Секреты под луной (гет)

Апрель 1999 года.

Только бы она пришла.

Драко нервно поглядывал на часы, неосознанно стуча зубами, и изо всех сил стремился подавить колючее нервное беспокойство, что отплясывало в его желудке какой-то немыслимый танец. В платиновых волосах путались цветные блики витража, а вдоль коридора неторопливо плыли не замечающие его призраки. Провожая их взглядом, Малфой задумчиво облизывал губы, теряясь внутри своих обрывочных мыслей. Он никогда ещё не был таким рассеянным. Ладони взмокли, и он запрокинул голову так, чтобы снять напряжение в шее. Сердце выдавало нерегулярный ритм, а все мысли крутились лишь вокруг одного:

Что, если она не придёт?

Драко злился на себя, на свою глупую привязанность. На свою наивность. В конце концов, она имеет право не приходить. Грудную клетку распирало от чувств, преимущественно болезненных, с трудом осознаваемых. Даже влюбиться без душевных терзаний Малфой был не в состоянии.

Я идиот...

Она могла продинамить его, сославшись на занятость, выдумывая сотню отговорок, только бы не идти с ним на свидание.

Могла передумать.

Могла разозлиться.

Могла опомниться.

Да она могла испугаться, в конце концов!

Что? Это ведь Грейнджер. Бесстрашная Гриффиндорская девчонка, которая умудрилась ввязаться в каждый сомнительный перформанс, что устраивал на протяжении всей их учебы недоумок Поттер. Испугаться она точно не могла, но могла осознать, что её решение пойти с ним в Хогсмид было ошибкой.

Всё это было ошибкой.

Их едва зарождающаяся так называемая дружба была ошибкой.

Драко снова начинал пожирать себя изнутри, гоняя мысли по пустой комнате разума, словно бильярдные шары. Он даже почти слышал звук, с которым они катятся, задевая его веки изнутри.

Если она не придёт, я очень сильно постараюсь не сломать это гребаное окно.

Время тянулось медленно, словно ледник, лениво наползая со всех сторон и угрожая раздавить его.

Прошло уже двадцать пять минут.

Она не придёт.

Прислушиваясь к внутренним ощущениям, Драко закусил губу и нервно сглотнул, а его серое лицо стало гармонировать с каменной стеной, что заволокла весь обзор. Если это не боль, то что тогда? В коридоре, полном тёплого воздуха, Драко стал замерзать. Всё это не имело никакого смысла. Он дернулся по направлению к лестнице, сжимая челюсти, и вихрь его бессвязных переживаний превратил его самого в сгусток энергии саморазрушения.

— Драко! Погоди! — он был так поглощен мыслями, что пролетел мимо Гермионы.

— Малфой, остановись, — она выдохнула эти слова, словно мольбу.

Драко ощутил, что кислород внезапно закончился.

Она… она пришла. Он с абсолютно безэмоциональным лицом повернулся на звук её голоса. Серые глаза метались по её веснушкам, а жар в глубине его Слизеринской души стал нестерпимым. Прикосновение. Его ледяная рука под её теплой ладонью напряглась, а внимательные медовые глаза окутали его всего такой нежностью, что весь окружающий их мир стал равен нулю.

— Драко… Прости. Макгонагалл задержала. Спасибо, что дождался меня.

— Я… — Драко чуть отшатнулся. Минуту назад он едва не умер. Все внутри него едва не умерло. — Я так и думал, что твоя пунктуальность переоценена, Грейнджер. Куда пойдём?

— Давай для начала в книжный…

Драко насмешливо закатил глаза и прошептал:

— Разбуди меня через сто лет и спроси, чего хочет Грейнджер…

Гермиона легонько ударила его по плечу. Кудри лукаво покачивались от смеха, и она невольно облизнулась, когда они с Малфоем встретились взглядами.

— И чего хочет Грейнджер? — протянула она, улыбаясь.

Огонь внутри грудной клетки заставлял бабочек в животе метаться, опаляя их крылья. Магия на кончиках пальцев обожгла Драко, когда Гермиона будто невзначай снова коснулась его руки.

— Золотая девочка хочет загубить свою репутацию и влюбиться в Пожирателя Смерти, — Драко пока ещё не знает, что прищур его серых глаз и наклон головы сводят её с ума.

— Боже, Малфой, сделай лицо попроще.

Исследовать эту эйфорию не взялся бы ни один, даже самый искушенный писатель. Не существовало таких букв, которыми можно было её описать. Гермиона взяла его под руку, и они, что-то живо обсуждая, покинули стены школы, ускользая из-под любопытных взглядов остальных студентов.

Завтра начнётся ад. Но оно того стоит.

Август 1998 года.

Драко отрешённо смотрел в окно, наблюдая за тем, как рассвет лениво наползает на Уилтшир. Солнечные лучи робко касались тисов, мохнатые ветви которых раскинулись в приветственном жесте. Массивные кованые ворота, что должны были вызывать чувство защищенности, сейчас накрепко отождествлялись с клеткой. Три месяца назад Волдеморт пал. Безусловно, эта победа была выстраданной, долгожданной, и в то же время опустошающей. Драко до сих пор не верил в реальность происходящего, будто кошмарный сон вовлек его в петлю. Хочется проснуться, но как это сделать, если ты не спишь?

Его мировоззрение было в первую очередь отражением его воспитания, но никак не его собственных убеждений. Драко всю жизнь следовал заветам отца, был пропитан его идеологией, словно бензином, не подозревая, что он своими же руками чиркнет спичкой, чтобы оказаться в удушающих объятиях очищающего пламени.

Малфой был трусом, но только до того момента, как впервые протянул Поттеру руку помощи. Немыслимый, дерзкий, безумный поступок, за который не могло не последовать наказания. Неужели можно было подумать, что Драко не узнает своего заклятого врага под жалящим заклинанием? Чертов Поттер со своими чертовыми друзьями. Разум твердил одно, а сердце кричало о совершенно другом.

Никто не знал, через что пришлось пройти Драко, чтобы освободиться от философии отца и Лорда. Будто каждая кость в теле была раздроблена, и он пересобирал себя заново, переосмысливал свое место в мире. Но, если отбросить иллюзии, выбора у Драко не было, как его нет ни у кого, кто оказался между молотом и наковальней. Смерть в любом случае ожидала бы его, если бы он слепо подчинялся Лорду, и тем более, если бы осмелился ослушаться в открытую.

Люциус отправился в Азкабан, Нарцисса, безутешная и сломленная, бродила по Мэнору, а Драко старался как можно больше времени проводить в одиночестве. Несмотря на то, что формально грехов за ним не было, тяжелый груз совести всё же невыносимо давил на него, и это длилось уже несколько месяцев. Плохой сон, скверный аппетит, бесцветное лицо. Малфой встречал очередной издевательски прекрасный рассвет пустым взглядом, постоянно прокручивая в голове события второго мая. Опять и опять. Пальцы сами вцепились в подоконник окна на третьем этаже Мэнора, и, когда первый луч решительно пробился сквозь горизонт, Драко зажмурился, чтобы сделать горький вдох.

Какого хрена… Что мне делать со своей жизнью…

Малфой искал ответы на свои вопросы, на удивление много читал и изучал те части дома, которые ранее были для него под запретом. В отсутствие Люциуса он мог делать всё, что ему заблагорассудится, даже часами пропадал в тех частях фамильной библиотеки, куда раньше не ступала его нога. И кто же теперь он, Малфой? Пожиратель Смерти? Жертва обстоятельств? Негодяй, пытающийся самоутвердиться за чужой счет или несчастная душа? Драко до сих пор понятия не имел кто он, чего хочет… И какой у него Патронус? Он даже почти свыкся с мыслью, что, вероятно, не у всех он есть. В конце концов, не так уж это и важно.

Подумаешь, ни одного счастливого воспоминания.

Ноги сами привели его в кабинет отца, и все те защитные запирающие чары, что были им установлены, утратили свою силу. Драко в данный момент был полновластным хозяином поместья. Душевные терзания опасливо замолкали, когда он полностью сосредотачивался на том, что его окружает. Сделав несколько неуверенных шагов по ворсистому темно-изумрудному ковру, Драко осмотрелся, сложив руки за спиной. Здесь всегда был какой-то другой, тяжелый запах. Старинные пергаменты, парафин, древесные частицы в воздухе, и стойкий аромат дорогого парфюма Люциуса. Его присутствие будто было осязаемым, но Драко лишь безучастно пожал плечами и направился к его рабочему месту. Откинувшись на спинку осиротевшего стула, он гордо поднял голову, бросая цепкий беглый взгляд на стены и стол.

Постой-ка… что это?

У Драко была отличная память. Он столько раз видел все эти несуразные вычурные статуэтки на полках, эти роскошные и неприлично дорогие безделушки, коими был обставлен кабинет, что взгляд буквально запнулся об одну из них.

Любопытство неприятно пощипывало изнутри, внутренний голос шептал, что, пожалуй, лучше выйти отсюда, запереть дверь и заняться чем-то полезным. Но Драко не мог отвести взгляд от шкатулки, которую ранее он никогда не видел. В памяти непроизвольно всплыло воспоминание о том, что отец упоминал о некотором артефакте, который они с Реддлом никак не могли вскрыть. Так он и остался пылиться в кабинете среди этих всех замысловатых экспонатов, которыми Люциус так гордился. Интерес к антиквариату переходил в семействе Малфоев из поколения в поколение вместе с этим самым антиквариатом.

Драко стремительно подскочил к шкатулке и наклонился к ней, чтобы сдуть с неё пыль. Держа в руке палочку, он повторил заклинание для обнаружения скрытых чар, которому его обучил Люциус. Вроде безопасно. Он сам прекрасно знал, что порой достаточно даже легкого прикосновения, чтобы человек был смертельно проклят, но вряд ли бы отец оставил в доме такую опасную вещь. Малфой взял шкатулку и наклонил голову, рассматривая её со всех сторон. Черно-серебристая поверхность, гладкая, холодная, с множеством узоров и надписей, словно обманчиво хрупкая скорлупа, внутри которой сокрыто семя истины. Драко стало интересно, что же за сокровище хранится в этой дьявольски красивой обертке. Холодок пробежал вдоль шеи и нырнул под рубашку.

Несколько дней он изучал надписи, почти все из них он собственноручно уже перевел, и оставалось понять, как ему сделать то, что не было под силу самому Волдеморту. Из обрывков фраз можно следовало, что своенравная шкатулка открывается «тому, кто познал зло, но не окропил свои руки кровью. Тому, кто застрял меж двух миров. Тому, чье сердце мечется и не может успокоиться. Тому, кто хочет узнать свое будущее».

Так вот почему Лорд не мог её открыть. Он думал, что все эти надписи — о нём, но его руки были по самые плечи в крови. Хотя Драко и не застрял меж двух миров буквально, но он отчего-то чувствовал — все эти слова откликаются в его душе, что безуспешно искала себе пятый угол.

Ещё несколько дней спустя он сидел за столом отца и будто гипнотизировал шкатулку, полный решимости разгадать её тайну. Драко выписал ключевые фразы на латинском, чтобы проверить, сможет ли он с их помощью открыть этот загадочный предмет. Ничто не волновало его так сильно, быть может, он просто хотел отвлечься от своих проблем и занять свой острый ум чем-то заманчиво сложным, но интуиция упорно продолжала кричать ему, что в шкатулке сокрыто нечто поистине важное. Драко приподнял её и принялся перебирать все импровизированные заклинания, которые сам и создал, вкладывая всю свою волю в намерение.

Крышка шкатулки недовольно завибрировала, и Малфой замер, едва дыша. Поверхность артефакта стала теплой, на ней проступили сияющие письмена, и крышка медленно открылась, заставляя его сердце разгоняться все быстрее. Страх перед неизведанным и предвкушение сплестись в тугой клубок, отчего в горле вмиг пересохло. Драко поднес открытую шкатулку ближе к себе, и…

Мир вокруг него схлопнулся, изо всех сил ударяя его прямо в мозг. Верх и низ поменялись местами, тело дёрнулось, как при аппарации, всё поплыло, расползаясь лоскутами смазанных ярких пятен, и Драко даже не успел испугаться, как обнаружил себя стоящим в неизвестном ему доме, где пахло уютом, черничным пирогом и кофе. За окном накрапывал дождь, и сознание Малфоя внезапно впитало всё происходящее, воспринимая эту реальность как единственно верную. Прошло полминуты, прежде чем голова перестала кружиться.

Я дома.

Он огляделся, пристально изучая комнату, и понял, что с минуты на минуту с работы должна вернуться его жена. Жена?

Драко услышал, как открывается дверь, как нетерпеливо позвякивают ключи, когда супруга вешает их на крючок, как женские невесомые шаги становятся чуть громче, и больше всего на свете ему сейчас хотелось обнять её.

— Драко, ты уже вернулся?

Грейнджер.

Он ринулся в коридор, улыбаясь ей, и с нежностью притянул ведьму к себе, с трудом справляясь с эйфорией, растекающейся по его венам.

— Драко…

Его губы сладостно впились в её полуоткрытый рот. Она обняла его за шею, с нежностью отвечая на его отчаянные ласки. Малфой жадно сжимал её в руках, ощущая всепоглощающую, безусловную любовь к этой женщине. Всё мироздание сжалось до крохотной точки на её губах, и он задыхался от чувств.

— Ненавижу твою работу.

— Малфой… мы уже это обсуждали. Я не брошу Министерство.

— Я не прошу тебя бросать. Просто знай, что я в шаге от того, чтобы похитить тебя и увезти в отпуск, отправив Кингсли записку.

— Негодяй…

Они улыбались друг другу, будучи не в состоянии отвести взгляды. Сознание пульсировало яркими искрами, и в солнечном сплетении разгорался пожар. Драко навис над женой, перекрывая ей дорогу, и склонился к её шее. Глубокое и беспокойное дыхание Гермионы заставляло её грудь вздыматься, а щеки предательски краснеть. Она прекрасна…

— И ты любишь этого негодяя, милая…

— Люблю…

Она — это всё, что было в его мыслях. Её губы, сладостью которых он мог наслаждаться вечность, шептали что-то приятное, улыбались ему. А глаза её сияли так ясно, будто Драко был источником сильнейшего душевного тепла.

Переплетая свои пальцы с её хрупкими утонченными пальчиками, Драко самозабвенно вонзился в губы миссис Малфой, поглощая её стон. Опьяненные своими чувствами, они ласкали друг друга, Драко зарылся носом в её шею и тихо простонал, не понимая, как он жил раньше без Гермионы.

— Я люблю тебя…

Она ответила ему поцелуем и легко куснула его губы, дразня и смеясь. Её аромат, будто знакомый ему всю его жизнь, будоражил и сводил с ума. Драко сделал глубокий вдох и…

Ноги подкосились… он упал на пол, роняя шкатулку рядом с собой.

Драко непонимающе хмурился, его глаза вперлись в угасающие письмена на чёрной поверхности, пока он приходил в себя. Пульс подскочил так сильно, что кровь истерически грохотала в ушах.

Блять…

Драко вскочил, бросился прочь из отцовского кабинета, пару раз запнувшись сам о себя, и захлопнул дверь.

Апрель 1999 года.

Она всё делает красиво. Красиво жмурится от солнца, робко поглядывая на него из-под завесы своих непослушных кудрей, красиво морщит нос, когда Драко снова отпускает в её адрес дурацкие шуточки от избытка волнения, красиво смущается, когда он просит рассказать ей о своих мечтах. Мечты… Драко с удивлением обнаружил, что они самопроизвольно стали появляться в его душе. Причиной этому была эта девчонка с Гриффиндора, которая убежала немного вперёд, заслушавшись пением птиц. Гермиона постоянно ускользала, даже когда была рядом, её всегда было недостаточно. Он хотел дышать, любоваться, обладать ею. Никогда ещё он не испытывал ничего подобного, хотя подозревал, что всему виной их магическая связь, которую они так и не сумели разорвать.

Весь день они провели вместе, не обращая внимания на то, как люди вокруг них перешептывались, едва завидев странную парочку. Но им было плевать. Каждый из них в свое время прошел через самую настоящую душевную мясорубку и чувствовал, что заслужил свободу. Восьмой курс весь был сосредоточен на том, чтобы зализывать раны после войны с Волдемортом и стирать межфакультетскую вражду. Слизеринцы тусовались со всеми другими факультетами, чему директор Макгонагалл всячески способствовала, постоянно давая сложные задания смешанным группам студентов. Сопротивляться потеплению было бессмысленно.

Сопротивляться сближению было бессмысленно. Драко смотрел на Грейнджер, наслаждаясь тем, как она висит на его руке и что-то без устали рассказывает.

— А ты что думаешь? — улыбнулась она, вонзив в него карие бездны.

— Я… прости, я всё прослушал.

Она красиво хмурится. Морщинка падает меж бровей, а любопытный нос едва заметно подергивается.

— Драко…

Он внезапно останавливается посреди улицы, не в состоянии справиться с пульсом. Кровь так громко барабанит в ушах, что это становится физически больно. Молчать о своих чувствах невозможно. К черту всё. Пора сорвать пластырь с раны, и будь что будет.

— Я люблю тебя, Грейнджер.

Кажется, она бледнеет. Светло-ореховые пронзительные знаки вопроса недоверчиво скользят по его лицу. Драко не знает точно, но готов поспорить, что её сердце ударилось о рёбра.

— Драко?

— Я. Люблю. Тебя.

В стальных ласковых глазах нет иронии, руки Малфоя вновь ледяные. Его губы уже дважды бросили всего его к ногам Гермионы, а она всё ещё непонимающе кусает свои. Может снова повторить?

— Я тоже тебя люблю, Драко.

Всё застыло. Даже духи природы на миг заставили каждое живое существо замереть, чтобы эти двое могли почувствовать друг друга.

Её нежные руки обвились вокруг шеи Малфоя. Они знают, что такое — целовать друг друга, но ещё ни разу не делали этого. Пора исправить ситуацию.

Август 1998 года.

Унять дрожь никак не получалось. Извилины Малфоя, ранее никогда не подводившие его, сейчас с шумным скрипом царапались друг о друга, пытаясь обработать увиденное. Или, лучше сказать, пережитое? Несомненно, это темная магия, прощальный подарок с того света от клятого Реддла.

Что это, нахрен, было?

Грейнджер?

Подождите. Нет.

Ещё раз.

Грейнджер?????!

Драко впечатал платиновые пряди в затылок и метался по коридору туда и обратно, дыша болезненно, гневно, выталкивая воздух из себя в неосознанной попытке избавиться от ощущений, воспоминаний, эмоций. Внутри него что-то взорвалось, какой-то шальной атом внезапно раздулся до размеров комнаты и смял все внутренности к чертовой матери, размазывая их по стенам. Драко не просто видел. Он был поглощен любовью к этой девушке. Это чувство стремительно вросло в его позвоночник и расцвело в сердце, затмевая все прочие чувства и ощущения.

Кошмар. Это — моё будущее?

Малфой с минуту изучал стену напротив себя, собираясь с мыслями, и лицо его скривилось в приступе ярости. Он метнулся обратно в кабинет, чтобы схватить эту проклятую штуковину и избавиться от неё.

В саду было достаточно места, чтобы с безопасного расстояния метать в шкатулку Экспульсо и Бомбарду. Рытвины на земле, будто содранная кожа, уродовали изнывающий газон, но Драко продолжал свои ухищрения и не унимался добрых пятнадцать минут. Нарцисса, не на шутку перепуганная, выглядывала из окна, сочувственно вздыхая и держась за сердце. Её мальчик так долго сдерживал свои чувства, что сейчас ему необходимо было их выплеснуть, и его крики были тому подтверждением.

Весь взмокший, запыхавшийся и хмурый Драко взглянул в одну из ям посреди сада, и недоверчиво приблизился к серебристой шкатулке, что ничуть не утратила своего первоначального вида.

Нарцисса уже отвернулась от окна и намеревалась уйти, когда нечеловеческий рёв с улицы заставил стекло задрожать.

Ночь выдалась нервной, её когтистые лапы сомкнулись вокруг Драко и не давали провалиться в забытье. Будущее. Какое же у Пожирателя Смерти может быть будущее… это какая-то издёвка? Чей-то розыгрыш? Как она может быть его женой? Как он мог чувствовать то, что чувствовал сегодня? Любовь абсолютно точно исходила из души самого Драко, и он был готов поклясться, что всё в этом видении было реальным. Тепло её мягкой кожи, сладость её губ, блеск влюбленных доверчивых медовых глаз. Вся она была реальной. И он хотел её.

Драко зажмурился, безуспешно пытаясь восстановить дыхание, и до боли сжал кулаки.

Да кто в здравом уме может поверить, что у него когда-либо будет нормальная жизнь? Как можно полюбить кого-то, когда не любишь даже себя? Черная заблудшая душа. Застрявшая между чистой и грязной кровью. Между долгом и зовом сердца. Между бессмысленностью и стремлениями.

Когда сон великодушно снизошел до Малфоя, утягивая его за собой в пучину неосознанных образов, боль притупилась. Совесть перестала грызть его, на время оставляя Драко в покое. В бессознательном тягучем калейдоскопе ощущений, что самопроизвольно возникали и исчезали в хаотичном порядке, Малфой постепенно пришел в себя и оказался в том, своем другом доме.

— Не стыдно заставлять свою женщину ждать, Малфой?

Вибрации её голоса проникли под кожу. Скомкали душу и вытряхнули её из тела. Вновь затолкали обратно и запустили сердце. А ведь даже мгновения не прошло.

— Мне никогда не стыдно, любовь моя.

— И куда я только смотрела.

— Я знаю куда… Давай просто признаем, что ты всегда была ко мне неравнодушна.

— Ах вот как, Драко? Может, признаем, что это ты не давал мне прохода? Слизеринский мерзавец.

Драко обводил пальцами соблазнительные изгибы лежащей рядом жены, и, несмотря на полумрак, отчетливо различал выражение её довольного лица.

— Признаю, ты всегда виртуозно доводила меня до белого каления. Никто никогда не вызывал у меня таких эмоций.

— Память, как у рыбки… Напомнить тебе третий курс?

Самодовольная наглая ухмылка, прикосновение, глубокий дурманящий аромат… Её кожа и волосы — афродизиаки, почище Амортенции и любого алкоголя. Тела переплелись в яростном противостоянии, ласки становились хищными, нетерпеливыми, обжигающими. Гермиона изо всех сил притянула Драко к себе, обвивая его ногами, и сладко выдохнула нежный стон, что эхом прокатился внутри. Сон это или нет, внутреннее пламя вырвалось наружу, соединяя любящие сердца. Малфой чувствовал. Чувствовал. По-настоящему.

Наутро он ощущал себя обманутым и разбитым, загнанным в клетку своих собственных иллюзий. Реальность смеялась ему в лицо, а сердце вновь становилось похожим на сухарь. Драко больно сдавил переносицу и зашипел.

— Драко, тебе стоит вернуться в Хогвартс, — назидательно пропела Нарцисса и отпила из изящной фарфоровой чашки утренний чай, не отрываясь от Ежедневного Пророка.

Ему кусок в горло не лез, он был бледен и обессилен, будто и не спал вовсе.

— Мама, как… Как я буду им всем в глаза смотреть? — Вилка вонзилась в бекон и лениво протащила его вдоль тарелки.

— Милый, подумай сам. В твоих интересах доучиться нормально, наладить отношения с сокурсниками и попытаться… просто попытаться вернуться в социум. Я за тебя переживаю.

Социум. Мать говорила так отстраненно, будто этот «социум» был обезличенной массой пустоголовых тел, будто не их друзья, родственники и любимые погибли второго мая и ранее. Будто он не был Принцем Слизерина, годами издевавшийся над слабыми. Будто он не был сыном Пожирателя Смерти и приближенным Волдеморта. Будто всё можно затолкать в дальний ящик памяти, запереть и просто вышвырнуть ключ.

— Без него они меня сожрут.

Нарцисса подняла на сына огромные печальные глаза, с горечью вглядываясь в беспокойную стальную бездну его глаз. Губы леди Малфой дрожали. Они нечасто говорили о его крёстном, но постоянно о нём помнили. Боль от потери была ещё очень острой.

— Будь мужчиной, Драко. Тебе придётся работать над репутацией. Больше не нужно пытаться оправдать ожидания твоего отца, ты должен найти себя сам. Но учебу закончить ты обязан, — Нарцисса сделал глубокий вдох и тихо добавила: — Даже без Северуса.

Весь август сны изматывали Малфоя, даря ему иллюзорное чувство завершенности, гармонии, окутывая его израненную душу теплом. Шкатулка теперь стояла в его комнате и почти перестала казаться чем-то дьявольским. Её чары швыряли Малфою в лицо тот факт, что в реальной жизни он как никогда одинок. Даже мысль о том, что Грейнджер добровольно захочет с ним заговорить, была безумной.

С каждым днём идея вернуться в Хогвартс становилась всё более привлекательной. Возможно, учителя помогут ему избавиться от действия этой шкатулки, и он вновь сможет нормально спать. Разумеется, он принимал зелья, да вот только магия, заключенная в письменах, была сильнее. Сны становились ярче. Её любовь была реальной. Его сердце рвалось в клочья.

Мэнор молчаливо впитывал весь тот ураган чувств, что метался в груди Драко. Выпотрошив из библиотеки всё, что было связано с пророчествами, видениями о будущем и вещими снами, он так и не приблизился к ответу. У Малфоя оставался один путь — начать шерстить запретную секцию библиотеки Хогвартса. Скрепя сердце, он сообщил Нарциссе, что хорошо обдумал её слова и вернется на учебу.

И был на тысячу процентов уверен, что встретит там Грейнджер.

Сентябрь 1998 года.

— Эй, старик, ты сегодня какой-то потерянный.

— Блейз, отвали.

— Не, я серьезно. Куда ты дел моего друга? Я требую его возвращения, — Забини по-свойски принялся трясти его за плечи, пытаясь расшевелить и придать хоть какой-то импульс телу Драко.

Как же он был порой невыносим. Хорошо, что в гостиной Слизерина нет окон, иначе Драко бы с удовольствием проломил Блейзом звонкое стекло, удовлетворительно рисуя взглядом траекторию его полета.

— Иди докопайся до Нотта, я сегодня не в настроении.

— Мерлин, ну и скука же тут с вами. Сначала один не вылезает из библиотеки, теперь другой… Ваш что всех, Грейнджер укусила?

От звука её имени Драко будто ударило током. Он захлопнул книгу и молча направился в свою спальню, где его точно никто не станет беспокоить.

— Ну что я такого сказал? Малфой, вернись, я всё прощу!

— Пошёл ты.

Забини остался один на бархатном диване, глядя вслед своему другу. Драко определённо стал другим.

Да и плевать.

Пожав плечами, Блейз мысленно зарёкся подходить к Малфою и пытаться расшевелить это мраморное изваяние. В конце концов, в школе есть не только друзья, но и подруги. И с ними проводить время можно не менее интересно.

Октябрь 1998 года.

С позволения мадам Пинс, которой он теперь постоянно мозолил глаза и иногда помогал с книгами, Малфой стал пробираться в самые дальние уголки запретной секции, умело орудуя поисковыми чарами и перебирая целые горы книг в поисках избавления от «проклятья».

Наваждение, что царило в разуме на протяжение всей ночи, к утру вновь отпускало его, оставляя на его сердце глубокие борозды. Драко не понимал, что с ним происходит. «Влиться в социум» — задумчиво прошептал он, иронично хмыкнув. В письмах к Нарциссе он не стал упоминать о своей проблеме, предпочитая решить эту её «по-мужски». Самостоятельно. Это значило, что делиться он не собирался ни с одной живой душой, посвящая всё своё свободное от учебы время поиску противоядия от Грейнджер. Но с каждой прожитой ночью этого хотелось всё меньше. Драко замкнулся в себе, стал избегать друзей и увяз в эмоциональном болоте. Тишина, которой он наслаждался и в Мэноре, стала настолько желанной и родной, что он с трудом заставлял себя идти обратно в Слизеринские подземелья.

Шорох неуверенных шагов оглушительно громко ударил в уши, несмотря на свою мягкость и невесомость.

Кого притащило в запретную секцию?

Драко устало поднял взгляд, и его сердце болезненно сжалось, ощутив легкий укол.

Гермиона, прижимая к сердцу пару потёртых томов, задумчиво вплыла в самый дальний отдел библиотеки. Бросив сумку на стол, она, не замечая Драко, закусила губу и принялась кружить вокруг полок. Малфой внимательно наблюдал за ней, не замечая, как уголок его рта приподнимается от удовольствия.

Как же она сосредоточена на книгах… похоже, она так и продолжит игнорировать меня.

Драко нарочито громко прокашлялся, прикрыв рот кулаком, и уставился на Грейнджер.

В её огромных глазах блеснул испуг. Руки будто стали совершенно бесплотными, и книги просочились сквозь них на пол.

— Привет, Грейнджер, — Слизеринская кривая ухмылка, любопытный взгляд. Драко приподнял руку с зажатым в ней пером и изобразил приветствие.

Ошеломленная, потерянная и будто униженная, Гермиона схватила со стола свою сумку и пулей вылетела из библиотеки.

Твою мать, Грейнджер… Что же с тобой не так.

Ноябрь 1998 года.

Идеи закончились. Драко лежал на смятом покрывале в своей спальне для старост и запрокинул голову. Необходимо было искать что-то другое. Какую-то лазейку, чтобы избавиться от назойливого «пророчества», которое больше походило на плевок в лицо.

Девушка, которая его ненавидит, избегает, смотреть на него не может. Девушка, чье лицо искажается от неприязни, стоит им оказаться в одной аудитории или столкнуться в коридоре… она не могла быть его будущим. Исключено. Это точно какое-то проклятье, какая-то злая ирония, издёвка и нонсенс.

Трелони.

Почему бы не сходить к ней и не выяснить, что делать с его ночной альтернативной жизнью? Может эта полоумная даст хоть один дельный совет? Вариантов ведь больше никаких, да?

Оказавшись перед кабинетом профессора Сивиллы Трелони, Драко на секунду замешкался, с досадой хмурясь и злясь на себя самого.

Стоит ли рассказывать о своей проблеме, если он собственноручно влез в это по самые уши? Может, она потребует подробностей, или наоборот, радостно возвестит о том, что эта шкатулка рано или поздно поглотит его полностью, вытянет из него душу?

Неизвестность раздражала. Беспомощность — тем более. Хотя это было даже странно, он, Малфой, до сих пор не придумал как выкрутиться из щекотливой ситуации. Если бы не учеба, которая отвлекала его от цели, было бы гораздо проще. Думай, думай…

Наконец, он замер у двери кабинета Прорицания и постарался унять постепенно закипающую в нём ярость. Всё равно придётся использовать все доступные средства для того, чтобы перестать жить две жизни вместо одной. Жизнь в его снах — яркая, наполненная смыслом, будто глоток свежего воздуха, будто чистый адреналин оказывала на него сильнейший эффект. Если он узнает, как покончить с ней, то останется эта, реальная жизнь.

Драко остановился как вкопанный.

Реальная жизнь.

Полная боли, ненависти к себе, противоречий, саморазрушения. Движение по инерции. Серая мгла.

Внезапно скрипучая дверь распахнулась, и кабинет будто вытолкнул в его руки девушку, что невольно всё сильнее захватывала его мысли день за днём.

Она вся — натянутая струна, клубок оголенных нервов. Они стояли, глядя друг на друга в полнейшем замешательстве, и пару мгновений испуганно хмурились.

— Что ты здесь делаешь, Малфой…

Гневный шёпот лучшей ученицы Хогвартса отравленным мёдом растекся внутри. Её лицо стало пасмурным, и гроза вот-вот была готова обрушиться на платиновую голову.

— Какое твоё дело, Грейнджер…

Напряжение стало таким сильным, что к нему, казалось, можно было прикоснуться. Воздух был наэлектризован.

— Ты… это ты сделал, да? — У карамели её глаз появился горький привкус. — Это всё из-за тебя? Что ты сделал со мной, Малфой?

Драко опешил. Он ожидал всего, чего угодно, но не этого. Эта маленькая хрупкая ведьма испепеляла его взглядом, готовая наброситься с кулаками.

У меня дежа-вю…

— О чем ты говоришь вообще? Как можно обвинять кого-то, кто даже не в курсе происходящего?

— Не лги мне, Малфой! — она бесцеремонно схватила его за галстук, теряя контроль. — Только ты мог наслать на меня это долбаное проклятие! Что ты сделал со мной!

Драко задыхался от эмоций. Так, нужно взять себя в руки и по-тихому свалить. Но, прежде всего…

Что???

— Что ты сделал, Слизеринская скотина! Как это отменить? — Грейнджер схватила его за грудки и начала в ярости трясти. О её взгляд можно было порезаться.

Дыши.

— Ты тоже это видишь? — слова еле вывалились из пересохшего горла.

Вспышка неконтролируемого гнева, заставившая Гермиону вцепиться в его одежду и прижать не сопротивляющегося Слизеринца к стене, медленно переросла в панику. Грейнджер резко отпустила его и унеслась прочь по коридору, бросая недоумение ему на прощание.

Драко смотрел ей вслед, понимая, что она прямо сейчас забирает с собой кусок его сердца.

Декабрь 1998 года.

— Ты так и будешь избегать меня?

Драко подпирал собой книжный шкаф, сложив перед собой руки. Грейнджер вздрогнула, вонзая в него презрительный укор. Пожёванное перо в её руке едва заметно дрожало, пока она собиралась с мыслями и подбирала слова.

— А ты так и будешь продолжать меня преследовать? — Гермиона мысленно сокрушалась, что библиотека, всё же, место общего пользования, и уединиться ей здесь никогда не дадут.

Малфой подошел, оперся руками на её стол и со всей серьезностью процедил, четко и спокойно выделяя каждое слово.

— У нас с тобой есть общая проблема, Грейнджер. И хорошо бы объединиться для её решения.

— Что ты со мной сделал?

— С тобой — ничего. Летом я открыл шкатулку, в которой заключалась какая-то неизвестная магия, и… и с тех пор…

— Моя жизнь превратилась в ад… — задумчиво прошептала львица. Драко ухмыльнулся.

Моя жизнь перестала быть адом.

— Не знаю что именно произошло, но я вижу тебя в своих снах каждую ночь. И, чтобы ты не подумала, что я долбаный извращенец — нет, я не собирался впутывать тебя в это. Я вообще не думал о тебе.

Гермиона встала, чтобы смотреть на Слизеринскую рептилию не снизу вверх.

— Дай мне хоть одну причину не проклясть тебя прямо сейчас.

— Я дам тебе кое-что получше. Но для этого тебе придётся прийти ко мне.

Глаза ведьмы налились кровью.

— Малфой, я убью тебя.

— Я сам себя убью, если продолжу и дальше ежедневно видеть тебя. Думаешь, мне это нравится? — солгал он.

— Я не желаю ни минуты находиться в твоей комнате. Ни за что.

— А я не смогу притащить эту сраную шкатулку в библиотеку. От неё фонит тёмной магией! Если меня с этой дрянью кто-нибудь поймает, Макгонагалл мне голову оторвёт.

— Как будто это что-то плохое.

Драко улыбнулся. Сейчас, впервые за долгое время, он почувствовал себя живым. Не во сне.

— Грейнджер, твой превосходный блестящий ум — ключ к решению нашей проблемы. Мы оба не хотим, чтобы это продолжалось. И нам обоим нужно спокойно во всём разобраться. Клянусь, я даже в сторону твою не посмотрю, когда мы снимем проклятие.

Как же удобно быть Слизеринцем. Можно не краснея говорить всё, что хочешь, пока остальные даже не догадываются, что творится у тебя в душе.

— По рукам, Малфой. Как только мы отмоемся от дерьма, в которое вляпались по твоей вине, я сделаю вид, что ничего не было.

— После отбоя жду тебя у двери в подземелья. Про чары не забудь, не хочу, чтобы нас видели вместе.

— Как будто я этого хочу.

Драко отпрянул, гордо подняв голову и исчез за стеллажами, оставляя Гермиону наедине с её спутанными мыслями. Её сердце скрипело, стонало и металось, отказываясь просто выполнять свою работу и гнать кровь по венам.

 

— Где ты её вообще откопал…

Грейнджер вертела, осматривала, взыскательно изучала таинственную шкатулку. Её цепкие глаза стремились выявить хоть какую-то деталь, способную приоткрыть завесу тайны, а заодно и крышку черно-серебристой изящного артефакта.

— Это не я. Волдеморт.

Ведьма отбросила от себя предмет, будто он ударил её током.

— Что… ты… сказал…

Малфой буднично пожал плечами, с вызовом изогнув бровь.

— Я хотел узнать своё будущее. А Реддл с отцом так и не смогли её открыть.

Пальцы Гермионы вонзились в каштановую беспорядочную копну, пока она нервно нарезала круги по спальне Малфоя. Этот самодовольный кусок аристократа всё сильнее вводил её в замешательство.

— Будущее?

— Для самой яркой ведьмы своего поколения ты поразительно невнимательна. Будущее. Я хотел узнать свою судьбу, — Драко не глядя на неё прошел в угол комнаты и обессилено рухнул в кресло.

— И ты хочешь сказать, что я… что мы… что вот это вот всё — наше будущее?

В её голосе проскочили нотки отвращения, безысходность и отрицание. Ведьма была взвинчена до предела, и, казалось, вот-вот взорвется вулканом.

— Я не знаю, Грейнджер.

Он впервые посмотрел на неё без напускной уверенности. Смотрел так, что боль прорывалась из его графитовых глаз и оседала в лёгких, будто едкий дым.

Будущее, о котором он не просил, которое обещало ему то, чего у него никогда не было. В котором он обрёл недостающую часть собственной души. Это будущее не нужно было девушке.

— Мы найдём способ прекратить эти сны.

Решимость и уязвимость в этих уже родных тёплых глазах уколола так больно, что Драко будто рассыпался.

— Сейчас я покажу тебе свои записи. Письмена на шкатулке больше не светятся, и тебе придётся поверить мне на слово.

— Хорошо.

Январь 1999 года.

Тишина в его комнате стала невыносимо неловкой. Драко поглядывал краем глаза на то, как Гермиона задумчиво облизывает губы, склонившись над бесчисленными листами пергамента на полу. Сгусток света следовал за её рукой, пока она, нахмурившись, изучала заклинания.

— Малфой, может перестанешь прохлаждаться и поможешь мне?

— По-моему, когда я вовлекаюсь во что-то, становится только хуже.

— Ну, отрицать твой талант к заклинаниям — бессмысленно. Сам факт того, что ты эту штуку открыл — поразителен.

— Пытаешься меня смутить, Грейнджер?

— Пытаюсь заставить тебя мне помочь. Мне начинает казаться, что тебе нравится то, что происходит.

Драко усмехнулся, вспоминая прошлый сон. Легкие касания, опьяняющая страсть, эйфория… Пульс подскочил от бесстыдных образов, захвативших сознание. Драко замедлил дыхание, сражаясь с собой.

— А если я тебе скажу, что нравится?

Мне показалось, или она покраснела?

— Даже не смей.

— Ладно, показывай, что ты там нашла, — Драко сел возле неё, едва касаясь плечом.

— Вот здесь, Малфой. Если сложить надписи в определённом порядке, получается новая фраза.

— Ерунда какая-то.

— Читай каждое второе слово.

Тепло её тела отвлекало. Драко нервно сглотнул, пытаясь не думать о ней. Просто не думать.

— Нужно, чтобы мы оба произнесли вслух, что отказываемся от этого будущего. Слышишь?

— Ага. Проще, чем кажется. В чём подвох?

— Мы оба должны этого захотеть. И составить заклинание на латинском.

Две пары глаз искали ответ друг в друге. Обстоятельства столкнули несочетаемое, вовлекли бывших врагов в игру, похожую на пытку для одного и благословение для другого. С каждым вдохом Драко всё больше приходил к пониманию, что мучить Грейнджер — хреновая идея. Может, раньше он бы и извлекал из этого какое-то наслаждение, но сейчас…

— И тогда всё закончится? — тихо спросил Малфой, стараясь не вкладывать ни единой эмоции в болезненный вопрос.

— Надеюсь.

Он внимательно смотрит на неё, чтобы прошептать: «На самом деле… знаешь… я подумал, это будущее мне нравится. Ты нравишься. Я рад, что мы нашли общий язык и стали общаться, пускай и вынужденно. Мне хорошо с тобой. Ты прекрасна. Грейнджер, ты прекрасна. Давай не будем ничего менять. Останься. Прошу тебя, не уходи. Я люблю тебя», но его губы лишь кривятся в ехидной ухмылке.

— Тогда не будем тянуть.

Март 1999 года.

Гермиона проснулась полностью отдохнувшая, посвежевшая, но растерянная. Ночные свидания с «мужем» растаяли, словно дым, и в разуме царило такое долгожданное спокойствие. Оказывается, ты можешь попасть под влияние тёмного артефакта, даже не прикасаясь к нему и не догадываясь о нём. Жизнь шла своим чередом, Гриффиндор вновь опережал другие факультеты по баллам, и весна понемногу начала вступать в свои права.

Впереди экзамены и свобода. Осталось лишь пережить весну.

Планы на будущее пестрили своей амбициозностью, рисуя перед Гермионой четкий и конкретный путь в Министерство. Как и в тех снах, что когда-то мучили её, опрокидывая вариться в один котёл с Малфоем. Но так ли уж мучали?

В «будущем» Драко был заботлив. Его нежность потрясающе сочеталась с той страстью, которую он ей дарил. Гермиона с огромным трудом призналась себе, что та реальность была более, чем приятной. Интересно, он был искренен, когда сказал, что это всё ему нравилось? Или, как обычно, пытался поиздеваться над ней? Душа была так измотана от одиночества, от того, что Гермиона запретила себе что-либо чувствовать после расставания с Роном. Ведьме хотелось захлопнуть свой внутренний мир на бронированную дверь, как в банковском хранилище маглов. Хотелось остановить бесконечный внутренний монолог, терзающий измученное сердце, стереть себе память, чтобы ничто не напоминало ей об одиночестве. Даже её «идеальный» роман был иллюзией, осколком тёмной магии, выплеснувшейся из старинной зловещей шкатулки.

Пора оторваться от постели и идти на занятия. Грейнджер находила спасительное убежище в учебе, концентрируясь на знаниях, не думая о Гарри, по которому искренне скучала, не думая о родителях, которых безуспешно искала на зимних каникулах, не думая о Драко, который делал вид, что они незнакомы. Он бесстрастно смотрел будто сквозь неё, изредка кивая ей вместо приветствия. Холодный, надменный и, кажется, снова прежний Малфой, вокруг которого всегда была свита Слизеринцев.

С каких пор она стала думать о нём без раздражения и сжатых до боли кулаков? И с каких пор сны без сновидений стали для неё новым проклятием?

Драко. Его идеальное фарфоровое лицо, сталь уверенных глаз, легкая усмешка. Его манящий запах. Колкости, слетающие с его языка, хотелось превратить в пощёчины и отправить ему обратно. Хотелось слушать его ровный, чуть хриплый голос. Хотелось хотя бы раз вернуться в один из снов, чтобы ощутить его ласки. Хотелось вновь прижать его к стене, орать на него, обессиленно выплеснуть весь свой гнев и утонуть в его губах.

Гермиона простонала, закрыв лицо руками в отчаянии.

Ну почему…

Слизнорт сошёл с ума. Это зелье уровня третьего курса, кто вообще не смог бы с ним справиться? Гермиона играючи нарезала корень Асфоделя, даже не вовлекаясь в процесс, и мысленно прокручивала мантру о том, что всё к лучшему. Хрен с ним с Малфоем. Чувства, они ведь изменчивы. Рона она тоже когда-то любила, и что? Всё проходит, это тоже пройдёт. Нужно просто перетерпеть, тем более что впереди очередная Гриффиндорская вечеринка у Поттера дома, и можно будет отвлечься на выходных. Согреться душевным теплом близких друзей, посмеяться от души, настроиться на позитивный лад. А Малфой…

Малфой. Он смотрит на неё из другого угла аудитории, не моргая, и, кажется, не дыша.

Секунда, длящаяся вечность. Один взгляд, и всё куда-то пропало: котлы, профессор, однокурсники, нож в руке… только эта тонкая нить, что до сих пор связывает их души, головокружение от неосознанных желаний, и громкое, нестерпимое жжение под рёбрами.

Гермиона порезала палец и прошипела, тут же прижимая его к губам.

Неужели он понял?

И с каких пор это она стала вести себя, как малолетка? Грейнджер зажмурилась, обработала рану и отвернулась, проклиная свою невнимательность.

Джинни пропадала в компании новых подруг с Когтеврана, с пониманием выслушав беспокойство Гермионы о том, что она едва успевает выполнить ту тонну заданий, которую сама же добровольно и взяла. Для Уизли это было едва ли так удивительно. Классическая Гермиона — герой войны, а впахивает на учебе как проклятая, не позволяя никому говорить, что она не заслужила отличные оценки не своим умом, и что преподаватели завышают её результаты в связи с её заслугами. Чёрта с два. Даже говорить с Грейнджер было бесполезно.

Коридоры Хогвартса, такие уютные, родные и успокаивающие, дарили ощущение дома, будто замок всеми силами стремился поделиться с ней своим теплом и заботой. Каждый поворот, каждый уголок был изучен Гермионой досконально, и она уже на автомате перебирала ногами, чтобы оказаться в любимом уединенном месте для чтения — широкий подоконник на пятом этаже в нише, спрятанной от посторонних глаз давно ждал её. Если бы не задумчивость, то Грейнджер бы заметила, что она не одна.

— Пойдешь со мной на свидание? — Драко выжидающе улыбался, чуть наклонив голову. Его неожиданное появление заставило пульс подскочить.

— Ты серьезно?

— Мммм… да.

Гермиона, ещё не успев открыть книгу, отложила её в сторону, удобнее устраиваясь на окне.

— Когда?

— Суббота тебя устроит, Грейнджер?

Гермиона знала, что влипла по-настоящему. Сердце, как птица, трепыхалось в когтистых лапах голодного кота.

— В два часа на втором этаже возле окна с Рыцарем, — на одном дыхании выпалила она.

— Я буду.

— Малфой… Ты же, вроде, не хочешь, чтобы нас видели вместе?

Драко сделал пару невесомых шагов, с уверенностью заглядывая в мёд её глаз. Он был настолько близко, что сам удивился своей наглости, чего с ним ранее ещё не было.

— Абсолютно плевать. Пусть видят. В два часа у витража. Запиши себе где-нибудь, а то забудешь.

Он знал, что она улыбается, когда покинул её убежище. Чувствовал её заинтересованный взгляд затылком.

Осталось лишь как-то дожить до субботы.

Апрель 1999 года.

— Завтра вся школа будет гудеть о нас… — прошептала раскрасневшаяся Гермиона, когда Драко дал ей передышку от поцелуев.

Ему хотелось вдыхать её смех, ласкать её душу, заставлять трепетать, а самому тонуть в обжигающей неге карамельных глаз. У Малфоя больше не осталось причин отрицать свои чувства. Они были сильнее, чем страх, стыд, скорбь и сомнения. И он до сих пор с трудом верил, что не спит. А даже если спит, то просыпаться решительно не хотелось.

— Да пусть хоть в Пророке печатают…

— Драко, мы абсолютно точно оба сошли с ума.

— Тогда в Мунго нас заберут тоже вместе. Не хочу с тобой расставаться.

Она засмеялась, с нежностью обволакивая его лукавым взглядом.

— Я скучала по тебе, Малфой.

— По нашему будущему?

Она отрицательно помотала головой, пристально изучая его сияющее лицо. Прикосновения рук отзывались яркими вспышками фейерверков и уходили дрожью в низ живота.

— По нашему настоящему. По тому, как ты задумчиво молчишь, когда мы рядом… как улыбаешься, когда думаешь, что я не смотрю на тебя.

Малфой, до сих пор не веря в происходящее, изо всех сил прижал её к себе, как самое ценное сокровище. Как то, что он будет ревностно оберегать всю свою жизнь, будто дракон, стерегущий свои богатства.

— Твоя наблюдательность уже не так хромает…

Где-то под кроватью проклятая шкатулка на мгновение вспыхнула ярким сиянием, будто довольно улыбаясь. Её грани переливались всеми оттенками зеленого и пурпурного, а затем медленно погасли, запечатывая очередное сбывающееся пророчество внутри. Будущее, которое отныне было в их руках.