Двенадцать альтернативных способов применения крови дракона (гет)

Словно магловский ледокол, Гризельда Лестрейндж решительно пробиралась сквозь толпу хогвартских студентов. Иногда она ловила на себе их взгляды — презрительные, испуганные и любопытные. Иногда замечала, как на неё показывают пальцами и громко шепчут оскорбительные — по их мнению — прозвища: «банши», «злая ведьма»⁽¹⁾ и «пожирательская дочурка». Будто бы Зельде было до всего этого дело. За пять лет учёбы она привыкла к каждой колкости в свой адрес и давно перестала обращать на них внимание. В конце концов, придумать что-то по-настоящему обидное у школьных задир не хватало ни ума, ни воображения.

Жалкие создания.

— Лестрейндж тоже участвует?!

Голос раздался откуда-то справа — тонкий, дрожащий, срывающийся на фальцет. Гризельда неспешно повернула голову — группа младшекурсников столпилась у стены, и самый младший из них — пухлощёкий гриффиндорец-первокурсник — таращился на неё во все глаза.

Уголок её рта дёрнулся. Она остановилась, делая вид, что задумчиво поправляет мантию, и уловила обрывки разговора.

— …Если кубок выберет её, Дамблдор скажет, что тот сломался. — Светловолосый хаффлпаффец едва сдерживал смех. — А вместо неё отдуваться будет наш вечный герой Поттер!

— Да не-е-ет, Лестрейндж будет финальным испытанием турнира. — На сей раз фантазию решил проявить рейвенкловец. Его глаза блестели от собственной находчивости. — «Увеселение с упырихой», прямо как в книжках Локхарта!

Хохот прокатился по коридору, но Зельда лишь фыркнула. Эти шутки были настолько плоскими, что даже закатывать на них глаза было ниже её достоинства.

— А вот я считаю, — деловито перебил ещё один рейвенкловец; он щурился за толстыми квадратными стёклами очков, — если кубок выберет Лестрейндж, то у Хогвартса будет реальный шанс победить.

Он понизил голос, наклонившись к остальным:

— Учитывая, чья она дочь…

Ах, вот оно.

Гризельда щёлкнула языком — резко, отчётливо, так, чтобы звук было слышно во всех частях коридора. Когда головы мальчишек синхронно повернулись, она тут же поспешила им напомнить, почему в Хогвартсе её много лет называли «младшим ужасом подземелий».

А то совсем распоясалась мелкота.

Медленно, с нарочитой театральностью, она наклонила голову. Губы её растянулись в широкую и неестественную улыбку — ту самую паскудную ухмылку, которой она научилась у дорогого декана Слизерина. Ту самую, от которой у первокурсников леденела кровь.

Когда её бледные, бесцветные глаза — «рыбьи», по меткому выражению того же дорогого декана, — встретились с их испуганными взглядами, группа младшекурсников отпрянула как один. Самый младший даже вскрикнул. Лестрейндж бы не удивилась, если бы он ещё и обмочился.

Прекрасное зрелище.

— Не смотри ей в глаза, Деннис, отвернись! — дрожащим голосом предупредил первокурсника-гриффиндорца студент постарше, и мальчик тут же постарался прикрыть лицо ладошками.

Светловолосый хаффлпаффец — самый взрослый из ребят — поднял волшебную палочку и направил в её сторону.

— Свали, уродка, — выплюнул он. Звучал парень смелее, чем выглядел: рука с нервно зажатой в пальцах палочкой тряслась, а лицо стало белее мела. Бедняга будто живой труп Лорда Волдеморта узрел. — Пока я тебя не…

Гризельда лишь фыркнула — не злобно, а скорее с лёгким презрением, будто наблюдала за котятами, пытающимися зашипеть на дракона.

И, не удостоив их больше ни взглядом, ни словом, продолжила путь к Кубку Огня.

…Как-то так повелось — ещё с далёкого первого курса, — что матерью Гризельды все кругом считали Беллатрикс Лестрейндж.

Следовало признать — основания для таких домыслов имелись. Обе волшебницы носили одинаковую фамилию, учились на факультете Слизерин и славились катастрофически дурной репутацией. Кроме того, обеих объединяло почти портретное сходство: тот же острый подбородок, те же высокие скулы, те же неистовые чёрные кудри, усмирить которые могла лишь магия, да и та в большей степени — тёмная. А вот глаза их отличались. У дражайшей тётушки Беллы они были чёрными и живыми, с той самой фамильной блэковской безуминкой, что сводила с ума одних и повергала в ужас других. У Зельды же они были светло-серыми, почти прозрачными, словно отлитыми из мутного льда. В них не читалось ни безумия, ни страсти — лишь плоская, бездонная пустота.

Что же касалось отца Гризельды… Здесь мнения расходились.

Считать её отцом Родольфуса Лестрейнджа — законного мужа Беллатрикс — было слишком логично для волшебников, поэтому за пять лет учёбы Гризельда успела «побывать» дочерью всех мало-мальски известных Пожирателей смерти, включая даже тех, чей прах развеялся по ветру задолго до её рождения.

Но фаворитом, разумеется, оставался сам Тёмный Лорд. Зельда впервые услышала эту версию от гриффиндорских однокурсников на втором году обучения. Абсурд? Безусловно. Но куда более весёлый — и намного более полезный для её репутации, — чем другие предположения. Вроде того, что её отцом якобы являлся профессор Снейп.

Она искренне восхищалась своим деканом, с упоением корпела над зельями и даже осваивала окклюменцию под его руководством, но родство с человеком, в чьей голове обитало больше тараканов, чем в её собственной? Нет уж, спасибо.

Правда о её родителях была куда прозаичнее.

Роланд и Присцилла, хоть и носили фамилию Лестрейндж, не имели ничего общего ни с Пожирателями, ни тем более — с Тёмным Лордом. Они умерли десять лет назад от тяжёлой формы драконьей оспы, оставив семилетнюю Гризельду на попечение единственного живого родственника — двоюродного деда Лисандра.

С того рокового дня жизнь Гризельды превратилась в нескончаемую полосу препятствий, где главным испытанием оказалась её же собственная чистокровная фамилия. Каждый взгляд, брошенный в её сторону, каждый шёпот за спиной напоминали: она — Лестрейндж, а значит, виновна уже по факту рождения.

Но Турнир Трёх Волшебников должен был всё изменить. Это её шанс показать, на что на самом деле способна Гризельда Присцилла Лестрейндж.

С того самого момента, как дедуля сообщил, что Хогвартс принимает у себя этот легендарный турнир, в груди Гризельды загорелся методичный огонь амбиций. Она не просто хотела участвовать — она собиралась победить.

Триумфально.

Безоговорочно.

Разумеется, шансы на участие — не говоря уже о победе — были не в её пользу. Хогвартс выберет самого достойного — того, кто блистает в учёбе и кто вызывает восхищение. У Гризельды из достоинств были лишь ядовитый взгляд и не менее ядовитое чувство юмора. А ещё репутация — лучшего поставщика ядов во всём Лютном переулке.

Достаточно ли этого для участия в турнире?

Как сказал бы дедуля Лестрейндж: «Ещё как, Мордред раздери».

И Зельда принялась готовиться к турниру.

Лето пролетело в изматывающем ритме: бесконечные часы трансфигурации, доведённые до автоматизма боевые чары, ночные марафоны по изучению заклинаний из учебников по защите от тёмных искусств. Позже в её распорядок добавились и ежедневные дуэли с мистером Лестрейнджем… Зельда доводила до совершенства каждое движение, каждое заклинание, тренировалась до седьмого пота, пока мышцы не начинали гореть огнём, а пальцы — дрожать от напряжения.

Но школьных знаний было мало. Если она действительно хотела выжить в турнире, где смертность участников давно превратилась в мрачную притчу во языцех, требовалось нечто большее.

И тогда Гризельда направилась в единственное место, где хранились настоящие секреты магии, — в фамильную библиотеку Лестрейнджей.

Она бы так и провела всё лето, закопавшись с головой в фолианты и рукописи, если бы не забота домовых эльфов. Они появлялись бесшумно: то с тарелкой еды, которая успевала остыть, прежде чем она отрывалась от чтения, то с пижамой — они аккуратно складывали её на краю стола, как бы намекая на поздний час, то с твёрдым напоминанием, что дедушка вообще-то за неё волнуется.

Несколько раз мистер Лестрейндж вызывал двоюродную внучку к себе в кабинет: там она подробно отчитывалась ему об изученном. Какие из тёмных гримуаров читала — он строго запретил брать их в руки, — и какие по ним проводила волшебные ритуалы, — он запретил даже думать об этом.

Гризельда отвечала уклончиво.

— Ничего опасного, дедуля.

Он вздыхал, прекрасно зная, что она врёт.

— А что насчёт ритуалов?

— Абсолютно точно нет, — говорила она, пряча обожжённые кончики пальцев за спиной.

Ложь.

Конечно, она проводила.

Каждый запретный ритуал, каждое тёмное заклинание, каждый опасный эксперимент — всё шло в копилку её знаний. Победа на Турнире могла изменить её жизнь, и Гризельда собиралась использовать любую зацепку, которая могла дать ей хотя бы небольшое преимущество…

Когда Зельда подошла к Кубку Огня, студенты дружно расступились. Единственное, что отделяло её от артефакта, — тонкая золотая линия на полу. Всего лишь два шага, и её жизнь изменится. Или не изменится — если Кубок решит иначе. В любом случае, она попробует. И будь что будет.

Зельда решительно кивнула своим мыслям и, приподнявшись на носочках, швырнула в пламя сложенный пергамент. Кубок тут же вспыхнул синим пламенем.

Alea iacta est⁽²⁾.

Она стремительно развернулась и лишь чудом не столкнулась с возникшим из ниоткуда человеком.

Перед глазами заплясали жёлто-чёрные полосы, и Гризельда презрительно скривилась: неужто и милашки-барсучата решили поиграть во что-то опаснее плюй-камней?

— Лестрейндж. — Прозвучавший голос был столь сладок, словно табун единорогов внезапно запел «Аллилуйя».

Она медленно подняла взгляд, уже зная, кого увидит. Небрежно торчащие каштановые волосы. Очаровательная улыбка. И этот проклятый шарф Хаффлпаффа…

Отвратительно.

— Диггори.

Имя, которое звучало в коридорах Хогвартса с почти религиозным благоговением.

Староста Хаффлпаффа. Лучший ученик школы. Всеобщий любимец. Главный хогвартский сердцеед. Живое воплощение всего, чем она, Гризельда Лестрейндж, никогда не была и не будет.

За последние годы их пути пересекались считанные разы — общих уроков у Слизерина и Хаффлпаффа было меньше, чем пальцев на искусственной руке профессора Кеттлберна. Обычно она видела Седрика на Рунах и Нумерологии, а ещё во дворе или в библиотеке — почти всегда окружённого стайкой вздыхающих девчонок. Они вились вокруг него, эти поклонницы, — перешёптывались, краснели, ловили каждое слово. Образовав невидимый, но непреодолимый барьер между ним и остальным миром.

Гризельда иногда ловила себя на том, что наблюдает эту картину с каким-то странным, почти клиническим интересом. Как будто изучала редкий вид существ через стекло террариума.

Если бы она по какой-то причине захотела приблизиться к Диггори, его свита — эти разодетые, хихикающие создания — скорее бы позволили акромантулу устроить гнездо в школьном дворе, чем пропустили бы к нему «ненормальную уродку Лестрейндж». Они всегда шептались за её спиной, а когда она проходила мимо, замолкали и делали большие глаза. Будто ожидали, что она вот-вот достанет волшебную палочку и начнёт насылать проклятия.

Ну, признаться, у них были некоторые причины так думать. А вот причин приближаться к Диггори у Лестрейндж не было абсолютно никаких.

Слишком разными они были. Седрик Диггори стремился всем угодить и для всех быть хорошим, и это было полной противоположностью того, к чему стремилась Гризельда Лестрейндж: чем больше людей будут её ненавидеть, тем проще будет держаться от них подальше.

И вот теперь он стоял перед ней, перекрывая путь, и от него пахло чем-то свежим и чистым — будто его только что вынесли проветриться на альпийские луга.

— Решила поучаствовать? — спросил он, кивнув в сторону Кубка. В его голосе не было ни капли насмешки — лишь искренний, досадливо неподдельный интерес.

Группа поддержки Диггори — многочисленные друзья и подруги, все с широкими улыбками, — перешёптывалась за его спиной. Одна из девушек, симпатичная блондинка в галстуке Рейвенкло, даже прикрыла рот рукой, будто боялась, что смех вырвется наружу.

Зельда медленно кивнула, чувствуя, как в висках начинает пульсировать кровь.

— А я и забыл, что тебе уже семнадцать. — Брови Седрика слегка приподнялись. — День рождения у тебя в начале октября, если не ошибаюсь…

— Нужно что-то, Диггори? — с неприязнью перебила его Лестрейндж.

Но он лишь улыбнулся — той самой улыбкой, от которой у однокурсниц теплело в груди, а у преподавателей смягчались взгляды.

Кроме Снейпа, разумеется. У декана Слизерина теплело в груди лишь в те секунды, когда Зельда добывала для него запрещёнку в Лютном.

— Хотел пожелать удачи, — как ни в чём не бывало ответил Седрик, будто общался со своим лучшим другом, а не с неприятной девицей, которую презирали даже на родном факультете.

— Себе пожелай, — фыркнула Зельда, зыркнув в сторону его свиты.

Под её кислым взглядом толпа сразу притихла. Кто-то опустил глаза, кто-то неловко закашлялся.

— Только удача тебе и поможет меня обойти, — холодно добавила Гризельда, возвращая взгляд к Седрику.

На мгновение в карих глазах Диггори что-то мелькнуло. Досада? Раздражение? Но уже через секунду он снова был невозмутим, лишь смущённо почесал лоб и улыбнулся:

— Тогда удачи мне.

Он ловко обошёл Лестрейндж, подошёл к Кубку и бросил в пламя свой листок. Друзья тут же окружили хаффлпаффца. Их руки хлопали его по плечам, а голоса сливались в весёлый гул поздравлений. Один парень крикнул: «Седрик — наш чемпион!», другой засмеялся, третья девушка — та самая блондинка из Рейвенкло — с восхищением смотрела на Диггори, будто он уже вернулся с триумфом.

Зельда стояла в стороне, и странное чувство — будто кто-то провёл холодными пальцами по внутренней стороне её рёбер — заставило её сжать челюсти.

Буквально на мгновение, на одно предательское мгновение, она задумалась о том, что, возможно, — просто для разнообразия — она бы не отказалась, чтобы кто-то искренне порадовался и за неё. В конце концов, она тоже рисковала. Тоже бросала вызов судьбе ради чести школы. Она тоже была достойна…

Но студенты разошлись — их весёлые голоса смолкли, унося с собой радость момента, — и Гризельда Лестрейндж осталась в коридоре одна.

Как и все годы своей грёбаной учёбы в Хогвартсе.

---

1) От авт. подразумевается hag — злая ведьма, карга. В отличие от witch, ведьма не совсем человек, а скорее волшебное существо. Считается, что они питаются детьми. Таких старых злых ведьм можно часто встретить в магловских сказках.

Вернуться к тексту

2) От авт.: с лат. — «жребий брошен»

Вернуться к тексту

Гризельда Лестрейндж с нетерпением ждала Хэллоуин, и дело было даже не в том, что именно в этот день Кубок Огня должен был назвать имя чемпиона Хогвартса. По какой-то нелепой случайности каждый год 31 октября в Хогвартсе творилось чёрт пойми что, и это неимоверно её веселило.

Три года назад в подземельях бродил настоящий тролль. Два года назад кто-то напал на кошку Филча и написал кровью на стене предупреждение о Тайной Комнате. А в прошлом году беглый убийца Сириус Блэк умудрился проникнуть не только в замок, но и в гриффиндорскую гостиную.

И все эти события так или иначе крутились вокруг имени одного конкретного студента.

Гарри Поттер.

Зельда лениво перебирала вилкой кусок «кровавого» кекса, размышляя, чем на этот раз отличится знаменитый «мальчик, который выжил». Она готова была поставить десять галлеонов на то, что вечер не обойдётся без сюрпризов.

Её размышления прервал взволнованный шёпот слева:

— Говорю тебе, он настоящий!

Она повернула голову и увидела двух первокурсников, уставившихся на лежащее среди винограда марципановое пирожное в виде оторванного пальца. Миндальный ноготь, капля красного желе под ним — выглядело отвратительно правдоподобно.

— Не гони, — отмахнулся второй мальчишка. Он был рыжеволосым и веснушчатым, словно в Слизерин его подкинула семейка Уизли. — Это просто сладость.

— Да нет же, ты посмотри, — там под ногтем кровь!

Рыжеволосый скривился, но любопытство пересилило — он медленно потянулся…

Гризельда незаметно провела волшебной палочкой под столом, и марципановый палец дёрнулся.

Первокурсник завизжал так, что даже мандрагоры профессора Стебль умерли бы от зависти. Опрокинув кубок с тыквенным соком, он рванул прочь, едва не сбив по дороге старосту факультета Люциана Боула. Проскочив сквозь мирно парящего Толстого Монаха — привидение лишь укоризненно покачало головой, — мальчик выбежал прочь из Зала.

— И как он с такими нервами ходит на уроки профессора Снейпа, — процедила Лестрейндж, подмигнув оставшемуся мальчишке.

Тот сначала фыркнул, но, встретив её взгляд, внезапно замолк. Улыбка застыла, затем медленно сползла с его лица. Он резко потупился, будто случайно увидел что-то жуткое в глубине её бесцветных глаз, и быстро отвернулся, сжавшись на скамье.

Она не смогла скрыть довольную улыбку.

День не день, если мерзкая карга Гризельда Лестрейндж не напугает какого-нибудь первокурсничка до усрачки.

Опершись на руку, она лениво обвела взглядом Большой зал — сегодня он по традиции преобразился до неузнаваемости. Тысячи вырезанных тыквенных голов пылали оранжевым светом, а их зловещие гримасы отражались в позолоченных кубках и полированных столовых приборах. Под потолком, среди клубящихся свинцовых туч — сегодня заколдованный свод отливал тревожным багрянцем, — носились стаи бумажных летучих мышей — их специально для праздника оживил заклинанием профессор Флитвик. Они не просто летали, а исполняли настоящие воздушные пируэты, то пикируя вниз, то кружась в причудливом танце. Одна особенно наглая мышь устроилась на плече у Драко Малфоя, заставив того дёрнуться и недовольно смахнуть её прочь.

В воздухе разливались ароматы печёных яблок, шоколада и жжёного сахара. Вдоль слизеринского стола были расставлены миниатюрные скелеты со свечами, а на золотых тарелках, кроме привычных блюд, прятались и «подарочки» от домовых эльфов — дрожащие глазные яблоки из желе, кексы с сочащейся «кровью» и ядовито-красные мухоморы из безе.

Если бы кто-то спросил об этих угощениях Зельду, она бы ответила, что на столе не хватает пары-другой бутылочек пряного гранатового пунша да печенек с предсказаниями чьей-нибудь мучительной смерти.

Хоть подавайся в организаторы на следующий год!

— Сколько можно ждать! — нервно выкрикнул Кассиус Уоррингтон, вырывая Зельду из мыслей. Его бледные пальцы барабанили по столу.

Из всего Слизерина лишь четверо осмелились бросить имена в Кубок Огня. Причём двое из них — Лестрейндж и Уоррингтон — были шестикурсниками.

— Смотрите, Дамблдор встаёт! — Эдриан Пьюси поднял руку, и взгляд Зельды скользнул к преподавательскому столу.

Директор действительно поднимался со своего места. По дороге он что-то шепнул суровому директору Дурмстранга, Игорю Каркарову. Тот закатился искусственным смехом — настолько громким, что в его искренность мог поверить разве что глухой. Рядом восседала величественная мадам Максим. Она постоянно подливала себе в бокал вино и с лёгким пренебрежением разглядывала угощения, будто ожидала, что одно из них вот-вот оживёт и попытается её укусить.

Закончив разговор, Дамблдор направился к кафедре в виде совы. Стоило директору отвернуться, как улыбка Каркарова мгновенно сползла с лица.

— Кубок Огня вот-вот примет решение, — объявил Дамблдор, и зал тут же смолк. По взмаху его руки тарелки на столах засияли первозданной чистотой.

— Куда?! Я ещё не наелся! — раздался возмущённый голос со стола Гриффиндора.

Нервная обстановка тут же сменилась весёлыми смешками.

— Не волнуйтесь, мистер Финниган, — добродушно улыбнулся директор. — После объявления чемпионов вас ждёт грандиозный торт в виде Астрономической башни. Трёхметровый. С мерцающими звёздами и засахаренными лимонными дольками.

Он заговорщицки приложил палец к губам.

— Но, разумеется, я вам этого не говорил. Это же сюрприз.

Ещё один взрыв хохота. Даже слизеринцы не удержались — кто-то фыркнул, кто-то покачал головой. Когда Дамблдор поднял руки, зал снова затих.

— Когда имена чемпионов станут известны, попрошу их подойти к сто­лу и проследовать в комнату, примыкающую к залу. Там они получат инструкции к первому туру состязаний.

Вот он. Момент.

Зельда перевела взгляд на Кубок Огня. Синее пламя плясало в его чаше, отбрасывая дрожащие блики на лицо профессора. Оно казалось живым — то вздымалось выше, то опадало, словно дышало в предвкушении.

Она представила, как через несколько минут этот огонь выплюнет пергамент с её именем. Как вытянутся физиономии слизеринцев, не ожидавших, что их представителем станет та самая Лестрейндж. Как гриффиндорцы побледнеют от ярости, а хаффлпаффцы беспомощно заморгают. А рейвенкловцы… Эти всезнайки наверняка начнут тут же анализировать её шансы, перешёптываясь и сверяясь с какими-то древними фолиантами и расположением планет в третьем доме.

Она представила, как поднимется, медленно пройдёт между столами, чувствуя на себе сотню глаз, — завистливых, восхищённых, злых.

А потом вернётся в свою лабораторию и напишет письмо дедуле Лестрейнджу. Старик наверняка осушит полпогреба огненного виски, когда узнает, что его внучка стала чемпионкой Хогвартса. Возможно, даже напоит дядюшку Лео. Какой же пир они закатят!

Пальцы под столом сжали колени так сильно, что ногти впились в кожу даже сквозь колготки. Кассиус Уоррингтон нервно ёрзал на скамейке, а сидящие рядом товарищи по квиддичной команде поддерживали его дружелюбными хлопками по плечу.

Лестрейндж поддерживать было некому, поэтому она сжала зубы и мысленно приказала себе успокоиться.

Дважды Кубок наливался красным и, громко чихнув, выплёвывал обгоревшие куски пергамента. Виктор Крам — чемпион Дурмстранга, и Флёр Делакур — Шармбатона.

Прежде, чем из артефакта выскочил третий кусок пергамента, Зельда успела перехватить направленный на неё взгляд профессора Снейпа. Он едва заметно кивнул, и она почувствовала, как по спине разлилось тепло. Старый добрый «ужас подземелий» не бросил свою младшую коллегу в одиночестве. Она улыбнулась в ответ чуть кривоватой улыбкой, но профессор уже перевёл взор чёрных, как жуки, глаз на Кубок Огня.

Всё опять повторилось: огонь покраснел, искры рассыпались по воздуху, и третий обгоревший пергамент вырвался из пламени. Совершив несколько медленных кульбитов, он оказался в руках Дамблдора.

Моё имя. Пусть там будет моё имя.

— Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори!

Гул одобрения прокатился по залу, но настоящий взрыв произошёл у стола Хаффлпаффа. Студенты в жёлто-чёрных галстуках вскочили со своих мест, перекрывая все остальные звуки нечеловеческими криками. Некоторые колотили кулаками по столу, другие обнимались, подпрыгивая на месте, — их ликование напоминало бурлящий котёл, готовый вот-вот взорваться.

Седрик поднялся со своего места, и даже в полумраке зала, освещённого лишь трепещущим светом свечей, было видно, как его лицо озарилось счастливой улыбкой. Но вместе с тем он выглядел искренне смущённым — его брови слегка приподнялись, а рука непроизвольно потянулась к затылку в характерном жесте скромности. Когда он пошёл между столами, его осанка говорила о спокойной уверенности, но лёгкий румянец на щёках выдавал волнение.

Глаза Зельды сузились, когда она наблюдала, как Диггори проходит мимо слизеринского стола. Его движения были плавными, без тени высокомерия, — и именно это раздражало больше всего. Не то чтобы она ожидала от него глупой самодовольной ухмылки, но хоть капля надменности сделала бы этот момент чуть менее невыносимым.

Рядом с ней Уоррингтон резко вдохнул, его пальцы вцепились в край стола так, что костяшки побелели.

— Идиотский кубок, — прошипел он сквозь зубы. — Какого дьявола он выбрал этого хаффлпаффского ублюдка?

Гризельда не ответила. Её внимание привлекло нечто другое — все факультеты искренне хлопали и радовались за Диггори. Вот ведь! Даже рейвенкловцы, которые обычно считают всех остальных интеллектуально неполноценными, признают Диггори достойным.

Она перевела взгляд на преподавательский стол. Снейп наблюдал за происходящим с обычным каменным выражением, но уголок его рта дёрнулся, когда Диггори приблизился. Мадам Максим одобрительно кивнула, а Каркаров — тот вообще снизошёл до едва заметной ухмылки.

Прекрасно. Просто замечательно. Весь мир влюбился в этого хаффлпаффского барсука.

Зельда потянулась за бокалом тыквенного сока — ей нужно было как можно скорее выпить эту мерзкую гадость, чтобы хоть немного отвлечься от зарождающегося раздражения.

— Ну что ж, — прошептала она себе, делая глоток отвратительного пойла, — похоже, придётся искать другие способы прославиться.

— Диггори такой красавчик, — между тем протянула Джемма Фарли. Она подпирала подбородок ладонью и провожала томным взглядом уходящего вместе с Макгонагалл хаффлпаффца.

Кассиус Уоррингтон повернулся к ней с таким выражением, будто она предложила ему выпить баночку жидких соплей.

— Кубок сломан, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. Его голос дрожал от ярости. — Я напишу в Министерство! Пусть разберутся, кто зачаровал его выбрать этого кретина… Всем же очевидно, что чемпионом должен был стать я…

— Кубок зачарован выбрать самого достойного, Касси, — рассматривая свои ногти, едко проговорила Гризельда, — так что у тебя изначально не было шансов.

Накопившееся за недели напряжение требовало выхода, а что могло быть лучше, чем поддеть самовлюблённых идиотов-однокурсничков?

— Заткни пасть, Лестрейндж! — бросил через стол Эдриан Пьюси. — Твоего никчёмного мнения никто не спрашивал.

Уголки губ Гризельды медленно поползли вверх.

— Эдриан, мальчик мой, — она заговорила мягким голосом, словно обращалась к глупому маленькому ребёнку, — я вижу, ты всё-таки избавился от растущего из ушей гнилого лука. Какой же молодец. — Она театрально захлопала в ладони. — Кстати, недавно обнаружила в семейной библиотеке новую занимательную порчу… Хочешь, покажу?

Пьюси побледнел, а его руки непроизвольно потянулись к ушам.

— Хватит, Лестрейндж. — Люциан Боул поднялся во весь свой немалый рост. Его ноздри раздулись, как у разъярённого гиппогрифа. — Ещё одно слово, и ты лишишь факультет двадцати баллов.

Гризельда лениво отстранилась от стола.

— Я всего лишь следую совету профессора Снейпа. — Она развела руками. — Он настаивает, чтобы я больше… социализировалась. Разве не видите, какая прекрасная беседа у нас получается?

— Смотрите! — закричал кто-то из зала, и все взгляды направились в сторону Кубка огня.

Артефакт снова покраснел. Посыпались искры. В воздух взметнулось пламя, выбрасывая ещё один пергамент.

Дамблдор воззрился на него и, кашлянув, через несколько мгновений сказал:

— Гарри Поттер.

Гризельда не смогла сдержать хохот. Её смех, резкий и колючий, разорвал ошеломлённую тишину зала. Она попыталась прикрыть рот ладонью, но это мало помогло — плечи тряслись от беззвучных спазмов.

Однако никому не было дело до Лестрейндж — все взгляды были прикованы к щуплому очкастому гриффиндорцу. Его подружка-маглорождённая с пышными волосами буквально вытолкала Поттера из-за стола. Мальчик выглядел настолько ошарашенным, таким невинным в своём недоумении, что Гризельда даже почувствовала к нему что-то вроде жалости.

Она насмешливо покачала головой и вновь отпила из кубка.

Хэллоуин. Поттер. Какая-то неведомая хрень.

Классика.

* * *

Гризельда Лестрейндж редко посещала общую гостиную Слизерина. Обычно она предпочитала уединение в своей лаборатории, где среди склянок с зельями и многочисленными книгами по зельеварению чувствовала себя куда комфортнее, чем в обществе однокурсников. Но сегодня — сегодня она сделала исключение. Мысль о том, как будут рваться задницы у слизеринцев при обсуждении Диггори и Поттера, оказалась слишком заманчивой.

Она устроилась в углу, на самом краю кожаного дивана, недалеко от небольшого аквариума с несколькими черепахами. В руках у Лестрейндж был увесистый том по магической антропомантии⁽¹⁾ — книга с потрёпанным переплётом и иллюстрациями, от мерзости которых у нормального человека скрутило бы желудок. Летом она нашла её в фамильной библиотеке Лестрейнджей и прихватила с собой исключительно для того, чтобы подлить масла в огонь своей репутации. Настороженные взгляды, украдкой брошенные в её сторону, лишь подтверждали, что затея удалась. Недавно она узнала, что в рейтинге «ненормальных уродов Хогвартса» занимает всего лишь третье место после Снейпа и Грюма. Уступать Снейпу было, конечно, естественно, а вот с бывшим аврором Грюмом можно было и посоревноваться. В конце концов, не его считают дочерью милашки Беллы и Лорда Волдеморта.

— Как этот смердяк Поттер умудрился стать участником?! — картинно вздыхал Малфой, расхаживая по общей гостиной Слизерина. Его бледное лицо искажала гримаса отвращения, а платиновые волосы беспорядочно топорщились — видимо, он уже успел несколько раз схватиться за них в приступе ярости.

Его свита, рассевшись вокруг, поддакивала неровным хором.

Зельда наблюдала за этим спектаклем, пряча улыбку за длинными волосами.

Драко злится. Драко возмущается. Драко негодует.

Весь Слизерин знал, что у младшего Малфоя была патологическая, почти болезненная одержимость Поттером. Стоило Гарри чихнуть, Драко уже придумывал, как превратить это в личное оскорбление.

— Дамблдор ему помог, ведь это же его люби-и-и-менький Поттер, — мерзко заблеял Малфой, искажая голос до противного визга.

Зельда почувствовала резкое желание применить на нём «Обезъяз» — в прошлом году профессор Снейп великодушно поделился этим чудесным заклинанием со своей подопечной, и она уже не единожды использовала его на однокурсниках. За что потом чистила котлы всё у того же великодушного профессора Снейпа.

— Поттер — задавака и дурак. Он просто жить не может без славы, — встряла Паркинсон, ехидно поджимая губы.

Она не сводила глаз с Малфоя, словно ожидая, что он осыплет её похвалами. Драко снизошёл до одобрительного кивка, и Пэнси зарделась, будто получила Орден Мерлина самой что ни на есть первой степени.

— Пэнс права, — величественно согласился Малфой. — Мы обязательно проучим Поттера. Но и Диггори я отказываюсь поддерживать.

Кассиус Уоррингтон, до этого молча сидевший в кресле у камина, резко поднял голову. Его обычно бледное лицо исказила гримаса ярости.

— Хаффлпаффский ублюдок, — прошипел он, сжимая кулаки так, что побелели костяшки. — Как он вообще осмелился участвовать? Неужели кто-то действительно считает его лучше нас?

Блейз Забини — если Зельда правильно помнила, он учился на четвёртом курсе вместе с Малфоем, — ехидно заметил:

— Ну, Кубок-то выбрал его, а не тебя, Кассиус. Видимо, считает.

Уоррингтон вскочил, словно его ужалили.

— Я же сказал, что Кубок сломан! — закричал он. — Какой из Диггори чемпион? Он — посредственность!

— Он даже в квиддич играет по-хаффлпаффски, честно и скучно! — влез в разговор Пьюси, и другие члены его команды согласно закивали.

— Надеюсь, они оба сдохнут на первом же задании, — злобно добавил Уоррингтон, потирая руки с таким видом, будто уже видел эту картину перед глазами.

Гризельда насмешливо закатила глаза.

Какой же он плохой актёр.

— Тот, кто помог Поттеру стать чемпионом, подписал этому смердяку смертный приговор, — добавил Драко, и в его голосе прозвучала нарочитая торжественность.

Зельда почувствовала, как по спине пробежали мурашки. В словах Малфоя была зловещая логика. Она с громким хлопком закрыла книгу, привлекая всеобщее внимание.

— А ведь ты прав, Малфой, — медленно произнесла она, поднимаясь с места. — Турнир — идеальный способ избавиться от «мальчика, который выжил».

В гостиной воцарилась тишина. Все взгляды устремились на неё.

— Что ты несёшь, Лестрейндж? — скривился Уоррингтон.

— А ты подумай сам, если, конечно, есть чем, — ответила она, задумчиво прикладывая палец к подбородку. Уоррингтон и его прихвостни тут же вскочили, хватая палочки, но Лестрейндж даже не дрогнула. — Есть надоедливый мальчишка, которого не смог убить величайший тёмный маг столетия. Есть турнир, известный своими смертельными случаями. — Она сделала паузу, давая словам проникнуть в сознание слушателей. — И если поместить первого во второе…

Зельда провела руками в воздухе, изображая нечто вроде магического взрыва.

— …то на одного Гарри Поттера в мире может стать меньше. А магический контракт, который обязывает каждого чемпиона участвовать, только повысит шансы его невыживаемости.

— Хочешь сказать, кто-то решил подставить Поттера? — саркастично переспросил Кассиус. Его дружки заржали, но смех звучал нервно. Только Малфой побледнел, осознавая, по всей видимости, что слова Лестрейндж могут быть правдой, и тогда его «люби-и-и-менький Поттер» не доживёт даже до Святочного бала.

— Я ничего не хочу сказать, просто размышляю. — Зельда безразлично пожала плечами.

Последнее, чего она хотела, — чтобы подумали, будто она беспокоится о Поттере. Если не считать, что Избранный становился источником её веселья каждый Хэллоуин, ей до мальчишки не было ровным счётом никакого дела.

— И кто же это мог устроить, раз ты у нас такая умная? — Уоррингтон выступил вперёд, его палочка теперь указывала на её грудь.

Зельда медленно обвела взглядом присутствующих, задерживаясь на каждом чуть дольше необходимого.

— Ты, — сказала она, глядя прямо на Уоррингтона.

Затем посмотрела на Пьюси.

— Или ты.

— Что? — Эдриан отпрянул, как от удара.

— Или я, — одновременно с ним добавила Зельда. — Или Дамблдор. Или, — она осклабилась, — может, сам Лорд Волдеморт?

В гостиной стало так тихо, что слышно было, как потрескивают дрова в камине. Некоторые студенты невольно поёжились — имя Тёмного Лорда редко произносилось вслух, даже в Слизерине.

— Или любой волшебник, достаточно умный, чтобы применить, например, «Конфундус» к Кубку, — закончила она, снова пожимая плечами. — Хотя, если так подумать… — Её взгляд красноречиво скользнул по Уоррингтону и Пьюси. — Некоторые в этом списке явно лишние.

Пауза длилась ровно столько, сколько нужно было Кассиусу, чтобы осознать оскорбление.

— Да как ты смеешь! — Его голос сорвался на визг, когда он резко взмахнул палочкой.

Зельда даже не моргнула. Её собственная палочка уже описывала в воздухе сложную траекторию, создавая перед ней полупрозрачный щит как раз в тот момент, когда красноватый луч заклинания врезался в защиту и, отрикошетив, попал в стоящего позади Грэма Монтегю. Тот взвыл, хватая себя за лицо, — на нём моментально выскочили огромные гнойные прыщи.

— «Фурункулюс»? — Зельда приподняла бровь, её голос звучал почти разочарованно. — Серьёзно, Касси? И ты ещё удивляешься, почему Кубок выбрал Диггори?

— Заткнись, сука. — Уоррингтон побагровел от ярости. — Сейчас я покажу тебе, что такое настоящая магия.

Его следующее движение палочкой было странным, неестественно изогнутым. Лестрейндж почувствовала, как по спине пробежали мурашки, — она узнала этот жест. В тот же миг её палочка описала резкую дугу, превращая ближайшее кресло в огромный камень.

Ярко-красная вспышка «Круциатуса» ударила в него, осыпая гостиную искрами. Тут же поднялась паника — кто-то кричал, кто-то прятался за диванами, кто-то бросился к выходу, явно собираясь позвать Снейпа.

— Круцио! Круцио! — Голос Уоррингтона становился всё более истеричным с каждым заклинанием, однако все его попытки достать Лестрейндж пыточным разбивались о её высокие навыки трансфигурации.

Мерлин, храни Макгонагалл!

— КРУ-УЦИО!

Выкрикнув заклинание в последний раз, Уоррингтон тревожно замолчал. Сосчитав про себя до пяти, Гризельда аккуратно выглянула из-за камня. Парень лежал на полу, тяжело дыша, его лицо покрылось испариной. Друзья беспомощно толпились вокруг, не решаясь прикоснуться.

— Впечатляющая демонстрация, Касси. — Зельда невозмутимо отряхнула мантию. — Участвуй ты в турнире, точно бы победил, — все остальные чемпионы просто померли бы со смеху.

Возмущённый словами однокурсницы, верный друг Уоррингтона Эдриан Пьюси тут же взмахнул палочкой, намереваясь проклясть её, но Зельда и тут оказалась проворнее.

— Даклифорс!

Жёлтый луч поразил Пьюси точно в грудь. Его тело начало сжиматься, кожа покрывалась белоснежными перьями, а нос вытянулся в оранжевый клюв. Через секунду на месте студента стоял растерянный белый селезень. Жалобно крякнув, он бросился прочь, неуклюже шлёпая перепончатыми лапами по каменному полу. Двое оставшихся друзей Уоррингтона кинулись вслед своему неудачливому товарищу.

Лестрейндж хихикнула, оглядев дело своих рук, и уже намеревалась уйти восвояси, как дверь в гостиную вдруг распахнулась и перед студентами предстало воплощение судного дня — декан Слизерина.

— Что. Здесь. Происходит.

Каждое из слов он произнёс с такой непередаваемой гаммой чувств, что каждый в гостиной почувствовал себя виновным даже в том, чего никогда не делал.

Зельда тихонько попятилась к стенке, где попыталась слиться с гобеленом, изображающим сцену охоты василиска. Увы, она ещё не научилась беспалочковому и невербальному дезиллюминационному заклинанию.

Зато научилась мастерски делать вид, что она ни при чём.

— А ну-ка стоять. — Профессор Снейп схватил её за локоть. — Объяснитесь, Лестрейндж.

Ну ладно, не «мастерски», а скорее, на уровне «любителя».

— Я просто заметила, что Диггори куда достойнее, чем Уоррингтон. — Лицо Гризельды приняло невинное выражение. — Он же решил доказать, что я не права, и в виде аргумента использовал «Круциатус».

Снейп побелел. Хорошо знающая его Зельда сразу поняла — от ярости.

— Это правда?

Декан повернулся к Уоррингтону, который лежал на полу, свернувшись калачиком. В ответ на вопрос Снейпа он лишь слабо всхлипнул в ответ. Гризельда не удержалась — удостоверившись, что профессор смотрит в другую сторону, она скривила губы в самой противной рожице, какую только могла изобразить, а потом добавила к этому презрительный жест пальцами.

— Отлевитируйте его в больничное крыло, Боул, — приказал он старосте, а затем повернулся к Уоррингтону: — Я сейчас же напишу вашей матери. «Пыточное» прямо в гостиной? Не припомню, чтобы кто-то из студентов такое себе позволял.

Кассиус попытался что-то пробормотать в своё оправдание, но получилось лишь невнятное «Профффесссор, я… ммррх…»

Зельда уже подумала, что худшее позади, как вдруг появился Монтегю — гнойные прыщи на его лице, казалось, пульсировали. В руках он держал очень сердитую утку.

— Это ещё что такое? — Снейп ткнул пальцем в направлении птицы.

Зельда как могла сдерживала смех.

— Это Эдриан, — монотонно проговорил Монтегю, погладив утку по голове. Когда в ответ раздалось громкое возмущённое «кря», Зельда не выдержала и расхохоталась, торопливо закрывая рот руками.

— Лестрейндж, это ваших рук дело? — Глаза Снейпа сузились до щёлочек.

Гризельда мысленно восхитилась его самообладанием. Как он умудрялся сохранять каменное лицо перед таким абсурдом? Профессор Снейп — скала!

Вместо ответа она стыдливо потупила взгляд. Этот подход никогда не работал с профессором, но попробовать стоило…

— Вам известно, что трансфигурация учеников запрещена школьными правилами?

— Да, сэр, — прошептала она.

— Вы последуете за мной для наказания. И минус десять баллов со Слизерина. — Снейп устало почесал переносицу.

— Но, сэр, я даже никого не прокляла! — возмутилась она.

— Выписать вам за это благодарность? — ухмыльнулся профессор. — Поставите на самом видном месте в Зале наград.

Зельда едва не захлебнулась от негодования.

— Но Уоррингтон… — Она проигнорировала выпад профессора в свой адрес, так как прекрасно понимала, что у него, как и у неё есть репутация, которую нужно было поддерживать. — Если наказываете меня, накажите и его! Потому что…

— Мистер Уоррингтон получит наказание, — перебил её Снейп.

Он взмахнул палочкой, и трансфигурация Пьюси тут же развеялась. Поражённый парень оказался в крепких объятиях Монтегю. Презрительно посмотрев на прыщавое лицо своего друга, он фыркнул и стрелой умчался в сторону спальни.

— Я буду рассматривать его исключение из команды по квиддичу.

Гризельда едва успела осознать услышанное, как гостиная взорвалась хаосом. Студенты, до этого затаившиеся по углам, вдруг ринулись вперёд, образуя вокруг неё угрожающий полукруг. Их голоса слились в гневный гул.

— Это всё Лестрейндж! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Кассиус ни в чём не виноват! — подхватила другая.

— Сумасшедшая выродка! — прошипел третий. — Она его провоцировала!

Пальцы указывали в её сторону, глаза сверкали ненавистью. Даже те, кто обычно дрожал от страха, стоило ей взглянуть в их сторону, в толпе обрели смелость.

— ТИХО.

Голос Снейпа прокатился по гостиной, как ледяной ветер. Все сразу замолчали, будто их лишили дара речи.

— По постелям. Немедленно. — Его чёрные глаза медленно обвели собравшихся.

Он замолчал, затем повернулся к Зельде, и, когда снова заговорил, его голос стал звучать тише и от этого только страшнее:

— За мной.

Отвратительной ведьме Гризельде Лестрейндж надо взять этот приём на вооружение.

Оказавшись за дверью гостиной, она почувствовала, как ноги, обутые в лёгкие магловские кеды, вмиг заледенели. Профессор Снейп двигался стремительно, и полы его мантии, живущие собственной жизнью, шелестели в такт шагов.

Не дойдя до двери своего кабинета десятка футов, Снейп неожиданно остановился. Бегущая следом за ним Гризельда только чудом не врезалась ему в спину. Она успела заметить, как его пальцы судорожно сжались, прежде чем он резко развернулся.

— Лестрейндж, объясните мне, почему… — Он на мгновение сжал губы. — Почему вы вечно нарываетесь на неприятности?

— Но я всего лишь сказала… — Она попыталась оправдаться, но декан зыркнул в её сторону таким осуждающим взглядом, что в её желудке вмиг скисла съеденная на завтрак овсянка на молоке.

— Я прекрасно слышал, что вы «всего лишь» сказали. Вопрос в другом — зачем?

Она беспомощно почесала затылок, чувствуя себя первокурсницей, пойманной на краже шоколадного печенья из банки в кабинете Макгонагалл. Что она могла ему ответить? Что ей нравилось видеть, как надутые идиоты лопаются от злости? Или что это была единственная отдушина в этом дурацком замке?

— Совет на будущее. — Снейп склонился так близко, что она разглядела тонкую сеть капилляров на его желтоватом лице. — Иногда молчание — золото. Особенно когда это может спасти вам жизнь.

— Профессор, я полностью контролировала ситуацию, — выпрямившись, спокойно ответила она.

Отчего Снейп так распереживался, будто бы это первая в её жизни стычка с однокурсниками? Лестрейндж пять последних лет боролась за существование в школе и за её пределами. Парочка возомнивших о себе невесть что слизеринцев — просто мелочь.

— Лестрейндж, — прошипел Снейп, — не стоит переоценивать свои способности. На этом тему вашего благоразумия закроем.

Затем неожиданно его взгляд смягчился. Он огляделся — тёмные коридоры подземелий были пусты — и позволил себе едва заметную усмешку.

— Пятнадцать баллов за прекрасное владение трансфигурационными чарами. — Зельда поражённо открыла рот. — И, Мерлина ради, закройте рот, Лестрейндж. Вас ждут два десятка котлов. Вручную. Без магии.

— О-о-о-х!— Её стон эхом разнёсся по коридору. Мыть котлы в подземелье — это было хуже, чем любое тёмное заклятие, которое мог придумать Уоррингтон.

— Хватит ныть, Лестрейндж, — отрезал Снейп, но в его голосе не было привычной резкости.

Он задумчиво потёр подбородок, а затем внезапно взмахнул палочкой и звуки внешнего мира растворились. Кажется, Зельда начинала понимать, в какое русло перетёк их разговор...

— Я могу великодушно пересмотреть ваше наказание, Лестрейндж, если вы добудете кое-что для моих личных запасов. Ваш… партнёр всё ещё в деле?

Гризельда почувствовала, как под кожей защекотало, — то ли от предвкушения, то ли от лёгкой тревоги. Последний раз Снейп обращался к её особым связям в конце лета, когда ему срочно потребовался яд лунной медузы. Арманд клялся, что ему пришлось лететь на магловском самолёте в Новую Зеландию, а потом собирать яд в новолуние с помощью заклинания, запрещённого в семи странах.

Впрочем, иногда её болтливый напарник любил приукрасить.

— Писал мне на прошлой неделе, — ответила она, стараясь сохранить невозмутимость, хотя пальцы уже непроизвольно постукивали по бедру в предвкушении. — Достанем всё, что нужно.

Снейп прищурился, и в его глазах вспыхнул тот самый хищный блеск, который она мгновенно узнала.

— По цене ниже рыночной, смею надеяться? — Он произнёс это так, будто уже знал ответ, но хотел услышать его вслух.

Ну и хитрый же змей.

Снейп был далеко не единственным в Хогвартсе, с кем она вела дела. Но единственным, для кого готова была сделать скидку. Даже отдать бесплатно, если он попросит. Небольшая потеря в прибыли? Сущие пустяки. Взамен она получала нечто гораздо более ценное — благосклонность Северуса Снейпа, а это дороже любых галлеонов. Возможно, даже ценнее, чем стать чемпионом Турнира…

Их знакомство началось задолго до её поступления в Хогвартс — дедуля Лестрейндж привёл его в поместье, узнав о её интересе к зельям. Тогда Снейп казался ей ледяной глыбой — резкий, язвительный, безжалостный к ошибкам. Но годы превратили его в нечто большее. Не в друга, нет, конечно, — они оба избегали подобных привязанностей. Но в того, с кем можно было молча стоять у котла, понимая друг друга без слов.

В его глазах Гризельда была не просто очередной Лестрейндж — виновной уже по факту своего рождения, — а человеком с талантом и… полезными связями. А это в их мире ценилось куда выше сантиментов.

— Для вас, дорогой профессор, — уголки её губ дрогнули в едва заметной ухмылке, — у нас всегда найдутся… особые условия.

Снейп слегка кивнул — почти неуловимое движение. Палочка мелькнула в воздухе, и внезапно в ушах снова зазвучали привычные для коридора завывания ветра.

— Список пришлю утром, — отчеканил он, разворачиваясь к двери. — Жду вас завтра после уроков на занятие по окклюменции.

На пороге он замер и, не оборачиваясь, тихо добавил:

— И не вздумайте опаздывать, Лестрейндж.

---

1) от авт. — антропомантия — гадание на человеческих внутренностях.

Вернуться к тексту

Перо в руке Гризельды Лестрейндж скрипело по пергаменту, выводя неровные строки эссе по трансфигурации. Одно неосторожное движение — и чернильная капля растеклась по желтоватой поверхности, образуя причудливый узор, — то ли карту забытых земель, то ли очертания далёкого острова.

Ох, как бы Зельда хотела сейчас оказаться в подобном месте! Подальше от цирка с Турниром и восторженного блеяния о «божественных кудрях Делакур».

Хогвартс явно потерял последние остатки рассудка. Вчерашние неудачники, путавшие «Люмос» с «Ноксом», теперь размахивали палочками, демонстрируя друг другу «атакующие стойки». Каждый второй внезапно заделался гуру магических дуэлей, а каждый первый — знатоком в ликвидации проклятий. Даже профессоры и те подхватили эту истерию — Флитвик сегодня устроил целое представление, демонстрируя «защитные заклинания в экстремальных условиях», — и Зельда готова была поклясться, что, если бы Хаффлпафф присутствовал на занятии, профессор демонстративно подмигивал бы Диггори после каждого удачного «Протего».

Как будто до Турнира никто и не догадывался, что щиты могут пригодиться в бою. Какое откровение.

Сначала она хотела спрятаться от этого безумия в своей лаборатории — в крохотной комнате в подземельях, где она могла спокойно варить зелья, делать уроки и, что немаловажно, спать. Ещё на втором курсе она уговорила Снейпа разрешить ей перенести туда кровать из её спальни в Слизерине. Сначала он ворчал, но после того, как её соседки «случайно» испортили все её учебники — а заодно пару мантий и её любимую рубашку с вышитыми серебряными нитями змейками, — декан махнул рукой. Видимо, рассудил, что безопаснее держать Лестрейндж подальше от общества, а общество, соответственно, — подальше от неё. И это было правильное решение, ведь Зельда в ответ прокляла всех своих соседок разжижением мозгов, который они, судя по всему, не вылечили до сих пор.

Но нет — сегодня даже в лаборатории нельзя было укрыться! Последние несколько часов там стояла вонь, способная свалить с ног даже горного тролля, — Снейп попросил её провести «небольшие эксперименты» для новой статьи в «Практике зельеварения». Гризельда была почти уверена, что половина ингредиентов в том зелье запрещена Международной конвенцией волшебников 1289 года, но спрашивать не стала. В конце концов, кто, как не она, добывала для дорогого профессора сомнительные грибы из Запретного леса и дико дорогие замороженные яйца пепламбы?

И вот она здесь, в библиотеке, где хотя бы можно нормально дышать. Первый час был почти блаженством — тишина, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь витражи, и никого, кроме пары редких привидений, пролетающих сквозь стеллажи. В эту часть библиотеки даже мадам Пинс заглядывала лишь в моменты особого рвения — когда в ней просыпался дух ищейки и она начинала выслеживать влюблённые парочки среди книжных лабиринтов. Расслабившись, Зельда позволила себе дерзко нарушить священное правило школьной библиотеки: осторожно оглядевшись, она с торжествующим видом достала из сумки слегка помятую булочку — сахарная глазурь хрустнула под пальцами, рассыпаясь мелкими осколками.

Эльфу, который приготовил это дивное лакомство, уже уготована дорожка в эльфячий рай.

Но потом прозвенел звонок.

И библиотека мгновенно наполнилась топотом ног, скрипом стульев и — о ужас! — восторженными визгами.

«Интересно, каким заклинанием Флёр накручивает свои локоны…»

ДА ТВОЮ Ж МАТЬ!

Зельда мысленно представила, как подмешивает этим восторженным курицам в утренний чай слабительное зелье. Картина вышла настолько приятной, что уголки её губ дрогнули в усмешке.

Затолкав кусочек булочки в рот, она вернулась к недописанному эссе, но внезапно её взгляд упал на записку, небрежно брошенную на краю стола, — смятый клочок пергамента с торопливыми каракулями: «Авроры. Прячемся. Жди.».

Гризельда отложила в сторону перо и устало помассировала веки. Вчерашняя встреча с Армандом так и не состоялась — сова принесла записку, когда Лестрейндж была уже на полпути к старому вязу в Запретном лесу. В довершение всего пошёл дождь, и она испортила любимые ботинки, увязнув в какой-то мерзкой грязи, — они до сих пор воняли, несмотря на все заклинания.

А когда она сообщила о задержке заказа профессору Снейпу, тот так сильно поджал губы, что они почти исчезли. Пальцы его многозначительно постучали по столу — раз, два, три, — а потом он кивнул, тем самым великодушно позволив ей отложить поставку.

Интересно, каковы шансы, что в следующий раз он сам превратит её в утку и заставит чистить клювом грязные котлы, что остались после первокурсников?

Скажем прямо — неиллюзорные.

Это был далеко не первый раз, когда Арманд попадал в переплёт, поэтому Гризельда предпочитала лишний раз не волноваться насчёт его благополучия. Когда опасность минует, он выйдет на связь — все такой же нервный, острый на язык любитель диско с очередной партией сомнительных товаров.

Лестрейндж лишь надеялась, что ждать не придётся слишком долго. У неё и без Снейпа были заказы для дорогого клыкастого друга.

Большинство волшебников сочли бы сотрудничество с вампирами если не безумием, то неимоверной глупостью. Даже дедуля Лестрейндж, чьи дети и невестка, на минуточку, преданно служили Волдеморту, хмурился при упоминании Арманда.

Но сама Гризельда не видела в этом ничего предосудительного.

Она знала Арманда три года — с того самого дня, как спасла, вытащив из паутины акромантула в одной из многочисленных пещер Запретного леса. С тех пор вампир стал её надёжным тылом — ни разу её не подвёл, ни разу не попытался укусить. Они были больше, чем друзьями, — деловыми партнёрами.

Арманд умел доставать редкие вещи — уникальные ингредиенты, опасные артефакты, книги и рецепты, за которые в их кругах могли и «аваднуть», — а Гризельда Лестрейндж знала тех, кому такие вещи могли понадобиться.

Выгодное сотрудничество, как ни посмотри.

Так что если Арманд говорил, что ему надо залечь на дно, Зельда не спорила. Живой вампир был ей куда полезнее мёртвого.

— Здравствуй, Лестрейндж.

Голос прозвучал негромко, но настолько неожиданно, что Гризельда вздрогнула, будто её окатили ледяной водой. Ещё одна чернильная клякса расплылась по пергаменту, окончательно добивая и без того безнадёжное эссе.

Медленно подняв глаза, она увидела перед собой Седрика Диггори.

Опять он.

Он стоял, слегка наклонив голову, с той самой улыбкой, от которой у половины школы подкашивались колени. В руках — стопка учебников и рюкзак.

Зельда позволила себе на секунду изобразить удивление, хотя внутри уже прокручивала возможные причины его появления.

Обычно к ней обращались по двум поводам: либо какой-нибудь профессор заставил, либо требовалось что-то, чего не купишь в лавках на «Косой Аллее». Её подпольный бизнес процветал — в своей лавке она продавала большой ассортимент самых разных товаров собственного производства: от зелий для облегчения болей при женских недомоганиях и эликсиров для свежего дыхания до мазей от потных подмышек и вонючих ног и бальзамов от прыщей. Гениальность последнего заключалась в простоте — он не лечил высыпания, а делал их невидимыми для окружающих. Мелкий нюанс, о котором Зельда «забывала» предупреждать, — для самого носителя прыщи начинали выглядеть втрое ужаснее.

— Самое прекрасное в зельеварении, — сказала она как-то Арманду, — это когда побочные эффекты работают лучше основного действия.

В роли главных тестировщиков её товаров выступали близнецы Уизли. Эти два неугомонных гриффиндорца, кажется, имели врождённый иммунитет к любым побочным эффектам и живо интересовались всем, что разрабатывала Лестрейндж. Они не просто покупали у неё ингредиенты и товары, а с упоением превращали их в орудия хаоса, — собственные волшебные приколы. Так обычное зелье для свежего дыхания превратилось в «Любовный Спрей» — даже небольшая доза вызывала у принявшего неконтролируемые признания в любви первому встречному. Эффект парни испытали на Маркусе Флинте — Джордж ловко подсунул флакон в его мантию перед уроком трансфигурации.

Результат вышел эпическим: семикурсник Слизерина, рычащий как тролль, признавался в вечной любви профессору Макгонагалл, попутно предлагая ей руку, сердце и фамильное поместье. Даже строгая замдекана не смогла сдержать улыбки, когда Флинт, закатив глаза, начал декламировать сонет собственного сочинения.

Правда, когда зелье перестало действовать, Флинт почему-то решил, что виновата Лестрейндж. Он подловил её возле ее лаборатории и начал угрожать, но у Зельды с неадекватами всегда был короткий разговор: она взмахнула палочкой и прокляла его одной из своих любимых порч. Уже через несколько минут семикурсник мчался в больничное крыло с необычной сыпью в весьма пикантном месте. С тех пор при виде Гризельды он инстинктивно прикрывал пах рукой.

— Если ты насчёт противозачаточных зелий, Диггори, — она лениво махнула палочкой, удаляя магией кляксу с пергамента, — близнецы Уизли всё смели ещё на прошлой неделе.

После всяких косметических мазей и припарок, именно это зелье пользовалось у Лестрейндж самой большой популярностью. Этот товар был её гордостью — маленький флакончик за пять галлеонов, но каждый кнат стоил того. Рецепт получился настолько изящным, что даже Снейп, просмотрев его, издал тот самый характерный хмык, который у него заменял восторженные овации.

— Меня не интересуют зелья, Лестрейндж, — безэмоционально ответил Диггори, вырывая её из размышлений. Он провёл рукой по лицу, и Гризельда заметила глубокие тени под глазами — явные следы бессонных ночей. — Но если вдруг что-то понадобится, я обращусь в аптеку. Например, в «Слизень и Джиггер».

Зельда фыркнула и сложила руки на груди, делая вид, что выглядит очень оскорблённой.

— К твоему сведению, Диггори, фигни не варю.

— Я нисколько не сомневаюсь в твоём мастерстве. — Он поднял ладонь в умиротворяющем жесте. — Просто меня не интересуют такие товары.

— Тогда какого хрена ты тратишь моё время? — На этот раз её возмущение было совершенно искренним.

— Я просто искал… — начал он, но новый взрыв смеха заставил его на мгновение замолчать. Он слегка сжал губы, прежде чем продолжить:

— Здесь тихо.

— А-а-а… — Гризельда растянула губы в ехидной ухмылке. — Прячешься от поклонниц, Диггори?

Он не стал отрицать, лишь слегка пожал плечами.

— Можно и так сказать.

Его взгляд скользнул к свободному стулу за её столом.

— Ты не против, если я…

— Если надеешься, что моя ослепительная красота их отпугнёт, — она демонстративно отряхнула рукав, с которого посыпались крошки от булочки, — то должна тебя разочаровать, Диггори. Эти девчонки готовы терпеть даже мерзкую слизеринскую змеюку, лишь бы посидеть рядом со школьной знаменитостью.

— Не говори глупостей, Лестрейндж, — ответил он спокойно. — Мне просто нужно немного тишины, чтобы закончить эссе.

— Я против, — возразила Зельда, на что Седрик приподнял бровь. — Но поскольку это, увы, общественное место, а моё собственное эссе ещё не закончено… Так и быть, удостаиваю тебя чести разделить со мной этот пыльный угол.

Она резко отодвинула стул, нарочито громко скрипнув ножками по каменному полу.

— Садись, Диггори. Но даже не вздумай устраиваться поудобнее.

Он кивнул и, не сказав ни слова, сел напротив. Гризельда наблюдала за ним краем глаза: как он раскрывает «Продвинутый курс Трансфигурации», как его пальцы — аккуратные, без следов ожогов и подтёков чернил, совсем не такие, как у неё, — открывают нужную страницу. Да и его пергамент с незаконченной домашней работой выглядел как образцовое пособие, в то время как её торопливые записи куда больше напоминали шифровки выжившего из ума алхимика перед тем, как его скрутили авроры.

Чёртов идеальный барсук.

Через полчаса, когда с особенно противным параграфом было покончено, Гризельда потянулась, разминая затёкшую спину, и её ботинок случайно задел ногу Седрика.

Он оторвал взгляд от пергамента.

— Случайность, — буркнула Зельда, демонстративно подняв ладони.

Диггори кивнул, но, прежде чем он вернулся к эссе, Зельда не удержалась и добавила с хитрой усмешкой:

— Как и то, что Кубок выбрал тебя, а не меня.

— А я думал, это удача, — через мгновение ответил Диггори, уголки его губ дрогнули в лёгкой усмешке. — Ведь только она и могла помочь мне тебя обойти.

— Просто тебя при рождении окунули в чан с «Феликсом». — Гризельда недовольно скрестила руки.

— Вполне возможно. — Он улыбнулся шире. — А тебя тогда с чем?

— С зельем всемогущества, само собой, — невозмутимо ответила она.

Седрик рассмеялся — громко, беззлобно, так, что у него даже морщинки у глаз появились. Этот тёплый звук, словно разлитый по комнате горячий медовый чай, почему-то заставил Зельду стиснуть зубы. Ей отчаянно захотелось как-то его уязвить. Сделать так, чтобы этот ненормальный барсук наконец перестал вести себя с ней так дружелюбно.

— Слушай, Диггори. — Она наклонилась вперёд, упёршись локтями в стол. — А тебя не смущает, что ты вот так запросто сидишь тут со мной? Не боишься за репутацию?

— Почему это должно меня смущать? — Он слегка наклонил голову, будто действительно не понимал её вопроса.

— Ну как же. — Она скривила губы. — Ты же у нас звезда. После Крама и Поттера, разумеется, но с ними конкурировать сложно. Вот я и интересуюсь: не боишься, что подумают твои поклонники, если увидят в сомнительном обществе слизеринской змеюки?

Лицо Седрика на мгновение стало серьёзнее.

— Думаешь, меня волнует мнение окружающих? — Его голос стал резче.

Это же очевидно. Однако ответить она не успела.

— Да и какая ты змеюка, Гризельда? — произнёс он задумчиво, странным образом растягивая каждый слог её имени.

Она нахмурилась, но снова не успела ответить, так как он продолжил, и в его глазах вспыхнул озорной огонёк.

— Ты скорее… — Он сделал театральную паузу, заставляя Зельду невольно затаить дыхание. — Гризли.

Она замерла, брови взлетели вверх.

— Что?

— Гризли, — повторил он. — Гризельда — Гризли. Вполне неплохо для медведицы, не находишь?

— Какое неслыханное оскорбление, — фыркнула она, но уголки губ дёрнулись против воли.

— Это комплимент, — мягко возразил он. — Гризли — сильные, умные, независимые. И, — он сделал паузу, слегка прищурившись, — когда нужно, могут быть совершенно беспощадными.

— Очень поэтично, — язвительно протянула Гризельда, скрестив руки на груди. — Если вдруг эта кличка приживётся, превращу тебя в пурпурную жабу. А потом использую её бородавки для приготовления драконьего тоника.

— Угрожаешь мне расправой? Вот ты и подтвердила мою теорию, маленькая медведица.

Он улыбнулся шире, и в этот момент — чёрт возьми — стал выглядеть настолько милым, что у Лестрейндж непроизвольно вырвалось:

— Ладно, хватит! — Она ударила рукой по столу. — Ты просто невыносим, когда включаешь этот… этот свой барсучий шарм. Ты ведь специально пытаешься быть милым, чтобы тебе никто не навредил?

Седрик медленно поднял голову. Луч закатного солнца, пробивавшийся сквозь витражное окно, золотил его ресницы, делая карие глаза почти янтарными.

— Значит, ты считаешь меня милым?

Гризельда почувствовала, как жар поднимается к щекам, и резко отвернулась, делая вид, что поправляет воротник мантии.

— Вся школа так считает, — прошипела она чуть резче, чем планировала. — Разве этого недостаточно для твоего драгоценного эго, Диггори?

Он наклонился вперёд.

— Недостаточно. — Его взгляд стал неожиданно серьёзным. — Я хочу знать, что считаешь ты, Лестрейндж.

Она откинулась на спинку стула, изучая его лицо. Резкая линия челюсти, лёгкая щетина, тени под глазами. Совсем не таким она помнила Седрика Диггори, с которым познакомилась когда-то ещё первокурсницей в Хогвартс-экспрессе — тогда он был просто улыбчивым мальчишкой с пухлыми щеками.

Время меняет людей, меняет характеры, меняет лица.

— Милые люди, Диггори, они как эти идиотские бобы Берти Боттс, — ответила она наконец. — Снаружи — яркие, блестящие. А внутри? Либо банальная клубника, либо тошнотворная брокколи. И самое мерзкое — никогда не знаешь, что тебе попадётся.

Седрик замолчал, взвешивая её слова.

— И кто же тогда я, брокколи?

— О нет, барсук. — Она медленно поднялась, собирая пергаменты с преувеличенной аккуратностью. — Ты — та самая предсказуемая клубника. Идеальная. Безупречная.

Её шёпот прозвучал как непростительное заклятие:

— И бесконечно скучная.

Гризельда не успела сделать и шага, как Диггори схватил её за руку и с силой притянул к себе. Отточенные в дуэлях с дедулей Лестрейнджем навыки позволили ей сиюминутно вытащить палочку и упереть её Диггори в горло.

— Не смей меня трогать! — прорычала она, и лёд в её голосе мог бы заморозить даже феникса.

Но он не отпускал. Его пальцы были тёплыми — чертовски тёплыми для человека, который решил по своей глупости схватить кобру за хвост.

Ну, или, если следовать его собственному комплименту, выйти один на один с разъяренной медведицей гризли.

— Отпусти меня, Диггори, — добавила она, чувствуя, как бешено стучит сердце где-то в районе горла. — Иначе, клянусь, ты узнаешь, почему одна половина Хогвартса меня ненавидит, а вторая боится.

Борьба их взглядов была подобна дуэли. Светло-серые, прозрачные глаза Лестрейндж смотрели с вызовом и холодной яростью; орехово-карие, как осенние шотландские болота, блестящие и живые глаза Диггори — с удивлением и решимостью.

Наконец он сдался и отпустил её руку.

— Я не скучный, Лестрейндж, — глухо сказал он, отворачиваясь.

Зельда насмешливо хмыкнула, убирая палочку в кобуру на поясе.

— И кому из нас ты пытаешься это доказать, Диггори?

Неторопливой походкой она покинула библиотеку, оставив Седрика, по всей видимости, задаваться вопросом, какого Мордреда он вообще подошёл к ненормальной Лестрейндж и снова с ней заговорил.

* * *

Если в Хогвартсе и было другое место, где Гризельда бы чувствовала себя так же уютно, как в своей маленькой зельеварческой лаборатории, то имя ему было Запретный лес.

Громадный и тёмный — деревья в его чаще росли так густо, что полумрак здесь царил даже в самый яркий солнечный день, — он притягивал к себе самых разных существ. За четыре года исследований и экспедиций Лестрейндж успела повстречать совершенно не дружелюбных кентавров и ещё менее дружелюбных акромантулов, и боязливых прекрасных единорогов, и лесных троллей, настолько вонючих, что узнать об их логове можно было за несколько километров. Пару раз она бегством скрывалась от диких оборотней, один раз даже вступила в схватку с мантикорой и только благодаря верному Арманду смогла выбраться с полным набором конечностей и даже не в желудке существа с классификацией «ⅩⅩⅩⅩⅩ».

Запретный лес притягивал тёмных тварей. И Гризельда Лестрейндж была там как дома.

Ровно за две недели до первого испытания, холодным вечером в начале ноября, Зельда выскользнула из замка, чтобы отправиться в Запретный лес. Ещё днём к ней прилетела сова с запиской от Арманда — «На старом месте. В полночь», — и теперь она торопилась на встречу с вампиром. На голову она натянула глубокий капюшон и теперь ничем не отличалась от других подозрительных личностей, которые любили шляться по лесу под покровом ночи.

Она знала каждую тропинку, каждый корявый корень на пути к старому вязу — их с Армандом привычному месту встреч. Однако весь путь до места она чувствовала какое-то странное беспокойство: ни шороха листьев, ни привычного уханья сов — только гнетущая тишина. Не знакомого с лесом волшебника это обстоятельство скорее всего обрадовало бы, но Лестрейндж понимала — если многочисленные обитатели леса замолчали и спрятались, то появился хищник крупнее и опаснее.

Через час пути Зельда наконец добралась до вяза. Прислонившись спиной к покрытому мхом стволу, она принялась ждать своего напарника. Бледный свет «Люмоса» на кончике палочки дрожал в такт её дыханию, отбрасывая неровные тени на покрытую росой траву.

Чтобы отвлечься от звенящей тишины, она мысленно прокручивала в голове рецепт «Волчьего противоядия». Они с профессором Снейпом учились варить его на последних дополнительных занятиях.

Лунный камень — растолочь в порошок. Эссенция аконита — три капли из хрустальной пипетки. Лепестки крапивы — только сушёные, иначе пойдёт неверная реакция…

Зельеварение было её страстью. Единственным делом, в котором она чувствовала себя по-настоящему своей. Здесь точные рецепты, правильно приготовленные ингредиенты и виртуозные движения рук значили больше, чем фамилия, кровь или ожидания окружающих. В котлах и колбах не было лжи, не было лицемерия, не было высокомерия, здесь всё подчинялось логике и технике — добавишь лишнюю каплю, и целебный эликсир превратится в яд. Иногда — намеренно.

И это невероятно её вдохновляло.

«В следующем году ты подаёшься на мастерство».

Голос Снейпа звучал в голове так отчётливо, будто он стоял рядом. Он не спрашивал. Он знал. Возможно, даже видел её однажды за своим преподавательским столом, с тем же язвительным взглядом и вечным раздражением на глупые вопросы студентов.

Профессор Лестрейндж.

Губы Зельды сами собой скривились в усмешке.

Да она же сожжёт класс к чертям собачьим ещё в середине первого урока.

Официальный статус профессора Хогвартса требовал играть по правилам того общества, которое она презирала. Никаких экспериментов на студентах. Даже если они этого заслуживают. Никаких личных прозвищ для особо тупых учеников. Даже если они напрашиваются. Никаких сделок с сомнительными личностями. Даже если они платят тройную цену.

Ну и как можно на такое согласиться?!

Нет, место Гризельды Лестрейндж было в тени — там, где редкие ингредиенты добывались не в аптечных лавках, а в тёмных уголках Запретного леса, и где клиентами были не благообразные волшебники, а те, кому нужно нечто чуть более запрещённое, чем снадобье от простуды.

Вместе с тем мысль о будущем вызывала у неё тошнотворное чувство. Дедуля Лестрейндж уже давно дал понять, что её место не в подпольной лаборатории и даже не за кафедрой профессора в Хогвартсе, — а во главе семьи. С двумя дядями в Азкабане и отсутствием других наследников, бремя рода Лестрейнджей ложилось на её плечи. Судьба, о которой она точно никогда не просила.

«Ты последняя, Гризельда. Когда я умру, тебе понадобится кто-то сильный рядом».

Во-первых, её бесила даже мысль о том, что однажды дедули Лисандра не станет. Нет. Этому не бывать — зельевар она или кто? Николас Фламель же смог сварить «Эликсир жизни», чем она хуже?

А во-вторых…

Как будто она не могла справиться со своим наследием сама.

Как будто ей нужен кто-то вроде Уоррингтона — тупого, жадного, взрывного, с вечной ухмылкой, будто он уже прикидывает, сколько галлеонов потратит из их, Лестрейнджей, сокровищницы.

Или Пьюси. Боже, Пьюси.

А ведь дедуле ещё и наследников подавай!

Нет уж, Зельда скорее завещает всё состояние первому встречному маглу, чем позволит кому-то из этих высокомерных выскочек к ней прикоснуться.

Прикоснуться…

Она сглотнула. После того, что случилось на четвёртом курсе, Зельда научилась защищаться. После того вечера её палочка всегда была наготове, а в арсенале имелось с десяток самых разных проклятий. Она ненавидела, когда к ней кто-то прикасается.

И вдруг — совершенно не к месту — ей вспомнился Диггори. Его пальцы, сжавшие её запястье в библиотеке… Они были тёплыми. Не как у тех слизеринских ублюдков. Твёрдыми, но не грубыми.

«Да что этот чёртов хаффлпаффский выскочка о себе возомнил?!» — мысленно выругалась она.

Диггори ещё повезло, что она сдержалась и не прокляла его какой-нибудь забористой дрянью: если бы кто-то из слизеринских однокурсников посмел так себя с ней повести, то остался бы без пальцев на руках и ногах до конца своих дней.

Размышляя, Гризельда продолжала механически повторять про себя рецепт, перебирая в памяти шаги второго этапа — «Три корня аконита порубить мелкими квадратами», — когда резкий хруст ветки заставил её вздрогнуть. Палочка в её руке мгновенно нацелилась в сторону шума.

— Арманд? — тихо спросила она, пытаясь вглядеться в тёмный силуэт, застывший в нескольких шагах от неё.

Тишина.

Только что-то мелькнуло во тьме — тень среди теней, едва уловимое движение. Гризельда почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

— Арманд, если ты… — начала она, но тут же осекла себя.

Тень сделала шаг вперёд, выходя из-за ствола дерева.

— Человеческая самочка… — Голос прозвучал низко и насмешливо, но странным образом — не впереди, а позади.

Зельда резко обернулась.

В нескольких футах от неё стоял, сложив руки на груди, высокий мужчина. Длинные смоляные волосы в хвосте, мраморная кожа с мертвенным отливом, белоснежное жабо под приталенным сюртуком.

Вампирский шик из палаты мер и весов.

Возможно, если она будет достаточно убедительна, этот пафосный кровосос оставит её в покое…

— Где Арманд? — Её голос дрогнул, но она не отвела взгляда.

Ответ пришёл неожиданно — влажное дыхание, липкое и тяжёлое, коснулось её левого уха:

— Сладкая кровь…

Гризельда вздрогнула и стремительным прыжком отскочила в сторону; сердце в груди забилось, как у испуганного ягнёнка перед закланием. На том месте, где она только что стояла, теперь появилась вторая фигура — в буквальном смысле выйдя из тени. Ещё один мужчина, рыжий и коренастый, с оскалом, словно у него под носом была навалена куча дерьма.

Лестрейндж обречённо вздохнула.

Вампиры-охотники.

Арманд рассказывал ей про этот вид его сородичей — самые сильные и непредсказуемые враги рода человеческого. Да и большая часть вампиров предпочитала обходить их стороной — слишком неадекватными они были. Арманд на их фоне был безобидной мелкой сошкой — старый торгаш, лазутчик и жулик-авантюрист, который настолько восхищался людьми, что ни разу даже не подумал сожрать хогвартскую студентку. Эти же двое едва ли будут столь великодушны: кроме любви к человеческой крови у них была только одна страсть — убийство носителей этой самой крови.

В общем, повезло так повезло. Лучше бы она встретила голодного акромантула. Даже с ним можно было договориться. Да даже дементор и тот был бы предпочтительнее!

— Я учуял твой запах с другого края леса, малышка… — Коренастый вампир облизнул губы, демонстрируя клыки.

— Где Арманд? — повторила свой вопрос Лестрейндж, уже зная ответ.

Она была уверена — он бы никогда её не предал, никогда бы не выдал другим вампирам, никогда не рассказал бы об их встречах и сотрудничестве. У Арманда было два помощника, Сандор и Мейдофф, но они были к ней даже более дружелюбны, чем сам вампирский жулик. Поэтому невольно напрашивался вывод — с её клыкастыми напарниками случилось что-то нехорошее.

— Увы, наш брат временно не в строю, — высокомерно протянул темноволосый вампир. По всей видимости, в их паре он был «главарём». — Несколько затруднительно передвигаться, когда из частей тела у тебя остались только голова и туловище.

Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт.

— Что вы с ним сделали?!

Она понимала, что повышать голос на двух почти бессмертных существ с нечеловеческой силой — дурость в духе Гриффиндора, но ничего не могла с собой поделать: Арманд и его помощники были для неё друзьями. Своеобразными, но друзьями.

— До меня дошли тревожные слухи, что вонючие авроришки вышли на след нашего блудного брата. Я решил лично удостовериться в его безопасности, — прохаживаясь мимо Лестрейндж с грацией дикой кошки, поведал вампир. Его дружок в отдалении ковырялся острым ножиком в длинных ногтях, иногда бросая на Зельду плотоядные взгляды.

— С нашим братом оказалось всё в полном порядке. Но, знаешь, удивительное дело, я нашёл вот это.

Изящным движением мужчина достал из кармана прямоугольный конверт. Гризельда тут же его узнала.

— Записка с просьбой о встрече. А к некоторым прилагаются ещё и интересные списки… Десятки таких записок. Все с одинаковыми инициалами — «Г.Л.». И все пропитаны одним запахом.

Он провёл кончиком языка по краю бумаги, будто пробуя ее на вкус.

— Ты пахнешь… интересно. Кровь с нотками магии, луговых трав и дерзости.

Кожа вампира так ярко светилась, что Зельде не нужна была волшебная палочка, чтобы увидеть, как он двинулся к ней. По её спине стекал холодный пот, но она держалась — ей нужно было выждать подходящий момент, чтобы атаковать ничего не подозревающего мужчину.

— Значит, ты ведёшь с нашим братом какие-то дела? — спросил он, поднимая к её глазам листок.

Она не знала, что именно там было написано, но легко могла догадаться, — подробный список с тем, что именно ей нужно добыть, в каком количестве и к какому времени. Другой корреспонденции они с Армандом почти не вели.

— Нет. — Гризельда соврала, не моргнув и глазом. — Я ничего об этом не знаю.

Арманд не раз рассказывал, что его сородичи презирают любые контакты с людьми, — а особенно те, что приносят последним хотя бы какие-то материальные блага.

«Для вампиров работать с волшебниками — всё равно что какому-нибудь Малфою пожать руку грязному магловскому бродяге», — смеялся он, попивая коньяк в своей лавке в Лютном. Там он весьма успешно притворялся эксцентричным старьёвщиком — даже если кто-то и догадывался о его сущности, принимали это как должное, — Арманд был всеобщим любимцем.

Что ж… Судя по всему, хорошим временам пришёл конец.

— Тогда что ты здесь делаешь, если ничего не знаешь о записках? — Вампир внезапно остановился в полушаге от неё, и его ледяное дыхание обожгло её щёку. — Почему тогда так волнуешься об Арманде?

Зельда приподняла подбородок. У неё давно был придуман ответ на этот неудобный вопрос.

— Он мой любовник.

Темноволосый вампир замер, будто ожидал продолжения. Когда его губы дрогнули в усмешке, Зельда добавила, разводя руками:

— Да-да. Спим прямо под этим вязом. Ну, знаешь, романтика, страсть… Вампирская харизма, все дела — девочки в моём возрасте такое любят.

Рыжий вампир фыркнул, но его напарник лишь склонил голову, изучая лицо Лестрейндж. Бледные пальцы приподнялись, будто он собирался коснуться её подбородка, но остановились в паре дюймов от кожи.

— С Армандом? — Его голос звучал так, словно он обсуждал погоду. — Какие удивительные вкусы бывают у человеческих самочек.

— О, поверь, это ещё не самое странное в моей жизни, — парировала Зельда, чувствуя, как сарказм придаёт ей храбрости. — Хотя, конечно, не тебе с этим викторианским жабо судить о чьих-то вкусах. На дворе конец двадцатого века, а ты выглядишь так, будто только что посетил приём какого-нибудь графа Дракулы.

Брови вампира поползли вверх, а потом он осклабился и медленно выпустил клыки. Второй вампир тоже насторожился и вместе с тенями обступил Зельду с другой стороны.

Что ж… прав был профессор Снейп, молчание — золото.

Теперь эту мудрость выбьют на её надгробии… если, конечно, от её бренного тела останется хоть что-то, что можно будет похоронить.

— Я пришёл узнать, какой безумец осмелился вести дела с вампирами. Хотел посмотреть в его глаза, хотел наказать его за нарушение наших законов. — Голос вампира стал тише, но каждое слово било по нервам Лестрейндж. — Но теперь… Теперь я понимаю, что ситуация куда интереснее.

Он хищно улыбнулся, что вкупе с вампирскими клыками могло бы выглядеть даже забавно, если бы не висящая в воздухе атмосфера ужаса.

— Арманд не просто вёл с тобой дела — он осквернил себя связью с человеческой женщиной. Его голову мы вернём клану — пусть висит в зале собраний как предупреждение.

Холодные пальцы всё-таки впились в подбородок Зельды.

— А тебя… Тебя, ведьма, я просто уничтожу. Медленно и болезненно.

Когда его огромные безжизненные глаза встретились с её — не менее безжизненными, если бы кто-то спросил её мнения, — Лестрейндж поняла: сейчас или никогда.

Резко подавшись вперёд, она ударила лбом переносицу вампира — раздался глухой хруст, похожий на звук расколовшегося фарфора. Темноволосый мужчина отшатнулся, впервые за вечер утратив свою кошачью грацию. Его пальцы рефлекторно потянулись к лицу, где уже проступала чернильная тень крови.

— Веспертилио!

Из кончика волшебной палочки, будто шампанское из горлышка бутылки, вылетели несколько десятков небольших летучих мышей.

— Оппуньо! — Будтр дирижёр, Гризельда махнула палочкой, приказывая существам атаковать вампиров. Визжа и щёлкая крыльями, стая налетела на мужчин: впиваясь в лица и запутываясь в волосах, они закрывали им обзор и не давали возможности подобраться к Лестрейндж.

Последняя же не стала ждать мгновения, когда вампиры расправятся с волшебными существами. Она уже бежала прочь.

Больше всего Гризельда Лестрейндж жалела в жизни о двух вещах: о том, что когда-то решила учиться в Хогвартсе, а не в Ильверморни, и о том, что она ещё не сдала экзамен по трансгрессии. И если первое можно было при желании пережить, то отсутствие навыка перемещаться в пространстве за считанные секунды могло стоить ей сейчас нескольких десятков лет относительно счастливой жизни.

Дедуля Лестрейндж, конечно, втолковывал ей теорию, но она тогда так и не решилась на самостоятельный прыжок. «Представь себя в нужном месте, сожмись в точку, и — бац! — ты там!»

Легко сказать! Гораздо сложнее сделать, когда знаешь, что ошибка может оставить тебя без ноги. Или, что ещё хуже, размазать пол-Зельды по дубу, а другую половину — по сосне.

Перепрыгивая через толстые корни деревьев, Зельда бежала, куда глядят глаза, и молилась всем богам, чтобы вампиры предпочли её не догонять. Однако если судить по страшному рычанию где-то позади, вампиры уже преодолели преграду в виде летучих мышей и теперь были готовы лично предъявить волшебнице свои претензии.

С каждой секундой сил на бег оставалось всё меньше. В чаще леса было темно, и Зельда двигалась скорее наудачу, чем наверняка. Она намеренно петляла и меняла направление, чтобы сбить вампиров со следа, но в глубине души прекрасно понимала: именно они здесь охотники. Именно они позволяют ей уйти, дают ей призрачное преимущество, играются с ней, как с загнанной дичью. Возможно, думали они, страх и адреналин придадут её крови пьянящее послевкусие.

Несколько раз Зельда спотыкалась на ровном месте и со слезами на глазах чертыхалась, заставляя себя подниматься и продолжать бежать. Когда боль в боку стала невыносимой, а из-за одышки кружилась голова, Лестрейндж решила, что нужно срочно найти другое решение. Тогда-то она и заметила впереди поваленное дерево. Огромное, почти с человеческий рост, оно преграждало дорогу на добрых пятьдесят футов. Толстые корни, будто извивающиеся змеи, пронзали влажную землю.

Гризельда приблизилась к трухлявому сломанному стволу и заглянула внутрь: дерево было насквозь полым. Внутри ствол оказался просторнее, чем казалось снаружи, — достаточно, чтобы, сгорбившись, усесться на колени, но не выпрямиться во весь рост. Внутри полости росли пушистый мох и грибы, испускающие лучистое зеленоватое свечение.

Не особенно гостеприимно, но деваться было некуда.

Вздохнув, она нырнула внутрь.

Усевшись на колени, она прижала ладонь ко рту, стараясь заглушить предательски громкое дыхание. Вторая рука, вытянутая вперёд, держала палочку наготове.

Минуты тянулись, наполненные лишь глухим стуком её собственного сердца в ушах.

«Может, отстали? — Слабая надежда затеплилась в её сознании. — Решили, что одна глупая волшебница не стоит потраченного времени…»

Но удача никогда не была её союзницей.

Скрип.

Что-то царапнуло древесину прямо над её головой — медленно, намеренно смакуя каждый момент.

Хохоток.

Тихий, пробирающий, будто доносящийся из-под земли, — он пробежал ледяными мурашками по её спине, заставив желудок сжаться в комок.

— Мышка хорошо спряталась… — Игривый голос прозвучал прямо перед лицом, хотя в полуметре от неё виднелась лишь чернота дупла. Она узнала этот голос — это был коренастый вампир, но это осознание ни на секунду не подарило ей облегчения.

Тишина. Она замерла. Не смела даже моргнуть. Только пальцы сжимали палочку до хруста.

— …да только кошке всласть такие прятки, — лёгким шепотком послышалось возле уха.

Она рванулась в сторону, ударившись макушкой о неровный свод ствола. В глазах вспыхнули звёзды, и она непроизвольно ойкнула. Сквозь тупую боль она успела развернуться, а когда нацелила палочку на то место, где только что услышала звук…

Там никого не было.

Смешок.

Уже сзади.

Она сжала губы и, подняв палочку, чуть повернула голову, чтобы заглянуть через плечо. Краем затуманенного зрения она уловила движение в темноте — чёрная фигура, сливающаяся с тенями. Они обвивали его, как живые ленты, то расползаясь, то снова смыкаясь.

Ну конечно. Не мог просто вести себя, как нормальный вампир? Обязательно нужен этот дешёвый театральный эффект?

Фигура сделала шаг вперёд, и вдруг…

Гипнотический зов.

Он накатил волной — сладостный и устрашающий. Как рассказывал Арманд, могущественные вампиры-охотники умели не только подчинять себе ночные тени, но и гипнотизировать жертв силой своей природной магии. Даже опытные окклюменты не всегда могли сопротивляться железной воле такого вампира.

Рука Гризельды сама потянулась ко лбу, но движение было странно медленным, будто она делала это сквозь воду. В висках стучало, а в груди расплывались одновременно пустота и странный восторг.

Ей хотелось сбежать, ей хотелось остаться. Существовать и исчезнуть. Отдаться воле этих волшебных существ и вместе с тем уничтожить их. Зельду не оставляло ощущение нереальности происходящего.

Волшебная палочка в руке нагрелась, словно заставляла хозяйку проснуться и вырваться из забытья, в которое её погрузил вампирский зов.

А затем…

Прикосновение.

Гризельда почувствовала, как ей на бедро легла рука. Она медленно поднималась всё выше и выше, пока не дошла до талии и с силой не впилась пальцами в кожу. Ледяная, твёрдая, требовательная, — Зельда чувствовала её даже сквозь мантию и свитер.

Она закрыла глаза, сдерживая всхлип.

Лучше бы вампир просто вырвал ей сердце и выпил кровь. Это хотя бы не унизило её достоинство.

Волшебная палочка аж тряслась, требуя использовать её по назначению.

— Интересно, внутри ты такая же сладкая… — зашептал ей в волосы вампир, прижимаясь всем телом.

Лестрейндж почувствовала брезгливое отвращение, и эта сильная негативная эмоция на мгновение наполнила её способностью сопротивляться гипнозу.

А больше ей и не нужно было.

— ЭКСПУЛЬСО!

Резкий разворот, палочка ткнулась во тьму — прямо в то место, где должен был находиться этот грёбаный вампир.

Взрыв.

Синий луч вырвался с такой силой, что отбросил их обоих. Земля встретила Гризельду жестоким ударом — воздух вырвался из лёгких, в глазах помутнело. Она попыталась подняться, но рёбра ответили острой болью. В ушах звенело, будто в них вбили гвозди.

Когда зрение прояснилось, перед ней предстала картина разрушения.

Дерево — её недавнее убежище — теперь представляло собой лишь груду щепок. Светящиеся грибы, разорванные заклятием, испускали в воздух перламутрово-зелёные облачка газа. Зельда прикрыла нос мантией — не хватало только отравиться.

Краем глаза она заметила тёмную фигуру, лежащую неподвижно в десятке фунтов от места взрыва. Рыжий вампир. В темноте невозможно было разглядеть детали, но его тело не шевелилось, раскинувшись в неестественной позе.

Неужели получилось?..

Мысль пронеслась как мимолётная надежда, но времени на раздумья не было. Зельда стиснула зубы и попыталась подняться. Ребра горели огнём, но она заставила себя встать на колени, потом на одну ногу…

Чьи-то пальцы впились ей в волосы и рывком оторвали от земли. Боль пронзила кожу головы, вырвав из груди крик.

— А-а-аргх!

Её швырнули как тряпичную куклу. Десять футов полёта — и снова удар, теперь уже о камни, спрятанные под слоем мха. При падении Лестрейндж прокусила язык и теперь чувствовала во рту и на губах кровь.

Подняв голову, она увидела его.

Второй вампир. Темноволосый главарь. Его уродливый клыкастый оскал вновь сменился маской красивого аристократа — высокие скулы, благородный лоб, губы в лёгкой усмешке. Но глаза… В них не было ничего человеческого. В его глазах жила смерть.

Она вскинула трясущуюся палочку — скорее автоматически, чем намеренно.

— Ты хочешь сразиться, ведьма? — Голос вампира звучал почти ласково, будто он предлагал ей потанцевать, а не схлестнуться в смертельном поединке. — Таких упорных юных дамочек я ещё не убивал.

Вместо ответа она демонстративно выплюнула кровь. Алая капля брызнула на землю между ними. Вампир облизнул губы, следя за ней взглядом.

— Встань.

Приказ проник в сознание, и тело подчинилось само, разом забыв о боли в рёбрах и ногах. Вампир вытянул руку вперёд и поклонился — изящно, как рыцарь перед поединком. Но в этом жесте не было уважения. Только насмешка.

— Поклонись.

Гризельда почувствовала, как её рука сама подносит палочку ко лбу в ответном жесте. Чёртов вампирский зов! Если она выживет, то потратит все оставшиеся годы на совершенствование окклюменции.

Вампир сделал ещё один шаг. Тени вокруг него ожили, превратившись в когтистые лапы, — они цеплялись за полы его сюртука и кончики тёмных волос. Зельда никогда не видела подобной магии. В другое время она бы даже залюбовалась хищной грацией этого почти бессмертного существа.

Но сейчас… Сейчас она мечтала, чтобы сюда случайно забрёл какой-нибудь Ван Хельсинг с осиновым колом.

Вампир не спешил нападать. Он играл — наслаждался моментом, смаковал страх, струящийся от Лестрейндж волнами. Зельда тоже использовала эту передышку — она лихорадочно перебирала в голове все свои знания о нежити.

Огонь. Только огонь. «Инсендио» — слишком слабо, им только свечи и поджигать. «Конфринго» — требует точности, а её руки дрожали. «Огненный шторм» — она не помнила ни инкантации, ни движения палочкой. «Адское пламя»… Лестрейндж мысленно представила, как чёрные языки волшебного пламени начинают пожирать всё вокруг, включая её саму, и содрогнулась. Нет уж, медленная смерть в волшебном огне не входила даже в топ десять способов, которыми Зельда хотела бы окончить свою жизнь.

Её глаза непроизвольно скользнули к обездвиженному телу рыжего вампира. «Экспульсо» сработало… но хватит ли этого против главаря?

Эх, был бы здесь дедуля Лисандр…

Он бы не стал церемониться. Один взмах — и от вампира осталась бы лишь горстка пепла да неприятные воспоминания. Но дедушки с ней не было. И если она сейчас сглупит, он, возможно, так и не узнает, куда подевалась его дорогая единственная наследница.

От этой мысли в горле встал ком.

«Не стоит лезть на рожон, Гризельда, — раздался у неё в голове голос дедушки. — «Если можешь избежать боя, избегай его».

Она резко выдохнула.

А ведь и правда!

Какого чёрта она вообще пытается геройствовать? Сразиться с вампиром в дуэли? Пф-ф, с каких это пор её фамилия Поттер, а имя — совершенно дурацкое, между прочим, имя — Гарри?

Нет, Зельда должна сбежать. Отступить. Оставить глупого кровососа с носом.

В конце концов, в темномагической изнанке Великобритании у неё была репутация, которую ей нужно было поддерживать.

Она сделала осторожный шаг назад. Вампир принял её реакцию за сигнал к началу заключительного акта и осклабился, выпуская клыки. Тени над его головой предостерегающе зашелестели.

Да, неудачная трансгрессия грозит расщеплением. Но вряд ли даже самая неудачная трансгрессия сравнится с тем, какой «расщеп» ей устроит этот вампир, когда наконец наиграется в кошки-мышки.

…Да к Мордреду всё!

В тот миг, когда его контроль над её волей ослаб — слишком он начал красоваться, театрально заигрывая со своими волшебными тенями, — Гризельда тут же воспользовалась ситуацией.

Она растянула губы в самую паскудную из своих улыбочек и, послав вампиру кокетливый воздушный поцелуй, крутанулась на месте.

Последнее, что она увидела, — его глаза, расширившиеся от ярости, и тени, бросающиеся вперёд…

Темнота. Давление. Ощущение, будто её протискивают сквозь игольное ушко…

«Дедуля, если я сейчас окажусь наполовину в дубе…»

* * *

Гризельду Лестрейндж разбудил рык. Звук сотрясал воздух, вибрировал в костях, наполнял череп до самых краёв — будто сама смерть трубила в охотничий рог, объявляя о её прибытии.

Она открыла глаза.

Небо — глубокое, бархатисто-синее, усыпанное звёздами, точь-в-точь как атласные погребальные мантии её родителей. По щеке скатилась слеза, тёплая и солёная.

В загробном мире можно плакать?

Звёзды мерцали, складываясь в знакомые узоры. Вот изгиб Дракона — треугольник из Этамина, Растабана и Грумиума.

Боль — она накрыла волной, запоздалой и безжалостной. Каждый нерв будто прожгли раскалённой иглой.

Зельда с трудом приподнялась на локтях. Земля под ней была тёплой и влажной, будто после летнего ливня. Глаза слезились от яркого света — она лежала на опушке, окружённой высокими соснами.

Кажется, всё-таки не умерла.

Пальцы проверили тело на предмет «расщепа» — руки и ноги на месте, голова вроде бы тоже. Повезло.

Она встала, пошатываясь, как новорождённый жеребёнок. Во рту стоял вкус крови, рёбра ныли при каждом вдохе.

— Куда меня занесло? — Каждое слово болью отражалось в сухом горле, и она закашлялась.

Мысль перед трансгрессией была довольно сумбурной — «место, где помощь». Увы, Зельде было не до точных определений и формулировок.

Вот будет смешно, если она окажется в какой-нибудь заднице мира, без возможности вернуться в Великобританию. По крайней мере, тогда ей не придётся думать, как продолжить род Лестрейнджей.

Второй рык явился ответом на все её вопросы. В этот раз ей точно не показалось.

Лестрейндж невероятно медленно повернула голову на звук, и взгляду её бесцветных глаз предстала самая прекрасная картина в её ничтожной жизни.

Четыре дракона.

Смертельно опасных, но восхитительно прекрасных. У Зельды перехватило дыхание, и совсем не потому, что её ребра были сломаны.

— Твою мать, — проговорила она с чувством, когда в её голове возник голос — низкий, многогранный, будто сотни раскатов грома, сплетённых воедино, — и произнёс четыре слова:

«Мы ждали тебя, волшебница».