Последнее, что я не сказал (джен)

«Ненавижу! Ненавижу, блять, всё, что связано с тобой! Ты отравляешь мою жизнь своей грёбаной правильностью, своим чёртовым героизмом, сучьим ореолом святости! Ты — плесень, разрастающаяся в моей груди! Ненавижу!..»

Тишина.

Слабые отблески огня, создающие молчаливые тени, треск догорающих поленьев, отдающих последние крупицы тепла этому мрачному, холодному пространству, редкие шорохи пергамента под пером и неистовый стук сердца. Живого сердца.

Драко Малфой сидел за дубовым столом, его бледные пальцы сжимали красивое перо так крепко, что костяшки побелели.

Он писал.

Снова.

Как и вчера. Как и месяц назад. Как и весь этот долгий, почти бесконечный год.

Чернила ложились на бумагу то резкими, рваными штрихами, то плавными, почти нежными линиями. Иногда он давил так сильно, что перо рвало пергамент. Иногда буквы выходили такими лёгкими, что их едва можно было разобрать.

Но все они складывались в строки, полные невысказанной тоски, печали и… боли.

Конечно же, Драко никогда не отправлял эти письма. Он аккуратно складывал их, запечатывал чёрным сургучом с оттиском фамильного герба и опускал в лакированную шкатулку у своей кровати. Та была украшена серебряными узорами — змеями, обвивающими рукояти мечей. Когда-то в ней хранились драгоценности Малфоев. Теперь — только эти.

Бесполезные.

Ненужные.

Иногда, в особенно тяжёлые ночи, он открывал ящик и перечитывал их. Его лицо привычно не выражало никаких эмоций, всегда оставалось бесстрастным. Отец был прекрасным учителем. Бурю в душе выдавали лишь слегка дрожащие пальцы. Предатели.

Сегодня вечером он наткнулся на неё случайно.

Выцветшую, покрытую пылью.

Школьную мантию.

Она лежала на дне старого сундука, будто стыдливо прикрывая собой прошлое. Драко замер и медленно поднял её. Ткань была грубой под пальцами. На рукавах — едва заметные, въевшиеся пятна.

Кровь.

Его дыхание резко участилось. Грудь сдавило невидимыми тисками.

Но уже через мгновение он снова овладел собой и стал прежним.

Холодным.

Собранным.

Пустым.

Письмо в этот день вышло особенно жестоким.

«Я ненавижу тебя! За то, что у тебя есть всё, что должно было быть моим. За то, что ты даже не понимаешь, как мне боль…»

Он не дописал последнее слово. Перо сломалось пополам.

* * *

Утро началось со стука в окно. За ним сидела министерская сова, держа в клюве конверт с официальной печатью.

«Министерство магии приглашает вас на ежегодную поминальную службу по погибшим в Битве за Хогвартс…»

Драко сжёг приглашение, не дочитав.

Но вечером он снова сел за стол.

«Сегодня видел твой чёртов портрет в "Ежедневном пророке". Ты улыбался. Да как ты, блять, смеешь?»

Ящик с письмами почти полон. В них… правда, которую он прячет даже от самого себя.

Здесь — его ярость, густая, как яд Василиска. Здесь — его ненависть, острая, как лезвие. Здесь — его тоска, глубже, чем подземелья Малфой-мэнора.

Не письма — а крики, запертые в пергаменте. Каждое слово — клык, впившийся в горло. Каждое предложение — нож, который он сам себе вонзает снова и снова, потому что боль — это хоть что-то. Потому что если он перестанет писать, то… Он не желает думать об этом. Не сейчас. Не сейчас.

Он ненавидит Поттера.

Ненавидит за то, что тот жил так легко. За то, что даже теперь, спустя годы, чёртов Поттер всё ещё владеет им — его мыслями, его эмоциями, его душой.

Эти письма — его покаяние.

Его проклятие.

Его молитва.

И, слава Мерлину, никому никогда не суждено их прочесть.

* * *

Зеркало отражало его безупречный образ: чёрный костюм, безукоризненно подчёркивающий его прекрасную фигуру, такая же чёрная рубашка, сделанная из тончайшего египетского хлопка, мастерски завязанный галстук, белые, как лунный свет, волосы.

Только глаза выдавали его.

Они были пустыми.

Драко взял шкатулку, провёл пальцем по крышке, почувствовав подушечками резьбу серебряных узоров. Затем медленно достал палочку.

— Инсендио!

Письма вспыхнули ярким белым пламенем.

Он наблюдал, как огонь пожирает слова.

Ярость.

Ненависть.

Боль.

И лишь когда от них остался только пепел, он покинул дом.

* * *

Кладбище было пустынным.

Серые обелиски, будто застывшие в вечном поклоне теней, выстраивались в неровные ряды. Ветер шевелил пожухлую траву у их подножий, и казалось, будто сама земля вздыхает — тихо, сдавленно. Где-то вдали скрипела ржавая калитка, ритмично, как маятник, отсчитывающий время, которого уже не вернуть.

Драко шел по узкой тропе, и его шаги глухо отдавались в тишине. Слишком громко для этого места. Слишком громко для мира, где даже воздух пропитан прахом слов, что так и не были сказаны.

Он проходил мимо старых могил — потрескавшихся, покрытых мхом, с выцветшими именами. Такими же забытыми, как его собственная душа.

А потом увидел её.

Цветы. Огромное количество. Слишком яркие для этого серого пейзажа. Они лежали у подножия чёрного мраморного камня. Как последняя насмешка. Как напоминание о том, что жизнь — для других.

Драко замер.

Где-то в ветвях старого вяза каркнула ворона. Звук разорвал тишину, точно нож — глотку.

Здесь, среди мёртвых, он наконец-то мог быть честным.

Но было ли это важно теперь?

Драко достал из кармана последнее письмо — то, что написал сегодня. Всего одна строчка.

«Я так и не смог ничего тебе сказать. Не смог сказать правду».

Он положил его на могилу, поправил галстук и развернулся, чтобы уйти.

Навсегда.

* * *

Ветер лениво ласкал молодую зелёную траву, которая несмотря на все испытания зимы, гордо поднимала голову из мёртвой почвы.

Тишина.

Ворона, слетев с большой ветки старого вяза, присела на край усыпанной цветами земли и уставила свой немигающий взгляд на могильную плиту, на которой красивым витиеватым узором была выгравирована короткая надпись:

ГАРРИ ДЖЕЙМС ПОТТЕР

31 июля 1980 — 29 апреля 2024

Твой свет навсегда в сердце каждого.