Подружки (джен)

Люпен полюбовался на свои идеально гладкие ноги. Вот ведь, сейчас совсем не обязательно их брить, как еще несколько лет назад. Говорят, с помощью лазерной эпиляции можно совсем избавиться от волос. Только вот нужно ли ему это? С одной стороны — намного удобней изображать женщину, с другой — не потеряет ли он так часть своей мужественности? Ведь говорят, настоящий мужик должен быть небрит, вонюч и волосат. О-хо-хо, как все сложно.

— Я подумаю об этом завтра, — Люпен кокетливо улыбнулся своему отражению.

Из зеркала на него смотрел кто угодно, только не настоящий мужик. Специальное корректирующее белье ловко меняло очертания фигуры. Утягивало, делая незаметными некоторые выпуклости. И наращивало выпуклости там, где от природы их не было.

Сверху было надето белье обычное: изысканно скромный бюстгальтер бежевого цвета и того же цвета женские трусики.

Колготки, золотисто-телесного цвета, в мелкую сеточку, легко натянулись на гладкие ноги. Платье тоже было неброским, шифоновым, бежевым с золотистыми искорками. Оно было свободным и воздушным.

Люпен, пока еще Люпен, покрутился у зеркала. Все сидело замечательно.

Теперь самое главное — маска. Тонкий слой второй кожи, который напрочь меняет его внешность. И парик — каштановые с рыжинкой волосы, уложенные в задорное каре-боб.

Цветные линзы слегка высветляют его глаза. Но и это еще не все.

Опустившись на табуретку, Люпен принялся наносить макияж. Тому, как споро и умело он это делал, могла бы позавидовать иная женщина. Но женщинам завидовал Люпен. Индустрия красоты развивается бешеными темпами. Женщины буквально делают себя. Губы, ресницы, брови, разглаженные ботоксом морщины. Искусственные груди и попы — вообще уже прошлый век. А этот маникюр, который держится целый месяц — это же просто чудо! Жаль, что он не может себе такой позволить. Дзиген его вконец запилит. Вредный мужик. Какого черта он вообще им командует!

Люпен махнул рукой, отгоняя воображаемого Дзигена, как надоедливую муху. Впрочем, это был уже не Люпен. Ее звали Дженни. Простая, скромная, но смелая и отчаянная девчонка. Не воровка, но слегка авантюристка. Не красавица, но миленькая. Любопытная, жадная до жизни, но осторожная. Немного тушуется перед строгими мужчинами и просто обожает свою новую подружку.

Люпен слегка сбрызнул шею духами. Нежный, с ноткой перчинки аромат помогал вжиться в образ. Сандалии на танкетке — так удобнее, вроде подъем есть, а каблука нет.

Сумочка через плечо. На руке тонкий золотой браслетик-часики. В ушах золотые капельки. Свежа, юна, очаровательна, она улыбается новому дню и радуется жизни.

Дженни выскользнула из комнаты и, стараясь ступать бесшумно, прокралась к входной двери. Уже ликуя от предвкушения свободы, протянула руку и… та попала в железный захват грубой мужской руки.

— Ай! — взвизгнула Дженни.

— Люпен! Ты опять! — бородатый мужик выглядел устрашающе.

— Пусти! — Дженни попыталась выдернуть руку.

— Да когда это кончится, Люпен! Ты совсем крышей поехал!

— Ай-яй-яй! — заголосила вдруг девушка. — Ты мне руку сломаешь, у меня синяки будут. Пусти, пусти, пуст-и-и-и!!!

Дзиген растерялся и выпустил женскую руку.

— Хам! — выкрикнула девушка ему в лицо и выскочила из квартиры.

— Да ты сама, — начал оправдываться Дзиген и вдруг осекся. — Какого черта, Люпен! Только сейчас до него дошло, что он сжимал пальцами вовсе не хрупкую девичью ручку, а сильную руку взрослого мужчины. Люпен на него словно морок навел.

Вконец расстроенный, Дзиген пошел жаловаться Гоэмону.

— Ты представляешь, он уже месяц переодевается в эту Дженни и куда-то убегает. Целый месяц! Целый гребанный месяц!

— Ты не пытался выяснить, куда? — Гоэмон оторвался от медитации, приоткрыл один глаз и обратил взор на Дзигена.

— Вначале он говорил, что у него дело. Ну, дело, так дело. Не в первый раз. Но сейчас я точно знаю — никакого дела нет. Он как будто на свидания бегает, вот!

— Ты ревнуешь?

— Что?! Гоэмон, хоть ты-то за ним не повторяй. Он мне тоже так ответил, когда я его к стенке припер. В образном смысле, припер, конечно.

— Так ты не ревнуешь.

— Гоэмон! С хера мне его ревновать! Да дело вообще не в этом. Пусть встречается, с кем хочет. Но у него же крыша едет, конкретно. Он прямо чувствует себя этой Дженни. Он ведет себя как девка. И это натурально. Я прям верю. Да что говорить, он сейчас меня так заморочил, когда я его за руку схватил. Я аж оправдываться начал, за синяки на нежной ручке. А на самом деле этой ручкой головы откручивать можно.

Гоэмон молча ждал, когда друг выговорится.

— Знаешь, Гоэмон, — уже спокойнее продолжил Дзиген, — может, я и ревную. Потому что я друга теряю. На фига мне эта Дженни. А Люпена уже целый месяц нет. Ни в карты сыграть, ни потрепаться, ни выпить. Да он и на дела забил. Ничего не планирует.

— Возможно, Люпен просто взял отпуск? — предположил Гоэмон.

— Может быть, — в голосе Дзигена явственно звучало сомнение. — Я понимаю, всем время от времени нужен отдых. От дел, от работы, да даже от самого себя. Ты вот медитируешь, а Люпен нацепляет чужую личину и проживает новую жизнь. Если так посмотреть, то все нормально. Но мне это не нравится. И я нутром чую, что ни к чему хорошему это не приведет.

Гоэмон открыл второй глаз.

— Ты такой же ревнивый собственник, как и Люпен, — заключил Гоэмон, — но мне это тоже не нравится. Человек не должен терять свое лицо.

— Собственник, — задумчиво вздохнул Дзиген и уселся на пол рядом с Гоэмоном. Сдвинул шляпу на затылок и негромко заговорил:

— Месяц назад он действительно собрался на дело. Что-то вызнать. Я даже внимания не обратил. Он часто использует женские образы для сбора информации. С первого раза, очевидно, не получилось. Он снова переодевался и уходил. Его дело, я в такое не вмешиваюсь. Наверное, неделя прошла, и я вдруг заметил, как он собирается. Напевает, радостный такой, светящийся, окрыленный и возбужденный. Ну, точь-в-точь влюбленный подросток. Мне это не понравилось, но я постарался не обращать внимания. Я только попытался предостеречь его, чтобы не наделал глупостей. Разумеется, услышал в ответ, что все под контролем. Ну, под контролем, так под контролем.

А потом вдруг стали проскальзывать то фразочки, то интонации такие, знаешь, девчачьи. То есть Люпен маску снимал, бродил по дому в трусах и майке, но при этом чуть-чуть был Дженни. Потом трусы с майкой заменил халат. У него походка стала другая, жесты, движения. Все по отдельности вроде и незаметно, но я-то знаю его как никто. Это уже не Люпен был. Ты читал про Джекила и Хайда?

Гоэмон кивнул, и Дзиген продолжил:

— Тут похоже было. Джекилу ведь перестали помогать его порошки, и он все чаще был Хайдом, а не Джекилом. Вот и Люпен. Мне вдруг стало казаться, что он превращается в эту Дженни. Даже снимая парик и маску, он продолжает быть ею. Я стал его ругать, он поначалу отшучивался, потом огрызался, ладно, это все по-Люпеновски было. Но потом… Потом пошли чисто девчоночьи истерики: «Ты не имеешь права ограничивать мою свободу, я не обязана тебе подчиняться, не обязана перед тобой отчитываться, я совершеннолетняя» и все в таком духе.

Ну, ладно, я оставил его в покое и стал ждать твоего возвращения. Подумал, что когда ты приедешь, то он бросит свои развлечения и займется делом. Ты приехал, а ничего не изменилось.

Дзиген помолчал и закончил резко:

— Я считаю, что мы должны остановить Люпена ради его же блага!

Он тут же вскочил на ноги и заходил по комнате, снова раздражаясь:

— Вот только ума не приложу, как это сделать. Он просто не слышит меня! Что делать, что делать?!

Гоэмон легко и плавно поднялся.

— Я уже сказал, что согласен с тобой. Человек не должен терять свое лицо. Люпена нужно вернуть.

— Так и я о чем, — Дзиген расстроено поглядел на Гоэмона. — Но как, как?

— Если все твои попытки достучаться до Люпена были неудачны, значит, надо обратиться к Дженни.

— К Дженни?

— Ну да. Ты все это время кричал ей: «Люпен, Люпен», но сам же говоришь, что Люпена нет. Поговори с Дженни. Надави на нее. Ты видел, какая она?

— Конечно, видел. Каждый день вижу. Курносый нос в веснушках, наивные глаза, большой рот. Чем-то даже на Люпена похожа.

— Все так. В этот раз Люпен отыгрывает не сексапильную красотку, не роковую женщину, а почти простушку. Если ты будешь с ней строг и решителен, то она сдастся. Все тебе расскажет, а там ты и до Люпена докопаешься. Только без грубости.

— Какой ты женовед, Гоэмон, — усмехнулся Дзиген. — Если такой специалист, может, сам попробуешь? А то только медитируешь целыми днями.

— Я не просто так медитирую. Я подключаюсь к коллективному разуму, к космосу, и нахожу решение проблемы. А с Люпеном должен разбираться ты, как наиболее близкий ему человек.

— Да обалдеть! — Дзиген попытался вцепиться пальцами в волосы и чуть не сбросил с головы шляпу.

— Представь, что ты мужчина, у которого жена уже целый месяц куда-то убегает, принарядившись и накрасившись. Ты должен призвать ее к ответу.

— Не представляю я себя таким мужчиной, да я бы просто на такой вертихвостке не женился.

— Ну, пусть будет парень, у которого подружка…

— Послал бы я такую подружку! — перебил Гоэмона Дзиген. — Ладно, самурай ноосферы, принцип действия я понял, попробую что-нибудь придумать.

Дзиген хлопнул Гоэмона по плечу и вышел из комнаты. Достал из бара бутылку, налил в стакан виски. Немного, на два пальца. Сыпанул льда. Уселся в кресло, закурил сигарету и стал думать.

Ревнивый муж, значит. Прям «Отелло и Джульетта». Или как там звали задушенную мавром женщину? Кажется, Дездемона. Нет, душить Люпена он не будет. Ремнем бы его выпороть, вот от этого бы реальная польза была.

Дзиген вспомнил, что не единожды полушутя, полувсерьез, говорил Люпену, что напрасно его батя в детстве ремнем не учил.

В стакане звякнул лед, а в голове Дзигена вдруг мелькнула идея. Перед глазами встала Дженни. Странно, что в этот раз Люпен выбрал такой нетипичный образ. Совсем ведь девчонка. Какие там мужья, она только-только из-под родительского крылышка упорхнула. Идея в голове утвердилась.

Оставалось дождаться Дженни. Дзиген боролся со сном. Последние несколько дней ему почти не удавалось застать Люпена дома. Тот приходил, когда Дзиген уже спал, и уходил, когда тот еще спал. Все шло к тому, что однажды Люпен просто не придет домой.

Вернулась Дженни поздно, за полночь. Дзиген, карауливший в коридоре на стуле, вскочил и кинулся к ней.

— Эй, Дженни, — неуверенно произнес он, — надо поговорить.

— Ах, завтра, все завтра, — девушка легко проскользнула мимо него. — Я так устала. Сейчас в душ и спать.

И она действительно скрылась в ванной.

Дзиген скрипнул зубами. Гоэмон же говорил, что надо быть построже, а он мямлит тут. Не так-то это легко — вжиться в роль. Дзиген вернулся в коридор и передвинул стул к самой входной двери. Вот так. Он с места не сдвинется, будет тут всю ночь сидеть, никуда Дженни от него не денется. Конечно, с Люпена станется вылезти в окно, да, пожалуй, и с Дженни тоже. Но сначала она попытается пройти здесь. Опять уболтать его, задурить голову, закатить истерику. Нужно быть готовым ко всему.

Дзигену вдруг показалось, что это последний шанс вернуть Люпена. Если он не сделает этого сегодня, то потеряет друга навсегда.

Дзиген уселся на стул, надвинул шляпу на глаза. У него было пару часов в запасе.

Проснулся он вовремя. Почувствовал аромат духов Дженни. Приятный запах. Девчонка стояла рядом, раздумывая, как обойти неожиданную преграду.

— Дженни! — Дзиген встал со стула и загородил дверь спиной. — Надо поговорить.

— Ах, после, сейчас я спешу, — отмахнулась девушка. — Дай пройти.

— Никаких «после»! — голос Дзигена был тверд и решителен.

— Ну я правда спешу, — заканючила Дженни. — У меня встреча назначена.

— А вот об этом я и хотел поговорить. Я хочу знать, с кем ты встречаешься!

— Какое твое дело! — возмутилась Дженни. — Тебя это не касается!

— Еще как касается, — не сдавался Дзиген. — Ты каждый день из дома уходишь. Я должен знать — к кому!

— Это мое личное дело! — выкрикнула Дженни и попыталась выскочить из коридора.

Дзиген успел схватить ее за руку.

— Ты мне все расскажешь! Где ты целыми днями пропадаешь, чем занимаешься, с кем встречаешься!

— Пусти, мне больно, — Дженни состроила жалобную гримасу, на глазах блеснули слезы. — Ты права не имеешь!

— Все я имею! — Дзиген начал раздражаться и руки не выпустил.— Ты со мной живешь, я кормлю тебя. Кофе тебе по утрам варю, завтраки делаю. В магазин хожу за продуктами, пока ты где-то шляешься. Ты забыла, когда сама еду варила. Да ты за мой счет живешь! И не надо мне тут впаривать про свободу личности, что ты совершеннолетняя, что у тебя личное пространство. Слушать это не желаю! А ну быстро говори, с кем встречаешься!

— С подружкой, — из глаз Дженни градом катили слезы, похоже, сопротивление было сломлено.

— Что еще за подружка?! Где ты с ней познакомилась? Кто такая? Как зовут? Шалава какая-нибудь?!

— Она хорошая!!! — взвыла Дженни.

— Знаем мы этих хороших! Втянет тебя, а мне потом расхлебывай! Дура!

— Она хорошая! — убежденно произнесла Дженни. — Добрая, красивая, умная. Она самая лучшая!

Дзиген растерялся. Радовало, что Люпен даже в женском образе не изменил своим увлечениям и встречается с женщиной. Но как он про нее говорит! С каким искренним восхищением. Теперь Дзигену уже просто интересно стало, что это за такая умная-красивая подружка.

— Зовут-то ее как? — мягко спросил он.

— Фудзико, — с обожанием выдохнула Дженни.

Дзиген нашарил за спиной стул и рухнул на него. На какой-то момент его даже умилила такая неизменная верность Люпена. Потом обуял дикий смех.

Дженни все это время покорно стояла рядом. За руку ее никто уже не держал, но сбежать она не пыталась.

— Ну, все, Дженни, — отсмеявшись, заключил Дзиген. — Спектакль окончен.

Поднял упавшую с головы шляпу. Почти ласково приобняв девушку за плечи, он повел ее в комнату.

— Давай, разоблачайся!

— Нет! — взвизгнула Дженни.

— Хватит уже, Люпен. Выходи, наконец, из образа, — Дзиген повернул вора к себе лицом и уставился прямо в его глаза. — Ты не Дженни, ты вор Люпен Третий. И если ты сам не снимешь эту маску, то ее с тебя сниму я. Скорее всего, она порвется, но меня это не колышет.

Дзиген слегка встряхнул вора.

Люпен вздохнул и снял сначала парик, а затем и маску. Дзиген подвел его к зеркалу.

— Посмотри только, на кого ты похож.

Голова Люпена, приставленная к женскому телу, выглядела нелепо. Вернее, нелепо выглядел весь Люпен.

— Давай, — почти устало приказал Дзиген, — смывай краску, отлепляй ресницы, снимай платье. И рассказывай, чем вы там с Фудзико занимались.

Люпен покорился. Он разоблачался и рассказывал.

— Ничем предосудительным мы с ней не занимались. Просто подружки. Ходили в кино, кафе, в клубы, по магазинам. Развлекались, болтали. Всякие женские глупости.

— Знаешь, Люпен, это подло. Вот так втереться в доверие к женщине, которая считает тебя просто милой девочкой и делится своими женскими секретами.

— Ну что ты, Дзиген, — Люпен, в котором все меньше оставалось от Дженни, вскинул на друга грустные глаза, — ты напрасно меня обвиняешь. Я ни словом, ни действием не воспользовался своей личиной. Ну, только чуть-чуть, совсем невинные обнимашки и поцелуйчики в щеку, как это у девчонок бывает. А никаких секретов Фудзико мне не рассказала, это же Фудзико! И тебя мы не обсуждали, не думай.

— Да мне плевать, — соврал Дзиген, меньше всего ему хотелось, чтобы его обсуждали глупые бабы, даже если одна из них — его лучший друг, вернее, даже особенно если это его лучший друг.

— Ах, Дзиген, ты не представляешь, как мне было хорошо с Фудзико. У нас были такие доверительные отношения. К Дженни она относилась так мягко, тепло, дружески. Готова была и помочь ей, и позаботиться. Никакой игры, притворства, только искренность. И никакого глупого кокетства. И этого вечного шантажа. Совсем не те отношения, что со мной.

— Люпен, ну зачем ей кокетничать с девушкой? Да и если уж на то пошло, Дженни ведь тоже относилась к ней не так, как Люпен Третий? Она же не выпрыгивала из штанов с высунутым языком и голодным блеском в глазах при появлении своей подружки.

— Ах, — Люпен не слушал напарника, — она ведь ждет меня, а я не приду. Мы собирались пробежаться по магазинам, а потом сходить на показ мод.

— Ой, Люпен, не начинай! — Дзиген нахмурился. — Не беси меня.

— Позволь мне хоть попрощаться с ней, сказать, что уезжаю навсегда, что…

— Хватит! Дженни уже уехала. Ушла по-английски. Иди, умывайся! — приказал Дзиген.

Люпен покорно побрел в ванную. Вернулся мокрый, грустный, взъерошенный.

— Так, Люпен, убирай все эти женские шмотки подальше, а лучше выкинь! — строго распорядился Дзиген.

Надувшись, Люпен принялся собирать вещи и вдруг словно очнулся.

— Эй, Дзиген, а что это ты раскомандовался?!

— Потому что ты со мной живешь, я кормлю тебя завтраками, — заученно ответил Дзиген. — Ну и много чего еще, не хочу повторяться!

— Да что же это такое? — Люпен плюхнулся на стул и запустил руки в волосы. — Как это тебе удалось! Ничего не понимаю! Как будто я — это не я!

— Конечно, ты — не ты, а Дженни, — усмехнулся Дзиген. — Где ты вообще такую девчушку откопал?

— А-а-а, — Люпен смотрел на Дзигена растерянно, все еще не в силах уяснить ситуацию. — Мне для дела нужна была такая милая, совсем не опасная девочка. И я вдруг вспомнил одну фотографию, у отца видел, еще в детстве. Курносая, большеротая обаяшка с веснушками. Совсем не опасная, даже наоборот, беззащитная. А на фото подпись: «На память о Дженни». Тогда, в детстве, она мне ужасно понравилась, но отец карточку отобрал, и больше я ее не видел.

— Она, кстати, на тебя похожа, — Дзиген серьезно посмотрел на Люпена. — Или ты на нее.

— Ой, не придумывай, — отмахнулся Люпен. — У отца женщин было немерянно. Ну, ему не повезло, так как мне, встретить единственную любовь всей жизни.

— К которой ты подкатываешь даже в женском образе, — хмыкнул Дзиген.

— Да я, правда, для дела эту маску сделал. Но так получилось, что познакомился с Фудзико. И мы стали подружками. И знаешь, Дзиген, она тоже была счастлива. У Фудзико ведь совсем нет подруг. Женщины ей завидуют, ревнуют к своим мужчинам, осуждают. А ей хочется теплых, доверительных отношений. Даже с этой странной девицей, ну помнишь — Амелией, они были сообщницами, а с Дженни… С Дженни Фудзико душой оттаяла.

— Ох, Люпен, прям на слезу прошибает, — ядовито произнес Дзиген.

— Зря ты иронизируешь, — начал Люпен, и тут у Дзигена зазвонил телефон.

Дзиген с удивлением уставился на экран.

— Да, Фудзико, и тебе не кашлять. Где Люпен? Дома, где же еще ему быть. Что делает? Спит. Он тут последние дни весь в делах был, но сейчас все закончил и отсыпается. Что вечером будет делать? Думаю, приготовит нам с Гоэмоном ужин, а то он с этими делами совсем хозяйство забросил. Нет, Фудзико, у нас тут чисто мужская компания, давай в следующий раз. Люпен отдохнет, как следует, и такой ужин тебе забабахает! И салат с твоими любимыми каперсами, и бананово-шоколадное смузи, и все, что ты хочешь. Ага, пока.

Люпен смотрел на Дзигена несчастным взглядом:

— Фудзико хотела прийти на ужин, а ты не пустил? Как это жестоко, Дзиген.

— Люпен, ты еще не готов с ней встретиться, — наставительно ответил Дзиген.

— А когда буду готов? — Люпен с интересом и надеждой посмотрел на напарника.

— Как только волосы на ногах отрастут, — усмехнулся Дзиген.

— Да когда это еще будет, после лазерной эпиляции! — плаксиво заканючил Люпен. — И Фудзико меня совсем не за волосяной покров любит.

Люпен пригорюнился, но вдруг словно чего-то вспомнил:

— Черт, Дзиген, почему я опять тебе подчиняюсь!

— Потому что я говорю разумные вещи, — отозвался Дзиген.

— Так-то оно так, но есть что-то еще. Признавайся, как тебе удалось так меня скрутить!

— Да все просто. Сколько бы я ни пытался обратиться к Люпену, он меня не слышал. Пришлось говорить с Дженни. В отличие от тебя, она девочка послушная. Нужно лишь было быть строгим, суровым мужчиной. Что-то вроде ревнивого мужа.

— Ой, не смеши меня, — фыркнул Люпен. — Ты не годишься на роль ревнивого мужа. Ты не будешь устраивать скандалы неверной жене. В лучшем случае, ты просто уйдешь, а в худшем — не завидую я этой женщине.

Дзиген пожал плечами.

— Но вот кому уж точно не позавидуешь, так это твоей подросшей дочери. Это же ад кромешный будет. Ты всех ее мальчиков под микроскопом проверишь, а ей шагу ступить не дашь.

— Не придумывай, я понятия не имею, как вести себя с детьми, особенно подросшими.

— Я все понял, Дзиген, — Люпен просиял, — любящий и строгий папочка, вот кем ты был. И это, черт возьми, подействовало. Что ж, я это учту, на будущее.

— Люпен, не надо в будущем ничего такого устраивать. Ты же сам видишь, к чему это привело, ты почти себя потерял. У меня не было другого выхода, прости.

— Я ценю твою заботу, напарник, только вот за столько лет пора бы научиться мне верить, — Люпен посмотрел на Дзигена укоризненно. — Я вовсе не терял себя. Я прекрасно осознавал, кто я. Просто это трудно — прыгать из образа в образ. Чтобы не проколоться перед Фудзико, я даже дома старался не выходить из образа.

— Ты недооцениваешь опасность маски, — Дзиген был предельно серьезен.

— Да ладно, это только со стороны так выглядит. У меня все полностью под контролем было. И вообще, все эти россказни, что маска завладеет личностью человека, изменит его, покорит — это глупость полнейшая, — горячо возразил Люпен.

Дзиген подумал, что Люпен не просто так горячится. Все он прекрасно знает про эти маски, только признавать не хочет. Или признаваться.

— А кстати, как ты до такого хитрого плана додумался? — поинтересовался Люпен.

— Это Гоэмон придумал, пока его разум витал в космическом пространстве, — ответил Дзиген.

— Гоэмон? — переспросил Люпен и тут же сам себе ответил. — Ну, конечно, Гоэмон! Кто же, как не Гоэмон! Опять Гоэмон. Всегда Гоэмон. Гоэмон…

И Люпен вдруг впал в странную задумчивость. Лицо его вытянулось, он как будто ушел в себя, то ли вспоминая что-то, то ли размышляя.

Дзигену стало неуютно. Неужели Люпен обиделся на Гоэмона? Не раскаивается ли он, что когда-то сам привел его в их банду? Неужели, вот так внезапно, Гоэмон потерял всегдашнее расположение Люпена? И что теперь будет? Сейчас уже трудно, да что там, невозможно представить их банду без самурая. Да и Люпен всегда прощал ему куда больше, чем кому-либо другому, да абсолютно все прощал, как Фудзико.

— Знаешь, Дзиген, — Люпен заговорил медленно, не поднимая глаз, — я всегда считал тебя опорой. Иногда я творю безумные вещи, а ты, со своим здравым смыслом, помогаешь мне остановиться. Но сейчас я подумал, что ты именно та опора, с помощью которой я могу перевернуть мир. Только вот не всегда мир следует переворачивать. И поэтому мне необходим Гоэмон. Он — мой якорь, он удерживает меня. Да он нам обоим необходим! Что бы мы без него делали, Дзиген, кем бы были?! — Люпен вскинул широко распахнутые глаза на Дзигена.

Дзиген улыбнулся. Ему вдруг стало легко и весело: от того, что Люпен не сердится на Гоэмона, да и на него тоже, и от того, что Люпен про них с Гоэмоном так хорошо думает.

— Наверное, каждому человеку нужны в жизни и якорь, и опора, — серьезно ответил он. — Ну, или хотя бы просто друзья.

Люпен встряхнулся. Его лицо менялось, словно он снял очередную маску. Серьезное выражение, ошеломленный взгляд — все это уходило, уступая место привычной плутовской улыбке и хитрому прищуру.

— Кстати, Дзиген, а разве Гоэмон не тренируется в Непале?

— Он уже три дня как возвратился.

— Что? — на лицо Люпена вернулось потрясенное выражение. — Я что, даже не заметил, что мой любимый самурай дома, не заключил его в объятия, не прижал к груди?

— Нет, Люпен, ты на него и внимания не обратил. Очевидно, Дженни равнодушна к самураям.

— Ох, Дзиген, говоря об опасности маски, вот с этого и надо было начинать. Это серьезный симптом. Пожалуй, кое в чем ты прав — масками и вправду не стоит злоупотреблять. Чтобы я, да не отреагировал на возвращение моего самурая! Ох, пойду его обниму и поцелую. А строгий папочка, за счет которого я живу, пусть приготовит обещанный ужин.

— Речь шла только про завтраки! — возмутился Дзиген.

* * *

Фудзико с грустью смотрела на телефон. Дженни не придет. Как жаль! Она так привыкла к ней.

Мысль о том, что под маской милой девчушки может скрываться Люпен, поначалу показалась ей абсурдной. Но потом она все больше и больше находила доказательств этому. И вот теперь все окончательно стало ясно.

Время, проведенное с Дженни, было просто чудесным. Как только она заподозрила под маской Дженни Люпена, ее доверие к девушке возросло в разы и стало почти абсолютным. Она чувствовала себя легко и свободно. Любая, самая распрекрасная подружка, может воспылать завистью, может чисто из спортивного интереса подставить ножку, уколоть исподтишка, но Люпен-то на такое не способен. Поэтому их отношения с Дженни были самыми теплыми и доверительными. Последнее время она все чаще забывала, что Дженни — не настоящая девушка. Очень уж Люпен хорошо вошел в роль. Они гуляли, болтали, ходили в кино и по магазинам. Обедали в кафешках и зажигали в клубах.

И вот все это кончилось. Судя по голосу Дзигена, выкрутасы Люпена его достали. И строгий старший брат запер малышку Дженни дома. Все правильно, кому же еще позаботиться о невинной девушке, как не старшему брату. Даже удивительно, что он столько времени смотрел на ее похождения сквозь пальцы. Представить страшно, что наговорил этот грубиян Дженни. Бедняжка наверняка расплакалась.

Фудзико непроизвольно сжала кулаки. Она готова была кинуться на помощь подружке. Как вообще эти мужчины смеют указывать им, женщинам, что и как делать, с кем встречаться и куда ходить. Да Дзиген никакого права не имеет. С чего он решил, что Дженни...

И тут Фудзико вспомнила, кто такая Дженни на самом деле. Вот ведь Люпен, просто околдовал ее. В великом воре пропадает не менее великий актер. Если бы не семейные традиции, Люпен запросто мог блистать на театральной сцене или стать кинозвездой.

Фудзико мысленно одела Люпена в старинный наряд.

— Быть или не быть? — и тут же фирменная люпеновская улыбка от уха до уха.

Нет, какой из него Гамлет с такой рожей. Но комедийная роль, Фигаро или Труффальдино, ему бы вполне подошла. И от восторженных поклонниц отбоя бы не было. Люпену стоит об этом задуматься. Изменить жизнь никогда не поздно. Впрочем, ей больше по нраву вор, чем артист.

А играть он может для нее.

Фудзико очень хотелось снова встретиться с Дженни. Пройтись по магазинам, поболтать за столиком кафе, посплетничать о мужчинах, и вообще, побыть обычной женщиной.

Может быть, однажды Люпен и вернет Дженни, хоть ненадолго.

* * *

Дзиген мыл посуду после ужина, который он же и приготовил. Гоэмон сидел на стуле и медитировал — составлял компанию Дзигену, чтобы тому не было скучно.

— Знаешь, Гоэмон, думаю я поспешил вернуть Люпена, — неожиданно посетовал Дзиген. — С помощью твоего совета я мог бы управлять Дженни. Приобщил бы ее к работам по хозяйству: еду сготовить, посуду помыть, пыль смахнуть и все в таком духе.

— Ты же говорил — выпить не с кем, — откликнулся Гоэмон.

— Выпить я и один могу. А вот в одиночку тащить на себе все хозяйство я уже устал. Ни от кого никакой помощи.

— Скоро я опять уеду тренироваться, так что тебе будет легче, — отозвался Гоэмон.

— Ага, минус один рот, — ухмыльнулся Дзиген. — Спасибо за помощь, друг.

Гоэмон кивнул, не обратив внимания на явную иронию в голосе стрелка.

— Я тоже готов помочь, — Люпен заглянул на кухню. — Только скажи, и милая послушная девочка Дженни вернется.

— Ну, если послушная и хозяйственная, то, пожалуй, можно и вернуть ненадолго, — согласился Дзиген.

— Не знаю насчет хозяйственности, моя Дженни — папина дочка. Она не умеет готовить и не любит пачкать ручки грязной посудой.

— Ну нет, пока не научится готовить, пусть и не думает возвращаться.

Люпен вздохнул и закатал рукава рубашки:

— Раз так, то не жалей, Дзиген, о Дженни, я-то в хозяйстве куда полезней. Давай, я посуду домою. А потом мы с тобой выпьем!