сложить около печки новую порцию дров, это не говоря о чистке кастрюль и другой кухонной утвари. Кто бы подумал, что от женской работы можно так устать?

Кроме дежурства, между завтраком и обедом, как и все, занимались общественно полезным трудом. Убирали территорию и мыли казарму. И только между обедом и ужином у них было время самоподготовки, когда удалось немного отдохнуть. Впрочем, отдыхать Жару ближайший год, по крайней мере три первых месяца, с его семью практиками, тремя обязательными и четырьмя «допами», не светило.

К началу занятий всех раскидали по тренерам и составили, наконец, расписание тренировок. Чтобы никто не пропускал нужные тренировки, каждый рисовал себе личный план. Для этого вывесили два списка: первый — список практик с фамилиями обучающихся ниже, а второй — расписание тренировок с указанием тренеров и участков для занятий. Если бы у кого-то обнаружились накладки, то есть в одно время больше одной тренировки, то надо было бы срочно сообщать командирам и исправлять эту ситуацию.

Это рисование оказалось той ещё задачкой для многих. Командирам пришлось помогать своим подопечным. А вот Жару, как ни странно, несмотря на то, что делал он это впервые, задача далась легко. Удовлетворённо глядя, на нарисованное собственноручно, расписание, и не без гордости думая, какой он умный, Жар понял, что лично для него нарисованное обозначает и загрустил. Дело в том, что у него получался один день в неделю загрузка максимальная — четыре тренировки, два дня — по три тренировки, и только оставшиеся два дня- без дополнительной нагрузки. Обычное расписание учащегося содержало две тренировки в день, которые начинались сразу после теории, остальное отводилось на «допы». У Жара тренировки должны были продолжаться до вечернего перекуса, а в понедельник чуть-ли не до самого ужина. В общем, с рассвета до упора. Оставалось надеяться, что упорства ему хватит.

Впрочем, долго грустить он тоже не стал. Помог нарисовать эту шараду Тиму, проверил, правильно ли всё сделал Рэн, и после этого они ударили с друзьями по рукам, пообещав друг другу во что бы то ни стало стать крутыми и ОЧЕНЬ ВЫСОКООПЛЧИВАЕМЫМИ профессионалами.

После пробежки и зарядки, весело фыркая от прохладной с ночи воды, друзья с помощью ковшика по пояс помылись из бочек около казармы. Вдоволь поплескавшись, они обтёрлись грубыми полотенцами, отчего приятное и бодрящее тепло разлилось по телу. И поспешили в казарму переодеваться из тренировочной в условно-парадную форму, чтобы пойти на завтрак, а затем в учебный корпус на лекции.

Быстро позавтракав и взяв нужные тетрадки и письменные принадлежности, Жар с друзьями направился в учебный корпус. Если не считать пробежки, то учёба у них начиналась в учебном корпусе с теории. Учебный корпус — это было двухэтажное, не слишком большое здание, где после «Учительской», в которой проходили собеседование, были ещё две комнаты, непривычного вида и устройства, называемые «аудиториями». Более всего они были похожи своими поднимающимися вверх рядами со скамейками, пожалуй, на зрительный зал в цирке-шапито. Как-то в Макополе, Жар посещал этот бродячий цирк. Здесь в качестве «арены» был небольшой прямоугольник пола, где посередине стояла тумба, откуда обычно читали свои лекции учителя. Правда, в отличии от цирка, это было не так увлекательно. Аудитории были большими, в них одновременно слушали лекции все жившие в их казарме. В одной из аудиторий у них сейчас должна начаться вводная лекция по «Теории ближнего боя». В нужную им аудиторию можно было попасть двумя путями: обычный, с помощью двери на первом этаже, или же поднявшись по расположенной рядом лестнице на второй этаж. Правая дверь со второго этажа выходила сразу на последние ряды аудитории. Жар с друзьями привычно потопали на второй этаж, на лекциях они предпочитали располагаться на предпоследнем ряду.

На втором этаже слева от лестницы находилась «Библиотека». В библиотеку, по совету Крысолова, Жар заходил, пока время было, то есть до начала занятий. Она тогда ещё не работала. Библиотекарь приводил своё хозяйство в порядок к началу занятий. Не избалованный вниманием здешних обучающихся к своей вотчине, пожилой мужчина с радостью пообщался с Жаром. Книжки с лоэнской легендой там не оказалось. Библиотекарь даже поудивлялся такому неожиданному интересу, хотя интерес одобрил и, посмеиваясь, сказал, что подобной литературы тут не водится. Их же тут собрали не изящной словесности учить. И не без гордости рассказал, что книги у него были расположены по темам, в строгом соответствии с дисциплинами.

«Вот тут — про стратегию и тактику боя; тут — про яды; там — по медицине; вон там в углу небольшая стопка книг и указы — это про право, кто кому подчиняется и на что имеет право, с этим обычно учитель права разбирается; здесь — про разные виды оружия; вот здесь — про рукопашный бой, есть даже книги с картинками», — с гордостью поведал библиотекарь.

Жар уже тогда подумал, что библиотеку надо взять на заметку. Это хороший источник дополнительной информации, например, по ядам. «Основы изучения ядов» проходили вскользь. В основном, нужно было знать признаки ядов и какие они бывают. Чтобы научиться распознавать при досмотрах и не пропустить во дворец или куда ещё. А Жару хотелось разобраться в действии различных ядов и как их можно применять. Так что предмет, в связи с выбранным им допом, мог оказаться весьма полезным. Со звёздочками он один раз уже занимался, и после этих занятий они понравились ему ещё больше.

Кстати, легенду Жару узнать таки удалось. Библиотекарь, как человек грамотный и начитанный, её знал и, так как интерес у учащегося был, а книга отсутствовала, сам поведал легенду о вольном стрелке Бинрое Дуге, для привлечения так сказать, контингента. Жару она понравилась. Библиотекарь рассказывал образно, хоть и не сильно подробно, позабавила аналогия, проведённая Крысоловом. Он мысленно примерил на себя зелёный костюмчик Бина Дуга... Полюбовался... Красавчик! Но нет, не его.

Сегодня, как и в остальные дни, кроме воскресенья, было три урока. В воскресенье уроков не было — самоподготовка. После «Теории боя» должны были быть «Основы оказания первой помощи при травмах». «Помощь» была уже второй раз. Смысл курса хорошо отражало название, неожиданным оказалось то, что их учили оказывать помощь и себе, причём в первую очередь себе. На прошлом занятии, например, выдав какие-то тряпки, учили, как кровь останавливать, на ноге в разных местах, в зависимости от места предполагаемого ранения, на руке. Причём, на руке пришлось учиться делать это одной рукой на другой руке… А потом с закрытыми глазами... будто в темноте. Было слегка похоже на издевательство. Ну да ладно, философски рассудил Жар, может и правда полезное умение.

* * *

Сейчас у них шла лекция по «Теории ближнего боя». Лектор — седоватый, крепкий, невысокого роста мужчина, ходил внизу по прямоугольной «арене», игнорируя тумбу, за которой обычно читали свои лекции остальные учителя, и диктовал:

— Секрет эффективности любой системы боя заключён не в её технике как таковой, а в структуре, то есть в характере связей всех компонентов данной системы друг с другом. Ведь что такое система? Это совокупность компонентов различной природы, взаимодействующих между собой по принципу необходимости и достаточности. В результате подобного взаимодействия возникает новое качество — оно называется системным, которое не сводится к качеству ни одного из компонентов.

Тут лектор обвёл озадаченно притихший зал оценивающим, слегка снисходительным взглядом:

— Что притихли? Сложно сказал? Привыкайте, развивайте мозги, вам здесь и в дальнейшем голова понадобится не только как ещё одна ударная конечность. Ей ещё и думать придётся. Это умение вам ещё не раз пригодится, — преподаватель едва заметно улыбнулся и, вновь посерьёзнев, продолжал: — В нашей «Школе» мы обучаем «эффективных бойцов», а для «эффективного бойца» главным качеством является способность человека сражаться и побеждать в самых жестоких и сложных ситуациях. А она складывается из трёх компонентов: тактики, техники и ведения боя в нужном состоянии.

Техника — это уверенное владение хотя бы базисным набором приёмов шокового, травматического и обездвиживающего характера. В общем это то, что вы будете нарабатывать на своих тренировках.

Хорошая физическая форма тоже важна.

Под тактикой подразумевается выбор и использование способов и средств боя, соответствующих конкретной ситуации. То есть тех или иных конкретных приёмов, оружия и различных предметов, хитростей, слабых сторон противника и так далее.

Если вы хотите быть профессионалами, то вам надо развивать свои бойцовские качества во всех трёх разделах системы. И это:

Первое, умение добиваться нужного состояния, когда ведёшь бой;

Второе, выбор правильной тактики и стратегии боя;

И третье, техника. То есть совершенствование владения освоенными приёмами и изучение новых.

И в этом случае, посвятив регулярным тренировкам несколько лет, от пяти до десяти, примерно, вы достигнете уровня совершенства. И даже если потом прекратите тренировки, то способность к максимально эффективному бою уже не исчезнет никогда, войдёт в вашу «плоть и кровь». Но мастерство не упадёт вам в руки само. Нужна решимость и упорный труд.

Тут у Жара зачесался язык прокомментировать тезис про совершенного бойца, стоит ли тратить столько времени, если все эти умения всё равно бесполезны при встрече с путником. Но вспомнил, что решил без надобности не отсвечивать, и промолчал.

Однако нашёлся другой умник, который задал-таки этот вопрос. Лектор вскинулся, цепким взглядом выхватил спросившего и ответил:

— Хороший вопрос. Давайте посмотрим. Во-первых, сила путника запросто сводится на нет наличием другого путника. Если мы говорим про охрану тсаря или дворца, то там обязательно присутствует свой путник. Поэтому тут на передний план выходят именно бойцы охраны, их навыки и профессионализм. Именно от них зависят жизнь и здоровье тсаря и спокойствие тсарства. Да и в случае если этот путник единственный, если он плохой, даже просто не очень хороший воин, то у вас будет очень даже неплохой шанс его победить, главное не испугаться. Путники серьёзные противники, но не безнадёжные. И я хочу сказать, что «будь ты хоть трижды путник, а победит всё равно воин». Так что нет ничего невозможного. И есть смысл тренировать своё мастерство.

Жар, вспомнив тренировку Алька с Рыской, склонен был согласиться с лектором. Хотя если попадётся противник, который и путник, и воин, вроде Алька, и рядом другого путника не будет, тогда… Только хитрость и природная сообразительность, — не стал впадать в уныние Жар.

Лектор тем временем продолжал:

— В Школе вы получите необходимую базу технических приёмов боя, около десятка (хотя их существует раза в три больше). Вы наработаете свой личный арсенал связок ударов и приёмов, который будет соответствовать вашим индивидуальным особенностям. Также мы научим вас поддерживающим тренировкам. И после Школы надо будет каждое утро около лучины повторять пройденное, а два раза в неделю полноценно тренироваться, и хоть раз в две недели с партнёром. Чтобы всё, чему мы вас научили, не пропало даром. И тогда, как я и говорил, через какое-то время вы можете стать профессионалами высшего класса, мастерами ближнего боя.

Всё то, что я сейчас сказал, тренирует технику и тактику боя и очень важно для успешного бойца. Но технику, как я уже говорил, будут тренировать у вас тренера. К стратегии и тактике мы с вами вернёмся позже. Но хорошего уровня и того, и другого для эффективности бойца мало. Сейчас я хотел бы обратить ваше внимание на другую очень важную составляющую успеха, без чего не будет бойца, побеждающего более сильного, или лучше вооружённого, или многочисленного противника — это состояние бойца во время боя.

Голова бойца должна быть свободна от любых тормозящих эмоций и чувств неуверенности, страха, гнева и производных от них. Надо научиться сражаться в бою без участия рассудка, чтобы на полную срабатывали ваши знания, умения и навыки. Для успешного ведения боя мы с вами будем учиться преодолевать страх. Ведь самые эффективные приемы не помогут тому, кто боится врага.

Воин должен учиться

Единственной вещи —

Смотреть в глаза смерти

Без всякого трепета!

Страх — это нормальная реакция человека, возникающая при угрозе его жизни, здоровью или социальному благополучию. Опасность и ответственность не увеличивают в нормальном человеке свободу и активность духа, но напротив, действуют на него угнетающе.

В настоящем, а не учебном бою правильно действует, в лучшем случае, только четверть бойцов. Три четверти отчаянно боятся погибнуть и потому совершают одну ошибку за другой. То же самое происходит не только на войне, а при любом серьёзном столкновении.

У людей, переживающих страх, имеют место следующие реакции: бегство, ступор — то есть оцепенение и неуправляемая агрессия. Именно бегство, оцепенение или агрессия являются обычными способами «выхода» из опасных угрожающих ситуаций, где попавший в них человек не знает, что делать.

Таким образом, страх ослабляет, парализует либо заставляет, образно выражаясь, бросаться грудью на меч, от чего, как известно, тоже мало толку. Поэтому не научившись контролировать своё эмоциональное состояние, нечего всерьёз надеяться на победу при столкновении с более сильным врагом.

Что надо сделать, чтобы устранить нормальную, в общем-то, реакцию — естественный страх смерти во время боя?

Во-первых, существуют такие ценности, которые в самом деле дороже жизни. Для воинов, например, это может быть — самоуважение и долг перед близкими людьми. Важно не конкретное содержание подобных ценностей, а отчетливое понимание каждого из вас, что для вас это святое есть. Смерть неизбежно приходит к любому человеку, только никто не знает заранее, когда её надо ждать. Так есть ли смысл бояться неизбежного? Стоит ли ради того, чтобы прожить немного дольше, позволять кому-то растоптать свою собственную драгоценность? Если человек позволит другим растоптать это, то никогда больше не сможет жить по-человечески. Поэтому лучше умереть, чем допустить это!

Но это общие рассуждения на уровне философии. Они важны для следующего шага, более практического, который и приведёт нас к успеху.

Нужно, чтобы боец не только «знал», что смерти бояться нельзя, что есть вещи, которые дороже жизни, но и сделал эту идею частью себя. А для этого необходимо перевести это знание из уровня рассуждений на уровень рефлексов. Это делается небольшим набором команд. Такие команды должны быть короткими, ясными, выраженными в форме положительных утверждений. Эти команды вводят голову бойца в нужное состояние. Иными словами, набор таких команд представляет своеобразный «кодекс мужества» или «кодекс чести». Позже я продиктую наш «кодекс мужества», а вы должны будете для начала просто его выучить. Но на самом деле, чтобы он заработал, требуется не просто выучить его наизусть, а именно ввести внутрь, прочувствовать. Потом я научу вас с ним работать. Отмечен очень интересный эффект: при правильной работе с «кодексом» он начинает работать независимо от сознания. То есть, заданное «кодексом» поведение проявляется в опасной ситуации как бы само собой, без видимого вмешательства воли и без насилия над личностью.

Сразу скажу, что «кодекс мужества» не надо путать с одержимостью какими-то идеями или религией. Есть навязчивые идеи, от которых боец должен избавляться, это: желание во что бы то ни стало победить; желание запугать противника; желание использовать его ошибки; желание поймать на свой любимый прием; желание применить всю освоенную технику. Если любая из этих идей овладевает бойцом, то он становится её рабом, лишенным свободы и естественности в своих действиях. Поединок требует полной безмятежности духа.

Здесь лектора опять прервали, чтобы спросить, обязательна ли для всех эта практика и что если они и без «кодекса» уже умеют не бояться. Потом из другого конца зала громко выразили сомнение, что, мол, на свете есть множество прекрасных бойцов высшего уровня, которые сражаются и даже не знают о «кодексе».

На что лектор ответил:

— На самом деле нужно, чтобы вы умели устранять страх за счёт отключения сознания и перехода к наработанным отрепетированным действиям и сосредоточиться на «здесь» и «сейчас», чтобы иметь возможность действовать наилучшим способом. Каким образом вы это будете делать, на самом деле не важно. Если у вас уже есть ваш личный работающий приём, что ж, замечательно, можете использовать его. Я просто даю вам эффективный, работающий метод и учу с ним работать. Какой метод вы выберете, это уже ваше дело. Хотя «кодекс мужества», если вы хотите сдать экзамены, в любом случае выучить придётся.

* * *

Вот и закончился третий урок, теперь не рассусоливая надо в казарму, отнести тетради, переодеться, взять оружие, сейчас у Жара бой с мечом в среднем секторе.

С мечом они с Реном занимались у одного тренера. Поэтому они вместе поспешили на указанную площадку. Партнёром на тренировке, наверно, тоже будет Рен, но пока они тренировались на тренажёрах и, кстати, деревянными мечами. Колюще-режущее оружие первый месяц для занятий им выдавали деревянное, во избежание несчастных случаев. Кто-то владеет мечом, кто-то нет.

Эта была уже вторая тренировка по этой практике. «На тренировке надо действовать как в бою, тогда в бою будешь действовать как на тренировке», — сказал их тренер на первой тренировке, намереваясь, по-видимому, гонять их как сидоровых коз. Но по первой тренировке было пока трудно сказать. Тренер тогда проверил у всех основную стойку и классическую «звезду». Поправил грубые ошибки, у кого были. Вызвал Рена и на нём показал простейшие базовые приёмы, парирующие эти основные удары, заодно отметил небольшие огрехи в ударах Рена, подробно объяснив, чем каждая неточность чревата. Потом отправил всех на тренажёрах отрабатывать «звезду». С каждым в паре опробовал эти пять ударов и в нападении, и в защите, больше прощупывая степень владения оружием. Тогда Жар даже не устал особо.

Сегодня они для начала повторили пять основных ударов: сверху слева, сверху справа, снизу слева, снизу справа, выпад. А потом тренер вызвал наугад одного из учащихся и сказал ему отбиваться.

Тот с перепугу отбил несколько ударов лезвием своего деревянного меча. За что тут же огрёб возмущённое замечание тренера. Он, обращая внимание на это уже всех, сказал, что защиты мечом или любым заточенным рубящим клинком выполняются не гранью клинка, а плоскостью. А парирование лезвие-в-лезвие быстро приведёт меч в негодность. «Как можно эффективно рубить мятым, зазубренным и жёванным лезвием?» — возмущённо спросил он. Потом, правда, сказал, что можно и так остановить противника, но только когда нет другого выхода. Но и в этом случае нужно всегда помнить об опасности, что приём сильного удара на лезвие всегда может закончиться поломкой вашего меча.

От этого он плавно перешёл к лекции об оружии и его возможностях, о правильном уходе за ним. Он любовно огладил клинок своего меча и тут же сказал, что надо как можно меньше лишний раз трогать клинок, а после этого, и вообще после каждой тренировки, обязательно протирать сухой чистой тряпкой, потому что пот быстро приводит к ржавчине. И что во избежание оной надо ещё время от времени полировать свой меч и точить. Ну, это для Жара новостью не было. Такое воздействие пота на металл он знал и свои инструменты регулярно протирал и полировал. Сейчас придётся ещё и оружие.

Ещё тренер показал, где находится у его полуторника центр тяжести и что любой меч удобнее держать около самой гарды. И что особо важно при выборе меча — чтобы меч был сбалансирован, тогда возрастает скорость и манёвренность.

— Смотрите, как работает сбалансированный полуторник, он перетекает из удара в удар, — показал он, легко и плавно, специально несколько замедленно, проведя огромным мечом пару ударов, — нет необходимости в остановках. — Затем он, положив меч на плечо, сказал: — И хотя, у вас уже есть мечи, я считаю крайне важным умение выбрать оружие под себя. И буду и в дальнейшем на этом останавливаться. А через месяц вы сами сможете оценить, насколько удачен ваш нынешний меч.

Потом он ещё раз остановился на захвате меча. Если работать мечом двумя руками, то ведущая рука должна охватывать его наиболее близко к гарде, а вот вторая рука может либо идти встык с первой, либо расположиться на максимально далёком от неё расстоянии, рядом с навершием. Это зависит от предпочтений. В первом случае улучшается манёвренность, удары получаются более точными, а во втором — более сильными. Также он сказал, что для причинения вреда противнику при необходимости можно применять гарду или навершие, которое у меча достаточно массивное.

Далее тренер показал приёмы, парирующие основные удары, а потом и контрудары и сказал, что «Лучшая оборона — это атака. Или всякая оборона должна переходить в атаку». И они под его руководством перешли к отработке парирования ударов и контратакам. Для контратаки, как оказалось, совсем не обязательно ждать, пока закончится удар противника. Можно атаковать и защищаться одновременно. Принимая удар ближе к основанию и гарде меча, в то же время наносить толчок или удар слабой частью — остриём. Боевые приёмы Жар отрабатывал с Реном. И они с ним так рьяно и активно взялись за дело, с таким энтузиазмом махали своим деревянным оружием, что через некоторое время Жар, утирая пот со лба, думал: «Ёлки, да когда ж обед-то, наконец!»

Тренер, достаточно их помучив, наконец сделал перерыв в активной части тренировки и развлёк их разговорами. Рассказал, что для того чтобы тот или иной приём был освоен, его надо выполнить от пяти до десяти тысяч раз.

— Не за один раз, конечно, — успокоил он, уточнив, что не будет заставлять повторять приём свыше трёхсот раз за тренировку, потому что это не имеет смысла. — А потому на хорошее освоение приёма уходит три месяца, если заниматься как мы, три раза в неделю.

Жар несколько поскучнел. Информация была не то чтоб сильно воодушевляющая. Получалось, что около трёх месяцев у них уйдёт на отработку десятка базовых ударов и контрударов. И только потом они начнут приближаться к мастерству. И это касается не только владения с мечом, естественно.

Затем тренер ещё раз показал стойку, передвижение, основные удары и послал своих бойцов отрабатывать их к тренажёрам.

А потом, наконец-то, наступил обед и целых пол-лучины послеобеденного отдыха.

А потом всё завертелось с новой силой. Второй тренировкой в этот день у их группы была «Рукопашка», где их тоже изрядно погоняли всякими захватами и бросками. Там они тоже отрабатывали стойки и правильные удары. Правда, эта тренировка была короче первой. Чего нельзя было сказать о третьей Жаровой тренировке, которая была допом «Бой подручными предметами».

* * *

Тренер по данному допу сразу же, на первом занятии дал понять, чему он их будет учить, и что это будет несколько отличаться от того, чему их будут учить на других практиках.

— «У меня на занятиях вы будете учиться драться не красиво, а эффективно. Наше учение пригодится вам прежде всего в тех случаях, когда бой случается неожиданно. Если вы расслабляетесь, без оружия, а тут раз и срочная необходимость сражаться. Поэтому оружие наше будет незатейливым: скамеечка там, табуреточка, тарелка, бутылка, кружка или другая посуда, любая палка, метла, камень — короче, то что под руку попалось. Запомните, меньше всего имеет значение, красиво вы действуете в бою или коряво, работаете «по правилам» или каким-то диким способом, ведёте себя «по-рыцарски» или «подло». Важен только результат и его цена. Все остальное — пустая болтовня.

Способ действия будет зависеть только от задач, которые вам надо выполнить.

То есть, в одних случаях требуется взять противника живым и невредимым, а в других — как можно быстрее и надёжнее вывести его из строя. Соответственно, в зависимости от задач тактика и приёмы у вас будут разные.

Сначала мы будем рассматривать второй случай. В этом случае суть боя заключается в решительных безжалостных действиях по надёжному выведению из строя всех нападающих, сколько бы их не было. Для этого надо успевать в кратчайшие промежутки времени причинять максимальный ущерб каждому из противников.»

Поэтому в отличии от остальных практик, там не было классических стоек и строгих правил. Им вообще предлагалось забыть, по крайней мере, на время этой тренировки, все те правила, которым их успели научить и будут ещё учить на других практиках.

На прошлом занятии они рассматривали ситуацию, когда бандиты нападают во время прогулки, и оружия у прогуливающегося при себе нет. И отрабатывали защиту палкой или похожим на неё предметом. Пока более-менее отработали с одним противником. С бОльшим числом нападающих, теоретически ситуацию разобрали, но к практике должны были вернуться позже.

Сегодня они рассматривали нападение в кормильне, когда подвергшийся нападению расслаблен, безоружен и ничего вроде не предвещает неприятностей. Так как все рассматриваемые случаи были неожиданными, первоочередная задача была быстро собраться, как говорил лектор на первом уроке сосредоточиться на «здесь и сейчас» и в кратчайший промежуток времени оценить ситуацию. Кроме этого Жар понял, что во всех случаях, кроме вооружения у противника будет ещё и численное преимущество. Их будут учить драться сразу с несколькими противниками.

Сначала, после того как тренер обрисовал ситуацию, им предлагалось подумать, что нужно делать. Каждый что-то предлагал. Так накидывали варианты. Потом эти варианты разбирали, иногда с демонстрацией того, чего предлагали.

Когда все высказались, тренер подытожил и сказал не только про специфику данного конкретного боя, но и про более общие и очень важные вещи:

— Во-первых, надо прежде всего уметь быстро собраться и перейти в боевой режим. И никаких мыслей «Зачем я сюда пришёл?», «Я же чувствовал…», «Надо было…», это всё потом, когда всё удачно закончится. А перво-наперво, надо очень быстро оценить ситуацию. Для этого надо по внешности нападающих, их позам, мимике, движениям и словам, если они произносятся, уяснить для себя много важных вещей: физические данные, наличие оружия, степень готовности к реальному бою, психическое состояние. Вам надо оценить в чём противник вас превосходит и на что делает ставку. Это нужно чтобы правильно выбрать тактику и стратегию. При выборе стратегии, если есть выбор — драться или убежать, можете без колебаний выбирать второй вариант. Если вы эту стычку не готовили и находитесь в невыгодных условиях, то бой уместен лишь тогда, когда в самом деле нет иного выхода.

К тому же возможно это засада на вас. И нет смысла геройски умирать, лучше вернуться с подмогой.»

Ещё тренер говорил, что реальный бой, складывается из четырёх этапов. Первый — быстрая оценка ситуации и выработка плана действий. Второй этап — перехват инициативы. Третий — нанесение максимального ущерба противнику. Четвёртый этап — быстрое удаление с места происшествия. Если всё делается правильно, то столкновение с тремя, четырьмя бандитами займет у вас несколько щепок.

Ещё он предложил вспомнить всё о пресловутой крысе, если вдруг после оценки ситуации покажется, что тебя загнали в угол и у тебя нет ни единого шанса. Предлагалось подумать, что произойдёт если загнать в угол крысу, и почему этого стараются не делать. Обучающиеся совместно с тренером выяснили, что крыса уступает взрослому человеку по массе и силе предположительно раз этак в сто. И тем не менее, когда её загоняют в угол, отважно бросается в атаку. Острыми зубами впивается в руку или прямо в лицо, и человек терпит позорное поражение, несмотря на всё своё превосходство в оружии, силе и размерах. Да уж, кому как не Жару, имевшему дело с самой вредной и упёртой крысой в мире, знать, что не стоит становиться некоторым крысам на пути. Да будь ты хоть самим путником, это тебе не поможет.

Вот и обучающимся предлагалось действовать также как крыса, тем более, что разница в силе и весе будет гораздо меньше. Единственное, что острые зубы надо заменить каким-нибудь предметом, который будет служить оружием. Сражаться с оружием в руках всегда лучше, чем голыми руками.

Жар пфыкнул, — «Нет, ну вы посмотрите! Им ещё эту наглую крысу в пример ставят», — мысленно возмутился Жар и так и увидел снисходительно-насмешливую, да прямо скажем, просто глумливую физиономию Алька.

Тренер же продолжал: — Допустим, ситуацию мы оценили. Разберём второй этап «Перехват инициативы». Мы выяснили, что нападающие уверены в своём превосходстве. Иначе не посмели бы лезть. Вот эту уверенность у них и надо выбить в первую очередь. Уверенность, превратившаяся в свою противоположность — крайнюю неуверенность — вызывает страх. Со всеми вытекающими последствиями.

«Война — это путь обмана», сказал тренер, а потом перефразировал «бой — тоже путь обмана». Обратил внимание обучающихся как важно перехватить инициативу, обрушиться на врага внезапно, и что для этого требуется хитрость. Про хитрости он рассказывал долго, ибо хитростей существует много. Так, горсть песка, брошенная в лицо, так же как выплеснутый стакан воды или лучше чего-нибудь горячего, заставит противника отшатнуться, а то и ослепит на несколько секунд. Головной убор, если кинуть его в руки противнику с криком «держи», вызовет непроизвольную реакцию поймать, также подходит и обращение к несуществующим приятелям за спинами нападающих, и вы выиграете время, достаточное, например, для атаки. Вот вам момент удобный, чтобы ударить противника, к примеру, в пах.

— Но не надейтесь на одни лишь хитрости, предупредил их тренер, — Их хватает только для обеспечения внезапности. И воспользовавшись временем, выигранным с помощью хитрости, постарайтесь чем-нибудь вооружиться. Палка, метла, разбитая бутылка, тарелка намного увеличат ваши шансы на победу. Всё, что можно превратить в оружие, открывает путь к спасению.

Первая атака должна сразу выводить противника из строя. Ради быстрой победы следует сосредоточиться на поражении наиболее уязвимых мест противника. Вот как раз про зоны поражения вам должны рассказывать и другие тренера, особенно по рукопашному бою. В принципе, все эти зоны, которые вам будут доступны для удара подходят. Но предпочтительнее — это пах, колени, кисти и предплечья рук. Потому что в бою в первую очередь следует поражать не жизненно важные органы, как то: сердце, печень, горло — а уязвимые места рук и ног: суставы, болезненные места, кости. Если рука не «убита», она будет атаковать снова и снова. «Убив» ногу противника, мы лишаем его не только возможности драться, но стоять и ходить. Поэтому прежде всего, надо «отключать» конечности. Ведь что бы ни пытался сделать с вами противник, он делает это руками и ногами. Выбейте ему колено, и он осядет на землю, тем более не побежит вдогонку. Сломайте пальцы — он не сможет ни ударить, ни схватить, ни пырнуть ножом.

Что касается травмирования, то именно оно по-настоящему надежно выводит противников из боя. И здесь не должно быть недопонимания. Приёмы, не причиняющие врагу существенных повреждений, неизбежно приведут к поражению. Что толку снова и снова бросать противника на землю, если он каждый раз вскакивает на ноги и с еще большей яростью бросается на вас? Какой смысл тыкать в него кулаком, если он только кряхтит в ответ и с удвоенной энергией продолжает вас лупить?

Таким образом, эффективность любого приёма необходимо оценивать степенью его болезненности и тем, с какой надежностью он приводит противника в состояние, не позволяющее ему продолжать бой. Что касается боли, то человек устроен таким образом, что от сильной боли он на какое-то время теряет способность контролировать свои действия.»

Тренер потёр переносицу и сказал:

— Пока у нас говорильни больше получается, но поверьте это явление временное.

Жару захотелось сразу сказать, — «Да говорите, говорите. Нам так приятно вас слушать», — еле сдержался.

Жар, на самом деле, поговорил бы ещё с удовольствием… до самого окончания занятия.

Но тренер продолжил, — Тактическое мастерство формируется путем практики, в процессе учебно-тренировочных занятий, моделирующих настоящие драки.

И они перешли к этой самой практике. Тренер объяснил, что сейчас они будут работать с реальными партнёрами, только намечая удары, и пока только с одним противником. Потом позже, когда они стабильно будут справляться с одним, будут подключены другие два три противника. На следующем занятии будут работать с тренажёрами для постановки полноценных ударов в полную силу.

Дааа. Этот доп, действительно, не был похож на остальные практики, на что втайне надеялся Жар. Ну, а что, ведь если бы одно повторяло другое, то это же попроще было бы. Но попытка отбиться от летящей в лицо тарелки, вряд ли, присутствовала в других практиках, так же как смелые попытки сражаться этими самыми тарелками.

Вообще, сегодняшнее занятие проходило под знаком «тарелки». Например, все узнали, что тарелкой бьют плашмя только наивные придурки, рассчитывающие получить красивый эффект. Её ударная поверхность — край. Удар лучше наносить по мягким уязвимым частям — нос, например. Как раз его нос безвинно и пострадал, когда он изображал бандита, а другой адепт тренировался защищаться этой самой посудиной. Да не рассчитал и не остановил вовремя руку, в результате удар краем тарелки в основание носа над верхней губой и его эффективность Жар оценил в полную силу. Отчего взвыл как раненый зверь и сделав пару оборотов вокруг своей оси, уткнувши лицо в ладони и скорчившись рухнул на землю. Пережив яркую вспышку боли, Жар убедился, что его нос остался на месте, даже не превратился в кровавое месиво и осмотревшись вокруг, увидел, обступивших его одногруппников, прежде всего в глаза бросилось испуганное лицо Тима и особо участливый взгляд ударившего. В принципе, кроме дикой боли, нос особо не пострадал, припухло место удара и всё. Даже кровь из носа не пошла.

А тренер, внимательно осмотрев пришибленное место, бессердечно, пояснил участливо склонившимся над Жаром одногруппникам, что так этот приём и работает, только удар, если его не сдерживать будет ещё сильнее. Надёжно, и на более длительный срок, выведет из строя противника. А если в процессе ударов тарелка разобьётся, будет вообще хорошо. Осколками можно сражаться ещё эффективнее. И только потом пожурил ударившего и сказал, что надо лучше контролировать свои движения, чтобы не нанести травм учащимся.

Дальше они поменялись местами и уже Жар пытался овладеть этим чудо-оружием. Эти сашиевы тарелки, наверно, снится ему будут… в кошмарах.

А тренер объяснял им, что одновременно могут атаковать не более трёх человек, причем их атаки никогда не бывают синхронными. Следовательно, потом они будут учиться выводить нападающих из строя поочередно. И что надо непрерывно и быстро перемещаться, чтобы не превратиться в неподвижную мишень.

А ещё, что если противников несколько, то первым надо атаковать самого опасного из них. Не всегда это самый сильный и рослый. Опаснее других вожаки и агрессивные, настырные противники. Правда оборвав себя, он сказал, что об этом они будут говорить на других занятиях.

Напоследок он сказал, что на следующем занятии они с учётом всего этого будут учиться правильно перемещаться и совершенствовать защитные и контратакующие действия.

Потом наконец долгожданные пол-лучины перерыва и перекус.

Когда Жар взял в столовой положенный ему бутерброд и чай, он понял, как он проголодался. Запивая проглоченный за считанные щепки бутерброд, даже припухшая и саднящая верхняя губа не помешала, он подумал, что не отказался бы ещё от трёх таких же и даже от ляжки кабанчика.

Несмотря на то, что времени до следующей тренировки оставалось совсем мало, выйдя из столовой Жар не пошёл в казарму, а расположился на солнышке, прислонившись спиной к стене, сорвал травинку начал жевать её кончик. Потом задрав голову стал без всякой мысли смотреть на голубое небо, плывущие по нему лёгкие, похожие на птичьи пёрышки облака и ласковое предвечернее солнце. Рядом расположились Тим и Рен. Он был им рад, но разговаривать совершенно не хотелось, только бездумно сидеть и пялится в небо.

Четвёртой и последней на сегодня тренировкой у Жара был «Бой с кинжалом». Сегодня у него была первая тренировка по этому допу. Кинжал — оружие интересное. Но как же он устал. «Понедельник день тяжёлый», — сделал и озвучил вывод Жар. Ему никуда не хотелось. Была б его воля, никуда бы и не пошёл, остался бы сидеть и смотреть на вечернее солнце. Фоном прошла мысль, что может он зря всё это затеял, что может лучше было оставить всё как есть, без этих учёб всяких. Вся эта дисциплина — иди туда, делай это. Может это не его?

В тренировку он всё-таки втянулся, обретя так называемое «второе дыхание». И опять завертелось: стойки, удары, тренажёры.

Наконец, и последняя тренировка закончилась. Он сдал оружие по пояс обмылся и пошёл на ужин. После ужина была самоподготовка примерно три лучины. Где они с друзьями занимались теоретическими предметами. Вообще, многие отрабатывали удары на тренажёрах, но Жару хватило на сегодня физических упражнений. В числе прочего, Жар начал учить «кодекс мужества». Его надо было знать наизусть уже через два дня.

Потом гигиенические процедуры и отбой.

В итоге, как только голова Жара коснулась подушки, перед его закрытыми глазами замелькали «звезда»: слева вверх, справа вверх, слева вниз, справа вниз, выпад. Он отбивал удары тарелками и переходил в контратаку, голос лектора говорил, что голова им ещё пригодится не только как пятая ударная конечность, и требовал освободить её для «кодекса мужества». Мелькали кинжалы, тренажёры, палки, тарелки. Через несколько щепок парень уже крепко спал.

Ему снилось как они с друзьями пришли в кормильню.

Расположившись около стойки у окна, зачем-то перевернули стол, укрылись за ним и со словами «Лучшая оборона — это атака», стали кидать в посетителей, чем придётся.

Жар в процессе боя метнулся за стойку и схватил аккуратную стопку чистых тарелок. И скандируя «кодекс мужества», послал красивым веером, прямо как сюрикены, одну за другой все тарелки с максимальным охватом площади кормильни. Тарелки кончились, усыпав пол осколками.

Откуда-то выбежала здоровенная, смутно знакомая крыса. Вздыбив на загривке шерсть, она остановилась перед Жаром и ехидно, очень узнаваемо оскалившись, сказала голосом Алька: «Ты должен брать пример с меня!». Подмигнула и кышнув на местную кошку, которая по наивности думала, что охотится, скачками понеслась по своим крысиным делам.

Ошалевшая кошка, прижав уши шарахнулась от говорящей наглой добычи в противоположный угол кормильни.

А Жар взял метлу и пошёл наносить в пустое пространство перед собой коляще-рубящие удары: слева вверх, справа вверх, слева вниз, справа вниз…

— Выпад резче! — кричал ему Рен.

А Тим со словами: «Голова — это пятая ударная конечность», — с разбегу врезался ей в только что вошедшего посетителя.

* * *

В дороге

Рыска в оставшуюся часть пути до Ринстана вполне переварила свою встречу с матерью. Попереживавши и передумавши разное, она по этому поводу успокоилась и собой гордилась. Приняв, в принципе то, что мать не идеальная и не слишком её любит, но она её мать. И Рыска к ней относится соответствующе, даже с благодарностью. Принимая своё родство и свою на неё похожесть без былого протеста. И это не позор-позор, и не несмываемое чёрное пятно, которое клеймит и её, и мать, а вот такая жизненная ситуация. У матери были на это свои причины, и что важно, эти причины к самой Рыске отношения не имеют. А потому, это можно принять и идти дальше. И без груза обиды идти оказалось легче.

На радостях, ну и когда у неё всё про их отношения с матерью в голове сложилось и утряслось, да ещё почувствовав — сложилось-то неплохо, она вспомнила про свой уговор по этому поводу с неким вредным саврянином. И поспешила осчастливить Алька свежеприобретённым знанием. Это ж так здорово — помириться с родителями, не обижаться на них и иметь с ними нормальные отношение. Не преминув напомнить, что ему тоже надо этим заняться. А когда вредный отрок не проникся, напомнила, что она-то свою часть уговора выполнила, теперь его очередь. На что Альк неожиданно хаманул, сказав, что может она ещё со своим отцом помирится, в качестве миротворческой миссии. Девушка опешила, а потом расплакалась.

Альк сообразил, что в этот раз перегнул палку, да и раздражение, вообще-то предназначавшееся его отцу, вылилось на ни в чём не повинную Рыску. И соизволил извиниться и терпеть женские слёзы, а не сбежать от них. И даже собирался, как мог, утешить.

Альк с тоской смотрел на безутешно рыдающую в кулак Рыску и чувствовал себя на редкость паршиво. В попытке судорожно вспомнить, что обычно делают чтобы девушка перестала лить слёзы и утешилась, он перебирал один вариант за другим. Секс? Нет. Не сейчас. Повод не способствует, да и условия не очень. Извиниться? Он уже извинился, оказалось мало. Букет цветов? Он мог бы, в принципе, сейчас побегать по лесу и нарвать этой дряни, но это долго и вообще бред. В голове всплыла фраза случайной знакомой, с которой его принудительно знакомили ещё в той, прошлой жизни до Пристани: «Лучшие друзья девушек — бриллианты». Дурацкая надо сказать фраза, как и та девушка, но чего только не вспомнишь в попытке унять девичьи слёзы.

И тут Альк хлопнул себя по лбу и чуть не заорал от радости:

— Саший! Совсем забыл! Тебе же моя мама подарок передала!

В попытке отвлечь и успокоить Рыску, он вспомнил про подарок матери, о котором успел забыть сразу по выезду из замка. Альк быстро подошёл к своей корове, порылся в торбе и достал серьги и подвеску с зелёным камешком. Подошёл к Рыске, и присев перед ней на корточки, одной рукой вытер её слёзы, а во второй протянул подарок.

— Рысь, это тебе. Моя мама просила передать.

Рыска шмыгнула носом и с горечью в заплаканных глазах посмотрела на Алька. Ну, хоть слёзы лить перестала, облегчённо подумал Альк. Воодушевлённый успехом, он переложил подарок в Рыскину ладошку, которую пришлось самому взять, разогнуть сжатые пальцы и вложить туда серьги и подвеску. Затем он ласково взял её за подбородок и погладил большим пальцем по щеке.

— Мама сказала, что ты обязательно должна это носить, что это тебе очень идёт, а ещё, что она мечтала бы иметь такую невестку.

— Правда? — помолчав и ещё раз хлюпнув носом, спросила Рыска.

— Конечно, — ответил Альк и смахнув ещё несколько скатившихся слезинок, достал белоснежный, с фигурно обшитым краем платок и протянув девушке сказал, — Она ещё после твоего побега сказала, что очень жалеет, что ты тогда убежала. Мама надеялась, что мне удастся тебя догнать, поэтому, когда я это сделаю, просила передать эти серёжки с подвеской, и то, что она была бы очень рада видеть тебя в качестве своей невестки. Ты ей понравилась.

Рыска, успокаиваясь, промокнула платком глаза и шумно высморкалась. Альк с неподдельным удивлением посмотрел на свой батистовый с вензелем платок, вздохнул, но ничего не сказал.

Закончив гигиенические процедуры, Рыска рассеянно, не успев задуматься, протянула Хаскилеву собственность обратно. Альк с отвращением отшатнулся от тряпицы, брезгливо сморщив нос.

— Ты что, совсем уже? — возмутился он, с осуждением глядя на девушку.

— Ой, прости, постираю, тогда отдам, — тут же догадавшись о причине возмущения сказала Рыска, быстро пряча мокрый платок в карман.

— Можешь себе оставить, — с таким видом сказал Хаскиль, как будто ему предложили съесть лягушку, оскорбив его этим до глубины души.

— Не поняла. Я что-то не так сделала? — в свою очередь удивилась Рыска. Действительно задумавшись, что в этот раз не так.

— Я не предполагал, что ты будешь сморкаться в тончайшей работы, уникальный батистовый платок, с фамильным вензелем Хаскилей, — высокомерно проворчал младший представитель этой фамилии.

— А зачем ты мне его тогда дал? — озадаченно поинтересовалась Рыска.

— Я думал, ты им только слёзы вытрешь.

— Э-э-э, — девушка даже не сразу нашлась, что ответить, прикидывая: «Это общие для мужчин заморочки, или чисто аристократические?». Потом всё-таки сказала:

— Ну извини, что я оскорбила твой благородный платок, своими весчанскими соплями. Я и не знала, что это покрыло его несмываемым позором.

— Пф! Весчанка! Что от тебя ещё можно ожидать? — не остался в долгу Хаскиль.

Так слегка попререкавшись и восстановив душевное равновесие, они взбодрились, ощутили себя в привычной среде и продолжили обсуждать дела насущные: про подарок, про то, что для его полноценного использования, нужно проколоть уши, про Рыскины опасения по этому поводу. Потом Альк надел на Рыску фамильную подвеску… В общем, они помирились. По поводу договора он сказал, что помнит, но ему нужно время.

Особенно Рыску расстраивало то, что именно она явилась причиной разлада между отцом и сыном. Ей совсем не хотелось, чтобы из-за неё Альк вот так вот, вдрызг рассорился со своей семьёй. И время от времени она всё же заводила об этом разговор. Немного наивно, стараясь сразу не спугнуть и не вызвать обострения, использовала разные хитрости. То издалека заведя разговор о его великих предках, постепенно переходила к конкретному достойному представителю древнего рода, который по счастью является его любящим родителем, а потом и к отношениям между отцом и сыном. То ещё как-нибудь, вызывая у саврянина неизменные вспышки раздражения по этому поводу. Альк отказывался принимать своё счастье, как Рыска ни старалась, правда до оскорблений больше не опускался. «Вот ведь баран упёртый», — думала она. Нет, она, конечно, не тыкала Алька носом в его неисполненный уговор. Просто старалась ненавязчиво напоминать. Иначе, может и забыться… случайно.

И хотя было заметно, что Альк уже пожалел об этом договоре, Рыска в этом вопросе не отчаивалась. Ведь обещание Алька это же — «обещание Хаскиля!», как много раз говорил сам Альк, «а не какое-нибудь весчанское бла-бла-бла». Ну и Рыска в это вообще-то верила, в смысле не в то, что все весчане пустозвоны и им верить нельзя, а про то, что обещание Алька — это не пустой трёп. И переживала только, чтобы это не отложилось уж слишком надолго.

Так они и путешествовали. Иногда мило переругиваясь, мирясь и, в общем, наслаждаясь обществом друг друга.

Путь прокладывал, конечно, Альк. И даже Рыска поняла, что путь этот шёл от её вески не напрямую в Ринстан, а какими-то зигзагами. Они заезжали в разные небольшие городки, как будто специально попадавшиеся на их пути. Когда Рыска про это спросила, оказалось, что она права. Альк пояснил, что они, отрабатывая тсарское задание, заезжают как можно в большее количество городов и городков, а для этого пришлось весьма значительно увеличить путь. Надо было посмотреть настроения в тсарстве и отношение к предстоящему объединению.

Сейчас они заехали в очередную глухомань, как сказал Хаскиль, на самом деле, в не слишком продвинутый провинциальный городишко. Там как раз был ярмарочный день. Оставив коров на коровязи, они двинулись на торжище, где проходила бойкая торговля всякой всячиной. С одной стороны, удобное место послушать, что говорят в народе, с другой, им действительно надо было кое-что прикупить. Крыс в это время спал, удобно расположившись в кошеле у Алька на поясе. Том самом, который Рыска вышивала. Для крыса он подошёл идеально. День был чудесный, тёплый, солнечный и ничего не предвещало никаких неприятностей. Рыске даже захотелось, как когда-то, выступить с помостков со своими сказками. Она, немного смущаясь, спросила об этом у Алька. Тот дал согласие, но после того, как они закончат свои основные дела. И Рыска может развлекаться как хочет, под его присмотром, конечно.

На торжище было весьма людно. Продавцы и покупатели оживлённо торговались. Вокруг звучал разноголосый гул. Альк вслушивался о чём говорят, выцепляя из этой трескотни нужную ему информацию. В глубинке, в отличии от центра и приграничных территорий, народ к объединению относился более настороженно и недоверчиво. От города к городу всё было немножко по-разному, поэтому они, на всякий случай, и проехались по такому количеству населённых пунктов.

В этом городке в толпе можно было услышать примерно следующее:

— Говорят савряне какое-то «объединение» замышляют.

— Да я тоже что-то такое слышал.

— Эти савряне вечно что-нибудь замышляют. Небось, какую-нибудь хитрость придумали.

— И не говори! Гадость замышляют, однозначно! Подлый всё-таки народ.

— Да они даже выглядят Бррр!

— Да не. Что сразу гадость? Наш тсарь женится на их принцессе, вот и объединяемся.

— Вот, да! Войны не будет. Это ж хорошо?!»

— Эх, чует моё сердце, как женится, так и начнутся притеснения ринтарцев.

Судя по высказываниям, настроения были не очень.

Рыску же между тем заинтересовало необычное, раньше ей не встречавшееся животное и потянув Алька за рукав, она спросила:

— Ой, а это кто? — и указала на небольшое копытное животное, гораздо меньше коровы, но крупнее козы, с длинными ушами, смотрящее на всё большими грустными глазами.

— И-а-а-а, —неожиданно и также грустно прокричало существо.

— О-о-о, это довольно редкое ездовое животное. Называется — осёл, — оживился Альк. — Я на таком в детстве катался. У нас в поселении при замке один такой был. Забавное животное.

— Какой милый! — сказала Рыска.

Альк снисходительно фыркнул, и они пошли дальше.

Через какое-то время оказалось, что животное было не такое уж и редкое, по крайней мере в этой местности. Они увидели семью, глава которой вёл под уздцы ещё одного осла, гружённого многочисленной поклажей и ребёнком. А потом издалека ещё одного. По-видимому, здесь это животное пользовалось успехом.

В сутолоке ярмарки они всё-таки разминулись. Альк, внезапно увидевший оружейника со своим товаром, резко свернул в сторону, посмотреть заинтересовавшее его оружие, да и прощупать собственно настроения, думая, что Рыска как обычно следует за ним хвостиком. А Рыска отвлеклась на что-то для хозяйства, и упустила момент, когда Альк резво пошёл в другую сторону.

Внезапно обнаружив, что Алька рядом нет, Рыска растерялась. И то ли её растерянное лицо спровоцировало случившееся, то ли просто звёзды так сошлись, но на неё опять обратили нехорошее внимание какие-то праздношатающиеся зеваки. Сначала они прошлись по Рыскиной полусаврянской внешности, и быстро перешли к оскорблениям и обвинениям в шпионаже. Явно собираясь забавляться и дальше, несмотря на родной ринтарский, на котором несмело отбрыкивалась Рыска.

Для Рыски особенно обидным оказалось то, что немало случайных свидетелей из толпы поддержало её обидчиков. Основная масса, конечно, не обратила на неё внимания. Некоторая часть из тех, кто обратил постарались покинуть место скандала, а часть осталась поглазеть на представление. Но нашлись подзуживающие этих хамов, и, как назло, никого, кто рискнул бы за неё заступился. Толпа, до этого перемещающаяся хаотично, но равномерно, быстро расступилась, образовав пустоту вокруг Рыски и её обидчиков, а по краю круга скучковалась довольно плотно. И люди эти не были настроены благожелательно, скорее жаждали зрелищ. И хотя девушка понимала, что страх и растерянность ей в этой ситуации не помощники, но неожиданный переход от полного благополучия к тому, что всё вокруг против тебя, полностью выбил Рыску из равновесия. Она испугалась так, что потеряла на некоторое время дар речи и способность связно мыслить.

Альк же в это время воодушевлённо общался с оружейником. Разговорить его Альку оказалось нетрудно. У них, как у профессионалов, было много общих тем для разговора. И он искренне увлёкся, рассматривая и самозабвенно обсуждая представленное оружие. Дар здесь работал приглушённо, наверное, поблизости околачивались и другие путники, поэтому от него Альк ничего не услышал. Но завести с оружейником тематический разговор про настроения в городе он не успел. Чуть в стороне от места, где он стоял, раздался шум и довольно громкие крики. А как только он услышал про шпионку, сразу начал озираться, ища глазами Рыску. Не увидев её поблизости, понял, что угадал.

Ну, что тут скажешь? Кто же может быть ещё шпионкой? В общем, Рыску в обоих тсарствах можно выставлять как приманку для проверки на толерантность. Что самое интересное, собственно на саврянина такой реакции не было. Настороженность, отчуждённость, но не это вот. Он отлично понимал, что главной целью зачинщиков было желание безнаказанно полапать и чего-нибудь отобрать у красивой беззащитной девушки, оправдывая это тем, что она шпионка. И что настораживало, они считали это отличным оправданием, и оно сработало. А вот это было уже плохо.

Альк быстро и не церемонясь, с руганью и угрозами разогнал толпу, продемонстрировав, проще говоря, помахав перед носом охранной грамотой Шареса. От шума проснулся крыс и к месту высунул свою любопытную мордочку. Альк же, проведя краткую, но доходчивую политинформацию, задерживаться не стал, не до этого. Запугав всех до нужной кондиции, он быстро увёл девушку с места происшествия.

После этого инцидента Альк решил уже напрямую ехать в столицу. Какой смысл уже разъезжать туда-сюда? С настроениями понятно, статистику он собрал. Если честно, то за Рыску он испугался. Путь выбрал самый быстрый, такой, что им уже до самого Ринстана не пришлось никуда заезжать. Были у этого решения и минусы и плюсы. Хорошо было то, что они доберутся до столицы без задержек, то есть выигрыш в скорости, ну и … им никто по пути не будет мешаться. Что-то за сегодняшний день эти простолюдины его утомили. А плохо, плохо то, что они на это время останутся без благ цивилизации, к которым уже привыкли и ночевать придётся под открытым небом. Ну, да не привыкать.

Решение было принято, и они поспешили убраться из негостеприимного города.

* * *

Рыска, как всегда, проснулась первая. Но на этот раз от холода. Было ещё совсем рано и можно было бы ещё поспать, но мешал холод. Холодно было не вообще, а конкретной части тела, которая осталась без покрывала. Сначала она потянула покрывало на себя, пытаясь укрыться целиком, но этому что-то мешало. Тогда она открыла глаза и поняла, что мешает любимый мужчина. Альк перетянул большую часть покрывала на себя и аккуратно подоткнул со своей стороны. Рыска возмущённо боднула его носом. Мужчина зашевелился и открыв один глаз вопросительно мыкнул. Что означало «Что надо?»

— Покрывало, — хрипло со сна ответила Рыска и показательно потянула его на себя.

Альк сладко потянулся, зевнул, притянул Рыску к себе, и начал неторопливо целовать. Рыска недовольно мыкнула, возмущаясь, вообще-то, тем, что ей по-прежнему холодно, а не собственно поцелуем. Но Альк, по-видимому, неверно истолковал её недовольное «м-м-м» и прервал поцелуй. Невнятно бормотнув, что-то вроде, — «Иди пока завтраком займись», развернулся в другую сторону и опять заснул, забрав при этом у Рыски остатки покрывала.

Рыска аж воздухом подавилась от возмущения. Хотела было навести справедливость, но потом передумала, зацепившись взглядом за валяющуюся невдалеке грязную тарелку. Она вспомнила, что «О ужас!» вчера вечером она совершила непростительную для себя вещь, фактически святотатство. После ужина посуду не помыла, и вообще ничего не убрала, застигнутая врасплох внезапной Альковой страстью. И сейчас надо было срочно с этим что-то делать. И это хорошо, что Альк не проснулся, незачем ему это видеть.

Да, дело не в Альке. Это что ж получается, она позволила себе заснуть, оставив грязную посуду, вот так вот валяться до утра. Ужас какой! Это случилось с ней первый раз в жизни. А ведь её с детства учили, и мать, и Фесся, что это непреложное правило — прежде чем ложиться спать, надо убедиться, что вся посуда чистая, и этим никогда нельзя пренебрегать, потому что стоит один только раз себе это позволить и… В общем-то, никто так и не заканчивал толком эту фразу, но Рыска и так поняла, что это страшное дело — начало падения. Потом покатишься по скользкой дорожке вниз и не заметишь, как окажешься на самом дне. В общем, надо было срочно уничтожить следы этого безобразия, пока не стало слишком поздно…

Рыска села, обхватив колени и зябко поёжилась. Обнажённое тело мёрзло от утренней прохлады. Она начала оглядываться в поисках своей одежды и … её щёки и уши обдало жаром. Одна из частей её нижнего белья беззастенчиво лежала аккурат посередине другой тарелки с недоеденным ужином. Рыска нервно сглотнула. И ведь самое ужасное, что она точно помнила, как сама от неё избавилась, а значит сама её туда положила. Осознав всю глубину своего падения, она порывисто вскочила, схватила бесстыже валяющееся в неподобающем месте нижнее бельё и судорожно сжимая его в руках огляделась.

Поляна выглядела… как бы это сказать … весьма живописно.

По причине отсутствия поблизости городов и даже крупных весок место для ночлега у них было на природе, чего давно уже не случалось. Вчера вечером привязав двух своих коров под деревом, они сначала устроились от них неподалёку. Но потом, когда слишком любвеобильный в тот вечер Альк начал в шутку и не очень хватать за разные места и лезть с поцелуями, Рыске показалось, что коровы на них осуждающе смотрят. Поэтому, дабы её ничего не смущало и не мешало их счастью, Альк согласился перебраться подальше от животных. Так-то они до этого под крышей и в комнатах этим занимались. Альк хоть и покрутил пальцем у виска, но не поленился и перетащил их спальное место подальше. Ну и ужинали они, соответственно, там же. Поначалу у них всё сильно далеко не заходило, они даже поужинать почти успели. Но потом, после какой-то мелочи, оба как сорвались с катушек. В общем чувство жахнуло, по ним со всей силой их страсти. Они отдались ему, сбрасывая всё напряжение прошедшего дня. И Рыске хотелось тогда этого ничуть не меньше, чем Альку. И она отдалась своему чувству, забыв про всё на свете.

Естественно, напряжение они сбрасывали вместе с одеждой и теперь, когда страсти улеглись, утренним взглядом она с интересом и удивлением оглядывала поляну, явившуюся местом действия их бурной ночи. За время путешествия, в основном, благодаря Рыскиным стараниям, они обзавелись некоторым скарбом: кое-какая посуда, кроме котелка появились тарелки и кружки. И вот теперь всё это богатство, вперемежку с одеждой было разбросано по всей поляне. Аккуратно и пристойно, висели только сабли Алька, всё остальное беззастенчиво валялось тут и там в живописном беспорядке. И как-то выглядело это настолько … даже трудно было подобрать слово, но Рыске от этого резко захотелось надеть на себя уже хоть что-нибудь. Чтобы хоть как-то прикрыть свой стыд. Но не одевать же бельё, пролежавшее всю ночь в грязной тарелке. Торбы, в которых была её чистая сменная одежда, остались лежать неподалёку от коров. Ближе всего от неё лежала рубаха Алька и, хвала Хольге, не в тарелках или котелке. Рыска схватила её и с мыслью «Я ненадолго» быстро натянула.

От рубашки слегка пахло любимым мужчиной и защитой. И это странным образом её успокоило. Ей стало в ней тепло, уютно и неожиданно хорошо. Девушка споро собрала разбросанную одежду, аккуратно сложила её по кучкам, собрала посуду, почистила котелок и приготовила всё чтобы отнести к речке помыть. Потом взяла поруганное (ей самой и поруганное, уж как она его ругала) бельё и пошла к торбам, которые остались около коров.

— Ой, мамочки!!! — ошалело воскликнула Рыска дойдя до цели, и злосчастное бельё выпало у неё из рук.

Альк тут же отреагировав на интонацию проснулся и спросил:

— Что там стряслось?

То, что что-то должно было произойти, он догадывался. Тогда ночью … в процессе… Альку, что-то там дар пытался подсказать. Он даже тогда помниться притормозился, но это было не критично, их жизни и здоровью не угрожало, и Альк предпочёл заняться более интересным делом. И вот теперь предстояло пожинать плоды. Оставалось надеяться, что у них не свели обоих коров и не украли все вещи. Хорошо, что деньги и сабли он притащил к себе поближе, поэтому с ними уж точно ничего не могло случиться.

— Тут. Этооо… — очень информативно, зато почти сразу отозвалась Рыска.

Альк встал и как был пошёл посмотреть, что же там за «ЭТО» такое.

Увиденное стало неожиданностью даже для него.

Нет обоих коров у них не свели. Свели только одну, Алькову. Но самое интересное, что теперь на месте его чистокровной скаковой коровы обнаружился, очень похожий на давешнего, симпатичный ослик, который стоял привязанный к дереву и как ни в чём не бывало дремал.

Альк удивлённо обошёл дерево, к которому были привязаны оба животных. Потом ещё раз. И задумчиво уставился на ослика. Ослик, проснувшийся ещё при приближении Алька, и искоса поглядывавший за странными перемещениями голого мужчины, теперь тоже в упор смотрел на Хаскиля. И тот поймал лёгкий оттенок презрения в глазах животного..

«Саший! Показалось», — подумал Альк и выкинул это из головы.

— Да-а-а! Однако, — глубокомысленно протянул он. И отвечая на немой вопрос Рыски добавил, — Украли, — развернулся и пошёл одеваться.

Рыске тоже не нашлось, что сказать. Никаких конкретных мыслей у неё по этому поводу не было. Точнее было много, враз прибежавших в голову. Была даже такая, что осторожнее надо быть в своих желаниях. «Вот давеча, подумалось, что хорошо бы иметь такого же милого ослика. И что?» Но во всей этой кутерьме мыслей не нашлось ни одной которую хотелось бы озвучить. Зато ей было чем занять руки. В общем, они молча занялись своими делами. Альк быстро одев штаны, рубаху он забирать у Рыски не стал, поспешил проверить все ли ценные вещи на месте, и вообще не украли ли чего ещё.

Зачем было совершено это странное преступление Альк не понял. Как совершили было понятно. Они тут с Рыской и двумя коровами так удачно для злоумышленников расположились. Коровы стояли достаточно далеко от их лежанки, и они друг другом были заняты, ни на кого внимания не обращали. Преступники и воспользовались случаем. А вот зачем — непонятно. Ну хотели свести породистую корову, ну увели бы её и всё, зачем было кого-то оставлять взамен? Возиться с ослом, привязывать его, это дополнительные сложности для преступников, и логично было этого не делать. Причём, люди, сделавшие это, не воспользовались, даже тем, что торбы лежали около коров, и далеко от хозяев, они не взяли ни их, ни какие-нибудь ценные вещи оттуда. Альк всё перепроверил. В общем, непонятно.

Через какое-то время молчание было нарушено Рыской.

— Какой ужас! — вдруг воскликнула она.

— Да. И не говори, — поддержал её Альк, — Это была лучшая скаковая корова в хозяйстве моего отца.

Но, если честно, хотя это и была правда, Альк эту корову недолюбливал. Они по какой-то причине не совпали характерами. С этой коровой ему всегда приходилось напрягаться и держать ухо востро. Чуть отвлечёшься или расслабишься и жди неприятностей, которые он не раз огребал. Поэтому, если честно, он был даже рад, что неприятность случилась именно с этой коровой. Ему даже не захотелось бросаться в погоню, чтобы наказать наглых воришек.

Но оказалось Рыска пришла в ужас совсем не по поводу кражи коровы.

— Да, Альк! Как ты не понимаешь. Они же могли нас слышать и, — у неё появился священный ужас в глазах, — Понять, чем мы занимались! А мы же так, в какой-то степени разнуздано себя вели… Стыд-то какой! — Рыска потупилась, слегка заалев ушами.

— Какие глупости тебя волнуют, — назидательно, как учитель непутёвой ученице, сказал Альк. — Во-первых, не разнуздано, а свободно. Ну и пусть завидуют. Тебе-то что?

— С чего это им нам завидовать-то, — убеждённо ответила Рыска. — Представляю, как они плохо про нас подумали.

— Не забивай голову глупостями. А то для умных мыслей места не останется. Конечно, завидовали, — самодовольно ухмыльнулся он, вспомнив ночную оргию. — А плохо, это мы о них можем думать. Это они у нас корову украли. Но лучше вообще об этом не думать, а подумать о том, что нам дальше делать.

Альк надел протянутую ему рубаху. Прежде всего оба решили, что догонять коровьих воров не будут. «Вот и хорошо», — подумал каждый из них, правда по разным поводам. Альк мстительно не рвался возвращать себе свою корову, вспоминая тот случай, когда корова приложила его о дерево сильно повредив лицо в такой важный для него день, да и то, что это была любимая корова отца, плюсов ей не добавляло. И думая, что этот милый ослик выглядит куда более покладистым и беспроблемным, а в городе, да хоть бы даже в Ринстане, они его продадут и он купит корову на свой вкус. А Рыска же не хотела встречаться со свидетелями своего позора. Несмотря на все уверения Алька, ей по-прежнему было невероятно стыдно, когда она об этом думала.

Они опять подошли к подкидышу. Альк, как наиболее разбирающийся в ослах начал вещать с видом знатока:

— Вообще, это очень послушные животные и их ценят за трудолюбие и выносливость. Они, конечно, сильно уступают коровам в скорости, но поклажу могут везти такую же, даже больше.

Он сам, правда, знал только одного конкретного ослика. На котором частенько катался в детстве. Но из того, что ему пришлось ощутить на себе, ослы — это такие степенные и послушные существа, ездить на которых невероятно комфортно. И единственное чего ему в нём недоставало — это резвости. Правда, справедливости ради нужно сказать, что он что-то такое слышал про то, что бывают ослы с упрямым характером. Но этот же, точно не такой. По нему же видно. И вообще, это непроверенные данные.

— Ты не переживай, — подбодрил Альк озабоченную Рыску. — Я его обкатаю, и тогда ты попробуешь на нём поехать. Мне наверно, будет неудобно из-за роста, а тебе как раз. Но если у тебя не получится тогда я сам поеду, — героически согласился с возможными неудобствами Альк. Он, всё-же, чувствовал за собой некоторую долю вины из-за произошедшего.

На этой жизнеутверждающей ноте Рыска оставила Алька одного разбираться с осликом, а сама пошла к реке.

Насчёт покладистости ослика Альк жёстко просчитался — этот осёл характером обладал. Да ещё каким!

Проблемы начались сразу, как только Альк отвязал верёвку от дерева и самонадеянно попытался повести осла за собой. Тот внезапно упёрся и недовольно, громко пожаловался. Альк схватил верёвку и уже с силой потянул упрямое животное за собой. Но ни сила, ни увещевания, не заставили осла сдвинуться с места, он упёрся передними копытами и решил, по-видимому, стоять насмерть.

— Ты, животное! — увещевал осла Альк, одновременно дёргая его за верёвку. — Ты пойми, ты ездовая скотина, а я — теперь твой хозяин! И ты должен меня слушаться.

Ослик не проникся, а в ответ взревел своё «И-а-а-а» громким и невероятно противным голосом. Чтобы покорить упрямое животное, ну, хотя бы повести его за собой, Альк решил его прикормить. Он быстро нарвал пучок какой-то травы под ногами и с видом «благодарности не надо» сунул в морду животному. С коровами это ему всегда помогало наладить контакт. Но тут его ждала неудача. Ослик не оценил его щедрый жест и пожевав угощение совсем чуть-чуть, выплюнул всё с громким «Тьфу!». И так-как Альк неосмотрительно стоял к нему слишком близко, то его «тьфу» долетело до цели, хотя может Альк и не был его целью, но увернуться не смог, и слюнявая зелёная масса попала в видуна.

И тут Альк осознал, как жестоко подставили их похитители. Ему стал совершенно понятен мотив этого странного хитроумного преступления, и то, почему предыдущие хозяева решились на него. Скорее всего, они не были прожжёнными ворами, а возможно даже были вполне честными, достойными людьми. Просто они таким способом хотели избавиться от вредного животного. Возможно продать не смогли или наоборот купили по дурости, но в дороге так намучились, что терпеть дурной нрав животного не было уже никакой возможности. А так как, скорее всего, другого ездового животного у них не было, то они и решились поменять осла на более покладистое и послушное. Его корова, тоже конечно норовистая, но по сравнению с ослом просто паинька. Похитители по всей видимости успокаивали свою совесть тем, что это не кража, это обмен. Это как раз объясняло странное поведение воров и то, что они больше ничего не взяли.

Альк досадливо отряхнул с рубашки остатки травяной жвачки, безуспешно попытавшись оттереть зелёное пятно от неё. Но так просто он сдаваться не собирался. Он срезал хворостину и хорошенько врезал ей по крупу животного. Ишак в долгу не остался и с силой попытался лягнуть обидчика. Только тренированное тело и способности видуна позволили Альку увернуться и не попасть под меткое копыто. При этом осёл посмотрел на Алька так, что тот понял, давешнее презрение в глазах животного ему не почудилось. «Странно», — подумал Альк, — «Никогда раньше не встречал такое выражение морды у безмозглых животных». Прям впору сомневаться, что только крысы могут быть не вполне крысами, потому что гамма выражаемых ослиной мордой чувств была вполне человеческой. Навевая мысли, что может быть и данный осёл не совсем осёл, а человек в теле осла. «Фу, Рыскины сказки», — осёк себя Альк, — «Сказочный принц, ага». И упрямо засопев, он вновь взялся за воспитание осла. Не может же быть, чтобы какой-то осёл переупрямил его — Алька Хаскиля. Но и ослик решил стоять на своём всеми четырьмя копытами.

Подкидыш выделывался, как мог. Во-первых, стоял на месте как придорожный столб, не собираясь никуда двигаться, несмотря на все старания Алька. Во-вторых, лягался и скалил зубы, когда Альк приближался к нему слишком близко. Но делал это так величаво и не суетясь, как будто какая-то назойливая муха к нему привязалась, и он никак не может её отогнать. При этом он так выразительно смотрел на видуна, что впору было засомневаться, кто из них тут истинный аристократ. Потому что ослиная морда ясно давала понять, что благородных кровей тут именно он — осёл, и что плебей в человеческом обличье его невероятно достал своими глупыми претензиями, и он с трудом терпит даже нахождение рядом столь недостойного создания. Хаскиля, почему-то, невероятно злило, что какой-то осёл строит ему такие рожи. К тому же, ишак время от времени подтверждал своё настроение издавая протяжный рёв, который невозможно было слушать.

В довершении всего, когда Альк стоял задумавшись, над способом подчинения непослушного животного, осёл неожиданно плюнул в него ещё раз. На этот раз попал почти в лицо. Саврянин ошалело посмотрел на не в меру смелое или попросту обнаглевшее животное. Выражение морды осла, в которой Альку упорно чудилась насмешка, довершило дело.

От смерти животное спасло только то, что недостойно пачкать благородное оружие в крови какого-то осла. А сворачивать шеи ослам голыми руками Хаскиль не привык.

Когда Рыска вернулась, приведя себя и посуду в порядок и на скорую руку приготовив завтрак, она поняла, что в противостоянии Альк — осёл, побеждает последний. Ослик стоял на том же месте где она их оставила, Альк же находился, по самым скромным оценкам, в бешенстве. Он носился вокруг животного шипя и поливая того бранью, то пиная или хлеща хворостиной по солидному крупу, с трудом успевая отскакивать от пытавшегося его лягнуть копыта, то неистово тянул за верёвку. Альк был в одном из тех своих состояний, когда ему под руку лучше не попадаться. И Рыска смекнув, что её любимый готов уже пришибить бедного ослика, взяла дело в свои руки. Она мягко позвала Алька завтракать, успокаивающе погладив и того, и другого участника конфликта.

Альк испепеляя взглядом животное, наконец отошёл от нежданного подарка судьбы и зло бросил:

— Это самое вредное, упрямое и никчемное животное, с которым я сталкивался! Оно ни на что не годится! Это какая-то пародия, а не животное, — хотел ещё что-то сказать, но поймав Рыскин взгляд осёкся подумав, что Рыске было бы что возразить на это, потому что в сравнении с ним вначале их с Рыской знакомства, ослик всё-таки проигрывал. А про то, на кого пародия, он как-то не подумал.

Рыска же тем временем нарвала сочную молодую травку, выбрав не жёсткую, а наиболее сочную. И с ласковыми словами протянула упирающемуся ослику. Ишак недоверчиво покосился на пучок зелени, обнюхал его со всех сторон и милостиво потянулся к ней, сделав за отступившей девушкой пару шагов. Когда Рыска остановилась и отдала ему зелень, он соизволил откушать её угощение. Оно ему, по-видимому, понравилось больше предыдущего, потому что, когда девушка, не пытаясь тянуть за верёвку, а просто держа её в руке, отошла на несколько шагов, ослик без всякого понуждения направился за ней. А когда она стала укладывать вещи в торбу, он по-хозяйски сунулся мордой туда же, в ответ девушка достала из торбы морковку и протянула животному. Ослик с аппетитом её схрумкал.

Через некоторое время чудо-животное уже мирно шагало за ней, а потом и с ней на спине обходя поляну и было вполне довольно жизнью.

Альк проводил их долгим задумчивым взглядом: «Надо же, у неё, прям, врождённый талант управляться с упрямыми ослами». И вздохнув почесал затылок. На самом деле он был рад, что Рыска избавила его от общения с этим вредным, непонятным созданием, добившись от него долгожданного подчинения. Выйдя из задумчивости, он постаравшись придать голосу как можно более безэмоциональный и повелительный оттенок, неожиданно сказал:

— Ты только не вздумай имя ему давать. Он у нас до первого города. А то опять придумаешь имя, с моим созвучное. Фантазии- то нет. А мне и крысюка хватает, когда ты его по имени зовёшь.

Рыска не стала спорить, погладив безымянного ослика между ушами. Кивнув, она продолжила обходить на нём поляну. Пробовала новое ездовое животное, как на нём путешествуется. Вроде, не сильно хуже, чем на корове.

Затем они споро дособирались. Рыска милостиво отдала свою Милку во временное пользование Альку, сама занявшись воспитанием ослика. Наконец, после насыщенного событиями утра, они выехали на главную дорогу.

В пути осёл больше не доставлял им особых проблем и неприятностей. Рыске, правда, частенько приходилось сглаживать упрямый характер животного. Уж слишком он был привередливым. Он соглашался есть только исключительно свежую молодую травку, если кончик травинки едва-едва начинал желтеть, животное считало такую еду уже непригодной в пищу, морковка с порченным бочком ему тоже не подходила. Поэтому угодить подкидышу было довольно сложно. А если он не получал еды достойного его качества, или обращение ему не нравилось, то он начинал вредничать. Но Алька это больше не касалось, потому что сам он непосредственно ослом больше не занимался, им занималась исключительно Рыска. Но надо признаться, что несмотря на это, осёл продолжал его нервировать. Уже не так как в первый раз, но каждый взгляд на недавно обретённую собственность вызывал лёгкое раздражение. Что-то в нём Альку категорически не нравилось. А когда они с осликом оказывались один на один, без Рыски, то у Алька возникало абсолютно иррациональное желание состроить тому рожу или сделать какую-нибудь мелкую пакость. Он еле сдерживался.

Рыска же, напротив, к безымянному ушастику привязалась. Он ей казался совершенно очаровательным. Она с лёгкостью принимала его особенности. И она не понимала, почему Альк недолюбливает это милое создание, ведь они были даже чем-то похожи.

Оставшуюся часть пути они преодолели без особых приключений, хоть и не так быстро, как Альк рассчитывал.

* * *

Ринстан

Вот наконец Рыска с Альком въехали живописной группой, в столицу. Альк на трëхцветной Милке, Рыска на ослике. Альк слегка поморщился, вспомнив свою давнишнюю мечту. Даже не мечту, а так, картинку, как он въезжает то в одну, то в другую в столицы тсарств на нетопыре. Не то, чтобы это имело для него серьёзное значение. Он даже не понял, с чего вдруг, это его задело. Наверное, на контрасте с тем, как они въехали. Да, хаскилева гордость почувствовала себя уязвленной.

Рыска думала, что они сразу после въезда в столицу поедут к Крысолову, чтобы узнать про Жара. Может, и заночуют у него. Но у Алька планы по этому поводу несколько отличались. Идею остановиться у Крысолова он отмёл начисто. И им пришлось в начале искать подходящую для жилья комнату. Так как они предполагали задержаться здесь надолго, то поиск удобного и приемлемого варианта Альк Рыске не доверил.

После того, как они нашли и заселились в устроившую привередливый, почти как у ослика, вкус Алька комнату, на первый план вышел вопрос как раз об этом самом ослике. Для его решения надо было, взяв с собой животное, сходить туда, где обычно продавали скаковых коров, но можно было попробовать продать и их ослика. И если не продать, так узнать там обстановку. Они отвязали ослика и направились в нужном направлении.

— Ну что? — старательно пряча ехидную улыбку спросил Альк. — Может сразу отдадим его на скотобойню? Это проще и быстрее будет.

— Неет!!! — не обманула его ожидания Рыска и повисла у ослика на шее, заставив того озадаченно и с опаской посмотреть на ранее, вроде, бывшую всегда адекватной хозяйку.

— Альк! Как ты можешь такое говорить?! Он же живой. И ... и вообще ! — возмущению её не было предела.

— Дурочка! Я пошутил, — уже открыто скалясь сказал Альк. — Но неужели тебе не жалко потенциальных покупателей? Они же с ним намучаются. Если кто-то вообще на него позарится.

— Чего? Каких покупателей? — успокаиваясь проговорила Рыска.

— Ну, будущих, возможных, — привычно объяснил Альк.

— Да он хороший, ласковый ослик, — горячо заговорила Рыска. — Просто его содержание имеет некоторые особенности. Он любит ласковое обращение и качественную еду. Я расскажу об этом покупателям, и всё будет хорошо.

— А если покупатели не захотят выполнять эту тысячу требований?

— Ничего не ты… — начала было Рыска, но осеклась и испуганно спросила, — Ну мы же не будем продавать его кому попало?

Потом, оправившись от неожиданного испуга, Рыска начала думать в том направлении. И тут же начала загибать пальцы, — И вообще, я сама их выберу. И только если они согласятся выполнять определённые требования… И за мной остаётся право решать продавать нашего ослика им или нет.

— Ага! Это не продажа получится, а аттракцион «Отдам в хорошие руки». А то ещё и доплатить придётся, чтоб взяли. Только имей в виду, что я намерен выручить за него не меньше половины суммы для покупки коровы.

— При чём тут «аттракцион» вообще? Ну не можем же мы его продать первому встречному? Вдруг он (в смысле новый хозяин) не справится? И «руки» действительно должны быть подходящие.

— О, Хольга! — возвёл глаза к небу Хаскиль.

Но вопреки опасениям той и другой стороны, ослика удалось продать довольно удачно и неожиданно быстро. Конечно, Альк поучаствовал в выборе покупателя, которому стоило предлагать животное. Покупателем оказался успешный купец, которому нужно было некрупное ездовое животное, которое можно было бы использовать и для перевозки вещей на продажу, и чтобы детей можно было, когда перевозить, когда покатать. Преимущественно для детей, а для детей корова высоковата была. Своих животных мужик по его рассказам любил, со списком требований оглашённых Рыской почти согласился. Так, поспорили по паре пунктов. В общем, требования покупателя не смутили, цена тоже. Смутило его только отсутствие имени у столь любимого и, чего уж там, балованного животного. Рыска покосившись на Алька сказала, что зовёт его «ушастик», но они могут подобрать ему более подходящее имя.

Прощание вышло тёплым. Даже Альк потрепал серого упрямца по загривку. Рыска после прощания, даже взгрустнула напоследок и посетовала, что они не могут оставить его себе.

После успешной продажи ослика, столь же быстрой покупки новой коровы, к сожалению, не случилось. Подходящей не нашлось. За коровой Альк решил вернуться в другой день. Не к спеху же.

Довольные удачной сделкой, они пошли гулять по городу. Рыска, конечно, уже много где была и немало повидала, но любопытство её от этого никуда не делось. В Ринстане она была первый раз, и ей было интересно посмотреть на свою столицу. А так как Альк здесь семь лет учился, ему было что рассказать и показать. Альк повёл её в направлении к центру. Когда они проходили не слишком интересные, даже довольно мрачные кварталы, он рассказал ей пару городских легенд. По-большому счёту, просто страшилки, но Рыске понравилось. Альк, показывая ей Ринстан, подтрунивал и над ней, и над ринтарцами с их любовью к пышным формам и некоторой аляповатости. Ближе к центру эта любовь становилась всё заметнее. Альк обращал её внимание, то на то, то на другое.

— Ой, Альк, а вон то, что за красивое здание с белыми колоннами? — спросила Рыска, указывая на стоящее впереди здание необычной архитектуры.

— А, это, — с лёгким налётом высокомерия отозвался Альк. — Это университет здешний.

Рыска вспомнила свою учительницу по изящной словесности. Она говорила, что преподаёт в саврянском университете. Ну, саврянский, ринтарский, разница, наверное, небольшая. И ей стало любопытно, что за университет такой.

— Там разным наукам учат? — почему-то оробев, спросила Рыска.

И после безразличного «Ну, да» Алька, покусав губу всё же спросила, — А можно туда зайти посмотреть?

Альк хмыкнул, и выгнув бровь, несколько щепок оценивающе смотрел на девушку. Рыска аж не выдержала и потупилась, чуть-чуть покраснев ушами. А Альк, сделав равнодушное лицо, сказал: — «Да не вопрос. Зайдём».

Рыска впечатлилась храмом науки. Поинтересовалась чему тут учат и кого, Альк на это любезно показал ей список факультетов. Попутно разъяснив, что образование может получить любой желающий, при наличии нужной суммы денег, ну, и мозгов, конечно.

Девушка удивлённо смотрела на всё своими большими жёлто-зелёными глазищами. Там было много интересного и непонятного. Рыскин взгляд сразу упал на факультет «Изящной словесности». Но пойти туда при Альке она всё же не решилась. Побоявшись, что тот её засмеёт. Поэтому, немного помялась и развернулась к выходу.

Выйдя из университета Альк решил зайти к Крысолову, раз уж они тут неподалеку оказались. И через некоторое время их взглядам предстало ещё одно учебное заведение.

— «Пристань», — через губу бросил видун, и как будто зловещая тень легла на его лицо.

У Рыски тоже холодок пробежал по спине. На первый взгляд, конечно, ничего зловещего в той группе зданий, огороженных забором, не было. Здания и здания, если не знать. Но ни у одного из них «Пристань» добрых чувств не вызывала, и они постарались быстрее оставить её позади.

Крысолов жил недалеко от Пристани. Пришли, а его нет. Альк предположил, что он в разъездах. Может завтра появиться, а может и через неделю.

Они пошли обратно. Когда проходили мимо учебных корпусов, Рыска подумала, а вдруг Альк вынужден будет снова обратиться в Пристань. От ужаса её пот холодный прошиб. Стало ужасно страшно. В смелости своего мужчины она не сомневалась, а вот чем это для него может закончится... К тому же, ей не вовремя вспомнилась третья сила, из-за которой их свадьба отложится. Рыска тут же остановила Алька и начала просить его никогда не ходить в Пристань. И предложила, если что-то надо, она сама туда сходить может. Про Крысолова спросить, или забрать чего. Она, мол, путников не может заинтересовать, у неё же дара нет. А ему туда нельзя, мало ли что они захотят с ним сделать. Но Альк очень рассердился на её предложение. Так и засверкал своим жёстким и грозным взглядом. И ругался очень неприлично. Наговорил всякого. Рыска опять покраснела и почувствовала себя дура дурой. Выплеснув на неё своё недовольство, он успокоился и сказал, что никто в Пристань ходить не будет. Не дурак, чтобы туда соваться, но и для неё это может оказаться небезопасно. Потому что, в принципе, известно, благодаря кому у него получилось разорвать связь и освободиться. Её могут опознать, и, действительно, мало ли что, сделать. В назидание, например. Они же в своей вотчине. И потребовал от Рыски пообещать, что она и носа своего туда не сунет. А Крысолова можно и так дождаться. Они же никуда не торопятся. У них ещё свадьба… то есть две.

Они ещё побродили по городу. Где что находится, Рыска примерно поняла. Потом посомневавшись, они всё же решили разделиться. Альк хотел отправить её прямо на постоялый двор, где они остановились, а сам пойти по своим делам. Но Рыска воспротивилась и сказала, что она ещё хочет погулять. Альк решил, что Ринстан всё же столица, и город более-менее просвещённый, и на полукровок тут кидаться не будут, потому как не раз видели. И ещё раз проверив, что Рыска знает куда идти и не потеряется, дав чёткие распоряжения, куда ходить, куда не ходить, оставил девушку в парке, а сам ушёл по своим делам.

Когда они разделились, Рыска в парке рассматривала клумбы с цветами, фигурно подстриженные деревья и скульптуры, стоящие вдоль парковых дорожек. Ой, последние и вправду, ну, … не совсем приличные. Но как только Альк скрылся из вида, ноги сами собой споро повели её в сторону университета.

* * *

Вернувшись в университет, она уже целенаправленно пошла к дощечке с информацией о факультете «Изящной словесности», а потом в указанную там комнату. Прежде чем войти, Рыска придирчиво оглядела себя. Ведь там, наверное, сидят учёные мужи, может профессора какие. Убедившись, что выглядит она вполне прилично, хоть и по-походному. Но все вещи чистые. В своё время выбранные Альком, а его вкусу она доверяла. К тому же, она не на занятия пока. Постаралась вспомнить, чему так старательно учил её Альк с его этикетом, чтобы соблюсти все правила приличия. Чтобы, случайно, не вылезла из неё весчанская неотёсанность. Затем отряхнула с себя несуществующую пыль и вошла.

Разговор с сидящими там, очень милыми, кстати, людьми, позволил выяснить несколько интересных вещей. Прежде всего, что денег на учёбу в университете ей хватает. Даже если заплатить сразу полностью за всё обучение целиком. И на это уйдут не все её пятьдесят златов, и даже не половина, а меньше. Вообще-то, платят чаще по полгода. Учатся там пять лет. Занятия должны начаться через месяц. И она вполне могла бы поступить сюда на обучение. У неё аж кончики пальцев закололо от мысли, что она может здесь учиться. Ей думалось, что всё как раз удачно складывается. Она могла бы приступить к обучению уже в этом году. Правда, до начала надо пройти вступительные испытания. Несмотря на то, что учёба платная, брали туда не всех. Тут как раз ей этот месяц и пригодится для подготовки. Но одна она принимать это решение не хотела. Всё-таки надо посоветоваться с Альком. Раз они теперь одна семья (ну станут же), значит эти пятьдесят златов теперь не только её, а общие. А так как сумма на обучение нужна немаленькая, надо обязательно вместе принять это решение. К тому же, там есть разные схемы оплаты. В этом он точно лучше разбирается. Да и подготовиться поможет. Но, прежде чем говорить Альку, она должна побольше узнать и принять решение, что же она хочет. И точно ли она хочет именно этого. Поэтому, она всё подробно поспрашивала что и как там изучают. И чем больше она спрашивала, тем больше ей туда хотелось. И её всё-всё устраивало. Правда она переживала за вступительные испытания, но верила, что сможет подготовиться.

Выйдя из комнаты после беседы, она счастливо улыбалась. Ей было приятно и то, что она вроде бы всё правильно сделала и даже умудрилась понравиться господам учёным, которые с ней говорили. Но больше всего её грела мысль, что она будет здесь учиться. Теперь ей предстояло отстоять своё решение перед Альком.

Она долго обдумывала, как обосновать Альку то, что ей необходимо учиться. И пока шла, и когда вернулась в съёмную комнату, придумывала разные доводы этого. Поэтому, как только Альк вернулся, она сразу, не откладывая, огорошила его своим решением и принялась горячо доказывать, насколько необходимо ей получить образование.

— «Нет, не ту фигню, что у коровы».

— «И что ты ржёшь, между прочим?»

И думая, что ну вот оно, началось, приготовилась к тому, что Альк против и сейчас начнёт жёстко высмеивать её затею. Вроде того, что «зачем женщине образование?», «Только напрасный перевод денег», «И всё-равно, всё впустую. Женщина же. А их уровень это — «Да», «Нет», «Фи», «О-о-о», «Неужели», «Хи-хи». Она уже серьёзно приготовилась отстаивать свой выбор. Приняв соответствующее выражение лица и открыв было рот, Рыска готова была уже ринуться в бой, но…

Но неожиданно столкнулась с тем, что Альк оказался совсем не против получения Рыской университетского образования. Он был немного удивлён, но похоже доволен, а ёрничать он стал совсем по другому поводу. Не над собственно образованием, а над выбором факультета, называя его «бла-бла-бла» факультетом. Он даже попробовал её переубедить. Не слишком настойчиво, правда. Но на «Изящной словесности» Рыска стояла твёрдо и непоколебимо, даже не особо утруждая себя аргументами. Так-то она их заготовила, но для отстаивания нужности учения вообще, а на «Изящную словесность» просто хотела и всё.

Принятое Рыской решение Алька порадовало. Что стало ясно, когда они сели ужинать. Он достал бутылку вина, жутко хорошего по его словам. И предложил отметить это событие.

Возвращение Крысолова они ожидали, проводя дни в многочисленных хлопотах и делах. Им, а особенно Альку, на ближайшее время предстояло много разнообразной суеты. Начиная от того, что надо было проколоть Рыске уши, до организации свадьбы. Кроме того, купить корову, подготовить Рыску к вступительным испытаниям и т. д. И это ещё Шарес с Исенарой не приехали.

Подготовку к поступлению Рыска решила не откладывать в долгий ящик. Альк сходил, узнал требования, прикинул, что всё реально. И они приступили. В последующие дни стало понятно, что Альк, кажется, нашёл следующую тему для своих шуточек, на которой он собирался оттачивать своё чувство юмора. Это оказалось горячо отстаиваемое Рыской «бла-бла-бла образование». Именно так он его в последнее время и называл. Несмотря на внутреннее одобрение её решения, внешне он продолжал высказывать пренебрежение к нему. Не отказывая себе в удовольствии позубоскалить. Поначалу Рыска довольно остро реагировала на его подколки, а потом научившись отвечать, стала реагировала куда спокойнее, с лёгкой ноткой снисходительности. Вроде, «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало». И своё «бла-бла-бла», точнее «изящную словесность» в обиду не давала, в ответ нападая на его бесчеловечную «мерзкую Пристань» называя её «мельницей судеб». Про «мельницу судеб» Альк даже не спорил. И в словесных перепалках про нужность того и другого, Рыска смело стояла за словесность. Говоря, что «словесность» поэзия и проза, она пробуждает в людях добрые чувства, и направлена на воспитание души. Не зря же она с саврянкой занималась. А его Пристань «ужас что с душами, тех же путников, делает».

Как-то Рыска вполне серьёзно спросила его, не собирается ли он опять пойти в Пристань, чтобы путником стать? Может не сейчас, а потом когда-нибудь, когда всё позабудется? И не в эту, а в другую какую-нибудь, в саврянскую, например? И очень была рада тому, что он ответил, что не собирается, и ответ его звучал очень категорично.

А в один из вечеров, когда у Алька было разговорчивое настроение, он, уютно обняв Рыску, изложил ей свои мысли по поводу Пристани. Чтобы она уже не беспокоилась по поводу, что он туда когда-нибудь захочет вернуться.

Он сказал, что, хотя, конечно, пути Хольги неисповедимы, но путь в Пристань ему заказан.

Он говорил ей: — Если я не хочу превратиться в крысу. А я не хочу! Поверь! Я туда не вернусь.

Далее Альк сказал, что наставники не стали делать его путником, потому что не могли его контролировать. И дело не в том, что конкретные наставники, проголосовавшие за превращение его в крысу, плохие, нет. Просто противоположное решение нарушило бы, по-видимому, принципы Пристани. И тут неважно какая Пристань, ринтарская, саврянская, принципы у всех одинаковые.

— Дело в том, что им не нужны лучшие, им нужны верные, — Альк замолчал, ненадолго задумавшись.

— Я был тогда молодым и глупым и этого не понимал.

Он говорил, что стань он путником и войдя в силу, он стал бы слишком независим. А им таких не надо.

Вообще, он в тот вечер много говорил об этом, Рыске показалось не только, чтобы её убедить, но и для себя. Ему зачем-то это было нужно. Ему оказалось важно высказаться кому-то близкому по столь важному для себя вопросу. Несмотря на то, что Альк говорил спокойным, даже тихим голосом, Рыска чувствовала его напряжение и боль.

— Да я теперь и сам понимаю, для них это было неприемлемым, — продолжал Альк. — А теперь, после того, что я сделал… Мы сделали… Они тем более мне не поверят. Не поверят в мою преданность. И они убедились, что меня не контролируют.

Они никогда не сделают меня путником… У меня и раньше было мало шансов. Они же понимали от чего я убежал именно в Ринтарскую Пристань. Я убежал от влияния, в том случае дедова, а вообще — от любого. Я хотел независимости, и это… ну было, наверное, понятно. И со временем я не изменился. Наоборот. Им такие не нужны.

Он печально покачал головой.

— Так что шансов, что меня сделают путником и тогда было мало, а сейчас их нет абсолютно. То, что я совершил — это табу.

Крысолов он немножко романтик, да. Но он им безусловно верен. Как и мой дед. А я нет. И я ясно дал им это понять. Они никогда не простят того, что я сделал. Неважно сколько лет пройдёт.

Они только с Райлзом ошиблись, он тоже оказался им не верен. Ошибаться они, конечно, ошибаются. Но я-то этого и не скрывал. У меня не было шансов на самом деле. Крысолов он похоже действительно верит, что может быть по-другому.

Я нет!

То, что он сказал, его выверенные логичные, но полные горечи слова, пробежались холодными крысиными лапками по душе Рыски, опять вызвав протест против бесчеловечности Пристани. Нет, ну как так можно? Рыска не знала, что сказать, только прижалась к любимому покрепче.

* * *

А в это время в замке, в круглом кабинете Кшиштофера Хаскиля сидел его давний друг, и между ним и старшим Хаскилем происходил оживлённый диалог. Вислав пришёл с пол-лучины назад, и они всё это время обсуждали животрепещущую для обоих тему — ринтарцев.

Вислав жил в соседнем замке, находящемся сравнительно недалеко от замка Хаскилей и кроме того, что они были ближайшими соседями, их связывала многолетняя дружба. Они были почти одного возраста, вместе учились, примерно в одно время начинали свою карьеру, правда, по разным направлениям, также в одно время входили в силу. Ну и немало помогали друг другу. Кроме этого, они были почти родственниками. У Виса было два сына и так случилось старший, Лех, был женат на дочери Хаскиля и Таш носил фамилию Вислава (фамилия, конечно, язык сломаешь). В общем, обычная история. Кшиштофер и Вислав часто делились друг с другом сокровенным, как личным, так и политическими взглядами, обсуждали порядки в стране, законы, то чем не делились с другими. Они знали, сказанное за пределы их кабинетов не выйдет, будет понято так как нужно и не будет использовано во вред, за столько лет убедились в этом. Они понимали друг друга. Настолько близкий друг у Кшиштофа был всего один. Оба дорожили этой дружбой и доверием, которое было между ними.

Сейчас они говорили о пассии внезапно объявившегося будучи уже оплаканным сына хозяина замка. Точнее говорил в основном, конечно, Кшиштофер, Вислав больше слушал, лишь иногда вставляя свои замечания. Кшиштоф рассказывал, что не успел он нарадоваться внезапному возвращению сына, как подлая ринтарская полукровка, увязавшаяся за ним, просочилась в их семью, и одурманив его сына, утащила его в свой, трижды клятый Ринтар. И ладно бы из знати была, а то так, выскочка какая-то, без роду без племени.

— Любовь у них видите-ли! А, ведь, я с ней разговаривал, объяснял, что такой брак поломает моему сыну карьеру и жизнь. Если бы она хоть немного его любила, она бы ко мне прислушалась, уехала и не цеплялась бы за Алька. Но ей, по-видимому, наплевать и на его карьеру, и на положение в обществе и на самого Алька и его поломанную жизнь! Решила просто воспользоваться моим сыном для достижения своих целей, а что с ним станет, что он из-за этого брака потеряет, ей всё равно. Ведь она ему и близко не ровня. Ты только подумай, она даже не благородного происхождения! А туда же, фамилию Хаскиль захотела. Неслыханная наглость! — запальчиво говорил Кшиштоф.

Он замолчал, задумчиво глядя перед собой остановившемся взглядом и тихо, и как будто неуверенно продолжил:

— И ладно бы только это. Она же его в свой Ринтар утащила. Он же только-только из этого злосчастного Ринтара вернулся в родное гнездо. И тут, — его голос опять сделался громким и обвиняющим, — Не успели ещё у матери слёзы радости на глазах обсохнуть, как он, скаканул за этой пигалицей, махнувшей хвостом, и умчался из родного дома опять в её Ринтар. Даже не попрощался паршивец. Опять бросил семью. Ну ты подумай!

Потом его голос опять стих и в нём зазвучала искренняя обеспокоенность, — Его уже так долго нет. Боюсь он там решил остаться. И как-то мне так беспокойно из-за этого. Тревожно, как бы они с ним опять чего-нибудь не сделали.

Увлёкшись Кшиштофер от ринтарской полукровки перешёл на ринтарцев и Ринтар говоря о своих застарелых полуосознанных страхах. О том, что ринтарцы чуть не отобрали у него сына навсегда. Причём не просто отобрали, а унизительно и подло, чуть не уничтожили и что тому чудом удалось спастись. Удобно не вспоминая о той, благодаря кому сыну удалось спастись.

— Хоть я и не люблю эту Пристань в принципе, — говорил старший Хаскиль, — Но считаю, что в Саврии бы такого не произошло.

— Зря, конечно, он им поверил, — горячо поддержал его Вислав.

— Точно! — воодушевлённый дружеской поддержкой зло продолжил Кшиштоф, — Он разорвал ради них семейные узы и отказался от своего положения в обществе. У него же здесь было замечательное будущее и блистательная карьера! Ну да ты знаешь. А они отплатили ему чёрной неблагодарностью, фактически уничтожив. Хотя я уверен, он и у них был лучшим учеником.

Хаскиль горько покачал головой вспомнив, то время, когда он узнал о случившемся с Альком по окончании учёбы.

Вислав сочувственно кивнул, сказав, что ринтарцы вообще не знают благодарности, и не заслуживают доверия. Наверняка и к Альку отнеслись предосудительно, потому что он саврянин.

Так слово за слово они перешли к обсуждению ринтарцев. Каждый спешил высказать всё что накипело. Оказывается, и у Вислава были свои обиды на ринтарцев.

Получив возможность высказаться по больной проблеме, да ещё и получив в ответ поддержку, Кшиштоф расслабился и пропустил в разговоре опасный момент, после которого разговор свернул куда-то совсем не туда и пошёл в опасном направлении. От простого ворчания на предстоящие изменения и новую власть, собеседник перешёл к чему-то, что должно отвернуть Ринтар и Саврию друг от друга.

Неожиданно осознав о чём говорит собеседник, Кшиштофер похолодел. Попахивало заговором знати. Его эмоциональные высказывания о ринтарцах, а точнее о ринтарской девчонке, посмевшей предъявить права на его сына, ничего общего не имели с тем, что говорил сейчас Вис. Это же совсем другое. Слова собеседника, высветили в новом свете всё то, что накопилось в его душе. В этом безжалостном свете всё стало чётче, резче и он как бы увидел всё то, что его волновало под другим углом, по-новому. И, честно говоря, мелковато оно было по сравнению с тем, что он сейчас услышал.

Да он не слишком любит ринтарцев и Ринтар, но положа руку на сердце, это из-за Алька, и касалось это прежде всего его девчонки. И связано, ну если быть с собой уж до конца честным, со страхом потерять сына. К ринтарцам, в принципе, он никаких особых претензий не имеет, кроме сына. Ну люди как люди. И некоторые их представители вполне достойны занять достаточно высокие посты во власти, да потеснив при этом некоторых, недостаточно соответствующих этим местам саврян. Но никогда, даже в страшном сне он не хотел сейчас, чтобы разразилась новая война с Ринтаром. Да и воссоединение Саврии с Ринтаром — это благо для обоих стран. Удачное политическое решение, выгодное обоим тсарствам, особенно сейчас. А конфликт и разругаться вдрызг, это сейчас наверно худшее, что может произойти. И в этом случае война неизбежна. И хотя для Виса война — это профессия, но неужели он не понимает, что это катастрофа? С каждым словом друга, у Кшиштофера как-будто ломалось что-то внутри. Это — катастрофа! Надо срочно остановить его!

— Постой! То, что вы хотите сделать, ввергнет наши тсарства в пучину новой войны, и эта война будет гораздо более кровавая, чем предыдущие. И ты хочешь сказать, что это будет благо для нашего тсарства?!

— Мы не боимся войны. Наша армия сильнее ринтарской. Мы же никогда их не боялись, с чего бы нам бояться их сейчас?! — фыркнул Вис.

Ну что ж, вполне в стиле военного, с тоской подумал Хаскиль.

— Да сейчас война не принесёт нашей стране ничего хорошего, только сильно ослабит. И это в том случае, если мы выиграем. А ненависть к нам ринтарцев возрастёт в разы, после того-то как они поверили в наши благие намерения. А кровная месть, знаешь ли, страшная штука. Таким образом вы своими действиями отрежете даже возможность примирения.

— Кшиштоф, ты не прав. Да возможно нам придётся нелегко, но примирение с ринтарцами и их благие намерения — это миф. Они и сейчас не испытывают к нам ничего кроме ненависти. Поэтому в отношениях ничего не изменится. Не веришь? Проедься по их городам и вескам. Ты встретишь там всё ту же неистребимую вражду и ненависть. Сейчас они притихли, но не более того. Они ждут подходящего времени, чтобы воспользоваться нашим доверием и исподтишка взять над нами верх. Их знать уже готовится занять ключевые посты в объединённом тсарстве, их тсарь готовится стать верховным тсарём объединённого тсарства, их соглядатаи будут на законном основании следить за нашими наместниками, министрами и т.д.. И тогда вернуть наши позиции будет гораздо сложнее. А про нашу слабость, это не более чем пораженческие речи. Мы сумеем победить Ринтар, это я тебе как военный говорю.

Сердце старого Хаскиля сжалось от переживаний за своего сына, хотя он и понимал, что Вис сильно преувеличивает отрицательное отношение ринтарцев к саврянам, хотя в какой-то степени, надо признать, в этом он был прав. Поэтому отодвинув на время вопрос об отношении представителей двух тсарств друг к другу, он опять перешёл к войне.

— К тому же никто не поручится, что войной с Ринтаром всё ограничится, увидев наше ослабление, нас скорее всего пожелают испытать на прочность и другие соседи, желая урвать свой кусок пирога, — продолжал доказывать Хаскиль.

И тут старший Хаскиль неожиданно понял, что ничего против ринтарцев не имеет. Люди как люди. Ну так, может быть к одной конкретной полукровке. И то в свете открывшейся ему информации и возможности новой войны его сильно отрицательные чувства к пассии сына как-то измельчали, показались надуманными и незначительными. По поводу отрицательного отношения, как ринтарцев к саврянам, так и саврян к ринтарцам, да, сейчас это есть, но, в общем то, это дело времени и умелой политики. Уж ему ли об этом не знать.

И Хаскиль предпринял ещё одну отчаянную попытку воззвать к разуму и благоразумию старого товарища.

Между ними завязался спор, сколь бессмысленный, столь и беспощадный.

Вислав как будто слушал слова, но не слышал их. Он отвечал, как будто заученными фразами. Там, где он не знал, что возразить на аргумент Кшиштофера, он мог процитировать, по-видимому, своего лидера. Все аргументы разбивались о то, что ринтарцы — это воплощение зла, хитрости и коварства, порождение Сашия. Что никогда им не сравняться с саврянами, и нельзя допускать равных прав с ними. Иначе это принесёт неисчислимые беды саврянам и Саврии.

На протяжении всего спора Кшиштофер пытался понять, что же ему теперь делать. Ситуация была настолько паршивой, что правильного решения просто не существовало. С доводами Вислава он был не согласен, их планы приводили его в ужас. Попытка переубедить друга не удалась. В принципе он даже частично понимал те чувства, что двигали другом. Также он понимал, то что чтобы он ни сделал, это будет предательство. Если как положено законопослушному гражданину, главе рода, приближенного к тсарской династии, донесёт на друга, он выполнит свой долг перед тсарской семьёй и Саврией, но при этом предаст друга. И он не имел иллюзий, что сделают при этом с другом. А если не донесёт, то предаст свою страну, свой род, дело всей жизни, в общем, всё чем он так гордился всю свою жизнь. И приняв очень непростое для себя решение, Кшиштоф торопливо прервал друга на полуслове.

— Вислав, стой! Всё, молчи! Я не хочу больше ничего об этом слышать! Никаких имён, и конкретики. Не хочу знать, как вы собираетесь это делать. Давай договоримся, ты ничего мне не говорил, я ничего не слышал.

Наступило тяжёлое молчание. Вислав поняв, что неправильно расценил предыдущие речи друга и сказал ему слишком много, помрачнел. Он поднял тяжёлый взгляд на Кшиштофера и смотря ему в глаза спросил: — Значит, ты против нас?

Выдержав этот взгляд Хаскиль молча кивнул.

— И что теперь? Что ты намерен делать? — сухо спросил Вислав. Что что, а держать удар он умел.

— Вислав. Я не буду скрывать, я категорически против того, что вы задумали, но во имя нашей дружбы, то что ты мне сказал, останется между нами. И хорошо, что ты не успел сказать многого. Я должен рассказать о заговоре. Но… Я не могу… Не могу быть твоим палачом. Но прошу тебя, одумайся. То, что вы задумали чудовищно. Чудовищно неправильно.

В принципе Кшиштоф не верил, в то что у заговорщиков что-нибудь получится. Но это само-собой не отменяло предательства от сокрытия информации. К тому же он прекрасно понимал, что грозит Вису, когда всё вскроется. Нервно сглотнув Кшиштофер продолжил:

— Я не сдам вас. Единственное, что я могу и буду делать, попробую отговорить тебя от этого безумия. И буду надеяться, что у вас ничего не получится. — «А если вам это всё же каким-то чудом это удастся, мне останется просто убить себя», — подумал он про себя, не став добавлять это вслух. — Буду надеяться, что у вас не получится даже начать, что-то делать, что замысел умрёт на корню. Потому что если не получится, когда вы уже начнёте, то я думаю ты сам понимаешь, что грозит зачинщикам. Я прошу, если ещё не поздно откажитесь от этого. Или, хотя бы, ты не участвуй.

— Поздно, — ответил Вислав. — И ты можешь думать про это, что тебя угодно, но я не откажусь.

Потом они ещё какое-то время говорили, ни в чём друг друга не убедили, и прекратив споры, пришли к соглашению. Кшиштофер, никому ничего не говорит, про Вислава и его сотоварищей. Вислав — никому из заговорщиков не говорит о том, что Кшиштофер знает. Никаких клятв на крови сооружать не стали, полагаясь на старую дружбу и порядочность друг друга.

…

Первый раз они расставались вот так, отводя взгляды, держась отстранёно и стараясь смотреть куда угодно, только не в глаза. Сухо попрощались, лишь в самый последний момент Кшиштоф сильнее обычного сжал руку другу и поднял на него глаза и тихо сказал:

— Может передумаешь, Вис?!

Тот отвёл глаза, и старший Хаскиль почувствовал почти осязаемое предгрозовое напряжение между ними, и как молния прозвучало тихое, но твёрдое, — Нет!

Хаскиль резко отвернулся, крепко сжав зубы, руку собеседника он тоже выпустил и сжал кулак. Вислав не оглядываясь, с видом очень спешащего по делам человека, пошёл к своей карете.

У старшего Хаскиля что-то мерзко ныло в груди, он с болью проследил за мужчиной, садящимся в карету. Возможно, он его больше не увидит. Тот сам суёт голову в петлю, а он ничего не может с этим сделать, только наблюдать. Эх, старина, куда же ты вляпался?! А куда вляпался ты — Кшиштофер Хаскиль? — подумал он. Божиня! Кто бы мог подумать, что посиделки с лучшим другом могут закончиться ТАК?!

Карета давно уехала, а Кшиштофер, как-то внезапно постаревший, всё ещё неподвижно стоял на крыльце. Он весь как закаменел, и только ветер трепал его седые косы. Ворона, шумно взмахнув своими чёрными крыльями, полетела вверх. Он бездумно проследил за ней взглядом. Потом посмотрел на вечереющее небо с легкомысленно бегущими по нему лёгкими облаками. И на душе у него стало пронзительно тоскливо, может он завидовал беззаботности и легкомысленности облаков. Потом он опустил голову, тяжело вздохнув. «Ничего уже не будет как прежде». Дав распоряжение прислуге не беспокоить его, он стал медленно, тяжело, ссутулив как от неподъёмной тяжести плечи, подниматься по лестнице.

…

Утром Анжи обыскалась мужа по всему замку и всерьёз всполошилась, когда обнаружила закрытую изнутри дверь кабинета и несмотря на все попытки достучаться или дозваться хозяина кабинета, ответом ей была гробовая тишина внутри. Пришлось звать слуг, чтобы вскрыли дверь, а потом вызывать лекаря, когда она обнаружила бесчувственное тело своего Кшишека, в окружении пустых бутылок и не тронутой закуски, и домашними средствами не смогла вернуть его в чувство. Хорошо, что лекарь был толковый и качественно справился со своей работой, вернув непонятно где витавшее сознание хозяина замка в его тело.

* * *

Вообще, Хенрич был собой доволен. Ему нравилось в его детище всё, от пафосного названия «Надежда Саврии», да он считал, что оно им нужно и он сам его придумал, до того, как шёл процесс организации предполагаемого действа. Ему пока везло и у него всё получалось. Сейчас весьма успешно велась вербовка и подготовка нужных людей в организацию. Причём ещё в самом начале, в результате вербовки удачных членов, организация не испытывала финансовых трудностей. А размах и масштаб его детища удивил поначалу даже его самого. Он и не думал, что в Саврии столько недовольных новыми веяниями.

Наверное, как всегда, при резком изменении курса или сложившегося устоя в тсарстве, находятся недовольные. Неважно в какую сторону эти изменения. Кого-то в чём-то ущемили, притеснили, лишили насиженного места, или заняли предполагаемое и вожделенное. Хенричу Ковальскому это объединение тсарств, в том виде каком оно намечалось, пришлось совсем некстати, да что там, встало как кость поперёк горла, отрезав путь наверх, к вожделенной власти. Его и раньше то многое в его жизни не устраивало, а тут, и вовсе, произошло крушение всех его честолюбивых планов. Но он быстро осознал, что он не единственный обиженный новой властью. Тут ещё, как нельзя кстати, подвернулась столь долгая вражда между двумя народами, которая не могла пройти бесследно. Конечно же, было много людей, не смогших, да и не захотевших перестраиваться на новый лад, а напротив, продолжающих питать жгучую ненависть в Саврии к ринтарцам, в Ринтаре к саврянам, которые ничуть не собирались от неё избавляться. Но если в Ринтаре эти настроения просто бессистемно бродили по головам, ничем серьёзным не проявляясь, кроме редких местечковых стычек между местными жителями и заезжими Саврянами. То у Саврии появилась организующая движущая сила этих недовольных. Это был он — Хенрич Ковальский, идейный вдохновитель и предводитель этой банды обиженных и не собирающихся, а также, по совместительству, главарь готовящегося заговора или дворцового переворота. Переворота, который должен был поставить всё или точнее всех на свои места. Неплохой шанс взять реванш за свою обиду.

Вообще, он всегда был очень честолюбивым. Всегда старался во что бы то ни стало добиваться своей цели, не слишком заморачиваясь при этом правильностью методов. Внутренне он никогда не смирялся и не принимал поражение. Наверное, желание сделать что-то подобное смутно и не совсем осознанно жило в нём всегда. Подспудно он, скорее всего, даже готовился к этому, окружив себя нужными людьми. И вот, толчок в виде удара по честолюбию и удачно сложившиеся обстоятельства, и сейчас он собирался добиваться желаемого любой ценой.

Да, конечно, времени на подготовку у него было не так много, и они изначально изрядно рисковали, экстренно принимая в организацию новых членов, не имея возможности к ним долго присматриваться и проверять. Он сам тогда, ещё в самом начале, был ошеломлён скоростью разрастания организации. Вначале они сосредоточились на знати и дворцовых людях: охране и прислуге. Они тогда ещё не знали, что свадьба будет в Ринтаре. Но новые члены в организации стали появляться как грибы после дождя из самых разных слоёв населения. Поначалу, каждый новый член организации старался завербовать нескольких ну, хотя бы одного, нового члена. Несмотря на отсутствие необходимости в таком количестве членов организации, Хенрич этому не препятствовал. На самом деле, до самого последнего времени он думал, что им не хватает исполнителей для действия на свадьбе. На свадьбу, то далеко не всех приглашают, он сам, например, не был приглашён, поэтому большая часть новых членов была мимо. Потом они от этой вербовки новых членов случайными и неподготовленными людьми, всё-же, отказались из-за слишком частых неудач и необходимости подчищать за неумелыми действиями неопытных вербовщиков. Организация изначально приобрела размах, несколько, Хенрич это понимал, излишний для обычного дворцового переворота, ну так у них, считал он, и не дворцовый переворот. Хотя бы потому что, Хенрич уже перестал иметь доступ во дворец, то есть не имеет отношения ко дворцу. Кроме этого он искренне считал, то что он собирался сделать — не простая смена власти, а чуть ли не освободительное движение, несущее процветание Саврии.

Хенрич был не из тех людей, кого масштабность происходящего могла бы испугать или потрясти, это было скорее приятное удивление. К тому же он считал нелишним иметь серьёзную организованную силу, на которую он мог бы опереться в борьбе с недругами и старой властью, в случае перехода бразд правления непосредственно в его руки, без посредников.

Конечно, он озаботился, в том числе, и вопросами уменьшения риска полного провала, и соблюдения должной секретности. Он сразу поставил дело так, что у них в организации всегда жёстко следили за теми, кто получал информацию об организации или их планах, у этих людей был только один выбор либо присоединиться к ним, либо они теряли способность кому-нибудь что-нибудь рассказать навсегда. Также под пристальным вниманием были и новые члены организации, сомневающихся тут не приветствовали. И кроме этого ещё была принята довольно простая, но Хенрич считал надёжная схема:

Кроме узкого круга организаторов, имевших всю информацию и участвовавших в разработке плана, никто не знал ни главного заговорщика (его — Ковальского), ни истинного масштаба заговора, ни всех участников, ни целиком плана. Рядовые члены организации знали только человека, который их принял, тех, кого приняли они сами и свою функцию, которую они должны выполнить.

Единственное что у них было неизменно и не скрывалось от новых членов, так это время, когда начнутся активные действия. Оно не изменится даже если часть организации раскроют. Все оставшиеся должны действовать в соответствии с планом. Этим временем икс, было время свадьбы её высочества Исенары и ринтарского тсаря Шареса. Вообще, это было ключевое событие их проекта. С этого всё и начнётся.

Он придумал простой, но изящный план. В общем-то, всё было до банального просто. На свадьбе они собирались убить Шареса и Исенару, а также ярых приверженцев нового режима, и тех, кто мешал бы заговорщицкой элите занять ключевые посты, ну и ринтарскую верхушку, чтобы обеспечить качественное безвластие в Ринтаре. То есть, намечался качественный кровавый замес, куда должно попасть немало саврянской и ринтарской знати, ну и тех, кто случайно под руку попадёт, тоже жалеть не будут. Цель, как известно, оправдывает средства.

Свадьба это наиболее подходящее их планам место действия. Так как с влюблённой парочкой, либо с тсарём, либо принцессой обязательно присутствует один из дворцовых путников, то чтобы у них всё получилось, основное действие должно происходить в месте, где будут одновременно находиться большое количество путников, чтобы они нивелировали силы друг друга. А для этого как нельзя лучше подходит свадьба Шареса и Исенары. Там уж точно, кого только не будет, и путников тоже ожидается достаточное количество. Кровававую свару они собирались устроить на свадьбе не сразу, а уже в разгар веселья, когда все, в том числе охрана, расслабятся, перепьются и не так сильно за всем следить будут. Хотя на то что охрана перепьётся, они конечно ставку не делают, это было бы хорошо, но рассчитывать на это было бы глупо.

Вообще, в этой части плана, основная сложность была в том, что играть придётся на чужом поле. Было бы гораздо удобнее, если бы эта парочка играла свадьбу в Саврии, но … не всё коту масленица. Тсарственные особы решили по-другому. Тут уже ему пришлось помудрить с планом, и задуматься о вербовке ринтарцев. С ринтарцами, конечно, никаких заигрываний в процветание не предполагалось, тупо деньги и страх. Но обошлось почти без ринтарцев. У него внезапно оказался козырь в рукаве. Как ни странно, помогла некоторая неразборчивость в вербовке, тогда кого только не вербовали, без учёта надо, не надо. Иначе, у этого немного странного алхимика, который целыми днями ковырялся со своими скляночками и порошочками не было бы ни единного шанса попасть в их организацию, потому что Хенрич никогда бы не подумал, что он мог быть им хоть чем-нибудь полезен. А так всем будет небольшой сюрприз, точнее большой.

Оставалась, конечно, ещё одна сложность — связь. Сигнал должен прийти в три места: один на границу с Саврией, где стоят готовые выступить саврянские части, для начала боевых действий; другой в Брбржисщ, и третий ему — Ковальскому, если он будет находиться в другом месте. Другой задачей гонцов, ну и организаторов будет представить всем откорректированную версию событий, и не пропустить другую информацию. А представят они всё, как деяние ринтарцев. Вроде того, что «Все ринтацы ненавидят саврян», это же все знают. Общеизвестно, что убийство её высочества принцессы Иссенары — вписывается в общие чаяния ринтарского народа. А высокопоставленные ринтарцы не смогли обеспечить безопасность даже своим тсарям. В общем подлые ринтарцы воспользовавшись саврянской доверчивостью и миролюбием, убили её высочество и кучу благородных саврян. Что требует отмщения.

Дальнейшая часть плана состояла в том, что пока Ринтар растерян, там паника и безвластие: тсарь ринтарский и большинство высокопоставленных чиновников убиты; заранее приведённые в боевую готовность, подконтрольные заговорщикам войска, не дожидаясь официального приказа, ударяют по Ринтару. Фактически начинают с ним войну. Сигнал к выступлению должен отправится в путь сразу после начала заварушки. В Брбржисще же или в том месте, где будет находиться её величество тсарица, заговорщики посылают к ней делегацию, во главе с ним, ясное дело. Поэтому он должен находиться в одном городе с тсарицей. Если она будет находиться на свадьбе дочери, то её сначала с помощью хитрости изолируют. И, в любом случае, после успешной первой части, для начала разговаривают, представляя произошедшее именно как нападение подлых ринтарцев. И ненавязчиво предлагают ей сильную руку и защиту. И вот тут зависит от её решения, если тсарица соглашается играть по их правилам: принимает нужные указы, объявляет Ринтару войну, и ставит на нужные должности их людей, то остаётся в живых и на своём месте, правда под их контролем. Что ни говори, это для них проще и потому предпочтительней. Но а если нет, то тсарицу убивают и власть полностью переходит в руки заговорщиков. Но тогда начнётся борьба за власть.

Ринтар рассчитывают завоевать быстро. Эффект неожиданности — раз, безвластие — два, ну и вообще, савряне организованней и боевая мощь у них больше — три. В итоге Саврия таки сливается с Ринтаром, только на совсем других условиях. А руководители их организации становятся саврянской элитой.

Ещё одной особенностью своей организации Хенрич считал, было то, что для большинства её членов на регулярной основе устраивалась некая эмоциональная подпитка. Это было что-то вроде идейной составляющей. Это происходило по-разному и для этого использовались специально отобранные люди. Хенрич считал, что члены организации не должны забывать, что они в ней состоят и почему в неё вступили, даже если это не слишком большой период времени, лишние мысли и сомнения в принятом решении не должны успеть прорасти в головах. Там в обязательном порядке взращивалась, пестовалась и умело разжигалась ненависть к Ринтару и недовольство последними политическими решениями и действующей власти. Хотя их лозунгом было, конечно, — процветание Саврии, одержание верха над Ринтаром, что включает в себя объединение только посредством завоевания, ну и справедливое по мере участия в заговоре распределение должностей во власти.

Хенрич чувствовал себя этаким кукловодом, держащим судьбы и отдельных людей и двух тсарств у себя в руках. И это чувство ему очень нравилось, нравилось настолько, что риск разоблачения и того, что, если вдруг, за этим последует его не то, чтобы не пугало, но если положить на одну чашу весов — возможность делать то, что он сейчас делал, то что он испытывает при этом, а на другую — риски и возможный провал, то первое не просто уравновесит второе, а безусловно перевесит.

* * *

Если бы в текущую лучину, кто-то посторонний мог незаметно наблюдать за беседой Ковальского со своим подручным, который входил в немногочисленный круг организаторов и приближённых, владеющих полной информацией о заговоре, то увидел бы примерно следующую картину.

— Что у нас с армией? — спросил высокий сухощавый молодой человек с узким выразительным лицом, размашисто шагая по коридору.

— Неплохо, предводитель, — бойко отвечал его собеседник постарше, пониже и посуетливей что ли, с маленькими пронзительными глазками. — Я вам уже вам говорил, нам удалось заполучить целого командующего армией на южных рубежах. Он говорит, что с его частями проблем не будет, они ему верны, в армии его уважают и его люди пойдут за ним куда угодно, а уж против ринтарцев тем более. Я думаю, что нам с ним здорово повезло, поддержка части армии у нас уже в кармане. Пусть это и не вся армия, а несколько частей, зато на нашей стороне не какой-то тсец, а целый генерал.

— Скажи, Кацпер, а можно ли ему доверять? А то как-то всё уж слишком хорошо складывается…, — притормаживая на второй половине фразы, а потом и вовсе останавливаясь спросил, тот кого назвали «предводителем», и кто несомненно являлся Ковальским.

— Да. Я его проверял лично. Он совершенно искренне ненавидит Ринтар и ринтарцев, — как будто ожидав этого вопроса, ответил второй собеседник.

После того как они остановились, предполагаемому наблюдателю можно было внимательно и не торопясь разглядывать собеседников и всю мизансцену.

Несмотря на то, что одного из собеседников можно было назвать уже взрослым мужчиной, он был старше, должно быть опытнее второго, который был высоким, ещё несколько угловатым юношей, но разговор их не имел ничего общего с напутствиями и советами старшего наставника неопытному юнцу. Наоборот. И тон старшего совсем не походил на покровительственный и снисходительный по отношению к юноше. В этом энергичном юноше несмотря на молодость чувствовалась пробуждающаяся сила. Во всём его облике, во взгляде, в словах, жестах, манере себя вести сквозила уверенность, железная воля и целеустремлённость. Несмотря на некоторую резкость и порывистость жестов, его слова и приказы не были горячечным и бездумным проявлением юности и внезапно свалившейся возможности повелевать, они были обдуманы, взвешены и логичны. Власть была как бы естественным его продолжением. Это странно, но ему было просто, и даже хотелось, подчиняться.

Возможно поэтому, во втором собеседнике — Кацпере проскальзывало, если приглядеться, искреннее уважение, некоторое удивление и даже восхищение юношей. Хотя по лицу Кацпера труднее было понять его чувства и мысли, он лучше собеседника умел контролировать свою мимику.

— А что он, вообще, за человек? — тем временем спросил Ковальский, — Всё-таки он отвечает за важную часть нашего плана. Он должен начать войну. Поэтому важно знать, что от него можно ожидать. И, кстати, что он хочет за свою помощь?

— Вислав Свентокширзский — благородный аристократ и в тоже время военный до мозга костей. Жёсткий, знающий себе цену боец. Ради цели не жалеющий ни себя, ни других. А ещё он из тех, про кого говорят — «Человек слова». Из недостатков: этакий породистый чистоплюй. Короче, все эти «благородство», «честь», «чисто», «грязно» это его терминология. Пожалуй, излишне прямой и привычный исполнять приказы не обсуждая. Он даже не пытался задавать лишних вопросов, когда я с ним обсуждал военную поддержку нашего плана. Ничего, в части его не касающейся, полностью приняв правила игры «во благо предприятия, каждый занимается только своей частью работы». Только вопросы по существу его части плана. Но нам это как раз на руку. Как происходила его вербовка и убеждение, я точно не знаю, но наша пропаганда попала на благодатную почву. Как я уже говорил он ненавидит Ринтар и ринтарцев. Что ценно, для себя лично по окончании нашего предприятия ничего не хочет. Готов рисковать и служить за идею.

В ответ на удивлённый и немного недоверчивый взгляд Ковальского Кацпер слегка кивнул, одновременно пожав плечами, как бы удивляясь тому, о ком говорит, и сказал, — Я ж говорю, нам с ним повезло.

Собеседники обменялись взглядами. Было видно, что Хенрич остался доволен. Тем временем Кацпер продолжал:

— По времени и месту операции, я ему сказал, что он к времени «Ч» должен привести свои части и в полную боевую готовность. И дислоцироваться в определённом месте. Мы договорились что, пользуясь своим положением, он сделает это незаметно, не вызывая подозрений. Под видом учений, можно несколько поменять дислокацию. Дальше он ждёт сигнала. Ну, эту часть плана мы ещё обговорим позже. Про то, что должно произойти на свадьбе, я ему ничего не говорил. Впрочем, он и не спрашивал.

Взгляд Ковальского задумчиво поднялся вверх и слегка расфокусировался. Он как будто видя что-то, что происходит не сейчас, начал говорить, не столько обращаясь к собеседнику, сколько самому себе, как бы озвучивая свои мысли.

— Хорошо. В любом случае лучшего у нас нет. К тому же как ты и говорил, про готовящееся на свадьбе убийство принцески, он не знает. Лишняя для него информация. Для него как для всех: «подлые ринтацы убили невинную и доверчивую девочку — её высочество Исенару».

Тут Хенрич пристально посмотрел на собеседника, и отвёл глаза, возвращаясь к своим мыслям, только когда тот слегка кивнул, значит понял — это приказ.

— Он знает только свою часть работы, — продолжил рассуждать Ковальский. — В его задачу входит обеспечить военную поддержку после переворота и быть готовым к войне. Я думаю, с такими вводными начать войну он сможет. Остальные неподконтрольные нам части, конечно более многочисленны, но, я думаю, сначала будут в растерянности, а потом им ничего другого не останется, как присоединится к начавшейся уже войне. Встать, так сказать, на сторону своего народа. Самое трудное быть первым, а потом уже пойдёт как снежный ком.

Потом его взгляд потеряв задумчивое выражение, вновь приобрёл жёсткость и деловой интерес, он как бы вернувшись в здесь и сейчас, уже другим тоном поинтересовался:

— Ты уже ознакомил его с тем, что он должен будет сделать? С его задачей?

— Да, — ответил Кацпер. — Я уже дал ему план дислокации, и мы обсудили, способ получения сигнала к выступлению и последовательность действий. А также то что к этому времени он должен собрать своё войско в максимально полном составе и привести в полную боевую готовность.

Ковальский кивнул, одобряя. — Насколько я помню, у нас же есть и другие военные среди членов нашей организации?

— Да, конечно. И в его частях, и в других. Только рангом помельче.

— Хорошо. Значит будет кому нас поддержать и в других частях, — он перекатился с носка на пятку и обратно, щёлкнул пальцами рук и резюмировал. — Поддержка армии — это хорошо. Это половина успеха. Хм. Да!

После небольшой паузы, во время которой он не смотрел на своего собеседника уйдя в свои мысли, он как будто что-то вспомнив, резко повернулся к нему и сказал:

— Кстати, для других заданий, его не стоит использовать. Никаких вербовок, зачисток. Он слишком для нас ценен. А для этого у нас и другие люди найдутся, этим человеком рисковать нельзя. Максимум для чего его можно в этом смысле использовать — это свести наших людей с нужными и интересными нам представителями знати, до которых иначе не добраться.

—Это, в общем то, понятно. Насколько я знаю, мы ему заданий на вербовку и не давали. Но я ещё уточню этот вопрос, — отозвался Кацпер.

— А как у нас вообще проходит вербовка? Проблем нет?

Речь у них пошла о том, что на большую часть плана у них исполнители уже есть, правда не везде идеальные. Но, тем не менее, почти все ключевые моменты у них закрываются. Оба хоть и не очень охотно с этим согласились, но было видно, что их это тревожит. По-видимому, не все ключевые исполнители их устраивали. Завершили они эту тему тем, что Ковальский с надеждой сказал, что возможно среди новообращённых членов организации найдутся более подходящие исполнители для определённых целей.

— Хорошо, что у нас есть человек из знати, который имеет возможность официально пригласить нескольких нужных людей на свадьбу. Как бы я хотел лично за всем этим наблюдать! Но я физически смогу это сделать только если мать-тсарица решится поехать на свадьбу в Ринстан. Пока это ещё неизвестно. А я должен быть недалеко от неё.

Кацпер резко и напряжённо посмотрел в глаза Ковальскому и неодобрительно покачал головой, — Вам не стоит так рисковать, предводитель, при любом раскладе! Это же — неоправданный риск! К тому же я считаю в этом нет никакой необходимости.

Ковальский досадливо поморщился, — Да знаю я, — он отвернулся и сложил руки на груди. — Но ты не понимаешь, Кацпер! Мне хочется наблюдать за ключевым моментом лично.

Затем Ковальский мотнул головой и решительно сменил тему разговора.

— Как считаешь, Петшик справляется? Он сейчас главный человек в нашем деле. Его задача сейчас первоочередная из всех, он находиться, можно сказать, на передовой.

Собеседник Ковальского стрельнув своими маленькими глазками, коротко вздохнул, недовольный завершением предыдущей темы, но всё-таки не без удовольствия начал отвечать на последний вопрос:

— Петшик обладает редким талантом — чувствовать людей. У него неплохой нюх на то, где их можно использовать. Он как будто заранее знает, что можно получить от того или иного человека и как максимально его использовать. А также получится завербовать того или иного человека или нет. Я в нём сначала сомневался. Ну, вы знаете, стоит ли его посвящать во все подробности нашего плана и полностью вводить в курс дела, знакомить со всеми. Но в итоге я не пожалел. Вы в нём не ошиблись. Он идеален на своём месте. Как опытный шахматист, разыгрывая партию переставляет фигуры, так он тасует и переставляет людей, определяя им задачи, которые они будут выполнять, и где конкретный человек будет наиболее полезен для нашего дела. Да и в работе с нужными людьми он весьма неплох. Он сам лично, сейчас вербует людей только на ключевые задачи. Он чувствует к кому какой подход нужен и на что надо надавить, чтобы получилось убедить и заманить их на свою сторону. Остальных не таких важных вербуют в организацию рядовые члены. Ну вы знаете.

— А, кстати, — перебил Ковальский, — Сомневающихся, которых мы обсуждали прошлый раз, удалось переубедить? Или опять пришлось пойти на крайние меры?

Собеседник досадливо покривился.

— Там случай оказался сложным, пришлось прибегнуть к физическому устранению.

— Что так? Все способы убеждения использовали?

— Да. Но в двух из трёх случаях всё оказалось бесполезно. Вот что значит неудачная вербовка. Вербовал неопытный человек, сам недавно принятый в нашу организацию, выбрал не тех, и не слишком долго проверяя быстро открылся. Думал — дурак, если они его друзья, то и пойдут с ним куда угодно. А убедить не удалось. Да там изначально было мало шансов. Не первый случай к сожалению. Хорошо ещё, что они не были категорически настроены и не побежали сразу о нас докладывать, у нас было немного времени подготовиться. А то если бы это случилось сразу, то боюсь этот юнец не смог бы сделать то, что должен в таких случаях. Сейчас ещё и с ним самим пришлось поработать.

—Сделали всё чисто?

—Да. Подчистили. Как всегда, в общем. Обставили всё чтобы было похоже на несчастный случай с одним и банальное ограбление со смертельным исходом с другим. И только с третьим до применения крайних мер не дошли. Ему намекнули, что с ним может случится тоже, что с его друзьями, а потом он пообщался с нашим Якубом. Ну ты помнишь, амбал такой шкафообразный, он даже на вид страшный, а уж когда приступает к делу, мало кто выдерживает, хотя, как правило, он ограничивается словесными угрозами, обычно этого хватает. Специально держим для этой цели. В общем испугался и сломался, сейчас послушен. Не слишком предан, но послушен.

Ковальский равнодушно бросил — Замажте его в ближайшее время чем-нибудь, чтоб не рыпался.

—Это понятно. Придумаем что-нибудь, — ответил Кацпер.

— Из тех, кто уже вступил в организацию, передумавших и желающих выйти больше нет?

— Слава Хольге, нет, — ответил собеседник, — Мне и прошлого раза хватило.

Потом будто что-то вспомнив Ковальский сорвался с места, бросив подручному,

— «Пойдём! Пора. Наш знакомый обещал нам показать, кое-что интересное», — и махнув рукой своему подручному, чтобы следовал за ним, размашистым шагом пошагал прочь. Кацпер, слегка замешкавшись вначале, потом несколько суетливо засеменил вслед, и они уже вместе быстро скрылись за поворотом.

Теперь предполагаемый наблюдатель смог бы наблюдать только пустой коридор. Но за ними никто не наблюдал.

* * *

Рыска с Альком встретились с Крысоловом на пятые сутки своего пребывания в Ринстане. Накануне в столицу прибыла ещё одна влюблённая пара — тсарственная. Свадьба Шареса и Исенары должна была состояться уже скоро, примерно через три недели. Альк к тсарственным особам ещё не ходил, решил не беспокоить их сразу после приезда, вместо этого они пошли к Крысолову.

Альк сказал «Пора», и они пошли, и на этот раз его застали. Крысолов принял их тепло, как родных, впрочем, как обычно. Альк, тоже как обычно — достаточно прохладно. Но, хотя бы, уже не пытался ни ругаться, ни драться, лишь слегка подерзил-похамил. Они узнали у путника, где сейчас Жар и чем он занимается. Рыска искренне порадовалась за друга, что сразу же и озвучила, что мол хорошо, что он наконец за ум взялся и возможно нашёл свой путь в жизни. Альк ничего по этому поводу говорить не стал, загадочно поухмылялся. Тоже, должно быть, порадовался, решила Рыска. Крысолов приглашал их остаться почаёвничать. Но Рыска хоть и вела себя более естественно и дружелюбно и неплохо относилась к Крысолову лично, но всё же немного опасалась его как представителя этой ужасной Пристани. Особенно после их с Альком недавнего разговора о ней. В общем, в этом Рыска с Альком были достаточно единодушны и особо задерживаться у Крысолова не стали. И после того, как Альк вдоволь позубоскалил по поводу дрессировки крысят, ушли.

В этот день они к Жару не пошли. Альк сказал, что завтра с утра сходят, а сегодня у него другие дела есть. И послав Рыску заниматься грамматикой, ушёл по своим загадочным делам.

…

Отослав Рыску выполнять задания, которые он же — Альк ей и назадавал, он отправился в другую часть города по одному очень важному делу.

Надо сказать, что, всё что они планировали сделать в пути, полностью воплотить не удалось. Поэтому эти дела плавно перетекли на Ринстан, и их предстояло делать сейчас. В числе прочего там числилось такое немаловажное дело как венчание. Как-то так получилось, что в пути было не до этого: то восстановление отношений с родственниками, то изучение общественного мнения, то ослы. Да и мнение это общественное в глубинке не способствовало радостному событию. Поэтому они ещё в пути решили это сделать в Ринстане. Ну и как раз сейчас Альк и занимался подготовкой к этому. Не то чтобы он прям так уж ждал или радостно предвкушал это событие, но откладывать это было бы уже просто неприлично. А для этого он планировал зайти в небольшую молельню, которая ему для этой цели приглянулась. Скромненько, но со вкусом. И разузнать всё, и спланировать всю эту церемонию венчания.

Присутствие большого количества гостей там не планировалось, только Жара позовут из его этой богадельни и всё. У Алька было, конечно, немало знакомых в Ринстане, но ни с кем из них особо общаться не хотелось, а тем более приобщать к столь лично значимому событию. Лучше пусть это событие будет такое, камерное. Свадьба это уже другое, более публичное, что-ли. Там пусть будет столько гостей, сколько Рыска захочет. Он даже на отца согласится… Наверное.

«Ладно, не будем сейчас о грустном», — решил Альк, — «Сейчас о насущном».

Надо же ещё соответствующую одежду им купить, потому что у Рыски имелась только дорожная одёжка, платье в котором она была на балу, да и остальные приличные платья всё осталось в замке.

Уши, весьма кстати, Рыске прокололи. И как раз-таки, ещё в пути. В найденном Альком каком-то подвале. Поэтому сейчас в Рыскиных ушах гордо красовались фамильные драгоценности Хаскилей. И надо сказать они друг друга неплохо украшали. Благородная зелень изумрудов сочеталась и подчёркивала зелень рыскиных глаз, а яркая красота и молодость девушки неплохо ограняла изящные формы небольших серёжек и подвески. Альк, когда она не видела исподтишка любовался ей.

Рыска тогда слегка поволновалась, но оно того стоило. Рыска потом в красках поделилась с ним впечатлениями. И хоть это оказалось, не так страшно, как Рыска боялась, но это заставило её поволноваться. Она рассказывала, что когда крупная шумная тётка прокаливала на огне кривую толстенную иглу, и как показалось Рыске, как-то плотоядно, даже хищно поглядывала на оробевшую её, примериваясь, Рыску малодушно посетила мысль, что она столько лет прекрасно обходилась без этих побрякушек, может и дальше не будет себя мучить. И только то, что за дверью её ожидал он — Альк, который как Рыска подозревала, вряд ли бы легко с этим согласился, и потом замучил бы её своими ядовитыми замечаниями, заставило её остаться на месте, успокоив себя тем «ну что ей укол какой-то иголочки? Особенно по сравнению с его ядовитыми укусами. Подумаешь!»

Вообще Альку нравилось слушать, когда она что-нибудь рассказывала. У неё обычно получалось ярко и образно. Одно слово — сказочница. Всё-таки правильный она факультет выбрала, ей вполне подходит. Но возможность поязвить это ни разу не отменяет. К тому же, она так забавно и живо на это реагирует, что поддразнивать её, ему никогда не надоедает. Альк довольно улыбнулся своим мыслям.

* * *

— А вот и то, что мы ищем, — сказал Альк указывая на огороженную довольно высоким забором территорию «Школы».

— Да, действительно, закрытое заведение, — с показушно-снисходительным любопытством оглядев забор, резюмировал Альк. — Жару в самый раз.

— Интересно как он там? — не обратив внимание на подначку с любопытством и толикой беспокойства проговорила Рыска.

— Скоро узнаем, — ответил Альк. — Я надеюсь у нас это много времени не займёт. А то у меня ещё важный визит на сегодня запланирован.

Он действительно планировал после посещения Жара пойти, наконец, на тсарский приём. Надо было представить все свои умозаключения по поводу ситуации в их тсарствах, и то, с чем они встретились по пути сюда. Хотя повода для спешки, конечно, не было, целый день впереди. Это он так, скорее по привычке слегка хаманул. На самом деле он тоже хотел встретиться с этим наглым уроженцем Приболотья и убедиться, что у него всё хорошо. Но он же не барышня какая, чувственная, он суров как обветренные скалы. И не преминул это показать.

Рыска недовольно глянула в сторону Хаскиля. Её красноречивый взгляд и без слов говорил: «Как ты можешь быть таким чёрствым?». Но говорить ничего не стала. Альк, поймав этот взгляд, удовлетворённо отметил для себя: «Показать получилось».

Когда они подошли к воротам, Альк встал чуть поодаль в скучающей позе, скрестив руки на груди, всем своим тсарственным видом показывая «Тебе надо, ты и действуй».

Рыска поняв всё без слов подошла и робко постучала. Альк тоже постучал. Демонстративно. Себя по лбу и закатив глаза спросил:

— Кто так стучит?! Тебя же если даже услышат не откроют. Подумают, что какая-то мышка скребётся.

Рыска нахмурилась и огрызнулась, — Ну и показал бы как надо.

Альк не меняя позы сказал:

— Пфф. Зачем? Я лучше тебя научу, а то так и не научишься же.

Эта мысль ему неожиданно понравилась, и он с энтузиазмом продолжил:

— Значит так, больше уверенности во взгляде, тебя тут не съедят и даже не покусают.

Рыска исподлобья молча зыркнула на него.

— Да. Так тоже сойдёт, — сказал Альк и продолжил инструктаж. — А теперь отойди немного от ворот, а потом уверенным шагом подойди к ним и не останавливаясь с размаху пни три раза. Со всей силы.

И Рыска действительно пошла. Очень уверенной и целеустремлённой походкой, только не к воротам, а в противоположную сторону, к нему.

— Я сейчас тебя … пну!

Ему опять удалось качественно раззадорить Рыску, и сейчас она разве что огнём не пыхала из раздувающихся ноздрей. Альк, наконец, улыбнулся сразу став похожим на нормального человека, подошёл к ней и успокаивающе погладив по спине, сказал:

— Эх, бестолочь! Смотри как надо.

Он уже подошёл к воротам и даже поднял руку, чтобы постучать навершием вынутой для этого сабли, своему совету, постучать ногой, он почему-то следовать не стал, но вдруг резко остановился и убрал оружие опять в ножны. В ту же щепку ворота распахнулись, явив перед ними подозрительно смотрящего на них дежурного.

Внимательно оглядев странную парочку, по-видимому, ему не понравилась устроенная ими у ворот непонятная возня, дежурный, нахмурил брови и, явно постаравшись напустить на себя побольше солидности, строго спросил:

— Чё надо?

— Жара позови! — вышел вперёд Альк. — Учится у вас тут, он ещё в зелёном берете всегда ходит.

Дежурный сердито отчеканил, — Все учащиеся сейчас заняты. Поэтому никого я звать не буду. К тому же, — молодой парень ухмыльнулся, — у нас тут никто в беретах не ходит. У нас форма.

Рыска тут же начала более подробно описывать Жара. И просить сделать для них исключение и позвать его. Говоря, что они приехали издалека. Альк уступив инициативу пообщаться с дежурными Рыске, пока молчал с отсутствующим выражением лица, тут же сделав вид, что его это не касается, но на самом деле внимательно следя за развитием событий.

Дежурный упирался, несмотря на то, что разговор с красивой девушкой был ему в радость. Но дальше разговоров это не шло. Они поговорили уже кем приходиться Жар Рыске и о том, что он кажется понял о ком разговор, но бежать за Жаром он как-то не спешил. Слегка рисуясь перед девушкой, он объяснял, что позвать сейчас кого-то из учащихся невозможно, потому что у них сейчас занятия. На вопрос Рыски о том, когда он освободится и когда можно будет встретиться парень честно сказал, что не знает, потому что дни у них расписаны по лучинам и свободного времени почти нет. Ну можно попробовать вечером, а лучше в воскресенье. Рыска не удержалась и спросила, что за занятия у Жара сейчас. На что молодой человек, напустив на себя ещё больше важности ответил, что сейчас все на лекциях. И для того чтобы сорвать учащегося с лекции, нарушив учебный процесс должна быть очень веская причина.

Тут наконец молчащий до сей поры Альк решил вступить в разговор сказав, что эта причина стоит сейчас прямо перед ним. И пусть он не испытывает судьбу и быстрее найдёт способ вызвать Жара.

Но дежурный и после этого продолжил ещё трепыхаться. А Альк, в свою очередь, не хотел ходить сюда по десять раз как проситель, получая от ворот поворот. Отпускать же Рыску одну к этим истосковавшимся без женской ласки мужланам, он тоже не собирался. Это не в парке погулять или там в университет сходить. Ишь как таращится, так и поедает его Рыску глазами. К тому же он чувствовал, встреча вполне возможна, поэтому вложив в свои слова всю свою аристократическую самоуверенность, снисходительное пренебрежение небожителя, а также присущий ему, нетерпящий возражений напор, продолжил настаивать и угрожать, в общем, продавливать ситуацию. Вариант подождать до вечера или прийти в воскресенье, он отверг сходу и уступать не собирался. Что что, а собачится он умел.

В конце концов, после небольшой перебранки с Альком, ну для Алька небольшой, дежурный решил, что вызвать Жара обойдётся для Школы меньшими потерями и послал напарника, чтобы вызвал Жара прямо с лекции.

* * *

Шла четвёртая неделя полноценных занятий. Жар уже освоился и втянулся в напряжённый ритм учебных будней. В сравнении с первыми днями, когда на дополнительный интерес ни сил, ни времени категорически не оставалось, сейчас словно второе дыхание открылось. Жар всё успевал: и учиться, и с друзьями поболтать, и дурью помаяться.

Конечно, понедельник, с которого, кстати, и началась у него учёба, и когда его накрыло безмерной усталостью, так и остался для него самым тяжким днём в неделе. В этот день было максимальное число тренировок, почти до самого ужина. К тому же, как на зло, тренировки были по самым энергозатратным практикам: бой на мечах, подручными средствами, рукопашка и работа с кинжалом. Поэтому понедельник, да, тяжеловат.

Но теперь Жара уже не посещали мысли о том, что он не выдержит бешеный темп занятий и здешнюю дисциплину. Хотя с дисциплиной, что уж там, и сейчас были сложности. И вместе с тем, у него были здесь друзья. И Рен с Тимом здорово помогали ему в принятии нового образа жизни, со всей его насыщенностью, напряжённостью и, будь она неладна, дисциплиной.

Друзья помогали Жару морально, а иногда вполне себе физически. Взять хотя бы тот раз, когда после занятий он выбрался за пределы Школы и перебрал там с выпивкой. Мастерство, конечно, не пропьёшь и ему удалось вернуться в Школу незамеченным, но был он тогда на грани провала. Друзья, встретив его из самовольной отлучки, помогли весьма нетрезвому телу добраться до казармы без последствий. Тим вовремя заметил преподавателя, некстати идущего в их сторону. И бодро потащил Жара от него прочь, делая вид, что лишь слегка поддерживает товарища, подвернувшего ногу. Несмотря на выступивший от натуги пот, Тим достойно сыграл легкость и непринуждённость их отступления. В то время Рен заговаривал зубы преподавателю, какой их друг трудолюбивый, как увлечен боевыми искусствами, что тренируется и отрабатывает приёмы в любую свободную щепку, даже в темноте. И вот результат — не заметил камень и подвернул ногу. Удержав тем самым преподавателя от более близкого знакомства с излишне усердным учеником.

Жар тогда и друзьям винишка хорошего прихватил, пару бутылок. Но после встречи с преподавателем, когда их шалость чуть не раскрылась и грозила вылетом из Школы, Рен сказал, что из-за бутылки вина не собирается рисковать. И предложил отложить выпивку до окончания Школы. Тим его в этом поддержал. Жар же тогда пьяно обиделся на них, назвав трусами и слабаками, а бутылки просто припрятал. Зато на следующий день они вместе зарыли их в тайнике, поклявшись в день окончания Школы отрыть и торжественно выпить.

А Жар после этого случая поставил в уме пометочку, что не стоит выбираться на свои «прогулки» раньше отбоя, а только когда все уснут. Хоть это и будет забирать время у сна, но безопасность дороже. Да и с выпивкой во время вылазок надо завязывать. Дело есть дело, и оно должно делаться на трезвую голову, каким бы профи он себя не считал.

Да, друзья здорово ему помогали. Но и Жар в долгу не оставался. Взять хотя бы сдачу текущих зачётов по предметам. Тут у них сложилась настоящая "команда". Рен писал шпаргалки, у него это лучше всех получалось. Тим придумал систему хранения и быстрого поиска, а Жар их виртуозно прятал и доставал нужные ответы на вопросы.

Стоило Тиму узнать вопрос, и он говорил, или передавал записку, примерно следующего содержания: "Левая рука, второй снизу, четвёртая сначала". Что означало, что нужная шпаргалка расположена на левой руке, во втором от запястья ряду удерживающих шпоры завязочек, и четвёртая от узелка в том направлении, которое они условились называть "сначала". И даже самые строгие и придирчивые преподаватели ничего не замечали. Да что там, друзья и то порой не замечали, как эти шпаргалки у них появлялись. А в случае, когда преподаватель начинал подозревать кого-нибудь из них в списывании, ну или для порядка направлялся к ним, то быстро избавляться от шпор друзьям тоже помогал Жар. Те даже не всегда замечали опасность, не то что бы вовремя среагировать.

У друзей не раз ёкало сердце, когда подошедший преподаватель неизбежно должен был найти шпору, а обнаруживал девственно чистый лист бумаги или голую парту, без всякого намёка на посторонние предметы.

Так что списывание у них процветало. Чему способствовали задняя парта и таланты компании. Они сносно успевали по всем дисциплинам. И вместе с тем, у каждого были свои предпочтения, куда они углублялись с большим интересом.

Смысл изучения некоторых дисциплин оставался для Жара загадкой. Но несмотря на своё непонимание, он принял и это. А если даже не пригодится, то и ладно. Главное сейчас не вылететь раньше времени и благополучно закончить Школу. Чему способствовали врождённое любопытство и изворотливость.

Одним из таких "загадочных" предметов оказался курс «Вхождение в оптимальное состояние для боя». Вел предмет тот строгий мужик, который с самых первых занятий вколачивал в их головы «Кодекс мужества» и преподавал «Теорию ближнего боя». Лекции промелькнули незаметно, и основой курса были сплошные практики, в том числе ранним утром. У их группы практику вёл лично он.

По утрам они садились перед листочками бумаги с нарисованным кругом и точкой в нём. Сосредотачивали всё своё внимание на этой точке, и, как говорил им наставник — «Ничего от этого занятия не должно вас отвлекать: ни эмоции, ни мысли, ни какие-то физические ощущения».

Они пялились на этот круг с точкой, сначала представляя, что некая энергия исходит из них и заполняет собой круг. А потом нужно было представить, как ты якобы уменьшаешься в размерах и погружаешься в точку внутри круга. Когда ты полностью войдёшь внутрь точки, то надо обернуться и посмотреть назад. Если ты видишь своё тело, находясь при этом как бы внутри точки, то всё получилось. Ну разве не хрень? Хрень, конечно! Но у Жара довольно быстро это начало получаться.

Справедливости ради, надо заметить, что мужик им объяснил, зачем они это делают, и зачем им это нужно. Красиво рассказывал, интересно, хотя, Жар и не слишком проникся, связи не понял. Но выполнял всё честно.

А мужик, вообще-то, оказался интересным. Он много путешествовал. Причём не только в их тсарстве или в Саврии, но и за Дальними пустошами бывал. Для Жара это звучало как за краем Света, настолько невероятно далеко это было. Там он и поднабрался, наверное, всех этих диковинных практик. Хотя, нет, он говорил, что повидал и изучил много разнообразных практик для вхождения в нужное состояние, а потом всё это "систематизировал" (его словечко). И на основе того что повидал и изучил разработал свою собственную практику.

А рассказывал он очень занимательные истории. Например, что когда он путешествовал за Дальними пустошами, то встречал там диких людей, которые жили совсем не так, как в их цивилизованном мире. Они жили племенами. И племя, где он находился, постоянно воевало с соседними племенами. Для их мужчин вся жизнь — это война, ну или охота, тоже больше похожая на войну. Дикие люди, что с них взять.

Ещё долго рассказывал, как он с ними изъяснялся, и по какой причине они его хорошо приняли. Но Жар слушал не внимательно и плохо запомнил. Впрочем, это и неважно.

Именно там их наставник заметил, как жрецы племени работают с мужчинами-воинами, что бы те в нужный момент смело бросались в бой, несмотря на немалую вероятность быть убитыми. Потому что даже диким людям присущ страх за свою жизнь, чувство самосохранения, желание избежать боли и страданий. А для выживания племени важно, чтобы мужчины-воины во время битвы с соседними племенами, да и во время охоты, сражались самоотверженно, с чувством полного самоотречения, «не щадя живота своего». И это должно быть по щелчку. Раз, бой барабанов, и пошёл.

За это у них отвечает весь уклад жизни и жрецы. У каждого племени есть тотемное животное, которому они поклоняются. Оно считается прародителем их рода и является священным. Также они верят в то, что когда умрут, то превратятся в своё тотемное животное. Это внушается каждому с малолетства, и они искренне в это верят. Они часто носят на себе какую-нибудь часть своего тотема, например, кусочек хвоста, клок шерсти, коготь или зуб. Или как-то по-другому пытаются приобщиться к своему тотему. В его племени это был волк. Кстати, только там он видел, как на плечах, груди или прямо на лбу они рисуют каким-то образом несмываемые картинки, называемые «татуировками», чаще всего оскаленную волчью морду.

Он описывал также дикие пляски вокруг большого костра. Как все мужчины племени собирались в определённом месте, для совершения таинства, или обряда, (надо полагать место называлось «таинственным»). Разрисовывали себя, надевали маски и шкуры животных. Зажигали большой костёр, и под звуки барабана начиналось действо. Все собравшиеся одновременно выкрикивали одни и те же слова, но чаще угрожающие звуки, чем-то похожие на волчий вой или рык. Совершали одинаковые ритмичные движения, тоже не мирные. И прямо на глазах, по мере развития действа, под ритм барабанов набирала мощь и силу некая энергия. Она ощущалась физически, а потом накрывала волной желания слиться «в едином порыве». Очень яркие эмоции. Это переживание остаётся с тобой надолго. Трудно назвать все испытываемые при этом чувства. Это и восторг, воодушевление, ликование, и отрешённость от реальности, и, пожалуй, самое главное, чувство единения, некая потеря индивидуальности, как будто ты мелкая частичка чего-то большего, а это большее самое главное и оно всесильно. Всё это называлось ритуальными плясками. Собственно, эмоциональная составляющая и являлась тем самым важным фактором. Заводили и контролировали процесс жрецы. Они детально разработали ряд методов, помогавших соплеменникам входить в нужное боевое состояние.

Ритуальный танец не был бессвязным набором движений. Там разыгрывалось настоящее представление, символически показывающее охоту священного животного, завершающуюся символическим убийством жертвы. В этот момент переживания и энергия достигали своей высшей точки. Тренер назвал это — экстазом (ещё одно новое слово). Священного животного играл лучший танцор. Он представлял вожака звериной стаи и своим экзальтическим танцем увлекал остальных. Участвовали в этих плясках только мужчины-воины, ни женщин, ни мальчиков до определённого возраста, ни стариков до этого действа не допускалось. Это было своего рода таинство только для посвящённых.

Когда кому-то из племени приходилось общаться с человеком из другого племени, то вместо вопроса, к какому роду или тотему принадлежит человек, его спрашивали, какой танец он танцует.

Каждый член племени осваивает навык отождествления себя покровительствующему животному и в определённый момент, в нужной ситуации с полной верой чувствует себя таковым. Мужчины-воины превращают себя в своё тотемное животное во время битвы или охоты. Возможно звук барабанов облегчает или запускает процесс перехода, перевоплощения из человека в дикого зверя. В итоге, во время столкновения с другими племенами каждый мужчина-воин превращался в дикого зверя, (разумеется, не в буквальном смысле слова). Воину это даёт силу и ловкость, отвагу и ярость того зверя, что является тотемом данного племени. Никаких «собственных» эмоций индивид, перевоплотившийся в дикого зверя, не испытывает. Тем более, нет у него в это время никаких мыслей. Он сражается не думая, не рассуждая, в «образе» своего тотема.

Так в племенах срабатывает самый старый, и в то же время один из самых надежных методов вхождения в оптимальное боевое состояние — метод подражания или, по-другому, метод ролевого поведения.

Правда, потом тренер со смехом говорил, что плясками у костра он их мучить не будет. Это не их метод. Не дикари всё же. Что в их цивилизованном мире, есть более цивилизованные методы приводящих к тому же результату. Вообще, есть разные методы, и на их основе он выработал свой, более всего им подходящий.

Так вот, тренер им объяснял, что то, что они делают по утрам, нужно для того чтобы подготовиться к процессу вхождения в образ "идеального воина". Выбор кто для них будет «идеальным воином», давался на усмотрение самих учащихся. То есть своего "воина" они должны были выбрать сами. И потом вместо точки представлять себе образ того, кого они выбрали и в кого они будут перевоплощаться во время боя. Вообще, не важно кто это будет, важно твёрдо верить в то, что их идеальный боец в любой ситуации всех побеждает, всё преодолевает. Затем учащийся должен научиться в нужный момент отождествлять себя с объектом подражания, по принципу «он — это я, я — это он». Вхождение в образ идеального воина позволяет сражаться самым эффективным для данного человека способом, соответствующим его физическим и техническим возможностям на пределе их проявления. Как говорил тренер «вхождение в образ» устраняет страх и сомнения, значительно снижает порог болевой чувствительности, даёт возможность своевременно реагировать на любую возникающую в ходе схватки угрозу. Враги интересуют бойца исключительно в одном аспекте — как удобнее их бить. Или как наилучшим образом достигнуть поставленной задачи. Выполнить задачу — вот что важно, остальное не имеет никакого значения.

Их целью, и соответственно целью всех этих странных упражнений, частью которых являлось утреннее рассматривание точки, являлось научиться «входить в образ» идеального бойца в нужный момент. Полностью перевоплощаться, отрекаясь на время от своей личности.

Здесь тренер подчеркивал, что боевое мастерство не может появиться из ничего. Поэтому речь не идет о том, что неловкий, физически недостаточно тренированный человек вдруг ни с того, ни с сего начнет прыгать, бить, маневрировать так, словно он стал великим бойцом. Это о другом. О том, что у него господствующей эмоцией будет ярость, пропадёт скованность, он максимально задействует свой собственный боевой потенциал.

Конечно, тело должно быть подготовлено. Мало знать какой-то прием, мало уметь его выполнять, надо довести его до совершенства, до рефлекторной реакции. Лишь в этом случае вхождение в особое боевое состояние принесёт победу. И выбранный идеальный воин, которым становишься, сможет применять боевые приёмы во время сражения. Поэтому большое значение имеет техническая подготовка.

Благодаря вхождению в подобное состояние становится возможным смотреть на ход боя, анализировать изменения ситуации, управлять своими действиями как бы со стороны. Иначе говоря, можно на какое-то время внутренне стать тем, чью роль играешь и вести бой как бы от его лица. В результате, сознательная часть бойца на какое-то время отключается, и поведением начинает управлять помещённый внутрь образ идеального воина.

Конечно, «оптимальное состояние для боя» это в определённом смысле изменённое состояние сознания. Назовём его — «боевой транс». Имеется в виду тот факт, что в своём обычном, повседневном состоянии мы ощущаем самих себя, воспринимаем других людей и совершаем разнообразные действия в соответствии с устоявшимися привычками, вкусами, убеждениями, на которые накладываются колебания настроения и всякого рода случайности. Но в изменённом состоянии нас не узнать: то как мы себя осознаём и поведенчески мы становимся совершенно другими людьми. Самым простым аналогом трансоподобного состояния бывает та стадия опьянения, когда человеку кажется, что ему «море по колено», и он совершает такие поступки, которых на трезвую голову никогда бы не допустил. Но естественно, нам не подходит ни употребление алкоголя, ни других веществ, потому что мы хотим не только бесстрашно броситься в бой, но и победить, а для этого нам необходимы все трезвые реакции нашего тела, все его отточенные тренировками навыки и что немаловажно, трезвая голова, способная анализировать и принимать важные решения.

Всё это, говорил им тренер.

Практика во "вхождении в оптимальное состояние" была у них ещё один иногда два раза в день тоже небольшими, непродолжительными кусочками, обычно, в перерывах между тренировками. Там правда они занимались другим — другой хренью.

Почти всегда эта практика у них начиналось с того, что они садились в самой тихой, наверное, комнате в «Школе» и запирались на ключ. В ней не было слышно этого вечного гомона Школы, которая особенно в середине дня звучала как разбуженный улей. Они садились в круг, в удобную позу и … расслаблялись. Да, да, в отличии от диких плясок у костра, они делали прямо противоположное — расслаблялись. Уже одно это, среди суматошного напряжённого дня, могло восприниматься как хрень, хотя, Жар и ощущал это несколько иначе. Но они не просто расслаблялись, они это делали тоже весьма необычно, они успокаивались, медленно дышали, слушали своё сердце, и другие телесные ощущения. Они слушали и пытались выполнить, то что им говорил тренер, а он им говорил примерно следующее: «Вы спокойны… Вы совершенно спокойны… Вы дышите легко и свободно… Ваша правая рука словно наливается тяжестью… Эта тяжесть идёт от кончиков пальцев все выше и выше». В общем всё это было странно, и явно смахивало на хрень, но делать не трудно, а на фоне остального напряга даже приятно.

Достигнув этого блаженного состояния, они начинали повторять за тренером:

— Я всегда готовый к бою

Бью врага я наповал

…

А после финальных строчек:

— И стратегия моя

К Победе приведёт меня

Их опять приводили в бодрое состояние, и они опять привычно бежали что-то делать: тренироваться, учиться, выполнять какие-то задания, поручения и т.д.

Так они повторяли кодекс бойца почти каждый день, исключение составляли, только

суббота, воскресенье.

А ещё для того чтобы в нужный момент прийти в «боевой транс», нужно что-то запускающее и кроме образа это должно быть какое-то пусковое действие и слово.

Потому что как опять-таки говорил тренер, не стоит надеяться, что для решения такой сложной задачи, как безотказное вхождение в «боевой транс» достаточно одного только образа и одной попытки его использования. Нет, это довольно длительный процесс, требующий многократного повторения на тренировках определённой процедуры вхождения. Что же касается типов того что, запускает в действие желаемую реакцию, то для надёжности тренер сказал им взять на вооружение и жест, и звук, и образ.

Жест — это, например, сжатие пальцев обеих рук в «кулак Сашия», хотя, в принципе, можно использовать и что-то другое. Единственное условие — этот жест не должен применяться в других ситуациях. Звук должен быть очень простой. Например, какое-нибудь короткое, но звучное слово. Но в любом случае слово это или звук не должны встречаться в повседневной речи и должно храниться в тайне от всех других людей, даже самых близких. Ну, а зрительным образом должно стать изображение того самого идеального бойца, которого каждый выбрал. Об этом тоже нельзя рассказывать ни одному человеку на свете.

Далее тренер сказал, что потом, после того как мы всё это выберем и освоим нам предстоят многочисленные тренировки, типа «перешагни черту», на которых мы будем проверять достигнутый результат. Пробуя из обычного, расслабленного состояния перейти в «боевой транс».

Это всё он говорил, чтобы мы понимали, что мы сейчас делаем, чему предстоит научиться и к чему мы должны прийти. Как бы нарисовал полный путь нашего обучения. Хоть пока всё было необычно, но попробуем, может всё получиться.

Возвращаясь к утренним занятиям, надо сказать, что тем, у кого получалось упражнение с точкой, уже можно было вместо точки представлять себе выбранный образ или как они входят в выбранный образ. И даже больше. Тренер уже начал объяснять, как они могут «пропитать себя образом идеального воина» и прокручивать в воображении различные варианты ведения боя в этом образе. Именно этот этап должен дать веру в свою способность эффективно сражаться с любыми противниками. Но как раз, с выбором «образа» Жар ещё не определился. Хотя и приблизительно «ощущал» какой он должен быть.

Тренер, предоставив им полную свободу выбора, всё-таки подкинул примеры образов для тех, у кого с фантазией не очень. Объектом для подражания мог быть какой-нибудь дикий или хищный зверь, или знаменитый, непревзойдённый воин, легендарный герой, неважно реальный или мифический. И хотя у Жара с фантазией было всё в порядке, по-поводу того какой образец для подражания выбрать Жар находился в поиске. Вообще, первый зверь, который появился у него перед глазами, когда он подумал об идеальном бойце была… крыса. Жар тогда исплевался весь, настолько неподходящим для его цели показался ему этот образ. Потом он подумал было взять образ волка. А что? Волк сильный, независимый, уходящий от преследователей с добычей. Но его что-то останавливало, вроде бы зверь хорош, но… Но выбрать волка, что-то мешало. Может близкое знакомство с волками, когда они хотели его съесть и как-то смелыми, и непобедимыми они ему тогда не показались. Лиса тоже неплохой зверь, хитрый, умный, уходящий от преследования и тоже с добычей, умеющий заметать следы, но как назло когда он думал о лисе, перед глазами вставала картинка с бешенной лисой с мутными глазами и пеной в пасти, которую Рыска ухайдокала. А для образа необходимо, чтобы он был непобедимый. В общем не было у него пока образа, и Жар продолжал пялится в точку.

Занимались всей этой утренней хренью они недолго, не больше чем пол-лучины, и далее всё происходило как раньше: бег, разминка, умывание, завтрак и понеслась.

Сейчас у них была утренняя пробежка.

Бегали они не всегда по уже знакомой до каждого бугорка и довольно ровной дорожке, идущей вдоль забора внутри Школы, а наставник частенько выводил их побегать в ближайший лесок по пересечённой местности. Жару если честно, такие пробежки даже больше нравились. Новизна, новые впечатления. Вообще, утренняя пробежка и разминка его совсем не напрягали, ну кроме необходимости рано вставать. Да и к остальному привык, как будто всегда этим занимался.

Сегодня они, к сожалению, бегали по давно знакомой дорожке, вокруг Школы размеренный ритм и знакомый пейзаж, навевал скуку, зато не мешал думать. Сначала он мысленно вернулся к утренним занятиям, пора было определяться с выбором, этот этап тормозил всё остальное. Жар чувствовал, что его «идеальный воин» должен быть таким как Альк Хаскиль. Где-то глубоко внутри он почувствовал это сразу, но не может же он идеальным образцом, в который будет перевоплощаться сделать, в самом деле, этого вредного саврянина. Много чести! К тому же, вдруг, это скажется не только на сражениях и схватках, но и на обычной жизни? Фу-фу-фу! В принципе, решение было. Просто надо было найти и выбрать кого-то с таким же умением сражаться и побеждать во что бы то ни стало и таким же уровнем мастерства. Вот только это оказалось совсем не просто. Как Жар ни старался, но не мог придумать и найти никого, не то что лучше Хаскиля, а даже приблизительно с такими указанными параметрами.

Вообще, про особое, правильное состояние в бою он был склонен согласиться с тренером. Сражаться в таком состоянии ему случалось, но случилось это, пожалуй, лишь однажды, когда они сражались около пещер «Под дланью Сашия». Но было много других ситуаций, когда в нужное состояние не пришло. А тот позорный раз с Береком, когда вроде бы всё было продумано, но до дела так и не дошло, потому что страх перекрыл всё остальное. То есть входить в нужное состояние, он мог, но уж как-то очень непредсказуемо. Внести в это дело определённую закономерность и предсказуемость бы не помешало.

Надо что-то решать с образом этим и Хаскилем. С неудовольствием подумал Жар. Попробовать что ли Алька в роли образа, а там может кто-нибудь более достойный подвернётся. Жар принял решение и выкинул не слишком приятную тему из головы.

Решив, что ему не помешают более приятные воспоминания, Жар вспомнил последнее занятие по метанию звёздочек.

Первым, показанный тренером бросок, совершал сосед Жара по казарме. Бросок был далёк от того, что можно назвать уверенной техникой, но первому всегда сложнее.

— Следи за дыханием. Бросай на выдохе, так бросок будет более чётким, — прокомментировал бросок тренер.

От следующего бросающего сюрикен полетел уже намного ближе к цели и вонзился в щит достаточно чётко.

Щит был из деревяшек прилаженных друг к другу так, что сюрикены вонзались в торец дерева, это было необходимо, чтобы сюрикены в процессе тренировок не так сильно тупились. Это была ещё одна проблема данного вида оружия, рабочие грани слишком быстро теряли остроту и их приходилось затачивать. Что в свою очередь заставляло очень экономно относиться к хорошо заточенным рабочим сюрикенам. Но несмотря на проблемы и вроде невысокую эффективность, ему этот вид оружия, даже и оружием то толком не назовёшь, необъяснимо нравился.

— Задание правильного направления движения звёздочки, подчёркивается разворотом торса в сторону цели, куда её необходимо метнуть. И помните, для хорошего броска определяющее значение имеет не сила броска, а чёткая координация движений, — объяснял тренер.

Жар бросал третьим. Разворот корпуса, резкий выброс кисти на выдохе и звёздочка довольно глубоко вошла в дерево пробив лист мишени почти в чёрной точке. Достаточно чёткий и уверенный бросок, хотя можно добиться и большей точности.

Группа по метанию сюрикенов набралась минимально возможная, ровно восемь человек. Ну для Жара и остальных желающих научиться, то что группа тренирующихся была не десять, пятнадцать человек, как обычно, а только восемь, было только в плюс. Больше внимания каждому, что, конечно, радовало.

После того как они бросили ещё по несколько раз каждый, тренер сказал, что это достаточно простой бросок и они все поняли его суть и выполняют его на неплохом уровне и его шлифовку можно оставить на самостоятельную практику.

— А сейчас мы изучим хват, который называется «кулак». Он применяется при бросках от груди и от живота. Для того чтобы правильно его выполнить, нужно согнуть верхние фаланги пальцев, но кулак до конца не сжимать, — тренер сложил руку нужным образом. — Сюрикен зажимается между пальцами, держится обычно за один лепесток, — он зажал металическую звёздочку между средним и безымянным пальцем. — Бросок идёт точно также на выдохе, сюрикен должен прилететь в том же направлении, в котором был брошен. В завершающей траектории пальцы раскрываются движением, напоминающим щелчок.

Тренер встал в стойку, выставив левую ногу немного вперёд, и бросил сюрикен от живота. Звёздочка воткнулась в центр мишени параллельно плоскости земли.

— Пробуйте.

Тренер, проговаривал действия остальных учеников, каждому нашлось, что сказать. А потом перешёл к следующему броску.

Теперь сюрикен требовалось удерживать между средним и безымянным пальцем, отправляя его в дальний полёт от груди или от живота. Жар повертел в руках один из тренировочных сюрикенов, которые выдавали им в начале занятия, пытаясь представить себе попытку использования подобной техники. Поблескивающая в лучах вечернего солнца металлическая звёздочка легла между третьим и четвертым пальцем правой руки, оставляя при этом зажатым только один конец, как того и требовалось. Жар поднёс руку с сюрикеном к груди, набрав в грудь прохладного воздуха, резко выдохнул, одновременно с этим выбрасывая вперёд руку и отправляя звёздочку в её краткосрочный полёт. Сюрикен, с характерным свистом описав дугу в пространстве и чуть-чуть отклонившись от заданной плоскости, воткнулся в дерево мишени в сантиметре от центра.

Красиво. Броском Жар, конечно, был не слишком доволен, но даже от неидеального броска он получал удовольствие. Во-первых, он был уверен, что через определённое количество тренировок у него всё получится так как надо. У него с сюрикенами пока всё получалось, пусть не сразу, но очень быстро. А во-вторых, ему нравились сами ощущения, ему просто доставляло удовольствие этим заниматься.

Жар тогда подумал, что удовольствие, удовольствием, а надо бы и о будущей пользе подумать. И что надо спросить у тренера, чем сюрикены надо смазывать, так чтобы не смертельные яды, а снотворные. И на чём-то, то есть на ком-то, надо бы потренироваться. На собачках, может? С ними у Жара всегда были сложные отношения. Так как они часто охраняли интересующую его собственность, то доставляли ему немало хлопот. Но именно на них он и отрабатывал действие снотворных капель, которые он капал в затравку идя на дело. Сначала на бездомных, а потом уже на сторожевых. А сейчас собачки должны послужить для благого дела проверки и отработки навыков его будущей профессии.

А когда все закончили броски. Тренер, будто прочитав его мысли сказал:

— Главное — быть аккуратными, чтобы ни в коем случае себя не поранить. Потому что это сейчас мы работаем простыми сюрикенами без применения ядов и, к тому же, не слишком острыми, в жизни вам возможно придётся работать со всем этим. Поэтому надо быть очень осторожными. И отрабатывать нужные навыки, как будто у вас сюрикены уже смазаны смертельным ядом. А конкретно в этом броске хитрость заключается в том, что таким вот образом надо держать лишь один лепесток оружия, причем не вплотную к руке, чтобы при броске он не впился в руку.

— И не тренируйтесь на заточенном оружии, пока не получится правильно бросить оба сюрикена хотя бы десять раз подряд.

В конце занятия, когда все ученики уже выполнили свои попытки бросков, тренер сказал:

— На следующем занятии повторим, что выучили на этом и попробуем метать сюрикены классическим способом. Это забрасывание противника в положении с колена от пояса. То есть серийное метание сюрикенов одним броском. Это когда воин, припадая на одну ногу, совершает бросок от пояса движением руки, напоминающим раздачу игральных карт.

…

Жар теперь с нетерпением ждал следующей тренировки. Ему не терпелось попробовать серийное метание. Это то за что он и полюбил эту технику. Про яды он тоже кое-что выяснил, и уже знал, что ему нужно. Надо теперь было где-то купить или раздобыть эти составы, ну и опробовать, наконец-то.

На «рукопашке» им тоже время от времени, особенно в начале, давали забавные задания. Вот, например, задания на ориентацию в пространстве. Вначале объяснив, конечно, как это важно для рукопашного боя. Как говорил тренер, в рукопашном бою чувство пространства является жизненно важным, оно позволяет мгновенно реагировать на действия любого из нападающих и контратаковать с опережением.

Так вот это суперважное умение они тренировали примерно следующими упражнениями:

Например, упражнение «Хаотичное движение». В котором они двигались сразу всей группой, и каждый совершал движение в каком-то своём хаотичном направлении. И надо было при движении избегать лобовых столкновений.

Или ещё «Прорыв сквозь толпу». Где они по одному, предельно быстро пытаются прорваться в заданную точку, сквозь хаотичное движение остальной группы, которая типа толпа.

Стоит ли говорить, что у Жара эти упражнения получались мастерски. А забавным было хотя бы то, что раньше он думал, что подобные умения и навыки были жизненно важны для его прошлой профессии. И не ожидал, что столькими важными для честной жизни умениями овладел тогда, когда ей занимался.

В рамках «ориентации в пространстве» выполняли они, конечно, и другие упражнения, более, по его мнению, похожие на боевое искусство. Например, «передвижение по кругу». Когда двое нападающих одновременно атакуют, а защищающийся перемещается и старается перемещаться так, чтобы поставить нападающих на одну линию. Это для того чтобы одновременно сражаться только с одним нападавшим.

Вообще, в бою есть большая вероятность, что сражаться придётся с несколькими противниками. Поэтому им начали ставить технику ударов против противников, находящихся спереди, сбоку, сзади учили проводить свои атаки под разными углами и по разным уровням. Вот тут-то и пригождалось то большое количество и разнообразие тренажёров, которое у них имелось. Они отрабатывали связки ударов маневрируя между тренажёрами попутно вырабатывая у себя чувство пространства и дистанции.

Приёмы, в виде коротких связок ударов и захватов с ударами, они отрабатывали до полного изнеможения. Добиваясь чёткого и безошибочного исполнения. Того чтобы это делалось само собой, без участия головы (в смысле обдумывания что и как надо сделать). И это отрабатывалось в разнообразных типовых ситуациях.

Ещё Жар оценил, что их не просто учили определённому набору приёмов, а учили сначала оценивать ситуацию и уже на основе этого применять определённую тактику и стратегию ведения боя. Потому что в зависимости от целей стратегия и тактика ведения боя будет разная. Например, в одних случаях требуется взять противника живым и невредимым, в других — как можно быстрее и надежнее вывести его из строя. Или если нападающих несколько вывести из строя наиболее опасных, не церемонясь, а остальных можно и связать или обезвредить по-другому. Или если внезапное нападение нескольких противников и убежать невозможно, цель самозащита, тогда суть боя заключается в решительных безжалостных действиях по надежному выведению из строя всех нападающих, сколько бы их не было. Для этого надо успевать в кратчайшие промежутки времени причинять максимальный ущерб каждому из противников. А для разных стратегий применяются разные приёмы. И при обучении им давали эту разницу.

…

Так за разными воспоминаниями и мыслями Жар и не заметил, как они пробежали почти всю требуемую дистанцию. И он вспомнил, что хотел выбрать время для разговора с Реном. Разговор должен быть не слишком приятный и, возможно, непростой, но нужно наконец это сделать.

Дело в том, что для Жара занятия с мечом были не самыми любимыми. Жар знал, что это ему не пригодиться, да и неинтересно ему это было. Так-то махать ковырялом он и до этого умел. Ну и позанимавшись определённое время здесь отчётливо понял, что это не его оружие.

То что просит тренер, он делает, конечно, но без энтузиазма. Вкратце описать успехи Жара во владении мечом, можно было бы одной фразой: "Уже лучше, но всё также плохо". Поэтому сильно усердствовать в этом виде оружия смысла особого он не видел. В связи со всем этим, Жар и рад бы на тренировках не очень стараться, но тут была неожиданная проблемка. Потому что Рен оказался сильным мечником и при тренировке с ним у Жара уходило слишком много сил, которые он не хотел тратить именно на этот вид оружия. Да и Рену слабый партнёр был не нужен. Эх, ему бы кого-нибудь, более соответствующего его уровню.

А вот так взять и сказать другу, что не хочет с ним тренироваться в паре, как-то это… Но придётся, всё же, это сделать, ведь надо же как-то разводить ситуацию. Придётся поговорить с Реном, уговорить его выбрать партнёра посильнее, а себе соответственно подобрать послабее. Конечно занятия в паре с другом имеют свои преимущества и их терять не хочется, но назрело.

О посмотрел на друга, бежавшего рядом. Нет. Сейчас не время, пробежка почти окончена, а для разминки не тот разговор, надо выбрать время поспокойнее.

…

Вот уже разминка и завтрак закончены, и они должны приступить к учёбе. Первым уроком у них будет новый предмет, который они только недавно начали изучать — «Обеспечение безопасности дворца». Он преподавался для тех, кто учился на безопасников. А так как Жар прикинулся перед друзьями и командиром безопасником, то он вместе с Реном туда ходил. А он и не жалел, на самом деле ему это всё было интересно. Это был небольшой курс, и там в числе прочего они изучали план дворца. Хорошее дело, считал Жар, — нужное. Уж в этом-то Жар знал толк. С Саврянским дворцом он слегка уже ознакомился, с замком этого «Полтора клинка» — тоже, теперь вот и Ринтарский дворец удосужится узнать. Вдруг тоже пригодится. Жар понимал, что сокровенные тайны им, конечно, никто открывать не будет (как-то: тайные комнаты, секретные переходы для быстрого перемещения из одного места дворца в другое, подземные проходы наружу и другие интересные вещи), только что-то положенное знать простому охраннику дворца. Но и это тоже было интересно.

Вообще, за это время их учили много чему интересному, и что немаловажно, полезному.

* * *

На втором уроке Жар с друзьями, как обычно, расположились на своём любимом месте — на галёрке, недалеко от входа со второго этажа. Этот путь в аудиторию, кроме того, что вёл к их любимому месту, имел и ещё одно преимущество, если ты чуть-чуть опоздал на лекцию, можно было зайти, не привлекая лишнего внимания. Чем трое друзей иногда пользовались.

И вот через эту дверь, прямо посреди лекции по основам права, зашёл молодой человек, один из учащихся Школы. И вместо того чтобы тихонечко сесть на место, он начал внимательно оглядываться, изучая весь зал, пока его взгляд не остановился на Жаре, заставив того почувствовать себя несколько неуютно. Всё также пристально оглядев Жара с головы до ног, он по-видимому, что-то для себя решив, целенаправленно направился к нему. Заставив Жара несколько напрячься.

— Ты — Жар?

— Ну! А тебе то чё?! — подозрительно и не слишком вежливо отреагировал Жар.

Парень подозрительностью и не особо доброжелательным приёмом Жара не заморочился, а добившись утвердительного ответа, тоном, не предполагающим возражений, сказал:

— Собирайся. Тебя вызывают к воротам. Пойдём! — и кивнул на дверь.

— Кто? — с ещё большей опаской и недоверием спросил Жар. Жизнь приучила его ждать от неожиданностей не только приятных сюрпризов.

— Неважно. Пойдём! — ответил собеседник.

Далее им попререкаться не дали. Лектор уже бросавший на них недовольные взгляды, раздражённо сделал замечание:

— Молодые люди, хватит шептаться. Если не терпится поговорить, выйдите.

Пришлось Жару, под настороженные взгляды друзей, воспользоваться их любимой дверью, чтобы выйти вслед за настырным молодым человеком.

* * *

И вот наконец вдалеке показались две фигуры. Альк без труда разглядели в них Жара и посланного за ним дежурного. Сначала Жар шагал неспешно и как-бы нехотя, но потом, видать разглядев ожидающих, прибавил шагу.

— Жар! — радостно взвизгнула Рыска, и бросилась на шею друга. Конечно, когда тот приблизился на достаточное расстояние, чтобы можно было не орать это на всю округу.

— Ну привет! Приболотный баловень судьбы, — оторвал Жара от братских объятий с Рыской Альк и с улыбкой протянул ему руку. Он тоже несмотря на демонстрируемое поведение рад был встретиться со старым другом.

Они отошли в сторонку, но всё равно расположились недалеко от ворот, как и положено, в зоне видимости дежурных. Хотя и так, чтобы можно было поговорить без посторонних ушей. Дежурный заранее объяснил им, что они могут поговорить только в зоне видимости.

— Надо же, — первым начал Жар, — Только сегодня вас вспоминал!

По правде говоря, вспоминал он не совсем их, а конкретно Хаскиля, но кому она нужна правда эта. Да и вообще это теперь профессиональная тайна.

Потом Жар посокрушался, что не может пригласить их в кормильню для разговора за добрым кувшином дорогого вина. «Саший бы побрал здешние порядки и дисциплину эту!» Заработав шутливое замечание от Алька.

Поговорили. Жар рассказал про учёбу и какой он молодец, рассказами там, где накосячил не стал делится. Рыска искренне восхитившись его мужеством похвалила.

Не обошли стороной и тему златых. Рыска, конечно же, первым делом сказала, что она привезла его часть, его пятьдесят златых, и готова их отдать.

— Только где ты их хранить будешь? Здесь? — с некоторым сомнением спросила Рыска.

— О, нет, конечно! — рассмеялся Жар.

Он сказал, что своё золото он пока Рыске поручает хранить. Часть денег, то что занимал на меч и другое оружие, и за другое репетиторство, попросил отдать Крысолову. А остальное пусть подруга у себя пока хранит, пока он в Школе, ему без надобности. Ну разве что один златый на удачу возьмёт.

Так и порешили. Рыска торжественно отдала ему один златый. Точнее это Жар его торжественно принял. За словом в карман не полез, произнеся маленькую речь по этому поводу.

И тут же от приятного, сделав строгий вид заботливого старшего брата, поинтересовался у Алька, «свадьба то уже была?», «А когда?». Очень был недоволен, что её ещё не было, и нет точной даты её празднования. Но примирился, тем, что завтра должна состояться церемония венчания, посокрушался, что не может там быть. И вообще ему совершенно не понравилось, что там предполагается что будут только Альк с Рыской и молец. Как будто это какое-то тайное действие.

Рыска, правда тут же бросилась на защиту своего любимого Хаскиля, начала говорить, что это она так хочет, что не хочется ей никакой шумихи и многолюдья.

На слова о том, что свадьбу в фамильном гнезде Хаскилей играть не стали, понятливо скривился.

— Понятно! Не ко двору пришлась.

— Много ты понимаешь! — огрызнулся Хаскиль. — Заботливый выискался. И вообще... можешь снять с себя эти не свойственные тебе функции. О Рыске есть уже кому позаботиться и в твоей защите она не нуждается.

Альк собственически приобнял девушку чуть ниже талии. Рыска не возражала, а даже как будто теснее прижалась к нему.

Жар скептически отреагировал на слова Алька, насмешливо хмыкнув, типа «ну-ну!», а на жест, раздражённо раздул ноздри и с досадой слегка покачал головой, поняв, что тот означает. Но в драку не бросился. Во-первых, а смысл? А во-вторых, Рыска выглядела такой счастливой.

Только угрожающе погрозил кулаком Альку, под его снисходительную улыбку: — Только попробуй её обидеть! И нечего мне тут указывать, что я кому должен, а что нет! Рыска мне как сестра, и я буду о ней заботиться и следить, чтобы её никто не обижал. Особенно ты! — Жар сощурившись, указал на Алька пальцем, как будто пригвождая того к позорному столбу. — А то ишь раскомандовался, — добавил Жар.

Во время этого демарша Альк почти не изменился в лице, смотря на это всё с той же улыбкой, лишь чуть выше приподняв бровь. Отчего его лицо ещё больше, на взгляд Жара, приобрело возмутительно издевательское выражение.

На этом Жар посчитал свой братский долг выполненным, и разговор вернулся в нормальное доброжелательное русло. В числе прочего Жар попросил у Алька купить кое-что, а именно яды для сюрикенов. Он с помощью тренера и находящейся в библиотеке литературы по ядам, определился чего он таки от этого хочет и соответственно с составом. Не смертельные, а снотворные, но так как их тоже было не один, а посильнее, и послабее. В общем он выбрал несколько и хотел уже попробовать на любимых им собачках работать с ними на практике, чтоб понять, как они и что от них ожидать. Так-то он теорию про них почитал, но теория теорией, а практику ничего не заменит.

В общем, кроме некоторых нюансов разговор вышел очень тёплый и приятный. И чертовски жаль было расставаться с друзьями, он только сейчас понял, как по ним скучал. И хорошо, что у них всё срослось, пусть и не так как виделось. Они оба были счастливы друг с другом, это трудно было не заметить. Кто не знал Алька, того могла ещё ввести в заблуждение его ироничная, иногда резкая манера общаться, но зная его достаточно Жар видел в нём большие изменения, и действительно надёжного защитника и хорошего партнёра для Рыски.

* * *

После посещения Жара Альк, отправил Рыску в снимаемую ими комнату заниматься с репетитором, который должен был скоро подойти.

Дело в том, что после нескольких попыток подготовить Рыску к поступлению в Университет самостоятельно, стал очевиден тот факт, что учитель из него никудышный. Причём этот факт стал понятен даже самому Альку. И ради сохранения мира и спокойствия в доме, было решено нанять стороннего человека. Подготовка дело серьёзное и хотелось сделать это качественно. При всём том, что сам Альк был начитан, и очень много знал по данному вопросу, в силу своего образования и общей образованности, и конечно же разбирался и в стилях, и в формах, и в других тонкостях этой изящной словестности, но донести всё это до обучаемого, то есть обучаемой, ему не удавалось. Терпение и умение объяснять, особенно простые вопросы, никогда не были его сильными сторонами. Ему явно не хватало системности и особенно принятия того факта, что для учащегося нормально не знать и не понимать. К тому же, он легко раздражался, когда его с ходу не понимали. И в попытках объяснить собеседнику, как ему казалось, очевидное, переходил на личные особенности собеседника, да и предыдущему репетитору доставалось. Это Рыске, понятное дело, не нравилось. И после пары занятий, закончившихся Рыскиными слезами, вызванными не столько обидой за себя, сколько за свою чудесную учительницу, и Альковыми, в конце концов извинениями, стало понятно, что надо что-то менять. В общем, попрактиковав недолго преподавание Альк оставив за собой только некоторые функции контроля, остальное с удовольствием отдал на откуп репетитору.

Так вот, отправив Рыску к репетитору, он сам, как и собирался, направился во дворец на встречу с тсарями. Надо было отчитаться о проделанной работе, рассказать о настроениях в тсарствах и т.д.

По пути он задумался о предстоящем докладе. Про родную Саврию, к сожалению, ему сказать было нечего. Ибо Саврию они по определённым обстоятельствам проскочили быстро. Любимая игра влюблённых — девушка убегает, парень догоняет, отвлекла его от выполнения тсарского наказа. А окончательно догнал он свою ненаглядную аж в Крокаше. Так что занятые любовными играми они, а точнее он — Альк, остался в некотором неведении об общественном мнении саврян по поводу ринтарцев и предстоящего объединения. Ну и, понятное дело, объяснительно-разъяснительную работу он тоже ни с кем в Саврии не проводил, если не считать того раза по пути в Брбржисщ. Но об этом он уже тсарственным особам докладывал.

В Крокаше он кое-что послушал и понаблюдал, но там было без сюрпризов. Народ поддерживает объединение и вполне благожелательно относится к ринтарцам. Но это же Крокаш.

Во-первых, приграничный город. Торговля с ринтацами там всегда существовала, только объёмы и законность были меньше. И смешанные браки тоже были не редкостью.

Во-вторых, едва развязанная война здесь же и захлебнулась. Поэтому, осознание и принятие объединения произошло ещё во время тех трагических событий. Вряд ли во всём тсарстве сыщется город, более лояльно настроенный на объединение. Город, не раз испытавший на своей шкуре, что хоть какой-нибудь мир лучше войны. А тут не какой-нибудь, а похоже долговременный и надёжный, ведь две тсарские семьи объединяются.

Ни в какие другие города по дороге из Брбржисща до самой границы Альк не заезжал. В общем по поводу Саврии, к стыду своему, сказать ему было совершенно нечего.

Совсем другое дело — Ринтар. Там он отработал задание как положено, посетив достаточное количество населённых пунктов. Собрав определённую статистику, по которой можно сделать какие-то выводы.

Ну а какие, собственно говоря, выводы он может сделать. Да, ничего особенного, всё ожидаемо. Да, неприятие есть. Неприятие и непонимание. Не везде одинаковое, где-то больше, где-то меньше. Всё бессистемно. Хотя нет, закономерность всё-же есть, чем глуше провинция, тем сильнее неприятие. Это, в принципе, понятно, нехватка информации и общая дремучесть порождают чудовищ. Но с этим надо работать. У некоторых индивидуумов неприятие переходит в почти открытую враждебность, а у некоторых, не столько во враждебность, сколько в безнаказанность. А это, в смысле, и враждебность и безнаказанность надо жестко пресекать, и желательно иметь для этого весомые, а точнее законные основания. Вот закон по этому поводу, очень бы пригодился.

Прибыв во дворец, Альк в докладе тсарственным особам рассказал о своих наблюдениях, честно признавшись, что по Саврии у него информации нет, представил анализ и выводы, озвучил свои идеи по улучшению ситуации. Они вместе обсудили, что можно сделать, наметили шаги, которые нужно предпринять для исправления ситуации. Проговорили и про то, что нужно сделать для ограничения проявлений враждебности, и в плане просветительской работы среди низов, и как популяризировать объединение среди знати.

И вот, как раз, по-поводу последнего Исенара и озвучила Альку предложение, от которого тот не смог отказаться. Признаться, для Алька оно прозвучало… несколько неожиданно, хотя и было вполне логичным. Ну и после первоначального удивления, оно пришлось ему очень по душе и воспринималось уже как справедливое и, вообще, единственно верное. Теперь предстояло осчастливить этим предложением Рыску. И посмотреть на её реакцию, конечно. Что-что, а наблюдать за Рыскиной реакцией на некоторые вещи, ему никогда не надоедало.

* * *

— Собирайся, во дворец поедем! — грубовато, приказным тоном с порога заявил Альк.

Он только что вернулся, можно сказать, что домой, если так можно назвать снимаемую ими комнату. Рыска немного её обжила и обуютила, так что её уже можно было назвать «домом».

Альк, только войдя в дом, без подготовки осчастливил Рыску предстоящим визитом. После того как тсарственные особы узнали о том, что венчание Алька с Рыской запланировано уже на завтра, то визит во дворец решено было не откладывать, а провести сегодня же.

Рыска ошарашенно посмотрела на него своими широко распахнувшимися глазищами, тут же оставив свои дела, и от удивления даже на его наглый тон не среагировала, спросив:

— З-з-зачем, ещё?! — её голос звучал одновременно испуганно и недовольно.

Слегка переварив информацию, и придя в себя, она уточнила, — В смысле я там нужна, зачем? Ты же сам неплохо справлялся.

Альк ухмыльнулся, весьма, довольно. Ему нравилось и то, что Рыска робко хотя иногда коряво ехидничала, (не иначе у него научилась), и то что он угадал с Рыскиной реакцией, и разговор начинался так как он и рассчитывал.

— Предстать пред светлые очи тсарственных особ. Они тебя лицезреть желают, — в своей обычной манере ответил он.

— А я им зачем? — повторила свой вопрос Рыска.

— Зачем, зачем, — передразнил Альк, — За оградой.

«Эх, жаль ничего не объясняя нельзя повести», — с досадой подумал Альк. Они в памятной встрече в Крокаше договорились, что о важных решениях они друг друга информируют. Так же как если узнают о чём-то важном, касающемся их обоих. А не как раньше, сам решил, сам сделал, поставив партнёра носом перед случившимся фактом. И важные для обоих решения они обсуждают совместно. Вот и пришло время ему выполнять этот договор. Ничего не попишешь, надо говорить. А было бы так интересно посмотреть на её вытянувшуюся от неожиданности мордочку, после того как сам тсарь ей скажет о том, что её хотят ринтарской знатью сделать.

— Ты сядь, а то упадёшь ещё, — по-прежнему грубовато сказал он, и сделав интригующую паузу, продолжил, — Шарес придумал, как из тебя ринтарскую знать сделать. Хочет убедиться, что ты не против. Ну и что ты по-прежнему, жаждешь видеть меня своим мужем. Ты же жаждешь?

Говоря всё это Альк подошёл к девушке, и после заданного вопроса по-хозяйски привлёк Рыску к себе и нежно, не торопясь поцеловал. Потом отпустил и вопросительно посмотрел на неё, ничуть не сомневаясь в ответе. Такая наглая постановка вопроса девушке не очень понравилась.

— И что, от моего ответа, что-то зависит? — слегка дуясь пробурчала Рыска, хотя и не отстранилась. На самом деле она ещё не до конца осознала сказанное Альком и была в процессе.

Альк не обратил внимания на её тон, понимая, что она, по-видимому, из-за слишком неожиданно свалившегося на неё счастья, ещё не определилась с отношением к происходящему, поэтому хмурилась на всякий случай и жизнерадостно принялся объяснять.

— На самом деле, нет! От таких предложений не принято отказываться. Очень уж им хочется нас с тобой поженить. Громко и показательно.

— Не понимаю. Зачем это? — который раз за разговор задала Рыска почти один и тот же вопрос. Хотя на этот раз уже заинтересованно.

— Ну как же! — активно взялся за разъяснительную работу Альк. — Для примера! Чтобы, так сказать, создать прецендент, чтобы все обзавидовались и знать обоих тсарств бросилась заключать смешанные браки. Что, конечно, было бы очень полезно и важно при текущем положении дел в тсарстве. Так что, давай, собирайся, пойдём решать, как ты можешь лучше послужить великой и благородной цели.

Рыска начала переодеваться, а Альк ей помогать.

И тут Рыске внезапно пришло на ум, возможное следствие её превращения в знать, к которому она пока не знала как отнестись.

— Это что же… Мне придётся теперь в замке жить?! — чуть ли не с ужасом спросила она.

— Не понял! Ты что ли, против?! — спросил Альк несколько ошеломлённо.

— Да! — резко, не размышляя ответила Рыска.

«Нет, это не девушка, а шкатулка с сюрпризами какая-то», подумал Альк. Ей опять удалось его удивить.

— Тебе что не понравился наш родовой замок?!! — с ноткой возмущения вопросил Альк.

Рыска ожидаемо смутилась, наконец осознав, что её резкий ответ мог его задеть.

— Ну, … сначала понравился, — Рыска запнулась.

Альк картинно закатил глаза и хлопнул себя ладонью по лбу.

— А потом? — вопросил он.

— А потом я поняла, что жить бы я там не хотела, — смущённо отведя глаза, негромко продолжила она.

— Что, даже хозяйкой? — не отставал Альк.

— Даже хозяйкой.

— Однако! — Альк возмущённо помолчал и с ноткой ехидства добавил, — Что же тебе не понравилось в нашем замке то?

Рыска, слегка покраснев кончиками ушей, Альк надеялся смущённо, а не агрессивно, махнула рукой, как бы говоря: «А была не была!», и продолжила:

— Ну, во-первых, везде темно, как-то промозгло и … запах.

— Что?!!

— Да, вообще, вонь, — Рыска под ехидным взглядом Алька, разошлась не на шутку и неожиданно даже для себя самой вывалила на него всё то, о чём думала, когда жила в замке.

— Эти дурацкие ночные вазы ещё. Там, конечно очень красиво местами. А у меня детство, может и не в роскоши проходило, но запаха этого там никогда не было. Мы вообще этого в доме не делали. Да и невозможность помыться, когда хочется, — несколько сумбурно продолжала высказывать свою точку зрения Рыска.

— Ладно, можешь не продолжать. Что-то я, кажется, дальше не очень хочу слышать. Ты вот взяла и охаяла все замки, — Альк не мог не признать, что в чём-то Рыска была безусловно права, отчего и было даже как-то обидно. Хотя замки особой его любовью никогда не пользовались, но всё-равно он привык гордится своим фамильным гнездом. И какие-то тёплые чувства у него к этому замку были, всё-таки там прошло его детство.

Он помолчал, переваривая полученную информацию. Переварил, улыбнулся, подмигнул Рыске и сказал:

— Но есть радостная новость! Хочу тебя обрадовать. Никто не собирался навязывать и мучить тебя замком.

— Альк! Ты надо мной издевался!!

— Нет, что ты, дорогая, я просто хотел узнать твоё впечатление о нашем родовом гнезде. Предмете, так сказать нашей фамильной гордости. И что я услышал? Тебя не убедила даже купальня с лепестками роз. И как мне пережить это известие. Ты нанесла удар по фамильной гордости! Я очень расстроился. Сейчас, конечно, некогда, но вечером тебе придётся постараться, чтобы меня утешить.

Потом он добавил,

— И вообще, как после всего вышесказанного я туда поеду?

— Э, ты обещал!!! Я же с матерью встречалась и даже её простила! — вскинулась Рыска.

— Нуу... Я очень рад тому, что твои отношения с матерью наладились. Да я согласен… что это пошло тебе на пользу. И это надо было сделать вне зависимости от моих взаимоотношений с отцом.

— Альк!!!

— Да, не кричи, — поморщился Альк. — Мы, вообще, во дворец собираемся, не отвлекайся на посторонние разговоры.

— Альк! — уже более спокойно, но с нотками металла в голосе сказала Рыска. По этому тону стало понятно, что по этому вопросу так просто отбрехаться или перевести всё в шутку не получится.

— Да что ты заладила «Альк» да «Альк», я уже почти двадцать пять лет Альк, — раздражённо проворчал он, — Мы же договорились, я приглашу его на нашу свадьбу.

Вздохнув, он добавил шёпотом, — Тем более что свадьба должна быть громкой и показательной, и мой отец на ней обязан присутствовать. Мы должны изобразить семейную идиллию, без вариантов.

Когда они уже почти собрались, и Рыска напоследок суетилась по хозяйству, убирая, накрывая. Альк про между прочим проговорил:

— Ну вот и объявилась третья сила, которая …

Альк даже не успел закончить фразу, когда враз побледневшая Рыска, чуть не выронив из рук крынку с молоком, растеряно оглянулась на Алька, и переспросила: — Что?! Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты, наверное, не помнишь, — начал объяснять Альк, слегка удивлённый такой эмоциональной реакцией, на ничего незначащую фразу. — Я в Крокаше говорил, что дар сказал мне, что нашей свадьбы в Ринстане не будет, и что она состоится несколько позже того, на что мы тогда рассчитывали. Что некая третья сила этому помешает.

— И что? — упавшим голосом спросила Рыска.

— Да ничего особенного, просто та третья сила — это наши тсари. Свадьбу то из-за этого придётся играть в Саврии и не раньше, чем тсарскую, ну учитывая, что к этой помпезности надо как следует подготовиться, то не раньше, чем через месяц.

Рыска плюхнулась на ближайший стул. Выдохнула и помотала головой, как будто освобождаясь от морока, глянула на удивлённо смотрящего на неё Алька, отвела взгляд и уставившись в пол тихо начала говорить:

— Да я ни на миг об этом не забывала. Твои слова тогда меня так напугали. Я так боялась тебя потерять! И эта третья сила сидела во мне занозой, как напоминание, что наше счастье, возможно, недолговечно, и что-то должно случиться. Что-то нехорошее, я почему-то думала, нас раскидает, разлучит и мы по какой-то, от нас не зависящей причине долго не сможем встретиться.

Рыска, наконец, подняла на Алька взгляд.

Альк отмер быстро подошёл к ней и порывисто обнял:

— Дурочка ты моя!, — он прижал её голову к себе, чуть растрепав, только что сделанную причёску и погладил её по спине. — Я же сразу сказал, что это несущественно, просто немного отодвинет сроки и перенесёт место. И совсем ничего не говорил про то, что это разлучит нас. Я думал ты и забыла это давно.

Рыска помотала головой под его рукой, но положение тела не поменяла, только чуть сильнее прижалась к нему и едва заметно шмыгнула. Он продолжая нежно гладить её по спине, с лёгкой укоризной сказал.

— Чтож ты себе накрутила-то? Невнимательно меня слушала, сказочница.

После этих слов Рыска слегка отстранилась подняла лицо, по нему одиноко катилась слезинка. Рыска хотела что-то сказать, но не успела, Альк наклонился и слизнул её. А потом, сел и посадив Рыску себе на колени, начал нежно, едва касаясь, целовать её щёки, скулы, кончик носа. Рыска наконец улыбнулась, обвела руками его шею, потёрлась носом о его нос и смотря в его глаза всё-таки сказала, что собиралась.

— Я внимательно слушала и всё услышала. Но тебе свойственно преуменьшать опасность. Поэтому я и добавила её чуть-чуть.

С этим аргументом, в общем случае, Альк склонен был согласиться, но всё равно возмутился:

— Но не в этот же раз! В этот раз вообще опасности не было.

— А откуда мне было знать! — парировала Рыска.

<tab>С этим аргументом, в общем случае, Альк склонен был согласиться, но всё равно возмутился:

— Но не в этот же раз! В этот раз вообще опасности не было.

— А откуда мне было знать! — парировала Рыска.

* * *

Во дворце своего тсарства Рыска была впервые, поэтому с любопытством оглядывалась. Он несколько отличался от Саврянского, но не принципиально. Такой же помпезный, огромный, с множеством ходов и переходов.

Когда они пришли на аудиенцию, Шарес озвучил им, ну прежде всего Рыске, своё предложение.

Собственно, коротко оно заключалось в следующем, так как свадьбы между Ринтарской и Саврянской знатью были в ближайшее время крайне желательны, то свадьба такой саврянской знати как Альк Хаскиль с ринтаркой была бы как нельзя кстати. Если бы не одно маленькое досадное «но», которое портило всю малину. «Но» — заключалось в том, что Рыска не являлась знатью. По этому поводу Иссенара с Шаресом подумали, покумекали и придумали как из Рыски знать сделать, так сказать, за особые заслуги перед отечеством. «К тому-же, ты это заслужила», — добавила Исенара.

Когда с объяснениями было закончено, то, как и обещал Альк, Рыску спросили, собирается ли она замуж за Алька, и является ли это решение окончательным и добровольным. Рыска подтвердила, что «Да» — собирается, и «Да» — добровольно.

Тогда перешли к деталям. Изменившаяся ситуация диктовала свои условия. Например, что свадьба должна быть достаточно помпезная и пышная, а не как они хотели потихоньку, не привлекая излишнего внимания. К тому же, им придётся играть свадьбу не в Ринстане, а в саврянской столице. Потому что, во-первых, и Хаскилей, как высшую знать, в Саврии больше знают, а то что Рыску не знают, это ещё один повод играть свадьбу в Саврии, а не в Ринтаре, она же «ринтарская знать», поэтому для саврян допускается её не знать. Да и родные Алька лучше достаточно пышную свадьбу организовать смогут, чем сами молодые. А во-вторых, свадьба Шареса и Исенары будет в Ринтаре, а их свадьбу поэтому логичнее сделать в Саврии. Ну и торопиться с ней не надо, лучше время для неё примерно через месяц после тсарской.

Когда они начали оговаривать мелочи и прорабатывать детали, встал вопрос о том, как Рыска будет называться. Рыска, как только речь об этом зашла, озвучила своё старое прозвище, которым уже называлась — «Рыска Приболотная». Но там почти сразу кому-то пришло в голову, что можно Рыску не «Приболотной», а поприличней как-нибудь назвать, раз её, всё равно, без роду, без племени знатью делать собираются.

Теперь им предстояло выбрать Рыске подходящее имя-прозвание, которое в документы войдёт. И надо чтобы оно было такое, чтобы не стыдно произнести. Они вчетвером принялись его выбирать. Ну как вчетвером…

Поначалу, после вопроса Исенары, «Ну что, Рыска, как ты хочешь называться?», повисло молчание.

Потом Рыска в замешательстве пожала плечами, ей вообще, всё это не очень нравилось и «Приболотная» вполне устраивало, и спросила:

— А какое оно должно быть? Примерно.

На Рыскин вопрос первым ответил Альк.

— Типа «Шарак — Полтора клинка» — сказал он.

А потом подключились все остальные, и имена посыпались с разных сторон как горох из упавшей чашки, там было и «Рыска — Приозёрная гладь», и «Рыска — Несущая добрый знак», «несущая Хольгину весть», «Хольгина посланница», «Рыска — Спасительница», «Рыска — Утро длинных ножей» (это уже от Алька). Ничего не предлагала только Рыска, которая сначала молча, с удивлением взирала на это действо, никак не участвуя в бурном обсуждении. Потом, как человек ответственный и понимающий, что окончательный выбор будет за ней, то честно попыталась примерить на себя каждое предложенное будущее имя. При этом Рыска краснела, бледнела, пыталась что-то сказать, но кроме междометий даже не успевала до следующего предложенного имени, закрывала лицо руками и, в конце-концов, когда все выговорились, настояла на самом скромном и в то же время имеющем некоторое отношение к действительности.

Рыска согласилась называться «Рыска — Приозёрная». Во-первых, потому что она всегда мечтала жить на берегу озера. Это была как некая дань детской мечте. А с другой стороны, у них там в Приболотье и озёра были, да и болото — это то же озеро только заболоченное.

— А «Приозёрная гладь» — романтичней сказала Исенара.

Рыска покраснела, но отказалась. Не нужны ей эти красивости. Если уж это необходимо, то пусть будет поскромнее. На том и сошлись.

В завершении тсарственные особы поинтересовались завтрашним венчанием. Уточнили, не нужно ли помощи в подготовке и организации, может кого из знатных гостей надо пригласить. В общем, изъявили своё желание помочь, и если надо поприсутствовать. Но Альк отказался, сказал, что хочет, чтобы всё было камерно без излишнего шума и помпезности. Что всего этого будет в достаточном количестве на свадьбе.

* * *

На следующий день после визита к тсарям, состоялось запланированное и тщательно подготовленное Альком венчание. Подготовкой занимался исключительно Альк, Рыску он не привлекал. Что и как там будет происходить должно было стать для неё сюрпризом. Для чистоты восприятия. Единственное, что Альк оговорил с Рыской, это гостей, кого она хотела бы видеть на венчании. Оказалось, только Жара, больше никого. Ну, а так как Жар не мог присутствовать, то значит никого. В этом их с Альком желания удивительным образом совпали. Альк это событие не хотел превращать в шумный балаган. Поэтому этот момент он оговорил с мольцом заранее, оставив присутствующих самый минимум. Ну и остальные решения, что да как и подготовку Альк взял на себя. Рыска была не против.

Венчание было очень камерным, как Альку с Рыской и хотелось. Только они двое и молец с помощником. Они даже крыса не стали брать, оставили дома. Молельня была совсем небольшая, но ухоженная и какая-то особенная.

На эту молельню Альк наткнулся случайно, когда бегал в поисках подходящего для венчания места. Заинтересовался, ещё издали заметив в ней элементы саврянской архитектуры. Наверное, в её строительстве принимал участие какой-то саврянин, подумал он тогда. Альк оценил, как искусно эти элементы были вплетены в общую картину. Они не выпячивались, а смотрелись естественно и гармонично. Альк специально этого не искал, но когда наткнулся, то не смог пройти мимо. Но окончательно решило выбор всё же не это, а то что он почувствовал зайдя внутрь. Было в этом месте что-то ещё, он не мог точно определить это словами, особая атмосфера или, как бы это глупо не звучало, «душа», в общем, Рыске точно должно понравиться, решил тогда Альк. Да и находилась молельня в красивом месте.

Придя сегодня сюда, Альк ничуть не был разочарован своим выбором. Явно, не зря побегал, чтобы найти это место.

Когда они вошли атмосфера внутри была соответствующая. Рыска, как всегда красивая, и эффектная сейчас в белом с кружевами платье в фамильных драгоценностях Хаскилей, вся какая-то торжественная, но в то же время милая и наивная. Она как будто ждала чуда. Она так искренне и увлекательно это делала, что даже Альк слегка заразился от неё этим ожиданием.

Церемония была красивая, Альк придирчиво всё контролировал, хотя успевал и любоваться Рыской, и наслаждаться атмосферой. Церемония тоже была оговорена заранее.

В принципе, он должен был волноваться, ведь это действо, в какой-то степени, меняло его статус. Но он если и волновался, то не сильно. Трудно сказать, что на это повлияло, возможно то, что именно он всё это подготовил и сейчас контролировал чтобы всё соответствовало его плану.

Конечно все эти белые кружева и солнечный свет падающий через расположенное почти под потолком круглое окно-розетку, прямо на то место венчания куда они сейчас шли, было очень красиво и создавало определённый настрой. Да и свет из стрельчатых окон витражей, расположенных чуть ниже, подчёркивало нужный эффект. Но всё это было тщательно оговорено и спланировано и чудом оставалось только для Рыски. Альк же кроме того, что любовался своей избранницей, отмечал так ли падает свет, создаёт ли это правильный эффект.

Церемония шла своим чередом, услаждая Алька точностью исполнения задуманного и предсказуемостью. Его только немного беспокоил момент, когда по церемонии он должен был встать перед Рыской на одно колено. Как-то он в себе был не слишком уверен. Ну не удаются ему эти коленопреклонённые позы. Он понимал, что в этом случае без этого никак не обойтись и поэтому немного переживал. Испортить момент не хотелось.

Когда пришло время вставать на колено, он вздохнул, прикусил свою гордость, чтоб не мешала процессу, встал на одно колено … и забыл. Забыл не только про то, в какой позе он стоит, но и то что он тут делает, и … вообще, про всё на свете. Ошарашенно смотрел он на оказавшийся перед его носом Рыскин живот, даже кажется забыв дышать, потому что внезапно понял, что Рыска тяжела мальчиком. Срок ещё совсем небольшой, но ...

Через каких-то девять месяцев он должен стать отцом! О-о-о! Эта весть, долбанула его почище самого венчания. Не то, чтобы это было слишком уж неожиданно, логичная же развязка, но, наверное, бывают такие новости, которые всегда приходят неожиданно, как бы ты их не ждал. Он растеряно смотрел на Рыскин, пока ещё совершенно плоский живот. И ему вдруг захотелось его погладить, приложить руку к тому месту, где теплится такая ещё маленькая, но уже родная жизнь. Рука непроизвольно дёрнулась в этом движении, но он успел её остановить, не донеся до своей цели. Кажется, сейчас это будет не к месту. Рука замерла не зная, что делать.

От всех этих мыслей его оторвал настойчивый голос мольца. Ну что ему ещё надо? Он посмотрел на него непонимающим взглядом. Ах да, надо же надеть кольцо! Он продолжил движение руки вверх и взял Рыскину руку и одел на её палец кольцо. Потом он поднялся и дал Рыске надеть кольцо на свой палец. Кажется, он что-то слегка перепутал в церемонии. Но всё это казалось ему уже не важным. Оставшуюся часть церемонии он провёл как в тумане. Повторяя и делая то что от него требовалось. И то и дело мысленно возвращаясь к своему будущему сыну.

* * *

Рыска была очарована венчанием. Ей понравилось всё. Это было похоже на сказку. А когда они зашли в молельню, нет это не было похоже ни на одну из её сказок, это было лучше. Свет падал так, как будто сама божиня указывала им путь. Нет это невозможно сделать специально. Всё-таки божиня им благоволит. Всё и церемония, и внутреннее убранство молельни, и свет всё было так романтично, даже не верилось, что это Альк всё организовал, он же терпеть не может всякой романтики. Единственное с благовониями они переборщили, от их запаха её начало слегка подташнивать. Она посмотрела на Алька и забыла про все свои недомогания. Альк он был такой … красивый, сильный, уверенный, в общем истинный Хаскиль. И она без всяких мыслей и рассуждений окунулась в процесс.

А когда Альк встал перед ней на одно колено, у неё аж бабочки в животе затрепетали. Это было очень волнительно. И, наверное, этот момент и на него повлиял. Он проникся наконец какой-то божественной важностью момента. Потому что после того как он поднялся с колен, он изменился, стал такой милый, трогательный, можно даже сказать трогательно-растерянный, такой на себя совершенно не похожий, совсем не такой, как сюда вошёл, но тоже очаровательный. Всё-таки, на него тоже подействовала обстановка и торжественность церемонии.

Рыска была под впечатлением от венчания, и думала, что сейчас её уже не может ничего удивить. Но она даже запнулась от неожиданности и чуть не упала, когда её суженый, ни с того ни с сего, протянул ей руку, чтобы помочь выйти из кареты, когда они вернулись домой после венчания. «Наверное, ещё из образа не вышел», — подумала Рыска. Но её ждал сюрприз. После того, как он помог ей выйти из кареты, и рассчитался с кучером, он догнал её на лестнице и взял под руку. На её удивлённый взгляд он ответил, вообще удивительной фразой : «Осторожнее, платье длинное, можешь случайно наступить на него и оступиться. Я лучше поддержу». Рыска аж действительно оступилась, и второй раз чуть не упала и ей действительно пригодилась помощь Алька. А когда они зашли и Альк предложил ей посидеть отдохнуть и принёс плед, Рыска уже не знала, что и думать. А Альк продолжал усиленно заботиться о ней. Её несколько удивили и насторожили перемены в поведения Алька. Усиленная забота Алька была неожиданна и каждый раз вызывала лёгкий шок. Неужели на него так подействовало таинство венчания?

Причина его изменённого поведения объяснилась позже, почти зло брошенной фразой — "О себе не думаешь, так хоть сына пожалей! Ему тоже уже пора отдыхать. И не трогай крыса, мало ли какая у него там зараза!". Она прозвучала, когда ей надоело отдыхать под любовно накинутым пледом, и она встала и занялась привычными делами. Альк как раз удачно вышел нагреть и натаскать воду. Обычно его это сделать не допросишься, а тут сам. Когда он вернулся, она как раз закончила с накрыванием на стол, приготовленного заранее и разогретого сейчас обеда, и накладывала, требовательно смотрящему на неё крысу, еды в мисочку. Он накинулся на неё как коршун.

Она третий раз чуть не упала, заслужив обидное шипение любимого — «Вон уже с ног валишься от усталости! Доканать себя и его хочешь?»

Она села под, наконец, удовлетворённый взгляд Алька на кровать и сказала только одно слово:

— Говори!

Альк сразу перестал сверкать глазами, а стал выглядеть как нашкодивший кот.

— Ну я хотел тебе сразу сказать, как только вернёмся. Потом подумал, что лучше в спокойной обстановке, когда ты отдохнёшь.

Рыска молча кивнула. И Альк наконец сказал ей самое главное, то что так неожиданно подсказал ему дар.

Она восприняла эту весть куда спокойнее Алька. Хотя и обидно было узнать это не первой. Но после того, как он наконец сказал, что она беременна, её посетило такое радостное спокойствие. Она улыбнулась и довольно погладила себя по животу. Как будто случилось давно ожидаемое событие. Альк тоже улыбнулся и почему-то смущённо спросил:

— Можно? — и потянулся к её животу, очень осторожно он положил на него руку, и на несколько щепок застыл.

Потом он убрал руку и приложил к этому месту ухо, хотя там нечего было ещё слушать, так прошло ещё несколько щепок. Потом он очень аккуратно и нежно поцеловал её живот.

Альк удовлетворённо сел, облокотившись о стену и прикрыл глаза. Трудно было понять, что за мысли бродят в его белокосой голове, но как только Рыска попыталась встать, он прытко, хотя и осторожно поймал её за руку, открыл глаза и сказал:

— Погоди, нам надо ещё договориться..

Он сел на край кровати, всё также держа Рыску за руку и заглянул ей в глаза

— Ты понимаешь, сейчас твой статус поменялся?

Рыске стало смешно, и она, понимая, что он хочет сказать о другом, состроила серьёзное выражение лица и поторопилась ответить:

— Конечно, мы же обвенчались.

— Дура! — в сердцах произнёс Альк, вызвав привычный вздох у Рыски.

Ну конечно, шутить это ж только ему можно.

— Рыска, отнесись, пожалуйста, серьёзно к моим словам, — начал второй заход Альк

— Ты же поняла, о чём я, — Рыска кивнула, решив не раздражать такого серьёзного Алька и немножко надула щёки, чтобы не прыснуть.

— Ты сейчас в особом положении, и отвечаешь не только за своё здоровье, но и этой маленькой жизни, — Альк опять положил руку на её живот. — Поэтому ты должна больше отдыхать, не перетруждаться, лучше питаться. И не спорь со мной! — сказал Альк, только заметив, что Рыска открыла рот.

Рыска от такой наглости, даже его и закрыла, забыв, что хотела сказать.

— Ты должна позволить мне заботиться о тебе и будущем ребёнке и не мешать. Договорились?

Рыска первый раз слышала от Алька такие речи, и, наверное, от удивления недальновидно согласилась.

Поначалу ей забота Алька льстила и была даже приятна, но очень быстро наскучила и уже через несколько дней начала нервировать. А ещё через неделю хотелось уже послать её к Сашию или самой туда сбежать.

* * *

А тем временем в Саврии Хенрич Ковальский с удовольствием рассматривал результаты испытаний удивительного вещества алхимика, выглядывая из-за небольшого холмика у оврага, послужившего им укрытием в их полевых испытаниях, где они втроём прятались от взрыва. Они там были втроём, Хенрич со своим верным помощником и алхимик. Собственно, это именно алхимик предложил провести в лесу это показательное испытание. Хенрич ничуть не пожалел, что согласился. Чего нельзя было сказать про алхимика. Потому что выглядел тот как-то обескураженно и похоже даже сконфужено, но пока молчал.

То что они испытывали, было более всего похоже на кусок масла, правда не плавящееся под руками, насколько он мог судить по тому как обращался с этим алхимик. Сам то он эту фигню не трогал. Но чтобы это не было, а бабахнуло это здорово. Хенрич был в восторге, он даже не ожидал такой разрушительной силы.

Он подошёл к деревцу, как срезанному саблей. Не слишком тоненькому, кстати.

— Однако, — сказал Хенрич, подняв с земли и глядя на искорёженный кусочек металла, который невесть зачем был завёрнут вместе с взрывчатым веществом.

Стоящего рядом алхимика, как прорвало.

— Нет! Вы не подумайте! Так не должно было быть! Всё должно было быть не так. Взрыв должен был быть более контролируемым и направленным. Что-то пошло не так. Таких разрушений не должно было быть. Это неправильно. Я переделаю. Я всё исправлю.

— Цыть! — резко прикрикнул на него Ковальский. — Мне нравится. Мне нравится, как получилось. Переделывать ничего не нужно.

Алхимик растеряно замолчал.

А Ковальский обвёл взглядом поляну. Глаза его нехорошо заблестели. Посередине поляны зияла яма, совсем повалило два ближайших к ней деревца, одно срезало и раскорячило ещё шесть.

— Да, мне нравится, — повторил Ковальский и посмотрел на своего помощника.

Тот согласно кивнул и сказал, — Да, для наших целей подойдёт. Только как мы это доставлять будем? Это возможно опасно.

— Эх, умеешь ты, Кацпер, момент испортить, — незлобно проворчал Ковальский. — Ну давай обсудим.

Он повернулся к алхимику, — Как вы думаете, любезный, можно ваше м-м-м... вещество перевозить на большие расстояния?

Прежде чем ответить алхимик посмотрел на него долгим отсутствующим, каким-то полусумасшедшим взглядом.

— Моему веществу нежелательна сильная тряска, резкий удар может спровоцировать взрыв. Поэтому его лучше не перевозить в каретах.

— А если в седельных сумках на коровах? — тут же спросил Кацпер.

Ковальский перевёл заинтересованный взгляд с Кацпера на алхимика.

— Я не могу поручиться, что это в достаточной степени безопасно. Может всё обойдётся, а может нет. Никто ж не пробовал.

— Мы не можем так рисковать, — тоном не терпящим возражений произнёс Кацпер.

— Пожалуй, — согласился с ним Ковальский. — А скажите, любезный, а переносить ваше вещество, ну скажем в корзинах, пешком, безопасно?

Алхимик ненадолго задумался и ответил: — Я думаю, вполне безопасно. Если только носильщики падать не будут.

— Значит, придётся делать всё в шаговой доступности, — сказал Ковальский. — Не можем же мы, имея такое вещество, его не использовать. Не воспользоваться таким шансом было бы непростительной глупостью.

— Милейший, а безопасно ли перевозить в каретах или седельных сумках составляющие для вашего вещества? — обратился Кацпер к алхимику.

— О, да, сударь. Перевозка инградиентов совершенно безопасна.

— А кроме этих… гадиентов, что вам ещё нужно для создания вещества? — продолжал выспрашивать алхимика Кацпер.

— Мне нужен ещё некоторый инстументарий, но при некоторых условиях, его тоже можно перевезти.

— Спасибо, любезный, — проговорил Ковальский. — Я думаю вам уже нужно готовиться к отъезду. Я думаю дорога будет достаточно длинной. Составьте список необходимого. Нам понадобиться вашего вещества, я думаю раза в три больше чем сейчас. Рад был познакомиться.

Они распрощались, и Ковальский с помощником ушли туда, где привязали своих коров, оставив алхимика нервно потирать руки.

* * *

Алхимика со всем его скарбом перевезли в Ринстар. Поселили, ну, не совсем около дворца, как думалось алхимику, но получилось, что и не так уж далеко. Время, требующееся для того чтобы добраться до дворца — лучина догореть не успеет, да что там лучина пол-лучины. Поселились они в отдельном доме. В этом и была сложность, им нужно было снять целый дом, а не угол. А ещё одно обязательное условие — отсутствие посторонних в доме. И такой дом нашёлся. А, то что он находился не под стенами дворца, то имело свои преимущества.

Ему объяснили, что это большой плюс для конспирации. К тому же, этот дом стоял на отшибе, в неприметном тупичке у оврага. Сам дом не выглядел заброшенным, а был даже с претензией на оригинальность и изящество. Над крышей поскрипывал яркий флюгер в виде какой-то птицы, кажется, такки. Далеко не каждый дом в окрестности мог похвастаться присутствием флюгера, в принципе, а уж такого искусно сделанного, стилизованного под птицу, так и подавно. И, скорее всего, этот флюгер изображал не просто такку, а ту такку — из запомнившейся ему с детства сказки. Также на центральном окне красовались резные наличники, с узором из каких-то рыб и всё той же птицы. В общем, дом выглядел вполне ухоженным. Всё то что должно было быть покрашено, было покрашено, причём, краска была недавно обновлена. Там и забор, и огородик присутствовали. Правда, благостный и пасторальный вид портил чудовищный овраг, отъевший большую часть огорода и грозивший отъесть со временем и сам дом. Это было заметно даже по забору, часть которого ушла уже туда — в овраг. Тот, который ещё не совсем сломался, торчал оттуда вкривь и вкось стоящими кольями и поломанными и кое как держащимся палками между ними. Поэтому дом был окружён забором только с трёх сторон, четвёртая сторона выходила в овраг. Собственно, наверняка из-за этого разраставшегося оврага, хозяева и решили найти себе другое жильё, а это сдавали. Но вновь прибывшим овраг был на руку. Они планировали использовать его для тренировок и испытаний своего опасного и совсем не сказочного вещества.

Дом и прилегающий к нему участок алхимика устраивал по всем параметрам, у него и в Саврии был дом, чем то похожий на этот. Тоже на отшибе, без докучливых соседей, с запущенным садом-огородом, и даже невдалеке, тоже был овраг. В общем, он был бы счастлив, заниматься, можно сказать, в привычных и вполне приличных условиях своим любимым делом, но к его большому сожалению, в доме его поселили не одного. С ним вместе поселили несколько крепких парней. Людей алхимик не то чтобы не любил, недолюбливал. Про этих конкретных людей, чьё общество ему навязали, ему сказали, что они необходимы для его же блага. Они должны следить, чтобы никто чужой в дом не проник, их тайну не выведал, ну и охранять его бесценную жизнь. Алхимика это с, нахождением в доме посторонних, кое-как примирило, но не обрадовало. И ладно бы ещё, там были только те, кто пойдёт во дворец, на задание, но нет, в доме присутствовали ещё четверо. К тому же, он имел неудовольствие подслушать их разговор, из которого следовало, что в задачи докучливых соседей по дому входило не только оберегание его любимого от разных неприятностей, в виде опасных незнакомцев, но и слежка за ним самим. Они должны были за ним присматривать, чтобы он не надумал сбежать или переметнуться на сторону врага. И хотя, сбегать или перемётываться он никуда не собирался, но раздражали эти дуболомы его жутко.

Поэтому сам алхимик со своими записями и чертежами поселился на чердаке. Ему так было комфортнее и спокойнее. Ему нужно, просто необходимо было, быть иногда в наедине с дорогими его сердцу рукописями, чертежами и мечтами. Потому что так он привык, и только так ему было комфортно. И очень он не любил, когда посторонние совали нос в его записи или вмешивались в работу. От своих любимых пробирок и колбочек, в общем инструментальной части, любопытных неожиданно действенно отогнала сказанная им одному из дуболомов в раздражении фраза о том, что одно неосторожное движение и кому-то может оторвать его любопытный нос или другую часть тела, и что только он знает, как со всем этим обращаться, а за целостность других, если они будут подходить ближе чем на два метра не ручается. После этой фразы и тот и другие дуболомы стали обходить его лабораторию по самой дальней траектории, так далеко, насколько это было возможным. К сожалению, на него самого и его записи это не распространялось, а придумать столь же действенную фразу, про свои бумаги и свою персону, он так и не смог. Поэтому чердак был наилучшим решением. И помучившись немного внизу, в жилой многолюдной части дома, он перебрался под крышу, даже вход себе туда отдельный сделал, лестницу снаружи подставил. Нет изнутри дома он тоже мог к себе попасть и пользовался и тем входом тоже, но когда ему лишний раз не хотелось ни с кем общаться и видеть, он пользовался входом снаружи.

По договорённости с главным, алхимик должен был до тсарской свадьбы сделать определённое количество своего вещества. Но кроме этого, в его задачи входило обучение четверых исполнителей правильному обращению с этим веществом. И это была уже не такая приятная часть задания как первая. Он должен был научить и проверить, что эти дуболомы всё поняли правильно и сумеют в нужный момент выполнить задуманное.

На словах, он им всё рассказал и, насколько возможно, показал. Исполнители на вопросы, всё ли они поняли, тупо кивали головами. Но что они там поняли, и так ли как надо, было неизвестно. Страшно не хватало практики. Какие-то тренировки у них были, но без вещества. Ибо шуметь взрывами, хоть домик стоял и в отдалении, было опасно, может вызвать подозрения.

В один из дней, когда тяжёлые тёмные тучи повисли над городом, а вдали погромыхивала далёкая пока гроза, алхимик решил, что само небо даёт ему знак. Самое время заняться непосредственно практикой. И несмотря на небольшой накрапывающий временами дождик они провели самые настоящие учения, хоть, и с небольшим количеством вещества. Исполнители, правда, не очень жаждали в такую погоду тренироваться, и ворчали костеря, почём зря, и алхимика, и погоду. Но тут алхимик проявил не слишком свойственную ему настойчивость и твёрдость, не скупясь при этом в выражениях. Вот ещё, цацкаться с ними! Да и что ещё можно было от этих дуралеев ожидать, не сообразительности же и трезвого расчёта.

Тренировались они в овраге. Алхимик проверил сначала каждого по отдельности, потом всех четверых вместе. Остался жутко недоволен их успехами, называл неотёсанными дикарями, неуклюжими неучами и пророчил неудачу предприятию. Впрочем, похоже, это не возымело на них особого действия. Да и у него выбора то не было — других исполнителей не будет, он это знал, а значит надо пользоваться теми, что есть. Ну да, справедливости ради, надо признать, что азы обращения с веществом, алхимику втолковать им всё же удалось.

Само вещество имело консистенцию чуть плотнее масла, взрывалось от сильного удара. Где и в какой ситуации его предполагалось взорвать, алхимику не сказали. Сказали только, что во дворце в день свадьбы. Да, его это и не очень интересовало. Главное, этим дуболомам всё объяснить, так чтобы они поняли. Например, ему пришлось объяснять даже то, что чем дальше бросишь, тем для тебя безопаснее и тем удар сильнее. А вот кстати, при испытаниях обнаружилось то, на что алхимик не обратил внимания при первом испытании. Вещество взрывалось не сразу же после удара, а с задержкой в несколько щепок. По-видимому, в веществе происходили какие-то неучтённые им процессы, на которые требуется время. Это было существенно и … даже было пока не понятно плюс это или минус. Скорее минус. Но старший сказал, что учитывая то, что никто никогда с этим не сталкивался, то никто и не поймёт, чем грозит то, что кто-то бросит непонятную вещь в толпу. Поэтому это скорее плюс.

Сначала алхимик не понял, логической связи, почему это может быть плюсом. Но потом алхимик слышал, как старший объяснял своим, что когда эта вещь будет лететь, скорее всего, многие отойдут подальше, но, когда упадёт, обязательно большинство полюбопытствует, что же это такое. Причём задние будут напирать на передних, подталкивая тех ещё ближе. В том, что любопытные найдутся, алхимик был уверен. Человеческой натуре свойственно сунуть нос куда не просят, он в этом не раз убеждался. Исходя из этого, может задержка это и плюс.

Вообще, полноценная тренировка была очень кстати. Ещё бы пара — тройка таких тренировок и … Но скорее всего, такие полномасштабные учения к большому сожалению алхимика, вряд ли удастся провести ещё раз.

* * *

Во дворе у дома с флюгером сидело двое. Оба были одетыми в удобную, но не дешёвую одежду, саврянами, один помладше, другой постарше. Оба не простецы. По мелким деталям, особенно в том, что помладше, чувствовалось благородное происхождение. Савряне увлечённо разговаривали.

Молодой аристократ делился впечатлениями от вчерашнего дня:

— Вот силища то! Никогда такого не видел. Прямо чудо какое-то! — эмоционально говорил он.

Собеседник постарше, несколько снисходительно посматривая на юнца, был более сдержан в оценках и нетороплив в высказываниях. Обращая больше внимания на технические моменты использования и необходимость соблюдать осторожность.

Обсудив преимущества и опасную мощь вещества разговор, по инициативе молодого внепланово свернул на создателя силищи. Молодой аристократ, также эмоционально как только что хвалил вещество, теперь высказывал своё недовольство поведением и стилем общения его создателя. Накипевшее раздражение выплёскивалось из него рекой. С возмущением кривя смазливое личико, он говорил:

— Что этот плебей, себе позволяет?! Ни роду ни племени, ни кожи, ни рожи, а гонору как … , — он с развёл руками и защёлкал пальцами пытаясь подобрать подходящее сравнение, потом глаза его радостно сверкнули, поймав мысль. — Как у Хаскилей! — Выдал он.

Старший хмыкнул в кулак оценив сравнение, но оборвал улыбку, надо всё-таки вернуть разговор в деловое русло, и вернув себе серьёзный вид, сказал:

— Ну а теперь, к делу.

Молодой насупился, но подсобрался и приготовился внимательно слушать.

— Так как ты единственный из всех нас, кто занимался птичьей почтой. Ты умеешь обращаться с этими пернатыми созданиями. У тебя будет ответственное задание. Для начала, следующее. Скоро должны доставить нужных птиц, и за ними нужно организовать должный уход. И чтобы не улетели раньше времени!

— Да это понятно! Знаю я как их содержать, — обиженно сказал молодой аристократ.

Молодой человек действительно знал, как работает это начавшее набирать популярность в Саврии, но здесь совсем неизвестное пока средство доставки сообщений, умел обращаться и даже тренировать подобных пернатых почтальонов, но к прибывающим вскорости птицам, не имел отношения. Если он про них не знает, значит этих птиц тренировали другие люди из тех мест, куда они должны полететь. Здраво рассудил он. А когда утоляя своё молодое неуёмное любопытство попытался спросить куда, будут отправляться птицы, то собеседник ему сказал, как отрезал:

— Что-то ты, мил человек, много вопросов задаёшь. Ты просто должен организовать правильное содержание пернатых, а потом на свадьбе отправить две пары подготовленных птиц, а птицы уже сами знают куда им лететь. Твоё дело птиц вовремя без проблем запустить. Ну и потом с нами взорвать вещество удачно.

— Ты лучше о деталях своей части дела интересуйся. Слушай внимательно, — уже более спокойным тоном, но с нажимом продолжил говорить старший.

— Когда я подам знак, отправишь всех птиц с простым текстом, «Всё идёт по плану. Можно начинать». При проходе во дворец объяснением про птиц для охранников будет то, что они, якобы, подарок молодожёнам. Птиц будешь запускать из специальной комнаты во дворце. Я позже тебе нарисую план, где это находиться. Нашим людям удалось договориться с охранником замка, о предоставлении в наше распоряжение пустой комнаты для постельных утех. При проходе в договорённую комнату и проносе туда птиц, надо будет пройти охранника. Конкретного охранника, я тебе его покажу. Ты должен будешь ему сказать, что ты в ту самую комнату, и всячески показать, что для того самого. Разберёшься, надеюсь, как это сделать. Ну и скажешь, что по этому поводу всё договорено. Если охранник спросит про птиц, то должно быть озвучено объяснение, что якобы дама с причудами и очень любит живность, у неё от этого возбуждение случается. После отправки птиц вернёшься к нам. Только не прямо сразу, пусть пройдёт определённое время, чтобы не возбуждать подозрений охранника. Дальнейшее по уже договорённому плану. Всё понятно?

— В общих чертах, да, — слегка ошалело ответил молодой аристократ, прокручивая в голове новое задание и способ его выполнения. — Хитро придумано.

Он ещё попытался спросить про безопасность для них всей операции, старший ответил, что если всё будет сделано правильно и по плану, то всё безопасно. Он попытался задать более конкретные вопросы, про что потом, но его и тут обломали. Старший посчитал это лишней информацией и со словами, «— Детали, обсудим позже. А пока мне пора», — пошёл в дом.

* * *

Военный совет, а точнее сбор особо приближённых заговорщиков, подходил к концу. Обсуждение состоялось Детали операции уже были оговорены и в основном всё было готово, оставалось только пара вопросов, от ответа на которые зависели и их действия. А в остальном только ждать.

Одной из неопределённостей для заговорщиков было: едет тсарица на свадьбу дочери или остаётся в Саврии, следить за порядком в тсарстве. Решение по этому поводу тсарица на широкую публику ещё не озвучивала, и заговорщики оставались в неведении. Это злило неимоверно. Нормальная бы тсарица давно должна была объявить своё решение, но эта тянула до последнего. Для них эти два варианта развития событий предполагали и некоторую вариативность и их действий. Конечно, они все надеялись, что она поедет с дочерью на её свадьбу. Это было предпочтительней, это прямо сильно облегчило бы выполнение задуманного. Но и второй вариант, хоть и гораздо худший, был ожидаемый.

Но при любом раскладе, он, Ковальский, как предводитель, должен остаться здесь, в столице Саврии. Потому что самое главное, чья будет власть, решаться будет именно здесь. Хотел бы он чтобы у него появилось два, а лучше три двойника и их глазами увидеть, как всё происходит на основных направлениях. Как гибнут в кровавом замесе, подорванные его смертоносным веществом ненавистные тсарские особы, все, вместе с тсарицей. Как под руководством Вислава воины Саврии начинают победоносное наступление на обезглавленный и растерянный Ринстар. Но это всё фантазии. А вот принимать капитуляцию у разгромленного и подчинённого Ринстара должен уже он. Ковальский, зажмурился и улыбнулся от сладкого предвкушения.

Несмотря на то, что изначально было известно, когда и что должно произойти, но запускать последующие схемы решено было после знака о том, что всё идёт по плану от исполнителей на предыдущих этапах.

В качестве основной связи выбрали птичью почту. Её в итоге выбрали, потому что она самая быстрая, это оказалось в приоритете. Им нужно было связать три схемы, в одну общую, чтобы все действия были слаженными, и чтобы они по информированности были на шаг впереди теперешней власти. К тому же такая почта только начала распространяться в Саврии, а в Ринстане о ней и не знали, особенно, не слишком вдумчивые, простоватые охранники. Поэтому даже открытый пронос во дворец птиц-почтальонов не должен был вызвать подозрений у челяди.

Сначала должно быть убийство тсаря и принцессы и массовое убийство гостей на свадьбе. Которое должно положить начало операции и отвернуть Ринстан и Саврию друг от друга. Потом выступление частей Вислава и развязывание войны. И уже третье захват тсарицы, если она таки останется в Саврии, в заложники, и установление власти его диктатуры. Эти три события должны идти последовательно. И если что-то не сложится с первым событием, то и последующие уже не имеют смысла. Каждое последующее событие основывается на предыдущих. Если, что-то не сложится на первых этапах, то лучше затаиться, ну или иметь возможность сбежать за границу, дождаться подходящего момента, и повторить всё заново. Сохранив при этом силы, и людей. А не потерять всё в заранее проигрышной партии. Он даже распорядился, озаботиться в этом случае алхимиком, кроме исполнителей для убийств во дворце, с ним было отправлено ещё четверо, которые в случае, если во дворце, что-то пойдёт не так и операция сорвётся, должны будут хватать алхимика с его записями и срочно переправить за границу, а потом связаться с ним, Ковальским. Да и в случае удачи, алхимика с его «градиентами» надо аккуратно привести к нему. Потому что, хорошее оружие надо беречь и заботиться, чтобы оно не попало к врагу.

Один из исполнителей во дворце, должен был отправить птичью почту, чтобы подать знак для начала войны — раз, и это главное. И вторую пару птиц для подачи сигнала Ковальскому, что дело почти сделано — нужно готовиться для разборок в Саврии с тсарицей. Исполнитель не знает куда и зачем он отправляет птиц, он просто должен отправить птичью почту с текстом, типа «Всё хорошо. Можно начинать». Обученные другими птицы прилетят в два места: одно — место дислокации Вислава со своим войском, второе — определённое место в Брбржисще, где он будет находиться он — Ковальский. Без специального знака Вислав не должен был выступать. Ну а Ковальский должен был запустить свою схему с тсарицей, после выступления Вислава. Тот после начала выступления, тоже должен был послать птичью почту и гонца Ковальскому, что пора.

Самое сложное это было первое дело, которое должно произойти на свадьбе. И там было достаточное количество рисков. Начиная от не сделанной вовремя взрывчатки, или неожиданного взрыва её по пути во дворец, до того, что их с взрывчаткой просто не пропустят во дворец. Эти риски были самые серьёзные. Если взрывчатка с нужными людьми уже окажется на свадьбе, то дело можно считать сделанным. И если всё будет идти по плану, то «Знак», т.е. птичью почту исполнители должны послать незадолго до собственно применения вещества. Потому что, посмотрев на разрушительную силу вещества Ковальский не мог поручиться, что после взрыва исполнители останутся целы и невредимы и смогут послать какую-либо почту. А так как им останется только активировать взрыв вещества в трёх разных точках зала, а это не слишком трудно, то такой малой вероятностью, что от отправки птичьей почты до непосредственно взрывов, что-то пойдёт не так и взрывов не случится — можно пренебречь. Самими исполнителями — тоже. Исполнителям, разумеется, сказали, что для них, если они всё будут делать правильно и соблюдать некоторые меры предосторожности всё будет безопасно и они не пострадают.

Исполнителей, на свадьбе будет четверо. Их не так много, как хотелось бы Ковальскому, но хоть столько. Просто, не получилось, чтобы пригласили больше. Если бы не было взрывательного вещества, такое малое количество исполнителей, было бы большой проблемой, но с веществом им должно было хватить и этого. Взрывы должны были произойти в трёх частях зала, причём, примерно одновременно. В приоритете было, чтобы погибли жених с невестой, поэтому два взрыва должны были быть максимально близко с ними. Если они выживут, то исполнителям было дано задание добить их так. Оружие — небольшие кинжалы, они должны были пронести на себе, тайно. Третий взрыв в максимальном сосредоточии саврянской знати. А четвёртый на выходе, чтобы положить охрану. Если оружие обнаруживает охрана при входе, то без скандала, сдавать, оставлять, типа забыл снять. Ставка была на другое.

Исполнители, за время проживания в доме с алхимиком должны были друг друга узнать, и скоординировать свои действия. Потому что действовать они должны координировано, и они должны были договориться, кто что должен делать в процессе. А алхимик, должен был их обучить обращаться с веществом и рассказать и показать все особенности его использования. Конечно, лучше всех, взрывы мог провести алхимик, но его, понятное дело, на свадьбу не пригласили.

Ковальский исподтишка оглядел своих соратников. Ну вот почти всё готово, осталась самая малость. Он был уже почти уверен в победе. Так много удалось сделать. В процессе они столкнулись с немалыми трудностями, которые поначалу казались непреодолимыми. Однако, он, они с этим справились. Справятся и с остальным. Интересно каково оно будет, править двумя странами? Ну ладно, это лирика, пора завершать собрание.

— Ну что? Мы все вопросы обсудили? Ни у кого не осталось вопросов, предложений?

Обратился к присутствующим Ковальский и обвёл всех вопросительным взглядом.

— Вопросов нет, предводитель, — ответил за всех Кацпер.

Ковальский встал, — Ну что-ж, считаю наше совещание законченным. Да прибудет удача с нами и далее!

Все дружно угукнули, и стали собираться.

«Предводитель» — слово приятно каталось по голове. Ему было приятно его слышать. Хотя он уже привык и часто не замечал уже, что его так называют. Но иногда, как сейчас, слово замечалось и было особенно приятно. Да, он «Предводитель», а скоро будет «Тсарь» — что будет ещё приятнее.

* * *

Время неумолимо двигалось вперёд, приближая решающий день. Алхимик и ждал этого события, и боялся. Вот уже и в их доме с флюгером состоялся последний перед предстоящей отправкой исполнителей во дворец, сбор и обсуждение плана во всех деталях.

С проносом вещества во дворец, проблем быть не должно. Так как раньше ничего похожего на изобретённое им вещество не было, то охранники во дворце и не должны ничего заподозрить. Договорились, что проносить будут открыто, в корзинах. Хотя, сначала дуболомы предлагали пронести на себе, или привязать куда-нибудь, или за пазухой. Но после долгих обсуждений пришли, наконец, к выводу, что если охрана обнаружит у них вещество за пазухой или, тем более, привязанное к ноге, руке, телу, неважно это будет очень подозрительным. А в корзинах нормально, можно сказать, что масло. А за пазухой было бы странно кусок масла держать. Охранники проверяют на известные вещи, а про вещество им можно на уши присесть, что это масло. В общем с этой стороны, проблем быть не должно.

Хотя эти дикари собираются оружие тайно на себе пронести. Ну не идиоты?! Зачем им оружие? Да его вещество сильнее любого оружия и делает их смешные железки бесполезными. А вот тем, что у них при проходе во дворец могут найти их жалкие ножики, они ставят под угрозу срыва всю операцию. Алхимик вчера даже на повышенных тонах поругался с их старшим. Но ему не удалось переубедить этого идиота, куда там, старший остался при своём мнении. Хорошо хоть удалось отговорить от того, чтобы положить вещество и птиц для облегчения прохождения дворцового контроля, в одну корзину. Это-ж, надо додуматься! Впрочем, чего от них можно ожидать? Пришлось объяснять этому тугодуму очевидное. Что если его вещество будет в одной корзинке с птицами, то те могут попробовать его поклевать. И тогда никто не поручится, что вещество не сработает, и всё вокруг не взлетит к Сашию и его матери, в самый неподходящий момент. Правда, сам алхимик был не вполне уверен, что столь незначительное воздействие, запустит реакцию, но проверять не хотелось.

Также договорились, что после того как исполнители пройдут проверку охраны на входе во дворец, потом уже, так как проверок больше не должно быть, они могут рассовывать вещество кому как удобно, и за пазуху, и в карманы, хотя обычные карманы маловаты будут, ну, в общем, чтобы легко можно было достать и бросить. Также исполнителей уверили, что операция во дворце, если они всё сделают правильно, для них абсолютно безопасна, хотя, на самом деле, алхимик в этом уверен не был, от слова совсем. Но оба главных заговорщика строго настрого запретили ему даже намекать на это кому бы то ни было, и держать язык за зубами. А ему то что, он и так-то не из болтливых.

* * *

Вот наконец день свадьбы Шареса и Исенары наступил. Накануне, в честь такого большого праздника — всё-таки свадьба тсаря Ринтара и её высочества тсаревны Саврии, в Школе объявили неделю выходных и отпустили всех в город. Жар в тот же день заявился к старым друзьям.

У Жара было приглашение на свадьбу и свадебный бал, Рыска при встрече ему показывала. А по случаю неожиданных выходных Жар мог присоединиться к друзьям. По приглашению, то есть на вполне законных основаниях, они наконец-то могли прибыть в полном составе. Жар, в предвкушении ожидал это событие. Во-первых, в ринтарском дворце, да ещё и с парадного входа, он ещё не бывал, и ему было интересно. Во-вторых, он был рад возможности отдохнуть, пообщаться с друзьями и собирался оттянуться на полную катушку. Ну и кроме того он принёс из Школы свои новые цацки. Кроме того, что похвастался некоторыми из них перед друзьями, он ещё и привёл звёздочки, например, в боевую готовность, смазав их заказанным Альку составом, который тот приобрёл и сейчас ему передал. Состав был из сильнодействующего усыпляющего яда. Ему не терпелось попробовать его, да хоть на собачках. Он конечно не собирался делать это в день свадьбы, но уже готовое к настоящему использованию, новое оружие, грело ему душу и чесало руки.

Вообще, он собирался пройти во дворец со всем своим арсеналом, в полном так сказать вооружении. Не потому что это зачем-то было надо, а просто чтобы проверить сумеет ли он всё это достаточно надёжно спрятать и не подрастерял ли свои навыки.

* * *

Начальник тайной службы — Кастий

Кастий заслуженно гордился своей «Школой …», которую в народе прозвали «Учебкой». Это было его детище. Начальник Школы подчинялся непосредственно ему. Там качественно готовили стражников и службу безопасности, отвечавшую за жизнь и неприкосновенность тсарских особ, организовывавшую дворцовую стражу, а также обеспечивавшую безопасность на разных важных мероприятиях, переговорах, например, ну и безопасность послов, отбывавших с миссиями.

Именно Учебка сыграла главную роль в возросшем качестве кадров для его агентуры, и поставляла туда эти кадры. В немалой степени, за счёт увеличения числа обученных, и хорошо обученных, агентов тайной службы, Кастию постепенно удалось организовать хорошо работающую сеть тайной службы. Особенно внутренней, внешняя (это шпионы) пока была гораздо слабее. А внутренняя уже не так часто давала сбои.

Кастию было бы очень интересно посмотреть на того наглого и ловкого паршивца, за которым безрезультатно около месяца гонялась вся его тайная служба, наёмники и он, Кастий. Несмотря ни на развитую сеть осведомителей и наёмников, ни на старания и ловушки, поставленные его спецами, парень оказался неуловим. Хотя, по его сведениям, последней группе наёмников удалось его поймать. Только вот после этого из этих наёмников живыми видели только двух, и то не в себе. Один из наёмников в нищие подался, с успехом совмещая это с ролью городского сумасшедшего, второй хоть и остался при профессии, на попытки расспросить, что было нёс какой-то бред.

Теперь, когда передача письма и само письмо оказалось на благо тсарства, и парню ничего не грозило, можно сказать почти герой, было бы интересно лично познакомиться. Кастию было интересно, кто ж его смог переиграть. Он знал, что тот со своими друзьями был приглашён на свадьбу, поэтому рассчитывал и с интересом ждал встречи.

С его друзьями, он был более-менее знаком. Ктож не знает семейство Хаскилей, а одна из самых скандально известных фигур там, младший сын дипломата — Альк. Который и оказался одним из троицы друзей, водившей его за нос. У того была своя тёмная история с Пристанью. Но его дела Пристани не касаются. У него с ними паритет. Он, конечно, пользуется иногда их услугами, но в их дела не вмешивается. А Альк Хаскиль, с недавнего времени зачастил во дворец. Молодой тсарь ему доверяет и ценит. Ну, так как тот ничего опасного и вредного не делает, даже пользу приносит, Кастий к нему лояльно относится и наблюдает издали. Он-то конкретно к нему и не имел никогда претензий. То, что через него пытались выйти на его друга, не в счёт. То, что обломались в этом, понятно, он же птенец Пристани, а этих голыми руками не возьмёшь.

Девушку из их троицы, он уже тоже несколько раз видел. А в последнее время и был привлечён к преображению её в представительницу благородной ринтарской знати и к тому, чтобы обеспечить должную секретность её настоящего происхождения.

Шустрого же паршивца, непосредственно, за кем он и гонялся, он так и не видел. Пока не видел. Сегодня, несмотря на то, что он на свадьбе не столько отдыхает, сколько работает, он найдёт время познакомиться с ним.

…

Кастию представили шустреца сами венценосные молодожёны. Шарес добавил, что молодой человек сейчас проходит обучение в его Школе. Интересный выверт судьбы. Кастий с ещё большим интересом посмотрел на чернявого парня, назвавшегося Жаром, обычной, надо сказать, ринтарской внешности.

Вежливо расшаркавшись в любезностях с его спутниками Альком Хаскилем и девушкой, кажется, Рыской, Кастий предложил Жару отойти в сторонку, поговорить с глазу на глаз. Жар с некоторой опаской согласился.

Отойдя в сторонку Кастий обратился к оробевшему парню с лёгкой усмешкой:

— Ну что… Учишься в моей Школе, значит?!

Парень кивнул.

— А на кого?

Парень немного прокашлялся прежде чем ответить, и отведя глаза в сторону сказал — На агента тайной службы.

Пришла очередь закашляться Кастию, от неожиданности, подавившегося следующей репликой.

— Однако! — только и сказал он и рассмеялся.

Через некоторое время, отсмеявшись, он вновь воззрился на парня. Тот стоял слегка насупившись.

— Значит, после того как загонял и оставил с носом моих агентов, решил пополнить их ряды?

Жар робко улыбнулся, и сказал:

— Ну так я понял, ежели они не смогли со мной справиться, то я вам точно нужен.

И нарочито пожав плечами, открыто посмотрел на Кастия

Кастий, наконец, разглядел какие у него были глаза. А глаза у парня были наглые, но умные. Кастий ещё раз хмыкнул. Надо будет ещё раз навести о нём справки, на этот раз в Школе.

— Ой ли? Смотри, если возьмёшься за старое, не посмотрю, что герой, лично распоряжусь, чтоб тебя вздёрнули, как обычного вора, — Кастий перестал улыбаться. —В нашем деле ценится верность и умение выполнять данные поручения. Понял!?

Жар, опять посерьёзнел, насупился и кивнул.

— К старому возврата не будет. Я твёрдо решил служить … он споткнулся, подыскивая правильное слово, и потом негромко как бы стесняясь прибавил, — Отечеству.

Уставясь глазами в пол, а потом всё-таки зыркнув исподлобья на Кастия.

Кастий решил дальше парня не кошмарить, и примиряюще сказал:

— Не бойся, я не буду мстить тебе за свою неудачу, или поминать тебе старое и кем ты был. Разные бывают выверты судьбы. Но и спуску не дам. Лично буду следить за твоими успехами. Как тебе, кстати, моя Школа? Как у тебя с обучением?

Они углубились в обсуждение процесса обучения в Школе.

Альк, Жар, белый трюфель и

макадамские орехи

Друзья сидели немного в стороне от всех, за небольшим столом, но им с их места, хорошо был виден тсарский стол. В данное время за их собственным столом остались сидеть только они, их соседи по столу ушли танцевать. Около них иногда проходили одиночные гости, но большой движухи не было. Поэтому они могли общаться и вести себя достаточно свободно. К тому же играли музыканты и музыка скрадывала часть звуков.

Жар, понервничавший при разговоре с Кастием, но довольный его результатами, в общих словах пересказал друзьям его смысл. Те тоже за Жара слегка беспокоились. Жар до сих пор находился под впечатлением, что вот жизнь то как повернулась. Кто бы мог подумать, что он столько времени бегавший, прятавшийся и скрывавшийся от людей Кастия, не только последний инцидент, а всю самостоятельную жизнь от охранников и т.д., только что вполне благожелательно с ним самим беседовал. Да жизнь она такая, не плоско-прямолинейная, а многогранная и на неё и её события можно смотреть с разных ракурсов. Для Жара, что бы жизнь повернулась к нему другой стороной, оказалось нужным, посмотреть на себя самого, с другой стороны. И сильно повлияли на это не только Рыска с Альком, но и Школа. Но к Сашию мысли теперь Жар уже расслабился и собирался отдохнуть на полную катушку, как собственно и его друзья.

Альк, с видом всё знающего и пресытившегося благородного аристократа, свысока объясняющего не знающим жизни простолюдинам, сказал:

— А вот там, — отточенный годами небрежный жест в сторону тсарского стола, он полюбовался цветом вина в бокале и продолжил, — Я вижу трюфель. Белый. Он …

Что он там видит Альк договорить не успел, неаристократично прерванный этим самым простолюдином.

— А точно, — с энтузиазмом вклинился в его речь Жар, — Давненько я его не едал.

Альк чуть не поперхнулся вином, которое успел пригубить, и с немалым удивлением воззрился на приятеля.

Тот продолжал, как ни в чём небывало, — Почти месяц прошёл. И там же смотрите, макадамские орехи и сок этого экзотического плода, забыл, как называется. Альк, а ты можешь, пользуясь своим положением, всё это сюда принести? Пусть Рыска тоже попробует?

Удивление Алька сначала сменилось раздражением. Ну как же, не дали поиграть в аристократа. А потом почти искренним восхищением.

— Нет ну, ты даёшь! И часто ты белый трюфель с макадамскими орехами ешь?

— Не, не часто. Крысолов сказал, что это вредно для здоровья.

— Дааа? А это он тебя угощал что ли?

— Не-е-е. Это я его хотел угостить, но он отказался, — почти не соврал Жар. — А ты белый трюфель давно ел? — с неподдельным интересом спросил Жар.

— Да, как-бы… вообще ни разу, — несколько замешкавшись с ответом, но потом всё же решивший сказать правду, ответил Альк. — Только тёмный, по большим праздникам. Как правило на приёмах. Наша семья тоже иногда покупала его, для того чтобы… Белый — это наши тсари расщедрились на такое событие. А ты тёмный ел?

— Нет. Я только белый.

— Да-а-а. Интересно фраза звучит. Я б даже сказал, почти обидно. Ты где сподобился-то тсарскую еду вкушать?

Жар рассказал коротенько, стараясь чтоб Рыска не слышала.

— Совсем эти весчане обнаглели! Уже на святое покусились, на трюфели, — со смехом сказал Альк.

— Нет, ну что делается то, а?! Куда катиться мир?! — продолжал картинно, хотя и негромко возмущаться Альк. — Несчастная саврянская аристократия сидит на голодном пайке и не может позволить себе белый трюфель, даже по праздникам, а ринтарские, — он наклонившись почти к самому уху Жара, — Ворюги и простолюдины, — снизив голос до слышимого только Жаром, Альк продолжал говорить, — лопают его по будням, как простой перекус, ещё и нос воротят.

— Э! Я попросил бы! Я теперь не просто людин, а привилегированная назовём это «охрана». Я уже завязал давно!

— Ага! А трюфели и орешки?

— И с этим тоже. Это, во-первых. А во-вторых, навыки нужные для будущей профессии мне тренировать надо.

— Про первое. Что приелись? Или не по вкусу пришлись?

— Да знаете ли. Трюфели эти, белые, тёмные, орешки макадамские, всё это старо как мир и надоело. Не в этом счастье.

— Нет сил слушать это из твоих уст! Даже пить расхотелось, — он с досадой поставил почти нетронутый бокал обратно на стол. — Хочется стукнуть. Давай лучше про, во-вторых, расскажи.

— А, во-вторых, я сейчас кто? — Жар поднял вверх указательный палец и ещё понизив голос, чтобы его кроме Алька никто не мог слышать, — Будущий агент известной службы.

— И-и-и? — Альк вздохнул, изобразив постную мину.

— А с этой службой надо, что? Дружить, — назидательно сообщил Жар

— Ну я и дружу, — вздохнул Альк.

— Да не, не так! Это счастье водить дружбу, иметь там своего человека, -

— Эх! Не понимаю я своего счастья, — ещё раз вздохнул Альк.

— Да ты вообще, бестолочь белокосая, — не упустил своего шанса поехидничать Жар.

— Нет, я всё-таки пошлю эти церемонии и этикет и стукну этого наглого ринтарца прямо здесь. — перестав шептаться в полный голос сказал Альк.

— Тш-ш-ш! Спокойно! Так ты возьмёшь нам деликатесов? Ты иди, тебе дадут небось. скажи для дамы своей. А то что? Мы все ели, а Рыска ни разу не пробовала. Несправедливо! — с улыбкой балагурил Жар.

После его слов Альк почему-то поднялся, что-то ему стало неспокойно. Он и сам не понял, что с ним. Может и правда захотел взять Рыске деликатесов, хотя глупость какая-то, подумал Альк. И нервно почесал за ухом.

Жар чутко уловив сомнения благородного саврянина, решил развить успех и перешёл в наступление, — Ты трюфелей много не бери, у них вкус на любителя, — наставлял он Алька, — А вот орешков и сока побольше возьми. И шоколадку захвати, Рыске должна понравиться.

— Ты вообще обнаглел! Морда наглая, — по привычке продолжил пререкаться с Жаром Альк. На самом деле пытаясь понять, что же его подняло с насиженного места.

— А вы с Крысоловом одинаково разговариваете, — тем временем скучающим тоном продолжал Жар.

— Он мне постоянно эту фразу говорит, — пояснил Жар, поймав недоумённый и какой-то странный взгляд Алька.

— Ааа! А что, только он? Странно! — привычно съязвил Альк, но уже как-то без огонька и задора.

— Ты давай, давай, не отвлекайся! Пошёл, пошёл! Или ты что испугался? — продолжил паясничать Жар.

Неожиданно для всех Альк действительно пошёл. Жар очень удивился, подумав, что это Альк его послушался. Чтобы скрыть то, что он обескуражен, а наоборот показать, что это вполне естественное развитие событий, и он не сомневался в такой реакции Алька, Жар демонстративно отвернулся и начал что-то с увлечением рассказывать Рыске.

Альк же пошёл совсем не туда, куда подумал Жар. Альк понял, что поднял его с места, вон тот молодой, довольно симпатичный саврянин, который недавно прошёл около них. А когда приблизился к нему вплотную, то снова ощутил едва уловимый, а точнее заглушаемый запах опасности и какой-то прям беды. Как странно, саврянин был совсем молодой и хоть, и холёный, но Альк опытным взглядом определил, что не слишком хороший боец, и сам по себе не производил впечатления опасного противника или хоть чего-то пугающего. Обычный смазливый, избалованный мальчишка, не особо любящий тренироваться. Но именно за ним тянулся этот шлейф. Альк сразу отключившись от остального, пошёл на этот запах опасности, оборвав разговор с Жаром на полуслове. Чем ближе этот человек приближался к массовому скоплению народа, тем запах этот, итак весьма эфемерный, становился слабее и фактически уже совсем растаял. Ну это и понятно. Но в тоже время пока Альк за ним шёл, в некоторые моменты приближаясь почти вплотную, он понял — ему не почудилось.

Дар Алька среагировал на этого человека. Это не было как обычно, чёткое предупреждение об опасности, в котором уже можно было поразбираться, кому опасность, откуда. Это было похоже на лёгкий флёр, еле заметный запах, который мог и почудится. Позже, после случившегося, размышляя на эту тему, Альк думал, что он и не должен был ничего заметить. Если бы Альк так долго и со знанием дела не пользовался даром, он ничего бы даже не заметил бы. Там в одном месте собралось… явно не один путник, что дар и не должен был сработать. Что тут сыграло свою роль, то что они сидели в достаточном отдалении от других или мастерство владения даром Алька, он так и не понял, да и некогда ему было тогда разбираться.

Слежка за этим саврянином и попытки разобраться Альк делал, стараясь не привлекать внимания, чтобы никто не заметил его интереса к нему, понимая, что тот может быть не один.

Поняв, что опасность, исходящая от незнакомца, ему не почудилась, и стараясь не терять его из виду, Альк решил вернуться на место. Ему нужен был помощник.

Вернувшись на место, он отозвал Жара в сторонку и поделился с ним информацией. По обоюдному соглашению, Рыску они решили оставить в неведении, а когда появиться возможность то и спровадить её подальше от опасного места.

Они наплели Рыске какую-то чушь. Сказали, чтобы она нигде больше не ходила, оставалась на месте, а ещё лучше, шла домой, ну и не волновалась, понятное дело. Ей в её положении вредно. Что всё хорошо, просто, у них дела. И не став слушать возражений, поспешили в другой конец зала, где в этот момент находился подозрительный субъект. Оставив Рыску в странном, но явно неспокойном состоянии. Впрочем, пока Рыска решила послушаться и осталась на месте.

Альк с Жаром некоторое время незаметно наблюдали за странным саврянином. Тот со скучающим видом как бы бесцельно слонялся по залу. Жар опытным взглядом заметил, что тот действительно не один. Проходя около ещё одного саврянина тот, как бы незаметно, обменялся с ним взглядами, тщательно делая вид, что с ним не знаком. Ну и Жар бы сказал, что этот обмен взгядами и чуть заметный кивок со стороны второго саврянина, в его бытность вором, означал «Всё идёт по плану» и может быть «Можно начинать». Жар поделился своими наблюдениями с Альком. Они с Альком решили: во-первых, сосредоточиться на первом саврянине, к тому же Альк сказал, что второй, гораздо лучший боец, чем первый; и во-вторых, несмотря на то что время возможно поджимает, не пороть горячку. Они решили, что надо постараться незаметно увести опасного саврянина подальше от всех. Важно, чтобы никто не увидел, куда и с кем он пропал. Уведя саврянина подальше (ну, на возможное в данной ситуации расстояние), Альк надеялся прояснить в чём дело. Понятно, что … уж на сколько получится.

Они решили, что Жар, должен завлечь его, в дальнюю более безлюдную часть зала, а лучше куда-нибудь ещё дальше. Если не получится обманом, придётся сделать это силой, тогда уже вместе с Альком. Главное подальше от других путников, чтобы дар Алька смог увидеть, хоть что-нибудь из того, что задумал и с кем связан этот хрен с горы. Задача Алька узнать других злоумышленников и то, что они задумали. А потом уже можно будет думать, как помешать им.

Пока у Алька и Жара не было чёткого плана, они просто не спускали с мальчишки глаз и пытались придумать, как же завлечь его в укромное место и в тоже время не спугнуть, ни его, ни его подельников. Но тут саврянин неожиданно сам помог друзьям в их планах.

Подозрительный субъект отошёл чуть в сторону от общего веселья, подошёл к другому саврянину и взял стоявшую около того небольшую корзинку, накрытую серой тряпочкой. И стараясь быть незамеченным, направился к одному из выходов из зала, ведущему не наружу, а внутрь замка.

Друзья подобрались и усилили наблюдение за ним, одновременно максимально приблизившись к нему на минимальное, не вызывающее подозрений, расстояние. Когда он подошёл к охраннику, он что-то ему сказал, мотнув головой в сторону коридора. Охранник улыбнулся и что-то спросил, кивнув на корзинку, саврянин жеманясь что-то ответил, приоткрыв серую ткань, и показывая охраннику содержимое. Охранник осклабился, что-то ответив, и согласно кивнул головой. Саврянин ушёл вглубь коридора.

Поспешая к тому месту, друзья решили действовать с помощью той же тактики. Когда они через несколько щепок поравнялись с охранником, тоже стараясь не привлекать лишнего внимания, Жар сказал, — «Мы с ним», — и скопировав жест подозрительного субъекта, кивнул в полутёмный коридор. Охранник с удивлением воззрился на них, спросив, — «Зачем?»

Альк уже начал волноваться, что охранник привлечёт к ним ненужное внимание, но находчивый Жар тут же ответил, — «За тем же». И обаятельно улыбнулся. Оханник брезгливо скривился и с щепку пристально, разглядывая черноволосого и белокосого парней. Потом, наконец, пренебрежительно кивнул «мол, проходите», тут же отвернувшись и что-то буркнув себе под нос. Но друзьям было уже не до него. Они и так, с трудом сдерживали желание броситься бежать в погоню сразу, как только мальчишка скрылся в коридоре. Быстро, но всё же, не переходя на бег, пока находятся в пределах видимости, они шли по коридору. Слава божине, тот пока не ветвился.

Когда зал и охранник скрылись за плавно поворачивающей стеной, они перешли на бег, но подозрительного саврянина нигде не было видно, хорошо, что никого другого тоже. Они остановились только, когда впереди показался второй коридор, уходящий вправо. Они прислушались, шагов не было слышно.

Жар вопросительно посмотрев на Алька, и сказал, — Ну что, веди!

«Куда же делся этот сашиев мальчишка?!» Альк прикрыл глаза и начал почти буквально принюхиваться, пытаясь поймать едва уловимый шлейф опасности, который сопровождал неизвестного саврянина. Покрутившись на месте, он медленно начал возвращаться назад, подходя к каждой встречающейся на пути двери. Тщательно обследовал её, прислушиваясь и кажется принюхиваясь. И отходил, переходя к другой двери. В одном месте он остановился. Покрутившись, он подошёл к нише в стене. Приподнял висевший на ней гобелен, под ним обнаружилась дверь.

Альк сделал Жару знак и отошёл от двери.

— Оружие есть? — тихо спросил Альк у Жара, в общем то уверенный в ответе

— Ну есть, — настороженно ответил Жар. — А что?

— Приготовься, может понадобиться, — коротко бросил Альк и откинув гобелен, толкнул дверь.

Дверь оказалась не заперта и открылась бесшумно, представив взгляду небольшую комнатку, более всего похожую на спальню или будуар какой-то дамы, с большой кроватью находящейся, почти посередине комнаты.

Преследуемый ими молодой саврянин стоял спиной к ним у единственного окна в комнате. Окно было открыто, на подоконнике стояла корзинка, в которой неизвестный что-то делал, запустив туда обе руки. Альк как дикий зверь бросился к нему через всю комнату, в два прыжка перескочил кровать, благо занавеси были откинуты. Но неизвестный за это время успел выпустить двух птиц, и только потом оглянулся на неясный шум и с изумлением воззрился на Алька и Жара.

— Саший побери! Убей их! Не дай улететь, — в отчаянии крикнул Жару Альк, понимая, что они опоздали.

Жар не растерялся, в руках у него уже находился один из метательных ножей, и крикнув Альку, «Пригнись!», метнул нож в одну из птиц. Та свалилась куда-то вниз. Жар в туже щепку оказавшийся у окна, сообразил, что вторая птица отлетела дальше и ножом может не получится, схватил первый попавшийся предмет, находившийся как раз на подоконнике и оказавшийся чернильницей, слава божине закрытой, и метнул его во вторую птицу. Вторая птица тоже упала.

— Готово, — удовлетворённо сказал Жар.

Альк в это время увлечённо занимался пойманным саврянином. Оставшейся паре птиц он, не мудрствуя лукаво, уже свернул головы.

Предоставив Альку и дальше заниматься саврянином, и предположив, что в его помощи Альк не нуждается, Жар выглянул в окно, пытаясь разглядеть сбитых им птиц. Одну он увидел. Довольно близко, она упала на какие-то архитектурные выступы дворца. Жар отчётливо увидел в ней свой нож. Привыкший не оставлять после себя следов, Жар решает вернуть себе удобное и недешёвое оружие и заодно забрать с замковой архитектуры убитую птицу.

Он вылез за окно. Задача не была простой, это вообще, было достаточно рискованное предприятие. Во-первых, надо постараться не свалиться, что было непросто, а ещё надо следить чтобы никто … не заметил в общем. Забрать ему удалось только одну птицу. Вторую не удалось даже увидеть, хотя Жар старался.

Как только Жар оказался обратно в комнате, он тут же занялся принесённой птицей. А точнее её лапкой. Дело в том, что к ноге птицы было что-то привязано, это привлекло его внимание, как только он взял птицу в руки. Раньше Жар с таким не сталкивался. Жар аккуратно достал и развернул бумажку. Там было написано: «Всё идёт по плану. Можно начинать»

Не надо быть видуном, чтобы понять, что зловредный саврянин, которого они выследили, должен был отправить с помощью этой птицы почту, чтобы подать знак кому-то. И Жару, по прочитанным словам, стало очевидно, что сообщение отправлялось для начала какого-то ещё более масштабного пиздеца, чем злоумышленники задумали совершить здесь, во дворце. Жар показал это сообщение Альку, высказав свои догадки. Альк мрачно кивнул и продолжил своё дело.

Альк уже успел посмотреть записки, привязанные к ногам убитых им птиц. Там было тоже самое. Саврянина он тоже уже обездвижил, а точнее, просто вырубил, не сильно церемонясь. И сейчас, аккуратно уложив бесчувственное тело на кровати, его обыскивал. Связать он его тоже успел. Он уже нашёл, привязанный к ноге, короткий кинжал, который забрал себе, и на всякий случай, в рот злоумышленника засунул кляп, чтобы тот не вздумал кричать как очнётся. Да, он собирался его и поспрашивать, но позже. Даже если заговорщик в ближайшее время сможет говорить, что вряд ли, Альк слегка переусердствовал, то наверняка не станет выкладывать всё как на духу. Куда важнее услышанного, будет увиденное. Сейчас одновременно с теми понятными действиями, которые он совершал, обыскивая злоумышленника, Альк активно обращался к дару. Изо всех сил пытаясь понять, какие ещё у заговорщика есть сюрпризы, и откуда такой сильный запах опасности, который никуда не ушёл до сих пор. Ему, по большому счёту, не мешало то, что объект валяется без сознания. Мешало другое — дар работает не в полую силу из-за присутствующих, хоть и в отдалении путников. Хоть и сложно, но нужно попытаться увидеть как можно больше. Кое-что ему уже удалось увидеть и понять. Например, то что они и так уже знали — что здесь заговорщиков несколько, вместе с этим четверо. Ему даже удалось более-менее чётко кое-кого из них увидеть. Особенно важно, что незамеченного ими раньше четвёртого. Из оставшихся в зале троих, двоих они уже видели вместе с Жаром. Один, около которого стояли птицы. Второй, на которого указывал ему Жар.

Из того же, что затеяли заговорщики удалось пока узнать немногое. Но даже из этого можно было понять, то что заговорщики затеяли — чудовищно. Он уже знает, что первая пара птиц посылалась, на южную границу Саврии с Ринтаром. В принципе, понятно для чего. Оттуда веяло войной. Значит, чтобы подать знак для начала войны. Сейчас это поутихло. А вторая пара — в Брбржисщ, он ещё пока не понял для чего. Но по логике вещей и содержании записки, для подачи сигнала о том, что всё готово для разборок с правящей и оставшейся в Брбржисще тсарицей. Та в последний момент чувствуя, что ситуация напряжённая, и страну оставлять не стоит, осталась в Саврии. Осложнялось дело и тем, что сам птичник этого не знал, он вообще толком ничего не знал, кроме своей узкой задачи. Сейчас Альк пытался узнать, что за задача у него была, кроме выпуска птиц. Судя по запискам можно было предположить, что что-то уже произошло. А если нет, то непременно надо узнать что и немаловажно, как они собираются совершить.

Альк вернулся к обыскиванию злоумышленника, ничего особенного не обнаружил, кроме какого-то куска масла за пазухой. Но не успел он подумать, каким же надо быть голодным или идиотом, чтобы таскать за пазухой масло на царской свадьбе, как коснувшись непонятного вещества он содрогнулся, увидев то, что, наконец, показал ему дар. Дар показал ему… нет не то что он хотел увидеть. Однозначно, он бы не хотел этого видеть никогда. Сначала он увидел приметный флюгер в виде такки, резные наличники с рыбками, растениями и всё той же таккой. Он даже вспомнил где он это видел, когда учился. Приметная деталь над крышей, какой нет на соседних домах запомнилась. Внутри дома он увидел плюгавого, какого-то ссохшегося человечка, склонившегося над своими записями, а потом его же в овраге машущего рукой, в жесте «Начинай!» другой человек бросает вещество похожее на то, что сейчас находится у него в руках. Все эти картинки промелькнули в его голове мгновенно. А потом он увидел вещество в действии и уже не там в овраге, а здесь во дворце среди праздничной толпы. Нет, никогда он не хотел видеть ничего подобного! И надо сделать всё, чтобы этого не случилось. Надо, во чтобы то ни стало, помешать им выполнить, хоть что-то из задуманного.

После того как Альку удалось узнать, что задумали злоумышленники и увидитеть кто они, Альк рассказал это Жару.

До сих пор лежавшего без сознания молодого птичника они обезвредили, хоть и не убили. Он им нужен живым. Но их ещё трое. И они, всё ещё вполне, могут осуществить задуманное.

Этого птичника-почтальона они перетащили в другую комнату и оставили вместе с мёртвыми птицами. А вот пустое лукошко, где птицы находились, оставили в той же комнате. С поконника стёрли кровь и по-быстрому убрали следы борьбы. На всякий случай, вдруг, кто-нибудь из заговорщиков решит проверить, запущены ли птицы.

Потом Альк с Жаром возвращаются в зал. И пока у них есть небольшой зазор во времени, пока никто из злоумышленников не догадался, что их рассекретили. Именно, по пути они устраивают небольшой военный совет.

Альк рассказывает подробнее, что удалось узнать. И они разрабатывают примерный план.

Он говорит, что в зале ещё три сообщника, что двоих из них Жар уже видел. Ещё одного он может показать. И говорит, что их ни в коем случае нельзя пугать или дать возможность понять, что что-то пошло не так. Если кто-то из них направиться сюда, мешать не надо.

— Но в тоже время их надо остановить и не дать исполнить их Сашиев план. Эх, если бы можно было, просто отправить их всех на небесные дороги. Но у них находится очень опасное смертоносное вещество, которое одновременно может убить очень много народа. И если убить даже аккуратно одного, то остальные двое успеют убить массу народа и скорее всего, и Шареса с Иссенарой. А это катастрофа, и скорее всего война, как ни крути. Поэтому я и чувствую до сих пор её запах.

Альк где-то примерно тогда понимает, что всё что связано с веществом, надо уничтожить без возможности восстановления: и само вещество, и его инградиенты и описание его производства, и того, кто его произвёл. И сделать это надо так, чтобы никакие намётки, зацепки не попали ни в руки врагов, ни в руки друзей, то есть Кастия, и ни в чьи бы то ни были ещё. Ибо как бы ни были благи намерения того же Кастия или службы безопасности Саврии, но плата людей за это Сашиево изобретение будет слишком велика.

Возвращаясь к плану, после того как Альк покажет Жару, оставшегося для того неизвестным злоумышленника, Жар должен, не привлекая внимания, сообщить о заговоре Кастию. Но не открывать ему лишнюю информацию. Не говорить, например, что в одной из комнат лежит неиспользованное вещество. Альк подробно проинструктировал Жара: что можно и нужно сказать Кастию, на чём акцентировать внимание, о чём лучше не упоминать, а что не говорить ни в коем случае.

Что касается Алька, то он пока Жар будет переговариваться с Кастием, отправит домой Рыску. Потом присоединиться к их обсуждению.

Вернувшись в зал, они хотели напрочь проигнорировать охранника, но тот до того неприлично удивлённо на них пялился, что Альку пришлось-таки подойти к нему и привести в чувство чуть слышными словами, чтобы рот свой закрыл и морду нормальную сделал, никому о них не говорил, а показал в какой стороне Кастий.

Альк, когда они отошли от выхода в коридор, незаметно оглядел себя и Жара, на предмет, соответствующе ли ситуации они выглядят. А то почему бы охраннику на них так пялиться? Может у них пятна крови на камзолах, али ещё что. Но незаметил ничего особенного, кроме повышенной взлохмаченности Жара.

— Волосы пригладь, придурок, — тут же негромко указал он на это Жару.

Жар против обыкновения, ерепениться не стал, а быстро привёл себя в порядок.

Затем Альк, как и планировали, отыскал и незаметно показал Жару третьего сообщника пойманного заговорщика. А потом они разделились.

Жар пошёл искать Кастия, чтобы сообщить ему ему о заговоре. Очень кстати, Жара ему представили, так сказать. И кроме того, что надо Кастию всё аккуратно рассказать, надо ещё и незаметно показать соответственно злоумышленников.

Пока Жар пошёл общаться с Кастием, Альк рванул к Рыске. Надо было убедить её покинуть сиё мероприятие сейчас же.

Жару довольно быстро удалось найти Кастия. Тот завидя подходящего к нему Жара благодушно улыбается, не подозревая какие ужасные новости он принёс. Жар, как ни в чём не бывало, улыбается в ответ, подходит и говорит. Со стороны похоже, как будто они благодушно беседуют ни о чём, неспешно прогуливаясь по залу. А Жар в это время говорит, о том, что Альку Хаскилю удалось узнать, что готовится страшный заговор, что они пресекли попытку запуска птичьей почты, что всё тот же Альк Хаскиль, применив свой дар видуна, говорит, что одна пара птиц, должна была лететь на южную границу Саврии с Ринтаром, где стоят воинские части, готовые начать войну, и что получив «Знак», они бы её начали. А второе место куда должны были отправится птицы — это столица Саврии.

Видно, что сначала Кастий ему не вполне верит, приходится говорить ещё и ещё, рассказывая, показывая и указывая на детали.

При этом Жар, буквально ниоткуда достаёт три скрученные бумажки, одна из которых в крови, и окровавленное же пёрышко. И незаметно передаёт Кастию. Кастий незаметно раскатывает бумажку, где по саврянски обычными чернилами написано «Всё идёт по плану. Можно начинать». Жар между тем продолжает, что Альк считает, что война всё равно ещё возможна. И с этим надо что-то делать. Немного сбивчиво замечает, что пропустил саврянина-птичника, вон тот охранник, и он видел у него птиц.

Другая очень важная информация состоит в том, что у злоумышленников, по ходу дела Жар их всех показал, кроме обычного, не очень серьёзного оружия, есть ещё оружие страшное, ранее не виданное. Что Альку Хаскилю удалось с помощью дара увидеть результаты его применения, и это поистине страшно. Под особым ударом находится тсарская чета, именно они являются основной целью заговорщиков. Второй целью является убить как можно больше народа, особенно саврянской знати, и использовать это потом как повод для войны.

Кастий спрашивает у Жара, «есть ли у них план?». Жар говорит, что детального пока нет. Но Жар настаивает, что самое главное увести под хитрым, благовидным предлогом Шареса и Исенару. Но так чтобы гости подумали, что всё нормально и что они обязательно вернуться, только чуть позже. Что чрезвычайно важно, это чтобы никто из злоумышленников даже не заподозрил того, что Шареса и Исенару спасают, выводя из зала, потому что это приведёт к спонтанным действиям злоумышленников. Тогда они в спешном порядке могут применить всё имеющееся у них вещество. А это приведёт к многочисленным, смертям, даже если тсарей удастся спасти. Поэтому первостепенно важно, чтобы все поверили, что жених с невестой обязательно вернутся. Это даст небольшую отсрочку, на то, чтобы что-то придумать и предпринять, пока злоумышленники будут ждать возвращения тсарской четы. Тут, конечно, понятно, что Кастий не так, чтобы большой специалист по подобному затуманиванию мозгов. Да и кто ж ему поверит. Многие знают, кто он такой и одно то, что именно он попытается это сделать зародит вопросы и сомнения.

У Кастия пока тоже нет готового плана. Он показывает охранникам, прийти в боевую готовность.

Пока они ходили и разговаривали Жар заметил навязчивое внимание и напряжённо-ожидающие взляды троих заговорщиков направленные к выходу и из коридора, откуда должен был уже по их расчётам появиться соощник-птичник. Жар не переминул обратить на это внимание и Кастия. Таким образом время поджимало.

Кастий предполагает задействовать ещё нескольких своих агентов, и посылает за ними. Но время! Они очень ограничены во времени. Они могут не успеть. И самое главное нельзя спугнуть заговорщиков. Поэтому активно действовать придётся, скорее всего, всё тем же Жару и Альку. Чтобы выработать более детальный план они решили подождать Алька, который после отправки Рыски в безопасное место, должен к ним присоединиться.

Пока они его ждали, то заметили, что один из злоумышленников, не выдержал и направился ко входу в коридор, куда ушёл птичник. По-видимому, проверить, что его задержало.

— Ни в коем случае, его не надо останавливать. Пусть убедится, что птицы отправлены. Это нам на руку и даст выигрыш во времени, — эмоционально прошептал Жар, опасаясь, что охранник его начнёт останавливать.

Кастий напрягся. Отсюда он вряд ли мог незаметно дать знать охраннику, чтобы он беспрепятственно пропустил этого человека.

Но им повезло.

Охранник, уже ничему не удивляясь, пропустил уже четвёртого мужчину в комнату «для любовных утех». И это при том, что туда не прошла ни одна дама. Зарекаясь в будущем связываться с этими любителями непонятно чего, сколько бы монет ему не предлагали.

...

Альк шёл к взвинченной, уже не находящей себе места от беспокойства, но всё же физически оставшейся на том месте, где её оставили, Рыске. Шёл он, быстрым, но не торопливым, в смысле, не суетливым шагом, с аристократической отстранённостью во взгляде, и показным непробиваемым спокойствием, которое должно было убедить и оставшихся злоумышленников, и Рыску. Подошедши, он с аристократической лёгкой скукой на лице тихим шёпотом сообщил Рыске, что здесь, на свадьбе имеют место некоторые неприятности, и ей надо срочно найти повод и под благовидным предлогом, например, неважное самочувствие, отправиться отсюда домой.

Рыска возмутилась, тоже шёпотом, но в отличии от Алька крайне эмоциональным и возмущённым, гневно стреляя глазами, краснея ушами. Обдала Алька волной возмущения и праведного гнева. И потребовала, чтобы тот рассказал ей всё как есть. Тогда он с досадой понял, что задача обезопасить Рыску, по тихой отослав её отсюда, не столь проста, как ему думалось.

Они отошли в дальний уголок, где их никто не мог услышать и Альк с новой силой принялся убеждать любимую уйти домой. Ему пришлось-таки рассказать, что происходит, чтобы она прониклась серьёзностью ситуации и не ерепенилась. Не путалась под ногами, дав мужчинам без помех выполнить свой долг.

Рыска серьёзностью прониклась, но попытка Алька обезопасить Рыску отослав её с этого сборища под благовидным предлогом домой с треском провалилась. В уговорах он даже использовал козырь, пеняя ей на то что она не только о себе должна думать. И что безопаснее для неё и будущего ребёнка будет отсюда свалить подальше. Но Рыска неожиданно резко воспротивилась этому. Заявила, что никуда она не уйдёт. Что их ребёнку и мама, и папа живые нужны, а если нет, ну что ж такова судьба. И что нет — это не просто женский каприз с её стороны, и что она не хочет без него жить. Что вот так трусливо сбегать в трудной ситуации, когда она может помочь, она не будет. Да как она потом этому ребёнку в глаза посмотрит, и каково ему будет иметь такую мать. В общем, даже речи быть не может! На презрительное замечание Алька «Да что ты можешь-то?!» Неожиданно предлагает дельное. Например, отвлечь всех своими сказками.

— «Или даже не так…», — было видно, что идея захватила Рыску и прямо сейчас в её голове возникают и прорисовываются в деталях идеи.

Она говорит, что может втянуть всех, а главное тсарственных молодожёнов, в типа игру, под предлогом традиций. По правилам этой игры молодожёны должны на время покинуть зал. Тогда их уход никого не насторожит, а покажется естественным. А она вообще ни у кого опасений не вызовет. В отличии от того же Кастия. Тсарей можно при этом спасти. А заговорщикам тогда придётся дожидаться возвращения венценосной пары, то есть окончания игры. А у Алька Жара и Кастия появится время для принятия каких-то мер против заговорщиков и их смертоносных планов.

Альк вынужден был согласиться, что план дельный и мысль хорошая, но сказал, что нужно сначала собрать военный совет. И если примется её план, то они решат, кто наиболее подходит на роль массовика-затейника. Надеясь при этом, что то, что она напридумывала сможет осуществить кто-нибудь другой, а Рыску удастся-таки отправить домой. Рыска на военный совет согласилась.

Чуть ли не стремглав Альк направился со своим предложением к всё ещё разговаривающим Кастию и Жару. Наказав Рыске оставаться пока здесь до решения совета ничего не предпринимать. Сквозь некоторое раздражение тепло думая о ней, о том, что она… Ну да, такая она, не совсем нормальная, а что он хотел, ведь, в том числе за это он её и полюбил.

* * *

Пока Альк направлялся через весь зал к Жару и другим, у Рыски в голове окончательно сформировался план отвлечения и введения в заблуждение заговорщиков. А также понимание, что наилучшим образом выполнить его сможет только она. И что никакой военный совет для этого не нужен. Пусть мужчины лучше подумают, что с заговорщиками делать, пока она всех отвлекать будет. Также было чёткое ощущение, что нельзя терять время, ни щепки. Надо приступать к осуществлению плана немедленно.

После всех этих размышлений Рыска, предоставив мужчинам заниматься их делами, ещё не до конца представляя, что она будет делать, рванула в центр танцующей и праздно шатающейся толпы. И ведя себя легко и непринуждённо, максимально приблизившись к молодожёнам вышла вперёд, и похлопала в ладоши, привлекая к себе всеобщее внимание. Потом закрепляя реакцию, взмахнула руками, улыбнулась, источая как можно больше веселья и беззаботности и крикнула — «Прошу внимания!»

Ещё немного похлопав глазками и продемонстрировав, что всё спокойно, просто народ хочет веселиться. Убедившись, что многие обернулись и прислушались набрала побольше воздуха и начала:

— Хочу предложить вам одно увлекательное занятие! Так как свадьба играется в Ринтаре, хочется, по давней ринтарской традиции, предложить сыграть жениху и невесте, в старинную игру. Это не займёт много времени, а принесёт уйму приятных впечатлений и эмоций.

Народ одобрительно загудел. Игра затеянная и придуманная Рыской и одобренная Альком начиналась.

— Я вижу, все согласны, — смело решила за гостей Рыска. Но потом всё-таки сделала жест вежливости в сторону тсарской пары. — Уважаемые молодожёны, вы согласны?

И кляня себя, за некстати прорезавшуюся вежливость, со страхом стала ждать ответа. А вдруг, как не согласятся?

Исенара вопросительно глянула на Шареса и наконец кивнула, сказав, — Да. Мы не против.

— В таком случае начинаем, — с искренней радостью и облегчением провозгласила Рыска.

А в следующую щепку задумалась, сосредоточившись на следующей задаче, что ж за игру то ей выдумать, чтобы не вызывая подозрений у заговорщиков, вывести тсарскую чету из зала.

— Игра-а-а-а на-а-а-зы-ы-ы-ва-а-а-е-е-тся-а-а-а, — Рыска проговорила это нараспев максимально протягивая гласные и сделала, как там Альк говорил, интригующую паузу. На самом деле ей нужно было придумать как там может называться эта дурацкая игра.

И когда тянуть паузу стало уже нельзя, выпалила, — Жених ищет украденную невесту!

«Боже, какую чушь я мелю», успела подумать Рыска.

Раздались аплодисменты и заинтересованные и довольные возгласы. Народ хотел развлекаться. А тут что-то новенькое.

Рыска между тем продолжила: — Правила её просты.

К тому времени Жар уже включился в представление и с только ему свойственной ловкостью очутился уже у венценосной пары. Ненавязчиво утягивая невесту ближе к выходу и давая понять жениху, что ему пока за ней не надо. Растащить тсарей в разные стороны, это уже немного собьёт планы заговорщиков и возможно остановит от немедленного исполнения задуманного. Хотя они, по-любому, дождуться известий от скрывшегося в коридоре сообщника.

Рыска же продолжала самозабвенно развлекать народ, сочиняя подходящие их целям правила древней ринтарской игры:

— По традиции, неизвестный молодой человек, — она изящно вытянула свою руку и как-бы в раздумье, поводила в воздухе пальчиком и указала им на Жара.

Попутно, она не к месту вспомнила, что Альк часто говорил о том, что показывать пальцем неприлично, это выдаёт в ней весчанку. Затолкав подальше, не к месту всплывшую мысль и Алька, с его этикетом, она сказала, набравшем уверенности голосом:

— Вот вы! Да, да, вы! Подойдёте.

Жар улыбнулся и кивнул, вроде как, это предложение застало его врасплох, но он согласен. Он уже более основательно взял руку Иссенары и замер.

Рыска же продолжала, — Вы должны увести невесту из зала. Недалеко, конечно. И вроде как спрятать, но так, чтобы жених смог её найти.

Сама она при этом подумала, «Увести как можно дальше и спрятать вместе с женихом как можно надёжнее».

Жар, не теряя драгоценного времени, твёрдо и быстро повёл Иссенару из зала, чтобы передать с рук на руки Кастию. Чтобы тот отвёл в безопасное место хотя бы её. И передав облегчённо выдохнул. Предоставив объяснять ситуацию новобрачной самому Кастию.

Сам же Жар незаметно вернулся к двери, наблюдая, что происходит в зале. Он видел, как вернулся из коридора с птицами, точнее, наверное, из комнаты в которой они оставили пустую корзинку из-под птиц, заговорщик, пошедший на поиски птичника. Видел как к нему подошли остальные и он им что-то объяснял, время от времени пожимая плечами.

Альк неотрывно наблюдавший за заговорщиками, и находившийся к ним ближе Жара, заметил, как они растерянно стали переглядываться между собой. Но один из них, наверное, старший, несмотря на то, что сначала игры недовольно выругался, успокаивающе кивнул и показал «Ждём».

— А жених, немного подождав, чтобы невесту сумели хорошенько спрятать, — обаятельно улыбаясь, продолжала выдумывать правила несуществующей игры Рыска.

— Идёт её искать! Это будет настоящее свадебное приключение, — разливалась она соловьём.

— А когда жених найдёт невесту, то они счастливые вернутся в этот зал. И жених при этом должен будет весь путь до их места, нести невесту на руках. Не выпуская её ни на щепку, чтобы уже не украли.

Надо было ещё немножко потянуть время, до выхода жениха, чтобы всё было естественно.

Тут Жар решил, что время вернуться в зал, вполне подходящее. И он шагнул в зал, всем своим видом показывая, что он справился со своим заданием и как-надо спрятал невесту.

Рыска тут же включилась.

— Жених потихоньку, не торопясь, может уже идти искать свою ненаглядную.

Ничего не подозревающий Шарес с удовольствием включился в игру и улыбаясь, предвкушая забаву, вышел из зала.

Как только он скрылся с глаз гостей, за дверями зала, Рыска, Жар и Альк одновременно облегчённо вздохнули и в унисон подумали: «Наконец то!» Хотя, на самом деле, для них ещё ничего не кончилось. Оно толком даже не началось.

Предоставив Кастию объясняться, что происходит и обеспечивать безопасность тсарской чете, Рыска продолжила своё представление.

— А я, чтобы гости не заскучали, пока жених будет искать свою невесту, расскажу вам сказку.

Она понимала, что сейчас от неё очень многое зависит и ей надо убедительно продержаться как можно дольше. Трагедия всё ещё могла случиться. Сейчас она собиралась увлечь и заморочить всех, особенно заговорщиков сказкой. Она начала, сначала осторожно, опасаясь вдруг, так нужное сейчас вдохновение не придёт. Но привычные слова зазвучали легко и свободно. И она пошла за своей фантазией увлекая всех. Никогда ещё она не чувствовала такого прилива вдохновения. «Что ж, кажется справляюсь», подумала Рыска и почувствовала, как у неё за спиной вырастают невидимые крылья.

Кроме заговаривания зубов заговорщикам Рыска локализовала в одном конкретном месте большинство народу, в том числе и путников. Расчищая более дальние подступы… зала для того чтобы, Альк, возможно, смог бы воспользоваться своими способностями видуна.

Альк же с Жаром решили, что пока Рыска успешно отвлекает заговорщиков, Жар попытается у этих заговорщиков, показанных ему Альком, незаметно выкрасть взрывчатку. Заговорщиков с взрывчаткой оставалось в зале трое.

С первым у Жара получилось без сучка, без задоринки. Пока тот, увлёкшись слушал Рыскины россказни, Жар незаметно вытащил и отнёс эту зловещую штуковину в одну из пустых комнат неясного назначения. При общении с Кастием он заручился его поддержкой, проходить куда ему потребуется мимо охраны. Кастий дал знать охране, чтобы они оказывали Жару всяческое содействие. Вернувшись в зал Жар с удовлетворением заметил, что первый обворованный стоит на том же месте, где он его оставил и всё также слушает сказку.

А вот со вторым заговорщиком у Жара вышел конфуз.

Обворованный, хоть и не заметил сам момент, когда его избавили от смертоносного вещества, но довольно быстро почувствовал, что у него нет привычной тяжести. Только что было и вот нет. Обокраденный, судорожно схватился за пустую уже одежду и похлопал себя по ней, нервно заозирался. Оглядевшись, он зацепился взглядом за недавно отиравшегося около него чернявого парня, спешащего прочь. Щепку поразмышляв он резко заспешил, почти бросился ему вдогонку.

Жар краем глаза заметил, как к нему быстро приближается заговорщик, у которого он только что, как он думал, удачно забрал смертоносное вещество.

Недалеко от места стычки обокраденного заговорщика и Жара стоял шкаф. Массивный дубовый шкаф, в котором неизвестно с какого времени, стояло несколько изысканных фарфоровых сервизов из тончайшего дорогого фарфора.

А дальше всё происходило очень быстро. Погоня, короткая сцена борьбы. Новые навыки Жара, помогли ему успешно защититься и даже взять под контроль нападавшего. Второй заговорщик, спешит на помощь своему подельнику. Альк кричит, отгоняя всех от места действия, в это же самое время кидаясь к второму наперерез, на случай если тому вздумается броситься и взорвать там свою Сашиеву штуку. Рыска перенимает инициативу Алька, тоже призывает всех отойти подальше и сохранять спокойствие. И главное не вмешиваться. Альк же, хватает второго злоумышленника вместе с его смертоносной ношей, отрывает от пола и слегка подкрутив с силой бросает в сторону наименьшего скопления народа — в сторону дубового шкафа.

— Кидай тудаже и отходи! — кричит он Жару.

Жар сначала решив, что речь о веществе, кидает его под шкаф. А потом подумав, что ошибся, задаёт тот же вектор движения и заговорщику. Он, конечно не может так же эффектно, отправить соперника в полёт, как Альк, но задать нужное направление движения ему удаётся.

Далее время как будто замедляется. Вот, тело, брошенное Альком врезается в дубовый шкаф. А Альк тем временем замечает, что хоть, потрясённо застывших в неподвижности гостей и народу рядом и немного, но слева из небольшой группки любопытных, потихоньку приближающихся к месту действия, вырывается Рыска, растопырив руки в останавливающем жесте, не пуская никого дальше, и оказывается ближе всех к точке падения первого тела и смертоносной ношей, брошенной Жаром.

Альк не раздумывая бросается туда же. Второй заговорщик, отправленный к шкафу Жаром, тоже с силой ударяется в покачнувшийся уже шкаф. Шкаф ещё больше раскачивается. Раздаётся позвякивание дорогого фарфора, который пока только раскачивается, дребезжат чашечки в блюдцах, звенят сталкивается друг с другом хрустальные фужеры и предметы смещаются с мест куда их поставили уже очень давно. Второй заговорщик воссоединяется с украденным и оказывается вместе с первым, брошенным Альком. Но не успевает ещё первая чашка сорваться в полёт, как Альк в пару диких прыжков оказывается там, и с помощью немалых усилий, помогает покачнувшемуся шкафу, начать уверенное падение. Ускоряя движение шкафа, Альк бросается на него сверху, заодно ставя своё тело как преграду на пути смертоносной опасности. И вот тогда начинают падать стоящие на полках фарфоровые сервизы. И уже попрощавшись с жизнью, Альк слышит звон разбивающихся чашек, и ощущает, что его щека лежит на толстом пропахшем пылью ковре, руки вцепились в его толстый ворс, и замечает, что шкаф закрывал вход в какую-то небольшую полутёмную комнатку. Потом шкаф наконец окончательно падает, накрывая собой упавшие тела с их смертоносной ношей, и почти тут же из-под шкафа слышится утробный гулкий «БУМ», сопровождаемый ещё каким-то дребезжащим звуком. Алька будто что-то толкнуло, а потом ожгло резкой болью. Потом звон разбитого стекла, почему-то слышимый не под ним, а где-то там, далеко. А потом наступила ТИШИНА. «Ну вот и всё», успевает подумать Альк, «Кажется сейчас я наконец увижу эти самые небесные дороги» Он закрывает глаза и проваливается в темноту.

* * *

После того как шкаф с белокосым наверху упал, и под ним прогремел непонятный, но очень внушительный «БУМ!», заставивший дрогнуть пол под ногами, и прочувствованный всеми находящимися в зале. Какая-то непонятная и невероятная сила, вылетела из-под приподнятого угла шкафа. В том направлении, хвала Хольге, никого не было, поэтому эта сила, не найдя препятствий, ударило чем-то непонятным в зеркальную стену бального зала. Зеркала, в которые попало, обрушились, разлетевшись на осколки. Когда последний осколок со звоном упал, наступила какая-то напряжённая, глобальная, зловещая тишина. Из-под шкафа пахло гарью. Никто из находящихся в зале не шевелился и даже, кажется, не дышал. Все замерли в каком-то напряжённом оцепенении. Казалось это длилось вечность, хотя на самом деле не больше десятка щепок.

Потом около неровно, с приподнятым углом из-за лежащих тел, упавшего шкафа, появилась кровь, вытекающая широкой багровой полосой. И зал как будто ожил. Сначала раздался одновременный придушенный полувдох, полувскрик сотен людей. Кровь всё прибывала, и кровавая лужа медленно расползалась по полу. А потом прозвучал женский пронзительный крик.

Кричала Рыска, смотрящая на неподвижного Алька, из-под которого, как ей показалось вытекала лужа крови, и белая как мел упала в обморок.

Тут первый обворованный, обнаруживает, что взрывчатки у него уже нет. Он вытаскивает, привязанное к ноге оружие и устремляется к выходу, через толпу. Жар оказывается с ним один на один, особых помощников у него нет. Альк без сознания, Рыска тоже. Кастий с тсарями. Охрана есть, но она у дверей. А люди, оказавшиеся между преступником и дверями, они безоружны и беззащитны. А Жар, он чуть в стороне, и он может не вмешиваться, и ему хочется не вмешиваться, ему становиться страшно. Но он, собирается, вспоминает всё, чему его учили, вспоминает Рыску, как она всех отвлекала сегодня, Алька, бросающегося на шкаф, своего наставника в Школе, как они выполняли упражнение «перешагни черту» и «перешагивает» эту самую черту. И вытаскивая первое попавшееся оружие из своих тайных подвязочек и подвесочек, бросается наперерез злоумышленнику.

* * *

Не успел Альк как следует насладиться небытиём, и приличествующем тому покоем, настроиться на долгий путь по небесным дорогам, как глобальная тишина, была нарушена. Дикий, режущий уши женский крик, возвестил, что как минимум для него, ещё ничего не кончилось. И хоть, он слышал этот крик немного как сквозь вату, но он кажется узнал кричавшую. Он попытался обернуться, чтобы попросить Рыску не кричать так сильно, но при попытке пошевелиться его накрыла боль, которую он за мгновение до этого не чувствовал, и он вырубился повторно.

Когда он очнулся, открыл глаза, его тошнило и звуки по-прежнему доносились как сквозь вату. И что-то неприятное не давало лежать спокойно. Боль. Остро болела нога. А над собой он увидел сначала смутное светлое пятно в обрамлении чего-то тёмного. Альк моргнул, картинка начала постепенно проясняться. Светлым было явно женское лицо, в обрамлении чёрных волос. Тут он почувствовал, что ему на лицо что-то капнуло. Раз, два. Он опять закрыл и открыл глаза. В голове по-прежнему гудело и было как-то «ватно», но картинка хоть и двоилась, но прояснилась. Над ним склонилась Рыска. Живая, слава божине. Плачущая. Это её слёзы закапали ему всё лицо. Он ей ободряюще улыбнулся. Ну, постарался ободряюще. Ещё раз сморгнул и осторожно посмотрел по сторонам. Ага, а вот и Жар, тоже склонившийся над ним. Этот не плачет, слава всё той же Хольге. Но смотрит напряжённо. Сам он лежит, почему то, на спине всё в том же бальном зале, правда жутко покоцаном. Альк скосил глаза на болевшую ногу. Его ногой увлечённо занимался какой-то старикашка, надо надеяться медик. Остальные гости стоят поодаль, сбившись в кучу и во все глаза на него смотрят. Под головой какое-то тряпьё. Он попытался сесть. Рыска и Жар, тут же кинулись на него и зашикали. Старичок тоже крайне возмущённо что-то закудахтал, Альк не вслушивался что, не до этого, да и шум в голове мешал. Но старичок с таким осуждением на него воззрился, что Альк дал себя уложить обратно. Он был несколько удивлён таким единым порывом. Так. А что, вообще, происходит?!

Это-то он и спросил первым делом. Жар с Рыской как-то задумались. Рыска даже плакать перестала. Жар с энтузиазмом открыл было рот, но покосился на старичка, вернувшегося к Альковой ноге, и качнув головой, коротко отчитался:

— Да всё уже хорошо. Двое злоумышленников убиты, двое задержаны. Тсарская чета в безопасности. Гости тоже почти не пострадали. Вот, только у тебя серьёзная рана … Мы думали, ты, вообще, того …»

Альку про себя было сейчас неинтересно. Он уже понял, что на небесные дороги ему не в этот раз, а с остальным разберётся, чай не впервой. И тут он вспомнил: дело то, ещё не доделано. Заговор уже фактически раскрыт, по крайней мере, сорван, но вещество это сашиево. Оно же ещё не уничтожено! Это вещество если его оставить будет слишком лакомым кусочком, лёгким средством решения многих проблем, для властьимущих, но принесёт слишком много горя и бед и не сможет долго оставаться только у одной стороны. Вообще, ещё не пришло его время. Когда-нибудь его, к сожалению, ещё раз изобретут. Тогда мир изменится и много что начнут изобретать. Но до этого вполне вероятного события у мира есть возможность пожить более менее спокойно. И времени этого достаточно много. Как минимум поколений шесть. теперешнее изобретение и производство этого вещества — это была трагическая случайность, принятая автором изобретения за озарение. Альк чувствовал, что это можно исправить. Нужно только уничтожить вещество и все записи о способе его производства. Ну и автора, конечно, Саший его подери. Никто не должен иметь возможность воспроизвести это вещество! И Альк, прямо сейчас собирался этим заняться.

Он недовольно глянул на старичка, хорошо бы поговорить без лишних ушей. И тут уж сам на него шикнул:

— Эй, уважаемый, вы бы пошли, кем-нибудь другим занялись!

Старичок проигнорировал сказанное, по-видимому, не осознав, что это обратились к нему. Пришлось повторить.

— Эй, вы! Оторвитесь от моей ноги. Я с вами разговариваю, — ещё раз обратился к старичку Альк.

Старичок, наконец, поняв, что обращаются, кажется, к нему, обернулся на Алька и с удивлением спросил:

— Это вы мне?!

— Конечно вам, уважаемый! — даже не пытаясь скрыть раздражения, сказал Альк. — Оставьте, пожалуйста, мою ногу в покое и пойдите … осмотрите других гостей!

С каждым словом глаза старичка округлялись всё сильнее. Но потом он, как будто враз, что-то сообразив, понимающе улыбнулся и обратился к Альку с видом заботливого, но строгого взрослого, объясняющего несмышлёнышу очевидные вещи:

— Послушайте! У вас серьёзная рана! Мне необходимо закончить её обработку и фиксацию конечности. Если не хотите остаться калекой. Я, конечно, понимаю, что после такого ранения, вы не вполне в себе. Но медицинские процедуры должны быть закончены! — тоном, не допускающим возражений, закончил он, возвращаясь к прерванному занятию.

— Альк!!!... — поспешила поддержать старичка Рыска. — Это дворцовый медик, — старичок на этих словах гордо расправил плечи, но не обернулся, как бы говоря: "Да я такой — профессионал самого высокого класса. И занимаюсь вами неблагодарными. Да и не надо мне вашей благодарности, всё равно не оцените". — Ты действительно, серьёзно ранен. Дай человеку закончить, не шевелись.

Альк зыркнул на Рыску, и не преминул осчастливить и её своим вниманием:

— А ты тоже можешь пойти погулять. И вообще, тебе давно домой пора. Ты своё дело уже сделала.

— Грубиян, — только и сказала Рыска, по-видимому, опасаясь давать развёрнутую критику словам и действиям этого невоспитанного хама, из-за возможности, действительно, быть отправленной домой.

— А Вы, уважаемый, — подчёркнуто уважительно обратился Альк к, непонятливому и упорно продолжавшему делать своё дело лекарю, заодно показывая Рыске, что не такой уж он грубиян. — Не были бы столь любезны… Пойти ВОН!

Дворцовый медик, оскоблённо-удивлённо воззрился на него, опустив руки. Стало понятно, что в этот раз он всё услышал и правильно понял. В Альке даже на краткий миг шевельнулось чувство похожее на сочувствие или сожаление, а может даже стыд, всё же человек честно, может быть даже хорошо, делал своё дело, а тут вместо благодарности, его так незатейливо послали.

Медик, возмущённо пооткрывал рот, но так и не нашёл, что сказать. Явно оскорблённый до глубины души, начал собирать свои инструменты. И ледяным тоном предупредив, что он снимает с себя всякую ответственность за исход лечения, и с этого момента ответственность за искалеченную ногу и последствия других ран лежат полностью на пациенте, наконец ушёл.

Рыска осуждающе насупилась, но промолчала.

Как только лекарь ушёл, Альк тут же забыл об этом эпизоде. С этим он разберётся потом, сейчас главное другое.

Альк, сделал попытку сесть. Рыска и Жар тут же кинулись ему помогать, на этот раз он благосклонно разрешил им себе помочь. Они осторожно его посадили.

Привалившись на Жара, Альк огляделся. Вздохнув, он смотрел на Рыску. Без особой надежды, предложил ей, пойти всё же домой, ну или хотя бы к остальным гостям. Рыска упрямо мотнула головой. Всё понятно. Ладно, пусть слушает.

— Только обещай, ни во что больше не вмешиваться. То о чём я буду сейчас говорить, касается только меня и Жара. В данном случае твои сказки точно не помогут. Обещаешь?

Рыска сосредоточенно засопела, принимая решение. Но через пару щепок утвердительно кивнула.

— Жар, слушай, — наконец, обратился Альк к парню. — Это очень важно! Необходимо уничтожить эту Сашиеву штуку совсем! В её зародыше, подчистую. Чтобы никто не смог воспроизвести эту дрянь! Понимаешь?

Жар понятливо кивнул.

— Я видел, где они производили своё сашиево вещество, — продолжил Альк. — Мы должны туда пойти и всё там уничтожить.

— Альк, ты не можешь никуда пойти! У тебя как минимум нога сломана, — одновременно с Жаром, сказала Рыска.

Жар спросил: — Ты знаешь, где это находится?

Альк сурово посмотрел на Рыску, с видом «Не лезь, когда мужчины разговаривают!», и ответил Жару, — Я знаю. Тут недалеко, я узнал место.

— Но ты, правда, вряд ли сможешь куда-то пойти, — сказал Жар, видевший до этого ногу друга.

— Ты ещё тут будешь умничать! — с досадой и явным осуждением посмотрев на Жара сказал Альк. — Я со своими конечностями сам разберусь!

И Альк тут же попытался это продемонстрировать. Он попытался встать. По его замыслу все должны были увидеть, что ним всё в порядке, и он может закончить дело. Когда он начал свою демонстрацию, Рыска и Жар одновременно дёрнулись, то ли помочь, то ли остановить его. Но он с таким зверским выражением лица, рявкнул им: «— Не надо!», для пущей убедительности оттолкнув Жара рукой, что друзья замерли. Невозможно было не заметить ужас, плескавшийся в их глазах, и готовность в любую щепку подхватить его падающее тело.

И оно таки рухнуло на руки подхватившего его Жара, от дикой боли в ноге, когда он попытался на неё опереться. Возможно, он даже на щепку потерял сознание.

Чуть только пришёл в себя и смог говорить, он схватил Жара за рукав и с горячностью начал говорить:

— К сожалению, я не смогу с тобой пойти! — почти с отчаянием говорил Альк. — Но я сейчас тебе всё расскажу. И где это находится, и что нужно сделать.

Жар дёрнулся подняться со словами:

— Подожди! Я сейчас охранников позову. Чтобы ты два раза не повторял.

— СТОЯТЬ! — резко дёрнул его за руку Альк, Жар при этом чуть не упал на него. — Об этом нельзя больше никому говорить. Самое главное, что это нужно сделать ТАЙНО!

— Но почему?! — удивился Жар и ошарашено сел на место.

— Здесь нельзя прибегать к помощи властьимущих. Вещество и всё что с ним связано, надо уничтожить без возможности восстановления: и само вещество, и его составляющие, и описание его производства, и того, кто его произвёл. И сделать это надо так, чтобы никакие зацепки не попали ни в руки врагов, ни в руки друзей, то есть Кастия, и ни в чьи бы то ни было ещё руки. Это важно. Ибо как бы ни были благи намерения того же Кастия или службы безопасности Саврии, но плата людей за это Сашиево изобретение будет слишком велика. Это вещество если его оставить будет слишком лакомым кусочком, лёгким средством решения многих проблем. И Кастий девяносто к ста, оставит вещество или возможность его сделать, себе для особых нужд. Но это рано или поздно принесёт слишком много горя и бед. И, самое главное, не сможет долго оставаться только у одной стороны. Поэтому ты должен сделать это один.

Альк замолчал, изучающе, ипочти с мольбой глядя на Жара. Потом непривычным для себя тоном, с надеждой и где-то даже теплотой, спросил: — Справишься?

Жар молчал. Он явно был в замешательстве. Он думал, что его геройство сегодня уже не понадобится. Ему и того что было, было более чем. И далось непросто. И он уже расслабился, настроился на хорошее, и вот опять … Да ладно бы ещё с Альком или людьми Кастия, а то без всякой помощи. ОДИН! Как же не хочется!!!

Жар тяжело вздохнул и криво усмехнувшись спросил, — А у меня есть выбор?

Альк отрицательно качнул головой.

«Вот ведь, сволочь белокосая!» — резко вспыхнуло раздражение, иррационально направленное на Алька. Но для того чтобы насладится праведным гневом, нужна была зацепка, причина, почему он сволочь, и сознание быстро её подкинуло. «Мог бы хоть видимость выбора предоставить!»

С трудом преодолевая досаду и раздражение, Жар хмуро спросил:

— Ну и каковы у меня шансы?

— Там человека три — охранников в доме и сам изобретатель. Но он не боец. Хотя именно он самый опасный, принципиально, — оживлённо и с долей радости, начал говорить Альк.

Эта услышанная Жаром радость тут же подпитала злость на белокосого. «Радуется гад! Конечно, не ему же подставляться! Вернусь, вторую ногу ему, нахер, сломаю! Умник блин!», думал он, параллельно внимательно слушая объяснения Алька.

Чтобы не смотреть на невероятно раздражающего сейчас Хаскиля, Жар перевёл взгляд на Рыску.

Рыска расширившимися от ужаса глазами смотрела на Жара прикрыв рот руками. Не дать не взять, сейчас отомрёт и будет предлагать себя в помощницы. Да только какая из неё там помощница. Тут Альк прав. Только ещё за ней следить придётся, чтоб не прибили, или в заложники не взяли, что резко понижает успех предприятия. Нет уж, лучше одному.

Рыска отмерла примерно тогда, когда Альк закончил описывать с кем Жару предстоит встретиться и к чему нужно быть готовым. И всё-таки предложила себя в помощь. Хоть, несколько смущённо и неуверенно.

Тут уж оба мужчины были единодушны, категорически отказав ей в этом. Жар сказал, что ему с ней будет труднее. И просил оставить эту идею, потому что он тогда точно не справиться. А Альк напомнил Рыске об её обещании и предложил пойти-таки домой, если она не угомонится. Рыска под дружным натиском, отказалась от идеи помочь, к тому же она не смогла придумать, в чём конкретно может выражаться её помощь. После этого она притихла, просто следя за разговором, но больше не вмешивалась.

Альк перешёл тем временем к тому, как найти нужное место.

— Интересующий нас дом находится на северо-западе от дворца, меньше чем в пол-лучины ходьбы.

Он описал, как найти дом алхимика и отличительные особенности этого дома, чтоб не перепутать. Закончив с описанием дома, он хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Слушай. Чуть не забыл, тебе нужно забрать из дворца всё вещество, которое мы успели спрятать. Чтобы уничтожить его вместе с теми основными запасами, что в доме с флюгером.

Дальше Альк ещё раз повторил, что Жар непременно должен найти этот дом и уничтожить и его, и всех его обитателей. И непременно уничтожить как все записи, чертежи, запасы вещества и составляющих этого вещества в доме алхимика, так и самого алхимика. И уничтожить надо всё подчистую. Чтобы не осталось ничего, ни одной зацепочки.

— И нельзя сильно затягивать это дело. Потому что это пока, у нас есть фора по времени. Но как только заговорщики узнают, что во дворце всё сорвалось, то скорее всего у них есть по этому поводу запасной план. Попытаются вывезти в безопасное место изобретателя и его причиндалы. А для этого, возможно, будут задействованы другие силы, не только охрана, что при нём осталась. Поэтому поторопись.

— И следи, чтобы за тобой ни в коем случае не увязались люди Кастия или кто-либо ещё. Это очень важно!

Альк замолчал.

Потом похлопал Жара по плечу, — Ну, удачи! Давай! Хольга и Саший, тебе в помощь. Не подведи!

Жар поднялся. Рыска бросилась обниматься, тоже пожелала удачи и украдкой утёрла набежавшие слёзы. Жар же погладив Рыску как маленькую, сказал, что всё будет хорошо, и извернувшись, уже без былого раздражения напоследок обратился к Альку:

— Давай! Пока! И лечи ногу, болезный, потому что, вернусь, вторую тебе сломаю, за то, что эту не вовремя подставил!

Альк хохотнув, тут же ответил:

— Договорились! Буду ждать! Но для этого ты должен вернуться.

Жар

Жар забрал из дворца всё то вещество, которое там оставалось: то что они сняли с «птичника» и то, которое ему удалось удачно украсть и спрятать. Для того чтобы удалось и забрать вещество и покинуть с ним дворец, очень пригодилось распоряжение Кастия охране, не препятствовать ни в каких его действиях. С этим смертоносным грузом он покинул дворец и отправился в путь.

Поиски нужного дома заняли у него не так много времени, как он боялся. Ещё бы «найди то, не знаю что». Он же искал по описанию Алька. Где это находится сам Альк помнил лишь примерно. Увидел и вспомнил только сам дом. Ну так это же Альк увидел, а точно ли описал? А тут ни у кого дорогу не спросишь. И времени на ошибки и долгие поиски нет. Но этот дом Жар увидел издалека. Точнее, даже не дом, а ту примечательную его часть, о которой говорил Альк.

— Там есть приметная деталь над крышей, какой нет на соседних домах, — говорил Альк.

— Ты знаешь, что такое — «флюгер»?

Что такое флюгер Жар знал. И вот сейчас он его видел. Не то, чтобы флюгеров совсем в округе не было, они изредка, но попадались то там, то сям. Но этот был особенный. Альк потратил достаточно времени, чтобы его описать.

Флюгер был в форме такки. Жар тогда озадачился: что за форма такая? У него то такка раньше ассоциировалась с коровой. Хотя он и знал, что это не так. Ну вот, получилось, что именно с ней. Оказалось, совсем не так. Оказалось, что такка это — птица. Причём, не какая то, а та мерзкая, которая кричала при переправе через Рыбку, пугая корову. Из-за которой он чуть не утонул. Два раза уже чуть жизни не лишился из-за этой птицы. Флюгер с этой мерзкой птицей был один. Остальные были сделаны по-простому, треугольничками там, квадратиками. Так, чтобы флюгер был сделан в форме какой-то живности, то этот, действительно, был единственный в округе.

Пока он искал дом, он всё никак не мог понять, почему он вообще согласился на эту авантюру. «Зачем я только согласился?!» — спрашивал себя Жар. Он действительно не понимал, что заставило его это сделать. Он же никогда не был особо героем. Он же не Альк! Что заставило его сказать «Да»? Или точнее не отказаться от этой почётной роли — спасителя мира?

Наверное то, как Альк попытался пойти с ним несмотря на поломанную ногу. То как он поднимался и встал таки на неё, несмотря на побелевшее лицо с выступившими капельками пота. Если бы он не потерял сознание от боли, он, наверное, и пошёл бы выполнять задуманное, на чистом упрямстве не замечая сломанной ноги. Да — это было сильно! Пожалуй, именно это вселило в Жара уверенность, что нужно уничтожить всё что связано с этим веществом. И что это действительно важно. Так-то он не сильно понимал, почему этого нельзя передоверить людям Кастия. А убедили его, не столько слова Алька, сколько его намерение пойти туда, несмотря ни на что.

"Да-а-а, сходил называется на свадьбу! Развеялся. Отдохнул. Ага! Лучше бы в Школе остался! Чинил бы сейчас маникены спокойно, да уборкой территории занимался." — Жар сплюнул.

Тем временем Жар приблизился к дому. Хоть время и поджимало, но сначала он решил понаблюдать, а не ломиться опрометчиво напролом. Естественно, сделал он это как можно незаметнее.

Он залез на высокое дерево, росшее недалеко от нужного ему дома, и какое-то время просто наблюдал, изучая обстановку. Жар помнил, что врага желательно заранее изучить, чтобы знать его слабые места, и внимательное наблюдение за соперником, всегда пригодиться.

Он увидел, изобретателя, ненадолго зачем-то выходившего во двор и охраняющих его заговорщиков. Изобретатель, как и говорил Альк, был тощий немолодой мужчина. И кроме этого он был какой-то жалкий. Охранников же было четверо, а не трое, как говорил Альк. Не слишком много, если бы с ним был Альк, но для него одного многовато. Да и их вид Жару совсем не понравился.

В какой-то момент, а точнее когда Жар уже понял с чем и с кем ему надо иметь дело, он испугался. Он увидел, что силы неравны и шансов на благополучный для него исход до обидного мало. И ему захотелось как тогда от Берека сбежать быстро и подальше. Ещё и такка эта, зловещей тенью парила над домом. Как какое-то предупреждение. Ведь третий раз может и не повезти. Тем более, на этот раз помощи ждать неоткуда, просто, неоткуда ей взяться. Когда он был не один, а с друзьями, это поддерживало его боевой дух. Самим их присутствием. Особенно присутствием Алька. Как бы тот его иногда не бесил, но поддерживал его собственную силу и смелость.

Жар попытался справиться со своим страхом, но понял, что страх пересиливает, и всё больше сковывает его. И да, безусловно, он найдёт в себе силы и пойдёт, сейчас туда. И попытается выполнить задание. Но страх этот — он останется и будет препятствовать применению тех навыков и знаний, которые он уже получил. Жар уже это знал: и теоретически, на занятиях говорили, и практически, он ощущал тоже самое.

Кроме страха им опять овладели досада и раздражение. И он вспомнил их практические занятия с преподавателем, который преподавал у них психическое состояния в процессе боя, так называемый боевой транс. И понял, что сейчас это состояние было бы как нельзя кстати. Но они прошли его не в полном объёме. Они более-менее освоили и проработали первый блок с «кодексом бойца». Второй блок они только начали и животное или образец для подражания он ещё не выбрал. Учитель, конечно, говорил, что сработает и первая часть, но ему сейчас не нужны полумеры. Он и раньше «перешагивал черту», не далее, как сегодня во дворце, оставшись без поддержки и вступив в сражение с последним заговорщиком. Но сейчас ему потребуются все его силы, мощь, смекалка и навыки, ну и целеустремлённость конечно. Нужно было полное отключение от ненужных эмоций, а значит нужно полное вхождение в боевой транс. Слишком ответственная и слишком сложная стояла перед ним задача. Он не имел права даже на одну ошибку.

Итак Жар решил, во что бы то ни стало опробовать полный цикл. Хотя по поводу того какой образец для подражания выбрать он находился в поиске. Но тут делать нечего, пришлось решать быстро. Он решил спонтанно. Ему всегда нравилось, да что там, он восхищался Альком как бойцом. Он совершенно искренне считал его непобедимым. Возможно поэтому, его никогда не накрывало страхом, когда он сражался с ним рядом. А тут он опять увидел его в деле, и решил, всё-таки, взять именно его как образец для подражания. Но только в бою! Искренне надеясь, что это подражание, не затронет другие стороны его жизни, ибо это будет катастрофа.

Но на эту тему рассуждать было некогда и Жар сделал глубокий вдох, выдох и …приступил. Для пущего эффекта прочитал про себя «кодекс бойца». Представил Алька с оружием готового к бою, и как они не раз делали направил свою энергию и самого себя в этот образ. Погружаясь в образ, он почувствовал уверенность, спокойствие и холодную решимость Алька, сжал руку в «кулак Сашия», сказал тайное слово, как учили, когда они делали упражнение «Перешагни черту» и «перешагнул» эту «черту».

После того как вхождению в особое состояние состоялось, стало возможным увидеть предстоящий ход боя, как бы со стороны. Он с холодным спокойствием, ещё раз осмотрел поле будущей битвы. Страх ушёл, осталась только задача, которую надо выполнить. И те четверо, что внизу — это всего лишь противники, одни из промежуточных целей, с которыми нужно справиться.

Он уже смотрел на тех четверых здоровяков охраняющих дом изобретателя не со страхом и безнадёгой, а с холодным расчётом. Как на преграду, которую нужно преодолеть. без всяких сомнений, не рассуждая, без недавних эмоций страха и раздражения.

Его наблюдение за злоумышленниками показало, что

Во-первых, у них охрана территории организована крайне плохо. Хоть и четверо охранников, а это, надо надеяться, вся охрана, находились во дворе, но ни один из них не наблюдал за периметром. А это значит, что незаметно попасть на территорию, ему не составит труда.

Во-вторых, что в стороне от других, ближе всего к оврагу и забору, сидел здоровяк, по-видимому, определённый туда для наблюдения и охраны того места. Вот только сидел он спиной к оврагу. Не проявляя к тому ни малейшего интереса. Что делало не только возможным незаметное и беспрепятственное проникновение на территорию, но и самого охранника — лёгкой добычей. Поэтому и надо заходить с той части оврага и начинать с того охранника, который там сидит.

Жар незаметно прокрался через овраг поближе к выбранному охраннику. Охранник сидел на высоком обрубке бревна к нему спиной и чуть-чуть боком. Этого охранника он обезвредил отравленной звёздочкой, кинув заточенную железку ему в шею. Заточенное остриё звёздочки вонзилось в шею, около уха, как и предполагалось. Это был не слишком надёжный способ, но на случай неудачи у Жара был заготовлен нож. Охранник не среагировал на движение Жара. А когда звёздочка вонзилась ему в обнажённую кожу, не видя что это, ещё и с силой шлёпнул себя по этому месту. Решив по-видимому, что это какое-то насекомое, ещё дальше вогнав при этом отравленную ядом железку.

Жар впервые использовал этот яд. Собственно, Альк передал его накануне, и Жар ещё не знал, насколько быстро тот будет действовать. Охранник с удивлением вытащил звёздочку из шеи и заозирался. И всё-таки, успел невнятно что-то крикнуть, перед тем как звёздочка выпала у него из рук, и он свалился с бревна, на котором сидел. Жар оттащил его и положил в стоящий неподалёку сарай. Наскоро связав ему руки его же опояской, ведь неизвестно, сколько будет действовать яд. Заткнув за пояс его меч, выглянул из-за сарая.

Также незаметно проникнув во двор, Жар достал и аккуратно сложил у угла дома, принесённое вещество, снятое с двух злоумышленников. Чтобы не взорваться самому во время сражения. Поставив у себя в голове зарубочку «в бою обходить это место подальше». И быстро перемесился оттуда за поленницу, откуда и предполагалось выполнить следующий манёвр.

Трое оставшихся охранников уже что-то услышали, но не поняли, что это было. Сейчас они лениво перекрикивались друг с другом, пытаясь понять, что случилось и не очень активно собирались вместе, оглядываясь в поисках соратника. Сражаться сразу с тремя сложно, но зато они все на виду и не будет неожиданных сюрпризов. Хотя он помнил, что есть ещё и изобретатель, который находится сейчас в доме.

Скорее всего, внезапно, не обнаружив себя, удастся нанести ещё всего лишь один удар. Жар уже решил каким оружием нанесёт этот удар. Далее предстояло выбрать правильную цель. Он отлично помнил, что если нападающих несколько, то в первую очередь надо вывести из строя наиболее опасных, и это не обязательно самые большие и сильные. За время наблюдения за охранниками, он заметил, что вон тот, среднего роста, крепко сбитый мужчина, сейчас находящийся чуть в стороне от двух других, скорее всего является у них старшим. Потому что именно он отдавал иногда короткие распоряжения, которых слушались остальные. Его-то и желательно обезвредить первым.

Жар метнул в выбранного охранника нож. Расстояние было довольно большим, допускающим, погрешности, ещё и ветер поднялся. В охранника то он попал, но не убил, а ранил. Нож вонзился тому в левое плечо. На некоторое время это обезвредило его. Он, схватившись за руку, сел на колени, занимаясь своей рукой и не обращая внимания на происходящее вокруг.

Двое же других, тут же повернулись в сторону откуда прилетел нож. И чуть помедлив пошли туда. Жар к тому времени уже скрылся за поленницей и обошёл её с другой стороны. И отошёл ещё дальше, спрятавшись за кОзлы, с наброшенным на них куском кожи. Они его не видели и шли к тому месту, где он недавно был. Это позволило ему выполнить ещё два последовательных броска из неожиданного для соперников места. Правда, они были не в самом удачном ракурсе, сбоку и в движении. Одному из них повезло, он неожиданно остановился и нож просвистел мимо него. Зато второму досталось сразу два удара. Правда тоже не смертельные. Первым ударом, успевшему повернуть голову охраннику, скользящим ударом, кажется срезало ухо и часть кожи головы, а вторым повредило правую руку.

Жар отметил, что у них при себе только мечи. Ни тебе арбалетов, ни вещества. Ещё раз подумалось, что даже удачно, что придётся сражаться со всеми сразу. И надо постараться, чтобы они не разбредались. Особенно чтобы им не пришло в голову сходить, например, за другим оружием. Четвёртый — изобретатель, находился сейчас в доме, и, поспособствуй Хольга, чтобы занимался своими делами, не замечая, что происходит снаружи.

Незадетый охранник, не теряя времени бросился к скрывающемуся за кОзлами Жару. Скрываться уже смысла не было и Жар выпрямился, одновременно бросая кОзлы в противника. Получилось под ноги. Охранник наткнулся на них и упал. Жар бросился на него выхватив меч. Но полноценный удар нанести не удалось, только оцарапать. Упавший развернулся и отбил выпад Жара, хоть из неудобного лежачего положения. И тут же перекатился и вскочил на ноги. А на помощь соратнику уже спешил второй охранник, с льющейся из головы кровью и мечом в левой руке, но вполне резвый.

А дальше понеслось. Тело как будто само знало что делать. Он только внимательно следил за ситуацией. Стараясь занять наиболее выгодную позицию и просчитать план сражения. Также он старался не пропустить ни одной детали и полностью контролировать всё сражение и всех участников схватки.

А вот и старший, с наскоро перевязанной левой рукой, к ним присоединился. Жару пришлось сражаться сразу с тремя, и ему сами собой вспомнились занятия в Школе, когда они отрабатывали бой одновременно с тремя противниками. И также как-будто само собой, не задумываясь, он и действует в соответствии с правилами, которые озвучивал их тренер:

При нападении нескольких противников, на дистанции поражения в каждый момент боя перед тобой должен находиться только один противник. При этом нужно непрерывно и быстро перемещаться, чтобы не превратиться в неподвижную мишень. Передвигаться надо с резкими изменениями направления движения, не более двух, трёх шагов по одной прямой, чтобы противники мешали друг другу и не могли заранее готовить свои атаки.

Атака. Отбил. Контратака. Атака. Отступил, увернулся. Контратака.

Когда они начали его окружать, у Жара всплыли в голове слова тренера:

«Оказавшись в окружении, старайтесь немедленно вырваться за его периметр или хотя бы смещайтесь от центра круга на периферию. Не поворачивайтесь спиной к противнику, если он находится на дистанции удара. При наличии стены, используйте её для прикрытия спины.»

Он это выполнил от и до использовав в конце концов стену сарая. Вышел из окружения.

Соперник с отрезанным ухом, заметно ослабел и драться левой рукой, хоть и может, но он явно правша. И беготня по пересечённой местности далась ему непросто. Поэтому Жар ближний бой ведёт именно с ним, стараясь, чтобы между ним и остальными был именно он. В конце концов ему удалось поймать истекавшего кровью соперника на лжеприём, и бой для охранника закончился.

Сражаясь со следующим соперником, Жар намеренно дал выбить у себя меч. И пока охранник расслабившись примеривался, как лучше убить безоружного, выхватил свой кинжал и нанёс тому смертельные удары, сначала в живот, потом в шею.

Оставшийся охранник был тот самый старший, которого Жар ранил первым. Рана хоть и была серьёзная и было видно сковывала движения раненого, но выведенная из строя рука была левая, а он как можно было заметить тоже был правшой. И в ближнем бое не принимал участия, то есть скорее всего не сильно устал, в отличии от Жара. Жар хоть и был в хорошей физической форме, благодаря регулярным тренировкам, но начал уже заметно уставать. В общем, это был по-прежнему опасный соперник, а его собственные силы они были уже где-то на исходе. К тому же где-то в доме ещё находился изобретатель.

Очень желательно было не затягивать поединок, а разобраться с ним побыстрее.

Жар стал отходить в сторону дома, постепенно увеличивая расстояние между ними, потому что предыдущие сражения увели сражающихся на достаточное от дома расстояние. А Жару между тем необходимо было зорко следить за выходом из дома, чтобы никуда не делся изобретатель, который являлся, собственно, основной целью данной вылазки.

Перемещаясь мимо угла дома он походя взял один из мешочков с веществом. На крайний случай, он попытается воспользоваться этим. Хотя именно на вещество надежды мало, он помнил, что срабатывает оно не сразу, все десять раз разбежаться успеют. Так получилось, что взял он только один мешочек. И продолжил отступать к двери дома.

Охранник, дойдя до угла и поняв куда держит путь его противник, наверняка, догадался, что главной целью является изобретатель, и метнул в Жара его собственный нож. Правда для того чтобы вытащить из-за пояса нож, ему пришлось выпустить из рук и прислонить к стене свой меч. Но умелым метателем он не был, и нож просвистел мимо. Жару даже не пришлось особо отклоняться.

Жар улыбнулся и явно провоцируя противника на эмоции, издевательским тоном спросил,

— "Что покидаемся?!"

И достав три сюрикена веером пустил их в противника. Охранник отскочил за угол дома, чтобы не попасть под воздействие непонятного оружия. Из-за угла послышался громкий «шлёп», непонятная возня и саврянская ругань. Потом, всё затихло. Отступая назад Жар вплотную подошёл к входной двери, он даже успел тихонько её отворить и заглянуть в сени. И тут за углом раздался крик ужаса и топот ног, прерванный уже слышанным во дворце — «БУМ!»

Как только Жар услышал крик, он заскочил в сени. Взрыв сопровождался сотрясением всего дома и звуком выбитого окна.

После того как всё затихло, Жар выглянул наружу.

— Не успел, — констатировал он и опять скрылся в сенях.

Ну вот, и настала очередь самого изобретателя.

Он открыл дверь из сеней в дом и встретился лицом к лицу с изобретателем. На его сухощавой физиономии с редкими волосами были написаны удивление и страх. Изобретатель, как сайгак, отскочил от Жара назад, в комнату и озираясь в поисках спасения и со страхом глядя на Жара спросил:

— Вы кто?! И что происходит?

В доме комната была поделена почти пополам. В одной стороне у окна стояли обычные в таких домах лавки и обеденный стол. На нём даже остались кружки и остатки еды. Во второй же половине лавок не было, но стояло особым образом составленные несколько больших столов. А вот они были пусты. Зато на полу стояли собранные и почти полностью запакованные дорожные сумки.

— А вы кого ждёте? — в ответ спросил Жар, делая шаг вперёд.

Глаза изобретателя метались по комнате. Несмотря на отсутствие ответа было понятно, что ждал он не Жара.

В принципе, Жар мог прирезать его, как только открыл дверь в комнату. Клинок в его правой руке был готов к бою. Но изобретатель производил до того жалкое впечатление, что Жар не смог заставить себя его убить. Он решил его связать, усыпить и принести Альку. Пусть тот сам разбирается.

Смерть последнего охранника — последнего серьёзного врага, а точнее осознание победы вывела Жара из боевого транса. И Жар теперь был просто Жаром.

— Сдавайтесь! И я вас не буду убивать, — честно сказал Жар.

Изобретатель не оценил столь щедрого предложения и бросился к окну.

— Стоять! — закричал Жар, — Убью! — и бросился за ним.

Изобретатель с размаха открыл окно и несколько неловко из него вывалился.

Подскочив к окну Жар примерился и метнул в беглеца отравленную звёздочку, которая уже неплохо себя зарекомендовала. Звёздочка, как и надо вонзилась в тощую шею. Сначала изобретатель, как будто не заметив этого, продолжил вставать, а потом прихрамывая побежал. Бежал он в сторону ворот.

Жар помнил, что его ни в коем случае нельзя упускать и поэтому тоже выпрыгнув из окна и побежал за ним. Хотя, наверное, этого можно было и не делать, ведь, вот-вот подействует сонный яд, и изобретатель упадёт и тогда его можно будет спокойно связать и унести. Но на всякий случай Жар решил проследить за процессом.

Изобретатель остановился, Жар в ожидании тоже. Ну вот, подумал Жар, яд наконец-то начал действовать. Сейчас он обмякнет и упадёт. Но изобретатель вместо этого вынул звёздочку, с недоумением посмотрел на неё, отбросил от себя, как нечто незначащее и побежал дальше. Жар внутренне выругался.

А беглец, между тем побежал не к воротам, а свернул за угол дома. Жар ускорился. Что-то шло не так.

Когда Жар завернул за угол он увидел, что к дому там приставлена деревянная лестница, а изобретатель шустро лезет по ней на крышу. Жар не мог понять зачем, но боялся, что тот уйдёт. Жар, вообще не мог понять, что происходит, сюрикен с отравой в беглеца попал так как надо, прошлый клиент к этому времени давно уже дрых сном без сновидений, а этот носится как бешенный таракан. На него что яд не действует? И Жар метнул в него ещё одну отравленную звёздочку. Та тоже вонзилась в незащищённую кожу. И опять никакой реакции.

Жар бросился к лестнице, но не успел ещё до неё добежать, как беглец, достигнув крыши и даже взявшись за неё рукой, вдруг остановился, неловко повернулся и кулем рухнул вниз. Жар еле успел отскочить, иначе тело упало бы ему на голову. Только взглянув на него, Жар понял, что тот мёртв. И виной тому было неудачное падение. Он посмотрел в удивлённо раскрытые мёртвые глаза последнего побеждённого противника. Изобретатель — последний враг, которого Жар, почему-то пожалел и не хотел убивать. Но он и не убивал его. Ему не пришлось это делать. Изобретатель убил себя сам.

Но что произошло? Почему яд так долго не действовал на этого человека? Что ли время воздействия так сильно зависит от индивидуальных особенностей организма? Слишком большой разброс. Надо это подробнее исследовать.

Но это потом, а сейчас самый главный вопрос «Зачем он полез на крышу?!». «Для того чтобы как-то через неё убежать?» «Там что какое-то дерево близко растёт и с крыши можно залезть на его ветку? А потом через забор?» Вопросы, вопросы, а ответ можно найти только поднявшись туда.

Жар поднимается по злополучной приставной лестнице в поисках того, что тут было нужно этому сумасшедшему человеку. И понимает, что тот лез не на крышу. Он — Жар, конечно, мог попасть с этой лестницы и на крышу, но гораздо удобнее было залезть в окошко, находящееся под крышей, что он и сделал. Наверху, под крышей был чердак. Но там, в отличии от обычных чердаков, заваленных хламом, находился топчан небольшой столик и лежали, исписанные бумаги и какие-то чертежи.

В этой каморке под крышей была целая библиотека. Везде, и на топчане, и на небольшом подобии стола, были разложены листы с какими-то рукописными записями и чертежами. Жар, собрал всё, и сначала стал жечь прямо там на чердаке. Потом оставил это и начал сносить всё это вниз, на те непонятные пустые столы. Он посмотрел, что находилось в собранных дорожных сумках. Там были какие-то скляночки, множество непонятных веществ, от порошков до жидкостей, спиртовки, котлы ещё куча разного непонятного.

— А чертежи и бумаги он получается собрать не успел, сказал в пустоту Жар.

Да, прав был Альк, за ним должны прийти. Поэтому расслабляться рано, надо успеть всё здесь уничтожить, чтобы как говорил Альк, не осталось ни одной зацепки. И это надо сделать пока не появились званные, хоть и нежеланные гости.

Жар снёс всё, что не догорело вниз, и осторожно стащил всё это непонятное в одну кучу. Последний мешочек со смертоносным веществом, принесённым из дворца, лежал у него за пазухой. Четыре мёртвых тела он тоже притащил и накрыл их скатертью (люди всё же). Принёс из поленницы полено, запалил его. От полена зажёг все эти чертежи и рукописи, лежащие сверху. Отошёл к самому выходу, вытащил у себя из-за пазухи мешочек с веществом и оттуда с силой кинул в начавшую разгораться кучу бумаг и вещей. И не успел ещё этот мешочек с последним оставшимся смертоносным веществом ещё упасть, как он выбежал из дома.

Потом на всякий случай, отбежал подальше. Не успел он перебежать двор, как в доме прогремел взрыв, при этом вылетели стёкла, из оставшихся целыми окон на первом этаже и начался пожар. В процессе горения внутри дома раздавались несколько взрывов поменьше. Жар дождался пока всё разгорится и покинул этот недобрый двор с таккой на крыше.

* * *

Жар быстро шёл в направлении к центру города, оттуда удобнее всего было попасть в комнату, снимаемую Альком и Рыской. Они не договаривались, куда он должен вернуться после успешного выполнения задания, но возвращаться во дворец было глупо. По его виду сразу стало бы понятно, что он не ромашки собирал, а Альк вроде говорил, что надо постараться оставить посещение им этого дома с флюгером в тайне. Ну и он предполагал, что друзья догадаются вернуться к себе. Понятно, что ранение Алька создаст определённые трудности и для этого, ну пусть уж как-нибудь постараются. Когда-то они точно туда вернуться. А Жар, в крайнем случае, может их и внутри подождать.

Напряжение, в котором он находился последние несколько лучин, постепенно отпускало. Жару конечно очень повезло, что удалось всё сделать как надо, ещё и живым остаться. Чистая же удача, что на взрывчатке подорвался последний из охранников, неудачно прыгнувший за угол.

И только уже будучи на полпути к дворцу, он вспомнил про первого обезвреженного им охранника. Он же так и остался лежать связанный в сарае за домом. Жар остановился раздумывая. Альк говорил, что нельзя оставлять ничего и никого. А тут остался живой охранник, тот которого он обезвредил первым, звёздочкой. Но было уже небезопасно возвращаться.

Да и вообще, раздумывал Жар, — Что он может знать, он же просто охранник? А все записи и инструменты изготовления уничтожены. Да и всё равно есть ещё двое заговорщиков из дворца, которые тоже остались живы.

Поэтому поразмышляв, Жар решил оставить всё как есть.

Жар задумчиво себя оглядел. «Да, видок конечно! Весь в крови, саже, рубаха в нескольких местах разорвана. В таком виде меньше по улицам шарахаться надо, дабы не провоцировать. А с тем охранником пусть белокосый сам разбирается! Я и так сделал больше чем мог», — подумал Жар.

— И вообще, сейчас я ему устрою! Сволочь, даже правильное число охранников не смог назвать!

И Жар, не оглядываясь и стараясь держаться в тени домов, заспешил прочь.

* * *

Две воинские части Вислава Свентокширзского, стоящие на границе с Ринтаром, создавали напряжённость и опасность даже после провала заговора во дворце. Военный конфликт всё ещё мог случиться. Одно неловкое движение и могло полыхнуть. А это бы сильно затруднило дело объединения тсарств, если не сделало бы его невозможным. Дабы не случилось-таки военного конфликта, в расположение этих частей сейчас во весь опор скакал их маленький отряд.

Спешили они не с пустыми руками, а имея при себе два приказа тсарицы-матери: первый, об отстранении действующего генерала Свентокширзского от должности и назначении нового генерала; а второй, об его аресте. Откладывать арест генерала было нельзя. Но порядок был важен. Сначала отстранить, на виду у всех. А потом уже арестовывать. О влиянии Свентокширзского в армии и его авторитете среди рядовых воинов было всем известно. Неизвестно, что заставило его связаться с заговорщиками, но он запросто мог поднять своих на мятеж. Воины его частей были ему верны и преданы, слушались его приказов безоговорочно, прошли с ним огонь и воду. И при его аресте запросто могли начаться волнения, а если на тот момент он будет ещё действующим генералом, то можно себе представить, во что это может вылиться. Неоднозначность — это всегда плохо. Отряд то, как уже упоминалось, невелик. А если мятеж подымется уже после назначения нового генерала, то участвующие в нём, будут уже точно мятежниками, без всяких «но». Ибо ослушаются приказов своего непосредственного начальства. Кого-то это может остановить. Правда, отряду это может и не помочь, «госпожа Удача» дама привиредливая. Но это уже будет открытый мятеж. А с мятежниками понятно, что делать, тут уж полная определённость.

Так думал, резво скача на боевой корове во главе упомянутого отряда, молодой саврянин — командир отряда. Кроме него в отряде были ещё новый генерал и несколько верных тсарице человек среднего звена командного состава. С одной стороны, для представительства, а с другой нехилые такие боевые единицы, если что пойдёт не так. На случай «если что …» было заранее оговорено, что двое на самых резвых коровах, не теряя времени скачут обратно, сообщить о мятеже, а остальные обеспечивают вооружённый отпор мятежникам, ну и пытаются привлечь колеблющихся на свою сторону.

Приближающийся отряд было видно издалека. Незаметно въехать в расположение частей, да даже приблизиться к ним было невозможно. Место было выбрано стратегически правильно. Понять, что означает мчащийся во весь опор их небольшой отряд, для мятежного генерала не составило бы особого труда. Все в отряде это понимали, и то что в ответ старый вояка может предпринять какие-то действия, тоже. И может так случится, что не все из спешащих сейчас в расположение частей, военных, переживут сегодняшний день. В общем, все были напряжёны до предела. Не то чтобы было прям страшно, всёж не юнцы желторотые, но такой момент нервный, когда непонятно куда повернётся. А вариантов разных достаточно. Поняв, что дело проигранно генерал мог попытаться сбежать с небольшим отрядом или в одиночку; мог поднять мятеж и уничтожить небольшой, в общем то, отряд. Мог поднять в ружьё все свои части и напоследок устроить бунт, сколь бессмысленный, столь же и беспощадный. Да мало ли ещё что. Сейчас им оставалось только скакать и ждать.

Вот кто-то выехал от импровизированной заставы и направился к маленькому отряду.

«Один. Неужели?!» Командир прищурился, разглядывая кто это.

«Быть не может! Это ОН! ОДИН! Даже без охраны! Невероятно!!»

«Неужели всё будет так просто? Всё обошлось? Просто не верится!» Мысли не поспевали за ощущениями. Командир слегка пришпорил корову, торопиться больше не имело смысла.

Он выехал один, без сопровождения.

Неторопясь они сблизились. Отряд окружил одинокого всадника.

— Вислав Свентокширзский? — задал командир, положенный в таких случаях вопрос, хотя, всем уже было понятно, кто он такой.

Всадник с достоинством кивнул и спокойно ответил, — Да.

Потом он спешился и спросил: — Чем имею честь?

Он всё делал и говорил спокойно, не торопясь. Даже, казалось, завораживающе спокойно.

Командир и часть отряда тоже слезли с коров.

— Я — Франчишек Новак, командир чрезвычайного миротворческого отряда., — вышел вперёд и представился молодой саврянин. — Мне поручено ознакомить вас с распоряжением тсарицы, — командир развернул тсарскую грамоту с печатью и протянул генералу.

— Миротворческого значит, — тихо проговорил опальный генерал и позволил себе слегка улыбнуться. Потом он углубился в чтение. Много времени у него это не заняло.

— Понятно, — сказал он. И возвратив грамоту с вопросом и ожиданием посмотрел на командира.

— Данной мне властью, я предлагаю вам…

И дальше, с места в карьер, командир миротворческого отряда предложил опальному генералу снять с себя полномочия, а потом собрать всех, где бы вновь прибывшие и смогли бы объявить об этом.

Но генерал не торопился. Он потребовал для начала показать ему и второй приказ. По поводу второго, все сразу замялись. Но Вислав Свентокширзский точно знал, что должен быть ещё и приказ об аресте.

— Я прошу дать мне ознакомиться и с другим приказом, — спокойно сказал он и застыл в ожидании.

Через несколько долгих щепок, полных сомнений, приняв решение Франчишек достал приказ об аресте и протянул генералу. Сам продолжая настороженно наблюдать за ним, готовый в любую щепку броситься… ну и там в зависимости от обстоятельств.

Но Свентокширзский не дал повода для проявления агрессии. Ознакомившись с приказом, он протянул его Франчишеку обратно и предложил им следующее. Что соберёт во фрут свои части и перед ними сам снимет свои полномочия и передаст командование новому генералу. Он объяснил, что иначе назначение нового командующего, может пройти не слишком гладко. Его бойцы могут воспринять этот приказ без доверия, и могут начаться волнения и недовольство, смута, короче. Чтобы этого избежать, лучше обставить всё, как-будто он ушёл сам.

Звучало это вполне убедительно, и что уж там, привлекательно. Поэтому Франчишек сразу и спросил, а что генерал за это хочет. Оказалось, не слишком многого. Чтобы они не арестовывали его позорно на глазах его бойцов, а сделали это потом, на обратном пути, когда они отъедут от частей на достаточное расстояние.

Посовещавись они согласились с предложением. В принципе, чем они рисковали? Только тем, что генерал попытается сбежать, но это вряд ли у него получится. Они договорились. И забегая вперёд, можно сказать, что и молодой саврянин и весь его отряд не пожалели о своём решении.

Обе стороны честно выполнили свои договорённости.

На обратном пути, уже после ареста, на привале Франчишек спросил бывшего генерала, неужели ему так важно было не быть арестованным на виду у всех? Ведь всё равно они рано или поздно все узнают об его аресте?

На что, тот ответил, что, во-первых, не всех, а своих. Во-вторых, да, важно, но это не самое главное. И заметив вопросительный взгляд Франчишека, усмехнулся и пояснил, — «не хотел их втягивать в проигранное дело»

Надо отдать должное генералу Свентокширзскому, он действительно сделал большую услугу своим людям, не став использовать своё влияние в частях, и веру в него своих воинов, для того чтобы поднять их на мятеж. Не стал подымать их на заранее проигрышное дело. Всем тем из них, кто явно не учавствовал в заговоре, ничего не было. Их даже в звании не понизили. А если бы они воспротивились предписанию тсарицы и встали на защиту опального генерала, то они могли, конечно, наделать шума, в том числе уничтожив их маленький отряд, но это имело бы лишь временный эффект. А тем самым они сделались бы мятежниками. И тогда, не избежать бы им всем смерти, и хорошо если в бою. Потому что кому не в бою, тем на виселице.

Арест и смену руководства удалось осуществить бескровно, без лишних жертв, во многом благодаря, предложенному генералом решению. Он пожалел чужие жизни. Пожалел он, конечно, не их миротворческий отряд, а своих людей. Которые всегда были ему верны, пошли бы за ним куда угодно. И вот их он за собой к позорной смерти не повёл. А к их отряду он до последнего относился со снисходительной усмешкой.

Но он не стал пытаться ни сбежать, ни убить кого-нибудь из своих пленителей или себя.

* * *

Кроме ареста генерала волна арестов прокатились по всей Саврии.

Заговорщиков схватили. Их оказалось неожиданно много. Там было немало саврянской знати, даже из весьма знатных семей. Главным зачинщиком был Хенрич Ковальский, которого из-за объединения тсарств оттеснили от кормушки власти, и которому удалось взбаламутить очень многих. На него удалось выйти и арестовать довольно быстро.

Распутывать заговор начал Кастий, ну так как раскрыли его в Ринтаре. Потом уже подключились соответствующие службы Саврии. Это было первое совместное дело служб безопасности Ринтара и Саврии. И они надо признать сработались.

Дознание и следствие проводили без волокиты, а вот суд и казнь заговорщиков решили провести примерно через месяц после тсарской свадьбы. Решение это было принято, дабы не омрачать праздник «Великого объединения» и всеобщее ликование.

* * *

Жар вернулся к обучению в Школу. Там ничего особо не поменялось.

Что стало с тем заговорщиком, которого он оставил связанным около дома с флюгером, он не знал. Он про него сказал только Альку и потом Кастию. Но Алька тогда, больше интересовало: все ли бумаги он сжёг, точно ли все запасы вещества и его составляющие уничтожил, ну и вообще, чтобы всё хозяйство алхимика было надёжно уничтожено; и конечно, «точно ли мёртв сам алхимик?», убедился ли в этом Жар? Жар успокоил его, что всё надёжно уничтожено и алхимик мёртв, мертвее некуда, да, он в этом самолично убедился.

В процессе описания как там всё происходило, Жар, конечно, рассказал, что с помощью звёздочки усыпил первого охранника и связав оставил в сарае. И больше к этому эпизоду не возвращался, было о чём поговорить и без этого.

Надо сказать, что Альк тогда очень рад был его видеть. Так получилось, что в свою комнату Рыска с Альком вернулись позже Жара. Жару пришлось воспользоваться старым проверенным, хотя и незаконным способом проникновения в нужное ему помещение. Друзей пришлось подождать. Он даже успел прикорнуть у них в комнате. Альк, конечно, пришёл не сам, его принесли. Пока его заносили, пока размещали, пока медик давал последние рекомендации и наставления, пока Альк с ним ругался, отказываясь принимать снотворное, Жар наблюдал всё это из шкафа. Когда, наконец, все посторонние ушли, Жар вышел из своего убежища, напугав при этом Рыску. И если Рыска перед тем, как броситься ему на шею, поворчала для порядка, то Альк против обыкновения только широко улыбался. Потом, когда Жар к нему подошёл, они крепко обнялись, а потом уже начались бесконечные вопросы и рассказы. Пока Жар рассказывал о своих похождениях, Рыска стёрла с него кровь, осмотрела раны. Серьёзных не оказалось. Несерьёзные перевязала. А одежду забрала постирать и починить, выдав временную замену из Альковых вещей. Альк, кстати, даже не возмутился.

Дождаться пока они наговорятся, Рыска не смогла и видела уже десятый сон, когда и Жар с Альком, наконец, закончили обсуждение случившегося и возможное развитие будущего, оба уставшие до невозможности провалились в глубокий сон.

Потом были и другие интересующиеся. И даже Кастий нашёл для него время. Пришлось и ему, конечно, рассказать про дом с флюгером. Хотя и в несколько отредактированном Альком виде. Понятно, что пожар и гибель алхимика он представил, как случайность, причём случившуюся не по его вине. То, что пошёл один, списал на собственную глупость. Особое внимание Кастия, опять-таки, по подсказке Алька, он обратил на то, что алхимик с сотоварищами ждали, кого-то, собираясь вместе с ними покинуть страну, поэтому надо было срочно их остановить. Про забытого в сарае саврянина, он Кастию тоже сказал. Что тот по этому поводу сделал, Жар не знал, тот ему не доложил. Поэтому о судьбе забытого не имел ни малейшего представления.

Того заговорщика, который пытался отправить птичью почту, понятное дело, — арестовали. И второго, с которым он дрался во дворце тоже. А потом некогда о них стало думать. Надо надеяться, что никаких секретов производства вещества ни первый, ни второй, ни третий не знали и то, что они остались живы было непринципиально.

А у Жара опять закрутилось: тренировки, лекции, самостоятельные отработки навыков. И так по кругу. И не смотря на усталость, в том какую дорогу он хочет выбрать, Жар больше не сомневался.

* * *

Кшиштофер Хаскиль находился в своём круглом кабинете, в замке.

Вот уже несколько дней как в родное гнездо вернулись и Альк со своей девушкой.

Альк, кстати, в кои-то веки приехал, ни верхом на корове, а в карете. Но на это были свои причины. И отнюдь, не то что он остепенился и изменил привычки. Нет. Причиной была сломанная нога. На тсарской свадьбе Альк был ранен и ему сильно повредило ногу. Для фиксации и правильного срастания кости, к ноге были примотаны дощечки (лубки). А с ними и просто ходить затруднительно, не то что на коровах ездить.

Ранение Алька не было случайностью. Он его получил, предотвращая заговор. Как расплата за его Кшиштофера нерешительность. Хвала Хольге, злая судьба не забрала у него любимого сына, а только ранила. По поводу заговора у Кшиштофера Хаскиля была своя собственная история. Он всё это время, начиная с памятного разговора с Виславом, и по день, когда узнал о том, что произошло, находился в страшном напряжении. С одной стороны, ждал, что что-то должно произойти, а с другой глупо надеялся, что ничего не произойдёт, что у заговорщиков ничего не получится, а ещё больше, что они передумают. Когда он услышал о произошедшем на свадьбе, он пришёл в ужас. А когда об участии сына, то … да что там говорить!

Но в данную лучину Кшиштоф думал не о сыне. Он тупо смотрел на лежащую перед ним на столе бумагу с печатью. Официальный ответ тайной канцелярии. И не знал, что делать. Что ещё он мог сделать?

Он пытался сделать хоть что-то для старого друга. Он задействовал свои связи, действуя и неофициально, и официально. Бумага, лежащая перед ним, как раз и являлась официальным ответом на поданное прошение. Но это оказалось совершенно безнадёжно. В бумаге как раз и говорилось в чём Вислава обвиняют, и Кшиштоф не был наивным мальчиком, и прекрасно понимал, что это смертный приговор, без вариантов. Обвинение было слишком серьёзным. И похоже он добился своим вмешательством только лишнего внимания к Виславу. Возможно нескольких дополнительных визитов друга к дознавателям. Кшиштоф после подачи прошения и сам готов был к получению предписания, о том, что ему надлежит явиться … для дачи показаний. Но этого так и не случилось, имя Кшиштофа так и не всплыло в этом деле. Но чего это стоило Виславу, только божине ведомо.

Вислав, как и Кшиштофер свою часть уговора с ним выполнил. Про свой разговор с Кшиштофером не сказал ни своим заговорщикам, до попытки совершить переворот, ни тюремщикам и дознавателям после ареста.

Кшиштофер не считал своё решение ни правильным, ни единственно возможным, но поступить правильно он не смог. Эта история с заговором осела тяжёлым чувством вины на его совести. Это было плохо с обеих сторон. Он и друга не спас и тсарскую фамилию и отечество получается предал. Ему даже страшно было представить, что случилось бы если бы у друга с сотоварищами всё получилось. Божиня отвела беду. Свой род, до кучи, он тоже предал. Кшиштоф криво усмехнулся, вспомнив слова, написанные на их родовом гербе, слова о верности и прославлении рода. Да… но прославлять род ценой, друга Вислава, он оказался не готов. Да и, вопреки, самомнению о том, что как дипломату, ему нет равных, убедить Вислава отказаться от его ужасных планов, он тоже не смог. Поэтому получилось всё так как получилось, он трусливо сунул голову в песок, предоставив другим спасать тсарство от заговора и новой войны. Как оказалось, это сделал сын. И опять чуть не погиб. И он чувствовал себя виноватым ещё и перед ним. И да, перед его девчонкой тоже.

Кстати про девчонку. Она оказалась вполне знатного ринтарского рода. Для Кшиштофера это оказалось полной неожиданностью. И как он мог так ошибиться? Действительно, совсем навыки растерял. Конечно, род её был не слишком древний и аристократический, как говориться «новодел». Но всё равно так ошибиться! К тому же этот род был приближен ко двору и тсарь Шарес миловал разные привилегии представителям рода за заслуги перед отечеством.

Сейчас вовсю шла подготовка к свадьбе. Об этой свадьбе уже раструбили в обоих тсарствах. Ну как же, знатные фамилии объединяются! Показательно и символично, что уж там. Кстати про фамилии, что-то ему казалось, что у девушки была другая фамилия. Ну да и, Хольга с ней, неважно это. С невестой сына Кшиштофер смирился, как с чем-то неизбежным. И вовсе не после известий о её знатности, а после памятного разговора с Виславом. Он тогда пересмотрел многие свои взгляды.

В данный период времени сын со своей невестой гостили у него в замке. Готовились к свадьбе. Девушка сына, как её — Рыска Приозёрная, уже не вызывала у него былого раздражения и после того, как исчезло предубеждение против неё, оказалась даже местами милой. Да и Альк, стал гораздо мягче и приятнее в общении, что-ли. Анжи говорит, что это Рыска на него так повлияла. Возможно. Их приезд и присутствие в замке привнесло в его жизнь не только суету и немалую активность, но и какую-то теплоту. Жалко, что с большой долей вероятности, сразу после свадьбы они и уедут. Кшиштоф, правда, сейчас являл не самое подходящее общество для молодой счастливой пары. Он старался не показывать своё состояние, уйдя с головой в активность и предсвадебную суету. Анжи, конечно, замечала, но перед другими он старался держаться.

Он вовсю занимался подготовкой и организацией этой свадьбы. Празднество обещало быть шумным и многолюдным. И должно было стать таковым в немалой степени и его стараниями. Вообще, это событие наделало много шума. Оно обсуждалось. Породило вокруг себя много разговоров и споров. Всё как Альк любит, усмехнувшись подумал Кшиштоф. Дела организации празднества и предсвадебная суета занимали большую часть его времени.

Недавно случилось и ещё одно радостное событие, касающееся Алька. Наконец определился его статус и ему пожаловали должность при дворе. Да ещё какую! Эта должность была введена впервые. Сыну пожаловали титул «СОВЕТНИК»! Совершенно заслуженно, как считал Кшиштоф. И его отцовское сердце переполнялось гордостью. С «дипломатом» что-то не срослось, да и ладно, «Советник» ничем не хуже. Поэтому по части карьеры сына, Кшиштофер был теперь спокоен.

Но все эти, несомненно, интересные и радостные события для Кшиштофа немного притуплялись на фоне произошедшего и потери близкого друга. В другое время он был бы, наверное, вне себя от счастья. Как же все его мечты, ну почти все, по поводу сына свершились. А сейчас он уже не мог быть так незамутнённо счастлив, мешало чувство вины и невосполнимой потери. Оставалось с головой окунуться в предсвадебную суету, это помогало. Наверное, это был повод, чтобы не оставаться с собою и своими мыслями один на один, как сейчас, чтобы меньше времени оставалось на думы.

* * *

Альк помирился с отцом и даже не потому, что обещал. Это произошло по многим причинам. И надо признать, тсарские особы; и обещание Рыске, были не самыми главными. Ну не мог же он не заметить, как старик сдал. Его нужно было поддержать. Ну и любил он его всё-таки. Да и, если честно, причины ссорится уже не было — отец действительно принял Рыску, теперь уже по-настоящему. И готов был извиниться и перед ней, и перед ним.

У Алька произошли и другие важные события в его жизни. Ещё до его свадьбы с Рыской ему пожаловали титул «Советник», даже должность такую при дворе ввели. Причём такая должность была введена впервые, можно сказать специально под него.

Рыска, когда узнала, была в шоке. И уточнила не издевается ли Альк над ней. В общем, сначала не поверила, и пришлось потратить немало усилий для того чтобы убедить её, что это не шутка. А когда всё-таки поверила, то не спешила радоваться и гордиться. Как-то ей казалось, какая-то должность несерьёзная.

«— Ну что это за должность такая «советник»? Позорище какое-то! Советовать то каждый горазд»

В общем, в отличии от отца, эта его должность её не впечатлила. А то что эту должность специально под Алька ввели, с её точки зрения, не делало ему чести. А совсем даже наоборот.

Да, вот она и ещё раз его удивила. Отреагировав не так как всё его окружение, и как логично было предположить, а прямо противоположным способом. Зато с ней не соскучишься.

Ну и значимое событие в жизни Алька, их с Рыской жизни, должно было произойти вот-вот — свадьба. Подготовка шла полным ходом. Ей занимались…, да кто только не занимался. Начиная от каких-нибудь швей, церемониймейстеров, менстрелей и кончая … ну да, тсарями.

Добрая половина швейных мастерских в столице была задействована в пошиве чего-нибудь к свадьбе, а вторая половина пыталась к этому делу приобщиться, всячески предлагая свои услуги. Их слуги, те, вообще сбились с ног. Отец, почти полностью взял на себя организацию действа. Мать взяла на себя всю суету, как раз, со швеями, а ещё с поварами и поставщиками продуктов. Даже Исенара иногда тсарственно интересовалась как идёт подготовка, и даже приняла участие в организации и оповещении о предстоящем событии. Даже дворцового церемонейместера предоставила для этого дела.

Ну разве что Таш не принимал активного участия во всём этом, но и его не обошла эта предсвадебная суета. Ему приходилось терпеть бесконечные примерки, шьющегося к событию костюма, и заниматься с церемониймейстером, который объяснял ему, что и когда он должен делать.

Ходить Альку пока было трудно. За пять дней до свадбы Альку сняли со сломанной ноги фиксирующие лубки и разрешили ходить. Вообще, лекарь говорил, что надо бы ещё несколько дней повременить, на всякий случай, что бы уж точно всё срослось. Но где Альк, и где осторожность?! Конечно он и слушать об этом не захотел. Ещё и нарычал на лекаря. Единственное на чём лекарю и Рыске вместе с ним удалось настоять — это необходимость первое время пользоваться тростью.

Пока Рыска была рядом, то за этим бдительно следила, а Альк делал вид, что слушается. А за три дня до свадьбы им стало по традиции нельзя видеться, и следить стало некому. А Альк не собирался на собственной свадьбе щеголять с тростью. А привыкать обходиться без неё и тренировать ногу было нужно. Поэтому трость была заброшена в дальний угол. Совсем выкидывать он её не стал, ну вдруг, когда пригодиться, огреть нерадивого слугу.

* * *

Вот сейчас Рыска, лежала в отведённой ей в замке Хаскилей комнате в своей кровати усталая и счастливая. Все эти полторы недели, что они с Альком прибыли в замок они с Альком ночевали в разных комнатах. Их, ну понятное дело, расселили. Он, как и прошлый раз занял свою бывшую комнату. А её в этот раз поселили подальше от него. Так положено — традиции. Хотя, мать Алька, да и Миранда, похоже догадывались об её интересном положении. На что указывало их слишком уж предупредительные действия и отсутствие логичных вопросов, когда несколько раз случались типичные для её положения недомогания, а также, усиленная их забота. Хотя может ей это просто показалось. Но в любом случае, ничего по этому поводу они не говорили. И Рыска была этому рада.

Первое время ей было странно и непривычно засыпать без Алька. Не хватало его жёсткого, мускулистого и такого родного тела под боком. Его плеча, уткнувшись в которое или положив на которое голову, можно говорить всякие глупости. А он бы её при этом гладил и целовал в макушку, ей всегда становилось от этого хорошо и спокойно.

Но сегодня она не уверена, что хотела бы чтобы он лежал рядом. Точнее ей то хотелось привычно поделиться с ним своими переживаниями, страхами, вопросами, чтобы снять этот предсвадебный мандраж. То наоборот хотелось остаться одной, зарыться в подушку и глупо улыбаться или поплакать незнамо о чём. Или как сейчас, просто лежать без сна на кровати, пялясь в балдахин над ней в предвкушении завтрашнего дня. «Ну вот, завтра и свадьба», думалось ей. Было радостно, волнительно и совсем чуточку страшно.

Ещё она беспокоилась об Альке. Ему всего как пять дней назад сняли лубки со сломанной ноги. И он должен был первое время пользоваться тростью. Два дня она за этим старалась следить и Альк делал вид, что слушается. А последние три дня она его не видела, и сомневалась, что тот выполняет предписания врача.

Она не видела Алька уже три дня! Ибо не положено. Опять эти дурацкие традиции.

«И всё-таки вот оно! Случилось! Самое важное в жизни девушки событие… Наверное… самое», — она уже и не была в этом так уверена, столько разнообразных событий было за последнее время и все тоже такие важные. «А, не важно», подумала она. «Завтра свадьба!» — и заснула крепким счастливым сном.

* * *

Разговор у костра, щёлк; понимание и решение заботиться — щёлк; желание понять — щёлк; предложение руки и сердца по любви несмотря на…, решение измениться и поменять въевшееся, привычное — щёлк; внезапная встреча и способность увидеть себя со стороны… щёлк. События мелкие и не очень; значительные и так себе. Как и у всех поворачивают ворот судьбы, где-то идя по наторенной, где-то круто сворачивая на неизвестную тропинку. И все эти пути слагают замысловатую паутину судьбы.

Дело не в дороге, которую мы выбираем;

а в том, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу.

It ain't the roads we take; it's what's inside of us that makes us turn out the way we do.

О.Генри

Сколько ты дорогами ни рыскай,

Главного не минешь перекрестка,

И всегда своя найдётся Рыска

На любого крыса-переростка.

Косы заплетёт из белой гривы,

В котелке заварит на ночь травы,

Скажет вдруг: "Какой же ты красивый!.."

(Кто красивый?! Я?! Да, Сашие правый!)

Хоть святая простота весчанки

У тебя давно сидит в печёнке,