Бездомная любовь (гет)

Гена проснулся на лавке посреди парка.

Жутко болела голова, внутренности как будто завязали узлом, да и настроение ни к чёрту. А с чего оно должно быть хорошим? Пасмурно, дождь. Куртка промокла, и солнца в ближайшие сто лет не предвидится. В желудке пусто с позавчерашнего дня. Конечно, можно было попытаться найти что-нибудь съестное в мусорном баке за новостройкой неподалёку. Гена давно научился отличать просто «слегка несвежую» гастрономическую находку, от по-настоящему опасной для здоровья и жизни тухлятины.

Опыт — сын ошибок трудных. Так ему сказал один доктор-инфекционист, когда Геннадий, в начале своей «карьеры» бродяги, умудрился закусить колбасой, просроченной на шесть месяцев. Тогда он пролежал в больнице две недели. Температура, жидкий стул, рвота. Капельницы и уколы. Хорошее времечко было — в больнице тепло и сухо, добрые медсёстры. Один минус — бухать нельзя.

Кстати, о бухле. Надо «поправить здоровье». Уже почти как пару лет, а может и все три, обычно день у Гены начинался не с кофе. Первая мысль, которая приходила ему в голову, была: где достать? Достать хоть что-нибудь. Боярышник, насшибать денег у прохожих и попросить кого-нибудь купить (сам Гена в магазины не заходил — стыдно) бутылку водки в КБ. Бюджетный и самый опасный вариант — отовариться у бабки через окно первого этажа. Бабка эта продавала самогон — химическую жижу, от которой страшное похмелье наступало раньше, чем опьянение. Но… По крайней мере… Пропадала тяга.

Тяга.

Тяга…

Такое знакомое каждому алкашу ощущение. Когда от одной мысли о заветном эликсире сердце начинает биться сильнее и перехватывает дыхание.

Ладно, вода под лежачий камень не течёт. Где взять? Клянчить мелочь у прохожих не хотелось. Собирать бутылки не было сил, сначала надо «поправится», хотя бы немножко, тогда и настроение, и силы появятся, и, даже некоторый энтузиазьм. Что делать? Пойти, наверное, прошерстить соседний район. Там должен был быть старый Генин знакомый — Михалыч, по кличке Глист. Почему Глист? Потому что такой же тонкий, бледный и дурно пахнущий. Известно, обычно, откуда глисты «эвакуируются», с чего им иметь приятный запах. У Михалыча всегда «что-то» было. Кто-то говорил, что бабка-самогонщица — это вообще его жена. Только она его выгнала на улицу, когда он бросил работу и начал весь «продукт» домашнего бизнеса употреблять сам, вместо того чтобы снабжать им «потребителей». Правда это или нет? Хрен его знает. Но самогон был у него всегда.

«Эй, мужик!» — уверенный окрик отвлёк Гену от построения планов на день.

«Какого хрена?» — подумал бездомный.

Обычно, если кто-то к нему обращался, это не сулило ничего хорошего. Либо полиция спрашивала несуществующий паспорт, либо кому-то не нравилась, что он расположился на лавочке. Детей, видите ли, он пугает. Дети такого в своих интернетах насмотрятся, что им сам чёрт лысый пофиг. Гена повернул голову вбок и увидел престранную картину: к нему, шагая по мокрой траве парка, целенаправленно шла мадам в сопровождении двух здоровенных охранников. Охранники — зверюги. Чёрные костюмы. Белые сорочки. Чёрные галстуки. Короткая стрижка и тяжёлый взгляд.

Сама мадам, естественно, «упакована» как надо: маленькое красное платье с юбкой длинной до половины бедра. Видно — всё! А показать там было что, уж поверьте. Ботокс, гиалуронка, немного грамотной пластики и норковая шубка, чуть-чуть прикрывающая задницу. Короче — мадам! Или мадмазель…

«Мальчики, — обратилась бизнесвумен к своим «питбулям», — идите, посидите в машине, потрещите о своём, о мужском, а мне с человеком поговорить надо, наедине. — «Двое из ларца, одинаковых с лица» синхронно кивнули короткострижеными головами и с неизменным каменным выражением физиономий отправились к стоящему неподалёку «гелику».

— Двигайся! — командным голосом сказала мадам Гене. Гена, находясь в полном недоумении, а точнее, просто — в ахере, уселся на самый край скамейки. Бизнесвумен расположилась рядом и закуталась в свою шубу. — Холодно сегодня, — добавила она.

Бездомный кивнул. Что делать и говорить, он не знал вообще. «Буду просто качать башкой и помалкивать», — принял решение Геннадий.

— Я тут езжу каждый день, — продолжила мадам, — туда… сюда… дел куча. Заказчики, подрядчики, клиенты. Заметила я тебя давно. То спишь на лавке, то ездишь по дорожкам со своей тележкой, бутылки собираешь. Увидела я тебя, мужик, и голову потеряла, — у Гены от такого признания глаза на лоб полезли. «Что за пиздец!» — мелькнула мысль у него в голове. Может быть это какой-то розыгрыш, прикол для интернета, и его сейчас снимают скрытой камерой. Гена осмотрелся по сторонам, но ничего подозрительного не увидел. Машины ездят, люди ходят. Никаких камер. Не скрытых, не открытых. — Ты пойми, я целый день как белка в колесе. С раннего утра, до позднего вечера. А дома что? Пусто. Даже собаки нет. Нет, конечно, потрахаться мне есть с кем. Парни гораздо моложе меня: стройные, загорелые, только пальцем щёлку и они тут как тут и готовы на всё ради новых кроссовок Balenciaga или последнего айфона. Они, конечно, мне под ноги падают и слова поперёк не скажут, но я то знаю, что только стоит мне лишиться денег их как ветром сдует. Вот и работаю 24/7 как безумная. Страшно. Обнищаю и останусь одна совсем. А на тебя смотрю и как-то на душе спокойно становится. В общем, что ходить вокруг да около. Меня Ирина зовут, — мадам протянула холеную белую ручку Гене. — Гена осторожно пожал своей заскорузлой пятернёй самые кончики наманикюренных пальчиков.

— Геннадий, приятно познакомиться. Это, как его, еслиф, вам нетрудно…

— Тебе! Гена! Тебе! Давай сразу на ты.

— Еслиф... Если, ва… тебе нетрудно? Не могли бы… могла бы ТЫ выделить мне пятьдесят рублей? Трубы горят.

— Щас решим вопрос, — сказала бизнесвумен и достала из кармана шубы смартфон. Сдвинув крышку с надписью Vertu, она нашла в контактах Охранник1 и нажала вызов. «Коля, съезди-ка в магазин возьми парочку водочки… да-да… самой дорогой и закусить купи что-нибудь: хамона, яблочек, короче, на твоё усмотрение и сразу же обратно сюда. Давай кабанчиком, быстренько. Болеют люди. Поправиться надо срочно».

* * *

Светило первое по-настоящему весеннее солнце. По синему небу плыли редкие «барашки» облаков.

На лавочке в парке сидели уже двое.

Гена — всё в той же зачуханной куртке с торчащим синтепоном из дырок. Сейчас хоть сухой. Слава богу, тёплая и солнечная погода стояла уже почти неделю. Душа радуется теплу после зимних морозов. Рядом с ним Ирина. Норковую шубу она сменила на длинный старый пуховик, уже кое-где покрытый бурыми пятнами непонятного происхождения. Итальянские туфельки уступили место белым, точнее уже грязно-серым, кроссовкам с отклеенной наполовину подошвой. На голове шапка с помпоном, Ирина нашла её в мусорке. У шапок есть одно замечательное свойство: если постоянно ходишь в шапке — голову мыть не надо. Между Ириной и Геной на лавочке лежала газетка, на ней стояли бутылка водки и две гранёные стопки («О-о-о… Хорошая! — похвалил Иру Гена, когда она притащила водку из КБ. — Дорогая. Целых триста рублей!»). На слегка пропитом, без всякой косметики, иринкином лице царила довольная безмятежность:

— Генка, чё сидишь? Наливай!

— Ирусик, для тебя хоть звёздочку с неба, — Гена улыбался во весь единственный зуб, авторитетно торчащий посередине рта. — Тебе сколько?

Ирина в блаженстве закрыла глаза:

— Полную.