Каждый выбирает для себя

женщину, религию, дорогу.

Дьяволу служить или пророку —

каждый выбирает для себя.

Каждый выбирает по себе

слово для любви и для молитвы.

Шпагу для дуэли, меч для битвы

каждый выбирает по себе.

Каждый выбирает по себе.

Щит и латы. Посох и заплаты.

Меру окончательной расплаты.

Каждый выбирает по себе.

…

Ю. Левитанский

Дороги, которые мы выбираем

(Продолжение истории Алька, Рыски и Жара)

Итак, мы оставили героев уезжающими в Брбржисщ к родителям Алька. Оба с надеждами и в ожидании хорошего, взявшись за руки, уезжают вдаль. Провожающие их Жар и Крысолов с интересом и даже какой-то нежностью смотрят им вслед, желая удачи. Они уверены в том, о чём Рыска даже не догадывается. А именно, что Альк повёз её в своё родовое гнездо не столько, чтобы отдать деньги, сколько для того чтобы познакомить родителей со своей будущей невестой. Ну и Рыске всё и всех показать. А такая уверенность просто так у путника не бывает, а значит, намерение имеет место быть. Но как там у них всё сложится, так далеко путники не заглядывают. Дорог много, и по какой они пойдут, не знают даже боги.

Несмотря на разбросанные везде боль, смерть и разруху, в городе явно чувствовались ростки новой, мирной жизни. Войны, которой вначале конфликта, казалось, был пропитан даже воздух, сейчас не ощущалось. А ощущалось окончание многолетней вражды между народами Ринтара и Саврии. Обе стороны зализывали раны. Всё потихоньку начинало налаживаться.

Сейчас Альк и Рыска покидали город с чувством выполненной тяжёлой работы. Им удалось сделать что-то неподъёмное, невозможное, с напряжением всех сил, без уверенности в результате, и они справились, по крайней мере, сделали всё возможное в той ситуации. У них получилось, они сделали большое дело, и не их вина, что не обошлось без жертв. Ну, а значит, сейчас можно облегчённо выдохнуть. У обоих было ощущение, что всё плохое кончилось, и впереди их ждёт только хорошее.

* * *

…

Часть 1. По пути в родовой замок Хаскилей

Глава 1. Разговор у костра

* * *

Вечер был тёплый, уютный. Они, сытые и расслабленные, сидели у костра. Огонь, тихо потрескивающие в нём ветки, играющий на углях причудливым узором жар, выстреливающий иногда языками пламени, рождал какую-то волшебную атмосферу. Они с Альком сидели в небольшом кругу, освещённом неярким, уже начинающим прогорать костром. А за ним, за этим кругом, стояла темнота, будто стеной отгораживая их от остального мира. И от этого рождалось ощущение близости и какого-то родства. Было так хорошо сидеть вдвоём у этого костра. И не хотелось никуда — ни в замок, ни за этими сашиевыми деньгами, а хотелось сидеть и сидеть вдвоём с Альком. И так остро захотелось остаться с ним.

Рыска уже полдня думу думала о том, что же будет, когда они доберутся до места назначения. «Что решил Альк? Неужели он отдаст деньги и всё … Они расстанутся? Навсегда?!» То, что белокосый вреднючий саврянин стал для неё самым дорогим человеком на свете, и что никогда в жизни она не сможет его забыть, она не сомневалась. И то, что вряд-ли сможет полюбить кого-то другого, тоже. А значит, без него, не нужен ей дом на берегу озера, а хочет она продолжать с ним путешествовать, хотя бы в качестве спутницы. Но согласится ли он? И что он вообще собирается делать?

И Рыска решилась. Несмотря на то, что девушка опасалась заводить этот разговор, боясь услышать что-нибудь не то, но предпочла знать, на что настраиваться. Лучше уж горькую, но правду, чем непонятно что. Это как раньше: лучше со всеми на жальник, чем сидеть и ждать.

— Альк!

— М-м-м? — Альк поворошил тлеющие угли, дождался, когда они выстрелят языками пламени и повернулся к Рыске.

— А ты что будешь делать? Ну, после того как мы приедем к твоим родителям?

Альк посмотрел на неё удивлённо, потом насмешливо.

— Как это, отдам деньги, конечно! А зачем мы, по-твоему, туда едем?

— Нет, это понятно. А дальше?

Белокосый видун сначала задумчиво посмотрел на костёр, а потом внимательно на девушку. «Ещё б он сам это знал!» Нет, намётки были. Он решил это ещё там, в затопленном городе, решил быстро и сразу. Не давая себе возможности одуматься и простора для сомнений. А решение было смелым и, надо признать, спорным. По крайней мере, он уверен, что многие попытаются его оспорить. Он хотел познакомить своих родных с Рыской и сделать ей предложение. Но извещать об этом девушку потомок знатного рода не собирался. Это должно было быть для неё приятной неожиданностью. Ему так хотелось!

Вообще, теперь, когда им не нужно особо торопиться, ему хотелось показать Рыске столицу, показать замок, купальню, побаловать её немножко. Да и себя тоже, чего уж там. А если ей заранее сказать, Саший знает, что придёт в эту дурную весчанскую башку. Упрётся рогом, и всё удовольствие испортит. А так он всё сделает, как задумал, а потом известит родных о намерении жениться на Рыске. Точнее, при родных сделает ей предложение. И отношения с родителями будут сильно зависеть от их реакции на это. А там Рыска уже пусть решает сама. Зато хоть знать будет, от чего отказывается. Если вздумает отказаться!

О том, что он нравится девушке, Альк догадывался. Но как там всё обернётся? И что будет потом? Он не знал. Как говорят путники, «дорога ещё не определена». Не то чтобы у него самого не было сомнений на этот счёт, но он принял решение, а сомнения отодвинул в сторону.

— А ты как хочешь? — хитро улыбнувшись, спросил он.

— Альк! Ну так не честно, я первая спросила.

— Ну что за ребячество, честное слово, — фыркнул саврянин.

Но ему и самому захотелось кое-что узнать, и он подвинулся на бревне, похлопал рядом с собой:

— Иди сюда, поближе.

Девушка не стала спорить и подсела.

Альк взял её руку в свои ладони и, когда она посмотрела на него, сказал:

— Ну, давай поговорим!

При этом белокосый мужчина так смотрел на неё, что у неопытной Рыски от этого взгляда и ощущения его тёплых ладоней аж мурашки побежали, и какая-то тёплая волна поднялась в ней. Да и голос его звучал непривычно ласково и как бы проникновенно. Рыске захотелось прижаться к нему.

— Рысь, мне правда важно знать, — мужчина сделал паузу, Рыска таяла как леденец. Ему хотелось спросить: «Как ты ко мне относишься?» — но вместо этого он спросил по-другому, желая прийти к тому же, но обходным путём: — Что ты собираешься делать, после того как получишь деньги?

Романтическое настроение начало исчезать. Девушка почувствовала, что Альк пытается уйти от ответа.

— Я собираюсь вернуться к Жару и отдать ему половину, — глядя в землю, ответила Рыска.

— А потом?

Рыске показалось, они начали ходить по кругу.

— Я тебя первая спросила.

— Ну, я пока не знаю. Это будет зависеть от многих обстоятельств, — туманно ответил саврянин.

Романтическое настроение совсем улетело. Рыска поняла, точно юлит. «Тоже мне! Ну что за манера! Боится что-ли сказать, что придётся расстаться? Сейчас ещё сказочку расскажет, как тогда, в начале знакомства. Ну ладно тогда, а сейчас-то он чего боится? Ууу!»

Крысёныш шевельнулся, удобнее устраиваясь у неё за воротником, щекоча острыми коготками шею. Рыска вытащила свою ладошку из рук Алька, взяла крыса и переложила его на колени, при этом чуть отодвинувшись от саврянина. Крыс возмущенно фыркнул, но Рыска начала почесывать у него за ушами, и он успокоился. Успокоился крыс, но не девушка.

— Каких таких обстоятельств? — раздраженно спросила она.

«Ну вот, опять на что-то обиделась», раздосадовано подумал Альк. Но решил почти честно ответить, правда, на те вопросы, которые сам выбрал:

— Ну, погощу у родителей, а потом, может, пойду путешествовать по путничьим дорогам. А может, останусь в замке, поступлю на какую-нибудь тсарскую службу. Ну или вообще стану дипломатом, как отец всегда хотел.

Рыска уже подуспокоилась и почти корила себя за то, что вспылила.

— А я, наверное, буду путешествовать и сказки рассказывать. А научи меня саврянскому языку и на гитаре играть, — внезапно, даже для самой себя добавила она.

— А как же дом у озера? Корова, опять же? Муж, дети, хозяйство? — поднял бровь белокосый.

Рыска взгрустнула. Немножко помялась, но всё же сказала.

— А я тут недавно поняла одну вещь. Что это всё, конечно, хорошо, но без любимого мужчины не нужно. И замуж без любви не хочу.

«Ого, серьёзное заявление», — подумал Альк. «А за меня пойдёшь?» — захотелось спросить ему, но он опять спросил совершенно не то:

— А как же подвенечное платье? … И рубашка, вышитая красными собачками? — Альк шутливо всхлипнул.

Рыска взвилась:

— Ах, ты! — и замахнулась, собираясь его ударить, но вспомнилось…

Вспомнилось вытянутое лицо Алька, когда он надел её рубашку, вышитую собачками, выглядевшую на нём крайне забавно. Тот придуманный, непонятный жених — для кого шилась рубашка — столкнувшись с реальностью, столкновения не выдержал, неожиданно превратившись в маленького смешного толстячка. И с реальным, настоящим мужчиной сравнения то же. Потом вспомнилось платье подвенечное, сначала на той девушке, которая привидение изображала, потом на корове вместо седла, потом, где оно только не было — впору сказку рассказывать о приключениях её подвенечного платья.

Рука опустилась, и подумалось, что и платье, и рубашка — они из какого-то другого, придуманного мира, рассеявшегося как туман утром над озером. Как же всё это было давно, и какая она была тогда трогательно-наивная… другая.

— На святое покушаюсь? — подсказал Альк.

Рыска набрала побольше воздуха, чтобы горестно вздохнуть и… неожиданно хрюкнула, зажав рот рукой. Смущённо посмотрела на Алька и хохотнула уже в голос.

— Ты чего? — недоумённо спросил тот.

— Вспомнила на тебе рубашку с собачками. И приключения своего подвенечного платья, — давясь от смеха попыталась объяснить Рыска.

Альк осторожно улыбнулся. Рыска расхохоталась. Она смеялась весело и непринуждённо. Альк глядя на неё тоже рассмеялся. Это оказалось заразно. Так они и хохотали, глядя друг на друга.

Когда они отсмеялись, для Рыски что-то неуловимо изменилось. Как будто она сделала важный шаг, позади осталось что-то раньше важное, милое, трогательное, но ставшее слишком тесным и маленьким, и от которого надо отказаться, чтобы идти дальше. Оно, всё равно, останется с тобой, но уже по-другому. И она сказала:

— Всё, выросла я уже из этого платья. Своё дело оно уже сделало.

Рыска была благодарна Альку, что он не стал отвечать. Помолчали.

Потом Альк сказал: — Кстати, про саврянский язык я сам тебе хотел предложить. Хорошо бы до приезда в замок, чтобы ты примерно понимала, о чём речь идёт, и хоть пару слов сказать могла.

— Я уже немного понимаю, но плохо ещё.

— Ну вот и договорились, — бодро сказал Альк, — Завтра и займёмся. А ещё я тебя немного с этикетом познакомлю.

— С «эти» кем познакомишь? — насторожилась девушка.

— Этикетом. Ну как принято себя вести в приличном обществе.

— А-ааа, — задумчиво протянула девушка, — Ой, чёй-то мне страшно. Альк, а какие они — твои родители? — Рыска вдруг подумала, а что, если они такие же вредные и языкатые, как Альк. Ведь он же не просто так, такой вырос. И ей стало не по себе.

— Не бойся! — приобнял её Альк, — не укусят. Я прослежу!

Рыска прижалась к саврянину и затихла. А Альк стал говорить. Негромко, сам пытаясь представить как родители их встретят.

— Мама добрая, тебе понравится, и ты ей, надеюсь, тоже. А вот отец. С ним могут быть проблемы. Он любит, чтобы всё по его было. Готовил меня в дипломаты, кучу денег в это вбухал. Это была его мечта. Даже не просто мечта — цель, чтобы я послом был и продолжил славную династию Хаскилей. А я в Пристань ушёл. Он очень зол на меня был тогда. Хотя, может, он и прав, и мне действительно лучше в дипломаты, всем на радость. А ты как думаешь, Рыска?

Они сидели молча. Альк вспоминал семью и старые распри с отцом. Девушка тоже притихла и сидела, о чём-то задумавшись. Вопрос был риторический. Альк и не думал, что она задумалась о нём и собралась на него отвечать. Допускал, что, в крайнем случае, может сказать «Откуда я знаю!» или «Думай сам!». Неожиданна была сама попытка девушки порассуждать на эту тему, и уж никак он не был готов к тому, что произошло в дальнейшем.

— Альк, а дипломаты — это те, которые, ... ну как бы это сказать ... вместо тсаря договариваются с другими тсарствами ну или, точнее, с ихними дипломатами? — издалека начала девушка.

— Представляют интересы тсарства. Являются представителями тсарства, — уточнил Альк.

— Ага, — пробираясь сквозь незнакомые слова и малознакомые понятия, пыталась донести свою мысль девушка, — те, которые представляют интересы нашего тсарства и договариваются с представителями других тсарств, по ним же судят о нашем тсарстве? Так же? И им надо, чтобы о них у других всегда хорошее впечатление складывалось, потому что от этого будет зависеть впечатление о самом тсарстве?

— Ну, если очень примитивно, то да. А почему тебя это заинтересовало?

— Альк, ты только не обижайся, — взволновано, как бы извиняясь, но с лёгким вызовом сказала Рыска.

Ещё ничего не подозревающий Альк, отреагировал на её тон и заинтересованно на неё уставился. Девушка более рьяно начала начёсывать крыса, что выдавало её волнение, но тем не менее твёрдо и убеждëнно сказала:

— Дипломатом тебе не нужно.

Глаза Алька округлились.

— Что-о-о?! Эт-т-то ещё почему?

И девушка ответила:

— Ну понимаешь, дипломаты, они должны всегда хорошее впечатление о себе создавать, чтобы и о тсарстве было хорошее впечатление, и чтобы получалось договариваться. Важно всегда уважительно относиться к другим тсарствам и их дипломатам. Даже если они тебе не нравятся. А ты умудрялся настраивать против себя даже тех, кто хотел тебе помочь. И хотя бы видимости уважения к тем, от кого тебе чего-то было нужно, не замечалось.

Лицо Алька от неожиданности вытянулось.

А Рыска поспешила добавить:

— Нет, Альк, я тебя и таким принимаю. Но дипломатом у тебя бы точно не получилось. Мне кажется, они должны быть другие. Для них умение налаживать хорошие отношения — самое главное должно быть.

— Это ты мне?! Ты-то что в этом понимаешь?! Дура весчанская,— оправившись от неожиданности, тут же взъелся Альк.

Рыска ожидала такой реакции, поэтому не сильно обиделась.

— Ну вот тебе и доказательство, — тихо проговорила девушка. — Смотри, как ты легко из себя выходишь и собеседника оскорблять начинаешь. Ты ж так любое дипломатические задание завалишь.

— Миссию, — привычно поправил её Альк.

— Чего?

— Дипломатическую миссию, — слегка замороженно проговорил Альк, которого особенно задело, как она подловила его на его обычной реакции и не желавшего накидать ей ещё больше аргументов в пользу её позиции.

— Понавыдумывают слов. Ну ладно, её самую, — в свою очередь ответила девушка, озабоченная прежде всего тем, чтобы правильно донести свою мысль, а не внутренними метаниями своего собеседника.

— Пф! — отморозившись, презрительно фыркнул Хаскиль, и выдал-таки Рыске следующий аргумент, — Не тебе об этом судить, девка дремучая!!

Затем демонстративно отвернулся и пошёл точить сабли. Больше они в этот вечер не сказали друг другу ни слова.

«Надо-же» — думал Альк позже, уже остыв от разговора и переварив сказанное. «Научилась огрызаться. От меня что-ли? И рассуждать тоже. Растёт девчонка». Вообще-то, он уже не злился и не без удовольствия отметил Рыскины изменения. А ведь она права. Нет, не совсем, конечно. Совсем даже не любую миссию он провалит, а в некоторых случаях может быть и полезен окажется. Но суть ухватила верно. То, что за столько лет не увидел, не заметил старший Хаскиль, то за какие-то полтора месяца разглядела она — простая весчанская девчонка. «И да! Надо быть осторожнее с риторическими вопросами. И кстати, в разделе про этикет, надо обязательно познакомить Рыску с этим понятием»- сделал себе зарубочку на будущее Альк.

Признавая в принципе Рыскину правоту, он не собирался ей в этом признаваться. Поэтому гордый аристократ продолжал драть нос, изображая из себя несправедливо оскорбленного и недооцененного скудоумным окружением гордого Хаскиля. И спать они легли в гордом молчании. Альк демонстративно развернулся спиной и отодвинулся от Рыски.

Девушка тоже отвернулась. «Как обиженный ребёнок, честное слово», — подумала она. И ещё ей подумалось: «Да-а-а, давно ли я всех боялась и стыдилась, страшась, тому же Сурку, поперёк слово молвить. А сейчас этого заносчивого отпрыска знатного рода жизни учу», — Рыска улыбнулась, засыпая.

Ночной холод не дал поссорившимся проснуться в таком же гордом отдалении друг от друга, как они легли, согнав их вместе. Во сне они не обижались и не сомневались, а просто тянулись друг к другу, даря тепло. Поэтому когда Рыска проснулась, как обычно, первая, то обнаружила себя в объятьях Алька. И её рука — о ужас! — обнимала этого вредного представителя семейства Хаскилей. Хорошо, что хоть он не видит. Но как же хорошо всё-таки так лежать. Как было бы здорово просыпаться так, обнявшись, каждое утро. Она бы о нём заботилась, готовила завтрак, дарила свою любовь. Она аккуратно убрала руку, поднялась на локте и залюбовалась Альком. У молодого мужчины было такое расслабленно-блаженное выражение лица, он даже чуть улыбался во сне. Рыска не помнила, чтобы она видела у него когда-нибудь такое выражение. Так захотелось вдруг погладить его белые волосы и поцеловать.

«Тьфу, размечталась!» — стряхнула с себя наваждение девушка. «Нужны ему мои поцелуи. Не пара мы! Дура весчанская!» — обругала она себя. — «А вот, кстати, завтрак действительно пора готовить».

Начинался новый день. Рыска поднялась и пошла к реке.

Что-то с ней творилось не то. Сначала Рыска чуть не сверзилась с коровой в довольно глубокий овраг. Она тогда задумалась и пропустила момент, когда глупая скотина отошла в сторону от тропы, соблазнившись какой-то травинкой. Она оказалась уже на самом краю обрыва, когда окрик Алька предотвратил падение. Рыска в последний момент отвернула корову в противоположную от обрыва сторону, под задними копытами кусок почвы таки сполз в овраг, но корова успела скакнуть, и в тот раз всё обошлось.

Зато потом в темноте на привале Рыска всё-таки упала, когда пошла за водой, неудачно выбрав спуск к реке и улетев с довольно приличной высоты. Что-то хрупнуло в ноге, и в глазах аж сверкнуло от боли, а потом сверху ещё котелок по макушке прилетел, который она при падении выпустила. Да так хорошо, что она даже на миг сознание потеряла, или ей так показалось. Хорошо, хоть крыса с ней не было, остался с Альком у костра,. Потом, придя в себя, она недолго посидела и попыталась встать, но острая боль в ноге пронзила насквозь, заставив со стоном сесть.

— Сиди уже, не двигайся, я через щепку спущусь, — послышался сверху голос Алька. — Горе луковое, — ворчливо, но не зло добавил он.

Вскоре он подошёл, присел рядом:

— Как ты?

— Нога. Встать больно.

— Идти сможешь? Надо к костру, тут не видно ничего.

— Сейчас попытаюсь, — Рыска аккуратно начала вставать, опираясь на здоровую ногу, Альк её поддержал, помогая подняться. Девушка попыталась чуть наступить на пострадавшую ногу, вскрикнула и осела.

— Нет, не могу, — виновато сказала она.

— Понятно, — Альк осторожно взял Рыску на руки и понёс её к костру.

Подойдя к костру, белокосый сгрузил девушку на землю, точнее, на бревно около огня. И осторожно начал осматривать ногу. Голову он тоже осмотрел, проявив к ней до обидного меньше внимания, только сказал:

— Были б мозги, было б сотрясение.

Рыска в ответ только зыркнула, что с этой вредины взять.

— Здесь болит? — спросил видун, щупая ногу.

— Сщщщ! Да!

— Досадно! — он ещё поводил руками над больной ногой, подумал и резюмировал. — Вывих, ну и растяжение связок, разумеется. — Альк говорил это с видом «больной скорее мёртв, чем жив».

— Ой, а что же теперь делать? — тут же среагировала на его тон девушка.

— Вправлять будем!

— А это больно?

— Нет, щекотно!

Девушка тут же съёжилась и попыталась поджать ногу.

— Я боюсь!

— Ногу сюда давай! И не смей ей дергать, — безапелляционным тоном заявил в ответ Альк.

Девушка ногу вытянула, но сама ещё больше скукожилась и так вцепилась в бревно, что пальцы побелели, а глаза, не мигая, смотрели то на ногу, то на Алька так, что мужчина немедленно почувствовал себя начинающим садистом и мучителем беззащитных девушек.

— О, божиня, за что мне это? — воздев глаза к небу, сказал он и, уже обращаясь к Рыске. — Да расслабься ты!

А потом посмотрел заинтересованно в темноту за её спиной и воскликнул:

— О-о-о! Смотри-ка, Жар на корове едет!

— Где, где? — тут же среагировала девушка.

Она обернулась и начала выглядывать друга. Костёр освещал только ближайшие кусты, а там, где кончался свет от костра, не было видно ни зги. Только на фоне неба виднелись силуэты крон деревьев, похожие на диковинных чудищ из её сказок. Как только Альк умудрился кого-то там увидеть? И вроде в темноте видит плохо. Она, Рыска, и то ничего не видела. Надо покричать, позвать Жара.

— Аа-а-ааааа!!! Ооо-о-о! Ой-ё-ёй!

— Да всё уже, всё! Не вопи!

Рыска, высматривающая придуманного Жара, отвлеклась от рук Алька. А тому только того и надо было. Он, вспомнив соответствующие уроки в Пристани, резко дёрнул рыскину ногу.

—Ах ты гад! Уууу, больно! Ещё и обманул! — она набросилась на него с кулаками.

— Ну, а что мне оставалось делать? Не привязывать же тебя к дереву, — спокойно, чуть заметно улыбаясь уголками губ, ответил Альк, легко уклоняясь от её кулачков. — Подожди, не шевелись так рьяно, мне ещё нужно тугую повязку наложить и холод приложить.

Когда всё было сделано, он ещё немного поколдовал над ногой, слегка меняя дорожку, облегчая заживление.

— Ну, вот! — с чувством выполненного долга сказал белокосый видун, — теперь ногу старайся не нагружать. Завтра поедем до кормильни, там придется остановиться дня на два, чтобы нога поджила и рецидивов не было. Хромать, конечно, ещё недели две будешь, но ходить сможешь.

— Эх ты, бесстрашная воительница с котелками! — ехидно улыбнулся он и щелкнул её по носу.

— Ах, ты! — Рыска хотела ударить по этой наглой руке, но опять не попала.

Рыска аккуратно потрогала шишак на голове. Да-ааа! Хороша же она заявится в замок Хаскилей. Хромая, кривая. Тьфу — позорище!

Альк задумчиво смотрел на Рыску. Черноволосая девушка так трогательно смотрелась у костра. Как растерянный котёнок с перебитой лапкой. Сейчас особенно стало понятно, как она беззащитна.

— Ты сиди пока здесь. Я сейчас принесу тебе что-нибудь укрыться, чтоб не замёрзла. И приготовлю поесть чего-нибудь. Травмы травмами, а кушать-то хочется.

И заметив нервную попытку девушки то ли подскочить, то ли отказаться, заявил с наглой ухмылочкой:

— Да ты не переживай, я только бутерброды сделаю, а это не считается, — нахально подмигнул он, — но если захочешь, то и утку поймаю. Ты только скажи.

Рыска покраснела.

— Как запущу в тебя чем-нибудь! Издевается он. Пользуешься тем, что я ходить не могу.

Альк обидно заржал и ушёл.

* * *

Они сидели и пили чай с бутербродами.

Рыске было не по себе, и она решила излить Альку свои тревоги, мучившие её последнее время.

— Альк. Что-то со мной не так. Я стала какая-то неуклюжая, что-ли. За последнее время со мной происходит больше глупых случайностей, попыток покалечиться, даже успешных, чем за всё полуторамесячное путешествие. Вот так не вовремя ногу вывихнула, и вроде ничего не предвещало, теперь неизвестно сколько заживать будет.

— А оно бывает вовремя? Сейчас-то как раз спокойно, и мы никуда не торопимся особо. Так что не переживай за это, Рысь.

Девушка опять вспомнила, какой она предстанет перед его родителями и внутренне не согласилась с Альком, но продолжила излагать свою первоначальную мысль.

— Давеча чуть с коровой в овраг не упала. Да со мной сроду такого не было, — она немного помолчала.

— Альк, как ты думаешь, что со мной? — спросила бывшая путница.

Альк догадался о причине несчастий ещё при проведении спасательных операций. Мужчина нежно погладил Рыску по голове, как и положено сильному и умному маленькую и неразумную. — А сама не догадываешься?

Девушка недоуменно посмотрела на спутника своими большими желто-зелеными глазами и помотала головой.

— Неа.

— Рысь, понимаешь, у тебя нет больше дара, который бы защищал тебя от подобных недоразумений и предупреждал об опасностях. А ты так привыкла им пользоваться, что и не замечала большую часть этих опасностей, безотчётно уходя от них. И это ты ещё одна не путешествовала, ты бы ещё заблудилась десять раз. Привыкла же, что всегда находишь выход, просто захотев его найти. Сейчас ты тоже пошла к реке, не особо озаботившись поиском тропы, как обычно, по привычке понадеявшись на дар, что он предупредит об опасности и найдёт подходящую тропинку для спуска.

— Но, Альк, живут же другие люди без этого дара. Вон, Жар. Что-то я не замечала, чтобы с ним каждую щепку что-то случалось или чтобы он терялся. Да и другие каждый день в овраг не падают, — досадливо возразила бывшая путница.

— У Жара и у других дара никогда не было, и они никогда на него не полагались, и у них была целая жизнь, чтобы научиться замечать опасности и обходить их другими способами. Они более внимательны и осторожны. А ты привыкла полагаться на дар и этого уже не замечаешь. Тем более что он так рано у тебя проявился, и ты начала им активно пользоваться. Ещё и в веске, где почти не бывало путников, то есть ничего не мешало твоему дару. Ты и не знаешь, как оно без дара живётся. Для тебя это было как дышать. Поэтому тебе надо учиться быть осторожной и внимательной.

— Как заново ходить учиться? — грустно спросила Рыска.

— Да, вроде того. За тобой теперь нужен глаз да глаз, — он улыбнулся.

— И что ж я всю жизнь теперь с нянькой должна ходить? — с досадой бросила девушка.

— Нет, пока не привыкнешь, — серьёзно ответил он.

Рыска надолго задумалась. Да-а-а-а! Такое понимание для неё оказалось неожиданностью. Оказывается, потеря дара и для неё имела неприятные последствия. Она теперь оказалась обузой. Рыска опять почувствовала досаду. Ну вот, теперь ему придётся возиться с ней, как с маленькой девочкой. Не таких отношений ей хотелось. От таких невесёлых мыслей вид у девушки стал грустный и несчастный.

Альк внезапно понял, что сейчас ей очень нужна его помощь и поддержка. И уж кто-кто, а она её заслужила. Он ей очень сочувствовал. Тем более, ведь она расплачивалась отсутствием дара за то, что делали вместе. Хорошо ещё, что для неё дар принципиально ничего не значил, и она сравнительно легко с ним рассталась. Но даже ей это оказалось не так просто. Да если ей сейчас так непросто, то он бы, наверное, вообще с ума сошёл. Если бы он столкнулся с этим побочным эффектом, он ещё и от упрямства и злости себе бы башку расшиб, не принимая ничьей помощи. Ну ничего, она быстро научится и приспособится. Рыска — девушка терпеливая и легко обучаемая. Надо её только поддержать немного.

Рыска неосознанно коснулась шишки на голове, видать, саднило. Эх, и как он не уследил, подумал Альк. Мог бы, конечно, догадаться раньше и подстраховать. А ещё он понял, что его ничуть не напрягает необходимость о ней заботиться. Ему даже приятно, хотя и несколько необычно. Ему даже хочется сделать ей что-нибудь приятное. И, поддавшись спонтанному чувству, он поцеловал её чёрную макушку и нежно погладил. А потом игриво щёлкнул по носу:

— Что загрустила, сказочница? Ты ж кричала, что дар тебе не нужен и только мешает. Ну вот и учись жить без него. А я прослежу, — он улыбнулся.

Девушка молчала, в недоумении приоткрыв рот. Да, Альк продолжал её удивлять. За последнее время он сильно изменился, ни разу после пещер, ну почти, не назвал её «девкой» и вообще обидно не обзывался. Если не считать вчерашней ссоры, конечно. И вообще, когда они оказались вдвоём, удивлял своей заботой и ласковым отношением. Юмор из разряда злого перешёл скорее в ехидный. Он по-прежнему над ней подшучивал, но что-то неуловимо изменилось. Скользнула робкая мысль «Может и правда нравлюсь?».

Альк, всё так же улыбаясь, аккуратно ладошкой снизу-вверх поднял отвисшую у Рыски челюсть. Зубы щёлкнули. Девушка сглотнула. Тряхнула головой, собираясь что-то ответить, но вредный Хаскиль уже ушёл в темноту.

Рыска улыбнулась.

— Ишь, следить он будет! Сама разберусь, — чуть слышно прошептала она. А потом, уже про себя: — Спасибо тебе, Альк!

* * *

Утром Альк встал пораньше, вырубил и обстрогал палку, на которую было удобно опираться, если приходилось куда-то ходить. А также решено было сесть на одну корову, на вторую навесить всю поклажу и вести в поводу.

— До кормильни и так сойдёт, а ногу лучше не нагружать лишний раз. И вообще, мне так спокойнее, — прокомментировал своё решение Альк.

Добрались до кормильни они где-то к обеду. Городишко был небольшой, в прошлый раз путешественники туда не заезжали, он стоял несколько в стороне. Когда они в него въехали, Рыска увлеченно пыталась читать вывески и угадывать, что они обозначают. Благо подобного практического материала было в изобилии. Саврянские буквы с ринтарскими были похожи, лишь некоторые она ещё не знала. Альк терпеливо отвечал на все её вопросы. Языку он начал её учить почти пару дней назад, как и обещал. Ученица оказалась рьяная. Пока искали подходящую кормильню, Рыска успела перечитать все вывески в округе, не укрылись даже надписи на заборах. Но это Альк пресёк на корню. Нечего плохому учить. На самом деле Хаскилю нравилось стремление Рыски выучить язык. Пригодится. Тем более обучалась девушка на удивление быстро.

Крыс удобно дремал, сидя на плече у Алька. Он сидел там не просто так, а играл важную роль. Ведь с путником, хоть и таким ободранным, никто связываться не будет. Он не боялся, конечно, но лишние неприятности сейчас ни к чему. Да и отношение совсем другое — куда более уважительное. И, что важно, обслуживание получше будет, лишних телодвижений делать не придётся.

Перед входом в кормильню Альк сказал Рыске:

— Ну что, потренируешься в использовании саврянского языка? — и заметив беспокойство в глазах девушки, добавил уже с нажимом. — Это не вопрос. Указание к действию.

И потом деловым, не терпящим возражений тоном, начал перечислять:

— Значит так, пока я буду распрягать коров и заберу вещи, ты скажешь хозяину, пусть готовит комнату при кормильне и пусть греет воду, помыться с дороги надо. Ну и закажи перекусить чего-нибудь. И да, ринтарскими словами не пользуйся, всё равно не поймут.

Затем слез с коровы, помог слезть девушке. Подал ей палку и, слегка шлепнув по заднице, шепнул: — Ну, давай вперёд!.

Недовольно фыркнув, девушка, сначала было прикидывавшая, а не подождать ли спутника, оскорбленно прихрамывая, пошла в кормильню.

Конечно, Рыска ещё в Крокаше общалась с саврянами и покупала у них всякую мелочь, но то был приграничный город, и там было много ринтарцев, да и переговоры шли на смеси ринтарского и саврянского. А здесь ринтарцев Рыска ни одного не видела, и ринтарский тут, скорее всего, никто не знает. И она справедливо полагала, что на неё будут обращать излишнее внимание, да ещё нога эта. И чего этот вредный Хаскиль её вперёд решил послать?! Как будто они не могли вместе пойти, сам бы всё и заказал, у него-то уж точно лучше получится. Нет, она считала, что справится, но чувствовала она себя неуютно, и ей просто не хотелось выходить из-под удобной и привычной защиты белокосого Хаскиля.

Но Альк не собирался обеспечивать ей комфорт и душевное спокойствие, а хотел устроить небольшую проверку. Ему важно было быть уверенным, что с такими небольшими бытовыми делами Рыска уверенно справится и одна. Мало ли, что понадобится, а его рядом не окажется. Да и не мешает посмотреть, как на неё реагируют местные и она на них, в ответ. Всё-таки она в чужой стране. Пусть потренируется и привыкает.

Взяв нужные вещи, он немного задержался, ожидая запропастившегося куда-то коровнюха. Отдал тому коров, и скорее пошёл в кормильню, дар намекал, что уже пора.

Альк тихо вошёл в кормильню и остановился возле дверного косяка, оценивая ситуацию. Незамеченным оставаться было довольно просто, потому что почти всё внимание перетянула на себя чернокосая девушка. К его приходу конфликт уже витал в воздухе. Шумная компания из четырёх мужчин в подпитом состоянии двигалась к Рыске, с явным желанием полапать красивую девушку. Рыска, красная и взъерошенная, жалась к стойке, ища глазами чем бы можно было отбиться. Палка стояла рядом, но про неё девушка от волнения забыла. Альк слышал отдельные фразы про ринтарскую шпионку и фигуру. Хозяин предпочитал в конфликт не вмешиваться и стоял несколько в стороне. Остальные посетители кормильни с интересом наблюдали.

— Ну что, ринтарская шпионка, попалась?!

— Красотка, может развлечёмся?

— А, может быть, проверим, какое у тебя секретное оружие есть?

Первый подошедший уже потянулся ущипнуть девушку за попу. Девушка потянулась за тяжелым кувшином с варенухой, чтобы огреть нахала. Но тут раздался резкий окрик Алька:

— Тше джзи итше тутай?*

Все присутствующие как один обернулись на голос. Хаскиль размашистым шагом уверенно направился к Рыске, намеренно проходя через середину зала, чтобы все могли хорошенько его рассмотреть. Наличие крыса способствовало удивительно быстрому налаживанию уважительных и исключительно мирных отношений.

Дебоширы, которые сначала повернулись к нему с видом «Ну кто это такой умный?», явно спасовали, и самый смелый из них подобострастно, с мерзкой улыбочкой проблеял:

— Да вот, господин путник, ринтарскую шпионку поймали.

Альк молча вопросительно поднял бровь.

Неудавшиеся охотники на шпионов наперебой начали объяснять:

— Да сами посудите: она же ринтарка: по-нашему плохо говорит, волосы чёрные, и глазищами так и зыркает, выглядывает чего-то.

«Понятно чего выглядывает, чем бы тебя огреть паразита», — мысленно прокомментировал его выпад Альк.

Тем временем обидчик продолжал наговаривать на Рыску:

— И с палкой словно хромая, не иначе как для маскировки. И вообще, чего ей тут нужно-то? У нас вон конфликт с Ринтаром. Точно шпионка, — глядя почему-то в пол, проговорил скороговоркой хулиган.

— Значит так! Слушают. Все. Меня. Внимательно! — чётко и с расстановкой произнося слова начал говорить Хаскиль. — Говорю один раз! Повторять не буду! — затем он щёлкнул пальцами и показал на Рыску. — Эта девушка — моя спутница! И кто посмеет её обидеть. Хоть словом. Хоть взглядом. Будет иметь дело со мной. Лично! Все всё поняли?! — он обвел всех тяжёлым взглядом.

Все находящиеся в кормильне закивали как игрушечные болванчики. Рыска сглотнула и оставила наконец кувшин с варенухой в покое. Четверо нахалов пятились к своему столу, стараясь не привлекать внимания, особенно путника. Марать о них руки Альку не хотелось, это как с сирыми и убогими воевать. Да и не нужно это уже было, ибо его выступление произвело нужный эффект.

— А конфликт между Саврией и Ринтаром уже исчерпан, — уже немного другим тоном, но всё равно с нажимом продолжил он. — Теперь у нас, наоборот, дружба, мир и сотрудничество. Все поняли?

— Что, и войны не будет? — спросили из угла.

— Нет. Войны не будет, — в голосе Алька просквозила гордость. — Даже наоборот — возможно, вскоре наши тсарства объединятся. — Все смотрели на него, открыв рты.

— И безосновательные притеснения или оскорбление ринтарцев будут приравнены к разжиганию конфликта и диверсионной деятельности, — решил, заодно, немного вправить мозги соотечественникам, Альк.

Все слегка ошарашенно смотрели на статного путника и отчего-то верили ему. Рыска взяла-таки злосчастный кувшин, налила себе полный стакан варенухи и залпом выпила.

Остальные переваривали неожиданно свалившуюся на них информацию.

Городок от границы был далековато и находился в стороне от основных трактов. Поэтому информация до горожан доходила в основном в виде слухов. А слухи о происходящем в городе ходили разноречивые. И додумывал их каждый сам, кто во что горазд. Слухи про объединение тсарств тоже ходили, но подтверждения тому до сих пор не было. Наместник информацию о последних событиях от гонца получил, но до жителей не довел, уж очень она ему не понравилась. Он решил выждать время, вдруг всё ещё переменится. Ринтарцев и Ринтар он ненавидел и привык считать ринтарцев врагами, тёплых чувств от сближения с Ринтаром не испытывал и надеялся, что всё вернётся на круги своя.

Уверенная, безапелляционная речь Алька, не допускающая разноречивых толкований, была очень кстати.

— А вы точно это знаете? — осторожно спросили из другого угла. Потом как бы оправдываясь, — То есть, господин путник, вы, конечно, знаете… но по городу ходят такие противоречивые слухи, и власти что-то молчат.

— Мы со спутницей только что из зоны конфликта, с Хольгиного пупа. И знаем всё не понаслышке. Дело обстоит именно так как я сказал. А на слухи внимание больше не обращайте. В стране грядут большие перемены, и надо правильно к ним относиться.

В зале повисла почтительная тишина.

— А сейчас я бы хотел отдохнуть, — свернул возможный разговор младший Хаскиль. В принципе, он всё важное уже сказал.

Он подошёл к хозяину и распорядился, чтобы обед подали в комнату, продублировал то, что должна была сказать Рыска, и поинтересовался, в какую комнату им идти. Хозяин, учтя новые обстоятельства, поменял первоначально предполагаемую комнату на лучшую в кормильне. И повёл дорогих гостей её показывать.

На лестнице вышла неожиданная задержка. Рыска попыталась было взять лестницу в лоб, то есть как обычно, но резкая боль в ноге не позволила ей это сделать. Девушка тихо охнула и стала приноравливаться, опираясь то на перила, то на палку и не нагружая больную ногу. Получалось не очень. Точнее получалось, но очень медленно и неуклюже. Тогда Альк не стал ждать и сказал хозяину, чтобы он ему всё показывал, а Рыска позже подойдёт.

Хозяин привёл нового постояльца в комнату и с гордостью начал показывать где у него тут что. Там оказалась и ванна, в которую после обеда наносят воды, и две кровати, и хороший вид из окна. И он что-то ещё говорил и говорил. А Альку уже было не до него. И несмотря на то, что дар ничего плохого не предвещал — да ничего и не должно было случиться — Альк из-за инцидента в кормильне уже беспокоился за Рыску и её долгое отсутствие. Хотя именно из-за инцидента все, не то что обидеть, смотреть на неё опасались, также, кстати, как и помощь предложить. Так что корячилась девушка на лестнице в полном одиночестве. Но теперь уже Альк хотел для своего спокойствия, чтобы Рыска вот здесь и сейчас была рядом с ним. Поэтому сказав хозяину кормильни «Спасибо, я всё понял», пошёл за ней.

Обнаружил он её ровно на середине лестницы, неловко перебирающуюся со ступеньки на ступеньку с помощью перил и палки. Палка в этом случае только мешала. Подошёл. Встал на ступеньку ниже, сказал: «Давай палку» и, не церемонясь, перекинул девушку через плечо, как боевой трофей, и быстро стал подниматься по лестнице. Рыска только один раз подняла голову глянув в зал, потом опустила и больше не поднимала.

* * *

Рыска обиженно закусила губу. Неприятное происшествие в кормильне, заключительным аккордом которого стал подъём по лестнице на плече у своего обожаемого Хаскиля, где она висела как непонятно что — у неё возникло ощущение, что как добыча у хищника, — выбило её из колеи. А она-то за время, проведённое вдвоём, уже так привыкла к внимательному отношению и заботе Алька. А теперь пригорюнилась. Вроде бы уже не в первый раз она в таком положении путешествует, но тогда это было оправдано, а сейчас обидно. И вообще, это он подставил её, отправив одну в кормильню, хотя сам же и спас.

— Ну что надулась, как мышь на крупу? — спросил довольный Альк нахохлившуюся Рыску, когда они остались одни.

Рыска не ответила, обиженно дёрнув носом.

Альк не расстроился. Обиженная Рыска лучше, чем… в общем хорошо, что она рядом. И хорошо, что он успел вовремя, а то если бы этот нахал дотянулся до неё своей грязной лапой, то за то, что эти охламоны остались бы живы или, как минимум, здоровы, он, Альк, не дал бы и одного к пятидесяти. А то он, понимаешь, изо всех сил держится, чтобы лишнего себе не позволить, а эти нахалы — сразу лапать. Он с удовольствием нарисовал в голове картинку, что бы он с ними сделал, заодно подумал, почему же всё-таки не сделал, вздохнул и с чем-то похожим на участие обратился к Рыске:

— Что, испугалась, шпиёния? — и чуть помолчав, ехидно добавил. — Эх ты — шпиёния, ты и по ту, и по эту сторону шпиёния. Смирись с этим.

Девушка опять дёрнула носом.

— Ну переборщил я с твоей самостоятельностью. Рано тебе ещё одной по кормильням шастать, язык действительно плохо знаешь и вести себя правильно не умеешь.

Девушка перестала молчать и ожидаемо возмутилась.

— С чего это ты решил, что плохо?! Я всё хозяину объяснила, что ты мне сказал!

— А это не я решил, это про тебя твой обожатель сказал.

— И не обожатель никакой, а придурок просто. Что ты его теперь цитировать будешь?

— Ого, какие мы сложные слова знаем. А что он там ещё сказал? про шпиёнию. Я ж говорю, смирись!

— Слово «цитировать» ты мне уже объяснял. И чем это я вела себя неправильно? Это ваши савряне дикие, девушек не видели.

— Эти дикие, — не стал спорить Альк, — и таких девушек они, наверняка, не видели. Что ты хочешь — провинциалы! — снисходительно сморщился Хаскиль.

— А я думала, провинция это веска. И каких это таких?

— Веска, безусловно, провинция. Но и этот задрипаный городишко тоже. Девушек, а таких, как ты — неподражаемых! — Альк засмеялся, но потом пояснил, — черноволосых девушек они не видели.

В дверь постучали.

— О, обед принесли, — потирая руки, сказал Альк. И оказался прав. Когда, расставив еду и напитки, прислуга удалилась, Альк принялся за обед и продолжил разговор.

— А почему ты сразу за варенуху схватилась? У тебя же рядом палка стояла.

— Ой, и правда, я про неё совсем забыла, — смутилась Рыска.

— Или по варенухе соскучилась? Выпить-то ты её потом не забыла, — ехидно прищурился видун.

— Иди ты! — зыркнула на него Рыска. — Я просто переволновалась. Знаешь, как я испугалась и растерялась. — А потом добавила, — А я, правда, что-то неправильно сделала?

— Ну, повышенное внимание к тебе объяснимо. Красивая девушка, во-первых, с необычными для здешних мест чёрными волосами и столь же непривычной прической, во-вторых, к тому же плохо говорящая на саврянском.

Рыска аж зарделась. Приятно же, когда тебя называют красивой, правда, неприятно, когда — плохо говорящей.

— Так вот, — Альк продолжал, — с такими данными здесь ты всегда будешь привлекать внимание. Поэтому тебе надо научиться пресекать нежелательные действия подобных охламонов в самом начале.

— Легко сказать. А как?

— Ну по поводу языка ты, наверное, уже поняла — учить надо. И то, что говорить будешь, заранее продумывать. А по поводу остального есть некоторые хитрости. Во-первых, надо вести себя уверенно. Даже если чего-то не знаешь и что-то тебя смущает, уверенный вид — залог успеха. Особенно если какие-то охламоны начинают про тебя что-то говорить или хамить. Тут нельзя смущаться, краснеть и запинаться, бегать глазами и вообще бояться, это для них пища, они начнут травить тебя с удвоенной силой и уже от тебя так просто не отстанут, как шакалы, почуявшие добычу. Если это возможно, надо просто не обращать внимания или посмотреть вот так, — Альк показал как.

Ух, аж мороз по коже, подумала Рыска.

— И дальше не обращать. А если не получается не обращать, то я скажу тебе пару фраз, ты их выучи, перевод тебе знать не надо, говоришь одну из этих фраз, глядя им в глаза, не отводя взгляда, только четко проговаривая каждое слово и уверенно. Должно помочь. Ну или, на крайний случай, отмахиваешься подручными средствами, как ты и собиралась. Только палка всё же лучше варенухи, — он улыбнулся. — Ну и последнее: если ты куда одна отправляешься, бери с собой крыса, пусть думают, что ты путница.

Рыска аж есть забыла, пока слушала. А фразы те наверно жутко неприличные, если ей даже перевод не надо знать. И про уверенность точно.

— Ну всё, сейчас помоюсь, и мне надо по делам сходить. Тебе потом воды наносят. Ты сама справишься? Если что служанку позови, она поможет.

— Да, я справлюсь сама. А ты куда? — забеспокоилась Рыска

— По делам, потом узнаешь.

…

— Альк!

— М-м-м

— А откуда ты знаешь, что закон выпустили, что ринтарцев обижать нельзя, то есть что… — Рыска задумалась, вспоминая мудрённые слова, которые говорил Альк. — Э-э-э… притеснение и оскорбление ринтарцев приравнивается… э-э-э… к разжиганию конфликта и д… как её, в общем ещё к чему-то.

— Ну, я этого не знаю. Точнее, я не знаю, выпустили такой закон или нет. Просто я считаю, он был бы правильным.

Рыска аж рот открыла, а потом сделав круглые глаза, прикрыла его ладошкой и спросила:

— Так ты что, их обманул?!

— Я их припугнул.

— Но они же тебе поверили.

Альк кивнул.

— Ну да. Я этого и добивался. И вообще, может, я и не соврал, может, наши деятели уже догадались что-то подобное написать.

— Альк, как же так можно, законы выдумывать?! Это же неправильно. Это же преступление, наверное. Нас божиня покарает, — Рыска смотрела на него со священным ужасом.

Альку стало смешно.

— Рысь, перестань глупости говорить. Лучше было бы, чтобы тебя повесили как шпионку?

— Ну ты бы не позволил, — неуверенно произнесла она, и потом добавила, — Наверное?

— Ага, и меня бы рядом. За пособничество, — развеял её сомнения Альк. — Ну что плохого, скажи мне, если эти дикие люди будут думать, что такой закон есть? Ну хорошо, если тебя так беспокоит, что такого закона нет, я схожу к Исенаре и предложу ей его написать, только в более мягком варианте. Не переживай! — Альк улыбнулся и подмигнул.

Рыска только за голову взялась.

— Альк, ты невозможен!

— Спасибо. Я знаю, — ответил вредный Хаскиль и утопал по своим загадочным делам.

* * *

Вынужденную задержку в пути Альк решил использовать с максимальной пользой. Надо было сделать много дел. Сейчас он шёл покупать себе и Рыске плащи, чтобы въехать в столицу в более или менее приличном виде, а не в этих лохмотьях, точнее, въехать в прилично прикрытых лохмотьях. Потому что, с одной стороны, его там многие знают, а с другой, вернуться домой после столь долгого отсутствия и предстать в столь плачевном виде бы не хотелось. И хоть потом можно будет переодеться, но первые, самые главные, щепки они должны достойно выглядеть. Ещё, пожалуй, новые рубашки придётся купить, а то совсем как оборванцы. Обувь бы тоже не помешало сменить, ну да ладно, обойдутся.

Так, ещё надо сходить к наместнику. Что за безобразия у них в городе творятся? Что за гонения на ринтарцев?

А ещё нужно поучить Рыску языку и, главное, как себя вести в замке, что говорить, как держаться. Несмотря на то, что Альк для себя решил, что ему неважно, как отнесутся родственники к Рыске, его отношение к ней не изменится, но в глубине души ему было далеко не всё равно, какой они её увидят. А первое впечатление самое сильное, и очень хочется, чтобы оно было хорошим. Особенно Альк опасался за отца, очень бы не хотелось огрести от него едкие и злые замечания под слащавую улыбочку и снисходительно-надменное, а то и откровенно презрительное отношение. Даже если он Рыске этого не покажет. Очень бы не хотелось давать повод отцу с первых щепок увидеть в Рыске тёмную весчанскую девку. Мысль об этом почему-то больно царапала молодого Хаскиля. А чтобы подстраховаться, лучше было научить Рыску правильно держаться и основам светского этикета. Да и мало ли, вдруг придётся на какой-нибудь приём сходить.

— О, а это интересно! — заинтересованно присвистнул Альк и свернул в притулившуюся сбоку книжную лавку.

* * *

После ухода Алька Рыска уже помылась со всякими шампуньками, маслами и чем-то вкусно пахнущим в пузырьках, которые принесла служанка. У неё же Рыска и узнала, как всем этим пользоваться, неплохо справившись, кстати, с языковым барьером, хоть не сразу, но подбирая нужные слова. Потом покормила крыса. И уже скучала, когда пришёл Альк.

Вернулся видун с какими-то свертками. Те, что побольше, положил на кровать, а из того, что поменьше, достал две книжки и протянул Рыске.

— На, развлекайся.

— Что это? — жёлто-зелёные глаза удивлённо распахнулись и уставились на дарителя.

— Ну смотри. Вот это, — он показал первую книгу, — такая саврянская азбука, для обучения чтению. Я тебе помогу, если что-то будет непонятно. — А это, — он указал на потрепанную небольшую книжку с ринтарскими буквами, — совершенно случайно попалась. Посмотри. Может, тебе будет интересно? — с видимым безразличием сказал видун и отвернулся, демонстрируя свою спину и белобрысый затылок.

Рыска с любопытством взяла невзрачную книжицу. На обложке большими буквами было написано «Сборник сказок».

— Ух, ты! — вырвалось у чернокосой девушки. Она зачарованно открыла книгу. Там вверху на странице было написано «Содержание», а ниже она прочитала «Чудесное зеркальце и семь лоэнцев», «Сказ о золотом вороне», «Летающая корова и братец Шарянушка», «Сказка о тсаре Дормидонте и Жар-птице», «Легенда об удивительной такке». У юной сказительницы аж дыхание перехватило.

— Альк! Алечка! Спасибо огромное!!! — восхищенно выпалила она и сама не помнила, как подлетела к Альку, обняла его и поцеловала.

А Альк впервые не поморщился, услышав уменьшительный вариант своего имени. Да примерно такой реакции он и ожидал от неё, когда обнаружил и решил купить неведомо как занесенную сюда книгу. Но как же приятно, обнимая черноволосую красавицу, наслаждаться её искренним восторгом и благодарностью. Такая живая непосредственная реакция и искренние чувства его радовали. Они были редкостью у девушек его круга, там чаще встречались прилизанные, чопорные эмоции и такое скучающее пресыщение жизнью. Рыска была не такая, и ему это нравилось. Ему было приятно доставить ей эту маленькую радость. Он бы мог долго стоять вот так, обнявшись, и слушать такой знакомый, ставший родным, стук её сердца, вдыхая её запах и получив — Ага! первый поцелуй, хоть и целомудренный, пока. Он погладил девушку по волосам и спине, с любовью смотря на смоляную макушку. Она его видеть не могла, и это было хорошо.

Макушка отмерла, и на него посмотрели милые желто-зелёные глаза.

— Ой, извини, — девушка, тоже получившая свою порцию приятностей, как будто очнулась и испугалась. Что это она делает? Это же неприлично! Отодвинулась от него, но глаза у неё всё равно оставались счастливыми.

— Я так тебе благодарна! Спасибо. У меня раньше никогда книг не было. Это так необычно.

— А у нас в замке целая библиотека есть, правда, в основном на саврянском. Хотя несколько ринтарских книг тоже должно быть, — не преминул похвастаться Альк и, заметив на лице Рыски задумчивое выражение, уже привычно пояснил. — Библиотека — это такая комната с книгами.

— Ого! Целая комната?

— Ну да, в городских или при учебных заведениях в библиотеках бывает даже несколько комнат. Приедем, я тебе покажу.

Тем временем он развернул один из свертков и достал оттуда тёмно-зеленый плащ из тонкой, хорошо выделанной тисненой кожи, красиво обитый золотистой тесьмой по краю.

— А теперь давай ты плащ померишь, — сказал он, протягивая ей вещицу.

— Ух ты, какая красота! — не удержалась Рыска, рассматривая дорогую вещь.

— Мерь давай! — улыбнулся саврянин.

Альк деловито оглядел девушку, плащ пришёлся впору.

— Так, ну неплохо. Ну-ка, повернись.

Плащ-накидка был удобен для верховой езды, чуть короче середины бедра, зеленый цвет очень подходил к рыскиным глазам. И смотрелся неплохо.

— Так, и тут нормально. Капюшон накинь… О, отлично! Ну-ка, волосы постарайся совсем вовнутрь убрать. Ага. Ну ничего, что-нибудь придумаем. Прическу другую сделаем, да и всё. А если волосы спрятать, так вообще не видно, что ты ринтарка… Меньше дурацкого внимания будет, — пояснил Альк. — Надо ещё заколочки подкупить.

Рубашка тоже подошла, в таком виде уже можно было явиться домой, родные и знакомые не испугаются, нормальный вид для путешественников.

— Я доволен, — подвёл он итог.

Ну вот, одно дело сделано. Альк растянулся на кровати.

— Эх, хорошо! Это когда ж я последний раз мылся? Наверное, в Рыбке, когда притопило. Как мало человеку для счастья надо.

А потом уже про себя подумал: «И хорошо, что мы сейчас в кормильне, спать можно лечь по привычке без одежды. А то в лесу холодно уже. Зато там можно было о Рыску погреться, что тоже приятно. В общем, всё неплохо, могло бы быть ещё лучше, но не сейчас. А сейчас должны принести ужин. И потом спать».

Рыска рассматривала подаренные книги и тоже была вполне довольна жизнью.

* * *

Рыска в свободное время читала книжку сказок и уже её дочитывала. Получалось у неё это очень эмоционально. Мало того, что время от времени звучали разные междометия, девушка комментировала ещё и со своей профессиональной точки зрения. Альку нравилось исподтишка наблюдать этот процесс, это было так забавно, но когда чернокосая читательница поднимала на него глаза, он тут же делал вид, что ему всё равно. А ещё было интересно угадывать, какую именно сказку она читает в данный момент, без участия дара, конечно, а по её замечаниям. Часто удавалось. Почти все эти сказки он когда-то давно, ещё до Пристани, читал или слышал от ринтарской нянюшки.

Юная сказочница оценила сказки по достоинству. Две из них были в стихотворной форме, это было необычно, но Рыске понравилось. Она даже спросила у Алька, а можно ли их рассказывать, если они не её, саврянин ответил, что если она вначале назовёт автора, то можно. Девушка порадовалась, перечитала эти сказки ещё раз и решила, что надо будет их потом выучить, уже представляя, как будет их рассказывать. Это не нудные нравоучительные стихи Невралия, это должно нравиться.

После того как девушка прочитала сказку про такку, она вдруг посерьезнела, задумалась и спросила:

— Альк, а у вас водятся такки?

— Нет. Не помню, их около моря и Рыбки много. А что?

— А у нас в Приболотье их совсем нет. И никто из местных их никогда не видел. А слово такое знают. И представляют её страшным чудовищем. А когда случается что-то непонятное и страшное, говорят, что это такка. У нас однажды раздался душераздирающий вой, от которого стыла в жилах кровь, он продолжался три дня и три ночи, старожилы сказали, что это воет такка.

— Глупости! Такка — это птица, она не воет, — попытался внести здравый смысл саврянин. Но здравого смысла в этой истории было мало, там было про другое.

— Это ты знаешь, а у нас сразу все поверили. Если такка для тебя только слово и ты ничего о ней не знаешь, то делать она может всё, что угодно, и выглядеть как угодно, скорее всего, очень страшно. Мне она, кстати, представлялась огромной рыжей крысой.

— Ну с твоей крысофобией я знаком. Кстати, крысы тоже не воют.

— Моя такка была такая крыса, которая выла.

— Даа? Неожиданно, но понятно. Но весчанская дремучесть меня умиляет.

— Подожди умиляться. Хуторской дед сказал, что после войны такка выла три раза, и умилостивить её удавалось только человеческими жертвами, — глаза Алька расширились от удивления. — И они на общем собрании решили выбрать жертву.

— Ну ничего себе девки пляшут! — ошалело сказал Альк. — Да, воинствующие дремучие весчане — это сила, особенно, если они чего-то испугалсь. И кто оказался этим бедолагой?

— Жар!

— Ого себе! — ещё раз удивился саврянин, но потом добавил, слегка издеваясь. — Мудрое решение.

— Альк! Я тебя побью. Он тогда даже вором не был.

— И как этому плуту удалось обмануть судьбу?

Девушка рассказала историю про такку. Сказать, что Альк слушал её с интересом, ничего не сказать. Ему хотелось то ругаться, то смеяться в голос, то он удивлялся логике некоторых, точнее, её отсутствию, Рыска тоже раскрылась для него с новой стороны.

— Жар после этого случая на хутор уже не вернулся, обиделся и в город ушёл, и меня обещал забрать, ну дальше ты знаешь.

— Даа, тут похлеще любой сказки. А это точно не сказка?

— Нет. Это быль, — грустно сказала Рыска.

— Весчанская агрессивная дурость меня всегда поражала. Тут она просто вопиёт!

— Представляешь, обычная птица, а из-за неё такие страсти, столько жути навертели, ещё и потребовали человеческих жертв. А всё потому, что никогда её не видели, ничего о ней не знали, но боялись, — продолжала делиться своими мыслями Рыска.

— Человеку свойственно боятся непонятного и неизвестного, его воображение награждает это неизвестное свойствами его кошмаров. Такка тут совершенно не при чём. Не было бы её, нашли бы другое слово. С тем же результатом. Это история о том, как могут быть жестоки люди, когда чего-то не понимают и боятся. Повезло просто, что никто не пострадал. Жуткая история на самом деле, — Альк подумал и добавил тише. — Учиться вам надо, на самом деле, а то страшно подумать, что ещё понапихали в ваши головы в этой дремучей веске.

— Прошлые три раза пострадали, — поправила Алька Рыска.

— Да, Жару повезло больше, у него оказалась ты. Я даже не ожидал, что ты такая самоотверженная спасательница. Значит, ты с детства балбесов спасаешь? — Альк нежно обнял Рыску.

— Жар хороший и добрый. Он просто попал в сложную ситуацию и не ту дорожку выбрал. Он исправится, я в него верю. А каких ещё балбесов ты имел ввиду?

— А меня ты забыла?

— А ты разве балбес? — удивилась Рыска такой самокритичности.

— Я ещё хуже, — он поворошил её чёрную макушку. Девушка не стала уклоняться, только прижалась теснее. С Альком было хорошо и надёжно.

— Интересно, как там Жар? — спросила Рыска.

— Не переживай, ничего с этим баловнем судьбы не сделается, за ним сейчас Крысолов присматривает. Да я чувствую, сейчас пока с ним всё хорошо. А когда свои дела переделаем, то и мы подъедем.

— Ты со мной поедешь?! — радостно сверкнула глазами Рыска.

— Конечно. Куда тебя сейчас одну отпускать? Чтоб ты заблудилась, ноги переломала, на тебя напали дикие савряне и ограбили? — как само собой разумеющееся ответил Хаскиль. — Только, пожалуй, в вашу веску мне заезжать уже не хочется.

— А ты что, собирался?

— Ну ты ж собиралась.

— А теперь что, испугался?

— Конечно! Вдруг они чего-нибудь опять испугаются и решат несчастного саврянина в жертву принести.

— И что, ты с ними не справишься? — позволила себе усомниться Рыска.

— Справлюсь, конечно, но ты ж обидишься, что я с ними жестоко обошёлся. Будешь рассказывать, какие они все хорошие… были. А зачем мне обиженная Рыска?

Рыска попыталась треснуть Алька подушкой по голове, но тот ожидаемо увернулся.

— Не бойся, я тебе крыса дам поносить. В нашей веске путников уважают и боятся. За первое не поручусь, зато второе обещаю, — лукаво сощурила глаза Рыска.

— Спасибо, добрая женщина! Утешила. Только, боюсь, мне ваше Приболотье всё равно в кошмарах будет сниться, — съёрничал Альк.

Девушка усиленно учила саврянский язык. Она чувствовала, что Альку это нравится. Да ей и самой хотелось понимать больше, когда они приедут к Хаскилям. Познакомиться с ними было и страшно, и интересно. А переводить, что они будут говорить, Рыска подозревала, Альк не станет. А ещё представлялась ей картина, как он с ними разговаривает на саврянском, а она стоит, лупает глазами и улыбается, как дура, потому что ни слова не понимает, «Бррр! Как неприятно». К тому же ей оказалось неожиданно интересно разговаривать с Альком на его родном языке. Это они практиковали часто. Поэтому эффект чувствовался.

А вот светский этикет давался Рыске труднее, да и энтузиазма не было. Сначала Рыска вообще заявила:

— Да чего там его учить! Ты ж меня уже учил: «Хи-хи», «О-о-о!», «Неужели?», «Фи!», «Да», «Нет». В разных сочетаниях. Тут даже саврянский знать не надо, только три слова выучить и за благородную сойдёшь.

Альк представил, как она подобным образом общается с его близкими, хмыкнул и, гордо встав в третью позицию, сказал, что в их случае это не вариант.

— Ты хочешь, чтобы мои родные подумали, что ты полная дура?

— А тебе какая разница, что они обо мне подумают?! — завелась Рыска.

— Есть разница! — не стал вдаваться в подробности Хаскиль. — И, кстати, очень глупо на приветствие отвечать «Хи-хи», если уж ты о том приёме в замке, — добавил он.

Рыска вспыхнула, запомнил, ты смотри!

— И что я должна была выбрать из твоего списка: «Фи», «О-о-о!» или «Неужели»?

— Ну вот видишь, — ничуть не смутился Хаскиль, — Для нормального общения этих слов явно мало.

— А почему тогда нельзя просто по-человечески общаться? Обычными словами.

— Есть слова, которые в приличном обществе не говорят. Не принято.

Завязалась словесная потасовка, из которой Альк, ожидаемо, вышел победителем, но энтузиазма это Рыске не прибавило. Чтобы хоть как-то мотивировать её, Альк согласился дать ей пару уроков игры на гитаре за успехи с этикетом.

Девушка расстаралась и уроки заслужила. Против ожидания, у неё оказался в наличии слух, и занятие было не бесперспективным. Но после этих занятий Рыска обзавелась ещё и мозолями на пальцах, зато к своей немалой гордости могла вполне прилично сыграть пару красивых проигрышей, которые эффектно украсили бы и начало сказки, и в конце были бы к месту, и вообще пригодится. А когда она представила, как под приятный перезвон струн можно рассказывать недавно прочитанные ей стихотворные сказки, её воображение разыгралась, и решение их выучить окрепло. А ещё в процессе занятий она раскрутила учителя на пару песен. В общем, Рыска осталась довольна. Альк, правда, считал это баловством.

В числе прочего Хаскиль не забыл ознакомить Рыску с таким понятием, как риторические вопросы. Объяснил, что это такие вопросы, на которые не принято отвечать. «Нет, их задают не потому, что придурки! Есть такая наука — риторика… А впрочем, ты всё равно не поймёшь. Вопросы: зачем, почему — для тебя слишком сложные, просто запомни». Объяснить, как отличить вопросы, на которые нужно отвечать, от риторических, оказалось сложнее. Помучившись немного, Альк решил ввести хитрость. При разговоре с его родственниками, знакомыми или на каком-нибудь важном приёме — ну если вдруг! — действует такое правило: если прозвучит риторический вопрос и Рыска соберётся на него отвечать, Альк незаметно ущипнет её за руку, это будет означать, что на него отвечать ни в коем случае не надо. На этом и договорились. И вопрос с риторикой и её вопросами закрыли.

Таким образом, в кормильне они провели три дня. Нога уже не болела. И хотя Рыска ещё прихрамывала, особенно на лестнице, но уже свободно обходилась без палки. Пора было ехать. Отъезд назначили на следующее утро.

* * *

Когда Альк закончил с рыскиной причёской, волосы были уложены наверх, крепко пришпилены и заколоты разными заколками и гребешками, попроще, чем тогда в замке, зато лучше держались и при езде не должны были растрепаться. Альк оценивающе посмотрел и остался доволен. Рыска померила плащ, накинула капюшон — если не приглядываться, то можно было принять её за саврянку. Альк удовлетворённо кивнул.

— Пойдёт! Снимай пока.

Затем сам оделся и накинул плащ. В новой рубашке и новом плаще Альк выглядел вполне респектабельно. Альк подумал и взял ещё и крыса.

— Ты пока всё собери и подожди здесь. А у меня тут ещё одно дельце осталось, — сказал он Рыске и вышел.

* * *

— Как господину наместнику о вас доложить?

Не придумав, кем ему представиться, Альк свысока бросил:

— Скажи, что с ним желает говорить Альк Хаскиль!

Сработало. Слащаво улыбающийся наместник сам вышел пригласить Алька в комнату.

— Проходите, господин Хаскиль! Чем могу быть полезен?

«Божиня, он ещё и путник! — с тоской подумал наместник, заметив крыса. Посла он раньше видел и фамильное сходство не давало шансов усомниться в происхождении визитёра. «Саший его принёс!»

— Что в вашем городе за безобразия творятся?! — с порога начал высокородный видун. — Почему жители до сих пор не извещены о том, что у Саврии с Ринтаром мир и сотрудничество, что конфликт исчерпан? Вы что, не знаете, что готовится свадьба её высочества тсаревны Исенары и нового тсаря Ринтара, что приведёт к объединению наших тсарств. И что за гонения на ринтарцев? Это что — саботаж?

— Нет, что вы! Что вы, какой саботаж? — наместник поскорее закрыл дверь.

Через лучину, когда дверь открылась, бледный и взьерошенный наместник кивал и говорил:

— Да, конечно, господин Хаскиль! Я всё понял, всё будет сделано! На главной площади глашатаи уже сегодня объявят всё, что нужно.

— Ну я надеюсь, — холодно бросил Альк и направился к двери.

Наместник тоскливо глядел на дверь, когда неприятный гость наконец ушёл. Потом без особого воодушевления подумал, может, обратиться к надёжным людям, чтобы его по-тихому прикопали. Хотя вряд ли получится, он же путник. Градоправитель только печально вздохнул.

* * *

Альк в хорошем настроении быстро дошёл до кормильни. Забрал Рыску, рассчитался с хозяином и через лучину парочка в зелёных плащах уже выезжала из города.

— А куда ты ходил? — решила полюбопытствовать Рыска.

— Любопытной Варваре нос оторвали, — ответил Хаскиль. — Восстанавливать справедливость. Заразила ты меня, — улыбнулся Альк, — Наместнику втолковывал, что надо выполнять тсарские указы. И что у нас с Ринтаром сейчас пламенная любовь, готовая завершится объединением наших тсарств.

— Ну и как? — спросила Рыска.

— Проникся, — ухмыльнулся Альк, — представляешь, он оказался таким же ненавистником чужеземцев, как и ты была. В общем, рассказывал мне, какие ринтарцы ужасные.

— Я уже не ненавистница, — Рыска насупилась и покраснела ушами. — Ну, а ты как? Тоже проникся?

— Я? Не. Я ему не поверил. У меня своя практика общения с ринтарцами есть. Особенно с ужасными ринтарскими шпиёнками, — у Алька было явно игривое настроение.

Вот в таком настроении они и направились в столицу. До столицы оставалось максимум два дня пути, может, и один, как повезёт.

Вот и столица! Брбржисщ. Забавное всё-таки название у столицы, как будто сначала передёргивает от отвращения «бр-бр», а потом шипишь от боли «жсщ», особенно похоже, когда рану прижигают и ты на вдохе шипишь «жсщщ». Странные они всё-же, те савряне, которые свою столицу так назвали. Хотя переводится вполне себе обычно Боброград. Но несмотря на название, столица Саврии очень красива!

Рыска с Альком въехали на холм с которого открывался чудесный вид на город. Отсюда, с возвышенности город смотрелся впечатляюще. Был вечер. Солнце ещё не начало менять цвет, но уже и не висело над головой, а склонилось на запад. И резкий, яркий его свет сменился на мягкий и какой-то уютный. Он расплескался золотом по шпилям и черепицам крыш. Посверкивал в разноцветных витражных вставках, играл зайчиками в стёклах домов и на металлических деталях. Солнышко весело играет с тобой, выстреливая своими лучиками, то от какого-нибудь окошка, то от шпиля, то от флюгера. На такое светило уже не больно было смотреть, только надо было прижмуриться. И если ты правильно прижмуришься, то солнечный свет брызгает из-под ресниц ворохом маленьких радуг.

Пока их коровы степенно цокали копытами по каменной мостовой, пользуясь тем, что их никто не подгоняет, путешественники любовались городом. Теперь они никуда не торопились. Рыске стало весело и уютно. А ещё ей показалось, что выглядит город сейчас чуть иначе. Вроде, она уже тут бывала и видела, но сейчас какое-то всё другое, незнакомое. В общем-то так и было с другим освещением и под другим ракурсом. Рыска с удовольствием знакомилась с городом ещё раз.

Так Рыска любовалась незнакомой красотой, а Альк — как раз такой знакомой и родной. Ему было до роготунов приятно наслаждаться таким родным городом, никуда не торопясь и не скрываясь. Он с удовольствием, подставлял лицо солнцу, ловил блики от шпилей, разглядывал знакомые места, замечая кое где изменения и вбирал ощущение, что он дома. Кстати, вечернее освещение города, скрадывало недостатки, грязь и нечистоты тротуаров и высвечивало достоинства.

На этот раз они, не таясь, поехали к центру, неспешно всё разглядывая. Альк повёз так, чтобы показать наиболее красивые и выигрышные места. Как раз сейчас они проезжали мимо фонтана. Там с одной стороны была каменная стена и статуя из белого мрамора в виде какого-то диковинного животного, изо рта которого била струя воды. Сам фонтан был сделан в форме полукруга, и его бортики плавно переходили в каменные же скамьи. На них сидела уже какая-то пара, непринужденно болтая. Вокруг в нескольких местах были разбиты клумбы, уже не просто бочки с цветами, а огороженные белым камнем, иногда сочетающимся с изящной ковкой, цветники абстрактных, закругленных форм. В некоторых местах около клумб росли деревья, и под ними тоже стояли скамейки. Мерный шум воды успокаивал и навевал… что-то навевал, короче. Ещё струи воды били откуда-то из центра фонтана. Заходящее солнце бликовало на воде в чаше фонтана и брызгах, придавая всей картине завораживающе красивый эффект. Рыску это впечатлило. Она остановилась и в восхищении смотрела на белый мрамор, и струи фонтана. Захотелось спешиться и тоже присесть на одну из этих скамеечек.

Альк с удовольствием смотрел на залюбовавшуюся девушку, испытывая чувство законной гордости за свой город. Желая закрепить эффект Альк сказал:

— Рысь, тут есть одно красивое место. Ты раньше лебедей видела?

Рыска отмерла, и на неё нашло шаловливое настроение: — Одного видела как-то, — засмеялась Рыска, одарив Алька лукавым взглядом, вспомнив, как Жар отправил Алька в обличье крыса в водное путешествие, поплавать в тинную речку, когда тот назвал их свиньями, а себя — лебедем. На самом деле настоящих лебедей она ни разу не видела, хотя и слышала о них довольно много, и даже на какой-то картинке видела, в отличие от такки.

— Что смешного? Я что-то не понял, — нахмурился Альк.

— Ну, помнишь, как ты после шошей в речке купался, объясняя нам с Жаром, что ты лебедь?

Альк вспомнил.

— Дура! Я тебе хотел показать озеро в городском саду, там красиво и лебеди. Ну не хочешь, как хочешь! — и он, подхлестнув корову, рванул вперёд.

* * *

Альк был уверен, что Рыска бросится его догонять и будет виновато жалеть, что обидела. Он был так в этом уверен, что отслеживать её перемещение не стал. Как потом оказалось зря.

Вместо этого он неожиданно задумался над Рыскиными словами. Ну да, происхождение — это скорее некий дар, который даётся при рождении, а не какое-то заслуженное достоинство. Мысль эта была для него достаточно новой, и он стал её думать.

То, что он родился в благородной семье, получил хорошее образование, это ему повезло, его заслуги тут особо и нет. Нет, к своему образованию он, конечно, приложил силы и это безусловно его заслуга, но у него была возможность его получить. А у Жара с Рыской такой возможности принципиально не было. Он улыбнулся «Хм? А было бы интересно дать им эту возможность». Умственные способности и нравственные качества, пожалуй, всё-таки определяются не происхождением. Воспитание, конечно, играет свою роль, но если говорить про сословия, то тут всё может быть очень сильно по-разному в любых сословиях. Знатные и благородные могут быть последними подлецами, как, например, Райлез, как и получившие прекрасное образование могут остаться тупицами, таких тоже немало. А некоторые весчане могут быть надёжными, верными друзьями. Всё вышеперечисленное сильно отличалось от того, как он думал до встречи с Рыской и Жаром. За последние полтора месяца его мнение как-то слишком резко изменилось. Ещё совсем недавно, да что там, всю предыдущую жизнь, он думал по-другому. Презирал весчан, причём всех скопом, и ставил себе в великую заслугу своё происхождение. «Ну сноб немножко. Да», — мысленно признал он. Слишком мало времени прошло ещё со смены столь глубоко въевшегося убеждения. Он даже, собственно, не признал их ошибочными. Просто сделал исключение для двух не в меру наглых и активных весчан. Просто эти исключения регулярно расшатывали его устои, пытаясь тыкнуть носом в их логические нестыковки. А бывшие убеждения сдавать своих позиций не хотели и отпускали его тяжело, прорываясь в привычных реакциях, и в привычных же выражениях. Так в неспешных размышлениях, он свернул на знакомую улочку.

Итак, что там в сухом осадке? Он пересадил крыса поудобнее, тот решил, что удобнее всего за пазухой, и скользнул туда. И… Вот, Саший!!!

Он наконец понял, что уже достаточно долгое время не слышит за спиной цокота копыт её коровы. Он наконец оглянулся и, понятное дело, за своей спиной никого не обнаружил. «Вот, бестолочь!» — с досадой и начинающейся паникой подумал Альк, — «Нашла время обижаться!». Мысль о том, что не вовремя обиделся он сам, Хаскилю даже в голову не пришла.

«Ладно, бестолочь-то она бестолочь, а делать что-то надо!» — с тревогой думал Альк. «Ну для начала, чтобы высказать ей всё что я о ней в настоящий момент думаю, надо её найти!»

Он повернул назад и прислушался к дару. Тот хоть и с помехами, но кажется что-то почувствовал. Ну и исходя из логики вещей, надо просто вернуться к месту ссоры и там уже поискать. Скорее всего она где-то в том районе. Он подхлестнул корову и начал движение в обратном направлении. Потом под неточным, но всё-же подсказывающим направление действием дара, он начал двигаться всё быстрее, а потом во весь опор понёсся по ночным улицам.

* * *

«Подумаешь, обиделся он! Как капризный мальчишка, уже и пошутить нельзя. Ну смешно же! Ничего — переживёт. Он сам-то, небось, обиднее шутит» — так думала Рыска, когда не стала подгонять корову, чтобы догнать Алька.

«Да пусть хоть на сто вёрст ускачет. Надоело чувствовать себя виноватой».

И продолжила своё неспешное путешествие. Совсем недавно ей всё казалось интересным и милым, сейчас же, она зябко поёжилась, ощутив, как внезапно стало неуютно и одиноко, и вспомнила, что она находится в чужой стране, в незнакомом в общем-то городе.

Быстро темнело, и город окутывался тьмой. Рыска начинала уже слегка нервничать. Солнце уже не казалось ей таким уютным и ласковым, да и сколько того солнца осталось. Рыска взглянула на небо и вздрогнула. Закат был достоин её сказок. Прямо иллюстрация к фразе «зловещий закат». И если бы она верила в свои сказки, то сказала бы, что это плохое предзнаменование. Нет, она, конечно, девушка рассудительная и понимает, что это просто облака так сложились и солнце, зашедшее за них, образовало эту жутковатую рожу. Но рожа со злобно сверкающими глазами и усмехающимся ртом, получилась на славу. Если бы здесь был Альк, можно было бы с ним над этим посмеяться. А сейчас ей было не до смеха и, вообще, не по себе. Одной в ночном городе потеряться не хотелось. Она повернула корову так, чтобы не видеть эту ухмыляющуюся рожу, вздохнула и продолжила свой путь, предавшись невесёлым размышлениям.

То, что белокосый видун её найдёт, если захочет, она не сомневалась. Это когда людей много, в том числе путников и других видунов, тогда дар не работает, а сейчас фактически безлюдные улицы. Конечно, возможно, что даже сидя по домам видуны и путники влияют на работу дара, но уже не так сильно. В общем, найдёт как-нибудь, когда про неё вспомнит. То, что когда-нибудь да вспомнит, она тоже была почти уверена. А вот то, что это произойдёт быстро, в этом девушка начала сомневаться, и чем дальше, тем уверенность в обратном росла всё больше и больше. Не пришлось бы ночевать на улице. Главное не вляпаться в неприятности до того, как он о ней вспомнит. И крыс, как назло, у Алька остался. Девушка почти совсем остановилась. Тем временем стало совсем темно.

Перед Рыской из-за угла внезапно появилась компания молодых людей. Сердце её резко скакнуло один раз, а потом заскакало с удвоенной силой. Она подумала, что одинокая девушка, стоящая столбом на улице, пожалуй, слишком привлекает внимание, и ударила корову по бокам, та бодренько поцокала по улице. Поравнялась с компанией. Те с интересом оглядели Рыску, и один из них спросил, не заблудилась ли милая девушка и не нужна ли ей помощь. Рыска ответила, что нет, спасибо. Другой парень с улыбкой спросил, кого она ждёт в столь поздний час. Мол, если кавалер опаздывает и заставляет ждать столь симпатичную девушку, то может, и ну его? И что они, мол, тоже неплохи, и, может быть, они вместо него сгодятся? Рыска старалась сохранить остатки спокойствия, но ей это не удалось. Она что-то ответила, но постаралась быстрее уехать. Юноши, лишившиеся этого маленького развлечения и возможности почесать языки, разочарованно закричали ей вслед: «Девушка, девушка, куда же вы?», а потом и заулюлюкали.

Рыска покраснела и сильнее ударила корову. Юной наезднице стало всё равно куда ехать, лишь бы не стоять. Волнение и страх сыграли с ней плохую шутку. Да и привычка полагаться на дар, которого уже не было. С даром бы она никогда не оказалась в это время и в этом месте. Рыска и не заметила, как попала на эту узкую улочку, где даже корове не развернуться, переходящую в какой-то тупик. У стены в этом самом тупике горел костёр, а около него сидело человек пять недружелюбного вида мужиков, все они были при разномастном оружии. С её появлением они все как один обернулись и посмотрели на неё с удивлением. Один из них присвистнул и протянул по-саврянски:

— Ух ты, какую кралю к нам занесло! И сама ничего, и шмотки богатые, а ещё и кошель небось где-то привязан! Что, птичка, попалась?!

Рыска остановила корову и потихоньку начала сдавать назад, чтобы иметь возможность развернуть корову и ускакать. Развернуться впереди у костра нечего было и думать. Бандиты, ну, а кто ещё это мог быть, уже повставали и приготовились ловить корову, некоторые взяли из костра горящие палки. И начали подступать к ней. Отступить ещё дальше и развернуться она не успевала.

Рыска глубоко вдохнула и, стараясь не поддаваться панике, пыталась трезво оценить, что она может сделать. Мысленно позвала Алька и попросила защиты у Сашия. И тут у неё сама собой всплыла в памяти саврянская фраза, без перевода, из тех, что Альк всё-таки заставил её выучить. Рыска, зло и чётко проговаривая каждое слово, озвучила её, не переставая при этом пятиться. На мужиков это имело волшебное действие. Не остановило, конечно же, но задержало.

Мужики, не ожидавшие подобной реплики от юной, растерянной, потерявшейся девушки, на щепку остолбенели, переваривая услышанное. Потом, ругаясь, ну, наверняка, те незнакомые для Рыски выкрики, были ругательствами, кинулись на неё уже бегом. Но время для них было упущено. Рыска успела уже почти выйти из тесной западни и теперь проделала ранее виденный, но самой ни разу не опробованный финт. Она резко натянула повод коровы в сторону выхода из тупика, и с силой ударила её пятками, заставив бедное животное встать на дыбы, доразвернуться и поскакать галопом прочь. И уже боковым зрением она увидела, как откуда-то из подворотни вынырнул Альк, без коровы, но с одной из сабель. На мгновение повернувшись к ней, он что-то крикнул, а дальше шагнул к бандитам. И ... всё смешалось. Послышались крики, потом что-то вроде «Уходим отсюда, это путник». Через пару щепок мужики уже шустро тащили своих раненых или трупы в свои норы-подворотни. А ещё через щепку Альк уже стоял между домов в полном одиночестве, убрав оружие в ножны. Рыска, проскакавшая по инерции ещё некоторое расстояние, встала столбом, не очень удобно развернувшись назад и во все глаза таращилась на происходящее.

Потом Альк сходил за своей коровой, оставленной неподалеку. Подъехал к Рыске, которая так и осталась стоять там, где смогла остановиться, чтобы посмотреть, как её защитник свершает возмездие, правда, уже более удобно развернувшись, и обратился к девушке:

— Ну и как? Развлеклась? Прогулялась по ночному городу? Свежих зрелищ насмотрелась? Ну вот, почему мне только на тебя надо смотреть? Только отвлечешься, так сразу ты отстать и потеряться норовишь!

Рыска обиженно засопела.

— Может, перестанешь уже обижаться?! — сказал Альк.

— Кто? Я?! — не выдержала такой несправедливости Рыска. — Это ж ты обиделся и почесал, не оглядываясь!

— А ты должна была меня нагнать, а не еле плестись! Почему я должен постоянно следить, где ты и всё ли с тобой в порядке? — продолжал наседать поволновавшийся за Рыску Альк.

— Мог бы и оглянуться!

Альк только фыркнул. Никто из них виноватым себя не чувствовал.

— В общем, держись за мной и больше не отставай.

Какое-то время они ехали молча.

— А я, между прочим, сама уже выезжала, когда ты пришёл. И они бы меня не догнали, — сказала Рыска, которой самой почти удалось решить проблему и не хотелось чувствовать себя капризной неумехой, которую вечно надо спасать.

— Примерно два к трём, что не догнали бы. Да, ты неплохо справилась. Не ожидал, — согласился Альк, который тоже был доволен, что Рыска сама сумела справиться с ситуацией, хотя и не понимал, как ей это удалось. — Там сначала другой расклад был. Что ты сделала, интересно?

— А мне сначала времени не хватало развернуться, а потом я сказала одну из тех фраз, перевода которых мне знать не положено, ну и пока они впечатлялись, мне удалось развернуть корову. Ну, а потом они бы меня уже не догнали.

Альк рассмеялся:

— Да, представляю, как они удивились! Ты всё правильно сделала! — он одобрительно взглянул на неё. — Только скажи мне, куда ж ты потом собиралась? И как вообще сюда попала?! А, любительница трущоб и злачных мест. Я как-то не ожидал тебя здесь обнаружить, мы вроде по более приличным местам проезжали, — уже успокоившись, более миролюбиво продолжал допытываться Альк.

— Ну, тебя долго не было. Я подумала, что ты про меня, наверное, забыл. Я не знала, куда ехать и что-то как-то страшно стало.

— Ну так и осталась бы на месте, там в центре сравнительно безопасно, и я бы тебя быстрее нашёл.

— Да, я так и сделала! Но тут молодые люди вышли и что-то спрашивать стали. Я им отвечала невпопад... Да в общем, я просто испугалась и погнала корову куда глаза глядят, лишь бы не стоять, привлекая к себе всеобщее внимание. Как я в эту трущобу заехала, я и не заметила. Опомнилась, только когда разбойников этих увидела.

Альк поразмыслив сказал:

— Скорее всего, первый раз тебе ничего не угрожало. Похоже, юнцам просто скучно было, и захотелось с симпатичной девушкой языки почесать. Ничего страшного. Зря испугалась.

— Не привыкла я по ночам с парнями языки чесать, вот и испугалась.

— Да-а-а?!

— С незнакомыми парнями.

— М-м-м!

За разговорами они незаметно подъехали к старинному особняку, который был столичной резиденцией Хаскилей.

— Милости прошу! Это наш дом в столице. Я думаю, здесь мы и переночуем, — объявил Альк.

Путешественники спешились, саврянин отдал повод своей коровы девушке, а сам поднялся на крыльцо.

— Ну, с Хольгиным благословением, вперёд!

И Альк по-хозяйски постучал в дверь. Поначалу дом отозвался ворчливым, недовольным голосом слуги:

— Ну, кого там на ночь глядя принесло?

Потом дверь отворилась, представив взору путников столь же недовольную физиономию обладателя голоса:

— Чего надо? — физиономия не подобрела, зацепив взглядом изрядно потрепанную обувь спутников. Это почему-то больше всего разозлило Алька.

— Глаза разуй, придурок! Перед тобой Альк Хаскиль! Кто в данное время дома?

Рыска стояла поодаль от Алька, а то бы дёрнула наглого саврянина за рукав. Зачем хамить-то с порога? И решила поскорей привязать куда-нибудь коров и подойти поближе к этому нервному потомку знатного рода, так, на всякий случай.

Глаза слуги после последней фразы гостя недоверчиво округлились. Он явно не верил в услышанное, но и открыто хамить и выпроводить наглых гостей не решался. Слуга работал не так давно, Алька никогда не видел, но слышал про сына господина Хаскиля, что тот сгинул неизвестно где, уже много лет как, и домой его не ждали, а месяца два назад, прошёл слух, что он умер. И этот наглец в ободранных сапогах никак не мог являться потомком столь знатного и уважаемого рода. В лицо незнакомца, слуга как-то не очень вглядывался, да и капюшон Альк не снял.

— Не можешь, ты, — слуга презрительно фыркнул, — Быть сыном моего господина, потому что Альк Хаскиль умер несколько месяцев назад.

И только младший Хаскиль, раздираемый противоположными желаниями, заржать в голос и вдарить распоясовшейся прислуге по наглой морде, хотел уже сказать своё веское слово, как слуга, с сомнением добавил, — Хорошо, ждите здесь! Я о вас доложу хозяину!

«Ага, значит отец здесь», — подумал Альк.

— И если вы обманываете, то вам не поздоровится! — с угрозой добавил слуга напоследок и развернулся идти к хозяину, ещё больше заведя своим замечанием оппонента.

— Ты! — потомок рода Хаскилей, всё-таки произнёс своё веское слово в отношении нерадивого и наглого слуги, причём, довольно громко, и это была довольно сложная словесная конструкция довольно обидная по содержанию и не допустимая в приличном обществе по форме, в конце добавив, — Ты должен отвечать, а не хамить, когда тебя спрашивают! Совсем вас тут разбаловали!

Прервал эту словесную перепалку старший Хаскиль, сам вышедший на шум и показавшийся ему знакомым голос. Он спускался сейчас по лестнице, статный, холёный, средних лет мужчина, тот самый, которого Рыска видела во дворце.

— Заявился-таки! — довольно улыбаясь, пробухтел старший Хаскиль — Всё в порядке, Иржик, этот наглый гость действительно мой сын, ты возьми их коров, поставь к нашим и приготовь дорогим гостям комнаты, да распорядись перекусить что-нибудь, — и быстро двинулся навстречу Альку. — А ты, Альк, не успел приехать, уже обругал мою прислугу!

— Отец! — Альк зашёл в дом и направился к отцу.

Рыска, тоже зашла в дом. Мужчины обнялись. Рыска заметила, что в глазах старшего сверкнули слёзы. Но он быстро взял себя в руки. Так что Рыска подумала даже, что она ошиблась.

— Я уж думал, ты так и не найдёшь время к нам зайти. При прошлой нашей встрече ты сильно торопился, — с усмешкой, но продолжая обниматься, сказал старший Хаскиль.

Альк хотел ему ответить в тон, но не успел. Всё как-то скомкалось, Альк ойкнул, коротко ругнулся, извинился и достал из-за пазухи крыса, про которого забыли и придавили при жарких объятиях. Тот, естественно, не стал ждать, пока его совсем задушат, а тяпнул Алька за пузо.

— Не понял! — удивился отец. — Ты всё-таки стал путником?

— Нет!

— А это тогда кто? — указал он на крыса.

— А это тот, кем я был полтора месяца.

— А я тебя предупреждал, сын, — сказал старший Хаскиль, и по его лицу проскользнула заметная тень.

— Ты, как обычно, был прав, но я ни о чём не жалею, — ответил Альк.

Старший чуть заметно скривился, но решил уйти пока от скользкой темы, перейдя на нейтральные вопросы.

— И что, теперь ты будешь хранить его как реликвию? — старший уже миролюбиво кивнув на крысюка.

— Я к нему привык, — ответил младший, и ласково погладив тварюшку, посадил её на плечо.

— Ну пошли, что ты как неродной в прихожей встал, — сказал отец блудному сыну.

Рыска почувствовала себя брошенной и совсем лишней, но тут Альк оглянулся к ней и, протянув руку, сказал:

— Знакомься, пап, это Рыска. Она со мной. Моя спутница. Я её должник.

Ему и самому не понравилось, как это прозвучало. И надо бы сразу с порога объявить, кто такая для него Рыска, чтобы поставить все точки над i. Но он так давно не был дома, так соскучился, что с порога вляпаться в отчуждение, скандал и проблемы не захотел. Он, конечно, это сделает, но чуть попозже, решил Альк.

Старший, оглянулся, окинул цепким взглядом девицу, подошёл к ней, церемонно протянул свою руку и по-саврянски сказал:

— Позвольте вашу руку, мадемуазель? — дальше пошла стандартная процедура знакомства, Рыска протянула руку для поцелуя. Хорошо, что сцену знакомства они с Альком репетировали несколько раз, иначе засмущалась бы и что-нибудь не так сделала.

— Кшиштоф Хаскиль! — с достоинством, а как показалось Рыске, с видом «А ты кто такая?» представился отец Алька.

— Рыска, — ответила Рысь и сделала реверанс.

Неплохо получилось, отметил про себя Альк.

— Ну пойдёмте все… в столовую, — сделал приглашающий жест хозяин.

Дома, кроме отца и слуг, оказались ещё нянюшка с Ташем. Таш, правда, уже спал, а нянюшка вышла на шум. О, как она обрадовалась, как кинулась к Альку, обнимать, вспоминать, какой он был, восхищаться, каким стал, сокрушаться, что ж такой худой да бледный. И вспомнив, что скорей надо накормить детей с дороги да спать уложить, потащила их в столовую. Альк с удовольствием и обнимался, и вспоминал, и давал восхищаться, а также суетиться вокруг него, холить и лелеять. Он с радостью окунулся в знакомую атмосферу. Крыса-таки пришлось отдать Рыске, так как он у нянюшки тёплых чувств не вызвал.

Их проводили в столовую, где уже зажгли свечи и принесли остатки ужина. Встреча продолжилась там. Вопросы, воспоминания, разговоры. Пока путешественники ели, нянюшка и отец сидели, опёршись локтями о стол, а ладонями подперев щёки, и с обожанием смотрели на Алька. Изредка тёплый взгляд доставался от нянюшки и Рыске, та, когда его замечала, улыбалась в ответ, а вот крысу, которого посадили рядом и тоже дали еду, доставались неодобрительные и опасливые взгляды нянюшки. Оно и понятно, нормальная женская реакция. Старший Хаскиль был безразличен к крысу, а вот на Рыску тоже иногда поглядывал с интересом. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что интерес был недобрый, но Рыска была слишком смущена и смотрела в основном к себе в тарелку или на Алька, а Альк тоже так был занят встречей и разговором, что тоже ничего не заметил.

В замок решили ехать утром, послав вперёд гонца. Но прежде отцу надо было заехать во дворец, дать необходимые распоряжения. Сейчас все усиленно готовились к помолвке её высочества Исенары и Шареса, и отец был здесь по делам. Наконец все наговорились и разошлись по разным комнатам спать.

* * *

Кшиштофу Хаскилю не спалось. Слов нет, как рад был старый Хаскиль приезду сына. А вот присутствие чернокосой девушки его сильно напрягало. Он её узнал, это была та самая девица, которую он видел вместе с сыном во дворце. Поэтому то, что она ринтарка не было для старшего Хаскиля неожиданностью. Но и приятностью тоже не было. Эта девица рядом с его сыном старшему Хаскилю категорически не нравилась. Хотя может удастся отделаться от неё деньгами, лишь бы этой чернокосой ринтарки не было ни в их семье, ни рядом с Альком. А то с этого упрямца станется, решит ещё жениться в знак благодарности или для демонстрации своего свободного выбора и попрания традиций. Любит он это, попрать традиции. Поэтому провоцировать его нельзя, впрочем, как и допустить этой связи. Надо что-нибудь сделать, чтобы этого не случилось, но осторожно и дипломатично. И Кшиштоф Хаскиль хищно усмехнулся. Он не допустит появления в их приближенной ко двору благородной саврянской семье Хаскилей этой ринтарки. Да и просто вместе они не должны остаться, дабы не появилось от этой связи щенков ринтарских, не попортила чтобы их чистую благородную кровь эта чужеземка.

Ринтарцев Кшиштоф Хаскиль недолюбливал, хотя и имел с ними дела. Во-первых, они сначала отобрали у него сына со своей Пристанью, потом чуть не загубив его, во-вторых, в прошлой войне убили его брата, и смешанные браки он не одобрял. Ему даже брак тсаревны Исенары не очень нравился, но это тсарские дела, там свои интересы, и он признавал этот брак выгодным обоим тсарствам. Но в своей семье он был категорически против смешения кровей и традиций. Да и вряд ли девчонка из достаточно — достаточно для Хаскилей — знатного рода. Она даже фамилию свою не назвала, значит — плебейка. Наверняка, из какого-нибудь богом забытого уголока Ринтара. Наверное, дочка какого-нибудь купца, в лучшем случае. Надо будет, если потребуется, навести справки. Не пара она Альку, не пара, ни по сословию, ни по крови, и даже рядом не должна стоять. И он, Кшиштоф Хаскиль, постарается этого не допустить. Но сделать это надо чисто, как бы само собой, без его явного участия. Во избежание обвинений и обид. Не зря же он такой опыт в дворцовых интригах имеет. Но для начала он к ним присмотрится, может, он и зря опасается, и между ними ничего нет и быть не может. Может, получит деньги и уедет в своё захолустье навсегда.

* * *

Альку тоже не спалось. Он ворочался, думал про завтрашний день и прокручивал в голове сегодняшнюю встречу. Кстати, спали они с Рыской в разных комнатах, что логично, но непривычно, может, ещё и это мешало уснуть. В голову приходило то одно, то другое. Потом туда полезли всякие мелочи. Например, куда бы деть крыса на время жарких встреч? Алька же женщины, мать да сестра, заобнимают, придавят же тварюшку, да и испугаются, женщины же. Рыске дать — нормальное такое первое впечатление будет. А ведь он его так тщательно планировал. Логичнее где-то оставить. Но где? Если с торбами, то когда слуги будут распрягать коров, прибьют же, а Альк в эмоциях может и забыть предупредить. Жалко, однако. Садить за пазуху тоже не вариант. Альк потрогал прокушенное пузо и, так ничего путного и не придумав, повернулся на другой бок и наконец заснул.

* * *

Наутро, встав пораньше, посол зашёл к сыну, сказать, что идёт во дворец улаживать дела, и предложил Альку пойти с ним. Обожаемый сынок ответил, что, пожалуй, сходил бы, но только с Рыской. Отец скрепя сердце согласился. Обсудив план на день, они решили, что надо послать гонца в замок, известить, что Альк возвращается. Пусть мать и сестра порадуются и заодно приготовят всё к встрече.

Альк намекнул, что перед посещением дворца, надо бы им с Рыской выглядеть поприличней. Одежда пусть остаётся дорожная, нужно лишь новую обувь и штаны, только у него в данное время денег на это не хватит. Отец не возражал. Решили, что обновят свой гардероб по пути. Потом отец спросил про девушку, кто она такая. Альк не стал вдаваться в подробности происхождения и социального статуса Рыски, просто сказал, что обязан ей жизнью и должен ей сто златых. Отец удивлённо поднял бровь — однако!

— Ты считаешь, моя жизнь столько не стоит? — испытывающе смотря на отца, спросил Альк.

— Да, стоит, стоит. Она стоит гораздо больше! Просто, и девушка не создаёт впечатление алчной зубастой особы, которая своего не упустит. И вообще, мне показалось, вы друзья?

— Мы друзья, но это договорённостей не отменяет. Ты поможешь мне расплатиться?

— Ты только за этим и приехал? — язвительно и с явно сквозящей в вопросе досадой, спросил Кшиштоф Хаскиль

Всё-таки старшему Хаскилю удалось смутить младшего, озвучив основную причину приезда, но Альк взял себя в руки, посмотрел прямо в глаза отцу, и сказал:

— Там видно будет!

— А девушка получит деньги и уедет? — с тайной надеждой спросил старший Хаскиль.

— Девушка — моя гостья! И она останется в замке столько, сколько я или она посчитаем нужным, — с вызовом ответил Альк. — Ты же не против? — спросил он, демонстративно подняв бровь и зло улыбнувшись.

— Да, пожалуйста, пожалуйста! Как считаешь нужным, — ответил старший Хаскиль. С досадой подумав при этом, что, похоже, просто откупиться деньгами не получится.

Перед тем как выйти в столовую, Альк зашёл к Рыске, сделал ей причёску со всеми этими гребешками и заколочками — девушка хотела просто заплести косички — и сказал, что сегодня они едут во дворец. Просто так, без особого дела, можно сказать, на экскурсию, и на этот раз через главный вход. Девушка ойкнула обрадованно, прикрыв рот ладошкой. И тут же попыталась отказаться от своего участия в поездке. Но в глазах её Альк заметил любопытство и очевидное желание туда попасть. "Эх, женщины!" Альк с напускной серьёзностью сказал, чтоб даже не думала, отвертеться от этого ей не удастся. Девушка счастливо улыбнулась, и тут же с опаской поинтересовалась, а что она должна там делать.

— Да ничего. Просто смотреть. Расслабься! — Альк возвёл глаза к потолку и покачал головой.

Потом, когда все проснулись и встали, то собрались в столовой. Таша из всех вновь прибывших более всего заинтересовал крыс. Нет, на Алька он тоже посмотрел с интересом и его сабли потрогал, восхищённо присвистнув, но крыс был вне конкуренции. Поэтому проблема куда деть крыса решилась сама собой, подтвердив старую поговорку «Утро вечера мудренее». Таш ходил кругами, как кот вокруг сметаны, то вокруг Рыски, то вокруг Алька, в зависимости от того, у кого был крыс, норовя его потрогать или покормить. А уж когда Альк предложил Ташу его подержать, мальчишка пришёл в полный восторг. Правда, сначала крысюк этот восторг не разделил, всячески показывая своё недовольство, но потом смирился. И когда Альк сам посадил его пацану на плечо, то уже даже не пытался укусить. Ташу доверили возиться с крысом, пока его хозяева заняты, под его честное-благородное слово, что он крыса не будет носить и дёргать за хвост и вообще обижать. А также ему доверили почётную миссию держать крыса, когда они приедут в замок. Мальчишка был счастлив и горд.

* * *

Во дворце

Во дворец поехали втроём, Таша в этот раз туда брать не стали. Он с нянюшкой остался в особняке ждать их возвращения. Но Таша расстроило не это, а то, что крыса все-таки отобрали. Того во дворец Альк как раз решил взять, захотелось почему-то, и сейчас раздумывал, кому на плечо его посадить — себе или Рыске. Решил всё-таки себе, пока.

По пути, как Альк и собирался, купили замену подыстрепавшимся предметам гардероба. Сейчас они оба выглядели как путники. Рыска — ярко, немного экстравагантно, в то же время элегантно и, по мнению Алька, очень соблазнительно.

Посещение дворца с парадного входа, действительно, отличалось от прошлого раза. Когда они подошли к воротам, охранники картинно загородили дорогу копьями крест-накрест.

Старший Хаскиль в ответ сказал:

— Посол, Кшиштоф Хаскиль, и его сын со спутницей!

Охранники в ответ кивнули, убрали копья и расступились. Троица прошествовала во дворец. Там они разделились, Кшиштоф пошёл по делам, предоставив сыну и его спутнице полную свободу действий. Альк, слава Божине, не первый раз во дворце, разберётся.

Альк уверенно повёл Рыску по переходам и залам дворца, показывая и рассказывая, где тут и что, изредка с кем-то здороваясь и раскланиваясь. Рыска только и успевала вертеть головой, осматривая богатую отделку дворца. Как обычно, больше всего её поразили огромные зеркала в одном из залов. Хотя, огромные картины в золочённых рамах тоже произвели впечатление. На некоторых из картин была изображена Исенара, но какая-то она была… не совсем на себя похожая. Рыска даже уточнила, а точно ли это она. Альк посмотрел на указанную картину, подавился смешком, и сказал, что да, это она, просто это портреты такие, помпезные, там люди всегда не такие, как в жизни, у них в замке тоже такие есть. Рыска спросила, неужели и его портрет тоже есть. На что Хаскиль ответил утвердительно, правда добавив, что, во-первых, там он ещё подросток, а во-вторых, этот ужас ему никогда не нравился. Потом Альк привёл девушку в просторную залу с лепниной и барельефами. Оказавшись там, Альк пересадил крыса ей на плечо. В ответ на вопросительный Рыскин взгляд, он только поморщился, мол, не до твоих вопросов сейчас. Людей в зале было немного.

Потом возникло некоторое оживление, народу около них прибавилось и появились Исенара с Шаресом. Когда Исенара поравнялась с Альком и Рыской, она их заметила и радостно улыбнулась им, что-то сказав на ухо Шаресу. Затем их величества подошли к путешественникам. После того как все официально расшаркались, и Исенара представила Алька и его спутницу Шаресу, она сказала, что очень рада видеть их здесь живыми и невредимыми и приглашает на разговор щепок через тридцать в переговорную комнату.

Встретившись в переговорной через указанное время, Исенара поинтересовалась, где их друг — молец. Альк объяснил, что тот, раненый, остался в Крокаше. Исенара пожелала ему скорейшего выздоровления. И объяснила, что она рассказала своему жениху о том, кто доставил ей то самое письмо. И что она очень ценит то, что они сделали и через какие опасности им для этого пришлось пройти.

Молодой тсарь Ринтара от своего имени тоже поблагодарил путешественников, выразил восхищение их смелостью и верностью благам тсарств. И что ему очень приятно лично познакомиться со столь замечательными подданными, и он хотел бы узнать о них побольше.

— Альк Хаскиль, сын посла Кшиштофа Хаскиля. Обученный видун, — представился Альк.

— Рыска Приболотная, — девушка представилась, вопросительно посмотрела на Алька и потупилась.

— А откуда ты родом? — спросил Шарес, он догадался, что это его подданная, и хотел узнать о юной путешественнице поподробнее, а то ответ был слишком краток.

— Из Приболотной вески, которая неподалеку от Макрополя.

Заметив крыса на плече у Рыски, Исенара спросила:

— Рыска, а ты путница?

Рыска покраснела и ответила:

— Нет, ваше высочество.

— Уже нет! — вмешался в разговор Альк, которому стало как-то обидно за Рыску, которую ещё и за обычную обманщицу могли принять. — Рыска была путницей, но потеряла дар в ходе улаживания конфликта на Хольгином пупе.

Рыска ещё больше покраснела, а Шарес уже более заинтересованно и уважительно на неё посмотрел. Он был неглуп, поэтому сопоставив всю имеющуюся у него информацию, он негромко произнёс:

— Так значит, плотина не сама прорвалась?

— Мы не всё имеем право рассказывать, но другого варианта остановить войну не было. Всё уже слишком далеко зашло, — ответил Альк.

Шарес кивнул. Теперь он был вдвойне благодарен этой странной паре и тому неизвестному третьему, надо бы подумать, как их отблагодарить и не потерять в суете.

Исенара сказала, что ценит доверие, которое они сейчас им оказали, но что им нет причины беспокоиться. А ей бы ещё хотелось кое о чём узнать.

— Вы независимо путешествуете по Саврии от Крокаше до Брбржисща. Как вы находите настроение наших подданных? И как они относятся к объединению наших тсарств? Какие тут могут быть подводные камни?

Отвечать стал Альк.

— Я бы сказал, что по-разному относятся. В приграничных городах, Крокаше и Йожиге, где традиционно терпимо относились к чужеземцам, вели с ними торговлю и имели более тесные связи, благосклонно воспринимают известие об объединении тсарств. К тому же, там видели зарождающуюся войну и рады, что её избежали. Но чем дальше от границы, где ринтарцев не видят, так как их там нет, но предыдущую войну помнят — она же по каждой семье почти прокатилась — там вражда и неприятие больше. Очень зависит от того, как конкретный наместник относится к ринтарцам. Не везде, к сожалению, есть достоверная информация, и горожане зачастую вынуждены довольствоваться слухами, а они могут быть очень разными и не способствуют добрососедским отношениям. И вообще объединение и ассимиляция после столь долгой и плодотворной вражды, — Альк почему-то посмотрел на Рыску, — не может быть простым и лёгким делом!

— Одно хорошо, что сейчас война не началась! Иначе, я боюсь, это оказалось бы вообще не возможно, — сказал Шарес.

— Наверное, ваше величество, вы правы! По крайней мере, это было бы гораздо сложнее. Но и сейчас это нелёгкая задача. И прежде всего надо обратить внимание на ближайшее окружение и убедить их, что это нужно и выгодно обоим тсарствам. Далее, что нужно, это достоверная, правильно поданная информация, во все уголки страны, ну хотя бы во все города, для этого надо верных людей разослать, чтобы и проверили, и донесли информацию, если нужно. Вот и мы с Рыской по пути столкнулись с ненавистью, оскорбительным отношением и притеснением ринтарцев, — Альк посмотрел на Рыску и подумал, что можно было бы предложить тот самый указ о притеснениях, о котором они с Рыской говорили, но решил, что это было бы сейчас не к месту. Поймав ответный Рыскин взгляд, Альк понял, что та сейчас дёрнет его за рукав со словами «Что ты делаешь, замолчи сейчас же!»

— Ненависть, как наследие противостояния тсарств и нескольких войн, имеется у значительной части населения обоих тсарств. Но что с этим можно сделать, ума не приложу, — задумчиво произнесла Исенара.

— Ну с ненавистью тут мало что можно сделать, только постепенное привыкание, налаживание торговых связей и так далее. А вот с открытыми оскорблениями и притеснениями из-за цвета волос или глаз можно попробовать что-то сделать, — всё-таки решил развить свою идею Альк. Ну, а что? Сами спросили.

— Например? — спросила Исенара.

— На мой взгляд, можно было бы подумать о каком-нибудь тсарском указе по этому поводу, — Альк незаметно глянул на Рыску. — Но конкретнее надо отдельно думать.

Рыска не подвела, оправдала ожидания и дёрнула-таки зарвавшегося, на её взгляд, Хаскиля за рукав, прошептав: «Альк!».

Альк улыбнулся и сказал:

— Ну как-то так.

— Да, интересно. Можно подумать про это, — сказала Исенара.

— Спасибо, нам очень интересно было узнать ситуацию со стороны. А вы, кстати, что делать дальше собираетесь? — поинтересовался Шарес.

— У нас ещё нет чёткого плана. Мы, наверное, некоторое время погостим в замке у моих родителей, потом нам надо вернуться к раненому другу в Крокаш. А потом мы ещё не решили, может, в Ринстан поедем, — ответил Альк.

— Это хорошо. Мы бы, просили вас задержаться и присутствовать через четыре недели у нас на венчании и на балу в его честь. — Исенара посмотрела на Рыску и улыбнулась.

— Это для нас большая честь, ваше высочество, — ответила Рыска и сделала реверанс.

Исенара тепло улыбнулась и, обращаясь к Рыске, сказала, что, когда они одни, можно без официоза. Рыска смущённо кивнула.

Они ещё немного поговорили. Под конец аудиенции Шарес сказал, что с ними было очень интересно общаться, и выразил надежду, что и в дальнейшем можно рассчитывать на их верность и помощь в сложных и неоднозначных ситуациях. Так же, как и Альк с Рыской могут рассчитывать на их с Исенарой помощь, если таковая им понадобится. Альк, в свою очередь, заверил, что, конечно, его величество и её высочество всегда могут рассчитывать на помощь его самого и его друзей.

А Исенара сказала, что пришлёт им через Кшиштофа Хаскиля приглашение на помолвку и на свадьбу и что им с Шаресом будет приятно видеть их всех троих, вместе с Жаром. Тепло попрощавшись, они расстались.

В самом конце, когда Рыска уже вышла, Исенара задержала Алька за руку и, кивнув в сторону Рыски, чуть слышно спросила:

— Ну что, твоё ледяное сердце оттаяло?! Это — любовь?

Альк тепло улыбнулся и также негромко ответил:

— Всё может быть.

И хоть ответ был уклончивым, но, зная Хаскиля, можно сказать, что утвердительный. Надо же, гордый Хаскиль влюбился, подумала Исенара.

И совсем напоследок Исенара кинула:

— Не обижай её.

Когда Альк с Рыской вышли из переговорной комнаты, он повёл девушку на выход из дворца. Как только они остались одни, Рыска дёрнула Алька за руку и зашептала возмущенным шёпотом:

— Альк, это что ж такое? — Альк поднял бровь. — Ты ж тсарям указывал, что им делать надо! Советник нашёлся!

— Так они ж меня спрашивали! — улыбаясь, тихо ответил Хаскиль.

— Они тебя спрашивали, что да как, а не что им делать!

— Если бы им было неинтересно, они бы меня прервали. В любом случае, что бы я ни говорил, решать, что делать, им. Они принимают решения и отвечают за них.

— Вот именно, а ты безответственно советуешь, — продолжала шептать Рыска.

— Не ворчи! — улыбаясь, сказал Хаскиль. — Я, между прочим, на дипломата учился и в политике немного разбираюсь. Поэтому не так уж и безосновательно советую. А они хоть и тсари, но не боги, — завязывать надо с этим разговором, не время и не место подумал Альк. — Ты лучше подумай, как танцевать будешь, а то на бал напросилась, а танцевать-то не умеешь.

— Ой, а танцевать там обязательно? — Рыска ожидаемо испугалась.

— Конечно! Это же бал! — открыто издеваясь, сказал Хаскиль.

— А, может, я не пойду? — пошла на попятный Рыска.

«Ага, сейчас», — подумал Альк, — «Размечталась». И сказал с деланным равнодушием и скукой в голосе:

— Ну, это ж тогда мне со всеми этими светскими львицами танцевать и флиртовать придётся. А я рассчитывал тобой ограничиться, — хитрый Хаскиль тяжело вздохнул, исподтишка внимательно наблюдая за реакцией девушки.

Рыска предсказуемо повелась и поменяла решение:

— А-а а... А, может, ты меня научишь? У нас же уже почти получалось.

Альк довольно улыбнулся.

— Пожалуй, придётся учить, — деланно вздохнув, сказал он. — О, а вот и папочка освободился! Уже нас ищет, наверное, — бодро сказал Хаскиль-младший, завидев старшего, и помахал ему рукой, привлекая внимание.

Кшиштоф Хаскиль заметил и направился к ним. Все дела были закончены, и они направились обратно в особняк за Ташем и нянюшкой, чтобы всем вместе отправиться в замок.

Неожиданный наезд Рыски Алька позабавил, как и её наивная вера, что тсари почти как боги и всё знают и понимают лучше всех просто потому, что они тсари. Но в какой-то степени, он ей был благодарен, а то он что-то слишком разошёлся, для первого раза. Не хотелось бы выглядеть перед правителями обоих тсарств наглым всезнайкой, с умным видом, вещающим прописные истины. А молодой тсарь ему понравился, не глуп, в меру осторожен, с ним приятно общаться и, наверное, с ним приятно иметь дело. Интересно, зачем они с Рыской им понадобились? Хотя, у Алька были догадки на этот счёт. Ну да там видно будет.

* * *

Подъезжая к замку, зубцы и башни которого было видно издалека, Рыска с интересом его разглядывала. На самой высокой башне был длинный шпиль, на котором трепыхался какой-то флажок. На другой башне, что была пониже и служила входом в замок, под самыми верхними маленькими окошками Рыска увидела лепное изображение чего-то, что пока ещё невозможно было рассмотреть. Когда они подъехали ближе, то стало понятно, что это — искусно сделанное изображение щита, который изящно поддерживали два льва, стоящие по бокам, а внизу как будто струилась лента и на ней что-то было написано по-саврянски. Изображение было довольно крупное, наверно треть ширины башни, и при хорошем зрении, приглядевшись, можно было даже прочитать, что там написано. Рыска попыталась, но у неё ничего не получилось, наверно, она ещё недостаточно хорошо язык знала. Единственное, что ей удалось понять, что там было написано не «Добро пожаловать». Вообще, что-то подобное, но с другим рисунком она где-то уже видела, но тогда не обратила внимания. Она спросила у Алька, стараясь не тыкать пальцем, «ох уж этот этикет»:

— Что это? Там на башне.

Альк не сразу, но сообразив про что она спрашивает, ответил:

— А, на фасаде. Это — наш родовой герб.

Рыска, хоть и не сильно поняла объяснение, но впечатлилась. А Альк тем временем перевёл написанные на ленте слова.

Оказалось: «Оружием, доблестью и честью род прославим, врагов сокрушим». Потомок этого самого рода сказал, что это «девиз их рода», а потом тише добавил, что может и родовое проклятье. Рыске тут же захотелось осенить рот вредного Хаскиля тройным знаком Хольги и попросить у неё за его слова прощенья, ибо на самом деле он же так не думает. Ей вообще, казалось, что его ртом иногда овладевает Саший, и он говорит слова помимо своей воли. Ну вот как можно было такое кощунство сказать? Хотя, что касается слов над въездом в замок, то на самом деле первоначально предполагаемые слова «Добро пожаловать!», ей казались более логичными.

Когда они подъехали к мосту через небольшой ров, оказалось, что на одной стороне закрытых массивных ворот висел щит с изображением этих самых львов со щитом и лентой, но здесь уже в красках. Пока она разглядывала ворота, старший Хаскиль крикнул наверх охранникам:

— Эй, открывай ворота! Альк Хаскиль вернулся!

Мост и так был опущен, он, по-видимому, вообще редко поднимался. Сидящие наверху охранники и без этого уже заметили знакомую хозяйскую карету и подсуетились. Поэтому ворота распахнулись почти сразу после крика Кшиштофера Хаскиля. И они всей процессией чинно въехали во внутренний, довольно просторный двор замка, и остановились посредине. Все забегали, поднялась суета. На крыльцо выбежали слуги.

Альк с Рыской спешились, отдав коров прислуге. А Кшиштофер, Таш и нянюшка — вышли из кареты.

На крыльце появились две женщины, по-видимому, мать и сестра Алька, они всплеснули руками, и та, что постарше, кинулась к Альку. Тот, с взволнованным "Матушка" устремился ей навстречу. Мать, даже не пыталась скрыть набежавшие слёзы. А они всё текли и текли — и когда она обнимала своего блудного сына, и когда всё никак не могла насмотреться. Она то и дело их промокала. Альк гладил её по голове и уговаривал, что всё будет хорошо, заглядывал в глаза, сам вытирал ей слёзы, но они никак не желали останавливаться. Потом подошла сестра, и трогательная встреча продолжилась.

Когда ахи и охи поутихли, эмоции тоже, слёзы высохли, все подуспокоились, Альк повернулся к Рыске и, указывая на неё, сказал:

— Мам, Миранда, знакомьтесь, это Рыска! Та девушка, которой я обязан жизнью и, собственно, тем, что я здесь, и ещё много чем. Она — мой друг.

Женщины с благодарностью и симпатией посмотрели на Рыску и после положенной церемонии знакомства позвали всех в дом, в смысле в жилую башню.

Массивная, на Рыскин взгляд, высоченная, резная двустворчатой дверь, необычной формы со столь же массивными металлическими ручками, сделанными в форме львиных морд с кольцами, произвела впечатление на Рыску. Заглядевшись на неё, Рыска вошла в просторную залу последняя. «По-видимому, прихожая», — подумала Рыска. Из этой залы наверх вела широкая витая лестница, пол был выложен абстрактным рисунком, более всего похожим на синюю звезду с разными по размеру лучами. Окон и здесь не было, а освещалось всё множеством свечей в подсвечниках, развешанных по стенам. Стены по обе стороны от входной двери были украшены мозаикой. Освещения было достаточно, чтобы Рыска заметила, что пол был вымыт настолько чисто, что по нему даже жалко было ходить в обуви.

Рыска, слегка ошалело осматриваясь по сторонам, откинула капюшон и вздрогнула от неожиданности, когда мать и сестра дружно ахнули, увидев её чёрные волосы. Альк тут же осуждающе на них зыркнул и взял Рыску за руку. Рыска в ответ судорожно вцепилась в его руку.

Потом они все поднялись на второй этаж и остановились на просторной площадке, откуда расходились несколько галерей и виднелись двери.

Тут все опять засуетились, стало шумно, и время потекло быстрее. Таш подобрался, наконец, к отвлёкшейся от Алька своей матери Миранде и начал взахлёб делиться впечатлениями, хвастаясь перед ней крысом. Миранда, увидев зверушку, заверещала и отпрыгнула подальше с требованиями убрать эту гадость, налетев при этом на слугу и чуть не сбив его с ног. Реакция матери Ташу, по-видимому, понравилась, и он пошёл хвастать крысом бабушке. Бабушка не подвела и выдала похожую реакцию. Рыска, переживающая за тварюшку и не желающая, чтобы им пугали всех членов семьи, подошла и, к неудовольствию Таша, отобрала у того крыса, и к ужасу женской половины семьи, посадила это мерзкое животное к себе на плечо. Таш обиженно засопел. Альк вмешался, взял крыса себе, и объяснил, что это за крыс, и почему его не надо обижать. Женщины уже более миролюбиво, хотя и с оттенком брезгливости, посмотрели на крыса, смиряясь с его присутствием.

Путешественникам надо было переодеться и прийти в себя с дороги, а для этого предстояло определиться с комнатами. Альк подошёл к матери с сестрой и попросил, чтобы их с Рыской комнаты были рядом, чтобы она не плутала по замку с непривычки. А также попросил сестру, чтобы она показала Рыске её комнату, замок, и вообще помогла девушке освоиться. А он пока пройдётся по замку. Когда Альк спросил про свою комнату, его ждал сюрприз. Выяснилось, что мать запретила ее трогать, надеясь, что он туда когда-нибудь вернётся.

Альку захотелось остаться на некоторое время одному. Он неторопливо поднялся по лестнице, прошёл по галереям замка, проведал несколько любимых ранее мест, поднялся в северную башню, в которую так любил бегать в детстве, посидел там, глядя в узкое окошко на открывающийся вид.

Миранда повела Рыску показывать девушке её комнату. Несмотря на бурную реакцию Миранды на чёрные Рыскины волосы, саврянка оказалась весьма доброжелательной и вменяемой молодой женщиной. Для Миранды то, что девушка брата оказалась ринтаркой, было неожиданно, но не смертельно. Миранда подумала и рассудила — что саврянка, что ринтарка, какая разница, лишь бы человек был хороший. Гораздо интересней было немного посплетничать про Алька, пока тот не слышит. Комната у Алька была на третьем этаже, рядом с ней была пустая, она в принципе изначально была гостевая, туда Миранда и отвела Рыску. Миранда показала, где можно раздеться, сказала, что если Рыске что-нибудь понадобится, то она может выглянуть в галерею, позвонить вот в этот колокольчик и кто-нибудь из слуг подойдёт и поможет. Тут же светловолосая женщина продемонстрировала, как это делается, отдав распоряжение подошедшей служанке, чтобы та принесла подходящую для Рыски домашнюю обувь, постельное бельё, банный и обычный халаты. Про домашнюю одёжку она сказала, что попозже что-нибудь подберёт из своего. Потом Миранда начала показывать разные удобные мелочи и приспособления. В комнате был и столик с зеркалом, перед которым было удобно делать причёску, там же оказалось какое-то хитрое приспособление для завивки прядей и ещё много разных женских штучек. Говорили они на саврянском, уроки Алька не прошли даром, и словарного запаса для нормального общения Рыске почти хватало. Хотя иногда Рыска мешала саврянские слова с ринтарскими. Миранда в детстве тоже учила ринтарский, но, в отличии от Алька, знала его плохо, незачем было. Но сейчас, даже это знание было кстати. Поэтому в их речи время от времени ринтарские слова появлялись. А названий всех этих штуковин для господ Рыска и по-ринтарски-то не знала. То, что она чужеземка, помогло не показать того, что она простолюдинка. Когда попадались совсем незнакомые слова, объяснялись на пальцах, с помощью жестов. Проблем с общением пока не возникало.

Мило болтая, Миранда, как бы мимоходом, спросила, давно ли Рыска знакома с Альком, где они познакомились, и наконец, заговорщически спросила:

— А что у вас с Альком?.. Серьёзно?

На что черноволосая девушка смутилась и сказала:

— Да мы… мы — просто друзья.

— Да ладно, не смущайся. Что, неужели он тебе совсем не нравится… как мужчина?

Рыска честно ответила, что нравится, даже очень, но они не пара. И Альк никогда не согласится жениться на ней. Про то, что она весчанка и простолюдинка необразованная, Альк запретил говорить кому бы то ни было, а при вопросах велел выкручиваться. Поэтому, почему они не пара, Рыска объяснять не стала, а дала додумать это своей собеседнице.

— Это тебе Альк сам сказал?

— Да, нет! Я ему о своих чувствах не говорила. А толку, всё равно это ничего не изменит. Мы не пара.

— Да почему?! Ты красивая, — Миранда с интересом осмотрела Рыску, — и Альку нравишься. Ааа! Ты, наверное, так думаешь, потому что ты ринтарка, а он саврянин?! Да это ерунда! А может, у вас любовь с первого взгляда. Альк любит нарушать общепринятые нормы, — сказала Миранда.

— Да уж, любви с первого взгляда у нас и близко не было, — засмеялась Рыска, вспомнив первую встречу с Альком, и то, что она от него наслушалась, — Миранда! А ты думаешь, я ему, правда нравлюсь?

— Можно просто, Мира. На мой взгляд, это очевидно. Я, конечно, не знаю, какие у Алька на тебя планы, но ты ему нравишься, однозначно. Это ж видно, как он готов тебя защищать от всех. И кроме этого, он тебя уважает. На моей памяти он первый раз девушку другом назвал.

Потом Мира вспомнила:

— А, тебе же с дороги умыться надо!

Она ещё раз позвонила в колокольчик и дала распоряжение служанке, чтобы та принесла всё, что нужно для умывания. Вскоре принесли умывальные принадлежности. Один слуга держал пустой тазик, пока Рыска умывалась, а служанка поливала из ковшика тёплой водой. Когда Рыска закончила, слуга поднес к ней тазик с оставшейся чистой водой, Рыска с удовольствием опустила туда руки, поплескала там и, ополоснув лицо, взяла протянутое махровое полотенце. Как только девушка вытерлась, служанка забрала полотенце, они быстро всё собрали и ушли. Во время всей процедуры Рыска чувствовала себя не в своей тарелке, как будто она занимает не своё место. Ну не привыкла она, когда за неё всё делают, и перед прислугой ей было ужасно неудобно. Хотя она и понимала, что для слуг это просто работа, и если она отвергнет их помощь, это будет для них значить, что они её плохо делают. И всё равно ей нерационально хотелось забрать у слуг тазик, ковшик и сказать, «Спасибо! Я сама».

После этого Мира потащила её в свою комнату выбирать подходящую одежду. Мира была рада появившейся собеседнице, воспринимая её как подружку. Жизнь в замке была скучноватой, особенно когда муж уезжал по делам. А он как раз был в отъезде.

Альк, тем временем, пройдясь по замку, дошёл наконец до своей комнаты. Она не была в запустении, с семилетним слоем пыли — прислуга, как и положено, регулярно там убиралась. Только вещи никуда не перекладывались, не выкидывались, не укладывались в сундуки, а так и остались на своих местах, как в тот памятный день. Поэтому комната выглядела так, будто Альк только вчера оттуда вышел, и не было этих семи лет его отсутствия. И когда Альк туда зашёл, его накрыло. Он как будто нырнул в прошлое, на некоторое время забыв о настоящем. Воспоминания роем накинулись на него. Вот они с мамой и сестрой на берегу озера кормят уток и лебедей. Вот мама оборачивается, подзывает его, что-то показывает и так ласково на него смотрит, гладит по голове. На душе становится теплее. А вот они с отцом кричат друг на друга, и потом Альк, наспех собрав вещи, уходит отсюда хлопнув дверью.

Настоящее напомнило о себе Рыской, каким-то образом оказавшейся в комнате и что-то у него спрашивающей. Ему потребовалось некоторое время, чтобы вынырнуть из прошлого и оказаться в настоящем. Он даже головой помотал, как будто стряхивая невидимую воду. И только потом спросил:

— Что?

— Ты меня не слышал? Альк, что с тобой? Всё хорошо? — встревоженно спросила Рыска.

— Да… Всё нормально. Прости, я задумался. Что ты хотела?

Рыска показала на небольшой акварельный портрет, висевший у него над столом, на котором он был ещё совсем юнцом:

— Это ты?

— Да.

— Ух ты! Похож. А тебе здесь сколько лет?

— Лет четырнадцать. Это рисовал любимый мамин художник, он портреты многих членов нашей семьи писал. У него они получаются не помпезные, а непосредственные, как живые. Это я на территории замка после тренировок. Сколько воды утекло с тех пор.

Девушка улыбнулась, разглядывая портрет.

— А это ты с саблями тренировался? — спросила она, заметив на портрете повешенные на ограду ножны.

— Да, по-моему. Я тогда уже с серьёзным оружием тренировался. Не таким, как сейчас, но всё-таки. А кстати, как ты здесь оказалась?

— А я от Миранды шла к себе в комнату и решила к тебе сначала зайти.

— Ладно, пошли, нас уже ждут на семейном ужине! — посмотрев на висящие на стене часы, сказал Альк.

— А это что? — Альк только сейчас заметил вещи, которые Рыска держала в руках.

— Так это домашние вещи, которые выбрала для меня Мира. Сказала, в том в чём я сейчас, неудобно всё время ходить. Но я ещё не мерила.

— Ладно, сейчас некогда, пойдём пока оставим их в твоей комнате, потом посмотрим. А потом надо будет прикупить нам одежды разной, и бальное платье тебе в том числе, — Альк ненадолго задумался.

Они зашли к Рыске, оставили вещи и стали спускаться на второй этаж, в общую комнату с камином, на семейный ужин. Рыска подумала, что это первая в её жизни настоящая семейная трапеза.

* * *

После ужина Миранда, продолжив шефство над Рыской, распорядилась, чтобы подготовили купальню. Лучины через две ей доложили, что всё готово.

Миранда зашла к Рыске, чтобы проводить её в гордость замка Хаскилей, показать ей всё, ну и помочь.

— Пойдём, с дороги помоешься. Там слуги уже всё приготовили. Тёплой воды наносили, камни нагрели, свечи зажгли. У нас лучшая купальня в округе. Тебе понравится, — с гордостью сказала Миранда. — Она достаточно просторная и в то же время уютная, тёплая. Там всё есть, чтобы женщина могла себя побаловать и как следует за собой поухаживать. Можно добавить в воду разные добавки для ванн, например, отвар мяты для успокоения, череды и крапивы — для кожи хорошо, лаванды — тоже для чего-то, лепестки роз — романтично, некоторые молоко добавляют, вроде тоже для кожи хорошо, но мне не нравится.

Миранда так красочно, хоть и по-саврянски, рассказывала, что Рыске стало очень любопытно посмотреть на это и захотелось попробовать все эти новомодные штучки.

Не доходя до купальни, Мира вспомнила, что не взяла с собой полотенце, притирания, дорогое душистое мыло и остальные милые мелочи и, объяснив Рыске, как добраться, сама пошла за забытым, обещая скоро вернуться.

Нужное помещение Рыска нашла быстро. Толкнув тяжелую дверь, девушка попала внутрь. В купальне был полумрак, поэтому юная ринтарка сначала сосредоточилась на ощущениях, а не на разглядывании. Почувствовала жар от нагретых камней и приятный запах. Наверное, некоторые из свечей были ароматические, вроде тех, что в молельне бывают, только запах другой. Освещалось помещение свечами и вроде масляными лампами, которые не чадили. Когда глаза привыкли к неяркому освещению, девушка стала разглядывать кафель на стене, за которую держалась, потом на полу. Засмотрелась на его рисунок. Рассмотрев узор на кафеле, Рыска принялась осматривать помещение. Глаза выхватили сначала то место, где разогревали камни. Под металлической решеткой светились раскаленные угли. Она сделала пару шагов в том направлении и переведя взгляд левее, увидела, наконец, и саму купальню.

— Ой! — девушка подпрыгнула от неожиданности.

Купальня оказалась занята вольготно расположившимся там Альком.

Рыску он давно уже опознал, и дождавшись её внимания, хищно оскалившись, проговорил:

— Ага! Рысочка! Ты как раз вовремя, проходи, проходи, я сейчас крикну, чтобы лепестки роз принесли, — и наглый Хаскиль сделал широкий приглашающий жест, в отличии от Рыски, нисколько не стесняясь своей наготы.

Рыска вылетела из купальни как ошпаренная. Нет, всё-таки Мира ошибается. И она понеслась к себе в комнату, по крайней мере попыталась, потому что на лестнице столкнулась с блондинкой, чуть не сбив ту с ног. Мира как раз несла ей в купальню разные притирания, благовония и что-то для волос. Поэтому здорово удивилась Рыске, несущейся в возбуждённом состоянии в обратную от купальни сторону.

— О! А ты что здесь делаешь?! В купальне же всё для тебя приготовили. Забыла что-нибудь взять? Или не нашла?

— Нашла… Только она уже занята, — Миранда удивлённо, совсем как брат, подняла брови. — Там Альк, — пытаясь выровнять дыхание и успокоиться, объяснила красная, как пресловутый варёный рак, девушка.

— Вот же ш вредина!!! — прыснула Мира, оценив и состояние Рыски, и ту скорость, с которой та об неё притормозила, без труда догадавшись об их причине. — В его стиле. Ну, я ему сейчас задам! — со смешинкой в глазах сказала Миранда.

— Не надо, — тут же сказала Рыска и потупилась.

— Да ладно, просто пойду потороплю. Подожди меня здесь, — с улыбкой сказала Мира, сбегая по лестнице.

Подойдя к самой двери купальни, Мира громко, чтобы вредный братец её услышал, начала:

— Между прочим, купальню набрали для Рыски! А ты мог бы и подождать, кавалер!

— Моя го-остья, моя го-о-остья, — продолжила она, передразнивая Алька.

— А я её и не прогонял. Она сама чего-то убежала, — с выражением оскорблённой невинности ответил наглый голос.

— Альк, имей совесть, девушка бежала отсюда с такой скоростью, что чуть не сбила меня с ног. Закрываться надо!

— Зачем?.. Я же не виноват, что она такая пугливая. А нам бы и двоим тут места хватило. Скажи, Мира, ну неужели я такой страшный, что, завидев меня, надо бросаться, не разбирая дороги? — обиженным тоном протянул Альк.

— Ну ты и нахал!.. Рыска, юная невинная девушка, и нечего над ней издеваться! И давай не задерживайся там! Рыске тоже надо помыться. Вечно лезешь без очереди!.. И когда закончишь, зайдёшь к ней и скажешь.

И Альк услышал удаляющиеся от купальни шаги. Интересно, подумал он, а невинность Рыски, она что, у неё на лбу написана что-ли? Ну ничего, уже скоро он это исправит.

Главный разговор, в смысле представление своей невесты, как собственно и извещение самой невесты, что она невеста, Альк назначил на попозже. Не сразу, потому что, возможно, после разговора сразу придётся уезжать. В то, что все будут в восторге от его решения, он не верил. А ему какое-то время хотелось провести дома, надо было сделать кое-какие дела, да просто отдохнуть с дороги, окунуться в привычную жизнь замка, да просто насладится тем, что он дома, со всеми вытекающими отсюда плюсами.

* * *

Разговор с отцом

С первым, по-серьёзному, Альку пришлось говорить с отцом. Это произошло уже на второй день приезда в замок. Пока мать с Мирандой водили Рыску по замку, показывая галерею портретов и библиотеку, отец пригласил сына к себе в кабинет поговорить. Тема была та же, что и семь лет назад.

— Ну что, сын, нагулялся? Может, продолжишь династию, станешь дипломатом?

— Нет, отец!

— Что так скоро? Ты же даже не задумался.

— Я думал об этом раньше и принял решение. Я его не изменил, отец!

— Ты так реагируешь на моё предложение, как будто я предлагаю тебе неприличное. Объяснил бы хоть — почему.

— Потому что ты опять пытаешься продавить своё решение, не считаясь с моим мнением и со мной, и вообще вопреки всему.

— Я всего лишь хочу сделать тебе выгодное предложение. А ты меня даже выслушать не хочешь. Сразу «Нет!» кричишь. Я тебе что, когда-то плохого желал? Обидно видеть такое отношение от любимого сына. Я же добра тебе желаю. И всегда давал тебе только лучшее. Чем я заслужил такое отношение?

— Ты никогда не считался с моими стремлениями, предпочтениями. И с тем, что я совсем не такой, каким бы тебе хотелось.

— Ты больше всех подходишь на роль тсарского посла. Если бы не эта Пристань дурацкая, давно бы уже был вторым лицом в тсарстве. Да у тебя есть всё, чтобы блистать в этой роли. Я не понимаю, почему ты упираешься?! Как ты не понимаешь, я же о тебе забочусь!

— А лучше бы понять попытался! И услышать! Ты всегда видел во мне только то, что вложил, и то, что хотел видеть. И если ты не хочешь, чтобы я ушёл прямо сейчас, тебе придётся принять то, что я уже вырос и имею право на свой выбор. Ты должен просто его принять!

— Ты не прав, сынок, просто я думаю, что это наилучшее для тебя решение, а ты из вредности и упрямства даже не хочешь его рассматривать. Ну хоть попытался бы, вдруг тебе понравится?

— Я не буду дипломатом и даже пытаться не хочу! К тому же хорошего дипломата из меня всё равно не получится!

— А-а-а… А это ты с чего взял? — от удивления и возмущения старший Хаскиль аж начал слегка заикаться, чего с ним никогда раньше не случалось, глаза у него зло сощурились. — Это какой дурак тебе это сказал? Да, ты получил лучшее образование, какое положено послу, у тебя происхождение соответствующее, ты умный, умеющий добиваться своего…

— А может потому, что я люблю говорить людям то, что думаю, не выбирая выражений, особенно когда мне эти люди не нравятся. И обрисовывать ситуацию жёстко, как она есть, тоже не выбирая выражений. Не люблю ходить вокруг да около, лучше сразу в лоб и всё. С некоторыми людьми я не хочу иметь дело ни при каких обстоятельствах, а уж тем более притворяться в хорошем к ним отношении. Причём мне нравится так себя вести. Ты не считаешь, что это не совсем правильно для дипломата? Я не буду вставать на эту дорожку. Мы разные, отец! Прими это!

— Нет! Ты говоришь какую-то чушь. Послушай, Альк …

— Всё, хватит, отец! Я не хочу больше про это слышать! — перебил его повзрослевший сын. — И вообще, что ты привязался именно ко мне, вот у сестры есть сын, внука вот воспитывай и заботься.

— У Таша другая фамилия, а мне бы хотелось, чтобы именно ты продолжил нашу династию и, так сказать прославил наш род.

— Да что ж это такое?! И что?! Теперь мне нужно поломать себе жизнь, растоптать свои желания и мечты, наступить на горло своей судьбе? И всё потому, что я имею несчастье носить фамилию Хаскиль?! — взвился Альк.

Пожилого мужчину аж перекосило от этих слов, но он быстро взял себя в руки, недаром же дипломат. Он сглотнул обиду, глубоко вдохнул и скрипнув зубами сказал:

— Ладно, давай прекратим этот разговор. Пока лишнее друг другу не наговорили, — и после небольшой паузы, — И я очень рад тебя здесь видеть.

— Хорошо, отец. Но я сделал выбор, и тебе остаётся только его принять. Ты согласен?

— Да, конечно, я уважаю твой выбор. К тому же ты ж у нас почти путник, — чуть заметная ухмылка уголком рта не укрылась от Алька. Отец на это и рассчитывал. — Кому ж, как не тебе, делать выбор!

Да только Альк был уже не тот, что раньше, легко бравшийся на «слабо».

— Ну значит, на том и порешили! — почти спокойно, в упор глядя на отца, сказал Альк.

— Да. Только я ничего не знаю о твоём выборе. Неужели опять скитаться по дорогам пойдёшь, как бродяга какой? Да и опасно это, тебя же прибить могут запросто, прикопают — никто и не узнает.

Ага, сдался он, как же, с досадой подумал Альк.

— Пять к шести, пойду, да. А ты это решение примешь и не попытаешься переиграть меня. Да?!

— Конечно, сынок. Просто удивляюсь. Можно?

— Ладно, удивляйся, но не пытайся меня остановить! А по поводу опасности, так это характер у меня такой, опасный для жизни, и не важно, чем я буду заниматься.

На том и порешили. Наступило хрупкое перемирие.

— А по поводу дипломатии, — решил подсластить пилюлю Альк. — Иногда, тебе на радость, я могу принять участие в ваших посольских миссиях, но… — старший Хаскиль вскинулся, с надеждой смотря на сына, — только как видун, — закончил любимый, но такой трудный сыночек.

Конечно, Кшиштоф Хаскиль и не думал, что всё будет просто, и сдаваться так запросто не собирался, но знал он и то, что продавливать ситуацию силой, в случае Алька, будет только хуже. Да, можно действительно воспользоваться предложением Алька, и пусть участвует в посольстве в качестве видуна. Пока.

— Ах да, чуть не забыл, тебя завтра просили прибыть во дворец к Исенаре, — не без удовольствия сказал старший Хаскиль, с любопытством посмотрев на сына.

* * *

Значит, отец не оставил своей идеи сделать из него дипломата, думал Альк. И по-прежнему пытается продавливать свои решения. Печально. Ну хотя бы не пытается делать это силой, и то хорошо. Про Рыску ничего больше не спрашивал и не говорил. Странно. Даже не фыркнул, что она ринтарка и про родословную ничего не спросил. Мать с сестрой, и те разахались из-за чёрных волос, но потом вроде примирились с этим. И он смирился? Да и с Рыской он ведёт себя вежливо, не придирается. Может, Альк зря боялся? Хотя отец же пока не знает о его решении, поэтому и молчит. Интересно, как он отнесётся к его затее? И к претендентке на роль его супруги? Даже если поспорит, но согласится, то Альк готов считать замок своим домом. Постоянно находиться здесь он не собирался, но регулярно возвращаться сюда было бы приятно. Ну, а если ответ будет категоричен, то ему не привыкать, уйдёт и во второй раз. Он и без родительской поддержки сможет прожить. Решение вопроса, считать родовой замок своим домом или нет, Альк поставил на то, как отнесутся родные, прежде всего отец, к его решению жениться на Рыске.

Шарес с Исенарой позвали поговорить. Ага… Ожидаемо. И интересно. Это, наверное, и было поводом для отцовского разговора, решил Альк.

* * *

После отъезда Рыски и Алька Жар задумался о своей судьбе и о том, что он будет делать дальше. Он отдавал себе отчёт в том, что Альк и Рыска могут задержаться. Сидеть здесь и просто ждать их глупо. Также он понимал, что друзья могут вообще забыть о нём на какое-то время, возможно, весьма продолжительное. А и пусть забудут, лишь бы у них всё хорошо сложилось. В общем Жар подумал, подумал и решил поговорить с Крысоловом.

Крысолов как будто ждал этого разговора. Жар в общих словах поведал путнику, что он, Жар, весь из себя умный, красивый, способный и талантливый во всех отношениях, хотел бы заняться чем-нибудь более полезным, чем раньше, можно даже на благо отечества. И что он рискнул бы, пожалуй, сунуться в «хорятник», то есть в тайную службу. И не мог бы Крысолов, по старой дружбе, поспособствовать его становлению на правильный путь. Он, Жар де, отблагодарит, может даже деньгами, когда они у него появятся.

На самом деле, Крысолов был совсем не против поучаствовать в судьбе юноши. Не зря же он столько лет наставник. Конечно, с профессиональной точки зрения Жар был ему неинтересен, обычный человек без дара. Но почему-то, к нему проснулась какая-то отеческая забота. Юный балбес, неплохой в общем-то, да совсем даже неплохой, слишком рано оставшийся без родительского присмотра и контроля и свернувший на кривую дорожку, показавшуюся ему проще и лучше. История нередкая, но в его случае поправимая. Жару нужен был в этот период кто-то, на кого он мог бы опереться, кто бы вовремя давал ему мотивирующие пендели, одним словом, наставник. Да и иметь дело с Жаром было по-человечески интересно, тот ещё хитрец. И хорошо, что он без дара, значит ему не грозит превратиться в крысу. Крысолов так и не смог привыкнуть к той боли, которая каждый раз настигала его, когда это происходило с теми, в кого он вкладывался, участвовал в судьбе. К тому же, если Альк с Рыской отбивались от его помощи руками и ногами, то Жар сам просил.

А Жару в текущий период его жизни, и правда, нужна была помощь, более всего, как ни странно, моральная, чтобы он не забыл о своём твёрдом решении и не свернул опять на привычную дорожку, почувствовав себя одиноким. Путник заглянул на расклад дорог парня, там было где-то пятьдесят на пятьдесят, что не свернёт. Крысолов решил, что с такими шансами можно и попробовать. Знал он про не так давно открывшуюся специальную школу для, в том числе, специалистов подобного профиля. Там набор то ли раз в год, то ли в полгода. Можно будет попробовать этот вариант. Рекомендацию там надо. В принципе Крысолов знал некоторых подручных Кастия, и мог обратить их внимание на способного парня.

Только Жар должен был сам доказать, и прежде всего, себе самому, насколько упорно готов добиваться желаемого и сделать что-то, что ему не так просто даётся, нечто ему неприятное, трудное и, с другой стороны, отказаться от привычного и комфортного. Ведь почти все данные для тайной службы у парня действительно были. Опасение вызывало только одно, зато крайне важное качество — верность делу, слову, выбранному пути и способность упорно идти по этому пути. Ведь свернуть ещё ого-го сколько раз захочется.

В общем, Крысолов согласился. Но поставил парню некоторые условия.

— Но,... — хотел было возразить Жар.

— Никаких но, — отрезал путник.

— Ну ладно, я согласен, — подумав, сказал Жар. — По рукам!

Против ожидания даже самого Жара, решение оказалось твёрдым. И он упирался, чтобы выполнить условие. В путешествии он оценил разницу между настоящими друзьями, пусть даже такими вредными, как Альк, и ночным братством, которые друзья только до первой неудачи, а там сдадут тебя с потрохами и сами пришибить помогут, лишь бы их не тронули. И в ночное братство возвращаться он не имел ни малейшего желания. Он хотел и мог доказать своим друзьям, что он кое-чего стоит и может добиться желаемого честным путём.

У Крысолова было много работы, поэтому мужчины пробыли здесь ещё полторы недели. Жар уже почти выздоровел. Ещё хромал, конечно, но ходил, и рана уже затянулась, не кровила и вообще вела себя хорошо.

За прошедшие полторы недели Жар самоотверженно выполнял данное Крысолову и себе обещание. Хотя с симпатичной девушкой, которой он заплатил за занятия с ним, заниматься хотелось совсем другим, а вовсе не изучением и прописыванием всяких крючочков и буковок. Жар принципиально не стал даже пытаться завести близких отношений с ней, потому что как только у них бы срослось, к буковкам бы он вряд ли вернулся. А это было важно. Какая тайная служба без умения прочитать нужный документ или хотя бы отличить секретный и нужный от обычного? А иногда, может статься, и подделать придется. Без этого умения можно обойтись, если только совсем шестёркой работать. Но в роли шестёрки он себя не видел и поэтому упорно страдал без женской ласки и с крючочками. Единственное, что неожиданно немного помогло, так это то, что он в детстве уже пытался учиться читать. Несмотря на то, что прошло много времени, и Жар думал, что напрочь обо всём забыл, оказалось, что забыл не всё. И то, что он когда-то учил, начало всплывать в памяти, облегчая и ускоряя обучение. Поэтому результаты были. Как говорят «процесс пошёл», главное не забросить его снова.

Без воровства тоже удалось обойтись. Правда в притопленном городе, где гуляли беда и смерть, не очень-то и хотелось. Он же не мародер, хотя глаз привычно отмечал, где что плохо лежит и как можно было бы положить это получше. Жар был вполне собой доволен и даже заслуженно горд. Крысолов только улыбнулся в усы, когда на его вопрос об успехах, Жар, излучая эту самую гордость, рассказывал, какой он молодец.

Они с путником решили, что если Рыска через пару дней не вернется, то они предупредят хозяина, и отправятся в Ринстан. И когда ни Рыска, ни Альк так и не приехали, они отправились в путь. Хозяину наказали, что если о них будут спрашивать молодой саврянин или черноволосая девушка, которые с ними жили, он должен сказать им, что Жар уехал в Ринстан, а найти его можно через Крысолова, они знают где.

По пути Крысолов говорил Жару, что когда они приедут в Ринстан, тому надо будет поступить в учебное заведение, вроде школы для начального звена «хорьков». Он рассказал ему то, что знал про эту школу. Например, что там постигали первые азы ремесла не только агенты тайной службы, но и дворцовые стражники, и тсарские охранники и ещё разные близкие к этому направлению специалисты. А потом уже их разбирали по специализациям, отсеивали и отсортировывали в зависимости от способностей. Подробностей он пока не знает, но как приедут, разузнает.

Ладно, — думал Жар, — Там видно будет. На месте разберёмся. Как говорится "Будет день, будет пища". Поэтому, ехал он в столицу с лёгкой душой, предвкушая новую интересную жизнь, и как уже было сказано, вполне был собой доволен.

Так вот и разъехались наши герои по столицам тсарств.

* * *

А Рыска знакомилась с замком и местными порядками, ей тут всё было в новинку. Её проводником и помощником в этом была Миранда. Иногда к ним присоединялась мать Алька. Изредка что-то рассказывал и показывал сам Альк. Та часть замка, в которой они жили, называлась жилая башня. Жилой она называлась потому, что в ней размещались все жилые помещения. В холодное время года отапливалась только она. Сейчас её пока не топили. Во всей жилой башне были очень толстые стены и маленькие окна, темновато, если честно. Исключение составляла только библиотека, у которой кроме окна наружу замка было ещё два, выходящих во внутренний двор. И за счёт этого естественное освещение было лучше.

В особо холодные вечера затапливали камин. Камин располагался на втором этаже в общей зале, которая была центральным местом всей жилой башни и заодно служила столовой. Здесь вся семья собиралась на завтрак и ужин, которые всегда были в одно и то же время. Обед при необходимости разносили по комнатам. Столы заносили только на время трапезы, после сразу выносили. После ужина все члены семьи обычно оставались в общей зале, подсаживались поближе к камину и либо беседовали, либо занимались своими делами. Женщины часто что-нибудь вышивали или читали, мужчины, как правило, негромко разговаривали. Мебели в зале почти не было, только лавки вдоль стен, пара кресел да складные стулья. Хотя была там и диковинка — кресло-качалка. В нём у камина любил расположиться глава семейства. Красоту и особый дух помещения делала не мебель, а большой стенной камин, выложенный глазурованным кафелем и покрытые фресками стены и потолок. Над камином был выложен фамильный герб Хаскилей, тот самый, который был изображён на башне. Только здесь он был выложен кусочками цветного кафеля.

Пол в зале тоже был выложен так, чтобы создавался общий для помещения рисунок. А также гобелены, щедро развешенные по стенам. Рыска, когда первый раз попала в общую залу, засмотрелась и восхитилась этой красотой. Но когда она поделилась своим восхищением с Альком, тот фыркнул и сказал, что гобелены нужны не столько для украшения, сколько для защиты от холода. Но Рыска всё равно каждый раз, когда бывала в зале, на них таращилась, ну интересно же и красиво. Потом Альк рассказал, что на гобеленах изображены сцены из саврянской мифологии. «Все двенадцать подвигов легендарного Герасика, мать специально подбирала», — с гордостью поведал саврянин.

На втором этаже была ещё спальня хозяев замка, кабинет отца, библиотека. А на третьем располагались спальные палаты: Алька, гостевая, где сейчас жила Рыска, ещё одна пустующая гостевая, комната Миры, рядом — Таша и совсем небольшая комнатка нянюшки.

В украшении замка чувствовалась заботливая женская рука. Подобрано всё было со вкусом и изяществом, всё друг с другом сочеталось, создавая в каждом помещении свой стиль, свою атмосферу. В спальных палатах, в которых Рыска бывала, стены были обиты тканью, на Рыскин взгляд, очень дорогой, но во всех палатах узор и цвет ткани был разный. С цветом стен сочетались и цвет балдахина на кровати, подушек и покрывала на ней.

На четвёртом, последнем этаже жила вся остальная прислуга. На первом этаже была кухня, когда Миранда показывала ей замок, то забежала и сюда, показав эту вотчину поваров и их помощников, на самом деле для Рыски это было самое привычное и понятное место, она бы с удовольствием там что-нибудь поделала. Наверное, поэтому Альк сказал, что нечего ей здесь делать, и строго-настрого запретил ей спускаться на кухню и чем-то там помогать. Хотя она и не собиралась. Что ж она не понимает что ли. Ещё ниже были складские помещения, туда Рыска тоже не ходила. Ещё на первом этаже была та самая купальня.

Альк показывал ей и внутренний двор замка. Ничего особенно интересного там не было. Посередине был колодец, из которого слуги таскали воду для нужд замковой жизни. Колодец был очень глубокий, Рыска заметила, как долго слугам приходилось крутить ворот, чтобы вытащить ведро воды. Во дворе были ещё коровники для скаковых коров, помещение для кареты и складские помещения. Рыска не удержалась и проведала их с Альком коров, не забыв посокрушаться про Милку. Уход за ними Рыску удовлетворил, слуги знали своё дело, и коровы выглядели холёными и довольными.

Ещё во дворе были чаны, этакие каменные мешки, для сбора дождевой и талой воды. Оттуда бралась вода для купальни и других технических нужд. Альк ещё что-то рассказывал про качество воды и какие-то фильтры с песком и ещё чем-то. Зачем, она так и не поняла. Странные они какие-то эти мужчины, думают, что это может быть интересно. По поводу купальни, кстати, Рыска разочаровалась. Оказывается, мыться там каждый день было немыслимой роскошью даже для богатого аристократического семейства Хаскилей. Из-за дороговизны дров и экономии воды. Поэтому мылись здесь не чаще раза в неделю или две. Как рассказала Миранда, для обитателей других замков это ещё и очень часто. Да и воду после каждого человека не меняли, доливали пару вёдер горячей и всё. Ну по праздникам могли две заливки сделать. Поэтому Альк с Мирандой с детства привыкли бороться за то, кто первый купальню займёт. Рыска почти с ностальгией вспомнила родную веску, где недалеко от дома была река — купайся хоть каждый день. Да и пару вёдер нагреть не трудно, проблем с дровами не было, лес рядом. Здесь, правда, тоже была река и даже озеро, в километре от замка. Но мыться там благородным господам не пристало, это могли позволить себе только простолюдины. На озеро, кстати, Альк Рыску водил. Показывал прикормленных уток и лебедей. Они с ним птичек тоже покормили. Прогулка Рыске тогда понравилась.

Замок находился на возвышенности, в заселённой долине. Вокруг замка располагались земли с крестьянами, принадлежащие Хаскилям. Заправлял землями и крестьянами управляющий, которого выбрала мать Алька. Контролировала управляющего тоже она. Вообще рука этой изящной женщины чувствовалась в замке всюду. В числе прочего, из окрестных крестьянских хозяйств к господскому столу ежедневно поставляли свежее молоко, фрукты, овощи и зелень всякую. Рыска уже почти привыкла есть эти непонятные салаты. Миранда уговорила Рыску, что это вкусно. Вообще, кормили здесь очень хорошо. Получше и разнообразнее, чем была еда у Сурка, и не сравнить с городскими кормильнями.

Также Альк водил Рыску по галереям замка вне жилой башни, показал места, где любил бывать в детстве.

За пределами жилой башни Рыска мало где бывала, и в основном только с Альком. Единственное помещение, где она бывала довольно часто и которое ей нравилось, это зал для балов, он так и назывался «бальный зал». Там окон было больше, и они сами были крупнее, поэтому днём там было достаточно светло. Там Рыска бывала с Альком. Этот зал молодой видун использовал для тренировок, с которых у него начиналось каждое утро. Девушка, привыкшая рано вставать и активно что-то делать, по утрам маялась без дела. Поэтому она в первое же утро напросилась с ним. Мужчина был не против и даже её пытался привлечь к тренировкам, но Рыска наотрез отказалась, ей, и когда она путницей была, не нравилось мечом махать, а теперь и подавно. Вот понаблюдать за Альком — дело другое. Заодно и поговорить можно. Тренировался он обычно с саблями и выкладывался по полной. Несмотря на то, что Альк сосредоточенно махал саблями, он умудрялся ещё вполне логично и вдумчиво отвечать на Рыскины вопросы.

— А зачем ты сегодня во дворец едешь? — спрашивала девушка.

— Со мной Шарес с Исенарой хотят поговорить, — завершив выпад и крутанув саблями, отвечал Альк.

— Интересно, зачем ты им понадобился? — пополам с удивлением и любопытством спросила чернокосая.

Сабли свистнули, рассекая воздух:

— Я полагаю, они хотят дать нам небольшое поручение.

— И ты догадываешься какое?

— Ну я не могу, конечно, знать, что в головах у наших тсарей, но подозреваю, что, во-первых, они и дальше захотят иметь от нас информацию, потому что мы шляемся туда-сюда по тсарствам и к тому же в нашей небольшой компании есть представители обоих тсарств и… — тут Альк крутанулся на одной ноге на сто восемьдесят градусов, зарубив воображаемого противника сзади, — и, что немаловажно, они нам доверяют. А во-вторых, возможно, захотят ещё послушать моих безответственных советов, — он на мгновение остановился, обернулся к Рыске и улыбнулся.

Потом видун продолжил серию движений, и сабли в его руках превратились в серебристое свистящее облако.

— Ой, Альк, после того как ты так нагло с ними себя вёл, я вообще думала, что они не захотят с нами разговаривать.

— Ты ошибаешься, — говорил Альк продолжая свои выпады. — Они от нас ждали совсем не вежливых ответов, что всё хорошо. Потому что информацию о том, что делается в их тсарствах и как их решения продвигаются, они в основном из ближайшего окружения получают и разнообразных отчётов. Они не могут, как мы, просто попутешествовать и посмотреть, как реально дела обстоят. Поэтому такие, как мы — независимые глаза и уши, им очень важны.

— Но с советами ты всё равно переборщил.

Альк только фыркнул.

На следующий день Альк с ехидцей рассказал Рыске, что он с тсарями в числе прочего говорили про тот указ, который он обещал ей продвинуть. Посмеялся с её реакции. Ещё раз повторил, что тсари не боги, а обычные люди и помощь ценят. И что он не такой уж пустоголовый болтун, как она думает, его мнение и послушать тоже можно.

У Алька были дела и помимо Рыски. Во дворце и не только, хотелось ещё навестить некоторых старых знакомых, вспомнить забытую жизнь в столице. Поэтому у Рыски появлялось свободное время, и, чтобы она не чувствовала себя одинокой и не сильно скучала в его отсутствие, Альк решил выписать девушке учителя по игре на гитаре, пусть порадуется, раз ей так нравится, учителя саврянского языка начального уровня, который заодно научит чтению и письму, и учителя танцев. Альк, конечно, и сам мог научить девушку танцевать, но пусть лучше этим займется профессионал. Учитель танцев должен был научить Рыску прилично танцевать до бала. Но с условием, что её партнёром, и на время обучения тоже, будет он — Альк. Учитель саврянского был нужен, прежде всего, для обучения письму. Печатный текст Рыска с помощью объяснений Алька и подаренной азбуки худо-бедно читала, а вот написанный от руки — вообще никак, а записки обычно пишутся от руки. Мало ли где пригодится записку или расписку прочитать. Для остальных пусть этот учитель называется «учителем изящной словесности» — так симпатичней звучит. То, что Рыска малограмотная весчанская девушка, Альк не то чтобы скрывал… хотя да, скрывал, чего уж там.

Учителем саврянского была молодая саврянка. Рыске она понравилась, и они быстро нашли общий язык. И Алька она полностью устраивала. Занимались они с Рыской в библиотеке. Комната была небольшая, но сплошь уставленная книгами. Учительницу библиотека восхитила, как и Рыску. Учёная саврянка обнаружила там какие-то редкие ценные фолианты. И раз уж она называлась учителем изящной словесности — на самом деле она ей и была, преподавала этот предмет в Брбржистском университете, обучая Рыску грамоте, понемножку знакомила её с известными образцами саврянской и ринтарской литературы. Выбирая в качестве примеров поэзию и прозу небольшие по объёму, но интересные и не очень сложные. Рыска занималась с удовольствием, особо увлекаясь фольклором, но не оставляла при этом без внимания и остальное. В принципе, Рыска впервые начала знакомиться с такой формой литературы, как поэзия, если не считать, конечно, песен. Но те песни, которые пели в веске, это всё-таки другое. А поэзия ей понравилась. Были необычны и не всегда понятны все эти метафоры и ассоциации, но совершенно непонятным образом они брали за душу, будили воображение, рождали чувства и заставляли задумываться о том, что раньше не приходило в голову. К примеру, автор о каких-то пустяках пишет вроде одуванчика у забора и прочих мелочах, а так душевно получается. И с помощью этих мелочей и ещё чего-то непонятного, у автора получается поговорить о чём-то очень важном. В общем, это такое очень сильное колдунство, считала Рыска, почище путничьего дара. Конечно, с поэзией они знакомились на ринтарском, на саврянском для Рыски было сложновато. Упоминались и большие трактаты, Рыска с интересом слушала краткий пересказ их в исполнении молодой саврянки. А в свободное время с удовольствием читала «Сказания и мифы древней Саврии», красочно оформленную с золотым тиснением книгу, которую она обнаружила в библиотеке Хаскилей. И хотя она была на саврянском, Рыска её понимала, лишь в некоторых случаях уточняя у своей учительницы или Алька незнакомые слова и смысл особо трудных оборотов речи.

А вот учителем игры на гитаре был моложавый менестрель. Альк был очень раздосадован, что не удалось найти женщину. Поэтому он предварительно поговорил с менестрелем и в жёсткой форме предупредил, чтобы тот ничего лишнего в отношении ученицы себе не позволял. И даже поприсутствовал на половине первого урока, ревниво наблюдая, всё ли там нормально, убедился, что все ведут себя порядочно и благопристойно, вздохнул и удалился.

Обучение танцам проходило в «бальном зале». К удивлению Рыски, танцевали они не под музыку, а под счёт. У каждого танца он был свой. Как у этих благородных всё запутано! Альк был хорошим партнёром, знающим и умелым. А так как ведёт всегда партнёр, то Рыске, прежде всего, надо было позволять себя вести, угадывая движения и следуя подсказкам партнёра. Когда она в общих чертах выучила рисунок танца, ей стало проще это делать, она расслабилась и начала обращать внимание на детали. А учитель начал её хвалить. И тогда Рыска почувствовала, что танцевать с Альком ей нравится. Он такой сильный, надёжный, уверенный. Тогда в замке «полтора клинка», она этого не чувствовала, потому что была скована страхом и мыслями, что у неё ничего не получится. А сейчас, только в танце можно представить себе шальную мысль, что он её… «не просто друг», только её. И прочувствовать эту мысль... всем телом. Эх, танцевала бы и танцевала.

Молодая учительница иногда задавала Рыске читать вслух, особенно часто стихи. У Рыски получалось это делать с выражением и почти также захватывающе, как рассказывать сказки.

— У тебя настоящий талант чтеца, — восхищённо говорила учительница своей ученице.

И как-то само собой получилось, что Рыска однажды предложила новой подруге Миранде почитать Ташу сказку. Таш тогда раскапризничался, не хотел идти спать, а Рыска предложила, если он пойдёт без капризов, то она почитает ему сказку или какую-нибудь историю. Таш выбрал сказку. И через несколько щепок Миранда вместе с Ташем с огромным интересом внимали сказочнице. Таш был в восторге. На следующий день, точнее вечер, во время посиделок у камина, он начал просить тётю Рыску — почитать. Мира поддержала. Они отсели, чтобы не мешать, и Рыска негромко начала читать, через некоторое время к их небольшому кружку присоединилась мать Алька, а потом и сам Альк. Так и повелось. А потихоньку юная сказочница научилась не только читать саврянские сказки, но и без книжки кое-что рассказывать.

Мать осторожно, но благосклонно присматривалась к молодой ринтарке, не разделяя неприязненного отношения к ней своего мужа. Она очень хотела, чтобы Альк женился — да хоть на ком-нибудь. А Рыска была доброй, милой и нравилась Альку. Да и понянчить внуков тоже хотелось. Конечно, у неё уже был Таш, но и от Алька хотелось. И вообще она просто желала счастья сыну. Она гораздо лучше мужа понимала Алька, его резкий и независимый характер. И была уверена, что с его норовом женитьба для Алька было делом непростым. Попробуй пригладь этого колючего ёжика и сделай так, чтобы он захотел убрать свои иголки. А девушке, похоже, это удалось.

* * *

Так и прошло пять недель. Альк частенько ездил во дворец, где он разговаривал с Исенарой и Шаресом, что-то обсуждал. На вопросы Рыски и отца лишь отшучивался.

Рыска успешно занималась с учителями. И с увлечением сама. Кроме чтения её увлекала игра на гитаре. Кстати, на ставшие традиционными совместные утренние тренировки Алька, девушка часто брала с собой гитару. И пока белокосый тренировался с саблями, девушка тренировалась с гитарой. И против ожидания Алька, получалось у неё очень даже неплохо. У чернокосой сказительницы оказался музыкальный слух, а интерес и желание освоить инструмент никуда не делись, и от трудностей не пропали. Поэтому на оттачивание навыков, она не жалела времени и пальцев, даже слегка забрав его от вышивания.

А вышивала она Альку кошель, на поясе который носят, такие у них многие мужчины носили, она видела. Решила сделать своему белокосому маленький, дружеский подарок. Удобная вещь, туда если не деньги, то разную мелочь можно положить, да хоть даже и крысюка. А то он из-за пазухи вон как за живот Алька цапнул. Материю на кошель и нитки для вышивания девушка попросила у Миры. Изделие она уже раскроила, разрезала, сейчас на одной стороне вышивала рисунок, авось Альку понравится. Старалась делать это незаметно от него, чтоб раньше времени не обрадовался.

Так как хозяйством она больше не занималась, то со всем жаром занималась, вот, всем этим.

А вот к необходимости использовать слуг она так и не привыкла, испытывая неудобство всякий раз, когда они делали за неё то, что она прекрасно могла сделать и сама.

В один из дней Альк сказал Рыске, что завтра во дворце его ждут вместе с ней. Зачем — не знает.

…

Шарес и Исенара приветливо, как со старыми знакомыми, с ними поздоровались. Потом они объяснили Альку с Рыской задание: во время путешествия от одной столицы до другой пусть путешественники займутся информированием населения, там, где посчитают нужным, и заодно проверят работу наместников. Потом были выданы тсарские грамоты, дающие соответствующие полномочия, сделаны уточнения и указания. И когда с этой частью было закончено, Исенара начала говорить на неожиданную для Рыски тему.

— Я считаю, что смешанные браки среди знати укрепят нашу позицию и облегчат воссоединение тсарств, — осторожно начала она.

Но Альк не дал ей развернуть тему, сразу поняв куда тсаревна клонит:

— Да, ваше высочество, Вы, конечно, правы. Но наш с Рыской брак к таким не относится. Ведь Рыска обычная весчанка и к ринтарской знати никак не относится. Поэтому наш с Рыской брак вам мало чем поможет.

Тсарь и Исенара переглянулись, потом она свела на переносице брови и в помещении на время повисло задумчивое молчание, затем Шарес чуть заметно кивнул и Исенара озвучила:

— Ладно, пока не будем торопить события, мы подумаем, что с этим можно сделать.

— Не будем вас задерживать и через пять дней ждём вас на балу, — сказал Шарес.

— Благодарим, это большая честь для нас.

Саврянин и ринтарка откланялись и вышли.

Потом до приезда в замок они ни на минуту не оставались одни. Рыска была какая-то задумчивая. Когда приехали и Альк с Рыской, наконец то, оказались наедине, Рыска спросила.

— Альк! А это они на что намекали, когда о смешанных браках говорили?

Альк широко улыбнулся:

— А это они о том, что ты своим замужеством со мной могла бы поспособствовать успехам саврянско-ринтарской дипломатии и делу успешного объединения и ассимиляции наших тсарств.

Рыска ошалевшими глазами уставилась на Алька.

— Расслабься, это если бы ты была из какого-нибудь знатного ринтарского рода. Правда, при этом и твоего согласия бы не очень спрашивали. Так что тут палка о двух концах. Зато сейчас без твоего согласия никто ничего делать не будет.

Рыске очень захотелось сказать, что она вообще-то согласная, но она не была уверена, что это будет к месту и могут ли приличные девушки позволить себе подобные высказывания. Нет, наверное, но что-то она уже сомневалась, что она приличная. Она уже собралась сжать зубы и промолчать, но почувствовала, что это будет как-то нехорошо, неправильно.

— Альк.

— Да.

— Я давно хотела сказать, но не решалась, да я и сейчас не уверена, что это стоит говорить. Но… — она зажмурила глаза и выпалила. — Я тебя люблю! — и добавила уже тише. — Без всякой дипломатии. Сама по себе.

Несмотря на то, что Альк этого признания ждал, оно всё равно застало его врасплох.

Он шагнул к девушке, обнял её, погладил по волосам и хотел поцеловать, собираясь приласкать, успокоить, и даже — «а ну его этот план!» — сказать, что он её тоже любит. Но тут девушка напряглась, увернулась от поцелуя, отстранилась от его рук и собиралась что-то сказать. Но Альк её опередил, сказав почему-то совсем не то, что собирался, а ехидное: — «Но до свадьбы ни-ни!».

— Кто о чём, а ты, как обычно, об этом! — с обидой выкрикнула Рыска, развернулась и убежала.

Зачем он это сказал, Альк и сам не смог бы объяснить… Характер!

Больше они к этому разговору не возвращались.

* * *

Кшиштофа Хаскиля сейчас больше, чем карьера сына, с этим он как-нибудь разберётся, какие-то подвижки уже есть, беспокоила ринтарская полукровка, которую блудный сын притащил с собой. Тёртый калач в дворцовых интригах, он сразу почувствовал, что Алька связывает с черноволосой девушкой не только долг. А после того, как любимый сын на выданные ему деньги накупил ей одежды и нанял учителей, потратив на неё гораздо больше, чем на себя, это стало особенно очевидно. Вдруг ещё жениться надумает этот оглоухий вредный любитель отстаивать свой выбор, и, как оказалось, любитель молоденьких девушек… Спортит породу, балбес скудоумный! Ринтарцев Кшиштоф Хаскиль недолюбливал несмотря на то, что ему приходилось часто иметь с ними дело. И в делах он относился к ним вполне толерантно, по-деловому. Но дела делами, а чтобы в святая святых — семью- привести, и тем более свою драгоценную фамилию дать! Ни в коем случае! Да ещё и внуки полукровки, фу. И вся чистокровность к Сашию. Это, не говоря, о неблагородном происхождении девушки. Все благородные… ну, достаточно благородные, ринтарские роды он знал наперечёт и ни к оному из них Рыска не принадлежала. Да и с чего бы благородной ринтарке таскаться на корове по трактам и дорогам обеих тсарств, как простой оборванке. Ладно, его сын, а она то что? Не от хорошей жизни увязалась за ним. Нищенка приблудная! Ну может и не нищенка, это он погорячился, но всё равно не ровня она его сыну. Не ровня!

Но после разговора про карьеру посла старший Хаскиль понял, что с сыном об этом разговаривать бесполезно, опять в бутылку полезет, назло всё сделает, ещё и из дому уйдёт, разорвав все связи и спалив за собой мосты. Опыт же есть. Нет, надо через девушку действовать, она наивная глупышка, не знающая интриг. Надо выбрать подходящее время и поговорить с ней, и он уже знал, о чём.

* * *

Когда дела во дворце закончились, у Алька освободилось время, и нужно было кое-что сделать. Милку то, они по пути туда так и не забрали. Рыска уже несколько раз напоминала про неё. Того и гляди сама рванёт за коровой, не дождавшись его. С неё станется. В общем-то затягивать с этим сильно нельзя, а то ещё правда, на мясо пустят, Рыска тогда точно не простит. Уж лучше он сам съездит и заберёт её, пока время есть, как раз до бала успеет. Вот завтра и поедет. А Рыска в это время пусть в замке побудет. Так спокойнее. К тому же, у неё занятия проплачены. Альк вспомнил картину вчерашнего вечера: семья расположилась у камина вокруг Рыски, только отец в стороне. Все, затаив дыхание, слушают, как Рыска читает очередную легенду. Даже отец слушает, хоть и не подаёт виду. Прямо семейная идиллия, да и только. Конечно, ей в замке лучше, её никто не обижает, она вполне вписалась в здешнюю жизнь, сестра ей вообще откровенно рада. А если с ним поедет, так только дольше будет, да вдруг ещё куда-нибудь свалится, ногу подвернёт, перед балом не хотелось бы. Пусть в замке обживается.

Решение было принято, и, не откладывая его в долгий ящик, Альк стал собираться в путь.

Да, нехорошо как-то с тем разговором с Рыской получилось, но извиняться он не собирался. А что она такая обидчивая. И вообще, менять планы он уже передумал. Вот вернётся, потом бал, вот после бала и сделает, и скажет всё, что собирался, поставив все точки над «ё». Дар тревожно ворохнулся в душе, о чём-то предупреждая. Что-то не критичное и неясное, просто не очень хорошее предчувствие возможных неприятностей. Он даже не мог понять. Это про него? Про Рыску? или про кого-то другого? Обычно он на такое плевал, но сейчас решил перестраховаться. Если это про него, то он справится, ерунда. Если это про Рыску, то здесь он предполагал неприятности только от её неожиданных решений и поступков. Главное, чтобы ничего не надумала, пока его не будет. Поэтому, он решил с ней поговорить.

* * *

…

— Не волнуйся, я твою Милку заберу и приеду. У меня одного это быстрее получится. Двух дней не пройдёт. Насчёт тебя я всех предупрежу. К тому же, тебе завтра на примерку платья, — уговаривал Рыску Альк, которая, услышав о Милке, навострилась было с ним.

— А как же я одна на примерку? Я ж в этих платьях ничего не понимаю.

— С Мирой сходишь. А ещё у тебя занятия, и по изящной словесности, и на гитаре.

— Ну, ладно, — подумав, рассудила Рыска, может, так и правда лучше, если Альк настаивает. И вообще, она девушка самостоятельная, ненавязчивая, пару дней может и без Алька прожить. Обида за прошлый разговор всколыхнулась у девушки в душе.

— Езжай! Счастливого пути!

— Рысь, только пообещай мне одну вещь, — Альк внимательно посмотрел в жёлто-зелёные глаза. — Ты ничего неожиданного не будешь предпринимать, пока я не приеду. Хорошо?

— Хорошо, — удивлённо ответила девушка. Она вообще-то и не собиралась.

— Если ты себе вдруг что-то надумаешь, то ты дождёшься меня. Обязательно дождёшься меня. Мы поговорим и уже вместе решим, что делать. Обещаешь?

— Обещаю.

С утра собравшись, Альк всех предупредил, что уезжает по делам на пару дней, а Рыска остаётся пока в замке. Странно, мимоходом отметил Альк, отец даже не пристал с расспросами, куда и зачем он едет. Альк, конечно, не ответил бы, но всё равно это было странно. Но Альк не стал заморачиваться и тут же выкинул это из головы. Он выбрал самую резвую корову, оседлал её и уже сидя на ней, обернулся напоследок на замок и наподдав животинке под рёбра, выехал в открытые уже ворота.

* * *

Выждав две лучины после отъезда сына, Кшиштоф Хаскиль направился в Рыскину комнату.

Рыска в это время задумалась об Альке и своей жизни. В итоге постепенно от Алька перешла к размышлениям о замке и жизни в нём. Она думала о том: «Смогла, а точнее, хотела бы она жить в замке?» Она склонялась к мысли, что нет, не хотела бы. Не её это. Сначала её замок впечатлил и очень понравился. Поразила роскошь, богатое, со вкусом подобранное убранство, отделка помещений. Действительно превосходная купальня … множество приспособлений, и приятных мелочей, о которых Рыска раньше не знала и даже не догадывалась. (например, разные благовония и притирания, щипцы для завивки и многое другое) Очень понравились и посиделки перед камином. Но очень быстро она обратила внимание и на то, что ей не нравилось. Ей сразу бросилась в глаза, что в замке было слегка темновато. В небольшие окна в толстенных стенах попадало не много света, даже в полдень. И воздух там всё время был какой-то спёртый, сырой и промозглый. А уж запах, да кхм, кхм, то же мне, благородные аристократы, «голубая кровь» и эти ночные вазы … А ещё ограничения в возможности принять ванну. Ну да, не было у неё в детстве никакой ванны, но зато была бочка и если работу свою переделала, то мойся хоть каждый день. Не говоря уже о речке, которая не перемерзала даже зимой. И ночных ваз у неё никогда не было, как и запаха от них. В общем были в жизни в замке и свои плюсы, и свои минусы. Да и вообще, она хотела бы быть хозяйкой в своём доме, а то, что замок всегда останется чужой вотчиной, это понятно. Пожалуй, её сердцу был бы милей домик у озера.

Её нехитрые размышления прервал тихий стук в дверь и вкрадчивый голос посла.

— Здравствуйте​, милая девушка! — ласково на саврянском обратился к Рыске отец Алька.

Девушка неожиданно выдернутая из своих мыслей, ещё раз отметила, насколько похожи у них с Альком голоса. Старший Хаскиль производил на неё странное впечатление, к тому же она никак не могла определиться в его отношении к ней.

— Я хотел бы с вами поговорить. Вы же не против?

— Конечно. Я в вашем распоряжении, и внимательно вас слушаю, — вежливо, как её учил Альк, ответила Рыска. Постаравшись не показать сильного удивления от этой внезапной и прямо скажем неожиданной потребности пообщаться с ней у старшего Хаскиля.

— А вы надолго собираетесь у нас задержаться? — начал тот.

Обычный, даже вежливый вопрос, но Рыске послышалось в нём «А не пора ли вам уже сваливать?» или более вежливый вариант «А не загостились ли вы?».

Рыска пожала плечами и ответила в тон:

— У Алька тут ещё какие-то дела, как переделает, так и уедем.

— А Альк разве собирается с вами? — поднял брови посол.

— Да… Собирался, — уже настороженно ответила девушка.

— А зачем? — невинно добил старший Хаскиль.

Девушка сначала опешила. Как это зачем?

— Ну как же… — начала Рыска, уже подумав, может, она как-то неправильно переводит, может, у этого вопроса есть какой-то другой смысл, настолько странным он ей сначала показался.

Потом смутилась, сама задумавшись «А действительно, зачем?». Она просто этого очень хотела и обрадовалась, что не придётся расставаться, а зачем это нужно Альку, она не знала. Как-то даже не подумала. И почему он, собственно, у неё это спрашивает?

— А вы… у него самого и спросите, — попыталась восстановить пошатнувшееся самообладание Рыска. Вспоминая, как Альк учил её разговаривать в сложных ситуациях, не мямлить, не оправдываться и не терять уверенности.

— Милая девушка, да вы не волнуйтесь. Вам не надо меня бояться. Я вам добра желаю. Вам, наверное, трудно говорить на чужом языке, ведь вы его не очень хорошо знаете. Давайте перейдём на ваш родной язык, — добавив мёда в голос, сказал заботливый Хаскиль на ринтарском.

Рыска кивнула.

— Вы ведь любите Алька? Правда? — в лоб спросил старший Хаскиль то, сокровенное, о чём так непросто говорить и с самим Альком, а с его отцом она это вообще не собиралась обсуждать.

Рыска сглотнула вставший в горле ком и, явно волнуясь, и начав теребить в пальцах кончик длинной, только что заплетённой косы, сказала:

— Я не понимаю, а при чём здесь…

Рыска не успела договорить.

— Милая девушка, вы, конечно, юная, симпатичная, славная, и я вас не в чём не упрекаю. Лично мне вы глубоко симпатичны. Вы вполне достойны любви. Поэтому, пожалуйста, не истолкуйте в дурную сторону то, что я вам скажу. Я вижу, вы искренне привязаны к моему сыну. Вы сможете внимательно меня выслушать и правильно понять то, что я собираюсь сказать, — старший Хаскиль сделал паузу, проникновенно глядя в глаза девушке, излучая отеческую заботу и вселенскую любовь.

Рыска настороженно замерла, она не помнила, чтобы он так на неё раньше смотрел, ни одного раза не помнила. Обычно испытующе, изучающе, равнодушно, редко когда улыбался и почти никогда не разговаривал, был вежлив, но не более того. А тут вдруг. К чему бы это?

— Я знаю, вы замечательная девушка и очень много сделали для моего сына, и я вам искренне благодарен. Альк тоже вам чрезвычайно благодарен. А Альк, он же у нас такой… благородный, склонный к самопожертвованию. Вы со мной согласны?

Рыска опять кивнула.

— Вы многое для него сделали, он многим вам обязан. Чувствуя к вам огромную признательность, он хочет вас достойно вознаградить. Возможно, да нет, точно, он считает, что деньги — это слишком мало, чтобы вас отблагодарить, и может захотеть жениться на вас из обострённого чувства долга. Понимаете, только из чувства долга. Он, возможно, думает, что очень красиво и благородно будет на вас жениться. И что после того, что вы вместе пережили, он обязан это сделать. А бросить вызов обществу, это всегда было в его стиле. А то, что это может сломать его жизнь, он не думает.

Кшиштоф Хаскиль вздохнул.

— Поймите, дитя моё, — посол постарался как можно ласковей посмотреть на Рыску. — Вы с Альком совсем не пара. Вы же сами это понимаете? Ведь понимаете?

— Я знаю, что мы не пара. И он мне о таком своём намерении не говорил. Если бы собирался, уже бы давно сказал, — с промелькнувшей обидой в голосе начала отвечать Рыска.

— Дитя моё, вы его просто мало знаете, он может вам и не сказать до последнего момента, сам что-то решив. Он сам из-за неверно понятой порядочности и гипертрофированного чувства долга вас не бросит. Он считает, что честь и достоинство обязывают его жениться на вас. Я вижу, вы честная, добрая девушка, и ваше сердце способно на великодушие, незнакомое многим другим женщинам. Вы же не примете эту жертву?!

Рыска молчала, о чём-то думая.

— Поймите только, милое дитя, — продолжил Хаскиль, — что жизнь ставит иногда нашему сердцу суровые задачи, но их нужно выполнять… Понимаете, Альк — он прямой потомок родовитой саврянской знати, получивший лучшее образование для его круга, ещё до Пристани. У него блестящие перспективы, карьера, положение в обществе. А вы, конечно, милая, добрая, мне лично глубоко симпатичная, но простите великодушно, рискну предположить, что дочь какого-нибудь купца средней руки?

Рыска в ответ неопределённо повела плечом:

— Сейчас я сирота, — тихо ответила Рыска и сжалась, подумав, что она не просто из недостаточно знатной ринтарской семьи купца, а вообще малограмотная весчанка из окраинной, богом забытой вески, батрачка, случайный приплод войны. С которой Альк познакомился только волей случая. И если бы не этот случай и крайняя необходимость, то ведь, даже встретившись, он бы никогда не обратил на неё внимания.

Кшиштоф Хаскиль приблизился к Рыске, взял обе её руки и сказал голосом полным сочувствия:

— Понятно. Бедное дитя! Как я вам сочувствую. Простите, если сделал вам больно.

Рыска ещё раз дёрнула плечом.

— Ничего, — чуть слышно сказала она.

Немного помолчали.

— Но тем более понятны мотивы Алька. Он вас жалеет. Вы сирота — одна во всём мире, столь юная, трогательная. Нормальное инстинктивное желание у мужчины защищать и оберегать, — продолжил Хаскиль своё чёрное дело.

— Но поймите, Вы ему не ровня. Ну какое-то образование вы, конечно, получили, это заметно, но это не сравнится с Альком, вы же понимаете. Вы из разных миров, вы не нашего круга. Разница между ним и вами огромна и непреодолима, вы в этом не виноваты, но это ничего не меняет, — продолжал старший Хаскиль. — К тому же, ваш брак перечеркнёт Альку будущее. Его возможную карьеру, положение в обществе, перспективы. Его дети тоже не смогут иметь ни того положения в обществе, ни перспектив, когда б он женился на ровне.

Отеческая манера разговора, взятая старшим Хаскилем — это было то, чего Рыска была лишена в детстве, но неосознанно хотела — так располагала слушать и слушаться.

— Не поймите меня превратно. Вы, конечно, девушка симпатичная, милая, вполне достойная любви, и на первое время вам этого и воспоминаний о ваших приключениях хватит. Но через какое-то время вам даже не о чем будет разговаривать, у вас разные интересы, образование, мечты, принципы. И ему станет скучно. Вы же даже неспособны его понять. После возраста, когда господствуют страсти, наступает другой возраст, когда человек должен занять серьёзное положение в обществе, должен заслужить уважение. И у моего сына всё это будет, если он не наделает глупостей. А ваш брак всё это разрушит, сломает карьеру, лишит уважения и положения в обществе, уничтожит перспективы. Люди его круга будут его чураться. Он вам, возможно, ничего этого не скажет, но со временем всё это сделает несчастным и его, и вас. Наступит когда-нибудь день упреков и сожаления, будьте уверены, что для вас этот день настанет, и вы оба окажетесь скованными цепью, которую не сумеете порвать. Что вы будете тогда делать? Ваша молодость будет потеряна, будущее моего сына разрушено. И моё сердце тоже будет разорвано оттого, что я знал, чем это кончится, и не смог предостеречь, остановить. В конце концов вы друг друга возненавидите. Вы же этого не хотите? Вы же не хотите сделать вашего любимого несчастным?

Рыске казалось, что он говорит очень искренне, и внезапно стало так обидно, аж слезы защипали глаза, просясь наружу, но она взяла себя в руки.

— А теперь, мадемуазель, я попытаюсь не упреками и угрозами, а просьбами добиться от вас жертвы, превышающей все другие жертвы, которые вы до сих пор приносили моему сыну.

Рыска напряглась при этом предисловии, в предчувствии чего-то ужасного.

— Вы любите Алька, так докажите это ему единственным способом, который вам остаётся: пожертвуйте ради его будущего вашей сегодняшней любовью. Если вы его любите! Если вы хотите ему счастья! Уезжайте! Уезжайте сейчас, не дожидаясь его возвращения! Уехав, он дал вам эту возможность. Я дам вам сто золотых, даже сто пятьдесят. Вы умная, сильная, красивая, вы сможете сами без Алька построить свою жизнь, у вас будет своё дело, свой дом, своя семья, и вы никого не сделаете несчастным. Вы сможете, я в вас верю. Когда вы заведёте свою семью, вы забудете Алька, я уверен.

Рыска давно уже находилась в задумчивости, внимательно слушая отца своего любимого. Девушка про себя молча плакала перед всеми этими доводами. Сейчас в ней боролись две её сущности, как бы споря друг с другом: одна, самоедская, склонная к самопожертвованию, соглашалась с отцом Алька, со всеми этими доводами, которые она сама себе часто приводила и которые в устах его отца получали еще большую определенность; другая, осторожная и практичная, говорила о том, что правильней будет сначала поговорить с Альком и с ним вместе всё решить. Тем более она обещала Альку до его приезда ничего не предпринимать. И это последнее оказалось решающим. То, что его отец ей сказал, и то, чего он не знал, как бы она ни оправдывалась, — справедливо. И её происхождение не даёт ей права мечтать о семейном счастье с Альком. Но уехать сейчас?! Вот так?! Не увидевшись, не поговорив, не попрощавшись. Взять деньги и позорно бежать, как вор какой-то. Наплевав на обещание, да и на него самого. Нет, она не готова это сделать. Неправильно это! Острота момента обостряла чувства. И всё воспринималось немного не так, как в спокойной обстановке. И, как ни странно, обещание, данное Альку, не без труда, но заставило умолкнуть возражения другой стороны. И после продолжительного молчания Рыска выдала:

— Может, вы и правы, но я обещала Альку его дождаться. Я считаю неправильным как вор убегать от него, не попрощавшись. Он вернётся, тогда я ему всё скажу и уеду.

Но этот вариант Кшиштофа Хаскиля совсем не устраивал. Как только Альк узнает о подобном разговоре, ещё и произошедшем за его спиной, тут даже видуном быть не надо, понятно, что психанёт и опять уйдёт из дома, ищи его тогда, а своё дурное дело таки сделает, из принципа, чтоб отцу досадить.

— Ах, милая девушка, видите ли, дело в том, что с Альком нельзя разговаривать на эту тему. Ему вообще не надо знать о нашем разговоре. Когда что-то говоришь ему поперёк того, что он задумал, он будет настаивать из чистого упрямства. Он хочет, чтобы всё было по его. Он любит, чтобы его решение было только его решением, и не выносит никакого давления. Доводы разума тут бессильны. Это только разозлит его и ещё больше заведёт, и разожжёт желание сделать именно так, как не надо, из принципа. А когда он увидит, что вас нет, он, конечно, удивится, разозлится, попытается найти, а потом поймёт, что так лучше, и будет строить свою жизнь, с людьми своего круга. А если вы останетесь, то он будет тащить этот крест до конца жизни. Уезжайте! Сделайте это ради него. Вы же хотите ему счастья?

— Да, то есть нет, — ответила Рыска со свойственным ей упрямством. — В смысле счастья ему хочу, но не уеду. — Вопрос был для неё решённым, по крайней мере, вот прямо сейчас она никуда не поедет. И рукой махнула резко и коротко, как бы перечёркивая. — Пока я не поговорю с Альком, я никуда не уеду. Я обещала Альку ничего не предпринимать без него, и я его дождусь! К тому же, я думаю, что вы ошибаетесь по поводу его намерений в отношении меня. О таком важном решении он бы обязательно мне сказал, не вижу причин, помешавших бы ему это сделать.

— Вы ошибаетесь. Он на вас смотрит не просто как на друга, со стороны виднее.

Рыска только упрямо мотнула головой.

«Вот же, упрямая ослица!» — с досадой подумал старший Хаскиль. Но сказал, естественно, совсем другое:

— Вы молоды, красивы, жизнь вас утешит. У вас благородное сердце, и воспоминание о хорошем поступке поддержит вас в трудную минуту.

Но Рыска уже приняла решение, и те, кто её знал, поняли бы, что спорить бесполезно.

Они ещё немного поспорили, но Хаскиль видел, что проигрывает. И, наверное, от отчаяния посол решил попробовать подключить ещё финансовый аргумент. И тут же понял, что это было его ошибкой.

Рыска, оскорблённо дёрнув носом, заявила:

— Можете вообще ничего не платить, я за златы друзей не продаю!

Кшиштоф понял, что этот раунд он проиграл, ему оставалось только ретироваться с минимальными потерями.

— Я был искренен с вами. Могу я надеяться, что вы выполните мою просьбу? Ничего не говорите Альку о нашем разговоре. И вообще в силу того, что я говорил до этого, не стоит заводить разговоры на эту тему.

Кшиштоф взял с Рыски слово ничего не говорить Альку об их разговоре. А также уговорил её, что не надо говорить с Альком на эту тему, а просто надо самой обо всём ещё раз подумать. На том и разошлись.

И вроде всё у неё получилось, ей удалось выстоять в этом нелёгком споре. Она не поддалась на уговоры старшего Хаскиля, вот только не было у неё уверенности, что она поступила правильно. Вроде всё осталось по-прежнему, она ждёт Алька и, как и обещала, ничего ему о разговоре не расскажет, как будто и не было ничего, их планы не изменились, но… Что-то неуловимо изменилось после этого разговора, и их отношения уже не могли остаться прежними.

Альк вернулся с Милкой через два с половиной дня, как и обещал. И был нимало удивлён произошедшими в Рыске переменами.

Рыске эти дни дались непросто. Нет, её никто не обижал. Но для того, чтобы она почувствовала себя здесь чужой, и вообще лишней, этого и не нужно было. В день разговора она даже не хотела идти на ужин, но Миранда с Ташем уговорили её спуститься. Скучно бы было без ежевечерних сказок. А потом она уже традицию не стала нарушать. И вообще, сделав над собой усилие, постаралась вести себя как обычно, по крайней мере ей так казалось.

На старшего Хаскиля она, всё же, старалась не смотреть. Но холодок отчуждения пробежал не только между ней и Кшиштофом. Не заметил этого разве что Таш. В принципе, отношение к Миранде осталось тем же, и Рыска думала, что ведёт себя как и раньше. На следующий день они вместе ездили на примерку платья. Всё было мило и даже весело, но когда разговор заходил про Алька, Рыска напрягалась, и начинала отвечать сухо и односложно и вообще старалась уйти от этой темы.

Единственный, с кем поделилась черноволосая девушка переполнявшими её эмоциями и чувствами, не стесняясь и не боясь сказать лишнее, был крыс, глядящий на неё своими чёрными бусинками глаз.

— Послушай, Аль, — проникновенно говорила Рыска грызуну, имя которого, конечно, было дурацким, но другого не придумалось. — Я не знаю, что мне делать. Это всё какой-то безумный фарс. Я люблю твоего хозяина. Очень люблю. Но это же ничего не значит.

Так как Рыска уже имела опыт общения с этим крысом, когда в его теле был Альк, то и теперь разговор с крысой не вызывал стойкого ощущения сумасшествия и не вызывал отторжения, хотя тот, конечно же, молчал. Но сейчас ей и надо было именно это.

— Я понимаю, мы с твоим хозяином не пара. И я не должна показывать ему свои чувства, — девушка смахнула с глаза готовящуюся набежать слезу и с досадой продолжила. — Всё, никаких глупых признаний! — вспомнив своё признание во дворце, Рыска продолжила свою тираду. — Он не может любить меня. Нет, нет, нет! Даже не переубеждай. Он не может полюбить такую, как я. Мы слишком разные. Кто он и кто я? Мы из разных миров. Да я даже и не надеюсь… Совсем… Что ж, я не понимаю?! — остановившимися глазами глядя на край кровати, Рыска грустно прошептала, — Не должен.

— Но Альк, он такой… — глаза Рыски затуманились. — Эх, ничего-то ты не понимаешь! — через некоторое время с досадой бросила девушка. — Было бы так здорово, если бы мы могли быть вместе, если бы мы были парой. Моё сердце разорвалось бы от счастья. Тьфу! Откуда взялась эта фраза? С уроков изящной словесности, не иначе. Какая-то она гладкая и напыщенная, не жизненная. Фу! Невозможная, как и моя дурацкая мечта. И вообще, я запуталась. Я чувствую себя такой глупой… Иногда… Вот как сейчас! — Она всхлипнула.

— Но всё равно, я точно знаю, что он не может, и поэтому мы не должны! Вот! Понимаешь, Аль?! — Рыска испытующе посмотрела на крысюка. — А твой хозяин, вот, ничего не понимает! Для него всё дурацкие подколки и хиханьки. Поиграть в глупую весчанку и неотразимого Хаскиля. Правильно его папочка говорит. Ему это не надо, совсем. Потому что я ему не нужна! У-у-у-у!

Рыска слегка всплакнула от обиды и несправедливости жизни.

Успокоившись, девушка продолжила убеждать крыса.

— Понимаешь, Аль, мне не нужен брак с ним как подачка, из жалости и благородства. Я слишком его люблю, чтобы принять подобную жертву. Я не хочу мешать его жизни. И без настоящих чувств с обеих сторон ничего хорошего не получится. — Затем девушка с надеждой посмотрела на крыса. — Но ведь его отец ошибается?! Альк не собирается делать мне предложение! Всё это глупости! Глупые страхи аристократического семейства. А значит, какое-то время я смогу быть вместе с ним, путешествуя рядом и не боясь испортить ему жизнь.

Она ещё немного поговорила, поведав крысу со всей откровенностью, что она думает о его хозяине и её с ним отношениях. После этого девушке стало легче, и она даже как будто чуть лучше разобралась в себе и укрепилась в своих решениях.

Занятия с учителями ей нравились, в том числе и потому, что заставляли собраться и отвлечься от мучивших её неприятных мыслей. А когда она, одна, без менестреля, тренькала на гитаре, подбирая подходящую под настроение мелодию, это тоже странным образом благотворно действовало на её душевное состояние и примиряло с действительностью.

В общем, к приезду Алька она уже успокоилась, приняв решение, перестав надеяться на невозможное и, как ей доходчиво объяснили, столь вредное для её любимого. Только линию поведения к изменившимся условиям она ещё не чётко выработала. И это её несколько нервировало.

Алька она встретила радостно, но сдержанно. Ему показалось даже, что корове своей она больше обрадовалась. По крайней мере с ней она была более мила и непосредственна.

На следующий день после возвращения Алька, впервые за всё время пребывания в замке, девушка завела с ним разговор о том, когда они уже отсюда уедут. И что, если он не хочет, она может и одна уехать. Альк ответил, что уедут они после бала либо на следующий день, либо через несколько в зависимости от обстоятельств. И чтобы она глупостями голову не забивала. Вместе приехали, вместе и уедут. Альк недоумевал, почему девушка ни с того ни с сего вдруг изменила свое поведение и даже отношение к нему. Мотивы и причины этого остались для него неведомы. Дар он не применял принципиально. Считалось последним делом вмешиваться им в любовные разборки. Ну не может же он, в самом деле, отслеживать каждую мысль, пришедшую в эту дурную весчанскую голову! На все расспросы Рыска отвечала, что ничего не произошло и всё хорошо. В общем, дело ясное, что дело тёмное. Надо было бы всё-таки выяснить, что там в этой симпатичной чернявой голове делается, но он не стал. Как-то не до этого было, надо готовиться к балу, времени оставалось не много. И Альк рассудил, что это просто глупые бабские капризы, не логичные и ничем не обоснованные. И не пристало ему, мужчине, в этом ковыряться. Да и Рыска не совсем последовательно себя вела, сбиваясь то и дело на обычное поведение. В общем её лихорадило. «Скорее всего, просто волнуется перед балом», — решил Альк.

Придворный бал по такому торжественному случаю всё же отличался от частного бала в замке «полтора клинка», и подготовка к нему заняла больше времени и сил. Распорядители бала сообщили, что их пара включена в состав открывающих бал. А это означало, что они вместе с его величеством и её высочеством и десятком других пар должны были танцевать первые три танца. Конечно, эти танцы Рыска, а тем более Альк, знали и танцевать умели, но тут особый случай. Там у каждой пары было своё место и всё должно было быть чётко, в такт и без сучка, без задоринки. Не должно быть никаких задержек и недоразумений, чтобы не сбить чёткий рисунок танца. Поэтому возобновились занятия танцами, на этот раз с тем учителем, которого прислали распорядители.

Один раз они даже съездили во дворец, чтобы отрепетировать этот кусочек с другими парами, без коронованных особ, разумеется. Чтобы никто не растерялся и все чётко знали, что должны делать. Для Рыски, наверное, это было особенно нужно.

Другие пары были, в основном, представлены юными отпрысками знатных родов Саврии. Альк некоторых из них узнал, он был знаком с ними в той, другой жизни. Об остальных тоже, наверное, знал, и может даже был знаком, но слишком много лет прошло, с тех пор они все сильно изменились. Было ещё две пары ринтарской знати. Но несмотря на то, что большинство присутствующих Альк не опознал, он всё равно чувствовал себя здесь уверенно, как рыба в воде, ведь подобные мероприятия были знакомы ему с детства. В отличии от Рыски, которой всё было в диковинку. Репетиция прошла без проблем и закончилась довольно быстро. Распорядители остались довольны.

В то немногое время, которое осталось до бала, Рыску ждало ещё одно не очень приятное для неё времяпровождение. Альк возобновил с ней занятия этикетом. Что и в каких случаях положено говорить, что и как делать. Рыска со свойственной ей прилежностью и терпением, хотя даже без намёка на удовольствие осваивала основы этикета.

Кроме всего прочего Альк занялся ещё одним щекотливым, но важным делом, которое оттягивать было уже нельзя. Он напомнил отцу про сто златых долга и в связи с тем, что тот изначально обещал ему их выдать, намекнул, что уже пора. Кшиштоф заготовленные уже деньги дал, но постарался поинтересоваться дальнейшими планами Алька на черноволосую девушку. Но в этом сильно не преуспел. Посол пока наседать не стал, опасаясь противодействия со стороны своего бешеного сына.

Альк передал драгоценный мешочек Рыске. Та неуверенно попыталась благородно отбрыкнуться, заведя старую песню, что «Ты не обязан», «Я это не из-за денег», но потом взяла.

* * *

Бал

Вот и настал день помолвки Исенары и Шареса. С утра коронованные особы вместе с приглашёнными, в числе которых были Альк с отцом и Миранда, поехали на церемонию в молельню. Альк и Рыску туда пытался взять, но девушка упёрлась как молодой баран, ничего не объясняя, и отказалась ехать. Хотя ей было интересно, но там всё время пришлось бы быть со старшим Хаскилем, от которого Рыска ощущала осуждение и неодобрение, отчего ей было почти физически плохо. Хоть они оба пытались вести себя как ни в чём не бывало, будто того разговора и не было, Рыску это сильно изматывало. Кшиштофу Хаскилю-то не привыкать, а Рыске, девушке не искушенной в интригах, и вообще, далёкой от них, это давалось тяжело.

Миранда на церемонии венчания была с отцом и братом, а вот на бал ей ехать не полагалось, считалось неприличным замужней даме по балам шастать без мужа. А муж в отъезде уже как третий месяц пошёл. Он, успешно делавший карьеру военный, по делам службы отбыл со своей частью на границу. Рыска, вот так невзначай сталкиваясь с обычаями этой страны, замечала, что в Саврии на поведение женщин накладывается больше ограничений, чем у них в Ринтаре. Хотя, конечно, знатоком этикета ринтарской знати она не была.

* * *

Мать Алька — Анжи Дэвисон-Хаскиль, державшая в своих изящных маленьких ручках бразды правления замком, также считала себя ответственной за уют и эмоциональный климат как в замке, так и в семье. А в данном случае это касалось её горячо любимого сына, который внезапно появился в их родовом гнезде, когда она уже почти потеряла надежду. После того как он сбежал в чужеземную Пристань, и потом, когда они получили от её отца известие о превращении его в крыса и уже третий месяц оплакивали его, возвращение блудного сына было как манна небесная. Счастье, в которое трудно было поверить и всеми силами хотелось удержать. Появился он, надо сказать, не один, а с девушкой, чему Анжи была чрезвычайно рада, совершенно не поддерживая ворчание и неприятие девушки со стороны своего мужа.

"Кшиш не прав", — думала она. — "Он совсем не понимает сына. Да такую девушку, которая вытерпела бы Алька больше недели, ещё поискать. А уж если при этом она та, с которой он хотел бы общаться и заботиться о ней, то это вообще на вес золота".

И Анжи старалась, чтобы гостье у них было хорошо.

Анжи тоже вместе со всеми могла поехать и на церемонию, и на бал, ей по статусу полагалось, но, в отличие от мужа, не была обязана это делать. Изначально она на бал не собиралась, не те года, чтобы это было сильно интересно, но потом решила поехать. А что? Вспомнят с мужем молодость, станцуют пару-тройку танцев, и, что ещё важнее, отвлечёт мужа от сына с его девушкой, пусть молодые развлекутся, получат удовольствие и побудут без этого навязчивого, совсем не дружелюбного внимания со стороны её мужа. Она знала каким разным мог быть её Кшишек, как сногсшибательно обаятельным, так и докучливо неприятным. И в данном случае мог всё испортить. А так она его отвлечёт. Может, у детей всё и срастётся.

На помолвку же, наоборот, Анжи сначала собиралась, но потом передумала, когда узнала, что черноволосая девушка Алька со странным именем Рыска неожиданно, без объяснения причин отказалась ехать. Вообще в последнее время с молодой ринтаркой происходило что-то непонятное. По-видимому, произошло что-то крайне неприятное для девушки, хотя Анжи и не знала — что. И Анжи решила, что девчушке нужна поддержка. А пока никого нет, стоит с ней поговорить. Конечно же, она не хотела пугать девушку серьёзными разговорами, просто поддержать, подбодрить, показать доброе отношение, может быть, узнать, что её беспокоит.

С такими мыслями Анжи пошла в комнату к Рыске. Но её ждало разочарование, задушевной беседы не получилось, девушка при попытке поговорить насторожилась и ушла в глухую оборону. Выдавая предельно вежливые и формальные ответы. Анжи не знала, что после Кшиштофа, с его разговором, все разговоры с семьёй Хаскилей воспринимались Рыской в штыки, особенно, если речь заходила об возможных отношениях с Альком, вызывая желание ответить довольно резко, что-то типа «Да нет между нами ничего! И не собирается он на мне жениться!» и ещё «Уеду скоро. Не волнуйтесь». Каким-то образом мать семейства почувствовала настрой Рыски, её нежелание общаться и откровенничать. Было видно, что девушка хочет остаться сейчас одна, однако не в характере Анжи было так просто отступать.

Она предложила девушке помощь в сборах, чтобы, когда Альк приедет, Рыска была уже одета и готова к поездке. Анжи могла помочь надеть платье, затянуть корсет, причесать и уложить волосы, то, что девушка сама сделать бы не смогла. А также она попросила, чтобы девушка помогла собраться ей. И если от первого Рыска сгоряча могла отказаться, то от второго, насколько она поняла характер девушки — вряд ли.

К приезду Алька девушка была полностью собрана, смоляные волосы были уложены в красивую и элегантную причёску, корсет затянут — ровно настолько, чтобы платье сидело как надо и дыхание не было сильно затруднено. В заключение Анжи принесла резную шкатулочку, в которой оказались драгоценности: серьги, подвески, цепочки, ожерелья. Она выбрала из этого добра небольшую изящную подвеску с зелёным камушком на тонкой золотой цепочке и надела Рыске на шею. Рыска смутилась и сказала, что не надо, что и так всё хорошо. Но Анжи, спокойно и уверенно заметив, что эта подвеска очень подходит к глазам девушки, не дала её снять. Ещё и посокрушавшись, что уши у Рыски не проколоты, а сейчас, перед балом, прокалывать уже, не стоит.

Потом с помощью служанки и Рыски стала собираться сама. Помощь Рыски заключалась в основном в том, что Анжи спрашивала у неё совета, какое платье лучше надеть, какие туфли и украшения больше подходят к этому платью. А также в непринуждённых женских разговорах ни о чём. Которые, тем не менее, своё дело сделали, девушка расслабилась и перестала выглядеть как испуганный зверёк.

Бал должен был начаться ближе к вечеру. После помолвки в молельне брат с сестрой вернулись в замок, а Кшиштоф уехал сразу во дворец. Поэтому из замка на бал ехать должны были Альк с Рыской и Анжи. Приехав домой, Альк приятно удивился, неожиданно обнаружив Рыску уже одетой, причёсанной и полностью готовой к поездке. Даже без объяснений девушки он понял, кто помог ей это сделать, и, естественно, его это порадовало. Увидев мать, Альк благодарно улыбнулся ей, слегка небрежно сказав: «Спасибо. Не ожидал».

Основательно оглядев девушку со всех сторон, он не нашёл к чему придраться. Перед ним стояла черноволосая красавица с жёлто-зелёными глазами. Платье сидело на ней идеально. Волосы красиво собраны наверх. Тонкую изящную шею украшала небольшая подвеска, невероятно эффектно оттеняя её глаза и сочетаясь с платьем. И вообще, всё было подобрано к месту и со вкусом. При взгляде на неё невольно замечаешь красоту девушки, а не платья, которое ее лишь подчеркивало. Да, эта черноволосая девушка на сегодняшнем вечере обратит на себя внимание, и дело даже не в том, что она ринтарская полукровка. Праздник устроен, в основном, для саврянской знати, хотя небольшая примесь ринтарской аристократии тоже будет. Ведь не зря же на прошлом балу в замке «Полтора клинка» именно на неё пал выбор хозяина, хотя тогда Рыска изо всех сил старалась не обращать на себя внимание. В этот раз тоже, наверное, не обойдётся без мужского внимания к чернявой красавице, подумал Альк. Глядя на Рыску, он подумал, что, скорее всего, придётся отбивать от неё кавалеров. А ещё он знал, что за этой безупречно красивой, несколько экзотической внешностью есть ещё более прекрасное внутреннее содержание, с которым он уже намучился по самые уши.

* * *

Против Рыскиного ожидания, на балу ей понравилось. Там было умопомрачительно красиво, очень помпезно и вообще роскошно. Альк от всего этого только воротил свой благородный нос, он не любил помпезность и нарочитую роскошь, но Рыска его в этом не поддерживала, смотря на всё удивлённо-восторженными глазами.

Это был второй бал, на котором девушка присутствовала, но, несмотря на определённое сходство и одинаковый, обязательный для подобных мероприятий антураж, разница на самом деле была огромна. Прежде всего она заключалась в том, как Рыска себя ощущала, она уже не чувствовала себя преступницей, незаконно находящейся здесь, под чужой личиной, которую могут в любой момент взять за шкирку и выкинуть с позором, если не хуже. А наоборот, теперь она была тут совершенно законно, по личному приглашению виновников торжества, коими были коронованные особы. Кроме этого она была ещё и неотъемлемой частью совершающегося здесь действа. Они же вместе с Исенарой и Шаресом и другими парами открывают бал. Ей уже само это нравилось, всё-таки она в душе всегда оставалась законопослушной девочкой, и все эти противоправные действия совершались исключительно по крайней необходимости, а не из любви к приключениям. А кроме этого сейчас она была гораздо лучше подготовлена к происходящему здесь действию. Она могла и на этот раз хотела танцевать. Могла и поговорить. Даже на саврянском она могла сейчас сказать в десятки раз больше, чем тогда на родном ринтарском. Также она знала, как себя держать и что положено делать. А ещё у неё был совершенно шикарный кавалер. И на этот вечер Альк был безусловно её, что бы она ни решила на будущее, и что бы там Кшиштофер Хаскиль ни говорил.

Её посетило отличное настроение, чуть ли не первый раз за последнее время. И она собиралась сохранить его сегодня. Она так хотела и решила. Да и Альк вроде намекал, что хочет провести этот вечер с ней. Это всего лишь бал, никого ни к чему не обязывающий. И она собиралась хорошенько на нём потанцевать.

Они вошли в празднично украшенный, уже знакомый Рыске бальный зал с зеркалами и колоннами, он был ярко освещён множеством свечей, свет от которых отражался и множился в зеркалах. Придворные музыканты были в любой момент готовы начать играть свои вальсы и котильоны. Рыска с Альком подошли к положенному им в первом танце месту и остановились неподалёку. Незаметно Рыска любовалась своим спутником. Она непроизвольно замечала повышенное внимание к их паре, ловя заинтересованные и оценивающие взгляды, целиком и полностью относя их на счёт кавалера. Рыска считала, что он был и правда хорош, и то, как изящно, аристократично сидел на нём костюм, и как он двигался, его уверенность, граничащая, но не переходящая в наглую самоуверенность, исходившая от него сила и достоинство завораживали. По пути Альк со многими здоровался, вежливо и слегка небрежно наклоняя голову.

Вот по залу прошёлся звук, как шум набежавшей на берег морской волны, негромкий, как шёпот, но обращающий на себя внимание, быстро набирающий силу, а потом опадающий и затихающий. После того как пробежавший шум затих, все оказались смотрящими в одну сторону. Туда же посмотрела и Рыска. Появились Исенара и Шарес. Распорядитель объявил о начале бала и о том, что послужило поводом для него. Исенара поприветствовала и поблагодарила собравшихся. Музыканты ударили смычками по струнам и приложили к губам флейты и валторны. Пошёл проигрыш к первому танцу. Альк подтолкнул чуть зазевавшуюся Рыску к их месту. Они встали на начало танца. И ... бал начался!

Первый танец был совсем не трудный и довольно скучный, они как бы красиво ходили в такт музыке, разворачиваясь и слегка приседая, при этом плавно размахивая руками по сторонам, как будто здороваясь. Это был такой танец-приветствие. Во время него Рыска даже успела заскучать. Зато уже второй танец не обманул ожиданий, закружил в бешеном вихре по залу, заставив сердце лететь куда-то и биться под счёт «раз, два, три — раз, два, три», пытаясь выскочить из тесной грудной клетки. Это был один из любимых Рыскиных танцев. Потом небольшой перерыв и ещё один танец, завершающий открытие, не такой стремительный, как вальс, но тоже приятный. По его окончании Альк повёл Рыску к креслам, отдохнуть и перекусить.

Оставив ненадолго Рыску сидеть одну, Альк пошёл к огромному столу с всевозможными диковинными закусками. Когда он вернулся с бокалом красного вина и каким-то кушаньем, наколотым на деревянную палочку, для Рыски, то застал около неё наглого юнца, который даже успел галантно сделать даме полагающийся в таких случаях комплимент и начал произносить приглашение на танец. Рыска смотрела на Алька просительно и немного затравленно, внутренне моля о помощи, — «Альк, помоги от него избавиться!» — не имея пока опыта вежливого, но категорического отказа кавалеру, опасаясь, что-то сделать не так. Альк взгляд понял и против обыкновения решил помочь. Поэтому наглому кавалеру ответ прилетел от самого Хаскиля, заместо Рыски. И хотя Рыске результат (то, как быстро и без вопросов нежеланный кавалер ретировался) понравился, но от того, как Альк это сделал, стало немного неудобно, слегка порозовели уши, и почему-то жутко захотелось спросить про этикет, которым Альк её немилосердно мучил и до приезда в замок, и совсем недавно, и который она, скрипя зубами освоила. Потому что, то, что она сейчас услышала, было, на её взгляд, от него, от этикета этого, весьма далеко.

Пока Рыска пробовала свою закуску, Альк сходил-таки себе за вином, подозрительно быстро вернувшись.

— Ну, с первым официальным балом тебя, Рыска Приболотная! — с неизменным сарказмом в голосе произнёс тост Альк.

Они выпили вино. От него в груди у Рыски разлилось приятное тепло, и все неприятности и опасения, и так оттеснённые сейчас на второй план, стали вообще неважны.

Потом музыканты перестали играть, сделав перерыв в танцах, и Исенара с помощью распорядителей объявила, что свадьба состоится через месяц в Ринстане. Приглашённым раздали письменные приглашения. Альк и Рыска получили три — на себя и на Жара.

После перерыва танцы возобновились. Придворные музыканты играли изумительно. Да вообще, черноволосой девушке нравилось всё! В груди по-прежнему была приятная теплота — от вина ли или от чего ещё, Рыска не знала и разбираться не хотела. Танцы пошли один за другим. Был там и чардаш, и смешной котильон. После обязательного открытия участие в танцах было свободным, кто хочет танцует, кто хочет, угощается, беседует, прогуливается на балконе, в общем, отдыхают, как кому интересно. Вина, кстати, Альк позволил ей выпить совсем немного — только тот первый бокал, проявив, так сказать, заботу. Сказав, что на следующий день Рыска ему нужна свежая и отдохнувшая, а не с больной головой. Сам он тоже не стал напиваться. Рыска, правда, подобную заботу не оценила и аж оскорбилась. Она вообще-то, и сама не собиралась много пить. За кого он её принимает? Но долго она не обижалась. Вскоре её накрыло уже знакомое колдовское ощущение от танцев, когда музыка подхватывает и несёт тебя в нежных и умелых руках любимого мужчины и, что самое приятное, это соответствует всем правилам приличия.

Опробовав здешние угощения, Рыска поняла, что готовит она лучше, и эта мысль ей была приятна, но для общего развития она перепробовала большое количество закусок. Также были они и на балконе, дышали ночной свежестью и любовались звёздами. Точнее Рыска любовались, а Альк всё вокруг ехидно комментировал. В общем, вечер удался.

Что интересно, Рыска с Альком за время бала ни разу не пересеклись с Кшиштофом Хаскилем, чему девушка была несказанно рада. В этом не было ничего сверхъестественного и благодарить за это надо было исключительно Анжи. Они с мужем немного потанцевали, вспомнив молодость, а потом она увела своего Кшишека в соседнюю небольшую комнату с диваном и креслами, где отдыхали и беседовали не энергичные и пышущие здоровьем юнцы, у которых на уме только танцульки всю ночь, а умудрённые сединами и опытом мужи. Разговоры о политике и предстоящих нововведениях Кшиштофа заинтересовали куда больше танцев. А Анжи зорко следила, чтобы муж оттуда без неё не выходил.

Конечно, Рыску пытались пригласить танцевать и другие мужчины, но сейчас все мужчины, кроме Алька, с их непонятными желаниями были совсем некстати и, надо сказать, даже раздражали. И Рыска совершено беззастенчивым образом была рада, что остальных незадачливых кавалеров постигла та же незавидная участь, что и первого. Правда вместо Алька Рыске самой пришлось это делать, но она справилась и переняла у Алька эстафету, отказывая, в отличии от Хаскиля, вежливо, но твёрдо. С каждым разом у неё получалось всё лучше и лучше. Последние даже не успевали произнести до конца заготовленный для черноволосой красавицы комплимент, когда их отсекали на дальних подступах. Через какое-то время эти навязчивые попытки молодых людей прекратились. И Рыска была этому очень рада.

* * *

Вернулась Рыска ужасно уставшая, но столь же довольная. Альк проводил девушку до её комнаты и на миг задержался, вроде собираясь ей что-то сказать, но потом передумал, пожелал спокойной ночи и ушёл. И пусть потом всё будет как будет, но этот день не стоит омрачать грустными, хоть и правильными мыслями, пусть в памяти он останется таким… счастливым, подумала Рыска.

Служанка помогла девушке раздеться. Рыска умылась и, как только её голова коснулась подушки, провалилась в сон.

Альк же, напротив, был чем-то озабочен и задумчив. И долго не мог уснуть.

* * *

Набор в «Школу», в которой собрался обучаться Жар, начинался через три дня. В принципе, он был уже готов к поступлению, оставалось только закрепить навыки письма и чтения. Основы грамоты он освоил, надо было только отшлифовать. После приезда Жару опять пришлось нанимать репетитора, дабы подготовиться к тестированию на грамотность, там проверялось умение читать и писать. К тому, что агент тайной службы хоть сколько-нибудь профессиональный, должен быть грамотный, добавлялось и то, что по теоретическим предметам в «Школе» обязательно придётся что-то писать, и тогда будет не до того, чтобы вспоминать, какая буковка как пишется, нужно будет обладать уже готовым навыком.

Добрались до Ринстана они с Крысоловом довольно быстро. У путника была квартира в столице, недалеко от Пристани, и он предложил Жару пока остановиться у него. Жар, естественно, отказываться не стал. Также Крысолов разузнал интересующую парня информацию. После подробных расспросов Жар выяснил следующее.

В тайную службу можно было попасть разными путями. Но через Учебку — самый надёжный, да и навыки там давали неплохие. Вообще у Учебки было своё официальное название, кажется, что-то вроде «Школы для освоения боевых навыков стражниками», но за ней прочно закрепилось и получило распространение бытовое название — "Учебка" или просто "Школа". В Учебке был набор примерно раз в год. Период обучения — семь месяцев. Набор — двести человек. Живут в казармах, на полном казённом обеспечении. Им повезло, что новый набор должен был начаться вот-вот.

Собственно, набирали и обучали там не только тайно-стражников, а в основном просто стражников — дворцовых, городских и в охрану тсаря, ну и там ещё по мелочи. Школа появилась не так давно, всего-то года три назад. И вначале это было что-то вроде тренировочной базы для повышения квалификации, через которую прогнали стражников из дворца, тсарскую охрану и старших городской стражи. Тех из них, конечно, кто хотел должности повыше и возможности для карьерного роста побольше. Обучение было добровольным, но если его не пройти, то некоторым и должности можно было лишиться. Потом уже, когда этот метод показал свою эффективность в повышении профессионализма данной категории работников и успешном освоении боевых навыков, доступ открыли всем желающим. А год назад стали обучать и специалистов тайной службы. После успешного окончания обучения новообращённые специалисты должны были работать по выбранной и одобренной комиссией специализации, на предложенных им местах. Выбор мест был достаточно богатый.

Как там оно будет дальше с этой Школой неизвестно, приживётся это нововведение или нет. Но пока это хорошее начало. Удачное. И очень даже хорошо, что это начинание не расформировали, решив, к примеру, что такое количество охранников стране не нужно, или не переделали всё это просто в пункт повышения квалификации. Хотя три месяца в году Школа работала именно как тренировочная база, где по-прежнему тренировали дворцовых и тсарских охранников, ну и, кажется, ещё кого-то. Что для Жара было уже не столь важно.

Информация о том, что в Школе обучаются ещё и агенты тайной службы, являлась закрытой. Ей владеют только посвящённые, а их немного. Это директор Школы, все члены комиссии, представители ведомств, ну и те претенденты на учёбу, которые хотят учиться именно на специалистов тайной службы. И всё. А такие, желающие попасть в тайную службу, приходят только по наводке и с рекомендацией от надёжных людей. Таким образом сохраняется секретность, и их тайные рожи зазря не светятся. Даже сами обучающиеся, будущие тайные агенты, друг друга не знают, они как бы растворяются в общей массе. При таком раскладе сохраняется определённая анонимность. И даже если случится, что некоторые, не выдержав, уйдут, не доучившись, или решат перейти на какую-то более спокойную специализацию, то они тоже не будут знать своих возможных коллег. И работающим агентам тайной службы ничем не будет угрожать неожиданная встреча с бывшими соучениками, и доучившимися, и недоучившимися. Это — то есть совместное обучение, при обеспечении анонимности, с возможностью нанимать любых специалистов, учителей и тренеров, в свою очередь, не могло в лучшую сторону не сказаться на качестве обучения, без опаски рассекречивания будущих тайных агентов, было большим преимуществом Школы. А тренера даже не догадывались, что обучают в том числе агентов тайной службы. А если, по какому-то недоразумению, и догадаются, то, кто эти несколько человек из двухсот обучающихся, они точно не знают.

Уважающие себя мастера-профи предпочитают временные, ни к чему не обязывающие контракты, чем навсегда связывать себя с тайной службой. На тренеров в Учебке не скупятся. Для тренеров это не постоянная работа, с ними заключаются разовые контракты на семь месяцев, и они не живут там постоянно. Постоянно с «обучающимися» находятся командиры, которые отвечают за свою группу. Для тренеров это выгодная подработка, поэтому на «демонстрации оружия» они стараются получше преподнести своё искусство и могут приехать на это время издалека. К тому же они сравнительно свободны.

За время учёбы парни должны освоить три боевых навыка: рукопашный бой, стрельбу из арбалета и ближний бой с оружием, оружие на выбор. По слухам, очень даже неплохо осваивают. Ещё говорят, там есть дополнительные, необязательные программы. По ним можно обучаться метанию разных колющих и режущих предметов и другим экзотическим способам убийства.

Жару не понравилось только то, что на время обучения ученики должны почти безвылазно находиться на территории Учебки. Никаких тебе увольнительных, свободного времени почти нет. Единственное, что после трёх месяцев безвылазной учёбы делают послабление — сначала выпускают из стен Школы на неделю, вроде каникул, а потом, через каждые две недели у них один выходной, в который можно и по городу погулять. Кроме практических боевых навыков, изучают ещё несколько теоретических предметов. Кратко режим дня следующий: с утра теория, потом практика, перерыв на обед, практика, ещё практика, самоподготовка, отбой. К тому же, там строгие правила и железная дисциплина. Выдерживают не все, отсев большой, где-то человек тридцать с набора. Если отчисляют из-за нарушения правил Школы или из-за того, что обучающийся сам больше не хочет учиться и разрывает контракт, то отчисленный должен оплатить стоимость своего обучения. Крысолов предупредил, что в случае чего, платить за Жара не будет. Да, серьёзное испытание для свободолюбивого, а точнее разгильдяйского характера Жара. И к этому надо было заранее морально подготовиться. Жара порадовало только то, что подобные строгости временные.

Набирались здоровые мужчины от семнадцати до тридцати лет. Поступление проходило по результатам собеседования, где задавались разные вопросы, чтобы понять, кто ты такой и что от тебя можно ожидать, а также насколько твёрдо твоё решение заниматься именно этим делом, и того самого тестирования на грамотность.

Так, что там ещё интересного удалось узнать? По окончании обучения предстояла проверка усвоенных навыков и сдача экзаменов. По результатам проверки, экзаменов и характеристики, закончившие обучение парни распределялись: в дворцовую стражу, в охрану тсаря и его приближенных, старшими групп или капитанами городских стражников, в службу безопасности или в тайную службу. Без экзаменов можно было идти лишь в обычные стражники. Обученные, всё равно, были более высокооплачиваемыми и привилегированными. Бумагу о том, что они проходили обучение им выдавали. Разница была в том, что не «успешно окончили обучение», а просто «проходили». Но в этом случае они должны были или заплатить Школе за обучение, или если нет денег, отработать три года стражниками, не бесплатно, конечно, но там, куда пошлют. Находились и такие, которые сами не хотели сдавать экзамены, и даже не пытаясь это делать, получали бумагу о «прохождении обучения» и отправлялись работать в отдалённые концы страны, куда по доброй воле никто ехать не хотел, чтобы отработать положенный срок, а потом устроиться на местечко получше. Т.е. если Жар поступит, то в случае неудачной сдачи экзаменов, он рискует три года околачиваться в какой-нибудь глуши охранником, где-то у роготуна на куличиках. Ну и ладно, не так уж это и страшно, к тому же Жар был уверен, что уж он то экзамен сдаст как надо. Прошедшим же по результатам, и данным их командирами характеристикам, учитывалось, конечно, и желание выпускника, комиссия рекомендовала какую-то специализацию из вышеперечисленных. Для «тайников» это был не конец обучения, а только первый этап. Потом для них начиналось самое интересное. Их, по одному или в паре, определяли к кому-нибудь старшему и опытному и поручали несложные задания. Они под руководством наставника практикуются, сложность заданий возрастает. Наставник отвечает и за выполнение заданий, и за них и передаёт знания и опыт, по мере сил. На каком-то этапе он понимает, что практиканты в его помощи не нуждаются, докладывает вышестоящему начальству об окончании обучения, даёт рекомендации и «умывает руки». Практиканты становятся самостоятельными, полноценными «единицами» — агентами тайной службы. Вот как-то так всё и происходит.

Но Жару до этого было далеко пока. И он занялся более насущными проблемами. Пошёл обследовать территорию Учебки на предмет лазеек и прочих возможностей незаметного входа — выхода, уделив особое внимание забору. Мало ли зачем понадобится. Это знание никогда не помешает. Исследование прошло успешно.

И вот, настал день собеседования. Жар выглядел как обычный городской парень. Свою хорошо послужившую ему рясу он оставил у Крысолова, наказав беречь пуще глаза, "Ибо это символ удачи и ... вообще, дорога как память". Крысолов понятливо поулыбался и покивал. В свою очередь путник тоже сказал ему напутственное слово, тьфу, дал письменную рекомендацию и устные наставления.

Шёл второй день набора. Сам набор длился неделю, парень выбрал это время, чтобы и в очереди не толкаться, и в тоже время не оказаться перед табличкой «Набор окончен». Уже шагая в направлении Учебки, Жар думал о том, что говорил ему Крысолов о приёме желающих в тайную службу. О том, что на собеседовании будет присутствовать путник. Ну это ерунда, он там просто отслеживает, чтобы всякие с даром, необученные, да и обученные видуны, не попали в охрану тсаря и дворцовую охрану. Таких или переориентируют на другую специализацию, или отсеивают сразу. Это делается, чтобы видуны в охране не сбивали работу дворцового путника. На вопрос не он ли там будет, Крысолов ответил, что на такую низкопробную работёнку не разменивается, не по статусу. При выпуске путника также используют, там ещё можно подумать. А вот другое, более интересное это то, что именно к категории обучающихся на тайностражников подходят со всей ответственностью. И более тщательно относятся к проверке личности — кто такой, откуда, чем занимался до. И когда новички уже учатся, их легенды проверяются. Там всё-таки начала образовываться агентурная сеть, со всеми вытекающими отсюда последствиями. На эти задания, конечно, не бросают лучшие силы, но могут их поручать новичкам. В связи с этим, Крысолов намекнул Жару по поводу прошлого, что во всём как на духу признаваться не надо, но и вдохновенно врать — тоже. Да... Задачка ещё та! Как бы не нарыли эти искатели чего не надо. Появляется соблазн послать эту тайную службу куда подальше… Нет! Пожалуй, не пошлёт. Риск — дело благородное. «Кто не рискует, тот не пьёт игристое вино». А в связи с изменившейся политической ситуацией и то письмо уже не столько преступление, сколько наоборот. Конечно, своё тёмное прошлое Жар постарается максимально обойти стороной.

Вот и пришёл. Учебка. Не без трепета подходил Жар к воротам. Конечно! Не каждый день жизнь совершает такой крутой поворот.

На входе дежурный охранник, узнав о цели визита, махнул на одно из зданий и сказал:

— Вам в учебный корпус, третий кабинет.

Жар прошёл немного в указанном направлении, потом остановился и огляделся. Да, территория Учебки немаленькая. Она была ему уже почти знакома, изучил ещё на прошлой неделе, но только снаружи. А теперь изучал изнутри. Два самых больших здания, стоящих рядом друг с другом, это, наверное, казармы. Поодаль здание поменьше, неизвестно что. А вообще в другой стороне, на другом конце большого поля, то здание, на которое махнул дежурный. Учебный корпус, по-видимому. Неподалёку притулилось неказистое маленькое строение. Бытовка? Неважно. Все эти здания он ещё при предыдущем осмотре мельком видел. А вот большую площадку, по видимому для тренировок, разделённую на части, в прошлый раз разглядеть не удалось. Там было довольно интересно, потому теперь Жар с любопытством рассматривал её саму и хитрые приспособления на ней. На развесистом кряжистом дереве висели забавные штуки, похожие на большие мешки. Чуть дальше были вкопаны четыре столба, соединённые между собой верёвками. Парень попытался представить, как это сооружение должно применяться, и не смог. Ещё там были вкопанные в углах треугольника штуки, по-видимому, изображающие противников. Один столб, массивнее и объёмистее предыдущих, был обмотан верёвкой. Где-то на уровне пояса были привязаны две палки, имитирующие руки, а венчал сиё изобретение шар, изображающий, по всей видимости, человеческую голову. В двух других углах было вкопано по колу, на один из них была нанизана доска или скорее толстый деревянный щит, а на другой деревянные чурки разной формы. На обоих тоже насажены эти шарообразные головы.

Жар повертел головой, никого пристально за ним наблюдающего не заметил и решил изучить эти непонятные штуковины поближе.

Сначала он подошёл к висящим на толстых ветках дерева большим мешкам, при ближайшем рассмотрении также оказавшимися деревянными чурками в полметра высотой, обёрнутыми чем-то резиновым и поверх обмотанными мягкой верёвкой, с вбитым крюком и за него подвешенными к дереву. Парень попробовал побить одну из них руками — жестковато, потом ногами — чурка раскачалась и чуть не ударила его самого. Увернувшись от неё, он переключился на другие загадочные штуковины. Его заинтересовал отдельно стоящий столб, тоже обмотанный резиной и верёвкой, тот самый, изображавший круглоголового противника с раскинутыми в стороны руками. Высотой этот экземпляр был гораздо выше человеческого роста. Интересно, зачем он? Их будут учить драться с великанами? И из чего, интересно, у него голова сделана и как крепится? Чтобы пощупать и посмотреть на эту голову, Жару пришлось подпрыгнуть, хоть и не высоко, и уцепиться за нее. И тут эта конструкция жалобно и весьма сильно скрипнула, и парень, испугавшись, что может поломать ценное оборудование, быстро разжал руки и не слишком удачно приземлился на пятую точку. И тут же услышал над ухом строгое:

— Вы что-то здесь потеряли, молодой человек?

Жар резко обернулся. Серые глаза строго смотрели на него сверху вниз. Парень быстро поднялся, в процессе успев отряхнуться и повернуться к собеседнику.

— Да. Здравствуйте. Учебный корпус, — без тени смущения ответил неудачливый испытатель оборудования. Причём это прозвучало так, будто парень отдыхал на своей любимой скамеечке в парке, а мужчина подошёл и попросил разрешения сесть рядом.

— Я так и понял, — слегка кивнув и не изменившись в лице, проговорил неожиданный собеседник. — Учебный корпус там, — мужчина показал себе за спину.

— Спасибо, — вежливо, как ни в чём ни бывало, поблагодарил Жар и двинулся в указанном направлении.

— Что ж вы упали-то, боец? — уже ему в спину, как бы самому себе сказал мужчина.

Жар тут же развернулся и сказал:

— Так оно как заскрипело!

— А бравый боец боится скрипа? — позволил некоторую заинтересованность в голосе сероглазый.

— Да я поломать боялся, — с обидой в голосе сказал Жар. — Может, оно дорогое и ценное.

— Бояться надо было до того, как прыгать. С тренажёрами начнёте заниматься под руководством тренеров. Ладно, идите.

«Тренажёры! Вот оказывается, как они называются», — подумал Жар. Развернулся и бодренько зашагал к учебному корпусу.

Когда шустрый черноволосый парень повернулся к нему спиной, директор школы проводил его ожившими смеющимися глазами, усмехнулся в усы, беззлобно проворчав: «Юный оболтус».

Собеседование проходило в учебном корпусе, напротив кабинета с надписью «Директор». По обе стороны коридора стояли две длинные лавки. Жар огляделся. Кроме него, собеседования в коридоре на лавке ждали ещё четверо претендентов. Двое молодых, как Жар, парней, один взрослый суровый мужик лет тридцати и один щуплый юноша ободранного вида с наглой мордой, лет семнадцати, наверное. Жар сел на лавку и поинтересовался, кто крайний. Крайним оказался один из ровесников Жара. Жар хотел спросить, долго ли он здесь уже сидит, но не успел. Из кабинета вышел седой, средних лет мужчина и пригласил в кабинет мужика постарше, а парня и юношу отправил тестироваться.

Жар решил-таки пообщаться с оставшимся в единственном экземпляре собеседником. У парня были волосы редкого тёмно-бронзового глубокого цвета с чуть заметной рыжинкой — не чета Жару — аккуратно подстриженные. Правильные черты бледного лица и серо-голубые живые глаза. Одет он был просто, но добротно, в ножнах висел меч.

— Привет! А долго тут беседуют? — дружелюбно поинтересовался Жар у парня.

Парню, ппо-видимому, тоже просто так сидеть было скучно, и он, окинув быстрым взглядом Жара, решил, что не прочь, потрепаться с ним.

— Да я не знаю, сам не так давно пришёл. С пол-лучины назад. Но, похоже, первый раз дольше разговаривают. Ещё на грамотность проверяют, это там в первом кабинете. А потом опять сюда надо подойти, чтобы они приняли решение и озвучили его.

— Понятно. Значит, не меньше двух лучин ждать. Меня, кстати, Жар зовут. А тебя?

— А меня не зовут, я сам прихожу, — пошутил парень. Но потом представился :— Я — Рен.

— Будем знакомы.

Пожали руки. Разговорились. За разговором время пролетало незаметно. Жар, хитрый жук, сумел разговорить нового знакомца и выспросить у него и на кого он пришёл учиться, и ещё много интересного. Оказалось, Рен хотел работать в службе безопасности. Он когда узнал, что тут обучают разнообразных стражников и специалистов службы безопасности, решил в безопасники идти, показалось интересно. Ну, а что, интересно же! Организация безопасности дворца, тсарской семьи, разных миссий и массовых мероприятий. Жар, чтобы не выдать себя, сказал, что тоже намерен туда податься. Родом Рен был из вески. Происхождение у Рена, конечно, было не аристократическое, но семья зажиточная. Отец — удачливый купец. И образование парень какое-то получил. В Ринстане он бывал много раз и с отцом, и потом самостоятельно. Столицу и столичную жизнь знал и любил. И как-то в детстве ещё решил, что хочет жить в столице. А вот оставаться в веске с родителями не хочет. Тут Жар с ним был полностью солидарен. Когда полгода назад Рен узнал про Школу, сразу решил поступать. Родители были от его решения не в восторге, отец надеялся, что старший сын продолжит его дело. На своём решении-то Рен настоял, но своих средств парень как-то не скопил, хоть и помогал отцу в делах, а родитель выдал денег впритык, только на дорогу туда и обратно, и чтоб в пути с голоду не помер. Отец сказал: «Раз такой самостоятельный, то и зарабатывать сам попробуй». Еще и скаковую корову ему не дал, сказал, что корова им самим в хозяйстве пригодится, а на полгода неизвестно куда — это разбазаривание семейного добра. Пришлось на перекладных добираться. В общем, в деньгах он был ограничен.

— Я, наверное, если возьмут, останусь до начала занятий в Школе. Возвращаться домой точно не буду, а снимать комнату сейчас не на что. Остатки денег могут понадобиться на покупку оружия. А здесь, если претендента берут, то при просьбе с его стороны, он может жить в Школе. Ему предоставляется место в казарме, а также бесплатное трёхразовое питание. Правда, надо будет соблюдать режим и здешние правила, а также помогать подготавливать инвентарь к началу занятий, — сказал Рен.

— Но, если претендент не нуждается в жилье, он же до конца недели свободен? — внезапно озадачился Жар.

— Да, конечно. А что, ещё погулять напоследок хочешь?

— Да надо бы, только не с кем, — пожаловался Жар. — Я в Ринстане первый раз, почти никого не знаю.

— Прости, составить компанию не смогу, — улыбнулся Рен, — выходить за территорию Школы, конечно, можно, но, во-первых, возвращаться надо до определённого времени, ночью не пустят, а во-вторых, пьяным тоже нельзя — отчислят.

— Надо будет что-нибудь придумать, — задумчиво проговорил Жар.

Пока они разговаривали, в коридоре происходила движуха. Сначала вернулся с тестирования парень. Потом суровый мужик вышел из кабинета и двинулся на выход, а парень зашёл. Но вышел быстро и сильно ругался. Не с кем-то, а вообще на жизнь. Оказывается, тестирование не прошёл, и ему отказали. Сказали позаниматься и приходить к следующему набору. Потом зашёл семнадцатилетний юноша. И так незаметно подошла очередь Рена.

Когда Рен зашёл, Жар остался скучать один.

Наконец пригласили и Жара. Парень зашёл в кабинет, где почти в центре комнаты стоял длинный стол, за ним посередине сидел тот самый седовласый мужчина. Рядом, по обе стороны от него, сидело ещё четверо. Жар представился и отдал рекомендацию Крысолова и удобно устроился на стуле, стоящем напротив седого. Седовласый пробежал по рекомендации глазами и передал шкафоподобному мужику со страшной рожей. Тот кивнул и углубился в чтение. Молодой мужчина, который сидел рядом с ним без особого интереса тоже глянул в бумагу, но при взгляде на подпись, Жар заметил промелькнувшие у него в глазах удивление и живой интерес, никак, впрочем, больше не проявившийся. В течении всего собеседования он не проронил ни слова. Седовласый что-то записал в свои бумаги и, смотря в глаза Жару, спросил:

— Значит, ты хочешь быть агентом тайной службы?

Получив утвердительный ответ, он сказал. — Ну если ты пришёл с рекомендацией, значит, ты имеешь представление, что у нас за Школа и чему обучают, и как. Знаком с нашими правилами?

— Ну в общих чертах, да, — ответил Жар.

Пока мужчина немного пугал Жара рассказами о том, сколь много тут изучают, и о строгих правилах Школы и задавал стандартные вопросы: кто такой? сколько лет? откуда родом? есть ли образование?» и т.п., Жар, кроме того, что соглашался с правилами Школы и отвечал на вопросы, внимательно изучал обстановку. И для себя сделал выводы: что седовласый — это сотрудник Школы; трое мужиков, сидящих около него, — это, наверное, представители разных служб, которые для себя работников высматривали. Представитель тайной службы — это тот шкафоподобный. Ну и рожа у него, однако! Совсем не «тайная». Остальные двое, по-видимому, представители других служб, участия в разговоре они не принимали и интереса к Жаровой персоне не проявляли. Около окна копался ещё какой-то невразумительный мужик, который появился через некоторое время после того, как вошёл Жар. Цветочки поливал, потом окно мыл. Невзрачный такой тип, глазу не за что зацепиться. Прислуга, наверное. Да Жар его и отметил-то только потому, что привык все детали замечать, даже самые незначительные. Шкафообразный иногда задавал уточняющие вопросы, что-то записывал и обменивался записочками с седовласым.

Затем мужчина перешёл от стандартных вопросов к более интересным, тут пришлось уже сосредотачиваться на ответах, чтобы не ляпнуть лишнее.

Ну где родился и что работал у Сурка, Жар без проблем рассказал. Сказал, что потом ушёл в город по обоюдному согласию, про жертвоприношение им знать было вовсе не обязательно, потом путешествовал и работал на разных работах, тактично не упомянув все виды работ.

Про то, чем занимался в последнее время, Жар честно сказал, что занимался служением Хольге, подробно описав, что начал в молельне помощником мольца, потом пошёл путешествовать и нести свет божий людям. На этом месте все члены приёмной комиссии начали издавать странные звуки, переглядываться и ухмыляться. Жару показалось, что не заржали они вслух только потому, что не солидно. Ну, в приципе, на это Жар и расчитывал. Седовласый спросил:

— И что же служителя пресветлой Хольги привлекло в нашу, кхм, Школу? У нас тут вообще-то драться учат, а не смирению и щёку во имя добра под удар подставлять.

На что Жар, ничуть не растерявшись, а даже чуть наставительно, как молец пастве, объяснил, что добро должно быть с кулаками. И вообще, никакого противоречия в своём решении он не видит. И то, и другое — богоугодные дела. Всё во имя Хольги. Сейчас он служителем культа уже не работает, сложил, так сказать, полномочия. И щёку он никому точно подставлять не собирается. Хотя, и когда помощником мольца работал, тоже не подставлял.

На вопрос «Почему он решил пойти именно в тайную службу?» Жар с пафосом ответил: «Мне кажется, это моё призвание!». После «служения Хольге» все проглотили это без вопросов и уточнений.

Жар похвалил себя за тактически верный ход. Все обратили внимание именно на работу служителем культа, а про предыдущие и не спрашивали, даже врать не пришлось.

Потом его ещё недолго о чём-то поспрашивали и послали в другой кабинет на тестирование. Сказав, чтоб после тестирования тот вернулся с результатами, тогда ему и озвучат решение о приёме.

Как только дверь за черноволосым парнем закрылась, невзрачный мужик, поливавший цветочки, отлип от окна и, перестав прикидываться декорацией, подошёл к приёмной комиссии.

— Забавный экземпляр. Ну, коллеги? Что думаете о претенденте? — манера разговора выдавала в нём старшего. Обращался он к шкафообразному и седовласому, и как-то сразу было понятно, что его слово будет тут решающим.

— Да, мольцов у нас ещё не было, — улыбаясь сказал седовласый представитель Школы.

— Странный он какой-то. Может, ну его, этого блаженного? Фанатики эти религиозные, проблемы потом с ними, — это сказал шкафообразный представитель тайной службы.

— Да, Шерр, плохо ты ещё в людях разбираешься. Да из него фанатичный служитель культа, как из тебя балерина, — обращаясь к шкафообразному, сказал старший, а потом, уже посмотрев на остальных, произнёс. — На мой взгляд, просто изворотливая бестия и позёр немного. Надо бы проверить, что там до молельни было, но он вполне талантливо замутил вам головы. По-моему, надо брать, с него может быть толк. — Он на миг замолчал, но потом, вспомнив что-то важное, спросил. — А, кстати, от кого у него рекомендация?

— От путника Крысолова, — ответил молчавший до этого сосед шкафообразного представителя тайной службы.

— О-о-о!, — уважительно поднял брови старший тайник, путник подтверждающе угукнул.

— И что ты про него думаешь? — спросил у путника старший.

— А зачем мне про него думать? Мне за это денег не платят, — ответил хитрый путник, — Дара у него нет, к тому же, данная категория обучающихся, меня вообще не интересует.

Старший кивнул путнику и сказал, обращаясь уже ко всем:

— Ну что-ж, коллеги, если тест на грамотность пройдёт, надо брать.

И он отошёл к окну, показывая, что разговор окончен. Седовласый сделал в своём списке какие-то пометки и пошёл приглашать следующего.

Тест Жар прошёл. Прочитал тестирующему правила Школы, потом на предложенном листе их же написал, те, что запомнил. Потом его чуть-чуть попросили письменно порешать примеры. И всё. Тестирующий дал ему листочек, где что-то написал, и велел отнести в третий кабинет. Жар прочитал, когда вышел, там было написано: «Тест на грамотность прошёл успешно».

В коридоре он опять встретил Рена, тот уже уходил. На вопрос Жара тот сказал, что всё в порядке, приняли. Сейчас идёт заселяться в казарму.

— Ну, тогда до скорой встречи! — кинул напоследок Жар.

— Тебя тоже уже приняли? — спросил Рен.

— Да примут, куда они денутся! — самоуверенно ответил Жар.

Жар немного подождал, пока его вызовут. Отдал бумажку с результатами тестирования. Её посмотрели, что-то пометили в бумагах, сказали, что принят. Потом спросили, есть ли у него, где остановиться, и если негде, то есть возможность до начала занятий пожить в Школе. Жар отказался. Ему сообщили, что общий сбор в конце недели. Будут вывешены списки поступивших, и они будут распределены по группам и с этого момента поступят в распоряжение своих командиров групп. С собой можно иметь привычное оружие, если предполагается тренироваться именно с ним, но его надо будет сдать. Выдавать его будут по мере необходимости.

В первый учебный день будет демонстрация приёмов боя разными видами оружия. После демонстрации надо будет выбрать вид оружия и дополнительные занятия. Седовласый намекнул, что желающие в тайную службу должны, кроме обязательной для всех программы, освоить бой подручными предметами (скамейка, табуретка, палка, бутылка и т.д). Для этого надо будет записаться на дополнительные, считающиеся необязательными для других учеников, занятия, потому как для желающих стать агентами «тайников» этот факультатив очень даже обязательный. Жар согласно кивнул. Ещё седовласый сказал, что после того как они выберут оружие и факультативы, их опять на три дня отпустят, для приобретения необходимого оружия. Кое-что можно будет купить прямо здесь, у тренеров, поэтому рекомендуется иметь некоторую сумму денег.

И напоследок предупредил, чтобы Жар не трепался, на кого учится. А то Жар сам бы не догадался. Убедившись, что Жар всё понял, его отпустили.

Выйдя из учебного корпуса счастливый новообращённый будущий агент тайной службы решил не сразу возвращаться к Крысолову, а перед этим кое-что сделать.

* * *

Итак, выйдя из учебного корпуса, Жар решил навестить Рена в казарме, хотел договориться с ним о том, чтобы отметить поступление, и заодно посмотреть, как оно тут.

Казарм было две. Жар решил сначала пойти в первую. Угадал. Рен обнаружился на пороге кладовки, сдающим своё оружие. Взамен ему вручили какую-то бумажку, но сразу не отпустили, то ли, собираясь выдать что-то, то ли он зачем-то ещё был нужен. То, что происходило в самой кладовке, Жару было не видно, да он и не спешил показаться тому, кто там был, избегая нежелательных вопросов и возможного выдворения с территории.

Жар остановился поодаль, с интересом смотря по сторонам. В казарме стройными рядами стояли двухъярусные койки. Слева от входа были два подсобных помещения. Одно — кладовка, где шебуршал некто невидимый пока Жару, выдавая Рену вещи. Чуть дальше находилось второе, неизвестное Жару помещение, дверь которого была закрыта. К его стене одним боком примыкала печь, в это время года, понятное дело, не топившаяся. Из обитателей в казарме находились несколько парней, занятых своими делами, в том числе и тот юнец, который проходил собеседование перед ними с Реном.

Юноша сидел с таким независимым и гордым видом, что это навевало мысль о его неуверенности в незнакомой обстановке. Жар глянул на него и усмехнулся, тоже мне, боевой воробей. Пока Рен был занят, он решил познакомиться с этим, чем-то напомнившим его самого, парнишкой. Жар подошёл к нему и начал разговор, как всегда, легко и непринуждённо, хотя и не слишком оригинально:

— Привет! Тебя как зовут-то? — поинтересовался он у юноши.

Юноша оценивающе оглядел Жара с головы до ног. Решил, видно, что этот парень, так и быть, достоин его благосклонного ответа.

— Привет! Тим. А тебя?

— А меня Жар. Будем знакомы, — они пожали друг другу руки.

И когда Тим уже примерился и дальше гордо смотреть в какую-то свою, только одному ему видимую точку на стене, Жар продолжил разговор для налаживания контакта.

— Решил до занятий здесь остаться? — спросил он очевидное.

— Ну да, — несколько недоумённо ответил тот. — Ты же, наверное, тоже?

— Не, я пас. Погуляю ещё немного, — вопреки ожиданиям собеседника ответил Жар.

— А чего тогда сюда пришёл? — логично удивился Тим.

— Да хочу узнать кое-что, — ответил Жар.

Юноша удивлённо поднял брови, но ничего не сказал.

Дальнейший разговор протекал обычно — расспросы о том, кто откуда, про возраст, планы на будущее и подобное. Выяснилось, что Тиму действительно семнадцать лет, и он ожидаемо оказался из бедной семьи. Возможность пожить до начала занятий за казённый счёт в Учебке для него была как нельзя кстати. Грамоту Тим освоил сам, с помощью одинокого весчанского старца, который раньше жил в столице, а потом поселился в их веске, много что знал и умел. Почти как Рыска, подумал Жар. Учиться Тим пришёл на тсарского охранника, а вот о службе безопасности раньше не слышал. Точнее услышал, что такая вообще есть, когда уже приехал сюда, но ничего про неё не знал. Жар поинтересовался у него, что здесь да как. Тим пояснил, что тот некто, который сейчас в кладовке, это дежурный командир. Нет, не их. У них другой будет. Выдавали тут два комплекты одежды, один — что-то вроде парадной формы, другой для тренировок, обувь, если таковая есть, остаётся своя. Также сказал, что тут каждому присваивается порядковый номер, который здесь важен, так как по нему определяют в конкретную группу, под начало конкретного командира, потом с этим номером выделяется ячейка для оружия и мешок под личные вещи, спальное место, а может и ещё что-то. Этот номер на картонке выдаёт комиссия, когда говоришь, что хочешь до конца недели остаться в Школе, её нужно отдать дежурному командиру.

Рен, тем временем закончил сдавать и получать вещи, сгрузил постельное бельё и остальное на соседнюю койку, и заметил наконец Жара. Удивился и вопросил:

— А ты что здесь делаешь?! Решил составить мне компанию и пожить здесь до начала занятий?

— Да, нет, — улыбнувшись, ответил Жар. — Пришёл с тобой поговорить.

— Ну говори, — в тон ему ответил Рен.

Жар подошёл к Рену, который расположился на соседней койке, и быстро изложил тому следующий план. Если тут отпускают с территории, то он, Жар, предлагает всё-таки отметить поступление. Для этого Рену надо отпроситься завтра на вечер и ночь, чтобы вернуться послезавтра утром. Можно ли так сделать, надо было уточнить у дежурного командира. Другой вопрос — финансовый. Так как Рен говорил, что хорошо знает столицу, то к нему и вопрос, знает ли он заведение, где двое парней могут душевно посидеть в пределах двух сребров. Рен, подумал, вспоминая, и назвал парочку. Возвращаться в Школу после весело проведённого вечера будет нельзя. Во-первых, строгий режим, во-вторых, если на территории Школы заметят пьяным — отчисление неминуемо. Отсюда третий вопрос — где бы провести ночь? Ответ на него Жар узнает уже сегодня, а сообщит завтра. И напоследок Жар сказал, что готов потратить на них двоих эти самые два сребра в указанном Реном достойном заведении.

— С чего такая щедрость? — спросил Рен.

— Да не то, чтобы щедрость, — ответил Жар. — После окончания Школы за нас двоих оплачиваешь веселье ты!

В принципе, Рен был не против, оставалось уточнить лишь некоторые технические детали. А Жар завтра с утра подойдёт и сообщит о вариантах с ночёвкой.

Пока они разговаривали, командир закончил свои дела в кладовке и вышел оттуда. Увидев новое лицо, он направился к парням.

— Молодые люди, я, конечно, рад, что вы уже познакомились и подружились, но давайте сначала с делами закончим. Какой у тебя номер? — обратился он к Жару.

Оба новых знакомых тоже поглядели на Жара, с интересом ожидая, как тот будет выкручиваться. В том, что он выкрутится, они почему-то не сомневались.

— Номер?! Какой номер? — искусно изобразил искреннее недоумение Жар.

Рен закашлялся. А командир строго посмотрел на Жара.

— Так! Вы кто такой? И как сюда попали?

— Я — Жар из Приболотья. Сегодня поступил в вашу Школу, — глядя честными глазами на спрашивающего, отрапортовал Жар.

— И что? Тебе не давали картонку с номером? — недоверчиво спросил дежурный.

— Нет, — недоумённо помотал головой Жар.

На лице дежурного командира тоже отобразилось недоумение. Ситуация для него была явно уникальная. Но уникальность уникальностью, а на неразрешимую она не тянула.

— Так, ну, значит, надо ещё раз сходить в приёмную комиссию и попросить номер. Наверное, накладка какая-то вышла.

Он возмущенно посмотрел на Жара, не бросившегося тут же выполнять его распоряжение, и решил уточнить некоторые детали.

— Ты на собеседовании за кем был? Тут они есть?

— Да, — ответил Жар, — за Реном, — и для убедительности показал на синеглазого парня, который сейчас старательно делал вид, что занят исключительно тем, что аккуратно заправлял свою кровать, а на самом деле украдкой следил за разворачивающимися событиями.

— Ага. Значит твой номер 41, в третьей группе, не в моей. Хорошо, что не в моей, — недовольно сказал командир. — Ну! — он нахмурился. — Мне с тобой сходить? Или сам справишься?

Тут Жар наконец-то решил внести ясность, и смело начал:

— По моему, тут какое-то недоразумение. Я не уверен, что мне нужно идти за номером. Дело в том, что я не собираюсь до начала занятий оставаться в Школе. Мне есть где жить.

Эффект его фраза на бывшего тсеца — а дежурный командир второй роты был им и очень любил дисциплину и порядок, а этот нагловатый парень их явно нарушал — произвела сильный. Метаморфоза с его физиономией произошла следующая — сначала просто нахмуренное, его лицо слегка вытянулось от удивления столь явному пренебрежению правилами и попранию дисциплины, а потом удивление постепенно сменилось другим чувством, очень близким к бешенству, по крайней мере, визуально.

Поэтому Жар даже удивился, когда на него гаркнули не «Геть отсюда сейчас же!», а «Имей в виду, тут строгая дисциплина, и эти ваши вольности и разгильдяйство вы оставляете за воротами!».

Да Жар и так уже понял, что попал. Но, тем не менее, включил свою самую обаятельную улыбку и начал разливаться соловьём. Точнее попытался.

— Да, конечно, я всё понимаю, но… — договорить ему не дали.

— Никаких «Но»! Здесь находятся только те, кто будут жить здесь до начала занятий. Остальные находятся за воротами! Всё понятно?! — брови дежурного свелись в одну линию, а фразы звучали зло и чётко.

— Понимаете, мне надо поговорить с приятелем, — всё-таки договорил Жар конец своей фразы, хотя упорствовать дальше уже не стоило.

Бывший тсец выдохнул и опять со свистом вдохнул воздух, чтобы разразиться гневной тирадой, но, заметив нездоровый интерес к их разговору как минимум двух будущих учащихся Школы, решил, что ради сохранения авторитета лучше изолировать этого нахала от посторонних ушей и отчитывать уже наедине. Более всего бывшего тсеца злило то, что не получилось добиться от этого юнца нужной реакции на свои слова.

Отведя его в сторонку, дежурный продолжил объяснять этому юному нахалу, что такое дисциплина.

— Если надо поговорить с приятелем, это делается только у ворот! Это понятно? Отвечайте!

— Да… А можно у вас кое-что узнать?

«Нет, он просто невозможен!» — подумал тсец.

— Ну!!!

— Эээ… А до начала занятий можно отсюда отпроситься на вечер и ночь, а утром прийти?

— Тебе нужно прямо сейчас отсюда уйти и до начала занятий не появляться! — зло ответил поборник дисциплины.

— Да это я не для себя спрашиваю, — продолжал нарываться Жар.

Да бывший тсец уже и так понял, что, кроме того, что парень сам наглый разгильдяй, он ещё и других собирается плохому учить.

— А другие могут САМИ за себя спросить! — раздражённо продолжал наседать дежурный.

— А можно я ещё на пару щепок задержусь здесь, договорю с приятелем?

«Нет, он просто издевается!» — подумал дежурный, что и озвучил.

— Ты что издеваешься?

Жар отрицательно мотнул головой.

— Или ты из тех, кого нельзя называть?

Жар чуть не подавился. Было бы что-то во рту, точно бы подавился. "Ничего себе девки пляшут, по четыре штуки в ряд! Да что ж это такое?!" Каким образом этот простоватый с виду мужик его так легко раскусил, буквально с полукуса? «или это как-то по-другому говорится?»- мельком подумал Жар. «Хотя неважно. Скверную ситуацию это не меняет!» Парень был разочарован в себе, в своих способностях и на данный момент даже в жизни. «Позор, какой позор!» Надо что-то менять в своём поведении, чтобы всем и каждому не было видно, на кого он пришёл тут учиться, чтобы вся секретность наружу не лезла, понезаметнее надо быть что-ли. Но Жар не был бы Жаром, если бы не попытался что-то сделать, то есть отбрехаться.

Он изобразил на лице искреннее недоумение и спросил:

— Вы о чём? Или о ком? Я буду учиться, чтобы работать в службе безопасности. А почему этого нельзя называть? А вы про кого вообще?

Дежурный тоже сообразил, что сболтнул лишнего, и пошёл на попятный:

— Да ничего, не бери в голову. Забудь! — и уже более миролюбиво. — У тебя пять щепок, и чтобы духу твоего не было здесь до конца недели. — И потом, вспомнив, уточнил, — Если во время попойки вы где-то засветитесь или у вас возникнут неприятности со стражниками, вас ждёт отчисление.

Жар сделал вид, что забыл, и кивнул в знак согласия. И хотя на душе у него оставалось скверно и скребли кошки, он беззаботно улыбнулся. Подойдя к Рену, он уточнил детали, после чего они ещё немного поговорили.

Не то чтобы бывший тсец действительно определил в Жаре будущего агента тайной службы, скорее будущую проблему. А «хорьков» он просто иррационально не любил и сам даже не мог объяснить почему. Про то, что таковые учатся в их Школе, командир второй группы узнал с полгода назад, совершенно случайно. Сейчас просто совместились будущая проблема и нелюбовь к «хорькам».

В невесёлых мыслях возвращался Жар домой. Надо было что-то с этим делать. Где же он прокололся? Почему? Как? Вопросы толпились, а ответа не находилось. Хорошо хоть конфликт возник не со своим командиром. Как ещё с ним отношения сложатся? Наверное, он как-то неправильно себя ведёт. Надо бы поменьше привлекать к себе внимание. Поменять что-то в поведении. И вообще, на время учёбы прикинуться ветошью и не отсвечивать. Быть как все, короче. А то в каждой бочке затычка.

Потом Жару надоело думать о грустном, и его мысли перекинулись на Тима, которого можно было бы тоже с собой взять. Но Жара одолевали сомнения. Тим, конечно, парень ничего, с ним прикольно, но уж слишком молодой. Дело даже не в том, что потом придётся возиться с упившимся молодняком. И тем более не в финансовой стороне вопроса. Ведь понятно же, пацан ещё не участвовал в попойках. А тут перед старшими товарищами упьётся, ещё накуролесит, а если попадёт в историю, с которой будет разбираться стража, то это грозит ему отчислением. А это уже совсем никуда не годится. Видно же, что Школа для него очень важна. Шанс вырваться из бедности, шанс на желанную работу. Может лучше отложить это до окончания Школы, когда уже можно расслабиться, и не опасаться столь кардинальных последствий. В общем, он сомневался.

Крысолова он встретил уже в гораздо лучшем настроении, чем уходил из Школы, но тот всё равно спросил:

— Что случилось-то? Что ты, молодец, не весел, что ты голову повесил? Тебя ж приняли. Всё нормально?

— Да, приняли. Вроде нормально.

И Жар рассказал ему про небольшой конфликт, случившийся чуть ли не на пустом месте, и про финальную, так расстроившую его фразу дежурного командира, и о своих невесёлых мыслях по этому поводу.

Они с Крысоловом хорошо, серьёзно поговорили обо всём этом. И в заключение тот сказал:

— Если хочешь, чтобы получилось то, что запланировал, то, похоже, тебе всё-таки придётся наступить на горло своему разгильдяйству и постичь такое понятие как «дисциплина». И не просто выучить это слово — тебе придётся её соблюдать. Да, я знаю, что это не просто, но надо.

Жар только вздохнул и кивнул, соглашаясь.

После разговора стало заметно легче. Решение принято, что делать и к чему стремиться — понятно. Теперь можно и о приятном поговорить.

Жар озвучил Крысолову свои с Реном планы на завтра и попросил разрешения на ночёвку Рена здесь, объяснив, что снять комнату у того сейчас возможности нет. Крысолов поворчал «Эх, молодёжь, молодёжь. Всё бы вам гульбища устраивать», но активно возражать не стал и согласие дал. Лишь в конце обронив фразу, которая могла бы показаться странной, ибо об этом Жар не спрашивал:

— Только мелкого не берите.

Но Жар и так всё понял.

* * *

На следующий день Жар, как и обещал, с утра пришёл в Учебку. И, как и положено дисциплинированному будущему учащемуся, не заходя на территорию, через дежурного вызвал Рена к воротам. Сообщил ему, что со своей стороны договорился о ночёвке у Крысолова. Так что Рен мог спокойно отпрашиваться на сегодняшний вечер и ночь, как и условились. Вечером он его будет ждать у ворот.

Рен тут-же предложил взять с собой Тима, но Жар отрицательно покачал головой. И объяснил причины. С причинами отказа Рен согласился.

Погуляли в итоге на славу. Даже девушки нашлись, которые скрасили их мужскую холостяцкую компанию. В общем, все остались довольны.

* * *

В конце недели Жар прибыл в «Школу». С собой взял прикупленный недавно арбалет и свой меч, а также, как и рекомендовали, деньги, все оставшиеся, для возможной покупки оружия.

Как и говорил Тим, каждому вновь прибывшему выдали карточку с номером. Жар тоже получил свой номер. И у него, как и предполагалось, оказалась третья группа, первая казарма. Их разделили на группы по пятнадцать человек. Он ожидаемо оказался в группе с Реном, Тимом и тем мужиком, которого он видел на собеседовании.

Их командиром тоже был бывший тсец. Мужик лет сорока, невысокий, плотного телосложения, загорелый, тренированный, с коротким ёжиком волос. Он тоже любил военную дисциплину. По-видимому, это вообще отличительная особенность бывших тсецов, подумал Жар. Но Жару он показался вполне адекватным. По крайней мере никаких конфликтов с ним у парня пока не было. Вообще, к своим парням командир отнёсся по-доброму и по-хорошему заботливо.

В казарме восемь групп. Ну и соответственно восемь командиров. Кстати, таинственная комната, которая была закрыта в прошлое Жарово посещение, оказалась «Командирской». Это было её неофициальное название, там обретались командиры групп. Это была отдельная комната с восемью рабочими местами и одной кроватью. Днём она использовалась командирами как комната отдыха и для их личных вещей. А ночью там спал дежурный командир группы. Остальные, не дежурные, командиры ночевали обычно тоже на территории Школы, но в отдельно стоящем домике, в выделенных им комнатах.

В отношении оружия ситуация пока была не ясна: кто-то сразу принёс с собой всё необходимое для тренировок, а кто-то пришёл и вовсе без оружия, чтобы потом определиться, что именно нужно приобрести. Жар вот два вида оружия с собой взял, не зная, хватит этого или нет. Это будет видно завтра во время демонстрации разных видов боя с использованием соответствующего оружия. Но почти все взяли с собой некоторую сумму денег, в зависимости от своей платёжеспособности, для приобретения нужного оружия.

По прибытии Жар тепло поприветствовал приятелей. И обратил внимание, что на Тиме казённая одежда смотрелась куда лучше, чем его изрядно поношенная своя. Он уже не выглядел наглым оборванцем с большой дороги. Сейчас, когда суета с получением и заселением кончилась, Жар с увлечением принялся болтать с парнями, усевшись на койке Рена. Он понял, что успел соскучиться по ним. Парни делились новостями. Они рассказали, что пока тут некоторые отдыхали, они трудились не покладая рук, готовя всё к началу учёбы. А готовить было что. Парни рассказали, что трудотерапия прошла у них ударными темпами, и, несмотря на то, что Рен ненадолго отлучался на гулянку, он почти ничего не пропустил. А занимались они тем, что чинили, подвешивали, привязывали и устанавливали разнообразные манекены. Наловчившись шить и штопать как заправские портные. Рен сказал, что все руки себе исколол. Так что казённые харчи не дались им даром. Жар предложил пойти посмотреть на результаты их трудов. Все согласились, хотя предупредили его, что использовать манекены можно будет только после начала занятий с тренерами. Ну да, это он помнил. Площадки для занятий и правда сильно изменились с того времени, как он бодался с тем огромным манекеном, в самом начале. Сейчас манекенов и тренажёров было в разы больше, причём самых разнообразных.

Жар посмотрел в сторону тренажёров, с которыми знакомился в первый день. Там тоже многое изменилось. Сейчас, когда всё было на своих местах, Жар вполне мог догадаться о назначении всех этих штуковин. Деревянные тренажёры, что были тут при прошлом его посещении, сейчас тоже были обновлены: где-то обмотаны новой верёвкой, где-то подкрашены краской в тех местах, которые символизировали уязвимые зоны, то есть те места, куда следует бить (про краску Тим объяснил- он у командира, когда красил, интересовался). На щитах было нарисовано или что-то вроде мишеней, или силуэт человека. На троицу деревянных манекенов, с одного из которых он свалился, Жар посмотрел, как на старых знакомых.

В некоторых секторах повсюду были развешаны набивные мешки, подвесные доски, коробки, кожаные набивные мячи

Но больше всего Жара поразили «тряпичные тренажёры». Это были такие интересные штуки, вроде тех чучел, которых использовали кое-где в весках для отпугивания ворон и других нежелательных нахлебников спеющего урожая. Старая, но крепкая одежда, сшитая воедино, плотно набивалась тряпьём. Подобие ног, рук и головы тоже пришивалось. Получалось нечто похожее на большую, в человеческий рост, куклу. Сквозь неё проходила толстая верёвка, выходившая одним концом через центр головы, а двумя другими через импровизированные ноги. За эти концы верёвки манекен крепился наверху к ветке дерева или палке, а нижние в большинстве случаев, болтались пока просто так. Рен сказал, что их потом привяжут к колышкам, торчащим из земли. Для обозначения «уязвимых» мест на манекенах были пришиты яркие тряпочки. Как сказали приятели, с этими-то «тряпичными куклами» они больше всего и намучились, зашивая, набивая их и пришивая в нужные места эти самые тряпочки. Выглядели, конечно, эти «тряпичные тренажёры» очень эффектно. Жар бы даже сказал, жутковато.

Потом приятели ещё походили по территории. Около учебного корпуса обнаружилось отдельно стоящее строение. Как объяснил более осведомлённый Рен, там был зал для тренировок в холодное время года. За ним было ещё какое-то здание без окон. Опять-таки Рен сказал, что это бытовка и склад. Вдоль забора шла широкая тропа.

После ужина была общая помывка, после чего все переоделись в казённую одежду, а свою гражданскую желающие, пришедшие сегодня, могли сдать. Но сейчас это было делать не обязательно, всё равно в ближайшие дни она, скорее всего, опять может понадобиться.

Жар посмотрел на всех обитателей казармы. Теперь все обитатели казармы были одеты в одинаковую казённую одежду, в том числе и он сам. Забавно. Все они такие разные, но ставшие из-за этого чем-то похожими, и от этого рождалось лёгкое и странное ощущение общности.

Хотелось сказать: «Мы с тобой одной крови. Ты и я». Забавно это было потому, что это всего лишь одежда, которая ничего не меняет по сути. Но от понимания этого возникшее чувство никуда не делось и приятным теплом разлилось в душе.

После того как с переодеванием было покончено, командир собрал всех своих подопечных вокруг себя. Они расселись друг напротив друга на рядом стоящих койках, не поместившиеся — на расположенный поблизости подоконник и один встал, облокотившись на спинку двухъярусной кровати. Троица приятелей как раз разместилась на подоконнике.

Командир обвёл взглядом своих гавриков и сказал, что на долгие семь месяцев они все будут жить бок о бок. Кстати, тренироваться рукопашному бою и стрельбе из арбалетов они будут тоже в составе своей группы. Так что предлагается для начала познакомиться.

Все назвали имя и возраст. Потом опять взял слово командир, и после того как представился и рассказал, что он закончил службу в звании «знамённого» и очень любит дисциплину, он сказал ещё кое-что:

— Со своим командиром вам предстоит довольно тесное общение. За практические занятия отвечают тренера, за теоретические — лекторы, а за всё время, кроме тренировок и лекций, отвечают командиры групп. Поэтому я буду с вами практически постоянно. На время учёбы командир вам, как отец родной. На ночь я вас буду покидать, в казарме остаётся только дежурный командир, который спит в Командирской. Но я всё равно остаюсь на территории Школы. Потому что с подъёмом я должен быть опять с вами. Выполнять мои распоряжения надо беспрекословно, — а потом уже более серьёзным тоном добавил, — Должен предупредить сразу, по-доброму, что такое явление, как стычки между обучающимися, особенно в попытке травить и издеваться над кем-то, здесь неприемлемы. Травля кого-либо — это однозначное нарушение одного из основных правил Школы. Вы все тут равны. Не имеет значения ни происхождение, ни финансовое положение, ни образование, ни наличие нужных знакомых. Требования и порядок, как и условия, в Школе для всех одинаковые. Попытки нарушить это правило будут строго и безжалостно караться отчислением.

Дальше были вопросы про завтра, но командир ответил кратко, не вдаваясь в детали, сказав, что исчерпывающую информацию они получат завтра, а сейчас можно этим голову не забивать. И вообще, готовиться к отбою. И всех отпустил.

Но, к сожалению, всё не может быть хорошо, и у Жара внутри разрасталось беспокойство и раздражение. Ему всё труднее было бороться с долголетней привычкой, ставшей его второй натурой, тем более спровоцированной столь лёгкой и столь обильной добычей. Он давно уже боролся с собой и не воровал, как минимум, с потопа. Пирожки не считаются.

А после отбоя Жара вообще накрыло. Новые впечатления, подогревавшие его природное любопытство, напряжение перед поступлением, а потом перед первым днём схлынуло, позволив занять место другому, привычному, ставшему второй натурой. Твёрдое решение встать на другую, правильную дорогу, долгое время сдерживало его наработанные годами привычки и рефлексы, и хотя оно, решение, никуда не делось, но сейчас все его навыки и рефлексы, они не просто кричали, они выли. Куча народу, все почти со значительной суммой денег — воруй не хочу. Да, вот именно! НЕ ХОЧУ! Сопротивлялся им парень. У своих не хочу! И НЕ БУДУ!

Он вспомнил то неожиданное и довольно приятное чувство, когда его осенило, что все эти люди, находящиеся в казарме, и с которыми ему предстоит учиться — «свои». Это лёгкое, едва уловимое, но приятное чувство общности возникло, конечно, не из-за одинаковой одежды. Просто одежда была тем щелчком, который позволил это заметить, осознать то, что оно есть, ощутить это. Это не имело особой логики. Может потому, что они какое-то немалое время будут вместе, бок о бок жить и делать одно и то же дело, и насколько Жар понял, непростое. Делить тяготы «учебной» жизни. Но все они готовы пойти на ограничения и изнурять себя тренировками и уроками, соблюдать здешние строгие правила и дисциплину, потому что стремились к тому же, что и Жар. Выбрали ту же дорогу, что и он, и теперь им по пути. Да, он мало кого ещё тут знает и многих не помнит в лицо. Но всё это не делало их «чужими». И потому Жар решил, что воровать он у них не станет. А Рен с Тимом, стали не просто своими, а близкими приятелями, отношения с которыми уверенно шли в сторону дружбы.

И вообще, подумал встающий на правильную дорогу парень, из последних сил старающийся на ней удержаться, не буду воровать больше никогда. Никогда! Он попробовал это слово, постарался ощутить его и проникнуться. Проникся! От этого «Никогда» его скрутило пронзительно и резко. И нестерпимо, аж до зубовного скрежета, захотелось своровать, ну хоть что-нибудь, да хоть тот же пирожок. Причём сейчас же. Жар до боли стиснул в руках одеяло. Так, надо взять себя в руки. Ему хватит сил сдержаться. Нет! В трезвом уме и твёрдой памяти он уверен, что этого не сделает. Да и без надобности ему сейчас деньги, на оружие и так хватит, убеждал себя Жар. Некоторое опасение вызывала только его способность делать это неосознанно, удивляясь потом «Как?» и главное «Зачем?» он это сделал. Но, утешив себя мыслью, что во сне он вряд ли способен на это, и что утро вечера мудренее, он попытался уснуть. И, как ни странно, у него это получилось. Он забылся беспокойным сном.

Проспал он, к сожалению, недолго и проснулся со сдавленным стоном-криком «Нет!» и в холодном поту. Открыв глаза, он бешено заозирался, тяжело дыша и соображая, где он. Поняв, что это был сон, он выдохнул и вытер со лба крупные капли пота. «Фу-у-у! Ну и приснится же такая гадость!». Жара передёрнуло. Парень тихо оделся и выскользнул из казармы. Его обдало ночной прохладой. Свежий воздух несколько успокаивал нервы. Но глаза Рена из сна так и стояли перед внутренним взором. Жар икнул, помотал головой и подумал, что надо вернутся в казарму, проверить, точно ли у него чужих денег не появилось. Но пока, отходя от кошмара, он стоял и жадно дышал пропитанным ночными ароматами воздухом. Продышавшись, парень всё-таки вернулся в казарму и с облегчением убедился — лишних денег не появились. Но остаться там Жар физически не смог и опять вышел на свежий воздух, подумав и решив, что надо выйти за территорию, пока не случилось страшного, например, того, что было во сне.

Он огляделся по сторонам. Над головой ярко горели звёзды, а повернувшись в сторону тренировочных секций, он ощутимо вздрогнул, увидев человеческие силуэты, которые висели на ветвях деревьев и специально оборудованных конструкциях и мерно покачивались от лёгкого ветерка. Жуть да и только. Как будто куча повешенных угрюмо напоминает ему о преступлении и наказании. Да уж, неприятная ассоциация. Они и среди белого дня-то, выглядели не очень, а в неверном свете луны и звёзд- вообще жуть. Жар сплюнул, решительно развернулся и потопал от них в другую сторону, хотя первоначально собирался пройти через них к бытовке и залу для зимних тренировок — там был удобный, заранее подмеченный лаз в стене.

Подумано — сделано! Он без проблем, не так удобно как напротив бытовки, но всё-же вполне выполнимо, с его-то умениями, перебрался через забор и сел, прислонившись к нему спиной. Надо было хорошенько подумать, что делать дальше. Прошлое, как оказалось, не желало отпускать его без боя. Было жутко, противно, но он с сожалением констатировал — воровать всё равно хотелось.

То самое «Никогда» было ошибкой, и эффект дало прямо противоположный, надо попробовать что-то другое. Может, наоборот вспомнить, почему он решил именно в тайностражники податься. Совсем не потому, что «никогда» воровские навыки применять не собирался. Все эти его навыки и рефлексы, они же ещё пригодятся. Нужно просто взять их под контроль. Не востребованными они останутся в ближайшие пять месяцев. Это верно. За это время надо научиться их контролировать. И чтобы включались они, только когда он решит, что надо, или, как минимум, можно. Но тренировать и использовать их надо, чтоб не потерять, мало ли какую секретную бумагу выкрасть придётся.

Сейчас Жару было сильно надо, и он решил, что можно. Только не в Школе, и не что попало. Деньги вообще табу. Не нужно ему это. Необходимости воровать деньги не было, он был всем обеспечен. Можно украсть что-нибудь не принципиальное. И тем, у кого ворует, не сильно нужное, и от чего улик не останется. О-о-о! Точно!

Жар поднялся и двинулся в сторону центра.

* * *

Возвращался Жар уставший, но удовлетворенный, бережно прижимая к себе коробочку, в которой лежали три рогалика, немного орешков и небольшая баночка сока. Воровать что-то, кроме еды, показалось неразумным. Жар был собой вполне доволен и даже горд. Он провернул это дело, не имея привычных подручных инструментов, используя в качестве отмычек то, что удалось найти буквально под ногами. А дело было, надо признать, сложным. И это особенно грело душу.

Еда-то была не простая. Эти булочки были самыми дорогими, какими только могли быть. Сами рогалики были из лучшей муки, класса «А», тесто на них заквашивалось с самым дорогим сыром и миндалём высшего качества. Как хорошо уметь читать — столько интересного узнаешь! Сам бы Жар ни за что не догадался, что эти невзрачные рогалики такие особенные. К этим рогаликам он захватил какой-то супер-пупер сыр, приправил кусочками белого трюфеля (нарезанным его вряд ли кто узнает) и крупно дроблёнными макадамскими орешками. Сами орехи, в достаточном количестве, тоже имелись в коробочке. Ну и чтоб не всухомятку есть, имелась баночка густого бордового сока из какого-то жутко экзотического и полезного плода. Сок, правда, пришлось перелить в самую обыкновенную баночку, а оригинальную Жар выбросил. Этими рогаликами и соком Жар собирался попотчевать приятелей. Одному это всё есть не так интересно.

Кому пришла в голову гениальная мысль выставить тсарскую еду на "посмотреть" за деньги для простых обывателей, Жар не знал, но эта идея показалась ему интересной и пришлась по душе. Он даже был этому неизвестному благодарен и отдельно благодарен, что тот решил выставить настоящую еду, а не обманки из папье-маше. И так как выставка открылась вчера, рогалики и сыр были почти свежие и вполне съедобные, не то что, если бы он пришёл через месяц.

Ну вот, навыки применил, рефлексы почесал, самомнение тоже, теперь опять спокойно жить можно. Главное — контролировать эти свои способности.

Вновь обретённые разными способами воровские приспособления Жар припрятал недалеко от места, где перебирался через забор. Потом парень бесшумно проскользнул в казарму, пристроил драгоценную коробочку и заснул спокойным глубоким сном.

Утро наступило неожиданно и рано. Едва забрезжил рассвет, и птицы начали свою утреннюю перекличку, пришли командиры и объявили подъём.

Сонный, не выспавшийся Жар без энтузиазма оделся, нехотя умылся у бочки, что не сильно помогло, и подошёл к своей группе, собравшейся в стайку недалеко от казармы. Командир их был раздражающе бодр и полон сил. Глядя на заспанных, не стремящихся к излишним активностям подопечных, он их слегка подбодрил.

— Значит так, парни. Эффективность тактико-технических действий в бою обеспечивается высоким уровнем развития двигательных способностей: ловкости, быстроты, ориентации в пространстве, выносливости. Вот как раз развитием последней мы сейчас и займёмся. Для начала версты полторы-две пробежим, потом — разминка. Заодно и взбодритесь. Только перед пробежкой разомнёмся.

И в течении нескольких щепок парни, под руководством своего командира, разминали ноги, делали дыхательные упражнения, крутили и махали разными частями тела. После чего командир распорядился: «Ну, вперёд!», и побежал размеренной рысцой. Растянувшись цепочкой, новобранцы двинулись за ним. Он оглянулся и скомандовал: «Держаться плотной группой!» Они выбежали на широкую, в одну линию могли свободно бежать трое, тропинку, ведущую почти вдоль всей территории Школы.

Хотя для первого раза бегать они должны были немного, версты полторы, Жару всё равно надоело. И с непривычки закололо в боку. Поэтому он решил слегка передохнуть. Возле хозблока аккуратными холмиками что-то хранилось, будучи удобным укрытием. И пробегая мимо подходящего места, он отстал, подав знак приятелям, чтоб не выдавали. Дождавшись, что на него никто не смотрит, Жар нырнул за кучу чего-то, прикрытого холщиной. Рассчитывал переждать здесь кружок, а потом, как ни в чём не бывало, присоединиться к одногруппникам. Он, конечно, помнил, что собирался быть прилежным учеником, выполнять все требования и не выделяться. Но, смачно зевнув, подумал, что никому от того, что он здесь немного посидит, плохо не будет. Никто даже не заметит его отсутствия, и вообще, он не выспался. Жар обнаружил под холщиной дрова. Вытащил пару и уселся на них, прислонившись спиной к поленнице. Ещё раз сладко зевнул и прикрыл глаза. Зачем вообще нужно бесцельно круги наворачивать?! — оправдывал себя Жар. Солнце едва поднялось над горизонтом, поэтому было зябко. Ëжась от утренней прохлады, хитрый лентяй открыл глаза, сорвал травинку и, прижав зубами сладковатый стебель, посмотрел в небо. По небу, успокаивая, плыли облака. Пока он сидел, мимо пробежали другие группы. Когда подошло время уже показаться его товарищам, Жар забеспокоился. Он их вроде даже услышал, но мимо него они так и не пробежали. Несмотря на надежность плана, он чуть было с треском не провалился. Группа не добежала до места его дислокации саженей сто. Командир решил, что новичкам и этого хватит. Они отошли чуть в сторону от тропинки и начали разминку. Площадка, на которой они разминались, была достаточно открыта. Так, что Жар малодушно подумал, что может объявиться, уже когда всех отпустят? Он, конечно, ловкий вор, но чтобы так, на виду у всех, незаметно подойти к группе из пятнадцати человек на открытой площадке?! Хорошо ещё, что там недалеко росло большое кряжистое дерево. Оно давало небольшой шанс на успех операции. Жар решил всё-таки попробовать проскочить. Парню пришлось, шкерясь и пригибаясь чуть ли не до земли, за кустами, и другими ненадежными укрытиями, незаметно пробираться к группе. Иногда ему приходилось двигаться почти ползком, стараясь при этом ещё и не сильно испачкаться. В который раз обругал он себя за эту глупую затею! Хорошо хоть группа остановилась от него не так далеко. Жар воспользовался тем, что они были увлечены попытками обхватить свои икры и коснуться головой коленей.

Это дало ему несколько секунд, чтобы занять место рядом с Реном и Тимом, удачно расположившимися с краю. На этот раз ему повезло. Удалось почти незаметно присоединиться к своим. Похоже, его отсутствие никто, кроме приятелей, не заметил. Жар с облегчением выдохнул. Чистая удача. Хотя, с уверенностью утверждать, что никто ничего не заметил, нельзя. Ну, по крайней мере, никто ничего не сказал, и то хорошо.

Закончив комплекс упражнений, командир отправил своих парней умываться и приводить себя в порядок.

— Через пол-лучины всем собраться у казармы в парадной форме! — отдал он приказ, засекая время.

После завтрака предстояло какое-то мероприятие. Парни, взбодрённые пробежкой и гимнастическими упражнениями, радостно ломанулись к бочкам с водой принимать водные процедуры. ПережитЫе волнения однозначно взбодрили и вывели Жара из сонного состояния. Рен с Тимом многозначительно переглянулись. Тим, ткнув Жара под рёбра и обидно скалясь, спросил:

— Ну, что?! Отдохнул? Умник!

Приятели не упустили случая подколоть его, отчего Жар почувствовал себя полным придурком, хотя вида и не подал.

После завтрака, одетые в парадную форму, они выстроились на плацу по группам в почти правильный прямоугольник, без одной стороны. Командир объяснил, что сейчас их ждёт напутственное слово директора. После того, как построение было закончено, на плацу наступила относительная тишина. К курсантам вышел директор. Жар сразу узнал этого сероглазого мужчину с приятным лицом. Как не забыл и обстоятельства их первой встречи около тренировочных манекенов. Вот, значит, кто это был!

Директор говорил о правилах Школы, об ответственности, об отношении к учёбе, о престижности обучения в Школе, о светлом будущем в службе на благо Ринтара. Упомянул и тяжёлое настоящее. В том смысле, что в учёбе им придётся нелегко. Красиво говорил, хорошо, Жар аж заслушался. В завершении сказал, что сегодня состоятся показательные бои тренеров на различных видах оружия. А потом добавил, что сейчас выступит заведующий учебной частью и более подробно расскажет, как будет проходить день.

Вышел седовласый мужчина, который был в приёмной комиссии, и начал рассказывать. Он рассказал, что сейчас тренеры-профи будут демонстрировать парням своё искусство, то есть разные техники боя. Что все тренера уже готовы и ждут зрителей. Учащиеся должны всё просмотреть и сделать выбор между дополнительными программами, а обязательные просто принять к сведению и впечатлиться. А после демонстрации смогут пообщаться с тренерами, задать интересующие их вопросы и даже потренироваться. До вечера все должны определиться с выбором основного оружия и дополнительными занятиями. Записаться у своих командиров, после чего до утра могут быть свободны.

А утром начнется уже поименное распределение учащихся по группам в соответствии с выбором занятий и оружия. Рукопашный бой и стрельба из арбалета обязательны для всех, потому тренировки будут проходить в составе своих групп. Бой с мечом или оружием, его заменяющим, тоже обязателен, но как раз из-за вариативности оружия, формируемые для тренировок группы не обязательно будут совпадать с имеющимися, и там будет учитываться предпочтение по тренерам. Заменяющим меч оружием могут быть: сабли, два меча, секира. А занятия другими техниками и с другими видами оружия считаются дополнительными. По ним будут формироваться отдельные группы, если желающих наберётся не менее восьми человек. Все вопросы, касающиеся оружия и его выбора, можно уточнить у тренеров и даже купить при желании. Все они обычно привозят на продажу целый арсенал. Если это какое-нибудь редкое или экзотическое оружие, то тренер обязательно привозит весь необходимый инвентарь в нужном количестве и объясняет, где и как его можно приобрести в дальнейшем. На то, чтобы достать оружие, даётся три дня. В это время у учащихся есть полная свобода передвижений. Хоть в город поезжай и заказывай новое, хоть даже в родную веску — за своим. Если средств на покупку оружия нет, то можно воспользоваться и казённым, но его выбор не очень разнообразен, и в конце обучения его нужно сдать. По истечении трёх дней состоится общий сбор и уже начнутся настоящие занятия.

К моменту, когда завуч закончил свою длинную речь, все тренера уже распределились по секторам и ждали учащихся для демонстрации своего искусства. От того, насколько они смогут впечатлить зрителей, и от количества впечатлённых зависело, получат ли они контракт и сумма гонорара по нему.

Учащихся разделили на несколько частей и командиры групп повели их по разным секторам, в соответствии с заранее оговоренным планом, чтобы не мешать друг другу.

Первым они смотрели бой с мечом. Этот бой Жара не поразил. Нет, конечно, невысокий, плотный мужчина, показывающий владение оружием, был профессионалом, хорошо знающим своё дело, и на Тима с Реном произвёл подобающее впечатление. Но Жар видел более впечатляющую работу с подобным оружием и её не показушные результаты. Жар невольно сравнивал Алька, в совершенстве владеющего многими видами оружия, и не раз применявшего его на практике. Кстати, несмотря на то, что внешне тренер с Альком были совсем не похожи, в процессе боя Жар замечал что-то неуловимо знакомое. Эти плавные движения, перетекающие одно в другое, свист металла о воздух и резкие выпады, останавливающие непрерывное движение меча, подобное серебристому свистящему облаку.

Дабы не портить обновленные манекены, или быть может не тупить оружие, он только намечал удары, резко останавливая меч и только касаясь нужной точки. Помимо меча, тренер продемонстрировал и бой с саблями.

Потом этот же тренер показывал бой с кинжалом. Эта техника была куда менее зрелищной, но именно к ней Жар начал присматриваться более внимательно. И Жар наметил её для себя… подумать. Он решил, что это оружие во многих случаях удобнее громоздкого меча. И прятать его удобнее, и незаметно воспользоваться или напугать при необходимости. Хорошо бы освоить. Определенно лучше, чем меч. Выступление было недолгим, но тренер показал немало приёмов, которые парень счёл полезными и интересными для себя. Конечно, меч тоже останется, потому как входит в обязательную программу. А вот владение кинжалом идёт как доп. Если бы не это, Жар бы не стал тренироваться с мечом, а сосредоточился бы на кинжале. Но правила есть правила, придётся учиться работать либо и с тем, и с другим, либо только с мечом.

Потом группа Жара перешла к следующим секциям, где другие тренера показывали бой с секирой, копьём и чем-то ещё. Жар смотрел не очень внимательно. Этим оружием он не собирался пользоваться. А вот на бой с цепями стоило посмотреть. Зрелище было завораживающее. Цепи в руках здоровенного лысого мужика двигались легко и свободно, как будто это ему ничего не стоило. Словно они подчинялись силе одной лишь его мысли. Гибкими серебристыми змеями они извивались в его руках, то бросаясь вперёд, то обвиваясь вокруг несчастных манекенов. Деревянным страдальцам оставалось только скрипеть. Смотреть на технику работы с цепями можно было бесконечно долго. Но вот то, что она подходит ему, Жар сильно сомневался. Но мужик работал качественно, настоящий профи. Временами создавалось впечатление, что цепи являются продолжением его рук. И тогда казалось, что это не человек, а какое-то чудовище. При мысли об этом, Жар сразу вспомнил Рыску с её сказками и улыбнулся. Интересно, как она там? Как у них там всё сложилось? Воспоминания накатили совсем не ко времени, но им, воспоминаниям, было всё равно. Жар понял, что скучает по Рыске, и даже по вредному Хаскилю.

Метание ножей Жара сразу заинтересовало. Ему вообще нравилось метание чего бы то ни было. Против ожидания, тренер метал не один нож. У него был целый набор с разными лезвиями и рукоятями. Он начал демонстрацию с того, что поднял раскрытые ладони вверх и показал всем, что у него ничего нет, а потом внезапно выхватил из-за головы своё оружие и начал бросать его в деревянные щиты, стоящие в удалении. Летели ножи в разных направлениях, довольно точно попадая в силуэты, изображённые на щитах. Парень оценил и силу, с которой ножи входили в дощатые щиты, прорубая их насквозь, и скорость, с какой наносились эти сокрушительные удары. Ножи выглядели тоже несколько необычно, насколько Жар с такого расстояния мог их разглядеть. Парень оставил себе в памяти зарубочку — обязательно потом сюда зайти и поговорить, поспрашивать, рассмотреть и попробовать это оружие.

Потом этот же тренер, который метал ножи, устроил демонстрацию боя с ещё одним видом оружия. Жара поразила работа с этими маленькими металлическими штучками вроде звёздочек, которые тренер метал и по одной, и красивым веером. Раньше Жар никогда не видел и не знал о подобном оружии. И дело было даже не в том, что раньше Жар ничего подобного не видел, а в том, что выглядело это невероятно красиво и эффектно. Воображение парня тут же нарисовало ему себя на месте главного героя, а вокруг толпу восхищённо ахающих барышень. Он метает эти железные штучки в каких-нибудь злыдней, которые тут же падают как подкошенные. Таким образом, красиво победив в фантазии целую кучу злыдней, он принимал заслуженные поцелуи и поздравления от спасённых девушек. Потом он узнал, что называются эти метательные штучки — сюрикены. Бывают они разной формы. И его фантазия несколько расходится с реальностью. Сюрикен, если он не отравлен, имел очень слабый поражающий эффект. Так что они используются либо для отвлечения внимания, либо совместно с ядами.

Когда их группа подошла к следующей секции, то они обратили внимание, что у края площадки был вкопан столбик с табличкой, где было написано: «Используй то, что под рукою, и не ищи себе другое». Ага, это, кажется, «Бой подручными средствами», подумал Жар. Программа, которая для тайников была обязательна. Тренеру, единственному, кстати, помогали два ассистента, и они разыгрывали с ним мини-сценки. Разыгрывались ситуации, когда при себе по каким-либо причинам нет оружия или доставать его неудобно. Например, сцена в кормильне. Там тренер поочерёдно пользовался то стулом, то табутетом, даже скамейкой. Стулом, кстати, очень удобно оказалось «связывать» и бросать противника. В другой мини-сценке «в кормильне» перевёрнутый стол становился щитом, а тарелка — опасным оружием, которым, кстати сказать, не били плашмя сверху по голове противника, как ожидал Жар, а метали или били краем по наиболее уязвимым или болезненным частям тела. Была ещё парочка разыгрываемых сцен, в одной из которых отыгрывалась романтическая, ничего опасного не предвещающая, прогулка. Там оружием становилась то палка, только что отломанная от дерева, то метла на длинной ручке, тоже способная стать грозным оружием в умелых руках. Жар посоветовал приятелям обратить на это занятие особое внимание, ибо это весьма полезные умения.

Потом они ещё смотрели и впечатлялись стрельбой из арбалета и рукопашным боем. Были там и совсем какие-то экзотические способы убийства вроде плевания из трубочки отравленными штучками или такие дополнительные средства нанесения вреда противнику, как «боевые кольца», которые демонстрировал представитель какой-то горной страны. С мечами и саблями, кстати, работал не один тренер, а несколько, поэтому этот вид боя они смотрели несколько раз. Но Жару первый просмотренный понравился больше остальных. Впечатлений за сегодня они получили вдосталь, узнав немало нового для себя.

Когда они организовано всё смотрели, то про каждое оружие их командир пояснял, является ли владение им обязательным и чем можно его заменить.

Просмотрев всё по одному разу организованно, то есть вместе с группой, должным образом впечатлившись и озадачившись, они были отпущены в «свободное плавание». И получили возможность ходить и смотреть, а также общаться и задавать вопросы самостоятельно. Чем с удовольствием и воспользовались. Им не терпелось поговорить с заинтересовавшим своей техникой тренером, расспросить и про технику, и про оружие.

Сначала Жар с приятелями обсудили, кому что понравилось, и решили вместе сходить к тем тренерам, предпочтения по которым совпали. Жар уговорил выбрать доп «Бой подручными средствами» и Рена. А Тима и уговаривать не пришлось, он сам захотел обучаться этому вместе с приятелями. Вообще, один доп был обязателен, остальные по желанию.

Также вместе решили подойти и к тренеру, которого они смотрели первым с мечом и кинжалом. Жар выбрал из холодного оружия обычный меч и кинжал на доп. У этого тренера он хотел спросить совета про то, какой именно кинжал лучше приобретать.

Дальше они разошлись в соответствии со своими предпочтениями. Жар, наконец, направился к наиболее заинтересовавшему его тренеру, тому, который метал разные предметы: ножи и сюрикены. Друзей метание колюще-режущих предметов не заинтересовало. Правда, после разговора с тренером, всё оказалось немного не так, как Жар себе представлял. Сюрикены — это металлические метательные звёздочки, они входят в тело до трёх сантиметров, при условии, что человек голый, а любая одежда — это дополнительный слой. Плотная одежда плохо пробивается, поэтому надо стремиться попадать в открытые части тела. И входит такая звёздочка, соответственно, не очень глубоко. Действительно травматично и опасно, если сюрикен попадёт в глазницу, но это довольно сложно, а в остальных случаях, чтобы он подействовал на противника чуть больше, чем вызвав злость и раздражение, надо, чтобы он был отравлен.

Жар сильно сомневался в выборе этого допа. Несмотря на то, что его это очень впечатлило, ну красиво, что скажешь, и заняться этим тянуло.

Он честно пытался оценить эффективность этого вида оружия в его будущей профессии, и получалось, что вероятность использования сюрикена слишком мала. Пока, по крайней мере, возможности эффективного использования сюрикенов представлялись ему слабо. С трудом наскреблась только одна, если смазать сюрикен сильно действующим раствором, который при попадании в кровь усыпляет (смертельные яды Жару не очень нравились). Но с ядами Жар раньше дело не имел и в них не разбирался. Если подходить с рациональной и сугубо практической точки зрения, то надо, наверное, отказаться и забыть. Но совершенно иррационально забывать не хотелось, а наоборот, очень хотелось освоить. И Жар решил-таки попробовать и выбрать этот доп — все в жизни бывает, вдруг пригодится. Он даже сразу и метать попробовал, для первого раза вышло неплохо и оказалось не так уж и сложно, а если потренироваться, то будет толк. Он не откладывая, сразу купил себе набор сюрикенов.

После выяснения вопроса с метательными звёздочками Жар перешёл к вопросу метания ножей. Метательные ножи, действительно, Жару не показалось, отличались от обычных. Самое главное отличие состояло в том, что клинок должен быть тяжелее рукояти, центр тяжести ножа смещён к острию. Кроме того, специальный метательный нож обычно имеет расширение клинка к острию. Острие хорошо заточено, тогда как лезвие — не обязательно. Гарда отсутствует, что было непривычно, это сделано чтобы не тормозить полет. Рукоять — в точном смысле слова — чаще всего тоже отсутствует, её заменяет насечка. Нередко с той стороны, где должна быть рукоять, делают широкую прорезь в металле. Так и держать удобнее, и обеспечить сдвиг центра тяжести к острию проще.

Жар огладил клинок, взвесил в руке, затем перебрал весь набор, с интересом рассматривая и примериваясь к каждому ножу. Не утерпел и попробовал метать и их, но это оказалось сложнее, чем сюрикены, с первого раза не получилось. Тренер объяснил основные ошибки, Жар с интересом его выслушал. И, конечно, приобрёл набор ножей, как и твёрдое намерение научиться этому непростому искусству.

На этом осмотр оружия, техник и их выбор у Жара завершился. Собственно, выбрал он получается меч, из допов кинжал, метание ножей, сюрикенов, ну и «бой подручными средствами». Четыре допа, а всё вместе семь техник, это конечно много. И пахать придётся без продыху. Но охота пуще неволи, он знал на что шёл. Эх, изменяться, так в корне.

* * *

После того как Жар и приятели выбрали и записали у командира выбранное оружие, тренеров и дополнительные занятия, они были уже свободны. Жар подозвал приятелей и, сказав, что заботливый Крысолов передал ему вчера в дорогу какую-то еду, предложил перекусить. Захватив заветную коробочку, они решили расположиться на природе. Воспользовавшись тем, что командир занят, никому до них дела не было, а у них, собственно, свободное время, они отошли ближе к забору и, выбрав подходящее дерево, вольготно расположились под ним. Жар раздал парням по драгоценному рогалику. Сок поставил на траву. А сам, стараясь не показывать своего интереса, наблюдал, как Тим и Рен приступили к поеданию сего шедевра кулинарного искусства. Тим жевал с аппетитом и видимым удовольствием, откусывая большие куски. Рен же, прожевав кусочек своей булочки, сморщился, проглотил, вытащил из оставшейся части своего рогалика кусочек трюфеля, подозрительно его осмотрел, понюхал и спросил:

— Это что?

— Не знаю, кажется, гриб какой-то местный, — как ни в чём не бывало ответил Жар. — А что?

Рен целенаправленно пожевал трюфель и сказал:

— Да ерунда какая-то, на вкус не очень. Всё остальное нормально, а эти грибы тут лишние. Это не поганка, надеюсь?

— Да, нет, вроде. Через две лучины видно будет, — засмеялся Жар.

— А мне понравилось, — сказал Тим, — вполне съедобно.

Самому Жару рогалики и всё то, что было в качестве начинки, тоже понравилось, сытно и вкусно.

— А это что — сок? — спросил Тим и отпил глоток.

— Да, это сок из каких-то местных ягод, брусничный, кажется. Пейте, — как хлебосольный хозяин ответил Жар.

После того как парни по очереди попили из бутылки, Тим сказал:

— Не, это не брусничный.

— Точно, — поддержал его Рен. — Это, наверное, черничный.

— Угу, — согласился Тим.

— Ну, вы гурманы, — ответил Жар. — А я совсем не разбираюсь. Крысолов сказал, жутко полезный и витаминный.

— Ну, тогда точно черничный, — со знанием дела произнёс Рен, которому про витамины слышать уже приходилось.

Сытые и довольные, они перешли на разговоры «за жысть», обсудили речь директора и то, что они увидели сегодня на площадках в исполнении профи. Тима больше всего впечатлил и понравился бой с двумя саблями, он сказал, что обязательно научится так же. Глядя на горящие глаза юноши, Жар даже не стал говорить, что он видел владение подобным оружием и покруче. Мужик с цепями впечатлил не только Жара, хотя друзья, как и Жар не проявили желания овладеть этим оружием.

Под эти разговоры хорошо пошли макадамские орехи, местом произрастания которых Жар назначил местный лес.

* * *

Гарда у ножа — это та часть, которая отделяет лезвие от рукояти.

* * *

— Жар, ты совсем обнаглел?! — разорялся Крысолов. — Нет, ну совсем голову потерял! Ладно, на себя тебе плевать, о других подумай! Я на тебя, между прочим, рекомендацию давал! Ты и меня тоже подставляешь!

Давненько Крысолову не приходилось на кого-то так орать.

Как только сегодня парень зашёл в комнату, обучающихся на три дня отпустили до начала занятий, как Крысолов сразу почуял, что-то с этим прохвостом не то. Тонко настроенный путничий дар так и фонил тревогой. Сейчас он подсказывал, что парень что-то мутит, что-то опасное, связанное с риском. Сам источник возможных неприятностей находился в бессовестно хорошем и благодушном настроении, источая гордость и довольство собой. Что никак не вязалось с информацией от дара, пусть и размытой. Что заставило Крысолова разом напрячься и вспомнить, что он теперь отвечает за этого олуха.

— Та-а-ак! — сурово протянул Крысолов. — Ну сознавайся, что натворил?

Жар замер, как будто споткнулся на полном ходу, слегка задумался, вздохнул и сознался…

Рассказал о ночном происшествии. Ну, а смысл отпираться? Что он, дурак, путнику врать? Если Крысолов озаботится этим, то сможет и без него всё досконально узнать. К тому же, он сам попросил Крысолова ему помочь. Отчего он и интересуется.

Поэтому, Жар подробно описал ночной приступ и внезапно пришедшее на ум решение, ну и соответственно его исполнение.

Так получилось, что рассказал и про пробежку. Сначала не собирался, но случайно оброненное слово, на которое обычный человек не обратил бы внимания, а вот путник, поди ж ты, прицепился и раскрутил всю историю.

Ну и надо сказать, что о своём ночном решении он рассказывал без толики раскаяния, а даже с некоторой гордостью. Мол вот как хорошо я придумал! Ну и сделал соответственно. Как здорово справился с проблемой, прям красавчик!

После чего путника и прорвало.

Крысолов сделал многозначительную паузу для осознания провинившимся всей глубины своего падения и опять начал с новой силой, — Ну, ладно, тебе приспичило, могу понять. И воровать еду — не самое плохое решение. Но зачем самую дорогую?! Которую привезли на тсарскую свадьбу? Ну, ограбил бы какую кондитерскую или кормильню. Что ты нарываешься? Что за аттракцион невиданной щедрости, точнее глупости?! Ты хоть знаешь, сколько килограмм этих трюфелей стоит? Да ещё и не абы каких, а белых!!!

— Ну, больше, чем пара коров, наверное, — ответил провинившийся, но не раскаявшийся Жар.

— Ха! Пара коров, — возмутился путник. — Да он стоит как нетопырь!

— Ооу! — уважительно впечатлился Жар. — А Рену они не понравились. Он сказал: «Гадость какая-то, и весь вкус испортили».

Путник только глаза закатил.

— И ты им сказал, что они едят? — заинтересовавшись, вдруг перешёл на нормальный тон Крысолов.

— Нет! Я что, дурак? — оскорбился Жар.

— Судя по всему, ДА! — ответил путник. — Это я ещё молчу про то, что ты на пробежке сачковал и чуть не попался. Не смертельно, но ненужное внимание бы привлёк. Не говоря о том, что это вообще глупость. Ты в Школу не увиливать от занятий поступил. Хорошо, хоть догадался лишнего приятелям не болтать.

Жар только хмыкнул.

— Демонстрант сашиев! Всё тебе дешёвые эффекты нужны! Ну, зачем?! Ещё и парней приобщил к своему тёмному делу!

— Не, парни не при чём, они думают, что это ты передал, а орешки и грибочки из местных лесов, а сок, вообще, определили как черничный.

— О-о-о, горе мне, горе, и позор на мою седую голову! Ещё и я передал. Да я… Ладно. Не о том. Зачем? Вот, зачем? Объясни.

— Ну парни ни разу ничего подобного не ели, и у них не было шансов даже попробовать. Несправедливо! Я хотел…

— Ё! Защитник обездоленных нашёлся! «Благородный разбойник», прям Бин Дуг. Безмозглый идиот! Да я, может, тоже никогда в жизни ничего такого не пробовал. И что?! Зла на тебя не хватает!!! — и швырнул для пущей убедительности в провинившегося подвернувшийся под руку подходящий предмет.

А-а-а! — завопил Жар, уворачиваясь от полетевшего в него башмака. — Это не педагогично. Я же не знал, что вам тоже надо принести рогалик. Э-э-э! хватит швыряться в меня обувью, — возмутился Жар, когда второй башмак до него долетел, попав в довольно болезненную точку. — Следующий раз, на вас тоже возьму.

— Только попробуй!!! — возмутился Крысолов. — Придушу! Никакого следующего раза! Максимум кондитерская или то, что на городской ярмарке продаётся. Никаких больше эксклюзивов. Пойми ты, дурья башка! Не надо тебе так рисковать. Не стоит оно того!

Они поговорили, Жар вроде понял и согласился.

Напоследок Крысолов негромко спросил:

— Ну и какой он на вкус-то, трюфель этот?

— Да ничего особенного, на любителя, в общем. А сок ничего так, густой, приятный, кисленький. А кто такой этот, как его «биндюк»? — в свою очередь спросил Жар.

— Не биндюк, а Бин Дуг. Ну есть такая лоэнская легенда или баллада о благородном разбойнике и вольном стрелке Бинрое Дуге. Если тебе интересно, то найди, где узнать. У вас, кстати, там библиотека есть. Литература там, правда, больше другой направленности, но это достаточно известная легенда, так что должна быть. Классику надо знать.

* * *

На следующее утро Жар сходил в Школу и выяснил, что допы, которые он выбрал, прошли допуск на минимальное количество и будут преподаваться. Это были следующие допы: «Бой подручными средствами», кто бы сомневался, «Бой с кинжалом», «Метание ножей» и даже группа по метанию сюрикенов набралась, хоть и минимально возможная, ровно 8 человек. Итого у Жара получилось четыре допа. Многовато, конечно. Эх, свободного времени совсем не останется.

В Школу Жар решил вернуться пораньше, не дожидаясь прошествия трёх дней. Вернулся сразу, как нашёл и купил подходящие кинжал и меч. С мечом он не мудрствовал, купил подешевле, так как это было обязательное, но нелюбимое оружие. А вернуться решил пораньше, потому что с друзьями было веселее, да и привыкать надо к жизни в школе, и к утренним пробежкам, роготун бы их побрал. Кстати, заодно он принёс и дополнительный комплект одежды, припрятав его на всякий случай, который как он понял, с ним мог случиться.

Ту одежду, в которой он пришёл, он сдал тем же вечером дежурному командиру. Одежду командир положил в мешок с его номером и бросил в дальний угол кладовки к другим таким же мешкам на долгих три месяца, поставив при этом в своей тетрадке какую-то галочку. Почему-то именно эта галочка дала ощущение будто с этого момента что-то повернулось, и он действительно поверил, что возврата к старому не будет. Вот так вот оно и шло постепенное привыкание к своему новому статусу.

А служащие Школы, пока у обучающихся было свободное время, завершали подготовку к началу учёбы: заключали контракты с тренерами по результатам выбора обучающихся, составляли планы и расписание тренировок. Кто, где, с кем будет заниматься. И чтобы площадок хватило на всех!

* * *

На следующий день после бала Рыска, безумно красивая, в платье, в котором была на балу, только с безбожно затянутым Альком корсетом, едва вдыхая, стояла вместе с Альком посредине большого зала в замке Хаскилей. Волосы девушки были красиво уложены. Мира ещё и подкрутила несколько прядок, как будто случайно выбивающихся из причёски. После мытья со всякими Мириными штучками волосы стали мягче и приобрели особый блеск. Альк тоже приоделся и они вместе смотрелись — хоть картину пиши.

Может с них, действительно, будут сейчас картину писать, может они для того и нарядились, размышляла Рыска. А что? В этой их выставке картин, Альк только в детском, ну подростковом возрасте присутствует, а сейчас он уже мужчина в самом расцвете сил. Как раз для портрета. Вон и вся остальная семья собралась, даже Таш и нянюшка пришли. Семейный такой портрет намечается. Только зачем её нарядили? Она же к их семье не относится...

Зачем на самом деле Альк собрал всю семью, и они такие нарядные стоят посредине зала, Рыска не знала. А спросить хоть и пыталась, но в ответ получила только: — "Подожди, сама скоро всё узнаешь". Альк был этим утром какой-то нервный, и приставать дальше она не стала, доверившись ему. Ну узнает, так узнает. Может это какая-то их особая семейная традиция. Что она будет в их семейные дела лезть.

А ей пока остаётся ждать и вволю фантазировать. Впрочем, может и не будут никого рисовать, может Альк, просто, хочет всем что-то важное сообщить, продолжала гадать Рыска. Вон какой он напряжённый, и глазами застекленел. Она даже физически ощущала, как он волнуется.

Наконец, все расселись... Вокруг них. Её он зачем-то тоже вытащил на середину зала. Она бы лучше в уголке посидела. И сейчас все взгляды были обращены на неё, наверное, всё-таки на них, но ей упорно казалось, что именно на неё. Столь пристальное внимание было неприятно. Все прониклись важностью момента, стояла звенящая тишина. Рыска тоже начала волноваться, и дышать стало ещё труднее. Интересно это ей кажется или тишина действительно начала звенеть? Или это звенит у неё в ушах?

Альк, добившись полного и безоговорочного внимания, окинул всех взглядом своих колючих глаз, встал в гордую третью позицию, это она от учителя танцев знала, что когда так уголком ставят ноги — это «третья позиция», с неё многие танцы начинаются, и вот втав именно в эту позицию он начал говорить:

— Все вы знаете эту, — он отступил немного назад, так что Рыска оказалась немного впереди и как бы представляя Рыску продолжил:

— Во всех смыслах, замечательную девушку, вместе с которой я прибыл в замок. Вместе с ней я много где был, и много чего испытал. Она вот уже три недели гостит у нас в замке. И вы её, я надеюсь, по достоинству оценили.

На этом закончив, наконец, со столь длинным романтическим вступлением он перешёл к сути вопроса. — Буду краток. Я хочу на ней жениться. И собрал вас здесь для того, чтобы при всех сделать этой девушке предложение…того, чего положено, — предложение чего именно Альк уточнять не стал. Зато он особенно выделил слова «я надеюсь», и в них явно чувствовался вызов.

Слова «руки и сердца» Альк сказать так и не смог, хотя изначально собирался. Его от них корёжило, как роготуна от святости. Да и так поймут, не маленькие. Он внимательно окинул всех испытывающим взглядом, говорящим: «Ну что? Может кто-нибудь против?!». Потом повернулся к ошалевшей Рыске, ласково взял её за руку — в душе у него чуть потеплело — и, глядя ей прямо в глаза, спросил:

— Рыска! Согласна ли ты стать моей женой?

Вся семья на мгновение замерла. А через мгновение их внимание переключилось на остолбеневшую Рыску.

Все ждали Рыскиного ответа. Мать Алька и нянюшка — с радостью «Наконец то!», Миранда — заинтересованно, с любопытством «Неужели свершилось?», Таш — с равнодушием, ему все эти взрослые игры в любовь были непонятны, а отец Алька — с плохо скрываемой досадой. А Альк жадно наблюдал за реакцией каждого.

Рыска же превратилась в соляной столб. На неё это предложение произвело ошеломляющее впечатление. Как будто среди ясного безоблачного дня вдруг ударил гром.

«Нет, этого не может быть! Она спит, и ей это снится». Кровь мигом прилила к голове. Тишина звенела всё громче, постепенно наращивая интенсивность. Лёгкое головокружение усиливало чувство нереальности происходящего. Она мельком глянула на собравшихся родственников. Лучше б не глядела. Чувствовалось, что они затаив дыхание ждут от неё ответа. От их внимательного ожидания становилось дурно и страшно до дрожи в коленках. А ещё жутко неприятно стоять вот так вот перед всеми, когда напряжённое ожидание сгущается, превращаясь во что-то плотное и осязаемо вязкое, что охватывает тебя, а ты, ты не знаешь, что делать. Чётко разглядеть лиц ей не удалось. Очертания их фигур, а особенно лиц как будто смазались или подёрнулись туманом. Лишь лицо Кшиштофа, словно по какой-то неведомой прихоти, на миг прорисовалось со всей отчётливостью. И оно явно выражало не радость. "Как же так?", — подумалось Рыске, — "Значит, отец Алька был прав? А если он был прав в этом, значит, и во всём остальном тоже?"

Рыскины мысли метались как сумасшедшие белки, и она никак не могла поймать их и привести хоть в какой-нибудь порядок.

Альк сделал ей предложение — это же была её самая заветная мечта. Но его отец предупреждал, что он это сделает. А ещё он объяснял мотивы, по которым он это сделает, и почему ей не стоит принимать это предложение. Ей было страшно, страшно принять неверное решение, которое может поломать не только её жизнь. А она не знала, какое решение будет верным. Почему она была уверена, что этого не может произойти никогда? Сто раз права народная мудрость: «Никогда не говори никогда». Очень захотелось остаться с Альком наедине и спросить его: «Почему?», поговорить о своих опасениях. Божиня, как же оглушительно громко звенит эта тишина, голова сейчас лопнет! Напряжение нарастало. А Рыска всё ещё была в замешательстве. Зачем, зачем он вытащил её сюда, на всеобщее обозрение, где толком-то и поговорить нельзя? А, плевать, раз он так, то и она не станет церемонится. В голове уже бил набат, нестерпимо ломило виски. И Рыска, борясь с подступающей мутью в глазах, собралась уже задать мучившие её вопросы, но тут произошло ещё кое-что.

Понимая, что девушка зависла и пауза затягивается, Альк решил привести её в чувство, вернуть в «здесь и сейчас», так сказать, и незаметно от посторонних взглядов слегка ущипнул её за руку. Это оказалось для неё последней каплей. Рыска удивлённо вскинула на него глаза:

— Это что, был риторический вопрос? — чуть слышно, так, что услышал только он, прошептала девушка.

Она попыталась поглубже вздохнуть. Но сильное волнение и слишком тугой корсет сделали своё дело. В ушах напоследок звякнуло и зал с Альком и его семьёй сначала поплыли, потом закружились в бешеном водовороте перед её глазами, а потом всё исчезло.

* * *

Альк еле успел её подхватить. "Обморок. Обморок?! Вот Саший! Обморок!!!"

Альк отнёс и аккуратно уложил девушку на лавку. Тут же к ним подбежала мать Алька, нянюшка и Миранда. Анжи уверенно взяла приведение девушки в чувство в свои руки. Распорядилась, чтобы Миранда позвала слуг, и те принесли нюхательные соли.

— А ты что стоишь столбом? — строго посмотрев на Алька, спросила она. — Иди окно открой.

Он поспешил к окну. В это время мать Алька с помощью нянюшки начала расслаблять корсет. Когда окно было открыто, и он обернулся в сторону девушки, то его помощь была уже не нужна, помощников там хватало. Он почувствовал себя очень глупо и, тоскливо глядя в это самое открытое окно, задумался.

Вот надо же, Рыска упала в обморок от его предложения. Да, смешно звучит. А Альку было что-то совсем не до смеха. Он переживал.

Дааа! Не ожидал неотразимый Хаскиль такой реакции на своё предложение. Он был убеждён, что любой девушке, когда ей делает предложение сам Альк Хаскиль, полагается прийти в восторг и с сияющими глазами сказать: «Да!!! Конечно, милый!». А это чудо весчанское и тут сумело его удивить. Мало того, что в обморок упала, так ещё и не ответила, и гадай теперь, что ответит. Несмотря на досаду, так хотелось подойти к ней. Но около черноволосой девушки, лежащей без чувств, уже толпилась вся женская половина семейства и прислуга. И это всегда было прерогативой женщин — всякие скляночки, нюхательные соли. А ему не пристало такими глупостями заниматься. Среди саврянской знати с их корсетами и стремлением потуже их затянуть, обмороки были делом обычным. Мужчинам сильно переживать по этому поводу не полагалось. Женские обмороки воспринимались как некая женская особенность, сродни капризам и внезапным перепадам настроения. А если мужчина слишком много суетится по этому поводу и переживает, это воспринималось как неприличная слабость. Главная задача кавалеров в этом случае была не дать хряпнуться даме со всей дури об пол. И мужчина должен был поймать, аккуратно уложить страдалицу, а приведением в чувство и восстановлением душевного равновесия должны были заниматься женщины, если они там были. А они были! И он там был совершенно лишним.

А ещё этот их дурацкий договор с риторическими вопросами! И как он мог про него забыть?! И ведь не пригодилось же ни разу. Хотя это было так, последней каплей, а в основном виноват этот Сашиев корсет, который он же сам и затянул до предела. Красоты захотелось. Дурак! Пижон Сашиев! Зла не хватает! Да что ж всё не так-то, что ж всё не слава Божине, с досадой думал Альк.

Может всё-таки наплевать на приличия и подойти, разогнав остальных? Он стоял в сомнениях. И решившись было, уже шагнул в сторону этой суеты, по ходу подумав, вот, наверное, отец не упустит случая поехидничать и уличить в слабости и подкаблучности. Альк мельком глянул в ту сторону, где был отец, и увидел, что старый лис, как почувствовав его мысли, направляется к нему, мерзко улыбаясь. Он был уже совсем близко, Альк отвернулся и ускорил шаг. Но не тут-то было, пройти не останавливаясь мимо отца не удалось. Отец довольно громко окликнул его и Альку пришлось остановиться.

Подойдя, отец взял его под руку, развернул в обратную от Рыски сторону и, потянув к двери, сказал:

— Пойдём, мне надо с тобой поговорить.

«Эх, не вовремя ты со своим разговором!», — с досадой подумал Альк, но отвертеться, по-видимому, не удастся, да Альк на это и не рассчитывал. Более того, он готовился к этому разговору. Даже более, он собирался поговорить, именно, после того как предложение сделает. Просто ситуация сложилась слегка не так, как он рассчитывал, и сейчас время было не слишком удачным для этого. Альк, раздумывая, оглянулся на Рыску. Старший Хаскиль, почувствовав лёгкое, неуверенное сопротивление сына, ехидно-удивлённо спросил:

— Или ты собираешься, как клуша, хлопотать около своей красавицы?! Оставь женщинам заниматься женскими делами.

Альк, даже сам не успев осознать, что он делает, высокомерно задрал подбородок и, продемонстрировав, к вящему удовольствию отца, гордый профиль Хаскилей, через губу бросил:

— Даже не собирался!

Почувствовав правильную реакцию отпрыска, господин посол удвоил усилия. Он, уверенно потянув за собой сына, бодрым шагом направился к двери, по пути разглагольствуя:

— Да ты не переживай так! Всё с ней будет в порядке. Наши женщины справятся. Приведут в чувство и проводят в её комнату. Там и поговорите, когда она окончательно в себя придёт, — отец слегка улыбнулся. — А сейчас пойдём ко мне. Поговорим!

Альк дал себя увести с мыслями о том, что он что-то действительно раскис, нельзя позволять, чтобы женщина занимала столь много места в его голове, он же не подкаблучник какой. «А то все эти женские эмоции, переживания, внимание ещё на них обращать. Мужчина он или как?! Мужчина — он как должен? «Подумал, за себя и свою женщину, решил, сделал». А что? Он сделал! Да всё правильно он сделал. А женщина должна слушать, доверять и делать, что ей мужчина говорит. А не в обмороки падать.»

Отец повёл его в свой кабинет. Там состоялся разговор, который, конечно же, должен был состояться, Альк ни щепки в этом не сомневался. Единственное, что разговор этот оказался несколько не вовремя и получился неожиданно долгим — почти две лучины. Отцу всё-таки удалось зацепить новоявленного жениха и навязать дискуссию. Хотя изначально Альк просто хотел поставить родителя перед фактом, потом обозначить пунктами свои условия: то, как должен вести себя родитель в отношении и его, и Рыски, если хочет, чтобы он, Альк, остался в семье, возможно, даже в замке.

После первых вводных слов старший Хаскиль перешёл к вопросам:

— Сын, ну давай расскажи. Кто она такая? Откуда? К какому знатному ринтарскому или, может, саврянскому роду принадлежит твоя красавица? Или правильней было бы спросить так, как у неё в семье бы спросили: «Вы чьих будете?», — в голосе старшего Хаскиля явно сквозил сарказм, столь знакомый яд и досада. А в его речи угадывалось, хоть и не говорилось прямо: «Сын, как ты мог?! Ты, потомок знатного рода!!! Как ты дошёл до жизни такой?!».

Альк молча и чуть насмешливо продолжал смотреть на отца. В принципе, чего-то подобного он и ожидал. Когда Кшиштоф замолчал, ожидая, что сынок со всей дури бросится защищать свою пигалицу и будет рассказывать, какая она замечательная и трогательно беззащитная, и плевать, что не знатная и обнищавшая, говорить что-нибудь про долг и честь. Но тот обманул его ожидания. И дождавшись, когда старший замолчал, с холодным спокойствием в голосе спросил:

— Это всё? Весь яд излил? Можно уже нормально говорить? — и не без сарказма добавил. — Какое, однако, внимание и откуда-то вдруг взявшийся интерес к девушке, которая уже больше месяца тут живёт, но твоего благосклонного интереса к её скромной персоне я до данного момента не замечал.

— Да пойми ты, Альк! Ты хочешь совершить довольно серьёзный жизненный шаг. Ты приводишь в семью девушку, и мы тоже имеем право знать, с кем связываемся, — начал говорить Кшиштоф.

— Вообще-то связываюсь я! — резко и не сильно вежливо прервал его Альк.

— Но нас это тоже касается. Это же не просто снять девочку на ночь, — у Алька при этих словах в глазах на мгновение что-то промелькнуло и нехорошо дёрнулся уголок губ. — Тут я бы даже слова тебе не сказал, твоё дело, сам и решай. Но ты хочешь жениться. Жениться!!! Ввести в семью. Дать нашу ФАМИЛИЮ! — у Алька промелькнуло выражение смеси раздражения и боли, но он продолжал молчать, давая отцу выговориться. — Она же станет матерью твоих детей и наших внуков, которые продолжат наш род. Будут носить фамилию Хаскиль…

На этой фразе терпенье Алька внезапно закончилось.

— Да сколько можно уже?! Прямо проклятие какое-то, а не фамилия!.. Если я позорю столь благородную фамилию и твой дом, то мы с Рыской можем незамедлительно его покинуть! Я до сих пор здесь, потому что мне показалось, что тут были рады нас видеть!

— Альк! Не надо передёргивать! Ты ведёшь себя как мальчишка! Я и все здесь действительно очень рады тебя видеть и не хотим, чтобы ты уезжал. Кстати, за всë время пребывания в моём доме твоей пассии, в смысле, твоей девушки, я ни словом, ни действием её не обидел, делал всё, чтобы её пребывание у нас было приятным и комфортным. И мне, между прочим, сумму, которую ты ей отдал, не так просто было достать. Но я дал и даже ничего тебе не сказал, ни в чём не упрекнул. А ты скачешь вокруг меня, как боевой петух, норовя клюнуть в глаз. И даже выслушать меня не хочешь. Я говорю вполне обыденные вещи, и интерес мой оправдан, нормален и вполне ожидаем. Сынок, послушай, я не против твоих решений, я хочу только, чтобы ты осознал всю серьёзность того, что ты собираешься сделать!

Дальше они уже более успокоенные немного поспорили о достоинствах рода Хаскилей и привилегии ему принадлежать. Затем Кшиштоф вернулся к Рыске:

— Как хоть полное имя твоей возлюбленной? — спросил Кшиштоф.

— Рыска Приболотная, — с неохотой ответил Альк, ему самому эта приставка к её имени не нравилась, но не говорить же, что у неё даже фамилии нет.

— О да! Замечательно! Всегда мечтал приболотиться, то есть породниться с приболотным родом. И да, что-то я совсем не помню такого среди ринтарской знати. Может, я кого не знаю? Просвети! Послушай, ты не боишься, что твой брак превратит твою жизнь в такое вот болото? Из которого очень трудно будет выбраться и в которое ты сам себя сейчас затягиваешь.

— Прекрати ёрничать! И я требую, чтобы ты говорил об этой девушке уважительно! — возмутился Альк, на что посол только снисходительно пфыкнул. — Да, девушка не относится к высшей когорте ринтарской знати, и её семью ты действительно не знаешь. И что из того?

— То есть ты считаешь для себя нормальным брак с дочкой какого-то разорившегося ринтарского купца?!

Кшиштоф, конечно, ткнул пальцем в небо, он не знал ни происхождение Рыски, ни её финансового положения, ни кто она такая, вообще. Знал только, что она не принадлежит к высшей ринтарской знати и то, что она сирота, значит, её родители умерли, ну и в силу некоторых причин то, что она вряд ли является богатой наследницей. Она могла быть дочкой какого-нибудь разорившегося купца средней руки, успевшей получить образование, пока у родителя ещё были деньги. Какое-то образование у неё было, он этого не отрицает, хоть и не чета Альковому. Да девчонка выходила в свет, умеет себя держать, вон как на балу отплясывала, явно не первый раз. Знает саврянский, имеет представление о саврянском и ринтарском фольклоре, читает и на ринтарском, и на саврянском. Да, где-то её обучали, хотя что-то не так было с её образованием, он сам не совсем понял почему, она, наверное, на балах прохлаждалась, а потом её семья разорилась, и теперь она хочет вернуться к прежнему образу жизни. Так примерно рассуждал Кшиштоф, представляя сыну свои догадки, а если он где-то и ошибся, то Альк его сейчас исправит. Хоть так узнать про эту наглую плебейку-полукровку что-то конкретное, потому что сын про свою пассию говорит слишком обще, ничего конкретного.

— Почему разорившегося? — искренне удивился Альк.

— Потому что богатая наследница вряд ли моталась бы за сто златов по обоим тсарствам в поисках приключений на свою задницу. И значит, купца ты не отрицаешь? — хитро улыбнувшись, спросил посол.

Потом, разом посерьёзнев, добавил:

— Так не делают, Альк! Даже из благодарности!

— Придержи свой неуместный юмор, отец! — не стал удовлетворять любопытство старшего представителя семейства Альк.

А тому в голову пришла другая мысль, и он её с удовольствием озвучил, — И вообще, может, ты таким способом решил оставить девушку при себе, так же как крыса? Потому что привык? Может нет никаких чувств, просто привычка? А, Альк?!

— Отец, я же тебя предупредил! Перестань, а то…

— А то что?! Ты забываешь, с кем разговариваешь! — вспомнив о своём высоком положении, возмутился старший Хаскиль.

Разговор опять начал скатываться к откровенной ругани, напоминающей вопли базарных торговок на ярмарке. Господин посол постарался взять себя в руки и, несмотря на жуткую досаду от глупости, совершаемой сыном, предпринял попытку прекратить этот балаган и вернуть разговор в русло собственно разговора. Чтобы опять всё не кончилось хлопаньем дверей и обрывом отношений. Лучше ласково заронить в его душу сомнения в правильности сделанного шага и принятого решения, чем гордо и непримиримо разругаться в пух и прах, всё равно ж не поможет. К тому же чем дольше он задержит Алька сейчас, тем лучше. Девушке явно не понравится столь долгое отсутствие кавалера, тем более в её ситуации. К тому же он помнил, что у ринтарцев были несколько другие обычаи на этот счёт.

Дальше разговор продолжился в том же духе, то переходя на эмоциональную перепалку, то утихая, когда оба собеседника пытались довести до оппонента свои мысли и позицию по данному вопросу, а не только эмоции.

Со стороны старшего представителя семейства слышалось как резкое «Она тебе не пара! Я не позволю, тебе сломать себе жизнь!» или «Твой брак не должен привести к ослаблению позиций нашей семьи», так и тихое успокаивающее «Хочешь жениться — женись» или «Да я признаю за тобой право самому решать». Опытный дипломат Кшиштоф Хаскиль не давал скатиться разговору к опасной черте, и как только он подходил к фазе хлопанья дверями, быстро отрабатывал толерантность, давал обратный ход, уверяя, что примет от сына любое решение.

И всё это раскручивалось по спирали, делая уже не первый виток. Вообще посол не чувствовал себя проигравшим, он ощущал, что всё не безнадёжно, вот даже первый этап — предложение руки и сердца сорвалось. Даст Божиня, может, удастся избежать этого брака. Поэтому он держался уверенно, не теряя самообладания и профессиональной хватки.

Разговор не обошёл и ринтарского происхождения Рыски. Этот пункт тоже вызывал горячую реакцию у старшего Хаскиля. Он постарался объяснить Альку, что несмотря на общую толерантность и то, что иметь дело с ринтарцами можно, но не следует вводить их в семью. В смысле мешать кровь. Что он не против, и даже, наоборот, чтобы Альк общался и имел дело с благородными ринтарцами. Даже дружить — да Хольге на радость, он не против. Но есть же разница между дружить или там иметь дело, и делать их частью семьи. Что-то там про божиней избранный род Хаскилей. И что Альк должен это понимать. На что Альк не переменул попинять на тсарей. Кшиштоф насупился и ответил, что там же мол политика, а им не обязательно этим заниматься, к тому же девушка всё равно не подходит для этого по происхождению.

После долгих препирательств, Альк озвучил неожиданный даже для себя самого вывод:

— Отец! А ведь Рыска, несмотря на своё происхождение и твоё воспитание и образованность, оказалась добрее и мудрее тебя! Поначалу, она тоже без особого восторга относилась к представителям другого тсарства, проще говоря, к саврянам. И у неё, надо признать, была не менее веская причина для этого, чем у тебя, и даже не одна, а практики общения с чужестранцами, наоборот, не было. В отличии от тебя, отец. Но она с этим справилась. Это же примитивно. Это же чисто эмоции. Не основанные ни на логике, ни на реальном положении вещей. Что ж ты так недальновиден, отец?

Обсуждение зашло на следующий виток. Оба спорщика ни в чём, конечно, не преуспели, но то, что собирались изложить в этом разговоре, изложили. Оба имели свои цели и не очень хотели слушать собеседника. В какой-то степени старший Хаскиль даже остался доволен разговором. Нет, ну он, конечно, в идеале желал отговорить сына от этого шага, но где идеал, а где жизнь. Зато со стороны Алька звучало: «я так хочу», «будет так, как я решил» и «мне плевать, что на это думаете вы и все остальные», и даже чуть ли не «скажите спасибо, что я вам вообще сказал». Звучало там и то, что Альк считает, что Рыска этого заслужила и что он ей благодарен, и даже что он хочет её сделать счастливой и намерен действием противостоять тем, кто решит этому помешать. А вот о любви и о том, что она нужна ему, там речи не было, что Кшиштоф посчитал хорошим знаком.

В общем, так мило поругавшись на протяжении почитай двух лучин, мужчины разошлись по своим делам, оставшись каждый при своём мнении.

Альк направился к Рыске в комнату.

* * *

Не зря, вот не зря хотелось Альку подойти к Рыске после обморока. Тогда и созрело у неё решение убежать. Оставить его в покое, на радость его семье.

Когда девушка пришла в себя в своей комнате, то обнаружила вокруг себя кучу людей и неприлично распущенный корсет. Она тут же принялась искать глазами Алька, но того не было. После всего пережитого ей не хотелось никого видеть, кроме него, все остальные раздражали, а его рядом не было. Это было странно и неприятно. Ей стало ужасно обидно. Тогда она, придерживая на груди слегка спадающее платье, попросила всех оставить её одну, отказавшись и от помощи прислуги, сославшись на то, что хочет отдохнуть. Сейчас она думала о том, что произошло. Ведь если бы Альк действительно любил её, то он был бы первым, кого бы она увидела после обморока. Да, и не только это. Это так — последняя капля. Просто подтверждающая и так очевидное. Он её не любит. Как говорил его отец, и не может он её полюбить. И они не пара! И вообще, всё так ужасно получилось. Как он мог сделать это так?! И почему не сказал раньше? И тут ей подумалось, что если бы так было можно, то он и её согласия бы спрашивать не стал. Вообще! Однозначно! Какое там предложение руки и сердца. Сам себе что-то решил, а зачем её, девку, спрашивать? Сказал бы: «Я решил, что ты будешь моей женой. Пошли!». И отец Алька прав, тот решил женится на ней не из-за великой любви, какая тут может быть любовь, может из благодарности или, хуже того, из жалости. А ей такая благодарность и не нужна вовсе! Если он её не любит, то и ничего ей от него не нужно, возьмёт только Жарову половину. А жениться в благодарность за спасение, и тем паче из жалости. Нет, эту жертву она не примет! Она слишком его для этого любит. Лучше навсегда останется одинокой сказочницей. Рыска всхлипнула.

Хотела вместе с ним путешествовать, да, видно, не судьба. Пора, как пишут в романах, отрывки из которых зачитывала её учительница, «сжигать мосты». Так нечего тут рассиживаться, сейчас ей хотелось действовать. Как там отец Алька говорил, надо уезжать, и уезжать сейчас, чтобы он из вредности и духа противоречия не стал её останавливать, а имел возможность смириться, подумать и понять, что так будет лучше. Так тому и быть. Собираться надо быстрее. Нет, она не боится с ним встретиться. Но зачем? Сидеть тут и ждать? Чего? Что он нового может ей сказать? Зачем размазывать белую кашу по чистому столу? Она всё решила и решения менять не собирается. Так будет лучше всем. Лучше порвать резко, одним махом, без долгих проводов и выяснения отношений. А объяснит всё в записке.

Ей с трудом, но удалось избавиться от платья. Без посторонней помощи это было сделать затруднительно, но она справилась, хорошо, хоть корсет был сильно расслаблен. Достала из сундука свою удобную и такую родную походную одежду, давненько она её не надевала. Вытерла навернувшуюся слезинку от некстати накативших воспоминаний и быстро облачилась в нее. Взяла мешочек с деньгами, отсчитала пятьдесят златов. Задержалась лишь для написания записки. Но вот наконец справилась и с этим. Дальше уже, не задерживаясь, споро завершила сборы своего нехитрого скарба. Так, гитара, книжки, которые подарил Альк, специальная книжица с пустыми страницами — подарок Миры — чтобы записывать в нее свои сказки. Другие не сильно нужные, но приятные мелочи, тоже от Миры, разные отдушки, ароматизированное мыло, какие-то скляночки, да вот ещё нитки, оставшиеся после вышивания, — вот и все её вещи. Денег было немного, но какая-то мелочёвка осталась.

Так, здесь всё. Она посадила на плечо крыса. Аля она тоже решила взять с собой, хоть какое-то осязаемое напоминание об Альке.

Где содержится Милка, Рыска знала, ведь регулярно навещала свою любимую корову. Дорожные торбы удачно висели недалеко от стойла Милки и седло рядом. Оседлав корову, разместив и привязав свои вещи, Рыска вздохнула. Ну вот и закончился ещё один этап в её жизни, теперь надо учиться жить без Алька.

Её никто особо не пытался остановить. Доехав до ворот, она в последний раз посмотрела на замок и, уже не оглядываясь, поехала в сторону города.

* * *

Придя в комнату Рыски, Альк не обнаружил там девушки, зато нашёл записку, рядом россыпью лежали пятьдесят золотых и вышитый поясной кошель. Он схватил записку и впился в неё глазами. Первые строчки были написаны по-саврянски.

«Прощай, Альк! Не ищи меня. Между нами не может быть ничего хорошего.»

Дальше Рыска перешла на родной ринтарский.

«Лучше всё закончить сейчас, не ожидая, пока я тебе опротивлю. Оставайся и будь со своей семьёй. Найдёшь себе девушку своего круга. Я знаю, у тебя быстро получится меня забыть. Ведь я тебе не пара.

И спасибо тебе! Тебе я обязана теми счастливыми моментами, которых немного было в моей жизни. Ты ничем мне больше не обязан и ничего не должен. Прощай!»

И подпись «Рыска».

Он ошалело и неверяще смотрел на так узнаваемо написанные буквы. Несколько саврянских прописных букв Рыске давались сложно, и когда она волновалась или спешила она их писала не совсем правильно. Вот и сейчас они были написаны неправильно. Но сочетание этих букв, несмотря на то, что складывались в слова, никак не хотели обретать логику и смысл. Он просто стоял и тупо пялился в эту злосчастную записку.

Первая мысль, которая, наконец, появилась у Алька после прочтения была — «Божиня, какая банальная чушь, прямо строки из женских романов. Вот научил на свою голову «изящной словесности».

Вторая мысль была — "Ну, ПОЧЕМУ!"

Он ещё раз посмотрел на записку. Ниже, тоже по-ринтарски, была приписка, что подвеску надо отдать Анжи Хаскиль и что Рыска благодарит её за доброту и гостеприимство. А поясной кошель — это сшитый её руками прощальный ему подарок.

Он наконец, начал приходить в себя и следующие мысли появились уже быстрее: «Так, надо скорей догнать эту бестолочь! Поговорить, чтобы развеять эту чушь. Стоило лишь на лучину отлучиться, как опять что-то втемяшилось в эту дурную башку!» Вот сейчас он был страшно зол и на Рыску за это дурное, ничем не обоснованное решение, и на себя, что так не вовремя оставил её одну.

Надо действовать, она не могла далеко уйти. Альк стремглав бросился вниз к коровникам в надежде перехватить беглянку.

Но там ему сообщили, что девушка уже больше лучины назад взяла недавно приведённую корову и ускакала. И вот тогда Альк испугался. По-настоящему. Даже злость отступила. Испугался, что так и потеряет по глупости, по её, конечно, глупости, но ведь сути это не меняет, эту дурную упёртую девчонку.

Уже понимая, что по горячим следам догнать беглянку не получится и что уедет он сейчас отсюда надолго, может быть, навсегда, он вернулся в Рыскину комнату. Быстро уложил в небольшой мешок оставшиеся пятьдесят златов. Ишь выдумала тоже, денег ей не надо! Огляделся, ища крыса, но его нигде не было видно, наверное, девушка забрала его с собой. Забрал со стола подвеску. Заскочил к себе в комнату, дорожную одежду просто взял с собой, не переодеваясь, как и на прочие мелочи не стал время терять, взял только сабли и немного оставшейся наличности, ссыпав её в так кстати подаренный кошель. И направился в родительские покои.

Мать была одна. Она, оглядев встревоженное лицо Алька и дорожные сумки в его руках, догадалась, что произошло.

— Она уехала?

— Да, — ответил Альк

— Хочешь вернуть?

— Да. Мам, мне сейчас некогда. Вот подвеска, которую Рыска на бал надевала, и я побежал, — он протянул матери подвеску.

— Сынок, погоди немного, — мягко, но настойчиво сказала Анжи, подойдя к нему и положив подвеску в его ладонь, и заставила сжать её в кулак. — Неизвестно, когда мы в следующий раз увидимся и, — она подошла к резной шкатулке, открыла её, вытащив оттуда серьги, которые были комплектом к подвеске, и, подойдя к Альку, вложила в его руку ещё и их. Затем она продолжила. — Я хочу, чтобы ты передал Рыске этот маленький подарок от меня. И ещё то, что я была бы рада такой невестке.

Времени на споры и долгое прощание не было, они торопливо обнялись, мать поцеловала его напоследок, Альк кивнул и быстрым шагом направился к двери. Уже вслед, когда сын был около двери, мать крикнула: «Счастливого пути! И удачи, сынок!». Он оглянулся, ответил негромко: «Спасибо, мам», вышел в открытую уже дверь и быстро, не оглядываясь, пошёл по коридору к лестнице. По пути он отвлёкся только на то, что на кухне взял еды в дорогу.

Перед тем как уехать, Альк заметил на крыльце отца. Альк сам толком не понял, почему, встретившись взглядом с ним, его самого охватило раздражение и злость на того. Нелогично немного, Кшиштоф же вроде ни в чём не виноват. Только в том, что невовремя отвлёк его разговором, так ведь не насильно же держал. Но тепло прощаться Альк не стал, буркнул что-то и, не оборачиваясь, прошёл в коровник. Взяв самую быструю корову, погрузив на неё поклажу и оседлав, вскочил в седло и умчался прочь, покинув фамильный замок без особых сожалений.

Старший Хаскиль был уже в курсе Рыскиного бегства и был этому очень рад. Он с трудом сдерживался, чтобы явно это не показывать. Не сдержался только в первую щепку, когда ему сообщили. Он радостно потёр руки, про себя подумав: «Не зря, вот не зря я разговоры разговаривал!». Даже то, что Альк кинулся её догонять, не испортило Кшиштофу настроение. Посол смирился с этим, как с неизбежным злом. Даст Хольга, повезёт, и он её не догонит. А если и догонит, ему не понравится то, что он услышит. Девчонка же сама приняла решение, её никто не неволил, не заставлял, и, насколько господин посол изучил её характер, она будет это решение отстаивать.

* * *

"Да что ж всё не так-то, что ж всё не слава Божине", — думал младший Хаскиль, въехав в столицу и гоня корову по улицам города непозволительно быстро. Он нёсся вслед Рыске, хотя кто его знает, где он, этот след. Он ехал без особого плана, а дар в городе, полном путников, в это время дня, когда все уже встали и шастают по улицам почём зря, мало что давал. Альк всерьёз испугался, осознав, что может её потерять. Он думал, что не может, не должен её потерять! Особенно было обидно и раздражало, что он не понимал, почему это произошло. Что пошло не так? На что она могла обидеться? Нет, сейчас не надо об этом думать. Точнее, не об этом надо сейчас думать. Надо найти её, поговорить и тогда уже получить ответы на все свои вопросы. Сейчас об этом думать бесполезно. А для того чтобы найти, надо думать, куда она могла поехать.

Наверное, выезжать нужно в те же ворота, в какие они сюда въехали. Или… Так, надо успокоиться и мыслить здраво. Это оказалось самым трудным. Но на какое-то время ему это удалось. Всё-таки не зря его в Пристани семь лет учили. Куда она могла поехать? Конечно же, в Крокаш! Где они оставили Жара. В том, что честная Рыска первым делом постарается отдать деньги своему другу, Альк не сомневался. «От этого и будем отталкиваться», размышлял он.

Время от времени его накрывало страхом и тоскливым желанием куда-то нестись сломя голову, лишь бы что-то делать, не теряя драгоценного времени, пока не стало слишком поздно. В эти минуты он бессмысленно и упрямо пытался применить дар. И чувствовал тоскливую пустоту внутри… В такие моменты способность ясно мыслить покидала его. И он только и мог, что произносить имя подлого бога, пытающегося забрать у него Рыску, и другие неприличные слова в комплекте. Сейчас это опять случилось. Но ему удалось вернуть логику в свои рассуждения, хотя бы для того чтобы понять — сейчас в городе искать не стоит, главное — приехать в Крокаш первому, и не важно, через какие ворота они въезжали. Выезжать надо через ближайшие. Можно попытаться почувствовать даром и найти там, по пути, вдали от города. Однако важнее добраться до комнаты, которую они снимали, раньше Рыски, и дождаться её там. Чтобы уже никуда никогда не отпускать.

* * *

Да! одиночества ты не боишься?

Ты ж путник, герой, боец!

Ну что ж… А ведь мог сложиться

У сказки счастливый конец.

Ты одинокий путник

Властитель чужих дорог.

Только свою дорожку

К счастью, выбрать не смог

Умеешь ты обижаться,

А вот прощать едва ль.

Стал одиноким путник,

И выстудит сердце февраль

Зато ты ушёл как надо,

С гордо поднятой головой.

Но нет её теперь рядом,

Лишь ветер бродит шальной,

Тщетно следы заметает,

Из сердца стараясь прогнать.

Ненужная грусть печалит

Ничего уж не поменять

Ты ведь хотел, как лучше,

Привык всё решать один

И вроде бы всё продумал

Вот только её не спросил

(Этот рифмованный эпиграф навеян стихотворением Bazhyk фанфик https://ficbook.net/readfic/4017761)

* * *

Она ехала, не торопясь на своей пятнистой корове, капюшон накидки, по случаю солнечного дня был откинут, и тёплый ветер играл кончиком её тугой чёрной косы. Гитара, притороченная к седлу сзади, тоже жизнерадостно посверкивала лакированными поверхностями. День уже поворачивал к вечеру, но солнце было ещё высоко. Девушка с удовольствием подставляла ему своё лицо и, насколько позволяла накидка, руки. Солнце приятно грело кожу, а его лучи как будто играя, то падали прямо на лицо, то прятался за листья деревьев. Она и крыса вытащила из торбы, посадив на плечо. Пусть тоже погреется. Тот был совсем не против. Вольготно разлёгшись на её плече, грызун дремал, свесив переднюю лапку с её плеча. Он лишь изредка лениво приподнимал мордочку и слегка шевеля ушами вслушивался в только ему слышимую живность, шныряющую по придорожным кустам.

Сейчас Рыска чувствовала себя не сказать, что счастливо, но в целом спокойно и даже расслабленно. Это был второй день после побега. Она за время пути успела подумать и привести свои мысли в порядок. Решив, что она права и сделала всё как должно. Не сказать, что это решение давалось ей легко, но её грела мысль, что она так делает ради любимого. Сейчас она отвлеклась от всех своих мыслей, устав от них, и просто наслаждалась хорошей погодой, приятным, не жарким теплом, неспешностью и неторопливостью этого склоняющегося к вечеру дня. На неё снизошло какое-то спокойное и уравновешенное состояние.

…

Из расслабленного состояния девушку вывел внезапно услышанный за спиной коровий топот, как будто кто-то нёсся галопом. Она неторопливо оглянулась. Только и успела заметить клубы пыли, как кто-то пронёсся мимо. Этот кто-то резко затормозил и остановился чуть впереди. Мужчина ещё во время экстренной остановки стал разворачивать свою корову, подняв её для этого на дыбы.

Когда пыль осела, Альк предстал перед ней во всём своём Хаскилевом великолепии. Правда, несколько припорошенном дорожной пылью. Ведь все поднятые им клубы пыли, на нём же и осели. И, конечно, это был Альк! Его корова стояла практически поперёк дороги, напрочь перегораживая Рыске дальнейший путь, как будто он боялся, что Рыска попытается ещё раз сбежать. Рыска внутренне усмехнулась этому его опасению. А потом с небольшой грустью подумалось: «Всё-таки не смирился, прискакал. Разбираться». Она вздохнула, но не слишком печально. Всё-таки это было ожидаемо, а она была рада его ещё разочек увидеть.

Солнце светило у Алька за спиной чётко высвечивая его гордый силуэт, но в тоже время мешая разглядеть детали. Глядя на, Алька незнамо откуда в рыскином сознании всплыла цитата «имел вид гордый и обиженный». Потом она услышала его такой знакомый и родной голос. Сейчас в его голосе звучали недовольные, требовательные и обвиняющие нотки, тоже родные и знакомые. Почему-то совсем не ко времени, и совсем не соответствуя серьёзности момента, представились раскаивающиеся грешники, которые послушно лежат ниц у его ног, а он благородный и непогрешимый герой, сидя на белой, почему-то худой корове, с огромным круглым щитом и копьём наперевес, указывает на них этим копьём и вещает, как они недостойные не правы, что оскорбили его в лучших чувствах, а они внимают ему с трепетом и благоговением. От этой внезапно яркой картинки Рыска тихонько прыснула. И благополучно прослушала, что он там ей говорил. Когда же она вернулась в реальность, то услышала:

— Ну! и что ты творишь?! Бестолочь ринтарская!

«А, ничего не пропустила», — поняла Рыска.

Через щепку молчания, — Хотя за ринтарскую прости. Просто бестолочь, — решил уточнить Альк. — В благородную поиграть надумала?! Что ты этим сказать то хотела?

Потом Альк, наконец, среагировал на неподобающее Рыскино настроение:

— И что ты лыбишься, вообще! Я с тобой серьёзно разговариваю!

«Кто бы сомневался, что он начнёт разговор именно так. Нет, не в отца пошёл. Не в отца. Не дипломат, от слова совсем. Тот аки змей увивался, чтобы своего добиться, источая улыбки и благожелательность, может и мнимую, кто ж их Хаскилей поймёт, обливая всё сладким ядом своих речей. А этот с места в карьер с обвинениями. А ведь не для этого же прискакал.» Рыска с удовольствием разглядывала ругающегося видуна, всё-таки она по нему здорово соскучилась, хоть он и такой вот, вредный и противный.

Так, ладно, Рыска стряхнула с себя мечтательно-задумчивое настроение.

— Ну хорошо, давай поговорим, — Рыска начала спешиваться. «Злиться или отвечать на его обвинения себе дороже, надо просто объяснить свою позицию, почему решила уйти. Объяснить, чтобы вопросов у него не осталось», — подумалось ей.

— Не на дороге же разговаривать, — со спокойной уверенностью пояснила она, — Здесь мы только наорать друг на друга можем. Ты ж, вроде, не этого хотел?

Эта спокойная уверенность, несколько озадачила Алька. Возможно, поняв, что всё несколько серьёзней, чем он предполагал, он перестал ругаться и требовать немедленного ответа. И после того, как он тоже спешился, они вместе пошли искать подходящее для долгой беседы и укрытое от посторонних глаз место. Вскоре место в виде довольно приятной полянки было найдено, коровы привязаны, а они сидели друг напротив друга на оставленных кем-то брёвнах, между ними было заброшенное кострище.

Предварительно пообещав ответить честно и открыто на все вопросы друг друга, ничего не утаивая и не стараясь беречь нервы партнёра, они начали беседу.

Первым был вопрос Алька, — Ты не ответила на моё предложение. Я хотел бы всё-таки услышать ответ.

— Ответ — Нет! — твёрдо сказала Рыска. — Разве это не понятно по моим действиям? И причины я объяснила в записке. Ты ж её читал?

— Читал, — согласился Альк, — Но ни роготуна не понял. Да это какая-то «изящная» и не очень словесность, а не объяснения. Какие-то общие слова ни о чём, где только нахваталась, — ворчливо начал Альк, — Ты мне главное скажи. Я тебе не нравлюсь, что-ли? Чем-то не устраиваю? ... Ты меня не любишь?

Вторую часть своей реплики он говорил в полушутливом тоне и нарочито небрежно, стараясь не показывать насколько важен ему ответ на последний вопрос. Задал он этот вопрос, пристально на неё глядя, а через щепку, наоборот, уставился в землю, приготовившись услышать всё что угодно, и замерев в напряжённом ожидании. Повисло тяжёлое молчание.

Рыска не стала врать ему, договорились же, хотя это был самый простой способ быстро закончить разговор и избежать долгих и путанных объяснений, и далеко не сразу, очень негромко ответила — Да, ты мне нравишься. Даже больше, я тебя люблю, — и потом уже гораздо громче и с нажимом, — Но этого мало для замужества, ведь …

Дальше развернуть мысль ей не дали. Невооружённым взглядом было заметно, как сразу после «Да» и последовавшего признания Алька отпустило, и он расслабился, уже уверенный в успехе. Он тут же перебил Рыску, не став дослушивать, что она там хочет сказать.

— Да этого более чем достаточно. Я считаю! А на всё остальное мне плевать! Значит так! Шумную и многолюдную свадьбу устраивать не будем. Не люблю я этого. Сделаем всё по-тихому, без шумихи, в первой молельне, которую встретим. А что затягивать? Семью я известил, все формальности соблюдены. Это даже хорошо, что мы не в замке, началось бы там, приёмы, балы, вся эта светская дребедень. Ужас!!! Потом, поедем в Ринстан, чтоб ты могла отдать своему братцу причитающиеся ему деньги. …

Рыска поняла, что её мнение опять сунули под лавку, даже не соизволив выслушать. И она поняла, что если она сейчас согласиться, то так всю жизнь оно и будет. Она так и останется при любимом мужчине в положении глупой весчанской дурочки, которую как непутёвого котёнка, будут тыкать носом, для приучения к нужному поведению, а когда упирается, за шкирку и перенести в нужное место. Мнением, которого, естественно, глупо интересоваться. И это кроме того, всего остального, того, что против их брака, что она весь путь обдумывала и собиралась, вообще-то, сейчас сказать. Да одного этого отношения хватит, чтобы отказаться от этой затеи. Ведь нет же самого главного — любви и уважения. Ей стало ужасно обидно. И что, это называется — любовь? Да с его стороны это что угодно, а не любовь.

— Подожди, Альк! Не части. Я ещё не договорила. — твёрдо прервала она поток его слов, — Я считаю, что для создания семьи нужно, как обязательное условие, чтобы оба партнёра любили и уважали друг друга. Любили и УВАЖАЛИ. Понимаешь?

— Это ты сейчас про меня?!! — вскинулся Альк, поток красноречия которого Рыска так бесцеремонно прервала на полном скаку. И постарался вернуть инициативу в свои руки: — Значит, ты что… считаешь, что я э-э-э … не готов?! Или что? Не хочу?!

Рыска неуверенно кивнула.

— А почему тогда, я по-твоему, сделал тебе предложение? И скакал тут за тобой, догоняя. А?! — Альк позволил себе ехидно улыбнуться.

— Я точно не знаю… , — Рыска опять не успела договорить.

— Вот! Не знаешь, а уже глупости творишь!

— Альк, не перебивай меня! Вот ты обижаешься на отца, что он не принимает всерьёз твоё мнение, а сам ведёшь себя, точно также.

Альку сравнение с отцом не понравилось, причём настолько, что заставило замолчать и слушать обвинительную речь почти не перебивая.

— Я думаю, что тебе эта женитьба не нужна. Я не знаю, что именно побудило тебя сделать предложение, — продолжила Рыска. — Это может быть чувство благодарности или желание бросить вызов отцу, или ещё что-то, да привычка, наконец. А вот любви и уважения я в твоих действиях не вижу. Прости.

— Не понял. А что в моих действиях не так? — Альк был искренне удивлён. — Я тебе предложение сделал.

— Да вот, как раз о предложении, об этом самом. То, КАК ты его сделал. Даже слово мне не сказал, не предупредил, не спросил. Выставил дурой перед всеми и огорошил своим предложением со всего маха. Ну, конечно, зачем глупую девку спрашивать?!

— Как это не спросил. Я спросил… Когда предложение делал.

— Ага! Это по традиции положено. А если бы можно было не спрашивать, ты бы и не спросил. Ты ж один у нас умный!

«Ну вот, спросил. И что из этого вышло? Лучше б, действительно, если б можно было не спрашивать», — подумал Альк.

— Нет, чтоб как люди поговорить сначала, а не показательные выступления устраивать! Причём даже не предупредив меня об этом. И тебя больше не моя реакция тогда волновала и не мой ответ. Ты, по-видимому, был в нём уверен.

— Ты сумела меня удивить, — вставил Альк.

— Ну конечно! Мне полагалось пролепетать «Да»? Ты ж специально меня в такие условия поставил, чтобы мне сложно было что-нибудь другое ответить. А заботила тебя больше реакция твоих родственников на твоё заявление.

— Ну не без этого, — не стал отпираться Альк. — Мне действительно важно отношение к тебе родных. И что?!

— Ты специально для родных это и сделал. Показал им, что тебе законы не писаны? — «Как там отец его сказал? Из вредности и духа противоречия», подумала Рыска, но вслух говорить не стала. — А я так, только инструментом служила. Да и то, как ты потом поступил, характеризует твоё отношение ко мне. Упала и упала, можно и прислуге поручить, у тебя нашлись более важные дела, — Рыска вздохнула, вспомнив, как хотелось ей после обморока увидеть рядом именно Алька, и как неприятно было очнуться в чужих руках прислуги.

— Ты даже жениться хочешь по-тихому, потому, наверное, что меня стесняешься, — Рыска ещё раз тихо вздохнула и, понизив голос, почти скороговоркой продолжила. — Потому что чувствуешь, мы не пара, какая уж тут любовь. Конечно, какая я тебе пара, тебе разве что тсаревна вон пара! С её мнением ты бы считался. А с моим — зачем? — Рыска перевела дух и закончила требовательно и с нажимом. — Ну а теперь я, действительно, хочу от тебя услышать, почему ты хочешь на мне жениться. Объясни, ну!

— Не понукай, не запрягла, — раздражённо сказал Альк. — Может, я хочу одну глупышку счастливой сделать. Тебе же хочется семью, детей. Тебе нужна защита и опора. Так я согласен. Если я тебе симпатичен и ты меня любишь, то не вижу препятствий. И кстати! Нечего меня женить на ком попало! Сам разберусь! К тому же тсаревна занята, если ты помнишь.

— А! Так поэтому я! Потому что тсаревна занята?

— Не говори глупостей! И к словам не цепляйся!

— Да женись ты на ком хочешь! Я-то тут при чём? — вспылила Рыска

— Я на тебе хотел. Но если я тебе не нужен. То насильно мил не будешь! Уговаривать не собираюсь! — Альк раздражённо фыркнул и отвернулся.

— А зачем тебе это?! Ладно я. Ты решил, что с тобой мне будет лучше и всё такое. Да, я глупая, необразованная, наивная весчанка, которой нужен кто-то сильный, умный, надёжный, коим ты, конечно же, являешься. А тебе, лично тебе, это зачем? Я тебе зачем?

— Рысь! … Вот чего ты добиваешься? Чтобы я тебе дифирамбы пел, как Шарес Исенаре? Или серенады под окнами? Так не будет этого!

— Не знаю, кто такие эти твои «рамбы», но меня бы устроило, если бы ты просто сказал, например, что ты меня любишь. Ну или что ты чувствуешь. И что я тебе для чего-то нужна. А ты вообще можешь сказать, не покривив душой, что ты ко мне чувствуешь? А?! Вот скажи, что ты меня любишь, что я тебе нужна.

«Нет! Нет, нет!» — кричало всё его существо, а гордость в компании с мужским снобизмом, называемым им чувством собственного достоинства, скулили и шипели в голос, говоря, что достоинство ж нельзя ронять перед женщиной. Утверждая, что эта женщина слишком много хочет. И много себе позволяет! И вообще, он слишком много внимания уделяет этой девчонке. Девчонке и её чувствам. Он вообще мужчина, или как? А раз мужчина, то значит самодостаточен и ему никто не нужен. Он крут как железные яйца. Это он может быть кому-то нужен, а ему никто, тем более какая-то жалкая женщина. Да, никогда! Он не тряпка, а «Мужчина», а значит сильный, гордый, независимый. Вот! Независимый, в том числе, от всяких бабских капризов.

Он чуть-чуть придушил этих своих судорожно вопящих тварей и сумел ответить даже прилично, он же уговаривает как-никак, хотя в интонации твари прорвались:

— Рысь! Зачем тебе это?! Ты же знаешь, я терпеть не могу эти глупости, всякие красивости и признания!

Рыска не могла не уловить в том, как он сказал последнюю фразу, нотки того самого снобизма, и это ещё больше её раззадорило, заставив настаивать именно на этой формулировке:

— Да ты без красивостей скажи, что я тебе нужна. Нужна, понимаешь? И не просто какая-то женщина, а именно я. И что ты меня любишь.

Твари всё-таки вырвались на свободу:

— Дура!!!

Она невольно сравнила отца и сына. Вот как так? Отец так ласково и проникновенно говорит ужасные и очень неприятные вещи, что его слушаешь и проникаешься, а этот умудряется в общем-то приятные говорить так, что хочется или развернуться и убежать, или по лбу его стукнуть, или сказать те непереводимые, неприличные саврянские предложения, которые она как-то разбойникам говорила, или всё сразу. Что за невозможный видун такой!

— Ну вот и всё! Всё очевидно! Если ты даже этого сказать не можешь?! И у тебя для меня одно определение. О чём дальше говорить?! Лучше расстаться сейчас и не мучить друг друга долгие годы.

— Я не должен выполнять любую бабскую прихоть! Подкаблучником я не буду ни при каких условиях. Ну не нужен я тебе, ну и скатертью дорога! Унижаться не стану!

Рыска только осуждающе и упрямо мотнула головой, с болью подумав: «Ну раз сказать, что ты меня любишь, это для тебя унижение, то всё правильно я сделала, и лучше расстаться и больше не видеться». И направилась к своей корове.

Они в раздражении вышли на дорогу. Сели на коров. Развернулись друг к другу спинами. И направились в противоположные стороны, быстро удаляясь друг от друга всё дальше и дальше. С твёрдым намерением никогда больше не встречаться.

* * *

Опять у тебя распутица,

Не в тсарствии так в душе.

Ну что за судьба беспутица

Опять застыла на рубеже.

Ты ведь хотел как лучше,

И опять, не пойми с чего,

Карты спутала бывшая путница.

Ну, да и что с того?

Душа, её ведь потёмки.

Женщины! Что с них взять?

Но без неё, похоже,

Ты разучился мечтать.

Но без неё как будто

В душе выпал вечный снег.

Она ж от душевной невзгоды

Лучший твой оберег.

Ты знаешь, она ведь сможет

Своим отогреть теплом,

Вот только обида гложет,

Застряла в серце твоём

Мы сами строим преграды

Для чувств, что сильней огня

И вам помешать способна

Гордыня, слабость твоя

Ты помнишь, как зверь щерился,

На загривке топорща шерсть,

Борясь за твои мысли

И чтоб ты был его весь?

Вы тогда победили,

Справитесь и теперь

Ведь ты сумеешь, я верю,

Нужную выбрать дверь

* * *

Альк неспешно ехал на племенной корове, лучшей в хозяйстве отца, безо всякого интереса поглядывая по сторонам. А куда торопиться-то? Куда?! И главное — зачем? Нет, он, конечно, знает куда. В замок он возвращается. И чем там заняться — найдёт. Альк вздохнул. С тех пор как он импульсивно покинул место встречи с Рыской, прошли уже почти целые сутки. С тех пор эмоции улеглись. Но настроение не улучшилось. Сначала было раздражение, потом злость — на неё, на себя — и досада, а теперь — ничего, можно сказать, спокойствие. Такое спокойствие, от которого выть хочется. Постепенно приходило осознание, что они с Рыской расстались. И что это, похоже, навсегда. От этого спокойного осознания жизнь потихоньку теряла свои краски и интерес. Не резко, а потихоньку, как бы исподволь, как кончается воздух в лёгких, когда глубоко нырнёшь и долго не выныриваешь. Но происходило это столь же неотвратимо. И кто его знает, когда этот "воздух" закончится совсем.

Сразу, как только Альк стал способен более или менее спокойно размышлять, он понял, скорее даже ощутил, что даже сама мысль о том, что вот сейчас они разъезжаются друг от друга в разные стороны, чтобы никогда больше не встретиться, какая-то неправильная. И эта неправильность мучила его всю дорогу. Хотя он настойчиво гнал её от себя, сознательно нагнетая обиду и раздражение. Потому что просто выкинуть глупую девчонку из головы никак не получалось.

Альк в некоторой прострации ехал по лесной дороге и размышлял о несправедливости жизни. «Когда играешь с судьбой в карты, — думал он, — и кажется, будто на руках у тебя все козыри, неожиданно оказывается, что она играет с тобой вовсе не в карты, а ... например, в шахматы. Вот ведь, который раз на этом попадаюсь!» Неожиданно вспомнилась неизвестно откуда взявшаяся цитата: «Судьба тасует карты странно и жестоко, но пока мы проклинаем жизнь, она… проходит». И настойчиво засвербела мысль: он должен что-то сделать, чтобы не допустить этого. Они не должны вот так, по-глупому, навсегда расстаться. Это будет непростительной, непоправимой ошибкой. И надо предпринять что-то сейчас, пока эту глупость ещё можно исправить.

Альк продолжал безвольно ослабив поводья ехать по дороге, всё дальше и дальше от Рыски. Тут подняли голову притихшие вроде гордость и самомнение: — «Как же так! Ты что, пойдёшь на поводу у этой глупой девчонки?» Но были непочтительно проигнорированы, и оскорблённо замолкли, на прощанье прошипев: «Ну, ну! Ублажай её! Катись по наклонной. Это — только начало! Ты ещё пожалеешь, да поздно будет! Тряпка!»

Ну сколько можно? Он уже весь предыдущий день их всех слушал, усиленно поддакивая: «Да, он, конечно, прав! Она ещё пожалеет! Она ещё локти кусать будет! Да как она смеет?! Она должна была… Да вообще должна… Ибо он мужчина! И нечего требовать от него всяких розовых соплей, он же сказал, что этого не любит. И, конечно, это к лучшему, что они расстались. И правильно! Как она, вообще, посмела предположить, что ему кто-то нужен! Ещё и чтобы он это безобразие говорил во всеуслышанье. Говорить такое, пф! Никто ему не нужен! А тем более, женщина! Он сам себе герой. Это он ей нужен. А то придумала, ишь! Чтобы он — сам Альк Хаскиль — признался, что ему нужна какая-то полуграмотная весчанская девчонка? Ха! Да ему и из тех, кто побогаче и породовитей, никто не нужен. А она. Да кто она такая вообще? Да как она смеет?!» И так по кругу.

Когда затихли эти, проснулась обида и грызла его, что эта мелкая пигалица не дала человеку почувствовать себя благородным героем, о которого разбивается людская молва. То есть этаким рыцарем без страха и упрёка, который осчастливил безвестную девушку, совершенно не знатного происхождения. Женясь на ней, ну, например, в качестве благодарности. Призрев при этом свои интересы, а также, по ходу, многолетние традиции своего аристократического семейства, да и всей высшей знати скопом, подрывая, можно сказать устои, этой самой знати. Давно пора пошатнуть эти махровые, заскорузлые устои. Это скандал! Вызов! В общем как он любит. Причём, выглядело бы это так, что он из благородства идёт против мнения света и вековых традиций. И сделать это можно было, как ему нравится, глядя на всё и на всех свысока. Находясь как бы выше всего этого. Эх, хорошая была задумка! Жаль, сорвалось.

А всё из-за чего?! Точнее из-за кого?! Не удовлетворяет её видите ли мотив, не хочет, чтобы на ней женились из благодарности. Пфф! Дурочка слепая. Да, даже слепой бы понял, что он к ней совсем не благодарность испытывает, … а куда более живые и, скажем так, мужские чувства. И хочет быть с ней не меньше, чем она с ним. Признаваться, правда, ни ей, ни особенно другим в этом не хотелось. А хотелось поиграть в этого благородного и недосягаемого. И было бы и нашим, и вашим, и они с Рыской вместе, и гордыню свою потешит. А она — нехорошая женщина, взяла и всё обломала.

Нет, надо попытаться, отложив свои обиды в сторону, трезво прислушаться к себе и подумать. Да, конечно, ему многое в сложившейся ситуации и в Рыскином поведении не нравится, но не надо зацикливаться на этом, а просто спокойно подумать, что ему действительно важно, а чем можно и поступиться. И принять обдуманное, взвешенное решение.

Эх! Вот, когда Рыске грозила опасность, всё было просто и понятно: надо спасти, защитить, порубить врагов в капусту, не думая о себе. Не проблема при этом рискнуть или даже пожертвовать собственной жизнью, действовать на пике возможностей, терпеть лишения и всё такое. И никаких сомнений у него это не вызывало. Но сейчас же совсем другое дело. Тогда-то было внутреннее ощущение, что ты всё делаешь правильно, иначе ты перестал бы себя уважать. Сейчас же все наоборот. То, что требовала от него Рыска, было не опасно, в общем-то даже логично и понятно, но вызывало глубокий внутренний протест.

Скажи кто-нибудь ему месяца два назад, что он — лучший ученик Пристани, потомственный аристократ, единственный сын саврянского посла, Альк Хаскиль — свяжется с этой весчанской девчонкой: необразованной, нелепой, наивной, своенравной, в чём-то смешной, решительной, немного упрямой, пожалуй даже совсем не немного, а ещё ужасно очаровательной; так наивно и упрямо пытающейся разглядеть в этом мире справедливость, а если её в данном конкретном месте мироздания не обнаруживается, приложить все усилия, чтобы её навести, как и он, собственно, не смиряясь с очевидным… в общем, с Рыской… Причём настолько, что позовёт её замуж. И, к тому же, очень расстроится её отказу. Альк рассмеялся бы ему в лицо. Но сейчас… Сейчас он готов был… А вот это как раз и было самое интересное — на что же он был готов?

Сейчас они с Рыской стояли на развилке своих дорог и только от них зависело, пойдут их пути рядом или разойдутся навсегда.

Понятно, что Рыска на уступки сейчас не пойдёт — что называется, вожжа под хвост попала. Неизвестно с чего и почему, но не в этом дело, попала и всё. И не столь важно почему, а важно — чем он может поступиться, и стоит ли оно того.

Альк крепко задумался и сам не заметил, как совсем ослабил поводья. Животное, которое и так не привыкло ходить под седоком столь неспешным шагом, тут, почуяв полную свободу, в недоумении оглянулось на непутёвого наездника. Он то нёсся как оглашенный, не давая толком отдохнуть и восстановить силы несчастной животинке, то, когда она была полна сил и энергии, плёлся еле-еле, а сейчас так, похоже, вообще забыл, как ей управлять. Не увидев ничего утешительного, корова решила не терять времени даром — мало ли что ещё этому долговязому в голову взбредёт — и подкрепиться свежей травкой, которая во-о-н у того ветвистого дерева очень даже ничего.

Удар по голове был внезапен и пришёлся как раз, когда Альк решал тяжёлый вопрос: «А может, стоит сказать Рыске то, что она так хочет от него услышать? И чем это ему грозит? То есть чем ради этого придётся пожертвовать?» Ну, положа руку на сердце, она же действительно ему нужна. Пусть даже он не мог объяснить — зачем. Это не очень поддавалось его логике. Но зачем-то нужна. Правда, признаваться в этом совершенно не хотелось. Он хочет быть с ней и всё тут! Зачем эти женщины всё усложняют? Какие-то объяснения им нужны, признания. Но, похоже, без этого Рыска ему не поверит. С чего-то она решила, что его недостойна и будет для него ненужной обузой. А сделанное им предложение восприняла не как проявление любви, а как его демонстрацию независимости перед семьёй. Конечно, была в числе причин, сподвигших Алька на него, и эта. Ну и что, ведь одно совсем не исключает другое. Эх, женщина — это диагноз. Придётся, наверное, сказать. Но ведь для этого надо наступить на горло своим достоинству и гордости, к которым он привык относиться трепетно и нежно, с любовью взращивал, питал. Да что он, вся семья старалась. А тут вдруг… Пигалица мелкая. Нет, конечно, это не первый удар, который они получат, первый был при превращении его в крысу, но тогда от него совсем ничего не зависело. А теперь он сам, своими руками, то есть языком. Тьфу, запутался! Короче, стоит ли ради этого поступаться собственной гордостью?

Гордость, почувствовав столько внимания, встрепенулась и хотела пойти в атаку, и тут дар, некоторое время уже безуспешно пытающийся достучаться до ушедшего в свои мысли хозяина, завопил. Альк, наконец, обратив на него внимание, спешно попытался вернуться в реальность и успел даже слегка отклониться, прежде чем увидел стремительно приближающуюся к его лицу сучковатую ветку невесть откуда взявшегося дерева. После чего последовал эпичный удар по голове, от которого целый фонтан звёзд заплясал перед глазами. Хорошо, что в последний момент он успел-таки немного изменить положение тела и удар толстой дубины прошёл по касательной, а не прямо в лоб. Ко всему ещё, спокойно рассмотреть сверкающие звёзды перед глазами ему не дали, потому что наглое животное и не думало на этом останавливаться, а энергично ломанулось в направлении густого переплетения средних и мелких веток. И ещё пара незабываемых щепок прошла, пока Альк, изогнувшись в нелепой позе, умудряясь при этом управлять коровой и изрыгать в её адрес проклятия, продирался сквозь эти райские кущи.

Вообще чревато было уходить в прострацию, сидя на большом резвом животном, потому что животное, сойдя с дороги и бродя по лесу в поисках сочной травы, не обязано думать о целости и сохранности седока, как и решать сложные пространственные задачки типа: «А поместится ли это долговязое тело, сидящее на ней, под той веткой?». Главное, что оно само под этой веткой спокойно проходило, а то, что этот непутёвый не вписался (или, наоборот, вписался) в эту самую ветку своей выступающей частью, оно — благородное животное, совершенно не виновато, он сам.

Эта встряска имела несколько очевидных и не очень последствий. Первое, очевидное последствие — это наливающаяся кровью гуля на месте удара и расцарапанное лицо. А второе, менее очевидное и даже неожиданное — было то, что встряска, как ни странно, подтолкнула Алька от неуверенных мыслей к активным действиям и к принятию сложного для него решения.

«Поеду, помирюсь с этой врединой. Ну, скажу разок, что она там хочет услышать, никто ж не обещал, что я буду говорить ей это постоянно. А один раз можно и поступиться своей гордостью. Была не была, попробую!» — решился Альк. Мужская гордость и родовая честь, истошно завопили, и на пару задёргались, но через них непочтительно, (это ж когда такое было?!) перешагнули. Альк, не обращая уже на их судороги должного внимания, решительно повернул корову в сторону Крокаша. И бодро дал уже ничему не удивляющемуся животному под рёбра посыл вперёд.

* * *

Рыска, добравшись до Крокаша — восстанавливающегося и приходящего в себя города, сразу поспешила к месту, где оставила друга с Крысоловом. А узнав у хозяина лавки, что они уже недели две как съехали, решила здесь пока и остановиться. Ей надо было пополнить запасы и прикупить кое-что. Она в такой спешке убегала из замка и столицы, что совсем этим не озаботилась, а сейчас ей предстоял долгий путь в другой конец страны. Хозяин лавки удосужился вспомнить и передать, что двое постояльцев — чернявый парень с раной на ноге и путник — просили сказать ей, что они отбывают в Ринстан. А значит, и ей туда дорога. А перед дальней дорогой надо бы закупиться. Лавочник, кстати, очень благожелательно с ней разговаривал, и, наверное, не последнее значение имело то, что на плече у неё сидел крыс. Путников торговец уважал, а она не стала его разочаровывать. Узнав, что девушка собирается задержаться в городе, он предложил ей остановиться у него, в одной из комнат, которые ее друзья снимали до отъезда. Рыска решила, что это хороший вариант.

Надо сказать, сейчас город выглядел куда лучше, чем когда девушка из него уезжала. Жизнь брала своё, даже после тех ужасных событий. Теперь в городе уже не чувствовался запах смерти. Не тот запах, который воспринимается обонянием, хотя и он тоже уже не чувствовался, а ощущение общей атмосферы. Улицы, что после трагедии были усеяны трупами и ранеными, теперь можно было назвать почти чистыми, на них почти не осталось крови, грязи и тины. Горожане спешили по своим делам, и, может, не на всех лицах была радость и веселье, но и горя, и того безнадёжного отчаяния, как в те дни, Рыска тоже не заметила. А дети, так те вообще, шустро шныряли по всему городу стайками, выныривая то тут, то там, играя в какие-то свои игры, и наполняя улицы города весёлой суетой и гомоном. Прошедшее напоминало о себе местами неотмытой и высохшей струпьями тиной, кое-где кучами нанесённого рекой мусора, да плесенью, покрывшей подвалы и первые этажи некоторых низкорасположенных зданий. Изредка попадались женщины в траурных одеждах и бедняги, которым здорово досталось тогда, но и они уже шли на поправку.

Прежде чем пойти на оживленную рыночную площадь, Рыска с удовольствием погуляла по городу и после посещения рынка прогулку продолжила. Ходила, заглядывая иногда в заинтересовавшие её лавки, рассматривала товары, торговцев и покупателей, и просто всех встречающихся по пути людей. Внезапно на неё накатила тоска — схватила своими ледяными пальцами, найдя для этого совершенно неожиданный повод. Это произошло, когда она засмотрелась на играющих саврянских детей. «Вот тот шустрый пострелёнок, — подумала она, — Альк, наверное, такой же в детстве был». Было в них что-то общее, и если бы у них с Альком был сын, то он бы наверняка так же носился с друзьями, хлеща по плечам этими разлетающимися от быстрого бега и резких движений смешными белобрысыми косичками. Да. Только, у них с Альком не будет сына. Да и будут ли у неё, вообще, так желанные раньше дети? Ведь к детям прилагается отец, а для неё мужчина — муж. Об этом Рыске думать не хотелось. Девушка сглотнула комок, резко подкативший к горлу. Ничего, она сильная, она справится. Это нужно прежде всего для него. У него всё это будет — и жена, и дети. Должно быть. Он будет с той, которая ему подходит и не сломает ему жизнь.

Желание гулять по городу пропало совершенно. Рыска поспешила в снимаемую ей комнату, с мыслями быстрей собраться и уехать отсюда, а точнее просто убежать от воспоминаний.

* * *

Рыска увидела его, когда подходила к своему временному жилью, заметив ещё издали. Саврянин стоял… и ждал... её. Хотя явно этого не показывал, просто стоял и со скучающим видом смотрел по сторонам. Даже когда увидел её, не сделал ни малейшей попытки подойти, особо и не смотрел в её сторону, но ей сразу стало понятно — ждёт.

Рыска подошла к нему сама, она не гордая.

— Чего тебе? — не слишком приветливо осведомилась она.

«Ну вот зачем? — думала она. — Зачем?! И так больно, а теперь ещё эти выяснения отношений».

— Поговорить бы, — в тон ей буркнул Альк.

— Хорошо, — односложно ответила Рыска и без дальнейших разговоров, развернувшись, направилась в снимаемую комнату.

«Неужели не наговорился», — раздражённо думала девушка, но тем не менее незаметно с интересом его разглядывая. Особое внимание привлекали расцарапанное лицо и здоровенная шишка на лбу. Интересно, где он её заработал? Сама-то она, слава Хольге, добралась без приключений, а саврянин, по-видимому, с кем-то успел повздорить. Кто ж там такой смелый выискался? То, что неизвестному смельчаку не поздоровилось, Рыска не сомневалась, как и в том, что получил тот по заслугам. Несмотря на интерес, она изо всех сил пыталась сохранить холодность и безразличие, и отогнать неподобающее данному случаю желание позаботиться. Девушка тщательно выдерживала дистанцию, и они в полном молчании поднимались по лестнице.

Рыска от предстоящего разговора не ждала ничего хорошего. Опять наорут друг на друга и разругаются, только оттягивая мучительное, но неизбежное расставание. Она-то считала, что права. Рыска ни щепки не сомневалась, что Альк будет требовать, чтобы она передумала, не желая смириться с тем, что вышло не по его. Но она решения своего менять не собиралась, а напротив, была полна решимости его отстаивать. Доводы были всё те же, ничем новым она его радовать не собиралась. Может, она и наивная весчанка, но у неё тоже есть принципы.

Несмотря на желание продемонстрировать спокойствие и холодное безразличие, желания этого хватило ненадолго. Рыска, как только они вошли в снимаемую ей комнату, не выдержала: женское пересилило, и она, спросила Алька про царапины. Некоторые из них, кстати, были довольно глубокие. И предложила обработать их и смазать только что купленной в дорогу мазью. Заживляющая «чудо-мазь», торговка именно так её и называла, как раз применялась для рассасывания синяков и заживления ран. Бабка-знахарка уж так расписывала её чудодейственные свойства, что Рыска, изначально не собиравшаяся тратить деньги на не слишком нужные вещи, решила, что в путешествиях эту штуку иметь необходимо. А тут такой повод опробовать.

— Это ерунда, — последовал ожидаемый ответ, — не обращай внимания. Я к тебе по серьёзному делу пришёл, — остановил Альк попытки девушки позаботиться о нём.

Хотя Рыска не сразу остановилась в своём стремлении, она всё же хотела убедиться, что раны чистые и загнаиваться не собираются. И не теряла-таки надежды опробовать на них своё чудо-средство. Но Альк был, взволнован предстоящим разговором и отвлекаться не собирался. Сначала дело, потом развлечения. Рыска вынуждена была смириться.

— Так что ты хотел? — вернув себе первоначальный отстранённо-равнодушный вид и постаравшись вытащить из себя максимальную холодность, поинтересовалась девушка.

— Мы в прошлый раз не договорили. Что ты там хотела от меня услышать? Что я тебя люблю? Так вот. Я… тебя люблю, — не стал откладывать в долгий ящик суть вопроса Альк. «А что, пять щепок позора, и свободен, зато потом не надо мучиться и сожалеть об упущенных возможностях».

Это прозвучало так буднично и настолько неожиданно, что у Рыски непроизвольно открылся рот и глаза округлились от удивления. Если она и думала, что это произойдёт, то представляла себе это как-то иначе.

— Ты рот-то закрой, а то муха залетит, — тут же прокомментировал её вид Альк.

Ошалевшая Рыска, думая, что с предыдущей репликой она, наверное, всё же ослышалась, не смея поверить своим ушам, особенно после последнего замечания, попыталась вернуть своему лицу нормальное выражение. Получилось не очень. Рот захлопнулся с громким щёлком, она сглотнула и сипло выдавила:

— Что ты сказал?

— Рысь, ты что, глухая? Или родной язык перестала понимать? Я сказал, что я тебя люблю и ты мне нужна, — ворчливой скороговоркой повторил Альк.

Говоря это, на неё он не смотрел. Но потом все же глянул со странным выражением лица, то ли с интересом, то ли говорящим: «Ну что, добилась? Теперь-то твоя душенька довольна?».

Рыскино «Что ты хотел?» застало его посередине комнаты, там он и торчал сейчас, как одинокий тополь. Видя по-прежнему недоверчивое лицо девушки, саврянин спросил:

— Что-о-о? — и чуть погодя добавил: — И не заставляй меня думать, что я полюбил глухую, тупую не пойми кого, которая не понимает человеческую речь, у которой ещё и челюсть заедает.

Услышав знакомые нотки, Рыска немного пришла в себя, выдохнула и несколько неожиданно для себя самой попросила:

— Так... А можно ещё раз?

Альк, на краткую щепочку, довольно улыбнулся, но быстро согнал с лица даже напоминание об улыбке, вернув туда привычное слегка надменное, недовольное выражение:

— Вообще-то, я тебе не бродячий сказочник, чтобы на бис повторять, — проворчал он, но повторил, даже более развёрнуто.

Он подошёл к единственной в комнате кровати, сел на неё. При этом Рыске показалось, что двигался он как-то рвано. Саврянин сцепил руки в замок за головой, потом свёл локти обхватив голову, поставил локти на колени, как бы отгораживаясь от всего мира, затем резко распрямился, опустил руки и только тогда начал говорить.

— Ну, так случилось, Рысь, что я тебя люблю. Не спрашивай почему. Я не знаю. Знаю только, что без тебя мне похоже будет плохо... Нет, я, конечно, тебя ни к чему не принуждаю, я смогу прожить и без тебя... Но очень бы не хотелось. Конечно, я не идеален, да и ты, … не обольщайся, тоже. И мы очень разные, я вполне отдаю себе в этом отчёт. Но почему-то в этой сложной жизненной картинке мы подошли друг другу идеально. Наши совсем не идеальные грани характеров встретившись друг с другом, состыковались, и узор сложился. Может быть, не буду тебе врать, я и не только я, считал раньше, что достоин только лучшего. И жена, если будет, то тоже должна быть лучшей. А ты... Ну, ты такая какая есть. Не самая-самая. Но мне нужна не лучшая. Мне нужна ты!

Альк выдохнул. Он сроду не говорил столько романтики разом. Но это было ещё не все, и, мельком глянув на девушку, он продолжил:

— Скорее всего, я больше не буду тебе этого говорить, поэтому постарайся понять главное, что я хочу до тебя донести. Я не вижу причин, по которым мы не можем быть вместе. И если меня всё устраивает, то мне всё равно, что говорят по этому поводу какие-то там традиции. Ещё раз повторюсь, я не принуждаю тебя и, если тебя я чем-то не устраиваю, неволить тебя не стану. Но не бросай меня только потому, что тебе показалось, что без тебя мне будет лучше. Запомни, за себя я принимаю решения всегда сам. И это моё жёсткое требование.

После столь необычной для него тирады он, наконец, напряжённо, но с интересом посмотрел на Рыску.

Она же смогла только спросить:

— Ты... это правда?

— Ну, знаешь! Я тебе что, часто врал? Да я тебе вообще хоть когда-нибудь врал?! — в свою очередь озадачился Альк.

Рыска по-быстрому даже вспомнила и ответила, что в самом начале их знакомства вроде что-то такое было.

— Ну, не договаривал иногда лишнюю для тебя информацию, но не врал же! — оскорблённо фыркнул Альк. — Нет, я, в принципе, могу соврать, если сильно надо, — задумчиво добавил он, — но очень не люблю это делать.

— А сейчас?

— А сейчас бы мне зачем?!.. Более того, — Альк сделал девушке ещё один нежданный подарок, — я и дальше не собираюсь тебе врать.

Рыска опустила голову и немножко помотала ею, утрясывая и укладывая информацию, которая никак не желала там укладываться.

Затем девушка посмотрела на собеседника слегка растерянно и недоверчиво.

— Альк, прости! Мне надо это переварить.

Мысли Рыски опять, как уже было однажды, скакали, как бешеные белки. Разве что в обморок падать она теперь точно не собиралась. «Божиня! Не могу в это поверить! Неужели он это СКАЗАЛ?! Неужели он это сказал МНЕ?! — судорожно думала Рыска. — ОН!!! Этот гордый, непреклонный аристократ, а также грубиян и упрямая вредина принял и решил выполнить мои требования?! Поступившись собственной гордостью?! О-о-о!!! Что же делать? Зачем он это сказал? Это же не может быть правдой! Но он сказал, что не врёт. И не верить ему у меня причин нет. А поверить так страшно! Слишком больно будет, если всё окажется не так. Может, я опять неправильно всё поняла?».

— Хорошо, — тем временем милостиво согласился Альк. И пока Рыска думала, ёрничая добавил: — Может, обед заказать, для улучшения процесса… так сказать, переваривания.

— Альк!!! Я же не в этом смысле! — взвилась Рыска.

— Да, со смыслом у нас нынче не очень… — заметил он, задумчиво глядя куда-то в угол комнаты.

В восприятии Рыски же внезапно случилась смена декораций. Что такое декорации, она знала. Несколько раз на ярмарках видела, как бродячие артисты с куклами разыгрывают на импровизированной сцене представления, и если это была сказка, то ей полагались простенькие декорации. Вот главный герой дома, а вот он же, уже едет через леса и горы, а вот он в замке со злодеем сражается. Где и что происходит с героем, понятно, прежде всего, по декорациям. Мудрёное слово Альк подсказал. И сейчас с ней случилось что-то похожее, герой — Альк Хаскиль, всё тот же, но если только что девушка видела язвительность и ехидство молодого саврянина, и прежде всего, нежелание отступать и добиться своего любой ценой, несмотря на доводы разума, то сейчас вся шелуха из ёрничания отвалилась, оставив суть, что он и впрямь любит её. А язвительность и ехидство — это все от напряжения и неуверенности, разговор то для него действительно важен. Она почувствовала, что он не врёт и никакая это не благодарность или привычка, а настоящее чувство. Хотя и, как она считала, к недостойной его девушке. Кто она? Обычная девушка. А он? Он такой… даже слово не подбирается какой, хоть и вредный, конечно.

Выждав достаточное, как ему казалось время, Альк поинтересовался:

— Ну что, переварила?

Рыска не стала отвечать на колкость, вместо этого подняла на него глаза и призналась:

— Альк, я не могу в это поверить.

Альк не стал переходить на свою излюбленную манеру общения, а предложил сесть рядом, приобнял одной рукой и заглянул в глаза.

— Ну, чего ты? Что тебя смущает?

Оказавшись настолько близко к нему, ещё и после всего услышанного, Рыска почувствовала себя совсем не в своей тарелке. Ей хотелось сказать, что это он её смущает. Но, естественно, не стала. А глаза у него оказались не просто медовые, а неоднородные, светлые желтоватые участки чередовались тёмными вкраплениями разной формы, вкрапления были мелкие, поэтому глаза смотрелись почти жёлтыми, но эти вкрапления придавали им особый оттенок, а ещё их было интересно разглядывать. Раньше она этого почему-то не замечала.

Рыска никак не могла подобрать Альку подходящее определение. Какой он всё-таки? Он такой… и тут вспомнилось слово «непостижимый». Вот оно, наверное, самое подходящее.

Тут Альк чуть толкнул её локтём и вопросительно мыкнул. Рыска сообразила, что от неё все ещё ждут ответа.

— А? — неосознанно вылетело у неё, оно было немного не к месту, и девушка хотела уже выразить своё полное и безоговорочное согласие, но вдруг вспомнила, почему не сложился прошлый разговор.

Ведь причина была не только в признаниях Алька и в том, что она не верила в его чувства, а в том, что её даже не захотели выслушать. А эта причина не фунт изюму, она способна отравить совместную жизнь даже между самыми замечательными людьми. А ещё скорее почувствовала, чем разумом поняла, что если о чём-то договариваться про будущую жизнь, оговаривать какие-нибудь условия, то именно сейчас, другого такого случая может и не представиться.

— Прости, задумалась, — сказала Рыска и ринулась в бой, — это тебе легко принимать решение. Ты умный, образованный, к тому же, дар спросил — и всё понятно. А я теперь без дара, пока решусь. Я очень хочу быть с тобой и верю в то, что ты сказал. Но я не могу допустить, чтобы любимый мужчина и, возможно, отец моих будущих детей относился ко мне как к милой дурочке, ни в чём не советуясь и не считаясь с моим мнением. Будучи уверенным в том, что лучше знает, что мне надо. И кстати, я тоже хочу за себя решения принимать сама, а не чтобы меня к ним вынуждали. И если я недостаточно умна, чтобы со мной советоваться, и чтобы моё мнение что-то значило, тогда прости, жить в семье, где я ни на что не влияю, я не хочу.

— Ну, Рысь, я же действительно опытнее и умнее. Не обижайся, но это же так? И во многих случаях логичнее отдать принятие решений мне. Зачем отрицать очевидное.

— Да, ты опытнее и умнее, я не спорю. Но кто-то тут говорил про жёсткие требования. У меня тоже есть принципы Я не хочу, чтобы моё мнение каждый раз совали под лавку. Я требую, чтобы важные решения, особенно которые касаются обоих, со мной хотя бы обсуждались. И если моё мнение не совпадёт с твоим, чтобы оно хотя бы было услышано. Конечно, решения, касающиеся только тебя, ты сам принимаешь, я тут не обманываюсь. Но в решениях, касающиеся обоих, я хочу принимать участие. И если я с чем-то категорически не согласна, то… — Рыска задумалась, подыскивая нужные слова.

— О-о-о! Хочешь иметь право вето? — восхитился Альк, почему-то это дипломатическое слово показалось наиболее подходящим.

— Не запутывай меня непонятными словами, — отозвалась Рыска, — Вето, не вето, я хочу, чтобы со мной считались. И если я с чем-то категорически не согласна, то это не просто так, и моё мнение в этом случае должно значить не меньше, чем твоё.

— Ну почти это и значит, — сказал Альк, не став, впрочем, уточнять, что право вето вообще накладывает запрет на принятие этого решения.

Они ещё немного поговорили про будущие порядки и правила, и что жизнь она такая, в ней всегда найдётся место для исключений, прежде чем Рыска сказала «Я согласна!».

— Рыска! Рысонька! — прошептал Альк в ответ, прижал Рыску к себе, погладил по волосам и поцеловал в макушку. А совладав, наконец, с приступом радости, заметил: — Ну, наконец-то. — После чего нахально заявил: — Ну, а теперь, на правах жениха, могу я поцеловать невесту?

Лицо у Рыски стало трогательно растерянное.

— Тебя что, это удивляет? Не бойся, это не так страшно, как ты думаешь, даже может быть приятно. И вообще, так положено.

Рыска зябко повела плечами. Он встал, привлёк её к себе и нежно, но настойчиво начал целовать. Делал он это не торопясь, со вкусом. Ей стало одновременно страшно до дрожи и слабости в коленках и невероятно хорошо, и захотелось, чтобы этот миг никогда-никогда не кончался. Она вроде была в комнате и одновременно летела куда-то, чувствуя его неожиданно мягкие губы.

Сколько длился этот поцелуй, Рыска не поняла, впав в какое-то безвременье. Когда Альк оторвался от нее, он провёл ладонью по её спине и прошептал изменившимся голосом по-саврянски:

— Як я чиби хце! * (Как же я тебя хочу), — и стиснул ещё крепче.

Рыска только пискнула испуганно-возмущённо в его крепких объятиях. Он нехотя от неё отстранился.

— Да помню я, помню! Не бойся, не трону больше положенного. Я помню, что до свадьбы ни-ни и всё такое, — с лёгкой досадой произнёс мужчина.

И пока девушка приходила в себя от пережитого, Альк, чтобы отвлечь себя и её от скользкой темы, решил прояснить ещё один вопрос.

— И, кстати, про дар, — его немного всё-таки задело предположение Рыски о том, что в их отношениях он постоянно пользуется даром. — Я хочу, чтобы ты знала. Я мог бы, если б захотел, просмотреть наши дороги на перспективу, лет на пять -десять. Трудно, непрофессионально, но можно. И выбрать лучшую. Получить подсказку, знание. Но не хочу. Не знаю, как тебе объяснить, но это всё равно что, только начав читать интересную книгу и увлекшись историей, заглянуть в последнюю главу. Мне интересно просто жить с тобой, чтобы каждый день приносил сюрпризы. Конечно, о чём-то смертельно опасном дар меня предупредит, а в остальном пусть всё будет как будет.

Рыска только и успевала, что удивляться. Сколько всего нового принёс ей этот день. Сколько незнакомых граней характера любимого мужчины она узнала за один разговор, а уж про отношение к ней и говорить нечего. А он не уставал её удивлять. Она понимала, что сегодняшний разговор дался ему непросто, ой не просто. Ему ведь через столь многое в себе пришлось переступить. Шевельнулся и непрошеный червячок сомнения или вины. Она ведь ничем не поступилась в ответ.

— По поводу свадьбы я был, пожалуй, неправ, — сказал Альк, когда они коснулись этой темы. — Ну, давай так, обвенчаемся по пути, а свадьбу сыграем уже в Ринстане. Я же знаю, что для тебя это важно. Чтобы там и друг твой любезный мог поприсутствовать, и чтобы всё было, как ты хочешь, без фанатизма, конечно.

«Нет, я сегодня всё-таки необычайно, просто сказочно, мил и галантен, само понимание и обаяние», — подумал про себя Альк. У Рыски же эта новая уступка и забота о ней вызвала новый приступ вины, и, поймав красноречивый взгляд Алька, она привычно зарделась.

Альк сразу, после того как опасный рубеж в разговоре был перейден, расслабился, и теперь, вспомнив неудачные попытки Рыски о нём позаботиться и свой отказ, решил — а что, пусть мажет, не отрава же это, а ему так приятнее разговаривать будет, да и девушка успокоится. А то какая-то она напряжённая.

Он сообщил Рыске, что она может вернуться, если хочет, к своему занятию по обработке царапин. Рыска рьяно бросилась это делать, лишь бы занять руки, которые она уже не знала куда деть, и голову. Альк же уселся поудобнее, милостиво позволяя за собой ухаживать, всем своим видом показывая, что ему это вовсе не надо, но если женщина так хочет… Не удержалась Рыска и от расспросов, как он заработал эти боевые ранения.

— Во всём виноваты женщины, — философски ответил Альк — и ведь не соврал, — породив у Рыски таким ответом ещё больше вопросов, чем было.

Но её попытка развернуть тему не увенчалась успехом.

— Это ненужная тебе информация. И вообще, давай оставим эту тему, она мне не интересна, — отрезал Альк. Не признаваться же ей, в самом деле, что это он о ней так задумался, что дерево не заметил.

Рыске пришлось самой выбирать подходящий вариант ответа. Она предпочла остановиться на том, что он спас какую-то неизвестную девицу от разбойников. «Ну вот», — подумала Рыска, нежно размазывая «чудо-средство» по уже фактически своему мужчине, точнее его ранам, и тут же проникшись своей же придумкой. «Какой же он всё-таки заботливый, даже о какой-то незнакомой женщине позаботился. И вообще, я его недооценивала».

Рыска вспомнила его с жаром сказанные слова, после не менее жаркого для неё поцелуя, и у неё по спине пробежала волна мурашек. И тут она подумала, это ж сколько он сдерживался и скрывал свои желания. И первый раз за всю жизнь, подумав об этом, ей стало жалко мужчину. Но она не собиралась так просто изменять своим принципам. Вместо этого Рыска задала более любопытный для себя вопрос:

— Интересно, когда наша свадьба сможет состояться? Альк, как ты думаешь, как скоро это случится? Мы же быстро до Ринстана доберёмся?

Альк только горестно вздохнул, это как посмотреть на это «быстро», сейчас, когда всё выяснили и все точки над i расставили, то сдерживаться стало совсем тяжело. А вслух сказал:

— До Ринстана где-то недели полторы. А там как Хольга распорядится, если Саший каверзу не подстроит, — глаза его стали задумчивы, и он, сам не зная почему, но с полной уверенностью, что это так, добавил, — и вообще в Ринстане наша свадьба с большой вероятностью не состоится.

Рыска чуть не подпрыгнула от этого известия:

— Как не состоится?! Ты же обещал! Как же так? Обманул что ли?

Альк сам вздрогнул от своих слов, настолько внезапны они были, он не спрашивал дар, тот сам неожиданно влез в разговор.

— Рыска, я тебя не обманывал, — попытался он успокоить девушку, — Я, как и говорил, собираюсь, как только мы доберёмся до Ринстана, организовать свадьбу, я не отлыниваю и не пытаюсь увернуться от этого. Мне самому это не нравится. И оттягивать этот процесс я не хочу, мне это вообще не выгодно. Это мне сейчас дар подсказал. Прости, не специально. Но это не зависит ни от меня, ни от тебя, по-видимому, вмешается третья сила и мы ничего не сможем сделать.

Рыску же это объяснение совсем не успокоило, а совсем даже наоборот. Она ему верила, но это же было ещё хуже.

Она попросила видуна посмотреть поподробнее, что там за третья сила. Но Альку и так было неудобно из-за того, что он только что рассказывал Рыске, что в отношениях с ней не пользуется даром, и практически тут же опроверг это. Выходит, обманул. Но он же не специально. И сейчас пользоваться им наотрез отказался. К тому же, там не было ничего непоправимого, просто, по-видимому, некритичное смещение времени и места. Он так и сказал Рыске. Неважно где и как, но событие всё равно случится.

Рыска же накручивала себя по полной. А вдруг злая судьба решит их разлучить, пусть даже не навсегда, а на долгие годы. И вообще, они так бездарно потеряют возможность быть вместе. Вместо этого всё оставшееся вместе время она будет краснеть удушливой волной, каждый раз встречаясь с ним взглядом? И всё потому что у неё принцип, чтобы до свадьбы ничего не было. Но это неправильно! К тому же они уже обо всём договорились, и она ему верит. Она тоже должна чем-то пожертвовать для их отношений.

И Рыска решилась на, как она думала, для себя невозможное. А пожалеть о случившемся и помучиться угрызениями совести и потом можно будет, тем более, что она отлично умеет это делать.

«Вот это да!» Альк, конечно, не это имел в виду и не ожидал такого эффекта, но эффект ему понравился, глупо было бы не воспользоваться. Его такой поворот вполне устраивал. Зато уж он постарается. Постарается, чтобы Рыске эта ночь показалась незабываемой, и чтобы она не пожалела о своём решении. Он как-то обещал развратную девственницу — вспомнилась перепалка с Жаром — и хищно улыбнулся: «Будет вам развратная девственница».

Всё случилось там же, в комнате над лавкой пряностей.

Когда он обнял её, нежно проведя ладонями по её плечам и рукам, а затем скользнув ими по талии ей за спину, по телу побежала же не волна, а толпа мурашек, и на Рыску вдруг накатило смущение и страх, и одновременно с этим какое-то незнакомое, робкое пока желания близости с Альком, а земля словно ушла из-под ног и мир полетел, кружась перед глазами. А может, это она летела куда-то, растворяясь в этих прикосновениях и окунаясь в новые для себя ощущения. Она то погружалась с головой в пучину нахлынувших на неё чувств, то выныривала обратно, внезапно выхватывая рассеянным вниманием какие-то ускользающие от неё ранее детали. Например, какими необычайно нежными могут быть его сильные, как она знала, способные быть безжалостными руки, какие мягкие у него губы и как невероятно хорошо может стать, когда они вслед за зубами легко прихватывают мочку уха.

Сначала Рыска просто позволяла Альку себя ласкать, прислушиваясь к своим ощущениям, но в какой-то момент ей захотелось ответить на его ласки. Она робко коснулась его головы, игриво провела рукой по волосам, потеребила косы — а волосы и правда оказались мягкие. Рыска заглянула в такие родные, но сейчас кажущиеся незнакомыми, желтые глаза и, легко касаясь косы, спросила:

— Можно?

— Что? — не понял Альк.

— Расплести.

Альк широко улыбнулся и сел, утянув ее за собой и усадив к себе на колени. «Как необычно всё. Мы смотрим друг на друга. Я обнажена перед ним и расплетаю ему косы», — думала она, неторопливо перебирая и разделяя ловкими пальцами пряди светлых волос. Рыска смущённо глянула на себя, а потом наклонилась к Альку и аккуратно, стараясь не задевать его царапины, потёрлась своим носом об его. Он чуть улыбнулся, оценив её заботу, и ответил таким же ласковым движением, а она вернулась к своему занятию. Рыска только сейчас внутренне принимала то, что они теперь и правда вместе, что случилось то, о чём она мечтала, точнее в последнее время даже и не мечтала, что этот мужчина теперь её судьба. Смущение начало отступать и в той симфонии чувств, что звучала у нее в душе, играло уже далеко не первую скрипку. Альк тем временем тоже запустил руки в ее волосы, то расплетая её косу, то нежно гладя и массируя голову. И в этом их незамысловатом совместном действии было какое-то таинство, нечто имеющее значение только для них двоих. Обнажив друг перед другом тела и души, расплетая косы и освобождаясь от пут, они, напротив, словно вплетали любимого в свою судьбу.

Альк оказался очень нежным, чувственным и внимательным любовником. Он либо предугадывал любую её реакцию, либо быстро реагировал сам на малейшие ее движения, находя способы свести к минимуму неприятные ощущения, неизбежные в первый раз, и даже доставить ей удовольствие. Этого Рыска никак не могла ожидать от него, судя по обычному его поведению и демонстративно пренебрежительному отношению к женщинам. И от осознания этого она совсем таяла в его объятьях. Ей было непривычно, невероятно хорошо с ним. Он чувствовал и понимал её. И не было никого роднее в этот момент.

Уже на следующее утро, лёжа головой у него на груди, она ощутила какую-то особенную близость с ним, напряжение и стеснение пропало, будто их и не было вовсе. По телу разливалась нега, а душу переполняла всепоглощающая нежность. И еще какое-то чувство единения и даже немножко собственничества.

Задержались они там на три долгих, прекрасных, восхитительных дня, почти не выходя в это время из комнаты. И Рыска, вспомнив тётку Ксюту из Лосиных ям, поняла и ощутила, что такое, когда с тебя пылинки сдувают. Альк был очень заботлив. И Рыске не хотелось верить, что на людях, как предупреждала тётка Ксюта, он опять превратится во вредного, злословного, пренебрежительно относящегося к женщинам и к ней заодно, саврянина. Хотя и подозревала, что Альк, как истинный сын своего народа, так и поступит.

А потом поехали-таки в Ринстан. Они, естественно, решили ехать туда. Во-первых, надо было отдать Жару причитающуюся ему часть, во-вторых, ему же — приглашение на свадьбу Шареса и Исенары, и в-третьих, им самим нужно было на эту свадьбу. И потом, у них самих была запланирована там свадьба (хотя у Алька и было предчувствие, что её там не будет). Но они не стали портить себе такое замечательное время мыслями о том, какой очередной выверт заготовила им судьба. И, кстати, царапины на лице у Алька почти зажили, став совсем незаметными. Лишь шишак на лбу, начав рассасываться, сполз под глаз синяком, но даже синяк уже сильно посветлел. Произошло это из-за чудодейственной рыскиной мази или само собой, так и осталось неизвестным.

* * *