Неспящие в Сиэтле (гет)

Он почти не пишет ничего нового. Все наброски ложатся "в стол". На душе становится муторно и одиноко. Генри не хочется винить осень, слишком много воспоминаний у него связано с этим временем года. Гиперион-Хайтс становится похожим на репродукцию сумасшедшего художника: бардовые, жёлтые, оранжевые листья вечно залетают в окно, словно испытывая на прочность нервы хозяина квартиры. Миллс распахивает окна, давая волю чудному ветру. Всё что плохо лежит: разнообразные бумаги, конверты, фото, невидимка легко поднимает в воздух.

Миллс успевает поймать очередную жертву — фото сделанное им в одном из фото-будок на окраине Сиэтла. Первый и последний раз он не один. Задорно улыбающиеся молодые люди как часть старого мира, словно привет из другой жизни.

Писатель до сих пор помнит её имя — Алиса. Девушка со странностями, существующая будто на грани фантазии и реальности. Совсем как в сказке "Алиса в стране чудес". Миллс не жалует этот жанр, предпочитая быть реалистом.

Скажите на милость, как можно, когда перед тобой такое чудо? Алиса со странностями, в наличии есть серьёзный диагноз, за плечами не одно пребывание в разнообразных медицинских учреждениях. Другой бы бежал не оглядываясь, только не Миллс. Писателю нравится играть с огнём, по ночам прогуливаясь с новой знакомой делиться секретами. Её секрет прост — она не из этого мира. На вопрос о пришельцах, Алиса заливисто смеётся, качая головой. Нет, она не одна "из этих". Девушка притягивает его к себе, совсем близко, молодой человек чувствует даже через лёгкую куртку жар её тела.

— Я принцесса, — её губы касаются его мочки уха, скользят вниз к шее.

Это для Алисы как игра. Она немногим младше Генри, должна быть в курсе, чем заканчиваются такие походы и знакомства. Он пытается ей объяснить, не стоит доверять первому встречному. Она парирует, что давно знает его и не боится.

— И кто же я по-твоему? — Генри не хочется огорчать девушку, он быстро включается в игру. — Принц?

— Самый настоящий. Добрый, отзывчивый, обаятельный, — перечисляет она.

— И кто же мои... родители?

Приют станет его домом до совершеннолетия. Фамилия Миллс, скорее подарок от одной женщины. Очевидцы его появления в "Монреале" позже расскажут, что видели женщину средних лет одетую в одежду монахини. Корзина в её руках останется на ступенях приюта. Генри будет искать её, видеть во снах нечёткий силуэт, размытое лицо, звать, протягивая к ней руки. Постравматический синдром закрепится за ним на всю оставшуюся жизнь.

Сейчас ему двадцать восемь, он до сих пор не избавится от видений. Может перо писателя хоть чуточку помогает ему? На бумаге легко обозначить все свои страхи, выразить боль, гнев и отчаяние.

— Нет, Алиса, не говори, — Миллс берёт девушку за руку, они вместе углубляются в самый опасный район Сиэтла.

— Твой отец маг, мама королева, — звучит несерьёзно из её уст, Алиса видит, Генри не верит ей.

— Пусть будет так, моя маленькая Алиса, — писатель шутливо целует девушку.

* * *

Связь как манок, он следует за ней, как за Белым Кроликом всё глубже в самую тьму бездонной норы. Потом наступает душное лето. Миллс в панике, он не видел Алису уже несколько недель. Рискнув, он находит ночлежку в одном из кварталов, где по словам Алисы она бывает редко.

Полуразрушенный дом похож на разложившееся тело, метафора пугающая, так же как жители самой ночлежки. Бледный тип по имени Бэнни, отрицательно качает головой: мол нет, не приходила, она птица вольная. Генри слабо верит в росказни парня, замечая следы на руках. Исколотые вены говорят сами за себя. Типичный наркоман.

Миллс не ждёт приглашения, входит в дом. По прогнившим деревянным ступеням наверх, по коридору напоминающему бесконечный тунель, где хаотично расположены прямоугольные проёмы, вероятно квартиры. За каждым провалом во тьму слышатся тихие голоса, детский плач. Иногда неразборчиво бормочет телевизор, порой мигает лампочка под потолком. Писатель проходит мимо двери выкрашенной в ярко-красный цвет, поверх такого вызывающего колора кто-то нарисовал голову волка. У животного горящие ненавистью глаза, острые зубы, он оскалившись смотрит на незванного гостя, будто вот-вот нападёт. Дверь приоткрыта. Миллс невольно становится свидетелем ссоры мужчины и женщины. Длинноволосая брюнетка и брюнет в форме не то военного, не то полицейского о чём-то яростно спорят. Если дело дойдёт до драки, писатель сомневается, что соседи вызовут полицию.

Миллс не верит, что здесь можно жить. Выживать — да. Здесь нет ничего, что доступно жителям того же Гиперион-Хайтс. В этом мире правит безразличие, хаос и водятся призраки. Один из них попадается Генри. Молодой человек вглядывается в лицо женщины, профиль на фоне окна кажется невыразимо красивым. Она курит сигарету, изредка стряхивая пепел в консервную банку. Длинные светлые волосы как вуаль, прячат бОльшую часть лица. Кто она? Как здесь оказалась? С неё можно писать картины, ей могут поклоняться миллионы. Женщине похоже не важно, что за ней наблюдают.

Генри стоит затаив дыхание. Как мизансцена в театре, где вот-вот появятся новые действующие лица. Генри не забыл, зачем пришёл. Он отступает в темноту, как раз вовремя. Тот самый новый персонаж — мужчина подходит к женщине, нежно обнимает её. Присутствие Миллса неуместно: он лишний свидетель, едва ли долгожданный гость. Последняя деталь, в тусклом свете лампы Генри успевает увидеть татуировку на плече женщины — дракон. Сознание подбрасывает всё новые и новые сюжеты, чаще все они заканчиваются плачевно.

Разве они монстры? Они обычные люди, что вынужденны ютится здесь, забытые всеми, даже властями, что несомненно в курсе происходящего в доме под номером сто восемь, по улице со странным названием "Зачарованная".

Молодой человек останавливается снова. По-моему эта дверь. Миллсу немного не по себе, ему всю дорогу чудится, за ним следят. Красные глаза в темноте не плод воображения, они реальны. Белое пятно в сумраке похоже на человека. Страх обретает форму, писатель отчетливо видит Бэнни. Мужчина одетый как байкер, зачем-то носит не снимая тёмные очки. На мгновение их взгляды встречаются, Бэнни приподнимает очки, холодно улыбаясь Миллсу. Белки глаз байкера совершенно красные.

Миллс дёргает на себя ручку двери, время тянется слишком медленно. За несколько минут писатель успевает увидеть ещё одного жителя дома сто восемь: невысокий лысеватый бородач с битой в руках. Свет мигает, на долю секунды бита превращается в кирку. Самую обыкновенную, которой пользуются шахтёры.

— Он тот самый? — хрипло спрашивает бородач у Бэнни.

— Надеюсь, — Бэнни поправляет очки. — Как по мне, слишком пугливый.

* * *

Внутри холодно. При температуре за окном выше сорока, почти ледник. Миллс не знает как себя вести. Он тихо шепчет в темноту:

— Алиса...

— Её здесь нет, — вероятно женщина, продолжает: — Ты опоздал, мальчик.

— Вы мама Алисы? — взрослый человек напуган.

— Нет, родной, не я, — она тянется к выключателю на стене. От прикосновения гирлянда загорается. Не все лампочки в наличии, в результате получается полукруг похож на улыбку невесёлого человека. — Генри, почему ты не приходил раньше?

В неровном свете гирлянды писатель видит лицо женщины. Брюнетка сидит покачивая пустую колыбельку, то и дело шепчет: "тише, Нил, спи, родной". Коротко остриженные тёмные волосы, измождённое лицо, незнакомка по телосложению похожа на балерину, такая же осиная талия граничащая с почти ужасающей худобой.

— Я не мог, простите, — она явно не в себе.

Первый порыв — покинуть дом, Миллс гасит мгновенно. Он садится рядом с женщиной, ласково, почти как ребёнка, обнимает, сглатывая ком в горле, когда женщина начинает беззвучно плакать уткнувшись в его плечо.

— Всё наладится, — он обязан, нет — должен рассказать о странном доме властям, если нужно, он пойдёт выше — к той же Виктории Белфри, у неё есть рычаги воздействия в мэрии Сиэтла. — Как вас зовут?

— Мэри... Мэри-Маргарет Бланшар... А в колыбельке мой сынишка — Нил и... — Мэри тяжело говорить, справившись с болью Бланшар добавляет: — Генри, познакомься с Дэвидом...

— Добрый вечер, Дэвид, — Миллс видит рядом с колыбелькой урну. Не трудно понять, что там внутри. — Он у вас неразговорчивый.

Мэри нужна помощь. Сможет ли он дальше смотреть на её страдания? Алиса ощутила на себе какими могут быть люди. Неужели он желает того же Мэри?

— Дэвид мало говорит, но он у меня очень добрый и заботливый... — шепчет она.

— Сынок, тебе пора, — бородач тихо открывает дверь в комнату.

За его спиной стоит Бэнни. Мужчина глядя на Мэри как будто переминился. Он страдает? Писателю трудно определить что чувствует байкер. Генри понимает одно, за время проведённое на "Зачарованной" улице он сам стал другим.

— Как же Мэри и вы все? Так нельзя, вы погибнете, — он никуда не уйдёт, если нужно, будет бороться за своё право остаться здесь.

— Мы не настоящие, Генри, — Бэнни оглядывается, пара из "волчьей" квартиры и леди-дракон вместе со своим парнем молча стоят и смотрят на писателя.

— Там в городе, в нас не верят, — блондинка прижимается к своему спутнику.

— Мы там чужие, — вторит ей мужчина.

— А как же Алиса? Вы о ней подумали? Вы настоящие, гораздо больше чем те люди за стенами дома, — Генри тяжело дышит. — ВЫ нужны Алисе и мне... — писатель переводит дух. — Я в вас верю.