Гостеприимный фамильный очаг (джен)

На железнодорожной станции почти ничего не изменилось со времени последнего приезда Лайонса в эти края. Та же белая ограда у перрона, та же тяжелая смесь насыщенного влагой воздуха с дымом из паровозной трубы. А чуть в отдалении — мирная зелень, над которой поднимаются островерхие крыши опрятных домишек.

Лайонс медленно шагал по дороге, оглядываясь по сторонам. В этот час вечера на улицах обычно встречалось мало народу: женщины кормили дома детей, а мужчины, наработавшись за день, стягивались к трактиру.

Лайонс остановился возле дома, фасад которого украшала потемневшая от времени вывеска на массивных цепях. Выцветшие витиеватые буквы гласили: «Жук и папоротник». Стоило ему приоткрыть массивную дубовую дверь, как на улицу бурной волной выплеснулся многоголосый гул и потянуло густым табачным дымом. При появлении нового гостя шум поубавился. Люди за столами и возле стойки прервали разговоры. Лица одних отражали любопытство, других — подозрительность, тревогу, а то и страх. Кудлатый парень, который стоял, привалившись к буфету в углу, насупился было и даже поначалу выпрямился, словно готовый бросить вызов пришельцу. Потом окинул более внимательным взглядом его плечистую фигуру, массивную нижнюю челюсть, полускрытую бородой, упрямый лоб, обрамленный гривой темных волос, и смекнул, видимо, что перед ним не тот боец, стычка с которым всего лишь разгонит вечернюю скуку. Он снова прислонился к буфету и отвел глаза.

Лайонс прошел к стойке. Трактирщик, толстячок с редкими седеющими волосами, близоруко сощурился и вдруг заулыбался.

— Мистер Лайонс! Вот это да! Давненько вы у нас не показывались.

— Пару лет, Каррузерс, — буркнул Лайонс, водрузив на стойку увесистый саквояж. На самом деле — года четыре, если не все пять, но это не имело значения. — У вас свободной комнаты не найдется?

Каррузерс посмотрел на закопченный от табачного дыма потолок.

— Для вас всегда найдется, мистер Лайонс. Надолго к нам пожаловали?

— Как получится, — сказал Лайонс. По затянувшейся паузе понял, в чем дело, и добавил: — Заплачу вперед на неделю. Но ключи мне нужны сейчас. Устал с дороги, как собака.

— Пойдемте, я провожу вас. — Каррузерс повернулся к кухне и крикнул: — Бекки, побудь тут вместо меня!

Крепко сбитая девушка с небрежно заплетенной рыжеватой косой выбежала из кухни и заняла место хозяина за стойкой. Каррузерс снял со стены связку ключей и, кивком позвав за собой Лайонса, начал подниматься по лестнице. Посетители к тому времени уже утратили к новому гостю интерес. Напряжение спало, возобновились разговоры, и в зале снова воцарился гул, как в пчелином улье под летним солнцем.

— Что тут нового происходит? — без особого интереса спросил Лайонс, пока Каррузерс возился с ключом.

Тот вдруг замер и поднял на него глаза.

— Не слыхали, стало быть?

— А что я должен был слыхать?

Каррузерс вздохнул, отпер дверь и жестом пригласил его войти.

— Не очень у нас тут ладно, — буркнул он. — Видали, сколько парней набилось в зале? Так вот, дотемна ни один не задержится. Все запрутся по своим домам.

— Да что стряслось-то? — Лайонс сел на кровать, поставив рядом с собой чемодан. Старое дерево жалобно заскрипело.

— Много чего. Из Принстаунской тюрьмы сбежал каторжник, Селден. Прячется где-то на болотах.

Лайонс припомнил кудлатого барашка, искавшего, с кем бы подраться, и прочих крепких ребят, пирующих внизу.

— И что же, из-за одного-единственного беглого весь Гримпен боится высунуть нос на улицу? — хмыкнул он.

— Этого Селдена Полоумным кличут, и неспроста. Жестокость у него звериная. Да дело не в нем одном.

— И что же еще приключилось?

Каррузерс провел пятерней по своим редким волосам и со вздохом уселся на кровать рядом с Лайонсом. Старые доски опять протяжно заскрипели.

— Вы, мистер Лайонс, хоть и не местный, но прожили здесь не так уж мало. Может, слыхали историю о собаке Баскервилей?

Лайонс задумчиво уставился в пространство. В памяти всплыл старинный особняк за высокой оградой. Никогда не возникало желания нарисовать его. От холодных стен так и веяло угрюмостью.

— Призрачный пес, который растерзал того греховодника, сэра Хьюго?

— Он самый. Объявилось, говорят, это дьявольское отродье. Люди видали огромного пса, рыщущего по болотам. А тут еще и старый сэр Чарльз внезапно помер… Не к добру такие совпадения, мистер Лайонс, не к добру.

Лайонс только пожал плечами.

— Я не боюсь собак.

Каррузерс поднялся с места.

— Мое дело — предупредить, — хмуро бросил он.

* * *

На следующее утро, в зале почти никого не оказалось, только давешний барашек любезничал с Бекки, облокотившись о стойку. На Лайонса, спустившегося по ступенькам, он взглянул мельком и отвернулся, и когда девушка прервала разговор, чтобы подать постояльцу завтрак, принялся насвистывать с нарочито равнодушным видом.

Лайонс наскоро съел гренки с яйцами, запил их горячим кофе и вышел из трактира. Терять время не стоило: путь предстоял довольно долгий, и преодолеть его он собирался пешком.

Накануне он ничего не спрашивал Каррузерса о Френкленде. Не хватало еще, чтобы тот призадумался, почему гость интересуется своим тестем, а не женой. Лайонс рассудил, что если со старым хрычом что и стряслось, то ему и так об этом доложат. Но раз ничего не сказали, значит, этот сморчок так и продолжал себе коптить потолок в своей конуре.

Так или иначе, но Френкленд, хоть и был одним из самых мерзопакостных существ на свете, оставался единственным, с кем Лайонс собирался поговорить о Лоре.

Улочки Гримпена быстро остались позади, и обнесенные живой изгородью сады сменились пустошами. Чем дальше уходил Лайонс от деревни, тем более унылым и мрачным становился окружающий пейзаж.

В свое время именно этот контраст буколического уюта и тоскливого, а порой и зловещего однообразия пустошей и привлек внимание его как художника, случайно заброшенного судьбой в болота Девоншира. Уходя все дальше от оживленного уголка возле железнодорожной станции, он дивился тому, как хорошо запомнил дорогу. Не то чтобы здесь было куда свернуть и где заплутать. Но взгляд снова и снова ухватывал знакомые черты, так мало изменившиеся или вовсе оставшиеся без перемен за пролетевшие годы. Две высокие сосны на обочине, растущие рядом, одна из них чуть наклонилась, словно простирая над головами путников свою крону в знак покровительства. Сгорбленный валун, покрытый мхом, — именно его Лайонс писал тем теплым летним днем, когда на мольберт внезапно упала тень и, обернувшись, он увидел нежное лицо с легким румянцем и ярко-карие глаза, смотревшие на него с дружелюбным любопытством.

Воспоминание, как солнечный луч, дотянувшийся до него из того самого давно угасшего летнего дня, окутало сердце теплом. Но Лайонс упрямо стиснул кулаки в карманах пальто.

Не стоит увлекаться воспоминаниями, пока он не вернет себе право возвратить их в действительность.

Лайонс вскинул голову — и заметил странный блеск на крыше небольшого особняка, показавшегося из-за поворота. Он сам не заметил, оказывается, как, отшагав несколько миль, добрался до Лефтер-холла — обители Френкленда. Судя по блеску объектива телескопа, его тесть так и не расстался с привычкой подглядывать за звездами ночью и за соседями — днем.

И точно: Френкленд встречал его у ворот своего дома, притоптывая ногой в стоптанном башмаке и ехидно посмеиваясь. Он все так же походил на шустрого толстенького горностая, слегка облезшего, но жизнерадостно красномордого.

— А я знал! — возвестил он своим скрипучим, но бодрым голосом. — Знал, что вы вернетесь в наши края!

«Еще бы я не вернулся к собственной жене», — пронеслось в голове у Лайонса. Но он по опыту знал, что даже ему, как зятю, не следует сходу заговаривать с Френклендом о его дочери.

— Это приветствие или наоборот? — осведомился он, подходя ближе и останавливаясь прямо напротив своего родственничка.

Тот, слегка опешив, запрокинул голову и, щурясь, всмотрелся в лицо Лайонса.

— Не очень-то вы любезны, — буркнул он. — Ну да ладно, заходите, коли явились.

Приглашение было кстати. Пройденное расстояние давало о себе знать, и Лайонс не отказался бы от передышки.

Френкленд расщедрился не только на приглашение в дом, но и на чашку горячего чая. Усевшись напротив Лайонса за столом, он сцепил на животе коротенькие лапки и с веселым задором разглядывал его блестящими бусинками глаз.

— Далеко же, должно быть, разнеслись слухи о творящемся в наших краях, что даже мой зятек сюда пожаловал, — заявил он. — Что лондонские ищейки здесь шныряют — это понятно. Но чтобы даже художник сюда явился?

Лайонс явился сюда не как художник. Но что за чудной тип этот Френкленд — с ним проще говорить о зловещих событиях, творящихся на здешних болотах, чем о его собственной дочери. И его, Лайонса, жене.

Лайонс посмотрел на него поверх чашки.

— Вы о Селдене? Или об этой чертовой собаке?

Френкленд пренебрежительно фыркнул.

— О собаке, скажете тоже! Я человек ученый, дорогой мой Джеффри! — Он протянул руку, цапнул с тумбочки возле стола свежий номер журнала «Модерн сайенс обсервер» и потряс им в воздухе, как кистенем. — Меня этими суевериями не задурить! Конечно, я говорю о Селдене. Недаром же я целыми днями караулю на крыше. Кажется, я уже напал на кое-какой след. Но пока об этом говорить рано.

И он довольно захихикал.

— А что за лондонские ищейки? — спросил Лайонс.

— Вы не поверите, Джеффри! Сам мистер Шерлок Холмс прислал в наши болота своего человека. Его друг, доктор Уотсон, тот, что публикует рассказы о расследованиях, явился сюда. Гостит в Баскервиль-холле. Гостит, ха! Меня не обманешь!

Лайонс молчал, обдумывая услышанное, и с каждым мгновением оно нравилось ему все меньше. Он так погрузился в раздумья, что не сразу заметил, как Френкленд подался вперед и колко впился в него глазами-бусинками.

— Меня, говорю, не обманешь! — возвестил он, и Лайонс встрепенулся, возвращаясь к действительности. Френкленд усмехался, глядя на него. — Вы-то не за портретом Селдена сюда нагрянули.

Лайонс выдержал его взгляд.

— Не за ним, — подтвердил он.

Френкленд откинулся на спинку стула.

— Моей протекции не ждите, — объявил он. — Стоял и буду стоять на своем: брак без отцовского согласия недопустим. Но поскольку это все же брак, я на страже законности! И советую вам, Джеффри, позаботиться о своих правах, пока никто на них не посягнул.

Лайонс молчал, только кулаки его сжались до белизны на костяшках пальцев да на скулах ходили желваки. Френкленд внимательно посмотрел на него и продолжил:

— Моя дочь — женщина порядочная. Живет себе в том гнездышке, что вы с ней когда-то свили себе в Кумби-Треси. Но нюхом чую, что кто-то вертится возле нее. И вот что я вам скажу, Джеффри: тот, кто вьется вокруг замужней дамы, мне немил куда больше, чем молодой неслух, сломя голову помчавшийся к алтарю. Так что вот вам мой совет: глядите в оба!

* * *

В «Жук и папоротник» Лайонс возвращался медленным, неспешным шагом и пришел в трактир, когда там царило вечернее оживление. Он испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, после беседы с Френклендом он был меньше чем когда-либо прежде готов терпеть любые разговоры, хоть как-то связанные с Лорой. А люд, набившийся сюда для развлечения, запросто мог проявить излишнее любопытство. С другой стороны, он проголодался, как зверь. Конечно, ничего не стоило попросить Каррузерса подать ужин к нему в комнату. Но тогда он и сам лишался возможности разузнать кое-что важное.

Колебания развеялись, когда до него донеслись обрывки разговора за одним из столов. Мужчина средних лет с взъерошенными рыжеватыми волосами и вытаращенными голубыми глазами от волнения едва ли не улегся грудью в собственную тарелку.

— Да говорю вам, братцы, Сайрес своими глазами видел эту тварь! Вот ей-богу!

— Ты-то что божишься, Джо? — осклабился один из его собеседников. — Если бы Сайрес сказал, что ее видел, это понятно. А ты можешь только призвать небеса в свидетели того, что своими ушами слышал, как он это говорит!

Остальные загоготали.

Лайонс плюхнулся за соседний стол и знаками показал Бекки, что ему нужна еда, и побольше. Та кивнула и скрылась в кухне.

Джо рухнул на свое место.

— Скажешь тоже! — воскликнул он с искренней обидой в голосе. — Что ж ты, Сайреса не знаешь? Он врать не станет!

— Да не дуйся, Джо, — со смехом отозвался его собеседник. — Никто ж не говорит, что Сайрес приврал. Мы и сами знаем, что он не из выдумщиков. Да и сюда он неспроста носа не кажет: ему же дальше нас всех ехать, дотемна может не успеть.

— К тому же не он один видел эту псину, — вставил кто-то еще.

— Если это псина, — хмуро сказал Джо. — Сайрес говорит, что если б не предание Баскервилей, он бы подумал на волка: уж больно эта тварь здоровенная. Бежала вдоль холмов прямиком к Баскервиль-холлу. Сайрес встал как вкопанный и молился, чтобы она его не приметила. А ведь он не из трусливых, сами знаете!

Бекки поставила перед Лайонсом тарелку с аппетитно дымящимися ребрышками и кружку пива. Тот кивнул в знак благодарности и занялся угощением. К разговору за соседним столом он больше не прислушивался: ему уже было известно достаточно.

По округе шляются беглый каторжник и какая-то неведомая тварь огромных размеров, а его Лора живет одна в своем доме и, похоже, не хочет впустить к себе того, кто больше всех был бы готов ее защитить.

* * *

Ноги сами несли Лайонса по тому же пути, что и вчера, хотя он не смог бы объяснить, какой невнятный инстинкт вел его. Он заставил себя отвести взгляд от указателя, стоявшего у поворота на Кумби-Треси. И вздрогнул, когда услышал это название, крутившееся в голове, произнесенное незнакомым голосом.

На дороге, в нескольких шагах впереди, кучер экипажа, свесившись с козел, говорил с каким-то фермером:

— Это я доктора Уотсона, что у сэра Генри гостит, в Кумби-Треси возил. А сейчас он к мистеру Френкленду зашел и меня домой отправил…

Лайонс на мгновение приостановился, а потом решительно зашагал к Лефтер-холлу.

Френкленд снова встретил его у ворот.

— Разминулись! — провозгласил он, широко улыбаясь. — На какие-то минут десять разминулись с доктором Уотсоном! Но вы проходите, проходите. Отчего бы мне и с вами не поделиться тем, чем я поделился с ним.

Вскоре они уже стояли на плоской крыше дома. Лайонс разглядывал древние холмы, гранитный столб, который не только не оживлял унылого однообразия этого каменистого края, но и наоборот — еще больше подчеркивал его неприкаянность. Френкленд возбужденно пыхтел у него за плечом.

— Вон в ту сторону, за холмом! Мальчишка ходит туда каждый день. Ну, кому, как не каторжнику, он будет таскать еду, а?!

— Вы и доктору Уотсону показали эту дорожку? — спросил Лайонс, не отрываясь от телескопа.

Френкленд захихикал.

— Нет, любезный Джеффри, более ранней пташке досталось зрелище поинтересней! Доктор увидел самого гонца с узелком. И своими глазами проследил, как тот скрылся во-он за тем холмом.

Лайонсу было наплевать и на мальчишку, и на его узелок. Он повернулся к Френкленду.

— Стало быть, он все-таки явился сюда по душу беглого каторжника?

Френкленд пожал плечами.

— А для чего же еще? Меня не проведешь! И отчего бы мне не сделать ему такой подарочек? Ну-ка!

Он заглянул в телескоп и взволнованно вскрикнул:

— Вы только гляньте! А ведь прикидывался, будто ему все равно!

— Что там такое? — Лайонс всматривался в даль, но в сумеречном свете только смог разглядеть едва заметную движущуюся точку.

— Доктор Уотсон. Ушел от меня по дороге, а потом свернул-таки к холмам. Видно, есть все-таки у него свой интерес!

Френкленд посторонился, пропуская Лайонса к телескопу. Тот подкрутил колесико и отчетливо разглядел силуэт мужчины, решительно карабкавшегося по склону холма.

— И правда любопытно, — процедил он.

Он пытался запомнить облик этого доктора Уотсона, которого какая-то нелегкая заносила сегодня в Кумби-Треси.

— Джеффри, — окликнул его Френкленд. — Почтенный доктор так торопился, что отказался распить со мной графин. Но уж вы-то мне не откажете?

Лайонс оторвался от телескопа и вздохнул.

— Не откажу, — согласился он.

* * *

После вина, на удивление недурного, ночная сырость, расползшаяся среди холмов, казалась не такой несносной. Тем не менее Лайонс корил себя за потерянное время. Скорее всего, доктор Уотсон давно уже убрался восвояси, и шанс потолковать с ним был упущен. Когда еще доведется встретиться с ним среди пустошей! А повода наведаться в Баскервиль-холл у него не водилось. Тем не менее отступать Лайонс не спешил: выпивка лишь подогрела от природы присущие ему азарт и упрямство.

Но холод постепенно прогонял хмель, и Лайонс начал задумываться, а не валяет ли он дурака, шляясь в ночи по болотам. До «Жука и папоротника», конечно, путь неблизкий, но Френкленд предлагал ему остаться на ночлег. Похоже, оставалось одно: возвратиться в Лефтер-холл, пусть даже это означало разбудить его хозяина.

Лайонс остановился и огляделся по сторонам. В прорехах низко ползущих облаков проглядывал узкий серп луны. При его свете отчетливо вырисовывался гранитный столб, служивший ориентиром. Если оставить его по правую руку, то можно будет выйти на дорогу у самого Лефтер-холла.

И тут ночную тишь разорвал истошный крик, больше похожий на звериный вой. Лайонс в растерянности обернулся. Крик смолк, и можно было поклясться, что одновременно послышался шум падения чего-то тяжелого.

А потом раздались встревоженные голоса, и Лайон расслышал имя Уотсона.

Стряхнув с себя оцепенение, он побежал на шум. Вскоре он заметил двух человек, спешивших к утесу, который тяжелой громадой навис над каменистой землей. Оттуда снова послышался слабый крик, перешедший в стон и наконец замерший.

Подбежав к подножию утеса, Лайонс увидел двоих человек, склонившихся над странной скрюченной фигурой, лежавшей на земле. Услышав его шаги, оба резко обернулись.

— Кто вы такой? — выкрикнул один из них. Насколько Лайонс мог судить при слабом свете месяца, это был Уотсон. Встретились-таки. Хоть и не так, как он рассчитывал.

— Меня зовут Джеффри Лайонс, — отозвался он и отметил, как Уотсон со своим спутником обменялись быстрыми взглядами. — Я шел от Лефтер-холла и, кажется, сбился с дороги в этой темени. А потом услышал крики.

Он посмотрел на тело, лежавшее на земле.

— Кто это?

— Боюсь, что…

Спутник Уотсона, высокий худощавый человек, склонился над лежащим, чиркнул спичкой и в следующее мгновение изумленно вскрикнул.

— Что за дьявольщина?

Лайонс подошел поближе.

Поначалу ему показалось, что перед ним лежит человек в меховой шубе. Но высокий незнакомец снова чиркнул спичкой, и в колеблющемся пятне света появилась странная, будто деформированная фигура с непропорционально длинными конечностями, покрытыми шерстью. Существо не проявляло признаков жизни, но его тело менялось на глазах, утрачивая косматый покров и становясь все больше похожим на человека.

Точнее, на мертвеца.

— Оборотень, — спокойно произнес Лайонс.

Незнакомец вздрогнул и посмотрел на него.

— Это шутка?

— Какие шутки? Вы что, сами не видите?

Незнакомец вздохнул.

— Что ж, иногда приходится верить тому, что видят глаза, даже если это противоречит доводам рассудка.

— Это же Селден! — воскликнул Уотсон. — Брат миссис Берримор! Она говорила, что с ним в полнолуние творятся жуткие вещи, в которых его нельзя обвинять, но…

Он поднял голову. Узкий золотистый серп смотрел с небес на мрачную сцену у подножия утеса.

— В полнолуние превращение неизбежно, — сказал Лайонс. — Но оборотень может принять звериный облик добровольно в любое другое время. Правда, тогда он будет уже не так проворен, как при полной луне.

— Потому, наверное, он и разбился, — с грустью произнес Уотсон, глядя на тело Селдена. — Принял звериный облик, чтобы надежней укрыться от преследователей, а вместо этого встретил свою смерть.

— Вы так хорошо разбираетесь в нежити, мистер Лайонс? — не без иронии осведомился незнакомец.

— Я достаточно долго жил в этих краях, где древние верования сами так и лезут из земли, мистер… Холмс, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — кивнул тот.

Лайонс хмыкнул.

— Как видите, я разбираюсь не только в нежити.

Холмс ничего не успел ответить на это: его внимание отвлек звук приближающихся шагов. К ним подходил еще один человек, державший в руке сигару, ее красный огонек мерцал в темноте, подобно светлячку.

— Доктор Уотсон! — позвал он, подходя ближе. — Что здесь случилось?

Не дожидаясь ответа, он склонился над мертвецом.

— Сэр Генри? Что же…

Он чиркнул спичкой и сдавленно вскрикнул, увидев лицо мертвого каторжника. Лайонс между тем воспользовался случаем рассмотреть его самого. Он даже не мог бы сказать, в чем дело, но что-то в облике этого худощавого бледного светловолосого человека настораживало его.

— Это не сэр Генри? — пробормотал незнакомец.

— Это Селден, беглый каторжник, — отозвался Холмс. — Похоже, оступился в темноте и упал с утеса.

— А почему вас беспокоит именно сэр Генри? — неожиданно спросил Уотсон.

— Я ждал его сегодня в гости, но он все не приходил, вот я и вышел навстречу… Да, позвольте представиться: я Стэплтон из Меррипит-хауса.

Холмс и Лайонс представились в свою очередь. Стэплтон со странным выражением разглядывал их обоих.

— Вы тоже гостите в Баскервиль-холле, мистер Лайонс? — осведомился он.

Что-то неуловимое в его голосе вызвало у Лайонса зудящее желание двинуть ему в зубы. Он сделал усилие, чтобы взять себя в руки.

— Я остановился в «Жуке и папоротнике», — услышал он собственный голос, как будто доносящийся издалека. — Но, возвращаясь от мистера Френкленда, кажется, немного заблудился…

— Немного! — насмешливо воскликнул Стэплтон. — Да вы просто пошли в другую сторону.

— Вы, видимо, свернули с дороги, чтобы срезать путь, и заплутали среди холмов, — произнес Холмс. — Что ж, думаю, нам сейчас остается одно: отправиться в Баскервиль-холл и сообщить там о гибели Селдена.

Так они и сделали, во всяком случае — Уотсон, Холмс и Лайонс. Стэплтон сказал, что пойдет к себе домой. Но, оглянувшись, Лайонс увидел, что он так и стоит возле тела мертвого оборотня и огонек его сигары одиноко мерцает в ночной темноте.

* * *

Лайонс хорошо помнил Баскервиль-холл. Ему не доводилось бывать в самом доме, но величественный и в то же время угрюмый облик замка оставлял в душе след. И надо было сказать, что в ночной темноте родовое гнездо Баскервилей, как ни парадоксально, не производило такого мрачного впечатления, как в дневное время. Мгла скрадывала и переплетения решетчатых ворот, и оскал кабаньих голов, украшающих замшелые столбы.

Внутри оказалось тоже нерадостно. В немалой степени, впрочем, из-за горьких рыданий миссис Берримор. Полузвериная природа Селдена, видимо, была не наследственной, а приобретенной и не распространилась на сестру, но это ничуть не умалило ее скорби по брату.

Сэр Генри, молодой баронет, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он предоставил дворецкому утешать его супругу, а сам присоединился к гостям. Холмс оглядывал фамильную галерею Баскервилей, говорил что-то о живописи, о Рейнольдсе и наконец спросил, кто изображен на конном портрете. Лайонс, застрявший именно возле этой картины, обернулся, с интересом ожидая ответа.

Сэр Генри с улыбкой сообщил, что это и есть источник бед всего семейства — Хьюго Баскервиль, бесчинства которого и навлекли на их род зловещую собаку.

Лайонс снова посмотрел на человека, изображенного на портрете. Он все еще разглядывал его, когда к нему приблизился сэр Генри.

— Вы, должно быть, устали, мистер Лайонс. Представляю, каково это: заблудиться ночью в этих местах, где и днем-то невесело, да еще и стать очевидцем трагического случая. — Он бросил взгляд на миссис Берримор, которую ее супруг как раз уводил из зала. — Пойдемте, я сам покажу вам вашу спальню.

И они удалились, оставив Холмса и Уотсона разглядывать фамильные портреты Баскервилей.

Оставшись один в отведенной ему комнате, Лайонс долго лежал без сна, устремив взгляд в потолок. Он обдумывал события прошедшего дня, точнее — вечера. Оборотень и таинственная собака на болотах, скорее всего, одно и то же существо. В таком случае с фамильным демоном Баскервилей, по-видимому, покончено. Но он все еще не знал, зачем доктор Уотсон ездил в Кумби-Треси, и не мог отделаться от странного чувства тревоги — тревоги отнюдь не за себя.

* * *

Наутро за завтраком Шерлок Холмс высказал вслух то, о чем минувшей ночью раздумывал Лайонс: что зловещего собакоподобного существа можно больше не опасаться. Сэр Генри только головой покачал.

— Уж не его ли увидел тогда мой дядюшка сэр Чарльз в тисовой аллее?

— Вполне возможно, — отозвался Холмс. — Селден, видимо, прибегал к кухне в надежде выпросить у сестры съестное. Словом, опасаться больше нечего.

Последнее уточнение пришлось весьма кстати, поскольку как раз доставили приглашение от Стэплтона на ужин. Лайонс не посчитал, что это распространяется и на него ввиду краткосрочности их знакомства, а Холмса и Уотсона, как выяснилось, неотложные дела призывали обратно в Лондон. Они отбыли вскоре после завтрака и звали Лайонса поехать вместе с ними в экипаже, но он отказался.

— Хочу пройтись, — объяснил он и добавил с усмешкой: — На этот раз я не спешу и не стану сворачивать с дороги, чтобы сократить путь.

Только часть из сказанного им была правдой. Он и в самом деле не спешил и не хотел сократить путь. Но с дороги свернул.

* * *

Тело бедняги Селдена уже убрали. Никаких полицейских на холмах не было видно: похоже, они разделяли мнение Холмса, что с этим делом покончено. Лайонс так не считал. Его не отпускала мысль, что где-то здесь можно найти подсказку к тому, что связывало эту историю с Лорой.

Ни сэр Генри, ни Холмс, ни Уотсон за все время ни разу не заикнулись о ней. Можно было предположить, что молодой баронет, недавно объявившийся в этих краях, о ней даже не слышал, но молчание остальных двоих порадовало Лайонса. Во-первых, это означало, что серьезная опасность ей не угрожает, по крайней мере — прямо сейчас. А во-вторых, он терпеть не мог, когда ему лезут в душу, и ценил деликатность.

Где-то вдали что-то блеснуло. Ясное дело: старый хрыч Френкленд опять сидит на крыше со своим телескопом и наверняка дивится, куда пропал мальчишка с узелком и почему вместо него по холмам шастает его зять. На второй вопрос Лайонс бы ему отвечать не стал, а на первый мог бы и сообщить, что больше еду носить сюда некому. Хотя он был уверен, что ребенок служил посыльным отнюдь не у Селдена. Судя по тому, что прошлой ночью появление Холмса оказалось неожиданностью для сэра Генри, это именно лондонский сыщик прятался в одной из древних полупещер-полухижин. Предположение подтвердилось, когда в одном из таких убежищ Лайонс нашел застывшие капли воска и крошки табака. Но укрытие Холмса его не интересовало. Он искал логово Селдена.

Его хижину Лайонс нашел примерно в полумиле от укрытия Холмса. Сюда полицейские, похоже, не заглядывали, и все осталось как есть: удивительная смесь жилища человека и норы зверя, зрелище, внушающее и отвращение, и жалость. Среди вороха обглоданных костей у стены нашелся башмак, почему-то без пары. Впрочем, судя по элегантности, он навряд ли принадлежал Селдену — в отличие от груды одежды, сваленной в дальнем конце этой странной обители. Кажется, это был гардероб, одновременно служивший постелью. На камнях стояло несколько мисок, под одну из них оказался подоткнут журнал. Лайонс не без удивления узнал «Модерн сайенс обсервер». Это оказался апрельский выпуск. Похоже, его использовали и как поднос, и как салфетку.

Лайонс хмыкнул, представив, как отнесся бы его тесть к подобному кощунству. Он взял журнал в руки и пролистал его. Одна из страниц оказалась изрезанной: кто-то выкромсал оттуда целую статью.

Больше ничего интересного не сыскалось, но Лайонсу хватило и журнала. Стряхнув с его обложки приставшие комочки какой-то бурды, он засунул находку за пазуху и зашагал туда, где поблескивал объектив телескопа.

* * *

— Так-так, — приговаривал Френкленд, расхаживая по своей гостиной взад-вперед, пока Лайонс грел ладони о чашку горячего чая. — Стало быть, все ищейки опростоволосились, и Селден сам свернул себе шею?

Он разразился злорадным хихиканьем.

Лайонс пожал плечами.

— Похоже, этот Селден был не так-то прост. Вы уверены, что он никогда не забирался в ваш дом?

Френкленд резко остановился на месте.

— Ко мне? Нет, конечно! Как вам такое могло в голову взбрести?

Лайонс сунул руку за пазуху, вытащил журнал и положил его на стол.

— Я нашел это у него в пещере. Согласитесь, на читателя таких журналов Селден не был похож. Не могло случиться, что он забрался к вам в дом и стащил что-нибудь?

Френкленд презрительно фыркнул.

— Значит, на читателя журнала он не похож, а на похитителя подобного чтива все-таки смахивает?

— Мало ли, — развел руками Лайонс. О том, что Селден использовал журнал не в просветительских целях, он упоминать не стал.

Ворча что-то себе под нос, Френкленд подошел к шкафу и принялся рыться в нем.

— Вот, глядите! — провозгласил он наконец и вывалил стопку журналов на стол, едва не опрокинув заварочный чайник. — Все номера с начала года. И этот тоже есть.

— И правда! — деланно удивился Лайонс, открывая журнал и перелистывая его. Он дошел до страницы, которая была изрезана в найденном им экземпляре, и остановился, с удивлением уставившись на страницу. — Непонятно…

— Что еще вам непонятно, молодой человек, кроме того, что никакой забулдыга не мог просто так взять и зайти ко мне в дом?

— Непонятно, где же тогда он мог разжиться этим журналом? Разве кто-нибудь еще в этих краях увлекается научными достижениями?

Френкленд уселся на свое место за столом и сердито сверкнул на Лайонса глазами из-под седых бровей.

— Поменьше снобизма, Джеффри. Не такая уж тут глушь. Доктор Мортимер — человек с прекрасным образованием. Другой разговор, что он не интересуется ничем, кроме старых костей. А вот мистер Стэплтон — натуралист, энтомолог, отлично разбирается в естествознании. Он вполне может такое читать.

— Энтомолог… — пробормотал Лайонс, снова посмотрев на журнал. В нижнем углу правой страницы было напечатано объявление: «Награда 5 000 фунтов тому, кто подтвердит предположение сэра Чарльза Дарвина! Более двадцати лет минуло с тех пор, как сэр Чарльз Дарвин, член Лондонского королевского общества, предсказал существование на Мадагаскаре мотылька, хоботок которого в длину может достигать от восьми до тринадцати дюймов. Такое предположение было сделано на основании изучения им цветка с неимоверно глубоким венчиком. Для опыления этого растения бабочка должна была бы обладать чрезвычайно длинным хоботком. До сих пор подобное насекомое обнаружено не было. Но научный мир не желает сдаваться! Мистер Дж. Ванделер, известный меценат, объявляет награду тому, кто рискнет отправиться в дебри Мадагаскара и найти там таинственную бабочку. Кроме того, он гарантирует покрытие расходов на экспедицию в случае ее успеха».

* * *

Лайонс был на полпути к «Жуку и папоротнику», когда его нагнал уже знакомый экипаж. С Перкинсом, кучером Баскервилей, ему доводилось встречаться дважды: вчера, когда тот упомянул Кумби-Треси в разговоре со знакомым фермером, и сегодня утром, когда готовились к отъезду на станцию Шерлок Холмс и доктор Уотсон.

— Давайте я подвезу вас, мистер Лайонс! — предложил Перкинс. — Нам по пути, похоже.

— Спасибо, не откажусь! — Лайонс забрался в экипаж. — Вы что же, снова едете к станции?

— Да нет, мистер Лайонс, на этот раз поближе. Я еду за доктором Мортимером. Наш сэр Генри подвернул ногу на лестнице. Он сам говорит, что ничего серьезного, но Берриморы настояли, чтобы к нему приехал врач.

— Надеюсь, и в самом деле ничего серьезного.

— Ну да, он только раздосадован, что опять не сможет пойти к Стэплтону.

— Гм… — пробормотал Лайонс.

Перкинс между тем ударился в разговоры о Селдене. Лайонс слушал его вполуха. Он представлял себе, как сегодня вечером будет гудеть зал в трактире, и радовался, что ему всех этих сплетен выслушивать не придется.

Потому что у него на этот вечер появились совсем другие планы.

* * *

Ворота в Баскервиль-холл накануне ночью не были заперты, но это, возможно, объяснялось тем, что в доме ждали возвращения доктора Уотсона. Лайонс не стал рисковать и пробрался в поместье до того, как сгустилась темнота. Он укрылся в старой обветшалой сторожке у входа. Расположенная рядом новая постройка, хоть и не доведенная до конца, выглядела более надежным укрытием, но, вздумай Берримор, обходя на ночь владения, проверить, все ли здесь в порядке, он с большей вероятностью заглянул бы именно туда, а не в дряхлую развалюху.

По счастью, не было дождя, но над пожухлой травой еще с вечера потянулись белесые пряди тумана. От полуразрушенных стен тянуло сыростью. Лайонс отыскал старую лавку и придвинул ее к тому окну, которое выходило на господский дом. Луна продолжала убывать, и на ее слабое сияние было мало надежды, но сэр Генри, видимо, не спешил ни ложиться, ни закрывать ставни, и пятна света от ламп и свечей падали на газон у фасада. Оставалось надеяться, что этого окажется достаточно.

Лайонс сидел, завернувшись в плащ. При себе у него была фляга с бренди, и хотя прикладываться к ней часто не входило в его намерения, пару раз глотнуть согревающий напиток все же пришлось: делалось все холоднее, а туман прополз даже в сторожку.

Появился Берримор. Лайонс слышал, как со скрежетом поворачивается ключ в замке на воротах. В сторожку дворецкий не заглянул и возвратился в дом.

Еще полчаса спустя в нескольких окнах погас свет. Насколько Лайонс мог припомнить расположение комнат — в гостиной и на кухне. Теперь оставалось освещено лишь окно спальни сэра Генри.

В это мгновение и заскрипели железные прутья ограды. Лайонс замер, не зная, как поступить. Со своего места он мог видеть только сам дом, но не ворота. А перебираться в темноте к другому окну он не рисковал: во-первых, вряд ли что-то удалось бы увидеть, а во-вторых, отсыревшие доски пола в любой момент могли подломиться и выдать его присутствие. Тем более что если его догадки оказались верны, то тот, кто подбирался сейчас к Баскервиль-холлу, обладал весьма чутким слухом.

Но долго терзаться сомнениями ему не пришлось. Послышался мягкий стук, словно кто-то спрыгнул в траву с высоты, а затем перед окном скользнула быстрая тень. Лайонс отчетливо видел, как легкая фигура промелькнула у освещенного пятна на траве, а потом подбежала к стене и с удивительным проворством принялась карабкаться по оплетенной плющом стене.

В спальне сэра Генри потушили лампу. Одновременно в просвете облаков появился почти истаявший месяц. Его света оказалось достаточно, чтобы Лайонс увидел, как фигура ночного гостя пробежала по крыше и забралась в высокую дымовую трубу.

Лайонс вскочил с места. Ноги затекли во время долгой вахты, но он заставил себя двигаться как можно быстрее. Выбежав из сторожки, он бросился к дому.

Ему не довелось пробежать и десятка шагов, когда всю округу огласил отчаянный вопль, донесшийся из дома.

— Проклятая тварь, когда же ты успел! — вырвалось у Лайонса.

Но в следующее мгновение он замер, пораженный удивительным зрелищем.

На крышу обратно из трубы выскочила уже знакомая легкая фигура. Но теперь в ее движениях не было ни ловкости, ни проворства. Странный гость ковылял так, словно его плохо слушались ноги, и от него валил дым.

Лайонс, застыв на месте, смотрел, как скрюченное существо кое-как спускается по побегам плюща, цепляясь за них одними руками и не опираясь на ноги. А потом он вышел из оцепенения и метнулся обратно в сторожку. Теперь он уже занял место у того окна, которое выходило на ворота, и сумел разглядеть, как чудная тварь, дымясь и подвывая, неуклюже карабкается по решетке, хватаясь за переплетения прутьев, и, перевалившись через нее, валится на землю и уползает в заросли кустарника.

Лайонс уселся на скамью и озадаченно взъерошил волосы на затылке. Перед ним встал вопрос, о котором он не задумывался раньше: как выбраться отсюда? Загадочного гостя, скорее всего, никто, кроме него, так и не увидел: слишком уж быстро тот обратился в бегство. Как он объяснит свое присутствие по эту сторону ворот? Как докажет, что это не он учинил переполох в доме?

Между тем в окнах Баскервиль-холла вновь зажигался свет. Распахнулась дверь, и в проеме появился Берримор в халате и с фонарем в руках. Лайонс не успел сказать себе, что он влип в прескверную историю, когда снаружи послышался топот ног. Кто-то энергично затряс решетку.

— Сэр Генри! — раздался голос Холмса. — Берримор! Откройте!

Берримор быстрыми шагами направился к воротам. Лайонс отпрянул от окна и прислонился к стене, чтобы на него не упал луч фонаря. Он слышал, как загремел замок, как взволнованные голоса Холмса и Уотсона расспрашивают, что произошло и цел ли сэр Генри. Все трое — и дворецкий, и оба ночных гостя — быстро направились к дому. Оставалось лишь молиться, чтобы впопыхах они не догадались запереть ворота.

Так оно и оказалось. Лайонс дождался, когда за Берримором, Холмсом и Уотсоном захлопнется дверь, выбрался из сторожки и быстро зашагал в сторону поселка.

* * *

Лайонс вновь явился к Баскервиль-холлу на следующий день, далеко за полдень. К формальному поводу было не придраться: он желал справиться о здоровье сэра Генри, который ходил по дому, опираясь на палку.

Гостя, разумеется, пригласили к столу. Берримор налил всем чаю и скрылся за дверью. Лайонс обвел взглядом бледные, напряженные лица сэра Генри, Холмса и Уотсона и решил, что более нет смысла притворяться.

— Пожалуй, следует сказать, что мне кое-что известно о последних событиях, которые здесь произошли… — проговорил он.

Сэр Генри нервно кашлянул, Уотсон заерзал на месте. Но Холмс только кивнул, не выразив ни малейшего удивления.

— Я так и думал, мистер Лайонс, — спокойно ответил он. — Я видел, как вы разглядывали портрет Хьюго Баскервиля. От художника не могло ускользнуть сходство между этим господином и Стэплтоном.

У сэра Генри вырвался прерывистый вздох.

— Мой кузен пытался меня убить, — произнес он со смесью горечи и отвращения.

— Ваш кузен? — переспросил Лайонс.

— Было три брата, — сказал Холмс. — Старший, сэр Чарльз, живший здесь, в каменном родовом особняке. Средний, отец сэра Генри, построивший деревянное ранчо в Канаде. И младший, паршивая овца, Роджер Баскервиль, удравший в Центральную Америку и ютившийся там в соломенной хижине. У него, как выяснилось, тоже был сын, который изъявлял намерение вернуться на родину предков. По той информации, которую мне удалось раздобыть, он это намерение осуществил и прибыл в Лондон. Однако дальше его следы теряются. Предполагаю, что именно он и объявился здесь под именем Джека Стэплтона.

— А в этой информации, мистер Холмс, не было несовпадения в датах, которое могло вас смутить? — поинтересовался Лайонс.

Холмс внимательно посмотрел на него.

— Было, — произнес он. — Стэплтон жил здесь достаточно давно, когда в Лондоне объявился Роджер Баскервиль-младший. Но я предположил, что это было подставное лицо, чтобы отвести от себя любые подозрения, когда встанет вопрос о наследстве. В пользу этой версии говорит и то, что Роджер Баскервиль куда-то исчез, так и не появившись в Дартмуре.

Лайонс откашлялся.

— Это было весной, так? В апреле, самое позднее — в мае?

Холмс кивнул.

— Верно. Примерно за месяц до гибели сэра Чарльза.

— Тогда у меня есть предположение, куда он подевался. — Лайонс положил на стол номер «Модерн сайенс обсервер» и раскрыл его на развороте с вырезанным объявлением. — Этот журнал я нашел в укрытии Селдена. Видимо, им, как и кое-какой утварью и одеждой, его снабдил тот, кто хотел использовать звериную ипостась полоумного бедняги против сэра Чарльза и сэра Генри. Как видите, отсюда кое-что вырезано. У Френкленда есть целый выпуск, и там содержится объявление о хорошей награде тому, кто отправится на Мадагаскар и отыщет там бабочку с неимоверно длинным хоботком, существование которой еще более двадцати лет назад предсказал сэр Чарльз Дарвин.

Холмс впился в лицо Лайонса внимательным взглядом чуть прищуренных глаз. Уотсон и Генри смотрели на него с полным недоумением.

— Это объявление, как я понимаю, было специально опубликовано и отослано Роджеру Баскервилю-младшему, увлеченному энтомологией. Солидный куш, обещанный в объявлении, азарт исследователя и, в конце концов, тщеславие ученого, получившего шанс войти в историю, — все это перевесило его намерение приехать в Баскервиль-холл, который, по его мнению, вполне мог подождать. — Лайонс обернулся к сэру Генри. — Ваш кузен ни в чем не повинен перед вами. В настоящее время он, по всей видимости, бегает с сачком по дебрям Мадагаскара в надежде поймать таинственную бабочку и получить приз. Это не он выдавал себя за Стэплтона, а Стэплтон на случай разоблачения воспользовался его личностью — личностью младшего отпрыска рода Баскервилей, помешанного на естествознании.

Холмс слегка прикрыл глаза и не произнес ни слова.

— Но кто же тогда этот Стэплтон? — воскликнул Уотсон. — Мы же видели портрет! Такое сходство не может быть случайным!

— Разумеется, не может, — буркнул Лайонс. — Только скажите, видел ли кто-нибудь из вас Стэплтона при ярком дневном свете?

У сэра Генри вырвался нервный смешок.

— Спросите лучше, видел ли я здесь вообще яркий дневной свет!

— Мне он попадался только в пасмурную погоду, — заметил Уотсон.

— И сэра Генри он приглашал к себе в гости только в вечернее время? — спросил Лайонс.

— Верно, — подтвердил сэр Генри. — Даже почти в ночное.

Холмс набил трубку, закурил и откинулся на спинку стула. Теперь он вообще закрыл глаза, но его напряженная фигура менее всего свидетельствовала о состоянии дремоты.

— Да кто он тогда, если так похож на Хьюго Баскервиля? — почти с отчаянием в голосе повторил Уотсон.

— Он не похож на Хьюго Баскервиля, — сказал Лайонс. — Это и есть Хьюго Баскервиль.

Холмс на мгновение приоткрыл глаза, сверкнул на него быстрым взглядом и снова опустил веки.

— Вы что, смеетесь? — вырвалось у Уотсона.

— И не думаю. Вы же сами видели оборотня. Почему вам кажется странным существование вампира?

Сэр Генри тихо застонал и обхватил голову руками.

— Я готов допустить существование вампира, — послышался ровный, невозмутимый голос Холмса. — Но и у вампира должны быть мотивы для совершения таких действий. Как вы объясните его намерения?

— Таких объяснений у меня два, — сказал Лайонс, — и, возможно, они наложились друг на друга. Во-первых, допустим, со временем он обрел достаточно сил, чтобы жить среди людей, и пожелал обосноваться в родовом поместье, убрав оттуда собственных потомков. А во-вторых, сэр Чарльз, как я слышал, намеревался многое изменить в своих владениях. Вы видели сторожку, которую он перестраивал. Не исключено, что его планы касались и фамильного склепа. Вампира это навряд ли устраивало, и он принялся действовать решительным образом. Отыскал несчастного оборотня, заставил его бегать в волчьем обличье не только при полной луне, но и тогда, когда появлялся шанс избавиться от тех, кто ему мешал. А когда бедняга свернул себе шею, потерял терпение и сам взялся за дело. К его несчастью, сэр Генри как раз повредил себе ногу и таким образом избежал западни. Стэплтон, вне себя от досады, решил ворваться в Баскервиль-холл и довершить начатое. И сделал это крайне неудачно…

Сэр Генри выпрямился и откинулся на спинку стула.

— Нет, чая для таких вестей явно маловато! О, Берримор! Как кстати. Будьте любезны, принесите нам виски.

Берримор, появившийся в зале, чтобы справиться, не нужно ли чего-нибудь господам, поклонился и повернулся к буфету, но Лайонс окликнул его:

— Берримор, скажите, ваша супруга, случайно, не оставила котел с остатками ужина в очаге, труба которого возвышается над крышей?

Если вопрос и удивил дворецкого, то он ничем этого не выдал.

— Совершенно верно, сэр, так она и сделала.

— А что у вас было на ужин?

— Баранина под чесночным соусом, сэр.

Уголок рта Холмса едва заметно дернулся в подобии улыбки.

Берримор достал из буфета графин и стаканы, разлил всем виски и удалился.

— Так вот откуда этот жуткий вопль! — пробормотал сэр Генри.

— Но куда он делся после? — вскричал Уотсон. — Мы обыскали и Меррипит-хаус, и логово Селдена — его нигде не было.

— Вампир, получивший повреждения, ищет укрытие в самом безопасном для себя месте — в своей могиле, — сказал Лайонс.

Уотсон вскочил.

— Тогда нельзя терять времени! Скоро начнет темнеть, и если эта тварь снова наберется сил…

— Не наберется, — проворчал Лайонс. — Я с утра уже побывал в его склепе.

Взгляды троих человек скрестились на нем.

— И?.. — коротко произнес Холмс.

— Я, конечно, не натуралист, — сказал Лайонс, — а художник, как вы сами подметили. И как художник, уже бывавший здесь раньше, я хорошо знаю, где в этих краях растут осины.

* * *

Больная нога помешала сэру Генри проводить Лайонса до ворот, но Холмс и Уотсон вышли, чтобы немного пройтись вместе с ним.

— Вампирами я прежде интересовался лишь как примером заблуждений, способным, однако, повлиять на определенные события, — произнес Холмс. — И кое-какие сведения о них, соответственно, отложились у меня в памяти. Вы, помнится, сказали, что Хьюго, возможно, собирался обосноваться в Баскервиль-холле?

— Не исключено, — подтвердил Лайонс.

— Но он уже не мог бы сделать этого под личиной Стэплтона, и ему понадобился бы помощник… или помощница?

Лайонс остановился и развернулся к нему.

— Он больше никого не втравит в свои игры. Я позаботился об этом.

Уотсон открыл было рот, чтобы что-то спросить, но вовремя передумал. Холмс коротко кивнул.

— Доброго пути обратно в поселок, мистер Лайонс.

Тот кивнул в ответ.

— Всего хорошего, господа.

Перкинс, которому поручили довезти его до «Жука и папоротника», ждал по ту сторону ворот, нахохлившись в своей теплой накидке на козлах экипажа. Он дождался, пока Лайонс усядется, и тряхнул вожжами. Заскрипели колеса.

Лайонс запахнул плащ, засунул руки в карманы и уставился на унылые серые холмы, верхушки которых уже казались размытыми в сгущающихся сумерках. Ему предстояло испытание, куда более трудное, чем то, которое он прошел нынче утром, переступив порог склепа Баскервилей. Он должен был увидеть так хорошо знакомый указатель с надписью «Кумби-Треси» и проехать мимо. Ибо бессмысленно, губительно и глупо вторгаться туда, где тебя пока что совсем не рады встретить.

Он прикрыл глаза и одними губами повторил, словно заклинание: «Пока что».