Monster (гет)

Ноябрьский вечер окутал город промозглым туманом. Отвратительное время года, ненавижу его. Кажется, что солнца вообще не существует, короткие дни давят своей серостью, сменяясь тоскливыми вечерами. Холодный ветер вымораживает душу до самых глубин, унося остатки слабой надежды на улучшение. Что вообще можно улучшить в моей ситуации? Разве что сдохнуть, пожалуй, это будет самым верным решением. Да и погода сегодня подходящая, и антураж. Фонари на мосту давно перегорели, тут даже нет слабых проблесков света от домов.

Потому что здесь нет домов, старая, заброшенная промзона у реки

Глухое, неуютное место, в которое никто не сунется в здравом уме, но именно это и привлекло меня. Если я сделаю это здесь, никто не заметит, не станет задавать лишних вопросов, не будет пытаться остановить. Тихо и спокойно. И быстро. Надеюсь, я не буду бороться за жизнь и всё это закончится как можно скорее.

Я подошел к перилам, обхватил холодный металл руками. Внизу, в черноте, плескалась река, манящая и пугающая одновременно. И все же как много во мне ещё человеческого, я так хочу жить. Стоило мне только посмотреть на темную гладь реки, как страх поднялся изнутри, сжимая сердце. Неужели это действительно все и через пару меня не станет? Чёрт, неужели мне не хватит смелости? Но я должен оостановить того, кто живёт во мне пока не стало слишком поздно. Я не могу больше так жить. Этот монстр внутри меня пожирает меня изнутри, превращая в чудовище, опасное для всех вокруг.

И без того резкий ветер еще более усилился, он дул мне в лицо, словно пытаясь остановить.

"Ну же, Митч, всего пару движений. Выбирай — свесится через перила или залезть на них и прыгнуть. Это же легко" — твердил я себе, не в силах ни двинуться, ни отступить. Я застрял между жизнью и смертью и ненавидел себя за свою слабость.

Там внизу — черная бездна, обещающая покой и освобождение . Но внутри поднимается волна ужаса, первобытного, животного страха. Дурацкий инстинкт самосохранения кричит во мне, требуя жить, цепляться за этот мир.Я не думал, что это будет так сложно, эта борьба разрывает меня на части. И жизнь и смерть кажутся мне сейчас одинаково пугающими в своей неотвратимости...

"Подумай про Эрин, идиот" — говорю я сам себе. "Сделай это ради неё". Да, все верно. Я должен, я смогу преодолеть страх смерти ради Эрин. Иначе тьма, которая сгущается во мне все больше, однажды убьёт её. Этот монстр, что живёт глубоко внутри, он уже не просто отдаленный шепот на грани сознания — он растёт, требуя все больше пространства, все больше власти. Я чувствую, как он меняется, становится сильнее. Если раньше это были лишь мимолетные вспышки ярости, то теперь это целые волны, желание рвать на части и убивать, захлестывающие меня с головой, грозящие утопить мою собственную сущность. Теперь, когда я смотрю в зеркало, я часто не узнаю своё отражение. В моих глазах мелькает что-то чужое, безжалостное, жестокое. Это он, тот, кто живёт во мне, примеряет мою личность, словно маску.

И куда мне идти с этим? К врачу? Пробую представить себе этот разговор: "Док, мне кажется, нет, я уверен, чтотво мне живет монстр, он растет с каждым днем и скоро меня поглотит. Может, у вас есть лекарства на такой случай?". И что дальше? Меня конечно могут начать лечить, но что-то мне подсказывает, что это не сработает. Пока я в сознании, я могу хоть как-то сдерживать его. А вот кто знает, что вырвется наружу, когда мой контроль окончательно ослабнет. И тогда этот зверь внутри меня получит полную свободу действий, и тогда уже не будет пути назад.

Я так надеялся, что смогу справляться с этим, лет до шестнадцати лет это получалось.Он всегда был там, с самого моего детства; я чувствовал его присутствие, как тень на краю сознания, но не более. Иногда во мне вспыхивала мимолетная злость, но я всегда мог это объяснить плохим настроением, неудачным днём, я мог справляться с этим. Но в шестнадцать все изменилось. Это случилось внезапно, будто кто-то резко повернул выключатель. Я помню тот вечер смутно. Мы с друзьями были на какой-то вечеринке. И я по глупости решил попробовать что-то из запрещённых веществ. За компанию, ради интереса. На какое-то время моё сознание отключилось, а когда я пришёл в себя, то осознал, нечто темное, холодное, захлестывает меня изнутри. Мир вокруг померк, звуки стали резкими и раздражающими, внутри поднялась такая ненависть, что мне захотелось крушить все вокруг, причинять боль, убивать, да, именно это. Лишить кого-то жизни, испытать эту жажду крови. Помню, что из меня рвался какой-то совершенно дикий, звериный рык. Каким-то чудом мне удалось тогда выскочить на улицу, найти какойто темный переулок и забиться там в самый дальний угол, переждать, пока этот всплеск ярости во мне не утихнет. Тогда я впервые по-настоящему испугался. Я понял, что это не просто мои мысли; кто-то посторонний живёт во мне и набирает силу.

С тех пор становилось только хуже. Эти… превращения… случались все чаще, становились все сильнее. Теперь это не просто мимолетные вспышки, а целые периоды, когда я чувствую, как он берет надо мной верх. Мои мысли становятся чужими, мои желания — опасными. Я ловлю себя на том, что разглядываю острые предметы, подбираю инструменты для убийства, представляю, как могу причинить кому-то боль. В такие минуты тело наполняется нечеловеческой силой, а разум затягивает пеленой ярости. Потом отпускает, оставляя лишь осколки воспоминаний и стыд. Но я чувствую, как в промежутках эта сила копится, ждет своего часа.

Этот ужас сковывает меня, потому что я знаю, что однажды могу не справиться. Однажды он победит, и тогда я стану тем самым монстром, которого так боюсь. Я боюсь причинить вред. Боюсь, что не смогу себя контролировать, что этот зверь внутри вырвется наружу и разрушит чью-то жизнь… или мою собственную.

А с появлением Эрин я стал бояться этих проявлений еще больше. И одновременно тянусь к ней. Эрин удивительная, ее голос, улыбка, ее присутствие... Рядом с ней я чувствую себя почти нормальным. Почти. Но стоит мне поймать ее взгляд, полный тепла и… кажется, ответной симпатии, как внутри все сжимается от ужаса.Что, если он только и ждёт удобного момента? Если этот монстр, что живет во мне, вдруг почувствует ее близость, ее свет, и захочет разорвать, уничтожить? Эта мысль как ледяная игла пронзает мое сердце. Я хочу сказать ей… рассказать обо всем этом кошмаре, что я ношу в себе. Может быть, она поймет? Может быть, поверит? Но тут же в голове вспыхивает холодный, рациональный голос: да какой человек поверит в такое? Она испугается. Любой бы испугался. И я не смогу ее винить.

Тогда она отшатнется, и в ее глазах я увижу не симпатию, а в лучшем случае жалость, состраданиеко мне, как к душевнобольному. А может быть и ужас перед тем, кто я есть на самом деле. И тогда я потеряю даже эту хрупкую иллюзию нормальности, эту возможность хоть на миг почувствовать себя человеком рядом с ней. Поэтому я молчу, улыбаюсь ей в ответ, стараясь, чтобы эта улыбка была человеческой, искренней Я держу дистанцию, боясь подойти слишком близко, боясь, что моя тьма навредит ей. Лучше пусть Эрин думает, что я просто странный, застенчивый, чем узнает правду и будет бояться меня. Лучше мой... уход, чем ее боль...

Все верно — необходимо остановить этот ужас, пока он окончательно не завладел мной. Если я исчезну, исчезнет и он. Не будет больше тела, через которое он сможет действовать, не будет сознания, которое он сможет терзать. Это крайняя мера, отчаянный шаг, но в моем положении, кажется, единственно верный. Это не бегство от жизни, а попытка защитить других от того, во что я неминуемо превращаюсь.

???? ?????? ???? ?? ??,

??? ??'? ???? ??? ???? ??????

Это как будто кто-то другой берет надо мной контроль. Сила, что живет внутри, имеет свою волю, свои инстинкты. И чем дольше она дремлет, тем яростнее просыпается. Моё сознание тускнеет, мои чувства приглушаются, остается лишь слепая ярость и желание разрушать. И самое ужасное — это беспомощность. Я чувствую, как он становится сильнее, его хватка крепчает, и я уже не уверен, смогу ли когда-нибудь вернуть себе полный контроль.

"Пора, Митч. Ты сможешь" — опять говорю я себе. Ни души вокруг, лишь тьма и холодный ветер. Пора положить этому конец. Освободить мир от моего присутствия, от той тьмы, что я несу в себе. Освободить Эрин… да, прежде всего ее. Этот монстр внутри однажды причинит ей боль, я чувствую это, и лучше сейчас, чем потом.

Я легко взобрался на парапет. Ноги дрожали, но я старался не обращать на это внимания. Холодный металл под пальцами казался последней связью с этим миром. Внизу чернела река, ее неспокойное течение манило, обещало забвение. Еще один шаг. Буквально одно движение, и все мучения закончатся. Боль, страх, эта постоянная борьба с самим собой — все исчезнет. Мне нужно сделать всего лишь этот шаг в пустоту. Один короткий миг, и я перестану быть угрозой. Перестану бояться самого себя...

Я замер, всматриваясь в тёмные, влекущие воды реки.

Сейчас или никогда. Еще одно мгновение, и эта выматывающая, ежедневная битва с темной сущностью внутри меня наконец-то завершится. Я умру, но вместе со мной умрёт и монстр, лишенный моего тела. Это же хорошо, правда? Так и должно быть. Такие, как я, не должны жить. И все таки находясь на краю, на грани между мирами я не переставал чувствовать физические проявления реальности: мои пересохшие от волнения губы, холодное прикосновение металла опоры моста, которое доставляло дискомфорт, хотя это не должно было меня беспокоить в такой ситуации. Один короткий шаг в пустоту — и все мучения прекратятся, растворятся в мрачной тишине.

И вдруг… сквозь всхлипы рваных порывов ветра, свистящего между конструкциями моста мне послышался звук моего имени. Кто-то звал меня, ветер отбрасывал голос в сторону, но я сразу узнал такие знакомые интонации... Эрин? Нелепая, абсурдная мысль. Мои губы скривились в нервной ухмылке: иллюзия, фантом. Мой измученный разум должно быть, играет со мной последнюю, особенно жестокую шутку. Эрин? Здесь? В этой Богом забытой промзоне, в этом мраке, который от тусклого света редких фонарей кажется еще более тяжёлым? Это невозможно.

Но ее голос… такой живой, до боли реальный… Наверное, я схожу с ума от огромного внутреннего напряжения, это всего лишь эхо моих самых сокровенных желаний, обман порожденный моим собственным отчаянием.

— Митч, стой!

Ее голос снова, теперь уже более отчетливо, прорезал пространство, приближаясь .

— Митч! — Вот совсем близко! Это не было призрачным отголоском моих фантазий, это было вполне реально, осязаемо.

Все еще не веря в происходящее, я повернулся на звук ее голоса, такого родного и тёплого, звучащего так призрачно в этом безжизненном месте.

Из-под мрачных, нависших сводов моста, где тени казались плотными и осязаемыми, раздались легкие, торопливые шаги. Из полумрака, рассеиваемого тусклым светом дрожащих фонарей появилась Эрин. Ошибки быть не могло. Это была она и она спешила ко мне. Пронизывающий ветер трепал концы ее нежно-голубого шарфа, и Эрин приходилось одной рукой поддерживать его, чтобы он не упал с головы.

— Митч, о Господи, я успела...- она почти подбежала к той опоре за которую я все еще держался, и остановилась прямо передо мной, пытаясь отдышаться.

Я молча смотрел на неё. Как? Откуда? Почему она здесь? Только что я стоял на пороге небытия, готовый оборвать это бесполезное сражение, И вот… она. Моя Эрин, как я называл ее в самых потаенных, самых смелых мечтах, возникла передо мной, будто сотканная из вечернего тумана. Как она узнала? Что привело ее сюда, на этот мост, который должен был стать моим последним рубежом?

Казалось, что и монстр внутри затаился, пораженный не меньше меня. Сначала я даже не осознал этого. А потом понял, что чувствую какую-то странную тишину внутри. Будто кто-то резко выключил звук. Я все еще видел реку внизу, все еще ощущал холодный ветер, но его присутствие исчезло. Осталась только Эрин, ее прерывистое дыхание, ее встревоженные глаза, устремленные на меня. Она стояла совсем близко, а затем сделала ещё несколько шагов, полностью сокращая расстояние между нами. Она ступала плавно, осторожно, будто по тонкому льду, не отводя взгляд, ее руки протянулись ко мне, будто пытаясь удержать от этого решения.

— Митч… прошу тебя, пожалуйста… спустись ко мне. Давай поговорим, хорошо?

Это "хорошо" прозвучало как

обещание, как надежда на то, что еще не все потеряно, что за гранью этой ночи отчаяния может существовать что-то еще. И я видел, как в ее глазах плескалась глубокая, пронзительная тревога за меня.

Я должен был прыгнуть. Это было единственный возможный выход. Прекратить эту изматывающую войну с собственным нутром, с той темной сущностью, что с каждым днем все сильнее оплетала мое сознание, угрожая вырваться наружу. Но внезапное появление Эрин здесь, на этом заброшенном мосту, в пронизывающей ноябрьской сырости казалось настолько сюрреалистичным, что мой разум замер в оцепенении. Не мог же я сделать этот страшный шаг у неё на глазах...

— Митч, спустись, пожалуйста, хорошо? — ее мягкий, успокаивающий голос проникал сквозь тьму моего отчаяния, подобно нежному лучу света, рассеивающему густой туман. И в этой мягкости была такая уверенность, такая сила что я не мог сопротивляться. Словно зачарованный, я подчинился этому нежному зову. Мои сведенные судорогой пальцы медленно разжались, отпуская холодный, ржавый металл перил, я соскользнул вниз, к ней. Я видел, как Эрин замерла, в ее взгляде по-прежнему была тревога, но теперь в нем появилась и хрупкая надежда. Эрин стояла совсем рядом, протягивая руки, готовая поддержать, если я оступлюсь.

Когда мои ноги коснулись твердой, холодной поверхности моста, я обесиленно опустился на нее, чувствуя холод, исходящий от камней, но это ощущение было ничем по сравнению с той ледяной пустотой, что еще недавно зияла внутри меня. И в этот момент я почувствовал ее прикосновение. Нежные, теплые пальцы Эрин осторожно коснулись моего плеча:

— Вот молодец, Митч… Ты смог... — эти слова отозвались во мне неожиданной волной тепла. Эрин без малейшего колебания опустилась рядом со мной, присев на колени, не переживая о том, что ее пальто может испачкаться. Она просто была рядом, на одном уровне со мной, и это было лучшее, что я переживал за последние месяцы. Эрин Фолкнер, моя фея, моя тайная любовь, была сейчас здесь, рядом, и монстр в моей голове молчал впервые за столько времени. Ее рука нежно касалась моего плеча, это прикосновение было таким теплым и реальным, контрастируя с мертвенной пустотой, которую я ощущал еще минуту назад.

— Митч … что произошло? Расскажи, пожалуйста...

Я медленно поднял голову и увидел её зелёные глаза, наполненные состраданием и участием, совсем рядом.

— Как… как ты узнала, что я здесь? — прошептал я, мой голос звучал хрипло и неуверенно, словно я разучился говорить. Это было первое, что вырвалось у меня, этот простой, мучительный вопрос. Как она, такая светлая и живая, оказалась здесь, за несколько секунд до?

Эрин прерывисто вздохнула, и в этом вздохе было облегчение, смешанное с остаточным страхом, напряжением и физической усталостью от спешки.

— Ты не отвечал, сначала на сообщения, потом на звонки. Со вчерашнего дня. А я знаю... — тут она немного запнулась, смутившись, и это было так мило, так естественно

— Я знаю, что ты всегда пишешь мне. Ты не предупредил, что будешь занят, значит, что-то произошло. Я спросила ребят о тебе, никто ничего не знал, ты не выходил на связь. Ну они сказали, что такое бывает. Но мне было так неспокойно на душе...Я стала думать, куда ты мог пойти, ну вдруг, каким-то чудом у меня получится найти тебя. И я вспомнила, как ты упоминал, что тебя привлекают заброшенные, индустриальные пейзажи. Ты ещё говорил, что они обладают особым, мрачным очарованием. И про этот мост ты тоже говорил, и его фото есть у тебя на странице в сети, среди фотографий города. И вчера я заметила надпись, ты оставил возле этого фото... Что-то такое, мрачное, мне это не понравилось... подумала, что ты хочешь уйти... и что можешь быть здесь... И я рада, что не ошиблась...

Я смотрел на Эрин, и во мне росло изумление. Как? Как она смогла... понять? Почувствовать, куда меня потянуло? Ведь мы никогда не обсуждали это место напрямую, я лишь однажды, мимоходом, упомянул о старом мосте возле промзоны, о той странной притягательности бездны, которую вызывала река. Это было мимолетное признание, брошенное вскользь, в одной из наших переписок. И вот Эрин здесь. Она проделала какой-то невероятный путь, полагаясь лишь на обрывки моих слов, на какую-то непостижимую связь между нами. Это было непостижимо. Словно она заглянула мне в душу, прочитала самые темные мои мысли.

Наши с Эрин отношения сложно было назвать романтическими, хотя, признаюсь, я очень этого хотел. Но я боялся... боялся потерять контроль над своим монстром, боялся оставаться с ней один на один.Поэтому мы часто виделись именно в компании общих знакомых, и, что еще важнее, мы постоянно общались в сети. Это стало для меня настоящим спасением. Мы переписывались практически каждый день, и в этом я находил выход. Таким образом монстр не мог причинить вреда Эрин, и он даже затихал на время. А я мог говорить с ней в виртуальной реальности. Эрин умела слушать, понимать, поддерживать, и это было для меня бесценно.

— Я должен был… я хотел…, — мое признание оборвалось на полуслове. Я замолчал, не зная, какие слова подобрать, чтобы объяснить ей всё происходящее.

-Прыгнуть, — эхом отозвалась Эрин, ее голос оставался ровным и спокойным, словно она говорила о чем-то совершенно обыденном, хотя в глубине ее глаз я видел отражение собственного отчаяния и понимание.

— Почему, Митч? Что тебя толкнуло на это?

Я не представлял, как объяснить ей эту тьму, что жила внутри меня, эту постоянную, изматывающую борьбу, которая день за днем точила мою душу?

𝙄'𝙫𝙚 𝙩𝙪𝙧𝙣𝙚𝙙 𝙞𝙣𝙩𝙤 𝙖 𝙢𝙤𝙣𝙨𝙩𝙚𝙧,

𝘼 𝙢𝙤𝙣𝙨𝙩𝙚𝙧, 𝙖 𝙢𝙤𝙣𝙨𝙩𝙚𝙧,

𝘼𝙣𝙙 𝙞𝙩 𝙠𝙚𝙚𝙥𝙨 𝙜𝙚𝙩𝙩𝙞𝙣𝙜 𝙨𝙩𝙧𝙤𝙣𝙜𝙚𝙧.

— Я... я ненормальный, Эрин, — прошептал я, и каждое слово давалось мне с огромным трудом.

— Не такой, как все. Во мне… живет что-то другое. Что-то темное, чужое. Монстр. Он… он словно голоден. Он требует… моего сознания, моей воли. Чтобы… чтобы делать ужасные вещи. Убивать. Я чувствую, как он растет, как крепнет с каждым днем. Я боюсь… до ужаса боюсь, что однажды он возьмет надо мной верх окончательно. Что я перестану быть собой и превращусь в это чудовище, причиню кому-нибудь непоправимый вред… тебе, Эрин…

Признания вырывались из меня обрывками, словно болезненные судороги. Я ждал ее реакции — испуга, отвращения, инстинктивного желания отстраниться. Это было бы логично, это было бы справедливо. Но Эрин молчала, ее взгляд оставался таким же мягким и сочувствующим, словно она слушала не исповедь потенциального убийцы, психопата, а признание потерянного ребенка.

𝙄𝙛 𝙄 𝙩𝙤𝙡𝙙 𝙮𝙤𝙪 𝙬𝙝𝙖𝙩 𝙄 𝙬𝙖𝙨,

𝙒𝙤𝙪𝙡𝙙 𝙮𝙤𝙪 𝙩𝙪𝙧𝙣 𝙮𝙤𝙪𝙧 𝙗𝙖𝙘𝙠 𝙤𝙣 𝙢𝙚?

𝘼𝙣𝙙 𝙞𝙛 𝙄 𝙨𝙚𝙚𝙢 𝙙𝙖𝙣𝙜𝙚𝙧𝙤𝙪𝙨,

𝙒𝙤𝙪𝙡𝙙 𝙮𝙤𝙪 𝙗𝙚 𝙨𝙘𝙖𝙧𝙚𝙙?

-Я, наверное, схожу с ума, Эрин — я продолжил говорить, мне необходимо было довериться ей, все объяснить.

— Другого объяснения этому кошмару я найти не могу. Может быть, все эти видения, эти жуткие ощущения — лишь плод моего больного воображения? Но он… он так реален. Я чувствую его присутствие постоянно. Иногда, когда я смотрю в зеркало, то вижу не свое лицо, а звериные черты, оскал. Это он, я знаю. Он прорывается, Эрин, я ощущаю, как его воля затмевает мою собственную. Я пытаюсь контролировать это, Эрин. Я борюсь каждый день, каждую минуту, чтобы он не взял надо мной верх. Но это изматывает. Это как постоянно держать под водой что-то, что отчаянно рвется на поверхность. И я боюсь, что однажды мои силы иссякнут. Я боюсь, что причиню тебе боль... Не подумай, я не употребляю ничего. Эта однажды… это была глупость, минутная слабость, желание попробовать за компанию... Именно тогда я его и почувствовал по-настоящему. Будто эта потеря контроля стала для него приглашением. Он пока не смог завладеть мной полностью, нет, но он живёт во мне и постоянно пытается забрать больше места, сломать мою волю...

Я вновь замолчал, ожидая ее реакции, внутренне замирая от ожидания того, что она отшатнется, испугается назовет мои признания бредом сумасшедшего. Но вместо всего этого я видел в её глазах сострадание и глубокую сосредоточенность, словно она внимательно изучала сложную головоломку, пытаясь найти недостающие элементы.

— Я болен, Эрин, — повторил я хриплым шепотом.

— Я не в порядке. Ты... боишься меня?

— Нет, Митч, — просто ответила она. И это было невозможно, это противоречило всему, чего я ожидал. Услышав о чудовище, живущем внутри меня, о тьме, которая пытается поглотить мое сознание, она не отшатнулась, не проявила ни малейшего признака страха.

— Я верю тебе. Я верю, что ты борешься с чем-то очень тяжелым, с чем-то, что пугает тебя до глубины души. Но это не делает тебя чудовищем. Твоя борьба, твое осознание этого… это говорит о том, что ты сильный человек. Ты даже сам не понимаешь, насколько ты силен.

Эрин замолчала на пару секунд, а затем продолжила, ее взгляд оставался мягким, но в нем появилась какая-то внутренняя сила, решимость.

— Я знаю, что не ты этот монстр, Митч. Может быть, что-то поселилось внутри тебя, что-то темное и опасное. Но ты — не оно.

Она опять остановилась на мгновение, словно собираясь с мыслями, подбирая нужные слова. В воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь далеким шумом ночного города. Затем она снова заговорила, и в ее голосе появилась какая-то новая, странная твердость, отголосок пережитого ею самой.

— Я ... понимаю тебя. Мне тоже пришлось столкнуться с монстром, который хотел убить меня... Он не жил во мне, он пришел извне. Но его намерения были такими же — отнять, разрушить, убить. Мне пришлось бороться с ним, и я... я победила. Но это осталось со мной, навсегда...

Её слова звучали тихо, но их тяжесть ощущалась в самом воздухе. Они были наполнены болью, воспоминаниями о чем-то ужасном. Я напряжённо слушал, стараясь понять, о чём говорит Эрин. Что-то такое страшное сейчас отражалось в ее глазах, что мне стало не по себе; Эрин смотрела сейчас в бездну.

— Я видела тьму, Митч. Я смотрела ей в глаза. И я знаю, что ты — не эта тьма. Ты борешься, а это значит, что в тебе есть свет, который сильнее любого чудовища. И мне тоже пришлось бороться. Мне пришлось защищаться… И я… убила монстра...

Тепло и рассеянный, мягкий свет маленького кафе казались чем-то сказочно-нереальным после всепроникающей сырости и полумрака промзоны, наполненной зыбким, потусторонним туманом.

Напряжение, в котором я находился столько времени, постепенно ослабевало, и я понимал, что ко мне возвращается способность чувствовать этот мир — расслабляющий уют помещения, приятный запах выпечки, аромат кофе, приглушенный гомон голосов. Это было похоже на пробуждение после кошмарного сна, на возвращение из мрачной бездны, в которую я едва не сорвался. Все мое внимание сейчас было сосредоточено на Эрин. Она сидела напротив, ее пальто висело на вешалке рядом с моим, а вот шарф она так и не сняла, и он мягко укутывал ее шею и плечи, будто пряча Эрин от болезненных воспоминаний. Нервные движения ее пальцев, то и дело скользивших по теплой керамике чашки, выдавали внутреннее напряжение, ведь она собиралась открыть мне травмирующие страницы своего прошлого, поделиться чем-то мучительным, глубоко спрятанным в лабиринтах ее памяти. Она выглядела такой хрупкой, такой уязвимой, что мои собственные недавние терзания отсупили на задний план. Впервые за столько времени я не думал об этом, не чувсвовал чужеродного, выматывающего присутствия монстра в моём сознании.

Я был готов услышать и принять любую правду, только бы Эрин стало легче. Не было ничего, что могло бы изменить моё мнение о ней. Разве мог я мечтать, что смогу вот так сидеть рядом с ней, в этом уютном кафе, как обычный, нормальный человек. Она была рядом и только это имело значение.

Долгое время мир вокруг был для меня серым, наполненным тенями моего внутреннего кошмара. Радость других людей казалась чем-то недостижимым, чуждым. Ведь я чувствовал себя или призраком, обреченным на вечное одиночество в клетке собственного разума, или будушим убийцей, которым полностью завладело чудовище. И мысль о том, что кто-то сможет увидеть мою личность сквозь эту броню отчаяния, принять меня таким, какой я есть, казалась абсурдной, невозможной.

Но Эрин... Ее присутствие рядом — это не просто физическое ощущение тепла и близости. Это что-то большее, глубинное. Она смотрит на меня без страха, без тревоги, после всего, что я ей рассказал, она осталась рядом. Она приняла меня целиком, со всей моей тьмой и моими хрупкими попытками выбраться на свет. И сейчас, чувствуя ее тепло рядом, улавливая тонкий аромат ее духов, я испытываю такое счастье, которое прежде казалось мне чем-то абсолютно недоступным.

— Эрин, скажи… почему ты… искала меня? Почему беспокоилась? — я решился задать вопрос, не дававший мне покоя. Она была единственным человеком из нашей компании, кто понял, что со мной что-то не так, кто стал меня искать. Неужели это что-то значило? Голос мой звучал чуть хрипло от волнения и я старался понять выражение её лица, увидеть подтверждение моим робким догадкам.

Эрин опустила взгляд на свою чашку,на мгновение замешкавшись. На ее губах появилась легкая, смущенная улыбка, тронувшая и уголки ее зеленых глаз. Затем она подняла голову и посмотрела на меня:

— Ты ведь поступил бы так же, правда, Митч? Искал бы меня?

Я кивнул, не отводя от нее взгляда. Значит, я не ошибся, мне не показалось, между нами правда возникло что-то робкое, хрупкое, только зарождающееся, но взаимное. Ее смущение, когда она ответила, было таким искренним, никакой наигранности или жеманства. И в этом была какая-то особая, редкая красота. Именно это привлекло меня в Эрин в самую первую нашу встречу, в компании общих знакомых. Она выделялась среди остальных. Тогда я подумал, что в ней есть что-то настоящее, её способность быть собой. И я не ошибся.

Эрин обвела взглядом кафе, будто ища что-то. Казалось, ей нужно было усилие, чтобы собраться внутренне, затем она несколько раз глубоко вздохнула и начала говорить.

— Это произошло три года назад, летом, в конце августа. Я жила тогда в другом городе. Вечером я возвращалась домой после работы, привычным маршрутом. Я всегда чувствовала себя в безопасности в своём районе. Ещё не было темно, сумерки только начали сгущаться,

и я решила срезать путь через арку узкий проход между двумя многоэтажками, которым я иногда пользовалась, чтобы быстрее добраться до своей улицы. Я не почувствовала никакого беспокойства, никакого предчувствия опасности... Эта арка, я не раз там ходила, и ничего странного никогда не случалось...

Она замолчала, переводя дыхание, её взгляд блуждал по стенам кафе, Эрин выглядела отстраненно, но это была не задумчивость, а какая-то внутренняя борьба, словно она пыталась удержать рвущиеся наружу болезненные воспоминания.Я видел, как она машинально поправляет колечко на пальце, и это непроизвольное действие говорило громче любых слов.

Я осторожно протянул руку и легонько коснулся тыльной стороны ее ладони.

— Если ты не хочешь… если тебе тяжело сейчас говорить об этом, пожалуйста, не заставляй себя. Расскажи, когда будешь готова, когда почувствуешь, что сможешь.

Мне показалось, что в ее глазах мелькнула благодарность, когда я произнес эти слова. Словно она почувствовала, что я действительно понимаю ее, понимаю, как тяжело бывает вытаскивать на свет то, что скрывается на самой глубине. Я ведь сам знал, каково это — носить в себе тайну, отравляющую каждый миг, и при этом чувствовать себя совершенно одиноким в своем переживании.Я понимал Эрин, как никто другой, понимал ее молчание, ее страх вновь пережить тот ужас, который, судя по всему, она так долго держала в себе.

— Нет, всё хорошо, спасибо, Митч. Просто я никому этого не рассказывала, ну то есть полиция знает, но только часть ...- Она не отдернула ладонь, когда я коснулся ее руки. Наоборот, она словно немного расслабилась, и это меня порадовало. Казалось, мое прикосновение придавало ей сил, помогало справиться с волнением, словно это простое, физическое касание стало для нее опорой, позволяющей говорить о том, что причиняло ей такую боль.

— Этот район, он был достаточно новый, некоторые дома уже заселились, а другие ещё строились. И вот слева от арки как раз находилась огороженная территория такого новостроя, достаточно большая. Днем там обычно шла работа, а вечером стройка погружалась в тишину. Я знала об этом месте, но никогда не придавала ему особого значения. И в тот вечер я снова решила пройти там, ведь было еще не поздно. И до оживленной части улицы оставалось совсем немного...Нужно только было пройти эту арку, а потом преодолеть расстояние между забором стройки и стеной дома. Я не думала, что так произойдёт...

Он возник из сумрака так внезапно, словно сам был порождением чего-то потустороннего. Понимаешь, Митч, он не шел за мной сзади, не преследовал, и он не двигался навстречу, я бы увидела и повернула обратно — он просто появился на моем пути, из ниоткуда. Я хорошо помню, что не было ни малейшего звука, никакого силуэта вдали, и вдруг этот человек...

Его глаза... в них была такая пугающая пустота, нечеловеческая тьма. В них не отражалось ничего — лишь холодное желание мучить, убивать, я поняла это в доли секунды. Это был взгляд хищника, выслеживающего добычу, взгляд, лишенный всякой человечности, парализующий волю. Но страх, каким бы сильным он ни был, наоборот заставил меня действовать, я резко развернулась и бросилась бежать назад, в сторону той арки, через которую только что прошла. Ведь улица была совсем близко, это придавало мне силы. Но этот … преследователь… он двигался с какой-то нечеловеческой скоростью. Буквально пара каких-то странных, пружинистых прыжков — и он настиг меня, схватил за плечо, швырнул спиной к стене дома, развернув к себе. Я попыталась закричать, позвать на помощь, вырваться из его хватки. В ответ последовал оглушительный удар по лицу, от которого в глазах потемнело, а во рту появился привкус крови. И потом я услышала низкий, утробный рык, который, казалось, исходил не из человеческого горла. Его тело начало меняться, кости хрустели, мышцы вздувались под одеждой, и передо мной уже стояло нечто… непонятное, чужое. И это не было постепенно, все происходило стремительно, болезненно, прямо на моих глазах. Его человеческая оболочка словно треснула, обнажая нечто чудовищное. Кости с хрустом вытягивались, мышцы набухали неестественной силой, одежда рвалась под напором новой, кошмарной формы. То, что гналось за мной, перестало быть человеком в любом понимании этого слова. Передо мной возникло нечто огромное, приземистое, с длинными когтистыми лапами и звериной мордой, и эта жуткая гримаса, оскал, клыки, готовые растерзать...

А потом он потащил меня за собой, туда, к стройке, там был какой-то склад, он затянул меня туда. Мои отчаянные попытки вырваться были ничтожными и жалкими перед лицом его чудовищной силы. Он волочил меня по полу, словно тряпичную куклу. Я пробовала царапать его, укусить, но все мои усилия были тщетны перед его чудовищной силой. В какой-то момент, вероятно, решив, что я неспособна сопротивляться, он ослабил хватку, и я вырвалась из его лап, бросилась вперед, к выходу. Ноги дрожали и не слушались, я спотыкалась о валявшийся мусор, арматуру, но продолжала бежать, стараясь вырваться, но он опять догнал меня, схватил за волосы, грубо дернув назад. Помню, что меня с ужасающей силой швырнуло спиной о стену. Удар был такой, что я потеряла сознание, провалилась в бездонную тьму. А когда я очнулась на холодном, твердом полу, первым ощущением был этот металлический привкус крови во рту. И чьи-то грубые, отвратильные прикосновения по моему телу, срывающие мою одежду...

Я слушал Эрин, и с каждым ее словом меня охватывал все больший ужас. Я прекрасно понимал, что ей пришлось пережить. Ее описание той первобытной ярости и жестокости, с которой оно на нее набросилось… все это было до боли знакомо. Именно так монстр появлялся во мне, я видел эту трансформацию моего тела в зеркале не один раз, испытывал эти волны ярости, когда хотелось пойти и разорвать любого, кто встретится на моем пути...

-Эрин, он?.. — я не смог произнести это вслух, боясь услышать подтверждение своих самых страшных опасений. Неужели ей, такой нежной и хрупкой, пришлось пройти через такой ад?

В глазах Эрин мелькнуло что-то такое, не боль, нет. Наоборот, удивительное спокойствие, словно она смотрела сквозь меня, сквозь стены кафе, видя перед собой те страшные события.

— Нет, Митч, — тихо произнесла она,

— Он не смог… не успел. Я убила его.

"Этого не произошло. Я убила его"-, слова Эрин отдавались эхом в моем сознании. Вся моя внутренняя борьба, все мучительные сомнения в собственной адекватности,обрели вдруг жуткое, но неоспоримое подтверждение. Эрин видела то же самое. Она боролась с ним. И она… победила. Я смотрел на нее, пораженный до глубины души, смотрел на ее руки: ее запясться были тонкие, как у подростка, а ростом она едва доставала мне до плеча. Как она смогла не просто выстоять в схватке с монстром, а уничтожить его? И в ее взгляде не было той истеричной боли, той надломленности, которую можно было ожидать после такого ужаса. Эрин, несмотря на волнение, говорила об этом… отстраненно. Спокойно. С какой-то внутренней, почти ледяной твердостью. Словно описывала нечто, что произошло давным-давно и уже не могло причинить ей вреда.

Глядя на её светлые, белокурые локоны, на тонкие черты лица я вдруг подумал, что Эрин напоминает мне ангела с надломленными крыльями, который боролся с чем-то ужасным и победил, но следы от ран на крыльях так и остались. Хотелось привлечь её к себе, обнять, сказать, что она не одна, что я понимаю все, что она тогда чувствовала. Но я не решался вспугнуть, нарушить то хрупкое доверие, которое возникло между нами и просто продолжал держать её за руку. Это уже было очень много.

Я ничего не говорил, лишь легким кивком головы дал понять Эрин, что я здесь, я слушаю, я готов принять любую часть ее истории.Впервые за несколько лет Эрин могла рассказать, что произошло с ней, мысли, терзавшие ее, наконец обрели форму слов.

— У меня сильно болела голова и левое плечо, оно было вывихнуто от той силы, с которой он тащил меня... И все тело ныло от кровоподтеков и царапин; было такое ощущение, что меня разбили на части и неумело собрали заново... но все это было не так ужасно, как его прикосновения... — Эрин повела плечами, будто вновь ощущая на себе мерзкие касания чудовища.

— Для меня это было страшнее и омерзительнее, чем сама смерть.

Я не могла позволить ему отнять не только мою жизнь, но и мою человеческую сущность. Когда я вспоминаю об этом, то думаю, что именно боль вернула меня к реальности, получается, это хорошо, что я чувствовала её и пришла в себя. Иначе он бы смог... Мои руки были свободны, это чудовище не стало связывать меня. Наверное, он счел меня неспособной на малейшее сопротивление. Ну это так и было, в принципе, нереально что-то противоставить такой звериной силе...

Мне повезло, что моя правая рука болела не так сильно, я могла ей двигать. И он... не смотрел на меня, он спешил разорвать осиатки моей одежды, и наклонился так близко, что я чувствовала, как его острые зубы царапают меня, слышала его мерзкое дыхание.

Я резко повернула голову в сторону, у меня было всего пару секунд, взгляд цеплялся за куски бетона на полу, обрывки проволоки, какие-то непонятные железки. Я ведь не знала точно, что может быть достаточно прочным, чтобы противостоять его чудовищной силе. Время словно сжалось до предела, а его внимание могло вернуться ко мне в любой момент. Я увидела совсем рядом острые штыри арматуры, именно об них я споткнулась о них, пытаясь бежать. Я выбросила правую руку в сторону, к обломку арматуры, лежавшему совсем рядом. Холодный металл скользнул в ладони, я сжала его мертвой хваткой, ведь у меня была только одна попытка...

В сознании вдруг мелькнул какой-то случайный образ, обрывок чьей-то фразы… кажется, из какого-то фильма, о том, что в бою одно из уязвимых мест — шея. Если попытаться ударить в артерию... В тот момент это знание вспыхнуло в моем мозгу, как спасительная искра. Конечно, он не был в этот момент человеком, я не знала, смогу ли ударить достаточно сильно, подействует ли это на него. Но я должна была попытаться... Я изо всех сил, на которые была способна, вонзила арматуру в его шею. Помню странное, податливое ощущение, словно металл вошел во что-то мягкое, живое. И тут же раздался чудовищный, нечеловеческий вопль боли. Он был уязвим! Эта мысль молнией пронзила меня, вызвав какой-то жуткий прилив ярости. Я била снова и снова, не видя ничего, кроме этой мерзкой плоти, в которую вонзалось мое оружие. Кровь хлынула фонтаном, обжигая мое лицо, заливая одежду, липкая и отвратительная... Монстр ревел, дергался, пытался схватить меня, но хватка его слабела с каждым моим ударом. Я тоже кричала. Кричала от ужаса, от страха перед этой льющейся на меня кровью, от дикого, первобытного желания уничтожить это чудовище, стереть его с лица земли, от яростного стремления к самосохранению, отчаянное желание выжить вопреки всему.. Я не помню, сколько раз я ударила, пока он наконец не рухнул набок, издав последний хриплый стон, и затих.

Я тут же отползла подальше от его тела, мне было страшно, что я не до конца... Что он сейчас оживёт, бросится на меня. Казалось, логично было как можно скорее бежать оттуда, искать людей, попросить помощи. Но я была совсем обессиленна, я прижалась к спиной к стене и не могла остановить истерические рыдания.Вся энергия, вся жизненная сила, казалось, без остатка ушла на эту отчаянную, немыслимую схватку. Я чувствовала себя выжатым лимоном, пустой, израненной оболочкой, чудом уцелевшей в кошмаре, который, казалось, длился целую вечность. Нужно было радоваться тому, что я осталась жива и можно сказать, не пострадала, но меня накрыла волна такой силы, что я буквально задыхалась. Это были не просто слезы, это был поток первобытного ужаса, вырывавшийся из самой глубины моего существа. Я лежала, скрючившись на холодных бетонных плитах, не в силах пошевелиться, словно парализованная пережитым кошмаром. Мышцы сводило от напряжения, а в голове пульсировала тупая боль, напоминая о пережитом ударе. Рыдания душили меня, мешая вдохнуть, а перед глазами все еще стояла картина чудовищной трансформации человека в чудовище.

И вдруг сквозь эту мутную пелену боли мое внимание привлекло жуткое зрелище. Тело монстра начало меняться, его лапы вытягивались, теряя свою чудовищную форму. Жесткая, бурая шерсть, покрывавшая его тело, словно таяла, обнажая под собой бледную, покрытую кровоподтеками человеческую кожу. Уродливая морда с острыми клыками постепенно сглаживалась, принимая более привычные, хотя и искаженные болью черты лица. Передо мной на окровавленном полу лежал труп мужчины, того самого преследователя. Его человеческий облик, изуродованный гримасой боли и ужаса, делало произошедшее еще более жутким и нереальным. На его шее зияла рваная рана, след моего отчаянного удара арматурой. Он опять стал человеком...

Я смотрел на Эрин, и ее рассказ врезался в мое сознание, словно осколки льда. Я, кто так часто ощущал в себе эту темную силу, эту первобытную жажду насилия, это ледяное желание причинять боль, лучше, чем кто-либо другой, понимал чудовищную мощь того существа. Это была не просто грубая физическая сила, это была древняя, инфернальная энергия, способная сокрушить волю, подавить любой инстинкт самосохранения, кроме собственного. В моменты, когда эта тьма пыталась завладеть мной, я чувствовал себя марионеткой, чьи нити дергает кто-то невидимый и злобный. Мое тело напрягалось, зубы непроизвольно сжимались, а в глазах отражалось то самое хищное безумие, которое Эрин видела в своем мучителе. И осознание того, что она, такая внешне беззащитная, смогла не просто выстоять, но и нанести смертельный удар, казалось невероятным подвигом, граничащим с чудом. Откуда в ее хрупком теле взялась эта титаническая сила? Как,, в состоянии крайнего ужаса и физической боли, она смогла вонзить кусок арматуры в плоть монстра. Это не могло быть только физической мощью. Скорее, это была какая-то первозданная ярость загнанного в угол зверя, помноженная на отчаянное желание выжить, сохранить себя.

— Прости, Митч, что рассказываю все это, — произнесла она, и ее голос дрогнул, словно тонкая струна.

— Но ты единственный, кто сможет меня понять... Мои родители… они так и остались в неведении, убежденные, что на меня напал преступник. Ни в полиции, ни в больнице я не смогла произнести вслух это слово — "монстр". Оно казалось настолько абсурдным, настолько выходящим за рамки понимания. В лучшем случае это списали бы на последствия сильнейшего стресса. Иногда я и сама начинала думать: может быть, это действительно был всего лишь кошмар, болезненное порождение моего травмированного сознания? Может быть, от сильнейшего стресса мое восприятие исказилось, и я увидела то, чего на самом деле не было? Но остались следы от его когтей, на плече и спине. Я вижу их каждый день, как подтверждение реальности случившегося.

Эрин прерывисто вздохнула, будто подводя итог всему сказанному ей:

— Жалею ли я, что убила его? — этот вопрос скорее был обращен к ней самой.

— Нет. Ни секунды. Я сделала бы это снова. Без колебаний.Цитировать выделенное

В Нью-Йорк пришёл первый снег, и город сразу преобразился: резкие линии зданий смягчились, уличная суета притихла, а фонари отбрасывали в холодном воздухе причудливые, танцующие тени. И это был не робкий мелкий снег, исчезающий практически сразу, это был настоящий снегопад, который принес с собой особую, обволакивающую тишину. Звуки автомобилей, голоса множества людей, бесконечный шум рекламы — всё это стихло и город наполнился мягким, успокаивающим дыханием падающего снега.

Наша встреча с Эрин состоялась на Бруклинском мосту, и в этом было что-то символическое. Снова мост, река, Эрин и я — но это была дорога в жизнь, новое начало, пробуждение от кошмара. Сырой ноябрьский туман, темные воды реки, в которую я готов был прыгнуть — все это казалось мне теперь далеким и нереальным. Сейчас я находился здесь, в декабре, наблюдая, как первый снег укрывает Нью-Йорк, превратив его в сказочный пейзаж. Огни Манхэттена внизу уже не казались холодными и отстраненными, а мерцали сквозь снежную дымку, излучая тепло.

Вечерний воздух был наполнен какой-то тихой торжественностью, Эрин стояла рядом, и вспоминая тот промозглый вечер на другом мосту, когда сама мысль о будущем казалась невыносимой, я не мог до конца осознать, что моя жизнь вопреки всему, продолжалась.

Вдалеке нижний Манхэттен сиял приглушенным, каким-то особенно теплым светом. Эрин стояла рядом и смотрела на открывающуюся с моста панораму- на белое покрывало, укрывшее крыши и улицы, на огни города, пробивающиеся сквозь снежную пелену, а затем повернулась ко мне, протягивая руку:

— Смотри, сколько снега, Митч. Правда красиво? Пошли в парк! Там, наверное, уже целые сугробы!

В ее глазах читалось детское ожидание чуда, и это чувство немедленно передалось мне. В тот ноябрьский вечер я бы не поверил, если бы мне кто-то сказал, что я смогу вот так просто радоваться первому снегу, держа за руку любимую девушку. Но жизнь продолжалась, и в ней была Эрин, способная видеть красоту в самых простых вещах и делиться ею со мной.

До Рождества оставалось совсем немного времени. В прошлые годы приближение праздничных дней лишь усиливало ощущение внутренней пустоты, болезненно напоминая о той мрачной тени, которая жила во мне. Его леденящее молчание всегда присутствовало где-то на периферии моего сознания, отравляя любые попытки ощутить радость и безмятежность. Теперь же, с появлением Эрин в моей жизни, забрезжил слабый, но настойчивый луч надежды. Долгое отсутствие голоса монстра породило во мне робкую мысль о возможном избавлении, о том, что, быть может, я смогу встретить это Рождество не в одиночестве, а рядом с ней.

Эрин похожа на нежный цветок, хрупкий и одновременно полный скрытой силы. Тепло, исходящее от неё, проникает в самое сердце, растапливая лед безысходности, сковывавший меня долгое время.

Однако, чем сильнее становится это чувство близости, тем острее во мне пробуждается мучительный вопрос о праве на эту связь. Разве я, с той тенью прошлого, что неотступно следует за мной, могу впускать в свою жизнь этот чистый свет? Желание обладать этой близостью, ощущать её тепло и поддержку, сжигает меня изнутри. В глазах Эрин я вижу не только доверие, но и едва уловимое ответное влечение, робкое согласие на то, чтобы наши миры соприкоснулись. Это молчаливое разрешение волнует меня, будоражит сознание, и это вполне объяснимо и нормально между мужчиной и женщиной. И в другой ситуации я был бы только рад взаимности со стороны Эрин

Но я постоянно сдерживаю себя, Что, если монстр притих, притаился , до времени в глубинах моего сознания? А если он проявится во всей своей ужасающей реальности? Как я смогу защитить Эрин от этой тьмы, которая является частью меня самого? Я словно иду по тонкому льду, зная, что под ним скрывается бездонная пропасть, готовая поглотить нас обоих. И эта внутренняя борьба между жаждой любви и страхом причинить боль становится тяжелым испытанием.

— Митч, ты где? — звонкий голос Эрин выводит меня из состояния задумчивости, она тянет меня за рукав куртки и смеётся. Но заметив тень тревоги в моих глазах, сразу становится сосредоточенной.

Она всегда удивляет меня своей способностью так легко переходить от шуток к серьезному разговору. Только что она смеялась над неуклюжим снеговиком, которого пытались слепить дети, а теперь ее взгляд стал внимательным и участливым.

-Ты опять думаешь об этом, Митч?- ее голос стал тише, но в нем чувствовалась искренняя забота.

— Что он... может вернуться?

В ее вопросе нет страха, и в то же время Эрин понимает мои мысли и хочет разделить со мной это беспокойство.

— Да, думаю, я ведь ничего не знаю о его природе, почему он вообще появился с самого моего рождения, ушел ли он сейчас... А я не я не могу рисковать тобой, Эрин потому что... — я замолчал, чувствуя сильное волнение, понимая, что хочу сказать нечто гораздо большее, чем просто предостережение. Я хотел признаться в том глубоком чувстве, которое переполняло меня, но какая-то внутренняя скованность мешала произнести заветные слова. Конечно, Эрин и без них понимала мое особое к ней отношение, но я хотел сказать ей это, потому что она искала меня и нашла на том заброшенном мосту, потому что она не испугалась моего признания, не считала меня монстром.

— Потому что я люблю тебя, Эрин — слова простые и искренние, были похожи на долго сдерживаемую мелодию, наконец обретшую звучание.

В ее взгляде отразилась такая неподдельная нежность, такое лучистое счастье, что у меня перехватило дыхание

— Я тоже люблю тебя , Митч, — она произнесла это почти шепотом, смущаясь и радуясь одновременно, прижалась ко мне, уткнувшись лицом в мою грудь, и этот простой жест выразил больше, чем любые слова. Это была потребность быть рядом, желание защитить меня от тьмы и быть защищенной самой, глубокая душевная связь, которую мы оба так долго искали.

Я обнял ее крепко, чувствуя, как ее тепло проникает в самое сердце.

Раньше я боялся даже представить себе подобную близость, боялся поверить в возможность такого глубокого чувства. Мое прошлое было омрачено тенями, заставлявшими меня сомневаться в праве на счастье и любовь.

Какое-то время мы стояли так, обнявшись, и снег кружившийся в свете фонарей падал на нас, и это было так сказочно, нереально, это превосходило мои самые смелые мечты. Затем Эрин подняла голову и посмотрела на меня:

— Митч, ты прав если мы поймем откуда пришел монстр, какова его природа, возможно мы поймем избавился ли ты от него окончательно. Помнишь, я говорила тебе, что искала информацию про подобные случаи в интернете? И что к своему удивлению действительно нашла такую группу?

Я кивнул. Я и сам искал такие форумы и сайты, где люди, чьи истории граничили с безумием, делились своими необъяснимыми встречами. Среди рассказов о призраках и НЛО попадались редкие, пугающе правдоподобные свидетельства о столкновениях с чем-то по-настоящему чудовищным, о существах, чья природа выходила за рамки привычного понимания. Естесвенно, там обязательно упоминали о теориях заговора, согласно которым могущественные тайные организации скрывают правду о существовании этих монстров, опасаясь всеобщей паники и хаоса.

Но я искал истории, похожие на мою, искал тех, кто описывал ощущение чужого присутствия внутри, не как раздвоение личности, а как нечто более зловещее и навязчивое.

Например, я наткнулся на историю женщины, которая рассказывала о внезапных приступах ярости, ей совершенно несвойственных, словно кто-то другой брал над ней контроль. Она описывала это чувство как "темную тень", живущую внутри и периодически вырывающуюся наружу. Другой пользователь писал о необъяснимых провалах в памяти и о том, что окружающие замечали в его поведении странности, о которых он сам не помнил. Он использовал образ "незваного гостя" в своем сознании.

Были и более туманные, но от этого не менее тревожные описания: ощущение "инородной воли", шепот чужих мыслей, внезапные желания, идущие вразрез с собственными убеждениями. Эти разрозненные свидетельства, пусть и не давали четкой картины, создавали ощущение, что я не одинок в своем странном и пугающем опыте. Я искал не научного объяснения, а эмоционального резонанса, подтверждения того, что кто-то еще сталкивался с подобным чувством внутреннего вторжения, с ощущением, что внутри поселилось нечто чужое, пусть даже выраженное метафорически как "подселенец" или "монстр". Каждая такая история, даже самая краткая и туманная, давала мне слабую надежду на то, что я не схожу с ума и что, возможно, существует какой-то выход.

— Вот, выход — подхватила мою мысль Эрин.

— Ты помнишь, там были несколько теорий, почему монстр может поселится в человеке. Одна версия говорила о"гене монстра" ппредполагя, что некая дремлющая предрасположенность к сверхъестественному злу может передаваться по наследству, подобно генетической мутации. Этот ген может оставаться незамеченным на протяжении многих поколений, скрываясь в глубинах ДНК, пока определенные условия не спровоцируют его активацию. Сильный стресс, глубокая психологическая травма или даже воздействие определенных веществ могут стать тем спусковым крючком, который пробудит дремлющую тьму, высвобождая чудовищные инстинкты или даже вызывая физические трансформации, выходящие за рамки человеческого понимания. Семейные истории о необъяснимой жестокости, психических отклонениях или внезапных исчезновениях могут служить зловещими намеками на присутствие этого дремлющего зла в роду.

Другая, не менее тревожная теория связывает появление монстров с так называемой "точкой входа", возникающей в моменты крайней физической уязвимости, особенно в раннем детстве. Сложные роды, сопряженные с кислородным голоданием, клиническая смерть или серьезные заболевания в первые годы жизни могут создать брешь в защитных механизмах организма и психики ребенка. В эти критические моменты, когда грань между жизнью и смертью становится особенно тонкой, потусторонняя сущность может проникнуть в ослабленное тело, закрепившись в его подсознании, словно семя зла, ожидающее благоприятной почвы для прорастания. Ребенок, едва спасенный от смерти, может нести в себе непрошеного гостя, чье присутствие долгое время остается незамеченным, проявляясь лишь в странных снах, необъяснимых страхах или внезапных вспышках неконтролируемой ярости, пока, наконец, не наступит момент полного пробуждения тьмы.

— Да, помню эти теории, — подвердил я.

— И это может объяснять, почему я чувствовал присутствие чего-то потустороннего с самого детства, но оно не проявляль так явно спало. Моё рождение было достаточно сложным и я действительно едва выжил, врачи не давали особо много шансов.. Ты думаешь, это могло послужить точкой входа для монстра?

— Очень похоже — Эрин задумчиво смотрела на падающий снег.

— Тот, кто напал на меня, думаю, его монстр происходил именно из наследственого гена жестокости, насилия. Такие люди сами не хотят освободиться от живущего в них чудовища. А вот в твоём случае скорее всего нет. Монстр пришёл в момент твоего рождения, пользуясь твоей уязвимостью. Но изначально он не был твоим. И это даёт надежду, что ты можешь избавиться от него. Ведь ты столько лет борешься, не уступая ему свою человеческую часть.

Я снова погрузился в мир форумов, на которых можно было найти информацию про монстров.

Ночь растворялась за окном, а я все искал что-то важное в обсуждениях, внимательно вчитываясь в каждый комментарий, в надежде, что вот сейчас я наткнусь на что-то стоящее, узнаю что-то новое. Я старался сложить пазл из обрывков историй чужих жизней и собственных ощущений, чтобы понять, могу ли я полностью освободиться от этой твари.

Исследуя рассказы таких же "носителей" монстра, я все больше убеждался, что это чудовище действительно нашло брешь в моей человеской сущности буквально сразу после моего появления на свет. Про мой диагноз — врожденный порок сердца, родителям сказали ещё вовремя маминой беременности. И сложная операция последовала в первые часы моей жизни, незамедлительно, словно отчаянная попытка вырвать меня из лап смерти. Врачи были острожны, и даже пессимистичны в своих прогнозах, но я, вопреки всему, зацепился за жизнь. Мама говорила, что это было чудо. А что, если это "чудо" имело свою темную цену? Что, если в тот самый момент, когда за мою жизнь боролись нечто иное, голодное и злое, воспользовалось этой брешью, этой распахнутой дверью в мое сознание?

Я вспоминаю ощущения чужого присутствия, словно мимолетная тень на краю зрения, внезапный холод посреди жаркого дня, непонятное раздражение. Так было в детстве и в подростковом возрасте — периоды необъяснимой тоски, внезапные приступы угрюмости, но ни я, ни мои близкие не придавали этому особого значения, списывая на переходный возраст, на становление характера. Временами накатывало странное ощущение отстраненности, словно я наблюдал за собственной жизнью со стороны, но эти моменты быстро проходили, не оставляя тревожного следа. Казалось, спящая тварь внутри меня была глубоко законсервирована, не давая о себе знать.

Однако та вечеринка стала решающей чертой. Мое глупое, необдуманное желание испытать запретное обернулось катастрофой. Эксперимент с веществами стал сигналом к пробуждению монстра, долгожданным ключом к моей душе. Получается, мой сложный старт в этой жизни, моя уязвимость новорожденного, борющегося за каждый вздох, стали идеальным инкубатором для зловещего присутствия монстра. А состояние измененного состояния после принятия веществ послужило спусковым крючком. И теперь я живу, зная, что внутри меня находится угроза, которая может проснуться в любой момент и уничтожить все, что мне дорого.

Как часто в моменты истощения и отчаяния от бесполезной борьбы я думал о моем уходе из жизни, как единственном выходе. Ведь у моих родителей есть ещё мои брат и сестра, Мартин и Лиза, нормальные дети, подростки, живущие обычной жизнью. И когда там, на мосту, я решился на этот шаг, то знал, что родители не останутся одни. Да, они бы очень горевали, но может, это лучше? Я бы остался в их памяти человеком, а не убийцей, в которого могу превратиться.

Но эта же мысль порождает мучительное чувство вины и отчуждения. Почему именно я? Это что, такой особый вид "избранности"? Разве это справедливо? Этот вопрос терзает меня, словно заноза, засевшая глубоко под кожей и не дающая покоя ни днем, ни ночью. Я просто хотел жить обычной жизнью, но теперь над всем этим нависла эта тень, это чудовище, живущее внутри меня, медленно, но верно пожирающее мою сущность.

Вспышки ярости, после того, когда монстр впервые так явно появился во мне, стали неконтролируемыми, внезапными и пугающими даже для меня самого. Помню один случай в баре, когда случайный толчок незнакомца вызвал во мне такую волну звериной злобы, что я бросился на него, круша все вокруг. Только чье-то вмешательство и собственное мимолетное проблески сознания остановили меня от непоправимого. Именно тогда, анализируя происходящее, я впервые отчетливо понял: это не мои эмоции, это его ярость, прорывающаяся сквозь тонкую оболочку моего "я". Это не просто дурной характер или вспыльчивость — это было нечто чужеродное, злобное, живущее внутри меня. С этого момента началась моя внутренняя война. Каждое действие, каждое слово приходилось фильтровать через призму самоконтроля. Я научился распознавать предвестники пробуждения монстра: нарастающее сердцебиение, похолодевшие руки, странное ощущение давления за глазами, чужой голос, шепчущий, или вернее бормочущий глухим голосом в моей голове. В эти моменты я прилагал колоссальные усилия, чтобы сдержать себя, уйти от провоцирующей ситуации, сконцентрироваться на чем-то постороннем, пока волна не проходила. Это был изнурительный, непрекращающийся поединок, но мысль о том, что эта тварь может причинить вред моим близким, давала мне силы продолжать эту борьбу. Я жил в постоянном напряжении, из-за этого я уехал от родителей, объясняя это стремлением к самостоятельности, но в первую очередь я хотел обезопасить их и брата с сестрой от себя самого.

Я не ощущал присутствия монстра уже почти месяц, но понимал, что скорее всего он здесь, рядом, но по какой-то причине пока не проявляется. И соообщения, полученные от пользователя с ником "Странник", подтвердили мои опасения. Его ответы звучали как зловещее пророчество: "Да, эти твари умеют затаиться. Не обманывайся периодами спокойствия. Эта дрянь невероятно хитра. Берегись, парень. Именно тогда, когда ты начинаешь верить в иллюзию нормальной жизни, когда позволяешь себе мечтать о простом человеческом счастье, он возвращается. И каждый раз — сильнее, изощреннее".

Эти слова всегда со мной. Когда я наблюдаю за Эрин, за ее доверчивым смехом, за тем, как она доверчиво прижимается ко мне, меня пронизывает острый укол страха. Именно в эти моменты безмятежности, когда я почти забываю о своем темном попутчике, когда мы строим воздушные замки нашего будущего, когда во мне рождается робкая надежда на близость я вспоминаю слова "Странника".

Иррациональность. Непредсказуемость. Эти характеристики, которыми он наделил моего внутреннего врага. "Странник" говорит, что монстр может проявиться без всякого триггера. Желание крови может вспыхнуть в сознании как первобытный инстинкт, не имеющий ничего общего с моими человеческими чувствами.

И еще "Странник" сказал одну важную вещь, возможно, дающую мне надежду на спасение. Последняя схватка. Мучительная трансформация, предшествующвя окончательному подчинению или освобождению, подобная жесточайшей ломке наркомана, помноженной на ужас осознания потери собственной идентичности. Физическая боль, настолько всепоглощающая, что инстинкт самосохранения толкает к капитуляции, к желанному прекращению этих мук ценой полного растворения в монстре.

Победа в этой схватке требует колоссального резерва воли. И я пытаюсь представить, что меня ждет. Эта ломка... это не просто боль, это перерождение, выворачивающее наизнанку саму мою сущность. Я пока только отделенно переживал нечто подобное, когда монстр пытался проваться через мою физическую оболочку. Но мысль о том, что есть хотя бы крошечный шанс победить, не убивая себя, дает мне силы двигаться дальше. Я должен попробовать. Ради Эрин. Ради себя. Ради возможности однажды проснуться и больше не чувствовать этой чужой, зловещей сущности внутри.

Эрин... с каждым днем она становится для меня все важнее. Просто быть рядом, чувствовать ее тепло, слышать ее смех — это наполняет мою жизнь новым

смыслом. Я вижу в ее глазах не только любовь, но и какое-то непоколебимое принятие, словно она видит сквозь мою оболочку, сквозь эту непрошеную тьму, и знает, кто я есть на самом деле.

Естественно, мысли о большем все чаще посещают меня. Желание близости растет с каждым ее прикосновением, с каждым долгим взглядом, чувственным поцелуем. Я чувствую, что и Эрин готова к этому шагу. В ее нежных улыбках, в том, как она задерживает мою руку, читается согласие, даже желание. Мое сердце откликается на это с такой силой, что на мгновение я забываю обо всем.

Мысль о том, чтобы начать жить вместе, кажется мне вершиной счастья, тихой гаванью, где мы сможем укрыться от всего мира. Засыпать и просыпаться рядом с ней, делить каждый миг... это мечта, которая становится все реальнее.

Я хочу этого. Боже, как я этого хочу! Быть с ней, любить ее без остатка, разделить с ней все. Но я не могу позволить себе эту роскошь, пока не буду уверен, что не причиню ей вреда. Этот проклятый монстр держит меня в заложниках, отравляя даже самые светлые мои чувства, заставляя жить в постоянном страхе. И я не знаю, как долго я смогу выдерживать эту мучительную борьбу между желанием и ужасом.

𝙄'𝙢 𝙤𝙣𝙡𝙮 𝙖 𝙢𝙖𝙣 𝙬𝙞𝙩𝙝 𝙖 𝙘𝙖𝙣𝙙𝙡𝙚 𝙩𝙤 𝙜𝙪𝙞𝙙𝙚 𝙢𝙚,

𝙄'𝙢 𝙩𝙖𝙠𝙞𝙣𝙜 𝙖 𝙨𝙩𝙖𝙣𝙙 𝙩𝙤 𝙚𝙨𝙘𝙖𝙥𝙚 𝙬𝙝𝙖𝙩'𝙨 𝙞𝙣𝙨𝙞𝙙𝙚 𝙢𝙚.

Эрин, моя свеча в этой тьме. Сможет ли её свет удержать меня по эту сторону реальности?..

— Эрин,- произнес я однажды когда мы гуляли по городу, держась за руки

-Если... если он снова проснется... если я почувствую, что теряю контроль...беги как можно скорее. Или... если не сможешь убежать... убей меня. Пожалуйста. Не позволяй ему вырваться наружу. Это буду уже не я...

Ее реакция была мгновенной: она бросилась ко мне, ее руки крепко обвили мою шею, ее дыхание сбивалось:

— Никогда не говори так! Ты — это ты. Я чувствую это, знаю. Эта... эта тварь, чем она ни была, она не сможет тебя сломить. Мы сильнее ее. Ты — моя жизнь, Митч.

Ее слова были наполнены огромной силой и убежденностью, но разум твердил о возможности худшего исхода. Что, если однажды ее любви окажется недостаточно? Что, если монстр, дремавший так долго, накопил достаточно сил, чтобы вырваться на свободу? Холодное дыхание страха всегда ощущается где-то за спиной, напоминая, что эта война за мою душу еще далека от завершения. И цена поражения слишком высока, чтобы позволить себе расслабиться хоть на мгновение.

* * *

До Рождества оставались считанные часы, и атмосфера в моей квартире была пропитана уютом и предвкушением волшебства. Аромат свежей хвои смешивался с цитрусовыми нотками мандаринов, а мерцание гирлянд на елке завораживало и успокаивало. Мы с Эрин, словно дети, радовались каждой мелочи: выбору последнего украшения, удачной находке в рождественском плейлисте, смешной рекламе по телевизору. В эти безмятежные моменты я почти позволял себе забыть о той темной сущности, что неотступно следовала за мной тенью, даже если я столько дней не слышал её. Казалось, рождественское чудо коснулось и моего израненного сознания, временно усыпив внутреннего демона.

И вдруг, когда я разбирал какие-то книги на полках, мне показалось, что кто-то распахнул окно в ледяную бездну прямо у меня за спиной. Тепло, окутывавшее меня, мгновенно испарилось, сменившись пронизывающим, могильным холодом, сковавшим каждую клеточку моего тела. Внутри сознания раздался рык. Не физический звук, доступный слуху, а первобытное, утробное клокотание, поднимающееся из самых глубин моего естества, словно зверь, долгое время томившийся в клетке, наконец-то почувствовал запах свободы. Сердце болезненно сжалось, пропустило удар и камнем рухнуло куда-то в бездонную пропасть моего внутреннего мира.

"Это просто звук, мне кажется" — попытался я внушить себе, отчаянно цепляясь за призрачную надежду. Но низкий, потусторонний голос, звучавший теперь уже не как мимолетное ощущение, а как властное утверждение, развеял эту хрупкую иллюзию: "Нет. Он здесь".

По коже, словно от прикосновения ледяных пальцев, побежали мурашки, оставляя за собой ощущение липкого ужаса. Меня забила мелкая, неконтролируемая дрожь:

"Господи... нет... только не сейчас," — пронеслась в голове отчаянная мольба.

"Не здесь. Не с ней..." — ужас за Эрин пронзил меня, я должен предупредить ее. Она в гостиной, устроилась на диване под теплым пледом, совершенно беззащитна, погружена в атмосферу праздника и уюта, и даже не подозревает, какая тьма пробуждается рядом с ней. Она должна бежать. Немедленно. Пока еще есть время. Пока остатки моего "я" не растворились окончательно в этой надвигающейся тьме.

— Эрин! — я закричал ее имя так громко, как только позволяли пересохшее горло и сковавший меня ужас, вкладывая в этот звук всю отчаяние и мольбу, надеясь, что она поймет без слов, почувствует исходящую от меня смертельную опасность и бросится прочь, пока я еще остаюсь человеком.

Эрин вбежала в комнату, ее глаза были полны испуга. По моему голосу она поняла, что происходит что-то ужасное.

— Митч? Что случилось?! — ее голос дрожал, прерываясь. Она сделала неуверенный шаг ко мне, протягивая руку, словно боясь прикоснуться к чему-то опасному.

Я тяжело дышал, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Ноги подкашивались, и я оперся о стол, чтобы не упасть. Холод внутри меня расползался ледяными щупальцами, парализуя волю, подчиняя тело чужой, темной силе.

— Уходи — выдохнул я с трудом, слова давались с мучительным усилием. Мой собственный голос казался мне чужим, отдающим глухим резонансом в ушах.

— Беги, Эрин. Он здесь. Я чувствую... его... рык... в голове. —

Я сглотнул вязкую слюну, пытаясь собраться с силами, удержать ускользающий контроль.

— Беги, -повторил я, моляще глядя на Эрин, надеясь, что в моих глазах еще горит искра моего "я", мольба о спасении для нее.

— Пожалуйста... пока... пока я еще могу... держать его...

Я чувствовал, как внутри меня поднимается волна чужой ярости, как мои пальцы невольно сжимаются в кулаки. Время уходило, каждая секунда промедления могла стать роковой.

От лица Эрин

Атмосфера спокойного предпразничного вечера в квартире Митча внезапно раскололась, разбилась, словно тонкое стекло, от крика, полного боли и безысходности. Это был Митч. Ледяная волна ужаса захлестнула меня. Это был не обычный испуганный возглас, не мимолетная реакция на неожиданность. Этот крик звучал как агония раненого зверя, наполненный такой глубинной, первобытной болью и отчаянием, что, казалось, по самой тишине комнаты прошла огромная трещина, и в этот разлом хлынула тьма. Я еще не видела, что произошло с ним, но поняла это безошибочно. "Боже, нет!" — я вскочила на ноги, мое дыхание в миг стало прерывистым, сердце бешено заколотилось в груди, отдаваясь болезненными ударами в висках. Внутри все сжалось, в доли секунды вихрь мыслей пронёсся в моем мятущемся разуме: это могло означать лишь одно, то, чего мы так боялись, здесь. Он здесь.

Повинуясь нестерпимой тревоге за Митча, я бросилась в комнату:

— Митч! Что случилось? — мой голос дрожал и срывался.

Картина, представшая моим глазам, обожгла сознание. Митч стоял, полусогнувшись, тяжело дыша, его руки судорожно обхватывали стол, словно пытаясь удержать внутри невыносимую боль. Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами, в которых плескались невыразимое страдание и абсолютное отчаяние. Это была не просто физическая боль — в его взгляде читалась сломленность, ощущение полного бессилия перед лицом чего-то ужасного. Он пытался что-то сказать, губы его дрожали, но из горла вырывались лишь хриплые, прерывистые стоны, полные муки.

— Уходи, Эрин... Он здесь...- наконец Митчу удалось выдохнуть эти несколько слов, все его тело била мелкая, нервная дрожь, выдавая глубину его ужаса.

Я чувствовала, как кровь стынет в моих жилах: его крик, его глаза, полные мучительной безысходности, говорили о неотвратимом, страшном, что снова ворвалось в нашу жизнь, угрожая разрушить хрупкое подобие покоя, которое мы с таким трудом создали. Это было возвращение тьмы, и я чувствовала, как ее ледяное дыхание касается и моей души.

— Его рык в моей голове...- эти слова болью и ужасом отозвались во мне, наш маленький мирок раскололся и бездна грозила поглотить нас...

В первые секунды я застыла на пороге комнаты, ощущая, как ледяные щупальца первобытного ужаса сковывают мое тело. Мольба Митча, его слова, о том, чтобы я уходила, бежала, рвали мне душу; в его глазах, обычно таких теплых и полных жизни, сейчас плескалась мутная волна невыносимой муки, отражение внутренней борьбы с неведомой силой.

Это был мой Митч, которого я знала и любила; но его человеческая оболочка исказилась страданием, сквозь которое проглядывала пугающая бездна.Инстинкт самосохранения, древний и властный, заговорил во мне: "Беги скорее!" Но мое тело отказываясь подчиняться панической команде мозга, видя страдание в глазах любимого человека. Сознание кричало мне, что я совершаю глупость своим промедлением. Разве я не вижу, что происходит? Нужно спасаться, пока монстр не вырвался наружу.

Я медленно протянула руку по направлению к Митчу, в робкой попытке прикоснуться к источнику его мучений, попробовать помочь.

Мой разум кричал об опасности, вопил о необходимости бежать, спрятаться, спастись от этой нечеловеческой силы. Перед глазами возникли события трехлетней давности, тот леденящий взгляд, звериный рык, холодные, безжалостные глаза, страшные когти, оставившие следы шрамов на моей коже, боль во всем теле и отчаяние, с которым я боролась за жизнь...

И теперь, глядя на Митча, корчащегося от боли, я осознавала всю опасность ситуации. Если монстр победит, если он окончательно завладеет его телом будет ли у меня шанс на спасение?

Митч отчаянно цеплялся за окружающие предметы, словно пытаясь удержать себя от падения в пропасть. Он обессиленно опирался на стол, его пальцы побелели от напряжения, впиваясь в дерево. Потом его отбросило к стене с такой силой, словно его терзал невидимый враг. Митч крикнул от боли — это был крик, исходящий из самой глубины его существа, полный такого адского страдания и беспросветного отчаяния, растерзанной души, бессильной перед ужасной трансформацией, которая снова овладевала ей.

— Боже, как больно ... я не могу... — теперь Митч не кричал, а стонал, сгибаясь от очередной судоргои, проходящей через его тело, и столько мучений было в его голосе, что это отзывалось острой болью в моем сердце, слезы текли по щекам. Его голос, сорванный и хриплый от мучений, пронизывал меня насквозь, как острая игла. Это он, мой родной, мой единственный. И я знаю, что он страдает, что эта ужасная трансформация разрывает его изнутри.

— Господи, Митч, держись...- я сделала несколько шагов навстречу ему

— Не могу... — он опустился на колени, я видела, на его лбу выступил холодный пот, а вены на висках набухли от напряжения. Скорее всего, это был тот самый переломный момент, которого мы так боялись. Финальная трансформация. Боль, которую он сейчас испытывал, должна быть невыносимой, разрывающей его на части.

Как я могла убежать? Как могла оставить его одного в этот ужасный миг, когда он отчаянно боролся за свою человечность? Да, страх сковывал меня, леденил кровь, но зрелище его мучений жгло меня изнутри гораздо сильнее. Я не могла просто стоять и смотреть, как его поглощает эта тьма. Мой разум, возможно, и кричал о бегстве, но мое сердце, наполненное любовью и состраданием, подсказывало другой путь. Я должна быть рядом.

Как я могла просто повернуться и уйти, когда он так отчаянно нуждался в моей поддержке? Бегство было бы предательством всего, что нас связывало. Я должна была быть рядом, даже если это означало шагнуть в самое сердце его кошмара, рискуя быть поглощенной им самой. Мой Митч, его доброта, его тепло, его любящий взгляд — все это могло навсегда раствориться в этой бездне...

Митч буквально согнулся пополам, его тело содрогалось от невероятной боли, которая, казалось, выворачивала его внутренности наружу. Его крик, первоначально полный мучений, постепенно превратился в животный вой, от которого холодело в жилах. Монстр, дремавший в его глубинах, просыпался, и это было не просто физическое превращение — это была борьба за его душу, за саму его сущность. Опустившись на колени, Митч хватал ртом воздух, его пальцы судорожно сжимали ковер, словно пытаясь удержаться за остатки реальности. Но потом, резко, словно его дернула невидимая сила, он встал. В его глазах уже не было сознания, только холодный, бесчеловечный блеск, от которого мое сердце сжалось от ужаса. Из-под кожи проступили острые когти, а губы скривились в хищной улыбке, мерзком оскале. Зверская сущность полностью завладела его телом.Монстр взревел, его голос стал низким и утробным, наполненным первоначальной агрессией. Он двинулся на меня, и в его измененных чертах я уже практические не узнавала любимого мужчину. Я инстинктивно отсупила назад, но не бросилась бежать, хотя это было бы самым логичным действием.

— Митч! Нет! — мой крик прорезал жуткую тишину комнаты.

— Не сдавайся! Послушай меня! Посмотри на меня! Это я, Эрин! — я пыталась достучаться до той части его сознания, которое еще могло бороться. Мой голос дрожал от страха, но я старалась придать ему больше силы и уверенности.

Монстр не останавливался. Он шел на меня, рыча и скалясь, а затем бросился с невероятной быстротой, его когти были уже совсем близко, угрожая разорвать меня в клочья. Я попыталась увернуться, отшатнувшись назад, уходя в сторону, и едва успела избежать прямого удара. Жгучая боль залила руку ниже локтя, его когти все же задели меня, оставляя глубокие царапины, из которых мгновенно выступила кровь...

От лица Митча

Боль. Это слово кажется таким слабым, таким недостаточным, чтобы описать ту агонию, которая разрывает меня на части. Представьте, как будто каждая кость в вашем теле медленно перемалывается в пыль, как будто вашу кожу сдирают раскаленными клещами, как будто ваши мышцы скручиваются в тугие узлы, готовые лопнуть. И все это одновременно, помноженное на тысячу. Эта боль не просто физическая, она проникает в самую суть моего существа, искажая мои мысли, отравляя мои воспоминания, пытаясь стереть меня как личность.

В этом кошмаре телесных мучений звучит еще один голос — внутренний, чужой, зловещий. Он шепчет, словно змея, обвивающая мое сознание, впрыскивая свой яд. Ее кровь… представь, какая она теплая… как она струится по твоим когтям… утоли свою жажду, разорви её на части.… Этот голос рисует в моем воображении ужасные картины, заставляя меня видеть Эрин не как любимую, а как добычу. Эта мысль вызывает во мне вспышку отвращения, но она тут же тонет в новой волне боли, которая накатывает, словно шторм.

Мое собственное "я" отчаянно сопротивляется, словно загнанный в угол зверь. Воспоминания о наших совместных вечерах, о ее улыбке, о тепле ее рук пытаются пробиться сквозь тьму, но они кажутся такими далекими, такими призрачными, словно кадры старого фильма, покрытые пылью времени. Нет… я не могу… я люблю ее… Эти мысли — слабые крики в бушующем океане боли и чужой воли. Монстр внутри меня крепчает, словно паразит, питающийся моими страданиями. Я чувствую, как меняется мое тело — ногти становятся острыми когтями, челюсти вытягиваются, наполняясь острыми зубами, спина сгибается, принимая звериную форму.

И посреди этого ада я слышу ее голос. Он звучит хрупко, но в то же время в нем чувствуется стальная решимость. "Митч!" — этот крик словно разрезает пелену боли, на мгновение возвращая мне ясность. Я вижу ее лицо, полное страха, но ее глаза смотрят на меня с такой непоколебимой любовью, что это словно удар молнии. Я вспоминаю ее смех, ее нежность, ее поддержку в самые трудные моменты нашей жизни. Как я мог даже на мгновение поддаться этому чудовищу?

Но тьма снова наступает. Голос монстра становится настойчивее, соблазнительнее. Сдайся, слабак… эта боль никогда не закончится… только ее кровь принесет тебе покой… представь, как ее крик затихнет… И на кратчайший миг я почти верю ему. Боль настолько мучительна, что любое облегчение кажется благословением, даже если оно означает причинить вред самому дорогому человеку.

Мое тело действует против моей воли. Я чувствую, как мои мышцы напрягаются, готовясь к прыжку. Мои когти непроизвольно выпускаются, царапая пол. Я вижу ужас в ее глазах, и это как ледяной душ возвращает мне часть контроля. Но этого недостаточно. Монстр слишком силен.

И вот я бросаюсь. Я вижу ее, такую беззащитную, и в этот момент что-то ломается внутри меня. Инстинкт зверя берет верх. Я чувствую, как мои когти вонзаются в ее плоть, я чувствую кровь, ее металлический запах, смешанный с едва уловимым ароматом ее кожи, ударил в мои ноздри первоначальной волной голода. Инстинкт, дремавший глубоко внутри, завладел моим телом, омрачая последние искры разума. В моем затуманенном сознании ее испуганное лицо казалось размытым пятном, а тепло ее тела под моими деформированными когтями пробуждало только зверское желание — разорвать, завладеть, уничтожить источник этого опьяняющего запаха, этой соблазнительной уязвимости. Сквозь кровавую пелену ярости до меня доносится её испуганный крик, этот звук словно вырывает кусок из моей души, ей больно, моя Эрин... Что я делаю... Но затем я слышу ее голос снова. Только теперь в нем звучит не только страх, но и невероятная сила.

"Убирайся! Он мой!" — каждое слово словно удар хлыста, отбрасывающий тьму. В голосе Эрин — вся ее любовь, вся ее ненависть к тому, что пытается отнять меня у нее. Ужас пронзает меня острой болью, сильнее любых физических мучений трансформации. Что я делаю? Это она. Моя Эрин. Та, ради которой я живу, та, чья любовь есть мое единственное спасение в этом ужасном существовании. Как я мог поднять на нее свои обезображенные руки? Сама мысль об этом стала невыносимой обузой, разрывая мою душу в клочья. Монстр внутри меня заревел в ярости, чувствуя, как его власть слабеет, как я снова начинаю сопротивляться его воле. Его зверская ярость отразилась в моем собственном теле, заставляя мышцы судорожно сокращаться, а когти непроизвольно втягиваться.

"Нет..." — прохрипел я, пытаясь отстраниться от нее, от этого ужасного, почти непреодолимого желания причинить ей боль. Ее голос, ломающийся от страха, но одновременно полный невероятной решимости, снова раздается в моем сознании, как спасительный маяк в темноте: "Митч! Борись! Прошу тебя! Я знаю, ты еще там!" И я сражаюсь. Со всей своей волей, со всей любовью к ней, я пытаюсь отбросить эту тьму, которая стремится поглотить меня окончательно. Я пробую произнести её имя, как заклинание, как якорь, тянущий меня из этой тьмы...

Вдруг мое тело снова сводит ужасная, сокрушительная судорога. Боль такая интенсивная и всеобъемлющая, будто каждая клетка моего тела взрывается. Я вскрикнул и одновременно почувствовал, как что-то чужеродное, холодное и гнусное покидает меня, вырывается изнутри с неистовой силой. Перед глазами все поплыло, и я потерял сознание...

Я медленно открыл глаза,стараясь сфокусировать зрение: белый потолок, запах лекарств, тихий, монотонный писк какого-то медицинского оборудования где-то рядом.Больница? Почему? Воспоминания всплывали обрывками, словно кадры кинопленки: невыносимая боль, бешенная ярость, тьма... Моё тело отозвалось на моё пробуждение слабостью, болью,

но это не была та ужасная боль трансформации, Теперь это было скорее приглушенное нытье, ощущение истощения после сверхчеловеческого напряжения. Мой взгляд скользнул к собственным рукам, лежавшим на одеяле. Я видел знакомые очертания пальцев, запястьев, локтей — человеческие руки. Медленно провел взглядом вдоль тела, ощущая под тонкой тканью привычные контуры;

в сознании возникла четкая, безоговорочная мысль: я человек, Страшное превращение, мучившее меня, не стало окончательным. Это осознание окутало меня волной облегчения, почти физически ощутимой.

Моё сознание не было спутанным, но мысли пробивались сквозь пелену слабости медленно, постепенно.Неужели монстр, что пожирал мою человечность, оставив взамен лишь ноющую слабость и ломоту — болезненное, но такое желанное подтверждение возвращения к самому себе.Однако хрупкое чувство облегчения сразу дрогнуло, как только в памяти всплыли образы, словно осколки разбитого зеркала: тёмная, клокочущая ненависть, ярость, пульсирующая в венах, словно яд, Эрин, её перепуганное лицо, вскрик.. И бросок, я помню, я метнулся к ней, стараясь схватить, а затем — алая роспись, расцветающая на её нежной коже, словно зловещий цветок. Я отчётливо помнил звериный рывок, слепую, неуправляемую атаку, инстинкт хищника, взявший надо мной верх. Что я натворил в этом безумии? Выжила ли она после моего чудовищного преображения?

Нестерпимое желание увидеть её, убедиться в её безопасности, словно острые иглы, вонзилось в сердце. Это отчаянное стремление заставило меня предпринять попытку подняться с больничной кровати. Но тело отозвалось слабостью и тупой болью, напоминая о пережитом кошмаре. Я непроизвольно застонал — не от боли, она не была мучительной,

а скорее от осознания собственной физической несостоятельности.

— Митч! — вдруг я услышал такой родной голос, дрожащий от волнения, и

страх, что я совершил непоправимое, отступил, давая место чувству невероятной легкости.Моя Эрин. Живая. Она здесь, рядом. И в этот миг все остальное перестало существовать. Боль, слабость, страх — все отступило перед всепоглощающей волной облегчения и безграничного, пьянящего счастья. Она жива. И это единственное, что имеет значение.

— Митч! — Эрин появилась рядом, присела на край кровати, ее дрожащие ладони бережно коснулись моего лица. Я почувствовал нежность ее кожи, тепло ее дыхания.

— Ты узнаешь меня? — она взволнованно всматривалась в мои глаза, и в ее голосе звучала такая надежда, что мое сердце сжалось от боли и любви одновременно. Это был не просто вопрос, это было просьба о подтверждении, о том, что связь между нами не утрачена. Я кивнул, слабо улыбаясь, касаясь рукой её лица. Как я мог не узнать эти глаза, этот голос, это неповторимое ощущение ее присутствия рядом? Она была частью моей души, неотъемлемой ее частью.

— Эрин...- выдохнул я, и это было как возвращение из мрачной бездны, как воскрешение.

— Жизнь моя! — Эрин смеялась и плакала одновременно, её губы осыпали мое лицо нежными поцелуями и каждый из них был словно печатью, подтверждающей ее реальность, ее близость, мое возвращение.

— Ты был почти семь часов без сознания, я так переживала! — Эрин сидела рядом со мной на больничной койке, ее рука осторожно касалась моей. В ее глазах плескалось беспокойство, смешанное с облегчением.

— Ты потерял сознание и после того, как это чудовище исчезло, не приходил в себя. Я не знала, что делать, пробовала услышать твое дыхание, но его почти не было слышно, ты был такой холодный, я еле могла найти пульс, я боялась, что потеряла тебя, а вдруг твоё тело не выдержало той чудовищной боли... — ее голос дрожал, и я почувствовал, как ее пальцы сильнее сжимают мою руку.

— Тогда я позвонила в 911. Я не знала, что еще делать. Я хотела, чтобы ты снова был жив.

Слушая ее сбивчивые объяснения, я чувствовал, как комок подступает к горлу. Эрин прошла через настоящий кошмар ради меня, и ее любовь оказалась сильнее любого страха. Я не заслуживал такого ангела рядом с собой.

— И я видела это. Видела своими глазами, — тут ее голос понизился до шепота, в котором звучало неподдельное изумление.

— Монстр... он вырвался из тебя. Когда... когда ты снова стал ему сопротивляться, вернулся в человеческий облик...Это было ужасно, Митч. Эта тень, эта звериная сущность, она словно отделилась от тебя. Она была такой... дикой, пугающей. Я никогда ничего подобного не видела. А потом... она просто растворилась в воздухе. Исчезла. А ты... ты просто упал и практически не дышал... Я думала, ты умер, — слезы снова навернулись на ее глаза, и она судорожно сжала мою руку.

— Я ... я сказала что у тебя судороги и потеря сознания, врачи приехали очень быстро — Эрин нервно теребила край одеяла, вспоминая все пережитое

— Я не могла сказать правду, иначе бы они подумали, что мы ненормальные или что-то принимаем. Я сказала, что в последние месяцы ты испытывал сильный стресс, мало спал, нервное истощение.И... и у тебя начались судороги, резко — голос Эрин дрожал, словно от холода.

— Врачи сразу на месте ввели тебе препарат, для повышения давления, ведь оно было критически низким, что часто бывает при шоковых состояниях или серьезных травмах. Я то понимала, почему это произошло с тобой, но не могла признаться... Я очень надеялась, что в больнице тебе станет лучше, что ты сможешь восстановиться после того ужаса... Пока ты был без сознания, тебе сделали кучу всяких обследований — Эрин старалась придать голосу твердость, но волнение не отпускало её.

— Проверили работу сердца и мозга, сказали, что у тебя действительно сильное истощение и похоже, правда был спазм сосудов, который мог спровоцировать приступ.

Эрин вздохнула и переплела мои пальцы со своими, она посмотрела мне прямо в глаза, и я увидел в них отблеск пережитого страха:

— В общем, Митч, они склоняются к тому, что это был сильный нервный срыв на фоне истощения. Может, что-то вроде эпилептического припадка, спровоцированного всем этим. Но они хотят исключить все возможные варианты, поэтому еще будут наблюдать и, может, назначат какие-то дополнительные обследования. Мне разрешили быть здесь, и я сидела, ждала, пока ты придёшь в себя

Ее слова врезались в меня, словно осколки стекла, но на этот раз они не ранят, а скорее согревают изнутри. Она все это время находилась рядом со мной, пока я был без сознания.

— Я... я сидела и слушала твоё дыхание, — в глазах Эрин отображалась глубокая, измученная нежность.

— Оно было такое... слабое. Почти неслышное. Но потом... оно стало немного сильнее, размереннее — продолжила она, и в ее голосе появилась слабая улыбка.

— Ты...ты дышал. Ты вне опасности.

Вне опасности. Благодаря ей. Благодаря ее терпению, ее любви. Она не отпустила меня, даже когда я сам был на грани того, чтобы сдаться.

Я чувствую, как что-то теплое поднимается из глубины моей груди. Благодарность. Безграничная, всепоглощающая благодарность этой хрупкой, но такой сильной женщине, которая боролась за меня, пока я сам был не в силах этого сделать. Она вытащила меня из пасти смерти. Она вернула меня в мир людей.

— Ты все таки ангел, Эрин. Не человек — я коснулся рукой её светлых локонов, а затем осторожно тронул её руку, которая ниже локтя и до запястья была скрытой под стерильной белой тканью бинта. Это было свидетельство моей чудовищной трансформации, того момента, когда я утратил человеческий облик и стал угрозой для самого дорогого мне человека. Как я мог причинить ей такую боль? Как мог подвергнуть её жизнь смертельной опасности?

— Эрин, — слова давались с трудом, горло сдавливал невидимый спазм.

— Я... я напал на тебя. Зверь внутри меня взял верх. Я видел страх в твоих глазах... мог лишить тебя жизни. Почему ты не попыталась спастись? Почему не убежала сразу, когда у тебя была такая возможность?

Её взгляд встретил мой, и в нем не было укора или осуждения

— А ты — её голос был тихим, почти шепот, но каждое слово врезалось в мою память.

— Ты бы бросил меня, оставил бы одну? Ты бы убежал, зная, что я нуждаюсь в тебе? — в её вопросе звучала не столько неуверенность, сколько твердая убежденность в моей преданности. Это было не просто предположение, а знание, укоренившееся в самой сути наших отношений.

— Никогда, — прошептал я, и это было обещанием, вырвавшимся из самого сердца. Эрин... она спасла меня дважды. Первый раз... тот холодный, промозглый вечер на мосту. Я стоял на краю, готовый шагнуть в бездну отчаяния, уверенный, что выхода нет и моя боль никогда не закончится. И тогда появилась она, словно ангел-хранитель, её голос, полный тревоги и любви, вырвал меня из этого оцепенения, вернул к жизни, к надежде. Она увидела во мне то, что я сам в себе давно потерял. А теперь... теперь она снова спасла меня. На этот раз от той темной, звериной сущности, что на мгновение завладела моим телом и разумом. Она могла убежать, имела все основания спасать свою жизнь, когда я превратился в монстра, несущего ей угрозу. Но она не сделала этого. Она осталась. Рисковала всем, чтобы вернуть меня, чтобы достучаться до того человека, который скрывался под личиной чудовища. Её присутствие, её любовь, её вера во мне стали той силой, которая смогла усмирить зверя, изгнать его обратно в тень. Эта её преданность... она превосходит моё понимание. Каждое её прикосновение, каждое слово — это напоминание о её невероятной силе духа и её безграничной любви ко мне.

— Ты понимаешь, Митч? — тихо произнесла Эрин, её глаза светились надеждой и облегчением.

— Он ушёл. Тот... тот монстр. Его больше нет. Мы... мы победили, — в её голосе звучала такая твердая уверенность, такая непоколебимая вера в нашу победу, что это начало проникать и в моё измученное сознание. Неужели это правда? Неужели кошмар действительно закончился? Неужели я снова могу быть собой, не боясь причинить боль самому дорогому мне человеку?

— Ты свободен, Митч, — эти слова отозвались во мне волной облегчения. Свободен. После всего пережитого, после того ужаса, что я причинил ей, она говорит, что я свободен. Свободен любить её безгранично и без опасений. Мы победили. Вместе.

* * *

Мягкое сияние множества крошечных лампочек, оплетающих зелёные ветви нашей ёлки, окрашивало комнату в причудливую палитру тёплых оттенков: рубиновые, изумрудные, сапфировые и янтарные блики играли на стенах, потолке и наших лицах. Дополняли эту волшебную атмосферу нежные язычки пламени нескольких восковых свечей, расставленных на подоконнике и журнальном столике. Их мерцающий свет создавал ощущение уюта и интимности, словно мы оказались в собственном маленьком, защищённом от всего мира коконе. Мы сидели на диване, настолько близко, что чувствовали биение сердец друг друга, словно два пазла, идеально сложившиеся в единую картину.

За окном, словно в замедленной киносъёмке, падали крупные хлопья снега, постепенно укрывая крыши домов и замерзшие улицы Нью-Йорка пушистым белым одеялом. Снегопад становился всё интенсивнее, и белизна за окном отражала мерцающий свет гирлянды и свечей, наполняя нашу квартиру призрачным, почти неземным сиянием. В этой тихой, созерцательной обстановке мы обострили своё восприятие, глубже ощущая ценность каждого мгновения, проведённого вместе, особенно после недавних тревожных событий. Казалось, сама природа замерла в благоговейном ожидании чуда, подчеркивая хрупкость и одновременно нерушимость нашей связи.

Нарушив эту мягкую тишину, я осторожно коснулся руки Эрин, а мой взгляд был прикован к её лицу, освещённому дрожащим пламенем свечи, делавшим её черты мягче и нежнее.

— Рождественские выходные будут длинными, — произнёс я негромко, стараясь скрыть волнение, которое охватывало меня при одной мысли о предстоящем.

— Я подумал... как ты отнесешься к тому, чтобы поехать со мной в Олбани? К моим родителям. Я давно не приезжал к ним на Рождество, и хотел бы... поехать с тобой.

Внутри меня всё замерло в ожидании её реакции. Глаза Эрин, до этого задумчивые и спокойные, вдруг озорно блеснули. Уголки её губ тронула едва заметная, дразнящая улыбка, предвещавшая что-то хорошее. А затем её лицо озарилось искренней, лучистой улыбкой

— Хорошо — Эрин прижалась ко мне, я вдыхал запах её волос, и в свете рождественских огней и мерцании свечей, в тепле её объятий, я понимал, что это Рождество стало для меня символом не только исцеления, но и новой главы нашей совместной жизни. Её любовь была моим самым ценным подарком свыше за каждый миг отчаяния и боли, моим Рождественским чудом.